Жизнь в нелюбви
Евгения Черноусова
"По возрасту я уже как две Джульетты, да и по весу тоже. Увы, не только Ромео, но даже Парис всё не попадается".
Евгения Черноусова
Жизнь в нелюбви
Глава первая,
в которой Вика дважды исповедуется совсем не близким людям
В их отделе работало четыре человека. Ну, это не считая начальника, который сидел в отдельном кабинете. Именно сидел, делал ли он хоть что-нибудь – Вика очень сомневалась, ведь по должности старшего специалиста она чаще других в этот кабинет была вхожа и ни разу за работой его не заставала. Он спускал задания на отдел, отдавая ей устное распоряжение и дублируя его на почту. Так у них повелось с тех пор, как однажды он подставил её перед начальством, утверждая, что дал задание, которое на самом деле не давал. Ну, ему же хуже, теперь вынужден хотя бы внятно формулировать поручение, а то при его косноязычии это звучит как «Пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Так вот, из этих четырёх только Вика тупо заполняла таблицу, шурша клавиатурой, остальные с присоединившейся к ним Элиной из бухгалтерии обсуждали увольнение в кредитно-депозитном отделе новенькой. Там начальник был гаже Викиного, он, говорят, ни одну не пропускал, вернее, пропускал в свой отдел новеньких только через постель. Вот коллеги теперь оживлённо обсуждали, чем ему эта бедолага не угодила, что он её уволил до истечения испытательного срока. Но это были только предположения, в ногах-то никто не стоял.
– Вика, а ты что об этом думаешь?
– О Кобзеве? Он плохой человек.
Некоторое время все молчали, таращась на неё. Потом Элина спросила:
– И что?
– И всё. Одна моя соседка утверждает: «Говорить о плохом – множить его в мире». Не будем множить зло.
– А Наташа?
– А Наташа молодая девушка, которая в чём-то ошиблась. Подробности мне неизвестны.
После некоторой паузы возмутилась Злата:
– То есть Кобзев плохой, а Наташа белая и пушистая?
– А что, Кобзева уволили? Или он в больницу попал после того, как его практикантка изнасиловала?
Дима хрюкнул и вернулся на своё рабочее место. Звякнул телефон.
– Отдел аналитики и отчётности, старший специалист Виктория Дейна… да, этим Дима занимался, но я ещё не смотрела… хорошо, он сам отчитается вам… хорошо, передам. Дима, завтра с утра к начальнику с аналитической запиской и всеми расчётами.
– Но я ещё не доделал!
– А почему? Срок тебе был до вчерашнего дня. А ты сегодня ещё даже компьютер не включил.
– Но я тут не понимаю…
– Мне до завтра надо статистику свести. Злата тебе в помощь.
– Но у меня свои дела!
– Не вижу, ты же тоже сегодня к работе ещё не приступала. Но, даже если так, можешь ведь ему по-дружески помочь? А завтра после банного дня у босса он с твоими делами тебе поможет.
Все разбрелись по своим местам, и даже Лидия Михайловна, очень полная дама пенсионного возраста, сказала, вздохнув:
– У меня, конечно, тоже не безделье, но дедлайн ещё не подгребает. Так что, Димка, могу тебе парочку позиций обсчитать.
Все занялись делом, Элина пошла на выход, но тут в дверь заглянула секретарша управляющего и спросила:
– Кто из вас на поминки идёт?
– Какие поминки? – удивилась Вика.
– Ну, здрасьте! Полгода по вашему Горностаеву.
– А мне никто не сказал…
– Вик, не было тебя, когда Варвара звонила, – повинилась Лидия Михайловна. – А потом и из головы вон. Я бы пошла, но мне внуков сегодня привезут. А хоть один человек от отдела нужен.
– Ну конечно, я пойду!
Элина хихикнула. И тут терпение Вики лопнуло.
– У тебя потрясающее чувство юмора, Элина! Найти повод поржать о смерти коллеги – это же предел благородства!
Девушка не сразу нашлась с ответом, но потом опомнилась и выпалила:
– А я не над покойником, а над тобой засмеялась! Все ведь знают, что ты в Никника как кошка была влюблена!
Вика обежала взглядом присутствующих. Лидия Михайловна уже уткнулась в монитор, по лицам Димы и Златы проскочили ухмылки, а секретаршины глаза горели восторгом в ожидании скандала.
– Вот что я скажу вам, дорогие, хоть и не близкие, коллеги. Николай Николаевич по отношению ко мне всегда проявлял отеческую заботу, хотя по возрасту до отца не дотягивал. Он был очень хорошим человеком, замечательным специалистом и опытным руководителем. А ещё он был идеальным семьянином. Я всегда умилялась, как он относился к своим девочкам… я имею в виду дочерей и его красавицу-жену. Он не лез под юбки к молодым сотрудницам как его коллега Кобзев. Злата подтвердит… что молчишь, или это не так? Ты через постель в отдел попала?
– Нет, он ко мне не приставал, – нехотя пробурчала она.
– Мой отец умер, когда мне было четыре года. И в дальнейшем в моей жизни никогда не было старшего мужчины, покровителя, заступника. Так что босс стал для меня эталоном семейного человека. А вы вообще жену его видели? Она же красавица, ни одной бабе рядом с ней соперничать не светит!
– Да, – подхватила секретарша. – Горностаев с неё пылинки сдувал. И за все годы, что он здесь работал, ни одна сплетня о нём не возникла. Ладно, Вика, тогда в половине пятого спускайся на стоянку.
Когда она захлопнула за собой дверь, Лидия Михайловна развернулась на кресле и сиплым голосом сказала:
– Ты знаешь, Вик, спасибо тебе за эти слова, я ведь вспомнила, как Коля после института к нам пришёл. Мы тогда все на шинном заводе в плановом отделе… наш бывший управляющий, который теперь в Москве, заведующим был, я уже ведущим экономистом несколько лет была. А он сопляк необученный. Но через месяц мы его все зауважали. Обучался с полпинка, на цифры у него вообще нюх сверхъестественный… вот так посмотрит на документ вполглаза и говорит: «Тут где-то лажа». И точно, пересчитаешь и повинишься. Тогда ещё компьютеры в диковинку были, на калькуляторах все считали, а старухи на деревянных счётах предпочитали. Он росточка небольшого был, но краси-и-вый! Мать его артистка, в драмтеатре до сих пор играет. Величественная такая, голос глубокий. И жену оттуда взял. Наши девчонки многие ему глазки строили, но он только на Барби эту глядел. Она и сейчас ничего, а уж тогда! Ну кукла! Ты передай им всем от меня соболезнования, скажи, непременно позже зайду.
Примерно это Вика повторила на поминках, о нём как о главном учителе в профессии, как образце для подражания, что знает она его семью по фотографии, которая всегда стояла на его рабочем столе. Вдова, действительно красивая, но уже сильно увядшая, в отличие от заплакавших дочерей, не прониклась, а раздражённо откликнулась:
– Слова, слова, слова! Что-то вы ни разу не появились в этом доме, ни копейкой не помогли семье уважаемого вами человека!
Кажется, с прошедших выходных Викино терпение иссякло. Коме того, в отличие от остальных своих коллег она к столу присела после того, как помогла девочкам и двум соседкам Горностаевых перемыть посуду от предыдущей смены поминающих, накрыть на стол по новой и выпытать у них нынешние обстоятельства их жизни, уже с порога показавшиеся ей подозрительными, и пришла в ужас, поэтому сухо ответила:
– Как вы знаете, в прошлые выходные у меня сороковины по матери были…
– Откуда ж мне знать!
– Ну вот, а претензии предъявляете. А она до этого почти год не вставала. Так что спасибо вам, что помогали мне в уходе за ней и в расходах.
– Мы до этого дня незнакомы были. Я не обязана!
– А я?
Вдова засопела и не нашлась, что ответить. А Вика, увидев, что все её коллеги разошлись, и за столом остались только члены семьи, плешивый мужик, который неотлучно находился при хозяйке дома, и всё те же соседки, сказала:
– Я примерно представляю, сколько Николай Николаевич получал и сколько скопил для своих девочек, чтобы обеспечить им образование, в случае необходимости даже платное, и достойную жизнь. Вы своему новому другу эти деньги отдали, а теперь ещё именем детей побираетесь!
– Это не ваше дело! И вообще, я деньги вложила в дело, и скоро у нас их будет достаточно!
– Я полагаю, это сделано без формализма? Никаких расписок ваш друг не давал?
Единственное, чего добивалась Вика, это чтобы Варин альфонс признался при свидетелях, что получил от неё деньги. Но он очень технично ушёл от её вопросов, изобразив смертельную обиду, и унёсся в ночь. Вдова помчалась за ним, умоляя не гневаться. Соседки засобирались домой, сожалея, что, по всей видимости, с деньгами семье придётся распроститься.
Мать Николая Николаевича возмущённо, но не выходя за рамки культурного общения, сказала Вике, что не стоило затевать разборки на поминках, проявляя неуважение к покойному, на что Вика резко возразила:
– Ксения Владимировна, я уважала Николая Николаевича как никого другого, и для меня главное – исполнить его волю. Он хотел, чтобы его семья была обеспечена, а его вдова всё отдала проходимцу. Это ли не унижение, что на его поминках сидит хахаль вдовы, а она выпрашивает у гостей деньги, которые тоже ему отдаст. Вы о внучках подумайте, на что им жить и в каких условиях. Старшая только на первом курсе, а он наверняка её за попу щиплет…
Пожилая дама поглядела на покрасневшую внучку и наконец-то вышла из состояния безучастной тоски:
– Ксюшенька, внучка… да я убью эту тварь! И куклу эту бездушную!
– А может, Варвара девочкам не родная? – вырвалось у Вики.
– Да с чего вы взяли?!
– Знаете, я на днях выяснила, что по вине матери оказалась в подобных условиях… и даже хуже, потому что жилья лишилась. Давайте займемся наведением порядка, а я о себе расскажу, чтобы вы осознали, что может быть ещё хуже…
Они снова таскали посуду, переставляли мебель, пылесосили и протирали поверхности, а Вика, яростно орудуя шваброй, рассказывала о своей семье.
Её растила одна мать. Отец умер, когда Вике было четыре года, она его не помнит. Жили они в Заводском районе в квартире, доставшейся Викиному отцу от его родителей. У матери это был второй брак, от первого у неё осталось два сына, которые ко времени её второго брака были подростками. Сейчас обоим уже за сорок, старший живёт в родительской квартире, у него дочь-студентка, младший – в той, что унаследовал от родителей отца, у него двое дошколят. В общем, обычные семьи, из тех, что не шикуют, но и не бедствуют, могут позволить себе отдых, лечение, учёбу детей, однако изменить свои жилищные условия могут только ценой отказа от выше именованного и с ипотекой в тридцать лет. Сколько помнила себя Вика, мать мучилась виной перед сыновьями, что оставила их ради новой семьи. Каждую лишнюю копейку совала им. Поэтому Вика с первого курса подрабатывала, копила на магистратуру. Но, когда пришла пора платить за учёбу, из школы с весьма слабыми баллами, не позволяющими поступить на бюджет, выпустилась дочь старшего брата, и мать потребовала: «У тебя есть диплом, а ребёнку нужно учиться!» Стала Вика снова копить, а тут мать заболела, и опять планы на учёбу сдвинулись в отдалённое будущее.
Последние полгода дались особенно тяжело. За лежачей ухаживать было невыносимо, братья в этом участия не принимали, «они же мужики», как матушка говорила, невестки, по её словам, «чужие люди, не обязаны», внучка – «она же учится». Помогала тётка, материна сестра, почти ежедневно в середине дня наведывающаяся к ним в дом, чтобы переодеть, накормить и дать лекарства, пока Вика была на работе.
