Танец алого и золотого
Александра Ибис
С одной стороны – готовые в любой момент сожрать главы школ, с другой – учитель и старший соученик со странными представлениями о заботе и наставничестве, а с третьей – последователь тёмного учения, вертящийся рядом и будоражащий что-то внутри. Как понять, кто друг, а кто враг?Надвигается ливень в горах, и молодой главе школы Ван Лунгун предстоит выйти живой из схватки со старшими заклинателями и влюбиться в того, кто страшнее демона в ночи.Вторая книга цикла "Соблазнить учителя главного героя".
Александра Ибис
Танец алого и золотого
Глава 1. Воспоминание о мальчике в бамбуковой шляпе
В последнее время я вспоминаю его чаще обычного. Глубокая ночь, неестественная тишина, ветер колышет флаги винных лавок; на улице лишь заблудший ребёнок… да мальчик в бамбуковой шляпе, протягивающий малышке руку. Был ли он наваждением? Призраком в ночи? Или выдумкой маленькой девочки, рвавшейся на гору бессмертных из родительского дома?
– Глава школы Ван, что вы об этом думаете?
Думаю, что вы все мне чудовищно надоели.
– Думаю, что мы на сегодня закончили, – отвечаю главе дворца Скорби с вежливой улыбкой и едва сдерживаю наползающие на лоб складки: то, что я произнесла вслух, не лучше того, что хотела бы сказать. И то, и другое непозволительно грубо.
Мою ошибку, разумеется, не оставляют без внимания.
– Глава школы Ван, их поведение вызывает вопросы… – решает вмешаться в обсуждение глава дворца Великолепия, и у меня во рту становится кисло. Когда шишу Люй открывает рот, значит, всё действительно плохо!
– Они никого не убивают, верно? – прерываю я. – Напротив, помогают. Должно ли нам тревожиться сейчас?
Раздражение в моих словах столь явно, что даже глава дворца Нравственности, не склонный присматриваться к настроению окружающих, хмурит кустистые брови и щурится. Я стискиваю кулаки под рукавами, судорожно размышляя, как исправить положение, когда шишу Бай поднимается и, уважительно попрощавшись, покидает зал, вынуждая остальных поступить так же. Глава дворца Безмятежности – старший заклинатель своего поколения на совете, его речи и поступки имеют вес, а мои… Мало быть старшей по положению, без опыта навязанное положение ничего не стоит.
Я прячу лицо в ладонях, сгибаясь под грузом наваленных обязательств. Не успев походить в старших адептах, я стала главой школы в непростые времена. Внешние проблемы, внутренние проблемы, лежачие, ходячие…
Со стороны дверей раздаются нарочито громкие хлопки, и мне с тяжким вздохом приходится оторвать руки от лица – пожаловала ходячая.
– Занимательное было представление! – Ян Гуйцзу уверенно входит в зал и, подхватив чужую подушку, бросает её у моего стола. – Но мне не хватило зрелищности, шимэй!
Под мышкой у него зажата пара ароматных кувшинчиков. Рухнув на подушку, он без стеснения ставит один передо мной и прилипает губами к другому кувшину.
– Шисюн, – я подавляю неприязнь и отодвигаю вино подальше, – где ты их взял?
Ян Гуйцзу строит удивлённую рожицу, будто не понимает, о чём я его спрашиваю, и спустя несколько глотков отмахивается:
– Нашёлся кто-то добрый!
Я тру виски. Добрые ученики, приносящие из поселений вино, пряности и сласти осуждённому брату по учению, действительно находятся. Ян Гуйцзу удалось обаять многих в главном дворце с того злополучного дня, как его судили. Он проявил поразительно участие к обучению младших учеников, и сколько бы крови на его руках ни было, ему начинают доверять. Решение пощадить его выглядит правильным, однако…
– Знаешь, тебе следовало достать меч, – насмехается шисюн Ян. – Шишу Бай так не вовремя тебя остановил! Шишу Юаню или шишу Люй не помешало бы подрезать рукава!
– Я не собиралась никому ничего подрезать! – вспыхиваю, смахнув со стола неоткупоренный кувшин. То, что он разбивается, приносит мне странное удовлетворение.
Ян Гуйцзу поигрывает языком:
– Такое славное вино, шимэй, такое славное. Лишаешь последних радостей!
– Эта шимэй знает, что радостей у шисюна достаточно! – Потерев нос, я неохотно интересуюсь: – Зачем ты пришёл, шисюн?
Тень скрывает юное лицо, когда он кривится:
– В одной комнате дворца ночью было светло как днём. Не объяснишь, как так вышло, шимэй?
– Шисюн может проявить хоть немного почтения? – облегчение, принесённое разбитым сосудом, мгновенно испаряется, и я вперяю взгляд в лужу с осколками, похожую на мою жизнь.
– Я крайне почтителен, глава школы Ван, – хмыкает Ян Гуйцзу. Под моим мрачным взглядом он предлагает: – Почему бы тебе не спуститься с горы, шимэй? Ты сама помнишь, когда в последний раз на кого-нибудь охотилась?
Нахмурившись, я пытаюсь припомнить, какого духа наставила, какого демона отогнала или какого монстра усмирила хотя бы за этот год, и с досадой осознаю, что если кто и был, то за упрёками старших мастеров, попытками защитить учителя и Ян Гуйцзу от представителей других учений и наставлением учеников никого не видно.
– Не помнишь, значит, – заключает шисюн Ян. – Мне тут напели, что в городке неподалёку пропадают молодые мужчины…
– Как давно? – подскакиваю, рукавом отправив книги и свитки в полёт. Рвано вздохнув, подбираю с пола: – Почему я узнаю только сейчас? Надо кого-нибудь послать!..
– Шшшшш! – Ян Гуйцзу стремительным движением отбирает всё сваленное и прижимает мне палец к губам. – Весточку принесли не больше часа назад, во время чудного собрания. А послать я уже нашёл кого – тебя!
Он небрежно возвращает всё на стол и стряхивает с ладоней несуществующую пыль. Её нет, ведь я обращалась к этим правилам и записям бесчисленное количество раз. Я выучила всё наизусть и переписала бы не единожды, если бы потребовалось. Но как бы то ни было, подобное отношение к древним текстам злит.
– На Нинцзин хватает учеников, – я прячу руки в рукава, – расскажи подробнее до того, как я решу, кого отправить.
– Ты запылилась, шимэй, – шисюн Ян хмурится. – Потому я расскажу лишь тогда, когда ты сама решишь спуститься с горы.
– Это бесчестно!
– Я демон, забыла? – ухмыляется Ян Гуйцзу. – Мне мало известно о том, что такое честь.
Бороться с ним взглядами бессмысленно – проигрываю. Спрятав книги в бездонный рукав, я сбегаю из зала совета, и он не следует за мной.
Путь к библиотеке главного дворца лежит через многочисленные залы и учебные комнаты, распахнутые летом. Ветер гуляет по коридорам и покоям, пока младшие ученики, отдыхающие после утренних занятий, мастерят фонарики и воздушных змеев с разрешения старших учеников. С улицы доносится чистый смех тех, кто уже закончил с работой и имеет возможность поиграть. Как бы я хотела…
– Учитель, – заметив меня на пороге, Фэн Цзяньсюэ делает знак рукой, и адепты приветствуют:
– Дашицзе!
Я слабо улыбаюсь – не я брала ребят в ученики, не меня им звать учителем, и это радует.
– Утренняя тренировка принесла пользу? – я захожу в комнату и рассматриваю плоды их трудов.
– Они умницы, дашицзе, – подходит ко мне шимэй Вэй. Мы стали ученицами главного дворца в одно время, и она дружески трогает меня за напряжённые кисти. По старой памяти. – Не хочешь к нам присоединиться? Ты же любишь воздушных змеев.
– Правда, учитель? – Фэн Цзяньсюэ удивляется наравне с младшими учениками.
– Правда, – я вздрагиваю, не ожидая услышать этот голос сейчас.
За моей спиной стоит Нин Хэфэн.
– Учитель, – с надломом произношу под его изучающим взглядом.
Пока другие ученики приветствуют наставника, я с облегчением замечаю, что его веки посветлели и не выделяются на лице красными пятнами:
– Эта ученица счастлива, что вы спали дольше обычного.
– Эта ученица подарила мне свой сон? – укалывает меня Нин Хэфэн.
Я скольжу рвущимся наружу языком по плотно сомкнутым губам.
– Слышал, ты отправляешься за пределы школы, – он рассматривает фонарик одного из шиди и аккуратно поправляет рисунок на нём изящными мазками подобранной со стола кисти. Юноша сияет благодарностью и показывает фонарик сидящему рядом приятелю, тыча пальцем в бумагу и рискуя размазать чернила. – Будь осторожна, ты давно не бывала снаружи.
– Я не… – плечи дёргаются в негодовании!
Нин Хэфэн вскидывает руку – они с Ян Гуйцзу что-то решили вместе ещё до того, как шисюн завалился ко мне!!! Решили и…
И я не вправе обвинять учителя при моих братьях и сёстрах по учению. Стиснув зубы, храню молчание до того, пока мы не уходим в библиотеку вместе и не остаёмся наедине среди знаний, что сотни лет собирались здесь. Для простых жителей Поднебесной срок долгий, но для заклинателей дни бывают столь же скоротечны, сколь взмах крыла бабочки.
– Вы отправили его ко мне, верно? – усталость сквозит в моём вопросе.
Наставник протягивает раскрытую ладонь, и я достаю из одежды и подаю ему тексты, которые он скоро возвращает на места. Будучи главой школы десятилетиями, он изучил каждую полку, каждую доску и каждый тайник этого зала.
– Порой мы сходимся во мнениях, – не отрицает Нин Хэфэн.
– У меня нет времени, учитель.
– Мы даём тебе время. Ступай.
– На вас накинутся, едва я ступлю за порог! – кулак врезается в стену, и от выпущенной духовной энергии пошатываются стойки.
Нин Хэфэн смеётся:
– Я не беспомощен, Лунгун.
– Старшие наведут свои порядки, – добавляю я.
– Разве тебя слушаются сейчас?
От досады хочется рычать. И сравнять дворец с землёй. Все дворцы.
– Почему сейчас?
Учитель берёт меня за локоть и прижимает руку к телу.
