Большой ринг Геннадия Шаткова
Сергей Иванович Князев
Книгу памяти выдающегося отечественного боксера, олимпийского чемпиона и двукратного чемпиона Европы Геннадия Шаткова составили его воспоминания «Большой ринг», книга Ниссона Зелеранского и Бориса Ларина «Мальчик из Дворца пионеров», а также воспоминания его родных, друзей, коллег и учеников.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Большой ринг Геннадия Шаткова
Составитель и издательство выражают сердечную благодарность директору ООО «Светлые окна» (г. Тюмень) Игорю Владимировичу Егорову и Клубу ветеранов тюменского бокса (председатель правления Александр Димитриевич Протасов) за решающую помощь в издании этой книги.
Также выражаем слова самой глубокой признательности президенту Федерации бокса Кингисеппского района Борису Владимировичу Гольдембергу, основателю сообщества «Old school boxers» Даниэлю Агалятовичу Наджифи, Владимиру Михайловичу Лебедеву и Ренату Рустамовичу Махамадееву, а также Игорю Александровичу Пашину.
Составитель считает своим приятным долгом поблагодарить ветерана отечественного бокса Николая Владимировича Ловелиуса за многолетние бесценные консультации по истории спорта и товарищескую поддержку.
© С. И. Князев, составление, 2023
© П. П. Лосев, обложка, 2023
© Издательско-полиграфическая компания «КОСТА», 2023
Геннадий Шатков
Большой ринг
Предисловие
У этой книги удивительная судьба. В 1963 году издательство «Физкультура и спорт» опубликовало мою книгу «Большой ринг». Книга имела успех. Вслед за этим первым изданием «Лениздат» подготовил второе, исправленное и дополненное. В книге я рассказал о своем спортивном пути, о моих товарищах по сборной команде, вместе с которыми мне довелось участвовать в многочисленных международных соревнованиях в те времена, когда наш отечественный бокс выходил на международную спортивную арену.
Книга вышла сравнительно небольшим тиражом, и многие из любителей бокса, которым я ее адресовал, не смогли с ней познакомиться. Вот почему я до сих пор получаю немало писем от почитателей бокса с просьбой рассказать, как пришли на ринг наши прославленные мастера кожаной перчатки, о моем спортивном пути, а также о том, как развивался и развивается наш отечественный бокс, какими я вижу его перспективы.
Остро встал вопрос о переоценке некоторых взглядов, сложившихся лишь за последние десятилетия в нашей стране. Встает проблема: куда и как надо двигаться?
Хочу объяснить еще одно обстоятельство. Моя спортивная жизнь, значительные спортивные достижения, слава, обещавшая новые звездные часы, новый взлет – всё было внезапно остановлено: инсульт. Несчастье случилось в июле шестьдесят девятого, в два часа ночи.
Врачи вынесли приговор: «Двигаться – будет, речь – не вернется».
Что такое потеря речи для человека, прекрасно владеющего ею, двумя иностранными языками, не терявшего дара речи в присутствии президентов и королей, можно только предполагать. Казалось бы, все потеряно!
Но как говорил К. Симонов:
Какое б море мелких неудач,
Какая бы беда ни удручала,
Руками стисни горло и не плачь,
Засядь за стол
И всё начни сначала.
Я хочу, чтобы новое, дополненное издание моей книги не только послужило ответом на заданные моими корреспондентами вопросы, но и помогло молодым людям, интересующимся боксом и собирающимся всерьез заняться этим мужественным и, смею утверждать, красивым видом спорта, выйти на широкую спортивную арену.
Далекие друзья
Семь часов утра. Мне не нужен будильник, чтобы проснуться именно в этот час. Подниматься точно в семь я привык за долгие годы постоянных тренировок, которые не могла нарушить никакая непогода, довольно часто подкрадывающаяся к моему городу со стороны Финского залива.
Выглядываю в окно. Бюро погоды не ошиблось. По календарю – зима, а на улице – настоящий весенний дождь, на глазах съедающий жалкие остатки снега. Что ж, для ленинградца такая картина привычна. Придется только немного изменить экипировку. Поверх тренировочного костюма натягиваю непромокаемую куртку, надеваю лыжную шапочку и кеды. Стараясь не шуметь, выхожу из комнаты. Затем сбегаю вниз с седьмого этажа – лифтом я почти никогда не пользуюсь. Быстро иду по набережной реки Карповки, что протекает мимо нашего нового дома, к скверу, раскинувшемуся невдалеке.
После зарядки, которая занимает у меня минут сорок, не спеша бегу домой. Редкие прохожие подчас провожают меня удивленными взглядами: не спится неугомонному! – и уступают асфальтовую дорожку тротуара. Бежать по ней в кедах на толстой резиновой подошве куда легче, чем по булыжной, скользкой от дождя мостовой.
Возле подъезда меня приветствует дворник из соседнего детского сада, всегда приветливая и веселая тетя Паша:
– С добрым утром, Геннадий Иванович!
– Здравствуйте.
У нас с тетей Пашей давняя деловая дружба. Зимой я охотно помогаю ей расчищать улицу от снега. Это уже стало традицией, и, если я в Ленинграде, она никогда не нарушается. Тетя Паша даже не подозревает, какая это хорошая для меня зарядка: работа с лопатой на свежем воздухе укрепляет мышцы рук, вырабатывает выносливость. Кроме того, мне приятно, что я могу ей помочь.
Есть у меня еще один знакомый, с которым мы обычно встречаемся по утрам, – почтальон. Кроме газет у него каждый день есть для меня несколько писем. Вот и теперь он протягивает мне пять разноцветных конвертов, газеты, журналы: «Мурзилку» для дочурки Аленушки и «Советское государство и право» для меня.
Быстро просматриваю письма. Они с разных концов страны. Вечером придется выкроить два-три часа для ответов. Сделать это довольно трудно. На учете каждая минута…
И всё же на письма отвечать приятно. Словно разговариваешь с хорошими друзьями, которые давно тебя знают, вместе с тобой разделяют радость твоих побед и переживают горечь неудач. А если авторы письма обращаются впервые – значит, армия приверженцев и патриотов бокса – спорта сильных, мужественных и волевых людей – растет. Любой боксер обрадуется этому!
Как и обычно, большая часть почты от своего брата, боксера. Беру первое. Оно из заполярного города Никеля Мурманской области.
«Гена, здравствуй, – пишет горновой Игорь Воронцов. – У нас установилась связь с соседним поселком. Теперь мы сможем чаще встречаться со своими соперниками. Боксом я занимаюсь давно, восьмой год. Перворазрядник, трижды был чемпионом области, неоднократно выступал на первенствах Российской Федерации. Я тружусь в бригаде горновых – даю Родине никель. По вечерам тренируемся в нашем Дворце. К нам в секцию пришло много новичков – посоветуй, как с ними начинать занятия. И вот еще что меня волнует: мне кажется, что я „застыл“ на месте. Сильных противников поблизости нет. Учиться не у кого. А на чемпионатах России мне дальше „четвертушки“ финала пройти не удается. Как быть?»
И. П. Осипов. Снимок времен Великой Отечественной войны
Я делаю пометку на конверте: «Посоветоваться с И. П. Осиповым». Иван Павлович Осипов, заслуженный тренер СССР, – мой воспитатель и большой друг, мой наставник с 1947 года в боксе, в спорте и вообще в жизни.
А вот на это письмо от пионеров, воспитанников Детской спортивной школы города Южно-Сахалинска, можно ответить сразу. Ребята спрашивают: «Правда ли, что у вас, Геннадий Иванович, есть именные перчатки чемпиона Олимпийских игр в Мельбурне?»
Правда, дорогие ребята. Перчатки, о которых вы спрашиваете, я храню как память о проведенных боях. Они лежат рядом с перчатками от Европейской федерации бокса фирмы «Сабо» – их у меня две пары: одна – за победу на чемпионате континента в 1955 году в Берлине и в 1959 году – в Люцерне.
Другие перчатки, мельбурнские, с отличительными знаками Международной любительской федерации АИБА – новенькие, только раз побывавшие в бою – в финале. Этого не скажешь об их соседях – потертых, внешне довольно неказистых ленинградских перчатках. Их мне, когда я еще делал первые шаги в боксе, подарил тренер. Они мне особенно дороги. Я в них провел немало встреч. Эта «семья» перчаток имеет строго определенный вес – десять унций.
Есть у меня и более тяжелые перчатки – шестнадцатиунцевые, тренировочные. Это – коричневые громадины с белыми манжетами. Я благодарен тренеру за то, что он постепенно приучил меня в ходе подготовки к соревнованиям работать именно в этих, утяжеленных, перчатках.
Вы спрашиваете, как я приобщился к боксу, просите рассказать о своем спортивном пути, с чего он начался. На это отвечу: с физзарядки! Той самой, которую я проделываю каждый день в семь утра в соседнем сквере.
