Кто видел в море корабли …
Вадим Владимирович Осипов
Документальная повесть, продолжение повести "Мореходка" Моряками не становятся «просто так». Это судьба! Моряк – это не звание, не должность, это состояние души! Только моряк может понять другого моряка с полуслова. Там, где общаются души – слова не главное. Это объединяющее нас чувство причастности к величественному, безграничному, постоянно изменяющемуся и всегда остающимся целостным, миру – миру Моря, делает нас моряками! Это повесть о людях, кто в полной мере испытал на «своей шкуре» всё то, что море даёт и отбирает у человека, кто знает о жизни моряков всё и «не понаслышке», кто видел в море корабли …
Вадим Осипов
Кто видел в море корабли …
Кто видел в море корабли,
Не на конфетном фантике,
Кого … (хо-хо), как нас … (хи-хи) –
Тому не до романтики!
(из неуставного морского фольклора).
Мы стояли, обнявшись под зимним ленинградским небом, и рыжий свет фонарей Невского проспекта отражался от золота шевронов на рукавах наших шинелей. Эти «курсовки» с якорем и буквами ММФ ЛМУ над ними в течение всего времени обучения в Ленинградском мореходном училище Министерства морского флота (ЛМУ ММФ) делали нас частью единой общности под названием Система. Мы настолько привыкли к этому, что не хотели верить в предстоящую разлуку друг с другом. Мы всё ещё оставались одним целым, и никто из нас не решался первым произнести это страшное слово – “Прощай!” Мы всё ещё улыбались и шутили, маскируя нарастающую тоску похлопыванием товарищей по плечу и обещанием не пропадать, быть на связи и, когда в следующий раз удастся оказаться в Ленинграде двадцать пятого января, то встречаться на Дворцовой площади у Александрийской колонны в 12.00, чтобы отмечать годовщину нашего выпуска из Училища. Как мы ни старались оттянуть момент расставания, но он всё же настал. По одному или по несколько человек, теперь уже бывшие курсанты Радиотехнического отделения (РТО) ЛМУ ММФ, а в настоящее время – дипломированные молодые специалисты, уходили в ночь, каждый навстречу своей судьбе. Уходили, надеясь в душе обязательно ещё увидеться в будущем со своими однокашниками. Кому-то из нас впоследствии это удалось, а с кем-то мы больше не встретились никогда. Вскоре на перекрёстке Невского проспекта и улицы Марата у ресторана "Невский", где мы праздновали окончание учёбы в ЛМУ, не осталось никого. Закрылась последняя страница главы нашей жизни под названием “Мореходка” и каждый из нас начал самостоятельно слагать рассказ о своей дальнейшей морской судьбе. Именно эти рассказы выпускников ЛМУ ММФ разных лет и легли в основу этой книги.
Некоторые из моих друзей поправляли меня, настаивая, что слово «корабль» подразумевает принадлежность к военно-морскому флоту, а в гражданском морском флоте используется термин «судно». Но, как выяснилось, суда могут быть и гражданскими и военными, а военный корабль отличается от гражданского судна только наличием вооружения, государственной символики и характером выполняемых задач. Общий же смысл понятия «корабль» заключается в том, что это крупное морское судно. А Морю, этой бескрайней водной стихии, в общем-то, без разницы, кого качать на своих бесконечных могучих волнах …
Вадим Осипов, выпускник РТО ЛМУ ММФ 1981 года.
Пролог
За Полярным кругом.
Мы встретилось с ребятами, улетающими в Мурманск из Ленинграда, в аэропорту Пулково-1. Все, кто получил распределение в Мурманское морское пароходство, не сговариваясь, взяли билеты на один и тот же рейс и испытали радость от встречи в полной мере! Мы были готовы сделать первый шаг в своей самостоятельной жизни, а сделать его вместе со своими товарищами по мореходке, было удачей вдвойне! Мы снова были вместе, и этот подарок Судьбы воспринимался нами как очень хороший знак!
Перед посадкой в самолёт мы делились друг с другом новостями. Оказалось, что за этот месяц отпуска, положенного каждому из нас после окончания Училища, в жизни у многих произошли большие перемены. Кто-то из наших товарищей по роте, распределённых в совсем уже забытые Богом места своей будущей деятельности, но волею Случая оказавшихся в расположении Училища в нужное время в нужном месте, были в спешном порядке перенаправлены администраций Училища в Прибалтийские морские пароходства, которые традиционно не присылали заявок на наших выпускников, так как у них и своих мореходок хватало. Но в этот раз звёзды на небе сложились так, что кое-кому из нас в этой лотереи Жизни выпал счастливый билет! Работать в пароходствах Прибалтики означало иметь гарантированные рейсы за границу, так как каботаж в этих пароходствах практически отсутствовал. Стабильный заработок в валюте делал жизнь моряка приятней и престижней. Другие из наших выпускников, приобретя некий жизненный опыт в стенах училища, успели за этот месяц жениться и даже по второму разу поступить в родную Систему, но теперь на Заочное отделение на специальность «Административно-хозяйственная служба на судах» (АХО). Причём сразу на третий курс, так как общеобразовательные предметы были уже зачтены по результатам предыдущего обучения на РТО. У кого-то родился ребёнок, кто-то ехал в Мурманск вместе с молодой женой, надеясь устроить её там на работу и получить полагающуюся молодому специалисту жилплощадь. Да, много чего ещё случилось с нами за этот месяц! Лично я высидел дома дней двадцать. Как только был готов в пошивочном ателье мой потенциальный «свадебный» костюм, я распрощался с родителями и, захватив с собой по их настоянию добротные подшитые валенки (ведь там Север, морозы, сугробы выше крыши! Не дай Бог замёрзнешь, бедненький!), умчался в Ленинград к моей будущей невесте, моей любимой Иринке. Остаток моего отпуска был шикарным и плодотворным. Иринка весь день работала в аптеке, а я организовывал процесс и непосредственно участвовал в ремонте нашего маленького, но такого дорогого нам жилища – девятиметровой комнаты в коммунальной квартире. Из мебели у нас были старый разбитый диван, который прежний жилец поленился выкинуть на помойку, мой чемодан, который мы приспособили под обеденный стол, пустой фанерный посылочный ящик, заменявший нам одновременно стул, подставку и шкаф для обеденного сервиза. Сам сервиз состоял из приобретённых нами алюминиевой кастрюли, чайника, двух вилок и ложек. А ещё двух глубоких фаянсовых тарелок и кружек. Что ещё нужно для полного Счастья? Только ЛЮБОВЬ! А её у нас было в избытке! Приглашённая женщина-маляр из жилконторы за один день сумела (с моей помощью в качестве чернорабочего) побелить потолок, сорвать старые обои и оклеить стены новыми. Мне оставалось только выносить мусор и драить пол, убирая с него белые разводы извёстки. Перед приходом Иринки с работы всё уже было готово, и я гордо встречал её на пороге нашего преобразившегося жилища. Мы были счастливы! Но наше Счастье было недолгим. Нам предстояла разлука, поскольку мой отпуск заканчивался, и мне нужно было прибыть к месту моей будущей работы. Вопрос о нашей свадьбе давно был решён нами положительно. Оставалось только назначить её дату. Но это мы решили сделать после моего трудоустройства. Впереди нас ждала долгая и счастливая семейная жизнь. Порою она была трудной, иногда безденежной, но всегда такой желанной и радостной!
Мурманск встречал молодых специалистов, прибывших из Ленинграда, ярким солнцем, морозной погодой и ощущением начала новой самостоятельной жизни! Наша ватага добралась до здания отдела кадров Мурманского морского пароходства, где нас уже ждали. Уладив все необходимые первичные формальности по нашему предстоящему трудоустройству, мы с направлениями в Дом междурейсового отдыха моряков (ДМО) отправились вселяться на нашу временную жилплощадь. В комнатах, с четырьмя койками в каждой, нам предстояло «бичевать» в ожидании приходов в порт наших пароходов. Современные суда торгового флота давно уже не пароходы, а теплоходы и дизель-электроходы, но слово «пароход» прочно обосновалось в лексиконе моряков и универсально заменяет все разновидности морского транспорта в разговорной и неофициальной деловой речи. Поскольку на торговом флоте радиоспециалисты на судах (за исключением ледоколов) представлены одной – двумя единицами в штатном расписании, то для того, чтобы трудоустроить с десяток молодых выпускников нашей мореходки, требовалось наличие в порту десятка судов, на которых требовалась замена радиооператоров в связи с их уходом в очередной отпуск или по иным причинам. Конечно, столько судов не могли оказаться в порту одновременно, и руководство Пароходства предупредило нас, что мы будем трудоустроены в течение полутора-двух месяцев. А пока нам предстоит пройти медкомиссию в Бассейновой поликлинике и встать на учёт в военном комиссариате. После чего находиться в распоряжении Начальника Радиотехнической службы пароходства, ежедневно приходя в его отдел для выполнения текущих поручений руководства до момента получения назначения на конкретное судно.
Медицинская комиссия для плавсостава пароходства – процедура рутинная и малоприятная. Она занимает не менее двух дней, которые моряк мог бы вполне законно провести в обществе своей семьи, которую, случалось, не видел месяцами. А для нас, отличающихся завидным здоровьем, после окончания Системы это было просто протокольным мероприятием. Тем не менее, у некоторых из нас случались курьёзные моменты, которые несколько напрягали, создавая проблему из ничего на ровном месте. Так, например, наш товарищ, Олег Морозов, кандидат в мастера по радиоспорту, Чемпион РСФСР в личном зачёте, прекрасный специалист по радиообмену, на осмотре у врача ЛОР не мог услышать и повторить произносимые шёпотом фразы медика ни с расстояния в пять метров, ни в три метра, ни почти вплотную одним ухом. Да и вторым он слышал далеко не всё. Озабоченный врач поинтересовался у Олега, кем он устраивается работать в пароходство. И услышав в ответ, что – радистом, в недоумении всплеснул руками: «Да как же вы работать-то будете? Вы же не слышите ничего!» Олег – розовощёкий крепыш, ростом под метр восемьдесят, «кровь с молоком», надежда радиослужбы Мурманского морского пароходства, слегка «взбледнув» с лица, с ужасом уставился на эскулапа, как на палача с окровавленным топором и обессиленно опустился на вращающийся стул, как на плаху. Врач понял, что сейчас этот молодой специалист грохнется в обморок прямо в его кабинете, и что с ним потом делать прикажете? Надо было что-то срочно предпринимать! Спасительный вопрос родился в мозгу специалиста по ЛОР-заболеваниям: «Ну-ну! Не кисни мне тут! Сюда на самолёте летел?» Олег обречённо закивал головой, так как язык его уже не слушался. «Ну вот! Всё понятно! – обрадовался врач, – это бывает после того, как в полёте уши закладывает! Слух несколько дней после этого может быть пониженным, но потом всё придёт в норму!» Олег судорожно вздохнул, взял протянутую ему медицинскую карту и на ватных ногах покинул кабинет ЛОРа.
В военкомате нас приняли равнодушно, завели личные карточки военнообязанных и поставили на воинский учёт. Потом сказали принести фотокарточки 3х4 см для военного билета офицера запаса и зайти через месяц для его получения. Специально фотографироваться я не стал. Ещё с Училища у меня оставались фотографии нужного формата, и они вполне подошли для такого важного для каждого из нас военного документа. Теперь я красуюсь на странице своего военного билета в курсантской форме с «гюйсом» и в тельняшке и читаю в графе «присвоенное первичное воинское звание» – младший лейтенант запаса ВМФ. С течением времени там появились записи «присвоено звание лейтенанта, а потом и старшего лейтенанта ВМФ». Но, как говорится, это уже совсем другая история.
Как молодым специалистам нам были выданы «подъёмные» в размере одного оклада. Так мы оказались на «биче». Деньги приятно оттопыривали наши карманы, но теперь на них нам предстояло жить всё оставшееся время до дня получения очередной денежной выплаты. Мы убедились, как быстро наша наличность стремится к нулю, поскольку жить на Севере, не имея за душой ещё никаких «полярок» (денежных процентных надбавок за каждое полугодие работы) – дело довольно сложное. Эйфория первых рабочих дней сменилась неделями жёсткой экономии наших финансов. Куда податься бичующему моряку после того, когда денег на водку и пиво не осталось совсем, бюджет на питание и курево строго регламентирован, а оставшихся средств хватает лишь на то, чтобы позвонить домой, наменяв пятнадцатикопеечных монет для телефона-автомата, да на проведение весьма целомудренного культурного досуга по вечерам. За наше проживание в ДМО платило пароходство, но за проживание других членов семьи (в частности за приехавшую жену) приходилось платить самому молодому специалисту. Поскольку с трудоустройством в Мурманске было туго, то после того, как деньги заканчивались, жёнам приходилось возвращаться на родину к родителям «не солоно хлебавши». А молодым дипломированным радиоспециалистам каждое утро появляться в отделе радиослужбы пароходства и тоскливо ждать прихода «своего» первого парохода.
Поскольку наши перспективы были ещё весьма туманными, то для укрепления своих финансовых возможностей некоторыми нашими товарищами был задуман экономический манёвр, заключающийся в покупке большого количества билетов мгновенной лотереи «Спринт». Скинувшись на покупку целой опечатанной коробки лотерейных билетов, участники этой финансовой аферы с уверенностью в предстоящей удаче достойной самого Остапа Бендера, закрылись в своей комнате и стали лихорадочно ловить Фортуну за хвост, вскрывая запечатанные лотерейные билеты и складывая их выигравшую часть на «блюдечко с голубой каёмочкой» заботливо предоставленной администрацией ДМО проживающим клиентам. В итоге, хвост Фортуны оказался тонким и скользким! И, когда мы зашли в номер к «ловцам удачи», на столе в центре комнаты громоздилась куча безвыигрышных, а на блюдечке – полтора десятка «счастливых» билетиков, половина из которых содержала выигрыш 1 рубль, а другая половина – слово «Спринт», позволяющее обменять их на новые билеты лотереи. На текущий момент выигрыш концессионеров составлял 7 руб. 00 копеек. Они молча курили, находясь в состоянии «грогги» после безжалостного удара Судьбы и прикидывали свои шансы на дальнейшее увеличение финансового благосостояния после обмена билетов на новые. Шансы были невелики, но и они вскоре обратились в ноль, окончательно разочаровав наших товарищей в справедливости этого мира, так как их общий выигрыш в итоге составил минус девяносто три рубля 00 копеек.