Через некоторое время после похорон как-то одна из пожилых соседок, смущаясь и запинаясь, всё-таки сочла нужным сообщить подслушанный разговор. Группка студенток обсуждала предстоящую свадьбу Викиной племянницы. Невеста делилась планами о том, что её отец будет вступать в наследство и выкупит доли брата и сестры, и молодая семья начнёт свою жизнь в отдельной квартире!
– Как же так, – перебила Вику Ксюша. – Братьям досталось жильё от их отца, а это квартира твоего отца, которому они никто!
– Да, по-человечески так, – хмыкнула Вика. – А по закону мы все трое материны дети и её наследники первой очереди. И те, кто мужики, и жёны их чужие, и дочь занята учёбой, и я, которая абсолютно свободна, но первым владельцам этой квартиры единственная родня.
Вика отношения с роднёй выяснять не стала, только у нотариуса попыталась узнать, были ли заявления братьев о вступлении в наследство. Да, были, и сразу после похорон. То есть Вика выгребала из-под матери экскременты, а братья в это время уже мысленно делили её жилплощадь…
И вот тогда она совершила свой первый шаг в пропасть. Взяла кредит в своём банке и внесла первоначальный взнос за студию на Московском проспекте. Была у них такая программа для сотрудников – полгода без процентов. Ну, а потом условия кредита менялись… но она надеялась прикопить за это время, а ещё получить деньги за треть квартиры и вернуть кредит до изменения условий. А ипотеку, хоть и с трудом, она будет тянуть.
В прошедшие выходные Вика пригласила пожилых соседок на сороковины. В субботу после уборки и готовки решила до банкоматов метнуться, коммунальные услуги оплатить. Что-то в квитанциях было плохо пропечатано, полезла по ящикам предыдущие искать и наткнулась на документ о праве собственности на квартиру. Не оригинал, правда, а только копию. А в ней числилась единственной владелицей не Оболенская Татьяна Сергеевна, а Оболенская Тамара Сергеевна, то есть материна сестра. Да, сёстры гордились своей звучной фамилией, и не меняли её, выходя замуж. А инициалы собственницы в квитанциях не вызывали подозрений.
И сидела над этими квитанциями Вика в полной прострации. Не имеет значения, каким образом тётка этого добилась, обещала ли матери что-то или просто оформила от её имени доверенность на какие-то действия, а сама по ней на себя квартиру переоформила. Нет квартиры, не будет у неё даже трети её стоимости, меньше чем через полгода ей помимо ипотечных выплат придётся платить ещё по кредиту, а зарплата её меньше, чем эти две выплаты.
– И как прошли поминки? – спросила Ксения Владимировна.
– Вы спрашиваете, были ли разборки с проявлением неуважения к покойной? Безусловно! И все присутствующие внесли свою лепту!
Начала тётка, которая попеняла, что до сих пор Вика не поменяла треснувший унитаз. Вика сдержалась, не высказав сразу, что делать это должна владелица жилья, а не жиличка. Очень ей хотелось сначала братьев ущучить. Потом брат, который моложе, высказался о скудости поминального стола, на что Вика ответила, что может отчитаться за каждую копейку, внесённую им на организацию поминок. Но брат с недоумением выкатил глаза, не поняв прикола. Зато жена старшего брата сразу взвилась: «Это ты намекаешь, что мы должны были оплачивать это застолье?» «А вы считаете, что уход за матерью и расходы – это моё, а наследство – это ваше?»
Вика не могла не отметить, что братья смутились. Но старший опомнился первым: «Разве это незаконно?» «А что ж я от вашего отца ничего не унаследовала, а вы квартиру моего отца на части рвёте? Да, законно, но подло!» Тётка, которая обычно своим криком всем пасть могла заткнуть, на этот раз жалостно простонала: «Ребята, ну, не при посторонних же». Вика громко выдохнула: «Тётя Тома, что так скромно-то? И почему не при посторонних? Ты что, стесняешься, что эта квартира твоя?» И выкинула братьям по ксерокопии той копии.
Далее разразилась настоящая буря. Братья ошарашенно молчали, а вот их жёны и примкнувшая к ним невеста, которая оказалась без места, орали на тётку. Но и она, понявшая, что тихой сапой утвердиться в собственности не удастся, стала отвечать привычным для неё визгливым криком. Пожилые соседки только головами качали. Воспользовавшись минутой тишины между истерическими выкриками родственниц, Вика обратилась к соседям: «Вот скажите, за что меня мама так не любила? Я же с детства была и послушная, и по дому всё делала, и училась отлично. Я не то, что в клубы и рестораны, даже на школьные вечера не ходила! Я деньги зарабатывала, а она их сыновьям отдавала, да ещё и жилья меня лишила!» И у одной из старух вылетело: «Вика, неужели не знаешь? Ты же им не родная».
Да, вот так. В прошлое воскресенье Вика узнала, что родная её мать умерла, когда ей было два годика, а на Татьяне отец женился за несколько месяцев до собственной смерти. И взял с жены обещание, что не бросит она сиротку. Она и не бросила…
Как ни странно, от этой информации Вика почувствовала облегчение. Она сказала: «Я рада, что вы мне чужие. Вы все плохие люди, и та, которую я звала мамой, ещё хуже вас. Потому что хорошая женщина не могла бы не привязаться к ребёнку, которого воспитывала с младенчества». Вышла из-за стола, прошла в свою комнату и занялась альбомами, уже подготовленными к переезду: быстро пролистывала их, вынимая только те фотографии, на которых присутствовала сама, и складывая на стол, а просмотренные альбомы отшвыривала в угол. Тётя Тома, картинно держась за сердце, простонала «Вика, она же вырастила тебя, а не отдала в детдом!» «Зато выпускники детдомов имеют право на жильё, – ответила Вика. – Вот эту фотографию она просила перенести на памятник, держите». «Ты что, не собираешься памятником заниматься?» – возмутился младший брат. «А зачем мне чужая могила? Мои родители на другом кладбище похоронены».
– Вот и порядок, – с удовольствием оглядываясь, сказала Вика. – Девчонки, последнюю порцию посуды сами домоете. Мне ещё на Московский проспект добираться.
Глава вторая,
в которой Вика преступает закон, участвует в драке и прижимает к себе настоящего мужчину
– Подожди, Вика, – сказала Ксения Владимировна. – Присядь в зале, я сейчас.
Из спальни Вари она вышла буквально через несколько минут, держа в руках какие-то бумаги. Она разложила их на столе и попросила:
– Ты же у нас банковский работник, посмотри, пожалуйста.
Мельком просмотрев документы, Вика охнула и вернулась к началу, вчитываясь в каждую строку. Да, вклады в двух банках, счета разделены, доля супруги изъята и, надо думать, потрачена. Получен кредит на две трети оставшейся суммы, ну, значит, знает, что до денег младшей дочери, поскольку она несовершеннолетняя, добраться не удастся.
– Значит, вы, Ксения Владимировна, на наследство не подавали? А когда полгода?
– В четверг. Завтра с утра схожу и заявлю о вступлении.
– Правильно. Это, конечно, восьмая часть казны, но всё-таки. Ксюша, а ты маме какие-нибудь бумаги подписывала?
– Я написала отказ от наследства в пользу мамы.
– Завтра пойдёшь с бабушкой и перепишешь в пользу её. Будет уже четверть.
– Но… как? Как маму обидеть?
– Я так понимаю, на себя тебе плевать, а сестру обидеть ты согласна? Ну, соображай! Заболеет Олечка чем-нибудь серьёзным – деньги на лечение на паперти будем собирать? Не пройдёт в вуз на бюджет – и фиг с ним, с образованием, на которое папа накопил, да мама про… да тьфу на вас, так и ругаться начнёшь! Скажу культурно: прогуляла с плешивым ухажёром. Будет Оленька в супермаркете на кассе работать, а дома её мамин приятель будет в углах зажимать.
– Он меня за грудь трогал! Я маме пожаловалась, а она на меня наорала, что я перед этим старикашкой задом верчу!
– Ребёнка тронуть! Я раздавлю их обоих, – зашипела старая актриса. – Вика, я умоляю тебя именем покойного сына, помоги! Вот что я вытащила из портфеля этого негодяя, – она кинула на стол картхолдер. – Пароли в блокноте. Я со всем этим дела не имела. Придётся тебе.
– Вы предлагаете мне совершить уголовное преступление?
– А куда ты денешься с подводной лодки?
Вика посмотрела на Ксению Владимировну и вдруг поняла, что согласится. Как бы ни было плохо ей, но она молодая и сильная. А девочки Никника выросли в тепличных условиях и вдруг оказались без защиты. Бабушка против этого негодяя с потерявшей голову матерью – кто победит? Старуха продолжала уговаривать:
– О камерах не думай, мы тебя загримируем хоть под Шрека, хоть под Джулию Робертс. Ну? Если дело выгорит, твой кредит я погашу, для меня это не критично.
– А я согласна. Только сирот грабить грех. Ваши деньги – это их деньги. От помощи я не откажусь, но в долг.
Оказывается, Ксения Владимировна в её-то возрасте уверенно водила автомобиль. К удивлению, привезла она Вику не в театр, а какое-то здание, напоминающее больницу. Рассмотреть Вика его толком не успела, она бежала за актрисой по лестнице на второй этаж, а потом по длинному коридору, по обе стороны которого располагались двери. В ответ на вопрос что это, последовал лаконичный ответ «Общага». В конце коридора на двери висела большая вывеска с крупной надписью «Общежитие», а под ней ещё много текста мелким шрифтом.
Войдя в эту дверь, они попали в продолжение коридора с такими же дверями по обе стороны, только нумерация здесь была другая. И без стука вошли в одну из них, оказавшись в тесном тамбуре, а там уже Ксения Владимировна постучала и ворвалась в небольшую комнатушку, где царил немыслимый бардак. Хозяин этой свалки, которого Ксения Владимировна представила «Макс Корецкий, посредственный актёр и гениальный гримёр», очень мелкий, почти лилипут, неопределённого возраста, не то подросток, не то старичок, уставился Вике в лицо, потом обошёл вокруг и сказал: «Я угадал! Силикон, каркас на семидесятый размер – и мама родная не узнает. Вы свободны часа на полтора, моя королева!»
Пожилая актриса унеслась, сказав Вике, что ей надо серьёзно поговорить с внучками и заодно узнать, не вернулась ли домой невестка и её мерзкий хахаль. Вику хозяин свалки усадил в кресло, опустив его спинку так, что она оказалась в почти лежачем положении, и начал колдовать с её лицом. В один из тех коротких промежутков времени, когда Макс что-то смешивал в мисочке, а ей разрешал пошевелиться и даже говорить, Вика спросила, знает ли он, для чего её гримирует? И Макс спокойно ответил, что Ксения Владимировна предупредила, о том, что они пойдут грабить банк.
– И как вы эту идею оцениваете?
– Ксения – королева, кто я такой, чтобы её поступки оценивать? Сказала, что надо ограбить, значит, ограбим!
– А вы с нами собираетесь?
– Ясен пень! Что ж я, беззащитных женщин одних на дело отпущу? Всё, не шевелиться!
Вика только глазами повела в сторону этого карманного бодигарда: такой всю охрану раскидает, а если не раскидает, так они сами от смеха попадают. Эта авантюра казалась ей всё более идиотской, и она решила дождаться окончания священнодействия Макса, похвалить его работу и отказаться от дальнейшего. Потом в комнату стал ломиться какой-то мужик, призывая Макса открыть дверь. Не отрываясь от работы, тот ответил:
– Отстань, Владя, я с дамой! Или ты настаиваешь на тройничке?
Дверь ещё некоторое время скрипела от навалившегося на неё мужика, потом он пробормотал:
– Не, я только выпить…
И шаги зашлёпали, удаляясь.
Закончив работу с лицом, Макс велел Вике подняться и стал напяливать на неё какую-то пластмассовую сбрую, потом обматывать её тряпьём. Когда через час с небольшим в комнату влетела Ксения Владимировна, он обиженно сказал:
– Сказал же, через полтора часа! Не люблю показывать незавершённый образ!
