Читать онлайн книгу «Йарахонг. Город тысячи храмов» автора Наталья Гунина

Йарахонг. Город тысячи храмов
Йарахонг. Город тысячи храмов
Йарахонг. Город тысячи храмов
Наталья Гунина
Йарахонг, город тысячи храмов, гниет изнутри. Его раздирают склоки, старые обиды и свежие амбиции.Молодой жрец истины расследует убийство, а находит заговор. Подростка-паломника обвиняют в преступлении, которого он не совершал. Ребенок, живущий в трущобах, мечтает отомстить за смерть матери. Как связаны эти трое и смогут ли они достичь своих целей? И что это там шепчет во тьме?

Наталья Гунина
Йарахонг. Город тысячи храмов

Глава 1. Мертвец и хрусталь
Отчаянный крик разбил утреннюю тишину, взрезал облака, скопившиеся туманом на мостовых, разогнал галок и священных белых голубей.
Кричала послушница храма торговли. В благословенном и нетленном Йарахонге, Городе тысячи храмов, произошло немыслимое. Убийство.
«Убийство», – шептались только что срезанные жертвенные цветы.
«Убийство», – бормотали каменные барельефы.
«Убийство!» – судачили паломники и послушники.
Это вам не благочестивая кончина от старческой немощи, хворобы или милосердного яда. Смерть заявила о себе вульгарно и зримо. Труп бесстыдно раскинулся на краю базарной площади рядом с фруктовым прилавком, залив мостовую и рассыпанные фиги кровью из рассеченной груди.
Через четверть часа Игнасий, молодой жрец храма Истины Всебесцветного Яэ, был там. Над телом бесновался старик-служитель Ахиррата, бога пророчеств. Толпа впечатленно глазела.
– Истину глашу вам! Кровь пролилась на землю града! Кровь! Поправ законы божеские и людские! Древние соглашения падут! Пламя и кровь завладеют градом! Пламя и кровь! Пламя!
С последним выкриком старик плашмя рухнул на труп, содрогаясь в рыданиях. Игнасий выждал немного времени, подошел к пророку и тронул за плечо. Тот встал, будто проснулся. Глаза его были сухими и горели фанатичным огнем, рот кривился в усмешке. Старик пошатнулся, будто пьяный, и побр?л прочь. Кровь густо покрывала рукава и полы вышитого лилового балахона. Толпа расступилась перед ним и сомкнулась за спиной.
Игнасий провожал пророка взглядом до тех пор, пока тот не скрылся за людьми. Затем натянул тонкие хлопковые, с примесью паучьей нити, перчатки и проговорил полушепотом:

– Всебесцветный Яэ, дай проницательности понять истину. Дай зоркости разглядеть, что случилось.
Игнасий ощутил легкое нетерпение с долей любопытства, исходившее от средоточия – места в груди, где связь с богом ощущалась ближе всего. Зрение и мысли прояснилось. Детали стали чётче.
Разрез на теле выглядел ровным и глубоким. Нечто рассекло грудину от левой ключицы до нижних ребер. Удар, несмотря на изрядный рост погибшего, нанесли сверху вниз. В ране проглядывали края белых чисто срезанных косточек. От испятнанных одежд смердело кровью и вином. Игнасий сглотнул слюну, подавляя тошноту, и продолжил осмотр. В поясной суме нашелся пучок тонких окрашенных красным свеч. Чуть в стороне поблёскивал отлетевший медальон с угловатым кристалликом, знак богини Тимарет. Там же, неподалёку от тела, в мостовой осталась щербинка. Как будто что-то пролетело насквозь через падающее тело, воткнулось в камень, а потом исчезло.
Игнасий выпрямился. Негромкий говор толпы сливался в единое целое, как шум воды в ручье, как галочьи крики. Если прислушаться, можно было разобрать отдельные фразы.
– О милосердные боги, ужас-то какой.
– За что ей такое испытание? Бедняжка, молоденькая совсем. Увидать такое.
– А вот при Сианэ-плодородии такого не было, и при Име-дожде, и при…
– Да при чем тут Има. Он тоже не знал наперед, что будет. Вот бы нам…
– Верно говорили, год несчастий. Как начался паршиво, так всё хуже и хуже. То град, то вот смертоубийство это.
– Эх, фиги-то, фиги пропадают!
– Он говорил: кровь. Кровь и пламя. Это всё неспроста.
– И ни ветерка. Спит Инаш-ветер, что ли? А тут такое.
– Да что он сделает?
– Фиги валяются. Сладкие небось. Ишь, раскидали.
Крупная черная галка подлетела, клюнула лиловый бок откатившегося плода и тут же, кем-то испуганная, поднялась на крыло. Скоро слетятся и другие.
Послушница храма торговли всё еще была здесь, сидела на широких ступенях. Игнасий опознал ее по дрожащим пальцам, комкающим платок, по заплаканному лицу, пошедшему красными пятнами. Он присел рядом, заглянув в опухшие от слез глаза.
– Как ты нашла его? Расскажи.
Женщина поморгала, будто не вполне понимая, где находится. Потом все-таки заговорила.
– Я… я услышала звук, – голос был отрешенным, безучастным, – я подумала, кто-то споткнулся и упал. Подбегаю помочь, а он… лежит, – послушница застыла, уставившись в одну точку.
– Ты видела кого-то рядом? Шаги? Голоса?
Женщина молчала. Игнасий щелкнул пальцами, привлекая ее внимание, и повторил вопрос.
– Нет. Не знаю. Не знаю, – она замотала головой и скрючилась, спрятав лицо в коленях, – кровь, везде кровь. Блеск и кровь, – бормотание было таким тихим, что Игнасий едва разбирал слова.
– Какой блеск, откуда? Расскажи. Что блестело? – Игнасий подался к ней и потряс за плечо.
Женщина молчала.
– Хватит вопросов. Тебе лучше уйти. – Жрица-целительница в желто-зеленых одеждах аккуратно, но твердо оттеснила Игнасия назад, опустилась на корточки, прикоснулась к макушке послушницы. Плечи женщины дрогнули.
– Все позади. Сейчас тебе станет лучше.
Игнасий нехотя подчинился. Целительница права. Не стоит причинять пустой вред. Он и сам все выяснит, если ему достанет на то умений и божьей милости. Возможно, люди из соседних храмов что-то видели и слышали.

Увы, но жрецы Гуа, покровительствующей утреннему зеванию, как водится, ничего не знали. Так же, как и последователи Флено, хозяина свежей выпечки. Игнасию повезло только в третьем по счету месте, обиталище Ангура, бога виноделия.
Дверь в этот храм была распахнута настежь. Не зря имя Ангура, кроме вина, означало еще «радушие» и «гостеприимство». Игнасий отвел в сторону тяжелую гроздь, свисавшую на уровне лица, и огляделся. Стены и потолок алтарного зала увивал виноград. Сквозь решетчатый, как в перголах, свод лился рассеянный утренний свет. Искусно выкованные медные плети с блестящими ягодами переплетались с живыми листьями и стеблями. Пахло свежей зеленью и молодым вином. Прямо напротив входа, возле алтаря, мялся тучный жрец в длинной светлой хламиде. Его плечи были опущены, толстые пальцы сплетались и расплетались. Глаза смотрели неуверенно, со страхом.
– Да пребудет твой бог в блеске и славе, – вежливо поздоровался Игнасий.
– Да пребудет, – эхом отозвался жрец.
– Не говорил ли ты сегодня утром со служителем Хрустальной Тимарет?
– Я не виноват в его смерти! Я тут вообще не при чем! Это была случайность! – голос к концу фразы засипел и сорвался в тонкий крик.
Игнасий криво усмехнулся. Случайности в этом городе, полном людей и высших сил, происходили на каждом шагу.

* * *
В рабочем кабинете отца Далассина, настоятеля храма Истины, было светло. Лучи солнца проникали меж облаками и раздернутыми шторами и пятнали пол золотистым, чуть-чуть не дотягиваясь до тяжелого дубового стола и пары кресел. В одном из них, откинувшись на спинку и полуприкрыв глаза, расположился жилистый сухой старик. В кресле напротив сидел Игнасий, невысокий молодой мужчина, с виду около двадцати лет, русоволосый, сероглазый, с мягкими чертами лица. Оба были одеты в традиционное для Истины белое.
– Погибшего звали Аттам, отец. Он был жрецом Пресветлой Тимарет-хрусталь.
Игнасий помолчал, чуть склонил голову в знак уважения, пока отец-настоятель не сделал жест продолжать.
– Про Пресветлую Тимарет известно, что она одна из новых богов, явившихся в мир недавно. Служителей у неё немного, и она ревностно относится к каждому из них, если не сказать: ревниво. Когда Аттам впервые прибыл в город с караваном паломников, ему предсказали, что ему суждено повернуть судьбу всего мира. И он возгордился. Пылкий в молитвах и недурный собой, он быстро вознесся от простого послушника до полноправного жреца. Богиня ему благоволила. Аттам расслабился и почувствовал себя на особом положении.
Игнасий сделал паузу, выложил на стол перед собой свечу из красноватого воска и заговорил дальше, ускорив темп.
– Сегодня в половину шестого утра Аттам зашел в храм виноделия, расположенный возле Базарной площади. Он хотел одолжить несколько свечей. Тимарет любит утренние возжигания во славу себя, но Аттам накануне он так увлекся… хм… беседой с жрецом Ангура, что забыл их вовремя купить. В храме ему предложили и свечи, и средство для избавления от головной боли после высокоуч?ных вечерних бесед. В процессе принятия означенного лекарства Аттам нечаянно пролил жертвенное вино на себя и на алтарь Ангура. Небрежность в свечах Тимарет ещё могла вынести. Но не принесение жертв другому богу. Покинувший чужой храм нечестивец успел пройти всего десяток шагов, как божий гнев настиг его. Священный клинок поразил его в грудь, и площадь, в нарушение всех законов, залила кровь. Но это не самое неприятное, – Игнасий замолчал.
– Говори. – Взгляд светлых выцветших глаз из скучающего стал цепким. Узловатые пальцы стукнули по подлокотнику.
– Я думаю, что жрец Ахиррата-пророка завладел священным клинком Тимарет. И я боюсь, это не единственный чужой артефакт, которым они обладают.
– Почему ты так решил?
Игнасий на миг прикрыл глаза, восстанавливая в памяти цепочку фактов.
– Пять лет назад на фестивале поворота года была утрачена шкатулка Искр. Богиня Искр Хатт и ее жрецы устраивали традиционный фейерверк. В это время служителя-пророка накрыло озарение, он начал вещать о благости и прикосновении к свету. На площадку, с которой запускали фейерверк, устремилась толпа паломников. Когда порядок восстановился, жрица Искр, которой доверили реликвию, лежала без чувств, помятая и затоптанная. Шкатулку же не нашли, ни единой щепки. Даже богиня не могла ощутить свою частицу, заключенную в реликвии. Шкатулку посчитали погибшей.
Игнасий перевел дух и подался вперед.
– Вы помните, тогда это сочли нелепой, трагической случайностью. Беспечная жрица, чудовищное совпадение. Реликвии слишком дороги богам, чтобы их было легко сломать или украсть. Но еще через год послушник-растяпа потерял божественную монету Уны-удачи. Никто не виноват, галка унесла – они так любят блестящие вещи. Вот только ни птицу, ни монету не обнаружили, как ни искали. Как такое могло случиться? А ведь накануне мальчишку видели беседующим с адептом пророков. Тогда этому факту никто не придал значения: многие спрашивают у них совета, даже жрецы других богов. А затем…
Отец-настоятель покачал головой.
– Довольно дурацких фантазий. Похищение реликвий невозможно, ты знаешь это не хуже других. Бог чувствует свою святыню так же, как ты – собственные пальцы.
– Но вы видите, отец – я говорю правду.
Выцветшие глаза на миг блеснули серебром.
– Я вижу лишь то, что ты веришь в собственные выдумки. А ты зришь то, в чем себя убедил. Храм Ахиррата силён, у него много последователей. Не удивительно, что они встречаются повсюду. Не ищи заговор там, где его нет.
– Это не просто совпадение, – Игнасий уперся ладонью в стол, – я докажу.
– Хорошо, – кивнул Далассин, – время тебе до заката. Подтверди свою догадку или откажись от нее. Вечером доложишь обо всем.
– Да, отец.
Игнасий коснулся груди ладонью в уважительном жесте и вышел.

Яэ-истина благосклонен к Игнасию, он уже давно не младший, ученики зовут его наставником. Он не раз доказал, что ясно мыслит и умеет делать выводы. Так почему отец до сих пор не воспринимает его всерьез? Или дело в другом? Игнасий оборвал себя на полумысли. Если пророки и правда в замешаны в дурном и даже почти не скрывают этого, значит, время, отведенное на их задумку, истекает.
Игнасий не мог выкинуть из головы потерянные святыни. Шкатулка Искр и монета Удачи болтались в его мозгу, как язычок колокольчика. Звенели, хихикали: «Вот они мы, ненайденные, неопределимые. То ли были, то ли нет. Не достанешь, не найдешь! А найдешь – так пожалеешь». Вроде бы притихли уже, не слышались, не чудились. А вот поди ж ты – воскресли вместе с хрустальным клинком, заставили сомневаться в собственном рассудке. Вынудили вспомнить еще одну похожую историю, сотканную из досадных случайностей.