– Потому что ещё немного – и глава школы Ван упадёт с искажением ци.
Высвободиться удаётся сразу – не столь крепко он за меня схватился:
– Должна быть иная причина.
– То есть эта недостаточно весома? – Нин Хэфэн сглатывает и морщится, внешне постарев лет на двадцать, – у меня кровь в жилах застывает. – Ещё один мой промах, как учителя.
Никому, кроме наставника, неизвестно доподлинно, какие мысли гуляют в его голове, но я пока ещё не утратила дара строить догадки. И мои догадки мне не нравятся, ибо какой смысл в том, что я стараюсь оградить учителя от бед, если сама же даю ему повод лишний раз поразмышлять о совершённых ошибках? Если мои упрямство и неосторожность наставник ставит себе в упрёк?
– Учитель! – задержав его, я без желания соглашаюсь заняться происшествиями лично. Даже если с расследованием пропаж справился бы кто-то другой, ради учителя – и только ради него – я рискну оставить школу ненадолго.
Нин Хэфэн кивает и будто чего-то ждёт. Будто просто уговорить меня отправиться в город недостаточно. Перед глазами мутнеет, из-за чего я покачиваюсь и вынужденно опускаю веки. А стоит их поднять – как среди стоек с книгами мне мерещится мальчик в бамбуковой шляпе!
Белокожий, в белых чистеньких одеяниях, он улыбается широко, так, что заметны недостающие детские зубки, да руку протягивает, как в далёком детстве. В ярких золотых глазах не горит угроза. Кажется, пойду за ним – не пропаду.
– Лунгун, что случилось? Ты что-то видишь? – учитель с силой встряхивает меня за плечи, и мне больше не видно мальчика в бамбуковой шляпе. Впрочем, я знаю, что он не исчез навсегда.
Голова нещадно болит, однако я успокаиваю:
– Нет, учитель. Всё в порядке.
Я не уверена, что это действительно так.
Глава 2. Встреча в лунном свете
Примечания:
Фаньжун – благоденствие.
– Паровую булочку? – торговец подзывает к прилавку, и я приближаюсь, действительно захотев маньтоу. – Угощайтесь, молодая госпожа.
Мужчина присматривается к белым с золотом одеяниям заклинателя и переходит на шёпот:
– Так вы с горы Нинцзин? Вы пришли из-за сынка семьи Чжэн?
Хоть речь и тиха, я улавливаю неодобрение в последнем вопросе, словно господин чем-то обижен. Я прячу недоеденную булочку и мягко уточняю:
– Я слышала и о других пропавших. Вы что-то о них знаете?
– Как же не знать! – всплёскивает руками торговец. Внешне он не похож на молодого мужчину, но он мог бы иметь ребёнка подходящего возраста… – Мой сын пропал в начале лета, но всполошились все, только когда богачи потеряли своего мальчишку!
Ох, я угадала.
– Тише! – осекает господина его сосед, торгующий засахаренными ягодами. – Не кличь беду!
– Беда уже случилась! – стонет мужчина беспомощно.
Другие торговцы качают головами:
– Совсем от горя спятил!
Я показываю ладонь, прося их успокоиться. Ян Гуйцзу действительно рассказал в первую очередь о пропавшем мальчишке Чжэне. Его семья выловила на рынке младшего ученика, отправившегося продать яблоки из нашего сада, и рассказала о своей беде. Юноша тут же побежал на гору, не рискнув браться за дело в одиночку в своём возрасте. Умный мальчик.
– Значит, пропажи начались ещё в начале лета?
– Ещё весной! – вмешивается в разговор проходящая мимо женщина.
– Да твой малец просто напился и сбежал! – отгоняют её торговцы. – Всегда был безответственным пьяницей!
– Неправда! – мать грозит мужчинам кулаком, и я осторожно придерживаю несчастную женщину. Она так стара, что ей впору нянчить внуков. Неужели горе так сломило её? – Он был хорошим мальчиком!
Соседи торговца паровыми булочками выражают сомнения в её женском уме, однако я стараюсь успокоить всех, чувствуя, как школьные неприятности настигают меня и внизу: здесь тоже никто не слушает.
– Я вам верю, – обращаюсь к женщине. Перевожу взгляд с неё на мужчину с маньтоу и обратно. – Прошу, расскажите, как пропали ваши дети.
– Вам бы дедушку Чжэна спросить, – советует мне торговец, ранее прервавший потерявшего сына мужчину.
Со слов адепта моего дворца, переданных шисюном Яном, паренёк Чжэн пропал вечером, где-то в городе. За его пропажей мог стоять как голодный дух, так и какой-нибудь ночной гуляка, зашедший слишком далеко в своих развлечениях или разборках. Земля слухами полнится, так что семья Чжэн сразу испугалась, что их мальчик мог стать жертвой, как другие жители городка. Но обстоятельства их исчезновений я не знала.
– Конечно, – требуется оставаться вежливой. – Но сначала я выслушаю госпожу и господина.
– Как знаете!
Уж явно больше вашего.
Так к вечеру удаётся выяснить, что беды сыплются на Фаньжун несколько месяцев, копясь, как листья, что опадают по осени. Не доставляя беспокойства поначалу, к концу сезона листва, не смахнутая с дорог, забивается под ноги, люди спотыкаются, падают, обдирают носы, локти, коленки… Тогда-то и приходит понимание, что причину всех бед надо убрать.
Насвистывая незамысловатую колыбельную и тем самым привлекая голодного духа, что мог затаиться на этой земле, я неспешно иду к лесному озеру близь городка, рассуждая на ходу.
Первым исчез сын госпожи с рынка. Будучи кормилицей семьи Чжэн, госпожа сумела отдать своего ребёнка в ученики лекаря из их дома. Юноша был прилежен, однако в середине весны просто испарился! Злые языки молвят, что причина в его никудышности, что судьбой не написано лечить, что выпивка погубила, что в последний раз видели с кувшином в руке да в винной лавке, что он просто не смог показаться на глаза в своём виде. Но если всё так, почему он даже записки не оставил? Почему не взял хоть какие-то вещи? Почему его учитель промолчал, ни ругая, ни хваля, пребывая в горе?
Под ступнями хрустит ветка, ночной ветер подпевает моей мелодии, но веяния тёмной энергии не чувствуются. Озеро показывается из-за ветвей, и я ускоряю шаг, не прекращая крутить в голове, что узнала.
Вторым был один из слуг семьи Чжэн, что раскрылось, когда я заглянула в их дом. Порядочный и исполнительный, он будто оказался утащен из постели посреди ночи: разворошённое бельё, никаких прощальных посланий.
Третьим стал сын торговца маньтоу. Юноша вышел торговать в одиночку, когда отца свалила болезнь. Здоровьем мужчина крепок, уже к вечеру встал, решил проверить паренька и обнаружил лишь пустой прилавок, не сваленный, с не остывшими ещё булочками. Сына нигде не было!
На берегу светло из-за лунного света. Сюда меня привели местные рыбаки, обмолвившись, что один их друг утонул здесь, хотя прекрасно плавал. Как и прочие, он был достаточно молод.
Я в задумчивости цепляю носком камешек и наблюдаю, как тот летит к воде.
Последний – сын семьи Чжэн… Трое из пяти мужчин как-то связаны с семьёй Чжэн. Неясно, объединяет ли с ними что-то рыбака и торговца. Однако странно то, что все пропали в разных местах города, кто-то вообще на озере. Один дух, шныряющий по обширной территории, сомнителен: либо он очень силён, либо духов несколько.
Напрягшись, я кладу руку на меч на поясе и стискиваю рукоять: плеска упавшего в озеро камня я так и не услышала.
Засвистев громче, призывнее, я поднимаю брошенные на берегу ветки и швыряю их в воду одну за другой. Не дожидаясь, когда они упадут, подхожу к озеру, остановившись у кромки, и всматриваюсь, не беспокоится ли его гладь. Дашисюн Шэнь сказал бы, что я действую грубо, ведь в этот миг нарушаю все запреты, созданные, чтобы обезопасить от озлобившихся призраков: свищу, мчусь на подозрительный звук, иными словами, делаю из себя пылающую приманку. Не то чтобы он сам бы не действовал так же, всего-навсего крайне заботливо относился к младшим собратьям. И, наверное, не рисковал бы, не имея прикрытия.
Так и не дождавшись, когда предположительно затаившийся в воде дух явит себя, я придерживаю подол – и захожу в озеро по колено, провоцируя на атаку откровеннее некуда! Неумно, ведь на берегу я сражалась бы гораздо лучше, зато быстро!
Кулак вбивается вниз и поднимает столп брызг – дашисюн Шэнь должен был возглавить школу Нинцзин, а не я! Дашисюн Шэнь, а ещё раньше него – шисюн Ян! Однако мой учитель предал шисюна Яна, тот погубил дашисюна Шэня – и вот я старшая ученица без году неделя, вот я глава главного дворца, вот я должна быть справедливой, разгребать всё, другими сваленное, и не злиться! Не злиться!!! Не злиться!!!
Вместо колыбельной я теперь издаю что-то чрезмерно агрессивное, злое! Земля уходит из-под ног, и меня тащит дальше, на глубину, чтобы потопить и напитаться моей затаённой злобой. Затаившийся в озере дух, наконец, отзывается, считая себя достаточно могучим, чтобы подавить меня, пока мои глаза горят, наверняка заалевшие виною ударившей крови.
Я складываю пальцы в печать и устремляю меч в воду, чтобы духовной энергией столкнуться с тёмной, чтобы у меня было время отплыть назад к берегу. Барахтаясь, я отплёвываюсь от воды, что забивается в рот, ноздри и уши. Контролировать себя и клинок сложно, нужно убедить себя, что гнев – путь адептов школы Сюэсэ Хоянь, не адепта со священной горы.
Но у меня не получается, и я разъяряюсь лишь сильнее, мне грозит стать утопленницей, когда…
– Хах!
Когда шум воды и усилившегося ветра перекрывает смех, и передо мной появляется рука мальчика в бамбуковой шляпе.
– Ты!..
Нет, здесь никого нет! На Нинцзин бы почувствовали заблудшего духа, но раз его никто, даже учитель, не видел и не слышал, то значит, что он лишь видится мне в очередной раз, не более!
– Я! – передразнивает отнюдь не детский голос.
