Читать онлайн книгу «Паша+Маша=?» автора Лена Гурова

Паша+Маша=?
Лена Гурова
Во что превращается жизнь человека, если уходит любовь?.. А во что, когда она возвращается?

Лена Гурова
Паша+Маша=?

И, всё -таки, он ушёл от неё. Когда, казалось бы, не было никаких причин. Они уже пережили подобное больше десяти лет назад. И именно он смог вернуть её. Смог сделать так, что она простила, уверовав в его же любовь. Ей было тогда 38, ему 41. Младшему сыну всего 8 лет. Второклашка, весёлый и любопытный ребёнок, он заглядывал в рот своему отцу, боготворил его и слушался беспрекословно. Именно из-за него они тогда и придумали папе длительную командировку. А маме пришлось изображать просто маму. А на самом деле, увидев своего любимого мужа в объятиях той женщины, она превратилась в робота, в которого заложена программа на выживание. “Та женщина”, молодуха, была учительницей их дочерей в музыкальной школе. Высокая, почти с мужа ростом, плоская, черноволосая, с большими голубыми глазами и тоненькими верёвочками вместо губ. Полная противоположность. Две дочери, 18-ти и 13-ти лет, учились у неё, любили её и дружили с ней. Мужа не наблюдалось, да и какого-нибудь мужичка рядом тоже. Музыкантше, 30-ти лет от роду, нужно было замуж, любой ценой. Вот и нашёлся Павел, которого она знала уже лет десять, и который проявлял к ней знаки внимания. “Знак за знаком”, цветочки к 1-му сентября, поездка вместе с детьми в парк-заповедник, нечаянное появление в офисе отца своих учениц, подвёрнутая ножка и доставка с этой ножкой домой – и, ву а ля, он уже у неё в постели. Нет, конечно, Маша знала своего мужа, кота мартовского. Он очень любил женщин. Мог среди всеобщего веселья занести какую-нибудь незнакомку на руках при всём честном народе на глазах у жены, мог кидать взгляды в сторону от своей половины, мог даже не прийти домой ночевать, придумав “честнейшую легенду”. А потом, заглядывая в глаза, залить своей жене в уши столько ласковых и нежных слов, доставить ей море удовольствия, уверить в том, что она – единственная, а всё остальное – мишура, лёгкий флирт без, "клянусь, чтоб я сдох", сексуального продолжения, только для веселья, и всё. Бывало, у неё, всё-таки, сдавали нервы, и она отворачивалась от своего благоверного, а то и уезжала куда-нибудь побыть в одиночестве. Вот тогда он таскался за ней, как привязанный, исполнял все желания, покупал красивые вещи, цветы вагонами, украшения, завлекал в ресторан или театр, или, вообще, в какую-нибудь поездку на двоих. И уже там ставил жирную точку, ублажая и развлекая свою жену, устраивая фантастические ночи любви и блаженства, доводя свою Машку до состояния полной удовлетворённости жизнью.

Познакомились они на 19-летии Маши. Её подруга пришла вместе с ним, со своим кавалером, но только на этот вечер. Дело в том, что ей надо было отомстить своему бывшему, одному из друзей Павла, которого и пригласили с этой целью. Но уже к концу вечера Пашка следовал за именинницей по пятам, маячил сзади, как рыцарь печального образа. "Неотмщённая" ей этого не простила, они больше не общались с тех пор. Но и с ним Маша встречаться стала не сразу. Павел звонил, ждал возле института, торчал во дворе её дома. Студентка второго курса, Машенька, ни о чём серьёзном и не думала. Училась она хорошо, впереди рисовались перспективы одна лучше другой, кроме замужества. Как раз оно, это замужество, могло всё испортить. Что и произошло… Уж очень красиво ухаживал Паша, обратил в свою веру и маму, и бабушку. А какие письма писал со стажировки… Пушкин отдыхает: "Я готов подметать все улицы нашего города, лишь бы быть рядом с тобой…" Каждый день по любовному посланию… И Машка сдалась. Перевелась на заочное и уехала в свои неполные 20 лет на другой край географии, в Калининградскую область, куда был направлен на работу её Павлик. А когда поняла, что ждёт ребёнка, о перспективах своего личностного роста пришлось забыть. Тогда она думала, что временно. Ей приходилось с нуля познавать семейные трудности, мама и бабушка жалели свою девочку и не научили житейским хитростям. Даже готовить Маша не умела, только печь торты и варить кофе. Первый борщ оказался горьким, картошка подгоревшей, а макароны превратились в ком теста. Но Пашка стойко переносил бесхозяйственность своей жены. В первый же выходной они вместе купили продукты, поставили печку у себя в комнате общежития и готовили по кулинарной книге, постигая ремесло повара вдвоём. Они хорошо жили, дружили с такими же семейными парами, съехавшимися из разных городов страны, веселились от души и делились всем, чем могли. А главное, в душе Маши распускалась любовь, как бутон, всё больше и больше. И превратившись в красивый и благоухающий цветок, поселилась в сердце девушки. Она смотрела на своего Павлика широко открытыми глазами в розовых очках. Он стал смыслом её жизни, она верила ему, любила и старалась угодить, получая от этого удовольствие и сама.
Но учёбу никто не отменял. На сессии нужно было летать три раза в год, на месяц, а то и больше. Закончив за год два курса, благодаря и висящему на носу животу, Маша догнала своих однокурсников. Они очень ей помогали. И сразу же после сдачи последнего экзамена молодая жена летела к своему Пашке на крыльях любви. Конечно, она тогда и мысли не допускала, что он мог быть всё это время с какой-нибудь другой женщиной. Не заморачивалась, скучала и верила, что и он её любит. А когда в их жизни появилась Кристина, папаша нёсся домой впереди всех. Он научился ухаживать за девочкой лучше жены. Ему это доставляло море радости, наполняло жизнь гордостью, ведь он стал отцом. Полноценная семья, это уже серьёзно. Им дали квартиру, и Маша из роддома попала в рай, так хорошо и удобно устроил там всё её муж.
Через год молодая семья вернулась назад, Павлу предложили работу в их родном городе. Родители Маши были счастливы: внучка рядом, дочь, всё-таки, получит образование, зять на хорошем счету. Живи и радуйся! Что они и делали…

Машкина учёба подходила к концу, она вместе со своими готовилась к диплому. Девочки, её однокурсницы, забирали Кристю к себе в общежитие, и молодая мама могла часами просиживать в библиотеке, не беспокоясь за дочку. После родов она немного поправилась, села на диету и всё время жевала морковки и яблоки. Процесс пошёл, и мама сшила ей синий стильный сарафанчик, она сама себе в нём нравилась. И что самое странное, ей стали признаваться в любви, и бывшие одноклассники, сразу два, и однокурсники, и, даже, преподаватель по предмету "Детали машин", который она сдала только к самому диплому. С седьмого раза. Да-да. Но эти знаки внимания не доставляли особого удовольствия. Как-то странно, она же замужем. Девушка ловила на себе взгляды мужиков, даже когда катила перед собой лёгкую летнюю колясочку со смешной девочкой, всё время что-то лопотавшей. Мама объяснила дочери, что женщины после рождения ребёнка становятся притягательней для мужского пола, расцветают, округляются, в хорошем смысле слова, появляется блеск в глазах, более плавные движения, нежность. Одним словом, запах женщины. Не могут эти кобели не реагировать на такую красивую, женственную и молоденькую мамашу. Все мужики одинаковые. И её муж тоже? Нет, не может быть.

Защита диплома позади. Старший брат закончил академию и приехал в отпуск. Павел вернулся из командировки на Камчатку, привёз морские деликатесы и красную икру. Много. Назвали гостей, накрыли стол на даче, решили отметить получение высшего образования. За те два месяца, что мужа не было, Машка с удивлением заметила, что не очень скучала по нему. Из их совместной семейной жизни треть прошла порознь. Она что, привыкла? Или закружило мужское внимание? Не смогла устоять её замужняя душа? Нет, речь не об изменах. А об общении с другими мужиками, о новых ощущениях, о каких-то тайнах и подводных течениях…      Очень интересно она прожила это время.
Муж с пеной у рта, рассказывал о красотах Камчатки (и красотках тоже, наверное, в мужском обществе), о людях, о рыбе и корабле, где им пришлось работать. И всё время смотрел в сторону жены, что-то его волновало. Соскучился? Неужели? Почему-то Машка не верила ему. На своём опыте, что ли? Бабушка всегда предупреждала: “Не цени по себе”.
Погода стояла прекрасная. Не очень жарко, периодически набегали облачка, тень от деревьев довершала дело. Наелись, напились, навеселились, поехали купаться на озёра. Машка и её младшая сестра, как всегда, за рулём. Не пили девки совсем. Иногда, шампанское. Пашка уселся рядом, и на озере не отпускал от себя свою жену. В воду с ней, из воды тоже. Около костра с ней, в машину тоже. Что такое? А ночью пошёл дождь…
– Я люблю тебя, Машка! Провались пропадом эта Камчатка, я еле дожил до конца. Несколько раз хотел всё бросить и уехать. Сашка не дал, он – молодец, настоящий друг. Вовремя меня образумил. А ты? Неужели ты не скучала? – Он как почувствовал её настроение.