Авторы писем интересуются, как это мне удавалось сочетать занятия юридической наукой с таким «грубым», по их мнению, видом спорта, каким является бокс. Читая такие письма, я улыбаюсь – удержаться от улыбки трудно, ибо авторы эти совершенно не представляют, что же такое настоящий бокс…
Много писем и другого характера – от друзей, спортивных журналистов, зарубежных и советских тренеров по боксу, работающих в разных районах нашей страны. Они настойчиво просят рассказать о моем многолетнем увлечении боксом, раскрыть «секреты» успехов…
Таких писем накопилось уже несколько сотен. На каждое письмо я ответил – это мое неизменное правило. Но, вполне понятно, я не смог всем ответить так подробно, как хотелось бы. Именно поэтому я и решил написать книгу о своем спортивном пути, попытаться раскрыть «секреты» боксерских успехов, рассказать о нашем российском боксе, который признан теперь одним из сильнейших в мире.
Итак, каким же он был, путь на «большой ринг»?
Дворец на Невском
Дом, в котором прошло мое детство, был не совсем обычным. Едва выйдешь – перед тобой оживленный Невский проспект и спокойная гладь Фонтанки. На Аничковом мосту скачут кони Клодта. Их сдерживают под уздцы бесстрашные наездники с великолепно изваянными мускулами. Иметь со временем такие мускулы мечтает каждый мальчишка нашей 222-й средней школы. И дом, и школа находятся совсем рядом с другим великолепным зданием – Дворцом пионеров имени А. А. Жданова. Я раньше совсем не предполагал, что в этом Дворце есть спортивные залы, где ребята занимаются гимнастикой, играют в баскетбол, боксируют, точно так же как и не предполагал, что именно поэтому этот Дворец прочно войдет в мою жизнь.
Как у любого мальчишки, были и у меня сокровенные мечты. Я страстно желал стать путешественником. Виновата в этом была небольшая книжка об известном полярном исследователе Роальде Амундсене, которая однажды попала мне в руки. Меня поразили упорство героя книги, его неуемная тяга к подвигам. Как я восхищался его волей! Еще с юных лет, готовя себя к трудностям полярных путешествий, Амундсен спал зимой с открытыми окнами. Холод пробирался и в соседние комнаты. Родители запретили ему открывать окна. Тогда он на ночь затыкал все щели в дверях, ведущих в спальню родителей, и вновь открывал окна…
Подражая Амундсену, я однажды открыл на ночь форточку. Кончилось это тем, что утром мама вызвала врача.
Тот, шевеля седыми лохматыми бровями, посмотрел на мой язык и безапелляционно заявил:
– Простудка-с!
В школу я не пошел и вновь остался на весь день наедине с Амундсеном. Я вместе с ним пробирался на лыжах по снежным равнинам, испытывал холод и голод, мучился от одиночества в белом безмолвии… Оказывается, Амундсен был неплохим спортсменом. Это, конечно, необходимо для путешественника, которого поджидает в пути так много испытаний.
Меня радовало, что в области спорта я уже мог кое-чем в то время похвастать. Правда, мои достижения были связаны со спортом относительно, но они для меня были приятны.
У всех мальчишек, видимо, в крови стремление к борьбе и состязаниям, где можно показать себя в силе и ловкости. Обуревали эти стремления и учеников начальных классов одной из школ небольшого города Кулебаки Горьковской области, куда я вместе с мамой и братом переехал из Ленинграда во время войны. Наши воинственные настроения подогревались сводками Совинформбюро. Все перемены были у нас заполнены ожесточенными «сражениями». После уроков битвы переносились на улицы города.
В играх возникало немало трудностей. Никто не хотел быть в рядах «фашистских» войск. А ведь без этого не могло быть настоящего сражения. Тянули жребий. Счастливчики прыгали от радости; обреченные на позор и разгром обиженно шмыгали красными носами. Конечно, по ходу игры им приходилось быть никудышными вояками, и при первой возможности они бежали без оглядки, побросав сосновые сабли.
В выходной день «армия» становилась на лыжи, которые были изготовлены из дубовых обрезков от старых бочек. Сражения разыгрывались на обрывистых берегах Волги, и волей-неволей приходилось учиться кататься с крутых гор.
А весной у нас появилась другая забава. Мы словно по мановению волшебной палочки превратились в снайперов. Правда, вместо ружей и пистолетов у нас были камни, а мишенью стал старый эмалированный таз без дна, валявшийся в луже. Чемпионом считался тот, кто попадал в него наибольшее число раз. Судьи из старшеклассников следили за строгим соблюдением правил соревнования.
Тогда же я получил первые навыки и в боксе.
В 1942 году я учился в третьем классе «А». Постоянным соперником у меня был неисправимый двоечник и забияка Лева Зильберг – большой мастер на разные подвохи. Нередко случалось, что мы имели одинаковое число попаданий в «стрельбе» в таз. Тогда пальму первенства судьи отдавали победителю рыцарского поединка, иначе говоря, драки, которая всегда вызывала повышенный интерес зрителей. Арена возникала тут же, у лужи. Мы подолгу не уступали друг другу, изрядно вывалявшись в грязи и несколько раз приняв холодный душ, становясь похожими на мокрых куриц. Приятно вспомнить, что в конечном счете чаще побеждал я. Правда, это не спасало меня дома от справедливого выговора за синяки и порванные штаны.
Именно в те годы у нас в школе показывали довоенный фильм «Боксеры». Наши мальчишеские симпатии были целиком на стороне героя фильма Кирилла Кочеванова – скромного, трудолюбивого спортсмена. Я разделял это увлечение и старательно принялся разыскивать одноименный роман ленинградского писателя Петра Капицы, по мотивам которого был создан этот фильм. У меня затаилось желание, прочитав книжку, кое-чему научиться у героев романа. Мне уже грезились подвиги и препятствия, которые предстоит преодолевать в трудной и настойчивой борьбе на ринге…
В то время приобщал меня к спорту и мой дядя Борис Григорьевич, который тогда работал на металлургическом комбинате. Ему было двадцать шесть лет. Я всегда любовался его стройным, сильным телом. Стараясь не пропускать момента, когда дядя Борис возвращался с работы, я наблюдал, как он выходил во двор и начинал заниматься со штангой. Надо сказать, что штанга имела довольно странный вид. Это были самые обыкновенные колеса от вагонетки. А как он легко выжимал их! Заметив меня, дядя улыбался:
– Может, попробуешь?
Я тяжело вздыхал.
– Ладно, выточу тебе гантель. Будешь выжимать.
Я не знал, что такое гантель, но был уверен: дядя плохое не придумает – недаром он слыл мастером на все руки. Он все время что-нибудь мастерил. Так, во дворе, на зависть мальчишкам всего города, красовались высокие качели и гигантские шаги.
– Хочешь быть сильным? – спросил он меня как-то. – Тогда делай вот так…
Он лег и несколько раз легко отжался от пола. Попробовал сделать это и я – не получилось. Дядя засмеялся:
– Слабоват ты, парень! Вот что: хочешь быть сильным – отжимайся каждое утро. Договорились?
Кто же из мальчишек не хочет быть сильным! Так в мою жизнь пришло первое упражнение. Гантели дядя мне так и не сделал: вскоре он ушел добровольцем на фронт и погиб…
Через год мы переехали в Горький. Там во дворе нашего дома собирались ребята старше меня по возрасту.
Однажды я заметил, что они поднимают какой-то заржавелый металлический предмет с двумя шарами на концах. Я подошел ближе и услышал слово «гантель». Так вот какую штуковину хотел мне подарить дядя Боря!
Ребята по очереди выжимали гантель. Некоторым удавалось сделать это по пять раз. Самый сильный выжимал восемь. Он-то, заметив меня, предложил, насмешливо улыбаясь:
– Не желаешь ли показать силенку? Занятная штука!
Я нерешительно взялся за гантель. Поднял на плечо. А парень еще шире заулыбался:
– Ну, смотрите: сейчас этот силач десять раз подымет…
Закусив губу, я выжал гантель. Он считал:
– Два… Вот здорово!.. Три… Смотри не надорвись… Четыре… Бросай, а то отвечать за тебя придется… Пять… шесть…
Тут он перестал считать и с каждым разом все шире открывал рот. Когда я бросил гантель, выжав ее пятнадцать раз, ребята кинулись ко мне:
– Вот это да! Силен!
Они щупали мои мускулы, которые, казалось, надувало еще больше мое мальчишеское тщеславие. Только вожак, чувствуя, что его авторитет безвозвратно падает, сказал, стараясь придать безразличное выражение своему лицу:
– Подумаешь! Он, наверное, тренируется… Этак и всякий сможет!
И унес гантель к себе домой.
Я же единогласно был признан вожаком. Это была нелегкая должность. Мне нередко приходилось поддерживать свой авторитет путем демонстрации силы.
Очень любил я бороться сразу против двоих-троих и, помню, довольно часто выходил победителем.