Хватка на запястье вполне реальная, для ребёнка слишком крепкая. Меня лёгким движением вытягивают из воды, подбрасывают в воздух, и, пока не приземляюсь на ноги, я успеваю рассмотреть улыбающегося парня, облачённого в чёрное одеяние заклинателя. Рукава его, чтобы не мешались, перевязаны красными лентами.
Вместе эти цвета носят адепты лишь одной школы.
– Отпусти! – прошу я, не тратя время на разговоры. Взметнув руку вверх, я ловлю призванный клинок, выскочивший из воды, и, порезав руку, кровью рисую удерживающий барьер на песке.
– Не поможет, – хмыкает за спиной тот, кого я ошибочно приняла за свою иллюзию. – Он удрал, едва я появился.
Напрашивается логичный вопрос:
– И зачем же ты тогда появился?
– Судя по твоему взгляду, затем, чтобы ты меня убила! – и хоть восклицает он так, на лице юноши ни следа страха.
Я поджимаю губы – мне прельщает идея, если не убить, то хотя бы поколотить незваного заклинателя. Он спугнул нежить, которую я столь старательно привлекала!
– Где мне прикажешь его сейчас искать? – складываю руки на груди, глубоко вздохнув.
– Мне казалось, ты тонула, – недоумевает тот, кого не звали.
– Всё было в порядке!
Пусть не было, ему не следовало лезть в мою охоту на неведомую тварь! Удовлетворяет лишь то, что понятно, что именно она потопила рыбака и что она вполне может оказаться тем же, кто охотится за другими, раз столь резво сбежала из озера.
– Разве светлой заклинательнице не положено поблагодарить? – поддевает меня юноша.
Он не глава какой-нибудь школы или дворца, не мой старший собрат, так что я в долгу не остаюсь:
– Разве тёмному заклинателю не положено было пройти мимо?
Он изумляется, будто по его одёжке неочевидно, что он из школы Сюэсэ Хоянь. Школы тёмных заклинателей, которая в последнее время выбралась из своей берлоги и заинтересовалась созданием доброй репутации, что и обеспокоило прочих глав дворцов на последнем собрании.
– Ох, какая злая! – картинно ужасается юноша. – Вас таким речам на отдельных уроках учат?
Я вскидываю бровь:
– Наставники в вашей школе не учат вас отвечать на вопросы? Упущение с их стороны.
Передёрнув плечами, я вытираю раненую ладонь о рукав, и тот пачкается в крови, вдобавок к тому, что и так висит мокрой тряпкой. Брезгливо сморщив нос, я возвращаю своё внимание адепту враждебного учения и уже готовлю едкий ответ на заслуженный упрёк, касающийся моего отвратительного отношения к вещам и приличиям, но заклинатель удивляет меня:
– Тебе бы одежду снять да высушить.
У меня распахивается рот, но ничего, кроме полуоха-полувздоха из него не вылетает. Он! Предлагает! Мне! Снять! Вещи! При нём, что ли?!
– О чём ты подумала? – юноша склоняется ко мне, так близко, что кожу на щеках обдаёт воздух, которым он дышит! – Ты всегда заливаешься краской, когда тебе дают дружеские советы? Это так интересно! Ты покраснеешь больше, если я посоветую тебе не сражаться с тёмными сущностями на их территории в одиночку? Или если покажу, где в твоём барьере была неточность?
Кончики наших носов почти соприкасаются, и я отскакиваю назад, как вспугнутая выходкой кого-нибудь из младших учеников.
– Это ты о чём подумал?! – я отворачиваю лицо и устремляюсь в лес, чтобы вернуться в город. – У меня нет желания с тобой возиться!
Зато есть желание переодеться в сухое! А ещё срочно остудить голову!
Я фактически бегу, но юноша нагоняет меня, перегоняет и, сцепив пальцы на затылке, бежит спиной вперёд:
– Зачем тебе возиться со мной, если я могу повозиться с тобой? Тебе же помощь нужна?
– Не нужна!
– Как не нужна? – надо признать его таланты, движение даётся ему без труда, хоть он и не смотрит, куда мчится. – Ты потеряла из-за меня того духа – значит, теперь я должен его тебе найти.
– Сама справлюсь!
– Ну и чего ты отказываешься? Сама же возмущалась, где тебе его теперь искать!
Он неожиданно останавливается, и я врезаюсь ему в грудь.
– Ну вот, остановилась.
«Это уже!..» – гневная мысль не успевает сформироваться, и я, не церемонясь, наступаю юноше на ногу и духовной энергией толкаю его так, что он теряет равновесие и летит вниз. Не рассчитываю только на то, что он и меня зацепит, и я полечу следом!
– Ай!
Со вскриком я приземляюсь на чужие кости, скрытые под кожей и одеяниями, и оказываюсь зажатой между твёрдых мужских ног. Положение постыдное и недостойное в высшем своём возможном проявлении!
– Дай мне слезть! – вожусь в молниеносно окольцевавших меня руках.
Я буду опозорена и высмеяна, если кто узнает! Ян Гуйцзу же не упустит случая помолоть языком! Что хуже, так это то, что я сама это не забуду и больше не сумею без покраснения взглянуть на собственное отражение!
Мне надавливают на спину, из-за чего тело едва ли не сплющивает о юношу:
– На твоём месте, – раздаётся хрипло и с ухмылкой, – я бы не шевелился.
Сердце заклинателя под моим ухом бьётся оглушающе. Приличия в моём сознании растворяются в потоке всплывающих картинок весеннего дворца, которые я не должна была видеть, но смотрела с соучениками в бытность ученицей. Такие неприличные книжонки, случалось, доставались нам от гостей, часто пребывающих в главном дворце. И там было… всякое…
– Ты дышишь тяжелее меня, – тёмный заклинатель дует мне на макушку.
Непорочность не является основой учения Нинцзин, однако сейчас мне хочется, чтобы являлась! Хотя тогда я потеряю поддержку шишу Бая, следующего по пути самосовершенствования вместе с супругой и ради неё готового…
– Я мягонький? – юноша подо мной цепляет прядь моих волос, прижимая к себе одной рукой.
– Жёсткий, как куча камней! – огрызаюсь я.
Его довольное мычание отрезвляет – да он же издевается надо мной, а я позволяю подобное из-за смущения! Преодолевая внутреннее ощущение непотребства, я ёрзаю, выползаю из-под его руки и, вскочив, проверяю, что одежда не сползла и всё закрывает.
Юноша остаётся лежать посреди тропы, словно получил уже всё, что хотел. Я порываюсь уйти, но, глянув на наглеца, замираю. Ярость диктует мне: необходимо стребовать с вмешавшегося в мои дела юнца что-то за то, что заставил поваляться с ним в грязи. По его вине, я горю из-за собственного вынужденного бесстыдного поведения!
Меня внезапно озаряет!
Носком сапожка касаюсь бедра наглеца:
– Что ж, ты хотел помочь? Вставай и помогай! Будем ловить сбежавшего духа на тебя!
– Так бы сразу! – юноша прыжком оказывается на ногах.
Глава 3. Ребёнок в корзине из-под редиса
Примечания:
Цыянь – режущий глаз, ослепительный.
Лилян – сила, власть, энергия.
Дацзе – старшая сестра, сестрица.
Из-за тёмной энергии в воде сменная одежда, хранящаяся в рукаве, промокла, как и та, что была на мне, так что на постоялом дворе приходится переодеться в вещи, купленные у хозяйки. Потуже затянув на себе халат, я цепляю ждущего в коридоре заклинателя за запястье и затаскиваю в тускло освещённую комнату. Обойдя развешанные по всем поверхностям одеяния, он уверенно садится на кровать. Я поджимаю губы – благовония в комнате горят, но не успокаивают, моё раздражение разгорается с ними.
– Знаешь, в таком свете… – начинает адепт из Сюэсэ Хоянь, правильное отношение к которому трудно определить.
– Что? – руки сами собой складываются под грудью.
– В таком свете я чётко вижу ямы под твоими прелестными глазками. Не хочешь прилечь вот сюда и поспать до утра?
Закатив «прелестные глазки», я подвязываю высохшей ленточкой волосы повыше:
– И упустить подходящее для поисков время? Все известные пропавшие пропали именно в ночные или предночные часы.
Пока я зажимаю один конец ленты зубами, парень возражает:
– До будущего вечера уже вряд ли случится что-то страшное. Так отчего бы не отдохнуть?
– Ты трусишь? – лента туго стягивает пучок. – Наглости в избытке, храбрости не так много?
– Не заигрывайся, – ровно произносит юноша. По спине от его тона бежит холодок, отдалённо знакомый. Я не соображаю, кого он мне сейчас напоминает, но вдруг соображаю другое:
– Как тебя зовут?
Имени его я до сих пор не узнала. Вежливость убежала в начале нашего знакомства вместе с озёрным духом.
– А, меня? – ощущение холода испаряется, парень неуместно веселеет. – Чжао Цыянь, молодая госпожа! Как прикажете величать вас?
Небеса, лучше бы и не спрашивала! От вольной речи к формальностям, нелепость же!
– Ван Лилян, – представляюсь я.
Имечко у тёмного заклинателя занимательное, с одной стороны, от него веет обожанием тех, кто его дал, с другой, призывом остерегаться. Но при всей своей интересности, это имя мне не знакомо. А вот ему может оказаться знакомо нынешнее имя главы школы Нинцзин. А вот моё прежнее взрослое имя – едва ли.
– Ван Лилян-а, – протягивает он моё имя по-дружески тепло. – Такое суровое имя не помешает чуточку смягчить.
Я повторно закатываю глаза.
– Ван Лилян-а, гляди же, какая кроватка удобная, – идею затащить меня в кровать Чжао Цыянь не отбрасывает, призывно хлопает по одеялу и сюсюкает, как с дитятком. – Чистенькая, никто не покусает.
Бесит!
– Что ж, тогда ложись, затеряйся в Царстве Снов и нарвись на какую-нибудь злобную тварюгу! – от души желаю я, подорвавшись, подобно бамбуку, брошенному в костёр, и распахиваю дверь в коридор.
