За шаг до близости
Владимир Никитин
Может ли первая любовь пройти сквозь время, и что остается от нас, когда она уходит? Почему именно в шестом вагоне по дороге в Петербург встречаются ведьмы?Есть ли напиток, отбивающий не память, а чувства? И есть ли жизнь там, где нет музыки?На все эти вопросы ответов в книге вы не найдете, хотя всё это встретите на страницах и сможете ответить на них сами.
Владимир Никитин
За шаг до близости
Умираю от жажды над ручьём.
Франсуа Вийон
12 лет
– Смотри, радуга! Это к удаче, – кричит Света.
Мы сидим на холодных железных воротах и следим за дорогой.
– Ага, скажешь тоже. Удача… Сторожить тут, пока все остальные веселятся с родителями. Считай, что наказали. Хуже только в изоляторе, когда болеешь, – ворчит Ян.
– Зато мы первыми видим всех, кто приезжает. У нас тут, считай, наблюдательный пункт. Не-а, даже смотровая башня, – говорю.
– Каланча!
– Точно, каланча. А то и маяк, – смеюсь я.
– Ну это ты загнул…
Сейчас нас трое – стражей ворот. Тех, кого из лагеря отправили встречать взрослых. Было четверо, но к одному парню недавно приехали предки, и он перешёл в разряд счастливчиков. Жаловаться без толку. Всё справедливо – остальные заняты на родительском дне. А кому ещё сторожить ворота, как не тем, кого родители не забрали?
– Э-ге-ге! – доносится из радио. – Пока вы все отдыхаете, я отвечаю за музыкальную программу и ваше настроение. Напоминаю, что встречать родителей вы можете у Северных ворот. Южные уже закрыты. Через минуту прозвучит композиция A Tale That Wasn't Right.
А потом, уж не обессудьте, начнётся повтор вчерашней трансляции. Мне тоже надо отдыхать! Хорошего всем дня!
Мы следим за дорогой, не отрываясь. Мы три друга, три мушкетёра и по фиг, что одна из нас – девушка.
Иногда в начале дороги мы видим яркий блик. И знаем, что ещё одна машина выехала из-за поворота и свет отразился от её окон. Я жду каждую такую вспышку, принимая её за знак. Надеясь, что следом появится машина родителей моей Юли. Маму я не жду, она и не могла приехать, задержавшись в командировке. Солнце светит прямо в глаза, и если бы…
– А представь, если бы стёкол не было, – словно прочитал мои мысли Ян. – Мы бы и не знали заранее, что кто-то едет.
Время от времени до нас доносится свист. Это деревенские выкликают нас, чтобы мы спустились и вышли за территорию. А там можно и подраться, не боясь охраны. Деревенские взрослее, крепче, наглее. Не толкаются или борются, как мы, а дерутся жёстко, до крови. Встречи с ними не сулят ничего хорошего.
Сегодня они особенно злы. Им завидно, что другим детям привезут много вкусностей, и что можно быть такими счастливыми.
Вдали грохочет. Бах, бах, как будто взрывы или раскаты.
– Гром!
– Ого, скоро ливанёт и смоет нас отсюда. Как при шторме, когда накатывает девятый вал!
«А если Юля не вернётся?» – думаю я. Каждый день я откладывал признание в любви, ждал лучшего момента. И хотел признаться сегодня, обязательно сегодня – в эту субботу, в рубикон смены. Чтобы на прощальной дискотеке танцевать с ней как парень с девушкой.
День назад Юля отравилась, и её положили в изолятор, который стоял далеко от жилых корпусов. К ней никого не пускали, чтобы не пронесли еду. Но я смог пробраться через окно. Героическим появление не вышло: я шмякнулся на пол.
– Я думала, ты не придёшь уже, – едва сдерживая смех, она помогла подняться.
Юля была в розовой пижаме. Белый халат лежал рядом нетронутым.
– Не пускали. Говорили, у тебя снова высокая температура.
– Только вечером, не страшно.
Я сказал, что думал:
– Рад, что ты заболела. Мы хоть можем побыть одни.