* * *
В Йарахонге, благословенном Городе тысячи храмов, была весна, необычайно теплая и ранняя. Солнечный свет лился с высокого ярко-синего неба, отражался от витражей и разноцветных куполов, выбелял стены и колоннады, расцвечивал бликами радостные лица людей. Был праздник нового года, день, когда у города меняется покровитель. Одно из множества божеств на весь следующий год встанет выше прочих, будет беречь и лелеять многолюдный Йарахонг, получит власть не только над своим храмом и служителями, но и над целым городом. Пройдут лето и осень, минет морозная зима – и город выберет нового хранителя. Такой порядок завели вот уже восемьдесят лет назад, сразу после войны темных богов. Он давал свои плоды. Город процветал.
В этот день на улицах собрались тысячи людей со всех краев света. Тут можно было увидеть смуглых раскосых степняков, золотоглазых жителей Сумеречных ущелий, свивающих белые волосы в сложные прически, иссиня-черных обитателей южных пустынь и даже серокожих уроженцев тех восточных земель, где, по слухам, никогда не видно солнца из-за постоянных дождей. Кто-то из них прибыл на праздник вместе с другими паломниками, а иные, однажды присоединившись к храму выбранного бога, остались в городе насовсем.
Повозка Инаша, повелителя ветра, была увита белыми и голубыми лентами. Ее украшали специально выгнанные из земли к этой поре цветы: белые с сиреневыми прожилками крокусы, золотистые анемоны, ярко-синие сциллы. Между живыми цветами виднелись искусственные, сложенные из тонкой полупрозрачной бумаги. Пели флейты и рожки. Били барабанчики из бронзы и вишневого дерева. Звенели серебряные колокольчики. Колыхался в лёгком дуновении воздуха вывешенный на шесте главный символ божества, Дыхание Инаша, невесомая реликвия в три ладони шириной, сплетённая из шелковых ниток и перьев. Покачивались на тонких цепочках стеклянные фонарики с крохотными язычками пламени внутри. Пахло срезанными цветами и свежими булками из хлебных лотков по обеим сторонам улицы.
Игнасий шел чуть позади повозки ветра. Это было почетное место: храм Всебесцветного Яэ имел немалое влияние в городе. Рядом с ним шагали, одетые в парадные белые мантии со знаком звезды, Фегг, Утара и прямой, как шест, отец Далассин. Впереди них чеканили шаг жрецы Огня, все, как на подбор, высокие, широкоплечие, с пышно завитыми бородами и прическами. Бороды были предметом их особой гордости: плох тот повелитель огня, чьи волосы опалит пламя. Неподалеку колыхались лиловые мантии последователей бога-пророка, тёмно-серые, с металлическими и кожаными вставками, одеяния жрецов бога-кузнеца, густо-синие струящиеся рукава Вод, насыщенно-золотые многослойные накидки Торговли. Если бы кто-то вскарабкался на шпиль одного из храмов, его взгляду открылось бы многоцветное человеческое море, безбрежное, колышущееся, влекущее бело-голубую повозку-корабль к самому центру города.
Игнасий поднес ладонь ко лбу, защищая глаза от бликов. Он не ошибся. На остроконечном зеленом куполе храма Сианэ-плодородия темнели фигурки. Мальчишки.
Внезапно Игнасий сбился с шага и чуть не налетел на отца Далассина. Там, впереди, была какая-то заминка. Кто-то вскрикнул. Захлебнулись и умолкли флейты. Игнасий на секунду замер, прислушался и начал протискиваться вперёд.
В праздничной повозке Инаша-ветра плясало бездымное пламя. Пылали бумажные лепестки и ленты, корчились и чернели живые цветы. Резкий порыв ветра прибил было огонь, но через миг пламя взметнулось еще выше. За Игнасием протиснулась жрица воды, махнула рукавом, и с её ладони сорвался широкий фонтан брызг. Хлопнуло, зашипело. Повозка окуталась непроглядным облаком пара. Полминуты – и его развеял ветер.
Что за бедственный вид был теперь у повозки! Обгорелая, почерневшая древесина. Рассыпавшиеся пеплом бумага и шелк. Цветы с обугленными, свернувшимися от жара лепестками. Дыхания Инаша не было вовсе. Глава храма ветра, схватившись за грудь, осел на мостовую. Потрясенное молчание раскроил нечеловеческий горюющий вой.
– Это дурной знак, – голос одного из пророков звучал сурово и гулко, перекрывая вопли и бормотания, – грядёт год бедствий и несчастья. Как он начался, так и будет длиться.
– Это всё Пламя виновато! Они завидуют! В этот год выбрали нас, а не их! – взвизгнула жрица ветра с завитыми кудряшками. Над ее макушкой зарождался вихрь.
– Ну-ну, милочка, – пробасил служитель огня, оглаживая ухоженную бороду, – Если бы пламя было нашим, оно бы так легко не поддалось.
– Реликвия утеряна – вы поглядите! Собственный символ сберечь не могли. Хранители города? Тьфу! – выкрикнул кто-то.
– Меня ударили, я не виновата, это случайность, – из глаз пухлой жрицы Плодородия потекли слезы, размывая тушь и краску.
– Ты сама на меня налетела, а космы свои надо лучше крепить, чтоб не разваливались!
Постепенно выяснилось вот что: первым запнулся жрец бога-пророка. На него налетел один из служителей Ветра, размашисто шагавший следом. Он резко затормозил и подтолкнул шедшего рядом соседа, у которого вот уже второй день болела вывихнутая ступня. Тот пошатнулся и чуть не упал, взмахнув для равновесия руками. Одна ладонь случайно ударила жрицу Плодородия. С самого верха ее замысловатой причёски сорвалось яшмовое яблоко: треснула закреплявшая его шпилька. Тяжёлый круглый снаряд улетел в повозку Ветра, сбив висевший на цепочке фонарик. Тонкое стекло лопнуло. Огонь высвободился и перекинулся на бумажные лепестки.
Игнасий не чувствовал фальши ни в чьих словах. Дикая, чудовищная случайность. Никто не виноват. Никто не сумел предотвратить беду, ни люди, ни боги.
Именно эту версию событий Игнасий доложил отцу Далассину. Именно ее посчитали истиной.
Жрецы храма Ветра, удрученные потерей божественного артефакта, все же завершили ритуал. Инаш-ветер стал на год хранителем города. Всеобщее потрясение быстро схлынуло, оставив после себя тень недоверия к Ветру, а заодно и к Огню.
Но что, если версия была ложной?
Сейчас, три месяца спустя, за этим событием Игнасию чудился изощренный разум и тщательно продуманный план. Потеря святыни ветра казалась связанной с другими, и везде мелькали лиловые мантии пророков. Но этого было недостаточно.
Отец хочет доказательств? Что ж, Игнасий их отыщет.