Тяжкий вздох тут же рвётся наружу и будто зависает под потолком чёрной тучей. От бессилия прикладываю дрожащие пальцы ко лбу, а в мыслях только: «Надоело, надоело, как же надоело… и это что, детский смех?!» Отцепив ладонь от лица, я сталкиваюсь с мальчиком в бамбуковой шляпе. Он оттопыривает детские пальчики, манит ими за собой, не стесняется показать улыбку с недостающими зубками.
Я покачиваюсь, волевым усилием удерживаюсь на ногах и моргаю, прогоняя муть, заволокшую мир. Смех, однако, после этого не пропадает, он превращается в скорбный плач. Ребёнок перестал мерещиться – значит ли это, что плач настоящий? Откуда он?
– Слышишь? – оборачиваюсь к Чжао Цыяню. Слух у тёмного заклинателя должен быть не менее остёр, чем мой, он отличит, где иллюзия, где явь.
– Что? Я много чего слышу, – плечи его прыгают вверх-вниз.
– Будто ребёнок плачет, – поясняю я, почёсывая кулаки.
– А, это слышу!
Я сразу же срываюсь с места, вниз по лестнице, на первый этаж постоялого двора, откуда и доносятся тревожащие меня звуки. В спешке даже не захватываю фонарь, чтобы не было нужды всматриваться в темноту. Завывания дитя тем неуловимее, чем ближе я к кухне. Когда я вхожу на кухню и огненным талисманом, без раздумий затолканным в рукав при одевании, зажигаю найденную свечу, ребёнок уже не столько плачет, сколько давит всхлипы.
– Там, – я подскакиваю – Чжао Цыянь неведомо как образуется за спиной! Следуй он за мной изначально, я бы обратила внимание!
– Там, – повторяет адепт Сюэсэ Хоянь, подбородком указав туда, куда я и без него глядела.
– Знаю, – я крадусь к дальнему концу помещения, где сложены корзины с редисом. За белыми кучами, в самом уголке, вместо редиса в корзине сидит зарёванный мальчик.
Крохотный и потрёпанный, будто бы извалявшийся в грязи, он трёт липкие щёчки кулачками. Однако важно то, что щёчки эти – совсем беленькие, как и глазки: дитя морщится, но не краснеет.
Я присаживаюсь перед малышом и ласково зову:
– Здравствуй.
Мальчик сосредотачивает на мне слезящийся взгляд.
– Здравствуй, дацзе, – он будто отвык говорить, простому человеку ни слова бы не разобрать.
Губы мои чуточку подрагивают, но всё же складываются в тёплую улыбку.
– Ты потерялся? – я придвигаюсь на цунь ближе. Ребёнок не спешит убегать или закрываться, что считается добрым знаком.
Мне с заминкой отвечают кивком. Помявшись и поёрзав в корзине, в которой смотрится крошечной редисочкой, мальчик добавляет:
– Я потерял дацзе. А потом потерялся сам.
Не задумываясь, я оглядываюсь на Чжао Цыяня: тёмный заклинатель или светлый, он должен прийти к схожим с моими выводам. Оттого и рот закрыл, дав мне заняться делом.
– Я, – пальцем упираюсь себе в грудь, – похожа на твою старшую сестрицу?
Ребёнок кивает несколько раз.
– Потому ты заговорил со мной? Хочешь, чтобы я помогла тебе найти твою дацзе?
– Ты ведь можешь, дацзе? – с надеждой смотрит на меня это дитя.
Я со всей возможной теплотой треплю волосы мальчишки и обещаю:
– Могу. Клянусь, что приведу тебя к сестре.
Услышав желанную фразу, мальчик бросается в объятия – мне не остаётся ничего другого, кроме как подняться с ним в комнату на руках и укачивать, пока не уснёт. Чжао Цыянь молчит вплоть до тех пор, пока я не укрываю ребёнка одеялом.
– Тебе не следовало давать мальчонке подобные обещания.
Это верно.
– Как ещё мне было его успокоить? – грубо отзываюсь я.
– Если ты не найдёшь его сестру, он рассвирепеет и станет опасен. Тогда его точно не успокоить.
И это тоже верно.
– Но сейчас-то он безобиден. И он явно видит нас впервые, что означает, что в озере был кто-то другой. А этот ребёнок…
– Ещё жив, но раскололся на части, – подтверждает мои подозрения тёмный заклинатель. – Одна его половина где-то живёт и дышит, другая призраком воет в ночи.
– И собрать его воедино можно лишь приведя к сестрице, которую он ищет.
– Или просто найти вторую половину пацана и соединить их насильно, – хмыкает юноша.
Выбить бы ему дурь из головы!
– Ты хочешь разбить душу окончательно?! – шиплю от злости, не крича лишь из-за спящего мальчика. – Насилием можно только разрушать, но никак не создавать что-то!
– Тёмное искусство с тобой не согласится, – Чжао Цыянь взмахивает рукой.
Полы и рукава развешанных одежд покачиваются от дуновения энергии, выпущенной не мной, юноша же невозмутимо наблюдает за реакцией на свою пакость. Мне вспоминается учитель, чьи мысли отравил порочный базар, обиталище обмана и принуждения. Мерещатся Ян Гуйцзу, чья жизнь обернулась трагедией из-за чужой жестокости, и Фэн Цзяньсюэ, покинувшая Сюэсэ Хоянь и попросившаяся ко мне в ученицы.
– Даже светлые методы, направленные в насилие, уничтожают. Я не знаю противоположного, – выдыхаю, в конце концов.
– Так почему бы мне тебе его не показать?
Задержать дыхание. Снова выдохнуть. Опустить ресницы, чтоб глаза не видели.
– Не на столь хрупком примере, – зевок прорывается вперёд окончания фразы – ладонью не прикрыть даже.
Я не помню, как засыпаю, хотя детское сопение звучит во сне, как наяву. Смешиваясь со смехом мальчика в бамбуковой шляпе, ведущим меня за руку туда, где меня ждут, где будет легче и лучше, оно звучит потусторонне. Я мечусь по постели, сбиваю накинутое одеяло и просыпаюсь, маша руками и ударяясь запястьем о край кровати. Вспотевшая, беспокойная и ни капельки не отдохнувшая.
Ни ребёнка, ни тёмного заклинателя рядом нет. Посреди комнаты стоит бочка с согретой водой, что не стынет под заклинанием, высохшие одеяния сложены на столе в аккуратную стопочку. Подозрительная заботливость!
Чжао Цыянь появляется на пороге как раз тогда, когда я, спешно собравшись, цепляю меч на пояс. Мальчишка держится за его ладонь: в свете дня выглядит совсем беспризорником, но осколок души не то чтобы реально по-настоящему отмыть или вылечить, всё же он отражает состояние лишь части от целого, лишь целое возможно привести порядок.
– Ван Лилян-а хочет кушать? – напевает Чжао Цыянь добродушно.
– Вечер скоро? – однако я его настроение не разделяю: «Сколько времени потеряла?!»
Глава 4. Бесценное сокровище
В вечернем переулке задыхаются любые шумы: крики из винных лавок, топот спешащих работяг, ругань и споры – всё достигает ушей приглушённо. Я вспрыгиваю на крышу. Ребёнок сжимает меня, сидя на спине, и только благодаря крепкой хватке я не забываю о его присутствии.
Чжао Цыянь вышагивает внизу, в одёжке обычного горожанина, латанной в нескольких местах – спасибо хозяйке постоялого двора, что старьё своего мужа она отдала даром. Меч тёмного заклинателя висит на поясе вместе с моим клинком, но на другом боку, его тяжесть и чуждая энергия ощущаются и через ножны. Без столь грозного оружия сбежавший дух не должен опознать Чжао Цыяня и мгновенно увидеть в нём угрозу.
Юноша беззаботно насвистывает, привлекая духа, что определённо находится где-то в городе. Покинув озеро, создание, если именно оно ответственно за пропажи молодых жителей Фаньжуна, не вернулось бы туда, откуда его прогнали, так скоро да без добычи. А поскольку никто не исчез, то вывод напрашивается: дух ещё не выбрал жертву. Мы выберем за него. А, разобравшись с более опасной тварью, я помогу мальчику и вернусь на Нинцзин.
– Если гора к тому времени не рухнет, – уточняет мальчик в бамбуковой шляпе, появившись на крыше дома напротив. Золотые глазки видения сверкают, как драгоценные камни блестят на белом лице.
Я вздрагиваю: обычно он не говорит! Не обращается ко мне… подобным образом, не продолжает мои же рассуждения!
– Ты рискуешь упустить добычу, – улыбается он.
Пока я в неверии трясу головой, мальчик в бамбуковой шляпе пропадает. Зато я замечаю, что внизу за Чжао Цыянем ползёт тень, отделившись от стены. Если сейчас зажать её между нами и перекинуть парню меч, то никуда деться тень не успеет!
Оттолкнувшись, я слетаю с крыши и швыряю клинок заклинателю. Ребёнок догадливо отпускает плечи, расплетает ноги, давая мне возможность вооружиться. Пока я атакую, Чжао Цыянь рисует барьер со своей стороны. Стоит бесформенной быстрой тени метнутся в сторону заклинателя, как уже я рисую барьер со своей. Мы одновременно взмахиваем мечами – и под давлением тёмной и светлой энергии тень замедляется. Ей некуда сбежать, негде особо извернуться, потому каждый наш следующий удар попадает прямо по ней.
И вот тень оседает, клубы тёмной энергии расходятся, открывая истинный облик духа, сокрытого под ними. У меня расширяются глаза, и я оборачиваюсь на ребёнка, что недавно несла: у него и у загнанного нами духа одно лицо.
– Я ничего не делал! – вскрикивает мальчишка, по-детски отпираясь. – Это не я!
Метнувшись к выходу из переулка, осколок души врезается в барьер и в панике стучит по нему кулачками. В бессилии он молотит ещё и ногами, но, конечно, против заклинаний это не помогает. Картинка в моей голове складывается, и я тихонько приближаюсь к ребёнку.
– Конечно, это не ты, – убеждаю мальчика, опустившись так, чтобы наши лица оказались напротив. – Ты же был со мной, как же ты мог быть ещё и внизу?
Он хлюпает носом и недоверчиво прожигает взглядом мою грудь, через томительное мгновение всё же прижавшись ко мне дрожащим тельцем. Усадив его на локте, я подхожу к Чжао Цыяню, держащему пойманного духа. Точнее, ещё один осколок одной души: та часть, что мы встретили на постоялом дворе, отражает боль потери, другая – ярость, потому-то и лицо у них одно. Но если агрессивный и плаксивый ребёнок связаны друг с другом, то это означает, что проблему они делят одну на двоих.