Были и другие «методы» поддержания своего авторитета среди мальчишек. Ленинградские ребята, приехавшие, как и я, в Горький, часто хвастали тем, что лично знали известных спортсменов. Не удержался от искушения и я. Когда газеты в декабре 1944 года сообщили, что Николай Королев взял реванш у Евгения Огуренкова и вновь стал абсолютным чемпионом СССР, я сказал, заложив руки в карманы:
– Я знал, что Королев возьмет реванш. Я слышал, как он сам говорил об этом в Ленинграде…
Мое личное общение с чемпионом произвело неотразимое впечатление. Ребята смотрели на меня с благоговением. Авторитет мой поднялся неизмеримо. Кто мог знать тогда, что я действительно познакомлюсь с Королевым и он станет моим другом и наставником? Сейчас это меня утешает – я обманул ребят как бы только наполовину… В конце войны мы вернулись в родной Ленинград.
Я учился уже в седьмом классе, играл в баскетбол, выжимал гантели. Тогда-то я и познакомился с Амундсеном.
Я очень увлекся путешествиями. Часами разглядывал географические карты, просматривал по ним пути известных мореплавателей, отыскивал незнакомые острова, моря, заливы. Меня потянуло к географии.
У нас в школе работало географическое общество. Чтобы стать действительным членом этого общества, необходимо было написать вступительную работу, которая затем разбиралась на «ученом совете».
Я с жаром принялся за работу: притащил из библиотеки домой гору книг, завалив ими весь письменный стол.
Старший брат Борис, любивший подшучивать надо мной, торжественно объявил:
– Так рождается неоценимый труд великого путешественника!
«Труд» назывался «Вулканы Советского Союза». Было перечитано много книг, исписано немало страниц, пока я, наконец, с дрожью в сердце передал свои «исследования» на заседание «ученого совета». Я был уверен, что мою работу, сделанную, как говорится, в поте лица своего, безусловно, одобрят.
Каково же было мое огорчение, когда один из влиятельных членов «ученого совета», старшеклассник в больших очках, придававших его глазам какое-то пустое выражение, безапелляционно заявил:
– Я позволю себе заметить, что богльшая часть так называемого труда о вулканах мне лично очень напоминает страницы из учебника для седьмого класса…
Работу мою забраковали. Огорчился я очень, тем более что такое решение было явно несправедливым. Столько часов я просидел над книгами, подробно изучая географические атласы, корпел над рукописью… И вдруг работа «напоминает страницы из учебника», которым я, кстати, принципиально не пользовался. Рухнула моя мечта о путешествиях. А к географии, и особенно к вулканам, я совсем охладел.
– Что ты нос повесил? Подумаешь, общество! Главное – знания, а ты их и без общества получишь, – утешал меня Борис.
Нет, я не хотел сдаваться. Я пришел во Дворец пионеров. Если подняться по главной мраморной лестнице, а потом, повернув налево, спуститься по ступенькам немного вниз, окажешься в читальном зале. Сюда я и «спустился» на долгие часы. Сколько я перечитал книг! Все свободное время я проводил в читальном зале. Здесь я и познакомился с людьми сильными не только физически, но и духовно, умеющими мужественно переживать неудачи, настойчиво добиваться поставленной цели. Особенное восхищение вызвал у меня мужественный герой Джека Лондона – Мартин Иден.
Именно герои Джека Лондона вновь пробудили во мне интерес к боксу. Я взахлеб читал его рассказы «Кусок мяса», «Зверь из бездны»; повести «Мексиканец», «Игра».
Однажды я вспомнил, что мне так и не удалось прочесть роман Капицы «Боксеры». Кинулся в библиотеку – и вскоре у меня в руках была изрядно потрепанная, легко «разбиравшаяся» по главам книга, которую я ухитрился выменять на новеньких «Трех мушкетеров» из отцовской библиотеки.
Незаметно для себя я охладел к географическому обществу, а заодно и к урокам географии. Дело дошло до того, что на уроках географии я не мог удержаться от искушения читать книги, по своему содержанию весьма далекие от этого урока. Держа на коленях главу, где рассказывалось о бое советского боксера Кочеванова с чехословацким боксером Грубешом, я забыл обо всем на свете: «…И вот левая рука Грубеша – чемпиона Чехословакии – наконец поймала на удар висок Кочеванова. В Кирилле все замерло: он не удержался на ногах и упал. Взрыв восторженного рева покрыл всё. Но это была преждевременная радость соотечественников Грубеша. Кочеванов моментально вскочил на ноги и принял боевую стойку».
У меня стало легче на сердце. Я решил сделать передышку в чтении «подпольной» литературы и на мгновение почувствовал себя в атмосфере действующих вулканов, о которых говорил учитель. Однако в то время я был твердо уверен, что мне никогда не быть исследователем и не видать лавров известного географа академика Берга. Поэтому безропотно сошел с проложенного этим великим ученым пути и вновь нырнул носом под парту. До победного нокаута, который уготовил противнику Кочеванов, оставался всего лишь один абзац… И тут я сам был «сбит» с позиции «ударом» преподавателя.
– Геннадий Шатков, – строго сказал он, – иди к доске и расскажи о последнем извержении Везувия.
Я так растерялся от неожиданности, что вышел из-за парты с последней главой злополучного романа. Удостоверившись, что с его страниц не «пахнет» ни Везувием, ни гибелью Помпеи, учитель вывел в дневнике жирную «двойку», отобрал остатки «Боксеров» и выставил меня за дверь…
Ошеломленный происшедшим, я растерянно постоял у двери, затем, сделав спокойное лицо, отправился домой. Я знал, что для боксера главное – это воля. А в том, что я буду боксером, для меня теперь сомнения не было. Мое решение было твердым.
Во время летних каникул произошел случай, который еще больше укрепил мое намерение заняться боксом. В пионерском лагере под Зеленогорском было немало ребят из нашей школы. Я неплохо играл в футбол, хорошо бегал и прыгал и вдобавок уже поднимал «пудовку». Помню, один парень из старшего отряда постоянно задирал наших девчат, а ребятам, которые вступались за них, отпускал подзатыльники. Это было нестерпимо. На «военном совете» решили проучить наглеца. Но как? Он ведь выше любого из нас, да пожалуй, и сильнее.
– Может, «темную»? – раздался чей-то голос.
Все посмотрели друг на друга, сомневаясь.
Бить, так по-честному. А кому бить, пусть решит жребий.
В тюбетейку были брошены бумажки. Сосед подтолкнул меня:
– Давай, Гена, первый тащи. Ты у нас самый сильный.
Аргумент веский. Я протянул руку, вытащил. Кто-то заглянул через плечо, закричал:
– Вот здорово! Генка будет его бить!
В душе у меня появились на этот счет сомнения, но деваться было некуда. Оставшиеся до отъезда дни были посвящены тренировкам. Учили меня все. Один из пионеров немного занимался боксом. От него я впервые в жизни узнал, что надо целить не только в лицо, но и в живот. Такие удары нарушают дыхание. В день отъезда мы поймали этого парня возле автобуса. Посмотрел я на него, и сердце у меня екнуло. Уж очень длинный. Не подавая вида, я сказал:
– Давай отойдем в сторонку. Вопросы к тебе есть.
– Это… какие? – спросил парень запинаясь. Он явно испугался.
Потом, не дожидаясь ответа, быстро побежал к машине и залез в кузов. Вытащить его нам не удалось. Драка не состоялась, но все равно я чувствовал себя победителем. Враг трусливо бежал…
Дорога к рингу
Ленинградская осень подкрадывается незаметно. Радио приносит известия, что даже в средней полосе России стоит теплая, сухая погода, именуемая в народе «бабьим летом», а у нас уже дожди, приползают туманы. Ленинградцы не особенно жалуют это время года. А я осень 1947 года ждал с нетерпением. В боксерской секции Дворца пионеров начались занятия.
К этому времени я прошел солидную теоретическую подготовку: прочитал книгу Константина Градополова «Бокс», а также очень интересную своей познавательностью книгу Константина Непомнящего «Бокс и боксеры», изданную еще в 1938 году. Я впервые узнал историю бокса, как бы познакомился со всеми выдающимися боксерами, начиная от «отца бокса» англичанина Джона Браутона и кончая легендарным Джо Луисом.
Брат Борис, разыгрывая меня, советовал:
– Ты возьми еще Бернарда Шоу почитай. У него даже пьеса про боксеров есть.
Я читал все, что попадалось под руку, и тайком подсчитывал по календарю, сколько осталось дней. А их оставалось все меньше.
Мой отец, доцент Ленинградского инженерно-строительного института, из всех видов спорта предпочитал самый «тихий» – рыбалку. Его энтузиазма хватало на воскресные поездки в радиусе до ста с небольшим километров от Ленинграда. Мама, госпитальный врач, всегда терпимо относилась к нашим занятиям любым видом спорта, считая, что это идет на пользу детям. Отец и мать всегда охотно поддерживали наши увлечения футболом и волейболом, гимнастикой и легкой атлетикой, греблей и плаванием, но на бокс почему-то накладывалось вето.
Передо мной встала проблема. В боксерскую секцию надо было написать заявление, на котором должно быть разрешение родителей. Надежд на получение такого разрешения почти не было. И все же я попытался заговорить на эту тему. Мама пришла в тихий ужас, сказала только: – И это сын доцента… Отец внимательно посмотрел на меня и решительно заявил:
– Ничего не получится! Я категорически против, чтобы кто-либо бил по твоему «хрустальному сосуду»…
Он выразительно показал на мою голову. Никакие доводы не помогли. Огорчению моему не было границ. Борис долго ходил по комнате, что-то обдумывая, потом коротко сказал:
– Давай бумагу.
