Отшельники. Повести и рассказы
Полина Сергеевна Дьячкова
В сборник вошли несколько повестей и рассказов о женщинах, которые сталкиваются с жизненными перипетиями на пути к счастью и любви. Открывает книгу повесть о женщине Вере, которая, не успев вовремя выйти замуж, решает родить ребенка для себя. Мужчина, который ей подходит, женат. Родив от него сына, Вера проходит испытания нищетой, несправедливостью, болезнями, но проносит через всю жизнь настоящую и единственную любовь к этому мужчине. Автор иллюстрации: Полина Дьячкова.
Полина Дьячкова
Отшельники. Повести и рассказы
Отшельники
Отшельники бывают не только в тайге или пещерах. В многоквартирном доме, в нагромождении планировочных клеток, гораздо проще затеряться.
Жила в одном доме такая семья. Даже семьей не назовешь. Усеченный вариант – мать и сын.
Родила Вера, можно сказать, в демографической яме. Никому в голову не приходило рожать в 90-е годы. Другим не приходило. А у нее уходило время. Как говорил ее коллега по работе, «за зо». То есть за тридцатку. В демографическом взрыве она не успела родить. Пока училась, мужчин всех разобрали. Вера получила два высших образования – по тем временам редкое явление. Тогда рабочая специальность есть – и жизнь удалась. А если технарь за плечами – ты уже можешь быть директором совхоза или начальником строительного управления.
Вера училась в институтах не ради карьеры, а для интереса. Мать ее не понимала – зачем в институтах юбку протирать? Ну ладно еще экономический факультет, но искусствоведение зачем? Мать, вросшая корнями в свои шесть соток, называла Веру «девочка с приветом, не от мира сего». Но любила – по-своему. Во всяком случае, родители учебе не препятствовали, деньгами помогали.
Конечно, парни оказывали Вере редкие знаки внимания, но она их не воспринимала. Ей все казались чужими, кроме родителей и брата. От «чужих» она уходила в себя, смотрела отсутствующим взглядом. Но верила, что кто-то может стать своим, и не будет отторгаться, как инородное тело. Только где он, этот свой? Комфортный, и желательно без родственников. Лишних людей Вера просто выдавливала из окружения своей аурой. Ее ситцево-блеклая внешность с маленькими глазаками и большим носом тоже особо не привлекала парней.
Время уходило… Надо было срочно принимать меры – пусть не по замужеству, но хотя бы по продолжению рода. И тут вмешался случай. В строительном управлении, где она работала экономистом, ей дали профсоюзную путевку на юг.
***
Приехала Вера в Ялту. Первые три дня только плавала в море, да к гальке привыкала – больно было ступни. Но сланцы специально не надевала. На ступнях все нервные окончания. Вот и надо помассажировать, нервишки успокоить. Процедуры, прием пищи, лежание на санаторном пляже… Все за тебя решено, все расписано. Только знай ходи с полотенцем на плече, наряжайся и грейся на южном солнышке. Благодать!
Когда Вера осмотрелась, увидела мужчину, который все время мелькал где-то рядом. Был крепок телом, плавал брассом. Не аполлон. Но во всем движении, походке, жестах – явно виден мужчина. Энергетика живая, солнечная. Хозяин везде и во всем. Решительный и настоящий. Начинающаяся лысина только усиливала его мужскую притягательность. Мужчина – Андрей – тоже ее заметил. Неказистая, но фигура вроде ничего. Да и надоели ему назойливые курортные Афродиты, партийные функционерши, которые выносили свои грузные тела из морской пены, подсаживались внаглую на лежак и делали недвусмысленные намеки. Одна так прямо и сказала Андрею, разложив свои складки, похожие на спасательные круги:
– Сегодня вечером встречаемся у меня.
«Эта точно не потонет», – подумал Андрей. Он понял – начальница, привыкла командовать. Начальницы тоже хотят расслабиться. Что они, не люди? Но причем тут он? Он сам привык выбирать и решать.
– Сегодня вечером я встречаюсь у себя, – не смутился он.
– Это что, с соседом по комнате? – басисто захохотала она.
– Соседа к тебе отправлю, – определил Андрей. – Он мужик видный, тебе понравится.
Функционерша от его наглости глазами захлопала.
– Так я же тебя хочу, – искренне пояснила она.
– А я семейный человек.
– Уууу, знаем мы вас, семейных, в санаториях-то. Нашел, чем удивить.
– Я не удивляю, говорю как есть.