Она улыбнулась, сказав:
– Жаль, что так.
– Ну так ты хоть не стесняешься меня. Не обижайся.
– Я не обижаюсь. Я не хочу, чтобы о нас говорили. Вот, он в четвёртом отряде, мелкота, а она в первом. Просто не хочу. Можно же дружить не на глазах у всех?
– Просто дружить?
В коридоре послышались шаги.
– Кто-то идёт! Беги!
Я вылез в окно и спрятался в кустах. Было тихо, лишь со стороны деревни доносился свист.
– Юля, собирайся, – услышал я голос врача.
– Куда? Я думала, только завра выпишут.
– Нет, приехали родители. Тебя забирают.
– Но как? Ещё полсмены!
– Мы тут и на день не останемся! – негодовал женский голос, видимо, мамы. – Чтобы ребёнок ещё раз отравился? Вы с ума сошли?
– Дай мне время, – просила Юля. – Я оденусь.
– У тебя пять минут.
Шаги, хлопок двери.
Юля выглянула в окно.
– Ты здесь? Слышал? Меня увозят домой.
– Да, но как же так?..
– У меня меньше пяти минут.
– Оставь свой номер телефона!
– Мы только переехали. Напиши свой.
Она бросила мне бумагу и ручку. Листок кружил несколько секунд, прежде чем я поймал его. Ручку нашёл во влажной от росы траве.
– Юля, – дверь снова открылась. – Тепло оденься, на улице прохладно. И что у тебя так свежо?
Я быстро написал номер и добавил слова «Я люблю тебя». Сделав из листочка самолётик, запустил в окно. И услышал лёгкий хлопок – самолётик приземлился у моих ног, ударившись о стекло. Я подтянулся на подоконнике и заглянул в комнату. Мама выталкивала Юлю из палаты.
Стало совсем тихо, даже свист прекратился. Я слышал, как бьётся сердце.
Но ведь Юля вернётся, точно. Я увижу, как сверкнёт стекло, услышу гудок клаксона, который прозвучит как трубы победы.
И мы вспомним, как утром просыпались под звуки горна, в палате с друзьями, и с улыбкой и смехом шли на пробежку. И что горн теперь и навсегда – это начало нового и счастливого дня. Я расскажу ей, как в прошлой смене после королевской ночи проснулся и едва смог найти свои кроссовки. Все деревья около корпуса были наряжены, словно ёлочки в Новый год, гирляндами из одежды и обуви. И сонные ребята и девчонки ходили и собирали свои вещи. А Ян встретил рассвет на улице – шутники вынесли его из палаты на матрасе. Расскажу, как вкусна картошка, приготовленная в золе. Как с треском взрываются сосновые шишки в костре. Как делать дымовуху из шарика для пинг-понга, чтобы напугать вожатых. Как, согревая зубную пасту, правильно мазать ею в королевскую ночь, чтобы жертва не проснулась.
И не вспомню, как на дискотеке я пытался пригласить Юлю на танец. А она убежала, испугавшись насмешек своих ровесников.
– А я хочу в следующий приезд быть в первом отряде, – говорю вслух друзьям. – Чтобы от меня никто не бегал.
– Ого, ну ты и замахнулся. Хочешь, чтобы тебе сразу четырнадцать лет стало?! Потерпи уж два года.
Гром снова напоминает о себе.
– Грохочет, как на ударных ритм отбивает, – говорю.
– А может, где-то вдали идёт ливень, дороги размыты, и не добраться? – предположила Света.
Я пожимаю плечами. Барабанный бой – это сигнал к отступлению, ничего хорошего в нём нет.
Всё могло бы быть по-другому. Я мог бы пригласить Юлю на танец наедине, когда нет насмешников и любопытных. Мог бы раньше попросить у неё номер телефона и не тянуть до нужного момента (с чего я решил, что и судьба этот момент сочтёт нужным?!). Мог бы запомнить её фамилию и узнать школу, чтобы сторожить после уроков. Мог бы попытаться её обнять и поцеловать. Я столько мог сделать! Но не сделал. Да что такое! Что это за нелепая привычка всё время возвращаться в прошлое и переигрывать в мыслях ситуацию?