Поскольку наши «финансы тоскливо пели романсы», то наше свободное время мы посвящали не ресторанам и пивным, а культпоходам в ближайший кинотеатр. И когда кинорепертуар был полностью нами просмотрен, то мы открыли для себя волшебный мир искусства, посещая местный драматический театр. Который, надо сказать, оказался весьма не плох! И мы стали записными театралами, каждый раз с нетерпением ожидая новую постановку. Когда же и на это денег у нас не оставалось, то мы могли любоваться великолепием Северного сияния, которое демонстрировалось на чёрном Мурманском небе совершенно бесплатно, или раз в неделю посещать в установленное время плавательный бассейн, где для плавсостава пароходства выделялось несколько дорожек.
Таким образом, мы и проводили время на «биче», потихоньку сатанея от тупого и осточертевшего ожидания изменений в нашей жизни. И эти изменения, в конце концов, настали! Полярный круг, за которым мы все теперь находились, стал той самой незримой границей в нашей судьбе, которая отделила нашу прошлую, «сухопутную» жизнь от настоящей, «морской».
Часть первая.
«Адмирал Ушаков»
Когда мы уже перестали считать однообразные дни нашего «бичевания», устав задавать один и тот же вопрос начальнику радиослужбы пароходства: «Когда?», корабли стали приходить в Мурманск. «Счастливчик», чьё судно швартовалось у причала Мурманского торгового порта, переселялся из ДМО (дома междурейсового отдыха) на свой пароход и наша компания «бичей» стремительно редела. Мы радовались за ребят и завидовали им. Но зависть была «белой». Мы опять прощались друг с другом, и на этот раз, на неопределённый срок. Все мы знали, что зимняя навигация в Мурманском морском пароходстве (ММП) проходит в основном за границей, так как Северный морской путь зимой становится почти непроходимым из-за тяжёлой ледовой обстановки. Поэтому всю летнюю навигацию суда ММП выполняют рейсы в большом каботаже вдоль побережья Северного ледовитого океана, снабжая замерзающие зимой порты Заполярья Диксон, Амдерма, Тикси и другие, грузами, необходимыми для жизнедеятельности тружеников Севера. Зато зимой, когда морякам ММП в основном и дают отпуска, молодые специалисты (т.е. мы), подменяя штатных членов экипажа на отпускной период, могли почти гарантированно ходить в «загранку». Что было для нас весьма приятно и радостно!
За пару недель почти все наши ребята ушли в море. Остались только я и Андрей Семёнов, мой однокашник из второй группы. Поскольку всё это время я занимался в радиослужбе привычным для меня делом оформления различных стендов и наглядных пособий (опять пригодился мне училищный опыт создания стенгазет), руководство, в качестве поощрения, направило меня на новый, недавно построенный на немецких судостроительных верфях в Варнемюнде, теплоход ледового класса «Адмирал Ушаков». Что ни говори, а название моего первого парохода было выдающимся! Точного времени захода судна в порт я не знал. Об этом надо было узнавать у диспетчера порта. А тот, в свою очередь, мог сообщить о местонахождении судна только после постановки его к причалу.
А так как рабочий день в радиослужбе заканчивался в 17.00 (поскольку это была пятница), начальство сказало мне, что сегодня (в крайнем случае, завтра) мой пароход уже будет в порту. Большого желания контролировать приход моего первого судна в порту на морозе у меня не было. Поэтому с чистой совестью я ночевал в ДМО на своей коечке, намереваясь завтра выяснить, где будет находиться моё судно. Утром я был разбужен двумя весёлыми мужичками в заиндевевших куртках «Аляска» (мечтой всех мореманов в то время) и меховых шапках с опущенными ушами. Они лихо ворвались в нашу комнату, неся с собой холод заполярной стужи и ощущение больших перемен в моей будущей жизни. Выяснив, кто из нас двоих (в комнате на тот момент проживали только мы с Андреем), имеет фамилию Осипов, они ласково вынули меня из тёплой постели и пожурили за то, что я с утра должен быть уже на рабочем месте, т.е. на борту т/х «Адмирал Ушаков», который поздно вечером пришвартовался к причалу Мурманского морского порта. И что они представляют собой всю радиослужбу «Ушакова», в лице начальника радиостанции и, собственно, радиста, которого я и должен был заменить на время его очередного отпуска. Поскольку на судах выходных дней не бывает по определению, то сегодняшний день является моим первым рабочим днём, не смотря на то, что сегодня суббота. Так что, через час мне надлежит быть на борту т/х «Адмирал Ушаков» и принимать дела, поскольку через два дня судно уходит в море, а штатный радист обязательно должен сегодня улететь из Мурманска к месту проведения своего долгожданного законного отпуска. Поставив передо мной текущую задачу, они растворились в сумерках субботнего утра полярной ночи, сказав на прощание, что «время пошло!»
Впереди собственного визга я метался по комнате ДМО, собираясь на свою первую самостоятельную работу. Андрюха Семёнов, нежась под одеялом, лениво уточнил у меня на каком причале пришвартовано моё судно и, пожелав удачи, перевернулся на другой бок, досматривать в свой законный субботний выходной день, свой сладкий сон, так некстати прерванный моими коллегами (его судно должно было прибыть в порт только на следующей неделе).
Теплоход был огромным! Высокий чёрный борт в разводах изморози возвышался надо мной, как непреступная стена. Белые буквы названия проглядывались сквозь пушистый иней на скошенном назад, как у ледокола, носу. «Адмирал Ушаков» – прочёл я и подумал – ну вот, наконец-то добрался!» Четырёхпалубная надстройка белела на корме судна. От неё на заснеженный причал спускался металлический трап. Что бы добраться до надстройки, мне требовалось пройти вдоль борта около ста сорока метров (общая длина судна 162 метра), миновать шесть грузовых трюмов и подняться на высоту около тринадцати метров над уровнем моря. Т/х (теплоход) «Адмирал Ушаков» был балкером (грузовым судном для навалочных грузов) водоизмещением 23 278 тонн с ледовой категорией УЛ 1 для работы при температурах до -40 градусов. Он был способен загрузить на борт 19 500 тонн руды (или других навалочных грузов) и перевезти груз на расстояние 11 000 морских миль, которое он мог пройти автономно за 50 суток непрерывного плавания с максимальной скоростью 15,2 узла. Экипаж, в который мне предстояло влиться, имел численность 36 человек.
Ну, что же, совсем неплохо было для меня начать трудовую деятельности на судне, имеющем ширину почти 23 метра и длину более полутора футбольных полей! На плавательной практики во время обучения в мореходке, мне приходилось ходить на судах водоизмещением около четырех- и пяти с половиной тысяч тонн, а здесь – в пять раз больше! Фантастика!
Начальник радиостанции был москвичом. Он ввёл меня в курс всех текущих дел, ознакомил с радиоаппаратурой и проверил мою работу на электронном ключе. Выяснилось, что работаю я неправильно, так как правой рукой выдаю тире и точки при настройке манипулятора для работы левой рукой. Финиш! Приплыли! Как работать-то я собираюсь?
– Ладно, давай, попробуй без электроники, как на обычной «пиле».
В этот раз у меня получилось довольно сносно.
– Ну, ничего, пойдёт для начала! – констатировал ШРМ (служебное обозначение должности начальника судовой радиостанции при радиообмене в эфире).
– Теперь давай проверим, как ты на машинку принимаешь! – и сам сел за электронный ключ.
Я напечатал всё, что он передавал со скоростью 120 знаков в минуту. Начальник довольно ухмыльнулся, прочитав написанное мною, и, сказав, что мне надо будет научиться правильно работать на электронном ключе, дал «добро» на мою дальнейшую деятельность в качестве второго радиооператора. Первый «зачёт» был мною сдан! Ура!
После обеда ко мне пришёл Андрей Семёнов. Я гордо показывал ему «свой» пароход, а Андрюха восторгался и говорил, что ему здесь нравится! Ему тоже предстояло «сесть» на однотипный с «Адмиралом Ушаковым» «полководец» (так в пароходстве называли эту серию судов, куда входили теплоходы с названиями «Дмитрий Донской», «Пётр Великий», «Михаил Кутузов» и др.) Так что, Андрей уже примерялся к своей будущей работе. Мы поздравили друг друга с хорошим началом нашей самостоятельной трудовой деятельности и скоро расстались, что бы увидеться вновь совсем не скоро. Мы стали теми, кем хотели стать. Мы стали моряками. И впереди у нас начиналась настоящая морская жизнь.
Мой первый рейс на т/х «Адмирал Ушаков» был заграничным. Мы шли в Гамбург, чтобы загрузиться металлическими трубами большого диаметра и перевезти их в Ленинград. Это было для меня подарком судьбы! Ведь в Ленинграде меня ждала Иринка! Я был счастлив и мысленно торопил время, желая приблизить долгожданный миг нашей встречи. Наш путь проходил вдоль берегов Норвегии, затем через Северное море к реке Эльба, а по ней далее до вольного города Гамбурга. Здесь нас загрузили трубами, которые были нужны для осуществления грандиозного международного проекта по поставке Сибирского природного газа в Европу. Сделка века имела название «Газ – трубы». Она заключалась в том, что Советский Союз будет поставлять природный газ в Европу за то, что Европа предоставит в качестве оплаты трубы большого диаметра для прокладки газопровода. Таким образом, получалось, что мы поставляем газ не за деньги, а бесплатно. По трубам, которые предоставлены нам Европой для его транспортировки. Это выглядело так, что Европа нашими руками прокладывает трубопровод для бесплатного для себя газа! Получается, у нас своих труб не было? Страна, запускающая космические корабли, не была способна выпускать трубы большого диаметра? Возможно, с течением времени, после постройки газопровода условия продажи газа подлежали изменениям, но на тот период мы должны были поставлять газ за возможность его транспортировки. Фантастика! Это, как если бы вам предложили обменять вашу конфетку на фантик, в который она будет завёрнута! Но, как говориться, не нам попов судить – на то есть черти!
Проект «Газ – трубы» был одобрен на самом высоком уровне. Бесконечные вереницы судов загружались трубами в Европе и везли их к берегам Отчизны, выполняя решения очередного Съезда КПСС. Труб нужно было много. Суда нашего типа идеально подходили для таких перевозок. Мы заполняли трубами большого диаметра все трюма и грузили их на верхнюю палубу, почти вровень с высотой разделяющих трюма секций. Занимая огромный объём грузового пространства судна, трубы почти не изменяли его осадки. Поэтому наши суда на 13 метров возвышались над уровнем моря и напоминали огромные плавучие склады металлических труб. Парусность у загруженных судов была огромной. Северное и Норвежское моря в зимний период ужасно беспокойны. Штормовая обстановка – тяжёлая, и риск потери части груза для наших судов был весьма велик. Имели место случаи, когда при серьёзном волнении моря крепёжные тросы не выдерживали нагрузки и обрывались. Тогда освободившийся от крепежа палубный груз с ужасным грохотом соскальзывал в море и исчезал в пучине, отдаляя срок появления у европейских потребителей нашего «голубого топлива». Это нарушало оговоренные объёмы поставок, а значит, и сроки выполнения контрактов и из-за немотивированных потерь и вызывало досаду у всех участников сделки. Поэтому «на самом верху» было принято решение транспортировать трубы через Балтику в Ленинград, а затем по железной дороге доставлять их в Сибирь. Таким образом, мы становились на линию Гамбург – Ленинград на довольно длительный срок. Это было для нас с Иринкой подарком Судьбы!
Совершив пару рейсов из Гамбурга в Ленинград и обратно, я понял, что тянуть время дальше, в отношении нашей предстоящей свадьбы с Ириной, нет смысла. Мы давно решили законным образом скрепить наши отношения, и сейчас для этого выдавалось самое благоприятное время. Начальник радиостанции сам предложил подменить меня на две недели (приблизительно столько времени занимал рейс до Гамбурга и обратно). В сложившихся условиях можно было обойтись и одним радиооператором на судне, который мог обеспечить радиообмен судна с берегом в режиме несения вахты одним радиоспециалистом. Капитан судна, после согласования с пароходством, дал «добро» на предоставление мне двух недель выходных авансом, с последующей отработкой. Всё складывалось вполне удачно! Единственной проблемой оставалось доставка в Ленинград моего гражданского паспорта, который находился в Мурманском пароходстве. По закону наш с Иринкой брак мог быть зарегистрирован вне общей очереди, по моему паспорту моряка, без двухмесячного срока ожидания после подачи заявления. Но штамп о заключении брака должен был быть поставлен именно в гражданском паспорте, а не в паспорте моряка, который подлежал замене через каждые пять лет с момента его выдачи. Проблема решилась совершенно сказочным образом! Жена нашего второго помощника была шеф-поваром-наставником в ММП и родственницей Начальника отдела кадров пароходства. Она собиралась приехать к мужу на время следующей стоянки судна в Ленинградском порту. По общему согласию всех ответственных и заинтересованных сторон, ей выдали мой гражданский паспорт, и она привезла его в Ленинград. Таким образом, вопрос о нашей предстоящей свадьбе был решён на всех уровнях!
