Стихи: История наша, Будущее, другие Миры
Инна Ивановна Фидянина
Стихи о 1. Мысли вслух об Истории вообще. 2. Нашем недавнем Прошлом. 3. Размышления о Будущем планеты Земля. 4. Другие Миры: а как живут там? Входы в миры, в миры входы. Нет проще их, они просты. Из мира в мир, из века в век… Нет, не прорвётся человек! А я легко прошла вперёд – там спящий мир. Но кто поймёт?
Инна Фидянина
Стихи: История наша, Будущее, другие Миры
Я историю писала,
говорила: «Всех люблю!»
Я историю писала
чёрным мелом на полу.
Ах, какая история получалась:
в ней добро совсем не встречалось,
там, хорошо или плохо,
но каждый из нас прохлопал
в её движущей силе участие.
– Непричастие, непричастие! —
гудит история паровозом,
и нет у людей к ней вопросов.
История наша
Разгулялась история по планете
А история любить нас будет долго!
Смотрю в будущее: вижу, как Волга
впадать устала в Каспийское море,
рассохлись памятники веку Петрову.
Земля свернула с орбиты,
хрустальная ваза разбита
у тёти Вали в подвале,
войны даже мышей достали —
серые прячутся по углам.
– Я никому не отдам
свою родимую демократию! —
шепчет дух партократии,
облетая вздыхающую планету,
которой вроде бы уже нету.
Это прошлое голограммами машет,
о том как землю мы пашем,
как Волга застряла на полпути,
а до царя никак не дойти.
И устаканивается планета в орбите:
нет вазы хрустальной разбитой,
кругом лишь серые мыши,
дома да протёкшие крыши,
которые чинят ребята.
Говорят: «История не виновата!
Виновна во всём тётя Валя,
она намедни украла
чье-то разбитое сердце.»
Бред? Но от него никуда не деться!
Слышишь, история ходит
и никуда не уходит,
она не уйдёт отсюда
пока Волга … хрусталь и посуда.
Река времени
Река Времени – это реченька.
Я плясала для вас от печеньки:
от порога от самого дивного,
пела песни былинные.
Сказками дело не кончилось,
стихами писалось, строчилось.
Наложила на себя я, навесила
большую, большую ответственность:
пройтись – никого не обидеть,
накормить, напоить и ответить
за все грехи ваши тяжкие,
маленькие бедняжки вы!
Всё воюете и дерётесь,
матерей да с детями жрёте.
Ни добра в вас, ни милосердия.
И совесть висит на вертеле
в пустынной, печальной местности.
Да за что ж я несу ответственность?
Брошу я род людской, кину
и далече куда-нибудь двину —
на святую звезду Андромеду.
Я на той планете поеду,
поплыву по Времени-реченьке
и у них запляшу от печеньки:
от порога самого дивного,
путь проложу былинами
для людей в тех краях живущих —
воюющих, жрущих и пьющих.
Я мысли свои косила
Какой невиданной силой
я мысли свои косила
и брала города большие:
город Астрахань, город Акрополь,
город совсем далёкий,
которого нет на планете,
о котором мечтают дети,
город самый красивый,
город самый счастливый
и беззаботный,
где нет графиков плотных,
где поезда уносят лишь в сказку,
где каждый житель самый прекрасный
на свете!
Эх, милые, милые дети,
я такой город разрушу:
не пущу в ваши души
праздность и лень.
Дребедень, дребедень, дребедень.
Я брала города большие
своей невиданной силой!
Я плакала на руинах
и рисовала картины,
картины совсем другие:
метро, работа, забота,
как кто-то спасёт кого-то.
Потом их рвала и топтала.
Чего хотела? Не знала.
А где-то есть Наукоград,
там любой мне будет рад.
Я этот город не возьму,
лишь письма длинные пишу:
«Какой невиданной силой
я мысли свои косила
и брала города большие,
которые мирно не жили!»
Сто веков назад, я молодая
А история была такая:
сто веков назад, я молодая,
ни печали тебе, ни тоски,
лети себе и лети!
Мой муж ненормальный немножко,
называя меня своей крошкой,
всё тянул и тянул куда-то
к другим мирам во солдаты,
в новые битвы толкая:
«Дерись хоть со мной, дорогая!»
И ни печали тебе, ни тоски,
к новым победам лети!
Мы в новые битвы летели,
песни победные пели
и не возвращались обратно,
а к новым мирам! Невозвратным
войском себя называли,
в дальнюю даль уплывали,
где ни тоски, ни печали.