Глава 2. Черная птица
Принять решение часто бывает легко. Осуществить – сложнее.
Игнасий не питал пустых иллюзий. Конечно, славно было бы зайти в храм Ахиррата-пророка, заглянуть в тайники и посмотреть, нет ли там чужих святынь. Славно. Но кто бы ему позволил! Являться незваным в храм, где тебе не рады, и что-то требовать – слишком опрометчиво. На прямые расспросы не получить ответов. Пророки, как всегда, либо промолчат, либо отделаются пустыми фразами, несомненно правдивыми, но не относящимися к делу. А для того, чтобы завести невинную на взгляд беседу с вопросами-ловушками, Игнасию не хватало сведений. Всё, что оставалось – походить вокруг да посмотреть. Вдруг предоставится случай. Если пророки стали действовать почти в открытую, они могут себя чем-нибудь выдать.
Облака наконец разошлись, открыв взгляду купол синего неба. Город преобразился. Исчезла туманная муть из витражных отражений, заблестели окна и мозаичные узоры. Раскрылись чашечки вьюнков. С затененных уголков мостовой испарялась ночная влага. Стало шумно. Мальчишка на перекрёстке торговал мороженым. На объёмистой обитой войлоком коробке проступала вышитая снежинка – знак Стужи. На поперечной улице промелькнула цветастая стайка девушек в масках и бумажных крыльях, послушниц богини насекомых. У них, должно быть, сегодня праздник. Ветер стих. На улицы Йарахонга снова опускалась жара, давшая городу всего несколько дней передышки.
Игнасий подмечал всё это мельком, по привычке. В обыденной городской суете ему чудилось напряжение, как перед грозой.
Вот и храм пророчеств. Массивный, величественный, пышный, весь покрытый вязью резных узоров, залитых фиолетовой эмалью. Над главным входом высился искусно выполненный витраж с цветами и серебряным оком Ахиррата посередине. Чуть выше начинались ряды обыкновенных окон. Одно из них было приоткрыто. Игнасий миновал храм по противоположной стороне улицы, постоял, сделав вид, что любуется фреской на стене, и не спеша пошёл обратно.
На улице было оживленно и людно. Одни неторопливо прогуливались, другие шагали целеустремленно и прямо. Бегали дети. Разносчик торговал жареными орехами и леденцами. Высокие двери храма Ахиррата за это время хлопали несколько раз. Постучался и зашёл посыльный с корзиной фруктов. Влетела, щебеча, компания юных паломниц со строгой дамой, сопровождающей их. Обычная дневная суета, ничего особенного. Игнасий попусту тратил время. Он уже начал было перебирать предлоги, чтобы войти в храм пророчеств и завести нужный ему разговор, но дверь хлопнула снова.
Наружу показались двое в лиловом. Один высокий, чернобородый, второй пониже, широкоплечий крепыш. Игнасий не помнил их имен. Первый нёс в сумке что-то тяжелое, у другого сзади оттопыривался край плаща, как будто к поясу была прикреплено что-то длинное. Оружие? Здесь, в мирном и благословенном Йарахонге? Это был тот шанс и та странность, которую ждал Игнасий. Он немного помедлил, пропуская этих двоих вперёд, и не спеша двинулся следом.
На подоконник полуоткрытого окна, шумно хлопнув крыльями, слетела галка. Она сунулась было внутрь, но задержалась, кося черным глазом на улицу. В её взгляде чудилось что-то неуютное.
Игнасий держался на расстоянии, небрежно, как на прогулке, поглядывая по сторонам. Жрецы-пророки, за которыми он шел, будто бы праздно шатались. Они миновали базар с россыпью фруктов и душистыми специями, шумный и веселый, как будто утром ничего не произошло. Постояли возле ларей со свежей рыбой и осьминогами. Их только сегодня выловили из моря у подножия гор, на которых стоял Йарахонг. Морские гады покоились в искрящейся ледяной крошке, на боку каждого из ящиков красовалась снежинка Стужи. Там жрецы завели беседу с торговцем. Потом постояли и поговорили в другом месте. По широким ступеням поднялись к гигантскому моноптеру – круглой крытой колоннаде, на мраморном полу которой сиял знак хранительства Инаша-ветра. Постояли внутри и, спустившись с противоположного края, разошлись в разные стороны.
Но внимательный взгляд мог разглядеть и иное.
Возле ларей с рыбой жрецы-пророки обменялись кивками с продавцом, при этом небольшой бумажный сверток перешел из рук в руки. Игнасий не слышал ни слова и не смог ничего прочитать по губам – слишком далеко, но опознал беседу по движениям тела и наклону головы. Торговец благожелательно кивал, но когда они отошли, ссутулился, его спина и плечи напряглись. Он был встревожен? Или испуган?
Когда пророки поприветствовали знакомых, в рукопожатии снова мелькнуло что-то некрупное. Жаль, нельзя было подойти ближе и подглядеть, что именно.
Для доказательств этого было мало. Никому не запрещено разговаривать с торговцами на рынке и передавать вещи знакомым. Да и моноптер всегда открыт для посещений. Более того, он был одним из мест, куда люди заходили чаще всего. Многие хотели посмотреть или просто прогуляться мимо знака покровителя города, начертанного на центральной площадке, возле которого день и ночь дежурили сменявшие друг друга адепты бога-хранителя. А ещё там почти всегда ощущалось присутствие божества. В этом году меж колоннами гулял ветер – свежесть и прохлада посреди дневной жары. Легкое дуновение охлаждало разгоряченные щеки, играло с развешанными на нитях перышками, звенело крохотными серебряными колокольчиками.
Чем занимались в моноптере жрецы, за которыми шел Игнасий? Он не сумел разглядеть: слишком много народу. Но вряд ли чем-то особенным, по той же причине. Когда Игнасий поднялся в моноптер, их там уже не было. Затерялись в многоцветье толпы.
Игнасия не оставляла мысль, что он увидел всё это только потому, что ему позволили. Не прятались, не таились. Это означало одно из двух: либо не происходит ничего особенного, а все странности ему только померещились, либо процесс уже запущен, и пророки не боятся, что кто-то сорвет их планы. Игнасий потер переносицу. Прямых доказательств умысла служителей Ахиррата у него все еще не было, но подозрения крепли. Хрустальный клинок кроме старика-кликуши забрать было некому, и оружие под плащом ему явно не почудилось.
А еще за двумя пророками повсюду следовала галка. Или, наоборот, за ним, Игнасием? Нет, вовсе не безотрывно. Она то терялась из виду, то снова показывалась: на резной балюстраде, в ветвях грушевого дерева, на желобе водостока. В городе жило немало птиц – голубей, воробьев, скальных поползней, тех же галок. Время от времени над крышами кружили черные тени беркутов. Но Игнасий был уверен, что птица, которую он встречал сегодня – одна и та же, а не разные. Чем-то она выделялась среди прочих. Поворотом головы? Не по-птичьи внимательным взглядом? Возможно, она была ключом к чему-то важному.
Снова искать этих двоих было бесполезно, возвращаться к храму пророчеств, кажется, тоже. Игнасий решительно повернул прочь, к восточной части города. Обиталище богини птиц находилось на самой окраине.
Горное плато, на котором стоял Йарахонг, в южной и центральной части было почти плоским, а на северо-востоке круто забирало вверх. Некоторые террасы здесь были природными, другие же – рукотворными, вырубленными в скале. С площадки на площадку взбегали ступени из серого с рыжеватыми прожилками камня. Кое-где журчали оправленные в желобы ручьи. Здесь было зеленей, чем в центре города. Постройки, казалось, уединились, отделившись друг от друга камнем подпорных стен и живыми ветвями деревьев.
Храм богини птиц стоял на самом верху, на скальном выступе. Когда-то Игнасий знал здесь каждую ступень и каждый камень, но в последние несколько лет его редко заносило в эту часть города. Игнасий поднялся по крутой лестнице, с обеих сторон густо заросшей кустарником, и огляделся. Вокруг был простор и птичий гомон. По сторонам, сколько хватало глаз, его окружало небо, синее, глубокое, с редкими брызгами облаков, лишь с запада перегороженное горной грядой. Вдалеке и внизу темнело море. И повсюду были птицы. Они переговаривались в ветвях, кружили над головой, взмывали снизу, из-под обрыва, и ныряли обратно. Игнасий видел, пока поднимался: вертикальный склон был весь залеплен наростами птичьих гнезд.
Высокий ажурный храм смотрелся сердцевиной этого небесного мира. Белоснежный купол удерживали тонкие арки, переходившие в объемный орнамент из каменных перьев, крыльев, клювов, который опирался на широкий устойчивый первый этаж. Казалось, сделай еще шаг вперед, и постройка выпростает спрятанную в перья голову, хлопнет крыльями и взлетит.
Скрипнула, открываясь, дверь, и наваждение схлынуло. Вышла маленькая, рано состарившаяся женщина со смуглым обветренным лицом в пигментных пятнах. Белоснежные волосы были убраны в толстую косу. С плеч спускался плащ из пестрых совиных перьев. Это была Бурунг Ханту, глава храма птиц.
– Многих лет вашему храму и вам, уважаемая.
К главам полагалось обращаться именно так, на «вы». Никогда не знаешь, находится ли он в этот момент один, или сквозь его глаза смотрит божество.
– Что привело тебя, юноша? Нужда или желание меня навестить?
– И то, и другое вместе, – улыбнулся Игнасий.
– Идем наверх.
За углом храма начиналась лестница с гладкими, вытертыми множеством ног, ступенями и теплыми на ощупь деревянными перилами. Глава, несмотря на возраст, поднималась легко, будто под её ногами был ровный пол.
Наверху на выложенной ракушечником площадке стоял плетеный столик с исцарапанной птичьими когтями столешницей и два кресла с пестрыми подушками. В центре стола круглились фарфоровыми боками белоснежный чайник и пара чашек. На широком блюде высилась горка печенья.
– Вы ждали меня?
– Это и есть твой вопрос, юноша? – Бурунг Ханту улыбнулась, не разжимая губ.
– Вовсе нет. – С ответной улыбкой покачал головой он.
– Тогда садись. Любой обстоятельный разговор лучше вести за столом. Мои девочки тут всё приготовили. Разливай чай.
Напиток оказался прохладным и душистым. Игнасий хрустнул печеньем и сделал еще глоток. Конечно, его визит не мог остаться незамеченным. В этом уединенном месте вряд ли бывает много гостей, поэтому каждый как на ладони. В кустах чирикали воробьи и то щебетали, то жужжали вьюрки, так что тут тоже все понятно. Но зачем ей?
– Разумеется, я узнала от птиц. Они не очень умны, но многочисленны и наблюдательны, – проговорила глава будто в ответ на его мысли.
– Разумеется, – отозвался Игнасий.
Интересно, что еще ей известно, и какую информацию она хочет получить. Бурунг Ханту не из тех людей, которые делают что-то просто так.
– А ты, юноша? Ты тоже наблюдателен. Расскажи, здоров ли Далассин, что интересного творится в городе. Побалуй отшельницу свежими сплетнями.
Птицы вездесущи, но почти настолько же беспамятны. Предупредить о пришельце – это одно. Запомнить и передать разговор уже сложнее. А понимание взаимосвязи событий далеко за пределами их талантов.
Игнасий взял непринужденно-светский тон и наболтал того, о чем и так известно. Что Далассин Истина в добром здравии. Видит Всебесцветный Яэ, это было не ложью, а лишь легким преувеличением на пользу храма. Незачем всем подряд знать о проблемах и сложностях, даже дружественным персонам, вроде главы Птиц. Тем более, что Далассин сегодня утром и правда был почти в порядке. Игнасий рассказал, что огненные снова ввязались в очередное вроде-как-товарищеское соперничество с водными. Что на рынке появился новый серебристый сорт винограда, которым храм Плодородия очень гордится. И, конечно, о мёртвом теле, найденном утром на площади. О нём невозможно было умолчать.
Бурунг Ханту кивала и вставляла ничего не значащие вопросы. Похоже, ее мысли занимало что-то другое.
– А что ты можешь сказать о пророках, юноша? – бросила она небрежно, как бы между словом.
Ага, вот оно. Игнасий насторожился, не меняя выражения лица. Вот главное, что она хотела услышать. Что он может ей рассказать? Он мягко улыбнулся.
– Они ведут себя как обычно, уважаемая глава, то есть совершенно безобразно. Одно только представление над трупом чего стоило. Но, – он помолчал и добавил – что-то идёт не так, и я пока не могу разобраться, что именно.
– Вот оно как. Что ж, это подтверждает мои мысли.
– А что можете сказать о пророках вы? Ведь ваш вопрос не был пустым любопытством.
Она что-то знала. Или подозревала. Не зря же начала спрашивать о них первой.
Бурунг Ханту отвела взгляд.
– Немного, юноша, немного. Но того, что слышали птицы, достаточно, чтобы посоветовать тебе в ближайшие дни не лезть на рожон. Но ты вряд ли послушаешь добрых советов.
Игнасий вежливо улыбнулся. Что ж, это немного, но вряд ли стоило рассчитывать на большее. На что он только рассчитывал, заявляясь сюда?
– И еще. За мной сегодня повсюду следует галка. Ваша? – спросил он в лоб.
– Хм, – Бурунг Ханту задумалась, – Оглянись, юноша. Сейчас ты ее видишь?
Игнасий посмотрел по сторонам и покачал головой. Глаза Бурунг Ханту полыхнули янтарем.
– Не думаю, что она наша, – медленно проговорила она, – а теперь иди, юноша, и все-таки будь осторожен. Это важно, особенно в такой неспокойный день, как сегодня.
Игнасий кивнул и попрощался.
Как только он миновал стену кустарника, окаймлявшую храм богини птиц, чей-то взгляд лег ему на затылок. Игнасий огляделся. Вот она, галка. Комок из чёрных перьев и внимательных глаз. К храму приближаться не стала, предпочла дождаться здесь.
– Ты так и будешь за мной летать? Других дел нет?
Птичий взгляд стал безразличным, пустым. Галка склонила голову набок и что-то клюнула. Жука? Прикидывается обычной птицей? Ну и пусть. Он все равно ничего не мог сделать, не гоняться же за ней. Галка хлопнула крыльями и взлетела. Солнечный луч, отразившийся от цветных стекол соседнего строения, на миг осветил её грудь, и Игнасию показалось, что между перьями что-то блеснуло. Вот и еще одна деталь. Галка не так проста, как пытается казаться.
Пожалуй, стоило наведаться в башню божества Искажений, а затем в городскую библиотеку. Время, отпущенное до заката, убегало все быстрей.

* * *
Божество искажений Нанутлишочи в городе не любили. Одни считали его чересчур чудаковатым. Другие подозрительно мирным: притворяется, гад! Третьи открыто ворчали, что место его храма должно быть не в центре города, а в небытие, вместе с прочими порождениями мрака. Остальных в войну уничтожили, жрецов истребили до последнего, постройки сравняли с землёй, а этот – полюбуйтесь – стоит и хоть бы хны! И не важно, что никто не видел, чтобы они сражались на стороне поверженных! По крайней мере, явно. Все говорящие сходились в одном: Божество искажений Нанутлишочи было откровенно жутким. Как и его храм-башня.
Её можно было отыскать, если свернуть с широкой центральной улицы Йарахонга, пройти по одной из боковых, поуже, и немного попетлять в тесных проулках. Тогда, после очередного поворота, путнику внезапно откроется она. Сложная неестественная форма, ни одного прямого угла, ни одной четкой линии. Она, казалось, не была построена, а однажды выросла сама по себе, наплевав на законы зодчества и здравого смысла, и с тех пор держалась кое-как, решая то ли рухнуть, то ли взлететь над горами. Поговаривали, что башня тайком, пока никто не видит, меняет форму, но никто не смог этого доказать. Несколько раз ее пытались зарисовать, безуспешно. Через короткое время у рисовальщиков мутнело в глазах и начинала раскалываться голова.
Впрочем, крыльцо выглядело вполне устойчивым, и дверь смотрелась почти обыкновенной, хотя, как и стены, ее заливали зелено-розовые полосы и пятна. Игнасий помедлил, натянул перчатки и постучал.
Его встретили неприязненно.
– Что на этот раз нам приписывают? – вместо приветствия буркнул хмурый парень лет пятнадцати с волосами как цыплячий пух.
– А если ты про ту овцу, то её никто не искажал, и даже не пугал. Ей самой что-то примерещилось! – добавил второй, похожий на него как брат, чуть старше, с ярко-салатовыми кудрями. Его бледное лицо стремительно багровело.
– Мир вам и вашему божеству, – вставил вежливое приветствие Игнасий, – Я хотел поговорить совсем о другом. Я могу войти, или будем беседовать через порог?
Ребята переглянулись и посторонились.
– Ладно. Мрак с тобой, заходи.
Игнасий раньше никогда не бывал в храме Искажений. Внутри всё выглядело не менее странно, чем снаружи. Искривленные белые стены из непонятного материала перетекали одна в другую, увенчиваясь высоким конусообразным потолком. Сквозь узкую щель окна из-под самого верха лился свет. На горизонтальных выступах из стен – скамьях? – и в центре пола были расстелены разноцветные плетеные ковры. Парадоксальным образом они придавали всему интерьеру устойчивость. Пахло мятой и озоном. Разглядывать комнату дольше было неприличным, и Игнасий перевёл взгляд на послушников.
– Наслышан о ваших неприятностях. Возможно, я смогу чем-то помочь?
– Они грозятся собрать совет и добиться нашего изгнания, – после затянувшегося молчания мрачно проговорил один, – объявят темными – и кирдык.
– Кишка тонка, – огрызнулся второй, – со Старшей спорить.
– Да и не виновны мы ни в чем. Милостью Нанутлишочи искажаем только себя и храм. А если кому что почудилось, мы за это не в ответе.
– А нечего было незваными к нам соваться! К пламени, небось, просто так ворваться не посмеют.
– Но то искажение уже спало, и двух часов не продержалось.
– Вы не лжете, – кивнул Игнасий, мягкое тепло в средоточии подтверждало их правоту, – и если будет необходимость, я готов свидетельствовать об этом публично.
Парни заметно выдохнули. Но задавать им вопросы напрямую, похоже, было бесполезно. Воспримут в штыки.
– Я хотел проконсультироваться с вами по одному вопросу, – продолжил Игнасий после паузы, – но, может, стоит дождаться Старшую? Когда она вернётся?
– Спрашивай сейчас! – тряхнул головой зеленоволосый.
Второй насупился, но промолчал.
– Насколько широки возможности Искажений?
– Ты! Что ты, нахрен, задумал? – мгновенно ощетинились оба.
Запах озона усилился. Воздух стал тяжелым и душным, как перед грозой. Игнасий на миг прикрыл глаза. Ошибся. Божество Нанутлишочи слыло взбалмошным и вспыльчивым. Не стоит привлекать его излишнее внимание, если не хочешь щеголять искаженным обликом. Пусть даже всего пару часов.
– Ничего не задумал. И ничего не собираюсь у вас просить. Мне надо знать, возможно ли для кого-то стать птицей, чтобы следить за человеком несколько часов.
Младший из ребят нервно хохотнул, раскинул руки, его силуэт подернулся рябью. Спустя секунду с этого места взмыла большая желтая птица, перекувырнулась под потолком и спикировала вниз. В момент приземления в пол ударили уже не птичьи ноги, а подошвы ботинок. Воздух слегка посвежел.
– Вот, – серьёзно проговорил парень, – но только в этих стенах.
– А Старшая?
– Она может. Но не станет, – отрезал он.
– А кто-то другой? С помощью предмета или чего-то подобного?
– Нет, – нахмурился один.
– Да, возможно, – возразил второй, – Старшая упоминала, что раньше был артефакт, но мы не знаем деталей.
Первый ткнул говорившего локтем в бок и скорчил рожу.
– Тебе надо дождаться её, – в один голос проговорили оба, – если это и было, то слишком давно. Мы ничего не знаем.
– С вашего позволения я зайду позже. Надеюсь, мне удастся ее застать.
Он попрощался и вышел. Отойдя на несколько шагов, Игнасий стянул перчатки и потер переносицу. Такие беседы чудовищно утомляли, но пора было двигаться дальше. Он обязательно сюда вернется, но перед этим заглянет в городскую библиотеку. Возможно, там, в архиве, ему удастся найти записи об артефактах, утерянных в прошлом.
Игнасий перебирал в голове найденные сегодня факты, как цветные камушки, которые могут оказаться драгоценностями, а могут и простым стеклом. Оружие, спрятанное под плащом жреца-пророка. Тайные встречи, замаскированные под прогулку. Галка, чью тайну он еще не разгадал, но которая могла быть связана и с богом пророков Ахирратом, и с утерянным артефактом изменчивого Нанутлишочи.

