Мы с Витькой. Весёлые школьные рассказы
Алла Георгиевна Озорнина
#школьноприкольно
Алла Георгиевна Озорнина – известная писательница, автор художественных и научно-популярных произведений для детей, лауреат XVI Международной литературной премии имени П. П. Ершова.
Новая книга Аллы Озорниной «Мы с Витькой. Веселые школьные рассказы» рассказывает о дружбе мальчишек – Леши и Витьки. Витька очень изобретательный, он даже в самом заурядном найдет что-то интересное. Так обычная кошка вдруг становится космической, а сам Витя превращается в целителя. Леша от друга тоже не отстает – придумывает сюрпризы для Витьки и пытается стать особенным.
Рисунки О. Поповича и М. Салтыкова.
Для среднего школьного возраста.
Алла Озорнина
Мы с Витькой. Весёлые школьные рассказы
© Озорнина А. Г., 2022
© Попович О. В., ил., 2022
© Салтыков М. М., ил., 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
* * *
День добрых дел
Счастливчики из 5 «Б»
Перед последним уроком в наш класс влетела президент школьного самоуправления, десятиклассница Оля Рябушкина.
– Английского не будет, – сказала она.
Что тут началось!
Кто-то от радости стал подбрасывать шапки, кто-то подпрыгивал, кто-то орал на разные голоса. А Витька с таким пылом вскочил со стула, что тот с грохотом опрокинулся.
– Тихо! – пыталась перекричать ликующую толпу Оля. – У меня объявление!
Но все было бесполезно.
Все орали, прыгали, подбрасывали шапки до тех пор, пока в классе не появилась завуч школы.
– Что за рев? – Все разом притихли. – Успокоились! Заняли свои места! Вьюнов, – это она Витьке, – подними стул и сядь как человек! Чего вы орете? К вам президент школьного самоуправления пришел, с объявлением, между прочим, а вы… Да и вообще, разве вы не знаете, какой сегодня день?
– День работников общественных туалетов! – выкрикнул Ослоухов.
– Не смешно, Ослоухов, – сказала завуч. – Сегодня – День добрых дел. А потому будьте добры, послушайте, что вам скажет Оля. И ни звука! Учтите, я все слышу!
Завуч ушла, а Оля продолжала:
– Итак, сегодня День добрых дел. А это значит, что каждый класс должен взять над кем-нибудь шефство. Конечно, лучше всего было бы найти какого-нибудь ветерана Великой Отечественной войны…
– Ну и где мы возьмем ветерана? – прогудел отличник Кельманов. – Война же давно закончилась, их уже и не осталось!
– Вот и я о том же. Поэтому я приготовила список участников боевых действий в горячих точках…
В этот момент дверь приоткрылась, в образовавшемся проеме мелькнуло чье-то лицо, и Оля вышла в коридор.
– Да ты что? – послышался ее радостный возглас. – Вот это удача! Конечно я дам это пятому «Б», кому же еще!
Оля вернулась в класс.
– Вы просто счастливчики! – воскликнула она. – Мне только что принесли адрес старушки, которая в Великую Отечественную войну принимала участие в партизанском движении! Когда началась война, ей было столько же лет, сколько теперь вам. У вас появилась просто уникальная возможность познакомиться с бывшей партизанкой, помочь ей по хозяйству. Кто хочет пойти?
Оля, наверное, думала, что сейчас начнется битва за возможность сходить к участнице партизанского движения, но все молчали.
Я поднял руку и тут же… отпустил. Потому что оказалось, что только я один ее поднял.
– Как же так… – растерянно произнесла Оля. – Я бы на вашем месте вприпрыжку бы побежала. – Она на минуту замолчала. Оглядела класс и решительно произнесла: – Тогда я сама назначу тех, кто пойдет к участнице партизанского движения. Так… К ней пойдут Коржикова, Купцов, Бронникова, Синицын, Вьюнов (ура, это мы с Витькой, обрадовался я) плюс… Авоськина, Никонов, Смирнов, Кельманов…
– Как Кельманов? – раздался возмущенный возглас. – Я – отличник! Мне уроки делать надо!
– А у меня – музыка!
– А у меня – фигурное катание!
– Ничего не понимаю! Неужели нельзя один раз пожертвовать своим личным временем? – рассердилась Оля.
– А, один раз, – сказал Кельманов, – ну один-то раз можно.
Он сидел передо мной, и его спина медленно раскачивалась из стороны в сторону. Потом приняла почти горизонтальное положение и замерла. Наверное, он рисовал что-то в тетради.
