Легенда о половинках. Часть 1
Легенда о половинках. Часть 1
Ана Ховская
Легенда о половинках #1
В маленьком фермерском поместье жизнь течет размеренно и по своим правилам. С детства малышка София и самые родные ей люди получают жестокие уроки. Предательство отца, его ограниченность и несостоятельность, приведшие к банкротству фермы, а потом и к собственной гибели, много меняют в жизни всей семьи. Но судьба каждого ведет своим путем, на котором их ждут интриги и трагические события, страсть и разочарования, страх и шпионские игры по-настоящему, любовь и прощение… Это трогательная сага о сокровенных мечтах, ярких воспоминаниях и поиске своих половинок – добрая и искренняя история о всех нас.
Ана Ховская
Легенда о половинках. Часть 1
ОТ АВТОРА
Дорогие читатели, маленькое предисловие для вас!
Не судите строго и не сравнивайте первый в жизни роман – пробу пера – с моими нынешними работами. Написан он в 2007 году в классическом стиле, навеян романтикой и настроением полюбившихся мне в то время книг Сидни Шелдона.
Это не современный короткий роман, а скорее, роман-эпопея, повествующий о нескольких линиях жизни людей в последние десятилетия ХХ – начала XXI в. В нем есть интриги и трагические события, страх и шпионские игры по-настоящему, страсть и разочарования, любовь и прощение…
Почему я решила не оставлять его «пылиться на полке»? Роман атмосферный: семейные отношения, становление героев, опыт, мечты, надежды… Но главное, в основу сюжета положены воспоминания моих друзей и родных, сокровенные мечты юности. Есть и фантазия, может быть, наивная, но светлая, добрая… Все это делает историю источником тепла и искренней любви к моим близким и друзьям. Герои – реальные и вымышленные – обычные люди и вовсе не идеальные, как и все мы. Им не чуждо все человеческое: они живут, мечтая о счастье в меру своих представлений о нем.
Возможно, роман не приглянется моим нынешним читателям, но будет понятен и близок другой аудитории.
Приятного прочтения!
США, штат Техас, Эль-Пачито, июнь 1974 года
И горько я и сладостно тоскую,
И грезится мне светлая мечта…
Под ритмы латиноамериканской мелодии танцевало все в округе Эль-Пачито. Солнце палило с самого утра, иссушая драгоценную влагу из всего живого.
Эль-Пачито-Гоп-Эй-Гоп-Чики-Чики – выстукивали кастаньеты и каблучки женщин, веселящихся во время обеденного перерыва в одном из поместий.
Конюхи бережно счищали засохшую грязь с глянцевой шелковистой шерсти диких мустангов. Словно под звук гитар и кастаньет жеребцы выстукивали копытами, или это от удовольствия, когда конюх окатывал своего любимца ведром прохладной воды.
Все кружилось в своем ритме в отдаленном от шумных городов в фермерском поселении Эль-Пачито. Все поднимались чуть забрезжит рассвет, надевали рабочую одежду, пропахшую потом и навозом, соломенные шляпы от солнца, завтракали и отправлялись пасти скот. В полдень мужчины возвращались в свои поместья или поместья хозяев, чтобы пообедать и вздремнуть часок, а затем вновь отправлялись на работу. Женщины оставались на хозяйстве. Годами устоявшийся порядок жизни являлся залогом семейного благополучия и стабильной прибыли жителей Эль-Пачито.
В жаркий полдень из ворот одного из фермерских поместий показалась молодая женщина. Она двигалась так, будто пыталась вскарабкаться на забор, но не могла устоять на ногах и тяжело оседала на землю. Женщина издавала тошный стон, который был слышен далеко за пределами двора.
– Ланц… О-о, Ланц… эй-й,– звала Хелен.– Кто-нибудь, помогите… Воды отошли… О, Святая Мария, помоги мне…
Хелен Дьюго, хозяйка фермы и супруга Ланца Дьюго, была на девятом месяце беременности, но, похоже, малышу уже было тесно в утробе матери, и он начинал выбираться на божий свет. На изможденном лице молодой женщины прилипли волосы, выбившиеся из пучка на затылке. Несмотря на то, что лицо исказилось от дикой боли и грязные от уличной пыли капли пота покрывали лоб, щеки и губы, голубые глаза Хелен светились предчувствием материнского счастья. Это был второй ребенок Дьюго.
На голос женщины из-за дома выбежал смуглый темноволосый мальчишка лет семи и прокричал:
– Мама, ты где? У тебя соус подгорел…
На его крик никто не отозвался.
Маленький Брайан, сын Хелен, огляделся вокруг и, заметив у ворот мать, ринулся к ней со всех ног, сбивая пальцы и кривясь от боли.
– Мама, что с тобой?– жалобно, почти плача прокричал мальчик.
Он упал на колени рядом с матерью и приник головой к ее бедру.
Хелен полностью сползла на горячую землю и, рывками хватая воздух, прошептала:
– Это твоя сестричка… она уже хочет увидеть своего братика… О-оу, Ланц, дьявол тебя раздери, где ты?!
От усилившихся схваток Хелен так зажмурилась, что из глаз покатились слезы. Она медленно облизала пересохшие губы и взглянула в глаза сына цвета шоколада.
– Иди, сынок, позови доктора Бенджамина, он поможет твоей маме… О-о-оу, быстрее, сынок…
– Мама…
Брайан взволнованно взглянул на мать, погладил ее руку и, ловко подскочив, растерянно махая руками, выбежал за ворота поместья.
– Он же не умеет даже жеребенка принять, как же он тебе поможет?– вдруг остановившись и обернувшись на свои ворота, прокричал Брайан.
– Брайан, я тебя побью!– взвыла Хелен, уже не в состоянии сдерживать себя.
Мальчишка, испуганно вытаращив глаза, устремился к дому доктора. Мать еще никогда не кричала на него… тем более не угрожала побить.
***
Двадцатидевятилетний доктор Бенджамин Логан заканчивал стажировку в клинике Эль-Пачито, доставшейся ему по распределению после окончания медицинского факультета Бостонского университета. От многих других докторов в округе он отличался тем, что был готов оказывать медицинскую помощь людям и днем, и ночью.