– А ты мой телефон записал? – спросил Ян.
– Ага.
– Мы же ещё увидимся, когда вернёмся в город? – спрашивает он.
На небе расцветала двойная радуга, такая широкая, какой я никогда в жизни не видел. Неужели меня ждёт двойная удача?
Через час на повороте снова сверкнуло. Появилась машина, и Яна забрали родители. А спустя минуты – и Свету.
Солнце зашло, и сразу стало тише. Птицы затихли, и даже деревенские перестали свистеть. То ли устали, то ли признали во мне своего, поняв, что нечему завидовать. А ещё спустя минут десять к воротам вышел один из них. В руках он держал пакет.
– Лови, городской! – парень забросил его наверх.
Я схватил посылку. Что они ещё придумали? Шипы? Крапиву? Вонючего жука?
Открыл. Там был чёрный хлеб и запечённая картошка. Я хотел поблагодарить, но парень исчез.
– Ну что, вот и я. Скучали? – ожило радио. – Но я с вами ненадолго. Родительский день окончен, надеюсь, вы все провели его хорошо. До встречи завтра!
Что ж, вот и всё. Теперь точно Юлю не вернут. И скоро меня сменят на посту. А идти в палату, где будут обсуждать, как прошёл день, совсем неохота. Хотя… я же могу рассказать друзьям другую историю. Например, как мой дозорный пост чуть не снесла стихия.
Снова громыхнуло, небо расчертила молния. Повис густой туман. В сетке дождя знамя лагеря слилось с тёмным небом.
Началась магия.
20 лет
Стеклянный вальс
– На сайте билеты закончились! – кричал я в телефон. – Придётся приобретать на месте. И вообще, завтра экзамен.
– Слушай, приходи, мы впишем! – старался перекричать музыку Ян. – Мы же впишем? Света говорит, без проблем! И уйдёшь сразу после её выступления. Вспомни, как в прошлый раз перед сессией за ночь выучили все лекции. Такое пропускать нельзя!
– Как будто я не был на её концерте.
– То в Питере, а в Москве впервые. Да ещё и в «Лётчике»! Поверь мне, вечер будет особенным!
– Ладно, привет ей, – сказал я.
В клубе я устроился за свободным столиком.
– Тут резерв, – сообщил пробегающий мимо официант.
Пришлось поменять место, но позже история повторилась. Подошедший Ян только пожал плечами на очередное предложение пересесть.
– Ну, значит, будем сидеть за столом музыкантов.
Чуть позже появилась и Света.
– Какие планы?
– Вас послушаем и уедем. Ещё готовиться к сдаче.
– Останьтесь, последняя группа тоже интересная.
Я с сомнением что-то промычал.
– Эй, – на Свете повисла фанатка с фотокамерой. – А кто твои друзья? Тоже музыканты?
– Конечно. Я, например, в нашей банде на тамтамах играю, – выдумал сходу.
Ян с улыбкой кивнул.
– Ого, какие у неё огромные глаза, когда не закрыты, – шепнул он. – Прям «волоокая богиня»
.
– Отлично! Когда вы будете выступать, я вас тоже сниму! – Волоокая богиня покачивалась в такт музыке. Глаза её были полузакрыты, и слова она произносила с лёгким напором, словно с ней спорили, а она преодолевала сопротивление.
Ближе к концу вечера я столкнулся с ней около туалета.
– После концерта куда-то поедете? Всей группой?
– Да пока тут.
– Не забудь меня.
Я не успел ничего ответить: заиграла следующая группа, и волоокая исчезла.
У сцены я заметил девушку в розовой бейсболке; она стояла спиной к выступающим и не обращала внимание ни на концерт, ни на танцпол. Перебросившись парой слов с лохматым парнем, она пропала из вида. Наверное, фанатка следующей группы, вылезет на танцпол, когда они появятся. А потом прилипнет к музыкантам на улице, лишь бы провести с ними ещё пару минут.
– Твоя очередь брать пиво! – сказал друг.