Торжественная регистрация нашего брака состоялась 23 апреля 1982 года во Дворце бракосочетаний №1 на Английской набережной. Нашими свидетелями на свадьбе были подруга Ирины (её однокашница по фармацевтическому колледжу) Татьяна и её будущий жених Геннадий, курсант выпускного курса Военно-Морского Училища им. Дзержинского. Мы давно уже были знакомы друг с другом, и они с радостью согласились на участие в нашем торжественном событии. Ирина была прекрасна в белом платье и великолепной фате невесты. Мой костюм дождался своего часа быть использованным по своему прямому назначению – стать костюмом жениха. Когда мы вышли из квартиры на улицу, где нас ожидало свадебное такси с кольцами на краше, нас тут же обступили дети, игравшие рядом на детской площадке. Они заворожённо глядели на Ирину, как на Царевну-Лебедя из Сказки А.С. Пушкина. Невеста была просто чудо, как хороша! И, когда во Дворце бракосочетаний, под звуки свадебного марша Мендельсона мы надели на руки друг другу обручальные кольца, то для нас с Ириной сказка стала былью! Гостей на нашей свадьбе было не много: соседка по коммунальной квартире, да бывшая хозяйка Ирины, Полина Васильевна, у которой Ира жила в комнате во время учёбы в фармацевтическом колледже, ставшая для нас старшим товарищем и другом. Наши свидетели подготовили для нас много различных шуточных поздравлений и конкурсов. Свадьба получилась скромной, но весёлой. А самое главное – счастливой! К тому времени родители Ирины помогли обставить её комнату мебелью, и теперь в ней было всё необходимое для нашей дальнейшей семейной жизни. Так родилась наша семья, чему мы были очень рады.
Наш «медовый месяц» обещал быть, поначалу, коротким. Через неделю после нашей свадьбы «Адмирал Ушаков» должен был прибыть в Ленинград, и мне предстояло уйти на нём в очередной рейс. За несколько дней до прихода судна в порт мне пришла телеграмма от начальника радиостанции, что получено рейсовое задание: после выгрузки труб в Ленинграде следовать в Ригу под загрузку попутным грузом в Гамбург. Это означало, что рейс в Ригу будет каботажным. А с согласия капитана, членам экипажа судна разрешается брать с собой в каботажный рейс близкого родственника. Я рассказал Ире о перспективе нашего свадебного путешествия на теплоходе до Риги. Она встретила моё предложение с восторгом! Оставалось только получить разрешение капитана, чтобы мне взять с собой в рейс жену, а Иринке договориться на работе о предоставлении ей очередного двухнедельного отпуска. Но первым делом, мне нужно было попасть на борт «Адмирала Ушакова». А это, как оказалось в дальнейшем, стало не таким уж и лёгким делом.
Узнав по телефону у диспетчера порта, на каком причале и в какое время будет швартоваться «Ушаков», я стал собирать свой чемодан «мечта оккупанта». Потом простился с женой, надеясь увидеться с ней на следующий день, и в наступивших весенних сумерках отправился в порт, чтобы по старой флотской традиции подняться на борт своего судна сразу же после его швартовки к причалу. Но когда я добрёл, наконец-то, до того места, где должен был находиться «мой пароход», причал был пуст! «Да, – подумалось мне, – недаром гласит старинная флотская поговорка: там, где начинается флот, там кончается порядок!» Опять видно диспетчер что-нибудь напутал: то ли время, то ли причал … Стоять на пустой причальной стенке с чемоданом и ждать неизвестно чего, было глупо. Поэтому я, заприметив на соседнем причале знакомые очертания пришвартованного судна с включенными стояночными огнями, обрадовался, что диспетчер, вероятно, назвал мне не тот причал, а мой пароход стоит правее, в паре сотен метров от этого места. Когда только он успел пришвартоваться так быстро? Волоча бьющий меня по ногам чемодан, я, наконец, приблизился к корме впередистоящего судна на расстояние, с которого уже мог прочитать белеющие в ночи буквы названия: «Александр Суворов» и порт приписки – Мурманск.
«Здравствуйте, приехали!» – недобро поздравил я себя. После чего, кряхтя и чертыхаясь, я поднялся по спущенному трапу на высокий борт однотипного с нашим судна. Вахтенный матрос ответил на моё приветствие «широкоплечей улыбкой». На мой дальнейший вопрос об «Адмирале Ушакове» он ответил, что моё судно в настоящий момент сидит на мели посреди Ленинградского порта, и, скорее всего до утра, будет там находиться. Вахтенный помощник, подошедший посмотреть, кого это принесли к ним черти посреди ночи, подтвердил эту информацию. Мне ничего не оставалось делать, как только попрощаться с коллегами по пароходству и покинуть территорию порта.
Последний трамвай довёз меня до Балтийского вокзала, недалеко от которого жила с семьёй моя дорогая тётушка. Она всегда выручала меня в трудную минуту, когда я ещё учился в мореходке, да и потом, во время всей моей дальнейшей самостоятельной трудовой жизни. Около часа ночи, когда метро уже закрылось, я звонил в дверной звонок тетушкиной коммунальной квартиры. Моя тётя удивилась моему неожиданному ночному визиту, но всё равно была мне рада. Через полчаса я уже спал на кровати вместе с моим дядей, который так и не проснулся. А утром он был весьма удивлён, увидев рядом с собой вместо родной жены, своего племянника! Все стали собираться на работу. Попив чайку на завтрак, поблагодарив родственников за оказанное ими гостеприимство, я отправился в порт. «Ушакова» уже швартовали к причалу. Видимых повреждений на корпусе я не заметил. Потом ребята рассказали мне, что в порт их заводил местный лоцман, и как ему удалось посадить наше судно на мель посреди хорошо известной ему акватории, осталось для них загадкой! Нам предстояла выгрузка привезённых труб большого диаметра, и осмотр подводной части судна на предмет выявления повреждений. Это заняло несколько дней стоянки судна в Ленинграде. За это время я получил разрешение от капитана «Ушакова» на то, что бы Иринка отправилась в рейс до Риги вместе со мной. Всё складывалось прекрасно! Администрация аптеки предоставила Ире отпуск без каких-либо сложностей, и наш «медовый месяц» продолжился на борту «Адмирала Ушакова».
Из Ленинграда мы уходили в праздник, девятого мая, в День Победы! Все свободные от вахты члены экипажа и члены их семей поднялись на верхний мостик нашего судна, откуда открывался великолепный вид на вечерний Ленинград. Приближалась пора Белых ночей, и заходящее солнце золотило купол Исаакиевского собора, шпили Петропавловской крепости и Адмиралтейства. Было тихо и безветренно. Когда мы прошли Морской канал и вышли в акваторию Невской губы, над городом расцвели вспышки праздничного салюта! Замечательное и захватывающее зрелище! Мы кричали «Ура!» каждому новому залпу, а душа была переполнена восторгом от того, что можно радоваться празднику и предстоящему морскому путешествию вместе с дорогим и близким тебе человеком. Это было прекрасно, и мы были счастливы!
Наш переход в Ригу не занял много времени. Но каждая минута, проведённая нами вместе, была для меня и Ирины очень дорога и чудесна! Начальник радиостанции, жена к которому так и не приехала, увидев мою Иринку, мысленно позавидовал моему счастью и стал придумывать для меня массу неотложных дел, которые нужно было обязательно выполнить. Ребята говорили мне, что за весь предыдущий рейс они видели начальника только на вахте в радиорубке. Ничем другим он не занимался, очевидно, решив, что все остальные работы надлежит выполнять второму радисту, то есть мне, когда я вернусь на судно после предоставленного мне краткосрочного отпуска. Поэтому я пропадал: то на вахте в радиорубке, то в аккумуляторной, то на верхнем мостике. Иринке тоскливо было сидеть в каюте одной и бесконечно слушать на магнитофоне записи Владимира Высоцкого и Марины Влади. Поэтому она ловила момент, когда никого рядом со мной не было, и тихонько сидела рядом, наблюдая, как я чиню какую-нибудь «радиохреновину» или крашу какой-нибудь кожух, в котором эта хреновина находилась. Мы разговаривали обо всём, что нам было интересно, а главное, о нашей будущей счастливой семейной жизни. Когда вечером в столовой команды показывали очередной фильм, и мы с Иринкой пришли на киносеанс, то были восторженно встречены всеми рядовыми членами команды «Ушакова». Один из мотористов, прищурив глаза и проводив мою жену оценивающим взглядом моряка, тихо произнёс как бы про себя: «Ах, какая женщина!». А жена капитана, поняв, что этот комплимент адресован не ей, надула губы и отвернулась от нас. Второй помощник капитана, жена которого привозила мне из Мурманска гражданский паспорт, сокрушался, что мы немного поспешили отпраздновать нашу свадьбу, а то можно бы было сделать её комсомольско-молодёжной, и весь экипаж «Ушакова» мог бы на ней славно погулять. В общем, мой выбор в отношении жены был одобрен всеми членами экипажа, а мнение их родственников нас мало интересовало.
Ира взяла с собой в поездку только самые необходимые вещи, поэтому её гардероб не отличался особым разнообразием нарядов. Обычно она была одета в великолепное шёлковое платье жёлтого солнечного цвета, сшитое в Японии, которое ей подарила её тетя с Камчатки. Или же в простую юбку с нарядной блузкой. Вот и весь ассортимент. Жена капитана начала негласную войну мод, одевая каждый день новую блузку к своей неизменной любимой юбке. Но, даже этот калейдоскоп заграничных шмоток не давал ей преимущества перед природной красотой молодости и свежести моей очаровательной жены. Экипаж тихонько посмеивался над этими женскими баталиями и продолжал заниматься своим делом.
Когда мы прибыли на рейд Рижского морского порта, нас ожидал ещё один неожиданный сюрприз. Причалы порта были заняты, и нам надлежало стоять на рейде в ожидании разрешения захода в порт для загрузки. Перспектива побыть вместе ещё неделю или даже больше того, была для нас с Иринкой весьма приятной. Поскольку в республиках Прибалтики соблюдается обычай всё делать не спеша, то мы с радостью покорились судьбе и наслаждались неторопливым течением времени в обществе друг друга. Работы в радиорубке было немного, так как мы не могли на ближнем рейде осуществлять передачу по радио и получали корреспонденцию от пароходства только в режиме приёма. Для отправки нашей корреспонденции в адрес пароходства следовало все радиограммы печатать на бланках и приносить их в береговой центр связи Латвийского пароходства. Где потом сдавать их диспетчеру для дальнейшей отправки по береговым линиям связи. Мы с начальником радиостанции, попеременно меняясь между собой, официально раз в день в рабочее время отправлялись рейдовым катером на берег для передачи корреспонденции диспетчеру радиоцентра. Время возврата на судно не оговаривалось, поэтому рабочее время плавно переходило во время отдыха. Конечно же, в таких поездках меня всегда сопровождала Ирина. Быстро покончив с выполнением моих служебных обязанностей, мы погружались в волшебную атмосферу Латвийской столицы, бродя по лабиринтам запутанных старинных улочек и наслаждаясь видами новостроек, гармонично вписанных в общую картину города. Возвращались мы на последнем катере, чтобы побольше увидеть и запомнить что-то новое и интересное. Наш путь из порта и в порт пролегал всегда по одним и тем же улицам, и мы, проходя через цветочный рынок, всегда радовались обилию и разнообразию продаваемой там флоры. А в нашей каюте появлялся каждый день небольшой букетик цветов, подаренных мною Иринке.
Весна продолжала своё победное шествие по территории Прибалтики, и за время нашей стоянки мы могли наблюдать, как зеленеет трава, как кусты и деревья всё больше и больше покрываются распустившейся зелёной листвой. Этот цвет наиболее приятен глазам моряков потому, что в палитре морского пейзажа отсутствует цвет живой зелени. И закрывая глаза в дальнем плавании, моряк видит перед собой лица родных и близких ему людей, родной дом и, обязательно, зелень окружающих его деревьев, кустов и травы. Если не верите, то попробуйте сами походить в морях несколько месяцев без захода в порт, и вы легко со мной согласитесь.
Прошло несколько дней, когда наконец-то нам разрешили войти в порт. Это означало, что скоро мы попрощаемся с нашими родными и близкими людьми, которые вместе с нами были в этом самом приятном для всех нас каботажном рейсе. Пора было покупать билет на поезд Рига-Ленинград для Иринки. Наш «медовый месяц» был недолгим, но таким прекрасным! Теперь Ира знала, как выглядит моя работа, люди, с которыми мне предстоит уходить в море, и как это здорово, что теперь у нас с ней есть самое главное – мы семья! Когда моряк знает, что его ждут на берегу, то никакие расстояния, никакие бури и штормы ему не страшны. А разлука и тоска по родному дому и семье – это всего лишь испытания на прочность самых крепких и прекрасных человеческих отношений! Тот, кто верит и ждёт, обязательно будет вознаграждён за терпение и верность. А пока, мы находились лишь в самом начале нашего долгого семейного жизненного пути. И всё у нас было ещё впереди!
Вот и настал тот вечер, когда я проводил свою жену на поезд, обнял и поцеловал её перед долгой разлукой, запомнил каждую чёрточку любимого лица, и поезд увёз самого дорогого мне человека в Ленинград, ставший теперь для нас родным домом. В порт я возвращался уже один. Продавец тюльпанов на цветочном базаре, у которого мы с Ирой каждый день покупали по букетику цветов, разочарованно посмотрел мне вслед. Начинались дни, а может быть и месяцы разлуки, которая становилась теперь для нашей семьи суровой действительностью. Но без разлук не было бы встреч! Поэтому мы сделали свой первый шаг на этом долгом и трудном пути, и не собирались останавливаться.