– Ну ладно, – она хлопнула себя по голым коленкам. – С тобой, видать, каши не сваришь, семейный он…
– А ты че, в постели кашу хотела варить? – осведомился он снисходительно.
Функционерша уже удалялась, махнув на него рукой. Один нормальный мужик на весь заезд попался, и тот не охоч до интимных связей. Малахольный мужик пошел нынче.
Андрей косился на скромную и автономную Веру. Она будто засветилась изнутри, вышла из кокона собственной отталкивающей ауры. Ее просто растопило ласковое южное солнце. После купания натиралась маслом, и светилась еще больше.
Вера взяла тупую книжку и села под навесом. Не хотелось ни с кем общаться. Банальный курортный роман точно не для нее. С ней либо серьезно, либо никак. Еще привяжется к человеку, страдать будет.
Андрей как чувствовал – тоже не решался подойти. Только смотрел сквозь темные очки. Когда она почувствовала этот взгляд, в палящем дневном зное у нее побежали мурашки по масляной разогретой коже. Она тоже мазнула взглядом в сторону, откуда лилась эта мужская энергия. И между ними возникло токовое напряжение. Вера впервые такое ощутила. И испугалась. Сразу надела махровый халат, чтобы немного заземлиться. Это получилось безотчетно. Глаз Андрея она не видела за темными очками. Но кожей чувствовала, что смотрит на нее. И поспешила уйти в номер.
Андрей ругал себя, что не решается к ней подойти. У него на самом деле не было большого опыта общения с женщинами. Не потому что безумно любил жену. Женился он «в рабочем порядке», как говорили на совещаниях в райкоме партии. Так надо было. Иначе могли записать в гомосексуалисты, импотенты и прочие антисоциальные элементы советского общества, перекрыть все карьерные маршруты.
На женщин Андрей, конечно, смотрел. Но в пределах – да, фигурка хорошая, да, лицо красивое. Но сердце не ёкает, не трепещет. А без этого трепета зачем нужны механические телодвижения. У него и с женой такие были. Видел, что мужики вокруг не прочь кувыркнуться другой раз в охотку, считал это нормальным, но не для себя. Он тоже существовал автономно. Никого не подпускал к себе ближе расстояния вытянутой руки.
Если какая-то наглая особа пыталась встать ближе или прикасаться в разговоре, он щетинился, как дикобраз. И тоже выдавливал их аурой из личного пространства. Он, кстати, и жену так же выдавливал. Поначалу она сильно обижалась. А когда родились дети, ей стало не до него. Общались чисто по бытовым вопросам.
Никто в семье не обнимался, не гладил друг друга по плечу. Никакой радости, одни обязанности, в том числе супружеские. После выполнения этих обязанностей ему всегда становилось тоскливо, неприятно и стыдно, будто он изменяет кому-то. Но кому? Может быть, своей юношеской мечте о счастье, которое он упустил. А может быть, есть в мире женщина, ему предназначенная, а он совершает тут механические телодвижения.
… На пляже под навесом мужики играли в шахматы. Андрей с ними коротал время до ужина. Соседка Верина по комнате была пробивная. Потащила Веру к шахматистам. Говорит: так и просидишь весь заезд одна на пляже, ноги галькой продавишь. На курорт, называется, приперлась такую даль.
– Ну что, мужики, шах или мат? – затеяла соседка Катя знакомство.
– У нас одни маты, – засмеялись перегретые мужики. – Подсаживайтесь, до ужина партию сыгранём.
Вера не умела играть. Просто села рядом. Она ничего не понимала ни в конях, ни в дамках, ни в ладьях. Понимала только, что пешки – разменные монеты в руках королей. Их много, их не жалко разменивать. Они для этого и служат. И в жизни так – короли и пешки. Себя она ощущала пешкой. Ничего не решала, жила по инерции. Служила для фона. Ею измеряли вес других фигур на шахматной доске. Обидно. Ну и пусть. Пешки тоже живут. Грустно, когда они этого не осознают, и считают себя пупами земли. А Вера не обольщалась на свой счет. Так и сидела, задумавшись, подперев подбородок. Андрей украдкой любовался этой умной позой. Их глаза встретились, она покраснела и перевела взгляд на море. И поняла, что у него глаза цвета моря. Внутри прокатилась теплая волна. Андрей будто почувствовал, о чем она думала.
На ужин уже шли все вместе. Андрею Вера нравилась определенно. Не раздражала, как будто была частью его самого. Она ощущала то же самое.