Следующий бокал пришлось ждать минут десять. У барной стойки зависла черноволосая девушке, выглядевшая будто она перепутала своё время и явилась из прошлого, из конца шестидесятых: с каре, в белой короткой юбке и белых сапожках. Бармен долго мешал её коктейль, стараясь её разговорить.
Наконец, и мой коктейль был готов. В бокал упали кусочки яблока, и я спросил у неё какую-то ерунду, вытягивая девушку на беседу, как фокусник вытягивает зайца из шляпы.
– Так из какого года я? – кокетливо переспрашивала она.
– Шестьдесят девятый год, как в фильме, – отвечал я. – Это тоже был август. Я легко могу тебя представить актрисой, сыгравшей кого-то из того времени. Она там очень красивая. Но ты ещё лучше.
– Что тут сказать, мы в неравном положении. Я этот фильм не видела.
Рядом оказалась волоокая.
– Давайте, я вас сниму вместе?
Я протянул ей свой телефон и прижался к девушке «из шестидесятых», положив руку на барный стул за её спиной. Казалось, ещё миллиметр, и я невольно поглажу её бедра. Попробую убрать руку – и тоже задену.
– Не торопишься после концерта? Тебя не ждут? – спросил я, как только нас «сняли».
– Не очень, – ответила она.
– У друга-музыканта будет афтепати. Давай с нами?
– Как пойдёт. Будет час, будет песня, – она сделала долгий глоток через трубочку. – В общем-то я не против.
Позже я столкнулся с ней на танцполе. Она поворачивала голову то влево, то вправо, и эти два движения не менялись, что бы ни играли со сцены. «Каре – два движения» – назвал я её. Имя спросить не успел, сразу пригласил за музыкантский столик. В итоге там оказался я, она, Ян и Света.
– Это для тебя, сучка! – слова, произнесённые в микрофон, оживили потухший зал.
В танцевальном партере на полу распласталась синяя от макияжа пьяная фанатка – волоокая богиня, как назвал её Ян. Она поднялась и с неожиданной резвостью из последних сил дотянулась до грифа гитары, протянутой басисткой. Рука фанатки пробежала по струнам, и до зрителей донёсся вполне годный звук. Это действо совсем измучило волоокую. Со словами – «как я напилась» – она снова сползла на пол и на время затихла.
Музыка остановилась. Басистка сняла бейсболку и помахала ей, вглядываясь в зал и щурясь, как близорукая. Софиты слепили её и делали лицо практически белым. Девушка показалась мне знакомой, как детское воспоминание, от которого невозможно убежать.
Она улыбалась: большие белые зубы с чуть неправильным прикусом, крупные губы. Скупая улыбка – не больше чем дань остывающему танцполу. Голубые глаза искрились от смеха. Её фигура была скорее худощавой: тонкие руки, спортивные ноги и узкая спина. Широкий разрез глаз, неровная, растрёпанная чёлка. Светлые волосы. Она выглядела как девчонка с лицом женщины.
«Это она, Юля». И сердце забилось сильней. Я выпустил из объятий девушку с каре и подался вперёд.
– Мало секса! – выкрикнула музыкантам волоокая.
В этот момент лохматый солист, игравший лицом к лицу с басисткой, развернул девушку на 180 градусов – на её спине висела картонка с сет-листом
– и объявил последнюю композицию. Он крутанул её небрежно, так, как берут женщину, с которой давно близки, и эта мысль неприятно меня кольнула. В конце партии лохматый запилил соло. Ян поморщился и изобразил на лице скуку и равнодушие.
– Ладно, – снизошёл он. – Лучше, чем сидеть дома и готовиться к сессии.
Концерт завершился, Юля закрывала вечер – всё, финал. Незаметно пролетело шесть треков, музыка прошла фоном. А всё моё внимание приковала к себе девушка в бейсболке и короткой куртке с блёстками. И с детскими коленями – что это значит, я не смог бы объяснить самому себе.
А что было раньше в этот вечер?
