Неразбавленная любовь
Майя Винокурова
Аида Акулова
Светлана Захарова
Виктория Паник
АВ Романов
Екатерина Иртегова
Валентина Литвинцева
О любви и не только – в сборнике собраны семь рассказов о чувствах. Вы окунетесь в путешествие по волшебному лесу, окажетесь на крошечном острове на краю света, очутитесь в удивительном сне, почувствуете горе от потери близкого человека и признаки первой влюбленности, прочитаете письмо к другу детства, познаете горечь измены и узнаете, к чему может привести страсть к рисованию.
Каждый из рассказов совершенно разный по стилю и даже жанру, но их объединяет одно – любовь.
Неразбавленная любовь
Майя Винокурова
Ошибка судьбы
Я спасла мальчика, когда мне было пятнадцать. Никто не заметил, как он почти утонул, а я, худощавая девчонка, смело бросилась в море и дотащила его до берега, где нас сразу окружили встревоженные туристы.
Всю жизнь его глаза аквамаринового цвета преследовали меня. Но я не знала даже имени мальчика. Больше я никогда его не видела.
Много лет назад судьба свела нас с ним на несколько минут, а потом развела в разные стороны. Жестоко и несправедливо. Судьба ошиблась. Из-за нее вся моя жизнь пошла прахом.
«Меня зовут Джейн, и судьба меня ненавидит», – наверное, так я бы начала свой монолог на собрании анонимных депрессивных людей. Жалко, что таких обществ в моем городе не было.
Я живу в прибрежном городке на краю света. Небольшой остров Сент-Мэрис, расположенный на юго-востоке Великобритании, всегда казался мне оторванным от всего мира. Летом, когда сюда сплошным потоком валят туристы, каждый раз удивляюсь – и что они здесь находят? Я всегда мечтала уехать на большую землю, в Лондон. Но, как я уже упомянула, удача не моя близкая подруга. Поэтому в свои тридцать я ни разу не выезжала за пределы Хью-Тауна.
«Дважды разведена, детей нет, но есть кот Самсон. Мне всего хватает, спасибо и прощайте», – так бы закончился мой монолог на собрании. Стремительно и внезапно. Потому что вообще-то я не люблю рассказывать о себе. Особенно кучке незнакомых людей.
Очень часто я размышляла о том, как повернулась бы моя жизнь, если бы двадцать лет назад я познакомилась с тем мальчиком.
Может быть, мы стали бы переписываться. Сначала посылали бы друг другу бумажные письма, томились в ожидании долгое время, пока письмо доберется до адресата, и подбегали бы к почтовому ящику всякий раз, как на улице появлялся почтальон. Он прислал бы мне свое фото, обязательно цветное, чтобы я могла разглядывать его удивительные глаза, похожие на два драгоценных камня. Потом, когда придумали бы мобильные, общались бы в сети. А лет через десять он бы приехал сюда второй раз и забрал бы меня с собой… Жаль, что это только пустые мечты.
– О чем вы так задумались?
Я вздрогнула от неожиданности и чуть не пролила свой коктейль, который пару минут назад принес бармен. Рядом со мной на высоком стуле у барной стойки сидел мужчина. Мой взгляд скользнул по элегантному костюму, воротничку белой рубашки, торчащему из-под пиджака, выразительным скулам, и наконец добрался до глаз. В этот момент я оцепенела и невежливо уставилась на незнакомца. Или знакомого?
– Ты? Это ты?
– Я – это я, – рассмеялся мужчина, обнажив ровный ряд белых зубов.
– В смысле, вы уже бывали у нас раньше? – спохватилась я и сумела отвести взгляд.
Вдруг мне все-таки показалось? Хотя я была уверена, что эти глаза я узнаю из миллионов других. Аквамариновые, на грани голубого и зеленого, словно волны, которые каждый день омывают края нашего острова. Глядя в них, я сразу вспоминала вкус соленой воды, которой нахлебалась в тот знаменательный день.
– Нет, я здесь впервые.
Разочарование нахлынуло на меня ураганом, сметающим все на своем пути. Это не он. Не тот мальчишка, которого я спасла.
– Я вас расстроил? – проницательности мужчине было не занимать. Он участливо всматривался в мое лицо, слегка наклонив голову на бок.
– Нет-нет, все в порядке, – я уже отошла от первоначального шока и была готова рассуждать здраво. На Земле восемь миллиардов жителей, какова вероятность, что тот мальчик снова вернется туда, где он чуть не утонул? Практически нулевая.