Дни пошли интереснее – в этих взглядах, разговорах, прогулках по ялтинской набережной. Ни с чем не сравнимый запах моря, солнечная дорожка, уступающая место лунной. Южное тепло, которое обволакивает мягким и нежным палантином. Волосатые пальмы, стройные кипарисы. Темнеющие деревья и белеющие парапеты. Звуки саксофона и плеск морской волны. Что может быть лучше… Только тепло большой мужской руки, которая обнимает тебя за талию.
Они стояли в ротонде. Он взял ее руку в свою и засунул в карман брюк. «Моё!». Вера стояла, не шелохнувшись, чтобы не спугнуть замершее от счастья сердце, чтобы оно не выскочило из груди и не покатилось по каменной плитке. Никогда ей еще не было так уютно и тепло.
– Вот море – оно здесь тысячи лет плещется. Были совсем другие люди, менялась жизнь на земле, а море как стояло в своей сероводородной чаше, так и стоит. Теперь мы тут. Пройдет еще тысяча лет – может, и людей уже не будет. А море будет, – Андрею было так хорошо, хотелось философствовать. Только море и только Верина тонкая рука в кармане. Так бы всю жизнь и стоял в ротонде.
Но Вера вдруг забеспокоилась. Она уже влюбилась. Что дальше будет? Закончится путевка, они разъедутся по городам, никогда больше не встретятся. Больно, тоскливо. В этот момент Андрей повернул ее лицо к себе, запустил пальцы в волосы, и только успел прикоснуться губами к ее губам, как она дернулась, вырвалась и побежала по дорожке. Наверное, ловить свое сердце, которое все-таки вырвалось из груди. Андрей бросился за ней. Поймал, развернул к себе и крепко обнял:
– Я тебя нашел. Я тебя не отпущу.
– Отпусти! Я не хочу, не могу так, – она вырывалась из его теплых рук.
– Что случилось?!
– Случилось! Ничего не случилось… – она пошла быстрым шагом, почти бежала, к своему корпусу.
– Ты ненормальная! – уже почти крикнул он. – Подожди! Давай поговорим.
Бросился за ней. Но остановился на полпути. «Дурак, она, может быть, не хочет…»
Вера бежала среди чернеющих кипарисов, и в голове стучало одно слово: ненормальная, ненормальная. Зачем ушла? Теплый воздух уже не обволакивал, а жег. Счастье и ликование сменилось отчаянием. Да, море будет всегда. А ее, Веры, не будет, и после нее ничего и никого не останется. Да, курортный роман – это кратковременно и пошло. Но это шанс! Она может получить «на выходе» ребенка. Одна ночь, всего одна ночь… И она навсегда будет не одна. Она упустила шанс. Отдых подходит к концу. Как ему сказать? А прям так – подойти и сказать. Эта мысль ее немного успокоила.
***
На следующее утро Вера увидела Андрея в столовой. Он с соседом уже завтракал.
– А ты знаешь, что Маргарет Тэтчер по утрам вместо завтрака пьет морковный сок, – рассказывал между делом Андрей. – И весь день бодрая и энергичная. Железная леди.
– Ты откуда такие подробности знаешь? – спросил сосед по столу.
– Читал.
– Ты че, английскую прессу читаешь?
– Зачем английскую? Места надо знать, – засмеялся Андрей.
Дальше Вера не слышала. Прошла к своему столу. Он ее не заметил. А может, сделал вид.
На выходе из столовой она подошла к нему сзади. Он обернулся, доброжелательно посмотрел. Но так он смотрит на всех. Еще вчера на нее он смотрел НЕ ТАК. Но минувшей ночью он пережил «крах последней надежды». И решил, что Вера, наверное, права. С ней либо навсегда, либо никак. А он сидит в ячейке общества, завяз в обязанностях, долгах и заботах. Что он может ей предложить?
У Веры от этого чужого взгляда все внутри сжалось: как можно навязываться? Но надо идти до конца.
– Андрей…
– Вера…
Это вместо «здравствуй».
– Надо поговорить, – выдавила Вера.
– Хорошо.
Вера решила обойтись без предисловий:
– Мне нужен ребенок.
– Какой ребенок? – не понял он.
– Ну… От тебя.
– Понял. Давай сделаем, – он перешел сразу на деловой тон. Будто не было теплых, как морской воздух, чувств. Будто не обнимал ее нежно большой рукой, от которой она до утра ощущала на спине теплый и немного влажноватый след. Куда все делось? Разбилось о деловой подход, как волна о скалу. Что делать? Вера себя ругала. Побоялась влюбиться, побоялась его женатости, когда все само шло в руки. А теперь только деловой подход – надо оказать гуманитарную помощь женщине, которая вот-вот начнет перезревать. Можно в благотворительных целях ее оплодотворить. Ну ладно, согласился, значит, сделает.