Начинай, мой милый, сначала.
А история, дети, такая:
сто тысяч веков назад, я молодая,
муж мой и ветер,
вот он то за всё и в ответе!
Прошлое прощается
Прошлое как-то странно с нами прощается:
то навсегда забывается,
то опять возвращается.
Нам от этого лишь икается,
мерещится, кажется, кается.
А когда каяться надоедает,
то снова прошлое забывает
неприхотливый народ
и войной друг на друга идёт.
Мимо памяти проходят события:
дурно пахнут они, не глядите!
Не глядите, вы там не найдёте
того, что с собой унесёте
в далёкое далеко далёко.
Боком выходят, боком
прошлых лет междометия.
Столетия проходят, столетия,
столетия плавятся, как металл.
Я за них не отдам
ничего, что мне бы хотелось.
Вот так потихонечку пелось
прошлое, с нами прощаясь,
то уходя, то опять возвращаясь.
Я гляжу в далёкие дали:
– Вы прошлое не встречали?
– Нет, – шепчет ветер.
– Нет! – говорят дети.
– Нет, – океан Эльзы бормочет.
Никто прошлого возвращенья не хочет.
И тебе о нём думать не надо.
Бери-ка, дружок, прохладу
и кидай её в море!
Видишь сколько в нём горя:
корабли, корабли и кости.
Из костей ты выстроишь мостик,
и мы по нему пройдём,
что-нибудь да найдём.
Ведь в черепушке каждой две повести:
одна плохая, другая на совести
не людей, а слова простого «прошлое» —
звук пустой, а как печально всё сложено.
А нас всё вроде бы и устраивает
«Поздно, – сказала ворона. —
Поздно писать повестя,
сегодня мы церкви сжигаем,
а завтра взорвём города!»
Но и у пепелища найдётся
какой-нибудь да дурак,
напишет дивную повесть,
как где-то живут не так!
Поздно, ворона, каркать,
поздно – уже горят.
А повести тоже пишут
о том, что везде не так:
не так, как нам бы хотелось,
не так, как нам бы жилось.
А если тебе всё приелось,
то каркай – дело твоё.
А меня всё вроде бы и устраивает
«Поздно, – сказала ворона. —
Поздно писать стихи,
сегодня мы книги сжигаем,
а завтра взорвём мосты!»
Но и у пепелища найдётся
дура, вроде меня,
напишет свою поэму
о том, как светла звезда!
Поздно, ворона, каркать,
поздно – земля в дыму.
Видишь, устала я чёркать
на ветке поэму свою.
О том, как всё, вроде, гладко,
о том, как жизнь хороша,
да как у судеб закладки
рвём и рвём не спеша.
А если тебе, ворона,
приелась такая жизнь,
закрой уши, не слушай звона.
Я каркаю! Ты пиши.
Левый из Петрограда
– Она что, на смерть нарывается?
– Да, да, смертью всё и кончается,
всё заканчивается тризной,
когда нет уже веры в отчизну,
а наши большие медали
мы глупым врагам раздавали.
Нет, жизни такой мне не надо!
Эй, левый из Петрограда,
ты правого, что ли, обидел —
нож из кармана выудил…
Я всё это проходила,
всё это было, было
и повторяется вновь.
И ещё сто раз повторится.
Ты забыл, Мир в мир не влюбился,
Миру мир не нужен, однако.
Прощай, мой воин, ты в драке
погибнешь. Я старой стану,
кости твои достану
и напишу, как было:
ты победил его —
правого из Петербурга.
Внучка кушает булку,
хлеба на полях сжигают,
зачем-то все едут в Израиль.
Мы больше не будем ждать
Нет, ты больше не будешь
ждать уже ничего,
эти порталы-порты
связь времён, вот и всё.
В стране каучуковой воли,
в стране бумеранго-грёз
не было лучшей доли,
как осколки копить из слёз.
Душа зачем-то держалась,
за что-то цеплялась трава.
Если ты не взорвалась,
значит, сегодня жива.
Может быть и недолго
нам всем тут осталось жить,
но мы собираем осколки
для того чтобы ими бить!
Нет, мы больше не будем
ждать уже ничего.
Зачем-то твердим: «Не забудем!» —
это все, что осталось нам. Всё.
А небо сыплет «подарки»
градом из взрывов и пуль,
мы кровью пишем ремарки:
«Сегодня я умер. Уснул».
