Взгляд прямо
А. Лявонд
Гэвин Фалько пропал. За его исчезновением следует череда событий с величием различных настроений. Синьора Риццо пытается выяснить, где находится её единственный сын, мисс Конте узнаёт некую правду про семью Морритт – её сердце испуганно вздрагивает от понимания. В это же время в семье Тотти раскрывается ложь. Для каждого из них важен взгляд прямо: проживая жизнь с её колким дыханием, сталкиваясь с самыми сложными ситуациями, испытывая горечь поражения и отчаяния, не позволять себе сдаваться.
А. Лявонд
Взгляд прямо
Страх
Он подкрадывается. Время застывает, превращаясь в пленительную вечность. Сердце, словно зверский барабан, бешено заколотилось, вперёд и назад, – есть ощущение, что оно загнано в тесную клетку; страх наделяет тело слабостью, заставляя прочувствовать беззащитность и уязвимость перед опасностью, превращая реальность в пытку, мучительную и с мрачными оттенками, даже несмотря на то, что вокруг яркий свет окружающего мира.
Сила времени не имеет власти над красотой женщины, недавно отметившей пятидесятипятилетний юбилей, отчего она выглядит моложе, а её кожа остаётся свежа. Словно по щелчку пальцев, синьора открыла глаза, спустя недолгое время попыталась их сомкнуть, что оказалось тщетной попыткой: некое чувство беспокойства не давало ей уснуть, рядом, мирно спал муж, сначала она подумывала его разбудить, в эту минуты ей захотелось услышать его голос – тихий шёпот безмятежности поглощал в себя все неприятности и сомнения, – но не стоило будить любимого в выходной день, поэтому она аккуратно дотронулась до его руки, и неугасающая тревожность, как ей казалось, стала сменяться внутренним покоем. Спустя час-другой она подошла к окну и распахнула обрамляющие его бархатистые шторы, с холодным оттенком синего и призрачностью серого, их нижняя часть, затемнённая, с узорными ромбами, вышитыми по краям. Утро было в печальном настроении, пепельные тучи сгущались в небе, предвещая неизбежность приближающегося дождя, и вот, он начал падать на землю, а мелкие и прозрачные капли его слёз – тихонько стучать по окнам и крышам.
Среди приглушённости, витавшей в воздухе, ночная сорочка женщины с квадратным вырезом и кружевным украшением – единственное, что светилось белоснежным сиянием, словно лунный луч, проникающий сквозь туманную пелену. Синьора взглянула в окно – в эту же мгновенность под грудью кольнуло так сильно, что от внезапности она положила руку на своё прерывисто бьющееся сердце, но боль не успокаивалась, словно нутряное чутье подсказывало: что-то должно случиться. Она присела на край кровати, не отводя взгляда от небесной выси. Влажные капли заполонили прозрачное стекло, касаясь его, замирали, неоспоримо, они создают чарующее волшебство, особенно если наблюдаешь за ним изнутри – в тепле, и всё же дождь не изменил её планов.
Синьор проснулся, когда жены не было дома. Кьяра Риццо отправилась до местного рынка, стоит уточнить, что их дом расположен на побережье Тирренского моря в городе Фьюмичино, примерно в тридцати километрах от Рима. Вернувшись, Кьяра заметила мужа в беседке, некогда мужчина собственными руками сотворил восьмигранное великолепное сооружение из светлого дерева, а сама же синьора оживила его цветами, цветы для неё – инструмент, через который она способна раскрыть свою уникальную натуру – восприимчивую и вместе с тем тонко чувствующую. Их дом и двор – воплощение цветочного богатства, пока одни растения остаются покорно зелёными, другие расцветают, поэтому, неудивительно, что их семейная жизнь весь год пестрит живописными красками. Синьор сидел в плетёном кресле, созданном самой природой, его глаза, погруженные в страницы книги, отражали огонёк бесконечной заинтересованности, мысли мужчины уносились по просторам литературного восприятия, и только приход жены заставил его отвлечься.
–– Доброе утро, всё купила? – полюбопытствовал он.
Каждую субботу она покупает свежие морепродукты и рыбу, никогда нельзя предугадать, что принесёт супруга домой, но одно было несомненно – дары моря преобразятся во вкуснейший ужин; этот вечер они ожидали с нетерпением: он сулил гостя, если быть точнее, то их сына. Кьяра мягко улыбнулась мужу в знак согласия и устроилась около него. Ожившее небо подуспокоилось, а ветер оставался своевольным: то под его порывом шевелись листья, то он вовсе исчезал. Между тем синьора успела дойти до кухни и, прихватив с собой остатки утреннего яблочного тарта, вернуться, прежде, Кьяра ни о чём не думала, а потом взглянула на стоящий перед ними столик, совсем скоро лежащие на нём книги и футляр от очков сменит хрустальная ваза, куда она поместит пушистые и мягкие веточки мимозы – нежность, переплетающая с солнечным сиянием, не оставляет синьору равнодушной. Полторы недели назад она разговаривала по телефону с сыном, разговор не был длинным, пару вопросов о его жизни и весьма короткие ответы, она напомнила, что они с отцом любят его и ждут своего ястреба в гости. Гэвин Фалько давно не был у них, он не пропал – работа поглотила его. Двадцать восемь лет назад синьора впервые увидела новорождённого ребёнка, сын щедро дарил родителям беспробудные ночи, в то время как днём проявлял неистовую активность, он был маленькой непоседой, исполненным игривости и безграничного желания познать все секреты окружающего мира. Под покровом загадочного влияния он превратился во взрослого мужчину – осанистого и широкоплечего, – очарованием своей внешности Гэвин считает волосы – каре с плавным переходом и удлинённой чёлкой, что, действительно, подчёркивает его привлекательность. Его признание, как журналиста, заключается в том, чтобы помочь найти дорогу к переменам, поддерживая людей в борьбе против несправедливости и угнетения, освещая светом истины темноту и ложь, он может излечить иссушающие горечи, как сырость проникшие в душу. Каждое слово его – удар в сердце подавленных, а каждый кадр фотографии – вечное свидетельство их скрытых страданий. И Кьяра гордится сыном, может быть, где-то в глубине душе она чувствует, что он окружён опасностью, однако каждый раз вглядываясь в его глаза, она видит там витающий блеск знаний и смелость, вступая в столкновение с жизненными вызовами, Гэвин Фалько всегда досконально размышляет о своих шагах, он не торопится и не бросается в безрассудные поступки. Он – мужчина, который всегда осторожен.
Субботний день близился к позднему вечеру, медленно подбираясь к закату, синьора несколько раз подряд набирала сыну, но абонент находился вне зоны действия сети, и снова она ощутила проникающее в каждую клетку её тела беспокойство. Следующим утром Кьяра позвонила Сильвио, в студенческие годы одно случайное знакомство свело его с Гэвином, тогда они и подружились, а со временем стали вместе работать, Сильвио способен извлечь из компьютера любую необходимую информацию. Если говорить про его внешность, то его волосы светлые, они создают контраст с тёмными бровями, а в карих глазах пленительно мерцает золотая крапинка, он предпочитает бомберы настолько, что и в жаркие дни его можно увидеть в них, большую часть времени проводит дома, погружённый в проекты. В его натуре присутствует ещё одна особенность – спокойная манера речи, однако если он поистине счастлив, то его эмоции оживают вместе с ним, голос становится громче и ярче. Сильвио на пороге своего тридцатого дня рождения, и к этому времени его сердце уже успело утратить веру в любовь, больше трёх раз, как несчастливая участь, неизменно от него сбегали, в эти секунды, когда они уходили, он ощущал непомерное унижение, которое внушило сомнения в самом существовании настоящего чувства, теперь любовь представлялась ему безнадёжной, а мысли, отражающие откровения, потеряли свой блеск и превратились в тусклые, истлевшие картины. Стоило слишком сильно погрузиться в рассуждения об этом, и Сильвио впадал в то состояние, когда его душа отвергала всё и каждое, но обычно это не затягивалось дольше пары дней.
– Не впадай в отчаяние из-за любви, превзойди его томление, придёт время, и ты встретишь свою единственную, – однажды произнёс Гэвин.
Разговаривая с синьорой Риццо, Сильвио подбирал нужные слова с особой внимательностью, чтобы родители друга не смели думать о чём-то плохом, рассказал им историю о внеплановой командировки, но фальшивые слова были отвергнуты синьором.
– Он бы позвонил, он бы предупредил, что не приедет, – отец знал то, о чём говорил. Сильвио же приказал им перестать волноваться, они договорились о встречи – завтра, он обещал им всё объяснить.