– Скучала, но стойко выносила разлуку. Диплом выручил, всё время занимал. – Она именно сейчас поняла, какая ерунда эти её подводнеые течения, что никто ей не нужен, кроме него. – Пашка, дорогой мой, не уезжай так надолго. А то, я отвыкну от тебя, будешь тогда знать.
Пол ночи они процеловались, промиловались. Как никогда раньше, им было ну очень хорошо вместе. Они почти не говорили, а просто смотрели друг другу в глаза и опять прилипали губами, переплетались руками и ногами, вспоминая изгибы и любимые места своих горячих и жаждущих друг друга тел… А утром Пашка разбудил свою Машеньку ласковым поцелуем, легко и нежно покусывая её губы…
– Доброе утро, моя родная. Мы с Кристинкой приглашаем тебя на завтрак. Умывайся, одевайся… Нет, подожди, пока не одевайся, – и подняв руки Маши вверх, обцеловал её всю от пупка до шеи, поймал нижнюю, потом верхнюю губку и улетел вместе с ней на седьмое небо…
Всё встало на свои места. Маша работала в проектном институте, ей очень нравилось выносить на генеральный план всю красоту новых объектов. Она ездила с новыми предложениями в командировки и в Москву, и в Питер. Иногда, отправлялась просто за продуктами и вещами, заодно проведывая своих подружек, осевших в столице и не только. Павел со своими друзьями развернул кипучую деятельность, вовремя заняв небольшую нишу в деле переориентации оборонных заводов, закрывающихся в большом количестве в стране. Он тоже много ездил, вёл совершенно свободный образ жизни, контроль над ним отсутствовал. Впрочем, как и над Машей. Со стороны могло показаться, что эти двое преданны друг другу безмерно. Но только Маша действительно верила в верность мужа. А тот пользовался этим, и при каждом удобном случае изменял ей. Не жена, а мечта ловеласа, дура дурой.

Если Кристина появилась в их жизни, не спросив разрешения, то вторая дочка была рождена совершенно сознательно. Правда, перед этим у Маши случился выкидыш, причём она узнала из бумажек, что детей было двое. Причиной этого оказался банальный секс, не рекомендованный в таких количествах на ранних стадиях беременности. Несколько месяцев она почти не разговаривала с мужем. Но виноват был не только он, она же не остановила его. Конечно, когда отпадает нужда в применении противозачаточных средств, секс становится свободным не только на физическом уровне, желание получить удовольствие острее и у мужчины, и у женщины. Значит, и её вина имеет место быть. Пятьдесят на пятьдесят. Следующая беременность совсем примирила их, и Вероничка появилась на свет божий ранней весной. Родители Маши забрали Кристину, а молодая мама целыми днями гуляла с маленькой дочкой, совершенно не интересуясь делами мужа. Она жила в парке рядом с домом, туда прибегала её мама, и они занимались спортом, по очереди. Вечером приезжал Пашка. Ужин по расписанию, дежурный секс, и то не каждый день, забота о дочери и днём, и ночью… Быт, этот чёртов быт, засасывал всё больше и больше.
– Ничего не знаю, – категорически заявила мама Маши, – тебя пригласили, и ты поедешь! Десять лет после окончания школы, шутка ли? Вероничке уже десять месяцев, я справлюсь.
И Машка уехала. Школу она закончила в другом городе, но связи с одноклассниками не теряла. Пришлось отказаться от кормления грудью, сшить что-нибудь обалденное, привести себя в порядок, и вперёд. Чудесно провела время, получила море комплиментов, повидала любимых учителей, друзей, соседей. Окунулась в свою юность по полной, “нажралась” позитива и вернулась, счастливая и весёлая. Жизнь прекрасна и удивительна.
Но и тогда Маша не придала значения поведению её мужа. Он тут же уговорил её маму отпустить их отдыхать в горы. Вдвоём. Ему нужна была она, вся, отпустить её в свободное плавание он не мог. Как только появлялось какое-то сомнение, Павел сразу же бросался на амбразуру их семейного счастья, забыв о бабах. На время. Но, к сожалению, база отдыха была забита любителями покататься на горных лыжах под самую завязку, и отдельный номер им пообещали только через несколько дней. Машу поселили к девочкам, Пашку – к мальчикам. В первый же вечер все перезнакомились, отмечая в баре открытие заезда. И опять в центре внимания оказался муж Маши. Он быстро сходился с людьми, юморной, весёлый и внешне очень привлекательный. В синем толстом свитере, связанным его женой, в джинсах и стильных кроссовках, привезённых из заграничной командировки, хоть на страницы Плэйбоя. Ну и, конечно, бабы. Тут как тут. Они его чувствовали, что ли? Что с ним можно и в огонь, и в воду, и в постель. Но в этот раз эти же бабы сыграли для него злую шутку, решив убрать с пути эту дурочку-жену. Стащив у Маши кольцо, очень приметное, сделанное на заказ, они подкинули его в номер одного богатенького постояльца. У того намечался преферанс, собрались мужики, среди них Павел. “Женский пол” попросили удалиться, не их это дело, и тут же нашлось кольцо. Чьё? Кто потерял? Маша? Не может быть…
Она даже оправдываться не стала. Да, они дружной компанией ходили ночью на гору, смотреть на звёзды. Но ведь и его, Павла, не было в номере. У неё – алиби. А у него? Остаток отдыха Маша провела с понравившимися ей девчонками. Они и после общались уже в городе. Она, в отличие от своего мужа, не всех людей встречала с распростёртыми руками. Но если уж дружила, так по-настоящему. Жить в отдельном номере не захотела, пришлось и Пашке остаться в мужском обществе. Причём, он действительно проводил время либо с женой, либо с мужиками. Они ещё и сдружились с двумя семьями, с которыми дружат и по сей день. Получилась весёлая, катающаяся на лыжах, пьющая и курящая орава, до полуночи гогочущая и развлекающаяся всеми доступными способами. Бедные девочки, приехавшие снимать мужиков, никого из их компании так и не захомутали…
Вернулись домой, назвали гостей на объединённый день рождения своих дочерей. Вероничке – год, Кристинке – шесть лет. Папа Паша вывернулся наизнанку перед своими новыми и, как оказалось потом, самыми близкими и верными друзьями. А мама Маша наготовила пир на целый мир. Она уже хорошо и красиво это делала. Был апрель, в центре города чистота и первозданная зелень, после стола переместились в парк, побегали, побесились, наигрались с детьми, проводили гостей. В их двухкомнатной квартире царил хаос. Первым делом уложили детей, а на остальное не было никаких сил. А надо. И Машка, еле волоча ноги, стала сносить посуду на кухню. Повернулась, угодила в руки своему мужу, потом в ванную, а потом прямо на полу в большой комнате он сотворил чудо, к ней вернулись силы, и она, цепляясь за него всеми конечностями сразу, завладев губами мужа страстно и властно, не дала Пашке ни секунды отдыха, пока не выжала из него всё, что было потеряно за эти последние дни.

Каждый год они ездили отдыхать в горы со своими друзьями. И с детьми, и порознь. Захотелось сменить дислокацию. Выбрали Прикарпатье. Взяли с собой Вероничку, старшая училась. Девочка была в восторге. Каждый день она верхом на папе поднималась в гору, а потом каталась с ними на лыжах. Причём, как будто умела это делать ещё до рождения. Подружившись с молодыми парнями, отдыхающими после службы в армии, Вероника собирала вокруг себя толпу “поклонников”. Ей было почти пять, совсем взрослая девочка… Ха-ха… Пацаны, явно, наслаждались общением с приветливой и весёлой хохотушкой, совсем не капризной и имеющей наивно-мимимишный, но свой взгляд на всё происходящее вокруг.
В один из дней объявили поход к лесной сторожке, с ночёвкой. В большом деревянном доме переночевать предлагалось прямо на полатях, печки-буржуйки хорошо отапливали, можно было даже посушить промокшие вещи. К вечеру Маша с Вероничкой так ухандокались, что повалились первыми. Пашка, как всегда, душа компании. Машка смотрела на него, такого красивого сейчас в отблесках огня, немного небритого и взлохмаченного. Вокруг смех, стук стаканов, анекдоты… Она заснула. Проснулась от тишины. Народ спал. Пашки не было. За столом сидел один из Вероничкиных ухажёров. Машка встала, пить очень хотелось. Парень принёс, сел рядом. Она хотела подняться, но он начал что-то рассказывать, при этом нервничал и посматривал на дверь. Маша решительно отодвинула его и вышла на воздух. После душного помещения закружилась голова. Но она услышала смешки и звуки целующихся людей за углом. Какой-то очень знакомый смех… За домом стройные сосны, россыпь звёзд, сумасшедшая луна и снег, переливающийся с золотого на белый, с белого на голубой… Романтика… И её муж, целующий одну из молодых особ, особенно наглую девицу, всё время пялящуюся на Пашку своими глазами с поволокой. А вторая, видимо ждущая своей очереди, тихонько подхихикивала. Маша приросла к земле, вернее к снегу. Сразу стало холодно, ноги заледенели. Нужно уходить, но как? Последним усилием воли смогла запрятать себя за угол. А оттуда уже стала отступать к двери. Так и вошла, спиной. Недавний парень смотрел на неё с сожалением. Он, видимо, был в курсе. Маша подошла к дочке, спит малышка. Села за стол, решила обязательно дождаться возвращения дон Жуана-Пашуана. Налила чайку, может согреются её конечности, которых она не чувствовала. Или ей казалось так.