Книга каменных веков
Я напишу вам книгу каменных веков,
в ней мало кто будет жить без оков,
в ней день на день ложится.
Кто спит, тому ничего не снится;
кто не спит, тот в оковы влезает.
В этой книге даже господь страдает.
Жалость, помноженная на участие —
вот те маленькое твоё счастье.
Пей его воду —
нету в ней броду,
нет у воды берегов!
В книге моей лишь моря без оков,
без берегов. Без лесов леса.
И длинные, длинные волоса
у царицы Печали.
Её грустить отучали,
а она всё плакала с неба.
И кто бы, где не был,
его накрывали её дожди:
«Дождись, дождись
равенства, братства!»
– Мы в рабстве! —
кричали граждане в небо.
В ответ доносилось: «Небыль».
И века
каменьями ложились пока.
Каменные, каменные века.
И длинные, длинные волоса.
Вот и вся книга,
она не длинна, она дика.
Снова я воин света
Если есть на свете
воины света,
то обязательно где-то
ходят воины тьмы.
И где бы они ни ходили,
их воины света ловили,
ловили и ставили к стенке.
Где те большие застенки,
где томятся воины света?
Ответите вы и за это!
А воины тьмы молчали,
видимо, заскучали
и от скуки плевались только.
Но воинам света не больно.
На то они и воины света,
чтоб ловить летающих где-то
воинов тьмы:
– Что сидишь, поэтесса, пошли
не в кулачном бою махаться,
а в бой великий ввязаться:
в эти новые, новые войны,
от которых тебе не больно,
не больно уже никогда —
такая твоя «звезда»!
И я шла в те бои и билась:
сама с собой материлась,
сама себе письма писала,
сама себе задавала
больные, больные вопросы:
может, всё это бросить,
плюнуть на жизнь и двинуть
туда, где не смогут вынуть
душу мою из тела?
На звезду Андромеду хотела.
Ведь зачем мне, воину света,
разговаривать с воином тьмы?
Говорю, говорю… Нет ответа.
Да пропадом пропади!
Пропадом я пропадала,
да и пропала б совсем.
Но много прошло или мало,
и вот я пишу за всех.
Снова я воин света,
ищущий воинов тьмы,
и если есть они где-то,
то должны за мною прийти,
чтобы к стенке меня поставить
и душу вынуть опять.
Кто-то должен это исправить!
Не хочу об этом писать.
Дули мы детям в спины
Белые бедуины,
чёрные города,
дули мы детям в спины,
казалось бы, навсегда.
Песок уходил в воду,
мозоля злые глаза.
Дети по переходу
шли в чужие края.
Молча солнце смотрело,
лукавя хитрый свой глаз,
чего-то оно не успело,
но это уже не про нас.
Ловко или неловко
в усталые души глядеть.
Дети шли. Мы смотрели.
Им и это терпеть.
Белые пароходы
мелькали где-то вдали,
дети шептали: «Уроды!»
Куда, куда ж они шли?
Памятники Вселенной —
детские эти следы.
Мы их сотрём, несомненно,
куда б они ни вели.
Намеренно или просто,
просто текли года.
Тебя, малыш, тянет к звёздам?
Значит, лети туда!
Не было у них воинов
Началось всё с Египта…
Не было у них воинов,
не было ничего,
были мужчины из племени
и женщины Вам-чего.
Не было у них воинов,
не было ничего,
и поэтому прибывшим воинам
сказали они: «Вам чего?»
Не было у них воинов,
не было ничего,
убили их всех те воины.
Пять тысяч веков прошло.
И теперь уже наши воины,
крепко держащие сталь,
вспоминают прошлых Не-воинов:
– Были Не-воины. Жаль.
И если ты нынче не воин,
ты точно будешь убит.
Времена наступают тяжёлые.
Вспомни тех, кто забыт.
Спи, тебя найдут, себя прославят
Снилось мне, что родилась я на новой планете:
там были герои, рыцари, плакали дети.
Там реки чисты, озёра белы и лужи крови,
бесконечные войны и горы,
голуби, куры, мясо.
Планета Землёй звалася.
Я проснулась от страха.
Не бойся, деваха,
завтра снова в полёт
в бесконечные дебри.
И покой тебе обеспечен:
серый волк возле дома рыщет,
полиция тебя ищет,
медведи в двери ломятся!
Спи, нечему больше меняться.