Вечером была назначена встреча у Веры в номере. Правда – отдать должное – он пришел с цветами. Надо же как-то разжечь уже погасший костер. К механическим телодвижениям ему не привыкать. Пошлость, которой они оба так остерегались, настигла их во всей красе. Сухой поцелуй, несколько дежурных прикосновений. Ты уже возбудилась? Я тоже готов. И такие автономные тела, которые сначала стали родными и устремленными в романтику, начали соединяться в непонятном танце. Будто он пытается танцевать вальс, а она лезгинку. Никакой гармонии, никакого слияния. Главное – дать биоматериал. Но Андрей наткнулся на препятствие и был поражен. Женщина до сих пор еще не женщина. И в таковую превратится только с ним. Он увидел, что она отвернула лицо к стене, стиснула зубы от боли и зажмурила глаза. Из одного глаза выкатилась крупная слеза. Андрей почувствовал себя извергом. На смену механике пришла печаль. Так защемило сердце. Грубо, так нельзя. Она ему доверилась, а он принял ее за деловую. Не деловая она, а отчаявшаяся.
– Давай завтра попробуем, не могу я так, – попросила Вера. – Только ты не уходи, останься. Давай просто полежим вместе.
– Мне неловко перед тобой, – сам уже ложился рядом и укладывал ее на своем плече.
Ей стало удобно и спокойно, как в родной ложбинке. Боль в плоти потихоньку унималась.
– А у тебя дети какие? – спросила она.
– Не знаю. Обыкновенные вроде. Наверное, гении от меня не родятся.
– Не надо гения. Надо человека просто, чтоб был похож на тебя.
– Я тяжелый человек, – отозвался Андрей, целуя ее в макушку.
– Да я тоже нелегкий, – ответила Вера.
– Минус на минус даст нам плюс.
– Хорошо бы… Вот интересно, а откуда приходят на землю души?
– Яйцеклетка встречается со сперматозоидом, оплодотворяется, а потом делится-делится, так и зарождается новая жизнь.
– Ночь, луна висит в окне. И вдруг – оплодотворение, деление… Как ты можешь? – Вера улыбнулась Андрею. – Сие есть таинство великое.
– Физиология, – сказал он игриво.
– Какой-то ты неромантичный человек – она его покрепче обняла.
– Я очень романтичный, – улыбнулся он в ответ.
– Ты счастлив?
– Обязательно!
– Счастье как обязательство. Это что-то новое.
– В мои обязанности не входит быть счастливым. Но сейчас я нарушаю дисциплину. Мне с тобой хорошо, легко. Как будто груз снял какой-то и двигаюсь налегке. Как странник, знаешь.
В эту ночь они не спали. Призывали новую душу с небес на землю. Чувствовали себя немного богами, которых наделили таким бесценным даром – создавать новых людей, воспроизводить самих себя.
Когда он с женой занимался любовью, никогда об этом не думал. Надо – значит надо. Надо дать разрядку организму, он давал, но о продолжении рода не думал. Ему казалось, все получается само собой. А может, жена регулировала этот процесс. Андрей не вникал. Он приходил ночью с работы, будил жену, накрывал ее своим крепким телом. Она сонно двигалась ему в такт. И мечтала снова уснуть, потому что за день «натопталась». Андрей понимал это, но физиология брала свое. Он отдыхивался рядом, а она говорила:
– Отодвинься. Я от тебя отпотеваю.
Андрей отодвигался на другой край кровати. У них была одинаковая температура. Он жаркий, как печка. Жена тоже горячая. Им было душно друг с другом. В одном доме, и в одной постели. Поэтому он старался меньше бывать дома. Причина уважительная: много работы и общественной нагрузки.
Со стороны все смотрелось более чем благостно: образцовый семьянин, обеспечивает, не гуляет, не пьет. Дети понимали, что папа – величина. Не знали, чем он занимается, но чем-то очень важным. Люди к нему относились уважительно, даже боязливо и подобострастно. Он правильный, последовательный, справедливый – работал народным судьей. Его уважали даже те, кого он судил: знали, что он разберется, докопается и вынесет справедливое решение.
И только ночью два жарких человека сталкивались с истиной во всей красе. Они чужие. Абсолютно. Они отпотевают друг от друга. Им душно. А жить надо. И не только ради детей. Их просто не поймут, если они разведутся. Образцовая же семья.
