Читать онлайн книгу «Месть альфонсам» автора Елена Пани-Панкова
Месть альфонсам
Елена Пани-Панкова
"Её сыну Василию было всего четырнадцать, когда он оборвал жизнь, решив, что ни она ему не нужна, ни он – ей". Фрагмент из рассказа "Спасибо, генеральша!". В этом сборнике – рассказы и статьи о самом актуальном в этом безумном мире…
Елена Пани-Панкова
Месть альфонсам
Все персонажи и события в рассказах являются вымышленными. Всякое совпадение или сходство с реальностью возможны лишь случайно.
Секрет счастья
– Какой чудесный снег сегодня! – Геля переступила порог офиса.
– Не вижу ничего чудесного! Час в пробке проторчал! – парировал очередной врио Денис. – А вы, Ангелина Валерьевна, лучше бы в план заглянули. Где статья про завод?
Геля постаралась не обидеться. Этот, новый, как и предыдущие двое начальничников, скорее всего, в своём кресле просидит недолго. Но Денис (как его там по батюшке?) старательно дует щёки, называет подчинённую по имени-отчеству, хотя всего на год её младше. Хочет, чтобы она чувствовала себя тёткой. Обесценивает, в общем. Как же, как же: мне плохо, и всем вокруг должно быть паршиво…
Жил Денис в пригороде, на работу каждый день плюхал на старенькой отечественной легковушке. А у Гели машины не было, и она могла позволить себе полюбоваться первым в этом году снежком.
Кстати, рекламную статью о заводе сдала ещё вчера. Можно побить баклуши.
Геля зашла в свой аккаунт. "Прошмандовка, ты когда оставишь сына в покое?! Тварь!" – разорялась мать Гелиного теперь уже бывшего виртуального друга.
"Ещё одна самоутверждается обесцениванием. Сколько же обделённых вокруг меня…" – Текли в голове мысли, пока девушка вносила хамку в "чёрный список".
С месяц назад у Ангелины началась вялая интрижка с парнем из другого города. У Коли была гулящая гражданская жена и двое детей, у Гели – никого, кроме дочери.
О наличии невенчанной супруги и отпрысков Ангелина узнала от мамаши Николая, которая неделю назад нарисовалась в её "личке" с нападками: губишь-де, пакостница, семью!
Нет, маменькины сынки ей не нужны… Убедившись, что молчальник Коля в самом деле скрыл от неё родню, Геля вежливо порвала с ним. Однако родительнице молодой чел, видимо, об этом не доложил.
Ангелина зашла как-то на страничку мадам. С фотографий на неё смотрела измученная жизнью женщина. Она старательно лыбилась на камеру и хвасталась, что родила четверых.
О том, что почти все они брак, генетический мусор, конечно, не сообщала. (Колян во время их недолгой переписки признался, что в армию его не взяли. Ангелина подозревала у него легкую умственную отсталость. Сестра – колясочница, младший брат – хронический двоечник.)
Проживала мать сетевого бойфренда в общаге – с двумя чадами от второго брака и мужем, который, опять же, с Колиных слов, – бывший зэк. Некрасивая и несчастная провинциалка.
А Геля, хоть и обретается тоже не в Москве, работает в редакции журнала и имеет смышлёную дочку. Машины, накоплений и загранпоездок пока нет. Но это ведь дело наживное… Она счастлива, потому что не ищет счастья.
Самокат
Семья Коньковых получила у государства двушку. В их Н-ске подобное приравнивалось к выигрышу в лотерею. Сеня Коньков знал, что нести жалобы местным чиновникам – это дохлый номер. Поэтому даже о мелких проблемах Семён сигналил сразу наверх.
Логично: ведь такие письма с приписками московских небожителей спускают вниз, и региональным бюрократам тогда не отвертеться. Свой метод парень называл «самокатом».
Сей нехитрый приёмчик часто срабатывал. Удалось, например, перенести автобусную остановку в более безопасное место, добиться строительства приюта для собак и даже обеспечить льготу другу-инвалиду.
Когда Сеня помог приятелю, он призадумался и над своей судьбиной. Быть сапожником без сапог не хотелось. «Я ведь тоже инвалид, имею жену, маленького сына, а живу в халупе без удобств, – рассуждал молодой человек. – Нет, так не пойдёт».
