Читать онлайн книгу «Териантропия, стихи и апокалипсис» автора Артем Рудик
Териантропия, стихи и апокалипсис
Артем Рудик
Самый большой и полный сборник скальдической и териантропической поэзии оригинального и современного российского поэта. Большая исповедь одного обычного лиса. И, кроме того, собрание четырёх популярных сборников под одной обложкой: «Великий праздник ядерной зимы», «Териантропические боевые культы», «Анималистичная скальдика» и «Эпохи, моя страна и яблочный сидр».
Териантропия, стихи и апокалипсис
Артем Рудик
© Артем Рудик, 2024
ISBN 978-5-0062-1186-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I – Териантропические Боевые Культы
Lupus non mordet lupum 1-23-ТЕ
Смеюсь и скулю, как пёс —
Мой личный животный рост,
Высок, как ванильный пост,
Для этого я и рос.
—
Клыки побуждают мозг,
Дарить людям свой укус.
Да кто бы говорил про вкус,
Внимая возбуждению розг?
—
И этот детородный визг,
Как бочка дружелюбных крыс,
Утащит обратно, вниз,
А там всё до кровавых брызг…
—
Забавный вышел бы метис
У нас с тобой, но я повеса,
И это моя пёсья месса,
Поэтому пока – смирись!
Erit sicut cadaver 2-23-ТЕ
Лисьи морды взирают рассвет,
Я внимаю их трепету лиц,
И паденью, в смирении, ниц,
Что не сможет осмыслить поэт.
—
В жерновах королевских карет
Их погибло не меньше, чем птиц,
В самолёта движках, завершивших сюжет
Птичьих драмм за разделы яиц.
—
Я таких не писал, не смешил кобылиц.
Но они всё равно, с восхищением девиц,
Придавались мечтаниям о нашей любви —
Я был холоден, словно бы воды Невы.
—
Пусть я холоден, но мои мысли нежны.
И для них точно нет ни имён, ни границ.
Им нет дела до наций и цвета крови.
Ибо дети они позабытых страниц.
—
И чтоб их донести до всех братьев лисиц,
Я к рассвету взлечу, чтоб украсть солнца свет —
Обожгусь, упаду, в парадигме комет.
И вы скажете: «Да, был поэт!»
TBK 3-23-ТЕ
Териантропические боевые культы,
Впервые возникли до нашей эры.
И мы, как потомки той самой веры,
Возглавим насилие с пометкой «Ультра».
—
И это всё – во славу Терры!
И это наша политики тульпа!
Чело продырявит Макарова пулька,
Коль ты не согласен с рождением Венеры.
—
И наши родные, люди-химеры,
Вкусят послевкусие твоего миокарда,
И скажешь ты: – Вы – общество леопарда,
Берсерки, подонки, эсеры!
—
Ну да, вот такая нам выпала карта.
И да, уж в пути наши карабинеры!
Не прячься, молись, так ведь больше азарта!
Поймут и простят наши миссионеры!
—
Мы не прячемся в джунглях,
Мы не ведаем меры!
Мы танцуем на углях,
Да, мы визионеры!
Igni et ferro 4-23-ТЕ
Сей огонёк, как твоя жизнь —
Он всё трепещется и гаснет.
И коли ты достоин тризн,
Так и гори, дружище, ясно!
И за плеядой диких схизм,
И под рассвета красной краской,
Не прячь за вычурною маской
Свой человечий механизм!
Вся жизнь, не то чтобы, как сказка,
Но как сказание машин,
Да о деяниях мужчин,
Века назад стрелявших в касках.
И ты средь них, последним баском,
Меняешь множество личин,
Пока на сердце таурин,
А в мозге ворох мыслей с лязгом!
Сжигай радон! И пей бензин!
Останься на мече дамасском!
Не верь прелестной девы ласкам:
Весь мир – твой личный керосин!
Berserkr 5-23-ТЕ
Вкуси ярость, на полслова,
Узнай дурость, на пол слога!
Жизнь у бога – испей с рога!
Жизнь убога – убей бога!
Несу стихи свои до гроба,
Я – Ницше, вьюн всех философий.
Неси колун супротив копий —
Чтоб нас с тобой не накрыла роба!
Мы как поляки в дебрях топей:
Сусанин водит – мы хороводим.
Как разобраться нам в дебрях родин?
В религиях – народов опий?
Да, мы берсерки и с нами – Один!
В крови кириллица, прости Мефодий!
Наш остров Скади, там где московий,
Но между нами урана клин!
Наш облик зверя среди руин,
И что ж поделать, наш культ – един!
Чтобы запомнили среди лепнин —
Забудь на миг, что ты гражданин!
Ведь ты мужчина, среди мужчин,
Крушитель армий – гроза дружин!
Умри сейчас, не жди именин,
Как Гинденбурговский цеппелин!
Amicus humani generis 6-23-ТЕ
Я есмь бойцовский лис,
Верный и очень злой!
Игрой называл бой,
Оружием белый лист!
И я душою чист!
И я – человек земной!
Иль не человек? Постой,
Но я ведь не экофашист!
Я просто играю роль,
Как верный протагонист.
В религии я – фетишист,
Смотри, вот тотем мой!
Смотри, как хвост мой пушист!
Куда же пропал твой?
Ведь хвост есть штандарт боевой,
Когда ты мохнат и когтист!
И может быть, я утопист,
И культ мой постигнет застой.
Но вроде пока что живой,
Твой друг, боевой лис!
Lacrimae 7-23-ТЕ
Это путь стоика,
Как культур суррогат.
Этот чёрт был рогат,
Его ждал, чтоб река,
Выйдя из берега,
Унесла, как догмат,
В раскалённый закат,
Словно трупик врага.
Но тут цепи звенят,
И родные снега,
Лучше глины, песка,
Похоронят наш мат.
Я как он был космат,
С лисьего языка
Только песня сладка,
И ведёт она в ад,
Как дорога-строка.
И я ей только рад,
Мне не нужно наград,
Лишь слеза мужика —
Мескалиновый яд,
Что одна на века,
Что скромна и тонка,
В ней ядра есмь распад.
И слеза та – моя,
Лучше всяких услад.
Декаденс – мой уклад,
Моя мысль – точна,
Мне не нужно цитат,
И она – дорога,
И она – глубока,
Это мой личный клад!
Cyberluddites 8-23-ТЕ
Злая и вредная электропсина
Напала на гордых киберлуддитов!
Наши фамилии вырежут в титрах,
За нейродоппинг капсаицином!
От искусства остались одни руины,
Нету жизни в шестерёнок ритмах,
Нейростихи простых алгоритмов —
Человек создал бога из глины!
И мы точно против Бога-машины!
Это слышно в наших мотивах.
Сколь же убогим может быть чтиво,
Чтобы его повторяли махины?
Нету идей? Держи кофеины!
На глупость машин смотрим боязливо!
Венец природы – сорт примитива,
Раз испугался мазни детины!
Творцы открыли истинны личины:
Ксерокопий прерогативы,
Постмодерновы формалины,
Оригинальностью – лживы!
Забудь про то, что внутри токсины,
И как спирали ДНК виты!
Помни, как прошлые гибли луддиты —
Гении выживут, сгинут павлины!
Therianthropos 9-23-ТЕ
Мои проблемы не типичны,
Но я кричу о них всё громче с каждым днём!
Их люди не поймут, люди как птички,
Они поют, и каждый о своем.
Я им открою истинную личность
И стану чем-то вроде метастаз!
Ведь тут достаточно лишь фраз,
Мне подсобит моя техничность.
И я ваш личный зооноз,
Ликантропический психоз!
Я сладок, будто бы наркоз!
Я в мыслях – это мой митоз!
Любовь людей и есть экстаз,
Но я то зверь! Пусть я и мил.
И у кумировских могил,
Мне как понять мотивы масс?!
Народ здесь гениев сгубил!
И человечий псориаз —
Самый безвкуснейший акрил,
Узрит меня в последний раз.
Я поклонюсь сомнищу вил,
Без лисьих, хитростных проказ,
Я выйду смело, напоказ,
Убьёте – значит победил!
Et in Arcadia ego 10-23-ТЕ
Куба либре, Санрайз, Барракуда,
Беловодье, Ацтлан, Шамбала:
Я в пути от крови к ампуле —
Я в пути от могилы к чуду.
Две таблетки, да на лапы мне —
Боль уйдёт, а я есть и буду.
Но как вылечить сущность плута,
Если дело идёт к весне?
Дайте жить мне ещё минуту,
Напишу на Берлинской стене:
«Что хотите – скажите, люди,
Чтоб не плакать потом, в седине!»
Vulpes pilum mutat, non mentem 11-23-ТЕ
Если есть у тебя лисий хвост,
Если есть у тебя лисье дело,
Если свыше дано тебе тело,
Если дан был тебе лисий пост…
Сделай так, чтобы море гудело,
Ты над ним – Моисей, в полный рост,
Шаг за шагом от мест, где погост,
Да до тех, где солнышко тлело.
Знаком качества лучше чем ГОСТ,
Лапы в кровь. Ты сродни виноделам,
Когда красным помазан, то зрелым
Вдруг покажется дружеский тост.
И твой друг, нарисованный мелом,
Оказался на радости прост.
Не поймёт в чём же гиблое дело,
Сам себя обманувший прохвост.
И тебе так знакома проблема —
В поисковой системе запрос:
Надо точно что-нибудь сделать,
Надо жить, наконец-то всерьез!
Nec Deus intersit 12-23-ТЕ
Порок остывает на пальцах —
Я мыслям своим не верю!
Все мысли мои – скитальцы,
Что вместе, как Общество Зверя!
И общество это – тайна,
На лбу, как капли елея,
Испарина едкого яда,
От всем вам знакомого змея.
Тот змей, в голове, будто идол.
Его, словно бога, лелею:
Венец – линчевание быта,
Экстаз – самосуд апогея.
И яблоко – грех, и дева.
Свечой опалённой феей,
На дно ненасытного чрева,
Любую мою идею.
Мораль познания древа —
С собою игра в лотерею.
Узнаешь, с кем была Ева,
Пока Адам не был с нею?
Utopia 13-23-ТЕ
Это мой тайный обряд!
Я тебя посвящу в план,
Ибо двое – уже клан!
Вот, возьми заготовленный яд.