И в это воскресенье его можно было найти в клинике по соседству с фермой Дьюго. Бен осматривал рваную рану на теле мужчины, упавшего с жеребца, и в то время, как он взялся за иглу, чтобы наложить швы, в дверь операционной ворвался мальчишка и протараторил что-то несвязное. Доктор Логан отложил инструменты и склонился к парнишке. Они были хорошо знакомы, более того были почти, как отец и сын: вместе рыбачили у речки, разделяющей Эль-Пачито и маленький городок Эль-Пасо, много времени проводили в прогулках на лошадях, играли в баскетбол, чинили автомобиль.
Бен ни слова не понял из торопливой речи растерянного и испуганного Брайана, но ему словно сердце подсказало, что все дело в Хелен. Логан извинился перед пациентом, быстро снял перчатки и взял трубку телефона.
– Миссис Саран, займитесь пациентом, у меня срочные роды…
Кинув трубку на стол, Бенджамин обнял Брайана, легко поднял вверх и перекинул через свое плечо, взял медицинский кейс и выбежал из клиники.
***
Хелен все еще лежала у ворот одна и, корчась от боли, стонала. Ее глаза были закрыты, ноздри раздувались, как у запыхавшейся кобылицы. Обхватив живот руками, она мысленно молила господа дать ей родить самой, родить здорового ребенка, родить долгожданную девочку. Первый ребенок Хелен родился с трудом, пришлось даже ехать в Эль-Пасо, в клинику, где были специальные условия для родовспоможения.
Хелен так хотелось иметь много детей, большую счастливую семью. Муж, Ланц, подарил ей дом, не золотом убранный, но дом, который был благословлен, дал сына – здорового красивого, «Живчика», как называли его в округе. Ланц Дьюго не был идеалом мужчины для Хелен, но он понравился с первого взгляда, когда ее родители представили их друг другу. Карие глаза, словно подведенные углем, смуглая кожа, крепкое телосложение, не красавец, но заботливый, тихий, надежный человек, хоть и любил иногда выпить лишку, похвастать и затеять представление. И все же Ланц был настоящим фермером и хозяином своего поместья. Хелен сожалела, что мужа нет рядом и он не увидит дочь первым.
Вдруг Хелен почувствовала резкие судороги внизу живота и оцепенела от боли и страха.
Пронзительный крик раздался у ворот поместья Дьюго.
Бенджамин вбежал в ворота и, опустив Брайана на землю, велел ему позвать нескольких женщин. Мальчик мигом умчался на задний двор.
Опустившись на колени и склонившись к лицу женщины, Бен приложил ладонь к ее лбу и почувствовал сильный жар.
– О-о, Хелен, почему ты не позвонила мне, когда начались первые схватки?– спросил он, тяжело поднимая женщину на руки.
Хелен открыла глаза и бессильно улыбнулась.
– О… Бен! Как я рада, что ты здесь… А-а-а…
Спотыкаясь Бенджамин понес женщину в дом. За спиной послышались голоса обеспокоенных женщин, которых нашел Брайан. Сам же юнец с невероятным страданием на лице, теребя платок на шее, обгоняя женщин и следуя по пятам за доктором, пробирался в дом.
Всей гурьбой поднялись на второй этаж в комнату хозяйки. Женщины скинули с кровати покрывало и расстелили его на полу, Брайан, по просьбе Логана, сбросил несколько подушек, и Хелен уложили на пол. Мальчик заботливо подложил под голову матери одну из подушек и, переминаясь с ноги на ногу, кусая нижнюю губу, недоуменно наблюдал, что с ней происходит.
– Брайан, ты молодец, а теперь иди… помолись за мамочку,– укладывая ноги Хелен в нужное положение, спокойным тоном сказал Бенджамин и обратился к женщинам:– А вы быстро вскипятите воду и несите чистые полотенца… Последите за ней, я вымою руки…
– Бен, Бен, она родится сама, я постараюсь,– простонала Хелен и ухватила мужчину за руку так, что костяшки ее пальцев побелели.
– Конечно, Хелен, дыши… дыши, как я тебя учил. Все будет хорошо,– выбегая из комнаты, ободрил Логан.– Я только на минутку…
Хелен взглянула на Бенджамина и зажмурилась.
Логан вернулся быстро. Схватки продолжались еще час. Хелен извивалась и истошно кричала, но ребенок ждал своего часа. Признаков патологии Бен не наблюдал, поэтому не вызывал машину медицинской помощи и надеялся на свои силы и знания.
Близился закат. Фермеры возвращались с пастбищ, с полей, но Ланца все еще не было. Однако мысли Хелен были только о ребенке. Она уже не корчилась от боли – немного отпустило, но беспокойство неумолимо росло.
«Пресвятая Мария, я так хочу этого ребенка, мою малышку. Чувствую, что это девочка, не знаю, как назову тебя, но знаю, что твои глаза подскажут… Милая, родись скорее… здоровенькой, сильной, самой-самой красивой. Не заставляй меня нервничать».
– Хелен,– донеслось сквозь мысли женщины.
Она открыла глаза. В комнате не было никого, кроме доктора. Бен сидел рядом, его рука нежно гладила ее золотистые волосы на висках.
– Бен!– окликнула Хелен.– Все так и должно быть? Еще нет полных девяти месяцев…
– Да, да, ты не волнуйся. Так бывает,– заверил Логан.
– Когда ты со мной, я не волнуюсь. Я знаю, что ты справишься,– хрипло произнесла женщина, отводя глаза в сторону от волнующего взгляда Бенджамина.
– Хелен,– шепотом начал Логан.
– Не надо,– остановила его Хелен и отвернула голову.
– Ты хотела бы, чтобы я настоял тогда и попросил тебя остаться со мной?
– Бен, прошло столько времени… Когда ты забудешь, смиришься?– шепотом ответила она и прищурилась, чувствуя, как слезы щекочут ресницы.– Все в прошлом. Моя жизнь сложилась так, как я хотела. Даст бог, у меня будет еще один ребенок. Ланц хорошо о нас заботится…
– Ты счастлива?– печально спросил Бен.
Хелен хотела было ответить мужчине, как вновь ощутила резкую боль внизу живота и только хрипло закричала:
– Бен, Бен, я не могу больше… О-о, как больно. Бен, помоги мне…
Логан крикнул одну из женщин и взглянул на Хелен.