Семён отправился в мэрию, встал в очередь по улучшению условий проживания. Когда узнал, что номер его – семь тысяч какой-то, а квартир инвалидам почти не дают, поначалу приуныл, затем разогнал привычный «самокат», а получив неутешительные ответы, решил судиться с государством. Был у него толковый знакомый адвокат по фамилии Шпыня. Иск он составил, но скепсиса не скрыл: дескать, шансы почти нулевые. Тем более что платил Сеня только за оформление заявления.
Однако пути Фортуны неисповедимы. Помочь Коньковым она решила через жену Семёна Алису.
Благоверная работала в городской газете. В те дни, когда иск с сомнительными перспективами ушёл в суд, в редакцию заявился вертлявый господин, правозащитник Давидян. Алисе он поведал душещипательный рассказ о том, что безвозмездно помогает детям-инвалидам, в том числе с получением квартир. Одно дело уже выиграл, о чём имеется документик (решение суда), второе, точно такое же, – в процессе. Статейку-бы дать…
«Конечно, дадим!» – пылко пообещала Алиса. Она тут же сделала ксерокопии ценного решения суда: одну для подготовки публикации, а вторую – для себя.
– Умница моя! – Похвалил муж, узнав о неожиданно приплывшем в их колоду тузе. – Вот и будешь опираться на этот материал в суде.
– Почему я?! – Алиса опешила и возмутилась одновременно.
– А кто из нас журналист?! – парировал супруг. – К тому же у меня здоровье слабое.
…Предварительное заседание началось странно. Когда Алису и двух неприятных тёток, по всей видимости, чиновниц, впустили в кабинет судьи, тот смотрел телевизор. Скривившись, плюгавенький немолодой служитель Фемиды выключил плазму и начал скороговоркой зачитывать какую-то бумажку.
«Первое заседание назначено на пятое апреля», – затем возвестил он. Все встали и направились к выходу. Алиса была в шоке. Увиденное сильно смахивало на город Глупов.
Спустя месяц началось долгожданное слушание дела. На него прибыло новое лицо – пузатый мужчина из областного коммунального министерства.
– Истица поддерживает исковые требования? – проскрипел судья.
– Поддерживаю, – ответила Алиса вставая.
– Дополнения к исковым требованиям имеются?
Получив отрицательный ответ, блюститель закона принялся опрашивать ответчиков. Тётка-юрист из мэрии сыпала номерами законов и статей и в конце своего спича хищно заключила, что «квадраты» от государства Коньковым не положены.
– Поддерживаю, – вякнул толстый «коммунальщик». – У меня есть дополнение.
Это оказался ещё какой-то пункт, отсекающий семью Алисы от новоселья.
Журналистка попросила слово и выступила с домашней заготовкой, мстительно перечислив ссылки на законы из решения суда, которое так кстати преподнёс ей Давидян.
Новое заседание прошло ещё через месяц. Хищные номенклатурщики сдаваться не собирались, но у Алисы в рукаве появился ещё один туз. К этому времени Давидян выиграл очередное дело о квартирах для несчастных детишек, и девушка предвкушала триумф.
Судья одобрил ходатайство, затем дал слово всём трём оппонентам Коньковой.
…Она смотрела на людей-функций, сих карикатурных «кентавров» и радовалась, что здесь, в этой нечеловеческой мертвенной данности, оказалась временно. Было не столько обидно, сколько противно от созерцания упорства и сплочённости, с коими эти оболочки обороняли Систему. Здесь и сейчас она была для них врагом, едва ли не личным. Одним своим приходом сюда, в эти вылущенные стены, одним своим требованием положенного ей по закону Алиса их оскорбляла.
Выступление её опять было пламенным и убедительным. Словно не услышав всего этого, дама из городской администрации бесцветным голосом зачитала очередное возражение. Двое остальных врагов так же бесстрастно с ней согласились.
…Спустя полчаса Алиса в эйфории звонила мужу. Судья-сморчок встал на её сторону.
Иваниха
Сводную сестру моей матери Амалию Ивановну Иванову публика знала как певичку Амалию Dream. Мама за глаза нарекла младшую родственницу Аномалией, я – Иванихой.
Иваниха была существом прехорошеньким: изящным, с бархатными карими глазищами, каштановыми локонами, сочным ртом и аккуратным носом.
Аномалия-Иваниха являлась неформальным лидером во дворе, в классе и даже школе, ибо помимо красоты обладала тем, что называют магнетизмом. Мне, начитанной девочке, она напоминала ломехузу – жучка, который одурманивает муравьёв и потом легко их использует.