Он поможет, если капкан,
Вдруг захватит свирепую лань.
Или если грозную длань,
Занесёт стареющий Ван.
Мы для них, порой, сами как яд:
Мне не мил казимировский пан,
Мне не мил свой сановничий сан,
Мне не нужно их блёклых наград.
И для них, это точно распад,
И гораздо хуже чем смерть:
Под ногами почувствовать твердь
И понять, что ты тоже был раб.
Мои рифмы, наверно, как град,
На их головы падают. Верь,
Сталью скованны мы теперь
И тебе строк нести каскад.
И в тебе мой внутренний зверь,
И ты мне теперь прямо як брат.
Мы построим свой собственный ад:
Ты предвестник, а я люцифер!
Dies irae 14-23-ТЕ
Гибель поколения на моих глазах.
Первобытный страх – бытие растением.
Ненависть в стихах. Ненависть – рождение!
Все мои сомнения – человечий прах!
Яростью берсерка, пляски на костях!
Мне соврало зеркало, лик мой показав…
Врали прародители – я рождён средь трав!
Ненависть во всем – я пожар в степях!
Пламенем своим, в мрачных городах,
Поджигал как Рим – стал воспет в стихах!
А теперь я дым, сам стал будто прах.
Гибнуть молодым! Гибнуть, будто прав!
Vitulus aureus 15-23-ТЕ
Зелёная идиллия – красный кхмер,
Мой крёстный отец – Теодор Качинский.
Мизантропия по медицинским:
О да, я вырос среди химер!
Я новой эпохи легионер,
Я старых времён почитатель знатный.
Хочешь, буду крылатый всадник?
А хочешь, буду боевой эсер?
Запрещённая книга? Мой цитатник!
Сладко шепчу тебе – люцифер!
Железный крест? Я кавалер,
Как Роммель. Давай, надевай свой латник!
Ты – рыцарь в белом, я – старовер
И аморальности привратник.
Мой культ, где я миссионер,
Культуры идол, как стервятник!
Rattus 16-23-ТЕ
Разрушенный идол, падший атлант,
Величавый и гордый крысиный король.
Ночь длинных ножей – крысиный десант,
Моя родина это австрийский Тироль.
Унылая роль, повязанный бант —
Я нынче совсем не тот крысобой!
Но крысы бегут, вызывают на бой,
Их пули уж знают, кто адресант.
Они думают, что поведут на убой.
Они давно видят мой труп в своих снах!
Но ноги мои, на тверди земной,
И ярость свою я хранил на зубах!
Давайте, грызите меня всей толпой!
Стреляйте и режьте, я этому рад!
Вся ваша свобода кровью густой
Из моих вен, как водопад!
Из моих вен: забота, любовь.
Из артерий моих – сладостный яд.
Из моих ран, растёт красный сад.
И мне на глаза – крысиная кровь.
Она так нежна, как огненный град,
И в ней моих предков великая стать!
Что, крысы, хотели меня разорвать?
А я буду вечен, как звёзды Плеяд!
Suum cuique 17-23-ТЕ
В космос летят протуберанцы,
Я за ними устроил вечный забег.
Звёзды зажгут божественны пальцы —
А я упаду в страну нег.
Скажи мне родной, я человек?
Иль это не важно, ведь все мы скитальцы,
Что пылию звёздной осядут на сланцы,
Как мокрый песок, как тающий снег?
В созвездии я столь же наг и нелеп,
Как древа, что ныне мертвы,
Но в юность застали Христа, Лао Цзы —
Я с ними приламывал хлеб.
И всё те же звёзды, всё те же дворцы,
На склоне немеющих лет,
Увидит пустыми глазницами мой,
Спокойный и мудрый скелет.
Atra mors 18-23-ТЕ
На страже наш варшавский договор…
И я на страже, над твоей постелью.
В глазах твоих, слабеющий укор.
В глазах твоих, я отражаюсь тенью…
—
И нас двоих, благословит лишь Тор,
Войну вести своим благословением
И под медовым опьянением,
Нести судьбы остреющий топор.
—
Визионер. Я снова сбит видением:
Во все дома стучит крысиный мор.
И над тобою смерть, костлявым привидением,
Диагноз пишет словно приговор.
—
Я знаю, так тут всё и будет.
Ведь с правдой жизни бесполезен спор.
Кто мы с тобою? Мы – всего лишь люди.
Кто против нас, я знания лишён…
Si vis pacem 19-23-ТЕ
Я заправский массон,
В сердце тьмы что уныло глядит.
Ты прости, Лимасол,
Променял я свой Кипр на Крит!
Или Алтис на Стратис?
Сатисфакция бизнес элит!
Тяготил их мой личный катарсис,
Я ушёл, а тут те же всё в статусе VIP.
И вообще я – чедак,
Мой билет – вертолета кокпит!
Мир – бардак,
Я под грудами каменных плит,
Схороню тех зевак,
Что узрели мой вид.
И чудной зодиак
Мне на лоб. На репит —
Дивный трек, что всё так,
Убедит?
Acta est fabula! 20-23-ТЕ
Лис, как солнце, горит в темноте,
Я в смирении падаю ниц,
Я хотел быть подобием птиц,
Да вот видно сгорю на костре.
Тамплиер был покорен судьбе:
Что журавль? Нет даже синиц!
Я сгораю подобно звезде,
И не вижу уж более лиц.
Они плачут? Смеются? В стыде?
Инквизиции лижут сапог?
Вспоминают мой горестный слог?
Или зверя убили в себе?
Над Парижем пьянеющий смог,
Только он смог побыть в стороне,
От тех мест, где позорный мой столб,
И от тех, где поставят к стене.
Вместе с ним, нескончаемый рог,
Мы допьём, как останется пепел,
От того, кто был шерстию светел,
От кого в ком плясал лисий бог.
Odi et amo 21-23-ТЕ
Лисья нежность – волчий клык,
Я кручу земную ось.
От меня осталась кость,
Лишь утихнул мой язык
В этом мире – просто гость,
Мне подвластен только рык.
Будь так добр, дай мне трость —
Я проведаю обрыв.
Встану, гордо, на краю
За собою солнце скрыв.
Каплю крови на траву —
Вместе с ней душевный срыв.
Я помазаннье, вкусив
Вдруг спрошу:
А что господь?
Он ли мне терзает плоть?
И судья ли мне строка?
Где последний мой ломоть?
Вы прибьёте лишь себя,
Лиса трудно уколоть!
Per aspera 22-23-ТЕ
Волны с грохотом хлещут борта,
На них скачет упрямый драккар.
Жизнь, по сути – игра в дурака,
Где ты падаешь, словно Икар.
Мы с усилием бились с волной,
Получая по сердцу удар.
Мы пытались ужиться с собой,
Только плата взималась за дар.
Боги бросили нас – это грех,
Только скажешь об этом богам?
В морской соли засолен наш мех,
Наше тело ломилось от ран.
Мы уверено клали наш путь,
Через бури, доверяюсь сердцам,
Только в них лишь эмоции, муть.
Верить нам надо крепким когтям.
Они выручат в сложном бою,
Они вскроют железный капкан
И на море оставят в строю,
Наш слабеющий, сгорбленный стан.
И не важно, где дом кораблю.
И не важно, где дом нам.
Доведём мы свою ладью
К дальним, сказочным берегам!
Memento mori 23-23-ТЕ
Сегодня не мой день —
Я наверное буду убит,
Мне на уши – мрачнеющий бит,
Мне на душу – угрюмая тень.
Где-то в поле шуршит ячмень,
Мне хотелось бы в нём утонуть,
Только кто мне подскажет путь?
Я умру точно как Диоген.
От того, что устану жить,
Я разрушусь как Карфаген.
Не спасёт меня лисий ген,
Не спасёт и волочья прыть.
Вековечный мирской тлен,
Вековечный людской быт —
Я от них буду саваном скрыт,
Я от них скроюсь в ворохе вен.
И мой внутренний зверь сыт,
И у нас славный теплообмен,
Только всё равно выйдет рефрен:
Я наверное буду убит!
Anima vilis 24-23-ТЕ
Я плетусь по обочине жизни —
Мне красивые псы скалят зубы.
Моё сердце и хвостик пушисты,
И молитву скулят лисьи губы.
—
И я разве похож на поэта?
В мире, где даже гении грубы
И в поэзии вымерли руны,
Место есть первобытным эстетам?
—
Вы цивильные все, сразу видно:
От мозолей до раковых клеток,
Изживает родная планета
Иждивенцев реклам общепита.
—
Я не сноб, и не циник клыкастый.
Моё знамя лишь рифмою вито,
Столь же чистою и прекрасной,
Сколь чиста и прекрасна элита.
—
Что подобна собакам с породой,
Да на фоне меня – грязнолиса.
Только в чём ваша есмь сила рода?
В евгенических толках нарциссов?
—
И я верную выбрал дорогу,
Всё как свой в вашей волочьей стае.
Не найти волкодавам плутовку
И фоксхаундам бестолку лаять.
—
Я средь вас, словно к кровушке кровка.
Словно сам из породистых лаек.
Мои зубы на шее у стаи?
Прокушу без сомнения ловко.
Tabula rasa 25-23-ТЕ
Роман с богиней Иштар.
Древний культ, древнее Шумер,
Основал и одел в полимер.
Ритуальный костёр – пожар.
—
И храм Артемиды – цель.
Богиню охоты, я променял,
На плотского демона дар —
Шумерскую цитадель.
—
Прости же меня, Луна,
Запутал той жрицы хмель,
И мой поворот не туда —
Рубить мировую ель.
—
Мне, в общем, она не нужна.
Самум иссушающий вей
И вход заноси навсегда
В Асгард, Элизий, Хельхейм!
—
Себя бы я в жертву принёс,
И сердце бы подал ей.
В полях ныне зреет овёс,
Внутри задыхается зверь.
—
Иштар, я б с тобой рос,
Божественным близнецом.
И что, что я бывший рос?
Мы все, всё равно чернозём.
—
А значит Диана не в сердце моём
И вой мой не к ней обращён!
Sit tibi terra levis 26-23-ТЕ
Ничтожный демон. Ангел был
Когда-то над моей постелью,
А ныне смерть тревожной тенью,
Стоит там, в ожиданьи крыл.