– Все скоро закончится…
Хелен тужилась, кричала, визжала от боли, снова тужилась, била кулаками о пол, но послушно выполняла все требования доктора.
Ребенок тяжело пробивал дорогу на свет…
Но вот показалась головка, затем крохотное тельце и ножки.
От перенесенной боли и волнения Хелен почти ничего не соображала, но неожиданно комнату пронзил звонкий плач младенца и привел женщину в чувства. Несмотря на то что ребенок родился преждевременно, – это был сильный, уверенный плач. Хелен выкрикнула из последних сил и опустила обессиленные руки на пол. Тяжело вздохнув, еле слышно она спросила:
– Это моя девочка? Она здорова?
Бенджамин выполнил все необходимые процедуры с новорожденным, обрезал пуповину, легким движением обтер младенца мягкой влажной салфеткой и, завернув его в полотенце, положил на грудь матери.
– Это твоя малышка, Хелен!– радостно сообщил он.– Она немного мала, но здорова. Похоже, ее время пришло.
Хелен вдруг заплакала, не от боли, а от бессилия в руках, которые не могли обнять долгожданное дитя, и только шевелила губами не в силах что-то сказать.
– Я помогу.
Логан приподнял Хелен за плечи и сел за спиной, чтобы та могла опереться на него, одной рукой поддерживая младенца, другой – вялую руку женщины.
Хелен нежно притронулась к девочке, провела пальцем по влажной коже, восторженным взглядом осматривая сморщенное личико и крохотное тельце.
Эта малышка принесла с собой свет и тепло. Маленькая, беззащитная, но такая трогательная, она лежала на руках матери и смотрела бесцельным взглядом, жмурясь и вздрагивая, болтая ручонками в воздухе, кряхтя и сопя.
Хелен нежно взяла дочку за маленькую розовую ладошку и погладила ее середину большим пальцем. Рефлекторно пальчики младенца распрямились и задрожали в непроизвольных движениях. Длинные тонкие пальчики казались прозрачными, голубые ниточки венок просвечивались сквозь нежную кожу. На конце каждого пальчика были ровные, идеальной формы пластинки-ноготки, длинные, закругленные, будто еще в утробе ей сделали маникюр. Это была ручка маленькой принцесски. Хелен растроганно заулыбалась. На лице Бенджамина промелькнула тоскливо-умиленная улыбка.
– Это чудо! Она такая красивая… моя девочка, совсем как принцесса! Смотри, Бен, какие у нее длинные реснички! А ноготки, бог мой! Пресвятая Мария, ты подарила мне чудесную девочку, спасибо!
По щекам женщины медленно потекли слезы радости и легкой грусти, неразделенности своего счастья с мужем.
Логан опустил голову на плечо Хелен и коснулся губами ее шеи. Он почувствовал, как взволнованно дрожит ее жилка и как женщина в томлении потерлась щекой о его подбородок.
– Бен! Это моя дочь! Привет, мое солнышко! Какая ты красавица! О-о, слава Марии!
– Да, она прекрасна!– с восхищением и тайным сожалением в голосе произнес Логан.– Как бы я хотел, чтобы это была моя дочь! Только моя и твоя!
– Бен, умоляю тебя, не надо… Не мучай меня и себя… Я всегда буду любить тебя, но мы выбрали другую жизнь, разные дороги. Я никто, всего лишь жена фермера, у меня ничего нет и не было. Твои родители никогда не согласились бы на этот брак…
– Прости…
Бенджамин почувствовал, как от жалости и невозможности все исправить больно сжалось сердце. Ему казалось, что когда он выйдет из дома Хелен, то она еще больше отдалится от него. Теперь у нее была еще одна забота.
– Как ты назовешь девочку?– спросил Логан, беря себя в руки.
Хелен ласково погладила головку младенца и вдохновенно улыбнулась.
– Утром… я назову ее утром, когда первые лучи солнца коснутся ее щек и она широко откроет свои глазки.
Доктор Логан помог молодой женщине перебраться в постель, попросил работниц приготовить мясной бульон и оставил мать с дочерью, спустившись в гостиную к Брайану.
Испуганный и растерянный мальчик уснул в кресле, изредка всхлипывая во сне.
– Брайан… Брайан…
Мальчик вздрогнул, приоткрыл сонные глаза и спустя мгновение уже стоял на ногах.
– Мама?– он вопросительно посмотрел на доктора.
– У тебя родилась сестричка. Но сейчас лучше дать маме отдохнуть. Иди умойся, и в постель,– утомленно произнес Бенджамин.
– У тебя получилось принять девочку?!– удивленно спросил Брайан.
– Конечно,– недоуменно подтвердил тот.
– Почему же ты жеребенка не сумел принять?
– Живчик, я лечу людей, а не животных.
– Какая разница?
– Вырастешь – узнаешь. Беги в ванную,– доктор шутливо шлепнул мальчишку по заду.
Мальчик обиженно сдвинул брови и убежал.
Логан напряженно размял плечи, устало вздохнул и вышел во двор.
– У тебя девочка, Ланц!
Увидев хозяина дома, Бенджамин изобразил притворную радость за отца.
Ланц Дьюго сидел на бревне рядом с конюшней и курил сигару. Логан сразу отметил, что Дьюго был не на шутку пьян.
– С Хелен все в порядке. А мне пора. Если что, ты знаешь, как найти меня.
Ланц ничего не ответил, лишь криво усмехнулся и уставился на окно своей спальни.
***
Первые лучи солнца коснулись крыши дома Дьюго. Запахи свежескошенной травы и азалий вносились в открытое окно спальни Хелен вместе с порывом теплого ветра. Резкий поток воздуха зашевелил распущенные волосы молодой женщины и смел их с подушки на лицо, они защекотали веки, шею и плечи. Хелен открыла глаза и еще с минуту прислушивалась к звукам дома и своим внутренним ощущениям. Вдруг что-то шевельнулось рядом, и женщина мгновенно повернулась. Вмиг пришло счастливое осознание рождения ребенка.
На второй половине кровати, обложенный вокруг подушками, в розовом полотенце лежал младенец и беззаботно водил ножками и крохотными ручками в воздухе. Его глазки были широко раскрыты, и ротик шевелился в кряхтении. Хелен широко улыбнулась, ощутив, как ее наполняют чувства безмерного блаженства и покоя, невыразимого восторга и торжества. Она бережно взяла малышку на руки и умильно прильнула щекой к ее головке с длинными черными кудряшками.