Интерлюдия 1
Ты стонешь и мечешься во сне. Что тебе чудится там, за закрытыми веками? Что ты видишь?
Распластанное на мозаичном полу тело. Спутанные, залитые красным, волосы. Мама? Это не должно, не может быть твоей матерью! Ты хочешь бежать к ней, но ноги не держат, колени превратились в вату. Ты отчаянно цепляешься за дверной косяк – только бы не упасть! Шершавая древесина – единственное настоящее здесь, всё остальное – морок, ложь. Неправда. И когда ты почти убеждаешь себя, что такого не может быть, а это всего лишь куча тряпья, она шевелится и хрипит. Кто-то из стоящих над ней, бьет железным оконечьем посоха. Летят темные брызги. Ты явственно видишь у себя в голове, что этот, страшный, сейчас обернется и заметит тебя, и начинаешь беззвучно пятиться. Назад, во тьму коридора. Уже оттуда, из темноты, ты слышишь голос:
– Все. Теперь это пророчество не сбудется. Жаль, что оно указало на неё, но ничего не изменишь. Впереди нас ждет только удача.
– А где её щенок? На кухне?
Ты поворачиваешься и бежишь по узким коридорам, снова, как тогда, как каждую ночь. Приоткрытая дверь оглушительно скрипит, когда ты ее толкаешь, и сердце падает вниз – все, все слышат этот звук! И позади топот множества ног, а земля во дворе хватает за ступни, и колени снова слабеют.
Ты просыпаешься с отчаянно бьющимся сердцем. Нищенская подстилка липнет к потной коже. Лицо мокрое. Ты судорожно хватаешь ртом воздух и рыдаешь беззвучно, так, чтобы тебя не услышали, хотя здесь, в темноте, ты один.
От ледяного ночного ветра тебя бросает в дрожь. Ты снова кутаешься в рванье и крепко сжимаешь засаленную соломенную лошадку – единственное, что у тебя осталось. Суешь палец с обгрызенным ногтем в рот, покачиваешься взад-вперед и внезапно вздрагиваешь, ощутив затылком движение воздуха, тёплое, как дыхание. Ты обнимаешь сам себя за плечи, так, как обнимала тебя мама, и шепчешь: «Я отомщу им всем. Я отомщу». Ты не чувствуешь, как ещё один неразличимый шепот сливается с твоим. Мы отомстим.

Глава 3. Потерявшийся

День для Юржина начался с дождя. Чуть ниже городского плато ливень шел стеной, падал потоками со скальных выступов, вырывал с корнями цепляющуюся за камни траву. Выше, на тропе к Благословенному городу, морось висела в воздухе плотной влажной пеленой, так что каждый, очутившийся там, враз оказался бы мокрым.
Ближе к обеду облака иссякли, истратив запас воды. Сквозь них проглянуло солнце. Караван паломников, переждавший ливень на стоянке ниже по склону, входил в Город тысячи храмов. Сверкали кольца на уздечках лошадей и мулов, подпрыгивали на брусчатке колеса повозок, звенели колокольцы в гривах, блестели белозубые улыбки, копыта выбивали из луж брызги и солнечных зайчиков. Лучи искрились в лужах, куполах и золоченых барельефах, играли в витражах, оживляли бликами лица статуй.
Юржин глазел по сторонам. Его восхищало всё. Диковинная резьба на стенах. Замысловатые окошки и фронтоны. Улыбающиеся прохожие в цветастых нарядах. И, конечно, храмы – множество и множество. От пышных, изукрашенных золотом и цветной эмалью, до нарочито простых, будто вырубленных из куска скалы.
– Не вертись, Юржин. У тебя, что, ветер в голове? Ты не дикарь. Веди себя с достоинством.
Дядя ехал верхом, высоко задрав подбородок, словно его ничто не интересовало. Он, конечно, многое видел, и даже однажды побывал здесь. Вот и сейчас он проделал долгий путь, чтобы принести дары Оммале, покровителю торговли, поклониться ему, бросив в огонь ладана, белой смолы и камфоры, и вымолить удачи в делах для всего купеческого рода и коммерческого таланта лично для бестолкового племянника.
Юржин насупился, попытался состроить непроницаемое выражение лица, как у дяди, но продержался недолго. Как можно не вертеться, когда вокруг такое! Он немного замедлил шаг, чтобы дяде стало неудобно за ним следить. Потом ещё чуть-чуть. И ещё. Никакого вреда не будет, если он отстанет от каравана всего на пару минут и посмотрит на расписанную диковинными зверями стену. А там было на кого посмотреть! И гривастый лев, и пятнистый толстоногий зверь единорог, и многолапая шестиголовая сцилла, и свернутый кольцами длинный леопард со змеиным жалом на хвосте. Юржин дотронулся пальцем до выпуклой краски. Осмелел и провел ладонью. Часть мазков на ощупь были гладкими и плотными, а другие шершавились, как кошачий язык.
Когда Юржин сумел оторваться от удивительной росписи, караван исчез. Должно быть, свернул в одну из боковых улиц. Оттуда все еще слышался отзвук колокольчиков, и Юржин поспешил.
За поворотом было пестро, многоцветно и шумно. Звенели бубенцы и мониста, звучал смех. Шествие, должно быть, посвящалось божеству бабочек. Девушки взмахивали огромными бумажными крыльями, жутковатые маски с круглыми глазами поблескивали лаком. Юржина закружило и понесло, так что скоро он уже не мог вспомнить, с какой стороны пришел.
Вырвавшись из смеющегося вихря, он отошёл в сторону и почесал макушку, взъерошив и без того встрепанные волосы. Юржин помнил – они с дядей должны были остановиться на постоялом дворе для паломников, чтобы на рассвете понести в храм Оммалы благовония. Но как же этот двор назывался? Свинья и кувшин? Совиный джинн? Соленый аршин? Дядя говорил, да Юржин не расслышал. Ищи его теперь.
И Юржин пошел наугад.
Улицы вели его от одной диковины к другой. Барельефы, росписи, цветные одежды мелькали, как стеклышки в калейдоскопе. На завалявшуюся в кармане монетку Юржин купил пирожок, и бродить стало веселей. Вряд ли ему удастся еще раз вот так погулять, сколько вздумается – дядя не отпустит. «Ответственность и достоинство, а не пустые развлечения – вот что отличает воспитанного человека». Так что Юржин пользовался свободой, пока мог. Он разглядывал статуи и витражи, гулял в благоуханном саду божества Плодородия, полном диковинных фруктов, а потом даже взобрался на самый верх башни богини Облаков. Благо, паломников туда пускали свободно.
День катился к вечеру. Солнце уже не висело над самой головой, а упорно клонилось к западным горам. Высоко-высоко в небе невесомым пухом парили клочья облаков. Живот подводило от голода. Пирожок давно забылся. Юржин снова начал оглядываться, пытаясь найти кого-нибудь, у кого можно узнать дорогу.
Возле стены одного из храмов прямо на мостовой сидела девушка в шафранно-желтой накидке. Гладкий каменный балкончик бросал на нее тень. Юржин широко ей улыбнулся.
– Да воссияет солнце над вашей головой! Вам случайно не знаком постоялый двор «Свинья и джинн»? Или может не совсем так…
Она на миг задумалась и кивнула.
– Знаю-знаю, он как раз поблизости. Надо пройти чуть дальше, вон за тем оливковым деревом свернуть налево, а у Цветочного святилища направо. А там спросишь, любой укажет дорогу.
– Спасибо, вы меня спасли! – восхитился Юржин. – Как вас зовут? Может, я тоже могу чем-то помочь вам?
Она опустила глаза, а потом быстро проговорила:
– На самом деле, можешь. Мне надо доставить послание из моего храма Искр главному жрецу Росы. Прямиком из рук в руки. Но я подвернула ногу и не могу идти.
– Я помогу вам. Держитесь за меня.
Она попыталась подняться, но охнула и схватилась за лодыжку. Виновато улыбнулась.
– Кажется, я совсем не могу идти.
– Давайте, я отнесу ваше послание.
– Мне запрещено доверять его случайному человеку.
– Но я же не случайный, я не подведу вас, вот увидите. Сбегаю и вернусь. Только скажите, в какую сторону мне идти и как узнать этот храм?
Девушка улыбнулась.
– О, он на том же пути, и его невозможно пропустить. Он весь отделан стёклами, круглыми, как капли воды. Ладно, я доверюсь – ты кажешься честным человеком. Возьми это, – и она передала Юржину небольшую богато изукрашенную коробочку. На тёмно-синем фоне блестели золотистые искорки.
– Неси аккуратно. И помни, – это послание от храма Искр, не перепутай.
Юржин кивнул и поспешил в ту сторону, куда указала собеседница. Он отнесет коробочку и быстро вернётся. Не дело оставлять женщину одну с болящей ногой. Он что-нибудь придумает и поможет ей дойти обратно.
Как только Юржин скрылся за оливой, девушка легко поднялась и скользнула в щель между зданиями. Накидка осталась лежать на мостовой.
Шкатулку покрывала тонкая резьба. Юржин ощущал ее кончиками пальцев. Выступающие грани были теплыми, деревянными, с четкими твердыми линиями. Промежутки между ними заполняла гладкая прохладная глазурь, покрытая сетью трещин.
Он отметил это походя, невзначай. Все его внимание занимали окружающие постройки. Приземистая тяжелая коробка с узкими окошками-щелями. Не то. Деревянная ломаная пирамида, вся состоящая из кривых треугольников. Снова не то. Витая белая башенка с двумя ярко-желтыми куполками. Неужели он где-то пропустил нужный храм? Или ошибся и свернул не туда? Неужели ему сейчас придется возвращаться, начинать поиск с предыдущей развилки и заставлять незнакомку ждать? Да и желудок все явственнее напоминал о своей пустоте. А если…
Но тут из-за очередного здания показалась небольшая постройка, вся покрытая круглыми, полированными как кабошоны, стёклами. Это оно! Точно! Юржин ускорился, миновал небольшой дворик, засаженный голубыми цветами, и вежливо постучал. Ему открыла невысокая служительница с миловидным, но невыразительным лицом.
– Это же храм Росы? – уточнил Юржин, хотя чем-то иным он вряд ли мог бы быть.
– Верно, – небрежно бросила женщина, – но паломников мы сегодня не принимаем, заходи завтра.
– Я принёс послание от храма Искр, – он протянул ей коробочку.
Внутри что-то зашуршало. Бумага?
– Не похож ты на их последователя, – с сомнением ответила она, не спеша брать предмет.
– Меня просили передать, лично вашему верховному.
– Кто просил?
– Жрица Искр. Она подвернула ногу, вон там, на той улице, и я предложил ей помощь.
Из глубины храма появился тучный мужчина в струящихся бирюзовых одеждах с вышивкой в виде серебряных капель.
– Что, от Искр? Ну наконец-то они одумались! Пошли на попятную, да? Что ты держишь его на пороге, Мальда? Парень, заходи-заходи.
Служительница виновато склонила голову. Юржин почтительно протянул коробочку.
– Я не могу здесь задерживаться, простите.
– Что ж, ничего, ничего. Благодарю тебя. Пусть не иссохнут родники в твоем жилище. Мальда, дай ему яблоко. Парень выглядит голодным.
Юржину в ладонь сунули прохладный гладкий фрукт. Он вежливо поклонился и поспешил обратно, туда, где его ждала незнакомка с больной лодыжкой. К дяде в «Свинину и джин» он ещё успеет, тем более, что девушка говорила: этот постоялый двор совсем недалеко. Гораздо важнее сейчас помочь ей в беде.
Он, разумеется, уже не видел, как во внутреннем помещении храма Росы верховный жрец вскрывал коробочку-послание. Крышка сидела туго. Ногтями не подцеплялась, потайных защелок тоже было не видать. Верховный жрец ощупал ее целиком, простукал стенки и запятнанное недорисованным кружком дно, но так ничего и не нашел. Ему пришлось колупнуть щель между крышкой и корпусом ножом для писем, и тогда она поддалась.
Во все стороны прыснули злые колючие огоньки. Ударили в лицо, шею, руки, заскакали, прожигая деревянный пол. Завоняло горелым мясом. Жрец заорал и затрясся. В углах комнаты занимался пожар. Внезапно повеяло свежестью, потолок потемнел, набух влагой и пролился коротким крупным дождем.
Пронзительный вопль сотряс стены храма. Пара полированных стеклышек сорвалась с покатой стены и разлетелась брызгами.
– Догнать! Привести! Допросить!
Тяжёлые ботинки прогрохотали по полу, хлопнула дверь. Покои Росы заполнила тишина, перемежаемая всхлипами и невнятным бормотанием.
– У, выродки. Сколько можно терпеть. Ох, больно-то как. Ну, они у меня попляшут. Кровью умоются. А я этому паразиту еще и яблоко! Вот ублюдок – невинным прикинулся. У, покажу выродкам!