– Меня зовут Джаред. А вас?
Так началось наше знакомство. Джаред оказался очень интересным собеседником. Весь вечер он развлекал меня рассказами о бизнесе в Лондоне, друзьях и путешествиях. Он старался быть веселым, но я заметила тень печали на его лице и особенно в глазах, которыми я не могла перестать любоваться.
– Как тебя сюда занесло? – спросила я после третьего или четвертого бокала «Маргариты». – В это Богом забытое место.
– Кое-кого ищу, – я почувствовала, как сердце пропустило один удар. Может быть, это все-таки?.. – Одну девушку. Много лет назад здесь отдыхал мой кузен. Он чуть не утонул, а она его спасла. Мне нужно найти ее.
Пораженная, я сжала бокал в руке так сильно, что еще чуть-чуть – и он бы треснул. Его брат. Так близко к своей мечте я не была еще никогда. Двадцать лет пустых ожиданий в одну секунду обратились в дым. Огонек надежды разгорался во мне с новой силой.
– Где же он сам? Почему не приехал? Или приехал? – нетерпеливо спросила я, снедаемая жаждой узнать ответы сию же секунду.
Джаред отвел взгляд и заказал еще одну порцию виски. Он теребил салфетку, словно в нерешительности, и молчал. Я чуть ли не подпрыгивала на стуле от волнения, но не прерывала тишину: ждала.
– Он не может приехать, – наконец прошептал Джаред. Музыка в баре звучала не так громко, но мне все равно пришлось разбирать слова практически по губам.
– Что? Почему?
Тяжело вздохнув, будто собираясь с силами, Джаред ответил:
– Джейми умер месяц назад.
Мои эмоции всегда были быстрее сознания. До меня еще не дошел смысл страшных слов, произнесенных Джаредом, а глаза уже наполнились слезами.
Джейми.
Спустя двадцать лет я узнала, как зовут того мальчика, который прочно поселился в моей голове. Но было уже слишком поздно. Смерть никого не щадит. Разрушает мечты и рушит любовь. Много раз я сталкивалась с ней – сначала бабушка и дедушка, потом родители и несколько друзей. Я не понаслышке знала, как это больно и страшно: переживать смерть близкого человека.
Я пришла в себя от осознания того, что рядом со мной находился человек, которому в миллион раз больнее, чем мне. Я совсем не знала Джейми. Усилием воли я не дала пролиться слезам и глубоко вдохнула, прогоняя боль и горечь, которую испытывала.
– Соболезную, – я аккуратно дотронулась до руки Джареда, который сидел, наклонив голову вниз, словно тяжесть переживаний тянула к земле.
– Я должен найти ее, – Джаред посмотрел на меня глазами Джейми. – Это его последнее желание. Мы были очень близки, не просто как кузены, а как родные братья. Он рассказывал мне все. После того случая много лет он страдал аквафобией и не мог вернуться сюда. Все мечтал, что победит болезнь и приедет на остров. А потом, буквально за несколько месяцев, его съел рак. Я ничего не мог сделать. Но теперь я должен, обязан найти эту девушку. В память о брате.
Слова лились свободно, словно Джаред долго носил их в себе, а сейчас не мог сдержать этот поток.
– Пойдем со мной, – я достала из сумочки несколько купюр и положила на стол. Опьянение от нескольких «Маргарит» сошло на нет. Сейчас мне необходима трезвая голова, потому что Джареду нужна помощь. Он жив, он здесь, и он полностью раздавлен. Я должна быть сильной ради него. Даже за пару часов общения я поняла, что он светлый и добрый человек. Я так хотела избавить его от страданий, что постаралась спрятать свои чувства глубоко внутри – поплачу дома, когда останусь одна.
Мы вышли из бара и пошли в сторону моря. Джаред покорно следовал за мной, ничего не говоря. На улице уже стемнело, но луна освещала наш путь. Через несколько минут мы подошли к пляжу. Я сняла босоножки и взяла их в руку, кивнув Джареду, чтобы он сделал то же самое со своей обувью. Сделав пару шагов, я почувствовала, как песок приятно обволакивает мои стопы.
– Всегда любила приходить сюда, – сказала я, когда мы подошли к кромке воды. – Ведь именно здесь я в первый и последний раз в жизни видела твоего брата.