Жена делилась со своей сестрой:
– Я его не люблю.
– Он тебя тоже, – без обиняков поясняла сестра.
– Так зачем мы живем?
– Разводись, – отрезала сестра.
– Меня люди не поймут. Скажут, таким положительным мужиком бросается. С жиру бесится баба.
– Что тебе люди? Тебе же не с людьми ложиться в постель каждую ночь. Думай о себе.
– Ты вот о себе подумала. С любимым живешь. Вечно в синяках.
– Лучше в синяках, да чтоб трусы на люстру от страсти закидывать. А ты – в потолок смотришь и выжидаешь, когда все закончится.
– Ты откуда заешь?
– А че тут знать? Почти все так живут, и ты живи. О людях больше думай.
Она выходила замуж за деловую хватку, за статус, и даже за собственный страх остаться старой девой. Но только не за него. Как человека она его и не знала, потому что не разговаривали. «О чем с ним можно разговаривать», – думала она. Удивлялась, как Андрей может часами беседовать с родственниками или друзьями. А он думал: «О чем с ней можно разговаривать, все равно не поймет. Прочитала за всю жизнь одну книжку тоньше поздравительной открытки…». Андрей и сразу видел, что говорить не о чем. Но когда понял, что большой и вечной любви ему не светит, решил жениться на той, которую ему дед присмотрел. Мол, в хозяйстве пригодится. Не раздражала – и ладно. И действительно, в хозяйстве она была поворотлива. Но его не покидало ощущение, что он ищет кого-то. Жена это чувствовала – у нее все время было недовольное лицо. А с чего оно будет довольным?
Андрей прятался от жизни на работе. Теперь ему за 40. Рубеж. И на этом рубеже встреча в солнечной Ялте.
– Мне надо было остаться строителем, – сказал Андрей Вере, обнимая ее на деревянной санаторской кровати. – А то всю жизнь занимаюсь не своим делом.
– Ты строитель?
– В юности был. Любил с нуля строить. Это осмысленный труд. До тебя ничего не было. Ты пришел – и появилось новое здание на земле. А теперь мелочишка: расторжение брака, хулиганство, кражи, драки…
– А из-за чего люди разводятся? – спросила Вера.
– Говорят – не сошлись характерами.
– Это стандартная версия. А на самом деле?
– Одна бабенка так и сказала: «Он не отдает мне супружеский долг». Мужик сказал: «Я у тебя и не занимал». «Он вам изменяет?» – спрашиваю. «Нет». «А почему тогда уклоняется от исполнения долга?». «Не знаю, это вы у него и спросите». Мужик говорит: «Вы понимаете, товарищ судья, она меня как прокатит на вороных – то не так, другое не так, рукожоп я несчастный, не мужик я. Выше падлы у нее не поднимался. А потом – какая койка? В койке-то уже ничё не маячит».
Вера засмеялась:
– Вот где правда жизни. А ты говоришь – не сошлись характерами. Любви нет у них и все.
– Да. У меня пример перед глазами был – дедушка с бабушкой. Любовь взаимная – одна на миллион. Дедушка все время ходил и под нос себе пел песенки. Бабушка была спокойная, ее ничем нельзя было вывести из равновесия. Хотя пережили столько, и детей хоронили… Но любовь. Когда она умерла в 90 лет, он замолчал, перестал всех узнавать, и через год тоже умер.
– Вот это любовь…
– Я всегда мечтал о такой.
Они обнялись крепко-крепко. У них было в запасе всего три дня. Вернее, три ночи.
Вера вся превратилась в улыбку, расцвела. Будто колючий кактус выпустил свой причудливый цветок. Это насмешка, а может быть, главная мудрость природы. Самые колючие и неприступные кактусы рождают самые красивые и нежные цветы. Редко, возможно, раз в жизни. И цветут они так ярко и так коротко. И от этого становятся еще трогательнее, еще пронзительнее.
Андрей с восторгом целовал этот цветок. Он погружался с восторгом в ее теплоту, а потом с восторгом извергал семя. А после разрядки к горлу подкатывала такая нежность, такая благодарность, что дыхание перехватывало. Не то, чтоб отстраниться – он готов был целовать ее всю до кончиков ногтей горячими губами. И делал это.
А за окном номера шуровали по деревьям летучие мыши. Шурх, шурх. Они разрезали чистый южный воздух. Они слепые, но ловят ультразвук. И Верино тело было настолько чувствительно, что, казалось, ловит ультразвуки.