* * *
Яблоко было круглым, большим, зеленовато-желтым. Юржин с хрустом прокусил кожуру, и рот наполнился сочной кисловато-сладкой мякотью. Он шёл, почти не глядя по сторонам. Обратный путь показался ему гораздо короче и закончился одновременно с яблоком.
Девушки из храма Искр на прежнем месте не было. На краю мостовой ярким пятном желтела брошенная накидка.
Юржин завертел головой. Поблизости тоже оказалось пусто. Что ж, возможно, она почувствовала себя лучше и не стала дожидаться его, а накидку уронила и забыла. Или ей помог кто-то другой. Вряд ли здесь, в благословенном Йарахонге, с ней могло произойти что-то дурное.
Юржин пожал плечами. Стоило все-таки поторопиться и найти постоялый двор, где его ждет дядя. Ох, и влетит ему за такую долгую прогулку! Юржин поежился и развернулся. Как там она говорила? Сразу за большой оливой налево, а потом… Он резко остановился. Навстречу ему из-за поворота выбежали четверо в бирюзовом с вышитыми каплями. Роса? Что им нужно?
– Это он! – выкрикнула Мальда, – Недалеко ушел, гад!
– Да не ори ты! – рявкнул ее спутник с перекошенным от гнева лицом.
Кто-то из прохожих обернулся. Юржину бы бежать, но он остолбенел и не мог сдвинуться с места. Его обступили со всех сторон, крепко ухватили за руки и повели. Он дернулся было, но впустую.

* * *
В обеденном зале «Сурового кувшина» было просторно. Свет лился сквозь широкие окна. Тщательно выскобленные деревянные столы радовали чистотой. На беленых стенах красовались натюрморты с фруктами и дичью. Линкей давно переоделся из дорожного костюма в городской, поел и теперь ждал, сцепив пальцы в замок. Спутники Линкея сидели тут же, неподалеку, на широкой скамье.
Вскоре стало смеркаться, свет из окон окрасился красным. Работники постоялого двора зажгли десятки толстых свечей, укрепленных на огромном, в полтора человеческих роста, кованом колесе, и подняли его к потолку на четырех цепях. Служанка принесла мелко колотые полешки и разожгла камин. Поднялись язычки рыжего пламени.
Линкей нервно барабанил пальцами по столу. Мальчика все не было. Юржин, бестолковый племянник, исчез. Сначала Линкей был даже рад, что тот потерялся. Юржин уже давно не ребёнок. Побродит, может, немного испугается, да отыщет дорогу – только на пользу пойдет. Глядишь, внимательней станет, меньше будет зевать по сторонам. Йарахонг, город тысячи храмов, всегда слыл безопасным и гостеприимным к чужакам.
Линкей не раз упоминал при мальчике, на каком постоялом дворе планирует остановиться, поэтому был уверен, что Юржин вспомнит название. Но время шло, а ребёнок всё не появлялся. Линкей снова сцепил пальцы, усилием воли прекратив стучать. Что ж, воспитательный момент откладывался. Решено.
Линкей встал из-за стола и хлопнул в ладоши, подзывая спутников.
– Арам, ты пойдёшь со мной, а ты, Герх, останешься здесь, на случай, если мальчик вернется сам.
Молчаливый, великанского роста, Арам, кивнул и пошёл к выходу. Ему пришлось склонить голову снова, проходя через слишком низкий для него дверной проём.
В небе над Благословенным Йарахонгом солнце клонилось к горизонту, окрашивая стены, купола и мостовые в тревожный багряный цвет. Пахло пряностями, спелыми фруктами и жареным мясом. Внезапно налетел ветер, бросив Линкею в лицо горсть пыли и запах далекого дыма.

Легенда о суровом кувшине
Однажды бог яблок по имени Аннау осерчал на своего служителя и превратил его в глиняный кувшин. День стоял кувшин на полке в храме, два стоял. На третий в него налили превосходный яблочный сидр, заткнули пробкой и отнесли на кухню ближайшего постоялого двора. Что ему болтаться без дела – пусть работает!
Там жреца-кувшин отправили в погреб к остальным горшкам, бутылкам и бочонкам, а через несколько дней вынесли в обеденный зал. В тот час, как назло, было очень шумно. Двое повздорили из-за ерунды. Один выплеснул на другого суп. Второй двинул ему по морде. Первый схватил кувшин с сидром и занёс руку, готовый расколотить посудину о башку соперника.
И тут кувшин, который на самом деле был зачарованным жрецом, очнулся и заговорил чрезвычайно суровым голосом:
– Поставь на место! Да-да, ты. Я тебе говорю. Хочешь драться – дерись. А бить посуду не смей!
– Но… это…
– Поставь, я сказал!
– А-а-а! Говорящий кувшин!

Тем временем Аннау, бог яблок, наконец-то вспомнил про своего служителя и решил, что пора бы превратить его обратно. Решено – и сделано! В эту же секунду очертания глиняной посуды подернулись туманом, кувшин резко потяжелел. Драчун выпустил его из рук. Пуф! – и прямо посредине стола возник очень сердитый человек с огромными садовыми ножницами – в момент превращения он подстригал ветки в прихрамовом саду.
Драчун рухнул на колени, опрокинув стул, и поклялся, что никогда – вы слышите? Никогда! – больше не станет нарочно бить посуду. Только, пожалуйста, не надо резать его ножницами на куски. Жрец-кувшин сменил гнев на милость и, покинув обеденный зал, отправился к себе домой.
А хозяин постоялого двора на следующий же день заказал новую вывеску. На ней красовался крутобокий глиняный кувшин с глазами и гневно сведенными бровями и надпись «Суровый кувшин».

Глава 4. Ветер и пламя
У Утары ярко-синие глаза и совершенно седая к двадцати шести годам голова. Бог истины, Всебесцветный Яэ, часто метит служителей белым. А вот поверх положенных светлых одежд она любила надевать бурый плащ. Мало что может быть практичней бурого плаща. Сегодня, жарким летним днём, Утара обошлась без него. Но даже в развевающемся белом она сейчас напоминала дикого зверя-единорога, которые, говорят, водятся в южных степях. Так напористы и решительны были её шаги.
Игнасий с тоской посмотрел в сторону центральной площади. До библиотеки было еще далеко.
– Вот ты где. Ты мне нужен.
Утара редко здоровалась. И еще реже интересовалась чужими планами.
Игнасий слегка поморщился. Ее непрошибаемая уверенность раздражала. Она заметила. Она всегда замечала подобные вещи, хотя и пренебрегала ими.
– Ты занят, да? Слушай, мне ужасно жаль. Тут рядом, по пути расскажу.
Игнасий пожал плечами. Спорить с Утарой бесполезно, это он усвоил с детства. Но, похоже, тут действительно было что-то срочное.
– Там ужас и натуральный кошмар. Помнишь, весной на шествии сгорела реликвия Ветра? Так вот, похоже, она цела. Кто-то подкинул ветрам записку, что их висюлька валяется у Огней. Они вспыхнули, примчались вихрем, кулаками машут, а к нам посыльного пригнали. Требуют свидетелей, и непременно двоих.
– Тогда давай быстрее.
Игнасий нахмурился. Дело становилось запутанней. От него всё ощутимее тянуло бедой. События точно были взаимосвязаны, но ему никак не удавалось ухватить кончик этой нити. Может, теперь получится.
Открытая каменная площадка перед храмом Фаршаха, бога огня, была заполнена красным и бело-голубым. Жрецы пламени сгрудились у кованых узорчатых дверей, служители Инаша-ветра обступили их с трех сторон. Голоса сливались в единый возмущенный гул. Утара, решительно действуя локтями, стала проталкиваться в середину. Игнасий не отставал.
– А я говорю, это поклёп, – теряя терпение, гудел плечистый бородатый огневик, – если пламя Фаршаха что-то жжет, то жжет наверняка. Нет его у нас. И не было никогда.
– Так почему не даете войти? – сдерживая гнев, повторил Джассан, ближайший помощник главы Ветра. Его длинные черные волосы с вплетенными перьями развевались облаком вокруг головы.
– Инаш-ветер – хранитель города. Вы обязаны нас пустить! Или боитесь, увидим что-то не то?
– Попросил бы с уважением – зашел бы. Больно мне нужна внутри ваша орава.
– Желаешь поссориться с Инашем-ветром? Пропусти.
Разговор явно шёл по кругу, и каждый виток был сердитее и громче. Воздух потрескивал от напряжения.
– Что они рассчитывают увидеть? – шепнул Игнасий Утаре. – Им все равно никто не даст осмотреть внутренние помещения, пустят только в алтарный зал. Кто станет у алтаря хранить тайное?
– Огневик говорит правду, – громким шепотом подтвердила Утара, – во всяком случае, верит в свои слова.
– Истинники здесь, – кудрявая жрица ветра почтительно коснулась плеча Джассана. Тот обернулся.
– А вы не спешили, – скривился он, – что вам говорит божественный дар?
Игнасий прикрыл глаза и мысленно воззвал к Всебесцветному Яэ. Его разум затопила волна божественной силы и схлынула, оставив за собой стеклянную ясность.
– Слова предводителя Пламени правдивы! – громко и четко произнес Игнасий. – Он не лжет.
Бородач зыркнул в их сторону и расправил плечи. Джассан гневно сощурился, сжав челюсти.
– Зря я поверила в чудо, – горько пробормотала женщина за спиной.
– Приношу извинения. И благодарю Пламя за проявленную добрую волю, – выдавил официальные слова Джассан. Они сочились ядом.
– Заходите, чего уж, – великодушно повёл рукой бородач, – но только вдвоём. И храмовников Истины пущу.
Створки дверей с узорами в виде языков пламени бесшумно отворились. На улице стоял зной, но изнутри пахнуло сухим горячим воздухом.
Двое жрецов воздуха переступили порог,, за ними – Игнасий и Утара. Они миновали небольшую прихожую, отделанную красным и оранжевым камнем, и вошли в алтарный зал. Прямо под ноги входящим спланировало что-то белое и невесомое, подхваченное порывом ветра из полуоткрытого окна. Переплетение шелковых нитей и белых перьев в три ладони шириной.
– Дыхание Инаша, – благоговейно выдохнула кудрявая жрица.
Игнасий быстро огляделся. Просторный сводчатый зал помимо высоких проемов озаряли ровные оранжевые огни, размещенные на выступах стен. Пламя горело само по себе, ничем не поддерживаемое. Выше человеческого роста по кругу тянулась узкая галерея, некоторые из окон на ней были приоткрыты, а одно распахнуто настежь.
– Что думаешь? – шепнул он Утаре.
– Реликвию подкинули, ясно дело, – нахмурилась она.
– И именно в тот момент, когда мы вошли. Подгадали время.
– Да как ты посмел! – рявкнул Джассан. – Лгал мне в лицо! И эти с тобой заодно!
Кудрявая жрица подхватила реликвию, спрятала на груди, под одеждой, и попятилась за спину Джассана. Бородач побагровел, хватая ртом воздух. Рыжая девчонка-послушница с длинными косами, раскладывавшая фрукты на алтаре, села на пол, зажав ладонями уши. Полы одежд Джассана заметались, поднимая ветер. Пальцы мелькали. Воздух в зале потяжелел, наливаясь жаром.
– Ты угрожаешь мне, главному жрецу Фаршаха, в его собственном храме? – пророкотал бородач.
Его лицо осветилось красным, руки до локтей окутало пламя. Огни у стен зала затрещали и взвились столбами. Жар стал почти нестерпимым. В вышине, под сводом, закружились, свиваясь, языки огня. Взвизгнула кудрявая жрица.
– Стойте! – выкрикнула Утара, вскинув вверх руки. – Реликвию подкинули. Как вы не видите!
– Остановитесь! Вас стравливают, – Игнасий встал рядом с ней, между огненными и ветреными.
Им в лицо ударила волна жара, они невольно зажмурились, но устояли. Лоб и щеки жгло. Бородатый жрец огня с усилием опустил руки, пламя втянулось в ладони. Гневный лик, соткавшийся под сводом, сдвинул брови.
– Реликвию ветра подкинули через окно прямо перед тем, как мы вошли, – повторила Утара. Одежда на ней тлела.
– Кто-то хотел драки, тут, в священном храме, – хрипло добавил Игнасий, – кто мог этого желать?
Хлопнули створки окон. Жар слегка отступил. Все молчали. Ждали? Были готовы слушать и слышать?
– Как ты узнал, что реликвию надо искать здесь? – Игнасий повернулся к Джассану.
Тот нахмурился.
– Записка была среди писем и прошений. Наш бог, как покровитель города, получает такие десятками каждый день.
– Она у тебя с собой?
– Да, вот.
Джассан выудил из складок одеяния аккуратно сложенный листок.
– Смотри.
«Считаю необходимым довести до вашего сведения, что утерянная весной святыня хоть и похищена, но цела. Вы отыщете ее в храме Фаршаха. Доброжелатель»
– Это возможно – ощутить ложь через бумагу?
– Иногда.
Игнасий сощурился, вглядываясь в записку. Буквы на бумаге стелились ровно, одна к другой. За ними, четкими и округлыми, не виделось ни тревоги, не спешки. Игнасий потянулся к средоточию, и Всебесцветный Яэ даровал ему возможность прочитать чувства писавшего. Этот человек был уверен в своей правоте, он не использовал ни одного лживого слова. Но…
– Здесь всё правда, – медленно проговорил он, – но это сообщение можно прочитать по-разному. Реликвия совершенно точно была украдена, где-то лежала в сохранности, и мы действительно нашли ее в этом храме. Но нигде не сказано, что к похищению причастны жрецы Огня. Я думаю, было наоборот. Весной кто-то воспользовался неразберихой, чтобы её забрать, а теперь подкинул сюда. Отправитель не лгал, но сделал так, чтобы слова поняли так, как ему нужно.
Игнасий сделал паузу и обвел глазами людей. Жрецы огня столпились в центре зала, закрывая собой алтарь. Предводитель Пламени нахмурился, сложил руки на груди. Джассан опешил, задумался. Из-за его плеча выглядывала кудрявая жрица. Утара светло улыбалась.
– Он специально выбрал время, когда храм закрыт для посетителей, чтобы вас не пустили сразу. Чтобы вы спорили у дверей и дали ему возможность, не привлекая внимания Фаршаха, оставить реликвию на самом видном месте. Но тут он, кажется, ошибся.
Игнасий прошел сквозь группу служителей огня, неохотно расступившихся перед ним, и приблизился к девочке-послушнице, всё еще сидевшей у алтаря. Робкое дитя уже не выглядело напуганным, но продолжало застенчиво поглядывать снизу вверх. Игнасий опустился на корточки.
– Скажи, ты была здесь все это время?
Девочка кивнула.
– Ты что-то видела? Постарайся вспомнить всё, это может быть важно, – попросил он.
Она быстро зыркнула исподлобья и замотала головой.
– Я стояла к окнам спиной. Но… это, наверное, ерунда.
– Расскажи.
– К нам никогда не залетают птицы, боятся жара. Но мне показалось, я слышала хлопанье крыльев.
Снова крылья. Галка? Та же самая?
– Ты не видела птицу?
– Нет. Когда я обернулась, её уже не было, только вспыхнуло за окном, а здесь летело вниз что-то белое. И сразу вошли вы.
– Спасибо, что рассказала.
Игнасий поднялся на ноги. Все смотрели на него.
– Вы слышали. Нет причин обвинять друг друга.
Ответом ему было задумчивое молчание.