Прошло минут пять, и в сторожку вошли трое. Они даже не скрывались.
– Маша, ты не спишь? А мы вот обходили дозором наши владения. – Он еле шевелил губами, напользовался, видать, ими всласть.
А, может и не только ими. Может, пусть уже это “не только” заледенеет на ветру и отвалится? Может… В душе у Машки ревность боролась с брезгливостью, желание надавать по морде с остатками воспитания, настойчиво советующего не выносить сор из избы. Вот уж, воистину, в точку, "из избы", деревянной, полной людей, посреди леса…
– Что-то холодно, надо дров подложить, – лишь бы что-нибудь сказать, буркнула она.
– Счас…
По тому, как он это сказал, стало понятно, что Пашка пьян. Причём, очень сильно. Он даже не смог сам втиснуться в проём двери, ему помогли две вертихвостки, не стесняясь присутствия законной жены. Маша встала и подвалилась под бочок своей дочечки. Сейчас, среди ночи, не зная дороги, ей не выбраться. Ну что делать? Выше головы не прыгнешь, надо ждать утра. Она видела, как ввалился Павел, за ним две профурсетки. Как они уселись за стол, пили чай и ржали, пока им не сделали замечание проснувшиеся туристы. Спал он рядом. От него так разило, что не помог бы и противогаз. Что он пил? И как он мог? Вот что теперь делать? Уезжать домой? То, что жить с ним Маша не будет, это понятно. Такое не прощается. И то, что он напился только отягощает его вину. Делать вид, что ничего не произошло? Нет, это уже за гранью.
Оставалось ещё пять дней. Маша, передумавшая за ночь все варианты своего поведения, решила остаться, хотя бы ради Вероники. Ей одинаково больно будет и здесь, и дома. А впереди ждут экскурсии, посещение гуцульской деревни, ещё какие-то мероприятия. И подарки надо купить всем. Так, взять себя в руки, поднять повыше голову и веселиться, радуя и развлекая дочку.
Мальчишки, друзья Веронички, взяли их под своё крыло. Видимо, Алёша, тот самый, который был свидетелем на заимке, рассказал им о поганце Павлике, который, кстати, когда проснулся, повёл себя как ни в чём не бывало. Правда, башка трещала так, что всем стало понятно его состояние. У двух его подружек не лучше. Они ещё и ужасно выглядели после бурной ночи. Маша с дочкой ушли вперёд вместе с основной группой, а эти плелись в хвосте, даже не пытаясь догнать. Пашке уже было получше, но он же, не мог же, бросить же, дам же… Джентльмен хренов.
– Машунь, что я вчера пил? Вроде, алкоголь с собой не брали. Только по бутылочке пива на брата.
Она, уже приведшая себя и девочку в порядок, в голубом финском спортивном костюме, немного подкрасившись и завязав высоко хвост, была похожа на первоклассную тренершу, у которой должны взять интервью. Пройдя мимо него, молча, вышла за дверь. У них обед. А у него? Неважно. Но Павел приплёлся, тоже после душа и переодевшись. Мама с дочкой уже поели, но папа попросил Вероничку посидеть с ним. А он ей возьмёт что-нибудь вкусненькое.
– Скажи, доча, я вчера себя плохо вёл? Мама обиделась? Я ничего не помню, простите меня, если что не так! – И посмотрел на жену, как побитый щенок.
Не подействовало. Маша встала и ушла. Они с Алёшей договорились поиграть в настольный теннис сразу после обеда. Вероничка привела своего отца и туда. Но через несколько минут стала клевать носом, пришлось отложить турнир до лучших времён и перебазироваться в номер.
Им навстречу шли две “подружки“, молоденькие, хорошенькие.
– Привет, Пашенька! Ты на дискотеку придёшь сегодня? – Та, которая наглая, схватив его за руку, спросила довольно громко.
– Ты что, ненормальная? Ребёнок спит, – и сбросил её руку. – У нас другие планы.
Видимо, проблески памяти стали доносить до него какие-то обрывки вчерашнего, он остановился и в упор посмотрел на Машу. Она так же прямо смотрела на него.
– Расскажи, что вчера произошло. Маша, пожалуйста.
– Не имею ни малейшего желания вспоминать эту грязь. Подробности при разводе. Считай, что мы уже не вместе. Можешь делать, что угодно. Ты – вольная птица. В любом случае, ты мне больше не нужен. Донеси уже дочку до кровати, папаша.
Пашка одеревенел. Да что он натворил, кто ему расскажет? Какой развод? Почему не нужен? Да, надо донести девочку. Он положил Вероничку, повернулся, схватил Машу, прижал её к себе, сильно-сильно. Попытался поцеловать. Никакой реакции, бревно бревном. Да ещё и в глазах полная пустота. Никогда он не видел такой свою жену.
– Оставь меня в покое. Я хочу отдохнуть, ночка выдалась та ещё! – И, подвинув дочечку, улеглась с краю.
– Маша, прошу тебя, не отворачивайся от меня! – Он сел перед кроватью, повернул её к себе лицом, заглянул в глаза, словно хотел в них что-то прочитать.
– Павел Батькович, будьте любезны, не усугубляйте своё положение. Я ведь могу и психануть. А вы знаете, что случается это редко, но метко. Вы этого добиваетесь?
Он, даже, испугался, насколько глаза его жены прожигали ненавистью всю его душу. Эта женщина чужая. Его нежная, мягкая, покладистая, такая ласковая и тёплая Машенька растворилась в событиях вчерашнего дня. И не скажет она ничего. А кто? Не кидаться же ко всем с вопросом, знают ли они, чем кретин Пашка обидел свою жену?
У него как-то странно побаливали губы, изнутри. Как будто он порезался мелкими кусочками стекла. Говорить было неприятно, и во всём теле дискомфорт. Он еле поднялся. Что такое? Он вспомнил, что в их группе есть женщина-врач, тоже заядлая анекдотчица, и она была вчера там, на заимке. Пан или пропал. Он не успел открыть рот, она начала первая.
– Павел, как вы могли? У вас такая красавица-жена, наши мужики об неё все глаза обломали. А дочка? Я любовалась вами, такая пара, чудная семейная пара… А вы такой же козёл. Как и все. Да нет, ещё хуже. Основная масса хотя бы скрывает от жён, а вы плюнули всем нам в душу. Особенно, конечно, Машеньке. Она – умница, держится. Другая бы уже надавала по морде, устроила скандал, разрядилась бы, одним словом.
– Я ничего не помню. С того момента, как мы сели выпить пива. Ну не мог же я так опьянеть от одной бутылки? Ничего не понимаю.
– Знаете, молодой человек, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вас же не потянуло спасать человечество, а банально затащило в болото измены, вы целовались с этими охотницами за мужиками на глазах своей жены. Уж, простите, я как раз до ветру ходила.
– Я? С кем целовался? Ничего не помню. Но губы как-то странно болят, и тело не моё. Что происходит?
Врачиха внимательно расспросила его о симптомах и отправила к здешнему врачу с запиской. Он взял у него кровь на исследование, запихал какие-то таблетки и отправил отдыхать. До утра. Маши с Вероникой не было, и Павел пошёл их искать. Не нашёл и уже подумал… Но вещи были на месте, чемоданы тоже. Устал, уснул. Проснулся среди ночи, попил. Маша спала. Она была такая хорошенькая, очень похожая на ту девочку, которую он забрал у мамы с папой и привёз в своё логово. Так же полуоткрыт ротик, руки закинуты за голову, грудь торчком, одна даже почти вылезла из пижамки. И волосы по подушке, соломенные, пушистые. Как будто и не было десяти прожитых лет. Пашка, Пашка, ты же любишь эту женщину. Когда успокоишься уже? Он провёл рукой по волосам, по щеке, по шейке, по сосочку. Машка застонала. Он растерялся от неожиданности. Осторожненько взял губами этот сосочек и стал ласкать. Машка выгнулась от удовольствия, прижала его голову сильнее, заставляя уже впиться в её грудь… И вдруг подскочила, проснулась. Она стала лупить его по чём попадя, шипеть всякие гадости, чтобы не разбудить дочку, и глаза её метали громы и молнии, уничтожая всё живое на своём пути. И, его, Павла…

Заявление на развод было подано. Машка рассказала обо всём своей ближайшей подруге, Милочке. Она сильно болела, но шла на поправку, как казалось. Вместе обсудили этого гада, Павлушку, и назначили ему наказание. Но через несколько дней Мила вызвала Машу на разговор.