Впрочем, все сейчас опять занимались, чем вздумается, только тихо. Мальчишки плевались бумажными шариками, девчонки перебрасывались записками и хихикали. Некоторые, достав телефоны, углубились в игру или писали эсэмэски. Время от времени раздавался писк, похожий на писк комара – это смеялась писклявая Вероника.
– Так, слушайте внимательно! – повысила голос Оля. – Думаете, вы у меня одни? В общем так. Руководителем акции назначается Вероника, помощником – Кельманов.
Кельмановская спина вздрогнула и мгновенно приняла вертикальное положение. Он приосанился.
– Итак, вот адрес, – Оля протянула Веронике бумажку. – Работать без лишних разговоров, чтобы не отвлекаться. И все записывать. Вероника, ты знаешь, как вести протокол. А теперь отправляйтесь на задание!
И мы отправились.
Тайна старого письма
Мы шли, а небо над нами было голубое-голубое, без единого облачка, а листья под ногами – желтые и коричневые. Засохшие и шуршащие. По этим шуршащим листьям мы и шли делать добрые дела. И это было здорово! Только вот Кельманов все портил.
– На добрые дела – вперед! – гнусным голосом орал он. – К участнице партизанского движения!
Слова-то вроде хорошие, а вот орал он противно. Даже прохожие оборачивались.
Наконец мы дошли до нужной квартиры, и Кельманов нажал на кнопку звонка.
– Не заперто, проходите! – послышалось из-за дверей.
В просторной светлой комнате в стареньком кресле сидела совершенно седая бабушка. А прямо над ней на стене, в рамочке, висела небольшая черно-белая фотография, с которой улыбалась девочка с тоненькими косичками, наша ровесница. Фотография, конечно, была неважная, нечеткая, расплывчатая, но все равно было видно, как задорно улыбалась девочка, как будто бы говорила: «Как здорово, что вы пришли!»
– Вы ко мне? – удивилась бабушка и тоже улыбнулась. И сразу же стала похожа на девочку с фотографии.
И тут я заметил, что в руках она держит пожелтевший от времени листок бумаги, на котором было что-то написано. А рядом с креслом лежал настоящий бумажный конверт, также пожелтевший от времени.
– Да, мы к вам, – растерянно ответила Вероника и посмотрела на Кельманова. Так, будто бы спрашивала о чем-то взглядом. Кельманов пожал плечами и отвернулся. Теперь все смотрели на Веронику, Вероника – на Кельманова, а Кельманов не отрывал взгляда от окна. До меня дошло: никто из нас не знает, как звать эту бабушку, Оля так торопилась на следующее мероприятие, что забыла нам об этом сказать!
И точно!
Вероника покраснела и сказала:
– Простите… мы забыли, как вас звать…Мы по дороге…
– Ничего страшного! – ответила старушка. – Зовут меня Светлана Петровна. Но вас-то как много, ребятки! Мне ж и усадить-то вас некуда!
Я видел, что она радуется, и радуется от того, что ей есть теперь кому рассказать о письме, которое у нее в руках.
– А мы не сидеть пришли! – громко сказала Вероника. – Мы пришли трудиться. Ведь сегодня – День добрых дел. Скажите, чем вам помочь?
– Да ничего, ребятки, не надо, – разулыбалась Светлана Петровна. – Мне соседи помогают. Спасибо, что пришли. А я вот только сейчас прочитала, – она показала на письмо, которое держала в руках, – что командир отряда, который был смертельно ранен, оказался…
Вот это здорово! У меня аж дыхание перехватило – так не терпелось узнать, что же все-таки случилось с их командиром? Выходит, он был вовсе не смертельно ранен, а…
– Но мы не можем так уйти, – перебила ее Вероника. – У нас мероприятие. Ну, в рамках Дня добрых дел… – Я почувствовал, что краснею. – Вы скажите, что нужно сделать, и мы быстренько сделаем. Вон нас как много! Может, в магазин сходить или в аптеку?
– В аптеку? – как-то грустно повторила участница партизанского движения. – Ну что ж, сходите в аптеку. Рецепт на телевизоре. Так вот, письмо пришло, – продолжала Светлана Петровна, – спустя почти семьдесят лет… И вот, оказалось, что…
Я перестал дышать. И все, наверное, перестали дышать – стало так тихо, что было слышно, как бьется о стекло муха. И все, наверное, мечтали только о том, чтобы Вероника не перебивала Светлану Петровну. Однако, этого не случилось.
Придем в школу с протоколом
– Значит так, – сказала Вероника. – В аптеку идут Купцов, Коржикова. Бронников, Кельманов…
– Как Кельманов? – закричал отличник. – Я – ответственное лицо! Я твой заместитель, ты что, забыла?