Но она чмокнула его в щёчку и стала перебирать тряпьё, кучей громоздящееся на кровати и помогать ему обряжать Вику. Затем рванула на себя дверцу шкафа, с внутренней стороны которой висело большое зеркало:
– Ну?! Скажи, что Макс не гений!
Из зеркала на Вику глядела очень толстая пожилая смуглая брюнетка с тройным подбородком, широкими редкими бровями, набрякшими веками, из-под которых глаза едва виднелись. И она поняла, что на дело придётся идти, прошептав:
– Люди искусства, я перед вами преклоняюсь!
Довольный Макс без стеснения разделся до белья и натянул на себя школьную форму, потом приложил к лицу какую-то тряпочку, разгладил её ладонями и натянул на голову вихрастый паричок.
– Бабуля, нас сегодня на продлёнке кормили рыбными котлетами, – пропищал он. – Пошли скорее домой!
В отличие от Викиного, его грим был грубоват. Он уловил её сомнение по взгляду и пояснил, что, поскольку близко к банкоматам подходить не будет, особой тщательности в гриме не требуется.
И снова бег! По коридору, по лестнице и по наклонной тротуарной дорожке к воротам, за которыми стоит автомобиль Ксении Владимировны. Она преобразилась за эти несколько часов. Где та несчастная пожилая женщина с застывшим выражением скорби на лице и осипшим голосом? Глаза горят гневом, пальцы нервно постукивают по рулю, звучное контральто заглушает все уличные шумы:
– Пока я скорбела о мёртвом сыне, чуть не потеряла живых внучек… да, да, Вика, не пытайся меня переубедить! Ты думаешь, эта сволочь неспособна на убийство? За Олей куш немалый, а в случае смерти ребёнка единственная наследница мать. Поговорила я с ними… ты знаешь, что Ксюшка не осталась совсем равнодушной к знакам внимания со стороны этого урода?
– Догадывалась…
– Ну да, тебя жизнь кой-чему научила. А они дети ещё… спасибо, пока он до конца Варьку не обобрал, поэтому в койку к девочке влезть поостерегся. А теперь я провела с ними обеими профилактическую порку. Что ж, по моей вине Ксюша ещё долго мужиков будет избегать…
– Боюсь спросить, моя королева, что вы такое им сказали?
– Эта сволочь пел девчонке, что они с матерью просто друзья. Я в гневе не побрезговала выпотрошить один из мусорных мешков и показала им сопутствующий продукт невинной дружбы. Оля, как ни странно, более цинична и информирована, она засмеялась. А Ксюшенька наша нежный цветочек, её вырвало.
– Жесть! – вырвалось у Вики.
– Не осуждай, моя дорогая. Жизнь жестока, и нежные цветы она затаптывает. Поэтому детей надо знакомить с реальностью и закалять. Но вернёмся к нашим финансам. Не знаю, сколько там у него на картах, но всё, что есть, будем выводить на счёт Оли. Пусть они станут недоступны до её совершеннолетия. Не волнуйся, женщина я не бедная, на жизнь нам хватит.
– А если там больше, чем у семьи украдено?
– Не верю в фантастику, но, если так, надо закрыть Варькин кредит.
Уже почти полночь наступила, когда они вошли в зону самообслуживания банка. Вика двинулась к терминалу, Макс, изображавший дитя, устроился на подоконнике и принял вид играющего на телефоне. Денег оказалось больше, чем даже было снято со счетов и взято в кредит. Похоже, этот мошенник обрабатывал не только Варвару, были в его послужном списке другие богатые вдовы. Но Вика действовала только в пределах оговоренной суммы.
– Ба-а, я спать хочу!
Так, Макс голос подал. Вика покосилась в сторону выхода. За стеклянными дверями маячили двое полицейских. Она тоненьким голоском отозвалась:
– Сейчас, Масинька, сейчас, мой золотой. Папка твой денежек попросил, надо же ему отправить.
– А ты не отправляй, бабуленька, он всё равно пропьёт!
Один из полицейских что-то пробубнил в рацию, и оба направились к выходу.
На обратном пути, а идти им было не близко, Ксения Владимировна высадила их у парка, где не было камер, и им предстояло перейти «зебру», а потом пересечь парк по сквозной аллее, они обсуждали это происшествие:
– А если бы они спросили документы?
– Дома остались!
– А задержали бы?
– Так я вам для чего? Женщину с ребёнком задерживать – это же днище!
– Ох, Макс, а если бы они к тебе пригляделись? Нет, впредь я буду законопослушной! Господи, только бы всё обошлось!
Но не обошлось. Едва они углубились в парк, как сзади послышался топот.
– Гопота, – сказал Макс. – Бежим! Карты давай!
Сумка у неё была потрёпанная текстильная, из реквизита Макса, с такими старухи за продуктами ходят. Вика на бегу вытащила из неё картхолдер и сунула его подельнику. Тот остановился и наклонился, она поняла, что в носок решил спрятать. Когда Макс её догнал, она приметила какой-то браслет, надетый на пальцы. Застрял, что ли? Только потом она поняла, что это кастет.
Убежать не удалось, их догнали и окружили. Первым делом сумку выпотрошили. Но там были только какие-то тряпки, которые служили для придания объёма, и не Викой туда были положены. Потом подступили к ней:
– Где карта?!
Значит, от банка вели.
– Где-где! Менты отобрали, – прогнусавил Макс, уткнувшись в Викину необъятную бутафорскую грудь.
– Двое с рацией заходили, – заныла Вика, обрадовавшись подсказке. – А у меня, как назло, паспорта нет. И карта на имя сына. Они сказали, завтра с утра в отделение… и чтобы с паспортом… и чтобы заявление от сына. А он в Москве на вахте, только через неделю будет.
А сама легонько подталкивала Макса, мол, беги. А он или не понимает, или задумал что. И тут ещё один из этой четвёрки голос подал:
– Обыщите её, бабы обычно или в лифчик, или в трусы деньги прячут.
– Вот ты и обыскивай, – отозвался второй.
Понятно, почему они так нерешительны. Была бы на её месте юная красотка, или даже не очень юная, или не совсем красотка, или даже сама Вика, но в натуральном виде, они бы тут соревновались за право добраться до её нижнего белья. Но обшаривать безобразно жирную старуху малолетним гопникам, конечно, западло. А придётся, деньги-то нужны. Вика представила себе, как они будут рвать тряпьё на ней, а потом отламывать пластмассовые фижмы, и похолодела, хотя до этого вспотела от бега в таком тряпичном коконе. Наверное, и Макс понял, что грабители сейчас уничтожат его произведение, и махнул в сторону ближайшего парня кулаком. Несмотря на разницу в массе, тот звучно шлёпнулся на дорожку и взвыл. Вика тоже закричала. Маленький Макс врезал кому-то ногой, и очень удачно попал, потому что ещё один голос присоединился к Викиному крику. И тут с противоположной стороны парка мигнули фары, а потом лучи скользнули по кустам. Вика посмотрела в ту сторону, откуда они шли, и увидела, что к ним бегут ещё двое. Непонятно, кому они собираются помогать, но, наверное, лучше бежать в сторону машины, там Ксения Владимировна. А может, это её машина?
Никуда она так и не побежала, потому что из автомобиля донёсся знакомый голос:
– Общага, ко мне!
Вика рванула заднюю дверцу, на застряла, зацепившись за неё своими искусственными формами. Макс подтолкнул её, что-то треснуло, он уцепился за спинку водительского сиденья, вскарабкался прямо на Вику и крикнул:
– Гони!
Автомобиль поплыл задним ходом, Вика, пытаясь продвинуться, видела, что преследователи бегут перед капотом почти вровень с машиной, Макс орал: «Почему не вперёд?», старуха отвечала ему: «Не на камеры же!», но потом вдруг остановилась и легонько подала вперёд, двинув кого-то из преследователей. Снова поехала назад. Больше за ними никто не бежал. Макс каким-то образом оказался у Вики на коленях и уже хлопнул дверцей. Они выехали из парка на уличный тротуар, чуть не сбив пешехода, развернулись и помчались по проспекту.
– Блин, номера, – охнул Макс.
– Заклеены, – лаконично ответила Ксения Владимировна и въехала в тёмный двор. Вышла и наклонилась к передним номерам, Макс открыл дверцу и рухнул наружу, наконец-то освободив Викины колени, и нырнув к задним номерам. Одновременно распахнулись передние дверцы, и артисты, усевшись, развернулись к Вике:
– Быстро раздевайся, лицо не трогай, им займётся Макс!
Макс шуршал пакетом, скидывая в него последовательно парик, маску и школьную форму. Старуха покрикивала на Вику, запутавшуюся в одежде. Та в ответ огрызалась:
– Наешьте такие бока, посмотрю, как вы будете в вашей коробчонке ворочаться!
Дело пошло быстрее, когда Макс, оказавшийся в джинсах, футболке и рубашке, стал сдёргивать с Вики её сорок одёжек, а потом шпателем с намотанным на него влажным бинтом отклеивать силиконовые нашлёпки с её лица.
Автомобиль проехал по двору и выехал на тихую безлюдную улицу, а потом вырулил через трамвайные пути на широкий проспект и устремился к Центральному району. Вылезая у своей общаги, Макс, взяв в обе руки многочисленные пакеты с их реквизитом, глянул Вике в лицо и охнул:
– Ох, какое раздражение, что ж я лосьон не взял, подождите минутку.
– Не надо, всё у меня дома есть, – отрезала Ксения Владимировна. И уже тихо и ласково добавила. – Спасибо, Максинька.
– Рад служить, – кивнул он. – Пока, Виктория, победа за нами!
– Пока, подельник, – ответила она невнятно, с трудом шевеля ободранными губами. – Никогда ещё я не вела такую грешную жизнь. Чтобы в один день и в краже участие принять, и подраться, и настоящего мужчину на коленях подержать!
Макс хохотнул и, подхватив своё добро, пошёл к крыльцу, без опаски горланя звонким тенорком:
– Вспоминай, коли другая,
Друга милого любя,
Будет песни петь, играя
На коленях у тебя!
Вика пробормотала, что её надо домой отвезти или высадить у стоянки такси, но актриса строго ответила, что об этом не может быть и речи. Надо непременно обработать лицо, иначе её завтра охрана на работу не пустит.
Был уже почти час ночи, когда они ввалились в квартиру Горностаевых. Девочки встретили их в дверях.
– Почему не спим? – строго прикрикнула на них бабушка. – Как я понимаю, мать не появлялась? Ксень, корейскую маску принеси. Оль, чайник вскипяти.
Она обработала Викино лицо лосьоном, потом нанесла на маску бальзам и наложила на лицо, предварительно уложив гостью на диван. А потом кинула в тарелку картхолдер и полила прямо из чайника кипятком. Девчонки только ахнули. А она взяла чемодан Вариного гостя, засунула эту простерилизованную вещичку под подкладку, откуда, вероятно, она её ранее изъяла, плеснула кипятком на дно чемодана и пробормотала:
– Где-то я тут хомут видела. Ксень, отвёртку подай.
Действительно, на отопительной трубе был хомут. Она плеснула на пол под ним кипятка из чайника, проследила, куда потекла вода, и поставила туда чемодан. Потом ослабила хомут так, что из-под него начало подкапывать, и объявила, что пора спать.
Вика думала, что после таких приключений ей гарантирована бессонница с бесконечным пережёвыванием произошедшего, но вырубилась сразу. Только через час проснулась от собственного вскрика. Сердце колотилось. Прислушалась, в квартире было тихо. Слава богу, хозяев не побеспокоила. Что-то страшное ей приснилось, наверное, вчерашние гопники. Нет, вспомнила. Ей снилось, что она не спит, а кто-то укачивает её на руках. Она уткнулась в плечо, пахнущее табаком, и в этом сне она почему-то уверена, что это трубочный табак. Она даже название его знает – «кепстен». А тот, кто прижал её к плечу, хриплым баском напевает:
– Нет на свете краше
Маленькой Наташи,
С нею нам не страшен
Серый волк в степи.