– О пресвятая Мария! Моя дочь! Какая же ты красивая!
Ребенок, словно внимая нежному голосу матери, ответил ей довольным сопением.
– Да, да, да… Ты моя девочка!– просюсюкала Хелен, ласково касаясь пальцем носика младенца.
Скрипнула дверь, и в комнату заглянул Брайан. Неумытый, взъерошенный, он робко топтался на месте, не зная, можно ли ему подойти. Он изумленно смотрел на мать и не узнавал ее. Лицо Хелен было таким светлым, безмятежным, глаза излучали какой-то особенный свет, на губах играла удовлетворенная улыбка. Она не переставала ласково сюсюкать кому-то, завернутому в полотенце.
– О, Брайан, здравствуй, сынок! Иди ко мне, Живчик, познакомься со своей сестричкой!– заметив сына, радостно пригласила Хелен и протянула ему свою руку.
Мальчик неуверенно пересек комнату и осторожно присел на край кровати рядом с матерью. Он осторожно заглянул за край полотенца и с широко раскрытыми глазами замер, наблюдая, как что-то крошечное, похожее на человечка, шевелит ручонками, моргает, издает странные звуки.
– Мама, это моя сестричка?!– удивленно спросил он.
– Да, мой дорогой,– наблюдая за сыном, улыбнулась Хелен и ласково потрепала его за густые волосы на макушке.– Хочешь взять ее за ручку?
– Нет!– отрезал Брайан.– Я боюсь…
– Не бойся, давай свою руку…
Брайан нерешительно протянул матери руку. Она взяла его за пальцы и притянула их к маленькой ручке младенца. Девочка тут же легко сжала пальцы мальчика в свой крохотный кулачок.
– Смотри, какая она сильная!– восхитилась мать.
Брайан не ожидал таких приятных впечатлений и восторженно закивал, осознав, что быть рядом с младенцем ничуть не страшно и даже интересно. Он улыбнулся, и его глаза засветились радостью.
– Ура, мама! У меня есть сестричка!
– А где наш папа?– с волнением спросила Хелен, оглядывая комнату.– Его не было весь вечер и ночью. С ним что-то случилось?
– Нет, он тоже не хотел тебе мешать отдыхать. Он спал в гостиной на диване.
– Иди же позови его,– нетерпеливо попросила мать.
– А я уже здесь!– гордо сообщил Ланц и, довольно улыбаясь, подошел к жене.
Хелен улыбнулась, нежно коснулась руки мужа и кивком пригласила посмотреть на дочь.
– Это твоя дочь, Ланц! Мы так хотели девочку, и вот она – наша радость! Она уже с нами!
Ланц прислонился к спинке кровати и, любуясь дочерью, поцеловал Хелен в висок.
– Она красавица, как и ты! И как же мы назовем нашу принцессу?
– О-о, я уже подумала об этом. Она очень сильная, такая красивая, а глаза, посмотри: у нее синие глаза и волосики такие черные кудрявые! Я назову ее в честь Софи Лорен – София! Она вырастет и покорит всех своей красотой, умом и преодолеет все преграды на своем пути… Моя Софи! Правда красиво звучит – София Дьюго!
Брайан радостно закивал, соскочил с кровати и на бегу громко прокричал:
– Я расскажу всем соседям, что у меня родилась сестричка!
Хелен заулыбалась и опустила голову на грудь мужа.
– Я так счастлива, Ланц!
– Неужели?– усмехнулся ласково Дьюго.– Теперь пора подумать еще об одном младенце?
Хелен возмущенно отстранилась и сказала:
– Матерь божья, какой же ты ненасытный! Я еще не успела забыть о вчерашней ночи, такую боль перенести не в состоянии ни один мужчина.
Ланц снова усмехнулся:
– Хорошо, дам тебе немного времени. А потом мы вернемся к этому разговору. Сейчас отдыхай, корми малышку. Я пойду… договорюсь с отцом Мартином о крещении. Подумай, кого возьмем в крестные?
– Я думаю, это будет Лили.
– Твоя сестра?
– А что, она всегда мечтала о своих детях, но, верно, бог не даст им такого шанса. Пусть у них будет Софи.
– А кто станет крестным отцом? Я думал позвать Кьюсака?
– Хорошо,– согласилась Хелен и облокотилась на подушку, чтобы покормить младенца.
Ланц осторожно отстранился от жены и пересел в кресло у кровати. Оттуда он наблюдал, как Хелен заботливо и нежно обращается с младенцем, и улыбался. Он стал отцом во второй раз – это было самое чудесное, что могло случиться с ним в жизни. Дьюго обожал свою супругу, старался ни в чем ей не отказывать, но был очень строгим и требовательным. Все, что он создал на этом клочке земли, было ради нее и будущих детей. Хотя ферма приносила дохода ровно столько, чтобы прожить небольшой семье в достатке, Ланц знал, что никогда не сможет прыгнуть выше головы и достичь уровня соседних фермерств. Дьюго видел, что иногда Хелен хочется купить себе нарядное платье, туфли или украшение, а не продукты, лекарства, инструменты. Она скромно молчала, ни о чем не просила: они и не могли себе этого позволить. И это омрачало Ланца на протяжении восьми лет брака. Но он надеялся на то, что, когда его сын вырастет, то добьется больших успехов, станет самым успешным фермером и еще заставит всех позавидовать своей семье.
***
В воскресенье в маленькой церкви, расположенной между Эль-Пачито и Эль-Пасо, собрались все знакомые и соседи семьи Дьюго. Туда же прямо с поезда подъехали Лили, будущая крестная мать Софии, и Томас Хард, ее супруг.
У священника к крещению все было готово, оставалось дождаться крестного отца – Джорджа Кьюсака. Брайан и Ланц ожидали того у дороги. Хелен с малышкой и Лили ожидали начало обряда в маленькой комнатке за алтарем. Стояла нестерпимая духота, девочка капризничала и ерзала в пеленках.
– Сладкая моя, подожди немножко. Скоро приедет твой крестный отец и все закончится,– пытаясь успокоить дочь, пела Хелен и поглаживала девочку по головке.