На этой и той планете
грустные, грустные дети
пускают кораблики в лужах кровавых.
Спи, они сами себя прославят.
Я его у зла не украла
Исторически так сложилось:
я влюбилась, влюбилась, влюбилась
в воина смелого, но больного.
Он мне: «Ты к смерти готова?»
Я ему отвечаю:
«Пока жива и стираю
с совести тёмные пятна:
боль, зло, фашистские латки.
Но они никак не стираются.
Видно, время с нами прощается.
Ты там сильно устал или хочешь
на меня взглянуть? Ну как хочешь».
Он опять мне: «Дура дурная,
спину крутит? Ходи больная.
Ни письма от тебя, ни строчки».
Говорю я: «Строчек не хочет
наша история злая.
Знаешь, она хромая
и горбатая даже.
Мы улетим однажды
в мир свой светлый».
– В поганый!
– Ладно, туда. А правый
тот, кто смеётся после.
У меня к тебе есть вопросы:
ты правда веришь в победу?
– А ты?
– Я к тебе приеду
когда-нибудь, очень скоро.
– Победа будет!
– Да, это здорово! —
и на этом история пала,
я его у зла не украла.
Песочное мыло и сладкая сажа
Мы те века ещё знали,
когда сидя на восточном базаре,
торговали мылом песочным —
торг шёл восточный.
Мылом песочным мы торговали,
и когда мылились им, знали:
грязь уйдёт, песок в воду канет,
а время нас всё равно обманет!
Вот так и текла неспешно
жизнь у турецкого побережья:
песочные часы, песочное мыло
и гарем у султана самый красивый.
Но мы в гаремах тех не бывали,
мы мылом песочным лишь торговали,
торговали мылом, на базаре сидели
и загадочно вдаль глядели.
Там, из-за синего океана
поднималось из-под тумана
облако-рай,
а в нём караван-сарай
на верблюдах несёт поклажу —
сладкую, сладкую сажу.
Куда уж до неё мылу нашему из песка!
Ведь сладкая сажа – мечта.
Неистория
Я историкам писала:
не история нас не прощала,
не история загубила
на корню всю человечинку,
не история во зле тут подмечена.
Не история от края до края
чувство гордости у всех украла,
не история летит, куролесит,
не история по войнам и по мессам!
Не история – теория. А что же?
Не история, а то что много строже,
много строже, много гаже, много злее.
Неистория – она всех веселее,
неистория весёлая такая,
что такое грусть-печаль не знает.
Неисторики лепили эти тропы,
неисторики, а мы у них – холопы.
Сказки и история наша
Сказка ложилась на сказку.
Какие-то злые присказки
вокруг сказок кружились,
в сказки они не сложились,
они сложились в рассказы —
сказочные пересказы.
Ты их понимай как хочешь,
но историю не переложишь:
в истории всё как-то серо,
лишь на подвиги смело
рыцари в бой пускались!
Рыцари не сдавались
и кусали народ голодный:
конный и пешеходный.
Не проходите мимо,
мы разыгрываем пантомиму,
как шут отравил царя!
Вот и история вся.
А сказки кружились, сказки
строили детям глазки.
К сказкам мы их приучили,
на сказках и сами учились.
Сказки – дело хорошее,
в них простая история, сложная,
лишь бы заканчивалась чудесно!
Зайцы, русалки, принцессы,
чудовища и драконы.
Читай, подрастай, мой воин,
чтоб победить царя.
Вот и история вся.
Добро гуляющее
Добро, гуляющее по деревне и городу,
седина и бес ему в бороду,
недобрыми занималось делами,
зловещими мучило снами,
беспросветной накрывало тоской
и податью, как пеленой:
подать нищим, подать в казну,
подать сирым, подать попу.
Добро, гуляющее по деревне и городу,
сединой обеляло бороду,
прикрывало людские похоти,
грехи отмывало от копоти
и складывало в рядок:
грех за взятку, грех за стишок,
грех за убийство, грех за тираду.
– Не надо добра нам, не надо! —
кричал уставший народ. —
Засуньте себе его в рот,
и радости нам не надо!
Покладистая поклада.
Уходило добро… Провожаем,
дела свои обеляем —
выбелили набело.
Бес в ребро! Не надо нам
божьей милости от природы,
Не к добру добро народу,
хорошо и так жить в коем веке,
мы ж не люди, а всего лишь человеки.