Только родственники знали цену её показной душевности. Психопатка – вот кем была Иваниха. Училась она из рук вон плохо, рано начала пропадать в дурных компаниях, курить и выпивать. В старших классах до неприличия укоротила форменное ученическое платье.
Поскольку моя эгоистичная тётушка считалась только с властью, лишь окрик директора школы заставил её удлинить форму.
Выглядело это так: Иваниха усадила сестру за машинку, дав задание сшить коричневое одеяние до пят. Поиздевалась над начальством…
Мне было пять, а Иванихе – за двадцать, когда мы столкнулись в кухне. Она тогда развелась с первым мужем, осталась у разбитого корыта и вынуждена была какое-то время обретаться у родителей.
Амалия объедалась красивыми бутербродами. Она мазала на хлеб томатную пасту, а сверху сыпала лучок и соль. Я попросила тётушку поделиться лакомством.
"А не стыдно тебе, такой большой, лезть ко мне?! Взяла ножик и нарезала бутеров!"
Я оторопела. Со мной никто никогда так не разговаривал! Для всех я была беспомощным ребёнком, маленькой принцессой. Но не для противной гостьи.
Разумеется, я нажаловалась взрослым.
"Не обращай на неё внимания. Она скоро уедет, эта наша Аномалия…" – спокойно сказала мама и погладила меня по голове. А бабушка, обожавшая младшую дщерь, и вовсе промолчала.
Иваниха в самом деле, к моей радости, вскоре нас покинула. Она снова вышла замуж – за какого-то бизнесмена; уволилась из конторы, куда устроилась по блату; родила сына.
В предыдущем браке от производства себе подобных Иваниха уклонялась, и в итоге супруг, мечтавший о детях, бросил её.
Пришлось беременеть. Своим вредным привычкам Иваниха не изменила: дымила как паровоз, пила кофе, питалась сомнительными продуктами, но, фартовая, родила здорового отпрыска.
Шли годы. Иванихин муж богател, и Амалии надоело сидеть дома.
Сына она, как и многие другие толстосумы, сплавила в Англию, а сама стала исполнительницей попсы.
Ходили слухи, что поёт за неё никому не известная голосистая студентка консерватории, однако вывести на чистую воду исполнительницу хитов никто не смог.
Иваниха кайфовала, меняла любовников. Умерла она в тридцать семь. От рака лёгких.
Поклонники ошалели от горя. Они обратились к вдовцу с просьбой открыть в его особняке музей Амалии Dream и начали собирать пожертвования на памятник звездулине.
Скопец Акунина
То, что Григорий Чхартишвили (он же Борис Акунин, он же Анатолий Брусникин, он же Анна Борисова), – агент влияния, думаю, понимает даже школьник. Этот культуртрегер или даже культурТРИГГЕР (моё стихотворение см. ниже), несомненно, – один из создателей окон Овертона.
Взглянем хотя бы на пародию Бориса Акунина на роман Льва Толстого, которая называется «Мир и война».
Любопытнейшим персонажем произведения, безусловно, является скопец Платон Иванович (а у Толстого, как мы помним, Платон Каратаев – один из осевых персонажей.
Не собираюсь тут грузить вас размышлизмами, ибо всё – в этом фрагменте из романа Акунина (есть там ещё один кусок на эту же щепетильную тему, но он мало что добавляет к этому). Итак, отрывок из «Мира и войны» (грамматика сохранена):
«Прежде чем выкупить арестанта из тюрьмы, Катина, конечно, обстоятельно с ним поговорила. Спросила напрямую, как делала всегда: зачем же ты такое над собой сотворил?
Платон Иванович охотно объяснил – он был сердечен с людьми любого звания.
– Для чистоты, матушка-голубушка. Человек он ведь какой? Из грязного и чистого слеплен, напополам. Грязь – это стыдное, грешное. Оно всё через низ идет, от срама. Так отсеки срамное от тела, оно отойдет и из ума. Раньше я был зол, завистлив, до чужого охоч. Бывало увижу бабу иль девку – не в очи, Божьи окошки, смотрю, а на стати. Думаю: эх, повалить бы ее где иль прижать. А ведь у бабы тоже душа вечная. Освободился от тяготы – будто камень скинул. Так-то легко стало, свободно, радостно! Господи Иисусе, Никола угодник, да кабы человецы ведали, какое счастие чистым быть – все бы охолостились. Никто б не дрался, не кобелился, и все б друг дружку жалели, любили.