Изрешечённых и сгоревших —
Гиены кругом шёл вторым
Мой адский злобный Серафим,
Знававший знамя лисье тлевшим.
А что знал я, лисий сатир?
Веселье пошлое пирами евший,
И ныне от него умерший,
Познав всю жизнь чрез песни лир.
Сим есть природа злых сатир,
Что составляет жизнь на тех,
Кто за чредой декад и вех
Да не в себе увидят мир.
А что в себе? Да, был там Рим,
Да только где же он теперь?
Где славный, вострый дикий зверь?
Там нынче притаился мим.
Что в клетке из незримых стен,
Что были созданы самим
Собой. Собой самим,
Грех именнён, явив рефрен.
Я был так слеп, я был так нем…
Последний вой мой на Луну,
Напомнит клыка остроту,
Напомнит жизнь в сплетеньи вен.
More majorum 27-23-ТЕ
Меня искушает сухое вино,
И тело меня искушает Евы.
Я помню себя, как героя кино,
Я помню себя, в поводке, надменным.
Я помню себя другим человеком,
И помню, как пережил гибель сестры.
И с виду я демон и детище тьмы —
Внутри же – обычный душевный калека.
И рос я без света, ребёнок зимы.
Я вырос и вдруг запылала планета:
– Выбери друг, на чьей стороне ты!
Иль с нами не хочешь узреть конец света?
Иль с нами не хочешь, пьянещего лета,
Вкушая дары, отдать вечность любви?
– Простите, родные, наложено вето,
На действия, что ведут к первой крови!
Я точно не знаю, что прячу внутри,
И точно не верю уколам снаружи.
Давай же, скорей, разберись, если сдюжишь:
Там лис, таурин, эстроген, червяки?
Я культ воздвигаю, не видя ни зги!
И в нём восхваляю свои же грехи:
Животное, брат, многолюб, монохром,
Антихрист и лжец, Гоморра, Содом.
И есть у меня вроде собственный дом:
В нём хаос, бардак и личное лихо!
В нём многое, кажется, можно сломать,
Да только б потом не забыть где был выход!
Pater? Noster? 28-23-ТЕ
Сердце бьёт: за ударом – удар
И картинка сменяет картинку.
Столь пьянящий и сладкий нектар,
Свёл с ума непокорного динго.
—
В одну реку, привёл косый яр,
Ну а вывел – другим человеком.
Дуализм здесь под стать древним грекам:
«Сколь уродлив ты будешь, коль стар?»
—
Счастье – есть, под охраной засеков,
Берегись, коли хочешь достать!
За преградой их колющих веток
Погибает порою вся стать..
—
В мире жёстких, смертельных гашеток,
В мире подлых, смертельных задач,
Не узришь своих будущих деток,
Коли сам выбираешь кем стать.
—
Понимающий голос здесь редок,
Пусть и нас здесь тьма тьмущая – рать!
Выбор есть: из шарфов и горжеток,
Только нам здесь нельзя выбирать!
—
Я вдруг вспомнил то дьявольско лето,
Когда слог мой слетел с языка:
«Знаешь, я сам, навроде, монеты —
Есть другая, моя, сторона..»
Vox Dei 29-23-ТЕ
Я над битвой, как туча серею —
До того был ужасен мой вид.
Что ты скажешь войны корифею,
Самый верный, покорный гоплит?
О чём скажешь ты горному богу?
И зачем преклоняешь свой стан?
Прикоснулся к запретному рогу —
Посмотри же, теперь, кем ты стал!
Ты на бурном потоке пирогу
Оседлай, словно скифы коня.
Лишь тогда ты поймёшь, пусть немного:
Очень сложно здесь пасть за себя!
Очень сложно и смерть то нелепа,
Будто море ты выпил из рога.
Коль чиста твоя белая тога,
Значит сдался на откуп врага!
Я прощаю тебя, все мы дети —
Предаём, ожидая наград.
Только нету и смерти нелепей,
Чем им шкуру отдать на наряд!
Vox populi 30-23-ТЕ
От широкой груди, расставляю свои безымянные плечи
И мой голос немой, воздуха прихватив,
И мой голос не мой, будто гриф
Свежей мыслью точит, свежей речи.
Мной любим остров Крит, я в нём вечен,
Как бык в лабиринтах ума.
Ах расскажет мне кто, где кума?
А то сам я до боли беспечен.
И забыл, потерял где она.
И её, может, не было вовсе?
Я по юности бытовал в РОВСе,
Там иные носил имена.
И иные носил я доспехи,
Мне на лоб – перевёрнутый крестик.
Может скажет мне кто, кто был крестник?
Я сменил неприкаянны вехи.
И как поезда адского чехи,
Я в стране, оклевётанной солнцем,
Я под танком, с пакетом, гонгконцем,
Раздуваю лёгкого мехи.
И кричу, укрываясь в фурсьюте:
Что, сынок, помогли твои ляхи?
Мой Фалькон развивает махи,
Так, глядишь докричусь до люда.
Благо, он не поймет, в результате,
Что сказал и с какой вообще стати.
Purrgrad 31-23-ТЕ
Воскрешённый лишён жалости,
Божья длань проведи,
По танцполу, до исповеди.
Я танцую не зная усталости!
И тут есть все земные шалости,
Что скривят все родные пути.
Божий дар – что нектар, сладости.
Будет трудно, но надо идти.
Средь неона, я, в невесомости,
Корм для высших существ, как и тли.
В море страсти, не видно земли,
Всё оно, целиком, в брюшной полости!
И толпа, что не ведает жалости,
Гордых воинов, бесчисленных Кри,
Меня в жертву несёт, общей радости,
И я в ней напитаюсь любви.
Carpe diem 32-23-ТЕ
Драматический театр одного актёра,
Ставит снова пьесу о самом главном:
Времени веков – счастливом, славном,
В котором не сыскать ни к кому укора.
Время пляски смерти, время мора,
На дворе сейчас и прибудет завтра.
Нашу книгу пишет безумный автор,
Нашей книгой был бы доволен Кафка!
Я по лесу шарюсь, клокочет мавка,
Кличет водяной. И Чудьи люди
Палача увидят в вечном плуте,
Так что волколак для них, как шавка.
Если и у мифов на плечах удавка,
Что же делать тем, чьи обычны будни,
Сводятся к забегу за зарплатой,
В колесе надежд и злых илюзий?
Новый постмодерн швыряет златом,
Искренности маской скрыв аллюзий
Бесконечной чередой. С перкуссий
Не прознаешь о черте рогатом,
Что внутри укрылся и точит матом,
Столп культур святой, да родной, французский.
Отберут «сейчас», может с автоматом,
Дрогнет на лице хоть единый мускул?
Virtu 33-23-ТЕ
Я родинка, на хребте пассионария.
Я Родину, на уральском хребте несу,
Из битвы чести и тотального бесславия.
Кровавой патокой на черепе пишу:
«Психея? Одарила меня вечной манией.
Койотль? Волю дал лихому куражу!»
Я весел и спокоен. Палачу,
Скажите, что един с Великославией,
С волком Турана, верен германскому мечу.
И без обмана, французской парии,
Я смысл той коммуны, объясню.
И в том же месте, в адском зареве,
Степным кочевником, я подожгу свечу,
В миноре, в честь асов. Врачу,
Вы передайте, что я в мареве,
Да в Африканском корпусе качу,
На встречу с Черчиллем.
В которой, речь, подобившись ручью,
Разжёт моторы янки, гринго, чукч —
Народов из которых вышел.
А ныне в их тени, я, мышью,
Крадусь под взором мрачных туч.
Не сердце, а другая мышца,
Покажет, чем язык могуч.
Styx 34-23-ТЕ
Я ребёнок столь жутких и тихих краев,
Что рождён был у Стикса реки, берегов.
Я о космосе знаю. Банточиком «Марс»,
Я рождён был вдали от пиршества рас.
Меня снегом укроет – мой белый покров,
Что, в преддверии, значит – вселенский коллапс.
Жизнь так быстро по кругу, как будто таймлапс,
Не сбежать из её всеземных погребов!
Не траншею я рою – для трупов лишь ров.
Не траншеей рождён, я – ребёнок лесов.
Там где мёртвые боги у финнов и Чудь
Белоглазая смотрит на водную муть.
В ней лики умерших, на пиршестве рас,
В ней я выдыхаю токсичную ртуть,
В ней белый ребёнок взирает на Марс,
В ней финны, в ней боги, и в ней сама Чудь!
Plexus coeliacus 35-23-ТЕ
Я в груди схоронил солнце.
В нём есть лис, что огонь, в рыжине,
Снопом искр взлетал к вышине,
В нервный узел, к мотивам эмоций.
Нежной деве, холодной луне,
Покажу я свой огненный нрав,
Опаленных костей, костоправ,
Не сочтёт в её белой копне.
И меня поздравляет Минздрав —
Перевыполнил план по безумству
Рождённых детей, через чувство
Делённое с ней, множив в сплав.
Диким писком, от серых мышей,
Отделяю нас в белы вороны.
Нас фасуют. Фасуют в вагоны,
По Транссибу, чтоб, мчались быстрей.
И мы завтрак едим, чемпионов:
Просто чай пьём в купе, просто эль.
Я волнуюсь, стучат нейроны,
Не спасёт ни таблетка, ни хмель.
Я волнуюсь. И солнце горит, Рим Нерона.
Не смотри. И меня не жалей.
Пусть из клетки грудной дикий зверь,
Прогрызёт себе путь, до перрона.
Я волнуюсь, а ты, как Юнона,
Своей мудростью искренно верь,
Что близнец Боконона,
В его чреве спокоен теперь.
Canis latrans 36-23-ТЕ
Древние боги, одетые в мех,
Смотрят на мир с белоглавых вершин.
Достойно быть войном в мире мужчин,
Достойно коль честью заляпан доспех.
Нас встретит альтинг славою тех,
Кто навечно ушёл в каменелую твердь.
Ворон покорно уселся на жердь,
Свежую кровь вместо падали ев.
В ласках нагих окровавленных дев,
В пении скальдов на веки веков,
Ты не утопишь яростный гнев,
Не утолишь кровожадность богов!
Верою предков, сагой клинков,
Историю пишет чернеющий зев
И чрево того, кто губитель веков,
Чье чрево страшнее всех хищников чрев.