– Почему ты нападаешь на молодых мужчин? – решаю допытаться у рыпающегося мальчишки, которому не ускользнуть из хватки тёмного заклинателя. – Они как-то связаны с пропажей твоей старшей сестрицы?
– Дацзе? – мальчик прекращает вырываться, замирает, склонив голову. – Ты похожа на дацзе, но ты не дацзе! Никакая ты не дацзе! Верните мне дацзе!
Чжао Цыянь закатывает глаза, но мне сейчас не до него. Я повторяю вопрос:
– Зачем ты нападаешь на горожан?
– Кто-то из них увёл дацзе! И, если они не признаются, кто, то я сам узнаю!
Пойманный ребёнок становится достаточно словоохотливым.
– Ты потерял старшую сестрицу по вине какого-то парня?
– Небось замуж вышла, – фыркает Чжао Цыянь, и я раздражённо на него шикаю.
– Дацзе бы не ушла в другую семью без меня! – возмущается буйный ребёнок. При этом его собрат-осколок сидит, молчаливый и переставший хныкать.
– Конечно-конечно! – с напускной важностью соглашается Чжао Цыянь. К чему он лезет и бесит и без того враждебно настроенный осколок души?!
– Он сказал, что его сестру увели, – замечаю я. – А он, – я приподнимаю ребёнка у себя на локте, – сказал, что потерял её и потерялся сам.
– До чего-то додумалась? – юноша склоняет голову так, что ухом касается плеча. Чересчур наигранное любопытство!
– Дети часто теряются по ночам, – я припоминаю, как сама заблудилась малышкой и выжила и нашла дом лишь благодаря встреченному на улице мальчику в бамбуковой шляпе. – Ночью же легче всего кого-то похитить. Полагаю, какой-то парень похитил сестру, а младший брат с тех пор не может её найти. От горя и из-за сильной привязанности душа раскололась более чем на две части.
Дитя на руке ёрзает, привлекая к себе внимание. Под детским взглядом сердце сжимается от тоски, и я отчего-то заостряю внимание на чертах лицах мальчика. Словно кто-то резко сдёрнул пелену с глаз, я осознаю, что мне знакомо его личико. Нет, я не встречала такого ребёнка прежде, но я встречала взрослого! Здесь, в Фаньжуне!
Испытывая острую нужду проверить догадку, я сдёргиваю заклинание, преграждающее выход, и спешу на рынок.
– Куда спешим?! – кричит Чжао Цыянь, но я различаю его шаги за собой. – Мальчонку не урони!
«Сам не урони!» – не хочется тратить время даже на такой короткий ответ. Я без ошибок нахожу среди прилавков и ещё не ушедших торговцев мужчину, что завлёк меня паровыми булочками.
– Господин, – я буквально подскакиваю к столу, не ударившись лишь благодаря многолетним тренировкам. Торговец маньтоу отшатывается. – Господин, скажите, этот ребёнок никого вам не напоминает?
Мужчина, упавший наземь от стремительного появления пред собой, открывает рот, будто сейчас забраниться, но, посмотрев на дитя, давится ругательствами и не сразу находит в себе силы встать. Мальчик, которого я держу, волнуется, дышит тяжело. Я права! Точно права!
– Господин, – я опускаю ребёнка рядом с мужчиной, – скажите, у вас была когда-то старшая сестра?
Он мотает головой – я ошиблась?..
– Да как же не была? Была! – нас обступает народ. – Такая красавица росла!
Тогда…
Поразительно, однако, когда я оглядываюсь, вижу за спиной Чжао Цыяня, который понимающе ставит присмиревший злой осколок души рядом с другим и рядом с торговцем маньтоу. Мужчина берёт мальчиков за руки, и мне предстают не два ребёнка, а три: сейчас я вижу не только возраст мужчины, но и его более давнюю боль, скрытую за свежей болью от потери сына. И, что самое печальное, вторую беду он навлёк на себя сам, ведь виной пропажам – свирепая часть его души.
– Его сестру ведь похитили, верно? – обращаюсь я к окружившей нас толпе. Они совсем не понимают, что происходит, но рады поглазеть.
– Да, почти сорок лет назад, – отзывается дедушка с голосом, всё ещё способным перекричать десятку молодых.
– Её пытались найти?
– А как же не пытаться? Да только никто, кроме его-то, – он указывает на потерявшего дар речи торговца, – и не видел, кто то был, да и тот не рассмотрел толком. Как же её найти? Её могли увезти из города той же ночью, а кого преследовать и не поймёшь.
Разумно. И всё же почему трое пропавших связаны с семьёй Чжэн? Сын торговца был похищен, потому что осколок почувствовал что-то знакомое, но не определил наверняка, что именно, потому что не столкнулся с самим собой. Рыбак… потому что молод, а осколок какое-то время прятался в озере? Что же семья Чжэн? Что если в их доме, в их членах он почувствовал что-то знакомое, как и в случае с собственным сыном?!
– Присмотри за ними! – хлопаю по плечу тёмного заклинателя, а сама несусь к дому семьи Чжэн. Я близка к разгадке!
В дом меня пропускают, едва замечают: всё же, белые с золотом одеяния достаточно приметны, да и они ждут от меня вестей. Не замечая обстановки вокруг, потому что она совсем не важна для дела, я оказываюсь пред хозяином дома.
– Дедушка Чжэн, – обращаюсь к нему так, как сами велели называть. – Ваша супруга… кем она была?
Под утро удаётся найти всех пропавших юношей: укрытые полотном из тёмной энергии, они лежат на дне озера и дышат, сохранённые живыми техникой столь злой, что я не могу к ним прикоснуться. Чжао Цыянь сам очищает их от напитавшей тёмной энергии и приводит в себя, пока я стою на берегу и размышляю, из-за чего вообще произошла вся эта череда пропаж.
Много лет назад из бедной семьи была похищена юная красавица и продана охотником за лёгкой наживой в семью крайне богатую. Девушка была столь ранима, что лишилась памяти, но в семье Чжэн, куда её продали, нашла счастье, родила наследнику дочь – но рано скончалась. А дочь её уже родила сына, того самого пропавшего паренька.
Тем временем, её маленький брат так и не смог оправиться от горя, от злости на жителей Фаньжуна, не нашедших её. Кто бы додумался искать её в доме богачей? А сама она дом не покидала, да и слишком скоро погибла. Душа мальчика раскололась, сам он рос не цельным. Осколки души крепли годами и за десятки лет стали достаточно сильными, чтобы так навредить. И пусть, узнав правду о сестре, тот мальчик, торговец маньтоу, собрался воедино и привёл нас к спрятанным юношам, пусть юноши выжили, но тёмная энергия отравила их так сильно, что я не знаю, будут ли они в своём уме когда-нибудь.
– Я закончил, – подходит ко мне Чжао Цыянь.
Усталый, он раздражает меня куда меньше, чем до этого. Чёрная ткань скрывает, но по запаху чувствуется, что его нижние одежды прилипли к коже. Он разминает плечи и тянет спину, когда я захожу ему за спину и делюсь духовной энергией, чтобы быстрее восстановился. Полагаю, сойдёт за спасибо, что не придётся говорить вслух.
– Эй-эй-эй! – на удивление возражает юноша. – Тебе нужнее, – оборачивается ко мне.
Мимолётный взгляд на приходящих в себя потерянных горожан, от которых уже не веет сбивающей с ног тьмой, как прежде, и обратно на Чжао Цыяня сообщает всё, что крутится на языке: потратил своих сил тёмный заклинатель порядочно, и теперь их следует восполнить.
– Поверь мне, со стороны ты куда страшнее, – парень тычет мне пальцем в лоб.
– Не хочешь – не надо!
Сразу вспоминается, как сильно я задержалась и как много дел меня ещё ждёт. Действительно, чего это я энергию на едва встреченного проходимца трачу?! Проходимца, который, однако, мне помог…
– Ван Лилян-а! – зовёт Чжао Цыянь и останавливает за плечо. – Постой-ка!
Развернув к себе, он извлекает из полы… нож. Непростой, ох и ой, какой непростой! Старый, острый и злой. Моя ладонь холодеет, когда заклинатель его в неё вкладывает, пальцы мгновенно примерзают к рукояти, как язык к железу в ужасно морозную зиму.
– Что это? – с усилием приподняв тяжёлый, как куча камней, предмет к лицу, я хриплю и выдыхаю облачко пара.
– Нож убийцы, – поясняет Чжао Цыянь. – Его владелец жил несколько веков назад. Пишут, что на его счету тысячи жизней.
– И зачем ты показываешь мне его?
Оружие, подобное этому, считается бесценным. У ножей убийц всегда есть душа, яростная и напитанная затаённой злобой убиенных. Чем больше убитых – тем опаснее и острее клинок. И если это оружие забрало тысячи жизней, то…
– Я тебе его дарю, – вот так разбрасывается сокровищем Чжао Цыянь. – При желании, хватит и касания, чтобы отрубить палец. И он безошибочно притянет тебя к тёмной энергии, когда ты сама её даже не учуешь.
С трудом, но я выпускаю нож из рук, и тот падает в песок.
– С чего бы подарки? Тем более, такие? Я не возьму!
– Правильно, первый раз откажись. Откажись ещё второй, а потом поднимай и забирай себе, красавица, – он не спешит наклониться за клинком, словно по-настоящему, так вот просто отдаёт его.
– Я не возьму.
– Возьмёшь, ведь я его не заберу.
Он достаёт из ножен меч и встаёт на него.
– Тебе ведь будет жалко оставить такую вещь здесь, правда? Представь, что будет, если его кто найдёт. Сколько же невинных тогда погибнет, а?
– Ты!..
– До встречи, Ван Лилян-а!
Он улетает слишком быстро, чтобы имело смысл пускаться за ним в погоню. Нож приходится с крайней осторожностью поднять и отнести на Нинцзин на хранение. А дома, как и ожидалось, поджидают очередные неприятности!