Спи, сомкни ресницы,
Пусть тебе приснится
Голубая птица,
Спи, Наташа, спи.
Ей уже прежде снился этот сон. Она тогда лежала в изоляторе инфекционной больницы, маленькой Вике было девять лет, и ей было скучно и страшно здесь одной. За стеной в общей палате шумели, ссорясь и играя, девчонки, у них, у счастливиц, была скарлатина, а бедная Вика единственная во всём городе умудрилась подцепить брюшной тиф. Целыми днями сидела она на подоконнике, ожидая, когда к ней кто-нибудь придёт. Мама приходила два раза в неделю, приносила яблоки. А одноклассники прибегали после уроков ежедневно, их школа поблизости была. Вика ребятам очень радовалась, махала рукой, вставала на подоконник, открывала форточку и переговаривалась, если медработников поблизости не было. А когда друзья уходили домой, становилось ещё тоскливее, и Вика плакала. Как-то в слезах уснула сидя на подоконнике, и тогда ей этот сон привиделся: этот мужчина, этот запах, этот табак, эта песня. А ещё большие такие красивые часы с треугольниками на циферблате, направленными остриём от центра. В том сне она знала, что это не часы, а корабельный компас, и называть его надо не кОмпас, а компАс. Потом они спросила у мамы, куда девалась эта красивая вещица, и мать, вечно Викой недовольная, но обычно только ворчавшая и бросавшая гневные взгляды на девочку, на этот раз заорала, что у Вики от дурной болезни шарики за ролики зашли, никаких компасов в их доме отродясь не было.
Этот сон сыграл роль переключателя. Вика долго не могла уснуть, но думала теперь не о последних событиях, а о том, что, наверное, он навеян детскими воспоминаниями об отце.
Наутро она сама не проснулась, а Ксения Владимировна разбудила поздно. Вика охнула:
– Мне же ещё домой надо заскочить, переодеться!
Но актриса кинула ей халат и сказала, что вся её вчерашняя одежда сохнет на лоджии, е если что не досохло, то утюг ей в помощь. И что лицо Викино не сказать, что совсем поджило, но выглядит вполне пристойно. Вике было стыдно, что она спала, а пожилая женщина приводила в порядок её одежду, но та отмахнулась, мол, стирала машина, а не она.
За разговорами они даже не услышали, как вернулась Варвара со своим хахалем. Эта Барби картинно встала в кухонных дверях, но кроме Вики на неё никто не посмотрел. Девочки продолжали завтракать и рассказывать бабушке что-то о какой-то их общей знакомой, видно, о матери наконец-то что-то поняли. И своё раздражение Варвара вылила на Вику:
– Что вы, милочка, забыли в моём доме?
– Вика, ты была в Варином доме? – подняла брови Ксения Владимировна. – Если так, то зря, она негостеприимная хозяйка, да и квартира её родителей тесная. А в моём доме ты всегда желанная гостья.
Варвара покраснела.
– Вы что, считаете этот дом своим? Но и мне как вдове принадлежит часть.
– У моего сына никогда не было никакой недвижимости. И эта квартира, и та, в которой я жила последние годы, и загородный дом – всё это я унаследовала от мужа и принадлежит только мне… ах, так вот почему этот альфонс тебя ещё не покинул! Ты держишь его своими мифическими домами!
– Варя, мне здесь не место, – ожил её любовник. – Пойду собирать вещи.
– Не прихватите чужого, – бросила ему вслед актриса.
Варвара задержалась, пытаясь достать свекровь:
– Почему вы говорите, что наследство от мужа досталось только вам! Коле от отца должна прийтись половина.
– Мой второй муж был ему отчимом. А отец… увы, актёр, красавец, талант, гуляка. Он мог оставить сыну только долги.
Тут из спальни Варвары раздался вскрик, явно гость обнаружил подтопление своих богатств. Он резво умчался с двумя чемоданами, Варвара не отставала от него ни на шаг, прозорливо полагая, что если потеряет его сейчас, то потом вряд ли найдёт. А прочие тоже стали готовиться на выход, кто на работу, кто на учёбу, кто к нотариусу. Уже обуваясь, Ксения Владимировна ответила на звонок:
– Служба безопасности? А что такое?
Вернулась за сумочкой, вытряхнула из неё вчерашние бумаги и сказала: «Диктую». И продиктовала номера и пароли обеих карт, тех, что были Викой вчера обчищены. Ещё и поблагодарила собеседника за проявленную бдительность!
– Ну вот, теперь этому прохвосту придётся долго разбираться, кто кому и чего должен. Только бы успели остатки снять, пока он до банка не дошёл!
– Успеют, эти действия у них по секундам отработаны, – махнула рукой Вика.
– Бабуля, ты у нас крутая, – хохотали внучки.
Вика почти успокоилась. Даже если путь денег проследят, выяснить, кто это провернул, едва ли удастся. И настроение девчонок ей понравилось. Кажется, их жизнь налаживается.
Глава третья,
в которой Вика стремительно съезжает вниз по карьерной лестнице и даже не решается сойти на повороте, а потом снова испытывает стресс у банкомата
На работе Вика появилась даже раньше, чем надо. И лицо её по сравнению со вчерашним выглядело вполне терпимо, разве что губа была слегка припухшая и красноватые пятна на лице хоть и побледнели, но были ещё заметны. На сочувственный вопрос Лидии Михайловны ответила, что задержалась у Горностаевых, чтобы помочь прибраться, и ей не зашло что-то из их крутой бытовой химии. Злата, которая сегодня выглядела очень нарядно, с ухмылкой заметила, что это больше похоже на последствие страстных поцелуев и плотного контакта с небритым мужским лицом. Вика вскинулась было, но вспомнила о настоящем мужчине, сидевшим вчера у неё на коленях, и прыснула. А в ответ на вопросительный кивок Лидии Михайловны сказала, что всплыла в её памяти поговорка её любимой соседки «Голодной куме всё хлеб на уме». Теперь уже пятнами пошло лицо Златы. Тем временем от заведующего вернулся со своей флешкой Дима и заявил:
– Ну вот, шеф не принял!
– Не принял работу или не принял тебя? – уточнила Вика.
– Вот, гляди…
Дальше пошли обычные рабочие будни.
Через часок Вика сказала:
– Димка, вот почему ты третий год у нас сидишь и волынишь? Вчера ты проделал не хорошую работу, а просто блестящую! Анализ сделан глубокий, подан легко и доходчиво, слог у тебя прекрасный. Я тебе больше скажу, на этот раз ты превзошёл Лидию Михайловну, а она на этих записках собаку съела, и никто из нас с ней даже рядом не стоял. Полгода висит вакансия менеджера проекта, мы запарились, и, если бы не твоё дуракаваляние, тебя бы давно уже туда поставили. Всё же у тебя есть, и образование, и опыт, и волосатая лапа!
– Да, а босс не принял…
Теперь уже Димкино лицо покрылось красными пятнами – от похвалы.
– А не принял он потому, что мы тексты под его возможности пишем. Если он этот начнёт зачитывать, любой дурак поймёт, что не им писано. Оно ему надо?
Лидия Михайловна попросила:
– Прям заинтересовали. Дай-ка почитать.
– Тогда заодно и поправьте.
Та читала и хихикала. И «перевела в общедоступную плоскую форму», как сама выразилась.
Перед обеденным перерывом секретарша позвонила и вызвала к заместителю управляющего Вику и Злату. А он сказал, что начальник отдела на Вику жалуется, мол, не тянет она, сегодня вот не проконтролировала молодого сотрудника, и он налажал. Поэтому он меняет вызванных местами. Вика молча пожала плечами. Она недаром сказала Диме о волосатой лапе, тут все были с протекцией кроме неё. Злату продвигали, а через чью голову это делать – без вариантов через Викину. На ставке специалиста делать Вике нечего, но кредит! Придётся пока работать. Но на слова «пишите заявление» ответила:
– Старший специалист – не должность, а квалификация. О чём писать заявление, что прошу снизить мне зарплату? Вы имеете право её снизить, но просить об этом я не буду.
Зам занудно принялся по полочкам раскладывать, какая она неполноценная по сравнению со Златой: та и магистратуру закончила, и на платных курсах финансовых аналитиков обучилась, но для Вики тут ничего нового не прозвучало, поэтому она слушала его без видимых эмоций, хотя в душе царило отчаяние при мысли о том, что расплатиться с долгами становится невозможно. Наконец он буркнул ей «свободна», а Злате кивнул на стул. Секретарша в приёмной попросила Вику расписаться в приказе, она прочитала, перечеркнула «Основание: личное заявление», написала сверху «распоряжение заместителя управляющего», расписалась и пошла на рабочее место. Секретарша сдавленно пискнула ей вслед.
Сразу после обеда её вызвал начальник отдела. Высказал своё возмущение по поводу плохо выполненной Димой работы и выдал очередное задание.
– А почему мне? Или отчёт пока отложить?
– Не маленькая, распределишь между сотрудниками.
– Вообще это менеджер проекта должен делать. Или старший специалист. А я рядовой сотрудник теперь, кто меня слушать будет? Злату прислать?
И покатилась «весёлая» жизнь. Хорошо, если им передавали пришедшие сверху бумаги. А если местное руководство кидало туманную идею, начальник корявенько формулировал запрос, а Злата пересказывала как поняла и запомнила? Не один раз Вика порывалась, чтобы набрать Ксению Владимировну и попросить денег на погашение кредита. Останавливало то, что все спасённые деньги на детском счете до совершеннолетия изъятию не подлежали, а у бабушки явно особых излишков не было. Да и светиться рядом было опасно. Они договорились сразу, что Вика обратится к ней ближе к истечению срока кредита.
А тут ещё одна знакомая позвонила, была у них прежде договорённость, что возьмёт она Вику к себе в отдел, если вакансия появится. Пришлось отказаться, объяснила, что льготный кредит. Та даже обиделась, мол, хотела иметь своего человека, и вот… придётся с улицы брать. Тут, кстати, от вас девушка одна приходила на собеседование, вроде, толковая, но запись у неё в трудовой нехорошая, испытательный срок в вашем банке не прошла. Не Наташа ли, удивилась Вика. Ну, рассказала, в чём дело, поручиться не поручилась, конечно, но подтвердила, что девочка старательная и неглупая, наблюдала её в работе. И в пятницу эта Наташа, придя за расчётом, заглянула к ним в отдел и поблагодарила её за протекцию.
Что тут началось! Первой возмутилась Лидия Михайловна: почему сама не пошла? Ну и пусть зарплата такая же, зато банк с государственным участием. Это же стабильность! Потом Дима губы надул: сама хвалила, а рекомендовала постороннюю. А там, говорят, начальница умная, после её школы в любой отдел с повышением возьмут. Схватив телефон, выскочила из кабинета Злата. Вышедшая следом Вика услышала, что их старшая предъявляла претензии кому-то, что не известил о вакансии. Да что там, мёдом намазано? А после обеда, зайдя в кадры, она услышала, как сетует на безлюдье заведующая их дополнительным офисом, что на Московском, у неё работать некому. И предложила свою кандидатуру:
– Да понимаю, что зарплата меньше у рядовой операционистки! Зато с домом рядом, мне на работу идти дворами двести метров!
– Нет, Вика, ты под колпаком у Мюллера, – ответила кадровичка. – Заместитель управляющего нипочём не пойдёт тебе навстречу.
– А вы предложите вынуждено откомандировывать по человеку от отдела на пару недель, пока вакансии не заполнятся. А первой – меня. Это получится не по моей просьбе, а принудительно.
Кадровичка хохотнула и пошла в верха.
– А поменяешь выходной с понедельника на субботу? – спросила её будущая начальница. – Мне завтра одной работать, а бабки косяком за пенсией пойдут.
– Да без вопросов!