Под утро они засыпали в позе эмбрионов. Друг за дружкой. Он обнимал ее сзади, а она держала его горячую руку. Их будто положили в теплую полость, где они под защитой.
– Ты от меня не отпотеваешь? – спрашивал Андрей.
– Нет, я от тебя греюсь, как от печки, – она сразу поняла смысл вопроса.
Он отдавал тепло, она грелась. Они совпали по температуре. Она могла подкидывать в печку топливо в виде своей любви. Печке нужен дом и хозяин. Вот Вера – дом, а Андрей – печка. И обоим хорошо. А две печки рядом не живут.
***
Настало время уезжать. Андрей провожал Веру до поезда. Стояли на перроне вокзала. Вера зареванная. Боялась боли, а тут вот – больно. Щемящее чувство одиночества. Человек, который ЕЁ по духу, ей не принадлежит. И никогда не будет. Она его больше не увидит.
– Ты правда меня любишь? – Андрей как-то удивился собственной мысли, произнесенной вслух. До этого они о любви не говорили.
– Я люблю тебя. Непереносимо, – искренне ответила Вера.
На секунду он задохнулся от гордости и счастья. Потом осознал, что это все – конец их истории. У них, как у поездов, разное расписание. А если пойдут не по расписанию, то столкнутся на одном пересечении пути – и это катастрофа.
Схватил ее в объятия:
– Не отпущу тебя. К черту, все к черту!
– Я рожу девочку или мальчика. И ты всегда будешь со мной, – успокоила Вера себя и его.
– А вас со мной не будет.
– У тебя семья, – Вера сразу поняла, что сморозила глупость. Что – он сам не знает? Это величина постоянная, константа. А Вера – переменное в уравнении.
Мимо них по перрону проносились корзины и сетки с фруктами. Люди хотели забрать с собой кусочек юга. Будто не знали, что привезут домой прогнившую кашу. Что свежо и прекрасно в отпуске на юге, непригодно в другом климате. Так и курортные романы – их невозможно взять с собой. Они не живут в другом климате.
Вера хотела ребенка – Андрей ей помог. Простая схема. Но почему тоска и чувство сиротства? Будто стоит один в лесу ночью, и хочется даже не выть на луну – ее хочется грызть. Беспомощный одинокий волк. Она хоть с ребенком будет, а он – без них.
– Иди. Лучше ты от меня уходи, чем я от тебя, – попросила Вера.
Андрей ее отпустил, и пошел сначала тихо, продираясь сквозь корзины и чемоданы, а потом почти побежал, не оглядываясь. Чтобы ветер выдул тоску.
В поезде под стук колес Вера понемногу успокаивалась. Ведь она везла внутри самый ценный багаж, который он мог ей подарить. Она чувствовала, что этот багаж – есть.
Андрей тоже, улетая на самолете, удалялся от событий со скоростью 500 км в час. И уже не осознавал – было, не было. Помнил почему-то ее большой нос, непропорциональный лицу. По идее некрасиво. А ему понравился именно нос. Какой у нее будет ребенок? – думал он уже отстраненно. У НЕЕ, а не у НАС. В единственном числе.
***
Вернувшись домой, Андрей старался не думать о Вере. И действительно, дела закрутили сразу. Он стал помаленьку отвлекаться. Но однажды ему приснился мальчик – белый, как лунь. Будто сначала он увидел себя маленьким, а потом понял, что это другой пацанчик. Но очень похожий, копия. И началась маета. Шел ли куда-то, стоял или сидел в кабинете, вел заседания, – ему везде было неудобно. В полной мере понял, что значит – места себе не находить. Сказать некому, поделиться не с кем. Поехать к ней? Посмотреть? Адрес он знал. Наверное, сын уже родился. Андрей почему-то был уверен, что сын. Но что он ей скажет? Я разведусь? Нет.
Решил позвонить. Заказал переговоры. Вера получила извещение и даже не удивилась. Она действительно родила. Мальчика – белого, как лунь. Пересуды ее не занимали. У нее есть сокровище, маленькое и теплое. Целых пять килограммов счастья.
В переговорном пункте из каждой будки доносились отголоски чьей-то жизни. Люди кричали так, будто хотели, чтобы их услышали на другом конце страны без телефона.
– Ты мне зачем посылку выслала, я же сказала – не надо! А? Че? Да, съели сгущенку ребятишки. Дырку проткнули и выпили. И скрыли… Да не говори! Нет, ниче больше не надо… А то он совсем распоясался, ниче делать не заставишь, только на диване лежать…
– Привезу… Ага. Встречай, поезд 37. Утром… А? Да в пять. В пять, говорю!