Не понимая его замысла, я вынул из учебника заявление. Борис сел к столу, взял ручку и размашисто написал: «Разрешаю». Внизу появилась размашистая подпись: «Шатков».
На мой вопросительный взгляд он ответил:
– Я старше тебя, а поэтому имею право дать разрешение, – и неуверенно добавил: – Так что особого обмана тут нет…
Некоторое время я колебался, но потом, мысленно увидев себя на ринге, махнул рукой и побежал во Дворец пионеров. Прошло несколько дней. И вот, наконец, завернув в газету майку и трусы, я отправился на первое занятие секции.
Брат кричал вдогонку:
– Как подойдет тренер, приподнимись на носки немного! Они длинных любят!
Когда я подошел к дверям спортивного зала, сердце мое замерло. Коридор был запружен такими же, как я, ребятами. Большинство из них уже надели майки и трусы и смущенно топтались у дверей, сверкая голыми пятками. Тогда мало кто имел тапочки. Я быстро переоделся и тоже подошел к заветным дверям. Наконец нас пустили в зал. Не привыкшие к таким большим помещениям, мы еще больше растерялись и, стараясь скрыть смущение, затеяли возню. Мы даже не заметили, как в зал вошел человек, одетый в темно-синий спортивный костюм.
– Постройтесь, ребята, – спокойно сказал он, когда мы угомонились.
Он представился нам. Это был Иван Павлович Осипов, тренер по боксу, с которым впоследствии был связан весь мой спортивный путь. Иван Павлович не торопясь прошелся вдоль строя, внимательно приглядываясь. Вот он остановился возле одного паренька:
– По-моему, тебе еще рано заниматься боксом. Пойди-ка в гимнастическую секцию. Окрепнешь, а потом – милости прошу. Ладно?
Другому он посоветовал заняться волейболом, третьему… Я не слышал, что он говорил, так как сердце у меня, казалось, перестало биться. Следующим был я. Взгляд тренера остановился на мне. Я вздул мышцы на руках и на груди и, вспомнив слова брата, немного поднялся на носках. В глазах тренера я не прочел ни удивления, ни восхищения моими мышцами. Спокойный взгляд скользнул дальше, и я остался стоять в строю. Но отойдя на два шага, тренер вновь повернулся ко мне.
– Первый раз? – спросил он.
– Первый раз.
– Как учишься?
– Вроде неплохо. «Троек» нет…
– С «тройками» мы не принимаем в секцию. Как у тебя с физической подготовкой?
– Ничего, – отвечаю я. – Занимался лыжами, плаванием, играл в футбол и волейбол, катаюсь на велосипеде, выступал за школу по легкой атлетике.
– Это хорошо. Ну что ж, будем работать…
В центре зала, очерченный нитями канатов, белел квадрат ринга. Раз тренер сказал «работать», значит, мне сегодня дадут перчатки и разрешат «вольный бой» с противником.
Однако этого не случилось. После разминки, состоявшей из специальных упражнений, для первого раза довольно трудных, я почувствовал, что майка-безрукавка слегка взмокла. Тренер подозвал меня к парнишке из старшей группы и попросил его показать, как пользуются скакалкой, для чего нужны мешок и груша, лапы и другие снаряды.
…Два месяца прошло со дня первого занятия – подготовительный период. Иван Павлович добивался, чтобы мы, новички, набирались боксерской выносливости и силы, постепенно осваивали богатейший арсенал ударов и приемов, учились быстро передвигаться по рингу.
Сначала пришлось осваивать отдельные элементы на груше, набивном мяче и мешке. Я почему-то сразу полюбил «бой с тенью» и включил его в свою утреннюю зарядку. Но перчаток нам так и не давали. Некоторые ребята недовольно ворчали:
– Секция боксерская, а боксом и не пахнет…
– Значит, так надо, – защищал я тренера. – Он-то лучше нас знает!
Ребята вздыхали и снова принимались колотить по мешкам и грушам.
Дома меня изводил Борис. Каждый раз, осматривая мое лицо и не находя следов боя, он говорил:
– Ты врешь, наверное, что в боксерской секции занимаешься. Что-то незаметно.
Он касался самого больного – я и без того рвался к перчаткам. Уж очень скучно было проделывать бесконечные упражнения.
Но вот на одном из занятий Иван Павлович, словно угадав мое настроение, неожиданно сказал мне и еще какому-то парню:
– Надевайте перчатки. Запомните: бой одной левой рукой.
Впервые в жизни на моих руках новенькие боксерские перчатки. Руки стали непривычно тяжелые и неуклюжие. Я уже знал несколько ударов: прямой правой, боковой правой, прямой левой. Но установка тренера твердая: только «прямые» левой.
Незнакомое чувство овладело мною… Через несколько минут должно свершиться то, к чему я так упорно готовился, чего так долго ждал. Сейчас станет ясным, смогу ли я стать боксером.
Мой противник немного выше меня ростом, гораздо здоровее физически; у него крупное, полное лицо с большим носом, и, едва начался бой, парень, словно нарочно, принялся подставлять его под мои удары: бой он закончил с разбитым носом…
Много еще я провел тренировочных боев. Но все это были учебные, а не настоящие бои, которые нужно выиграть, находясь на ринге один на один. Мы еще только готовились к таким боям.
Часто после окончания занятий Иван Павлович заводил беседы, которые надолго оставались в памяти.
Из его рассказов я узнал, что раньше существовали две боксерские школы – английская и американская. Англичане, родоначальники бокса, стремились к тому, чтобы выигрывать за счет точности ударов. О силе они не беспокоились. И поэтому часто уходили с ринга побежденными, не имея ни единого синяка, хотя и получили очень много ударов. Ведь судья в боксе учитывает не силу ударов, а только их количество и точность. Позднее такой стиль бокса получил распространение в Скандинавских странах, и одно время эта школа называлась даже не английской, а норвежской. Ученики этой англо-норвежской школы стремились боксировать на дальней дистанции и избегать ближнего боя. Ведь задача ближнего боя – прежде всего измотать противника. А разве измотаешь его ударами, которых он почти не чувствует? И стойка англичан сильно отличается от той, которой пользуемся мы. Руки они выставляют далеко вперед, почти не сгибая их в локтях. Такими руками сильного удара не нанесешь. Зато гораздо удобнее нанести несколько ударов легких и точных. Недаром же этих боксеров прозвали «фехтовальщиками».
Совсем другая школа была у американцев. У них одно время «формула боя» была не по количеству раундов, а просто до нокаута. И естественно, это определяло их тактику: боксеры американского стиля старались нанести пусть один удар, но зато такой силы, после которого противник на ноги уже не встанет. Вполне понятно, что они стремились боксировать больше в ближнем бою, где удары бывают короче, быстрее, а следовательно, и сильнее. Мы уже знали, что в боксе силу определяет быстрота. Все эти объяснения тренер обычно иллюстрировал личным показом.
Те из нас, кто знал физику, с помощью Ивана Павловича научились легко определять силу удара по определенной формуле. Мы учились вкладывать в удар силу не только руки, но и всего туловища.
Много рассказывал Иван Павлович о первых боксерах России. У нас в стране бокс стал развиваться сравнительно поздно. Первый чемпионат был проведен незадолго до революции. Чемпионом тогда стал Нур Алимов, выступавший под прозвищем Кара-Малай. Но это были лишь первые шаги. Вообще же успехи бокса начались после революции, и связаны были они с именем замечательного советского спортсмена, заслуженного мастера спорта Константина Васильевича Градополова. Он первым из советских боксеров получил признание за границей.
Отличительной чертой советской школы бокса уже тогда являлось стремление творчески соединить то лучшее, что есть и в английской, и в американской школах. Именно по такому пути шли наши ведущие боксеры: Яков Браун, Виктор Михайлов, Николай Королев, Сергей Щербаков, Лев Вяжлинский, Николай Штейн, Лев Темурьян, Евгений Огуренков.
Во всех рассказах нашего тренера сквозила идея, что в боксе самое главное – мыслить на ринге. Наш бокс не отрицает сильного удара. Но сильный удар должен быть следствием игрового преимущества на ринге. Бокс, конечно, не «игра» в буквальном смысле. Но «переиграть» противника тоже важно. И на все это дается всего девять минут: три раунда по три минуты. Так боксируют спортсмены-любители во всех странах мира. И в эти короткие минуты надо не только разгадать замысел противника, но и противопоставить ему свой – более надежный для тебя и неприемлемый для того, кто находится в противоположном углу ринга.
Не меньшее внимание уделял в своих беседах Иван Павлович умению выбрать дистанцию. Англичане, например, любят боксировать на длинных, американцы – на коротких дистанциях. Нас учили выбирать дистанцию, пригодную для каждого отдельного случая. Если противник выше тебя – иди на сближение, если он ниже – старайся не подпускать к себе. Если противник агрессивен – работай на контратаках, точно выбирая нужный момент для удара. Ведь за защиту в боксе даются такие же полновесные очки, как и за нападение.