Джаред растерянно посмотрел на меня, слегка нахмурив брови. Я отвернулась к морю, закрыла глаза, прислушавшись к успокаивающему шуму волн и продолжила.
– Не было ни дня, чтобы я не вспоминала того мальчика, которого спасла, когда мне было десять. Единственный стоящий поступок за всю мою жизнь. Его глаза цвета моря постоянно преследовали меня. Но я не знала, как его зовут и что с ним случилось пока не встретила тебя. Мне очень жаль, Джаред, – я повернулась к нему лицом и взяла за руки, – мы должны его отпустить.
– Джейн, – тихо сказал Джаред, словно боясь разрушить хрупкие мгновения этого момента. – Не могу поверить, что ты – та самая девушка. Я и не надеялся, что найду ее. Думал, она давным-давно покинула остров.
Я кивнула, понимая его удивление. Временами у судьбы очень крутые повороты. Никогда не знаешь, куда приведет тебя следующий шаг.
– А я уже перестала надеяться что-то узнать про того мальчика с аквамариновыми глазами. Точно как у тебя…
Я почувствовала, как к моим щекам приливает кровь и отпустила руки Джареда. А потом наклонилась и набрала горстку песка.
– На нашем острове существует особый ритуал. Когда человек уходит в иной мир, каждый житель города приходит на пляж и бросает горстку песка в море. Так мы прощаемся. Возьми, – я протянула песок мужчине. – Уверена, Джейми не хотел, чтобы ты страдал после его смерти. Тебе нужно его отпустить.
Лицо Джареда исказилось болью, но он сложил ладони и забрал у меня песок. Я набрала еще одну горсть и прошептала:
– Прощай, Джейми. Мы тебя не забудем.
Песок россыпью полетел в море. Джаред посмотрел на меня своими морскими глазами. Они были так похожи на глаза брата, словно я вернулась в тот самый судьбоносный день. И я поняла, что судьба никого не ненавидит. Порой она преподносит очень странные сюрпризы, заставляет мучиться и страдать долгие годы, но никогда не ошибается. Если что-то случилось, значит, так было нужно.
Так важно просто помнить: как бы тяжело ни было, еще не все потеряно. Жизнь продолжается. Дальше будет лучше.
Екатерина Иртегова
Стороны кисти
– А знаешь, я ведь не только ромашки рисую, – он осторожно улыбнулся, толкая тяжёлую дверь и пропуская её вперед, в дымку красного цвета…
* * *
Тремя месяцами ранее учебный год закончился, едва успев начаться. Летний пленэр выпадал на начало июня. Казалось бы – только недавно Эля сдувала трепещущие зонтики с прозрачных августовских одуванчиков и шла на первую пару в художественной академии. А потом, как будто порыв ветра перемешал сотни картинок. Она на лекциях, посиделки в кафе с одногруппниками и там же – самый невкусный кофе в её жизни – правда, так и брали его всей группой целый год. Новый год, встреченный в серой общаге, пропахшей мокрым бельём и гороховым супом. Походы в Мариинку по чудом доставшимся билетам, и книги, бесконечные книги – «История искусств», «Мировая живопись», «Основы учебного академического рисунка», десятки названий, уносящих от реальности красками, сюжетами и бесконечными текстами.
– Сегодня портрет. Иван, садись перед группой.
– Кувшин, груши, виноград и скатерть будут единственным, помимо листа и красок, на что вы будете смотреть ближайшие шесть часов.
– Пришло время для обзора стиля Романтизм. Выключите телефоны, господа, и – окунёмся для начала в «Девятый вал».
Учебный год пронёсся, как мазок кистью слева направо. Экзамены сданы, и – неожиданная новость – пленэр у них будет вести новый преподаватель. Родной Виктор Иванович был вынужден срочно уехать, насовсем. Выездная практика планировалась как в черте города, по наиболее выдающимся красочным местам, так и за городом, поближе к природе и деревенскому антуражу.
– Преподаватель ожидается с минуты на минуту, – объявила староста группы Женька – громкая и вечно отпускающая шуточки, – сейчас его полюбим и будем жаловать.
– Да вот вопрос – что там за фрукт, – Лена поправила вечно сползающие на нос очки, – привыкали, привыкали весь год к Виктору нашему, а теперь опять двадцать пять. Новые правила, новые порядки, и опять – новые подходы и техники.
По группе прокатился вздох.