– Вика, а грабителей не боишься? – спросила вернувшаяся с подписанным приказом кадровичка. – Там, говорят, часто пенсионеров караулят.
– Типун тебе на язык! Вика не пенсионерка, да и было такое не в этом году. Не бойся, через наш офис суммы проходят не аховые.
– А ещё грабили головной офис нашего банка в прошлом году, – поддержала её Вика. – А дважды в одну воронку… сами понимаете.
Первый рабочий день на новом месте оказался интенсивным. Одно радовало, что короткий, до двух часов. А работа для Вики не новая, она с третьего курса трудилась в подобном филиале, только другого банка. И в этом здании ей бывать приходилось, как-то она тут целую неделю в составе группы хронометраж проводила, а потом ещё посылали их в архиве помогать, который временно разместили в подвале этого здания. Дом старый, послевоенной постройки, вроде бы под почтовое отделение строился, в те времена здесь был пригород. Теперь он оказался в центре квартала, окружённый многоэтажными жилыми домами, и только рядом с ними было ещё одно двухэтажное здание – старинный особняк, занятый под музей кузнечного дела.
Заведующая одобрительно поглядывала на Вику, у которой очередь двигалась точно с такой же скоростью, как у неё. Как и ожидалось, в основном сегодня пенсионеры деньги снимали. Но после полудня народу стало меньше, сидело в ожидании очереди несколько человек.
– Дочка, не поможешь с терминала по квитанциям расплатиться? – попросила одна из бабуль.
Вика посмотрела на заведующую. Та кивнула ей. Ну да, в зале молоденькая толстушка с маленьким ребёнком, поразительно спокойной девочкой лет двух, пожилой крупный мужик и пара бабуль.
– Вот, женщину с ребёнком обслужу и выйду к вам.
– Ничего, – пропищала, покраснев, толстушка. – Мы подождём, нам бы… это самое… туалет…
Вика толкнула дверцу и вышла в зал, показав девушке перегородку из матового пластика, за которой пряталась дверь служебного туалета.
Зона самообслуживания была проходной, просто коридор, в котором вдоль стен стояли терминалы. Выходя в неё вслед за бабулей, она разминулась с направлявшимися в операционный зал мужчиной с двумя детьми и огорчилась: в упор до двух придётся работать. Не пытаясь обучать бабулю, Вика быстро сканировала квитанции, и уже отходила, напоследок скомандовав ей ввести телефонный номер, чтобы скинуть на него сдачу, когда звякнула входная дверь. Она с досадой оглянулась: кого несёт перед закрытием? Четыре парня! Вика даже не сразу поняла, что они в масках. В маскарадных, блин! А когда дошло, с матом вспомнила кадровичку. Накаркала, зараза!
– Дочка, всё, что ли? – спросила бабка.
– Эй, парень, погоди, бабулю выпусти! У неё недержание, – выкрикнула Вика и подтолкнула её.
Та или поняла её сразу, или Вика диагноз угадала, но послушно зажурчала по ногам. Впереди идущий с матом отскочил, оставляя мокрый след. А тот, что наматывал на ручки двери цепь, крикнул:
– Атас, менты!
Двое полицейских шли по тротуару мимо широкого банковского крыльца. И один и них глядел в сторону дверей. Он увидел маску на лице того, что закрывал двери, потому что толкнул напарника, и они разбежались по обе стороны крыльца.
– Боб, вытолкни бабку!
– А может, прибить её?
– Думаешь, от дохлой меньше вони будет?
Знакомый голос. Неужели из своих? И где остальные? Двое сразу прошли в операционный зал? В ступоре она уставилась в окно. Может, последний раз видит и солнце, и яркую майскую листву, и голубей на асфальте…
Очнулась только от грубого толчка в плечо. Разворачиваясь, увидела бабулю, лежащую на крыльце. Живая, слёзы рукавом вытирает. Повернулась и пошла к стеклянным дверям, ведущим в зал.
Дальнейшее ощущается то ли сном, то ли как финал студенческой пьянки, когда мозги выключены, соображалка не работает и память тормозит. Как будто в зале стало темнее, звуки приглушены и слова невнятны. Да… вроде бы она перевязывала Свету, свою новую начальницу, а потом перетаскивала её к стене, где прежде стоял длинный диванчик из кожзама… а где он? Налётчики за перегородку перетащили, оставив из мебели лишь банкетку, на которой сидят две старухи и пожилой здоровенный мужик. Рядом устроился прямо на полу, привалившись к стене, мужчина, зашедший последним. Мальчик лет четырех у него на коленях, подросток рядом сидит. Вика без опаски подходит к своему окошку и говорит:
– Эй, хоть кресло одно верни! Нельзя же детям и женщинам на полу сидеть!
– Ты охренела? (Этот, который сидел на её рабочем месте и выбирал из кассы банкноты, конечно, другой глагол употребил, замахиваясь на неё кулаком).
Но тут через её плечо кто-то рявкнул:
– Ты что, чудила, здесь устроил? Ты на кой мебелью проход загородил? Как тут прыгать будешь, когда менты на штурм пойдут? (Обращение, конечно, на другую букву, это Вика так для себя перевела, чтобы потом рассказывать).
Орал тот, что в красной маске. Похоже, он тут командует, мечась между кассовой перегородкой и стеклянной дверью, на которую он опустил жалюзи. Он уже ответил на звонок полиции по стационарному телефону, пока Вика искала аптечку. Она не очень расслышала, что он там требовал, но поняла, что требования его дурацкие, и никто их выполнять не будет. Но до того Вика успела увидеть через стекло, что второй диванчик, короткий, стоит у стены за крайним терминалом, и на нём лежит четвёртый налётчик с обрезом в руке, контролирующий вход, выглядывая в щель между стеной и терминалом. Так себе укрытие, лежать удобно, но пулю схлопотать очень даже просто, это даже невоеннообязанная Вика поняла. Здоровенный пожилой мужик, помогающий Вике вернуть диван, который выкинул из кассы сидящий на её рабочем месте бандит, тоже это понимает и бормочет под нос: «Гопота!» И это слово оживляет в памяти вечер после поминок Никника, и до Вики доходит, где она слышала голоса. Двоих, по крайней мере, тот, что в красной маске тогда сказал: «Обыщите её, бабы обычно или в лифчик, или в трусы деньги прячут», а коренастый отозвался: «Вот ты и обыскивай». Дежавю: и гопники те же, и два полицейских рядом, и банк, и кража денег. Лиц она не разглядела в темноте, а сейчас они в масках, но голоса теперь узнает всегда… если жива будет.
Свету укладывают на диван, в ногах усаживается мужчина с сыновьями, Вика планирует сесть на противоположном конце, положив голову коллеги себе на колени, но главарь в красной маске окликает:
– Эй, Виктория (это он на бедж поглядел), за бабкой своей убери! И здесь пол протри!
Да, замусорено изрядно. У стены валяется проволочная корзина, похоже, мусор из неё разлетелся. Неужели Света сражалась? Безумство храбрых, а ей она показалась разумной и выдержанной. Вика говорит:
– Сейчас веник и швабру принесу. А… туда как же?
Она кивает в сторону зашторенной двери.
– Гы! Подстрелят тебя – их проблемы!
Страшно. Чтобы отсрочить выход в зону самообслуживания, Вика говорит:
– Разреши людям ходить в туалет. А то как ни убирай, а нюхать тебе придётся.
– Борзая ты, – говорит он, впрочем, без особого зла. – Пусть сходят.
Ожидаемо, что первыми срываются с места старухи. Вика ждала оклика, чтобы шли по одному, но его не последовало. Да, преступники явно глуповаты. Вика опять замечает презрение на лице пожилого здоровяка. Когда старухи возвращаются, Вика ждёт, что пойдёт семья, но со стоном спускает ноги с дивана Света. И она помогает ей встать и тащит к дверям. А в туалете первым делом спрашивает, что за неожиданный всплеск эмоций с её стороны? А та объясняет, что вышел охранник Славочка, надеясь перед закрытием добежать до чебуречной. Он, естественно, был безоружным, поэтому она кинулась отвлекать нападающих, чтобы он успел укрыться за железной дверью своей каптёрки.
– Да, блин, никто не учится на чужих ошибках! В прошлом году по вине охраны наш банк ограбили, одного убили, другую ранили, а охрана продолжает лажать!
– Он же мальчишка совсем…
– Этот мальчишка получал зарплату за нашу безопасность. А в зале оказались в опасности два маленьких мальчишки по его вине.
Вика вернула Свету на диван, и вслед за мужчиной с сыновьями зашла в туалет.
– А? Не до стеснения, жизнь в опасности, пацаны, идите в кабинку, а вы слушайте, как вас там? Алексей? Так вот, под нами подвал, потолки там высокие, точно не скажу, но больше трёх метров. Там архив, склад всякой ерунды, ну, и коммуникации проходят, отопление, водопровод, канализация. Я была там один раз только, год назад. Есть дыра отсюда, но не уверена, что под ней не стоит мебель. Я боюсь за детей, они самые ценные заложники. Решайте сами, стоит ли вам спрыгнуть туда и отсидеться или остаться здесь?
– Где?
Лёгкая матовая перегородка отделяла от операционного зала узкую полоску, прикрывая дверь в служебный туалет и стоящий в конце этого загончика старинный однодверный шкаф для хранения тряпок, тазиков, бытовой химии, пылесоса и прочих принадлежностей для уборки. Вика нагнулась было и тут же распрямилась: висящие на гвозде, вбитом в шкаф, халат уборщицы и пальто шевелились!
Вика дёрнула эти тряпки и увидела толстушку с ребёнком на руках, о которых даже не вспомнила, а ведь сама показала им путь в туалет!
Страшным шёпотом призвав их молчать, она снова наклонилась, подняла тормозы мебельных колёсиков и легко сдвинула шкаф, под которым была небольшая четырёхугольная дыра в деревянной окантовке, прикрытый куском ДВП на одном гвозде:
– Плечи пройдут?
– Да, – уверенно кивнул мужчина и машинально полез в карман. – Эх, посветить нечем!
Да, их обыскали и личные вещи отобрали. Но толстушка вытащила из кармана телефон и подала ему. Он взглянул на дисплей и аж зашипел. Вика поняла, что эта идиотка даже звук не отключила. А если бы ей кто-то позвонил?
Вика навела палец на Алексея, потом на старшего мальчика, потом на младшего и следом на толстушку. И ещё шепнула ему:
– Если что, передашь полиции, что они знали о внесении наличных за квартиру на Московской.
Алексей легко провалился до подмышек, потом с трудом съёжился в плечах и протиснулся ниже, держась руками за край дыры. Некоторое время висел, потом рухнул вниз. Чтобы заглушить звук, Вика вышла из-за перегородки, грохнув об пол ведром.
– Ну, ты долго там? – рыкнул на неё главарь в красной маске.
– Да вот… сейчас ещё жидкость дезинфицирующую достану…
– Живей давай!
Вика вернулась к люку, в который уже лез подросток. Она ухватила его за руки и опустила вниз. Когда он разжал руки, шума от падения не последовало, видно, отец его подхватил. Точно так же она за руки спустила бесстрашного малыша, который не издал ни звука.
А вот толстушка в этой дыре застряла. Вика с силой выдернула её и показала молча на юбку: снимай! Принесла диспенсер с жидким мылом и полила её бёдра. Вроде бы, поглубже она провалилась, но всё равно застряла. От отчаяния Вика с силой нажала на толстушкины плечи, и она вдруг провалилась с чавкающим каким-то звуком. Через мгновение с облегчением услышала: «Давай!», взяла малышку под мышки, опустила в люк и разжала руки. Не обращая внимания на писк, она скинула вниз юбку, халат и пальто, прикрыла дыру, сдвинула шкаф на место и носком туфли опустила тормоза колёсиков. И тут же за перегородку заглянул один из налётчиков:
– Ты что копаешься?
– Да вот, я думаю, моющее что-нибудь или «Белизну»…
– Да хоть серную кислоту!