«Адмирал Ушаков» выполнял рейс Рига – Гамбург. Вольный город Гамбург расположен на реке Эльба. Это старинный «ганзейский город-государство», в котором сохранилось много обычаев и ритуалов. Когда судно проходит мимо здания на берегу, где размещена какая-то местная навигационная служба, то по сложившейся традиции из громкоговорителей на здании начинает звучать гимн той страны, государственный флаг которой развивается на флагштоке проходящего судна. Это знак приветствия и уважения. В ответ мы тоже даём гудок и входим в акваторию Гамбургского порта. Аналогично выглядит и ритуал выхода судна из порта. Это доказывает в очередной раз, что моряков здесь любят и уважают. Всем хорош город Гамбург! Огромный порт встречает и провожает каждый день множество кораблей и судов. Местные торговцы – «маклаки» специально приезжают на своих микроавтобусах к борту судна, чтобы доставить моряков к своим магазинчикам, расположенным за территорией порта. Потом привозят обратно. Но, если вы захотите погулять по городу и вернуться в порт самостоятельно, то нельзя использовать английское слово «порт» при общении с местным населением. Вас, просто, не поймут. Здесь все говорят по-немецки. А порт по-немецки будет «seehafen».
Цены для советских моряков в Гамбурге высоковаты. Здесь есть всё, что пожелаешь! Но наши моряки «загранзагрёба» предпочитают «отовариваться» в Антверпене или Роттердаме, этих Европейских «столицах маклаков», где с ценами всё в порядке! А вот, гулять по Гамбургу – приятно! Здесь есть на что посмотреть! Город напоминает Венецию, с её многочисленными каналами и мостами. Здесь всё это тоже есть, но выглядит иначе. Эдакий «индустриальный» стиль зданий из красного кирпича, стены которых отвесно обрываются в тёмную воду каналов. Не так уютно, как в Венеции. Но и здесь тоже утки с лебедями плавают, и спортивные вёсельные лодки проносятся. За чистотой здесь следят, и никакое дерьмо в каналах не плещется. Немецкий «alles in Ordnung!» повсюду. Огромное здание ратуши с позеленевшими скульптурами у входа, величественное и прекрасное снаружи и внутри. Ну, и главные достопримечательности: пиво, горячие сосиски с неострой горчицей, и знаменитая «улица красных фонарей» Репербан (он же Рипербан, Reeperbahn)! Как выяснилось, первые помощники капитана обожали посещать эту улицу. Преимущественно днём, и в сопровождении ещё двоих членов «тройки» из личного состава экипажа судна, возглавляемой первым помощником лично.
Тут учитывались все интересы:
Во-первых, моряки могли бесплатно удовлетворить своё любопытство в отношении осмотра широко известной городской достопримечательности;
Во-вторых, совершенно бесплатно взглянуть на символически прикрытые нижним бельём обнажённые женские тела, от которых они уже отвыкли за рейс;
В-третьих, замполит был абсолютно спокоен, что полностью контролирует ситуацию и не допустит никаких аморальных действий со стороны вверенных ему членов экипажа на территории иностранного государства с чуждой нам капиталистической идеологией.
А то, вот был случай во время групповой плавательной практики, когда один из курсантов отстал от группы и оказался заложником «жрицы любви», которая соблазнила молодого моряка и потребовала от него законную плату за предоставленное удовольствие. Курсант оказался некредитоспособным, и был заперт в «производственном помещении» до оплаты долга. Надо сказать, что «производственные помещения» секс-индустрии Гамбурга на улице Репербан представляли собой небольшие комнаты с застеклёнными витринами на первых этажах зданий. В них на барных стульях восседали в свободных позах представительницы «вечной профессии», слегка одетые в откровенные бюстгальтеры и стринги. Их «рабочую одежду» дополняли толстые вязаные шерстяные носки, которые они одевали себе на ноги. По одной или по две, напарницы из секс-бригады коротали время в ожидании клиентов, занимаясь вязкой на спицах вышеупомянутых носков, и обмениваясь друг с другом последними сплетнями. Некоторые из витрин были закрыты шторами. Это означало, что идёт «производственный процесс» и клиенту стоит обратиться за услугой в соседнее свободное «производственное помещение». Некоторые «многостаночницы» привлекали внимание клиентов, навалившись на прозрачное стекло двери необъятной грудью и бросая на прохожих вожделенные взгляды. Но в дневное время народу на улице было немного, поэтому их «улов» был небольшим. Вот за одной из таких дверей, и плакал бедный курсант, безуспешно пытаясь привлечь внимание прохожих к своему бедственному положению. Колотить по стеклу руками ему запретил дюжий вышибала, жестами предупредив его о жутких последствиях в случае порчи курсантом «казённого имущества». Несчастный морячок мог лишь тихо скулить и дожидаться возвращения своих товарищей, которые могли его спасти из западни, расставленной бездушными акулами капитализма. Когда группа курсантов во главе с «ответственным товарищем» обнаружила отсутствие одного из членов своего коллектива, то из туристической группы, группа превратилась в поисковую, и вскоре обнаружила страдальца за стеклом заведения. Денег, которые должны были пойти на пиво с сосисками, и валютной заначки «ответственного товарища» едва хватило на выкуп. Поэтому все вернулись на борт советского судна трезвыми и злыми. И единственное, что могло хотя бы в какой-то мере восполнить моральный и материальный ущерб товарищам, так бездарно убившим своё драгоценное увольнение на берег, был подробный, с упоминанием многочисленных деталей и описанием испытанных ощущений, многократно повторенный рассказ бедолаги о времени проведённом в обществе чуждой нам заграничной «жрицы любви».
Мы свято помнили эту правдивую историю, и, наученные горьким опытом других поколений мореходов, воздерживались от посещения подобных злачных мест портового города Гамбурга. Где, кстати сказать, в далёких «пятидесятых» начинали свою исполнительскую карьеру музыканты легендарной группы «Beatles».
После выгрузки в порту, нам предстояло загрузить на борт трубы большого диаметра. Поскольку близилось лето, то сезон штормов в Северном и Норвежском морях окончился. Наш следующий рейс из Гамбурга в Новый порт, который находился на реке Обь, мы должны были совершить вокруг Норвегии. Пересечь Баренцево, Печорское и Карское моря и за островом Белый войти в Обскую губу. Вот такое нам предстояло «Хождение за три моря». Если бы мы могли безостановочно двигаться непосредственно в порт выгрузки, это было бы очень хорошо для нашего «валютного кошелька». Поскольку каждый день, проведённый за границей, оплачивается моряку загранплавания по фиксированному тарифу в зависимости от занимаемой должности на судне. Но пароходство не намерено платить валюту морякам, фактически выполняющим каботажный рейс во внутренних водах СССР. Поэтому мы были остановлены на рейде родного Мурманска, к нам подошёл катер с нарядом пограничной службы, и нам закрыли границу. Валюта перестала нам «капать». Так вот, оказывается, «с чего начинается Родина?!» Всё совсем не так, как в знаменитой одноимённой песне в исполнении Марка Бернеса. Теперь мы могли совершенно спокойно, не думая о валюте, за фиксированный денежный оклад в полновесных российских рублях следовать в пункт назначения – Новый порт. Но следовать самостоятельно мы могли по чистой воде только до пролива Карские ворота, который разделяет Новую Землю и остров Вайгач. Пролив в это время был всё ещё забит льдом, и нам пришлось ждать ледокол, который работал на этой ледовой перемычке, проводя через неё караваны транспортных судов. Мы присоединились к группе наших собратьев – таких же судов, ожидающих ледокольной проводки. Нас набралось штук пять, и когда ледокол вернулся с очередным караваном, следующим нам навстречу по трассе Северного морского пути (Севморпуть), то мы тоже выстроились в кильватерный строй, и наш караван, возглавляемый ледоколом «Капитан Сорокин», отправился в путь. Расстояние, которое нам нужно было преодолеть, было не таким уж и большим. Но лёд непредсказуем. То он разряжен, то громоздится торосами, то начинается сжатие ледяных полей, и суда, следующие за ледоколом по пробитому каналу, стопорятся и не могут самостоятельно двигаться вперёд. В этом случае ледокол возвращается и, проходя вблизи застрявших судов, окалывает вокруг них лёд и расширяет канал. Если же это не помогает, то начинается проводка судна «на усах». Это выглядит так.
У ледокола на корме имеется специальное углубление в корпусе, называемое кормовой вырез. Он оборудован привальным брусом, буксирными кранцами, стропами для крепления и резиновой подушкой, в которую упирается нос ведомого судна. Всё это позволяет ледоколу осуществлять ледовую проводку судна в тандеме. Швартовые тросы часто называют «усами», поэтому вид такой ледовой проводки и называется «идти на усах». Вот так, «где мытьём, где катанием», мы добрались до конца ледовой перемычки, и вышли на чистую воду. Там нас уже ждали другие суда, которые ледокол должен был провести в обратном направлении. Такая вот работа у ледокольщиков. Катайся туда-сюда по ледяному полю, как трамвай, от одной до другой конечной станции. В порт ледокол во время навигации заходит нечасто. Нельзя, чтобы работа на Севморпути во время летней навигации прерывалась. Каждый день – на вес золота! Всё снабжение ледокол получал от проходящих судов. Вода, топливо, продукты – всё это перегружалось на борт ледокола, и он безостановочно выполнял ледовую проводку судов. Особо срочные грузы доставлялись на ледокол вертолётами. Для этого на ледоколе имеется вертолётная площадка на корме и вертолётный ангар. За короткую летнюю навигацию, которая продолжается в этих широтах с мая по октябрь, было нужно завезти в замерзающие порты Заполярья продовольствие, материально-техническое снабжение, топливо, товары для населения и ещё кучу различных грузов. А также обеспечить перемещение из портов Дудинка и Игарка, расположенных на Енисее, различных народнохозяйственных грузов. Основными из них были рудные концентраты Норильского никелевого комбината – крупнейшего в мире производителя никеля и палладия, который был также одним из крупнейших производителей платины и меди. Особо ценные руды перевозились не «в навал», а в специальных контейнерах-изложницах, представляющих собой огромные металлические стаканы с плотно закрываемыми крышками. Руду перевозили специализированные грузовые суда ледового класса – рудовозы. Вот как раз таким судном и являлся наш «Адмирал Ушаков». На немецких верфях в Варнемюнде для Советского Союза была построена серия специализированных судов для перевозки навалочных грузов. В Мурманском морском пароходстве их называли «полководцами», поскольку суда были названы в честь великих военачальников России.
В помещении столовой команды нашего судна, на почётном месте помещался портрет Фёдора Фёдоровича Ушакова – Адмирала Флота Российского, канонизированного впоследствии Русской православной церковью. Дальше я буду цитировать строки, взятые мною из различных общедоступных источников информации.
Фёдор Ушаков был причислен к лику общецерковных святых и включен в Месяцеслов (память 23 июля/5 августа и 2/15 октября). Святые на Руси совершали Богоугодные деяния и чудеса. Так вот, адмирал Ушаков не проиграл ни одного морского сражения, защищая интересы России на море, и во время его командования Российским флотом ни один российский корабль не был взят неприятелем в плен! В житии святого рассказывается, что, отдав всю жизнь службе, Федор Ушаков никогда не имел ни семьи, ни детей, а это является одним из правил монашеской жизни. Остаток дней своих, по словам иеромонаха Нафанаила, «адмирал провел «крайне воздержанно и окончил жизнь свою как следует истинному христианину и верному сыну Святой Церкви 2-го октября 1817 года, и был погребён по желанию его в Санаксарском монастыре». В годы Великой Отечественной войны был учрежден орден его имени и возник вопрос о месте погребения адмирала. Была создана государственная комиссия, которая произвела вскрытие могилы адмирала на территории монастыря у стены соборного храма. Останки оказались нетленны, что было зафиксировано в соответствующем документе комиссии. По мнению Священного синода, данный факт является доказательством святости человека.
Вот ведь какая честь выпала на мою долю – работать на судне, носящем имя такого Великого Человека! Первый пароход для моряка – как первая любовь, не забывается никогда! Моё уважение к моему первому судну проявилось довольно своеобразно – я написал песню «Адмирал Ушаков».
Началось всё с того, что 4 июля 1982 года в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 октября 1980 года № 3018-X «О праздничных и памятных днях», в СССР второй раз отмечали праздник «День работников морского и речного флота». Этот праздник мы встречали в море. Наша камбузная команда подготовила праздничное меню на этот день, а первый помощник капитана попросил меня найти в фонотеке какой-нибудь хороший концерт, чтобы порадовать экипаж и создать у всех праздничное настроение. Надо сказать, что фонотека для каждого судна формировалась культурно-просветительским отделом парткома пароходства, и во многих случаях была типовой для каждого судна.
В ней можно было найти магнитофонные записи для всех праздничных мероприятий, которые отмечались в СССР в то время. Но, поскольку День работников морского и речного флота праздновался всего второй раз, то специальной фонограммы для него или ещё не записали, или ещё не успели распространить по судам пароходства. Поэтому мне пришлось прослушать массу звукового материала, который совсем не подходил по тематике к нашему празднику, пока я не набрёл на коробку с катушкой магнитофонной ленты, на которой было написано: «Праздничный концерт Московского КСП (клуба самодеятельной песни) посвящённый дню Космонавтики». Казалось бы, какая связь между космонавтикой и морским торговым флотом? По инерции я установил катушку с плёнкой на магнитофон и приготовился услышать очередные героические песни о доблестных тружениках космоса. Каково же было моё удивление, когда я услышал выступление известнейших авторов-исполнителей и самодеятельных бардовских коллективов, творчество которых объединяла любовь к авторской песне. Почётным председателем Московского КСП был дважды Герой Советского Союза лётчик-космонавт Александр Сергеевич Иванченков. Именно он вознёс авторскую песню до космических высот в прямом смысле этого слова. Поскольку во время полёта на борту космического корабля, привезённая им с собой гитара очень помогала космонавтам в их героических буднях на орбите Земли. Атмосфера концерта была настолько душевной, тёплой и радостной, что я, не отрываясь, прослушал всю запись от начала до конца. Вот чего требовала душа моряка – живого человеческого общения! В этом космонавты и моряки были единодушны! Поздравления в адрес космонавтов звучали в начале выступления каждого артиста, но песни, исполняемые на этом концерте, были совсем не про космос. Это были песни от всей души и для души! Поэтому я, не колеблясь, включил в день праздника судовую трансляцию и поставил запись на магнитофон. Экипаж по достоинству оценил выступление, и первый помощник выразил мне благодарность за успешное выполнение порученного задания. А я после этого всерьёз «заболел» авторской песней.