Тяжело супругам было сидеть в стенах дома в неизвестности, им стоило отвлечься от беспощадных зовов рассудительности, поэтому они решили прогуляться, заглянув по пути в магазин. Они шли по опустошённой улице, иногда встречая проезжающие мимо автомобили, вблизи их дома рокот одного из них затронул насквозь уши, такое громкое звучание заставило их замереть, супруги решили подождать, когда машина уедет за поворот. Не дойдя всего лишь пару метров до входной двери, они оказались в центре садовой дорожки, окружённой высаженными красными цикламенами – альпийскими фиалками, у которых извилистые листья распустившегося цветка напоминают бархатистый язык пламени. Вдруг белый пакет с продуктами выпал из рук синьора, стеклянная бутылка молока разбилась, оставив мокрый след на природном камне, а тело синьора согнулось из-за резкой боли, Кьяра успела его подхватить, прежде чем они вместе опустились на землю. Синьору напугало, что цветы вокруг выглядели увядшими, лишёнными свежести – они померкли, словно потеряв первозданную красоту. Это создавало ощущение надвигающегося тягостного дуновения. Мужчина оказался в плену разрушительной власти едких и жгучих эмоций, здоровье, и так хрупкое, подверглось сильному напряжению, ведомому этим эмоциональным замыслам.
– У вашего мужа случился инсульт, он временно будет подключен к ИВЛ. Ваш муж будет находиться под нашим наблюдением. Вашему мужу потребуется операция, – говорил доктор.
Такова природа человеческого бытия – между отчаянием и надеждой, между страхом и спокойствием. В тёмном океане неопределённости возможность найти светлый путь даётся каждому, и хотя завтра может превратиться в мёртвую точку, но в вихре этого постоянного круговорота смерти и жизни, душа, пусть и страшась конца, всё равно продолжает бороться. Синьора Риццо просила только об одном, чтобы супруг остался жив: остался здесь, рядом с ней, не оставил её. Она одна поехала в Рим через три дня, чтобы увидеться с Сильвио, ранняя поездка заняла не больше трёх часов, и встретились они во время ланча в старинном кафе.
– Кьяра, – Сильвио шагнул вперёд и уже сидел напротив женщины, – сегодня вы обязаны позволить себе отдохнуть, – он ощущал каждый вздох её грусти.
– Сильвио, – она сосредоточена взглянула на него, ситуация не оставляла спокойных мыслей и малейшего прикосновения к посторонним темам: вежливые вопросы приветствия не произносились, – почему я не могу связаться с Гэвином? Не утаивай от меня ничего!
– Последние недели мы собирали информацию об одном политике, появился важный свидетель, о котором узнали, его необходимо было спрятать, – защитить от возможных попыток запугивания, – этим занялся ваш сын. Я не владею информацией, где они сейчас находятся, кому как ни вам известна его осторожность, но я уверен, что с Гэвином всё в порядке, – Сильвио говорил правду, но его сердце, охваченное смутным предчувствием, потому как слишком долго от Гэвина не было никаких вестей – это вызывало смятения, но он не думал о мрачности. Не стоило рассказывать всех подробностей женщине. Мужчина взял руки матери своего друга, в этот момент его глаза отражали бесконечную поддержку. – Я обещаю, что в ближайшие дни узнаю, где он, и, как только мне станет известно, сразу же сообщу вам. Верите мне?
– Очень мне хотелось бы, чтобы твои слова были облегчением, в душе прочно укоренилось желание – пусть с моим сыном ничего не случилось. Я могу чем-то помочь?
– Кьяра, я прошу у вас немного времени, ничего не предпринимайте. Вы останетесь здесь?
– Да, думаю, пока поживу в квартире Гэвина.
Сильвио уже собирался покинуть это место, но синьора его остановила:
– Сильвио, ты сильно спешишь? Не пообедаешь со мной? Последние дни я постигаю судьбу полной тягости, за несколько дней разучилась жить и есть – давно забытое для меня ощущение.
– Атмосфера Рима вам должна пойти на пользу. Она здесь особенная.
– Это точно. Каждый раз, прогуливаясь в этом городе, я чувствую жизнь, – в каждом камне, в каждой изогнутой улочке она видит её отражение. Встречая уличного художника, внимательно наблюдает, как он с кистью в руке раскрывает свою душу, оживляя пустое полотно мазками красками, площадь, словно открытый музей под открытым небом, завораживает, а фонтаны – дух и величие Вечного города, протягивают свои водяные руки гостеприимства, – для неё это и есть римская особенная жизнь.
Кьяра Риццо неожиданно замедлила шаг, остановилась перед зеркалом и произнесла:
– Мои дорогие, мне тяжело дышать, когда вы не рядом.
Изумлённая и напуганная она пригляделась внимательнее, знакомое обличье казалось чужим. Лицо усталое, а его кожа – она ощупала её, не было яркого румянца, теперь присутствовала только сухость, глаза – опухшие и утомлённые, пропала улыбка в них, хотя до недавнего времени невозможно было и подумать, что эта женщина может грустить, и только скромный нос нёс в себе то же восхищение, что и прежде. Ежедневно она завивала кончики своих волос, но теперь ей не до этого, переживания сподвигли на перемены, жаль только неприятные, сейчас её причёска свободна, уложена, как самой было хочется, она прикоснулась к макушке и, словно капризный ветер, взъерошила волосы от бессилия. Кьяра почувствовала острое желание убраться, наполнить квартиру свежестью, стереть всю бесполезную и надоедливую пыль, появившуюся на полках, чтобы сын вернулся в чистоту, но приступить собиралась к этому утром и незамедлительно, полагая, что занятость поможет изгнать тревогу, она покладисто верила, что Сильвио в скором времени найдёт Гэвина. Проснувшись, сразу же принялась наводить порядок, а день уже сменился вечером, но Кьяру это не останавливало, она продолжала трудиться до тех пор, пока в её руки не попал кожаный дипломат. Он был спрятан за шкафом, забытая и старая вещь принадлежала ещё её родителям, а при переезде сына в нём перевозились некоторые вещи, и было бы не так удивительно, если бы чемодан был выкинут, а не сверкал среди густой пыли. Резиновые жёлтые перчатки были сняты с рук и брошены на пол, она опустилась рядом с ними и положила чемоданчик к себе на колени, послышался отчётливый щелчок: Кьяра открыла его, но внутри ничего не оказалось, тогда скрытая молния на дне звонко поползла по периметру, под тканью находились флешка и конверт с фотографиями. Она взяла их в руки, от увиденного сердце стало биться сильнее, ужас схватил женщину за горло, руки синьора прижала к губам, чтобы подавить рвущийся наружу крик, в руках у неё оказались горькие фотографии с мёртвым взглядом.
Кьяра заварила себе кофе – этот процесс её расслаблял: стоило только дотронуться горячей воде до кофейных зёрен, и аромат пробуждался с невероятной живостью, она наблюдала, как пар из чашки поднимался вверх, брала в руки ложку и перемешивала получившийся напиток с сахаром, при каждом вращении ложки ощущала, что разум освобождается от усталости. Синьора Риццо решила обратиться за помощью к подруге, они нередко встречались, разделяя между собой будь то радости или трудности, каждый раз обременённые насущными проблемами, они нуждались в понимании и поддержке друг друга. Однажды, оказавшись на пороге её дома, Кьяра обнаружила там дочь синьоры, Габриэлу Моллу, и её подругу, Грету Конте, за их беседой Грета обмолвилась, что она адвокат по уголовным делам, синьора Риццо тогда подумала: есть в этой девушке стержень стойкости, девушка вызывала доверие, а её слова, проникнутые гармонией эмоций, были не просто речью, а истинным убеждением.
Волнение
Момент волнения наступает. Оно непредсказуемо, словно непослушные ноты рояля, прыгающие от сильных аккордов к мягким и приглушённым звукам, и, наоборот, биение сердце учащается и живот содрогается, – оно позволяет почувствовать пульсацию жизни: сотни бабочек взлетают, падают и снова взлетают, дрожащее чувство играет с нервами, его присутствие обостряет восприятие.