Вера дождалась, когда ее соединят с Андреем. Что он хочет ей сказать? Откуда-то из живота волна подкатывалась к сердцу. И сердце обрывалось, как на резком взлете качели. Волнение и предвкушение. Чего? А ничего. Просто голос услышать. На руках – самый ценный груз. Лежит и молчит. Только глазами лупит. «Смотрит, как правдишный! Что бы ты понимал», – с умилением подумала Вера.
Конечно, понимает – мешать сейчас нельзя. Вот и не пищит.
В переговорной будке, пахнущей искусственной кожей, Вера сняла длинную телефонную трубку.
– Вера, – Андрей сказал и сам не узнал свой голос.
– Андрей…
Они не поздоровались, как будто расстались сегодня.
– Ты как живешь?
– Я не одна. Теперь не «я», а «мы», – ответила она с улыбкой.
– А кто у тебя?
– Со мной человек, пять килограммов.
– Это как? – он будто отупел вмиг.
– Очень просто. И не просто.
– Кто родился?
– Парень. Здесь вариантов всего два.
– Как бы мне его увидеть?
– А зачем? Не сворачивай кровь ни мне, ни себе.
– Но сын-то мой.
– И спасибо тебе.
– Я себе места не нахожу.
– И здесь не найдешь. Оттуда сюда тянет, отсюда туда будет.
– А ты как одна?..
– Я не одна – говорю же…
– … Растить.
– Нам много не надо.
– Я вам помогать буду.
– Я знаю, что ты есть, и мне этого достаточно.
– Мне без тебя совсем хреново. Не могу я так. Разреши хотя бы звонить тебе.
В это время сын захныкал, а потом закричал в голос.
– Ну все, у нас истерика по графику, – крикнула Вера в длинную трубку.
– Как зовут-то его?? – пытался перекричать Андрей.
– А? Что? – она уже ничего не слышала. Повесила трубку. И не слышала, как он сказал «люблю».
Потом весь день страдала. Ну пусть бы приехал. Почему она думает о его детях? Об ее сыне кто подумает? Детей Андрея ждал весь мир – мама, папа, бабушки, деды. Ее сына не ждал никто, кроме нее. А чем он хуже? Он и так родился с прочерком вместо отца.
Потом Вера подумала – нет, все правильно. Зачем ей его половина? В середине жизни уже целого не получить. А Андрей ей нужен целиком, либо никак.
***
Родился Сережка в самом начале перестройки. Страна перестраивалась. Кто-то наживался на переделе государственной собственности. Для отвода глаз ее раздали людям бумажками. Ваучерами. Ты собственник. Живи не хочу, дивиденды получай. По базару, где прямо с земли на клеенках торговали варёнками, китайскими «адидасами» и «монтанами», ходили мужики с картонными табличками на груди «Куплю ваучер». «Зачем он им нужен?» – думала Вера. А мужики, не задумываясь, продавали свою долю государственной собственности за бутылку водки. Выпил и забылся на некоторое время. А то и навсегда, если паленая попалась.
Деньги «живые» перестали платить. Ее строительная контора успела превратиться в АО и раздать сотрудникам акции. А потом сразу обанкротилась. «Шарага развалилась», – так говорила Верина сотрудница. Стройки превратились в долгострои. Все кругом застыло и зияло пустыми черными глазницами. Кому нужен этот несуразный громадный дом культуры в центре города, когда людям нечем кормиться?
Вера осталась без работы. Страна перестраивалась – люди ломались. И не было никому дела до двух отшельников, живущих в однокомнатной малогабаритке. Они были слишком малогабаритными для такой огромной страны. Всего лишь одна клетка в штатном расписании, которую можно перечеркнуть. Всего одна клетка в многоквартирном доме, которая сливается с сотней таких же. Появились в обиходе новые фразы: «твои проблемы», «вам никто ничего не должен», «человек человеку волк».
Вера потыркалась в поисках работы. Но нигде никто не требуется. Безработица, безысходность, безальтернативность, безденежье. В это время все было «без». И она осталась без всего. Как пешка на шахматной доске – их много, и их не жалко. Они служат для фона.
Вера пошла в соцзащиту за пособием матери-одиночки. Как всегда, в окошечко. Кассирша в окошке ей сказала:
– Денег нет.
– Как нет денег? – не поняла Вера.
– А так, не перечислило казначейство. Нет денег в стране.
– Когда будут? – Вера не понимала, что государство способно оставить ее без куска хлеба. – Завтра, послезавтра?