– Послушай, Машунь, почему ты не сказала про какой-то препарат, найденный в крови твоего мужа после известных нам событий? Мой Юрка считает, что это основополагающий факт в этой истории. Он же себя не контролировал.
– И поэтому ему ничего не пришло в голову в момент этого “неконтроля”, как пойти и обслужить весь бабский контингент. Что-то ко мне его не потянуло, значит, так я ему нужна. Поставь себя на моё место, как бы ты прореагировала?
– Да я бы уже убила. Однозначно. Но ты другая, Машунька. Я понимаю, что тебе обидно. Но посмотри, как его дети любят, Вероничка не слезает у него с рук. И он тоже, всё в дом, всё для детей. А уж тебе за последний месяц только, что луну с неба не купил. А смотрит Пашка на тебя, прямо слезу прошибает. Он тебя любит, подруга! И очень жалеет, что так получилось. И не знает, как тебя вернуть. Но ведь измены, как таковой не было, так же? Подумай ещё раз. Давай на майские праздники куда-нибудь съездим?
– Я обещала своей сестре приехать, она меня ждёт.
Как же бывает несправедлива жизнь! Не понять, не объяснить, не простить! Сколько лет потом Машка будет ругать себя последними словами, что не осталась тогда со своей любимой подружкой. Но что-то она почувствовала, поменяв обратные билеты на более ранний срок. Именно седьмого мая Милы не стало, её сожрал рак. И именно в этот день Маша прилетела домой. Ей не говорили, потому что она не умела врать, и Мила бы догадалась по ней сразу, а от неё тоже скрывали. В 29 лет цветущая, красивая и самая лучшая подруга на свете оставила этот мир… Вот это был удар, на взлёте под дых…
Пашка буквально носил Машку на руках. Но только не в постель. Они общались как друзья, на расстоянии. Он пытался её отвлечь от грустных мыслей, возил на море, в Москву, в Питер. У него уже была хорошая машина, они везде ездили, останавливались, где хотели. Иногда даже ночевали в ней. Детей не брали, пообещав им большое путешествие в конце лета. В одну из таких ночёвок Машка вылетела из леса прямо в руки своего ещё мужа. Она не орала, но перепугана была здорово. Пашка прижал её, стал успокаивать. А из леса вышла бездомная собачка, подошла к ним и гавкнула. У неё получилось так смешно, они покатились со смеху. Ну, наконец-то. Как говорят, мёртвому – мёртвое, а живому- живое. Его Машка вспомнила, что умеет смеяться. Уж простите, мадам, но нет больше сил. Прямо здесь же, в лесочке, он целовал её так безумно, так страстно, он лопал её и пил, устроив пир на весь мир. Ни с кем ему не было так упоительно, ни с кем он так не ощущал состояние полёта, волшебства, искреннего желания доставить своей половинке наслаждения от сексуальных утех во все клеточки, на атомном уровне питая их живительным кислородом. Машка – его женщина, никто ему не нужен. Он точно это понял там, на среднерусской равнине, на полянке между берёзок и ёлок.
Получается, Мила помирила их. Царствие небесное, тебе, Милочка.
И собачку они забрали, она долго жила у них на даче.

Так получилось, что эти природные ночи любви не прошли даром. У них появился сын, Данила. Они жили в хорошей квартире, Павел работал, был востребован, получал неплохие деньги. Маша нашла себя в индустрии моды, имела своё ателье и маленькое производство. Старшая дочь очень помогала с братом, а когда он пошёл в школу, ответственной за него стала младшая. Они вместе ходили на учёбу, в бассейн и занимались теннисом. Кристина поступила в экономический, Вероника училась в седьмом классе, а Данила во втором. Их родители стали чаще выбираться в рабочие поездки, старались по очереди, всегда были на связи, всё шло своим чередом. И вдруг…
В последние годы, особенно когда сын немного подрос, у Маши с Пашей не было никаких проблем. Они всё делали вместе, дружно. Пашкино надёжное плечо ощущалось очень отчётливо. Он всегда был рядом. Даже небольшие расставания, связанные с появившимися командировками, приносили в их жизнь некое разнообразие. Они часто приезжали друг к другу, пересекались на день, а потом кто-то из них возвращался домой. Иногда, даже неожиданно, не предупреждая. Маша выкинула из своей жизни воспоминания о Карпатах, а Павел так много работал для своей разросшейся семьи, что ему некогда было заниматься ещё чем-то. Да и Машуня, его любимая девочка, заняла в его сердце много места, её любовь окутывала его, он ощущал себя очень счастливым человеком. И в жизни, и в работе, и в постели. Его Машка после рождения сына, что-то там сделала по-женски, и отдавалась целиком и полностью любовным утехам, не боясь забеременеть. Этот чистый секс, ставший более глубоким, что ли, более чувственным, приносил такое удовольствие, которого не было и в молодости. Ну что ему надо ещё?
Эту звезду, учительницу его дочерей, он знал. Совершенно не в его вкусе. Он не любил женщин без бюста. Может, кого-то это заводит, только не его. Но, чисто по-родительски, поздравлял её с праздниками, если жена была в отъезде. Так было принято, надо поздравлять. А когда организовалась поездка в заповедник, Вероника попросила его съездить с ними. Обычно, мама сопровождала, но она в отъезде. В автобусе Павел сидел сзади, он взял с собой Данилу и показывал ему достопримечательности, рассказывал историю здешнего края, занимал сына и детей разными шарадами и словесными играми. И ловил на себе томные взгляды училки. В заповеднике она всё время была рядом с ним, что-то спрашивала, что-то объясняла сама, а на сложных, на её взгляд, участках хватала его за руку, плечо или, вообще, обнимала, якобы, чтобы не упасть. Она была одного роста с Павлом, ей бы в баскетболистки. И при этом совсем не хрупкая, а даже наоборот, какая-то квадратная. Впору Павлу было за неё цепляться на травноопасных переходах. Но глаза, голубые-голубые, как у Снегурочки, притягивали взгляд. Даже хотелось лишний раз посмотреть в них, настолько хороши. Через несколько дней именно по ним он понял, кто сидит у него в приёмной. Она просила помощи в организации какого-то конкурса, скромно потупив глазки, мол, неудобно, но не к кому обратиться. И получив согласие, неожиданно припала на левую ножку.
– У меня привычный вывих. Такое случается у бывших спортсменов. Не могли бы вы отвезти меня домой? Заодно и обсудим наши дальнейшие действия.
В эту ночь он не пришёл домой ночевать, объяснив детям, что много работы. Совместные действия затянулись… И через ночь тоже. А потом уже приехала мама Маша, и ему пришлось вернуться. И когда он увидел свою Машку, одетую по последнему писку, на высоких каблучках, со стильной стрижкой, у него защемило сердце. Надо сделать всё, чтобы эта малоприятная интрижка не увидела свет. Этой училке рядом с его женой делать нечего, ни внешне, ни в любви. Что это с ним? Вроде ещё не седина в бороду, а бес рёбра ломает. Он поехал в музыкальную школу, нужно как-то закончить это безобразие. А Маша, соскучившись по Вероничке, решила забрать её из этой же музыкалки. И увидела… Она, эта плоскодонка, целовала её мужа, обвив его плечи своими длинными руками. Их головы были как раз напротив друг друга, и Машка почему-то подумала, что целоваться им очень удобно, не надо никого поднимать и никому подниматься на носочки. Как ему, когда он хотел её поцеловать. Как ей, когда она хотела чмокнуть своего любимого…
– Мамочка! – Дочь летела с другой стороны. – Ура, ты приехала. Домой? Ой, и папа здесь. До свидания, Наталья Игоревна. Папа, пошли?
Глаза Натальи Игоревны, ещё с поволокой, не отошедшие от наслаждения поцелуем, голубели счастьем и удовлетворением. Она добилась своего: эта надменная красавица, жена Павла, увидела их. Ну всё, дело сделано. Хоть он и пришёл попрощаться, но теперь это вряд ли. Вон она, эта Маша, уже пошла, а Павлуша стоит около неё, и пойдёт к ней…, но он отмер и помчался за женой и дочкой.
– Пашенька, ты куда? Я тебя жду. Можешь, прямо домой приходить, я теперь от тебя никуда, всё время буду рядом! – Кричала училка музыки, но никто её не слышал.
И уже дома…
– Я сразу поняла, что в этот раз у тебя с твоей профурсеткой дошло до постели. И не ври мне. Единственное, что могу тебе предложить, это сооруди себе длительную командировку и исчезни из нашей жизни на некоторое время. А сейчас иди к сыну, там и переночуешь. А можешь собраться и отвалить, вроде как в срочную поездку. Тебе же есть куда? И я очень надеюсь, что утром тебя уже не увижу.