Некоторые клиенты мисс Конте, обращаясь к ней, полагаются лишь на разум и мастерство девушки, они верят в силу её аргументов и убедительности, но есть и те, кто вкладывают свою веру в несказанное и божественное – эти клиенты посвящают своё доверие в адвоката и в самое высшее из возможных присутствий. Сердце Греты доброе, она бесстрашно заглядывает в глаза противности, и как бы трудна и терниста не была дорога, вопреки всем препятствиям не готова отступать. Нерушимая стойкая сила и бескомпромиссная страсть – вот то, что движет и вдохновляет её к действиям. Порой её просят не замечать происходящее, однако, бесспорно, можно посмотреть в глаза напротив стоящего и скормить ему комплимент: «Вы такой находчивый, делаете всё правильно». Интересно, почувствовав интонацию, что над ним усмехаются, он загадочно улыбнётся, обещая пламя интриги, или же в его взгляде разожжётся ярость? Никто не знает, как погрязший в грехах человек, сердце которого превратилось в черноту, неминуемо подвергнется воздействию бумеранга, без сомнений, бывает и так, что невинность и незлобивость сбивают с пути, ненароком, когда обстоятельства вступают в игру, ненамеренно человек постигает тёмную сторону, но что он будет делать дальше, остаётся загадкой. Что победит в его внутреннем конфликте: моральные принципы или бездействие? Доверие адвоката к клиентам напоминает свет, дрожащий свечи, который в любой момент может погаснуть, люди ради своих выгод и привилегий могут скрыть важную информацию, нет уверенности, сидит ли перед адвокатом настоящий убийца или случайно, а может и специально, попавший под подозрения невиновный человек. Можно ли в этот раз полностью доверять клиенту? Прежде, чем ответить на этот вопрос, ей приходится собрать не одно доказательство. Жизнь девушки вдруг стала меняться: равновесие потерпело колебания, в настоящее ворвалось прошлое, и судьбы людей неизбежно переплелись. В день, когда стрелки часов пробили тринадцать ноль-ноль, к ней пришла Кьяра Риццо.
– Марко, открой, – Марко её помощник, всегда безукоризненно выполняет каждое поручение мисс Конте. Худощавый парень в очках, с тёмными волосами, карими глазами и красивой улыбкой, а его кожа оттенена лёгким загаром. Он относится к миру с любопытством и открытостью, любит исследовать новые места и культуры, ему нравится находить вдохновение в красоте природы, Марко любит простую, но стильную одежду: шерстяные свитера, джинсы и удобная обувь тёплых землистых оттенков, что, словом, и отражает его близость к природе.
Синьора Риццо поздоровалась, Марко придерживая дверь, пропустил женщину вперёд, Кьяра огляделась: обстановка помещения была сдержанной, не присутствовало излишеств, но и холодом оно не окутывало, на полках располагались папки, Грета как раз возвращала одну их них на место. Марко отодвинул для женщины стул и удалился за дверь. Мисс Конте ждала синьору, она обещала Габриэле выслушать и по возможности помочь.
– Мне жаль, что вы переживаете такое, – Грета представить боялась, какие переживания мучили Кьяру Риццо. Порой чужие невзгоды воспринимала сентиментальнее, чем собственные, однако жизненные ситуации и работа научили её отключаться в нужный момент от этого сильного эмпатического чувства и не испытывать снисходительности.
– Возможно, в этих вещах и покоится множество причин, – Кьяра протянула Грете найденные вещи, она пыталась устоять перед паникой, но неясность влияла на её благоразумие, внезапно слёзы, без жалости, из глаз пролились, мисс протянула ей кружку, по правде, она была наполнена чаем, синьора отказалась и попросила принести воды, тогда Марко стремительно выполнил её просьбу.
В самом деле, не в первой Грете видеть подобные фотографии, поэтому не рождался ужас. Последнее изображение отличалось от всех остальных, на ней девочка, маленькая и одинокая, взирала своими глазами на светлую комнату, она выглядела такой знакомой, а на флешке было видео про деятельность Амадео Морритт, и как бы ни было душе её угодно, ничто не знать об этих людях, всё равно она испытывала волнение. Неужели такое совпадение может произойти – сердце испуганно вздрогнуло, и больше из-за опасения.
– Я помогу вам со всем разобраться, – пообещала она синьоре.
Поздним вечером этого же дня в освещённой уличными огнями гостиной Грета сидела, скрестив ноги, на мягком диване. Она размышляла. Окутанная пледом, она взяла в руки огромную чашку с горячим зелёным чаем. Мало, кто понимал её любовь к этой жидкости, обманчиво полагая, что у чая нет ни вкуса, ни запаха. Тепло распространилось по её рукам, она осторожно подула. С каждым глотком умиротворяющего напитка в голове творился беспорядок: мысли бушевали. Произошло когда-то в её жизни время разрушительной метаморфозы, роковая горечь оставила застывшей след раздирающей сердце раны, напоминающей, что человеческие отношения уязвимы.
– Чёрт, сколько бы времени ни прошло, а воспоминания того времени заставляют меня плакать. А я не хочу, – щёки мисс за сегодняшний день забыли, что такое улыбка. Сейчас Грета заложница тонкого и сложного чувства – тоски, она смахнула непрошенную слезу, а потом обратилась к собаке:
– Тоби, принеси мне мою сумку.
В её доме поселилось незваное и ласковое существо – левретка, собака её подруги,– Габриэла уже почти два года по работе пребывала в Японии. Благосклонно, но по-своему, восприняв её просьбу, Тоби нёс в зубах только излюбленную игрушку – мяч, она ему признательна за его желание играть, но было бы интереснее, научись он выполнять команды точно, а так, идти пришлось самой.
– Если бы я только предвидела, что в мои руки попадут эти фотографии и эта флешка, то… – задумчиво промолвила Грета, – вероятно, я бы не смогла отказаться от встречи, будучи в курсе их содержания. В конечном счёте я бы всё равно встретилась с синьорой Риццо. Бессмыслица какая-то получается, – она обратила взор на собаку и поинтересовалась его мнением:
– Верно, Тоби? – в ответ на неё посмотрели проницательным взглядом. – Почему ты никогда мне не отвечаешь? – не понимала она.
Грета включила на компьютере видео.
«Всё началось с безобидного предложения подзаработать, и оно внушало доверие. Меня зовут Алонзо, и я хочу рассказать историю. Они – их было двое, знали, что о нас никто не будет волноваться. Пять отчаянных душ попали в одну комнату, из которой вырваться оказалось нелегко. По началу нас просто кормили и с нами не разговаривали, всё вызывало непонимание: мы не знали, как здесь оказались, не знали, что нас ждёт. Со временем стало ясно – именно еда хранит тайну. Организм готов скушать любое блюдо, лишь бы насытить своё тело, но каждый новый приём пищи расширял границы нашего познания и погружал в ещё большую зависимость. Ответ оказался безжалостным. В еду добавляли вещество суллорло, задумав, превратить человеческую душу в покорность, а сознание – в повиновение. Суллорло уводило из неприглядной суеты реального мира, позволяя покинуть земные оковы, тем не менее его превышенная доза раскрывала потустороннюю сущность, причиняя непоправимые последствия. Ради результата он (Амадео Морритт) не готов остановиться. Когда внутри тела разжигается агония – это предвестник, что скоро наступит конец…»
Молодой человек лет двадцати обладал сложной судьбой, его зелёные глаза отражали настороженность и внимание одновременно. Его голос становился предусмотрительным и хриплым, словно боялся произнести некоторые звуки, он переступал через барьеры молчания и стремился высказать то, что хранилось в глубинах его сущности, внутренние шрамы отражались в каждом его движении, в каждом произнесённом слове.
Грета ещё раз посмотрела на фотографию с маленькой девочкой.
– Голубые глаза – раз, рыжие волосы – два и веснушки – три. Неужели это ваша дочь? Не может быть сомнений, – пришла к выводу мисс Конте.
Грета знала, что каждый воскресный день Аньеза Морритт ходит в церковь на службу, однажды она обмолвилась об этом в одном интервью, сказав, что запутанность и неприятие привели её в священный храм, когда всё представлялось нечестным, она обрела веру в высшие силы. Грета понадеялась, что женщина прольёт свет на истину.
Синьора Морритт была одета с неподкупной красотой, чёрное пальто с завязанным на талии поясом, сидело точно по фигуре, яркие волосы были аккуратно собраны, скорее всего в пучок, элегантный платок скрывал причёску, и он же добавлял шарма её благородному лицу. Синьора вышла из церкви, каждое движение точное и непрерывное, по пути она уверенно надевала перчатки. Грета подумала, что она остаётся верна своим привычкам. Мисс Конте подошла к синьоре, когда та садилась в машину, на лице женщины мимолётно сменились тысячи эмоций: и испуг, и шок, и гнев, и радость, но они также быстро все исчезли. Грета не знала, с каких слов начать, хотя перед этим столько раз репетировала свою речь, и вот, когда пришёл час их сказать – всё забылось. Они смерили друг друга взглядом, мисс так хотела произнести: «Может выпьем по чашечке кофе?», но к чёрту эту добрую прелюдию, к чёрту эту жалость, она просто протянула ей фотографии, Аньеза посмотрела на них и вернула обратно.
– Сожги! И не смей сюда лезть! – это было сказано спокойно, но в её голосе Грета услышала приказ, который нельзя было нарушать.