Прислушайся! Слышишь отчаянный зов?
Сверкание стали ты видишь во мгле?
В безумстве атаки стая волков
Кровавые почести вносит земле!
Так можно мужчиною стать и лишь так!
Кровавые руны внося на покров
И меч окрапив, в бессилии слов,
Ты вой! Ибо и имя твоё – волколак!
Hydrargyrum 37-23-ТЕ
Давно улетучился газ ядовитый —
Громогласных орудий улёгся огонь.
Агнец нетленный, лаврами витый,
По полю скакал, где раньше был бой.
—
Агнец скакал, с божественной свитой:
Валькирии, все облаченные в мех!
Агнец прощение нёс, недобитым,
Но на поле сим уж не было тех.
—
И я там лежал, с лёгким пробитым,
Кровавым дыханием окрасив доспех.
И агнец играл незатейливый ритм,
А я вспоминал про вас всех.
—
Железные люди – гранитные плиты,
Им всем повезло быть в глубинах земли.
Ведь кто-то для воронов пища. И грифов
Кормить им всем вечно своими костьми.
—
Я был искалечен, ребёнок войны,
Мне серая бабочка села на грудь
И агнец шептал святы песни свои,
И по щекам вместо слёз, текла ртуть.
Szabas 38-23-ТЕ
Пожиратель миров Апофис,
Озарит свой личный ковен.
И будь шаг их чист и ровен,
Раз уж их не душит совесть.
—
Кровью небо, ей же повесть.
Чёрным солнцем, в жертву овен,
Чтобы был Фенрир доволен,
Мы несём по миру весть.
—
И сторонников не счесть,
Коли мир наш вечно болен
До земли и вечной соли,
Коей солим нашу месть.
—
Звери в человечьих шкурах,
Крошат когти, душат честь.
Трубадуры давят лесть,
Кроя трещины в текстурах.
—
В горьких ведьминых микстурах
Тушим-топим своё горе.
Вечность есмь в макулатурах,
Вечность всё равно что море.
—
Не поймут рабы Амура
Дисгармонии в миноре.
И в матёром резонёре
Не узрят они лжеца.
—
Не узнают предсказания,
Лисьим хитростным сказанием,
Чрез сплетения ума,
С превносимым духом псалма.
Via est mors 39-23-ТЕ
Мертвецы охраняют свои секреты.
Мертвецы защищают свои права.
И мрачный жнец – радикально левый,
Всех уровняет – одна трава.
Могилы разрыты и Локи дочь
Шагает по ним, вместе с псом косматым:
Анубис пил и горланил маты
И вой его разносился в ночь.
А день наступит и будут рады
Все, кто кривил на наш белый свет.
И нам не надо ничего кроме правды,
И нам не надо доживать свой век.
Я красный, будто пески саваны,
Смотрю на свой молодой скелет.
Мне друг позвонит и спросит: «Как там?»
А я отвечу: «Меня больше нет».
И я по новой в колыбель, отравлен
От капель этой самой горькой лжи.
Ко мне змея ползёт – я с ней сплавлен.
Она шипит мне: «Не губи!»
Но я раздавлен от напряжения:
Рублю ей шею о свой стилет.
Вот так встречаю первый день рождения,
А это мой праздничный обед.
Я вырву яд из пучины глотки!
И выпью яд, когда стану стар.
Мне жить и так-то не больше сотки,
Что я потрачу на мёд-нектар.
Я лягу в земь, растекутся соки,
И знаю кто ждёт у черты.
Я вижу смерть, ни к чему намёки,
И я вкушаю все её черты.
И смерть меня также уровняет
Со всеми, с кем я неравен был.
И я стою у последней грани,
У той единственной, кого любил.
Aeneas 40-23-ТЕ
Облака плывут над моей головой.
Я дышу и вижу облачко пара.
Четыре часа. Ещё очень рано,
Чтоб стать наконец-то самим собой.
Город пустует. На телеэкранах:
Холодом веет порыв новостей.
Я достаю из просторных карманов
Пригоршню птичьих поблёкших костей.
Кладу на асфальт и тихо включаю
Песню почивших пернатых друзей,
Чтоб хоть на секунду укрыться от лая,
Средь мёртвых дворов, мог модерна Эней.
Часть II – Анималистичная скальдика
Царь зверей 1-21-А
Я живу одним днём,
Первородный убогий плебей,
Задыхаясь в наплыве идей,
Почитая лишь волчий закон.
—
Всё моё – для людей,
Ну я, лишь весны ветерком,
Да в далёкую землю ведом,
Где сидит царь зверей.
—
В окружении икон
Древних хищников стайных,
Охраняя великую тайну
О своем появлении в лике людском.
—
На развалинах рая,
Я в звериное око смотрю,
Ну а вижу себя,
Что себя сохраняет.
—
И для капищ огня,
Нужно больше,
Чтоб снова одним стали мы,
В отражении богов острия.
—
И в преддверии иной старины,
И в стремлении к истоку вселенной,
Я навечно срастаюсь с гиеной,
В предвкушений величия тьмы!
Фенек 2-22-А
Клык на камень нашел,
Растираясь в пыль.
Зверя режут ножом,
Расцветает полынь.
—
Мясом полон мой дом,
Я охотничий сын.
Зверя кровь, кипятком,
В моей вене, бензин.
—
Изменён мой геном,
Я детёныш пустынь.
В моём сердце гнилом,
Ты навечно и сгинь!
—
В моём мозге дурном,
Копошиться латынь.
Своим хрупким ребром,
Порождал героинь.
—
Но не стать мне отцом,
Не дожить до седин.
В моё сердце, свинцом,
Только облик зверин.
—
Мне охотник, ружьём,
Оборвет мой зачин.
Убегал я, как мог,
Да попал в формалин!
—
Клык на камень нашел,
Растираясь в пыль.
Зверя режут ножом,
Расцветает полынь.
Лань 3-21-А
Хотел бы я в лесах стерильных,
Как раньше, в прошлые века,
Там прыгать-бегать ланью сильной,
Со следа сбив злого стрелка.
—
Но нету боле елей стильных,
Ветви запутались в рогах,
И все копыта крепит гирей,
Теперь плутаю там, во снах.
—
Вольеров, стойла и пера,
Меня темница плотно сжала,
Я раб их, знающий блага
Цивилизаций одеяла,
Что закрывают все начала,
Самих понятий бытия!
Быть может я там, вне орала,
На самом деле лучший я?
—
Что скачет волею гонимый,
В печалях, радостях счастливый,
В борьбе и гонке сиротливый,
А в жизни сам себе судья..
—
И это всё просто прекрасно,
И шкура та теперь моя,
Да только вот уж всё напрасно,
Я пал под клювом воронья!
—
И сдался, свыкся, даже сбредил,
Утратив прежнего себя,
Ибо мирку в преображенье,
Лишь жертва тут была нужна.
—
Пускай еретиком,
Сверхлюди назовут меня,
Я всё людское в миг откину,
Ветвятся пусть мои рога.
—
Копыта обогнут трясину,
И устремятся в те луга,
Где я смогу вновь стать счастливым,
В первые так приняв себя!
Лось 4-22-А
В погоне за рысью, я волчьей походкой,
Погружаюсь в глубины лесов.
И чем дальше, в Тайгу, я подводною лодкой,
Тем ближе мне шёпот цехов.
—
Единство различий, как дьявола подкуп,
Как образ завода Христов.
Из леса я вышел, из снега я соткан,
Я царь в королевстве станков.
—
На череп корона – из листьев обмотка,
Зачем же мне пафос дворцов?
По залам большим, по полю, ошмётком,
Валяюсь, как отпрыск богов.
—
И брошен я ими, и в землю я воткнут,
Как флаг государств-мертвецов.
Их вид на картине, на выцветшей фотке,
Примкнуть к их забвению готов.
—
И царство мое жестоко, но кротко.
В пустующем мире, я – бог.
От смеха трагичного – хриплая глотка.
Средь тысяч зверей, одинок.
Пёс 5-22-А
Я брошенный, дикий пёс,
И в этот последний день,
В полях расцветёт овёс,
Когда в лес уйдет моя тень.
—
Там предки, на поле из роз,
Древних хищников грозная сень.
Я надеюсь им мил симбиоз,
Где един человек и зверь.
—
У хозяина был невроз.
Перед мордой закрытая дверь,
Моё место под весом колес,
Средь бродячих не числят потерь.
—
Я в холодном краю пророс,
Пусть теперь меня греет метель.
Отморожен уж пёсий нос,
Ну а верность всё полнит купель.
—
Каждый пёс, в душе, Христос,
А хозяин Иуда. Поверь,
Я прощаю тебя в мороз,
Я прощу тебя, даже в капель.
—
Когда сам поскачу в страну грёз,
Я прощу, и побои, и хмель.
Дикий, странный метаморфоз,
Моих предков далёкая трель.
—
Я уйду, дважды брошенный пёс,
Где псоглавцы, шакалы и чудь.
Да не будет там более слёз,
По тебе разве только, чуть-чуть..
Кони 6-22-А
Я слишком слаб, видения зимы
Холодной кожи грубых пальцев,
Предвестник вечной темноты
Во снах слепых неандертальцев.
—
Подобием которых мы
Являлись, словно бы стенальцы,
Что в сумрак праздника чумы,
Кровавой патокой движимы.
—
И пусть действительно слепы,
В кровавом зареве режимов,
Я предпочёл бы быть зверьми,
Во славу пыточной машины.
—
Звериной доли свой удел,
Мне далеки людей хитины.
Их новый миропередел,
В земле оставит лишь морщины.
—
У нас же есть и свой надел:
Всё бесконечные равнины,
Миропорядочность систем
И горький запах керосина.
—
В степи обрушился тотем,
В том помогла нам гильотина,
Под сладкий запах хризантем,
И их горячие порывы..
Рыба 7-22-А
За жабры, на воздух, всё тянут меня,
Ломаются кости, трещит чешуя.
И когти на шее всё давят сильней,
Я рыбой рождён, и сгину я ей!
—
Оставь на песке, вместе с огненным солнцем,
Я мумией стану, высохшим монстром.
Иль в воду пусти, с милосердьем тирана,
Я плохо закончу, в когтях пеликана.