Солнце садилось. Прогретый за день воздух после сухого жара храма Огня показался зябким. В пропотевшую спину ударил ветер.
– Тот, кто писал, делал это с расчётом, что записку прочтем мы, а не только храмовники Ветра. Это послание: «я вижу вас, знаю, что вы идёте за мной, но я впереди».
– Руки бы оборвать этому расчетливому, он же их нарочно стравил, – буркнула Утара, – ты знаешь, кто это мог быть?
– Я думаю про храм Ахиррата.
Утара резко остановилась.
– Но зачем им? Они ни с кем не враждуют.
– По крайней мере, открыто, – кивнул Игнасий, – но они очень обособлены. Ни союзов, ни альянсов. Ничего на виду. А их дар дает возможность знать события наперёд.
– Ты что-то сегодня выяснил. Новое, – удовлетворенно заметила Утара, – давай, раскалывайся.
И он рассказал всё. Кратко, конечно: время поджимало и, чудилось, что оно отстукивало минуты всё быстрей. Утара кусала губы, размышляя.
– Отец знает?
– Только про хрустальный клинок. Я собирался завернуть в библиотеку, а потом к нему. Он дал мне срок до заката.
– А что с птицей? Ты думаешь, Дыхание Инаша подкинула она?
– Я уверен. Но так и не понял, что она такое. В библиотеку я уже не успеваю. Хотя бы вернусь в храм искажений и поговорю с их Старшей. И поскорее.
Утара закусила губу.
– Тогда я к отцу. У него сегодня хороший день, он свяжет все нити. Бывай, Огонёк.
Она резко развернулась, так что полы одежд взлетели. Подошвы простучали по мостовой.
Игнасий криво усмехнулся. Надо же, детское прозвище вспомнила. Утара с Феггом вычитали в одной из старых книг, что «Игни» переводится как «пламя». И как раз в это же время Игнасия угораздило опрокинуть масляную лампу. В библиотеке. На стол, заваленный бумагой. В тот раз всё обошлось, пострадали только разложенные на столе тетради, да немного обуглилась дубовая столешница. А вот имечко прилипло. Как он его стыдился! А отец Далассин и другие старшие только усмехались: прозвище как прозвище, не хуже других. Вот если б задницей назвали или крысой, было бы куда неприятнее! А так… Ну и что, что огонь – принадлежность другого бога. Не страшно.
Главу Далассина они, младшие, привыкли называть отцом, хотя его кровной дочерью была одна Утара. Он и относился к ним как к родным детям, строго, но справедливо. Поровну делил уроки, наказания и похвалу. Свои его любили, чужие – уважали и опасались. Как не опасаться человека, чей дар и разум позволяют ему видеть ложь, интриги и причины всех поступков.
Божественная сила Истины и теперь оставалась с Далассином, а вот рассудок медленно угасал. В хорошие дни он мыслил по-прежнему ясно и быстро. В дурные осторожно цедил слова, с трудом подбирая смыслы и значения.
Игнасий коротко вздохнул. Нет, рассчитывать на отца нельзя. Надо разбираться самому. Надо все обдумать, перебрать еще раз факты и намеки, и тогда сложится картина. Не может не сложиться.

Священный город Йарахонг, обычно благоухающий специями, цветами и хлебом, сейчас пах болезненным тревожным ожиданием. Улицы были почти пусты. Встречные прохожие беспокойно оглядывались и ускоряли шаги. Откуда-то несло дымом. Не тем, какой бывает, когда жарят вымоченное в маринаде мясо, жгут свечи и благовонные дары. Тем, когда обугливается покрытая слоем лака или краски ценная древесина. Или это лишь померещилось, отозвавшись детским воспоминаниям?
Храмы по сторонам улицы смотрели высокомерно и строго. Резные барельефы растеряли благостные улыбки. Позолота и яркие краски слились с сумерками. Прилетевший из проулка не по-летнему холодный порыв ветра принес пыль в лицо, гул сердитых голосов и звон бьющегося стекла. Потом, все потом. Сначала дойти до храма Искажений и поговорить с их Старшей.
На соседней крыше Игнасию почудилось движение. Он замер, вгляделся. Нет, ничего. Вздохнул ветер, флюгер на куполе с тихим скрипом дрогнул и повернулся.
Неправдоподобный, искривленный силуэт башни Искажений вырос впереди еще внезапнее, чем днем. Как будто каменная громадина сидела в засаде и подхихикивала в ладошку: как выскочу, как напугаю! Тьфу! Ну и придет же в голову такое. Игнасий потер переносицу, выкидывая непрошенные мысли. Еще несколько шагов, и перед ним встала неровная стена, днём розово-зеленая, а сейчас серая, сливающаяся с сумраком. Сквозь цветное стекло над дверью храма сочился свет. Он подчеркивал ступени мертвенно-бледной синевой, оставляя крыльцо в глухой тени.
Игнасий перешагнул через две ступени и чуть не споткнулся обо что-то большое и тёмное у самой двери. Мешок с барахлом? Нет. Лежащее ничком тело. В животе похолодело от догадки: это Старшая храма Искажений.
Он коснулся пальцами щеки. Тёплая.
– Что с вами, вы живы?
Ответом была тишина.
Уже поняв, что случилось, Игнасий рывком перевернул тело на спину. Лицо заливало темное и густое. Из глазницы торчал блистающий и искрящийся даже в сумерках короткий хрустальный клинок.
Игнасий поднял голову, уже привычно выискивая птичий силуэт. Впустую. Галки по ночам не летают. Да и швырнуть оружие могла лишь человеческая рука. Ещё божественная, конечно, но тут, в отличие от утра, похоже, обошлось без вышнего вмешательства. Но каково! – прямо перед дверью храма, за шаг до спасения.
Это означало одно из двух. Либо Старшая Искажений смертельно помешала кому-то, либо она должна была рассказать Игнасию что-то действительно важное. Теперь не оставалось сомнений. Все нити сходились к Ахиррату, богу пророчеств, и его храму.
Вдалеке что-то грохотнуло. И еще раз, с другой стороны. Взрогнула земля под ногами, задребезжали стекла в соседних храмах. Небо полыхнуло багровым. Игнасий выпрямился. Ничего не видать. Он бросил все и выбежал на широкую улицу.
На севере в темнеющее звёздное небо поднимался столб черного дыма. Оттуда, где стоял храм Истины.

Интерлюдия 2
Занимается утро. Здесь, на юго-восточной оконечности городского плато, почти никогда не лежат дождевые облака: их сносит ветер. Поэтому вид на рассвет отсюда особенно хорош. Но ты не любуешься им, нет. Ты жмешься в комок, дрожа в своей остывшей щели, пытаясь добыть хоть немного тепла, а потом вскакиваешь, бьешь себя ладонями по груди и плечам, прыгаешь и дергаешься, разгоняя захолодевшую за ночь кровь. Переплавляешь кошмар в решимость. Другой бы еще вдобавок визжал, вбивая босые пятки в камни, или встретил бы солнце торжествующим воплем. Твой же рот сжат в тонкую линию, глаза пылают. «Я выживу и отомщу. Я не могу не отомстить».
Скоро, немного согревшись, ты несешься в проулок. Цель твоя совсем рядом.
Если бы этот домишко родился человеком, он был бы плюгавым худосочным стариком с пожелтевшими от табака зубами. Все-таки будучи постройкой, он опасно кренится вбок, грозясь упасть с самого края обрыва. Снизу в трухлявое дерево стены, как костыли, втыкаются подпорки, сверху драной шляпой свисает угол крыши. Именно тут сходятся твои сиюминутные надежды и чаяния. Хозяин дома, похожий на свое жилище как близнец, часто дает таким, как ты, мелкие поручения. Сбегать туда, принести то, кому-то что-то передать. Все это за миску жидкой похлебки или – редкое сокровище! – тусклую медную монету. Ты слыхал, что он один из тех, кто торгует контрабандой, что в его свертках бывает незаконная дрянь. Но это последнее, что сейчас тебя волнует. Ты робко просачиваешься в проём двери и замираешь возле грязной и пустой по раннему времени барной стойки.
Сегодня утром тебе везет. Ты явился раньше всех, и никто не оттиснул тебя в дальний угол, за спины. Тебе достаётся небольшой сверток из плотной промасленной бумаги. На нём ни букв, ни пометок, и ты заучиваешь адрес наизусть, беззвучно шевеля губами. Тебе бросают кусок зачерствелого хлеба. Ты его радостно ловишь: это ещё не плата. Тебе обещана монетка за доставку и ещё одна – за скорость. «Беги, дитя, беги». Ты уже у дверей, но голос подталкивает тебя в спину, и ты мчишься по просыпающимся трущобам.
– Ха! Да это же Сопля!
– Эй, Плакса! Куда бежишь!
– Хорошие мальчики должны делиться!
Гогочут. Они такие же, как и ты, только чуть старше, чуть крупнее. Наглее. Оборванные бродяжки, тебе они кажутся монстрами, непобедимыми людоедами из страшной сказки, только наяву. Щерятся щербатыми ртами.
Ты отталкиваешься от их гогота и бежишь. За угол. Под воротами. А там можно срезать и выскочить с другой стороны.
Ты не успеваешь. Тычок в спину бросает тебя на землю, в глазах темнеет. Тебя потрошат, как весеннюю икряную рыбу: тщедушное тельце на мостовую, а жирное, нутряное – сберегаемый за пазухой свёрток и хлебную горбушку – отдельно. Засаленная соломенная лошадка остается при тебе – они делают вид, что трогать ее брезгливо. Твои чудовища разочарованно кривятся. Надписей и подсказок на свертке, вопреки обыкновению, нет, а заученный адрес ты не выдаешь, как ни бей по лицу. Рвать бумагу звереныши не решаются. О том, что делает старик с теми, кто портит его товар, наслышаны все. Скоро они сбегают, напоследок попинав тебя по ребрам. Сверток остается рядом.
Ты смотришь им вслед. Как их не опаляет ненависть твоего взгляда?