Горе разливанное
Когда немного народу,
то это угодно богу,
а если народу дохрени;
то это угодно вере:
мол, всё хорошо у нас будет,
господь про нас не забудет
и природа лаской одарит,
дождями только и вдарит,
а дождей тех будет дохери,
и это выгодно Вени —
спасателю из Дальноречинска.
Плакала ихняя реченька
и просила у неба разлиться,
да так чтоб слезами залился
каждый житель того Дальноречинска:
«Плохая у нас, дескать, реченька,
нехорошая, разливная
до острой боли большая,
а все москвичи – это сволочи,
у них не водится мелочи
на дальние регионы,
они в газ угарный влюблённы!»
– Ну да, – Москва отвечает
и торфом горящим встречает
новый век такой молодой. —
Для помоек недра открой,
мать родная природа!
«Да чтоб вы сдохли, уроды! —
природа злобно пугает
и лысой кроной качает
захеревшего дуба. —
Жаль, нет у меня на вас зуба».
Но зря она так отвечает,
потому как зубы крепчают
у самого светила.
Лишь бы оно не убило!
Будем время ворошить
Будем жить, будем жить,
будем время ворошить,
а во времени песок
лишь сквозь пальцы… Занемог
грозный дядька постовой,
отпахав свой срок. Не мой
вымпел на суку повис.
Я сижу, латаю стих:
«Будем жить, будем жить,
будем время ворошить!»
А во времени стена,
очень прочная она,
туда смерду нет пути!
Ты стихи свои пиши
и не думай о былом.
Вечность в вечность соберём
и рассыплем Землю в прах,
а во всех твоих словах
мы найдём изъян могучий!
Смотрит демон вниз из тучи
и внушает: «Будем жить,
будем время ворошить
и не думать о делах
вседержителей. За страх!»
Рот зашей
Я сидела, зашивала
Ниткой белою свой рот.
Дай мне, мама, покрывало,
я укрою им народ,
чтобы больше не просил он
пирогов и калачей,
чтоб на власть он не гундосил,
говорю им: «Рот зашей!
Рот зашей и не проси,
тихо сидя на печи.
Ты закройся в покрывало,
чтоб тебя я не видала,
не видала никогда!»
Улетит моя душа
в бездну синюю навечно.
Рот зашью там неизбежно
у больной своей души.
Сверху крикну: «Не кричи,
не проси, народ убогий,
калачей, рублей… И чтобы
не орал ты никогда,
напущу я холода!»
Скинь мне, мама, покрывало
с поднебесья. И устало
облетев вокруг земли,
я проверю ваши рты.
Я там, где бой идёт
Не смотри ты на меня, как на историю,
я глаза закрою, акваторию
нарисую на прибрежной полосе,
в свою душу не пущу, иди ко мне!
Не ходи ко мне, не слышь меня,
услышь меня, я скорбь твоя
я боль веков,
месть городов!
Не люби меня, я не твоя,
люби меня,
я мамина и папина.
Никому не скажу, как тратила
свои века на пустоту.
Считай года, а я не тут.
Тут кругом города,
а мои глаза
в древней Руси
где калачи,
где труд и пот,
где бой идёт!
Нет к Истории вопросов
Я историю писала,
говорила: «Всех люблю!»
Я историю писала
чёрным мелом на полу.
Ах, какая история получалась:
в ней добро совсем не встречалось,
там, хорошо или плохо,
но каждый из нас прохлопал
в её движущей силе участие.
– Непричастие, непричастие! —
гудит история паровозом,
и нет у людей к ней вопросов.
Разговор с антиПризраком
антиВремя антимашет
антиАнгела крылом,
антиПризрак антипляшет
и кричит: – Антиумрём!
Анти-анти-анти-анти,
антураж, такой уж век.
В этом веке был бы с нами
анти, антиЧеловек.
Ну вот и всё. Моё сердечко
расщепилось на куски,
потому что на крылечко
села тень антиТоски
и сказала: «Как же скучно
кушать ваши пирожки!
Ты б взяла, подружка, ручку,
разорвала на куски
эту пыльную планету
бойкой повестью своей!»
Я вздохнула: «Конец света,
не пишу я повестей».
Не писать бы ни о чём и никогда
Не писать о счастии в кои бы веки!
Да странные рождались вокруг человеки:
чего-то им не хватало.
И у них большое хватало
отросло до самого неба.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/inna-ivanovna-fidyanina/stihi-istoriya-nasha-buduschee-drugie-miry-68842758/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.