Он запыхтел, отошел от Вероники и встал рядом со мной.
Все молчали. Молчала и Светлана Петровна.
– Ну что, пойдемте, что ли, в аптеку, – сказал Купцов и направился к дверям. Человек пять двинулись за ним. В комнате стало просторнее.
Вероника достала из рюкзака блокнот и стала что-то строчить.
Я заглянул через плечо. Нехорошо, конечно, заглядывать через плечо, но я заглянул. И прочитал.
«В аптеку пошли:
Купцов
Коржикова
Бронникова
Кельманов (идти отказался…)
Спи…»
– Зачем ты это пишешь? – тихо, чтобы не услышала Светлана Петровна, спросил я.
– Протокол веду, – пискнула Вероника. Потом сердито посмотрела на меня и добавила: – Что уставился, Синицын? Делать нечего? Идите вот на кухню с Вьюновым картошку чистить. Светлана Петровна, вам сколько картошин почистить? Две или три?
– Две, наверное, хватит, – чуть слышно ответила участница партизанского движения, и вид у нее стал совсем поникший.
«Ну уж нет! – подумал я. – Пусть этот наш писклявый генерал делает что хочет, но я сам сейчас подойду и попрошу Светлану Петровну рассказать и о командире, и об их партизанском отряде».
Я сделал шаг вперед и тут же был остановлен Вероникой.
– Синицын, – сказала она металлическим голосом, – что ты тут самодеятельность устраиваешь? Тебе что сказано делать? Чистить картошку! Вот и иди в кухню!
Я взглянул на Веронику и понял, что спорить с ней бесполезно. А Светлана Петровна от нашего спора расстроится еще больше.
– Знаешь, – сказал Витька. – Давай почистим не две картошки, а, например, четыре. Светлане Петровне на два раза хватит.
И тут мне стало стыдно. Мне ведь никогда не приходилось чистить картошку! Я даже не представляю, как это делается!
– Ерунда, – ответил Витька, узнав об этом. – Я за тебя почищу. Я это быстро делаю.
И правда – от его рук прямо-таки отскакивали почищенные картофелины – одна, две… шесть, восемь…
В кухню вошла Вероника.
– Ну вы даете! – она стала считать картошины. – Целых восемь! Так и запишем. – Она открыла блокнот и занесла над ним ручку. – Та-ак… Вместо двух картошин начистили восемь… Отметим… Синицын…
– Не надо, – сказал Витька, – не пиши.
– Как это – не пиши?
– Так это же мы так, от себя. Подарок.
– Тем более, – сказала Вероника и продолжила что-то строчить в блокноте.
Что нужно ветерану
Мы вернулись в комнату. Здесь кипела работа: Авоськина и Петров вытирали подоконник, Никонова – зеркало, несколько человек спорили, кому мыть пол.
Участница партизанского движения все так же сидела в кресле с поникшим видом и держала в руках письмо.
– Слышь, Витьк. Может, все-таки поговорим со Светланой Петровной?
– Давай, – прошептал он.
Но в этот момент распахнулась дверь, и на пороге появились те, кто ходил в аптеку, а из ванной с ведром вышел Кешка.
– Вы бы все меня на улице подождали, а? – сказал он. – Пол надо помыть.
Вероника захлопнула блокнот.
– И правда, ребята, пойдемте. Не будем мешать Скворцову. До свиданья, Светлана Петровна!
Участница партизанского движения сказала уже совсем без улыбки:
– Послушайте, ребятки, ведь это так удивительно, – она показала взглядом на письмо, – наш командир, которого мы считали…
– Извините, Светлана Петровна, – перебила ее Вероника, – но нам надо бежать.
– Нам уроки надо учить! – подал свой голос Кельманов.
– А у меня – музыка!
– А у меня – фигурное катание!
– А у меня – танцы! – раздалось со всех сторон.
Участница партизанского движения только кивнула в ответ и опустила глаза.
Все двинулись к выходу.
Вероника застыла в дверях: как капитан тонущего корабля, она решила уйти последней.
Я не двигался с места.
– Тебе Синицын что, особое приглашение нужно? Не мешай Скворцову мыть пол.
…У подъезда уже стояли все наши.
– Так вот что значит шефство над ветеранами, – пробурчал Кельманов. – А я то думал…
– Что ты думал? – перебила его Вероника. – Мы хорошо поработали, я вот весь блокнот исписала… Оля будет довольна.
И тут я не выдержал:
– Тебе бы только писать. Нет, чтоб человека выслушать. Что с командиром отряда случилось? Письмо через столько лет пришло – неужели неинтересно было узнать, что в нем?