—
Ты лучше запри за стеклянною стенкой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/artem-rudik-32875936/teriantropiya-stihi-i-apokalipsis-70242274/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Артем Рудик
Самый большой и полный сборник скальдической и териантропической поэзии оригинального и современного российского поэта. Большая исповедь одного обычного лиса. И, кроме того, собрание четырёх популярных сборников под одной обложкой: «Великий праздник ядерной зимы», «Териантропические боевые культы», «Анималистичная скальдика» и «Эпохи, моя страна и яблочный сидр».
Териантропия, стихи и апокалипсис
Артем Рудик
© Артем Рудик, 2024
ISBN 978-5-0062-1186-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Часть I – Териантропические Боевые Культы
Lupus non mordet lupum 1-23-ТЕ
Смеюсь и скулю, как пёс —
Мой личный животный рост,
Высок, как ванильный пост,
Для этого я и рос.
—
Клыки побуждают мозг,
Дарить людям свой укус.
Да кто бы говорил про вкус,
Внимая возбуждению розг?
—
И этот детородный визг,
Как бочка дружелюбных крыс,
Утащит обратно, вниз,
А там всё до кровавых брызг…
—
Забавный вышел бы метис
У нас с тобой, но я повеса,
И это моя пёсья месса,
Поэтому пока – смирись!
Erit sicut cadaver 2-23-ТЕ
Лисьи морды взирают рассвет,
Я внимаю их трепету лиц,
И паденью, в смирении, ниц,
Что не сможет осмыслить поэт.
—
В жерновах королевских карет
Их погибло не меньше, чем птиц,
В самолёта движках, завершивших сюжет
Птичьих драмм за разделы яиц.
—
Я таких не писал, не смешил кобылиц.
Но они всё равно, с восхищением девиц,
Придавались мечтаниям о нашей любви —
Я был холоден, словно бы воды Невы.
—
Пусть я холоден, но мои мысли нежны.
И для них точно нет ни имён, ни границ.
Им нет дела до наций и цвета крови.
Ибо дети они позабытых страниц.
—
И чтоб их донести до всех братьев лисиц,
Я к рассвету взлечу, чтоб украсть солнца свет —
Обожгусь, упаду, в парадигме комет.
И вы скажете: «Да, был поэт!»
TBK 3-23-ТЕ
Териантропические боевые культы,
Впервые возникли до нашей эры.
И мы, как потомки той самой веры,
Возглавим насилие с пометкой «Ультра».
—
И это всё – во славу Терры!
И это наша политики тульпа!
Чело продырявит Макарова пулька,
Коль ты не согласен с рождением Венеры.
—
И наши родные, люди-химеры,
Вкусят послевкусие твоего миокарда,
И скажешь ты: – Вы – общество леопарда,
Берсерки, подонки, эсеры!
—
Ну да, вот такая нам выпала карта.
И да, уж в пути наши карабинеры!
Не прячься, молись, так ведь больше азарта!
Поймут и простят наши миссионеры!
—
Мы не прячемся в джунглях,
Мы не ведаем меры!
Мы танцуем на углях,
Да, мы визионеры!
Igni et ferro 4-23-ТЕ
Сей огонёк, как твоя жизнь —
Он всё трепещется и гаснет.
И коли ты достоин тризн,
Так и гори, дружище, ясно!
И за плеядой диких схизм,
И под рассвета красной краской,
Не прячь за вычурною маской
Свой человечий механизм!
Вся жизнь, не то чтобы, как сказка,
Но как сказание машин,
Да о деяниях мужчин,
Века назад стрелявших в касках.
И ты средь них, последним баском,
Меняешь множество личин,
Пока на сердце таурин,
А в мозге ворох мыслей с лязгом!
Сжигай радон! И пей бензин!
Останься на мече дамасском!
Не верь прелестной девы ласкам:
Весь мир – твой личный керосин!
Berserkr 5-23-ТЕ
Вкуси ярость, на полслова,
Узнай дурость, на пол слога!
Жизнь у бога – испей с рога!
Жизнь убога – убей бога!
Несу стихи свои до гроба,
Я – Ницше, вьюн всех философий.
Неси колун супротив копий —
Чтоб нас с тобой не накрыла роба!
Мы как поляки в дебрях топей:
Сусанин водит – мы хороводим.
Как разобраться нам в дебрях родин?
В религиях – народов опий?
Да, мы берсерки и с нами – Один!
В крови кириллица, прости Мефодий!
Наш остров Скади, там где московий,
Но между нами урана клин!
Наш облик зверя среди руин,
И что ж поделать, наш культ – един!
Чтобы запомнили среди лепнин —
Забудь на миг, что ты гражданин!
Ведь ты мужчина, среди мужчин,
Крушитель армий – гроза дружин!
Умри сейчас, не жди именин,
Как Гинденбурговский цеппелин!
Amicus humani generis 6-23-ТЕ
Я есмь бойцовский лис,
Верный и очень злой!
Игрой называл бой,
Оружием белый лист!
И я душою чист!
И я – человек земной!
Иль не человек? Постой,
Но я ведь не экофашист!
Я просто играю роль,
Как верный протагонист.
В религии я – фетишист,
Смотри, вот тотем мой!
Смотри, как хвост мой пушист!
Куда же пропал твой?
Ведь хвост есть штандарт боевой,
Когда ты мохнат и когтист!
И может быть, я утопист,
И культ мой постигнет застой.
Но вроде пока что живой,
Твой друг, боевой лис!
Lacrimae 7-23-ТЕ
Это путь стоика,
Как культур суррогат.
Этот чёрт был рогат,
Его ждал, чтоб река,
Выйдя из берега,
Унесла, как догмат,
В раскалённый закат,
Словно трупик врага.
Но тут цепи звенят,
И родные снега,
Лучше глины, песка,
Похоронят наш мат.
Я как он был космат,
С лисьего языка
Только песня сладка,
И ведёт она в ад,
Как дорога-строка.
И я ей только рад,
Мне не нужно наград,
Лишь слеза мужика —
Мескалиновый яд,
Что одна на века,
Что скромна и тонка,
В ней ядра есмь распад.
И слеза та – моя,
Лучше всяких услад.
Декаденс – мой уклад,
Моя мысль – точна,
Мне не нужно цитат,
И она – дорога,
И она – глубока,
Это мой личный клад!
Cyberluddites 8-23-ТЕ
Злая и вредная электропсина
Напала на гордых киберлуддитов!
Наши фамилии вырежут в титрах,
За нейродоппинг капсаицином!
От искусства остались одни руины,
Нету жизни в шестерёнок ритмах,
Нейростихи простых алгоритмов —
Человек создал бога из глины!
И мы точно против Бога-машины!
Это слышно в наших мотивах.
Сколь же убогим может быть чтиво,
Чтобы его повторяли махины?
Нету идей? Держи кофеины!
На глупость машин смотрим боязливо!
Венец природы – сорт примитива,
Раз испугался мазни детины!
Творцы открыли истинны личины:
Ксерокопий прерогативы,
Постмодерновы формалины,
Оригинальностью – лживы!
Забудь про то, что внутри токсины,
И как спирали ДНК виты!
Помни, как прошлые гибли луддиты —
Гении выживут, сгинут павлины!
Therianthropos 9-23-ТЕ
Мои проблемы не типичны,
Но я кричу о них всё громче с каждым днём!
Их люди не поймут, люди как птички,
Они поют, и каждый о своем.
Я им открою истинную личность
И стану чем-то вроде метастаз!
Ведь тут достаточно лишь фраз,
Мне подсобит моя техничность.
И я ваш личный зооноз,
Ликантропический психоз!
Я сладок, будто бы наркоз!
Я в мыслях – это мой митоз!
Любовь людей и есть экстаз,
Но я то зверь! Пусть я и мил.
И у кумировских могил,
Мне как понять мотивы масс?!
Народ здесь гениев сгубил!
И человечий псориаз —
Самый безвкуснейший акрил,
Узрит меня в последний раз.
Я поклонюсь сомнищу вил,
Без лисьих, хитростных проказ,
Я выйду смело, напоказ,
Убьёте – значит победил!
Et in Arcadia ego 10-23-ТЕ
Куба либре, Санрайз, Барракуда,
Беловодье, Ацтлан, Шамбала:
Я в пути от крови к ампуле —
Я в пути от могилы к чуду.
Две таблетки, да на лапы мне —
Боль уйдёт, а я есть и буду.
Но как вылечить сущность плута,
Если дело идёт к весне?
Дайте жить мне ещё минуту,
Напишу на Берлинской стене:
«Что хотите – скажите, люди,
Чтоб не плакать потом, в седине!»
Vulpes pilum mutat, non mentem 11-23-ТЕ
Если есть у тебя лисий хвост,
Если есть у тебя лисье дело,
Если свыше дано тебе тело,
Если дан был тебе лисий пост…
Сделай так, чтобы море гудело,
Ты над ним – Моисей, в полный рост,
Шаг за шагом от мест, где погост,
Да до тех, где солнышко тлело.
Знаком качества лучше чем ГОСТ,
Лапы в кровь. Ты сродни виноделам,
Когда красным помазан, то зрелым
Вдруг покажется дружеский тост.
И твой друг, нарисованный мелом,
Оказался на радости прост.
Не поймёт в чём же гиблое дело,
Сам себя обманувший прохвост.
И тебе так знакома проблема —
В поисковой системе запрос:
Надо точно что-нибудь сделать,
Надо жить, наконец-то всерьез!
Nec Deus intersit 12-23-ТЕ
Порок остывает на пальцах —
Я мыслям своим не верю!
Все мысли мои – скитальцы,
Что вместе, как Общество Зверя!
И общество это – тайна,
На лбу, как капли елея,
Испарина едкого яда,
От всем вам знакомого змея.
Тот змей, в голове, будто идол.
Его, словно бога, лелею:
Венец – линчевание быта,
Экстаз – самосуд апогея.
И яблоко – грех, и дева.
Свечой опалённой феей,
На дно ненасытного чрева,
Любую мою идею.
Мораль познания древа —
С собою игра в лотерею.
Узнаешь, с кем была Ева,
Пока Адам не был с нею?
Utopia 13-23-ТЕ
Это мой тайный обряд!
Я тебя посвящу в план,
Ибо двое – уже клан!
Вот, возьми заготовленный яд.
Он поможет, если капкан,
Вдруг захватит свирепую лань.