Я аккуратно записывал эти беседы в дневник. (Кстати, привычка вести спортивный дневник сохранилась у меня на долгие годы.)
Все казалось ясным и понятным, а первого настоящего боя нам еще не давали. Мне нечем было похвалиться перед Борисом, который регулярно задавал мне один и тот же вопрос:
– Как успехи? Почему синяков нет?..
Я отделывался тем, что молча поднимал большой палец: отлично, мол. Это не было обманом. Иван Павлович перевел меня в старшую группу – группу «мастеров», как мы ее называли, где занимались более подготовленные ребята. До этого я приходил в зал пораньше, чтобы посмотреть, как боксируют «мастера». Невольно любовался техникой Алексея Перова, мечтал научиться вести бой, как он. Был еще один боксер, Гена Голиков, который запомнился мне с тех нор. Перед боем он стоял в углу ринга с видом бедной овечки, которую должны через несколько минут заколоть… А потом разносил противника в пух и прах.
Я жаждал боя. К этому времени я чувствовал себя настоящим спортсменом. Как ни странно, это чувство появилось после того, как мне купили настоящий саквояж, чтобы носить в нем спортивную форму.
Появление саквояжа совпало со знаменательным событием – моим первым боем. Когда я вошел в зал, Иван Павлович был уже там. Он пошел ко мне навстречу:
– Сегодня у нас встреча с командой «Трудовых резервов». Ты участвуешь. Одевайся быстро.
Наконец-то первый бой! Я обрадовался – и тут же заволновался. Как хочется выиграть именно первый бой! От волнения еле попадал руками в майку. Ребята помогают и, конечно, советуют:
– Ты его сразу клади. У тебя же удар…
Оделся, вышел в зал. Слушаю Ивана Павловича, а в глазах все рябит. Побегал, попрыгал, подошел к мешку. Слышу, о ком-то тихо говорят:
– Ну, этот сейчас даст…
Стараюсь не смотреть на ринг, где уже начались первые бои. Наконец слышу:
– На ринг вызывается Шатков…
Пролезаю под канаты. Нам предстоит провести два раунда по две минуты. Смотрю на соперника: у него глаза от волнения круглые, такие же, как, видимо, и у меня. Иван Павлович что-то говорит о дистанции, ударе слева. Гонг – и я все забыл…
Кажется, я совершенно не владел собой и махал руками так, как это делает утопающий, не умеющий плавать. Соперник мало чем отличался от меня. Так мы и закончили этот бой, который больше походил на драку молоденьких петушков. Я так устал, что еле держался на ногах в своем углу, повиснув на канатах. И вдруг – о ужас! – судья говорит:
– По ошибке гонг дали на тридцать секунд раньше. Бой продолжается!
Я твердо был уверен, что едва отпущу канаты, так сейчас же свалюсь. Снова ударил гонг, и я поплелся к середине ринга навстречу такому же уставшему сопернику. Мы снова принялись махать руками, иногда бессильно повисая друг на друге. Наконец спасительный гонг. Судья поднял мою руку:
Юный боксер Геннадий Шатков. 1947
– Победил Геннадий Шатков!
Улыбающийся Иван Павлович потряс меня за плечо:
– С крещением тебя!
Я почувствовал себя счастливым. Дорога на ринг была открыта.
Юношеские годы
Этот год для меня был знаменательным не только в спортивном отношении. Незаметно занятия в секции наложили отпечаток на весь распорядок дня и в какой-то степени на мой характер, на мое, так сказать, духовное формирование.
Говоря откровенно, до седьмого класса я учился не ахти как. Правда, «тройки» были редкими гостями в моем дневнике. Но этим я был обязан скорее тому, что быстро схватывал суть, чем своему прилежанию.
Немалую роль играла и моя любознательность. Количество прочитанных книг быстро увеличивалось. Но во всем этом не было системы, а следовательно, и хорошей, прочной основы, на которой обычно покоятся знания.
Как только я по-настоящему увлекся спортом, все изменилось. Я слишком дорожил правом заниматься в боксерской секции, куда, как известно, троечников не принимали. Мне пришлось пересмотреть свое отношение к учебе. К тому же у меня появилось новое увлечение. На этот раз я решил стать дипломатом. И опять в моем новом выборе решающую роль сыграли книги, которые попались мне на глаза: «История дипломатии», «Международное право» и ряд других, не менее интересных. Именно в дипломатии, думалось мне, особенно необходимы прочные знания, выдержка, умение находить выход из любых сложных ситуаций. И я решил приобрести все эти качества.
Когда я поделился своими замыслами с Борисом, тот удивленно посмотрел на меня:
– Вон куда тебя теперь понесло! Откровенно говоря, мне тоже нравится быть дипломатом. А как с боксом? Бокс с дипломатией не вяжется. – Вот и нет, – возразил я. – Очень даже вяжется! Боксеру тоже необходимы выдержка, умение находить правильный ответ на выпад соперника. Иван Павлович нам об этом на каждом занятии говорит…
С тех пор я заметил, что Борис явно на глазах заболевал боксом все больше и больше. Тайком от меня, копировать младшего брата не позволяло самолюбие, Борис стал боксировать с «тенью». А затем, преодолев смущение и гордость, заявил:
– Давай, Гена, показывай, как надо бить.
Так я превратился в «тренера». Должен сказать, что, видя ошибки брата, я более отчетливо понимал и свои ошибки. Это помогало мне успешнее избавляться от них.
Был разработан трехлетний план, который должен был помочь мне выработать необходимые качества, достичь определенных успехов в учебе и спорте. Я, например, поставил себе целью не иметь «троек», стать чемпионом Ленинграда, выполнить второй разряд…
Работал примерно по системе Мартина Идена. Спал я очень мало. У меня были «железные» правила. Сейчас я не помню их подробно, но в основу были положены такие: сохранять всегда спокойствие в разговоре, никогда не торопиться, не терять ни минуты времени, строго соблюдать распорядок дня… Обязательным в этой системе был пункт: ежедневно прочитывать правила, проверять, не нарушил ли я их за день.
Признаюсь, уже вскоре у меня вдруг оказалось гораздо больше свободного времени. Тогда-то я и понял, как много значит четко организованный день. Я активно сотрудничал в школьной стенгазете, выполнял поручения ученического комитета, организовывал спортивные соревнования и, конечно, участвовал в них сам.
Мои успехи росли довольно быстро. Я выиграл еще несколько боев и с тайной радостью замечал, что стиль «ветряной мельницы», в котором я выиграл первый бой, постепенно исчезает у меня на ринге. Но темп оставался все еще очень высоким. Я никак не мог себя сдержать и стремился нанести как можно больше ударов. Иван Павлович хвалил скупо:
– Неплохо, но больше осмысленности в действиях. Дело не в том, сколько ты нанесешь ударов, – старайся меньше получать их сам. Учись думать на ринге. Для боксера это главное.
С таким напутствием я и ушел на летние каникулы, унося в руках грамоту чемпиона города среди подростков и план тренировок, написанный Иваном Павловичем.
Но тренировался я теперь не один: Борис окончательно перебежал в «боксерский лагерь». Он просто бредил боксом! Стоило нашей семье уехать на дачу, как в нашей квартире начинались баталии. Мы сшили из тряпок две пары перчаток, набили песком старый мешок. Каждое утро мы нещадно лупили по нему кулаками, выколачивая тучи пыли. Предвидя возможные неприятности со стороны матери за беспорядок в квартире, мы переселились во двор. По утрам собирались любопытные, наблюдая за нашими необычными упражнениями. Я тренировался особенно рьяно. Мое усердие было отмечено, хотя довольно странным образом.
– Хорошие дети у Серафимы Алексеевны. Только вот младший не в родителей пошел, – сказала как-то с сожалением наша соседка.
Это меня немного огорчило. Но потом я рассердился.
Почему предосудительно заниматься боксом? Что люди находят в этом плохого? Нет, я всем докажу, что бокс – благородный вид спорта, ничуть не хуже других. Эти мысли подогревали мой энтузиазм.
Я убегал в Летний сад и на его зеленых аллеях делал зарядку. Какое удовольствие вдыхать прохладный утренний воздух, напоенный свежестью и ароматом цветов!
На вечер у меня оставались книги и музыка. С некоторых пор моя мама стала настаивать, чтобы я серьезно занялся музыкой. Она считала, что каждый интеллигентный человек должен уметь играть на музыкальном инструменте.
Отец, видимо, разделял ее точку зрения. Надо сказать, что и я относился к этому не без интереса.
Мне хотелось научиться играть, ибо я любил музыку. Вскоре в нашей квартире стали раздаваться жалкие, дребезжащие звуки, которые я извлекал из пианино своей неуверенной рукой. В моем лексиконе появились мудреные слова: «арпеджио», «сольфеджио»…
Во время каникул дни бегут особенно быстро. Не успели мы оглянуться, как подкрался сентябрь, а значит, и занятия в школе. Вместе с занятиями начались и тренировки в боксерской секции. На первом уроке в строю рядом со мной стоял и мой брат Борис.