У меня вдруг перехватило дыхание. Как перехватывает каждый раз, когда мы с родителями идем по центральной площади 9 Мая в Бессмертном полку. Ведь мой прапрадедушка погиб на Курской дуге. Он был командиром разведроты.
И я сказал:
– Мой прапрадедушка погиб на той войне.
Я не смог унять дрожь в голосе.
И вдруг со всех сторон послышалось:
– А у меня – прапрапрабабушка!
– И у меня – тоже!
– И у меня!
– И у меня! – подхватил вышедший из подъезда Скворцов.
Все вдруг сбились в одну кучу. И мне почему-то показалось, что нас стало много. Очень много. Вовсе не десять человек, а гораздо больше.
Я вспомнил, что папа однажды рассказывал о чувстве единения. Оно возникает, когда люди думают и чувствуют одно и то же. Наверное, оно, это чувство единения, появилось сейчас у каждого, потому что все стали наперебой рассказывать о своих родственниках, погибших на той войне. И у всех на глазах выступали слезы.
Вероника сначала молчала, потом растерянно произнесла:
– Да что вы все… – и сразу превратилась в обычную писклявую Веронику. – У нас в семье тоже… Но слышали же, Оля сказала: быстро, оперативно, без лишних разговоров. Вот я и старалась… Что же теперь делать?
– Прийти еще раз! – сказал Витька. – Просто прийти. Поговорить. Без всяких записей.
– Может, вернуться сейчас? – неуверенно спросила Вероника.
– Сейчас неудобно. Давайте завтра! – подал голос Бронников…
– Точно, завтра, сразу же после уроков и придем! И узнаем, что все-таки случилось с командиром.
И тут я увидел стоящего в стороне Кельманова. Вид у него был недовольный.
– Ерунду какую-то выдумали, – сердито сказал он. – Добрые дела сделали? Сделали! Пол помыли, в магазин, в аптеку сходили. Вот эти, – он кивнул в нашу с Витькой сторону, – восемь картошек начистили! Так что еще-то надо?!
Сюрприз в веснушках для лучшего друга
Если девочка нравится
Сегодняшний классный час был посвящен дружбе.
Говорили о том, что значит быть настоящим другом. Хотя что об этом говорить, и так ясно: настоящий друг поможет в беде и порадуется твоим успехам. И тут вдруг выяснилось, что не у каждого в классе есть друг. И от этого я почувствовал себя счастливчиком: мы с Витькой дружим аж с самого детского сада! А потом Никулина прочитала стихотворения Расула Гамзатова, и мне сразу же в память врезалась строчка:
«Знай, мой друг, вражде и дружбе цену…»
Я думал об этом стихотворении всю дорогу домой, а когда сел делать уроки, то никак не мог сосредоточиться и понять условия задачи. В голове вертелись слова:
«Знай, мой друг, вражде и дружбе цену…»
«Ну какая может быть цена у дружбы, – размышлял я. – Ведь дружба – бесценна!»
А потом я подумал о том, что дружим-то мы с Витькой давно, чуть ли не всю жизнь, а я до сих пор ничего достойного нашей бесценной дружбы не сделал. И понял, что не успокоюсь до тех пор, пока этого не сделаю.
Только вот что?
Что я могу сделать?
Наверное, то, что Витька любит.
Ну, например, как было бы здорово, если бы прямо сейчас, в тридцатиградусный мороз, я пришел бы к нему с арбузом или дыней. Положил бы на стол этот арбуз или дыню и сказал:
– Это тебе, Витька. Ешь!
Достойно бы это было дружбы? Конечно. Только вот денег ни на арбуз, ни на дыню у меня нет. И заработать их пока не могу. Выходит, надо что-то другое придумать. Да и вообще, не фруктами же одними жив человек.
И стал я размышлять, чем бы порадовать Витьку. Какой бы сюрприз ему преподнести, чтобы он меня всю жизнь после этого вспоминал. Чтобы через много лет говорил своим внукам:
– Вот был у меня друг Леха, так он такое придумал!
Но что, что, что я могу придумать?
Время шло, а в голове – ни одной мысли!
С расстройства я пошел на кухню пить чай и так задумался, что ударился головой о шкаф. И вдруг вспомнил, что Витька каждую перемену к Никулиной пристает. То за косы дергает, то бумажки рвет и за шиворот бросает, то подножки подставляет. Почему? Ну, тут и гадать не надо: если мальчишка так себя ведет, значит, он в эту девочку влюблен. Проверено на себе: когда мне Комарова нравилась, я не только ее за косички дергал и подножки подставлял, но и подбрасывал в рюкзак всякую ерунду. Так хотелось на себя внимание обратить! Один раз даже огромного паука подбросил! Вот крику-то было! Конечно, мне потом за это здорово влетело, но за Комарову и пострадать не обидно, она красивая. А Никулина… В веснушках вся, губы – вареники. И что Витька в ней нашел?