Или если грозную длань,
Занесёт стареющий Ван.
Мы для них, порой, сами как яд:
Мне не мил казимировский пан,
Мне не мил свой сановничий сан,
Мне не нужно их блёклых наград.
И для них, это точно распад,
И гораздо хуже чем смерть:
Под ногами почувствовать твердь
И понять, что ты тоже был раб.
Мои рифмы, наверно, как град,
На их головы падают. Верь,
Сталью скованны мы теперь
И тебе строк нести каскад.
И в тебе мой внутренний зверь,
И ты мне теперь прямо як брат.
Мы построим свой собственный ад:
Ты предвестник, а я люцифер!
Dies irae 14-23-ТЕ
Гибель поколения на моих глазах.
Первобытный страх – бытие растением.
Ненависть в стихах. Ненависть – рождение!
Все мои сомнения – человечий прах!
Яростью берсерка, пляски на костях!
Мне соврало зеркало, лик мой показав…
Врали прародители – я рождён средь трав!
Ненависть во всем – я пожар в степях!
Пламенем своим, в мрачных городах,
Поджигал как Рим – стал воспет в стихах!
А теперь я дым, сам стал будто прах.
Гибнуть молодым! Гибнуть, будто прав!
Vitulus aureus 15-23-ТЕ
Зелёная идиллия – красный кхмер,
Мой крёстный отец – Теодор Качинский.
Мизантропия по медицинским:
О да, я вырос среди химер!
Я новой эпохи легионер,
Я старых времён почитатель знатный.
Хочешь, буду крылатый всадник?
А хочешь, буду боевой эсер?
Запрещённая книга? Мой цитатник!
Сладко шепчу тебе – люцифер!
Железный крест? Я кавалер,
Как Роммель. Давай, надевай свой латник!
Ты – рыцарь в белом, я – старовер
И аморальности привратник.
Мой культ, где я миссионер,
Культуры идол, как стервятник!
Rattus 16-23-ТЕ
Разрушенный идол, падший атлант,
Величавый и гордый крысиный король.
Ночь длинных ножей – крысиный десант,
Моя родина это австрийский Тироль.
Унылая роль, повязанный бант —
Я нынче совсем не тот крысобой!
Но крысы бегут, вызывают на бой,
Их пули уж знают, кто адресант.
Они думают, что поведут на убой.
Они давно видят мой труп в своих снах!
Но ноги мои, на тверди земной,
И ярость свою я хранил на зубах!
Давайте, грызите меня всей толпой!
Стреляйте и режьте, я этому рад!
Вся ваша свобода кровью густой
Из моих вен, как водопад!
Из моих вен: забота, любовь.
Из артерий моих – сладостный яд.
Из моих ран, растёт красный сад.
И мне на глаза – крысиная кровь.
Она так нежна, как огненный град,
И в ней моих предков великая стать!
Что, крысы, хотели меня разорвать?
А я буду вечен, как звёзды Плеяд!
Suum cuique 17-23-ТЕ
В космос летят протуберанцы,
Я за ними устроил вечный забег.
Звёзды зажгут божественны пальцы —
А я упаду в страну нег.
Скажи мне родной, я человек?
Иль это не важно, ведь все мы скитальцы,
Что пылию звёздной осядут на сланцы,
Как мокрый песок, как тающий снег?
В созвездии я столь же наг и нелеп,
Как древа, что ныне мертвы,
Но в юность застали Христа, Лао Цзы —
Я с ними приламывал хлеб.
И всё те же звёзды, всё те же дворцы,
На склоне немеющих лет,
Увидит пустыми глазницами мой,
Спокойный и мудрый скелет.
Atra mors 18-23-ТЕ
На страже наш варшавский договор…
И я на страже, над твоей постелью.
В глазах твоих, слабеющий укор.
В глазах твоих, я отражаюсь тенью…
—
И нас двоих, благословит лишь Тор,
Войну вести своим благословением
И под медовым опьянением,
Нести судьбы остреющий топор.
—
Визионер. Я снова сбит видением:
Во все дома стучит крысиный мор.
И над тобою смерть, костлявым привидением,
Диагноз пишет словно приговор.
—
Я знаю, так тут всё и будет.
Ведь с правдой жизни бесполезен спор.
Кто мы с тобою? Мы – всего лишь люди.
Кто против нас, я знания лишён…
Si vis pacem 19-23-ТЕ
Я заправский массон,
В сердце тьмы что уныло глядит.
Ты прости, Лимасол,
Променял я свой Кипр на Крит!
Или Алтис на Стратис?
Сатисфакция бизнес элит!
Тяготил их мой личный катарсис,
Я ушёл, а тут те же всё в статусе VIP.
И вообще я – чедак,
Мой билет – вертолета кокпит!
Мир – бардак,
Я под грудами каменных плит,
Схороню тех зевак,
Что узрели мой вид.
И чудной зодиак
Мне на лоб. На репит —
Дивный трек, что всё так,
Убедит?
Acta est fabula! 20-23-ТЕ
Лис, как солнце, горит в темноте,
Я в смирении падаю ниц,
Я хотел быть подобием птиц,
Да вот видно сгорю на костре.
Тамплиер был покорен судьбе:
Что журавль? Нет даже синиц!
Я сгораю подобно звезде,
И не вижу уж более лиц.
Они плачут? Смеются? В стыде?
Инквизиции лижут сапог?
Вспоминают мой горестный слог?
Или зверя убили в себе?
Над Парижем пьянеющий смог,
Только он смог побыть в стороне,
От тех мест, где позорный мой столб,
И от тех, где поставят к стене.
Вместе с ним, нескончаемый рог,
Мы допьём, как останется пепел,
От того, кто был шерстию светел,
От кого в ком плясал лисий бог.
Odi et amo 21-23-ТЕ
Лисья нежность – волчий клык,
Я кручу земную ось.
От меня осталась кость,
Лишь утихнул мой язык
В этом мире – просто гость,
Мне подвластен только рык.
Будь так добр, дай мне трость —
Я проведаю обрыв.
Встану, гордо, на краю
За собою солнце скрыв.
Каплю крови на траву —
Вместе с ней душевный срыв.
Я помазаннье, вкусив
Вдруг спрошу:
А что господь?
Он ли мне терзает плоть?
И судья ли мне строка?
Где последний мой ломоть?
Вы прибьёте лишь себя,
Лиса трудно уколоть!
Per aspera 22-23-ТЕ
Волны с грохотом хлещут борта,
На них скачет упрямый драккар.
Жизнь, по сути – игра в дурака,
Где ты падаешь, словно Икар.
Мы с усилием бились с волной,
Получая по сердцу удар.
Мы пытались ужиться с собой,
Только плата взималась за дар.
Боги бросили нас – это грех,
Только скажешь об этом богам?
В морской соли засолен наш мех,
Наше тело ломилось от ран.
Мы уверено клали наш путь,
Через бури, доверяюсь сердцам,
Только в них лишь эмоции, муть.
Верить нам надо крепким когтям.
Они выручат в сложном бою,
Они вскроют железный капкан
И на море оставят в строю,
Наш слабеющий, сгорбленный стан.
И не важно, где дом кораблю.
И не важно, где дом нам.
Доведём мы свою ладью
К дальним, сказочным берегам!
Memento mori 23-23-ТЕ
Сегодня не мой день —
Я наверное буду убит,
Мне на уши – мрачнеющий бит,
Мне на душу – угрюмая тень.
Где-то в поле шуршит ячмень,
Мне хотелось бы в нём утонуть,
Только кто мне подскажет путь?
Я умру точно как Диоген.
От того, что устану жить,
Я разрушусь как Карфаген.
Не спасёт меня лисий ген,
Не спасёт и волочья прыть.
Вековечный мирской тлен,
Вековечный людской быт —
Я от них буду саваном скрыт,
Я от них скроюсь в ворохе вен.
И мой внутренний зверь сыт,
И у нас славный теплообмен,
Только всё равно выйдет рефрен:
Я наверное буду убит!
Anima vilis 24-23-ТЕ
Я плетусь по обочине жизни —
Мне красивые псы скалят зубы.
Моё сердце и хвостик пушисты,
И молитву скулят лисьи губы.
—
И я разве похож на поэта?
В мире, где даже гении грубы
И в поэзии вымерли руны,
Место есть первобытным эстетам?
—
Вы цивильные все, сразу видно:
От мозолей до раковых клеток,
Изживает родная планета
Иждивенцев реклам общепита.
—
Я не сноб, и не циник клыкастый.
Моё знамя лишь рифмою вито,
Столь же чистою и прекрасной,
Сколь чиста и прекрасна элита.
—
Что подобна собакам с породой,
Да на фоне меня – грязнолиса.
Только в чём ваша есмь сила рода?
В евгенических толках нарциссов?
—
И я верную выбрал дорогу,
Всё как свой в вашей волочьей стае.
Не найти волкодавам плутовку
И фоксхаундам бестолку лаять.
—
Я средь вас, словно к кровушке кровка.
Словно сам из породистых лаек.
Мои зубы на шее у стаи?
Прокушу без сомнения ловко.
Tabula rasa 25-23-ТЕ
Роман с богиней Иштар.
Древний культ, древнее Шумер,
Основал и одел в полимер.
Ритуальный костёр – пожар.
—
И храм Артемиды – цель.
Богиню охоты, я променял,
На плотского демона дар —
Шумерскую цитадель.
—
Прости же меня, Луна,
Запутал той жрицы хмель,
И мой поворот не туда —
Рубить мировую ель.
—
Мне, в общем, она не нужна.
Самум иссушающий вей
И вход заноси навсегда
В Асгард, Элизий, Хельхейм!
—
Себя бы я в жертву принёс,
И сердце бы подал ей.
В полях ныне зреет овёс,
Внутри задыхается зверь.
—
Иштар, я б с тобой рос,
Божественным близнецом.
И что, что я бывший рос?
Мы все, всё равно чернозём.
—
А значит Диана не в сердце моём
И вой мой не к ней обращён!
Sit tibi terra levis 26-23-ТЕ
Ничтожный демон. Ангел был
Когда-то над моей постелью,
А ныне смерть тревожной тенью,
Стоит там, в ожиданьи крыл.
Изрешечённых и сгоревших —
Гиены кругом шёл вторым
Мой адский злобный Серафим,
Знававший знамя лисье тлевшим.