Катина слушала и думала, что не так это глупо. В общем, забрала тихого человечка из острога и ни разу о том не пожалела».
«Все бы охолостились». Каково, а?! Чешуя сквозь костюмчик автора не просвечивает?
«КультурТРИГГЕР» (автор Елена Пани-Панкова, авторские права защищены)
Тоже открывает окна Овертона
виртуозный враль и гений обертона.
Он смутит умело, искуситель тонкий,
в саспенсе закрутит сей агент негромкий.
Рана розой стала и болит приятно,
а число адептов возрастает кратно.
КультурТРИГГЕР сладок, оттого успешен,
а зануден правый, критик безутешен.
Нет брехне препятствий в жизни этой зыбкой,
ты не верь ему в системе многоликой.
За что я страдаю?
"За что я страдаю?" – часто слышала я в детстве от соседа снизу.
Эти экзистенцильно-драматичные всхлипы падали в пустоту. Никанора даже мы, мелкие, не воспринимали всерьёз.
Порою сосед кормил соседских детей раками, которых ловил на далёком Дону, привозил живыми и варил. Поедал их под горькую и всё время вопрошал: "За что я страдаю?"…
Я жалела Никанора. Другие взрослые были противными: надменными, жёсткими, двуличными. Самыми неприятными их особенностями казались умение кучковаться ради наживы и самоутверждаться за счёт нас, своих чад.
А этот был изгоем, одиночкой, к тому же "дурачком", большим ребёнком. Мы, маленькие обезьянки, чувствовали в нём слабину парии и нагло пользовались этим, обнося его яблоню.
Позже я поняла одну ошибку соседа. Если ругаешь группу детей, распекать нужно персонально, обращаясь к каждому по имени, а не всех скопом, обезличенно.
Никанор этой педагогической хитрости не знал, оттого даже те, кто едва встал с горшка, не боялись его.
Может, потому и страдал?
Едоки и рабочие муравьи
Истеблишмент часто цитирует Ленина: "Политика – это концентрированное выражение экономики". Для отвода глаз.
Однако законы Адама Смита, судя по всему, кукловоды давно тайно отменили.
Сегодняшняя экономика – это концентрированное выражение политики. А современная политика, если в двух словах, – это постоянная работа поработителей ойкумены над достижением баланса числа едоков и рабочих муравьёв.
Первых сегодня на планете, как утверждает статистика, много. Мировую элиту, безусловно, не волнует, как они выживают. Главное, чтобы масса приматов исправно кормила тех, кто наверху. И не просто кормила, а давала возможность получать все блага жизни, какие только возможны.
Итак, закулисе остро необходимо определённое количество рабочих муравьёв. А поскольку те, кто пока ещё активно размножается, – это, как правило, жители третьего мира, склонные не трудиться, а сидеть на наркотиках и промышлять криминалом, понятно, почему на многострадальной Земле не утихают войны и появляются лабораторно выведенные вирусы.
Ну а потенциально качественные рабочие муравьи, как правило, если и хотят трудиться, то не на конвейерах и не обслугой. Надо сделать так, чтобы они не имели возможности реализовать свой потенциал.
Отсюда – антиобразование в так называемых бесплатных школах (впрочем, начинается оно в платных детсадах), успешно прививающее ненависть к саморазвитию. Отсюда – разрешённые (в виде сигарет и алкоголя) уже с 18 лет наркотики.
Курящий и пьющий "муравей", конечно, часто даёт бракованное потомство. Однако велика вероятность, что генетический мусор, этот суггестораб не будет рыпаться. Дополнительно его "пеленают" кредитными соблазнами. А чтобы пара таких погашенных всё-таки заимела хотя бы одного отпрыска, ей дают маткапитал, льготную ипотеку и бесплатное ЭКО.