– Не знаю, узнавайте… – неопределенно сказала кассирша.
– Я должна узнавать то, чего никто не знает! – от бессилия Вера разозлилась и голос сбился. – Мне ребенка надо кормить, а не узнавать ходить.
Женщина в окошке пожала плечами.
В этот раз Вера ушла домой. Помощи ждать неоткуда. Родители недавно умерли, причем один за другим.
На следующий день Вера опять пошла в соцзащиту. Но уже не в окошко, а в кабинет, где сидели тетки на одно лицо – все толстые, с короткими засаленными волосами.
– Я насчет пособия, – произнесла Вера.
– Тут все насчет пособий, – ответила одна тетка в черном балахонистом платье и с золотыми зубами спереди. – Видите же, какая очередь.
– Как мать-одиночка, – выдавила Вера. Ей казалось, это самое существенное уточнение. У нее ребенок, и она одна. Должны же ей помочь.
Вера терпеть не могла это социальное определение. Она всегда считала, что если мать, то уже не одиночка.
– Мне не платят, – пояснила она в растерянности, как будто это неясно было.
– А сейчас никому не платят, – балахонистая тетка даже не хотела поднимать глаз, рылась в картотеке. Своими делами занималась. У нее таких много – всем не посочувствуешь. Тем более, как она может отвечать за все государство? Где она деньги возьмет? Не напечатает же.
– Мне ребенка кормить нечем, – сказала Вера не своим голосом, глухим и жалким.
– Ну нет в стране живых денег, понимаете? – объяснила тетка. Решила, что вполне доходчиво. Посмотрела на Веру и снова отвернулась.
– А нам с голоду умирать теперь? – Веру затрясло, голос задрожал, запрыгал, как сердечная линия кардиограммы.
– Вы где работаете?
– Нигде, меня сократили.
У Веры произошел взрыв внутри. И оттого, что она не умела требовать, угрожать, и вообще не знала, как себя вести, ее просто накрыла волна ненависти. Она задохнулась, ноздри вздулись. И в этот момент тетка сказала:
– Найдите другой заработок. Ничем я вам помочь не могу.
Лучше бы не говорила. Дальше все произошло неожиданно и быстро.
– А зачем ты здесь сидишь, старая сука! – закричала Вера, не владея собой, как будто в этой тетке было все государство. И с этими словами схватила тетку за шиворот. Хотела припечатать к столу, но вдруг почувствовала, какой засаленный и грязный этот шиворот. Вере стало противно до тошноты. Тетка как раз подскочила, и не по годам резво выбежала из кабинета с криком:
– Уберите эту ненормальную!
Вера обмякла и упала на деревянный, прошорканный толстым задом стул. Уткнулась в открытку под настольным стеклом: веселый заяц нес цветы кому-то на день рождения. Наверное, этой засаленной тетке. Вера брезгливо посмотрела на свою руку, которой хваталась за грязный воротник. Рука ей тоже казалась грязной.
Народ переполошился, другие бабенки забегали. Все было молниеносно. А Вере казалось – как в замедленной съемке. Она уже не чувствовала себя. Доносилась слова:
– Дура, истеричка, сумасшедшая… Пришла тут права качать…
Как будто речь не о ней, а она наблюдает со стороны: вот ее выводят из здания со словами «скажи спасибо, что милицию не вызвали, а то бы сидела сейчас в участке, ребенка бы забрали органы опеки».
Веру накрыла апатия, она брела по водянистым весенним улицам и черному, опаленному солнцем снегу. Она помнила только этот сальный воротник и зайца со цветами под стеклом. Вера наступала прямо в глубокие лужи. Холодная талая вода хлюпала в расклеенных сапогах.
Дома ее ждал голодный ребенок, и она не знала, как смотреть ему в глаза. Если бы поскандалить – то хотя бы с результатом. А тут – ни результата, ни репутации. Вера ничего не добилась. Надо было как-то по-другому… Но как? Ей никогда не приходилось бороться за свои права. Она верила в порядок и справедливость, но не могла поверить в беспредел. Государство ей не защитник. С этим надо как-то жить. Два высших образования жить не научат.
***
С полными сапогами талой воды Вера зашла в свою однокомнатную клетку. Пятилетний Сережка сидел спокойно за столом и рисовал. Он был не в садике – приболел. Он уже спокойно оставался дома и не думал пакостить. Боялся расстроить маму. Его белая голова склонилась над клетчатым тетрадным листком. Сережка старательно наклонялся то в одну сторону, то в другую, раскрашивая человечков карандашами «полицвет».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70280377) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.