Глава 5. Кусочек мозаики
Лучи угасающего солнца падали на мозаичный пол так основательно и весомо, как будто более важного занятия у них сроду не было. Только вот это: проникнуть сквозь цветное витражное стекло и подсветить изумрудным пятном листья, пунцовым – полураспустившийся пионовый бутон, розово-лиловым – серебряное око в самом центре зала. Тщательно вычищенные руками послушников стыки камней не ломали великолепие. Наоборот, подчеркивали остротой линий.
От торжественности у Эрны захватывало дух, живот сводило тревожно-радостное предвкушение. До главных событий оставалось совсем чуть-чуть. Сегодня всё получится, всё удастся. Глава пророков Онгхус Ар не может ошибаться. Смотрящий вперёд Ахиррат с ним. И значит – уже к утру мир станет совершенней.
Эрна не тревожилась, вовсе нет. Свой посильный кусочек работы она выполнила, и выполнила хорошо. Маленькое дело – как цветной камешек в мозаике, их надо выложить бессчетно, один к одному, чтобы проявилась целая картина. Многие, как и Эрна, уже вернулись с успехом, остальных ещё ждали. До назначенного срока было достаточно времени.
Скрипнула рама. Через подоконник перевалился взъерошенный комок черных перьев. Колупнул что-то клювом на груди и шагнул-свалился внутрь, не падая, а вырастая в долговязую фигуру.
О, Всевидящий Ахиррат, в каком виде был Лландер! Рукава лилового одеяния опалены, длинные, обычно гладко зачесанные, волосы спутанными прядями спадали на лицо. Он поднес ладонь ко рту и взял зажатую в зубах фибулу – дуга бронзовой пластинки, застежка-иголка и крохотная подвеска в виде одного витка спирали. Обнажилась обожженная, сплошь в волдырях, кожа на тыльной стороне кисти. Красивое лицо скривились гримасой боли и почти сразу оскалилось в торжествующей усмешке. Не шутка – подкинуть в храм Огня чужую реликвию и умудриться ускользнуть. Даже на птичьих крыльях не так-то просто!
– Хорошо, что эти болваны так долго отвлекали Фаршаха, а то бы мне не уйти.
– Наживка удалась? Они купились? – жадно спросил кто-то.
– Куда они денутся, – Лландер хохотнул, картинно взмахнул повреждённой рукой и поморщился, – это же их драгоценная святыня, Дыхание Инаша. Восставшая из пепла, как долбаный феникс.
– И как? Они сцепились?
– Увы. Не досмотрел. Больно у пламени норов горяч!
– Курица паленая, – прошипела Эрна под нос.
Лландера она не любила. Он был слишком шумным, слишком красивым, слишком явно наслаждался вниманием. Любой, даже крохотный, его успех превращался в великое достижение, а действий остальных попросту никто не замечал. А ведь она, Эрна, тоже трудилась, тоже приносила пользу. Да, Лландер рисковал. Но зато она кропотливо выбирала нити и вероятности, чтобы маленькая шкатулка Искр сработала как надо. Никто серьезно не пострадал, а шум и неразбериха – самое то, чтобы отвлечь всех на сегодняшний вечер.
– Будто ты, чистюля, лучше, – огрызнулся Лландер.
Услышал. Но она и не таилась, снова и снова ввязываясь в пустые ссоры и подколки. Он портил ей жизнь одним своим существованием, так почему она не может изгадить ему хотя бы настроение? Эрна набрала в грудь воздуха, чтобы ответить чем-нибудь едким, но осеклась. В зал вошел глава храма пророков, Онгхус Ар. Величайший из людей, когда-либо служивших Ахиррату. Его дородная широкоплечая фигура внушала уважение и трепет, черты лица дышали благостью, очи прозревали грядущее. Эрна торопливо склонилась. Вокруг зашуршали одежды: остальные поступили так же.
– Я гляжу, почти все собрались. Славно, славно. Не хватает Брума и Канефы, но они вернутся позже, у них особые задания.
Он прошел вперед, кивая каждому. Край его одежд с пионами, вышитыми шёлковой нитью, колыхался в такт шагам.
– Ты хорошо поработал. И ты, и ты. Ахиррат меняет будущее нашими руками. Да, Кхандрин, я знаю. Снадобье попало в город позже, чем нужно, контрабанда нынче дело непростое. Но ты выполнил все верно, оно достигнет цели. Бескровное, чистое решение. А твой результат, – он остановился перед Лландером, тот застыл, выпрямив спину, – не очень хорош. Да-да, я уже всё видел. Они не перегрызлись. Снова вмешались истинники. Но это ничего, Инаш-ветер все равно будет сомневаться, а сомнения отнимают время и силы.
– Эрна, умница, – он мимоходом потрепал её по плечу, и она просияла, – шкатулка Искр сдвинула вероятности в нашу пользу даже больше, чем я ожидал. Но тебе придётся ещё потрудиться. Спускаются сумерки, а у тебя верная рука и острое зрение.
– Что нужно сделать?
– Я смотрел в грядущее. Этот истинник, о котором Лландер докладывал днем, не должен встретиться с главой Искажений. Будущее благоприятно, но эту линию вероятностей нужно отсечь, чтобы упрочить наш успех.
– Д-да, – Эрна сглотнула и отвела глаза.
Онгхус Ар задержал на ней испытующий взгляд.
– Если боишься не справиться, скажи. Я поручу кому-нибудь другому.
Нет уж. На это она была не согласна. Только-только её заслуги начали признавать. Только-только она почувствовала себя нужной – и вдруг опять скатиться в самый низ? Нет уж! Эрна часто закивала.
– Да. Я справлюсь. У меня всё получится. Не сомневайтесь. Можете на меня положиться.
– Славно, славно.
Он достал из складок одежды что-то небольшое и продолговатое, завернутое в обрез лилового бархата.
– Возьми его. С него начался сегодняшний день, и пусть точку в нашей подготовке тоже поставит он.
Эрна приняла сверток на благоговейно протянутые ладони. Помедлила, ощущая его тяжесть.
– Разворачивай, разворачивай. У меня нет тайн от своих чад. Но помни, почему нельзя открывать полностью.
Эрна помнила. Все дело в знаках, вышитых на ткани. Неполный виток спирали, дар Времени, брата Ахиррата, прятал чужие святыни между мгновениями, не давая божествам до них дотянуться. Эрна не до конца понимала, как он работает, но это было и не важно.
Она отогнула край материи. Под ним был другой слой, и ещё. Внутри, отражая свет многочисленными гранями, лежал маленький, длиной с ладонь, хрустальный клинок.
– Не мешкай. Истинник идет к Искажениям, и старуха-глава скоро тоже будет там. У тебя мало времени. И да, не забудь перчатки.
Эрна поклонилась и вышла. Всё понятно и просто. Не надо колебаться, не надо гадать, что правильно, а что нет. Делай, что должна, и смотри, как собирается целое.
Она легко скользила по улицам. Кинжал, накрепко завернутый в полотно с охранными знаками, лежал за пазухой, у самого сердца. Про перчатки можно было не напоминать, Эрне и в голову не пришло бы брать эту святыню голыми руками. Даже сквозь слои ткани она чувствовала ее тяжелую ревнивую силу. Реликвия желала вернуться домой, в свой храм, и жаждала убить каждого, кто помешает. Как сильно это отличалось от шкатулки Искр, которую Эрна сегодня держала в руках! Ее мощь дремала, скрытая под крышкой. Нужно было долго прислушиваться, чтобы почуять ее отзвук. Интересно, как незначительная богинька хрусталя сумела создать такой мощный артефакт?
Она тряхнула челкой, отгоняя ненужные мысли. Потом. Она подумает об этом позже.
Эрна резко остановилась. Скоро впереди должен был показаться изломанный силуэт башни Искажений, а она только сейчас поняла, что Онгхус Ар впервые не дал ей четких указаний. Он сказал: истинник, о котором докладывал Лландер, и старуха-служительница Нанутлишочи не должны встретиться. И всё. Больше ни слова, а значит, право выбрать способ решить проблему он оставил ей. Можно отвлечь любого из них, чтобы они разминулись. Можно ранить, чтобы он не добрался до места, или даже… Хрустальный клинок дернулся в тряпице. Глава проверяет её? Что ж, она выдержит проверку.
Эрна выдохнула и заглянула вперед. Её дар предвидения позволял ей узреть не дальше двух минут, но этого было достаточно. Так. Если она сейчас ускорится, то на следующем перекрёстке столкнётся с жрецом Истины. Встречаться с ним лицом к лицу ей точно не хотелось. Эрна осмотрелась по сторонам. Вот и подходящее место. Она подпрыгнула, ухватилась за выступ на стене, ловко подтянулась и оказалась на невысокой скатной кровле, застеленной черепицей. Здания в этой части города стояли почти вплотную, так что перебираться с одной крыши на другую было легко. Кое-где пришлось прыгать, но не далеко и не опасно.
Нужного человека Эрна увидела еще на расстоянии. Он шёл осторожно, почти бесшумно, внимательно глядя по сторонам, но это ничего не значило: его белые одежды будто бы светились в сгустившихся сумерках. Сомневаться не приходилось. Это и правда был служитель Яэ-истины. Вряд ли бы кому-то ещё сегодня вечером пришла в голову мысль прогуляться в белом в сторону храма Искажений. Да и лицо казалось смутно знакомым, вот только имя не вспоминалось. Да и мрак с ним, с этим именем! Она сюда не думать пришла и не колебаться, а делать для всех счастливое будущее.
Эрна выпрямилась возле печной трубы во весь рост и потянула из-за пазухи свёрток с кинжалом. Истинник, видимо, уловив движение краем глаза, посмотрел в её сторону. Она скользнула за трубу одним быстрым движением раньше, чем успела сообразить, зачем. Мрак и все поверженные! Она так и будет шарахаться от каждой тени вместо того, чтобы выполнить поручение? Да, страшное и неприятное, но такое нужное!
Колени дрожали. Эрна усилием воли и мышц погасила дрожь и выглянула из-за трубы. Человек в белом ушёл далеко вперёд. Гнаться за ним? Нет уж. Лучше она срежет путь по крышам и встретит его у храма Искажений. Или не его, а жрицу. Кто придёт первым.
Эрна легко перемахнула на соседнее здание, пробежала по узкому каменному парапету, снова прыгнула. Пошатнулась, едва удержав равновесие. Соскользнула по пологому скату подсобного строения, перешагнула на вплотную подошедшую к нему кровлю. И снова вверх, прыжок, уцепиться.
Вот и башня Искажений. Торчит исковерканным кривым пальцем, возвышаясь над соседними храмами. Эрна глянула вниз с крыши, на которой стояла. Всё так, как она и думала. Она стояла не на храме, а на примыкающей к нему жилой постройке. Чуть ниже лепился к стене узкий деревянный балкончик. За окнами было темно. Хозяин комнаты, верно, спал. Эрна легла животом на край крыши и свесила ноги. Хрустальный кинжал в свертке больно уткнулся в рёбра, напоминая: «Я всё ещё жду, и терпение подходит к концу».
– Скоро, – прошипела Эрна сквозь зубы, – скоро я тебя отпущу.
Она встала сбоку от окна, чтобы ее силуэт был меньше заметен. Вторая попытка и последняя. Больше не отмерено.
И несколько минут вязкого бесконечного ожидания, заполненного страхом и сомнениями. А вдруг жрица Искажений не придёт? И этот истинник тоже? А вдруг старуха приперлась раньше и сидит себе дома, как ни в чем не бывало, а этот передумал и повернул назад? А вдруг они уже встретились за квартал отсюда и спокойно беседуют о том, о важном, чего велел избежать глава?
Эрна втянула воздух и зачерпнула предвидения. Подсматривать по пустякам нельзя, но она сейчас и не в игрушки играет. Вот, вот оно, будущее. Из проулка напротив появляется неровный, закутанный в балахон, силуэт, приближается к двери, поднимает лицо. Синеватый свет выделяет резкие костлявые черты. Эрна медлит. Старуха отворачивается и распахивает дверь, скрывается за створкой. Стоп. Из проулка напротив появляется неровный, закутанный в балахон, силуэт, приближается к двери, поднимает лицо. Синеватый свет выделяет резкие костлявые черты. Эрна суетливо тянет из-за пазухи свёрток, срывает ткань. Хрустальный клинок выворачивается из влажных пальцев и падает вниз. Стоп. Из проулка…
Эрна выдохнула и открыла глаза. Бесполезно.
Из проулка напротив появился неровный, закутанный в балахон, силуэт. Эрна облизнула губы, вытерла вспотевшие ладони об одежду и натянула перчатки. Осторожно вынула сверток, развернула. Кинжал блеснул хрустальными гранями, будто усмехнулся, и надёжно лег в ладонь. Девушка опустила руку, скрыв кисть в складках одежды, чтобы не выдать себя блеском. Старуха подошла к двери и подняла лицо. Синеватый свет из окошка над дверью выделил резкие костлявые черты: острый, с горбинкой, нос, тёмные глазницы. Вот, сейчас. Прости, жрица, по-другому никак. Эрна коротко взмахнула рукой. Клинок будто сам вылетел из её ладони, мелькнул в воздухе и глубоко, по рукоять, вошел в глазницу. Старуха пошатнулась, сделала еще шаг и ничком рухнула на крыльцо.
Воздух возле храма Искажений дрогнул и пошел невидимой волной. Башня сделалась неровной и зыбкой, как комната, если на нее смотреть сквозь стакан с водой. Тело старухи вытянулось, перекрутилось, из-под балахона выхлестнулись змеиные хвосты. Миг – и всё закончилось. Труп снова лежал ровно, как за секунду до этого, и выглядел совершенно человеческим. Живот Эрны судорожно сжался. Ноги ослабели, и она скорчилась за ограждением балкончика, зажав ладонью рот.
Внизу послышались шаги. Это подошёл истинник и нашел тело. Надо было бы проследить за ним и узнать, что он станет делать, но Эрна была не в силах смотреть. Желудок крутило спазмами, из глаз текли слезы. Как она, всегда старавшаяся быть сильной, всегда бывшая сильной, могла так ослабеть? Да, она сделала необходимое, но почему не чувствовала радости от успеха? Слишком чудовищно легко оказалось отнять чужую жизнь. Секунды тянулись бесконечно, вдох за вдохом.
Вдалеке сильно бухнуло, и второй раз, в стороне. Брум и Канефа выполнили свое задание. Эрна усилием воли выпрямилась. Пора возвращаться.
Под балконом было пусто. Жрец истины ушел. Когда именно, Эрна не заметила, да это было и не важно. Она брела по улице, стараясь держаться ровно, и считала вдохи, как ее учили. На четыре счета вдох, задержать в груди, на четыре – выдох. Снова на четыре вдох…

Скоро ей полегчало. Эрна загнала мысли и сомнения вглубь головы. Она обдумает их, когда станет готова. Сейчас – не время. Она добавила свой кусочек к общей мозаике, остальное не важно.
Когда Эрна потянула ручку двери родного храма, она была почти в порядке. Спина прямая, шаг твердый, в глазах ни тени растерянности. Лландер сунулся было наперерез, но замер, передумав. Онгхус Ар задержал взгляд на Эрнином лице и довольно улыбнулся.
– Я полагаю, ты добилась успеха.
Эрна кивнула.
Канефа, невысокая хрупкая женщина, и крепкий плечистый Брум тоже были здесь. Они успели вернуться раньше нее.
– Что ж, все в сборе. Славно, славно, – Онгхус Ар обвел пророков взглядом и широким жестом повел рукой, – мы славно поработали. Отвлекли всех, кого можно. Пусть те, кто улыбаются соседям в лицо, а за спиной строят друг другу козни, занимаются своими проблемами, грызутся меж собой. Пусть вся их гниль выйдет наружу! Тем временем мы, возлюбленные дети Ахиррата, выполним предначертанное. Этим городом должен править тот, кто ведает наперёд: что хорошо, что плохо, к чему приведёт каждый шаг. Мы – знаем. Мы можем. Храм Ахиррата достоин занять место хранителя города. Мы достойны. Он осенит щедрой дланью благословенный Йарахонг, и все поймут, как глупа была игра в выбор хранителей, сколько вреда она успела причинить городу за эти годы. Тогда они восславят нас. О, восславят!
Онгхус Ар расправил плечи и свёл кустистые брови. Взгляд обратился внутрь. Эрна знала: он обратился к всевидящему Ахиррату, чтобы ещё раз посмотреть, как изменились вероятности. Все затихли, чтобы ненароком не помешать. Наконец глаза главы сверкнули божественным огнём. Онгхус Ар растерянно моргнул, как будто он на миг забыл, где находится, поднес руку к виску, и тут же его взгляд снова стал уверенным и жёстким.
– Всё в порядке. Сейчас самое лучшее время. Оно смотрит на нас из небытия, с той стороны. Вперёд!
Последователи бога-пророка высыпали наружу. Эрна была в первых рядах.