– Пропал человек и эти фотографии! – взор Греты устремился на синьору, словно стрела, но Аньеза не дала себя сломить, оттолкнув натиск мисс. – А девочка? Это же… – вот оно, недосказанное предложение, рождало трепет волнения, от которого кончики пальцев замерзали, словно впали в объятия двадцатиградусного мороза.
– Я поняла, нам, пожалуй, действительно, стоит поговорить. Во вторник я буду тебя ждать в церкви в двенадцать часов, – Грета махнула головой, не осознавая ещё, что она согласилась. Аньеза села в машину, сквозь чёрное окно было видно, как женщина склонила голову на руль. Лишь одно-единственное прикосновение воспоминаний, и тени давно ушедших дней снова ожили.
Отчаяние
Отчаяние в душу закралось. Скрипка, безмолвная посредница, судорожно окутывает сердце пронзительным звучанием, пытаясь отразить величие мрака. Тоска и грусть, словно его вздохи, проникают в самые скрытые уголки души, безжалостно властвуют и погружают во тьму подобную безысходности.
Пробуждение итальянца сопровождается первым глотком «каффе», хорошо бы в соседнем баре, он входит в знакомое заведение, где его уже ждут с улыбкой, бармен, словно знает его предпочтения наизусть, начинает готовить любимый напиток по всем правилам искусства – с идеальной текстурой молочной пены, придавая в завершении творению капучино, или, быть может, латте совершенства. Два лучший друга, Адриан Тотти и Дэвид Мэрисон, встретились за завтраком. Наслаждаясь приятной атмосферой, сидя за столиком, спокойно и созерцательно пробуя каждое кушанье, можно наблюдать, как кто-то в постоянной суете и торопливости сюда забежал, взял стакан бодрости и снова исчез. Приятели взяли корретто – напиток был подан в чашках для эспрессо – и дополнили его трубочкой из хрустящего теста, начинённой кремом мягкой подслащённой рикотты с ванилью, фисташками и кусочками шоколада, они огляделись по сторонам: бар почти заполнен людьми и их голосами. Друзья сели у окна. Адриан сосредоточенно смотрел сквозь стекло, среди людей на улице он обратил внимание на женщину, одетую в широкие брюки тона абрикосового румянца и в белую свободную рубашку, а на ногах – светлые мюли, чьи острые носы добавляли смелости образу. Рядом с ней на коротком поводке шли три пуделя, среди молочных окрасов, которые переливались на шерсти двух из них, гордо, впереди всех остальных, шагало серебристо-чёрное облако, возвещая свою особенность и неповторимость, он, словно воплощение великой души, своей стойкостью был примером для каждого собрата; вместе, своим присутствием, они притягивали внимание. Тотти нравится наблюдать за собаками и их хозяевами, он следит за уникальным и особым общением, которое происходит между ними.
– Адриан, скажи, вечер ожидает быть тихим? – Дэвид начал разговор первым, оживил глаза, и тень улыбки предвкушения пробежала по его губам. – Не сегодня. – понимая, куда клонит собеседник, столь бурные эмоции с другом не разделял. – В этот раз садишь за руль? Разрешаю даже приехать не первым, а… – подумал, – вторым. Так что? – он приподнял голову, ожидая услышать ответ. – Заменишь меня сегодня? – Тотти вернул кружку на стол, и несколько горячих капель беспечно упали, остроумный собеседник с заботой в глазах протянул салфетку, но Адриан отказался от неё: воспользовался другой.
– Не нужно. Шутить с утра вздумал?
– Нет… Это моё страшное желание, тебе это сейчас нужнее, – Дэвид знал, Адриан и так не согласится, но попробовать стоило. – Неужели не согласишься?
– Нет.
– Как знаешь. На днях мне предложили заключить контракт с одним мотоклубом, тренер меня им посоветовал.
– И что думаешь?
– Я в раздумьях, пока не представляю, как совмещать всё с учёбой, но про себя им уже ответил согласием.
– Ждём печатные статьи в журналах?
– Мне совсем не свойственна скромность в подобных ситуациях, поэтому полностью с тобой согласен. Самолёт завтра?
– Да, после обеда.
Когда мысли Адриана запутаны, то скорость наступает на мысли волнения и напряжения, заставляя их исчезнуть бесследно, но он предпочитает одинокую гонку, когда глубокой ночью гладкая дорога безлюдна, а всё вокруг превращается в силуэты, и лишь луна своим мерцанием сливается со светом фар. Говорят, время – доктор, говорят, время всё излечит. Адриан Тотти заботился о раненом сердце, исцеляя его, он погрузился в глубины своей души, изучая свои эмоции, мысли и страхи, он нашёл в себе силы – принял происходящее, и, казалось, остался только шрам, когда он узнал, что нет на свете больше убийцы отца, только Филиппо не единственный преступник, а тот, кто был его сообщником – на свободе. Послезавтра он вместе с дядей улетает в Рим, чтобы отыскать правду.
Когда Адриану было семь лет, его мама погибла в автомобильной катастрофе, он до сих пор не знает всех подробностей, тогда ребёнок плакал на протяжении долгого времени, не понимая, почему мама больше не приходит, он задыхался от боли и подпускал к себе только отца, в один из летних дней, когда все попытки вернуть маленького ребёнка к беззаботной жизни были исчерпаны, отец посадил сына на байк, слишком свежи те ощущения, словно они происходят сейчас. Они поехали по просёлочной дороге, по краям которой располагались каменные невысокие заборы, а за ними виднелись оливковые деревья. Тогда Адриан почувствовал, как все его переживания развеиваются – скорость заставила думать только о ней. Теперь, если ему необходимо привести свои мысли в порядок, он садится за руль и, мчащийся по пустой дороге, освобождается. В этот момент он забывает о прошлом и настоящем, о страхах и проблемах, время для него замирает. Скорость – его истинное утешение. В двадцать лет судьба снова бросила ему вызов, в тот мрачный день, когда горькая рука смерти отняла отца.
– Папа, ты держись и дальше. Почему я был не рядом? – Адриан смотрел на лицо синьора. – Ты видел, кто это был?
– Летиция, – последние слова мужчины – имя покойной жены.
– Папа, не смей умирать, открой глаза, – дальше он услышал сожаления доктора.
Небо было чёрное, гроза – сердита, зловещие молнии сверкали в полнеба, бесстрашный дождь лил на Адриана, холод и дрожь проникли до его костей, неожиданное раздался громкий треск – всё живое в округе невольно вздрогнуло, кроме фигуры, одиноко стоящей на улице. Снова перевернулась жизнь: в одночасье он потерял отца. Будто бы жизнь забрала всё счастье, оставив скорбную опустошённость, и он, стоя на краю бездны, ощущал силу притяжения пустоты, которая угрожала затянуть его. Дядя, Риккардо Тотти, подошёл к нему вместе с зонтом и укрыл от этого беспросветного ливня.
– Это наше общее горе, не отталкивай нас и не заточай себя в одиночестве, – Риккардо поддерживал племянника, а у самого в душе тьма и боль. Риккардо несмотря на свой младший возраст всегда находился рядом с Маттео, между ними существовала нерушимая связь, словно они дышали одним воздухом, и эта связь прочно держалась до последнего дня жизни Маттео.
– Я не позволю себе крушиться вместе с небом. Дядя, я знаю, что вы всегда со мной рядом, – Адриан поклялся, что смерть отца не станет его погибелью, но ему нужно было лишь некоторое время, чтобы освободиться от оков страданий.
– Адриан, – дай мне ключи от машины, – синьор протянул руку в ожидании нужной вещи, зная, как скорость влияет на его племянника, испугался, как бы в таком состоянии он не сел за руль, но, наверное, не стоило.
– Я не собирался, – и всё же отдал ему ключи.
В тот период душа Адриана требовала уединения: ему было необходимо уйти в сторону от шумного мира, остаться наедине с собой и своими мыслями – понять их. Проницательный дядя, несмотря на все попытки удержать племянника, отпустил его. Адриан поселился в доме одного хорошего знакомого семьи Тотти. Свой образ жизни мужчина сравнивал с отшельничеством Святой Розалии, в объятиях лесной природы он нашёл свою пристань, соблюдал пост, а когда наступал тихий час, молитвою обращался к Богу, строго следовал священному обету. За время пребывания там для Адриана было важно сохранить физическую форму, поэтому почти каждое утро его начиналось с пробежки или упражнений, в первое время не было у него стремления к еде, он ограничивался одним приёмом пищи, некоторые вечера посвящал чтению Библии, пытаясь найти ответы на свои вопросы.
«Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусу, Сам, по кратковременному страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми.»