Эля тоже не приветствовала все эти перемены. Учеба давалась нелегко. Нет, само написание картин – хоть кексами не корми, могла выписывать облака и сосновые иголки со снегирями хоть сутки напролёт. Хотя больше по душе было сочинять сцены с мифическими героями. Но все эти дисциплины и правила – вот это никогда не было по душе. Ей нравилось всё вне рамок, нечто необычное, неожиданное, непредсказуемое. Вот и Гришка понравился не просто так. Никто из девчонок в группе не понимал, что она в нём нашла – высокий, пугающе худой, вечно лохматый и молчаливый. Картины создавал неплохие, но какие-то неживые, за что и получал, собственно, неизменные четверки. Так бы Эля и не замечала его, если бы в один день не оказались в одном трамвае по дороге домой.
Был октябрь, но день выдался бархатно-тёплым, солнечный свет заливал пустой салон и подсвечивал сотни серебристых кружащихся пылинок. Эля села на одиночное деревянное сидение в трамвае, а Гришка – почему-то впереди неё. Ну и ладно – они никогда и не общались, только здоровались. За окном неожиданно подул ветер, и прямо к Элиному стеклу приклеился огромный кленовый лист цвета марсалы. Бывает же. Эля, забыв обо всем, пальцем стала обводить контуры листа по ту сторону – готовая картина. Как бы оттенок только передать – ведь всё дело именно в цвете, насыщенности, этом неуловимом бархате на листе.
– Сегодня будет активен метеорный поток Дракониды и ожидается метеорный шторм с несколькими тысячами метеоров в час. Ну, это если повезёт. Луна близка к последней четверти и помехой стать не должна. Придёшь со мной смотреть вечером? Я как раз починил телескоп вчера.
Эля так и застыла с пальцем на верхнем контуре листа.
– Гришка, ты чего? Какие Дракониды?
– Высокая активность метеорных потоков сегодня. Метеориты – от нескольких десятков до тысячи в час, представляешь? Звезды будут падать из созвездия Дракона, из-за чего метеорный поток получил название Дракониды. Можно будет загадывать тысячу желаний в час, прикинь? Ну, у меня столько нету, а ты девчонка, у тебя точно есть. Поэтому, давай, встречу тебя на остановке, как договоримся.
– Тебя солнце через стекло может напекло? Какие желания с метеорами?
– Элька, ты будешь смотреть, а я – наносить метеоры на звёздную карту. А ещё сейчас легко разглядеть Марс, он в созвездии тельца и хорошо виден высоко над горизонтом. Так что рассчитывай задержаться до часу ночи, хотя бы.
– Гриш, – Эля проехала свою остановку и сбегала со ступенек уже на следующей, – это что было всё сейчас?
– Я наберу тебя через час, – Гриша помахал рукой уже через закрытые двери трамвая.
Трамвай уехал, а Эля так и осталась стоять с огромной плоской папкой с рисунками и с улыбкой во всё лицо.
– Что это было вообще?
Мимо, не зная цифр на спидометре, пролетела иномарка, разметав огромную кучу разноцветных листьев, отодвинутых к поребрику. На секунду застыв в воздухе, они с радостью стали опадать так же, как и лежали до метлы дворника – кто куда. Жёлтый лист мягко лег на оранжевый берет к Эле.
– Ладно, Гриш, кометы, так кометы. – Эля не стала снимать лист и почему-то отчаянно захотела прогуляться и съесть холодное эскимо. Такое, чтобы аж зубы сводило.
* * *
Гриша и правда позвонил через час – откуда только взял номер. Договорились, что встретит на остановке в двадцать один ноль-ноль.
Эля, собираясь, волновалась. Вроде и не свидание, да и Гриша, как парень был далёк от её идеала. Правда, этот идеал она еще и сама не поняла – какой же. А Гриша молчал, молчал, и ошарашил. Не пойти и не узнать, а что же с ним получится дальше, она не могла. На всякий случай собралась как на свидание. Оглядела себя в зеркало без особой надежды на то, что что-то поменялось в лучшую сторону. Кожаная черная юбка натянулась на худых бедрах, длинные ноги без колготок – не по погоде, обутые в казаки, белая футболка и любимая потертая косуха. Рыжие кудряшки попробовала расчесать, но сразу забросила эту затею – они жили своей жизнью. Запрятала, насколько смогла, под рыжий берет. Хм, помада. Пусть сегодня будет поярче – закрутим гайки на максимум – красная.