Промелькнул вялый чек
перед концертом. Потом появилась первая группа и так же быстро ушла. Затем на сцене расцвели красочные мексиканские сомбреро и всколыхнули атмосферу бодрящие ударные партии. Зал накрыл глубокий и низкий женский вокал, губная гармошка напомнила кельтский боевой гимн. А ещё раньше? Барная стойка с долгим ожиданием, сигаретный дым на крыльце. Эта девочка со сцены в блестящей куртке…Она несколько раз прошла за стол музыкантов, едва улыбаясь мне. А я всё не мог отделаться от мысли, что знаю её. Девушка двигалась очень быстро, оказываясь то у бара, то в партере, то на улице, и нигде не задерживалась больше, чем на несколько минут. Казалось, она всех знает, кроме меня, и её тоже все знают.
Попытки её поймать напоминали прыжки за мячом, всё время меняющим траекторию после рикошета.
А потом я увидел Юлю в свете софитов, играющую весёлые басовые партии, от которых хотелось пуститься в пляс. С эмоциями, прибережёнными для сцены. И было видно, что девчонка получает наслаждение от игры – от каждого звука инструмента, от кокетливой мелодии сёрф-рока. Во время исполнения она слегка пританцовывала, с худых плеч сползла розовая куртка в блёстках.
«Пойдём за пивом», – тихо сказал я Яну.
И, не слушая возражений, что только за этим столиком скидка на напитки, потянул его к бару. Юля вскоре тоже оказалась там, в компании то ли фанаток, то ли коллег, но когда мы сели за стойку, тут же упорхнула на улицу. И хотя Ян только что приземлился на стул, я отвлёк его от разговора с барменом, чтобы позвать покурить.
– Ты кое-кого забыл за столиком, – друг кивнул в сторону девушки с каре.
Кажется, я проигнорировал эти слова.
Перед выходом нас тормознула охрана, отправив за пластиковыми стаканами. Из этого бара можно было вывести любую девушку и не вернуть, но стекло нельзя было взять даже на пять минут, чтобы постоять на крыльце.
А я не мог снова упустить её. Поэтому сунул кружку под футболку и выбежал за девушкой.
Юля стояла на крыльце, в очках-бабочках, а на её спине болталась картонка с сет-листом. Закуривая сигарету, она улыбалась солнцу.
Я подошёл к ней и потянул за собой за руку.
– Я потом скажу, как круто ты играла. А сейчас поехали.
– А ты кто? – она смотрела на меня с прищуром, как недавно на зрительный зал.
– А какая разница? Что тут дальше делать? Весь движ позади. Хочешь наблюдать, как всё затухает? Что может быть печальнее? Через полчаса закроется бар, люди, как призраки, исчезнут с крыльца. И кто-то рядом скажет: «А около моего дома ещё продаётся пиво». Это какой по счету концерт, где всё так закончилось? Хочешь, чтобы завтра было так, как всегда?
Она подняла руку и указательным пальцем ткнула мне в грудь.
– Много риторических вопросов, и вообще пафосная херня, но какого чёрта? Не теряй эту идею – сейчас попрощаюсь и вернусь.
Я не отпустил её руку.
– Прощания никому не сдались. Мы потом извинимся перед ними. Может быть.
Я открыл дверь машины каршеринга. Стакан выпал из-под моей футболки и с дребезгом разлетелся по асфальту.
– Мы? – переспросила она.
Я развернул Юлю, снял с её спины картонку с перечнем песен и бросил её на асфальт.
– С этим всё. Уже больше не нужно, – и почти впихнул Юлю в салон.
Сделав по хрустящим осколкам стакана пару шагов, я сел за руль и завёл машину.
Мы уже отъезжали, когда на улицу выбежал солист. Он махал руками и что-то кричал нам вслед.
Я включил музыку громче и рванул с места.
– Свидание началось.
– Больше похоже на похищение.
– Ну или так, раз ты меня не помнишь.
Она пожала плечами.
– Помню? Хм, ну, может, на каком-то концерте и знакомились. Плана, что делать дальше, конечно, нет?
– К чёрту план. Выезжаем на шоссе, а дальше…
– В никуда.
– Что-то вроде того.
– У тебя есть полчаса.