Случай излить свою любовь одновременно к жанру авторской песни и родному судну представился мне очень скоро. День работников морского и речного флота праздновался в первое воскресенье июля. Многие моряки были награждены к празднику почётными грамотами. Наш токарь-моторист был, даже, удостоен медали «За трудовое отличие»! А двадцатого июля мы праздновали День спуска на воду нашего судна «Адмирал Ушаков». Это был праздник нашего экипажа. Особых подарков не предвиделось, поэтому идея порадовать нашу команду пришла мне в голову, когда я в очередной раз слушал (уже только для себя) запись концерта ко Дню космонавтики. В свободное от вахты время я печатал тексты полюбившихся мне песен, прослушивая их в радиорубке с магнитофона через наушники. Мечтал, что обязательно научусь играть на гитаре так же классно, как Александр Суханов, Юрий Визбор, Виктор Берковский. И тут меня осенило – надо написать песню про Адмирала Ушакова, «человека и парохода» (как говорил кот Матроскин в мультфильме «Трое из Простоквашино»). Вахта у меня была ночная, а ночь для поэтов, это, что ни на есть, самый «рабочий день»! Дело продвигалось довольно быстро. Пришлось, правда, немного дополнительно почитать о славном прошлом Фёдора Фёдоровича. А ещё через день я уже записывал на магнитофон новую песню «Адмирал Ушаков» под свой аккомпанемент на гитаре. Музыка была простенькая, зато текст удался на славу! В День нашего судна во время обеда я включил судовую трансляцию и, поздравив всех с праздником, объявил, что сейчас будет премьера песни, посвященной нашему судну и его славному экипажу. Потом нажал на кнопку «Пуск» на магнитофоне и стал дожидаться окончания песни. Всё было прекрасно до второго куплета, когда наш стармех (старший механик, «дед») решил по принудительной общесудовой трансляции с мостика вызвать моториста, по какой-то производственной надобности. Дружный возмущённый рёв в кают-компании и столовой команды был ему ответом. Дело в том, что на мостике общая трансляция не включается, чтобы не создавать помех несению вахты. «Дед» не знал, что звучит песня, и невзначай своей командой «испортил всю обедню!» Потом песня продолжала звучать, но народу было жалко, что услышать пришлось не всё! Поэтому, едва я появился в кают-компании, желая присоединиться к праздничному обеду, как сразу же был атакован восторженными и одновременно раздосадованными слушателями, которые настаивали на немедленном повторе песни. Капитан с камбуза позвонил на мостик, чтобы никаких сообщений по принудительной трансляции не делали, а «деду» велел прибыть в кают-компанию немедленно. Я побежал в трансляционную, чтобы повторить запись сначала. На этот раз всё прошло гладко, и когда я опять появился в кают-компании, то первым ко мне кинулся «дед» с извинениями и просьбой обязательно напечатать для него текст песни. Подарок удался! Песня всем понравилась, и капитан от лица экипажа объявил мне благодарность. Настроение у всех целый день потом было хорошее, потому что праздник в море обычно отличается от буднего дня только наличием улучшенного питания. А тут ещё и концертный номер добавился! Пустячок, а приятно! Текст песни «Адмирал Ушаков» был уже опубликован мною в повести «Мореходка», но позволю себе, для удобства читателя, привести его здесь ещё раз.
«Адмирал Ушаков»
В. Осипов
В бурном времени далёких тех веков
Жил отважный флотоводец Ушаков.
Славно турок и французов в море бил,
Флот Российский в порт с победой приводил!
Пусть рассеялся давно сражений дым,
Но мы помним адмирала молодым!
В честь побед, что он на море одержал,
Создан «Орден Ушакова» и медаль.
Для работы на арктических морях,
В Варнемюнде на немецких стапелях,
Славным именем был назван теплоход –
Адмирал опять отправился в поход!
Побрататься с «Ушаковым» каждый рад.
Где-то плавает военный наш собрат.
А по Волге, под напев речных гудков,
Тоже ходит флотоводец «Ушаков».
Фёдор Фёдорыч на Юге воевал.
«Ушаков» же наш – где только не бывал!
В караване с ледоколом лёд крошил
И на Кубе, и в Дудинке погостил!
Сколько нам ещё увидеть предстоит?
Сколько нам ещё валюты набежит?
Здесь ребята подобрались – хоть куда!
С ними бури нам и штормы – ерунда!
Хорошо среди друзей живётся мне.
Но так тянет в море к дому и семье!
А радист всё не несёт радиограмм …
Дорогие, вы пишите чаще нам!
Завтра снова покидать нам порт родной.
На прощанье оставляем адрес свой.
Мы уходим далеко от берегов …
Мурманск, 198, «Ушаков».
Новый порт – место нашей выгрузки, мы так и не увидели. Я хотел сказать, что мы стояли далеко от него, на рейде. Кругом была вода. Хотя река Обь и называется рекой, но она – Сибирская река. А в Сибири всё бескрайнее: и просторы, и леса, и реки. Берега Обской губы скрывал туман. Из этого тумана к нам подошёл плавучий кран и большая самоходная баржа, на которую и стали перегружать привезённые нами трубы. Выгрузка много времени не занимала. Загруженная баржа уходила по направлению к берегу, а на её место вставала под погрузку следующая. Утром мы уже расставались с нашими коллегами, обмениваясь по УКВ-радиостанции тёплыми словами пожеланий. Долгие прощальные гудки всполошили сидящих на воде чаек, и вот уже всё накрыла туманная дымка.
Мы уходили в Дудинку. Это крупный порт на реке Енисей. Хотя он и расположен на реке, но его по праву называют «портом пяти морей». Дудинка является одновременно и морским, и речным портом. Сюда из Норильска проложена железная дорога, по которой перевозятся различные грузы, включая продукцию Норильского горно-металлургического комбината. Порт Дудинка зимой замерзает. Температура воздуха здесь опускается в зимние месяцы за минус 30 градусов, а летом едва достигает плюс двадцати. Когда лёд на Енисее встаёт так, что может выдержать вес автомобиля с грузом, то по нему прокладывают «зимник» – автомобильную дорогу, связывающую между собой два берега. Караваны грузовиков пересекают Енисей в обе стороны. Весна приходит сюда поздно. Вода в Енисее поднимается на 14 метров. Портовые причалы и подъездные пути оказываются затопленными. Поэтому весь город стоит на возвышенности, выше отметки в 20 метров от уровня реки. Паводок достигает своего максимума в июне, а к июлю вода спадает. Портовая техника возвращается на причалы, и порт оживает. Суда швартуются у причалов и заполняют портовый рейд. Вот в этот замечательный заполярный порт Дудинка и предстояло нам идти.
Про Российские реки говорят уважительно: «Волга-матушка, а Енисей – батюшка!» Это действительно так! Рек такой ширины в Европе просто нет! Широка Волга, и впадает она в Каспийское море. А Енисей необъятен, и впадает он в Северный Ледовитый океан, в ту его часть, которая называется Карское море. Вот он – Сибирский размах! Пройдя между островом Олений и островом Сибирякова, мы вошли в устье Енисея. Но берегов реки так и не увидели, настолько она была широка! Мы шли вперёд, как по морю. За нами и впереди нас были видны другие суда. Можно было наблюдать очень интересный оптический эффект, когда судно, находясь на горизонте в пределах видимости, вдруг как-бы поднималось над водной поверхностью и парило в воздухе. Это нагретые воздушные слои, поднимаясь над водой, создавали эффект миража. Так иногда выглядят автомобили на прямых участках разогретых солнцем асфальтовых магистралей. Продвигаясь выше по реке, мы увидели один из её берегов, второго пока так и не было видно. Ребята из команды, которые бывали здесь уже много раз, рассказывали, что в Енисее водится очень много разной рыбы. Особо славится «арктический голец». Он относится к семейству лососёвых, и достигает веса до 17 килограммов! Бывало, что местное население (ненцы, энцы и др.) предлагали обменять гольца на водку и курево, стоя в своих лодках и держа на руках огромных рыбин. Но большие суда не останавливались, спеша быстрее встать к причалам Дудинки. Так как болтаться на рейде в ожидании загрузки было самым бесполезным и унылым занятием для моряков. Ещё одной рыбной достопримечательностью была ряпушка. Эта небольшая, но очень вкусная рыбка, напоминала ленинградскую корюшку, но была более «мясистой». Зимой и ранней весной в Дудинку из Норильска специально приезжают рыбаки-любители подлёдного лова, чтобы наловить ряпушки вволю. Надо сказать, что до тех пор, пока у причалов Дудинки суда не начали швартоваться в холодный период года с помощью ледоколов, такого рыбацкого ажиотажа здесь не было. Лёд был очень толстый, и бурить в нём лунки без надежды на успех рыбакам было лениво. Но, как-то раз, одному из пароходов понадобилось произвести осмотр подводной части корпуса. Приглашённый с ледокола водолаз (на ледоколах есть штатные матросы-водолазы) спустился под воду и сообщил, что работать не может – ничего не видно. Его спросили – может быть, фонарь не работает? Он ответил, что работает. Просто вокруг столько рыбы, что она всё заслоняет собой, когда лезет на свет! С тех пор народ и узнал, что в это время года здесь идёт ряпушка. И началось! Люди приезжали с палатками, продовольствием и снастями. Рыбы хватало на всех. Её даже начали заготавливать в промышленных масштабах. Ряпушку вылавливали в большом количестве и сдавали на перерабатывающее предприятие. Там её засаливали, как селёдку, а потом продавали в Дудинке в пластмассовых банках. Бутерброд, состоящий из куска чёрного хлеба, намазанного сливочным маслом и ломтиком соленой ряпушки сверху, был лучшей закуской под водочку! Поэтому все ждали схода на берег, чтобы затариться и тем, и другим и достойно отметить приход в «порт пяти морей!» Существует даже поговорка: «Лучший кабак – это пароход!» Распивать спиртные напитки на судне, было категорически запрещено. Но оставаться трезвым после месяца плавания никто из моряков не собирался. Втихаря пили все, включая капитана и первого помощника. Как говорят в Украине: «Якщо людина не п'е, вона або хвора, або падлюка!" В переводе великого русского писателя А. П. Чехова это звучало так: «Если человек не пьет и не курит, то поневоле задумываешься – а не сволочь ли он?" Мнение классика русской литературы мы очень уважали, поэтому трезвыми во время стоянки судна в Дудинке были только вахтенные и все остальные члены экипажа исключительно в рабочее время. Время же отдыха экипаж посвящал посещению местных ресторанов. А когда лишние деньги заканчивались, то все продолжали изучать классиков уже в каютах родного судна. «Тёплые компании» вели задушевные беседы под водочку с ряпушкой почти в каждой каюте, иногда перемещаясь на соседние пароходы. Которые были в своём большинстве однотипными и все относились к Мурманскому морскому пароходству. Здесь все знали друг друга по совместной работе или были выпускниками одних и тех же морских учебных заведений. Поэтому гостям были рады на любом судне, где обязательно можно было встретить или друга, или знакомого. А встреча друзей «на сухую» у моряков всегда считалась моветоном!
Во время одной из таких стоянок, у нас пропал доктор! Судовой врач, командированный отделом здравоохранения пароходства от бассейновой поликлиники, обычно не был постоянным членом экипажа. Поэтому он мог сделать несколько рейсов на судне, а потом продолжать свою врачебную практику в медицинских учреждениях города Мурманска. На судне люди редко болеют – им болеть некогда. Им работать надо! Поэтому судовой врач располагает достаточным количеством свободного времени и слоняется по судну в поисках собеседника или потенциального пациента. На стоянке он активно поддерживает экипаж в проведении профилактики дезинфекции организма спиртосодержащими препаратами. В описываемом случае наш судовой врач принимал участие в дружеском застолье в одной из кают. Когда спиртное закончилось, ему выпало по жребию идти за дополнительным «горючим». Надо сказать, что в то время не вся территория порта была огорожена забором. Поэтому дойти до магазина, торгующего алкоголем, можно было напрямую, сократив путь. Наш «милый доктор» купил два «пузыря» и возвращался на судно. Но поскольку он был в состоянии «лёгкого алкогольного опьянения», то перепутал судно с таким же, как наше, «братом-близнецом» и поднялся на борт соседнего парохода. Найдя на нём совершенно такую же каюту, где отдыхала такая же нетрезвая компания, как и та, которая послала его за «добавкой», он был восторженно встречен присутствующими и, не почувствовав никакой разницы в окружающей обстановке, продолжил участие в текущем мероприятии. После чего, тут же и уснул. Поскольку миграция людей между каютами и пароходами продолжалась в продолжение всего времени стоянки судна, то наличие спящих гостей в каютах у ещё бодрствующих членов экипажа было делом привычным. Одни гости уходили, другие приходили. Тем, кто просыпался – наливали и предлагали выпить. Проснувшийся охотно отзывался на предложение и, приняв «на грудь» очередную порцию алкоголя, тут же засыпал снова. Так было и с нашим доктором. Когда он не появился на завтраке, а потом обеде и ужине, то сначала никто не поднимал тревоги. Мало ли, как отдыхает человек! На второй день вроде бы вспомнили, что доктора давно не видно. Но из милиции сигналов не было, решили пока панику не поднимать. На третий день с соседнего парохода пришёл посыльный. Спрашивал – не пропадал ли у нас кто-нибудь? А то, какой-то товарищ у них в каюте спит. Как проснётся – просит налить, а потом опять вырубается. Мы сразу заподозрили, что тут без нашего доктора не обошлось. «Группа поддержки» отправилась на соседнее судно и вернула тело нашего эскулапа в лоно родного парохода. Наш экипаж опять был в полном составе.