Виктория Токарева и любовный роман
Недавно перечитывала повести и рассказы Токаревой и вдруг поймала себя на мысли: а ведь в последнее время читаю всё больше современные романы. Почему же издатели перестали жаловать повести и рассказы? Об опубликовании за гонорары современных стихов вообще не заикаюсь. Но ведь всё просто: "изгоями" поэзию и "короткую" прозу сами издатели и сделали.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-pani-pankova/mest-alfonsam-69804028/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Елена Пани-Панкова
"Её сыну Василию было всего четырнадцать, когда он оборвал жизнь, решив, что ни она ему не нужна, ни он – ей". Фрагмент из рассказа "Спасибо, генеральша!". В этом сборнике – рассказы и статьи о самом актуальном в этом безумном мире…
Елена Пани-Панкова
Месть альфонсам
Все персонажи и события в рассказах являются вымышленными. Всякое совпадение или сходство с реальностью возможны лишь случайно.
Секрет счастья
– Какой чудесный снег сегодня! – Геля переступила порог офиса.
– Не вижу ничего чудесного! Час в пробке проторчал! – парировал очередной врио Денис. – А вы, Ангелина Валерьевна, лучше бы в план заглянули. Где статья про завод?
Геля постаралась не обидеться. Этот, новый, как и предыдущие двое начальничников, скорее всего, в своём кресле просидит недолго. Но Денис (как его там по батюшке?) старательно дует щёки, называет подчинённую по имени-отчеству, хотя всего на год её младше. Хочет, чтобы она чувствовала себя тёткой. Обесценивает, в общем. Как же, как же: мне плохо, и всем вокруг должно быть паршиво…
Жил Денис в пригороде, на работу каждый день плюхал на старенькой отечественной легковушке. А у Гели машины не было, и она могла позволить себе полюбоваться первым в этом году снежком.
Кстати, рекламную статью о заводе сдала ещё вчера. Можно побить баклуши.
Геля зашла в свой аккаунт. "Прошмандовка, ты когда оставишь сына в покое?! Тварь!" – разорялась мать Гелиного теперь уже бывшего виртуального друга.
"Ещё одна самоутверждается обесцениванием. Сколько же обделённых вокруг меня…" – Текли в голове мысли, пока девушка вносила хамку в "чёрный список".
С месяц назад у Ангелины началась вялая интрижка с парнем из другого города. У Коли была гулящая гражданская жена и двое детей, у Гели – никого, кроме дочери.
О наличии невенчанной супруги и отпрысков Ангелина узнала от мамаши Николая, которая неделю назад нарисовалась в её "личке" с нападками: губишь-де, пакостница, семью!
Нет, маменькины сынки ей не нужны… Убедившись, что молчальник Коля в самом деле скрыл от неё родню, Геля вежливо порвала с ним. Однако родительнице молодой чел, видимо, об этом не доложил.
Ангелина зашла как-то на страничку мадам. С фотографий на неё смотрела измученная жизнью женщина. Она старательно лыбилась на камеру и хвасталась, что родила четверых.
О том, что почти все они брак, генетический мусор, конечно, не сообщала. (Колян во время их недолгой переписки признался, что в армию его не взяли. Ангелина подозревала у него легкую умственную отсталость. Сестра – колясочница, младший брат – хронический двоечник.)
Проживала мать сетевого бойфренда в общаге – с двумя чадами от второго брака и мужем, который, опять же, с Колиных слов, – бывший зэк. Некрасивая и несчастная провинциалка.
А Геля, хоть и обретается тоже не в Москве, работает в редакции журнала и имеет смышлёную дочку. Машины, накоплений и загранпоездок пока нет. Но это ведь дело наживное… Она счастлива, потому что не ищет счастья.
Самокат
Семья Коньковых получила у государства двушку. В их Н-ске подобное приравнивалось к выигрышу в лотерею. Сеня Коньков знал, что нести жалобы местным чиновникам – это дохлый номер. Поэтому даже о мелких проблемах Семён сигналил сразу наверх.
Логично: ведь такие письма с приписками московских небожителей спускают вниз, и региональным бюрократам тогда не отвертеться. Свой метод парень называл «самокатом».
Сей нехитрый приёмчик часто срабатывал. Удалось, например, перенести автобусную остановку в более безопасное место, добиться строительства приюта для собак и даже обеспечить льготу другу-инвалиду.
Когда Сеня помог приятелю, он призадумался и над своей судьбиной. Быть сапожником без сапог не хотелось. «Я ведь тоже инвалид, имею жену, маленького сына, а живу в халупе без удобств, – рассуждал молодой человек. – Нет, так не пойдёт».