Он проскочил в туалет, а Вика замерла в ужасе. Зашумела вода сначала в бачке, потом из-под крана. Он вернулся к месту своего дежурства, к окну. Вика перевела дух. Не заметил, ура, он не заметил отсутствия мужчины с сыновьями!
Вика начала убираться в зале, а когда выметала из-под банкетки, предложила пожилому мужчине пройти освежиться. Он нерешительно посмотрел в сторону туалета, но она подтолкнула его. Вернувшись, он уставился на Вику, но она старательно отводила глаза, а потом решительно поволокла мешок с мусором, ведро, швабру и веник к выходу.
Ну, была не была! Распахнула дверь и вышла в проход между терминалами, постояла некоторое время, не решаясь отпустить дверь, пока сзади не послышался истерический крик: «Дверь закрой, дура!» Ну, не от глупости она её держала, просто дала возможность наблюдателям увидеть и её, и то, что напротив двери находится диван, на котором сидит Света.
Убрав шваброй лужу, она полила это место «Белизной». Не по необходимости, а из вредности. И ожидания её оправдались, лежащий на диване налётчик закашлялся и начал материться. А Вика стала с ним препираться, активно жестикулируя, чтобы полиция точно знала, где его укрытие. Увлечённая этой игрой, она не сразу услышала, что в операционном зале возник шум.
Вика не сомневалась, что связано это с обнаружением исчезновения заложников. Возвращаться не хочется, но надо. И этот, который на диване, уже грозит ей оружием. Вернуться она не успела. Выстрел, ещё выстрел в зале! И через мгновение грохнуло стекло и взвизгнул лежащий на диване, схватившись за ногу. Это они такие снайперы? Вика бездумно подхватила с пола выпущенное им из рук оружие и кинула его к окнам. А потом сама полетела туда же открывать дверь.
Её едва не размазали об пол влетевшие в банк через эту дверь полицейские или кто там они? Спецназ? Вику они отбросили в сторону, и она приземлилась на колени, шипя от боли. Кто-то подхватил её под мышки и протащил по полу, добавив ссадин. Ну да, не Дюймовочка она, лишнего веса в Вике килограмм пятнадцать. Но этот по долгу службы должен уметь тяжести таскать, или он как Славочка по блату на службу пришёл?
Ухватившись за отопительную трубу, Вика не дала своему спасителю добить её колени и с трудом встала. Потом она даже не могла вспомнить, как оказалась сидящей на скамейке у банковского крыльца на улице. Две тётки в синих костюмах кружились над ней, одна светила в глаза фонариком, другая обрабатывала стёсанные колени и голени. Потом мимо них стали по пандусу выкатывать носилки, первые она не успела разглядеть, а на вторых везли пожилого мужчину.
– Он живой? – крикнула она.
Ей не ответили. А следом уже везли Свету, но она шевелилась, поэтому спрашивать о ней Вика не стала. Потемнело в глазах, и она, боясь потерять сознание, сказала:
– Женщины, скажите полиции, что пятеро заложников в подвале.
– Угу, угу, – промычала медичка, продолжая мерить давление.
– Вы что, не понимаете? Там трое детей и двое взрослых.
– Что с этой? – спросил подошедший мужчина. Вроде бы, в форме, разглядеть его Вика не могла, прямо в глаза солнце светило.
– Да бредит она, заложники у неё в подвале…
– Идиоты, – вспыхнула Вика. – Идёмте, покажу!
Вскочила и скривилась от боли.
– О, хорошо, сама идти может, – спокойно прокомментировала медичка, выпрямляясь. – Пройдём в «скорую».
– Никуда я с тобой не пойду.
Вика ухватилась за перила и, постанывая, пошла в банк. В дверях стоял мужик в каске и бронежилете и преградил ей путь.
– Если там не опасно, так пропусти, – сказала медичка. – Подвал она нам показывать будет.
В операционном зале гулял ветер, под окном за кассовой перегородкой грудой лежали стеклянные осколки, на полу застывали две тёмные лужи, рядом с ними были обведённые мелом контуры тел.
– Много убитых? – спросила Вика.
– Сколько надо…
– Первый раз слышу, что медикам нужны трупы. Вы, барышня, в живодёрне не работали?
Присела, шипя от боли, на корточки, подняла на колёсиках тормоза, отодвинула шкаф. Полицейский оторвал фанерку и матюгнулся, мол не было на техпаспорте никаких выходов в подвал.
– А вы в вашем возрасте всё ещё бумажкам верите, – фыркнула Вика. – Значит, из начальства. Оперативные сотрудники обычно теорию практикой проверяют. И не вздумайте в эту дыру лезть, со стороны музея тамбур в подвал ведёт. Ключи? Понятия не имею, но можете спросить у нашего Аники-воина.
– Да не кати ты бочку на пацана, – примирительно сказал один из тех, кто пришёл вслед за ней. – Что он мог сделать?
– Действовать согласно инструкции.
Вот сидит теперь битый час и показания даёт. Дура, что от госпитализации отказалась. Тем более, допрос какой-то уж очень агрессивный. По четыре раза спрашивает одно и то же, в соучастии, что ли, подозревает? Кое-что всё-таки рассказал о том, что происходило в зале в её отсутствие. Самое обидное, что не бандиты заметили, что пропала семья, а одна из старух, и подняла шум. Вот на кой, спрашивается? Сосед по банкетке пытался её заткнуть, да куда там! Ну, он и сказал, что дверей здесь всего три: на выход, в туалет и к охране. И один из налётчиков, кто на Викином месте сидел и недоволен был малой поживой, стрельнул в стальную дверь. Пуля срикошетила и попала в экран, висящий над банкеткой. Стариков засыпало стёклами, снайпер через окно застрелил распсиховавшегося стрелка и не вовремя высунувшегося главаря в красной маске. Тот, что дежурил у окна, решил не рыпаться и лёг мордой в пол. Обидно, что пострадали все, кроме той бабки, что истерику закатила, вторая получила серьёзные порезы, а мужчина схватил пулю, его сейчас оперируют.
Глава четвёртая,
в которой Вика ненароком находит влиятельную родню и высокую должность
Первой на Викин телефон, час назад возвращённый полицией, позвонила жена младшего брата. Ну, это понятно, она чаще всего к ней обращалась, потому что работала в три смены и подкидывала ей детей даже тогда, когда мать уже была в полубессознательном состоянии. А теперь-то что? И начала она как-то уж очень агрессивно: почему не звонишь, да как там мои дети?
– А чего нам с тобой обсуждать, – спросонья удивилась Вика. – Люди мы чужие, делить нам нечего. И дети твои мне чужие теперь, так что мне всё равно, как они выглядят.
По правде, мальчишек Вике было жалко. Просто так детей из сердца не выковырнуть. Она возилась с ними с самого рождения, ведь пока мама была здорова, она не перечила невестке в желании спихнуть детей на неё, и та подкидывала их с завидной регулярностью, даже пока в декрете сидела. Конечно, и шебутные, и избалованные, но не чужие. Только ведь и Кристина, дочурка старшего, считай, росла у них и ходила за Викой хвостиком, но вот выросла – и даже не покраснела, собравшись оставить родственницу без жилья. Эти воспоминания как-то отключили её от вслушивания в монолог собеседницы, поэтому до неё не сразу дошло, что она считает, что дети у Вики.
– Ты что, пьяная? Я никого из вас с сороковин не видела!
Разъединение. Вика вздохнула и поплелась освежиться. С детсадовского возраста не спала днём, но тут, в больнице, после обеда просто делать нечего. А встаёшь после этого тихого часа как после пьянки, тупая и слюнявая. Так что она даже благодарна невестке, что разбудила, тем более, что она прервала сон, в котором отец пел Вике песню о маленькой Наташе, а это воспоминание, несмотря на отсутствие в сновидении чего-то пугающего, всегда наводило ужас.
Получив втык от дежурной медсестры за хождение по коридору в тихий час, она вернулась в палату и услышала нарекания со стороны соседок по палате за непрерывные звонки. Вот странно, теперь братец названивал! Вышла на лестничную площадку и ответила. С ужасом узнала, что этот придурок привёз детей в банк и отправил на второй этаж одних. А услышав, что она работает в другом месте, ещё и претензии предъявил, почему, мол, не сообщила.
– А что, должна была? Вас моя персона интересует только когда вам помощь требуется! Ты знаешь, где я живу? А где сейчас нахожусь? Ни фига тебе это не интересно. Так что давайте и дальше без меня. В полицию обращайся!
От волнения опять чёрные мушки в глазах поплыли. Ох, как бы снова не свалиться! Она ведь после того, как показала дыру в подвал, ещё дождалась приезда дежурного бухгалтера и охраны из головного офиса, вместе подсчитали всё после того, как полиция всё засняла и описала, и только потом отправилась в полицию давать показания. Потом нудный допрос, от которого голова кругом шла. Потом под дверью комаром зазвенел тоненький голосок, а потом в кабинет ворвалась толстушка из заложников:
– Виктория с восьми часов работала, а вы её даже не накормили!
Вместе с толстушкой Асей в кабинет ворвался запах съестного. Она сунула Вике в руки сэндвич с тёплой котлетой, расплавившимся сыром и листиком салата и, поставив на соседний стул сумку, достала оттуда термос. Поглядела на нервно сглотнувшего хозяина кабинета, и протянула второй сэндвич ему. Дальше в кабинете звучал только её голос. Следующий гамбургер Вика уже не заглатывала кусищами, а вдумчиво жевала, запивая мятным чаем. Её сотрапезник тоже смаковал, но от чая благородно отказался, достав из стола железную банку с кофе и включив чайник. На запах нервно отреагировали его коллеги, то и дело заглядывавшие в двери, но он взмахом руки отправлял их назад, бурча:
– А вот не завидуйте!
Зато в один из таких визитов в кабинет вслед за должностным лицом просочился Асин муж, тоже блондин, тоже небольшого росточка, только худенький в отличие от пухленькой жены. Глядя на то, какими они взглядами обмениваются, как бережно он усаживает жену на стул, поправляет ей волосы, перехватывая сумку, подливает Вике чая и протягивает ей и жене салфетки, а потом протирает стол, полицейский вздыхает, а у Вики тоже вырывается:
– А вот не завидуйте!
А тот, нисколько не обидевшись, ответил:
– Да знаю я, что такого счастья редко кто заслуживает!
Вот в ходе этого неформального общения он выдал, что у пожилого мужчины пулю извлекли, и жизни его ничего не угрожает, а внешне не сильно пострадавшая Света только что на операционном столе скончалась. И тут перед глазами Вики чёрные мушки заплясали, а в себя она пришла только в машине скорой помощи, а рядом с ней сидела испуганная Ася, а сопровождала их полицейская машина, которая везла её сотрапезника и прицепившегося к нему Асиного мужа.
Четвёртый день она тут лежит с диагнозом «Гипертонический криз», и только Ася навещает её. Сегодня с утра принесла куриный бульон и пирожки с печенью. Вика уже много знает о ней, кончила Ася кулинарный лицей, с мужем они и там, и в старших классах учились вместе, успела поработать в садике поварихой, сейчас в декрете. Муж – су-шеф в крутом ресторане «Тихая Ряса». Вика не жаждала суеты вокруг своей особы и предполагала, что никто её не достал из-за того, что она без телефона. Однако сегодня ей вернули телефон, а на нём ни единого вызова! Ладно, коллегам на неё плевать, но начальство хотя бы в интересах дела могло бы пожелать ей здоровья.