Как она дошла до дома? Только, потому что рядом была дочка. Как она выдержала этот разговор? Как она ещё живёт? Почему не сдохла тогда, прямо там, в Карпатах? Как перенести такое? Её любовь накрылась медным тазом. А вместе с ней и жизнь, и будущее, и надежда, и вера.
Сейчас придёт Кристина. От неё не скроешь. Что делать? Рука потянулась за стаканом…

Открыла глаза. Сразу поняла, что в больнице. Ничего не болело. Капельница, кислородная маска, руки в синяках. Что с ней? Тихонько позвала кого-нибудь. В палату просунулась голова Кристи. И почти сразу появился высокий доктор в строгих роговых очках.
– Ну, слава богу. Заспались вы, матушка. Третий день пошёл. Зато ваш муж третью ночь не спит. Вы что это удумали? Мы вам не позволим, на ноги поставим, мужу вернём, сильную и здоровенькую. Позвать его?
Маша ничего не соображала. В голове каша, перед глазами всё плывёт, звук как бы издалека. Врач внимательно посмотрел на неё. Снял капельницу, пощупал пульс, уставился в историю болезни.
– Ничего страшного. Просто передозировали немного. Пейте побольше воды, ничего не принимайте. И надо поесть. Ну, хотя бы, кашку или бульон. Я вашу дочь отправил на кухню, сейчас принесёт. Обязательно поешьте, и обязательно пейте много воды, завтра посмотрим, что дальше.
Вошёл Павел. Кристина принесла тарелки, стала кормить маму. Отец забрал, отправил её домой, вернулся. Маша отвернулась, не стала есть с его руки. Он поднял её повыше, поставил столик ей на ноги, положил ложку и тарелку.
– Попробуй сама. Тебе надо для поддержания сил. И не смотри на меня так. Я не уйду. Даже, если ты вызовешь ОМОН. Скажи, ты чего-нибудь хочешь? Врач сказал, что тебе всё можно. Может, шоколадку?
– Я хочу, чтобы ничего этого не было. Я хочу вернуться назад, до твоей измены, и остаться там навсегда. Ты сможешь сделать это для меня? Нет? Ну и на фиг мне твоя шоколадка? И ты мне, на что? Иди домой, там дети, ты сейчас им нужен. Как усатый нянь!
– Я не уйду. Пока тебя не выпишут. А потом, как ты решишь. Но не надейся, что меня не будет рядом, я виноват, и буду просить у тебя прощения хоть до конца жизни. Моё сердце у твоих ног. Можешь растоптать, можешь пожалеть, можешь даже просто выкинуть в помойку. Я приму любое твоё решение, но буду вымаливать простить меня. Ешь, пожалуйста. Я постою за дверью, чтобы не мешать.
Речь не о чём, глас вопиющего в палате лечебного заведения…
Через две недели Машу выписали, посоветовали оставить её в покое где-нибудь в Кисловодске или Крыму. Маша выбрала Алтай. Они с Павлом давно мечтали там побывать, а потом дальше, на Байкал. Но теперь она поедет одна. Мать Маши переехала на это время к ним. Она ничего не знала и поддержала Павла в его желании присоединиться к дочери. Ну хотя бы проводить. Мама никак не могла понять, почему её дщерь непокорная отказывается, она же без своего Павлика никуда. Прямо до противности. А тут, поди ка… Что-то неладно в дочкином королевстве. И не смотрит на мужа совсем, а тот, наоборот, ловит её взгляд, не выпускает из поля зрения, носится как с писаной торбой. Ладно, сами разберутся.
В самолёте Павел решился поговорить. Он понял, что сил у его жены нет никаких. И желания спорить, доказывать, противоречить тоже. Поэтому, очень надеялся, что она его выслушает.
– Маша, простить меня сложно, но можно. Скажи, что мне надо сделать, чтобы ты, хотя бы, разговаривала со мной?
– Не видеть тебя, – лаконично ответила она.
– Но общаться нам придётся, ради детей. Всё равно будут общие вопросы, им ещё расти и расти.
– Наверное, придётся, только не сейчас. Ты понимаешь, что я не хочу тебя ни видеть, ни слышать? Ты понимаешь, что мне больно, что ты убил меня? Без любви люди не живут. Мне надо время, чтобы выдернуть это чувство к тебе с корнем из своего сердца, понять, что я теперь одна. И заменить пустое место на… Я ещё не знаю на что. Ты понимаешь? Ничего ты не понимаешь… Оставь меня в покое, дай уже сдохнуть в одиночестве…
Зря он завёл этот разговор. Душа разрывалась от жалости к жене, убил бы себя, гада. И ненависть, с которой говорила его любимая Машка, уничтожала такую маленькую надежду навести хоть какие-нибудь мосты. Павел сдал свою жену в санаторий и улетел. Пусть она отдохнёт, в самом деле…

Маша позвонила через месяц, попросила её встретить. Одному. Она выглядела посвежевшей, похудевшей и очень строгой. Смотрела на него, как учительница на нерадивого ученика.
– Тебе придётся уехать, Павел. В длительную командировку. Через месяц нас должны развести, тогда и появишься. Я постараюсь объяснить детям, как мы будем жить дальше. Без тебя. Ты будешь с ними встречаться, конечно. Особенно, с Данькой. Но в моей жизни тебя не будет. Я много передумала и поняла – не смогу простить, забыть не получается. Ты вызываешь во мне чувство брезгливости, я даже дотрагиваться до тебя не хочу. До меня, наконец, дошло: ты всю жизнь изменял мне. Наверное, потому что я слишком высоко задрала планку, требуя от тебя неземной любви. Но я так чувствовала, ты был для меня единственным и неповторимым. Сравнить было не с кем. Да и зачем? Я любила тебя, ты был для меня всем. Я даже научилась дышать с тобой в унисон, думать, как ты, делать для тебя тобой же любимые вещи. А тебе это было не надо. Почему ты честно не признался, что просто не любишь? Что тебе нужна свобода, разные женщины, другой секс, в конце концов. Зачем надо было давать жизнь детям, рождённым не в любви? Почему ты молчишь?
– Я даю тебе возможность выговориться. Ты же сама сказала, что целый месяц думала, как не простить меня. Всё, что ты наговорила сейчас – неправда. Какой-то подготовленный заранее текст. Я любил тебя, люблю и буду любить. Этого ты мне запретить не сможешь. И буду рядом, потому что всё время думаю о тебе, переживаю, как ты, всё сама, да сама. Думаешь сама, решаешь сама. Поступаешь, как сама хочешь. Не получится, моя дорогая девочка. И уж если я стал для тебя грязным, и ты мной брезгуешь, придётся построить баню. Дом я уже выбрал, ждал твоего одобрения. Мы ведь мечтали об этом, а мечты должны сбываться. Этот дом для тебя и детей. А мне придётся жить в бане, может, отмоюсь когда-нибудь. Я уеду, тем более что мне действительно надо побывать за Уралом, давно планировалось. Адрес дома Кристина знает. Деньги у неё. Думай, решение за тобой.
И ушёл. Не повернулся, не помог донести до машины вещи…
Через неделю Кристина уже твёрдо настояла на посещении нового дома.
– Мама, я не понимаю, чего ты тянешь? Да-да, нет-нет. Папа же сказал, решение за тобой. Лично мне, очень понравилось. И Верке с Данькой. Там у каждого будет своя комната, кухня большая, гостиная. Ну чего я тебе рассказываю, сама посмотришь.
Район, куда они приехали, оказался рядом с городом. Последняя остановка автобуса, пройти метров двести. И вот, он, красивый, из коричневого кирпича с деревянными окнами в пол на большой веранде и открытой площадкой на крыше этой же веранды, куда можно попасть со второго этажа. И уже посажены голубые ели перед окнами первого. Всё, как она хотела…
В доме пахло ремонтом, но уже всё было готово. Даже стены были покрашены в фисташковый и цвет топлёного молока. На втором этаже четыре комнаты, дожидающиеся поклейки обоев. Видимо, подразумевалось, что их должны выбрать сами дети. Большой холл с выходом на открытую террасу, очень удобно и симпатично. И когда только успел?
– Мамочка, а ваша спальня на первом этаже. Так классно. Окно большое, на всю стену, угловое, с видом на сад. Так что весной будете в цветущих деревьях спать. Красота. Папа ещё просил, если тебе понравится, выбрать забор, образцы на кухне. И к кому обращаться, там же. Мам, ну чего ты молчишь? Понравилось?
Надо что-то говорить. Конечно, дом прекрасный. Как будто она сама его спланировала. Получается, что Пашка учёл все её пожелания, не забыл даже о цвете стен. Они вместе обсуждали дом мечты, всякие мелочи и подробности жизни в нём. И вот. Зачем он ей, этот дом? Как в нём жить? С кем? С детьми? Ответов нет.