– Нервничает из-за жары,– заметил вошедший в комнату Бенджамин Логан.
Хелен оглянулась и, опустив глаза, приветственно кивнула.
Доктор Логан прошел к женщинам и встал за спиной Хелен. Хелен и Лили мельком переглянулись. В комнате создалась неловкая атмосфера. Хелен в очередной раз не знала, как продолжить разговор и надо ли позволять себе оставаться рядом с Беном. Лили сделала вид, что вдруг вспомнила о чем-то важном, и вышла за дверь.
Бенджамин сдерживал себя, чтобы не сказать Хелен того, что поставит ее в неловкое положение, о чем потом будет сожалеть сам, но пауза затянулась, и он первым нарушил молчание:
– Есть какие-нибудь проблемы?
– Нет, все хорошо. Ты успешно справился со своей работой – малышка здорова… только иногда устраивает нам концерты по ночам,– улыбнулась Хелен и не поворачивалась лицом к Бену, словно намекая, что ей больше не о чем с ним говорить.
– Что ж, я рад,– неловко улыбнулся Логан, не зная, что еще сказать.
Дальше не пришлось ничего говорить, дверь распахнулась, и в комнату быстрым шагом вошел Ланц. Он на мгновение замер, увидев Бена рядом с женой, но живо нашелся и с раздражением сказал:
– Здравствуй, Логан… Хелен, у нас нет крестного отца: Джордж сломал ногу и не может приехать. Мы можем пригласить кого из присутствующих?
Хелен напряженно выдохнула, вернулась мыслями в комнату и повернулась к мужу.
– Ланц, конечно, Джордж – самый близкий знакомый нашей семьи, но, я думаю, что его мог бы заменить…– Хелен колебалась, но через вздох продолжила,– доктор Логан. Ведь он принял Софи.
Хелен нерешительно вопросительно вскинула брови и обратила взгляд на дочь. Бенджамин вдохновленно выпрямился и посмотрел на Ланца с надеждой на согласие.
Дьюго нервно завел руки за спину и сжал пальцы в кулаки, сдерживая ревность и ненависть к Логану, равнодушно повел бровью.
– Почему бы нет, но не надейся, что ты займешь мое место!
Ланц тут же громко рассмеялся, пытаясь превратить сказанное в шутку. Хелен и Бенджамин обо всем догадались, но достойно приняли его слова, любезно улыбнулись и, перебивая друг друга, заговорили:
– Ланц, ну что ты…
– Да ты шутник…
–… как можно: ты самый лучший отец на свете…
И это, вроде бы, разрядило атмосферу, но только внешне. Внутреннего напряжения было не унять.
Хелен сняла с дочери фланелевую пеленку и одела ее в белое кружевное платьице. Девочка успокоилась. Мать с ребенком на руках вышла к алтарю, и за ней последовали Ланц и Логан. Собравшиеся умильно улыбались и перешептывались. Отец Мартин в нарядных одеждах вышел к присутствующим, сказал приветственное слово и начал обряд.
Лили Хард и Бенджамин Логан держали младенца по очереди и трепетно выполняли указания священника. Маленький Брайан стоял рядом с матерью и недоуменно следил за движением рук отца Мартина.
«Неужели меня тоже крестили?– подумал мальчик и глянул себе на грудь – там висел маленький позолоченный крестик. Утомленный скучным процессом, он задумался:– И сколько времени тратят на это, лучше бы купаться на речке, чан-то маленький. А если София утонет в речке? Нет, пусть купается в чане…»
К его счастью, церемония скоро закончилась, и счастливые родители вместе с крестными отправились в поместье. Брайана выпустили на свободу.
Вечером приготовили скромный праздничный ужин, после которого рабочие фермы и их жены разошлись по домам. Хелен и Лили поднялись в гостевую комнату. Ланц ушел к себе.
В маленькой комнате для гостей на втором этаже было без излишеств, но уютно. Лили сбросила шаль с плеч и присела на край кровати, тоскливо посмотрела на Хелен.
– Спасибо тебе, Хелли, за то, что ты дала мне возможность почувствовать себя матерью.
– Лили,– сожалеющим тоном проговорила Хелен,– неужели ничего нельзя сделать?
Лили грустно улыбнулась и опустила глаза.
– Если бы деньги могли помочь, я давно бы имела кучу ребятишек. Но…
Лили не смогла сдержать слез и упала лицом на покрывало. Хелен тут же присела рядом и обняла молодую женщину за дрожащие плечи.
– Милая моя, все будет хорошо. Ведь ты не одна, у тебя есть Томас. Сколько лет прошло, как вы вместе, и он по-прежнему заботится о тебе с любовью и трепетом. По-моему, он даже стал сильнее любить тебя.
– А-а,– всхлипывая, отмахнулась рукой Лили,– не успокаивай меня. Пятнадцать лет мы вместе, и нет детей. Кара божья!
– Нет,– уверенно и с тоской в голосе сказала сестра,– когда бог забирает что-то, то дает взамен другое. А тебе он дал возможность встретить свою половинку…
Лили согласно улыбнулась и, смахнув слезы с щек, дрожащим голосом вспомнила:
– Половинку яблочка?
– Да, яблочка,– заулыбалась в ответ Хелен.– Ты помнишь, что нам рассказывала бабушка?
– О да! Это святая правда! Жаль, что ты, Хелен…
– Молчи, ничего не говори,– резко остановила сестру рукой Хелен.– Я не хочу ничего вспоминать и снова заболевать этим.
Лили виновато погладила сестру по руке и прислонилась лбом к ее виску.
– Прости.
– Бог дает, когда забирает,– завершая разговор, сказала Хелен и, поцеловав сестру, поднялась с кровати.– Доброй ночи, моя хорошая.
– Доброй ночи, Хелли.
Эль-Пачито, сентябрь 1975 года
Босыми ножками топча тонкие стебли азалий, ловя руками хрупкие лепестки, София неуклюже ступала по клумбе, направляясь в самую гущу цветов. Наклонив голову к самому большому цветку, девочка неловко перегнулась и, не удержав равновесия, присела в зелень. Горько-сладкий аромат азалий щекотал в носу, София расчихалась, воспитанно прикрывая рот крохотными ладошками.