Глава 5. Собрание школ
В распахнутые двери покоев с тренировочной площадки долетают звон мечей, кряхтение и стоны, к которым я без нужды прислушиваюсь – утренняя тренировка в самом разгаре. Во дворце Безмятежности или Великолепия в это время наверняка можно услышать музыку, тот способ духовной практики, который в главном дворце не прижился. Жаль, потому что сейчас я бы с превеликим удовольствием послушала что-то успокаивающее, а наведаться в обитель шишу Бая нет возможности.
– Тебя бы познакомиться с какой-нибудь лисицей, – Ян Гуйцзу подкладывает мне мяса в рис. Не в первый раз: в плошке образовалась уже горочка из кусочков, которые я не смогу проглотить при всём желании.
– У тебя и они в знакомых водятся, шисюн? – вырванная издалека, куда отстранилась, я откладываю палочки, но старший соученик вкладывает мне их обратно в ладонь и буквально заставляет есть, хотя кусок в горло не лезет с утра. Приходится подцепить немного риса.
– Я же был хозяином порочного базара! – с гордостью напоминает Ян Гуйцзу. Он жуёт с наслаждением и не позволяет мне говорить вплоть до тех пор, пока я не съедаю часть подкинутого мяса.
– И зачем же знакомить меня с лисицей? – интересуюсь и суплю брови.
– А как иначе научить тебя смеяться?
– По-твоему, у меня есть причины смеяться?!
Под давящим взглядом я доедаю всё, что было в плошке, а мне ещё и закуски подталкивают. Их я всё же отвергаю, как бы старший соученик меня ни осуждал.
– Разве произошло что-то плохое, шимэй?
– А нет? – встав, я быстрыми шагами меряю покои. – Представители Сюэсэ Хоянь изъявили желание появиться на собрании школ заклинателей! И как мне им отказать?
– Не отказывай.
– Не отказывать? – возмущённо переспрашиваю я. – А если не отказывать, то как мне тогда пресечь кровопролитие? Главы дворцов вымотали меня даже тогда, когда ученики Сюэсэ Хоянь просто ни с того ни с сего начали помогать людям, и ждали от меня каких-то пресекающих или иных действий. Чего они ждут от меня сейчас? Как потребуют поступить? И если я не поступлю так, как им хочется, какова вероятность, что в этот раз я их сдержу?
Рухнув на кровать, я стучу пальцами по лбу, чтобы отвлечься. Ян Гуйцзу приближается и садится рядом:
– Ты могла бы есть вместе со всеми учениками, а не здесь. И больше доверять хотя бы мне с учителем, способным прикрыть твою спину.
Воздух шумно выходит изнутри. Я схожу с ума, как же я могу доверить кому-то такое? Крестьянин или ещё кто мог бы предположить, что его прокляли, но не я, окружённая теми, кто почувствовал бы проклятие, подведи меня собственное чутьё. «Меня преследует мальчик, которого я видела ребёнком. В бамбуковой шляпе», – так и поведать?
– В твоё отсутствие, если ты не заметила, никто не умер, – хмыкает Ян Гуйцзу.
– Зато пришло это дурацкое письмо с прошением посетить Нинцзин. И не притворишься, что не получали!
***
Несколько дней спустя я бреду по бамбуковому лесу, стеной ограждающему дворец Безмятежности от остальной части школы. С нежностью и заботой доносится мелодия сяо, предназначенная кому-то определённому, никак не мне. Для всех так никогда не играют, хотя небожители отдали бы нефритовые горы и золотые изваяния, а смертные – последнюю еду, лишь бы услышать столь чувственную, личную игру. Мне же случайно повезло прийти именно в этот день и этот час, когда в хижине для медитаций уединились двое.
– Глава школы Ван? – Ли Лунмин, старшая ученица и супруга шишу Бая, замечает меня прежде, чем я захожу внутрь, в окно, у которого сидит.
Войдя, я удостаиваюсь уважительных кивков. Рука Ли Лунмин поглаживает округлый живот. Тяжесть сгладила худобу шимэй Ли, но, что бы ни говорили злые языки, не уменьшила красоту, сведшую главу дворца Безмятежности с пути одиночества и преданности всем людским идеалам.
– Глава школы Ван, вы разыскивали нас по определённому делу? – Бай Хэпин, прервавший мелодию, стоило его жене заговорить, кладёт сяо на небольшой стол и встаёт рядом с кроватью, где расположилась супруга. Ли Лунмин касается его пальцев – и без слов, по жестам понятно, как им помешали наслаждаться обществом друг друга.
– Во время разбирательства в Фаньжуне я натолкнулась на это, – вынув из бездонного рукава завёрнутый в талисманы нож, я выкладываю его на стол. – Не безопаснее ли будет отдать его в небесную столицу вашему ученику?
Бай Хэпин смело берёт оружие и вертит в руке.
– Вы показывали его дашисюну?
Я красноречиво закусываю губу.
– Или же вы не хотите, чтобы хоть кто-то знал, что тёмный артефакт у вас был? – понимает шишу Бай.
– Наличие у меня ножа убийцы вызовет ненужные вопросы, – не отрицаю я. – Мною и без того недовольны, как и моим учеником, как и шисюном Яном. Появление этого ножа может стать последней каплей в чаше терпения.
Осознание этого приходит не сразу, но, когда приходит, я в страхе устремляюсь к тому, кто не станет трепаться о моём подарке. Даже если клинок полезен и редок, засветить его у себя сейчас, перед собранием школ, я никак не должна.
– Дашицзе, – Ли Лунмин встаёт и в голос её звучит холодок. – Ты полагаешь скидывать ответственность с себя на моего учителя – идея достойного человека?
Она едва ли не заслоняет шишу Бая собой! Словно я ему навредить хочу!
– Я не прошу вас оставить нож, я прошу отдать его туда, где он никому не навредит, ни вам, ни мне, – оправдываюсь я. Перед младшей ученицей оправдываюсь!
– Сяо Лянь, – Бай Хэпин кладёт руку жене на плечо. – Глава школы Ван правильно обратилась к нам. Мы можем отдать артефакт Хэ Лунвану. К тому же, не ты ли хотела с ним свидеться?
Ли Лунмин успокаивается.
Что ж, мне не отказали в помощи. Теперь следует уйти как можно быстрее, чтобы не передумали!
***
В день собрания я хочу и не хочу видеть рядом с собой Фэн Цзяньсюэ.
Хочу, потому что она – одна из немногих, кто действительно знаком с представителями школы Сюэсэ Хоянь, с их методами, действиями, уловками и словесными хитростями. Иметь под боком советника, взращённого во вражеских стенах, крайне выгодно, когда впервые принимаешь адептов враждебной школы у себя дома.
Не хочу, потому что княжна демонов покинула тёмное учение без одобрения, самовольно разорвала с наставниками все нити судьбы и никогда не распространялась о прошлом, отмахиваясь, отшучиваясь или откровенно издеваясь над проявленным любопытством.
Показывать её гостям из Сюэсэ Хоянь – всё равно, что подвергать опасности и кричать, что не боишься ни волка спереди, ни тигра сзади. Кидать ученицу в пасть зверя, как добычу, у меня нет желания.
– Учитель, мой слух превосходит ваш, – девушка отвлекается от свитка и дёргает уголком губ. – Потому хватит прятаться.
Моё возвращение в главный дворец не остаётся незамеченным.
– Я и не пряталась, – выйдя из-за яблоневого дерева и присев на траву рядом с ученицей, я тяжко вздыхаю. – Расскажи мне о главе школы Сюэсэ Хоянь. Чего от него ожидать?
Лёгкий, насмешливый настрой княжны демонов испаряется, а алая метка демонической наследницы разгорается пламенем во лбу. Притронусь – обожгусь до кости. И без того тёплый летний воздух наполняется жаром, и я отсаживаюсь подальше, не отводя взгляда.
– Неприятно разочаровывать вас, учитель, но, по правде говоря, я даже не знаю, как он выглядит, – Фэн Цзяньсюэ издаёт смешок.
– То есть?
– Он не снимает маску с лица. Никогда и ни перед кем, даже перед моим отцом. Оно и понятно: ему есть, что скрывать, и он окружён людьми, которые не погнушаются убить его, по одному только обличью узнав обо всех слабостях. Но, если вам так нужен какой-то совет, скажу одно: адепты Сюэсэ Хоянь, глава в том числе, гораздо честнее.
– Ты только что сказала, что он прячет лицо, лишь бы его не прирезали из-за него!
– Верно, – кивает девушка. – Но знаете, в чём разница между тёмными и светлыми заклинателями? Тёмные не клянутся быть праведными и правдивыми, а вот светлые – да.
– И в чём же честность?
– Не понимаете, да? – княжна демонов прикрывает рот ладошкой, покашливает. – От нас, связанных с тьмой, вы ожидаете любого зла, в то время как зло в ваших рядах проходит мимо.
Красочно выражаясь, от её речей словно когтем царапает внутри головы. Я обязана подумать, что именно меня настораживает в произнесённом ученицей, однако как же мне уже надоело размышлять обо всём подряд! Ощущение, будто передо мной трясут верёвочкой, к которой привязана бумажка с ответом, но сил нет, чтобы остановить её полёт, сорвать и прочесть, что же написано.
Я тру виски, притворившись, что не о чем тревожиться.
– Для собственной безопасности, переберись пока во дворец Безмятежности. Ты неплохо ладишь с шимэй Ли, насколько мне известно.
Демоница закашливается уже по-настоящему, а не для того, чтобы скрыть, что я её веселю. Очаровательное лицо прорезает неприятное удивление, две пышные косы подпрыгивают.
– Вы серьёзно, учитель? Я – наследница князя демонов, росла в Сюэсэ Хоянь, а вы хотите просто отправить меня восвояси? Вам не о моей безопасности беспокоиться надо!
– Что у тебя с этой техникой? – перевожу тему я, глянув на свиток, удостоившийся её внимания.
– Не затыкайте меня!
– Этот учитель спросила, что у этой ученицы с этой техникой.
Уши девушки краснеют, она вспарывает острыми когтями землю и всё же отвечает на поставленный вопрос. При представлении мне того, что изучила, у неё то горит, то гаснет демоническая метка.
– Вы мне не доверяете?
Слюна во рту становится вязкой, мешая произнести хоть что-то внятное.
– Вы хоть кому-нибудь доверяете?
– С чего ты взяла, что я не доверяю тебе? – сглатываю и давлю из себя встречный вопрос.