Порой эти ответы ему казались непонятными и сложными, понимание не достигалось мгновенно, охватывая душу постепенно. Адриану понадобилось полгода прежде, чем пришло время вернуться. Провинциальный особняк, где хранится своя история, где тепло и уютно, где винтажный декор, где светлый с добавлением природной краски Прованса – оттенка оливкового – интерьер, встретил его с любовью.
– Блудный сын вернулся домой? – без объятий дяди не обошлось, но Адриан счастлив – счастлив снова увидеть семью.
Риккардо, мужчина глубоких размышлений и продуманного поступка, он приковывал к себе внимание не только красотой, но и умом полного сообразительности. Мужчина восхищается искусством живописи, вместе с женой они путешествуют много и далеко, не забывая заглянуть в местные галереи и насладиться мастерством мировых художников.
– Почему вы не проходите? – послышался ласковый голос тёти, Роузи Грано. – Подойди ко мне Андриан, я слишком долго тебя не видела, – она поцеловала его в щёку, – Адриан, ты заставляешь меня плакать.
– Не надо слёз, любимая, пойдёмте лучше за стол, – Риккардо бережно приобнял жену за плечи, – нам уже всё накрыли. Я, получив от тебя сообщение, – он посмотрел на племянника, – не поверил, что ты возвращаешься, надеюсь, тебе это помогло.
– Моя боль притупилась, да и рядом со мной был мудрый человек, который многое поведал. Дядя, нашли?
– Пойдём сначала поедим, а потом поговорим.
– Разговор после еды – заманчиво.
Синьор Тотти поправил перстень на руке, выполненный из благородного металла, он ещё раз обратил взор на племянника, в их семье голубые глаза мужчин, как бесценное наследие, передаются из поколения в поколение, лицо Риккардо озарила улыбка, едва заметная, но внутри целый парад радости, что Адриан дома. Им с Роузи по сорок, своих детей не было.
Обеденный стол ручной работы, единственный в мире, находился в отдельной комнате. Он был длинный, персон двенадцать поместилось бы точно, из светлого дерева с необычными изящными фигурными ножками, в которых сверкали вставки бесцветных алмазов. На стене висел семейный портрет – символ преданности и вечной любви. На нём платье Роузи пылко-красное, словно цветы её имени в полном рассвете, в тандеме с бабочкой Риккардо на шее – такой жест придавал его внешности озорства, мимолётное прикосновение их лиц, а взгляды, со слегка прикрытыми длинными ресницами, прикованы друг к другу, однако, какими бы красивыми они не были здесь и сколько бы комплиментов не получали, внутри сокровенных помыслов Риккардо прячется раздражение, потому что на картине он запечатлён с усами, которые нынче ему так нелюбимы, он настоятельно просит жену снять её, но она постоянно отвечает, что ей всё нравится – приходится повиноваться. Адриан удивился количеству еды, не ожидая столь торжественного приёма, он пододвинул к себе тарелку с тонко нарезанными кусочками сырой говяжьей вырезки, приправленной соусом на основе оливкового масла и лимона, перед ним уже стояли ризотто – блюдо из риса с мягким, сливочным вкусом, и салат с шариками моцареллы. После еды они спустили вниз, место, пропитанное истомой, манило. Риккардо щёлкнул выключатель, и внутри комнаты зажглись лампы, бросавшие на стены яркие тени кругов. Загадочно проявляются увлечения дяди – и неоспоримо притягательными они являются для него, ведь какое изумительное наблюдение: человек, восхищающийся тонкостями художественного ремесла, он же чувствительный эстет, покоряющий слушателей завораживающими мелодиями на клавишах рояля, а также создающий фигуры небольших и идеальных скульптур, находил радость и удовлетворение, проводя время в комнате стрельбы. Они направили оружие на мишени, уверенные движения и верная меткость – это всё годы тренировок. Они заставили каждую мишень подчиниться, словно повинуясь им. Когда последняя пуля была выпущена, они медленно опустили свои оружия.
– Снова я проиграл тебе. Почему ты не можешь поддаться мне, дядя?
–Так будет неинтересно… Кстати, Адриан, Роузи снова экспериментировала с тортами. Она придумала новый рецепт, будь добр, сделай приятное ей, назови в честь неё десерт и подавай в ресторане.
С малых лет Адриан погрузился в мир кулинарии, в его голове присутствовала множество идей, благодаря которым скучная кухня превращалась в обитель невероятных вкусов и ароматов, отец, в свою очередь, помогал раскрыть ему талант, наступил день, когда Маттео вместе с сыном открыл ресторан «Летиция», где Адриан смог реализовать своё призвание. Адриан не был безответственным ребёнком, он отличался умеренностью в обращении с материальными благами, деньги не были его соблазном или слабостью, ведь он вполне осознавал их ценность.
– Сначала попробую, а потом уже решу.
– Вредный! – слово прозвучал возмущённо, но по-доброму. – Держи, – Риккардо отдал ему бумаги расследования, на первом листе была прикреплена фотография непривлекательного мужчины, невысокий роста, ни толстый, ни худой, по его телосложению можно было предположить, что слово спортзал ему не чуждо. – Его имя Филиппо. Но и ты не забывай.
– Я всё помню. Он уже в тюрьме? Или?
– Видишь ли, Адриан, он мёртв. Его нашли мёртвым на скале, при нём была предсмертная записка – маленький свиток со словами: «Мне искренне жаль, что я убил господина. Я был не в себе», – Филиппо стоял на краю скалистой гряды, он чувствовал, как уступают под ногами крошащиеся камни и неустойчивый грунт, он хотел сделать шаг назад, но ему не дали – Филиппо сорвался с обрыва.
– Ты чем-то обеспокоен?
– Нет. Я зол на своего брата, что после ухода Орсо, он так и не стал искать ему замену.
– Да, он постоянно повторял: «Я не смогу никому доверить свою жизнь так, как ему». Ты обращался за помощью к дяде Орсо? – дядя Орсо, уважаемый человек, когда-то работал на семью Тотти, отвечал за их безопасность, его преданность была непоколебимой, но однажды всё изменилось: случилась трагедия. Зловещий пожар унёс жизнь его жены, вместе с гибелью любимой он потерял и себя – часть своей души, скованный горем, едва держался на ногах. Для него это были самые тяжёлые времена, ведь он не просто любил свою жену, он её боготворил. Вне зависимости от всех трудностей они были рядом друг с другом. Его сердце словно замерло от потери невыносимой болью. Ещё страшнее было думать о том, что в том доме находилась его внучка, которую, к счастью, удалось спасти, именно благодаря ей и сыну он сумел пережить горе, не сломавшись. Жизнь продолжалась, только теперь совершенно по-иному, без любимой рядом. Чуть позже Орсо открыл клуб единоборств, а вскоре и внук родился. Счастье заполонило его глаза, он не отворачивался от него, а принимал, бережно храня в памяти свою покойную жену.
– Не пришлось. Незадолго до своей смерти Филиппо сам пришёл в полицию и сознался, объяснив, что его кафе находилось неподалёку, Филиппо почти обанкротился, почему-то убедив себя, что в этом виноват Маттео, между ним, действительно, произошёл небольшой конфликт. Он пришёл с ним поговорить, и в порыве ярости… – вонзил в его шею остриё – слова, которые так и не были произнесены вслух. В тот день Адриан узнал имя убийцы его отца. Он посмотрел на фотографию и высказал жгучую мольбу, чтобы душа покойного оказался в пучине ада. Но разве он мог подумать, что всё окажется куда запутанней.
Адриан на тот момент не видел Орсо почти три года, лишь пару телефонных разговоров, а в последний год и их было сравнительно мало. Решив вновь его навестить, он подъезжал к забору двухэтажного дома, расположенного на живописном склоне. Вышел из машины и сразу же услышал добрый голос старика, доносившийся сверху, просто Орсо стоял на балконе.
– Адриан, какими судьбами? К добру ли ты пришёл или случилось что?
– Дядя Орсо, здравствуйте! Только к добру, я к вам не с пустыми руками, впустите?
– Сейчас спущусь, только машину придётся отогнать на парковку, здесь не далеко. Поедем вместе.
Орсо спустился по лестнице. Они обменялись крепким рукопожатием. Адриан посмотрел в добрые глаза человека, вспомнил бывалое время, на него пала грусть: он так редко вспоминает этого человека. С благодарностью судьбе, что снова встретил Орсо и его добрую душу, они улыбнулись друг другу.
– А почему машину нельзя было оставить у вас?
– В гараже мест нет, а за воротами небезопасно, сам видишь дорога здесь гористая, узкая, поворот крутой, мешать будет, да ещё зацепит кто-нибудь. Ты же ко мне наверняка не на пять минут.
– Как хорошо вы разбираетесь в людях. Дядя Орсо, я и заночевать у вас могу?