И тут я понял, что я должен сделать. Как друг. Для Витьки. Это такое дело… Настоящее. Достойное дружбы.
Я оделся и пошел к Никулиной.
По закону дружбы
Пошел к Никулиной… Это, конечно, громко сказано, потому что от нашей квартиры до квартиры Никулиной два с половиной шага – живем на одной площадке. Но если бы даже она жила на другом конце города, я все равно бы к ней пошел. Во имя дружбы.
Дверь мне открыла сама Никулина.
– Привет, – говорю, – Лена. Уроки сделала?
– Сделала, – отвечает, а глаза у нее круглые стали, как два пятака. – А ты что, задачу решить не можешь?
– Вот еще! Я ее еще три часа назад решил.
– Странно, – сказала Никулина. – Уроки-то час назад закончились. А у тебя что, случилось что-то?
– Да нет, – отвечаю. – У меня все нормально. Просто решил тебя на горку позвать. Прямо сейчас.
Глаза у Никулиной стали еще больше, а губы – еще толще. Раньше-то я к ней не только не заходил – встретив в подъезде делал вид, что ее не знаю. Очень мне надо на какую-то девчонку внимание обращать. Тем более – на одноклассницу.
– Я вообще-то еще уроки не все сделала, – говорит Никулина. – Может, потом сходим?
Конечно, если бы дело не касалось нашей с Витькой дружбы, можно было бы и потом сходить. Но сейчас откладывать было просто нельзя. И я сказал:
– Успеется! Покатаемся минут пятнадцать, и – за уроки. Врачи говорят, что после прогулки в сто раз легче делать уроки.
Никулина вздохнула и пошла одеваться.
Мы вышли на улицу.
И тут я стукнул себя по лбу.
– Вот балда! – сказал я. – О Витьке-то забыл! А он меня ждет! Давай вместе сходим.
– Неудобно как-то, – говорит Никулина. – Может, сначала позвонишь, скажешь, что ты не один.
Я сунул руку в карман, нащупал телефон.
– Тьфу ты, телефон-то я дома забыл! – А что я еще мог сказать? Звонок Витьке в мой план не входил. – Да ладно, – говорю, – Витька свой парень, он даже обрадуется, что я не один пришел.
Никулина удивленно на меня посмотрела, и мы двинулись к Витьке.
Пока все шло по плану. Еще немного – и я сделаю для него что-то, достойное дружбы. И от этого мне так радостно стало, что я запрыгал по-кенгуриному и запел:
– Тра-ля-ля! Тра-ля-ля!
Представляю, как Витька удивится, когда до него дойдет, что я давно понял, что он неравнодушен к Никулиной. А то только и знает: «Ты ничего не видишь, ничего не замечаешь!»
Вижу, еще как – вижу! Тра-ля-ля! И я еще выше подпрыгнул и еще громче запел:
– Тра-ля-ля!
А Никулина смеялась и приговаривала:
– Ой, девочки, не могу! Ой, не могу!
И даже за живот схватилась.
А потом говорит:
– Какой ты, Леша, оказывается, веселый! А мне всегда казалось, что ты немного… как бы это выразиться… Мрачный!
Вот тебе и раз! Живем на одной площадке, а она не знает, какой я веселый! Вот уж кто ненаблюдательный!
А Никулина и говорит:
– И как ты, Леша, оказывается, высоко прыгаешь!
– Это еще что, – начал я и хотел рассказать, что однажды так прыгнул, что у соседей штукатурка посыпалась, но вовремя спохватился и добавил: – Вот Витька, тот… Тот даже на люстре повис…
Никулина замедлила шаг.
– С ума сойти!
– Да! – сказал я. – Такой Витька прыгучий.
Хотя, если честно, Витька и на пять сантиметров-то от пола прыгнуть не может. Но раз уж ему нравится Никулина, то… Пусть Никулина думает, что Витька прыгает выше, чем я.
Незваные гости
Дверь открыла Витькина мама.
– А Витя сейчас выйдет, – сказала она. – Он душ принимает. Как обычно после тренировки.
Тьфу ты, я и забыл, что по понедельникам Витька ходит на секцию самбо.
Мы прошли в Витькину комнату.
– Книг-то сколько! – восхитилась Никулина. – А у многих сейчас вообще книг нет. По телефону читают. Или по планшету.