– Вы учите доверять другим. Но сами отстранились так, что вам больше не подходит ваше собственное учение.
Фэн Цзяньсюэ смотрит пронзительно, сложенные в печать пальцы испепеляет дальнюю яблоню тёмной техникой. Эти же пальцы могут вонзиться мне в сердце и проткнуть насмерть.
– Вас сейчас очень легко переманить в другую школу, – заключает она. – И, судя по всему, вы не желаете, чтобы я вас от этого оградила.
– Ты придумываешь того, чего нет.
– Ой ли.
– Прекрати! – духовная энергия беснуется в меридианах, просится наружу, зудит тело и… Это. Очень. Плохой. Знак.
– Если вы столь убеждены, что я ошибаюсь, почему же спорите так рьяно? Дать ответ? Вы боитесь, что я права.
Меня трясёт, а кровь подступает к голове. Что-то влажное чувствуется в ушах, под глазами, в носу, и на траву выплёскивается… что-то красное. Тень мальчика в бамбуковой шляпе появляется тут как тут и нависает надо мной – страшно повернуться за спину.
– Учитель! – Фэн Цзяньсюэ в страхе подбегает ко мне и, кажется, что-то кричит. Из меня же рвётся дурная кровь.
Окружение окрашивается в алый цвет, как будто Небеса решили излить на мир смертных кровавый дождь. Меня стремительно и крепко хватают за ноги! Вскрикнув, чуть не булькнув, я отбиваюсь, меч вырастает в ладони и сталкивается с чужим клинком, чей обладатель плывёт, не опознаётся мной. Из-под земли лезут чудовища, и против всех я одна, совсем одна… Почему одна?! Почему, почему, почему?!
– Ты не беззащитна, – знакомый мальчик в бамбуковой шляпе трогает меня за кисть. – Ты сильная.
Силы во мне действительно в избытке. Только вот… дышать трудно… и всё такое неразличимое… Сковывает! Ещё что-то сковывает!
Меня отрывают от земли, меч дёргают, схватившись за остриё, но я держу крепко, если и вырвут, то только с рукой! С кровью из меня льются проклятия, а когда их пытаются заглушить, то я кусаюсь.
Всё заволакивает тьма, и мне так не хочется, чтобы всё пропадало, но…
Но мир перестаёт тонуть в озере, окрашенном кровавым закатом, расслабившись, я выпускаю клинок…
– Учитель, – Фэн Цзяньсюэ выдыхает с облегчением и отходит от меня, сжимая испачканный побагровевший платок. Её большие глаза широко распахнуты, пот рекой течёт по вискам.
Меня резко разворачивает кто-то – за спиной стоят шисюн Ян и учитель, суровые и испачканные не меньше платочка, стиснутого ученицей. Нин Хэфэн переглядывается с Ян Гуйцзу и, подхватив меня на руки, уносит во дворец.
Как они и опасались, я пережила искажение ци.
В начале обучения едва ли не каждого адепта пугают искажением ци. Совершенствуясь, заклинатель накапливает в себе светлую энергию и на протяжении всей жизни должен быть осторожен и следить за её правильным течением. Излишняя спешка в обучении, неправильное использование техник, запрещённые техники, беспокойство в душе – всё это способно привести к тому, что заклинатель вспыхнет, как соломинка, и сгорит, если течение его духовной энергии не успокоить.
Учитель и старшему соученику едва удалось успокоить меня, потому, хоть я и провожу в тишине и покое оставшиеся дни до собрания школ, когда приходит время, они отказываются отдавать мне отнятое ранее духовное оружие.
– Вы хотите, чтобы я предстала пред почтенными мастерами без меча? – требование настолько оскорбительное и нелепое, что у меня брови к потолку стремятся!
Они же бровью не ведут.
– Именно, – с важным видом подтверждает Ян Гуйцзу.
Я ощупываю неестественно пустой пояс и оглядываюсь на запертые двери из покоев, не находя, что сказать, чтобы их образумить.
– Вы хотите выставить меня перед прочими ребёнком, у которого даже собственного достойного клинка не имеется? Перед главой школы Сюэсэ Хоянь?
– Оберни появление без меча в свою пользу, – Нин Хэфэн поправляет расписанные рукава. Сегодня он одет роскошнее обычного, хоть и не будет присутствовать в зале приёмов. – Покажи, что школа Нинцзин доверяет посетителям и несёт каждому лишь мир.
– Учитель, вы никогда не расставались с оружием! – возмущаюсь я, взмахнув руками.
– Разве я был лучшим главой школы в истории Нинцзин? – мужчина прожигает взглядом так, что, вновь почувствовав себя виноватой и глупой ученицей, я теряюсь с ответом.
Бьют в барабаны, извещая о приближении заклинателей других учений. Даже палочки благовоний на споры не остаётся, вследствие чего в спешке приходится потуже затянуть стягивающие волосы ленты и отправиться приветствовать прибывающих.
Каменные львы сторожат вход в главный дворец, а под их пастями – главы других дворцов в сопровождении старших учеников.
– Глава школы Ван! – мы обмениваемся поклонами.
Моя старшая ученица сверкает золотом, и я не сразу узнаю её.
– Где твоя метка?
– Скрыла.
На диво красивое личико княжны демонов обильно покрывает золотая пудра.
– И почему ты здесь? – недовольно шепчу я.
– Вы хотите предстать пред всеми не только без духовного оружия, но и без старшего адепта? – демоница склоняется к моему уху. – Я бы ушла, но меня притащили шишу. Боятся, что я сговорюсь с кем-то из прошлых собратьев.
«Если гора разрушится и раздавит меня, буду ли я столь сильно возражать?» – мысли мучают не слабее духоты снаружи.
– Эта ученица просит прощения, учитель, – отвлекает меня от страдания Фэн Цзяньсюэ.
– Потом.
Налетает ветер, в воздухе появляются снежинки, будто могильный холод стал осязаемым. Кожу неприятно то морозит, то обжигает.
– Какое нахальство! – глава дворца Нравственности презрительно кривится.
– Шиди, – глава дворца Великолепия трогает его за запястье, призывая не горячиться.
Глава дворца Скорби хмур и молчалив, а глава дворца Безмятежности… полагаю, радуется, что не взял с собой беременную супругу. Тёмную энергию, намеренно пущенную впереди хозяев, почувствовали все мастера. А, вскинув головы, увидели и её обладателей на мечах.
Их всего двое. Один – в алых развевающихся одеждах, в чёрной маске, покрытой изморозью, с кожей белее снега и глазами ярче золотых дисков. Другой – в одеянии чёрном, с красными лентами вокруг рукавов, лицо его до оскомины на зубах знакомо, привлекательное и насмешливое, по нему сильно врезать хочется! Они спешиваются с мечей и затыкают их за пояса, действуя, как близнецы, приветственные поклоны их идеальны и правдоподобно вежливы.
– Глава школы Ван, – прохладный голос мужчины в маске морозит мои и без того застывшие в улыбке губы.
– Глава школы Сюэсэ Хоянь, – я выпрямляюсь и сталкиваюсь взглядом с заклинателем за спиной своего главы. Он подмигивает мне, будто прибыл поразвлечься со старой подругой. Не на собрание школ прилетел, а в дом увеселений за вином, фруктами и красоткой заглянул!
– Позвольте представить вам Чжао Цыяня.
«Уже знакомы», – пробегает мрачная мыслишка, а юноша выглядит так, словно сейчас ручкой помашет!
– Ваш старший ученик?
– Последователь, – исправляет меня глава Сюэсэ Хоянь. – Должен же кто-то исполнять поручения.
Мужчина выразительно поворачивается к Фэн Цзяньсюэ, держащейся расслабленно. Она фыркает в сторону Чжао Цыяня:
– Выскочка.
Я в напряжении слежу за обменом приветствиями мастеров, и за тем, как их становится всё больше. В результате ещё до того, как все прибывшие размещаются в зале приёмов, у меня раскалывается голова, и я почти не чувствую запаха разносимой учениками дворца еды, не особо вникаю в хитросплетённые обсуждения текущих дел. Высказываюсь лишь тогда, когда непосредственно спрашивают, что нисколько не красит меня, как хозяйку сего тяжкого пиршества. По крайней мере, в первый час не случается драки.
В перерыв я тайком выскальзываю, между прочим, из собственного зала и оседаю в тени коридора, зарывшись пальцами в волосы. Как же мне плохо! Плохо, плохо, плохо… А ведь этих интриганов ещё слушать и слушать, просто позже.
– Ван Лилян-а, у тебя причёска испортилась!
Зажимаю рот, чтобы не закричать от досады. Когда мы прощались и Чжао Цыянь сказал «до встречи», я рассчитывала, что судьба нас не сведёт или хотя бы не так скоро сведёт. А он находит меня в постыдном положении! Опять!
Глава 6. Бить или не бить?
– Зачем мы здесь?
Прежде супясь, я недоумеваю, когда Чжао Цыянь слабым толчком впихивает меня в дворцовую кухню. Ни слуг, ни поваров нет на месте, и я, не бывающая здесь часто, не знаю, должна ли ругаться на них за их отсутствие или их и не должно сейчас здесь быть.
– И откуда ты вообще узнал, где во дворце кухня?!
Когда я оборачиваюсь к юноше с возмущённым вопросом, он невозмутимо закрывает двери, оставаясь со мной наедине в царстве ароматов и обычно не слишком вкусных блюд. Что-то по-настоящему сладкое, кислое или до слёз и соплей острое на Нинцзин готовят только по особым случаям. Употребление пищи для удовольствия в среде совершенствующихся не поощряется, да и достойные заклинатели практикуют инедию.
– Планировки больших домов всегда схожи между собой, – Чжао Цыянь невозмутимо начинает шарить руками в продуктах, словно они принадлежат ему! – Сколько тут всего, ммм…
– Не хозяйничай на моей кухне!
Я с силой, за шиворот, оттаскиваю его от стола, на котором оставлены мытые овощи и фрукты.
– Властная, Ван Лилян-а, ох, какая властная! – смеётся Чжао Цыянь. – Глава школы Ван, а вы до меня-то тут бывали?
Его подчёркнуто вежливое обращение заставляет меня разжать сомкнутые на его халате пальцы и отойти. Хотя насчёт своего имени я не лгала, однако вела себя в его обществе явно не как нынешняя глава всех последователей учения горы Нинцзин, и это стыдит.