Зайдя в Гришину комнату, застыла. Панорамное окно во всю широченную стену и посередине него – большой телескоп на полу, направленный темным глазом прямо в распахнутые створки. По стенам комнаты – карты звёздного неба, на полу – ноутбук и стопки книг по астрономии, объективы, бинокль, линейки и куча непонятных приборов.
– Эль, холодно ночью. Вон, треники мои в углу и куртка – чистые, не боись. Иди переоденься в ванной и приходи. Я пока настрою всё. И да, кофе тебе сварить? Я лучший в мире варщик кофе в турке.
Эля постояла, с минуту оценивая обстановку, и взяла костюм. В ванне переоделась, стёрла красную помаду, улыбнулась себе в зеркало и поняла, что у неё появился друг.
С этого метеоритного вечера и стали ходить вместе. За год она узнала столько про звёздное небо, сколько не узнала бы и за всю свою будущую художественную жизнь. Теперь разбиралась и в созвездиях, и в спутниках, и в туманностях. Гришу интересовала только астрономия и он говорил о звёздах часами напролёт. Что же он делал в академии художеств? Просто пересиживал год. Взял его чтобы всё взвесить и подумать, куда же он хочет по-настоящему, а так как живопись давалась легко – вот и поступил. А после года обучения всё же решил поступать на астронома.
Из житейских тем Гриша обожал вставлять к месту и не очень анекдоты про поручика Ржевского. Одногруппники, конечно, удивлялись, вроде не актуальны уже, но ржали дружно. И да, Гришка правда варил лучший в мире кофе.
* * *
Летний пленэр начинался в конце мая. Одногруппники собирались возле ростральных колонн. Как им передали – новый преподаватель велел подъехать туда, захватив этюдники и раскладные табуретки.
Топчась с ноги на ногу, шумно общались, придерживая кепки и шапки. Ветер с Невы дул отнюдь не майский. Эля стояла, облокотившись о забор и радуясь что под плащ надела джинсы. Обжигающий горький кофе в картонном стаканчике, который принес ей Гриша, за пару минут превратился в айс-кофе.
«А в Питере, в ветреную погоду неплохо быть крабом, наверное. Одной рукой держать берет, другой – полы плаща, третьей – кофе, четвёртой – держаться самой за забор, чтобы не сдуло, а пятой – хмм, что же делать оставшимися?» Мысленно она уже рисовала забавную картинку и так увлеклась придумыванием деталей, что даже перестала слышать нескончаемый шум с мостовой. «Как вернусь домой, обязательно нарисую. Интересное направление, и всегда же хотела, весёлое что-то творить». Улыбка предвкушения не сходила с лица, и, мысленно рисуя крабу смешной рыжий берет, как у себя – вдруг застыла.
Среди безликой серо-чёрной толпы шёл он. В развевающемся расстёгнутом клетчатом коричневом пальто, шляпе и бордовом длинном шарфе, небрежно обмотанным вокруг шеи. Он не спешил. Спешили все вокруг, суетливо бежали, боясь опоздать, а кто-то уже опоздал, но всё равно продолжал бежать. А он шёл так, засунув руки в карманы, как будто прогуливался по Елисейским полям или Люксембургскому саду после прекрасного ужина в ресторане.
Стаканчик с недопитым кофе выпал, крышка предательски отскочила, капли забрызгали полы плаща. Эля было нагнулась, чтобы поднять, но передумала.
– Эль, ты чего? – Гриша, поднимая стакан, попытался рассмотреть её лицо сквозь рыжие кудри, хлещущие по щекам.
Когда стал подходить ближе – стала понятна причина неспешной походки. Он смотрел на нервные волны на Неве и чаек, борющихся с ветряными потоками. Эле показалось, что он уже вырисовывает всё это, или сканирует изображение, чтобы воспроизвести при первой возможности.
Мужчина поравнялся с группой. Девчонки замолкли, спешно поправляя прически и шарфы.
– Добрый день, господа художники, – он приподнял шляпу, – славная погода для очередного шедевра, не находите?
– Мы как раз стоим и обсуждаем, что нас сдует с набережной скорее, чем мы изобразим что-либо, – София – яркая блондинка – улыбнулась своей самой очаровательной улыбкой.
– У нас всё получится, а ветер сейчас обязательно стихнет. Степан Петрович, к вашим услугам. И не будем терять время, пройдемте на набережную, устроимся в тихом месте.