«Тоже мне, книг много, – подумал я. – Посмотрела бы, сколько книг у нас».
Но я не стал говорить об этом Никулиной. Пусть думает, что у Витьки книг больше, чем у меня.
И тут в дверях появился Витька. Я обомлел. Он был в трусах в красный цветочек и с махровым полотенцем на плечах.
– Привет! – увидев меня, сказал он. – Что такой невеселый?
Невеселый! Я даже шевельнуться не мог от неожиданности. Я даже не мог дать знак, что за его спиной стоит Никулина, которую, войдя в комнату, он не заметил!
– Клево! – сказал Витька. – Зря ты со мной на самбо не ходишь. Сегодня такие приемчики изучали. Хочешь, покажу? Вот только разомнусь немного.
Он бросил на кровать полотенце и быстро нагнулся, касаясь руками пола. Да так и застыл вниз головой. Потом медленно выпрямился и повернулся к Никулиной. А потом стремительно выскочил за дверь. Наверное, мама не предупредила его, что я пришел не один.
Никулина опустила глаза и покраснела. Так, что даже веснушек не видно стало. Хотя что тут особенного, подумаешь, человек в трусах вышел. Вон на пляже все в трусах ходят.
Чтобы Никулина перестала краснеть, я начал рассказывать ей про извержение вулканов – смотрел вчера по телеку. Конечно, не очень-то хотелось говорить про вулканы с какой-то там девчонкой, но что оставалось делать?
Никулина подняла глаза. Они, оказывается, были у нее зелеными в коричневую крапинку. Как будто бы тоже в веснушках.
И, кажется, я начал понимать, почему Витька так к ней неравнодушен.
Скверный характер
Тут вернулся Витька. Разумеется, в футболке и шортах. Лицо его было сердитым. Он молча опустился на стул. Я продолжал рассказывать про вулканы. Рассказываю, а сам думаю: и чего он такой злющий? Ну да, понятно! И как я сразу не догадался! Боится, что Никулина подумает, что я умнее его (хотя так ведь оно и есть!), вот и злится. И я сказал:
– Ну все, про вулканы хватит.
А Никулина смотрит на меня во все глаза и говорит:
– Какой ты, Леша, оказывается, умный! В жизни не встречала таких умных мальчишек!
Я взглянул на Витьку. На его лице появлялись багровые пятна. А потом и желтые в придачу. Страшнющий Витька стал – ужас! Так дело не пойдет. Пора его на улицу звать. Как выйдем на улицу – так я сразу же домой побегу. А их вдвоем оставлю. И начнется их дружба. Хотя, если честно, я бы тоже не отказался дружить с Никулиной. У нее такие ямочки на щеках, когда она улыбается, да еще и глаза в крапинку!
Но я не мог даже мечтать об этом – ведь нравится-то она Витьке! И я сказал:
– А пойдемте на горку, а? Ее только вчера залили.
Я думал, Витька обрадуется, а он как замашет руками, словно крыльями, как закричит:
– У меня уроки еще не сделаны, какая горка?
Конечно, нехорошо получилось, что он к нам с Никулиной в трусах вышел, ну что ж теперь злиться-то? Нужно же как-то держать себя в руках. И я спокойно так говорю:
– Не волнуйся, Витька, делай уроки, а мы тебя подождем!
А он:
– Нечего меня ждать! Вы мне мешать только будете!
А я:
– Да ты не бойся, мы тихо! У меня на телефоне клевая игра, мы в нее поиграем, пока ты будешь уроки делать!
А тут Никулина:
– Так ты же телефон дома забыл!
А я:
– Ой, правда! Забыл, что забыл! Значит, просто будем сидеть тихо, раз телефона нет.
Ну тут Витька, видно, совсем с ума сошел.
– Какая, – кричит, – мне разница, с собой у тебя телефон или нет! Не могу я уроки делать, когда посторонние рядом сидят!
– Да мы можем и в зале побыть, – сказал я.
– Да зачем вам в зале сидеть? Все равно не пойду! Мне еще… мне еще…. Мне еще носки стирать надо!
Смотрю я на Витьку, ничего понять не могу. Неужели он так волнуется от того, что Никулина рядом? В принципе, это понятно – я тоже волновался, когда был в Комарову влюблен, один раз даже чуть было в обморок не упал, но чтобы так орать…
Я подошел к Витьке и похлопал его по плечу:
– Успокойся, – говорю, – мы тебя на улице подождем.