Семён отправился в мэрию, встал в очередь по улучшению условий проживания. Когда узнал, что номер его – семь тысяч какой-то, а квартир инвалидам почти не дают, поначалу приуныл, затем разогнал привычный «самокат», а получив неутешительные ответы, решил судиться с государством. Был у него толковый знакомый адвокат по фамилии Шпыня. Иск он составил, но скепсиса не скрыл: дескать, шансы почти нулевые. Тем более что платил Сеня только за оформление заявления.
Однако пути Фортуны неисповедимы. Помочь Коньковым она решила через жену Семёна Алису.
Благоверная работала в городской газете. В те дни, когда иск с сомнительными перспективами ушёл в суд, в редакцию заявился вертлявый господин, правозащитник Давидян. Алисе он поведал душещипательный рассказ о том, что безвозмездно помогает детям-инвалидам, в том числе с получением квартир. Одно дело уже выиграл, о чём имеется документик (решение суда), второе, точно такое же, – в процессе. Статейку-бы дать…
«Конечно, дадим!» – пылко пообещала Алиса. Она тут же сделала ксерокопии ценного решения суда: одну для подготовки публикации, а вторую – для себя.
– Умница моя! – Похвалил муж, узнав о неожиданно приплывшем в их колоду тузе. – Вот и будешь опираться на этот материал в суде.
– Почему я?! – Алиса опешила и возмутилась одновременно.
– А кто из нас журналист?! – парировал супруг. – К тому же у меня здоровье слабое.
…Предварительное заседание началось странно. Когда Алису и двух неприятных тёток, по всей видимости, чиновниц, впустили в кабинет судьи, тот смотрел телевизор. Скривившись, плюгавенький немолодой служитель Фемиды выключил плазму и начал скороговоркой зачитывать какую-то бумажку.
«Первое заседание назначено на пятое апреля», – затем возвестил он. Все встали и направились к выходу. Алиса была в шоке. Увиденное сильно смахивало на город Глупов.
Спустя месяц началось долгожданное слушание дела. На него прибыло новое лицо – пузатый мужчина из областного коммунального министерства.
– Истица поддерживает исковые требования? – проскрипел судья.
– Поддерживаю, – ответила Алиса вставая.
– Дополнения к исковым требованиям имеются?
Получив отрицательный ответ, блюститель закона принялся опрашивать ответчиков. Тётка-юрист из мэрии сыпала номерами законов и статей и в конце своего спича хищно заключила, что «квадраты» от государства Коньковым не положены.
– Поддерживаю, – вякнул толстый «коммунальщик». – У меня есть дополнение.
Это оказался ещё какой-то пункт, отсекающий семью Алисы от новоселья.
Журналистка попросила слово и выступила с домашней заготовкой, мстительно перечислив ссылки на законы из решения суда, которое так кстати преподнёс ей Давидян.
Новое заседание прошло ещё через месяц. Хищные номенклатурщики сдаваться не собирались, но у Алисы в рукаве появился ещё один туз. К этому времени Давидян выиграл очередное дело о квартирах для несчастных детишек, и девушка предвкушала триумф.
Судья одобрил ходатайство, затем дал слово всём трём оппонентам Коньковой.
…Она смотрела на людей-функций, сих карикатурных «кентавров» и радовалась, что здесь, в этой нечеловеческой мертвенной данности, оказалась временно. Было не столько обидно, сколько противно от созерцания упорства и сплочённости, с коими эти оболочки обороняли Систему. Здесь и сейчас она была для них врагом, едва ли не личным. Одним своим приходом сюда, в эти вылущенные стены, одним своим требованием положенного ей по закону Алиса их оскорбляла.
Выступление её опять было пламенным и убедительным. Словно не услышав всего этого, дама из городской администрации бесцветным голосом зачитала очередное возражение. Двое остальных врагов так же бесстрастно с ней согласились.
…Спустя полчаса Алиса в эйфории звонила мужу. Судья-сморчок встал на её сторону.
Иваниха
Сводную сестру моей матери Амалию Ивановну Иванову публика знала как певичку Амалию Dream. Мама за глаза нарекла младшую родственницу Аномалией, я – Иванихой.
Иваниха была существом прехорошеньким: изящным, с бархатными карими глазищами, каштановыми локонами, сочным ртом и аккуратным носом.
Аномалия-Иваниха являлась неформальным лидером во дворе, в классе и даже школе, ибо помимо красоты обладала тем, что называют магнетизмом. Мне, начитанной девочке, она напоминала ломехузу – жучка, который одурманивает муравьёв и потом легко их использует.