Ну вот, прорвало. Господи, только бы не выбрались эти сорванцы из банка на проезжую часть! Мальчишки большие, о себе и о тётке, которой их подсунули, рассказать в состоянии. Почему никто из банка ей не позвонил? Звонок, номер незнакомый, но теперь она вынуждена отвечать на все. Полиция. Слава богу, мальчики у них, и их родители тоже. Тогда к ней какие вопросы? Ах, вот оно что, отец утверждает, что сдал детей с рук на руки тётке. То есть тётка оставила детей в опасности, а не их наглые родители? Так вот, можете проверить хоть в регистратуре, а хоть и у своих коллег из Московского района, что с субботы Виктория Дейна в стационаре неотлучно. Да-да, из того самого банка после происшествия доставлена. И да, не призываю вас отбирать детей у этих бессовестных людей, родители они любящие, но постращать опекой и приютом не мешало бы, потому что они реально подвергали детей опасности.
А теперь можно выдохнуть. И пора, наконец, навестить товарищей по несчастью.
Бабулю, оказывается, даже не госпитализировали. Зашили порезы и отправили домой. А мужчина лежит в хирургии. Подумала, взяла из холодильника банку киселя, что Ася ей вчера принесла, и пошла отдать долг вежливости прооперированному.
Рядом с дверью палаты сидел мрачный мужик, лениво поглядывающий вокруг. Странно, такие типы, если ждут кого, так в телефон пялятся. Она почти столкнулась с вышедшими из палаты высокими мужчинами, один седой, с резкими чертами лица, в медицинском костюме, другой в накидке посетителя смуглый, сутулый, помоложе. Вика постучала в только что захлопнувшуюся дверь и зашла. Ого, хирургия богаче терапии, тамбур с санузлом, палата двухместная, кровати хирургические с электроприводом. Вторая кровать застелена, поверхность тумбочки пуста, то есть мужик лежит здесь один. Курорт!
– Здравствуйте, Пётр Николаевич, – начала она.
– Да просто дядя Петя, – улыбается он и берёт с тумбочки джойстик, чтобы поднять изголовье. – Рад видеть тебя, Виктория.
– Просто Вика, – улыбается она в ответ, радуясь, что узнал, и что встретил дружелюбно. – Я зашла узнать, как вы себя чувствуете, и от имени руководства Новогорского облкомбанка принести свои извинения за причинённый вам ущерб. Вам сегодня должны были вернуть ваши личные вещи…
– Присядь, Вика, – говорит он, а она чувствует, что сзади кто-то придвигает стул.
Оказывается, сидящий в коридоре громила вошёл вслед за ней. Он усадил её и устроился сам на другом стуле. Дядя Петя спрашивает, откуда она знает, что именно сегодня ему вернули вещи, на что она отвечает, что и ей их вернули сегодня перед обедом.
– Так какого… не знаю даже, на какой овощ сослаться… в общем, почему ты извиняешься от имени руководства банка?
– Потому что, мне кажется, что они и не подумали вами поинтересоваться. А я участвовала в инвентаризации, и мне важно знать, всё ли вам вернули.
– Это удивительно, но вернули всё, даже деньги, что эта гопота вытряхнула из бумажника, вернули точно в той же сумме и тех же купюрах.
Вика радостно объясняет, что когда налётчики стреляли пейнтбольным ружьём по камерам, то не заметили две: одну на информационном экране, другую над её рабочим столом, так что при возврате украденного они могли свериться с видео, что и откуда было взято. Впрочем, в банке оставались только те, кто ещё не успел снять наличные, так что серьёзные деньги были у дяди Пети, причём пятитысячные исключительно только у него, а ещё значительно меньше у Светы и у мужчины, который с сыновьями пришёл. У остальных – копейки. Пока они это выясняют, возвращается один из вышедших из палаты, смуглый, садится на свободную койку и точно так же как громила в разговор не вмешивается.
Потом они вдвоём просто болтают, дядя Петя с удовольствием пьёт кисель, хвалит его, спрашивает, не мама ли Викина его варила.
– Нет, это Ася, она профессиональный повар.
– Сестра?
– Да нет же! Помните, хорошенькая такая пухленькая блондинка с маленькой дочкой?
– Погоди, она что, не ушла?
Приходится всё по новой рассказывать.
– Вика, а тебе ничего не показалось странным в этом ограблении? – спрашивает дядя Петя.
– Да всё там странное! Это вообще какое-то ретро, сейчас гораздо выгоднее компьютерное преступление, наличности в обороте всё меньше, всё уходит в онлайн, у нас штаты сокращаются. Наш головной офис грабили в прошлом году, но грабители были в возрасте, неоднократно сидевшие. А эти, как вы говорите, гопники, они же абсолютно неподготовленные! Камеры не вывели из строя, охраннику дали возможность закрыться. Где это видано, чтобы заложникам было позволено свободно ходить, запираться в туалетной кабинке? Меня вообще никто не контролировал, когда я копалась в шкафу уборщицы. Я могла воспользоваться хлоркой, щёлочью для прочистки труб…
– А почему не воспользовалась?
– Была такая мысль, но это на крайний случай. Пока они нас не обижали, не стоило их провоцировать. Вы сами пострадали из-за самодеятельности заложницы. А я действовала, считаю, что безошибочно. Вывела из-под удара половину заложников, а главное – детей.
– Согласен, что ты действовала рискованно, но тебе всё удалось. Что ещё странного?
– Я думаю, что это ограбление в любом случае бы не удалось. Тот, кто их послал, рассчитывал на что-то другое. Похоже на операцию прикрытия, но, насколько я знаю, в это время никаких других серьёзных преступлений не произошло.
Асе потом сказала, что дед от её киселя в восторге. И она кинулась его навещать. Вот прямо завидки берут, лет на пять её моложе, а какая открытость и доверчивость, похоже, жизнь не пинала.
В конце недели Вика выпросилась на выписку. У собственного подъезда она столкнулась с Максом и страшно удивилась:
– Какими судьбами?
– Ксения Владимировна просила передать тебе пригласительный. Сегодня в нашем драмтеатре московская антреприза даёт «Гамлета», а наша королева будет играть королеву. У них звезда, что Гертруду играет, того… приболела.
Вика кивнула, про московскую звезду, красивую моложавую женщину, ходили слухи, что она запойная. Идти в театр не хотелось, но обижать Ксению Владимировну тоже не хотелось. И Вика позвонила Асе, не желает ли она с мужем выйти в свет. Ася даже застонала от разочарования, попасть на этот спектакль она мечтала, но заранее купить билеты не удалось, потому что не было денег, а когда деньги появились, не было уже билетов. А теперь, когда ей предложили билеты, уехала в гости свекровь, и ребёнка оставить было не с кем.
Тут веское слово сказал её муж: девочки будут развлекаться, а он остаётся на хозяйстве. И девочки отправились в свет.
Вика с детства в театре не бывала. Учёба с работой, помощь родственникам – и не то, что её из дома не отпускали, но как-то было неловко даже представить себе, что она отпросится с работы, уйдёт из дома… а как же дела? Ну вот, сподобилась. Ася была в восторге, настроение ей не удалось испортить даже навязчивому соседу восточной внешности. А Вика просто попросила билетёршу посодействовать, и та без вопросов привела на их места двух пожилых театралок, проводив девушек из партера в амфитеатр. В общем, Ася задыхалась от восторга при виде живых артистов, знакомых по сериалам, а Вику подбешивало по малости всё: и сокращение пьесы, и доведение до минимума числа действующих лиц, и лазерное шоу взамен декораций и действующих лиц, ладно бы призрак, а то ведь и актёрская труппа с её «Мышеловкой», и Розенкранц, и Гильденстерн, и корабль, и даже Лаэрт! Фехтование Гамлета с мечущимся изображением выглядело неубедительно. Ну не театралка она, но телеспектакли смотреть приходилось, и пьесы она читала. Не такого она ожидала от столичных артистов. Но неожиданно её тронула игра Горностаевой. Кажется, через эту роль она попробовала осознать мотивы своей невестки, не только осквернившей память мужа, но и предавшей детей. И Вика в одном месте даже прослезилась. Кажется, местная публика тоже прониклась, потому что цветов королеве досталось больше, чем Гамлету.
Утром в субботу она проснулась поздно и подумала, что, пожалуй, нужно позвонить в банк и узнать, начал ли работать офис на Московской, и не отменили ли её откомандирование в связи с нынешними обстоятельствами. Хотя после смерти Светы там, кажется, вообще один работник остался. Или просто дойти до отделения? Но дойти она не успела, ей позвонила кадровичка.
– Что это вы в выходной названиваете? – вырвалось у Вики вместо приветствия.
– Какой выходной, чёрная суббота сегодня. Ты на больничном? По сегодняшнее? Прийти сможешь? Тогда ноги в руки – и к двенадцати как штык. Правление собирается.
Ничего хорошего Вику там не ожидало, но и отказываться явиться, на что формально имела право, себе дороже. Поэтому она переоделась и поспешила на автобус.
Пока сидела в приёмной и наблюдала, как мимо проходят высокие лица, слышала их разговоры, вспоминала некоторые расчёты, которые у них запрашивали, она всё больше понимала, что неправа была, хвалясь дяде Пете, что действовала безошибочно. Картинка сложилась, и была она безрадостной. Света приняла смерть от рук близких людей и по наводке коллег. Женщина на копеечной зарплате погибла за бабки этих толстосумов.
А когда через приёмную прошёл тот самый восточный человек, что накануне в театре лапал Асю, она вообще запуталась. И испугалась. Вытащила телефон и почему-то вспомнила щенка, который ко всем кидался на соседской даче: «Не оставляйте меня, я же хороший!» Так и Вика родне в глаза заглядывала, понимая, что не оценят. Поэтому чужим даже и не пыталась понравиться. Вот контакты, всё по делу, близких нет. И послала СМС Асе: «Вызвали в банк, нахожусь в приёмной, кажется, знаю, кто организовал нападение».
Заседание началось, в приёмной остались томиться Вика и Славик. Чувствуя себя не в своей тарелке, он пересел к ней поближе. Она спросила:
– Похоронили Свету? Отчего она померла, от ранения?
– Обширный инфаркт, – ответил он и с вызовом добавил. – Вас я на кладбище не видел.
– А меня только вчера из больницы выписали.
– Но вы же участвовали в ревизии после всего этого.
– Ну да, а потом ещё допрос. А потом гипертонический криз. Женщины, знаешь ли, слабый пол.
Наконец секретарша получила какой-то сигнал и сказала:
– Проходите.
Вика зашла первой, Славик держался за ней. Прошла, остановилась. Сесть никто не предложил. Вика огляделась, несколько свободных мест было за длинным столом, за которым большие люди сидели, ведь теперь она знала, почему далеко не все пришли. И у стены ещё стулья стояли. Ну, решила подождать, может, пригласят. Через паузу управляющий буркнул:
– Рассказывайте.
Глядел он при этом в стол. Вика обозлилась так, что даже испуг прошёл. Повернулась, хлопнула Славика по плечу:
– Давай!
И села на стул у стены.
По кабинету пронёсся шорох, это уважаемые люди повернулись к Вике. Один из них, сидевший на том конце длинного стола, что примыкал к столу председательствующего, сказал:
– Вообще мы вас хотим послушать.
– Вас – это множественное число или вежливое обращение? А то поставили как двоечников перед педсоветом и обращаетесь в пространство.
– Вы – Виктория Дейна? Расскажите о происшествии в офисе на Московской.
– Я уже столько раз об этом рассказывала, что текст заучен, он длинный и нудный. Оно вам надо – такие подробности? Может, вы уточните, какие моменты вас интересуют?
– Нас интересует всё.
– Ох, это надолго. Тогда я буду сидя. Итак, работу отделение начало ровно в восемь ноль-ноль…
– Нет, давайте, действительно, по конкретным вопросам, – к ней повернулся сидящий по другую сторону от председательствующего театрал восточной внешности, судя по занимаемому месту, гость из Москвы. – Скажите, во-первых, кому вы много раз рассказывали о происшествии?
– Допрашивали несколько раз, причём разные полицейские, а также обсуждала с товарищами по несчастью.
– Насколько я знаю, ни с кем из коллег вы не разговаривали и на работе не появлялись? Почему?