– А потом что?
– Потом я остыну. И начну думать. После выступления меня всю трясёт от возбуждения.
Мы проезжали двухэтажный мотель, больше похожий на коттедж.
Я запарковался.
– Подходит. Побежали.
Я быстро заплатил на ресепшен и взял ключи.
– Милая девушка на ресепшен, – сказала Юля.
– Да? Не заметил.
– Ну они часто милые и незаметные.
В номере девушка спросила:
– И какие требования у похитителя?
Я прижал её к себе.
– Ты мне должна танец.
– Вот как? Прям должна. И давно?
– Ага, десять лет.
– Что ж, ну если так. Только музыки нет.
Я включил трек на телефоне. Звук был плохим, хуже, чем когда-то на кассете. Голос пел:
But you can't help, this is the end
Of a tale that wasn't right
I won't have no sleep tonight
.
Я сильнее обнял её в танце, как мечтал, когда мне было двенадцать лет.
– О господи, какая же это старая песня! – воскликнула Юля. – А я почему-то помню её.
– Я всё ещё люблю тебя, – сказал я. И поцеловал, повалив на скрипучую кровать. Её телефон зазвонил; Юля выключила его и кинула на пол.
…И вот я уже протягиваю девушке сигарету, склонившись над ней в постели.
– Ты меня не помнишь.
– Почему тебе так это важно?
– Тридцать минут вышли.
– Ты их продлил. Пока ещё останусь. Не забывай, что придётся продлевать
– Да я не против.
– Теперь можешь рассказать, как я круто играла.
– Могу?
– Ну да, сейчас самое время.
– Мне нравится, как ты двигаешься на сцене.
– Продолжай. Это возбуждает.
– Мне нравится, как пахнешь. Как смотришь на софиты, щурясь. Как блестят твои глаза. Как улыбаешься как будто чуть скованной улыбкой…
– Неправильный прикус.
Телефон снова ожил.
Она потянулась к трубке.
– Надо бы ответить, неудобно вышло.
– Забей. Потом разберёмся.
– Да тебе-то что, ты там никого не оставил.
– Ну почему, девушку. С каре, рядом стояла.
– Это неравноценно. У меня там парень.
– У меня, может, будущая жена, но я всё равно её бросил.
– А, ну если будущая, тогда жертва считается. И как зовут счастливую невесту?
– М-м-м… не знаю, девушка с каре, мне достаточно. Ты ж тоже не помнишь, как зовут твоего парня.
– Здесь и сейчас – нет, потому что и ты его не знаешь. А так-то я помню. Настоящая я помнит.
Она потянулась за телефоном, скинув стакан с тумбочки. Он разбился вдребезги.
***
– Вот потому и нельзя выносить кружки на улицу! – крикнул охранник.
Его рука опустилась перед моим носом, как шлагбаум. Юля отдалялась, лишь на мгновение обернувшись на шум.
– Иди позови уборщика, если сам не хочешь убирать, – сказал охранник.
Ну вот, здравствуй реальность…
Под моими ногами были осколки и липкое пиво, по которому топтались счастливчики, проходящие мимо цербера за Юлей.
Пока я бегал за уборщиком, заказывал ещё пива, переливал его и вытирал пену со стойки, Юля уже вернулась с улицы и с чуть покровительственной улыбкой скользнула по мне взглядом и почти сразу опустила глаза.
И когда я решил, что всё, останусь на крыльце, не сделаю отсюда и шага, даже если опустеет стакан, вдруг загорелся ближайший фонарь и тут же на улице очутились все музыканты и гости. Люди были везде; на остывающем козырьке перед клубом, как кошка на капоте, вытянув ноги, улеглась незнакомая девушка.
Наступил вечер: тёплый, безветренный, неторопливый. Меня словно выкинуло из киноленты прямиком за камеру оператора. Я больше не был частью сюжета – действие остановилось.
Никто не расходился, все как будто ждали приглашения не завершать этот день.
– А ты чего не едешь домой готовиться? – спросил Ян. – Экзамен сам себя не сдаст. Lingua latina non penis canis est.