– Конечно, можешь.
– Чёрт, забыл вынуть подарки. Я закупил для ваших ребят небольшие презенты, в багажнике несколько коробок.
– Это не страшно, завтра отвезём в клуб, – Адриан знает, Орсо примет подарки с благодарностью.
– Вот здесь направо, и вон там, подъезжай к шлагбауму. Это парковка местного парка, для владельцев здешних домов она бесплатная. Мы с внуками летом в этом парке проводим большую часть времени. Местная набережная, местная еда, местные чайки, местные игровые площадки – всё, что детям нужно для счастья, а мне мои внуки и свежий воздух только в радость.
– Сколько вашей старшей уже?
– Тринадцать, младшему семь. Растут дети мои, да и ты, Адриан, вырос.
– Жизнь постаралась.
Они подходили обратно к дому, им пришлось подняться в гору, прежде чем переступить порог дома.
– Проходи, кухня на втором этаже, – звучало непривычно.
Незамысловатый обед. Приближался вечер. Наступил. Он уступил место тихой ночи. А они всё ещё рюмкой за рюмкой кальвадоса, как отец с сыном, говорили о своих самых сокровенных сожалениях, которые на трезвый ум вслух никто из них не осмелился бы произнести. Когда их разговор стал таким?
– Думаю, нам уже пора спать, – голос Орсо слился с зевотой. Их веки стали тяжёлыми, туман, вызванный неутолимым сонным гипнозом, окутал их разумы. Как бы они здесь ни погрузились в глубокий сон, но, нет, они нашли в себе силы и поднялись.
Утром Адриан открыл глаза, попытался отыскать одеяло рукой – не нашёл. Полежал ещё пару минут, безмятежно вдыхая и выдыхая, пытаясь проснуться полностью. Быстро протёр глаза и направился в ванную комнату. Голова его не болела от слова совсем, но непривычная вялость тела была. Уловив насыщенный аромат свежесваренного кофе, он направился на кухню. Орсо вынимал из духовки бриошь.
– Сорбет будет?
– Адриан, даже твой любимый, фисташковый, есть, – вкус завтрака – целая театральная постановка для чувств: очаровывающая сила кофейного солнца, окруженного ароматными лепестками булочек и буйствующим танцем фисташкового сорбета – грань наслаждения, каждый глоток горячего напитка, в котором присутствовала горьковатость, бодрила и придавала энергию.
– Знали, что я загляну в гости?
– Скорее чувствовал. Завтракаем и поедем в клуб, покажу тебе, где и как мы обосновались.
– Принято, – однако Роузи, попросив о помощи, поменяла их планы, тогда Адриан пообещал, что заедет к старику в ближайшие дни.
Лучи вечернего солнца, проникающие сквозь облака, беспощадно ослепляли глаза мужчины. Ему пришлось надеть солнцезащитные очки и опустить козырёк. Через пять миль Адриан остановился на светофоре, взял недопитый эспрессо и сделал глоток. Он ехал к Орсо, уже подъезжая, словно из ниоткуда, возник тёмный силуэт на двух колёсах. Мотоциклист разогнался и подрезал чёрный мустанг. Его подлый манёвр выглядел поистине детским, учесть, что он чуть не потерял равновесие. Не прошло и семи минут, Адриан был на месте, и, по милости небесной, было свободно одно лишь парковочное место рядом с лихим водителем, парень как раз снимал шлем, одновременно поправляя свою причёску. Адриан вышел из машины и направился в клуб.
– Кто виноват, что твоё вождение сравнимо с беспечным ползком черепахи.
– То есть это ты так своё недовольство мне показал?
– Действительно.
– Не стоило. Одни своим весьма неверным движением чуть на асфальте не оказался. Не умеешь водить.
– Тебя забыл спросить, – последние слова были брошены в спину Тотти.
Вступив в кабинет Орсо, невозможно не отметить его деловую натуру, не только стол из массива дерева и тёмно-изумрудный диван, стоящий напротив больших окон, создают впечатление солидности, но и его внешний вид, этот крепкий мужчина с аккуратно уложенной сединой – чёрный природный оттенок полностью растворился в ней, – всегда носит костюмы, словно они превратились в его вторую кожу, не бывают дни, когда его можно увидеть в джинсах, разве что классику он может сменить лишь на спортивную одежду, притом, не потеряв свою харизму, в его гардеробе без малого десятки рубашек и, честно говоря, в чёрной он выходит чаще всего: она сидит на нём лучше остальных, однако, предположим, белая или тёмно-синяя могут с ней посоревноваться. Адриан взглянул на фотографию его жены, напоминавшую её счастливую улыбку, там, на поле среди жёлтых подсолнухов, Орсо запечатлел беззаветную радость, перед этим снова произнёс признание – простые слов любви, которыми он осыпал её жизнь, всегда делали синьору счастливее. Рядом с фотографией на столе стоит статуэтка могучего медведя, вздымающегося на задние лапы, широко открытый рот которого передавал ощущение рыкающего зверя и напоминал о бесстрашии, но, глаза пронизаны преданностью и милосердием, словно он обладает невероятной мудростью и непостижимой способностью понимать окружающих. На стене на видном месте висят полки с трофеями, медалями и почётными грамотами – свидетельство о непреложных достижениях, служащие напоминанием о подлинной целеустремлённости и величии личности. Адриан пробыл там недолго – не больше двадцати минут, – успел посмотреть конец тренировки и отдать купленные подарки клубу, когда он выходил из помещения, его чуть не сбили с ног, снова гонщик, правда, толкнув Тотти, и сам пошатнулся. Совершенно невероятно, как этот юноша умудряется разозлить за секунду, но в этот раз в его поспешности не было ничего преднамеренного.
В детстве, когда солнце уходило за горизонт, таинственный лунный свет и маленькие звезды озаряли дом, мама и сын ложились в уютную кровать, они ждали папу, чтобы окунуться в мир сказок. Как только звуки шагов отца проникали внутрь дома, они испытывали огромную радость. Мужчина, заглядывая в их комнату, садился рядом с кроватью. Он брал в руки книгу, за тем следовал шелест страниц – открывалась новая глава. Для них это были не просто вечера перед сном – это были магические моменты их семьи, когда они сливались в единое целое. Ребёнок засыпал безмятежным сном, и родители тоже уходили спать.
Однажды мягкий голос спросил у мамы:
– А давай сначала тихо поиграем в машинку? – маленький мальчик с кудрявыми волосами смотрел выразительными, голубыми глазами на женщину, с любящей улыбкой, она согласилась, уточнив:
– Только, а почему тихо?
– Чтобы мы услышали, когда папа придёт. Я обещал, что сегодня буду читать тебе сам. Утром папа сказал, что читать важно. Не хочу, чтобы он видел, что я играю. Он может расстроиться.
– Адриан, ты – моё сокровище… – начала говорить Летиция, но дверь комнаты открылась и послышался папин голос.
– Адриан, ты – наше сокровище, – поправил он женщину, – а теперь можешь продолжать.
– Папа, ты уже пришёл? – удивился виновато малыш.
Воспоминания вечеров наполняли сердце Адриана теплом, и пусть это были лишь фрагменты, он старался не утерять эти осколки прошлого – не позволить им исчезнуть. Он помнит голоса родителей, их прикосновения, любовь, которую они ему дарили, и чувство безопасности, которой он был окутан. И только одно слово не переставало его пугать. Никогда он не ощутит ласку материнских рук, никогда снова не услышит слова отца, никогда он их больше не увидит – это всё недостижимое, никогда – слово, которое заставляло его ощущать отчаяние. Ему снова стало страшно, поэтому он включил музыку. Дорога домой была пустой, пока за поворотом его глаза устремились на странную картину.
– Один, два… Мало, но крепкие. Помочь или вызвать полицию? – воздохнул оттого, что стал свидетелем этой сложившейся ситуации. – Видимо, придётся сделать всё вместе.
Посередине дороги стоял внедорожник, перегородивший дорогу мотоциклисту. Мужчина, прислонившись на бампер наблюдал, как его товарищ снимает с водителя мотоцикла шлем – не с добрыми манерами. Адриан вышел из машины, но близко не подходил, стоило мужчине замахнуться кулаком на юношу, который даже не уворачивался от удара, Адриан, держа всё ещё расстояние, поинтересовался:
– Господа, а вам не кажется, что вы мешаете мне проехать? – это остановило удар и три пары глаз теперь смотрели на него. – Не понятно, – тот, что был в стороне, направился к Адриану.
– Советую проехать мимо и сделать вид, что ничего не заметили, а то и вам может достаться.
– Очень вежливо. Смотрите вон туда, – Адриан указал рукой на лобовое стекло своей машины.