– Бывала, конечно! – восклицаю я. – В ученичестве, помнится…
Или не помнится. Поджав губы, я кручу в памяти времена, когда мы с шимэй Вэй запустили воздушного змея как раз куда-то на территорию кухни, но смачный хруст рушит строящуюся приятную картинку.
– Ты! Прекрати есть мои огурцы! – я кидаюсь, пытаясь выдернуть из кулака тёмного заклинателя сворованный и уже надкусанный огурчик, но он вертится, как змей на воде – не поймаешь, ускользает! И даже попытки добыть огурец в прыжке не приносят результата – его рука длиннее.
– Отдай! – требую, как дитя, над которым старший брат смеётся.
– Забери!
У меня пар из ушей валит, а он… доедает! Доедает огурец с кухни моего дворца! И его взгляд уже устремлён к столу, где лежат ещё.
Мы кидаемся туда одновременно, но я быстрее успеваю закрыть собой еду.
– Тебя не кормят, что ли?
– Судя по тому, как главе школы Ван жалко огурчик для гостя, не кормят вас!
– Моё!
Чжао Цыянь за талию оттесняет меня в сторону и хватает за подбородок. Его отчего-то красные, совсем как ленты на запястьях, губы открываются:
– Тогда как насчёт урока готовки?
Грязная мысль куснуть от всей души… да хоть за те же губы, приходит и оседает румянцем на щеках и ушах. Я шлёпаю заклинателя по запястью:
– Занятий других не хватает?!
– Хватает, но раз ты так любишь огурцы…
Он просто сгребает все, что оставались, и выкладывает их на стол для готовки. Нож будто сам стремится в его раскрытую ладонь.
– Да ты прекратишь так себя вести или нет?! – подлетаю к нему.
Стоит оказаться рядом, Чжао Цыянь шикает:
– Наблюдай.
Один за другим заклинатель отрезает концы огурчиков, смахивает мелочь в сторону и раскладывает основные части, пока они не усеивают всю поверхность перед нами.
– Резать овощи и я умею, – фыркаю.
– Шшш! – влажный палец чуть ли мне в рот не залазит. Юноша вручает мне подобранный им среди кухонной утвари широкий нож и просит: – Бей.
– А?
Закатив глаза так, что видны одни лишь белки, Чжао Цыянь ставит меня на своё место и, оказавшись за спиной, придерживая за плечи, в самое ухо повторяет:
– Бей.
От поясницы и до плеч как табун лошадей пробегается.
– Зачем мне заниматься такой дуростью?
Силюсь развернуться, но пальцы тёмного заклинателя впиваются в плечи, как звериные когти.
– Потому что я хочу битых огурцов!
– Сам и бей тогда!
– Глава школы Ван, вы пренебрегаете гостеприимством, – осуждает Чжао Цыянь, носом проводит по виску – к табуну присоединяется другой табун. – Силёнок на огурчики не хватит?
Нож плашмя обрушивается на огурцы. Раз. Другой. Третий в другом месте. Представляю ли я на их месте Чжао Цыяня, других глав школ и дворцов или просто огурцы, но давить что-то с каждым взмахом становится всё приятнее! Я ощущаю собственную силу и безграничную власть, наслаждаюсь правом разрушить что-то – без последствий и людских осуждений. Натянутые нити внутри рвутся, одна затрагивает собой соседнюю, и напряжение в моём теле спадает настолько заметно, что я хихикаю.
– Довольно-довольно, Ван Лилян-а, – разделяет мою пришедшую лёгкость Чжао Цыянь, отбирая нож. – Иначе невкусно будет.
Он скоренько нарезает битые огурчики и скидывает кусочки в нашедшуюся миску поистине великанских размеров. И тут же заводит руки за спину, и из-за его спины уже вырастает чеснок!
– Хочешь побить ещё и его?
Мои пальцы быстрее разума: выхватив зубчики, я разрушаю и их! И как-то сама передаю их заклинателю, чтобы кинул в миску.
– Дальше я сам! – Чжао Цыянь кидает мне платок. – Вытритесь, покорительница овощей!
– О, Небеса!
Я чересчур запоздало обнаруживаю, что заляпала одеяния, не говоря уж о коже!
– У тебя достаточно сменной одежды, не взывай к Богам, – невозмутимо замечает юноша, пока я отчаянно тру нос и охаю.
– Если меня увидят в таком виде!..
Не успеваю я разволноваться, а передо мной уже машут палочками с кусочком приправленного огурчика. Вспомнив более ранний порыв, я поддаюсь ему и подаюсь вперёд, чтобы подхватить еду зубами.
– Как собака!
Наступив парню на ногу, я отбираю палочки и залажу ими в миску.
– Вкусно! – хвалю вместо «спасибо». Намеренно или нет, а Чжао Цыянь избавил меня от мучительной головной боли.
Глава 7. Взглядом гору опрокинуть
Примечания:
"Взглядом гору опрокинуть" – авторская отсылка на слова о жене ханьского государя У-ди: «На далеком севере живет такая красавица, что подобной нет в мире, она одна-единственная. Раз только взглянет – и рушится целый город. Взглянет еще раз – и опрокинет царство».
По легенде существовало десять солнечных воронов, чьё одновременное появление на небосводе привело к возникновению огромного пожара. Император Китая попросил лучника Хоу И сбить девять из них, что он и сделал, получив в награду эликсир жизни.
– Опасно разгуливать по дворцу без меча, – отвлекает от изучения сделанных за собрание записей хриплый голос, недостаточно знакомый, чтобы опознать его владельца лишь по нескольким словам.
Встав так, что рукавами скрываю исписанные листы, я с поклоном интересуюсь:
– Что друг на тропе самосовершенствования имеет в виду?
Едва мои губы смыкаются, как я поднимаю взгляд. Пред моим столом главы предстаёт немолодой мастер, волосы которого давно тронули седины, а глаза приобрели характерный старческий прищур. Серые одеяния мужчины скромны и аскетичны, без вышивки и украшений, из-за чего на фоне меня в златой ткани он видится бедняком, но это не совсем так. Школа, адепты которой носят этот цвет, достаточно древняя, с определёнными запасами денег и тайных свитков, но чересчур отдалённая от мирских дел, чтобы главенствовать, в отличие от Нинцзин.
– Ветер этой ночью особенно силён, – старый мастер указывает на распахнутые двери, выходящие не в коридор с одной стороны зала, а наружу, с другой, в ночную тьму.
Общение с Чжао Цыянем, вынуждена признать, было лёгким и не напрягающим, однако после мне пришлось переодеваться в чистое и продолжить собрание вплоть до темноты. И, честно, я ожидала, что все уже разошлись: этот глава более чем умел, раз скрыл своё присутствие.
– И всё же барьер спасает нас от страшных холодов, – взмахнув рукой, я духовной энергией закрываю двери.
– Не мешает ли такая защита духовным практикам?
Я чуть дёргаю пальцем, но приведённый в здравое состояние разум не туманится гневом мгновенно.
– Осторожные шаги надёжнее широких, хоть кого-то и ведут к одной цели.
Светлые, как стекляшки, глаза мужчины белеют, и меня вдруг посещает мысль, что на самом деле он слеп.
– Глава школы Ван права, – соглашается старый мастер. – И всё же, вы без меча.
– Не в отсутствии ли действий есть добродетель? Не полезность ли в пустоте?
– Ваш учитель хорошо вас обучил.
Мы обмениваемся прощальным почтением, и чужой глава покидает зал. На сей раз, я убеждаюсь в собственном одиночестве, запечатываю все двери и падаю на колени только тогда, когда никто более не мельтешит близко.
Разумеется, наш разговор был вовсе не о погоде и не о мече. Все они, последователи других учений, обеспокоены появлений главы Сюэсэ Хоянь и последователя, и не доверяют им, как ураганному ветру, который не может даже волею судьбы совсем не причинить вреда. Меня попрекнули моей самоуверенностью, и переиначенные мною основы основ совершенствования были скорее насмешкой, чем обсуждением их правдивости, ведь мы оба прятали за красивыми речами речи правдивые, что неверно. И всё собрание из такого неверного и состояло.
Упрятав записи в рукав, я выхожу из зала на лужайку, вдыхая запах ночи. Развеваются флаги, ноги сами приносят к тренировочному полю, а сердце охватывает тоска по духовному оружию. Тут – слышу характерный разрезающий воздух свист клинка.
– Ван Лилян-а, лови!
Тяжёлая рукоять легко ложится в руку. Это меч Чжао Цыяня.
Следуя зову сердца, я делаю несколько выпадов, прежде чем остановиться и спросить:
– Почему ты не в отведённых тебе покоях?
Чжао Цыянь насвистывает что-то весёленькое и оскорбляющее благородный слух, двумя тёмными омутами взирает на моё заострившееся лицо. В лунном свете пляшут тени, и везде мерещится то, чего нет.
– Разведываю все секреты школы Нинцзин, – он шутит и склоняется ко мне, вцепившись в своё запястье кистью у поясницы. – Глава школы Ван так завораживает с мечом в руке.
– Не льсти, – фыркаю я. – В Фаньжуне ты не выглядел впечатлённым.
– Правда, что ли? – он поражается и, не разгибаясь, сокращает расстояние между нами. – Разве я не впервые вижу вас с клинком?
Сначала подмигивает мне прямо перед главным дворцом под взором прочих глав-соучеников учителя, вылавливает в коридорах, а теперь притворяется, будто мы не встречались до сего дня.
– Вы оказали мне помощь, как делают ваши собратья уже не в первый раз, – я передаю ему меч. – Преследование меня не прибавляет вам доверия. Мы не друзья.
Он тянется, чтобы забрать оружие, но в итоге накрывает мои пальцы поверх него. Я холодею под давлением ощущающейся в клинке тёмной энергии.
– Сдаётся мне, что большие друзья, чем все эти дуралеи в роскошном зале. Признайтесь, глава школы Ван, вы ненавидите каждого из них.
Я медленно втягиваю прохладный ночной воздух. Наша речь не столь громка, чтобы её услышал всякий посторонний, да и юноша вынимает из-за пазухи работающий заглушающий звуки талисман и показательно вертит его. Чжао Цыянь хочет, чтобы его слушала только я.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=69303424) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.