Я рассеяно улыбнулся и промолчал.
– А я знаю это твоё выражение лица, – сказал друг. – Давно его не видел, со школы. – Он вдруг крикнул в толпу: – Бар скоро закроется! Поехали все ко мне, около моего дома ещё продаётся пиво!
Но нет, не сработало. Толпа качнулась, как волна, но осталась на месте: слишком хорош был этот летний вечер, чтобы менять его на тесные стены.
И все стояли по своим компаниям, по пять-шесть человек, и я пасся вместе с Яном и Светой, и рядом – волоокая. А Юля по-прежнему была не так далеко, в соседней компании, и эту границу, казалось, не преодолеть.
А потом на всех нас полилась вода, и поначалу никто не понимал, откуда, и не пытался скрыться, все только поднимали головы кверху. Юля сняла бейсболку. Её волосы стали мокрыми, а на лице наконец-то расцвела тёплая улыбка.
Мимо проезжал виновник – водитель поливомоечной машины. Он поднял брандспойты вверх, устроив передвижной фонтан.
– Deus ex machina, – подмигнул Ян и приподнял бокал холодного пива в приветственном жесте.
– Все за мной! Сохнуть и пить ночь! – закричал он.
Ко мне в машину набралось три человека, оставалось место ещё для одного.
– Кто ещё со мной? – попытался выкрикнуть я, но голос подвёл.
– Бери кого хочешь, – посоветовала Света.
– Да тут мало знакомых.
– Ну и что? – удивилась она. – Подходишь, знакомишься и зовёшь. А можно и сразу, без знакомства.
– У него с детства боязнь сцены, – поддел Ян. – Когда все смотрят – страшно.
Я застыл, теряя время. Ещё пара минут, и компании начнут вызывать себе машины, чтобы разъехаться в разные стороны.
Каре два движения стояла около Юли. Пригласить двоих было нельзя – не хватило бы места. Ни в машине, ни…
– Это уже стало надоедать. Хочешь, я тебя с ней познакомлю? – нетерпеливо сказала Света, взяла меня за руку и подвела к девушкам.
Передо мной оказалась Юля в очках-бабочках. Каре – два движения – справа. Слева – волоокая с камерой.
– Хотела тебя кое с кем познакомить, – сказала Света басистке.
– Юля, – она сняла очки и чуть насмешливо посмотрела на меня.
– Илья, – я едва выдавил имя.
– Ему понравилась ваша музыка, – пришла на помощь Света. – И не только.
Ещё минут десять шёл этот странный диалог между девушками, в котором Света представляла меня, словно адвокат, а я молчал. Юля внимательно изучала меня, как будто это нормально – слушать через посредника.
К нам на шаг ближе подошла Каре – два движения, ожидая, что и её представят. Но нет, не представили. И волоокую, которая вертелась по другую руку, тоже знакомить не стали.
– Ну, не тяни, – шепнул на ухо Ян. – Не яблоко же вручаешь
.
– При чём тут яблоко? – не поняла волоокая богиня.
Я очнулся. Я должен забрать Юлю с собой! Мне будто снова двенадцать лет. Я стою на сцене танцпола, и на меня уставились десятки глаз. Насмешники только и ждут, чтобы я опозорился. Я приглашу Юлю, а она вновь убежит.
Каре – два движения смотрела на меня, ожидая, что я позову именно её.
– Юля, поедешь с нами? – спросил я наконец.
В этот момент солист, подкравшийся по спины, развернул девушку лицом к себе, поднял в воздух и обнял. Юля обхватила его ногами.
– Поехали, – сказал солист. – Сет-лист ещё не отыгран полностью.
– У меня после концерта так же – прямо трясёт, пока не пересплю с кем-то, – мечтательно поделилась волоокая.
– Замолчи, – сказала ей Света.
Как закончилась беседа? Не помню. Просто все вдруг стали смотреть в разные стороны и общаться кто с кем.
Рядом со мной переминалась с ноги на ногу Каре – два движения. Она отвела глаза в сторону, как будто ей неудобно. Может, не придала значения сцене? Не поняла, что я выбрал не её? И что меня отшили.