Группа загудела, спускаясь. На ступеньках Эля споткнулась, наступив на свой же плащ, в лодыжке что-то щёлкнуло. Гриша подхватил под руку.
– Элька, ты чего сегодня? Нормальная ж была. И не полнолуние нынче, и ретроградный Меркурий уже стих.
Эля слышала его, не особо понимая. А ветер и правда, как по заказу, резко исчез. Грязная вата из облаков уплывала вперед, подгоняемая белыми и чистыми. Пляжный песок, клубящийся туманом в воздухе, оседал, тут и там сверкая от выглянувшего солнца золотыми крапинками.
Пока группа суетилась на берегу, Степан Петрович прошел влево вдоль Невы, потом обратно.
– Хорошо, ближайшие четыре часа мы проведем здесь, – он указал налево. – Располагайтесь. Для первого раза особых требований к композиции выдвигать не буду. Виды здесь хороши, какой бы вы ни выбрали. Просто покажите, чему научились.
Группа заметно оживилась и некоторые уже скинули куртки прямо на песок, рядом с табуретками. Расселись довольно быстро. Виды действительно были, куда ни посмотри – хоть сразу на выставку.
Эля засуетилась когда остальные уже крепили листы. Неловко оступившись, выронила этюдник. Замок предательски щелкнул, и часть содержимого высыпалась на песок и мужские ботинки.
– Давайте помогу, – он спешно стал собирать кубики с акварелью, выпавшие из формы. – О, как любопытно.
Откуда-то запахло свежеспиленным деревом и дорогой кожей. Степан Петрович успел подхватить и пачку открыток, выпавших из своей обложки. Эротические японские аниме, Эля купила их буквально час назад, и еще даже не успела посмотреть.
– Извините. Позвольте, – она попыталась вызволить открытки из пальцев профессора, отметив про себя обручальное кольцо. Его рука оказалась холодной и немного шершавой. – Очень неловко вышло.
– Вы покраснели. Давно не встречал стесняющихся людей.
Они оба выпрямились. Эля продолжала удерживать края открыток, но он не отпускал.
– Вам нравится такое искусство?
– Не знаю, я их еще не разглядывала, извините.
Он разомкнул пальцы и Эля первый раз посмотрела ему в лицо так близко.
Полы шляпы давали тень. Серые глаза в россыпи неглубоких морщин, а взгляд – такой острый, словно она посмотрела на взметнувшийся порошок перца чили. Двухнедельная борода и острые скулы. Степан Петрович оказался гораздо старше, чем показалось в начале.
«А ему за пятьдесят. Плохи дела», – Эля всегда воспринимала мужчин в возрасте как огромные старинные пиратские корабли. Крепкие, добротные, окруженные туманами, тайнами и опасностями, но тем и манящие.
– Вы так пристально на меня смотрите, словно собираетесь нарисовать не то, что я задал, а меня самого. Присаживайтесь. И я, пожалуй, отойду подальше.
Эля села на свою родную табуретку, внезапно ставшую неудобной и шаткой. Солнце светило всё ярче, но её морозило. Пальцы стали деревянными, а рисовать Неву перехотелось. Мимо проплывали нервные маленькие катера и неуклюжие плоские корабли побольше. С палубы одного из них пассажиры стали махать художникам и показывать большие пальцы. Одногруппники замахали и зашумели в ответ – теплая погода явно способствовала приветливости в воздухе. Но её это всё не касалось, возникло ощущение, что попала в другую вселенную, без эмоций и красок. Затошнило, как при качке.
– Эль, ты чего? Вся фиолетовая стала, – Гриша потрогал ее за колено.
– Вызови мне такси, пожалуйста. Нехорошо мне.
– Что с тобой?
– Просто вызови.
Ничего не объясняя, через пять минут она встала и не уверенной походкой пошла по направлению к дороге. Когда к группе подошел Степан Петрович, Гриша сказал, что Эля заболела.
Как добралась домой, Эля помнила смутно. Стянув ботинки и плащ, прямо в джинсах легла под два одеяла, успев отметить на часах – четырнадцать ноль-ноль.
Снился шторм. В голову били порывы ветра, волны безжалостно подбрасывали и бросали, подбрасывали и бросали. Сквозь грязный туман проступило пятно. Оно все приближалось. Всё ближе, ближе. Нестерпимо громко кричала чайка, так отчаянно и тревожно. Пятно было уже совсем близко, превратившись в полуразрушенный корабль. На мачтах трепыхали и хлестали грязные тряпки. За штурвалом кто-то стоял. Белая рубашка рулевого ослепляла посреди серо-черного марева. Чайка кричала всё громче. Ближе. Ближе. Из тумана выплыло ухмыляющееся лицо Степана Петровича в черно-белой бандане.