– Надо подумать, переспать с этим. Мне не очень нравится район.
– Мам, две минуты от остановки, рядом озеро, воздух, инфраструктура. Многие отвозят детей в отличный лицей. Туда можно на городском транспорте, можно своей машиной. Это пять минут. Там и музыкалка есть, Вероничку переведём. А когда заселятся все дома, пустят школьный автобус. По-моему, папа всё продумал.
Кристине нравилось здесь. У девочки горели глаза. В квартире у них с Верничкой была одна комната на двоих. А здесь у каждого своя. В конце концов, дети не при чём. Да и “Вероничку переведём…”
– Хорошо, моя дорогая, вечером трубим большой сбор. Как решите, так и будет.

Павел вернулся к Новому году. В доме доделали ремонт в детских комнатах, купили мебель, дети быстро устроились. Кухню Маша взяла на себя. Сама выбирала гарнитур, сама всё устраивала. Там и спала на удобном кухонном диванчике. И всё время думала, что же будет дальше. Просыпалась и засыпала с одной только мыслью: “Как объяснить детям новый статус их семьи.” Развод отложили, при наличии трёх детей присутствие отца обязательно. Но это ничего не меняет. Маша изнутри представляла из себя пустую консервную банку – её сожрали, не помыли, крышкой прикрыли и так и оставили… Она жила только интересами детей. В ателье девочки справлялись и без неё, она могла себе позволить ездить на работу не каждый день. И нашла себе хобби. Ей хотелось делать что-то руками. Макраме, вязаные пледы, плетёные коврики, корзинки, даже маленькое кресло появились у них дома в большом количестве. Маше нужна была мастерская. И она обратилась в строительное агентство, адрес которого оставлял Паша. И её там поставили в известность, что банька уже давно готова и оплачена, осталось только привезти и поставить. Это два-три дня, и можно париться. А мастерскую пристроить с задней стороны. Получится дешевле и в одном стиле. Так и порешили. Через три дня сруб стоял, очень украшая сад. А пристройку собирали в цехе строительной фирмы и должны были всё закончить уже после нового года.
Маша сидела в предбаннике и разбирала всякие банные принадлежности. И вспоминала, как обидно поставила своего бывшего мужа на место. Прислушавшись к себе, в который раз призналась, что не чувствует к Пашке сильной ненависти. Скоро два месяца, как она живёт без него. Как ей казалось. Но всё это время кто-то незримо присутствовал в жизни её детей и её тоже. Вероника была переведена в лицей и в музыкальную школу на следующий день после оформления сделки. И Даник тоже. Их, как будто, ждали уже. Строительная бригада работала по свистку, они сами знали, что делать. Или им кто-то подсказывал. Раз в неделю привозились продукты из ближайшего фермерского хозяйства, всё, что они любили. Детей в школу возил водитель фирмы, где работал их отец. Список довольно широк, особенно в мелочах, из которых, собственно, и состоит жизнь. И цветы. Через день. Всякие. В букетах и горшках. Дом, буквально, утопал в разнообразии зелени разных оттенков и форм и в палитре живых красок.
От жены одного из партнёров мужа Маша узнала, что Павел открыл представительство своей фирмы в одном из городов Урала. И купил там квартиру, корпоративную, где и жил, налаживая работу офиса. Много работал, поставил на уши всех уральских партнёров, они его первое время побаивались и недолюбливали. Но когда уже к новому году пошли заказы и деньги, народ благодарил и превозносил своего босса. И самое странное, что жил он один. За это время Пашка не был замечен в бабском обществе ни разу. Нет, претендентки, конечно, были. Командировочные на Руси всегда пользовались успехом у не очень благополучных женщин. Но всё заканчивалось на уровне “пить кофе мы не будем”. Что-то Маша услышала в офисе, когда приезжала за нужными бумажками, что-то рассказывала Кристина, дружившая с детьми коллег отца, что-то сообщали её подруги. И получалось, что Павел, несмотря на предстоящий развод, ведёт себя, как примерный семьянин. Надо же… И надо ли это теперь?
И вот он приехал. Ночью прошёл снег, запорошило до самого крыльца, и Маша с Даником чистили дорожку, хохотали и кидались снегом. А Пашка, неслышно подъехав по снежной колее, вышел и, опёршись на калитку смотрел на них, улыбаясь во весь рот.
– Папа! – Заорал Данила. – Мамочка, папуля приехал. Ура! – И понёсся по недочищенной ещё дорожке, утопая по колени в снегу.
Маша уронила лопату, ноги подкосились, и она уселась в сугроб. Такой реакции от себя не ожидала, не чаяла, не гадала. Пашка, немного уставший с дороги, небритый, в толстом белом свитере, обнимая сына, смотрел на неё своими чистыми, ясными глазами и не мог насмотреться. Маша даже немного смутилась. Ком в горле не давал говорить, она опустила глаза. Неужели эта чёртова любовь не оставит её в покое никогда? Пока его не было, она уже поверила, что сладила с ней. Но вот увидела и…
– Машенька, как я соскучился, милая моя. Как рад, что ты живёшь в этом доме. Можно мне войти? – Он уже стоял рядом с ней, протягивая руку.
– Папа, ну ты что? Пошли уже, я тебе свою комнату покажу. Мам, ну пойдём.
Она попыталась встать. Ноги поехали по снегу, Пашка подхватил её, удержал.
– Какая лёгкая. Ты похудела? Ты здорова? У тебя ничего не болит? Маша, ты не хочешь со мной даже просто поздороваться? Мне уйти?
– Ну, где вы? – Орал уже от двери их сын.
– Ты сможешь сейчас уйти от него? – Еле выдавила из себя Маша.
– Я от тебя не могу уйти, только если ты меня очень об этом попросишь.
Она на деревянных ногах поплелась к дому. В холле ещё не было мебели, пришлось идти на кухню, где уже вовсю командовал Данька. Чайник был включён, в микроволновке что-то разогревалось, а сам мальчик резал сыр и колбасу.
– Папа, мой руки, перекусишь с дороги, и я тебе всё покажу. Я тоже есть хочу. У нас сегодня грибной суп и запеканка… Как её, мам?
А мама никак не могла взять себя в руки. Ей требовались сорок капель валерьянки, но при Павле, ни за что. Показать свою слабость? Она попила водички, потом ещё попила, и, повернувшись, воткнулась лицом в мужской свитер. Пашка стоял перед ней, в глазах плескалась тревога. Он чувствовал, понимал, что ей не по себе. Сколько раз представлял эту встречу, сколько раз проговаривал, что ей скажет, придумывал всякие-разные приятности для неё. Он хорошо знал, что любит его жена, что может порадовать её. Полный багажник всяких подарков и подарочков, вкусностей, деликатесов на новогодний стол, большая красивая уральская ёлка на крыше машины и заваленное всякими бобинами и нитками заднее сидение, материалами для увлечения и работы его жены. Павел знал толк в этом деле, ему нравились вещи, сделанные руками Маши.
Но всё это не имело никакого смысла, пока её испуганные глаза вот так смотрят на него, грустно и безнадёжно, пока в них живёт боль и страдание, пока они не станут опять улыбаться, хоть чуть-чуть, самую малость!
– Мама, ну как она называется, эта запеканка? – Настаивал Данька, возвращая её в реальность.
Надо как-то общаться. И Машка, глубоко вздохнув, подошла, обняла своего маленького хозяйчика, поцеловала его.
– Никак не называется. Просто картофельная с сыром.
Они попили чай, для обеда было ещё рано, и Павел с Даником отправились разгружать машину. Глупо было становиться в позу, всё равно Новый год встречать придётся с папой Пашей, поэтому мама Маша принимала пакеты и свёртки и рассовывала их по местам. А когда её сын припёр первую партию пряжи и ниток, Машка аж задохнулась от восторга. С этим делом у них в стране тогда было напряжённо, и такой дар воспринимался на вес золота. Забыв всё на свете, она стала разбирать это богатство, в голове уже закружились способы применения, модели и модельки. Глаза заблестели, щёчки порозовели, губки что-то напевали… Пашка, втащивший в дом ёлку, не мог оторваться от этого зрелища. Его жена ожила. Как он угадал. Она подскочила к нему, зацепилась за шею и чмокнула прямо в губы. И тут же отскочила, как ошпаренная.
– Ой, извини, это я от переизбытка чувств. Спасибо тебе, ты меня очень порадовал.
Потом они обсудили, что нужно ещё доделать и докупить до нового года, Данька повёл отца показывать, что они уже сделали в доме, а Машка готовила стол к обеду. Вероничка и Кристина должны были появиться с минуту на минуту. Она задумалась и уставилась в окно. Снег всегда привлекал к себе внимание чистотой и свежестью. Вот бы научиться так же таять, а потом опять возрождаться с белого листа, с чистой и свежей душой… Сзади подошёл Павел. Маша ощутила слабый запах мужского парфюма, нового, раньше у него такого не было. Он аккуратно взял её за плечи и повернул к себе лицом.