Случаев, происходивших с моряками в Дудинке, было много. Весёлых и не очень. Вот, например, стояли мы на рейде. Наша очередь вставать под загрузку обещала быть не скоро, и экипаж, после трудового дня, уезжал отдыхать на берег на рейдовом катере. Я коротал время на ходовом мостике в компании моего друга третьего помощника капитана. Его вахта через два часа заканчивалась. Мы болтали о жизни, следили за окружающей обстановкой, которая всё больше поглощалась вечерними сумерками и туманом. Я периодически отлучался в радиорубку, чтобы принять различные циркуляры от пароходства и послушать повестку: нет ли радиограмм в наш адрес? Подошёл последний рейдовый катер. Четвёртый помощник, который должен был сменить третьего штурмана на вахте, на этом катере не прибыл. До конца вахты оставался час, и шансов у третьего помощника смениться вовремя с вахты оставалось всё меньше, а сменить самого себя и отстоять ещё одну вахту «за того парня», который сейчас находился на берегу, становилось всё больше. Четвёртый помощник совсем недавно окончил «Макаровку» (ЛВИМУ им. Адмирала С.О. Макарова), нормальный, вроде бы, парень, косяков и залётов не имел. И, вот, такой казус! Непорядок! Третий штурман тоже был нормальным парнем, но уже начинал немного нервничать и вспоминать своего сменщика «добрым тихим словом». Количество этих слов и крепость выражений с течением времени всё больше увеличивалось, пока за двадцать минут до конца вахты вдруг не раздался сигнальный гудок, и из тумана на нас стало надвигаться что-то чёрное и бесформенное, но всё же обозначенное бортовыми сигнальными огнями. К нашему борту подошёл огромный плавучий кран! Вахтенный матрос принял с него швартовый конец, и с крана к нам на борт перебрался четвёртый помощник. Он был в состоянии далеком от понятия «не трезвый». Состояние его, скорее всего, можно было описать так: «чудом держащийся на ногах». Помахав на прощание капитану плавкрана, четвёртый помощник сумел подняться на мостик и, счастливо улыбаясь, доложил третьему, что готов заступить на вахту. Третий помощник оценил «шутку юмора» и, бережно «взяв под локоток» четвёртого штурмана, стал втолковывать своему сменщику, как за оставшиеся пятнадцать минут привести себя в чувство посредством холодного душа и завалявшейся у него таблетки «антиполицай». Четвёртый помощник внимательно выслушал все эти отеческие наставления и, развернувшись на месте на подкашивающихся ногах, отправился приводить себя в порядок. Через пятнадцать минут он стоял на капитанском мостике в отглаженной морской форме при белой рубашке и галстуке, в фуражке с «крабом», совершенно трезвый, но с красными, как у кролика глазами. Третий помощник оглядел его оценивающим взглядом, задал пару вопросов и, убедившись, что сменщик способен выражать свои мысли членораздельно и выполнять свои служебные обязанности с надлежащей ответственностью, сдал ему вахту, обещая заглядывать на мостик и проверять его состояние. Четвёртый помощник бодро кивнул и, проводив взглядом удаляющегося третьего штурмана, расслабленно выдохнул, после чего направился к кофеварке, чтобы взбодрить себя и меня свежезаваренным кофе. За чашечкой этого приятного напитка он рассказал мне, что опоздал на катер совсем немного. А экипаж плавкрана любезно согласился подбросить его до нашего судна всего лишь за «два пузыря». Остальное я видел. Вот так в очередной раз подтвердилась морская поговорка: «ребята пьют, но дело знают!»
В другой раз за чашечкой кофе на мостике мне рассказывал свою историю уже третий штурман, который пропал в Дудинке на сутки. Он чётко помнил, что входил в местный ресторан в сопровождении своего друга, тоже члена нашего экипажа. Потом шёл провал в памяти. А следующие воспоминание было таким: он собирает в тундре морошку в компании смутно знакомой женщины и её сына школьного возраста. В конечном итоге, наше судно не потеряло в Дудинке ни одного своего члена экипажа и достойно выполнило производственное задание, порученное нам руководством пароходства.
С героем следующей истории я в последствие познакомился лично. Он тоже был выпускником ЛМУ ММФ и потом даже моим начальником радиостанции. В то время, когда случилась с ним эта история, он ещё не был женат. Так вот Дудинка – город портовый, а в портовых городах всегда есть всё, что нужно морякам. Про выпивку мы уже говорили. Такого ассортимента алкогольных напитков, как в магазинах Дудинки, я до этого не встречал нигде. Огромное количество разнообразных водок, коньячных изделий, вин от любых производителей, ликёров, настоек и т.д. и т.п. Даже питьевой 95 градусный этиловый спирт в полулитровых бутылках здесь продавался! Такое изобилие я видел впервые, поэтому купил несколько особенно понравившихся мне экземпляров для домашней коллекции. Мне даже удалось доставить их в Ленинград в целости и сохранности, чтобы мой домашний бар был на надлежащем уровне! Но вернёмся к начатой истории. Дудинка – город по столичным меркам небольшой. Здесь ценится всё потому, что всё сюда приходится завозить. И только люди приезжают сюда сами. Поэтому каждого нового человека в городе видно сразу. Когда я впервые вышел погулять в город с другими членами нашего экипажа, то увидел пятиэтажки, стоящие на сваях, забитых в вечную мерзлоту, окна с тройными рамами, ресторан «Арктика» в центре города в окружении многоэтажек. Огромный портрет раскосого портовика в морской фуражке, дополненный надписью «Дудинка 300 лет», украшал стену пятиэтажки.
Торговый центр со скучающими продавщицами и стайки девушек или женщин, нарезающих круги на пространстве от территории порта до ресторана. Здесь они могли встретиться с моряками, чтобы потом в их сопровождении очутиться в ресторане. А дальше уж «как карта ляжет!»
Надо сказать, что народ здесь живёт закалённый. Когда в Дудинке дуют студёные зимние ветры, город заносит снегом, а температура опускается за отметку минус тридцать градусов, то люди выходят на улицу только по необходимости. Но когда температура повышается до минус пятнадцати, то считается, что это уже практически весна! И тогда женщины уже могут позволить себе ходить без шапок или расстегнуть полушубки, чтобы пощеголять перед мужчинами летними платьицами под ними. Для того чтобы даму заметили и пригласили в ресторан – все средства хороши! Поэтому дамы здесь чётко знают, чего они хотят для себя и прилагают все усилия, чтобы достичь своих целей. Моряки приходят и уходят, а женщинам здесь жить! Поэтому вопрос «кто кого снимает?» – довольно риторический. Бывало, что перед заходом в Дудинку, члены экипажа приносили нам в радиорубку множество радиограмм для отправки с теплыми словами любви и ожидания скорой встречи в «порту пяти морей». Кое-кто из моряков даже официально завёл здесь семью. Наш электромеханик, например, из Мурманска следовал в отпуск в Дудинку к проживающей там своей семье. Во время рейса он и его сменщик занимали одну каюту, поскольку считалось, что смена будет произведена в порту назначения. Этим убивали двух зайцев сразу: сменщик официально находился в командировке и следовал бесплатно за счёт пароходства к месту назначения, а действующий электромеханик не тратился на дорогу к месту проведения своего очередного отпуска. Заодно они не торопясь передавали дела друг другу. И все были счастливы! Так вот, герой моего рассказа был в то время вторым радистом на одном из судов Мурманского морского пароходства. Он был холост, и вместе с другом посетил ресторан «Арктика», где они познакомились с местными девушками. Знакомство решили продолжить у девушек дома. Жили девушки на последнем этаже девятиэтажки. Стояла ранняя заполярная весна, когда весь город ещё был завален снегом. Всё складывалось прекрасно до тех пор, пока в квартиру не ворвались местные ухажёры этих самых девушек, оказавшиеся портовыми лоцманами. Разборка речников с моряками переросла в драку, а драка – в поножовщину. В результате одного из моряков зарезали, а второй предпочёл выпрыгнуть в окно. Пролетев все девять этажей, он приземлился на спину в огромный сугроб, находящийся под домом. В результате чего остался жив, но получил перелом позвоночника. Местные врачи оказались на высоте и смогли вернуть человеку возможность ходить. Длительное лечение и молодой организм совершили чудо, и последствия для нашего героя оказались минимальными, выражаясь лишь в радикулитных болях при изменениях погодных условий. Что не помешало нашему герою продолжить работу на судах пароходства и даже стать начальником радиостанции. Эту историю я услышал от других людей, гораздо раньше, чем мы познакомились. А потом при первой моей встрече с новым начальником радиостанции к нам подошёл первый помощник капитана, который давно уже знал его по прошлой работе. В их дружеском разговоре между собой прозвучала странная фраза, что теперь в увольнение на берег моему начальнику всегда следует брать с собой парашют. Тогда я не понял этой шутки, а при дальнейшем нашем общении, уже без первого помощника, я рассказал начальнику эту услышанную мною от кого-то историю с полётом в сугроб, как морскую байку. Во время моего рассказа начальник сидел странно потупив голову. А потом убил меня фразой, что это не байка. И что всё это произошло лично с ним. Вот тут уже я обалдел! Поскольку в моей голове всё выстроилось в одну логическую цепочку: и сказочный рассказ о невероятных похождениях с относительно счастливым концом, и слова «помпея» про парашют, и реакция начальника на мой рассказ. Я сидел в одной каюте с человеком-легендой и мог до него дотронуться, чтобы окончательно убедиться в том, что это не сказка! Вот такая она, Жизнь! На флоте, как в большой деревне – все всё про всех знают, это правда! Но правда уж очень похожая на вымысел! И, тем не менее, это – правда!
А с дудинскими врачами мне пришлось познакомиться лично. Как-то раз, во время очередного летнего рейса на Дудинку, мы стояли на рейде Дудинского порта в ожидании очереди на загрузку. День был солнечный, и это радовало, поскольку накануне два дня подряд шёл надоедливый дождь. А тут понадобилось проверить судовую трансляцию. Начальник радиостанции отправил меня на нос судна, чтобы я сказал что-нибудь в микрофон с коммутационного устройства, расположенного на баке. Я выполнил задание и уже возвращался обратно. Дул весьма бодрящий, не смотря на лето, речной ветерок, а я был легкомысленно одет в рубашку, поэтому, спеша добраться до тёплой надстройки, решил слегка пробежаться по палубе вдоль грузовых трюмов. Этого делать было категорически нельзя! Так как палуба была мокрой, а на ногах у меня была обувь с резиновой подошвой. Во время бега моя правая нога поскользнулась на мокрой палубе, и я со всей дури наступил подвернувшейся стопой. Боль была дикая! Я не упал, а проковылял ещё пару метров до полной остановки, понимая, что даже шага теперь сделать не могу. Задрав штанину на правой ноге, я с ужасом наблюдал, как на моих глазах голеностопный сустав раздувается до размеров небольшого футбольного мяча! Те, кто наблюдал за мной с ходового мостика, сразу же послали мне подмогу. С помощью вахтенного матроса я смог доковылять до каюты. Судовой врач осмотрел мою ногу, подозревая перелом, а старпом вызвал по УКВ-радиостанции скорую помощь и рейдовый катер. Уже через полчаса меня везла в местную поликлинику машина скорой помощи с включёнными мигалками, заливисто оглашая окрестности звуками сирены. Сопровождающий меня матрос помог мне добраться до кабинета дежурного врача. Входить в кабинет нужно было в медицинских бахилах и без верхней одежды. И то и другое должно было находиться в гардеробе поликлиники, который по случаю летнего времени не работал. Поэтому мы завалились в кабинет врача во всей красе своего заграничного «прикида», чем вызвали зависть, явно читаемую в глазах местной докторши, и её огромное желание поставить наглых «пришельцев» на место. Нам было заявлено, что в верхней одежде нас не примут. На вопрос: «Где её оставить, если гардероб не работает?», докторша предложила нам оставить наши дорогущие по здешним меркам куртки в коридоре. Мы усомнились в их дальнейшей сохранности, на что нам было заявлено, что здесь может находиться лишь пострадавший, а сопровождающий может посторожить вещи в коридоре. Так мы и сделали. Врачиха, постепенно остывая от произошедшей склоки, бубнила под нос, что мы, прибывшие из большого, почти столичного города Мурманска, должны нести сюда к ним просвещение и благородные манеры. На что я ей ответил: «Вы что, дикие, чтобы вас просвещать?» Эти слова ввели докторшу в лёгкий ступор, после чего она перестала бубнить и отправила меня на рентген, который показал, что никакого перелома нет, а есть сильный вывих с повреждением суставной сумки. Мне наложили тугую повязку и сказали завтра явиться на перевязку. На другой день опять была вызвана скорая и меня доставили на перевязку. Наш судовой врач пообщался с местным коллегой, и они договорились, что повязки он может менять мне на судне, чтобы избежать ненужной транспортировки меня туда и обратно. На том и порешили. Капитан и старпом устроили мне разбор происшествия, поскольку всё это могло быть производственной травмой с оформлением больничного листа, и сильно отразиться на показателях, как нарушение техники безопасности на судне. Это никому было не нужно. Поскольку перелом не подтвердился, то этот случай перешёл в разряд лёгкой бытовой травмы. Хотя я и ковылял только на одной ноге, но перемещаться по судну мог самостоятельно, и работать в радиорубке по приёму корреспонденции тоже мог. Поэтому несчастного случая на производстве не было! И, к всеобщему удовольствию, наш экипаж продолжал трудиться без травм и аварий, что позволяло нам надеяться на выплату будущей премии по результатам работы за год.