А он как отскочит в сторону, будто у меня на кончиках пальцев когти растут. А глаза совсем дикими стали, красные пятна на щеках начали в синие превращаться! Понятно, не хочет, чтобы я один на один с Никулиной оставался, ведь он-то знает, что я прыгаю выше его, и говорю:
– Ладно, некогда мне тут с тобой. Я пошел. А Лена пусть задачу тебе поможет решить.
А тут Никулина, как назло, влезла:
– Мне, – говорит, – тоже домой надо, – и пошла одеваться.
Вот и свяжись с такими людьми! То один фокусы выкидывает, то другая! И почувствовал я, что по моему лицу тоже пятна пошли. Возможно, зеленые.
Что делать? С одной стороны, я должен Никулину проводить, раз уж ее сюда заманил, с другой – Витька опять рассердится. И тут я нашел выход.
– Знаешь, Витька, я что-то так устал, сил никаких нет. Может, ты Лену проводишь? А я пока у тебя посижу.
– Очень надо! – буркнул Витька. – Сам привел, сам и провожай.
Вот уж не замечал, что у него такой скверный характер!
Но как же теперь быть?
Вышел я в прихожую и говорю:
– Ты это, Лен… Ты уж извини, что я не смогу тебя проводить. И на горку сходить. Витька неважно себя чувствует, наверное, мне в аптеку бежать придется. За лекарством.
– Да какой разговор! – воскликнула Никулина. – Тут идти-то три минуты.
А сама смотрит на меня, как на киногероя какого-то. Хорошо, Витьки рядом не было, а то по его лицу не пятна бы пошли, а полосы.
– Не знала, Леш, что ты такой благородный, – вздохнула Никулина. – Никогда не встречала таких благородных мальчишек!
– Да ладно, – говорю, – чего уж там… Вот Витька… Он в сто раз благороднее, чем я. Просто заболел немного, вот и нервничает.
Вот и сделай человеку приятное
Никулина ушла, а я вернулся к Витьке в комнату. Он быстро ходил, заложив руки за спину. Лицо его оставалось пятнистым. Вот, оказывается, до чего может довести человека любовь.
Увидев меня, Витька свел на переносице брови и что-то промычал. Я не смог разобрать, что именно, но было ясно: Витька злится, что Никулина смотрела на меня больше, чем на него. Мне стало его жаль, и я сказал:
– Не волнуйся, Витька. Я не из тех, кто может подложить свинью другу. Скорее, наоборот.
А Витька как заорет:
– Что – наоборот?
– Себе возьму!
– Что ты себе возьмешь?
– Свинью, – говорю, – себе возьму. И не что, а кого.
– Оно и видно, – опять закричал Витька. – Чего ты эту глазастую сюда притащил?
Я понял: он еще в себя не пришел от того, что в одних трусах к нам вышел.
И говорю:
– Да успокойся ты в конце-то концов. Вид у тебя был самый обычный, как на пляже.
А Витька:
– При чем тут пляж? Чего, спрашиваю, ты ее сюда притащил?
Тут уже и я из себя выходить начал. Потому что всякому терпению есть предел. Тоже мне друг называется! Стараешься для него, стараешься, из кожи, можно сказать, лезешь, а он! И тогда я тоже заорал:
– А ты не понимаешь?
– Не понимаю!
– Приятное хотел тебе сделать, вот для чего! – и тоже стал ходить по комнате. Этот Витька хоть кого до белого каления доведет! – Ты ж понимаешь, что ни арбуза, ни дыни я купить не могу! Нет у меня денег! Да и зимой они просто невкусные! И вредные для здоровья. Понимаешь ты это или нет?
– А при чем тут дыня с арбузом? – тихо спросил Витька и начал медленно пятиться к двери.
Я продолжал ходить по комнате.
– А теперь ответь: друг я тебе или не друг?
– Друг… Только Никулина тут при чем? И дыня с арбузом?
Я даже ходить перестал – так был потрясен Витькиной тупостью.
– Да говорю же, что приятное тебе хотел сделать, чучело!
– Так почему ты решил, что мне это приятно? Ну, что ты Никулину ко мне привел? Лучше б арбуз купил. Вместе бы съели.
– Да денег нет у меня ни на арбуз, ни на дыню! А Никулину ты все время за косы дергаешь. Бумажки за шиворот бросаешь. Подножки ставишь. Думаешь, я не вижу?
– Ну и что это значит? – спросил Витька и вдруг расхохотался так, что даже за живот схватился. – Ой, не могу, ха-ха-ха! Ну что, что это значит?!
– Да то, что ты в нее влюблен! Итак ясно!
– Ой, не могу! Ха-ха-ха!
И что тут смешного, не понимаю.
Потом Витька успокоился и говорит:
– Да надоела мне эта Никулина, вот я и дергаю! Маячит перед глазами все уроки!