– Маша, родная моя, – голос сорвался. – Я очень люблю тебя, мне никто не нужен, я теперь знаю это точно. Но если общение со мной приносит тебе боль, я уеду на квартиру. Поживу там. И буду молить простить меня, буду делать для вас всё, что в моих силах. Маша, ну как мне заслужить твоё прощение, что сделать? Может, сдохнуть уже и никогда не появляться в твоей жизни? Что? Всё, что угодно, только скажи. Маша… – И обнял её очень нежно, прижав голову к своему плечу.
В этот момент влетели девчонки. Они поняли по стоящей перед домом машине, что приехал отец. Снимая на ходу шубки, подлетели, расцеловали, повиснув сразу на двух родителях.
– Ура! У нас будет настоящий Новый год! – Вопили уже трое, к ним присоединился и брат. – Папочка, какой ты молодец, что приехал, мы так соскучились. Правда, мам?
– Правда, правда. Давайте мойте руки, будем кушать.
Получился чудесный семейный обед. Для детей. А у их мамы кусок не лез в горло, присутствие коварного изменника вызывало душевную панику параллельно с диким желанием выплеснуть ему в лицо накопившиеся эмоции и закончить уже с этим, балансирующем на последнем издыхании женского сердца, двусмысленным положением дел! Она уже решилась…
– Мама, а когда вы уже с папой сделаете себе спальню? Ну вот где вы будете спать? Валетом на маленьком диване в кухне? – Поинтересовалась Кристина. – По-моему, это первоочередная задача на сегодня. Сейчас в мебельных салонах новогодние скидки, а от папиных денег ещё много осталось.
Родители переглянулись. Заигрались они, надо что-то решать уже. Когда-то же дети должны узнать правду?
– Да дочь, ты права. – Павел опередил свою жену. – Мы с мамой как раз хотели этим заняться. Надо поездить по магазинам, присмотреться. Мы так и сделаем. А сейчас я хочу посмотреть баню. Может, сегодня и испробуем? Пойдём, Маша, девчонки сами уберут.
Она поняла, что он хочет договорить, конкретики хочет, какого-то решения с её стороны. Ну что ж, пойдём, дорогой.
В бане было тепло, своё отопление, очень удобно. Чисто, пахнет древесиной, на столе самоварчик, чашки, салфеточки, шторки. Машка постаралась накануне.
– Здорово! Какая ты у меня рукодельница!
– Мы здесь вдвоём, спектакль в состоянии антракта. И не твоя я, ты ещё не понял? Детей жалко, они тебя любят. А что делать с моей растоптанной душой? Я и так живу как робот, надо – не надо – делаю. – Она, почему то, решила не держать “марку “, он и так знает, что она чувствует.
– Маша, ты моя жена, мать моих детей. Приходит такой момент, когда человек понимает, ради чего он живёт. Я – ради тебя, ради семьи. Я и жил так, просто был дурак, всё мальчика из себя строил. Когда понял, что могу тебя потерять, что-то внутри сломалось, стало болеть и саднить. Ничего не помогало, ведь я сам, своими руками, сделал это. Но я очень тебя люблю, девочка моя золотая. И понимаю твои чувства. Но если нам попробовать вместе справиться с этим? Если я ещё не совсем противен тебе? Если, хотя бы на уровне дружбы, сначала? А, Маш? Я сегодня отмоюсь, выпарюсь, грязь собью с себя. Буду делать всё, что ты прикажешь. Машуня, пожалуйста. Скоро Новый год, надо устроить праздник. У нас корпоратив будет в театре, для семей сотрудников. Говорят, много интересного придумали. Но ведь надо как-то жить, любимая моя. Прости, прости… – Он упал на колени, уткнулся головой в её живот, и затих, почти не дыша.
Пашка никогда так не разговаривал с ней. В ушах звенело от накала страстей, от искренности слов, от каких-то настоящих мужских эмоций. Маша растерялась, ей стало пронзительно жалко этого человека, всё ещё её мужа. Она погладила его по голове, как мать неразумного сына. Он схватил её руки, стал целовать.
– Хорошо, Паша. Давай попробуем на уровне дружбы. Только надо что-то придумать с ночёвками. Вместе мы спать не будем.
– Это очень просто. Мы купим диваны для холла, стол, стулья и что там ещё надо. А со спальней подождём.
Но в большом, только недавно открытом мебельном магазине, куда они приехали вместе с детьми, именно спальня оказалась первой покупкой. Она понравилась всем, а Машке – особенно. То, что надо. И как раз на метраж их комнаты. Холл тоже получил свою мебель, выбранную детьми. Купили даже прихожую и маленькие столики, и полочки, и этажерочки, и что-то там ещё. Всё очень нужное. Добрались домой уже совсем поздно, предварительно поужинав в пиццерии. Дети были довольны, как слоны. Завтра предстоял очень интересный день, они будут обустраивать свой дом уже с папой. Как здорово, все вместе. Маша чувствовала их настрой и в её душе вершилась революция. С одной стороны – весёлые, любимые дети, а с другой – гад и негодяй, её муж. Ну что делать? Об этом она подумает после нового года…
Паша растопил камин. Как у него всё ловко получается: первый раз, и никакого дыма. Маша с детьми переползла к огню, устроившись прямо на ковре, побросав туда подушки. Они улеглись головами к камину, мама, Кристина, Вероника и Данила, и просто созерцали огненные язычки пламени, отдыхали и балдели. А Пашка ушёл в баню, отмываться. Дрова быстро прогорали, а идти за ними нужно было к баньке, там сооружена поленница. И Машка пошла, пожалев своих детей, так уютно устроившихся на полу. Она уже набрала полешек, когда увидела в окошко своего мужа. Совершенно голого. Высокий, подкаченный (она ещё раньше заметила эту перемену, поняв, что муж посещал тренажёрку), широкие плечи с татуировкой скорпиона, узкий таз, длинные ноги… Такой родной, знакомый до каждой клеточки, её любимый мужчина. Хоть вой, хоть плачь, хоть ерепенься и строй из себя недотрогу… Машка любила его, и это совершенно понятно, как дважды два. И не нужен ей никто, несмотря на постоянные ухаживания каких-то мужиков. В санатории она даже попыталась отомстить Павлу, переспать с очень симпатичным и красиво обхаживающим её бывшим военным. Она даже приняла душ у него в номере, флакон французских духов и букет хризантем. Но когда в ванную отправился ухажёр, сбежала, ничего не взяв. И рыдала в подушку пол ночи. И вот сейчас… Всё её естество завопило… Желание бросить всё, отмести все препоны, влететь в эту баню прямо на шею ему и вцепиться в такие родные и желанные губы ошеломило её, и она стала сползать по стенке прямо на снег. Дверь открылась, на пороге стоял Павел, замотанный в полотенце. От него шёл пар, и он напоминал пришельца из космоса.
– Ты чего, Маша? – Он подскочил, босиком, забрал у неё дрова и затащил в баню. – Упала? Ничего не ушибла?
Снял с неё куртку, стал ощупывать руки, ноги. На щеке расползалась царапина, видимо, от острого поленца. И заноза, торчащая прямо из ранки.
– Ну как же ты так? Дождалась бы меня, я бы сам принёс. Тут есть аптечка, ты же сама её сюда определила. Видишь, пригодилась. – Он ещё что-то говорил, а у Машки голова шла кругом от вида обнажённого торса её Павлика.
Конечно, какая же баба откажется от такой красоты, от настоящего мужского шарма. Всё при нём…
Острая боль от вынутой занозы вернула её на грешную землю. Она вскрикнула, кровь струйкой потекла по щеке. Пашка слизнул, налепил пластырь. Обнял, поцеловал в этот пластырь. Машка, уткнувшись в “скорпиона”, почему-то заплакала. Ей было уже не очень больно, а слёзы текли сами собой, как ручейки весной. Ну как он мог? Как мог поступить с ней так? Как бы было хорошо прижаться к нему, обнять и целовать, целовать… Интересно, нет, совсем неинтересно, ну всё-таки, сколько же других губ целовал её муж? Она отстранилась от него, встала и вышла. Собрала дровишки и поплелась восвояси, еле волоча ноги.
Дети ждали на чай. На маленьком столике дымились чашки, стояли тарелочки со всякими вкусностями. А около камина сооружено ложе, прямо на полу.
– Мамочка, мы вам настелили всё, что нашли. От огня тепло, мы проверили. Так что спать будете здесь. Здорово мы придумали? – Данька сиял, как медный пряник. – Папуля сильно устал, а завтра много дел. Пейте чай и ложитесь. А мы пошли.
Они поцеловали пришедшего отца и поднялись к себе. Маша стояла напротив Пашки совершенно без сил. Переносить назад в кухню, на её диванчик постель не было никакого желания. Да и дети очень постарались, настелили для принцессы на горошине и её принца.