– Софи, где ты?– раздался громкий голос Хелен из открытого окна гостиной.– Брайан, почему ты не следишь за сестрой? Ты ведь знаешь, мне некогда. Сейчас вернутся рабочие, их нужно накормить обедом…
Брайан сидел в саду, под тенью деревьев и что-то зарисовывал на клочке пожелтевшей газеты. Услышав беспокойный оклик матери, он огляделся и, заметив копошение в центре клумбы, нисколько не волнуясь, крикнул в ответ:
– София играет с цветами. У нее все в порядке, мама.
Хелен бросила быстрый взгляд на азалии и запричитала:
– О матерь божья! Софи, ты вытоптала все мои цветы!
Женщина поставила поднос с хлебом на стол и кинулась в сад. На крыльце случайно столкнулась с Ланцем, который от неожиданности выронил из рук кувшин. Хелен резко остановилась, испугавшись звука бьющейся глины, и, замерев, уставилась на осколки у своих ног. Ланц ободряюще улыбнулся, взял жену за пальцы и, поцеловав каждый, сказал:
– Милая, не надо так торопиться. Тебе нельзя напрягаться. Что случилось?
Хелен еще мгновение постояла в оцепенении, а потом дрогнувшим голосом спросила:
– Разве я просила тебя принести полный кувшин?
Ланц недоуменно взглянул на место, где лежали осколки глиняной посудины, и увидел, как тонкие струйки воды растекаются по ступенькам.
– Нет…– Дьюго растерянно взмахнул рукой и неуверенно добавил.– Хелен, дорогая, у тебя отошли воды!
Хелен громко выдохнула и в панике схватилась руками за дверной косяк.
– Неужели снова…. О Господь, помоги мне, Ла-а-нц!– воскликнула она.
На истошный крик матери прибежал Брайан. Он остановился за углом дома и тревожно нахмурился, наблюдая за отцом, который поднял мать на руки и внес в дом. Хелен, судорожно цепляясь за мужа, полушепотом умоляюще проговорила:
– Ланц, умоляю, позови Бена… доктора Логана, я не хочу умереть…
– Брайан, где ты?– крикнул Ланц.– Присмотри за Софией, маме плохо.
– Да, пусть он последит за моей принцессой,– чувствуя наступающие схватки, плача сказала Хелен.– Пусть приведет ее в дом, я боюсь за нее… Ланц, слышишь?
– Я слышу тебя, дорогая. Успокойся, Хелен, нет причин для волнения. Ты родишь еще одного здоровенького малыша… Не дергайся, мне трудно тебя нести… Еще несколько ступенек, и мы будем в спальне…
Ланц поднес женщину к кровати и положил на спину.
– Брайан, приведи Софию в дом. Следи за ней,– прокричал он в окно сыну.
– Нет… на пол меня, на пол…там удобнее…– рывками вдыхая воздух ртом, застонала Хелен.
Дьюго уложил жену на ковер, положил ей подушку под голову и, уверившись, что она подождет его возвращения, выбежал из комнаты.
Телефон не работал. Как назло, отключили и электроэнергию. Сломя голову Ланц кинулся к доктору Логану.
***
Целый день и весь вечер Брайан и София провели в гостиной, ожидая, когда же кто-нибудь спустится из спальни родителей и сообщит, как чувствует себя их мать. За весь день Брайан ни разу не оставил сестру одну, он заботливо накормил ее, терпеливо выждал, когда она выспится на его коленях и, наконец, когда совершенно нечем было заняться, он развлекал ее баснями о чудесах света. Маленькая София смотрела на брата большими синими глазами и улыбалась, когда тот строил смешные рожицы или оживленно рассказывал ей что-то интересное. И половины того, что рассказывал брат, было непонятно, но она всегда радовалась, когда он уделял ей внимание.
Софию все ласково называли стрекозой. Синие, как озера, глаза, обрамленные длинными бархатистыми черными ресничками, пухленькие губы, крупные темные кудряшки, спадающие на лоб, делали ее похожей на ангела. Но сегодня София была грустной и молчаливой: она не понимала, почему рядом нет мамы и почему так взволнован Брайан.
Когда солнце зашло и в гостиной стало темно, на втором этаже послышались радостные возгласы. Позже к Брайану и Софии спустился доктор Логан и, устало расправляя рукава белой рубашки, с улыбкой громко сказал:
– Живчик, у тебя еще одна сестричка!
Брайан тряхнул головой, удивленно посмотрел на сонную Софию и громко выдохнул:
– Вот это да! А на следующий год у меня кто появится?
Бен добродушно рассмеялся и похлопал мальчишку по плечу.
– Ах ты, Живчик!
Лежащая на диване София, подняла голову, недоуменно поморгала ресницами и, надув губы, захныкала.
Бен нащупал рукой край дивана и присел.
– Иди ко мне, моя девочка,– успокаивающе заговорил он.– Давай я отнесу тебя в спальню, ведь тебе давно пора спать. А завтра ты проснешься и увидишь свою маленькую сестричку.
София затихла и протянула свои крохотные ручки к крестному. Логан с отцовской любовью взял девочку на руки и, прижав к груди, нежно поглаживая по спинке, унес из гостиной. Следом убежал и Брайан.
***
Шли годы. Ферма Дьюго стала приносить доходы, разительно отличающиеся от предыдущих лет и даже от соседних хозяйств. Ланц приобрел породистых скакунов и удачно их разводил. На вырученные от их продажи деньги дом, которому было около двадцати лет, впервые отремонтировали, построили новые конюшни, облагородили задний двор и сад, где поставили беседку и развели цветники. Хелен исполнила свою давнюю мечту – иметь библиотеку, полки которой сверху донизу были уставлены разными книгами.
Но долго радоваться хорошей прибыли не пришлось: местные власти повысили арендную плату за землю, и весь свободный капитал вновь уходил на поддержание фермы, зарплату рабочим и на мелкие расходы семьи.