А что знал я, лисий сатир?
Веселье пошлое пирами евший,
И ныне от него умерший,
Познав всю жизнь чрез песни лир.
Сим есть природа злых сатир,
Что составляет жизнь на тех,
Кто за чредой декад и вех
Да не в себе увидят мир.
А что в себе? Да, был там Рим,
Да только где же он теперь?
Где славный, вострый дикий зверь?
Там нынче притаился мим.
Что в клетке из незримых стен,
Что были созданы самим
Собой. Собой самим,
Грех именнён, явив рефрен.
Я был так слеп, я был так нем…
Последний вой мой на Луну,
Напомнит клыка остроту,
Напомнит жизнь в сплетеньи вен.
More majorum 27-23-ТЕ
Меня искушает сухое вино,
И тело меня искушает Евы.
Я помню себя, как героя кино,
Я помню себя, в поводке, надменным.
Я помню себя другим человеком,
И помню, как пережил гибель сестры.
И с виду я демон и детище тьмы —
Внутри же – обычный душевный калека.
И рос я без света, ребёнок зимы.
Я вырос и вдруг запылала планета:
– Выбери друг, на чьей стороне ты!
Иль с нами не хочешь узреть конец света?
Иль с нами не хочешь, пьянещего лета,
Вкушая дары, отдать вечность любви?
– Простите, родные, наложено вето,
На действия, что ведут к первой крови!
Я точно не знаю, что прячу внутри,
И точно не верю уколам снаружи.
Давай же, скорей, разберись, если сдюжишь:
Там лис, таурин, эстроген, червяки?
Я культ воздвигаю, не видя ни зги!
И в нём восхваляю свои же грехи:
Животное, брат, многолюб, монохром,
Антихрист и лжец, Гоморра, Содом.
И есть у меня вроде собственный дом:
В нём хаос, бардак и личное лихо!
В нём многое, кажется, можно сломать,
Да только б потом не забыть где был выход!
Pater? Noster? 28-23-ТЕ
Сердце бьёт: за ударом – удар
И картинка сменяет картинку.
Столь пьянящий и сладкий нектар,
Свёл с ума непокорного динго.
—
В одну реку, привёл косый яр,
Ну а вывел – другим человеком.
Дуализм здесь под стать древним грекам:
«Сколь уродлив ты будешь, коль стар?»
—
Счастье – есть, под охраной засеков,
Берегись, коли хочешь достать!
За преградой их колющих веток
Погибает порою вся стать..
—
В мире жёстких, смертельных гашеток,
В мире подлых, смертельных задач,
Не узришь своих будущих деток,
Коли сам выбираешь кем стать.
—
Понимающий голос здесь редок,
Пусть и нас здесь тьма тьмущая – рать!
Выбор есть: из шарфов и горжеток,
Только нам здесь нельзя выбирать!
—
Я вдруг вспомнил то дьявольско лето,
Когда слог мой слетел с языка:
«Знаешь, я сам, навроде, монеты —
Есть другая, моя, сторона..»
Vox Dei 29-23-ТЕ
Я над битвой, как туча серею —
До того был ужасен мой вид.
Что ты скажешь войны корифею,
Самый верный, покорный гоплит?
О чём скажешь ты горному богу?
И зачем преклоняешь свой стан?
Прикоснулся к запретному рогу —
Посмотри же, теперь, кем ты стал!
Ты на бурном потоке пирогу
Оседлай, словно скифы коня.
Лишь тогда ты поймёшь, пусть немного:
Очень сложно здесь пасть за себя!
Очень сложно и смерть то нелепа,
Будто море ты выпил из рога.
Коль чиста твоя белая тога,
Значит сдался на откуп врага!
Я прощаю тебя, все мы дети —
Предаём, ожидая наград.
Только нету и смерти нелепей,
Чем им шкуру отдать на наряд!
Vox populi 30-23-ТЕ
От широкой груди, расставляю свои безымянные плечи
И мой голос немой, воздуха прихватив,
И мой голос не мой, будто гриф
Свежей мыслью точит, свежей речи.
Мной любим остров Крит, я в нём вечен,
Как бык в лабиринтах ума.
Ах расскажет мне кто, где кума?
А то сам я до боли беспечен.
И забыл, потерял где она.
И её, может, не было вовсе?
Я по юности бытовал в РОВСе,
Там иные носил имена.
И иные носил я доспехи,
Мне на лоб – перевёрнутый крестик.
Может скажет мне кто, кто был крестник?
Я сменил неприкаянны вехи.
И как поезда адского чехи,
Я в стране, оклевётанной солнцем,
Я под танком, с пакетом, гонгконцем,
Раздуваю лёгкого мехи.
И кричу, укрываясь в фурсьюте:
Что, сынок, помогли твои ляхи?
Мой Фалькон развивает махи,
Так, глядишь докричусь до люда.
Благо, он не поймет, в результате,
Что сказал и с какой вообще стати.
Purrgrad 31-23-ТЕ
Воскрешённый лишён жалости,
Божья длань проведи,
По танцполу, до исповеди.
Я танцую не зная усталости!
И тут есть все земные шалости,
Что скривят все родные пути.
Божий дар – что нектар, сладости.
Будет трудно, но надо идти.
Средь неона, я, в невесомости,
Корм для высших существ, как и тли.
В море страсти, не видно земли,
Всё оно, целиком, в брюшной полости!
И толпа, что не ведает жалости,
Гордых воинов, бесчисленных Кри,
Меня в жертву несёт, общей радости,
И я в ней напитаюсь любви.
Carpe diem 32-23-ТЕ
Драматический театр одного актёра,
Ставит снова пьесу о самом главном:
Времени веков – счастливом, славном,
В котором не сыскать ни к кому укора.
Время пляски смерти, время мора,
На дворе сейчас и прибудет завтра.
Нашу книгу пишет безумный автор,
Нашей книгой был бы доволен Кафка!
Я по лесу шарюсь, клокочет мавка,
Кличет водяной. И Чудьи люди
Палача увидят в вечном плуте,
Так что волколак для них, как шавка.
Если и у мифов на плечах удавка,
Что же делать тем, чьи обычны будни,
Сводятся к забегу за зарплатой,
В колесе надежд и злых илюзий?
Новый постмодерн швыряет златом,
Искренности маской скрыв аллюзий
Бесконечной чередой. С перкуссий
Не прознаешь о черте рогатом,
Что внутри укрылся и точит матом,
Столп культур святой, да родной, французский.
Отберут «сейчас», может с автоматом,
Дрогнет на лице хоть единый мускул?
Virtu 33-23-ТЕ
Я родинка, на хребте пассионария.
Я Родину, на уральском хребте несу,
Из битвы чести и тотального бесславия.
Кровавой патокой на черепе пишу:
«Психея? Одарила меня вечной манией.
Койотль? Волю дал лихому куражу!»
Я весел и спокоен. Палачу,
Скажите, что един с Великославией,
С волком Турана, верен германскому мечу.
И без обмана, французской парии,
Я смысл той коммуны, объясню.
И в том же месте, в адском зареве,
Степным кочевником, я подожгу свечу,
В миноре, в честь асов. Врачу,
Вы передайте, что я в мареве,
Да в Африканском корпусе качу,
На встречу с Черчиллем.
В которой, речь, подобившись ручью,
Разжёт моторы янки, гринго, чукч —
Народов из которых вышел.
А ныне в их тени, я, мышью,
Крадусь под взором мрачных туч.
Не сердце, а другая мышца,
Покажет, чем язык могуч.
Styx 34-23-ТЕ
Я ребёнок столь жутких и тихих краев,
Что рождён был у Стикса реки, берегов.
Я о космосе знаю. Банточиком «Марс»,
Я рождён был вдали от пиршества рас.
Меня снегом укроет – мой белый покров,
Что, в преддверии, значит – вселенский коллапс.
Жизнь так быстро по кругу, как будто таймлапс,
Не сбежать из её всеземных погребов!
Не траншею я рою – для трупов лишь ров.
Не траншеей рождён, я – ребёнок лесов.
Там где мёртвые боги у финнов и Чудь
Белоглазая смотрит на водную муть.
В ней лики умерших, на пиршестве рас,
В ней я выдыхаю токсичную ртуть,
В ней белый ребёнок взирает на Марс,
В ней финны, в ней боги, и в ней сама Чудь!
Plexus coeliacus 35-23-ТЕ
Я в груди схоронил солнце.
В нём есть лис, что огонь, в рыжине,
Снопом искр взлетал к вышине,
В нервный узел, к мотивам эмоций.
Нежной деве, холодной луне,
Покажу я свой огненный нрав,
Опаленных костей, костоправ,
Не сочтёт в её белой копне.
И меня поздравляет Минздрав —
Перевыполнил план по безумству
Рождённых детей, через чувство
Делённое с ней, множив в сплав.
Диким писком, от серых мышей,
Отделяю нас в белы вороны.
Нас фасуют. Фасуют в вагоны,
По Транссибу, чтоб, мчались быстрей.
И мы завтрак едим, чемпионов:
Просто чай пьём в купе, просто эль.
Я волнуюсь, стучат нейроны,
Не спасёт ни таблетка, ни хмель.
Я волнуюсь. И солнце горит, Рим Нерона.
Не смотри. И меня не жалей.
Пусть из клетки грудной дикий зверь,
Прогрызёт себе путь, до перрона.
Я волнуюсь, а ты, как Юнона,
Своей мудростью искренно верь,
Что близнец Боконона,
В его чреве спокоен теперь.
Canis latrans 36-23-ТЕ
Древние боги, одетые в мех,
Смотрят на мир с белоглавых вершин.
Достойно быть войном в мире мужчин,
Достойно коль честью заляпан доспех.
Нас встретит альтинг славою тех,
Кто навечно ушёл в каменелую твердь.
Ворон покорно уселся на жердь,
Свежую кровь вместо падали ев.
В ласках нагих окровавленных дев,
В пении скальдов на веки веков,
Ты не утопишь яростный гнев,
Не утолишь кровожадность богов!
Верою предков, сагой клинков,
Историю пишет чернеющий зев
И чрево того, кто губитель веков,
Чье чрево страшнее всех хищников чрев.
Прислушайся! Слышишь отчаянный зов?