Иван Павлович внимательно посмотрел на мои загоревшие руки, удовлетворенно кивнул головой:
– Окреп за лето. Придется тебя скоро в юношескую группу переводить.
Я выгнул грудь, почувствовав на себе завистливые взгляды ребят. Всем нам очень хотелось как можно скорее стать взрослыми. Но «взрослее» я стал лишь весной, когда вышел на ринг, чтобы оспаривать победу у второразрядника. Зима же прошла в беспрерывных тренировках. Мой боевой арсенал пополнялся. У меня появился сильный удар слева, я стал хорошо чувствовать дистанцию, пропала скованность первых боев, появились уверенность и сила, которые рождались в беспрерывных атаках. Все это я особенно отчетливо ощутил во время соревнований, которых в последующий период было немало. Описывать их все не имеет смысла. Но несколько боев мне запомнились.
Вскоре после очередных летних каникул на Очаковской улице открылся новый спортивный зал. В честь этого события был организован турнир сильнейших боксеров города. Я не попал в команду Дворца пионеров, так как в турнире участвовали только юноши старшего возраста и молодые боксеры. Мне же пошел только семнадцатый год. Подобравшись поближе к рингу, мы с товарищами приготовились болеть за своих.
Вдруг из прохода вышел Иван Павлович. Остановился возле нашего ряда, пробежал глазами по лицам, словно ища кого-то. Не знаю почему, но мне страшно хотелось, чтобы он заметил именно меня. Не знаю, существует ли в действительности передача мысли на расстоянии, но взгляд Ивана Павловича остановился на мне.
– Шатков, в раздевалку!
Что бы это могло означать? Пробираясь по рядам, я чувствовал, что мое сердце готово выскочить от волнения. Все выяснилось в раздевалке. Оказалось, что один из боксеров нашей команды заболел и его нужно было срочно кем-то заменить. Иван Павлович решил поставить меня против сильного двадцатилетнего парня – Юхнова. Что я знал о противнике? Ничего! Иван Павлович, пока я готовился, спокойно говорил:
– Он имеет второй разряд… Несколько раз выступал в финалах… Но чересчур медлителен. На это и делаем ставку. Не лезь вперед, не спеши… Работай на контратаках…
Раз-два – и уходи. Он уверен в победе и не готов к защите. Это надо использовать. Не горячись! Но и не будь пассивным. Юхнов чуть выше ростом, у него длиннее руки… Ему выгоден бой на длинной дистанции. Навязывай ему ближний… Попробуй захватить инициативу в свои руки. Но помни: ты впервые будешь работать три раунда по три минуты. Рассчитывай силы!
Я кивнул головой: все понятно – и продолжал разогреваться. Минут за пять до выхода на ринг я оказался невольным свидетелем разговора тренера Когана с Юхновым:
– У мальчишки (он имел в виду меня) нет опыта. Не забывай о правом хуке. Если зацепишь – свалится.
Юхнов и его наставник не знали меня в лицо: Дворец пионеров впервые встречался с этой командой. Они, видимо, не думали, что я нахожусь рядом.
Меня охватила спортивная злость. Конечно, противника, каким бы он ни был, надо уважать. Этому нас учил Иван Павлович с первого дня занятий в секции. Но тренер и его воспитанник ведут себя уж слишком самоуверенно. «Посмотрим еще, чья возьмет!» – с этой мыслью я полез через канаты в свой угол, решив с первых же секунд атаковать соперника.
В зале тишина. Слышу, как болельщики тихонько переговариваются:
– Тяжело придется пионеру…
– Не торопитесь. Вы еще не знаете этого парня!
– У Юхнова второй взрослый разряд, работал на первенстве города. А что об этом… о Шаткове скажешь?
Судья осмотрел перчатки. Мы разошлись по углам. Гулко зазвучал гонг. Я принимаю стойку, иду на сближение. Левая атакует. Правая на защите. Юхнов держится на дальней дистанции, работает на встречных. Прорываюсь к нему вплотную, провожу серию, завершая ее ударом правой в голову. Отвечая, противник пытается загнать меня в угол, прижимает к канатам. Защищаюсь, провожу контратаку и чуть не нарываюсь на удар справа. Гонг. Перерыв.
Во втором раунде картина изменилась. Юхнов бросился в атаку с первой секунды. Глухая защита спасла меня от нокдауна. Выбираю момент, когда соперник откровенно идет в атаку, держа наготове правую руку. Нырок, провожу правый боковой в челюсть – и вдруг вижу: противник обмяк и валится на пол. Нокдаун!
Однако до финала еще далеко. Соперник оправился в перерыве от нокдауна и, значительно превосходя меня в технике и тактике, набирает очки. Так, во всяком случае, мне показалось. Последнюю минуту третьего раунда я безудержно атаковал – силы еще оставались. В азарте чуть не забыл о необходимости защищаться: я боялся появиться домой с рассеченной бровью, носом-сливой или разбитыми губами. Мои родители знали о моих занятиях спортом, но пока еще не подозревали о боксе…
Судьи подсчитывают очки. Рефери вызывает нас на середину и объявляет:
– Победа по очкам присуждается Шаткову – Дворец пионеров!
Вскоре после этого памятного боя мне удалось вторично выиграть звание чемпиона Ленинграда среди подростков. Я с гордостью показал дома голубую майку победителя с буквой «Л» и грамоту. Это событие послужило поворотным пунктом в отношении к боксу со стороны моей матери. Она стала нашей болельщицей. С отцом это произошло чуть позже.
Сейчас мне ясно, что не только успехи на ринге в начале моей боксерской «карьеры» изменили взгляд моих близких на бокс. Скорее другое: как и остальные воспитанники Ивана Павловича, научился ценить время. Если прежде его порой не хватало на уроки, то теперь час-другой оставался даже в запасе. Польза от занятий боксом была очевидна. Это, видимо, и подкупило родителей.
Иван Павлович Осипов, в прошлом военный моряк, прививал нам любовь к точности. Он говорил:
– Рано придешь – плохо, опоздаешь хоть на минуту – еще хуже. Приходи вовремя!
Тренер развивал в нас любознательность, воспитывал трудолюбие.
Упорные тренировки и регулярные занятия в секции, участие в многочисленных соревнованиях позволили усвоить многое из арсенала опытных боксеров. Я не стеснялся советоваться со старшими товарищами, со своими недавними соперниками, расспрашивал их о тех или иных боях, приемах, о правильно проведенных ударах.
Надо сказать, что среди болельщиков за спортсменов Дворца пионеров не было представителей «Трудовых резервов»: они являлись нашими старинными «врагами». Но я им благодарен, ибо именно с их помощью я окончательно победил скептицизм отца в отношении бокса.
Через три месяца в Клубе работников хлебопекарной промышленности шли финалы первенства города среди юношей. В первых парах наши ребята побеждали, но затем последовали три «баранки». Бои выиграли представители «Трудовых резервов».
Среди болельщиков и зрителей оказалось немало студентов Ленинградского инженерно-строительного института. Многие из них знали, что я сын доцента их института, Ивана Григорьевича Шаткова, и по этой причине выражали свои симпатии команде Дворца пионеров, которую я представлял.
Боксировать мне пришлось с неоднократным финалистом городских соревнований Жуковым. Видимо, груз грамот и призовых мест, завоеванных прежде, оказался для него плохим помощником. Жуков боксировал небрежно, совершенно пренебрегая защитой. В конце первого раунда он неосмотрительно полез в атаку и раскрылся. Удар правой в челюсть снизу достиг цели. При счете «девять» он не смог подняться.
Этот бой принес мне еще одну победу, о чем, кстати говоря, я даже и не подозревал. Он помог завоевать у отца полное одобрение моего увлечения боксом: оказалось, не предупредив меня, мой брат Борис уговорил отца посмотреть на один из моих боев. Отец сначала категорически отказывался, заявив:
– Мне не доставит ни малейшего удовольствия зрелище, где моего сына будут бить по «хрустальному сосуду», который создан природой для того, чтобы человек думал…
Однако пылкие рассказы брата о моих подвигах на ринге поколебали его решение. Отец пошел в клуб. Сидя где-то в верхних рядах, он морщился при каждом сильном ударе, словно ему самому было больно. Но, как известно, тот, кто попал на соревнования боксеров, ненадолго остается равнодушным. К моему выходу на ринг отец уже считал себя знатоком бокса.
Когда я вышел на ринг, отец еще попытался внешне выразить свое неудовольствие. Но как только прозвучал гонг, он безоговорочно стал моим болельщиком. Когда же я нокаутировал противника, он, стараясь казаться спокойным, сказал:
– Ну, так-то еще можно боксировать. Что ж, пусть Геннадий занимается боксом. На ринге, между прочим, как я заметил, тоже надо думать.
Отец был побежден. Вето с бокса было снято…
Запомнилась еще одна встреча тех лет, в которой мне удалось победить не только соперника, но и аудиторию.