После рождения второй дочери Ланца, которую назвали Милиндой, отец семейства активнее стал заниматься фермой и все меньше уделял внимание детям и жене. Хелен же, напротив, обратила всю свою материнскую любовь на своих малышей, тратила все силы, чтобы воспитать из них самых лучших людей, вложить как можно больше знаний. Она устраивала им вечера чтения истории, классической литературы, параллельно со школой давала расширенные знания по географии, биологии и анатомии – то, в чем хорошо разбиралась сама. Старалась развить трудолюбие и умение соблюдать принятые в обществе правила. Хелен воспитывала в детях лучшие моральные качества, поощряла проявление добродушия, сочувствия, терпимости. И на всех троих у нее одинаково хватало внимания, ласки, нежности. Но все они росли разными, абсолютно не похожими друг на друга, однако каждый трепетно относился к своей семье и проявлял ответственность друг за друга.
Брайан как старший старательно исполнял свой братский долг: охранял своих сестер от обидчиков, придумывал игры, развлечения, водил их за собой в места, которые были известны только ему.
Хелен гордилась сыном. Она могла полностью положиться на него, когда ее не было рядом с дочерями. Подрастающий Брайан с уважением относился к родителям, был ответственным, уравновешенным и серьезным. Он никогда не распространялся о проблемах в семье и всегда держал слово. От своих сестер Дьюго младший отличался энергичностью, выдержкой и способностью быстро принимать правильные решения.
Сын был гордостью не только матери, но и отца, который искренне надеялся на него как на достойного наследника и опору в будущем, а также, как на будущего успешного фермера. Однако Хелен интуитивно подмечала, что Брайан не проявляет интереса к делам фермы. Он безотказно помогал Ланцу справляться со всеми трудностями, ответственно выполнял свои обязанности по хозяйству, но не планировал в своем будущем идти по стопам отца-фермера. Хелен понимала сына, не осуждала его и хранила свои догадки в тайне от мужа. Глубоко в душе ей хотелось, чтобы дети шли своей дорогой, той, которую выберут сами, не подвергаясь ничьему давлению. Каким бы ни был Брайан – открытым, добродушным, почтительным – он всегда оставался при своем мнении, но не протестовал против воли отца и матери.
Полной противоположностью брату была София. С раннего детства в ней проявлялись неуравновешенность, импульсивность, и в то же время она была ранимой и чувствительной. София не была избалованной, но проявляла капризность, упорство, сопротивление и непокорность всему, что не отвечало ее представлению о жизни. Девочка многого добивалась плачем, прекрасно понимая, как это действует на родителей, шалила всякий раз, как появлялась возможность, хитрила и выдумывала что-нибудь на каждом шагу. Уже с малых лет у Софии отмечались яркие черты, за которые ее любили брат и сестра, – острое чувство справедливости и прямолинейность, но за которые отец, реже и мать строго наказывали дочь. София могла поставить своих родных в неловкое положение тем, что выкладывала правду и собственную оценку всему. Ланц часто хватал ремень и угрожал дочери поркой, но добрые руки матери прятали и защищали девочку.
Защиту и отеческую ласку София находила и у своего крестного отца – доктора Логана. Вместе с Брайаном она ходила в клинику, в которой работал Бенджамин, часами следила, как крестный выполняет свою повседневную работу и по-детски восхищалась им. Их привязанность друг к другу росла с каждым годом. Бен брал на себя смелость опекать девочку в отсутствии родителей. Часто они ходили рыбачить, катались на лошадях, устраивали пикники на берегу речки и просто проводили время вдвоем у телевизора. Логан одаривал крестницу яркими детскими безделушками, какие всегда мечтает иметь в своей тайной шкатулке маленькая прелестница. Хелен воспринимала отношения Бена с дочерью с тихой радостью, потому что Ланц никогда не проявлял нежности к детям. С годами у него все чаще проявлялись строгость и нетерпение к их недостаткам.
К приятному удивлению матери, к пяти годам София стала проявлять способности к математике: она быстро считала в уме, умножала и делила многозначные числа, решала сложные задачки, которые давались детям только после второго года обучения в школе. Также Софии легко удавалось запоминать и воспроизводить информацию любой сложности. Однако девочка была слишком непоседлива и нетерпелива и, заигрываясь с соседскими детьми, теряла желание заниматься математикой с матерью. И, чтобы талант не угас, в пять с половиной лет Софию отдали в школу. Успешно пройдя тест на пригодность к обучению в первом классе, и, осознав, что теперь она ученица и все ждут от нее хороших результатов, София стала ответственней относиться к школьным и домашним занятиям. Хелен заметила положительные перемены в характере дочери: серьезность, сдержанность, хотя этого хватало ненадолго.
Младшая дочь, Милинда, из всех детей одна была похожа на своих родителей: смуглая и кареглазая, как отец, с солнечным цветом волос и тонкими чертами лица, как у матери. Она была тихим, уравновешенным ребенком, часто покорно исполняющим волю родителей и старших брата и сестры: больше времени проводила с матерью, помогала ей по дому, любила отца и не проявляла особого рвения к наукам. Лин, как ласково называли ее в семье, отдали в школу в шесть с половиной лет. В противоположность Софии она сразу оказалась очень усидчивой, самостоятельной ученицей и не вызывала нареканий со стороны учителей. Приходя из школы, Милинда сразу садилась за уроки, а София еще со школьного двора убегала с Брайаном на речку и возвращалась только, чтобы выучить хотя бы один урок. Все остальные задания она успевала делать в школе на следующий день в перерывах между занятиями.
У Милинды в отличие от Софии со всеми были ровные, доброжелательные отношения, ее любили соседи. А Софию недолюбливали и сторонились из-за ее дерзкого и прямолинейного характера.
У отца семейства не хватало терпения воспитывать детей, особенно Софию. Со старшей дочерью он никогда не мог найти общего языка, впрочем, как и она с отцом. Чаще всего Ланц просто выпивал виски и, бормоча себе под нос, уходил спать или общаться с рабочими на заднем дворе поместья. Хелен же не поощряла поведения Софии, но и не устраивала скандалов и нравоучений, за что та любила свою мать, как никого другого.
Эль-Пачито, май 1981 года
Очередной день в школе показался Софии утомительным. Все задачки она решала, еще не успев дочитать до конца. А соблюдение установленных школой и учителем правил было самым скучным занятием и невероятно раздражало. Все то, что давали на уроках учителя, было давно знакомо и уже неинтересно. Все за пределами школы казалось таким забавным, интересным, полным жизнью, а девочка была вынуждена скучать за партой. Но раздавался строгий писклявый голос учительницы, и София напряженно прижималась к спинке стула, помня, что ей нужно сдерживать характер, как изо дня в день учила ее мать.