Только родственники знали цену её показной душевности. Психопатка – вот кем была Иваниха. Училась она из рук вон плохо, рано начала пропадать в дурных компаниях, курить и выпивать. В старших классах до неприличия укоротила форменное ученическое платье.
Поскольку моя эгоистичная тётушка считалась только с властью, лишь окрик директора школы заставил её удлинить форму.
Выглядело это так: Иваниха усадила сестру за машинку, дав задание сшить коричневое одеяние до пят. Поиздевалась над начальством…
Мне было пять, а Иванихе – за двадцать, когда мы столкнулись в кухне. Она тогда развелась с первым мужем, осталась у разбитого корыта и вынуждена была какое-то время обретаться у родителей.
Амалия объедалась красивыми бутербродами. Она мазала на хлеб томатную пасту, а сверху сыпала лучок и соль. Я попросила тётушку поделиться лакомством.
"А не стыдно тебе, такой большой, лезть ко мне?! Взяла ножик и нарезала бутеров!"
Я оторопела. Со мной никто никогда так не разговаривал! Для всех я была беспомощным ребёнком, маленькой принцессой. Но не для противной гостьи.
Разумеется, я нажаловалась взрослым.
"Не обращай на неё внимания. Она скоро уедет, эта наша Аномалия…" – спокойно сказала мама и погладила меня по голове. А бабушка, обожавшая младшую дщерь, и вовсе промолчала.
Иваниха в самом деле, к моей радости, вскоре нас покинула. Она снова вышла замуж – за какого-то бизнесмена; уволилась из конторы, куда устроилась по блату; родила сына.
В предыдущем браке от производства себе подобных Иваниха уклонялась, и в итоге супруг, мечтавший о детях, бросил её.
Пришлось беременеть. Своим вредным привычкам Иваниха не изменила: дымила как паровоз, пила кофе, питалась сомнительными продуктами, но, фартовая, родила здорового отпрыска.
Шли годы. Иванихин муж богател, и Амалии надоело сидеть дома.
Сына она, как и многие другие толстосумы, сплавила в Англию, а сама стала исполнительницей попсы.
Ходили слухи, что поёт за неё никому не известная голосистая студентка консерватории, однако вывести на чистую воду исполнительницу хитов никто не смог.
Иваниха кайфовала, меняла любовников. Умерла она в тридцать семь. От рака лёгких.
Поклонники ошалели от горя. Они обратились к вдовцу с просьбой открыть в его особняке музей Амалии Dream и начали собирать пожертвования на памятник звездулине.
Скопец Акунина
То, что Григорий Чхартишвили (он же Борис Акунин, он же Анатолий Брусникин, он же Анна Борисова), – агент влияния, думаю, понимает даже школьник. Этот культуртрегер или даже культурТРИГГЕР (моё стихотворение см. ниже), несомненно, – один из создателей окон Овертона.
Взглянем хотя бы на пародию Бориса Акунина на роман Льва Толстого, которая называется «Мир и война».
Любопытнейшим персонажем произведения, безусловно, является скопец Платон Иванович (а у Толстого, как мы помним, Платон Каратаев – один из осевых персонажей.
Не собираюсь тут грузить вас размышлизмами, ибо всё – в этом фрагменте из романа Акунина (есть там ещё один кусок на эту же щепетильную тему, но он мало что добавляет к этому). Итак, отрывок из «Мира и войны» (грамматика сохранена):
«Прежде чем выкупить арестанта из тюрьмы, Катина, конечно, обстоятельно с ним поговорила. Спросила напрямую, как делала всегда: зачем же ты такое над собой сотворил?
Платон Иванович охотно объяснил – он был сердечен с людьми любого звания.
– Для чистоты, матушка-голубушка. Человек он ведь какой? Из грязного и чистого слеплен, напополам. Грязь – это стыдное, грешное. Оно всё через низ идет, от срама. Так отсеки срамное от тела, оно отойдет и из ума. Раньше я был зол, завистлив, до чужого охоч. Бывало увижу бабу иль девку – не в очи, Божьи окошки, смотрю, а на стати. Думаю: эх, повалить бы ее где иль прижать. А ведь у бабы тоже душа вечная. Освободился от тяготы – будто камень скинул. Так-то легко стало, свободно, радостно! Господи Иисусе, Никола угодник, да кабы человецы ведали, какое счастие чистым быть – все бы охолостились. Никто б не дрался, не кобелился, и все б друг дружку жалели, любили.