Команда Дворца пионеров боксировала в гостях у спортсменов Ленинградского механического института. Во втором полусреднем весе (я выступал тогда в этой весовой категории, имея третий разряд) от хозяев поля на ринг вышел второразрядник Евгений Фалалеев. Как известно, «дома и стены помогают». Фалалеева поддерживали почти все зрители, забившие спортзал до отказа. Среди первокурсников он справедливо считался сильнейшим. К тому времени среди своих ребят я тоже котировался как сильный боксер. Иван Павлович неоднократно включал меня в состав сборной Дворца пионеров.
…И вот я на ринге. По команде рефери «Боксеры, на середину!» стараюсь как можно спокойнее приблизиться к противнику. Коснулись друг друга перчатками. Соперник хорошо сложен, бицепсы и вся его мускулистая фигура производят на публику отличное впечатление.
Удар гонга – и Фалалеев бросается в атаку. Я встречаю его серией ударов. Посылаю удар прямой левой и тотчас правой. Последний достигает цели и на какой-то промежуток времени останавливает соперника.
Но Фалалеева это не смущает. Как-никак, не первый год на ринге. Он вновь и вновь атакует, натыкаясь на встречные удары. Чаще всего достигал адреса мой удар правой в корпус. Мне удалось несколько раз сбить дыхание противника в первом раунде, а во втором после бешеной атаки послать в нокдаун и выиграть встречу.
К чести болельщиков (студенты, как я наблюдал, не всегда бывают объективны), на этот раз они единогласно согласились с решениями судей: неодобрительных свистков не было. Я имел все основания быть довольным.
К тому же на моем пиджаке заблестел значок второразрядника. Дома я повесил пиджак на стул и долго ходил вокруг, любуясь блеском этого значка и мысленно снова возвращаясь на ринг.
Спустя девять лет в том же зале я снова встретился со студенческой аудиторией. На этот раз мне не пришлось боксировать: студенты пригласили ленинградских олимпийцев рассказать о международных спортивных встречах.
Волновался я теперь, пожалуй, даже больше, чем в те памятные времена: это была одна из первых моих лекций перед столь требовательной и искушенной аудиторией. Болельщики, как оказалось, знали мое первое выступление на ринге по рассказам старожилов и не преминули попробовать отомстить за поражение своего одноклубника – нокаутировать меня тысячей и одним вопросом. Но я защищался, как квалифицированный адвокат, и, хотя намного нарушил регламент, был великодушно прощен слушателями.
Был еще один запомнившийся мне бой. До этого случая все бои проходили на ленинградской земле. Как чемпион Ленинграда среди подростков, я был включен в состав сборной школ города. Свой девятнадцатый бой мне пришлось вести с Панченко в Киеве. Это был мой первый выезд на соревнования в другой город. Я очень волновался. Признаться, вид соперника производил странное впечатление. Он был всего на год старше меня, но казался гораздо солидней и мужественней. Такое «преимущество» давали ему… усы. Ребята, стараясь ободрить меня, шутили:
– Тебе, Гена, легко будет. Как увидишь усы, бей по усам. Ошибки не будет!..
Я так и сделал. Как только Панченко опустил левую руку и открыл лицо, я резко ударил справа. Это случилось в первом же раунде… Бой закончился моей победой.
После соревнований мы много ходили по улицам и площадям украинской столицы. Наши недавние соперники были отличными экскурсоводами, знали родной город как свои пять пальцев. Они показывали нам все его достопримечательности, назвали всех архитекторов, построивших более или менее значительные здания, памятники, промышленные предприятия, попадавшиеся нам по пути.
Именно тогда, в Киеве, я понял, как важно и мне, ленинградцу, знать свой город.
На обратном пути мы побывали в Москве. Много ходили по улицам, знакомились с музеями и памятниками.
В поезде Иван Павлович устроил нам настоящий экзамен по истории Ленинграда.
– Ну, кто скажет, когда основан город? – спросил он.
– В тысяча семьсот третьем году, – робко ответил я.
– А почему крепость носит название Петропавловской? Кто автор памятника «Медный всадник»? Какие сооружения построил зодчий Росси? Когда был создан мост Лейтенанта Шмидта и сколько вообще в Ленинграде мостов?
Мы краснели, отвечали неуверенно, путали даты и имена.
Иван Павлович резюмировал:
– Через месяц пойдем в Музей истории Петрограда-Ленинграда. Буду принимать экзамен на знание города. Советую побывать в Эрмитаже, Военно-морском музее, в ленинских местах, в театрах, осмотреть «Самсона» и другие фонтаны Петродворца, зайти в гости к Пушкину в его квартиру на Мойке. Боксер должен быть культурным человеком!
Аттестат зрелости
Новенький толстый перекидной календарь лежит на письменном столе. На первом листке цифры: «1951 год». Невольно задумываюсь: что-то принесет мне этот год? В этом году я заканчиваю десятый класс. Сначала – экзамен на аттестат зрелости, а потом надо выбирать себе будущую профессию. Кроме того, предстоят серьезные соревнования, и, следовательно, к ним надо готовиться.
Отец, видимо угадывая, какие заботы волнуют меня, говорит:
– Бокс боксом, а «троек» чтобы не было. Ты ведь не собираешься делать бокс своей профессией? Надо думать о будущем.
Впрочем, то же самое требовал от нас, от «старичков», – так он в шутку называл десятиклассников – Иван Павлович.
– Сейчас для вас главное – дисциплина в учебе. В ней – основа ваших успехов.
Иван Павлович был нашим воспитателем не только на ринге.
Многие воспитанники секции уже решили вопрос, куда идти. Одни намеревались поступить в Военно-морское училище, как это сделал мой старший брат Борис, другие – в различные институты, которых так много в Ленинграде, третьи шли на заводы, вливаясь в прославленную семью ленинградского рабочего класса.
Мечтая о карьере юриста, я с увлечением читал трехтомную «Историю дипломатии» под редакцией Потемкина и другую литературу по международному праву. В личной библиотеке к этому времени я уже собрал солидное количество книг по юриспруденции.
На внутренней стороне обложки по семейной традиции проставлялась дата приобретения книги. «Советское государственное право», «Римское право», «Трудовые правоотношения», «Уголовный и процессуальный кодексы РСФСР», «Устройство советского суда», «Конституция СССР» стояли на полках рядом с переводными изданиями зарубежных юристов и правоведов, книгами Неринга, Гоббса и других авторов.
Приобретая книги, я руководствовался правилом: никогда не покупать следующего учебника или популярной брошюры, пока не прочитаны предыдущие. Это замечательное правило, между прочим, как нельзя лучше характеризует и бокс, отличительной чертой которого является постепенное и глубокое освоение элементов. В боксе, как в изучении иностранного языка, нельзя взять с кондачка, с налета. Только упорный и терпеливый труд может привести к желаемому результату.
Тренер старался воспитывать нас, следуя хорошей традиции: «Один – за всех, и все – за одного». Каждый спортсмен с эмблемой «Дворец пионеров» на груди чувствовал ответственность не только за себя, но и за товарищей по секции, за свой спортивный клуб в целом.
Я уже говорил, что регламент занятий в секции бокса строго совпадал с боем курантов Петропавловской крепости: не было ни одного случая опоздания или задержки. В отсутствие тренера его заменял староста секции или капитан команды. В таких случаях мы делали разминку и самостоятельно отрабатывали пройденные прежде приемы на снарядах.
И еще одна важная традиция: на занятие мы являлись в наутюженных трусах и чистых майках. Тренер за этим строго следил, и, если у кого-нибудь форма оказывалась мятой, ее владелец выставлялся на общий позор и лишался права участвовать в занятиях.
Дисциплина, четкая работа по графику создавали деловую атмосферу в боксерском зале. Занятия начинались со вспомогательных упражнений и подготовительной гимнастики. Назначение вспомогательных упражнений – развивать двигательные качества боксера. Эти упражнения укрепляют суставы и связки и, главное, обеспечивают отличную физическую подготовку.
Бой на ринге протекает в сложных, моментально изменяющихся условиях. Он требует от спортсмена подвижности, точности и дисциплины движений, быстрой реакции, умения мгновенно ориентироваться. В боксе, как ни в одном другом виде спорта, весьма жесткие условия борьбы. Результаты ее измеряются не граммами, сантиметрами или секундами, а силой и точностью ударов.
Вспомогательные упражнения чрезвычайно разнообразны. Наибольшую пользу боксеру дают акробатические, борцовские, гимнастические упражнения, спортивные игры, легкая атлетика, лыжи, плавание, занятия со штангой, летом – гребля.
Как всегда, занятия у нас начинались с упражнений для ног, которым порядочно доставалось за день. Быстрый шаг, перебежки – и вот уже мы идем «гусиным шагом»… Потом, разбившись на четверки, выполняем комплекс боксерской физзарядки. Ее сменяют удары на ходу: прямые, длинные и короткие сбоку, «хуки», «апперкоты». Удары проводятся в нарастающем темпе – сначала медленно, затем все быстрее и быстрее.
Удары на ходу сменяются разнообразной системой упражнений: лежа, сидя, стоя. Их назначение – развитие гибкости, ловкости, силы, быстроты.