– И что?
– Что вы видите?
Но отвечать ему никто не собирался, мужчина поспешил нанести удар – нелепость была перехвачена. Мгновение застыло в пространстве: кулак нападающего оказался в руке Адриана, он крепко его сжал и вывернул руку, раздался отчётливый звук хрустящих костей. Второй, толкнув парня на землю, побежал на помощь своему другу по несчастью. Адриан вытянул руку вперёд, будто затормозил мужчину, намекая, что знакомый жест может быть предупреждением, что предстоящее впереди – непредсказуемо и опасно.
– Повторюсь, что вы видите?
– Идиот! Отпусти его по-хорошему.
– Сам вам объясню. Я неспроста показал на свой автомобиль, видите небольшое устройство с камерой? Надеюсь, понимаете, к чему это я, видеорегистратор всё записывает, а полиция и вовсе прибудет с минуты на минуту, вот они – в подтверждении моим словам.
Адриан отпустил мужчину и сделал два шага назад. Нелицеприятные личности молниеносно прыгнули в машину, будто спрятались в свою броню, включив свет фар, водитель выжал педаль газа, машина рванула вперёд, и подхвативший ветер унёс их куда-то далеко.
– Эй, парень, ты в порядке?
– Не ваше дело!
– Браво, вместо благодарности, ты огрызаешься.
– Мне помощь не нужна была, я бы сам справился.
– Я так и подумал. Раз разговаривать не хочешь, садись в машину. Надо решить, как доставить мотоцикл до дома: колесо у него проколото.
– Я же сказал, мне ваша помощь не нужна.
– Я и не спрашивал. Вставай и иди в машину, а то, вон с теми, в форме, самому придётся разбираться. Права есть?
– Скоро будут, – на самом деле юношу злили все слова Адриана, зачем вообще нужна эта помощь, особенно слова о его неумелости в вождении вызвали горячий гнев в его груди, он с трёх лет не теряет связь с душою мотоцикла. Всему виной рука, которая некогда защитила отца от опасного удара и до сих пор была подвержена промежутками времени адским болям. Но сегодня он не желал ни перед кем оправдываться, пусть думают, что хотят. Дэвид всё же послушно направился к матовому мустангу.
– Правильно.
Так Адриан Тотти и Дэвид Мэрисон встретились впервые. Адриан посмотрел на Дэвида, тот сидел, прислонив голову к окну, впился угрюмым взором в одну точку, руки скрестил на груди, чтобы никто не проник в его внутренний мир. Проблема у него одна – и это отец. Тяжесть давит на плечи, и он устал бороться. Синьор Мэрисон время от времени уходит в запой, с каждым новым стаканчиком он погружается в безудержное веселье, изредка поддаваясь зову азартных игр. Пару недель назад он мог остановить отца, надо было, как обычно, всего лишь закрыть перед ним дверь, толкнуть на старый диван и заткнуть уши от ужасного скрипа. Но, впервые, ему стало плевать, устав от заботы человека в таком состоянии. Он отпустил отца, и тот без угрызений совести влез в долги. Ненароком Дэвид ощущает всю безвыходность ситуации – это бездонная пропасть, в которую они угодили. Что делать? Этот вопрос мучает его. Он винит себя, свою гордыню и только в последнюю очередь отца. Пару дней назад к ним наведались в гости неизвестные мужчины, и несмотря на то, что отец уже был более-менее протрезвевшим, сообразить, что же он натворил, всё ещё не мог. Им дали две недели, чтобы найти деньги. В тот день Дэвид убежал из дома, время приближалось к двенадцати часам ночи, а он все ещё бесцельно блуждал по улицам города. Необходимое волнение об учёбе, потому что скоро будет тест, или, быть может, о внешности, когда неудачно выскочил едкий прыщ на лбу, вытеснено вопросом: "Где взять деньги?"
– Нет решения, мне не заработать так быстро, – думал он. Дэвид прогуливался вдоль набережной, прислушивался к звукам певчих сверчков, пока ему на пути не повстречался добрый старик Орсо. Дэвид подошёл к нему.
– Синьор, у вас не найдётся жвачки? – он спросил это с некой грустью, затем тихо прошептал: – Мне нужно успокоить свои нервы, – Орсо всё услышал. Он бы ответил, что у него её нет, и тогда каждый пошёл бы своей дорогой, впрочем, что-то его заставило произнести иные слова, или он прочитал нежную мольбу о помощи в поникнувших глазах Дэвида.
– Не найдётся, но как выпустить пар, я точно знаю. Пойдём. – И направились они в клуб единоборств, где есть ринг и груши. Они шли неспешно, Дэвид держался позади, через пару минут он истерически засмеялся, провёл по волосам рукой, поправив непокорный чуб. Не понимал, почему следует за чужаком в неизвестном для него направлении. И, главное, страха-то не было.
Орсо стоял, прислонившись плечом к побелённой стенной арке, которая разделяла спортивный зал и, так скажем, холл. Казалось, сделав сейчас шаг вперёд, и он разрушит невидимую стену: вторгнется в личное пространство молодого человека. Дэвид отстранённо наматывал синие боксёрские бинты, и хоть его взгляд был прикован к рукам – созерцал он одну лишь пелену. Орсо оставил его одного, глубоко вздохнув, развернулся, отряхнул белый след побелки с пиджака и отправился в свой кабинет. Он спрятался в тени, а камеры наблюдения стали его незримыми глазами. Сорок минут Дэвид повторял один и тот же удар, не обращая внимание на изматывающую физическую усталость, с каждым разом старался приложить всё больше и больше силы. Он одержим неотступной темнотой внутри себя, но всё же надеется: печаль однажды исчезнет. Тренер, наблюдавший за ним, знал, что пора вмешаться. Он приблизился к Дэвиду, коснулся его плеча. Тот вздрогнул на мгновение, но не прекратил своих ударов.
– Пора отдохнуть, – сказал Орсо голосом заботы и уважения.
– Я хочу продолжить, – ответил Дэвид, тяжело дыша.
– Силу показываешь, а техника хромает.
– Я…
– Ничего не говори, слушай и повторяй. Удар, когда делаешь, локоть опускаешь низко. Подними его выше. Да, вот так, и следи за головой, она должна быть перпендикулярна ноге, – прошло ещё пятнадцать минут. – Теперь точно на сегодня достаточно. Посмотри на меня, я могу чем-нибудь помочь?
– Мне нужна работа.
– Помощником возьму. Уборка, инвентарь будут на тебе, да и тренерам лишние руки не помешают. Устроит? – Дэвид выразил своё согласие кивком. – Приходи завтра в девять.
– Спасибо вам огромное. Я могу работать и целый день.
– Верно, принесёшь мне своё расписание. Никаких прогулов в школе, чтобы не было, лично буду контролировать. Зовут тебя как?
– Дэвид Мэрисон.
– Меня зови старик Орсо или дядя Орсо. Ночевать есть где?
– Да, пока ещё да, – и он убежал.
Через некоторое время свет угас, послышался звук включенной сигнализации и негромкие шаги переступили порог клуба – помещение осталось в чернильной темноте ночного молчания. На небе ярко светил полумесяц, рядом с которым мерцала маленькая звезда, как миниатюрное блестящее пятнышко в безмерном пространстве неба.
И вот, спустя несколько недель, эти люди напомнили о себе. Дэвид обещал, что вернёт все деньги за отца, попросив всего лишь время. Но в ответ ему посмеялись в лицо, назвав жалким идиотом. Таким он себя и считал.
– Адрес какой, – в ответ тишина, Дэвид никак не реагировал на слова Адриана, – Не разговариваешь со мной?
Внезапное торможение автомобиля заставило пассажира невольно склониться вперёд, но лишь едва заметно.
– И что ты делаешь? – сквозь зубы поинтересовался Дэвид.
– Извини, ты просто не отвечал мне.
– И что ты у меня спрашивал?
– Адрес, у тебя какой? Оформлю доставку транспортного средства прямиком до твоего дома.
– До дома? Это хорошо, и меня тоже отвезите.
– На ты или всё-таки на вы? – вопрос остался без ответа. – Адрес скажешь?
– Поехали быстрее, – он назвал нужный адрес. – вдруг с папой что-нибудь случилось.
– Всё так серьёзно?
– Если бы я сам знал, – с вихрем мощности автомобиль поехал дальше. Они доехали быстро, Дэвид выбежал из машины.
– Что здесь произошло? – дом напоминал хаос, все вещи были перевёрнуты вверх дном, – Я так понимаю здесь оставаться небезопасно. Где родители?
– Я живу только с отцом. Он в комнате спит.
– Разбуди его, неужели он ничего не слышал?