В перерывах между рейсами мне удалось слетать в Ленинград, к Иринке. Счастье – это когда ты снова видишь любимого человека, можешь обнять его, поцеловать! Да, это счастье! А счастье вдвойне – это когда ты видишь округлившийся животик своей жены и понимаешь, что скоро нас будет трое! Что у нас настоящая, замечательная и горячо любимая семья. И никакие разлуки не могут затмить это огромное Счастье нашей жизни! Всё отлично и просто замечательно! Я буду папой! Ура!!!
Семья для моряка – это самое важное, о чём он думает в море. Уверенность в том, что тебя любят и ждут на берегу, придаёт силы, помогает преодолеть все трудности и позволяет совершить невозможное. На море всякое бывает. Бывает тяжело, бывает тоскливо, бывает страшно. Но осознание того, что в тебя верят дорогие и любящие тебя люди, укрепляет в тебе веру, что как бы не было сейчас плохо, всё равно потом всё обязательно будет хорошо! И эта вера ведёт тебя через все преграды, через все расстояния к той единственно важной цели, дающей тебе уверенность и надежду – к твоей семье! Твоя семья всегда помнит о тебе. Получить в море радиограмму с берега со словами любви и верности – означает для моряка очень много! Он чувствует такую силу и уверенность в себе, что стихия отступает перед человеком. Поэтому радисты на судне всегда пользуются уважением и поддержкой экипажа. Они приносят новости в однообразие судовой жизни, а это – как глоток свежего воздуха в наглухо задраенном душном отсеке. На радистов всегда смотрят с надеждой, и если они оправдывают доверие моряков хорошим известием, но на них первых выливается весь шквал восторженных эмоций членов экипажа, готовых задушить «Маркони» в горячих дружеских объятиях!
Не только радиограммы радуют моряков. Возможность поговорить с домом по радиотелефону тоже зависит от радистов. Когда в телефонной трубке звучит голос любимого человека, то моряк забывает обо всём. Для него сразу пропадает судно, швыряемое волнами, раскачивающееся помещение радиорубки или отдельной телефонной кабины, имеющейся на судне, постоянные проблемы, которыми забита голова моряка каждый день. Он переносится в другой мир, на берег, где живут его родные и близкие, где сквозь треск эфирных помех он слышит голос, который не забывает никогда. Этот живой голос сразу же вызывает в нём образ дорогого и любимого человека, которого можно ощутить рядом с собой, стоит только закрыть глаза. И как жалко становится, когда истекают положенные несколько минут общения! Но возвращается в этот реальный мир человек уже с совершенно иным. Он весел и уверен в себе, в своих силах, в своём будущем! Радостно пожав руку радисту, моряк возвращается к суровым морским будням, но теперь он выполняет своё дело с уверенностью победителя и лёгкостью профессионала. Душа поёт, а руки делают! А радист уже налаживает связь для следующего радиотелефонного разговора, и тоже делает это с лёгким сердцем и открытой душой! Удачи вам, моряки! На берегу всегда помнят о вас и ждут! Возвращайтесь домой!
По долгу службы радисту всегда приходится контролировать радиосвязь при официальных и частных разговорах по радиотелефону. Поэтому он в курсе всех новостей, происшествий и отношений в семье каждого члена экипажа. Профессиональный долг не позволяет радисту делиться услышанным с кем-либо, кто не имеет прямого отношения к разговору. Но для себя он может делать определённые выводы о взаимоотношениях в семье моряка, жизненных ситуациях, происходящих на берегу, и возможных поворотах дальнейшего развития событий. А ситуации бывали разные.
Например, наш капитан обожал каждое утро звонить в Мурманск и разговаривать с горячо любимой им … тёщей! Чтобы не нарваться на негативное отношение к его привычке со стороны начальника радиостанции, он предпочитал не тревожить начальника по утрам, если в эти часы тот не нёс вахту в радиорубке. Капитан звонил второму радисту по телефону внутренней связи и в мягко-приказном тоне приглашал его подняться в радиорубку для осуществления совершенно необходимого сеанса радиотелефонной связи с Мурманском. Отстоявший два часа назад ночную вахту, заспанный радист поднимался в радиорубку, включал аппаратуру и вызывал Мурманский радиоцентр, а если связь была плохая, и связаться не удавалось, то через Центральный Московский узел связи организовывал сеанс радиотелефонии с Мурманском. При этом капитан всегда просил набрать два номера: первый номер – пароходства, а второй – свой домашний. Разговор с пароходством был деловым и коротким. Зато тёще капитан изливал все свои самые нежные чувства, описывал перспективы нашего дальнейшего плавания и сердечно прощался, обещая ещё позвонить ей в следующий раз. Потом с чувством выполненного долга капитан уходил заниматься своими текущими делами, а радист выключал аппаратуру и возвращался в свою остывшую постель, досматривать сон, так безжалостно прерванный капитанским звонком.
Старший помощник, пользуясь своим служебным положением, тоже пытался подражать капитану и звонить домой по радиотелефону. Но в одиночку не решался будить радиста, а тем более начальника радиостанции. Поэтому он «садился на хвост» капитану, когда тот хотел поговорить с Мурманском. Но капитану было неудобно всё время признаваться в своих высоких чувствах любимой тёще при ещё одной паре посторонних ушей. И он старался отделаться от старпома во время своих сеансов телефонной связи, придумывая на ходу предлог, чтобы дать старпому какое-нибудь незначительное поручение, выполняя которое, тот бы покинул радиорубку на время его разговора по радиотелефону. Старпом быстро записывал радисту на бумаге свой телефон в Мурманске и убегал выполнять поручение капитана, чтобы вернуться назад через несколько минут. За это время капитан успевал наговориться, благодарил радиста, и уступал место возле телефонной трубки запыхавшемуся старпому. Теперь была его очередь звонить домой. В разговоре со своей женой старпом иногда успевал вставлять короткие реплики в безостановочное щебетание своей супруги, внимательно выслушивая все её распоряжения и пожелания относительно предстоящих покупок за границей. Старпом заканчивал разговор с любимой и, устало отдуваясь, возвращал нагревшуюся телефонную трубку в держатель аппарата. Затем он важно прощался с радистом и покидал радиорубку. С другими моряками всё было проще, и ребята не гнушались разговаривать с домом в телефонной кабинке, расположенной рядом с радиорубкой. Тем более что официально находиться в радиорубке, им было не положено.
За свою морскую жизнь мне пришлось работать со многими старпомами. Должность старшего помощника капитана (чифа) такова, что он может выполнять обязанности капитана в необходимых случаях. Случаи бывают разные. Обычно на приёмку нового судна от судостроителей выезжает экипаж, который потом и закрепляется за судном согласно штатному расписанию. Это означает, что все люди здесь находятся с учётом мнения капитана, который подбирает экипаж под себя. Таким образом формируется список постоянных членов экипажа, коротко называемый – штат. Попасть в штат – большая удача, если капитан нормальный и адекватный, то и экипаж у него соответствующий. Штатных членов экипажа кадровая служба всегда старается направить на своё судно. Остальные подменные специалисты кочуют с парохода на пароход, пока их самих не зачислят в штат какого-нибудь очередного судна новой постройки. Наш старпом был из числа подменных. Капитана он заменял только во время его отсутствия на борту, что случалось в иностранных портах захода судна, если капитан уезжал с визитом в местное консульство СССР. В остальное время старпом был помощником капитана, хотя и старшим. В часы, когда старпом оставался на судне исполняющим обязанности капитана, он напускал на себя важность и значительность. Остальные штурманы отвечали каждый за своё заведование и старались не пересекаться с надутым от самомнения старпомом. Эта «болезнь» случалась со многими старпомами, которые уже не один год пребывали в своей должности и считали, что вполне доросли до капитанских нашивок. Но слово «вполне» ставило огромную разницу между капитаном судна и старшим помощником капитана. Это вызывало у старпома некоторую зависть и досаду. Поэтому он старался возместить свои моральные потери строгостью отношений с нижестоящими членами экипажа. Штурмана вынуждены были это терпеть и смиряться с положением подчинённых. У радиста был свой непосредственный начальник, у мотористов и механиков свой – старший механик (дед). Поэтому власть старпома на них распространялась опосредованно. Но старпомы, в большинстве случаев, не хотели так считать, расширяя границы субординации до пределов, определяемых ими лично.
Однажды, выполняя очередной рейс, мы шли по Средиземному морю. Погода была прекрасная – солнечная и жаркая. Наше судно бороздило лазурные воды Средиземки, и волны лениво обтекали наши борта. В радиорубке, которая размещалась сразу за ходовым мостиком, было жарко, и я поднял раму иллюминатора, которая открывалась таким образом, что располагалась в верхнем положении параллельно палубе и крепилась к подволоку особой задрайкой. Дверь в радиорубку я тоже держал открытой, чтобы создать хоть какой-то сквозняк, обеспечивающий приток свежего воздуха. На ходовом мостике было ещё жарче. Там солнечный свет попадал через огромные иллюминаторы надстройки внутрь помещения и нагревал палубу. Двери на крылья мостика были тоже открыты, чтобы ветерок охлаждал помещение. Таким образом, все двери были распахнуты настежь. Иллюминатор радиорубки выходил на палубу, по которой можно было пройти на крыло мостика, а оттуда – на сам мостик. Старпом стоял на вахте в коротких шортах и солнечных очках. Он своей властью разрешил себе такую форму одежды. Матрос, который нёс вахту у штурвала, не мог позволить себе такой вольности и терпеливо изнывал от жары, продолжая удерживать судно на заданном курсе. Поскольку обстановка вокруг была совершенно спокойной и умиротворённой, старпом решил найти себе развлечение. Он проходил с мостика по внутреннему коридору в радиорубку через открытую дверь. Затем шёл к открытому иллюминатору, хватался руками за закреплённую горизонтально поднятую раму и выпрыгивал ногами вперёд на верхнюю палубу левого борта. Потом проходил на крыло мостика, входил через раскрытую дверь на мостик, осматривал окрестности в бинокль, и снова появлялся в радиорубке, наматывая, таким образом, свои бесконечные прогулочные круги, завершая каждый из них акробатическим элементом выпрыгивания через иллюминатор. Я продолжал заниматься текущим приёмом и передачей радиограмм. Но мелькание почти голого старпома за моей спиной, в конце концов, мне надоело, так как отвлекало от работы. Когда старпом в очередной раз выпрыгнул из радиорубки на палубу, я поднялся со стула и закрыл иллюминатор на задрайку. Вернувшийся в радиорубку через несколько минут старпом, в своих тёмных очках после яркого солнца не заметил, что иллюминатор закрыт, и привычно подпрыгнув, вошёл в закрытую раму ногами вперёд. Толстое стекло выдержало, а старпом растянулся на палубе, ошалело нашаривая руками на полу свои соскочившие с носа очки. Я сидел в наушниках спиной к нему и мог только догадываться, как выглядит его физиономия. Поняв, что я ничего не видел, а возможно и не слышал, так как был в наушниках, старпом решил «сохранить лицо» и потихоньку ретировался на мостик обратным путём. Больше на этой вахте он ко мне не заходил. А я открыл иллюминатор снова и продолжал работать, наслаждаясь приятным средиземноморским бризом, ласково обдувающим моё рабочее место.
После заходов в иностранные порты, где моряки «отоваривались», разговоры членов экипажа с домом сводились, в общем-то, к одному вопросу – когда вернётесь домой? Капитан докладывал тёще предполагаемую дату прихода в Мурманск и передавал наилучшие пожелания. Звонок старпома начинался со слов: «Здравствуй, любимая!» В ответ нетерпеливый женский голос, пропуская лишние слова приветствия, сразу же заявил: «Что ты мне купил?» Старпом, поперхнувшись от такой наглости, в сердцах выдал: «Ничего я тебе не купил!». Истерический крик: «Почему-у-у?!!!» заставил радиста убавить громкость приёма. «Почему, почему – деньги кончились!» – пробубнил старпом в трубку телефона и стал сердито объяснять супруге, что в Антверпене купил два больших ковра, которые сейчас ему гораздо важнее, чем всякая фигня, заказанная ему супругой, которую можно будет купить в следующий заход. Доводы старпома не успокоили разгневанную жену, и она бросила трубку. Старпом, матерясь про себя, поместил свою телефонную трубку в держатель и мрачный как туча покинул радиорубку. Милые женщины, пожалуйста, не расстраивайте своих мужей-моряков, а особенно старпомов! Вы психанули и остались там, на берегу, а нам с вашим мужем ещё жить и работать бок о бок много дней и ночей, терпя последствия вашей ссоры на своей шкуре! Помните об этом! Пожалуйста!