– Паша, пей чай и ложись. Надеюсь, ты уже будешь спать, когда я вернусь из ванной. Пожалуйста, ты же устал, засыпай уже скорее. – Раздражённо приказала Маша.
Он и правда спал, когда она вернулась. Маша подбросила дровишек, уселась перед огнём и долго смотрела на своего любимого мужчину. Это же так очевидно, на самого любимого, единственного, такого родного… И ничего она с этим уже не сделает… Проснулась первая, под крылом Павла. Быстро отстранилась от него, полежала немного и пошла на кухню. Совершенно не выспалась, борясь с собой всю ночь. Выстояла. Наивная. Павел срисовал мучения своей жены сразу. Он только делал вид, что спит. Поворачивался к ней всем телом, вроде как во сне, складывал руки и ноги, задевал грудь. Да он чуть не сдох от желания вот прямо сейчас залюбить свою Машку до умопомрачения. Он тоже боролся, но не мог отказать себе в желании прикасаться к ней. И когда она уже устала с ним возиться, пытаясь каждый раз отодвинуть его на безопасное расстояние, и заснула, он нежно прижал её к себе и улетел в царствие Морфея. Какое это было счастье, вдыхать запах её волос, ощущать всю, слышать, как она дышит…
День выдался тот ещё. С утра привезли мебель. Правда, рабочие быстро всё разгрузили и собрали. Но времени на уборку уже не оставалось. Им нужно было не опоздать на новогодний вечер, устроенный для всех членов семьи фирмой, где не последнее место занимал Павел. Одеться, привести себя в порядок, позаботиться о детях, которым очень хотелось побеситься со своими друзьями, они не раз встречались на всяких корпоративных мероприятиях. Маша в зеркале не нравилась себе совершенно: глаза после бессонной ночи впали, щека немного распухла, царапина не замазывалась, ещё и пластырь. Но что это такое? Брючный костюм, последний писк их ателье, только для своих, сидел идеально, послушные волосы не доставляли никаких проблем. Но лицо… Краше в гроб кладут. Она вышла в гостиную.
– Паша, а можно без меня?
Он всё понял. Подошёл, обнял, поцеловал в щёчку с царапиной.
– Ты же знаешь, что ты самая красивая, самая стильная, самая весёлая и самая привлекательная. Подумаешь, царапинка. Это у тебя такой маскарадный костюм. Мы ещё карнавальную маску подберём, и все выпадут в осадок. Нет, Машенька, без тебя нельзя. Можем заехать в косметику, девочки что-нибудь посоветуют для маскировки. Поехали уже, карета подана.
Вечер начался очень удачно. Посмотрели небольшое представление, послушали известного певца и перебазировались в большой холл театра. Все напялили маски, распределились по столам, начались поздравления, шампанское, подарки. Маша узнала, что её муж стал руководителем самого большого сектора, от Урала и дальше. Что он получил большую премию за успехи прошедшего года, и ему подарили туристическую поездку на новогодние каникулы. А уральские коллеги передали в знак благодарности отличный зеркальный фотоаппарат, давнюю мечту Павла Александровича. Он сиял и постоянно улыбался, принимал поздравления, сам поздравлял, и всё время держал Машку за руку. И она расслабилась, решила наслаждаться и развлекаться. Одного бокала шампанского ей бы хватило с головой, Машка любила только красное сухое вино, а всё остальное долбало в голову и не приносило никакого удовольствия. Ближе к двенадцати объявили очередной конкурс на самый продолжительный поцелуй сразу после боя курантов. Машка не была готова к этому, но дети так уговаривали своих родителей, что пришлось согласиться, сама же решила веселиться, и никакой изверг ей не помешает! И тут она увидела её, училку музыки… Расслабилась, Машенька? "Изверг" в очень красивом голубом платье, которое совершенно не шло ей, сидело на квадратной фигуре, как на колоде, сразу всколыхнула уже начинающую опадать взвесь прошлых перепитий. Музыкантша возвышалась над всеми другими женщинами, оказываясь в центре внимания, мимо неё пройти и не заметить было невозможно. Глаза голубые, даже пронзительно голубые, смотрели с вызовом прямо на Машу. Откуда она здесь? Зачем? К мадаме подошёл молодой сотрудник, на голову ниже неё, и повёл танцевать. Значит, эта звезда прошла с кем-то из их фирмы.
Первой реакцией было желание уйти, убежать, спрятаться где-нибудь. Но Павел крепко держал её за руку. Она посмотрела на него и удивилась. Взгляд у него был злой, недовольный. Ага, переживает, что его пассия пришла с другим? Ай-яй-яй… Что будем делать, Пашенька?
– Не смей даже думать о ней. Пусть изголяется. А мы живём дальше, у нас конкурс. Мы детям обещали. Пожалуйста, Маша, не забивай себе голову, она же специально провоцирует нас. Понимаешь?
– Мне абсолютно всё равно, что ты об этом думаешь. Сильно не переживай, не тебе же одному такой красотой пользоваться, делиться надо. – Обозлилась Маша. – Конкурсов ещё много будет, успеешь полюбезничать.
Она взяла ещё один бокал шампанского и почти залпом выпила. Маша вышла на тропу войны. Эта шлюха не сможет испортить ей праздник, а тем более, её детям.
За их столиком уже уселась детвора, приготовившись болеть за родителей. Бокал был уже третий. Босс фирмы читал поздравление, все хлопали, комментировали. Потом президенту страны “дали несколько слов”. Куранты. А дальше Маша уже опомнилась, когда все кричали их имена. Им принесли большую корзину с фруктами, сладостями и шампанским. Дети орали, Пашка всё прилипал и прилипал к её губам. А Машке было так хорошо, так спокойно и радостно на душе, пружина расправилась. Надолго ли? Вот бы навсегда… Хотя шампанское быстро выветривается.
Они ещё несколько раз сталкивались с музыкальной мадам, она подходила к их детям, что-то пыталась сказать Павлу, но он всё время держал жену за талию, не отпускал и только отмахивался от назойливой "стропилы". Часа в три засобирались домой, детвора клевала носом. Машка заскочила в дамскую комнату, а Павел пошёл за вещами. Выйдя, она наблюдала картину маслом: высокая музыкантша вцепилась в её мужа, пытаясь поцеловать. При этом что-то говорила о любви, о невозможности жить без него, о жизни и смерти и т.д. и т.п. Если бы не почти четыре бокала шампанского, этого бы не случилось никогда. А так… Маша подошла, постучала кулачком девице по голове.
– Вам помочь, мадемуазель? Сейчас, я только стульчик подставлю, а то боюсь, не достану. – И влепила ей со всего маху звонкую оплеуху. – Надо же, достала. Помогло? Или ещё?
Пашка схватил Машку, потащил к выходу, дети уже были в машине. Она пыталась вырваться, молотила руками направо и налево. Кое-как запихав её в машину, он увидел несущуюся прямо на него баскетболистку от музыки и поймал её руку в сантиметре от лица жены, которая вылезла из машины, видимо, защищать его. Это был бы такой апперкот… Мама не горюй. Охранники оттащили женщину в голубом, Павел приказал Кристине держать мать, сел за руль и был таков. Всю дорогу они молчали. Младшие дети, толком, ничего не поняли, и слава богу. Но старшая… Отец видел в зеркале её круглые глаза, требующие разъяснений. И ведь придётся что-то говорить. Ну Машка, боевичка. Наверняка, уже и главному донесли. Но это его меньше всего волновало. Занимало другое. Что это было? Ревность? Просто алкоголь в голову ударил? Или, всё- таки, он ей не безразличен, как она хочет это представить. Да, не ожидал от мягкой и нежной Машуньки такой прыти. Вон сидит, пыхтит, молнии метает. Прям гиена огненная.
Дома, после отъезда мастеров, всё валялось и пахло новосельем. Неуютно, сыро, прохладно. Детей отправили наверх, там всё было в лучшем виде. Все разборки и объяснения оставили на завтра. Пашка затопил камин, подкрутил отопление, кое-как застелил диван. А Маша, скрутившись калачиком, заснула на диванчике в кухне. Неумытая, не раздетая, без подушки и одеяла. Пашка присел перед ней, поправил волосы, провёл рукой по лицу, по раненой щеке, по губам. Посидел немного, решительно встал и перенёс её на диван перед камином. Она обняла его за шею и никак не отпускала. Как только он пытался высвободиться, она шептала “Паша” и притягивала его ещё сильнее. Проснулась? Нет, спала. Тогда он стал её потихонечку раздевать. Ну не спать же в брюках и пиджачке. Машка даже не пошевелилась. Похоже, что главным для неё было именно не выпустить его из своих рук. Он так и улёгся, прижав свою захмелевшую девочку к своей груди. Конечно, можно было и попробовать чего-то большего. Но как-то нечестно. Пашка успокоился, ещё сильнее обнял жену, поцеловал и заснул.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/lena-gurova/pasha-masha-67798428/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.