– Вам нравится такое искусство? Нравится?
Крик чайки проник в голову до острой боли. Эля открыла глаза. Телефон нещадно надрывался. На экране высветилось: «Звездочёт».
– Алё.
– Элька, живая. Ну даёшь, блин. Где ты?
– Только что была в какой-то жопе. Сейчас вроде дома.
– Я тебе звоню уже часа четыре. Если б сейчас не взяла, приехал бы сам.
– Не надо Гриш, я в порядке. Вернее, не в порядке, но тут, и вот. Ложись спать. Завтра поговорим. Там спрашивали что ушла-то?
– Я всё уладил. Приходи в себя и все тебя ждут обратно, в искусство.
– Ой, не надо сейчас так высокопарно. Давай, Гриш, спасибо тебе. Спишемся.
В квартире было по-гадкому темно и душно. Эля включила высокую напольную лампу под белым абажуром и распахнула балконную дверь. Занавеска вздыбилась к потолку, мелкие капли полетели в лицо.
«Погодка как обычно. Встречаем лето», – Эля поняла, что проснулась с абсолютно мокрой головой. Джинсы вмуровались в ноги.
«В душ и воды. А там посмотрим. Чаёк или что покрепче».
Ощущения в теле и на душе были гадкие, как-будто наелась колючих живых рыбок из аквариума.
Ванна с высокой пеной вызывала двоякие чувства – с одной стороны успокаивала и расслабляла, а с другой стороны дико бесила, потому что горячая вода могла согреть тело, но в отношении мыслей и нервов была бессильна.
Машин на улице становилось все меньше, город почти затих. Эля, в необъятном, но очень уютном фиолетовом халате, с ногами забралась на свой любимый широкий подоконник. От чашки горячего чая с чабрецом пошло ощущение некоего маяка.
«Что за чертовщина сегодня была. Заболела? Может, правда продуло?» – в голове вспыхнул его образ, идущего вдоль мостовой. Свело живот. «Блин, нет, не продуло. Что делать теперь? Как при нём рисовать, если вообще перестаю понимать, что происходит. Показалось, может, и всё пройдёт? Отдышусь. Забегалась последнее время, экзамены, стресс, ну да», – вздрогнула, увидев, что незаметно для себя скрутила за это время в рулон большую занавеску. Та отчаянно сопротивлялась. Не сиделось. Параллельно с мыслями начался планомерный отсчет шагов по квартире. Чашка с чаем жгла руки и грозилась выплеснуться на любой из пушистых ковров, протестуя против такой скорости. «Отдышусь, отвлекусь, все показалось. Ну, показалось же. Точно. Ага».
Откуда-то пахнуло дорогой кожей и свежеспиленным деревом. Бахнуло. Во дворе раздался звон стекла и включились несколько сигнализаций разом. Эля вздрогнула. Чашка с чаем таки встретилась с ковром в комнате.
* * *
Звонок в дверь был беспощаден. Эля разлепила один глаз. Четырнадцать ноль пять. Чёрт, как много. Всё в том же халате с трудом вылезла из-под двух одеял. Морозило.
– Привет! – в распахнутую дверь улыбался Гриша, не делая попыток войти. – Ты как?
– Привет. Я пока не знаю, морозит что-то. Заходи.
– Не, Эль, я спешу. Принёс тебе кое-что просто, – он поднял две руки с пакетами. – Не знал, хорошее у тебя настроение, или плохое, поэтому подготовился к обоим вариантам. На случай, если оно плохое – вот суши, – он помахал пакетом слева. – И, на случай, если хорошее – вот шоколадный торт, – пакет справа заходил ходуном. – Всё, как ты любишь. Хотя я, к сожалению, сомневаюсь, что оно хорошее. Но, Эль, все пройдет, – Гриша поставил пакеты на пол возле её босых ног.
– Гриша, ну ты даёшь, – Эля приподнялась и поцеловала его в щеку. – Да, я наверное голодная. И заболела. Хотя, не знаю пока. Ты просто супер-герой.
– И ждем тебя завтра, – Гриша уже сбегал по лестнице, – к десяти ноль-ноль, на Витебском вокзале. Едем в Шушары. Жду тебя, без отмазок.