– Никто не звонил. А я вообще-то с того дня и по вчерашний находилась в стационаре. Больничный закрыт сегодняшним днём.
– А самой позвонить не судьба?
– Э-э… кому?
– Непосредственному начальству.
Вика представила себе, как она звонит начальнику отдела, и прыснула.
– Я сказал что-то смешное?
– Начальство у меня, скорее, посредственное, – сорвалось у неё с языка, да и чёрт с ними со всеми, сгорел сарай, гори и хата, хватит реверансы макать перед почти бывшим начальством. – Я вообще-то работала в отделе аналитики и отчётности. А на Московскую откомандирована временно, и работала первый… ох, и последний день.
– И какую же должность вы занимали в отделе?
– Самую что ни на есть рядовую. В штатном расписании числюсь специалистом. И давайте уже к делу. Решайте, отбарабанить вам репортаж с места события – первый вариант, не расходовать время впустую и ответить на возникшие вопросы, ведь вы наверняка с предварительными итогами расследования знакомы – второй вариант, а лично я предпочла бы третий. Есть записи с двух неиспорченных камер. С одной, которую преступники приняли за светильник над моим рабочим местом и поэтому не тронули, я очень плотно знакомилась, потому что мы по ней с бухгалтерией распределяли деньги, сваленные на стол из рабочих касс и бумажников клиентов и сотрудников…
– Как это распределяли?!
– Нормально распределили, касса сошлась, ограбленным всё возвращено, претензий нет. Вы в курсе, что ущерб банка только в разбитых стёклах, порушенной мебели и испорченной оргтехнике?
– А у клиентов?
– А людям всё вернули, у них всё сошлось, претензий нет.
– Вам в полиции об этом сказали?
– Нет, я человек ответственный, всех обзвонила, принесла извинения за причинённый ущерб, попросила подтвердить, что материальных претензий нет.
– Не кажется ли вам, что вы много на себя берёте, рядовой специалист, – язвительно подчеркнул обращение сосед по партеру.
– Не-а, мне кажется, что моё руководство мало на себя берёт, и уже не первый раз, – отрезала Вика. – В прошлом году сотрудников и их семьи, пострадавших в результате ограбления, ни материально, ни по-человечески не поддержали, а получившую тяжёлое ранение кассиршу ещё и уволили. Поэтому я не ждала, что моим здоровьем кто-то поинтересуется, а клиентам выразила поддержку сама. Ну так вот, вторую запись, которая с вмонтированной в информационный экран камеры, я не видела. А она писала всю середину зала, от касс и почти до перегородки. С удовольствием бы просмотрела вместе с вами в быстрой перемотке. Если нужно, буду комментировать, а нет – сами останавливайте, когда вопросы возникают, а я поясню.
Управляющий пробрался за спинами сидящих и сунул председательствующему свой телефон. Тот поднял глаза на Вику:
– Вы знакомы с Милоновым?
После секундной заминки Вика решила, что вряд ли речь идёт о преступнике, знакомая какая-то фамилия. Лучше соврать:
– Ну, есть у меня такой родственник…
Имя-то не назвали, в крайнем случае скажет, что у неё в родне другой Милонов, не Иван, к примеру, а Василий. Судя по тому, как некоторые на неё покосились, Милонов этот был из начальства. А что, у нас тут все с волосатой лапой!
Решили смотреть запись. Иногда останавливали, просили прокрутить ещё раз или замедлить просмотр. Для себя Вика отметила два эпизода, подтверждающих её версию. А сидящие за столом придирались, например, что Вика говорила грабителю, сидящему на её рабочем месте? Да ясно что, диван требовала вернуть, смотрите дальше. Ну, и всё в таком же духе. Большая свара началась по поводу подвального люка. Но Вика эти претензии пресекла:
– По мне, так дыра эта нас от большой беды уберегла, жизни человеческие спасла. С точки зрения безопасности – конечно, нарушение. Но это не моя епархия, за это охрана отвечает.
Глава службы безопасности пронзил её злобным взглядом. И это вместо того, чтобы радоваться, что Вика не сказала, кто эту дыру пробил. А ведь это был он! Год назад, когда перемещали в подвал из главного офиса архив, «бычок», на котором бумаги вывозили, не смог проехать к тамбуру, ведущему в подвал, и рядовым сотрудницам, посланным в помощь архивистке, предстояло таскать связки бумаг от стоянки вокруг здания, а потом вниз по ступенькам, Вика посетовала, что, мол, раньше, когда охрана в подвале располагалась, они через шахту грузового лифта ребятам в обеденный перерыв пирожки передавали, как жаль, что после реконструкции здания люк заделан. Этот глава, который тогда был не главой, а заместителем, пошёл да какой-то железякой выломал то, чем строители дыру забили, а потом он же приделал мебельные колёсики к шкафу уборщицы и, пока они несколько дней грузились, использовали шкаф, чтобы скрыть дыру в полу. В том, что никто и не подумает восстановить разрушенное, Вика не сомневалась, только не её это дело. А ему бы следовало озаботиться!
С тем её и отпустили. Вика прошла по безлюдным коридорам, узнала, что отделы сегодня не работают кроме начальства и кадров, занесла больничный в бухгалтерию, подтвердила, что выйдет в понедельник, и отправилась на выход.
На большом крыльце банка её поджидал смуглый дяди Петин посетитель. Она бы не обратила на него внимания, но он окликнул её по имени и вежливо попросил доехать до дяди Пети. Как он узнал, что она здесь? Вика озадачилась, но спрашивать не стала. Не дёрнулась она и тогда, когда увидела, что везёт он её совсем в другую сторону. Наверное, на сегодняшний день она свой эмоциональный ресурс полностью истратила.
Машина проскочила Промышленный район и понеслась по пригородной улице частной застройки, потом по участку Ефимовского шоссе, окружённому соснами, и остановилась у высокой ограды.
– Это же онкологическая больница?
Смуглый угукнул и повёл её к одному из небольших зданий, стоящих среди сосен.
У дяди Пети и здесь была палата ВИП, даже круче предыдущей.
– А мне Асенька позвонила, сказала, мол, тревожится она за тебя. Вот я Руслана и послал, да ещё Сергея Аркадьевича озадачил, чтобы он тобой поинтересовался у руководства банка…
Точно! Это крутой адвокат Сергей Милонов, его часто на местном телевидении показывают! Вика засмеялась:
– Меня спросили: вы с Милоновым знакомы? А я на всякий случай ответила, что мы родня.
– Ну, к делу. Давай, Виктория, что ты о грабеже прознала.
– Дядя Петя, мне недаром показалось, что это была операция прикрытия. Только целью истинного преступления те самые деньги и были. А прикрытием – гопники, которых по законам жанра должны были убить. И нас бы за компанию, наверное…
В пятницу пожилая чета, покупающая большой загородный дом, должна была внести наличные, чтобы не платить за перевод с карты на карту, а банк принять и зачислить на карту продавца. В пятницу они не пришли, зато появились утром в субботу. Света зашла с ними в третью кассу, которая прежде занималась валютой, драгметаллами и юбилейными монетами, поэтому была со стальной дверью и бронированным окошком, теперь там охрана отсиживалась. Славика выставила и занялась подсчётом и оформлением, а Вика обслуживала клиентов одна, поэтому скопилась изрядная очередь.
– Славик информатор, – кивнул дядя Петя, соглашаясь.
– На девяносто девять процентов в этом уверена, сегодня на записи бросилось в глаза, как он помчался на выход, когда его из третьей кассы выставили. Если бы он в туалет так заспешил – это понятно. Или на улицу покурить – так он некурящий. А то народу в зале полно, ему бы последить за порядком…
А потом позвонили из головного офиса, спросили, нельзя ли у них наличкой разжиться, там одному клиенту потребовалась сумма даже больше, чем старички внесли, обычно такую заказывают заранее, по первому требованию не отдают. Света из-за того, что наличные на выходные зависли, нервничала, поэтому обрадовалась и обещала обслужить, кассу свою обчистила, чтобы добавить до требуемого. Когда клиент приехал, то Света завела его за стальную дверь и при Славике всю эту уйму денег через счётчик пропустила. Мужик понёс к своему автомобилю дорожную сумку с миллионами в окружении двух крепких парней, что его сопровождали и за дверью поджидали, Света села обслуживать оставшихся клиентов, Вика вышла помочь у терминалов. И тут вновь Славик выскакивает, чтобы предупредить подельников об отмене операции, утверждая, что в чебуречную! Но не успевает, грабители уже зашли. Света бросается спасать этого паршивца, который ей не то племянник, не то подружкин сын, не зная, что этой сволочи ничего не грозит, и получает травмы, которые впоследствии приводят к смерти.
– Так этот недотёпа Славик – организатор?
– Где там! Это кто-то из руководства решил урвать напоследок. Ну, из того, что я сегодня услышала, становится понятным, что лицензию у нас в ближайшее время отзовут. Не все, но кое-кто в банке об этом уже знали. В моём отделе, например, знали все кроме меня. Ну, может, ещё начальник не знал…
– А почему ты не знала?
– У нас пристраивают всех по знакомству, от знакомых и узнали. А я могла бы догадаться по статистике, ведь была тенденция, но моя голова не тем занята была. Был ещё звоночек: когда я отказалась от вакансии в другом банке, все очень обижались, что их не порекомендовала.
– Ну ладно, а как к организатору должны были деньги попасть, если грабителям не должны были достаться?
– Да через подвал! Славик должен был туда их скинуть.
– Нет, Вика, для этого он должен был расстрелять нас всех. Не думаю, что для него это в моральном плане неприемлемо, но как бы он от этого отмазался? Тут что-то другое. Но насчёт этого дрища ты права.
На обратном пути Вика спросила у водителя, почему дядя Петя из хирургии переместился в онкологию. Он ответил, что дед давно знал, что болен, но всё тянул, не хотел под нож ложиться. А когда попал с ранением в больницу, тут близкие успели доставить туда и документы, и специалиста. От одного лёгкого только верхушечка осталась, но медицина обещает, что пожить немного удастся. Вика тогда спросила, кто он вообще, этот дядя Петя?
– Просто пенсионер. Уважаемый человек.
Ну, не хочет говорить – и не надо. Зато дядя Петя создал для Вики виртуальную крышу в виде адвоката. Можно будет теперь начальнику говорить: «Я дяде пожалуюсь». Или брату? Надо, кстати, уточнить, в каком возрасте её крыша.
В понедельник Вика вышла на работу и узнала, что Лидия Михайловна сидит на больничном уже неделю. Не вызывало сомнений, что старая лиса, предполагая, что пахать ей теперь за весь отдел, решила жилы не рвать, учитывая шаткое положение банка. Начальник вызвал Вику к себе и пролил на неё бумажный дождь. На это она ему заявила:
– А назначьте-ка меня менеджером проекта, и буду я строгать ваших бумажных Буратин как папа Карло. В противном случае сыпьте это добро на Злату.
– А ты не охамела ли, голуба?
– Ни капли. Что старший специалист поручит, то и сделаю. Согласно нормативам времени.
Вика это не сгоряча сказала, а подумавши. Для офицерского состава тонущего корабля не критично кинуть матросу на погон звёздочку, она не со своих же эполетов. А ей лишний плюсик в резюме, когда придётся трудоустраиваться. Но начальник насильно впихивает ей в руки эти бумаги, и она отправляется на своё рабочее место. Злата глядит обиженно, Дима с любопытством. А пошло оно всё! Распределять обязанности ей не по чину. Вика плюхает эту стопку на стол, берёт верхнюю и начинает читать. Первый день проходит в гробовом молчании. На второй день начальник спрашивает её, не готова ли форма номер такой-то. Вика отвечает, что готовит материалы по запросу сякому-то, и работы над ними ещё дня три. В общем, итальянская забастовка. Через десять минут её вызывают к заместителю управляющего. «Что за люди, – думает она. – Корабль тонет, а они скандалят, что на камбузе котлы плохо начищены».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=69980086) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.