Люди, поверхностно знакомые со спортом, часто задают вопрос: что в нем важнее – сила или быстрота реакции? И то и другое. В книге «Физическая подготовка боксера» А. Фесенко говорится:
«Быстрая реакция на открытую цель при нападении, быстрая защитная реакция с мгновенным выбором цели для контрудара – необходимые качества боксера. Быстрота движений и действий боксера тесно связана с развитием мышечной силы. Только при хорошем развитии мышечной силы атлет приобретает способность наносить резкие, быстрые и сильные удары. Обычно бойцы, не обладающие достаточной физической силой, к концу боя теряют быстроту, а следовательно, и возможность нанести резкий удар.
Боксеру нужно иметь хорошо развитые мышцы всего тела. Ведь в момент акцентированного удара спортсмену важно всему собраться. Развитие силы помогает и в ближнем бою. Атакующий стиль, как правило, присущ атлетам большой физической силы, обладающим хорошими волевыми качествами, работоспособностью, выносливостью, ловкостью, развитым чувством времени, дистанции».
– Вот сколько качеств нужно боксеру, – Иван Павлович поднимал палец вверх.
От нас требовалась точность в выполнении всех подготовительных упражнений – ведь нельзя выполнить ни один технический прием как положено, если организм не подготовлен предварительной тренировкой.
Иван Павлович учил: «Техника – боевое оружие на ринге, чем выше техническое мастерство противника, тем труднее с ним боксировать. И наоборот, чем богаче и разнообразнее твоя собственная техническая подготовка, тем искуснее ты сможешь переиграть соперника в бою».
Каждый технический прием в атаке и защите мы старались понять, уяснить его смысл и назначение и затем отработать до автоматизма. Ведь в бою на ринге, когда стремительно меняется обстановка, порой нужно мгновенно сделать финт, нырок, либо отойти назад, либо уклониться от удара в сторону, либо без лишних раздумий отбить удар.
Мы старались постичь то, что на языке боксеров называется «механикой движений». Иван Павлович настойчиво требовал и добивался от нас филигранного выполнения технических приемов нападения и защиты. Порой и мне, и другим ребятам приходилось десятки раз наносить, к примеру, прямой удар правой, и, наконец, тренер кивал удовлетворенно:
– Ну вот, теперь немного лучше. Завтра повторим еще…
Вспоминая, как мы готовились, нельзя не сказать о специальных упражнениях, в ходе которых спортсмен познает «арифметику» и «высшую алгебру» бокса. Их три группы: с партнером, без партнера, со специальными снарядами.
Работа с партнером в перчатках помогает новичкам осваивать отдельные боевые движения и действия, развивает чувство дистанции и чувство времени. Вольный, он же условный, бой с партнером происходит уже на ринге. Он строго регламентирован как комплекс движений и действий, характерен большой самостоятельностью в применении боевых средств, остротой. Особенность официального боя – в условиях, приближенных к вольному бою, возможности совершенствовать определенные технико-тактические навыки. Но в условном бою не присуждается победа.
Вольный бой – наиболее сложный вид специальной подготовки, своеобразный экзамен боксеру на определенном этапе его тренировки. Здесь атлет учится самостоятельно владеть всеми полученными навыками, ищет себя, вырабатывает свой почерк и стиль.
Бой перед зеркалом происходит как бы с воображаемым противником. Зеркало, как это ни странно на первый взгляд, – спутник боксера на весь период его жизни, связанный с рингом. Отрабатывая движения без партнера, спортсмен сможет с помощью зеркала закрепить и уточнить отдельные боевые положения туловища, головы, рук, ног. Именно стоя у зеркала, мы добивались четкой координации движений, учились экономно наносить удары, отрабатывали скорость и амплитуду ударов, их последовательность, темп и ритм.
«Бой с тенью» в зависимости от воображаемых действий соперника и собственных тактических задач совершенствует отдельные элементы техники бокса и комбинации боевых движений. И наконец, упражнения со снарядами: с мешком, грушей, боксерскими лапами, пунктболом. На этих снарядах разучиваются удары и отрабатываются качества, присущие боксеру: быстрота, сила, точность, координация. Работа на снарядах укрепляет мышечные группы, суставы, связки, особенно важные боксеру при ударах, обеспечивает специальную скоростно-силовую нагрузку на весь организм.
Я так подробно остановился на тренировках отчасти для того, чтобы показать, насколько насыщенными были наши занятия как раз в тот период, когда приближались экзамены на аттестат зрелости.
Иван Павлович загадочно улыбался:
– У тебя в этом году сплошные экзамены на зрелость. Так что готовиться нужно основательно.
Мне уже сказали, что я буду участвовать в юношеском первенстве страны, которое состоится летом в Ростове. Я был почти готов к соревнованиям, чувствовал себя отлично. В начале мая меня взяли на тренировочный сбор на Кировские острова. После тренировок я бежал в школу на консультацию. Не знаю, как бы я выдержал, если бы не Мартин Иден.
…Государственные экзамены в 222-й школе Куйбышевского района Ленинграда начались, как всегда, торжественно. Нам пожелал успехов директор, уже через четверть часа в классе по-деловому скрипели перья: мы принципиально не пользовались авторучками до получения аттестатов зрелости. Тема моего сочинения: «Образ советского молодого человека» по роману А. Фадеева «Молодая гвардия». Олег Кошевой, Ульяна Громова, Сергей Тюленин, Ваня Земнухов, Люба Шевцова были нашими любимыми героями. Об их подвиге, о том, какую роль они сыграли в воспитании нашей молодежи, рассказывало мое сочинение.
Я получил отличную оценку.
Первый успех в борьбе за аттестат без «троек» воодушевил меня. И все же я получил «тройку»! Получил по предмету, с которым всегда как будто бы находился в ладах, – по немецкому языку. Подвел перевод текста. Преподаватель огорчился чуть ли не больше меня. Просмотрев все мои оценки, он с глубоким сожалением сказал:
– Нехорошо, Шатков. Золотой медали лишились…
Досадно. Двенадцать «пятерок», и на последнем экзамене – «тройка». Теперь придется сдавать экзамены при поступлении в институт наравне со всеми. А время сейчас так дорого. Все лето заполнено соревнованиями…
Но уже на другой день я снова был на сборах на Кировских островах. Я надеялся на успех в Ростове. Зимой я выиграл на ринге Зимнего стадиона звание чемпиона Ленинграда среди юношей и взрослых боксеров первого среднего веса и стал перворазрядником.
Как ни странно, Иван Павлович тогда не был в большом восторге. Он даже немного хмурился.
– Я уже много раз говорил тебе, Геннадий, что надо искать свой почерк на ринге. Непрерывные атаки, бешеный темп – не в твоем плане. У тебя хороший удар с обеих рук, но в спешке ты не используешь всей его мощи; к тому же ты напрасно расходуешь много сил. И больше думай. Иначе сама жизнь заставит тебя изменить тактику.
Вскоре я вспомнил его слова…
Тренировались мы на спортивной базе в Центральном парке культуры и отдыха имени С. М. Кирова. Кроссы, гимнастика, спортивные игры, борьба, гребля, «бой с тенью», занятия в боксерском зале, плавание – все это входило в ежедневную программу подготовки. От Дворца пионеров вместе со мной готовился к поездке и мой друг, тяжеловес Евгений Панин. К вечеру он буквально падал с ног от усталости. Да и я чувствовал себя утомленным.
Иногда мне совсем не хотелось брать в руки перчатки, выходить на ринг. Я не понимал почему, а посоветоваться было не с кем. Иван Павлович на сборы приехать не смог, а тренеры требовали неуклонного соблюдения их режима и запретили поездки домой.
Сейчас мне ясно, что тренеры, видимо, напрасно так сильно заставляли «выкладываться» нас в первую половину дня – основная часть нагрузки приходилась на утренние часы. Кроме того, у нас не было дней, вообще свободных от тренировки. В итоге мы перетренировались. Это я почувствовал спустя несколько дней – уже на ринге.
Ростов встретил нас жаркой, прямо-таки душной, погодой. Без конца хотелось пить, но я крепился: надо было держать вес на прежнем уровне – не больше 71 килограмма.
Первый бой я выиграл у сильного перворазрядника Мамедова в первом раунде, не успев устать. Но вот настал четвертьфинальный бой, который сыграл в моей спортивной биографии особую роль, помог мне по-новому посмотреть на свою манеру боя. Недаром говорят, что все познается на практике.
Моим противником на этот раз был Кононов – сильный, рослый перворазрядник. Я сразу же, верный своей привычке, пошел в атаку, осыпая соперника градом ударов. Темп был бешеный. В первом же раунде Кононов дважды опускался на пол. Но отличные физические данные помогли ему справиться и выдержать два раунда.
Третий раунд! Он остался в моей памяти кошмарным воспоминанием на всю жизнь. Неожиданно меня охватило незнакомое до тех пор ощущение: страшная усталость, апатия, полное безразличие к исходу боя. Как сквозь сон я слышал крики секунданта:
– Держись, Гена, работай левой!
Но работать левой я не мог и даже словно бы… не хотел. Не помню, как дотянул до конца. Бой я все-таки выиграл. С трудом дотащился до гостиницы и свалился на кровать. Когда я рассказал обо всем тренеру, тот смущенно пробормотал:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70165312) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.