Хорошее настроение или плохое. Она сама не знала. Но еда была кстати, потому что в холодильнике жила только позавчерашняя варёная картошка. К ночи были съедены и суши, и шоколадный торт. А также просмотрены два фильма. И только солнце потянулось к горизонту, а Эля уже спала.
* * *
На вокзале было шумно. Эля обожала эту атмосферу – всегда обещающую нечто интересное и неизведанное. Опасения насчет встречи с профессором с одной стороны были напрасны – никаких странных взглядов или вопросов он Эле не задал, только лишь поинтересовался как себя чувствует. А с другой стороны – дела оказались хуже, чем ожидала.
Подходя к стайке одногруппников, увидела и его – с безупречной стрижкой джентльмена и бородой лесничего, в клетчатом пиджаке, джинсах и спортивных туфлях. Бордовый шарф все так же выдавал творческую натуру. Он чуть высокомерно, но оживлённо, что-то обсуждал с девчонками. Кольнуло так больно, что остановилась, воздух застрял где-то на входе.
«Вот тебе и показалось, – стало жарко, расстегнула джинсовку. – Дела плохи, очень плохи. Дыши».
Весь день так и проходил – в напоминаниях себе дышать глубже и отвлекаться. Благо, было на что. Ленивые коровы ходили, отмахиваясь от мух, гуси пробегали прямо по кроссовкам. Сегодня был день деревенских мотивов. А Степан Петрович разговаривал со всеми. Участливо, с большим интересом. Что-то помогал выводить кистью одногруппницам, заставляя холодный пот скатываться по её спине. Разговаривал со всеми, кроме неё. И нет, не показалось. После обеда стало чертовски обидно. Но один раз – когда выписывала крышу деревянного дома, как раз вела прямую линию, и дернуло тут поднять глаза. Он стоял чуть поодаль и в упор, слишком остро, смотрел на неё, опершись о стену дома, прижав правую руку тыльной стороной к губам. Было очевидно, что так он стоит давно. Кисть поплыла вниз, незаметно сравняв крышу с краем листа.
– Знаете, я уже третьи сутки думаю, кого вы мне напоминаете.
Он медленно подошёл.
Поправляя краски в этюднике, от неожиданности она качнулась назад, оступилась о что-то, и попала в теплые крепкие руки.
– Извините, не думал, что напугаю.
Степан Петрович стоял сзади и сдержанно улыбался. Серые глаза цепко схватывали её лицо.
– Напугали, да. И кого же? – дышать, дышать.
– Еще подростком я увлекался фэнтези, и, как-то в книге прочел описание королевы друидов – высокой, нервно худой, изящной и у неё были огненно рыжие кудри. И она, хоть и была королевой, и правила целой планетой, но пугалась иногда самых простых вещей. Так вот, с тех пор – уже много лет, – я очень хотел её увидеть. Это вы?
Голова стала чугунной, и она почему-то кивнула.
– Прекрасно. Значит, мне придётся узнать вас поближе. Но это потом. Давайте помогу собраться, у вас опять краски оказались на земле, что ж такое.
Он было нагнулся, и от волос резко запахло свежеспиленным деревом и дорогой кожей.
– Сама… Спасибо… Не надо…
Где-то рядом безнадёжно промычала корова.
Две недели практики проносились с сумасшедшей скоростью. Лето развернулось в полную силу. Эля подоставала все свои любимые длинные цветастые платья. Много рисовали за городом, сосны, речки, заброшенные сараи, заборы. Сидели на Дворцовой, выписывая Эрмитаж, брусчатку, и даже просто поребрик. Гриша с ними учился последние дни – с сентября переходил в другой ВУЗ, и спустя несколько лет должен был пополнить ряды учёных-астрономов. Эля решила держаться стойко, и на профессора больше внимания не обращать. Правда, решение провалилось через час, когда, рисуя Медного всадника, она увидела, как профессор, – сегодня в белой рубашке и синих брюках – смотрит куда-то вдаль, на воду, закрыв глаза ладонью от солнца, а в другой – держа трубку.
«Вылитый капитан дальнего плавания. А, может и правда. Очень уж похож».
С Невы, как будто подтверждая, пронёсся ветер с запахом солёной воды, Степан Петрович развернулся, и, случайно ли, но пуговицы сверху на рубашке расстегнулись чуть больше, чем можно.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69747589) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.