– Но-но-но, – повысил я голос. – Ты эти штучки, Витька, брось! Думаешь, я ничего не вижу? Ведь раньше-то ты к ней не приставал, а теперь – пристаешь!
– Так раньше-то она на другом месте сидела! – говорит Витька. – Ее неделю назад передо мной посадили!
– Как – неделю? – опешил я. – А до этого кто на ее месте сидел?
– Вот и подумай, – говорит Витька, – раз ты такой наблюдательный. А мне задачу решать надо!
Я так и застыл на месте. Интересно, кто же раньше-то на месте Никулиной сидел? Странно… И потом, почему она ему не нравится? Ведь она ничего… И веснушки ее не портят, и глаза у нее в крапинку, и вообще…
Вышел я от Витьки расстроенный весь. Задачу не решил, Никулину привел зря. Да это-то все ладно. Главное, теперь ведь снова придется придумывать что бы такое сделать, достойное нашей дружбы.
И стал я вспоминать, что Витька любит…
Эксклюзив из сухарей
Торт на Восьмое марта
Я уже собирался ложиться спать, как в дверь позвонил Витька.
– Сухари есть? – спросил он. – Магазин, как назло, на учет закрыли. А мне сухари позарез нужны!
Это мне показалось немножечко… странным. Сухари! На ночь глядя? Конечно, Витька – мастер выдумывать всякую всячину, но для чего ему сухари, да еще и ночью?
Поначалу Витька ничего не хотел говорить, а потом раскололся. Оказывается, буквально полчаса назад он совершенно случайно наткнулся в Интернете на рецепт торта… из сухарей. А завтра как раз Восьмое марта, вот он и решил ночью сделать маме подарок. Торт из сухарей. Разумеется, с обычным тортом Витька никогда бы не стал возиться, да и я тоже – их в магазине пруд пруди, а вот из сухарей… Это, как сказал Витька, будет нечто эксклюзивное.
Я с трудом уговорил его испечь торт вместе. То есть два торта – ведь моей маме тоже не мешало бы подарить что-нибудь эксклюзивное. В конце концов Витька согласился. А что ему еще оставалось делать? Ведь сухари-то у меня!
Мы договорились, что примерно в два часа ночи Витька подойдет к нашей квартире (он живет в соседнем доме), я открою ему дверь, и мы испечем сразу два торта. Из сухарей. Эксклюзивных.
– В общем, так, – напоследок сказал Витька, – как только зайду в подъезд, отправлю тебе эсэмэску. И не вздумай заснуть!
Уже потом, когда все было позади, я вспомнил, что в этот самый момент где-то в глубине души шевельнулось нехорошее предчувствие (так, кажется, пишут во взрослых книгах). Ведь с Витькой только свяжись – обязательно ввяжешься в какую-нибудь дурацкую историю!
Но я не обратил на предчувствие никакого внимания. А зря.
Мама, папа и Синий Рукав
Не вздумай заснуть! Тоже мне умник нашелся! Можно подумать, что я без него не знаю, что если надо вставать посреди ночи, лучше вообще не ложиться, решил я и включил комп. И начал играть в «Ведьмака». Хорошо, что завтра праздник и не надо рано вставать, а то родители давно бы меня загнали в постель. Впрочем, они и сами не торопились ложиться: из их комнаты время от времени доносился смех, потом стало тихо, а затем тишина сменилась тревожной музыкой, которая мешала сосредоточиться на игре. Музыка становилась все громче и все тревожнее и все чаще прерывалась то какими-то завываниями, то криками, от которых у меня начинали бегать мурашки по коже. В конце концов я выключил «Ведьмака» и начал играть в примитивную «Косынку».
Зловещая музыка с каждой минутой становилась все более зловещей.
– Слава, это же кошмар! Ты посмотри только, что творит этот Синий Рукав! – донесся до меня мамин голос – она пыталась перекричать леденящие душу звуки.
Синий Рукав… Я вспомнил: накануне была реклама этого самого «Синего Рукава», и каждый раз диктор предупреждал: «Не для слабонервных». Видимо, поэтому «Рукав» и показывали так поздно, чтобы слабонервные успели заснуть.
Время шло, а Синий Рукав продолжал нагонять жуть, как я понял, и на его окружение, и на тех, кто смотрел о нем фильм. В том числе и на маму.
Между тем стрелка часов перевалила за цифру один, и я уже начал не на шутку волноваться. А вдруг Витька придет, когда фильм еще не закончится, что тогда?
Но мне повезло. Без десяти минут два родители выключили телевизор и легли спать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=67724333) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.