Тем временем срок начала моего отцовства приближался. Я уже готовился подать заявление капитану о предоставлении мне накопившихся за это время отгулов, чтобы успеть к рождению моего первенца, но капитан и начальник радиостанции хором стали уговаривать меня остаться ещё на один рейс. Дескать, всего десять дней, и ты в «полном шоколаде» отправишься в роддом встречать супругу и ребёнка. Как раз успеешь к сроку! А рейс предстоит шикарный – во Францию, в порт Руан. Накупишь там приданого для малыша, и гуляй себе потом в кругу семьи. Соглашайся, не пожалеешь! Вот ведь черти настырные – уговорили! Я успокаивал себя мыслью, что времени ещё вполне достаточно и планировал, что всё успею! Но, как говориться: «Хочешь рассмешить Бога – поведай Ему о своих планах!». Мы пришли в Руан точно в запланированное время. Нас поставили к причалу под выгрузку. А на следующее утро вместо выгрузки нам сообщили, что все портовики Руана начали забастовку, выдвигая экономические требования своим работодателям. Я проклинал всех этих французских капиталистов и Руанских портовиков, которые своей классовой борьбой задерживали моё появление дома на неопределённое время. Приплыли! Да и не мы одни, оказывается, приплыли. Рядом с нами стояли ещё несколько судов под советскими флагами. Оказалось, что на двух из них находятся мои однокашники по учёбе в мореходке. И оба с нашей роты, с нашей учебной группы, мало того, из одного кубрика, где мы вместе жили три года и четыре месяца! Вот ведь: «Не было счастья, да несчастье помогло!» Мы собрались на «Адмирале Ушакове» и отметили нашу встречу в лучших морских традициях! Наговорились, навспоминались, наобщались вволю! Наша стоянка под забастовкой в Руане продолжалась десять дней. Я побывал в городе, где казнили на костре «Орлеанскую деву» Жанну Д’Арк. Купил детский комбинезон для будущего малыша и детский рожок с соской для молока. У нас в Союзе таких ещё не продавали. В день перед отходом судна, я принял в свой адрес радиограмму, что у меня родилась дочь! Я испытал два чувства одновременно: чувство огромной радости, что я стал отцом, и чувство досады, что я не успею встретить жену с ребёнком из роддома. Радостное событие мы отмечали в каюте начальника радиостанции. На стоянке алкоголь в судовой лавке был опечатан таможней, из спиртного капитан выдал лишь пять бутылок сухого вина, имевшихся в его каюте. Пришлось мне обращаться к «деду» (старшему механику) с просьбой выделить какое-то количество «шила» (этилового спирта), который был в его заведовании. Дед «выкатил» пол-литровую бутылку «шила», и приглашённые на день рождения моей дочери товарищи стали в графине делать из сухого вина – креплёное. Взболтав графин, к его горлышку поднесли зажжённую спичку. Синее пламя и последовавший затем хлопок определили, что напиток готов! Смесь получилась жуткая, но вполне приемлемая к употреблению. Поздравляли меня все, кто заходил в каюту. Приходилось пить со всеми: за ручки, за ножки, за здоровье и т.д. и т.п. Глубокой ночью я очнулся в своей каюте, лёжа на диване. Второй штурман, секретарь нашей комсомольской организации, принимавший участие в празднестве, несколько раз заходил ко мне, чтобы проверить моё состояние. Я давал ему отмашку, что всё в порядке, и опять проваливался в небытие. А утром я прекрасно себя чувствовал и готовился к предстоящему отходу судна.
Мы должны были взять груз до порта назначения Новороссийск. Это означало, что мы пройдём Средиземное море, потом Чёрное, и окажемся в СССР. Из Новороссийска мне предстояло улететь в Ленинград через Москву, поскольку прямых рейсов не было. А наш «Адмирал Ушаков» вставал потом на ремонт в Туапсе. К окончанию ремонта мне нужно было вернуться на судно. Так что, мой путь к семье был длинным и долгим.
Что сближает людей в жизни? Общие интересы! А в море это правило усиливается многократно. Вот, например, на берегу у вас есть друзья, много друзей. Вы видитесь с ними тогда, когда захотите встретиться. Общаетесь, занимаетесь вместе интересующими вас делами, расстаётесь, обещая в следующие выходные опять собраться вместе. В море всё не так! Здесь понятие «друг» расширяется до понятия «кореш»! Значение этого слова более глубокое и всеобъемлющее. С другом ты общаешься и встречаешься, имеешь общие увлечения и интересы. С корешем ты живёшь, работаешь и общаешься двадцать четыре часа в сутки. Занимаешься вместе с ним любимым делом, травишь анекдоты и байки в каюте за традиционной чашечкой индийского «кофе с пенкой». Участвуешь в авральных работах и общесудовых тревогах, ходишь в увольнение на берег и пьёшь водку на последние деньги. Тащишь тело корефана на себе к пароходу, если тот уже не в состоянии идти самостоятельно. Даёшь корешу деньги в долг, без оговорок срока их возврата, или сам возвращаешь ему свои денежные долги через случайных моряков, следующих подменять коллег на судно, где теперь работает твой кореш. Играешь вместе с ним в одной футбольной команде на поле заграничного стадиона, отстаивая спортивную честь судна в матче против команды другого судна. Знаешь по фотографиям всех членов его семьи и родственников. Ему первому показываешь сочинённые тобой стихи, и вы вместе подбираете для них музыку на гитаре, а потом выступаете в составе судового вокально-инструментального ансамбля перед экипажем с новой песней. Ты расстаёшься с корешами, уходя в многомесячный отпуск, и встречаешься с ними опять через несколько лет где-нибудь в заграничном порту так, как будто вы расстались только вчера. И это далеко не все понятия, которые может включать в себя одно короткое, но очень важное в жизни моряка слово – кореш.
«Кореш» – очень созвучно слову «корень». А что делают корни? Корни держаться за землю, за крепкую и незыблемую основу. В море земли нет. Есть очень и очень много воды. И эта вода катиться на вас бесконечными пенными валами, пытаясь смять, перевернуть и отправить вас на дно морское. Поэтому держаться приходится только друг за друга. Как корни, как кореша. И морская дружба – это основа всей жизни на флоте. Дружба и взаимовыручка – вот главная сила, перед которой отступает любая стихия.
Моими корешами были люди, которые ни разу не дали мне повод усомниться в искренности их отношений ко мне. Как говорится, подобное тянется к подобному! Нам никогда не было скучно вместе. Мы не были ровесниками, но понимали друг друга с полуслова. Развлечений в море не много, но каждый находит себе любимое дело по душе. Общими увлечениями для нас с корешами был настольный теннис и гитара. В условиях корабельной жизни время работы и время отдыха сменяют друг друга через равные промежутки времени, поэтому человек точно знает, чем будет заниматься в следующие четыре часа. Третий помощник на «Адмирале Ушакове» был из Воронежа, где проживала его семья. Он был старше меня примерно лет на десять. Эта разница в возрасте никак не влияла на наши отношения и нисколько не мешала быть с ним «на равных». На судне люди знакомятся быстро. Чувство «свой – чужой» в море проявляется после нескольких минут общения с человеком. Душа моряка точно чувствует, с кем ей предстоит преодолеть тысячи миль бескрайнего морского простора в этом ограниченном стальными бортами и надстройкой, подбрасываемым волнами всех морей и океанов, закрытом пространстве, называемым грузовое торговое судно. Когда я впервые поднялся на борт «Адмирала Ушакова», третий помощник стоял на вахте. Мы взглянули друг на друга и улыбнулись. Моряк моряка видит издалека! А когда позже он узнал, что я играю на гитаре и в настольный теннис, то мы с ним стали «не разлей вода»! Он тоже играл на гитаре простыми аккордами, любил авторскую песню, неплохо пел сам. А когда он услышал, как я исполняю на гитаре песни «Ваше благородие, госпожа Удача» и «Песенку кавалергарда» (заметьте, всё на стихи Булата Окуджавы и музыку Исаака Шварца) с почти полным сходством с оригиналом, то проникся ко мне ещё большим уважением, и гитара перекочевала в мою каюту на постоянное место жительства. Мы вместе слушали магнитофонные записи наших отечественных бардов, любили подбирать мелодии к полюбившимся песням. А когда пальцы уже начинали болеть от струн, то спускались в помещение спортивного зала, который был небольшим по своим горизонтальным размерам, но с очень высоким потолком. Здесь находился велотренажёр, скамейка со стойками, на которых лежала небольшая штанга, а посередине стоял стол для настольного тенниса. Окружающего пространства игрокам едва хватало, чтобы в процессе игры не врезаться в стальные переборки отсека во время отбивания подачи противника. Особенно необычно было играть во время качки. Теннисный шарик вдруг зависал в воздухе на одном месте, поскольку его скорость и направление движения компенсировались скоростью и направлением движения теннисного стола, вдруг «уехавшего» вместе с палубой в сторону от того места, куда шарик по всем законам физики должен был приземлиться. Такие «финты» делали игру непредсказуемой и чертовски интересной! В помещении спортзала было довольно жарко, хотя вытяжная вентиляции работала на всю мощь. Поэтому нам приходилось играть только в трусах или плавках, поскольку вся остальная одежда тот час же пропитывалась нашим потом. Когда теннисный шарик, посланный ракеткой соперника с огромной силой, вместо стола попадал в игрока, то на коже того образовывался характерный круглый синяк. Было не больно, но вид синяка очень уж потом напоминал след от поцелуя «в засос». Третьему штурману даже приходилось оправдываться перед женой, что это не следы запретной любви с другими женщинами, а спортивные травмы. Жена не особо верила, так как «засосы» покрывали грудь, живот и руки супруга. Последним аргументом в пользу «спортивной» версии их происхождения было то, что они отпечатывались и на ногах. «Ну, кто же будет мне ноги то целовать? Сама подумай!» – обращался третий помощник к здравому смыслу супруги. Это возымело успех, и их брак продолжал оставаться счастливым.
В противовес улучшениям моих отношений с членами экипажа, отношения с начальником радиостанции становились всё хуже и хуже. Конкретных причин недовольства мною начальник не выставлял. Вероятно, главной причиной было то, что в экипаже его не любили. Он был москвичом, был всегда «себе на уме», друзей в экипаже у него особо не было. С «мурманчанами» и «ленинградцами» мы всегда быстро находили общий язык. Они сами говорили, что с москвичами как-то тяжелее входить в контакт, закваска у них другая, что ли? Да и о «стукачах» приходилось всегда помнить, лишнего с посторонними не болтать, а то всякое могло быть. Так вот, видя мою благодушную физиономию после общения с друзьями, начальник всё больше хмурился и придирался по мелочам. Особо научить меня чему-нибудь в профессии он не мог, или не хотел. Моя профессиональная подготовка и знания, полученные в мореходном училище, были хорошей базой, чтобы самому приобретать опыт работы и улучшать свои навыки профессионального радиста. Электронный ключ был мною уже освоен, скорости приёма и передачи мною радиограмм удовлетворяли операторов берегового узла связи пароходства, международный радиообмен не вызывал никаких затруднений. В целом, из меня получился полноценный второй радиооператор. В обязанности второго радиста на судне входит несение вахты в радиорубке и выполнение распоряжений начальника радиостанции. Предыдущий второй радист, которого я менял, был гораздо старше меня, и, уезжая в отпуск, в личном разговоре со мной предупредил, что начальник «хоть и дерьмо, но ты с ним лучше не связывайся». Сам он в отношении начальника в своей работе придерживался тактики: «Я вахту отстоял, а за сверхурочные мне не платят. Поэтому ты, начальник, меня не трогай без крайней необходимости. У тебя оклад выше – вот ты и работай!» Так что, начальник, видно, решил сделать из меня дрессированного карманного слугу, чему моя натура, воспитанная на здравом смысле и уважении к субординации, привитыми нам в мореходке, решительно противилась. Но явно идти на конфликт я не хотел, тем более что начальник помог мне жениться, подменив меня на один рейс. С его стороны это был продуманный тактический манёвр, позволявший подцепить меня на крючок некой зависимости от оказанной услуги. Но быть обязанным ему «по гроб жизни», я не считал нужным. Тем более что, выполняя все его прихоти и распоряжения, я давно уже рассчитался с ним в моральном плане. Ребята из экипажа видели ситуацию со стороны и старались ободрить меня своим расположением и моральной поддержкой. Но их возможностей не хватало, чтобы хоть как-то изменить ситуацию.
Мой кореш, третий помощник, обладающий большим жизненным опытом, был человеком прямым, и поэтому взял инициативу в свои руки. Однажды начальник радиостанции разыскал меня в спортзале, где мы с третьим помощником в свободное от вахты время играли в теннис. Раздражённый начальник отправил меня выполнять какую-то несуразную, но очень, по его мнению, необходимую к выполнению именно сейчас работу. Третий помощник оценил ситуацию и, хитро сощурившись, предложил начальнику сыграть вместо меня. Тот удивился, но согласился. Я покинул спортзал и отправился выполнять распоряжение начальства. Потом, как-то вышло, что я увидел начальника только на следующий день. Тот был непривычно тих и старался не смотреть мне в глаза, отделываясь в общении лишь какими-то общими фразами. Я не знаю точно, что произошло в спортзале после моего ухода, но со слов третьего помощника выходило, что разговор между ним и начальником в отношении меня состоялся, и был он «мужским», один на один. Деталей приводить не буду, но отношение начальника ко мне после этого стало исключительно служебным и официальным. Начальник собирался через месяц уходить в отпуск, и мы с ним на оставшееся время сохраняли некий нейтралитет в отношениях, чтобы потом тихо и без проблем расстаться навсегда.
А наш «Адмирал Ушаков» тем временем направлялся в Средиземное море. Рейсовое задание было утверждено, но, по слухам, нам предстоял ещё заход в Грецию, в порт Пирей, который является морскими воротами Афин – столицы Греции. Подтверждение этому пришло в радиограмме из Мурманска от руководства пароходства. В ней сообщалось, что в порту Пирей скопилось много пустых морских контейнеров, принадлежащих нашей стране. Поскольку их хранение на берегу требует оплаты в иностранной валюте то во избежание лишних расходов нам следует забрать контейнеры на борт и переместить их на территорию СССР. А так как наше судно в настоящее время является единственным, кто находится в этом морском регионе, то нам надлежит следовать в порт Пирей для загрузки этих контейнеров на борт и дальнейшей их доставки в один из советских портов Чёрного моря. Таким образом, наше судно, имеющее ледовый класс, предназначенное для перевозки навалочных грузов в условиях плавания за Полярным кругом, оказалось в тёплых водах Средиземного моря с заданием временно стать контейнеровозом. Чего только не бывает на море?!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68944464) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.