Сверкание стали ты видишь во мгле?
В безумстве атаки стая волков
Кровавые почести вносит земле!
Так можно мужчиною стать и лишь так!
Кровавые руны внося на покров
И меч окрапив, в бессилии слов,
Ты вой! Ибо и имя твоё – волколак!
Hydrargyrum 37-23-ТЕ
Давно улетучился газ ядовитый —
Громогласных орудий улёгся огонь.
Агнец нетленный, лаврами витый,
По полю скакал, где раньше был бой.
—
Агнец скакал, с божественной свитой:
Валькирии, все облаченные в мех!
Агнец прощение нёс, недобитым,
Но на поле сим уж не было тех.
—
И я там лежал, с лёгким пробитым,
Кровавым дыханием окрасив доспех.
И агнец играл незатейливый ритм,
А я вспоминал про вас всех.
—
Железные люди – гранитные плиты,
Им всем повезло быть в глубинах земли.
Ведь кто-то для воронов пища. И грифов
Кормить им всем вечно своими костьми.
—
Я был искалечен, ребёнок войны,
Мне серая бабочка села на грудь
И агнец шептал святы песни свои,
И по щекам вместо слёз, текла ртуть.
Szabas 38-23-ТЕ
Пожиратель миров Апофис,
Озарит свой личный ковен.
И будь шаг их чист и ровен,
Раз уж их не душит совесть.
—
Кровью небо, ей же повесть.
Чёрным солнцем, в жертву овен,
Чтобы был Фенрир доволен,
Мы несём по миру весть.
—
И сторонников не счесть,
Коли мир наш вечно болен
До земли и вечной соли,
Коей солим нашу месть.
—
Звери в человечьих шкурах,
Крошат когти, душат честь.
Трубадуры давят лесть,
Кроя трещины в текстурах.
—
В горьких ведьминых микстурах
Тушим-топим своё горе.
Вечность есмь в макулатурах,
Вечность всё равно что море.
—
Не поймут рабы Амура
Дисгармонии в миноре.
И в матёром резонёре
Не узрят они лжеца.
—
Не узнают предсказания,
Лисьим хитростным сказанием,
Чрез сплетения ума,
С превносимым духом псалма.
Via est mors 39-23-ТЕ
Мертвецы охраняют свои секреты.
Мертвецы защищают свои права.
И мрачный жнец – радикально левый,
Всех уровняет – одна трава.
Могилы разрыты и Локи дочь
Шагает по ним, вместе с псом косматым:
Анубис пил и горланил маты
И вой его разносился в ночь.
А день наступит и будут рады
Все, кто кривил на наш белый свет.
И нам не надо ничего кроме правды,
И нам не надо доживать свой век.
Я красный, будто пески саваны,
Смотрю на свой молодой скелет.
Мне друг позвонит и спросит: «Как там?»
А я отвечу: «Меня больше нет».
И я по новой в колыбель, отравлен
От капель этой самой горькой лжи.
Ко мне змея ползёт – я с ней сплавлен.
Она шипит мне: «Не губи!»
Но я раздавлен от напряжения:
Рублю ей шею о свой стилет.
Вот так встречаю первый день рождения,
А это мой праздничный обед.
Я вырву яд из пучины глотки!
И выпью яд, когда стану стар.
Мне жить и так-то не больше сотки,
Что я потрачу на мёд-нектар.
Я лягу в земь, растекутся соки,
И знаю кто ждёт у черты.
Я вижу смерть, ни к чему намёки,
И я вкушаю все её черты.
И смерть меня также уровняет
Со всеми, с кем я неравен был.
И я стою у последней грани,
У той единственной, кого любил.
Aeneas 40-23-ТЕ
Облака плывут над моей головой.
Я дышу и вижу облачко пара.
Четыре часа. Ещё очень рано,
Чтоб стать наконец-то самим собой.
Город пустует. На телеэкранах:
Холодом веет порыв новостей.
Я достаю из просторных карманов
Пригоршню птичьих поблёкших костей.
Кладу на асфальт и тихо включаю
Песню почивших пернатых друзей,
Чтоб хоть на секунду укрыться от лая,
Средь мёртвых дворов, мог модерна Эней.
Часть II – Анималистичная скальдика
Царь зверей 1-21-А
Я живу одним днём,
Первородный убогий плебей,
Задыхаясь в наплыве идей,
Почитая лишь волчий закон.
—
Всё моё – для людей,
Ну я, лишь весны ветерком,
Да в далёкую землю ведом,
Где сидит царь зверей.
—
В окружении икон
Древних хищников стайных,
Охраняя великую тайну
О своем появлении в лике людском.
—
На развалинах рая,
Я в звериное око смотрю,
Ну а вижу себя,
Что себя сохраняет.
—
И для капищ огня,
Нужно больше,
Чтоб снова одним стали мы,
В отражении богов острия.
—
И в преддверии иной старины,
И в стремлении к истоку вселенной,
Я навечно срастаюсь с гиеной,
В предвкушений величия тьмы!
Фенек 2-22-А
Клык на камень нашел,
Растираясь в пыль.
Зверя режут ножом,
Расцветает полынь.
—
Мясом полон мой дом,
Я охотничий сын.
Зверя кровь, кипятком,
В моей вене, бензин.
—
Изменён мой геном,
Я детёныш пустынь.
В моём сердце гнилом,
Ты навечно и сгинь!
—
В моём мозге дурном,
Копошиться латынь.
Своим хрупким ребром,
Порождал героинь.
—
Но не стать мне отцом,
Не дожить до седин.
В моё сердце, свинцом,
Только облик зверин.
—
Мне охотник, ружьём,
Оборвет мой зачин.
Убегал я, как мог,
Да попал в формалин!
—
Клык на камень нашел,
Растираясь в пыль.
Зверя режут ножом,
Расцветает полынь.
Лань 3-21-А
Хотел бы я в лесах стерильных,
Как раньше, в прошлые века,
Там прыгать-бегать ланью сильной,
Со следа сбив злого стрелка.
—
Но нету боле елей стильных,
Ветви запутались в рогах,
И все копыта крепит гирей,
Теперь плутаю там, во снах.
—
Вольеров, стойла и пера,
Меня темница плотно сжала,
Я раб их, знающий блага
Цивилизаций одеяла,
Что закрывают все начала,
Самих понятий бытия!
Быть может я там, вне орала,
На самом деле лучший я?
—
Что скачет волею гонимый,
В печалях, радостях счастливый,
В борьбе и гонке сиротливый,
А в жизни сам себе судья..
—
И это всё просто прекрасно,
И шкура та теперь моя,
Да только вот уж всё напрасно,
Я пал под клювом воронья!
—
И сдался, свыкся, даже сбредил,
Утратив прежнего себя,
Ибо мирку в преображенье,
Лишь жертва тут была нужна.
—
Пускай еретиком,
Сверхлюди назовут меня,
Я всё людское в миг откину,
Ветвятся пусть мои рога.
—
Копыта обогнут трясину,
И устремятся в те луга,
Где я смогу вновь стать счастливым,
В первые так приняв себя!
Лось 4-22-А
В погоне за рысью, я волчьей походкой,
Погружаюсь в глубины лесов.
И чем дальше, в Тайгу, я подводною лодкой,
Тем ближе мне шёпот цехов.
—
Единство различий, как дьявола подкуп,
Как образ завода Христов.
Из леса я вышел, из снега я соткан,
Я царь в королевстве станков.
—
На череп корона – из листьев обмотка,
Зачем же мне пафос дворцов?
По залам большим, по полю, ошмётком,
Валяюсь, как отпрыск богов.
—
И брошен я ими, и в землю я воткнут,
Как флаг государств-мертвецов.
Их вид на картине, на выцветшей фотке,
Примкнуть к их забвению готов.
—
И царство мое жестоко, но кротко.
В пустующем мире, я – бог.
От смеха трагичного – хриплая глотка.
Средь тысяч зверей, одинок.
Пёс 5-22-А
Я брошенный, дикий пёс,
И в этот последний день,
В полях расцветёт овёс,
Когда в лес уйдет моя тень.
—
Там предки, на поле из роз,
Древних хищников грозная сень.
Я надеюсь им мил симбиоз,
Где един человек и зверь.
—
У хозяина был невроз.
Перед мордой закрытая дверь,
Моё место под весом колес,
Средь бродячих не числят потерь.
—
Я в холодном краю пророс,
Пусть теперь меня греет метель.
Отморожен уж пёсий нос,
Ну а верность всё полнит купель.
—
Каждый пёс, в душе, Христос,
А хозяин Иуда. Поверь,
Я прощаю тебя в мороз,
Я прощу тебя, даже в капель.
—
Когда сам поскачу в страну грёз,
Я прощу, и побои, и хмель.
Дикий, странный метаморфоз,
Моих предков далёкая трель.
—
Я уйду, дважды брошенный пёс,
Где псоглавцы, шакалы и чудь.
Да не будет там более слёз,
По тебе разве только, чуть-чуть..
Кони 6-22-А
Я слишком слаб, видения зимы
Холодной кожи грубых пальцев,
Предвестник вечной темноты
Во снах слепых неандертальцев.
—
Подобием которых мы
Являлись, словно бы стенальцы,
Что в сумрак праздника чумы,
Кровавой патокой движимы.
—
И пусть действительно слепы,
В кровавом зареве режимов,
Я предпочёл бы быть зверьми,
Во славу пыточной машины.
—
Звериной доли свой удел,
Мне далеки людей хитины.
Их новый миропередел,
В земле оставит лишь морщины.
—
У нас же есть и свой надел:
Всё бесконечные равнины,
Миропорядочность систем
И горький запах керосина.
—
В степи обрушился тотем,
В том помогла нам гильотина,
Под сладкий запах хризантем,
И их горячие порывы..
Рыба 7-22-А
За жабры, на воздух, всё тянут меня,
Ломаются кости, трещит чешуя.
И когти на шее всё давят сильней,
Я рыбой рождён, и сгину я ей!
—
Оставь на песке, вместе с огненным солнцем,
Я мумией стану, высохшим монстром.
Иль в воду пусти, с милосердьем тирана,
Я плохо закончу, в когтях пеликана.
—
Ты лучше запри за стеклянною стенкой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/artem-rudik-32875936/teriantropiya-stihi-i-apokalipsis-70242274/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.