– Концерт закончился, – сказал ей. – Продолжим вечер?
– Что-то я устала. Вряд ли.
– Оставишь мне свой номер?
– Дай трубку.
Она взяла мой телефон, пробежалась пальцами по экрану и через несколько секунд вернула.
Все гости клуба пошли забирать вещи, а когда я вернулся на улицу, её не было. Не оказалось девушки и в клубе.
– Она, наверное, где-то рядом, позвони, – сказал Ян.
Я полез в контакты. В телефонной книжке последняя запись была лаконична. В графе «Имя» стояло «Неважно», а номер отсутствовал. Каре – два движения не хотела, чтобы я нашёл её.
– Ты же всех знаешь, кого ты фотографировала, – обратился я к волоокой. – Вот тут была девушка с каре, из шестидесятых-семидесятых годов прошлого века…
– Не помню, – глаза у неё закрывались ещё сильнее, чем раньше.
– Вот, – я хотел показать снимок, но в телефоне фото больше не было: девушка стёрла его.
Я растерянно посмотрел на волоокую и предложил:
– У нас ещё одно место, поедешь?
Глаза собеседницы неожиданно открылись, и она внятно сказала:
– Нет уж, у меня теперь своя компания.
И быстро отбежала в сторону, как будто я был прокажённым. «Да что происходит?» – подумал я, и меня вдруг окатило водой. Поливомоечная машина возвращалась обратно, но никто уже не лез под её струи, не было весёлых криков, стало тихо и пусто.
– Магия закончилась, – сказал Ян, протягивая сигареты. – Около меня есть магазин, где ещё продают пиво.
Бумажный самолётик
Спустя месяц пришла осень и снова началась учёба. Первые дни мы с Яном старались поймать лето за хвост и все тёплые сентябрьские дни проводили на Патриарших, сбегая с пар.
У пруда я открыл зажигалкой бутылку пива. Из горлышка выпорхнул дымок.
– Не представляю, как учиться в такие дни, – говорил я.
– В октябре начнём ходить на пары, когда придёт полугодовая жесть.
– Лучше в ноябре.
– Гм.
– Хочется всё бросить и свинтить куда-нибудь, – сказал Ян.
– Последний курс, что уж тут. Глупо.
– Когда что-то хочется, «глупо» не остановит.
У Яна зазвонил телефон.
– Здорово. Да, Илья рядом. Выключил. Наверное, он в ранней осенней меланхолии.
Ян положил трубку.
– Света зовёт к себе на день рождения. В этот раз в Питере справляет.
– Будем считать, что это знак. После Питера и начнём ходить на пары. Точка отсечения.
– Звучит как план. Только где бы взять деньги? Со стипендии я слетел. Чёртова латынь! Конский…
– У меня есть, – перебил я. – Мне только выплатили за сайт.
– За что в этот раз?
– Они продают свистки или свистульки. Я не особо вдумывался, когда делал работу.
***
В поезде Ян еле пристроил гитару в багажном отделении, прислонив к огромному чемодану.
– Думаешь, у Светы не будет гитары? – улыбнулся я.
– Ну на дне рождения можно и на её поиграть. А на концерте я могу только на своей.
– Когда ты успел договориться о выступлении?!
– Да я и не успел. Но точно знаю, Света куда-то да вытащит.
– Тебе как будто влом играть.
– Ну такое.
– Да не строй из себя! Не хотел бы – не играл.
– А чё ещё делать? У каждого своё лекарство от скуки.
– Если бы я мог круто играть, я был бы счастлив выступить.
– Поверь мне, как только ты сможешь, тебя перестанет это вставлять.
Я засмеялся.
– Это потому ты к Свете не подкатываешь?
– Давай не будем упрощать мою блестящую теорию.
– Куда уж больше упрощать! – я хлопнул друга по плечу.
– Ну хорошо. Расскажи о своем «сложном».
– Хм. Ну вот, например. Часто я проигрываю в своих мыслях какую-то ситуацию. Чтобы хотел сделать, и не сделал. Но потом…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70256923) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.