Глава 6. Помутнение
Башня Искажений безмолвствовала. Оцепенела, застыла в неподвижности. Даже ветер притих, и звуки города доносились глухо, как через плотное покрывало. Вскоре воздух всколыхнулся взмахами птичьих крыльев. Большая пестрая сова описала круг над крышами и спикировала к лежащему на крыльце телу. Когти сжались на рукояти хрустального клинка, с легкостью выдернули его из глазницы и одним движением подняли ввысь. Внезапно сова вскрикнула, как от боли, и выронила кинжал. Он полетел, кувыркаясь и искрясь, плашмя отскочил от крыши, рассек крону оливы, вскользь задел ветку и звякнул о мостовую. Сова покружила, примеряясь, и пошла на второй заход.
Её спугнули люди.

* * *
Проклятый племянник Юржин как сквозь землю провалился. Мало было проблем – теперь попробуй отыщи сумасбродного мальчишку в большом городе! Да ещё и неспокойном. Линкей выругался. Не вслух, разумеется. Ещё не хватало терять лицо, прилюдно демонстрируя эмоции.
Линкей вместе с невозмутимым громилой Арамом уже добрый час топал по тёмным улицам Йарахонга, так непохожим на нарядные дневные. Где-то слышались вскрики и звуки борьбы, вдалеке что-то горело.
Один раз наперерез им из проулка вывалилась разгоряченная толпа. У кого-то в руках был крепкий посох, другие сжимали кулаки с окровавленными костяшками. Верный слуга и телохранитель Арам выступил вперёд хозяина, закрыв его собой. Толпа помедлила, сбившись с шага, а затем обогнула его, как ручей обтекает замшелый валун, и втянулась в проход между двумя храмами.
Линкей молча смотрел им в спины. Пальцы, крепко сжавшиеся на рукояти кинжала, расслабились, и Линкей отчетливо пожалел, что сабля осталась в комнате на постоялом дворе. Да и кто мог подумать, что она понадобится ему не в диких землях, а на улицах благословенного Йарахонга, осененного благодатью тысячи богов! Города, казавшегося мирным и незыблемым последние восемьдесят лет.
Наконец ему пришлось признать: просто так бродить по улицам в поисках Юржина бессмысленно. Надо просить о помощи. Но кого? Бог торговли Оммала, которого почитал Линкей и его семья, здесь вряд ли выручит. Может, обратиться к жрецам ветра Инаша, хранителя города? Или к Уне, богине удачи? Или к Ахиррату, отцу провидцев? Линкей перебирал в памяти имена и расположение храмов. В последний раз он бывал в Йарахонге больше десяти лет назад, но все еще помнил расположение многих. Ему никогда не приходилось жаловаться на память. Кажется, храмы Уны и Ахиррата находились поблизости друг от друга, почти в центре города. Линкей огляделся, высматривая в темных стенах и окнах хоть какой-нибудь ориентир. Затем кивнул своим мыслям и решительно двинулся вперед. Верный Арам держался в полушаге сзади.
Они проходили под кроной раскидистой оливы, когда на земле, около ее ствола, что-то сверкнуло. Линкей наклонился к дереву. У самых корней лежал короткий, с женскую ладонь, клинок, сделанный из стекла или хрусталя. Поверхность из множества острых граней так ловила и преломляла случайно попавший на него лучик света, что клинок будто светился изнутри.
– Занятная вещица, – пробормотал Линкей себе под нос, – любопытно, кто её мог здесь обронить.
Он осторожно поднял клинок кончиками пальцев. Оружием он явно быть не мог – стекло слишком хрупкий материал. Какой-то символ, талисман? Дорогая безделушка? Кто-то, верно, потерял её, а теперь ищет по всему городу, как Линкей непутевого племянника. Ему вдруг стало тоскливо. Захотелось всё бросить и отнести безделушку в храм. В какой? Станет ясно по дороге. Он был уверен, что не спутает его ни с одним другим.
– Арам, план меняется, – хрипло проговорил Линкей, – идем туда.
– Но как же Юржин? – возразил Арам и осёкся, внимательно глядя хозяину в лицо. – Можно мне тоже посмотреть на это?
Линкей нехотя протянул ему ладонь с клинком и почти тут же отдернул, но сильная рука уже вырвала вещицу из пальцев.
– Это дурная штука, господин. Её надо оставить здесь.
Линкей потряс головой. Рассудок прояснялся. Как он вообще мог помыслить о том, чтобы оставить поиски?
– Арам, брось это. Сейчас же!
Громила тряхнул рукой, будто так и хотел поступить, но кинжал остался в кулаке. Лицо Арама переменилось, глаза остекленели. Он пошатнулся и прижал клинок к груди.
– Он хочет домой. Он так хочет домой. Я отнесу его и вернусь. Я быстро.
– Сейчас же брось эту пакость! Его нельзя держать в руках!
Линкей бросился к нему, чтобы выдрать злосчастную стекляшку. Арам отшатнулся и с коротким замахом ударил хозяина в лицо. Тот упал.
– Домой. Он так хочет домой.
Глаза Арама заволокло слезой, он развернулся и быстро зашагал прочь.

* * *
Ветер рвал дым в клочья и сносил в сторону, но клубы упрямо валили вверх, перекрывая звезды. Игнасий бежал домой. Знакомыми улицами, быстрее, быстрее.
Он ждал дурного, но действительность оказалась хуже. Он думал, что готов к чему угодно, но всё равно на миг остолбенел, сердце пропустило удар. Как Всебесцветный Яэ… как боги допустили такое в благословенном Йарахонге! Как будто спустя восемьдесят лет мира и спокойствия ожили страшные истории про Последнюю войну, которые Игнасий, обмирая от ужаса, в детстве читал в книгах. Разрушения потрясали.
Взрыв вырвал из здания кусок. Стена над разломом треснула и накренилась, готовясь вот-вот упасть. Обнажившиеся брусья перекрытия тошнотворно походили на рёбра в развороченной грудине. Внутри болезненным сердцем алело пламя. Кто-то выл, протяжно, монотонно, на одной ноте. Рассудок бесстрастно отмечал на мостовой обломки стены, брызги стеклянных осколков. Значит, взрыв произошёл внутри. Это означало, что…
Из ступора Игнасия вырвал крик.
– Эй! Не стой столбом! Мне одной его не вытащить. Дальняя лестница держится, беги там.
Из верхнего окна, чуть правее разлома, по пояс высунулась Утара. Над ее измазанным копотью лицом светилось облако спутанных волос.
– Да скорее же!
Игнасий стряхнул оцепенение и метнулся мимо разрушенной стены через задний двор к узкой кухонной лестнице. Дверь, ведущую к ней, оставили полуоткрытой. Внутри было непроглядно темно и дымно. Пахло гарью, обожженной древесиной и еще чем-то удушливо вонючим. Он как мог прикрыл нос и рот рукавом и побежал вверх по ступеням. Споткнулся, чуть не упал, больно ударился локтем, и так, с разбегу, ворвался в рабочий кабинет отца Далассина.
Здесь было чуть светлей. Паркет под ногами стонал и прогибался. У наружной стены, ближе к окнам, в полу зияла дыра, сквозь нее струйкой сочился дым. Нескончаемый вой вворачивался в уши. Далассин полулежал в глубоком кресле, бессильно свесив голову на грудь. Утара склонилась над ним, пытаясь растормошить, заставить двигаться.
– Никак не приходит в себя. Придется нести. Ты бери подмышками, я за колени.
Вот еще. Он справится и сам. При всем уважении к отцу-настоятелю, тяжелым он быть никак не мог. Он никогда не был крепким и мускулистым, а в последнее время и вовсе исхудал. Да и на лестнице вдвоем будет не развернуться. Игнасий молча отстранил её, наклонился, просунул руки между костлявой спиной и обивкой кресла. Выпрямился с усилием. Охнул, пошатнулся. Старик оказался неожиданно тяжелее, чем он ожидал. Седая голова запрокинулась назад, глаза чуть приоткрылись, показав узкие полоски белков.
Утара поглядела Игнасию в лицо и кивнула.
– Поторопись.

Ступни припекало, пол трещал. Игнасий в несколько неровных шагов достиг лестницы. Стараясь дышать неглубоко, он нырнул в густую дымную тьму и всё равно закашлялся. Ступени убегали из-под ног. Он дважды терял равновесие и чуть не покатился вместе со своей ношей, но непонятно как оказавшаяся рядом Утара подставляла плечо.
Они вывалились наружу единым неразрывным комком. Из глаз и носа текло, лёгкие разрывал кашель. Игнасий протащил Далассина еще несколько шагов и положил прямо на землю. Тот закашлялся, застонал. Сел, опираясь на дрожащие руки. Утара опустилась рядом на колени, придержала его за плечи.
– Отец.
Старик попытался встать, ноги его не держали.
– Я должен идти. Я вернусь. Пусти меня!
– Отец.
– Нет сил. Глифа, помоги встать. Я смогу!
– Отец, я…
– Где Эоннаф? Позовите его!
– Отец, Эоннаф умер. Давно. Много лет назад.
Старик сгорбился и заплакал, укрыв лицо в ладонях. Его плечи тряслись. Самый верный последователь Яэ-Истины, которого когда-то называли его живым воплощением, утратил рассудок. Не то что не разделял правду и ложь, а даже не понимал, что происходит и какой сейчас год, путал лица мертвых и живых. Как такое вообще могло случиться? Зачем Всебесцветный позволил этому произойти? У него свой замысел, недоступный смертным? Или… или он ошибся? Если боги способны ошибаться.
К ним подбежал Фегг, его рукава почернели, лицо заливала кровь.
– В сторону! Сейчас всё рухнет.
Он подхватил протестующего старика и оттащил еще дальше. Земля дрогнула. Стены храма рассекла широкая трещина, здание пошатнулось и сложилось с оглушительным грохотом. Одна из стен, с зимним камином, продержалась еще несколько секунд, содрогнулась от основания до верха и рассыпалась на части. Взметнулось облако пыли. Зрачки отца Далассина на миг вспыхнули нечеловеческим светом и погасли. Он обмяк, как тряпичная кукла.
Стало тихо. Монотонный вой наконец смолк. Это был ветер, пробивавшийся сквозь пламя и трещины в стенах. Ветер горевал и гневался, ветер звал на помощь. Что еще он мог поделать? Даже хранитель города оказался не способен ничего изменить.
Игнасий обессиленно прикрыл глаза. Он мог винить только себя одного. Если бы он понял все раньше. Если бы не сомневался, не искал дополнительных фактов и подтверждений, а сразу начал действовать. Если бы не привык вечно оставаться чуть-чуть в стороне от событий, смотреть на них извне, отстраненно, как на интересную загадку, и только. Если бы он мог подумать, что удар направят против него самого и тех, кто ему дорог. Если бы!
Фегг сел рядом, опустив голову. С его рассеченного над бровью лба капала кровь.
– Это я во всем виноват. Я проглядел, не увидел заранее. Не смог потушить. Не спас алтарь. Теперь все пропало.
– Мы начнем сначала! – Утара сузила глаза и сжала кулаки. – Еще ничто не кончено! Пока мы живы, Яэ-Истина с нами. Они поплатятся за это!
Пыль понемногу спадала. Поднялась луна. Её бледный скорбный лик безжалостно высветил то, что пряталось в тени. Игнасий поднял голову и вгляделся. Выстоявшие части первого этажа, остатки стен и фундамента пересекал широкий пролом. Его ближний край терялся в мостовой. Квадратные обтесанные камни местами встали дыбом, а местами осыпались вниз, обнажив песок и мелкий щебень. Среди обломков, за нагромождением обугленных деревянных балок, посреди чудом уцелевшего пятачка главного зала упрямо возвышался освященный алтарный камень, белый, с золотистыми прожилками. Отсюда был виден только его подсвеченный луной контур, но, похоже, он был цел. Не треснул в жаре огня, не раскололся падавшими сверху камнями. Игнасий скосил глаза. Утара тоже смотрела на алтарь. На ее лице смешались священный ужас и восторг.
С другой стороны развалин, сложив руки на груди, стояла женщина в темно-серых одеждах. Она глядела на трещину, склонив голову набок. Что она рассчитывала в ней увидеть? Чуть в стороне от нее на корточках, обхватив колени руками, сидела смуглая кудрявая девчонка, Каори, младшая ученица храма Истины. Это она её позвала? Игнасий поднялся с трудом – на него вдруг навалилась неподъемная усталость – и пошел к ним, огибая крупные обломки. Ступить в нетронутый центр казалось святотатством.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/natalya-gunina/yarahong-gorod-tysyachi-hramov-69505291/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.