Катина слушала и думала, что не так это глупо. В общем, забрала тихого человечка из острога и ни разу о том не пожалела».
«Все бы охолостились». Каково, а?! Чешуя сквозь костюмчик автора не просвечивает?
«КультурТРИГГЕР» (автор Елена Пани-Панкова, авторские права защищены)
Тоже открывает окна Овертона
виртуозный враль и гений обертона.
Он смутит умело, искуситель тонкий,
в саспенсе закрутит сей агент негромкий.
Рана розой стала и болит приятно,
а число адептов возрастает кратно.
КультурТРИГГЕР сладок, оттого успешен,
а зануден правый, критик безутешен.
Нет брехне препятствий в жизни этой зыбкой,
ты не верь ему в системе многоликой.
За что я страдаю?
"За что я страдаю?" – часто слышала я в детстве от соседа снизу.
Эти экзистенцильно-драматичные всхлипы падали в пустоту. Никанора даже мы, мелкие, не воспринимали всерьёз.
Порою сосед кормил соседских детей раками, которых ловил на далёком Дону, привозил живыми и варил. Поедал их под горькую и всё время вопрошал: "За что я страдаю?"…
Я жалела Никанора. Другие взрослые были противными: надменными, жёсткими, двуличными. Самыми неприятными их особенностями казались умение кучковаться ради наживы и самоутверждаться за счёт нас, своих чад.
А этот был изгоем, одиночкой, к тому же "дурачком", большим ребёнком. Мы, маленькие обезьянки, чувствовали в нём слабину парии и нагло пользовались этим, обнося его яблоню.
Позже я поняла одну ошибку соседа. Если ругаешь группу детей, распекать нужно персонально, обращаясь к каждому по имени, а не всех скопом, обезличенно.
Никанор этой педагогической хитрости не знал, оттого даже те, кто едва встал с горшка, не боялись его.
Может, потому и страдал?
Едоки и рабочие муравьи
Истеблишмент часто цитирует Ленина: "Политика – это концентрированное выражение экономики". Для отвода глаз.
Однако законы Адама Смита, судя по всему, кукловоды давно тайно отменили.
Сегодняшняя экономика – это концентрированное выражение политики. А современная политика, если в двух словах, – это постоянная работа поработителей ойкумены над достижением баланса числа едоков и рабочих муравьёв.
Первых сегодня на планете, как утверждает статистика, много. Мировую элиту, безусловно, не волнует, как они выживают. Главное, чтобы масса приматов исправно кормила тех, кто наверху. И не просто кормила, а давала возможность получать все блага жизни, какие только возможны.
Итак, закулисе остро необходимо определённое количество рабочих муравьёв. А поскольку те, кто пока ещё активно размножается, – это, как правило, жители третьего мира, склонные не трудиться, а сидеть на наркотиках и промышлять криминалом, понятно, почему на многострадальной Земле не утихают войны и появляются лабораторно выведенные вирусы.
Ну а потенциально качественные рабочие муравьи, как правило, если и хотят трудиться, то не на конвейерах и не обслугой. Надо сделать так, чтобы они не имели возможности реализовать свой потенциал.
Отсюда – антиобразование в так называемых бесплатных школах (впрочем, начинается оно в платных детсадах), успешно прививающее ненависть к саморазвитию. Отсюда – разрешённые (в виде сигарет и алкоголя) уже с 18 лет наркотики.
Курящий и пьющий "муравей", конечно, часто даёт бракованное потомство. Однако велика вероятность, что генетический мусор, этот суггестораб не будет рыпаться. Дополнительно его "пеленают" кредитными соблазнами. А чтобы пара таких погашенных всё-таки заимела хотя бы одного отпрыска, ей дают маткапитал, льготную ипотеку и бесплатное ЭКО.
Виктория Токарева и любовный роман
Недавно перечитывала повести и рассказы Токаревой и вдруг поймала себя на мысли: а ведь в последнее время читаю всё больше современные романы. Почему же издатели перестали жаловать повести и рассказы? Об опубликовании за гонорары современных стихов вообще не заикаюсь. Но ведь всё просто: "изгоями" поэзию и "короткую" прозу сами издатели и сделали.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/elena-pani-pankova/mest-alfonsam-69804028/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.