– Он пьян, – Дэвид вошёл в обитель отца, он посмотрел на пол: осколки разбившегося алкоголя, как мозаики, были разбросаны среди луж и капель, а терпкий запах заполнил пространство. Отец и сын были похожи, оба высокие и худые, одинаковое выражение лица, когда были серьёзными, и всё же, несмотря на их схожесть, отец и сын были совершенно разные по натуре. – Папа, вставай, поедим к бабушке.
Адриан взглянул по сторонам: нельзя сказать, что дом расположен в плохом районе Палермо, но ремонт был не первой свежести – потрескавшаяся белая краска фасада отваливалась, сад-огород весь зарос сорняками, внутри была старая мебель, теперь ещё и поломанная, посмотрев на части разбросанной по разные стороны части мебели, так и слышался сухой треск дерева.
– Не смотрите вокруг ни с отвращением, ни с жалостью, – сказал Дэвид, остановившись рядом с Адрианом. Иногда жизнь, словно необузданный вихрь, сбивает с толку и оставляет без опоры в реальности. Но даже среди серости и тоски можно найти маленький свет, который мог бы поделиться теплом, заставил бы почувствовать, что вокруг есть что-то большее.
– Ладно, пойдём.
Дэвид справился сам, отведя отца в дом, попросил Адриана подождать, он вернулся достаточно быстро, и вместо того, чтобы отблагодарить, произнёс:
– У меня ещё одна просьба, отвезёте по этому адресу?
– За кредитом? – Адриан понял, что попал в точку и шутка получилась неудачной.
– Точно?
– Нет, я сильно запутался. Лучше по другому адресу.
– Клуб? Неплохой у тебя разброс. Теперь уверен?
– На самом деле нет, у меня просто не хватит денег. Но есть ещё одна идея, сейчас вернусь, а потом поедим в центр Великолепного Палермо.
Дэвид шёл вперёд со шляпой в одной руке, с микрофоном в другой и с гитарой на спине, несложно было предсказать его намерения, Адриан следовал за ним. Первые аккорды в воздухе раздались, потом он принялся петь – начало было неплохим, и стоит отдать ему должное за отличное мастерство на гитаре, но с вокальной составляющей у Дэвида были некоторые трудности, и его голос редко совпадал с требуемыми нотами, с такой техникой исполнения он рисковал отпугнуть зрителей, именно поэтому Адриан решил приблизиться и сделать некоторые корректировки, подойдя к Дэвиду, он снял с него шляпу, немного отодвинул его от микрофона и попросил наиграть одну мелодию.
Какая она – тайна любви твоей.
Неразрывно меня обвивает, не словами, теплом своим.
Я знаю, она бескорыстна.
Любовь, что залечит раны и разрушит все горечи.
Твои нежные руки, мама, будили меня по утрам.
Я знаю,
ты слышишь меня, чувствуешь каждую мысль,
Твою любовь никогда не погаснет.
– Нет, нет, это невозможно. Мы собрали… – Дэвид взял в руки мелочь, две из них упали, но он их быстро поднял. – Вы понравились людям, почти шестьдесят евро, однако, мы здесь и двух часов не пробыли. Певец?
– Нет, нет, это невозможно, – повторил он за Дэвидом.
– Честно?
– Абсолютно.
– Я угощаю.
– Тебе не нужны деньги?
– Нужны, но поверь, шестьдесят евро мне сейчас вряд ли помогут. Не против? – Адриан не отказался.
Тотти вернулся домой поздним вечером. Адриан живёт в коммуне недалеко от Палермо, буквально в двадцати километрах, около его дома растёт грандиозное величие с голубовато-зелёными листьями – бенгальский фикус, а из высоких окон виднеются синие просторы моря. В тот день и представить было нельзя, что море, покрытое синим плащом, утром окажется на самом-то деле бирюзовым.
· · • • • ? • • • · ·
– Отец? – удивился Дэвид, – Что ты делаешь в такую рань? – отец посмотрел на сына виноватыми глазами, но ничего не сказал. – Доброе утро, – Дэвид вошёл на кухню.
– Садись завтракать, – предложила бабушка. Они ещё не знали о несчастие, созданном их сыном, Дэвид не хотел наблюдать за грустными глазами близких, поэтому не осмелился произнести вслух правду, тем более безрассудные поступки отца отрицательно сказывались на здоровье его же родителей.
– Зачем папа в коридоре моет пол?
– Уборкой занимается, – она поставила на стол тарелку с фритатой. – Что пить будешь? Кофе или апельсиновый сок?
– Ничего, – негодующе ответил он, но не со зла, а потому что болела голова, – точнее, воду, – затем уже мягче добавил. – Так зачем папа моет пол?
– Пару бутылок разбил, решив завязать, главное, по ошибке это сделал, они же были с соком. Ладно, хоть сам принялся убирать. Надо и ему завтрак приготовить.
– Чтобы он почувствовал уважение и заботу с самого утра? Нет уж, не заслужил.
– В чём-то ты Дэвид и прав, – но от своих слов бабушка не отказалась.
В это время Адриан доставал из шкафа чёрные льняные брюки и рубашку с длинными рукавами и пуговицами цвета жжёного дерева, на груди которой располагался небольшой кармашек, самое удачное в его образах было то, как он их носил, его наряды – его внешность, они служат подлинной рамкой его характеру. На ноги обул сверкающие – потому что были безупречно чистые – белые кроссовки. Он не понимал, зачем ему это нужно, некое неопределённое чувство подталкивало его сделать это, зато точно знал, что действия, которые должен предпринять, окажут огромную помощь тому, кто в ней нуждается. Не мог оставить человека в таком состоянии, когда у него есть возможность помочь.
– Как давно ты знаешь старика Орсо? – вместе с Дэвидом Адриан ехал к старику.
– Чуть больше недели.
– Работаешь у него?
– Верно. Днём после школы я их покорный слуга, зато поздним вечером весь зал в моём распоряжении.
– Не врёшь?
– Почти, дядя Орсо сидит в своём кабинете и наблюдает за мной, два раза меня тренировал.
– Это на него больше похоже.
Автомобиль двигался по дороге, спустя время они прибыли к нужному месту.
– А ты не выходишь? – спросил Дэвид.
– Нет, позже подойду.
Адриан был в ожидании несчастных, две знакомые, но неприятные личности показались перед дверью клуба, несведущие к кому заглянули без приглашения. Их необдуманные действия могут привести к сокрушительным ошибкам, но сейчас лучше всего примирение.
– Что же вам всё время хочется помахать своими кулаками? – нервные создания, которым постоянно норовят показать свою силу. Не стоило это делать в кабинете Орсо. За считанные секунду, их шеи оказались под властью его рук – что-то похожее на гильотину в стойке. Не задумываясь, кто прав, а кто виноват, он вырубит их обоих, но Адриану нужен хотя бы один в сознании. – Подожди, дядя Орсо. С кем из вас лучше разговаривать? – молчат, Орсо усилил охват.
– Со мной, – прохрипели одновременно с глупой попыткой посмотреть друг на друга.
– Что ж… Тогда любого, – Орсо быстро и точно ударил их головы друг о друга и отпустил. Адриан думал оба отключаться. Сознание только одного из них покинуло его тело, другой же, опустившись на колени, от неимоверной боли схватился за голову и закрыл глаза.
– Моя голова, – мужчина посмотрел на свою руку, он прикован картиною: кровь стекает по его пальцам.
– Я сейчас аптечку принесу, – послышались добрые слова старика Орсо.
– Я боюсь представить, с какими словами вы обратились к четырёхкратному чемпиону мира. Как только ума хватило? С виду он был спокоен, но всю душу в удар Орсо вложил.
– Кто же знал? Нас интересовал только он, – махнул в сторону Дэвида, который сидел на диване.
Орсо вернулся быстро, поставил аптечку на стол и закатал рукава до локтя.
– Присаживайтесь, – перемотал бинтом его голову, осталось завязать концы под подбородком. – Теперь можно и поговорить.
– А моему брату не поможете?
– Брату ты сам поможешь, и так я слишком к вам радушен. – никто с Орсо спорить не стал.
– Понял.
Дэвид внутренне сражался с самим собой, искренне желая, возразить и запретить возвращать деньги за него, за его отца, но… Осталось лишь заключить сущие бумаги, чтобы вызволить синьора Мэрисона. Мужчина порвал на глазах Дэвида расписку отца – это означало освобождение от цепей финансовых уз, забрал сумку с деньгами, брата закинул на спину, и они покинули помещение.
Выйдя на улицу, Дэвид ощутил, как тень тяжести осталась позади, стало легче, но это ещё не конец. Он догнал Адриана.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/a-lyavond/vzglyad-pryamo-70273384/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.