– София Дьюго, ты ведешь себя как невоспитанная девчонка! Немедленно принеси свою тетрадь!
Но все оканчивалось косым строгим взглядом на правильно выполненные задания в тетради девочки.
– Мне не нравится твое поведение,– предельно вежливо говорила миссис Глэдис и всегда добавляла:– В следующий раз я вызову в школу твоих родителей. Тебе ясно?
София молча смотрела на учительницу огромными синими глазами на худеньком лице, не понимая, за что ее укоряют.
То же произошло и сегодня. София нахмурилась, кивнула в ответ учительнице и тут же выбежала из класса на школьный двор, забыв обо всем, что было до этого.
София была самой младшей ученицей в классе. Ее отношения с одноклассниками не складывались с самого начала так хорошо, как у Брайана или у Лин со своими, и Софии приходилось играть со сверстниками из класса Милинды. За это ее еще больше дразнили и обижали мальчишки из собственной группы.
В свои неполные семь лет София резко отличалась от сверстников непривлекательной внешностью. Большие глаза и полные губы резко выделялись на худом лице, уши смешно торчали, когда волосы были собраны на макушке, густые черные брови создавали впечатление, что неумелый художник мазнул пьяной кистью, обмакнутой в смолу. Сама по себе София была тонкокостной, хрупкой девочкой и почти вся одежда висела на ней, как на шесте.
Мальчишки из старших классов засматривались на других девчонок, угощали их фруктами и жвачками, а на маленькую Дьюго снисходительно кивали:
– Фи! И кто это дал тебе такое имя – София?
София гордо задирала подбородок и обиженно отвечала:
– Меня так мама назвала в честь Софи Лорен.
В ответ со всех сторон она слышала громкий издевательский смех. Даже учителя, проходя мимо, закрывали губы ладонью, чтобы скрыть усмешку от сравнения внешности кинозвезды и девочки.
– Софи… Софи… Какая же ты Софи – уродина,– продолжали насмехаться мальчишки и девчонки.
Если это слышал Брайан, он сразу разгонял всех смеющихся и защищал сестру. Но если его не оказывалось рядом, весь двор хором кричал:
– Софи… фи… Фи! Фи!
Пока один из учителей строгим взглядом не останавливал школьников и не просил пройти в свои классы.
Вот и сейчас София слышала вслед:
– Фи! Фи!
Она не понимала, почему с ней так обращаются, почему она не нравится ни учителям, ни сверстникам. Она всегда слышала от матери только самые добрые и ласковые слова: Хелен называла дочь и красавицей, и ясным солнышком, и сладкой девочкой, стрекозой, а когда сердилась, – маленьким сорванцом.
И в самом деле Хелен считала, что детская невзрачность Софии – это временное явление, что в старшем возрасте она станет самой привлекательной девушкой. Ведь это была ее принцесса!
Но каждый раз София слышала вслед обращение одноклассников: «Фи!» и в протест оборачивалась и отчаянно громко добавляла: «Со! Меня зовут Со-фи». А в этот утомительный день на школьном дворе к Софии прилипло новое прозвище – «Фисо». Девочка поникла плечами и твердо решила, что больше никогда не заговорит со своими одноклассниками, не поможет им решать сложные задания на контрольных и никогда не посмотрит в их сторону.
София в последний раз покосилась на обидчиков, взяла за руку Милинду и сказала:
– Не хочу больше сюда ходить. Давай сбежим?
Милинда закивала:
– А куда пойдем? Мама нас ругать не будет?
София серьезным взглядом окинула окрестности за воротами школы и, пожевав нижнюю губу, кивнула самой себе.
– Я знаю, куда идти!
И девочки двинулись в сторону клиники доктора Логана.
Бенджамина не оказалось на месте, но медсестра указала девочкам в сторону речки. София и Милинда оставили свои рюкзаки в кабинете доктора и направились к хорошо знакомому месту.
***
– Бен, по-моему, в нашей речке закончилась рыба?– уверенно заявил Брайан, стоя по колено в реке и внимательно всматриваясь в воду.
– А я думаю, на сегодня достаточно! Ты наловил полное ведро!– с улыбкой ответил Бен.
Брайан рассмеялся и вышел на берег. Он опустил закатанные вверх брючины и присел рядом с Логаном на траву. Бен с чувством отцовской гордости взглянул на парня и обнял его за плечи.
– Как быстро идет время! Ты уже вырос, стал таким красавцем!
Брайан, скрывая смущение, кивнул головой:
– Да, скоро мне исполнится пятнадцать. И только ты и мама в состоянии отметить мой возраст. Я понимаю, что я еще не самостоятельный, не взрослый мужчина, но думаю, что уже имею право решать, кем стану в будущем.
Он замолчал, грустно опустил глаза и сорвал травинку, чтобы что-то вертеть в руках, скрывая свое напряжение.
– Бен, отец категорически против моего обучения в университете, он даже не отпускает меня на военную службу. Неужели стать конюхом – это единственная возможность стать успешным?
– Брайан, Брайан,– с сочувствием и пониманием прижимая юношу к своему плечу, проговорил Логан,– не горячись. Ты ведь умный парень и всегда отличался терпением. Я не настраиваю тебя против отца, но ты имеешь право на свою жизнь, мечту, идею. Вопрос в том, сможешь ли ты чем-то пожертвовать ради мечты? И чем?
Брайан благодарно улыбнулся и задумчиво посмотрел на свой медальон на шее. Это был кусок жестянки, на котором аккуратно были выбиты сведения о солдате, воевавшем во Вьетнаме…
– Я нашел этот медальон в детстве на дне реки. Кто-то его потерял. С тех пор я мечтал стать кем-то, кто будет защищать интересы своей страны, человека, закон… Кем-то, кто служит всему человечеству, а не разгребает навоз за лошадьми.
– Это хорошая мечта!– проникнувшись словами парня, отозвался Бен.
– Правда?
– Уверен! Если ты за это возьмешься, ты будешь лучшим в своем деле!
– Спасибо!
Брайан воодушевленно вздохнул и расправил плечи.
– Но еще некоторое время ты должен разгребать навоз,– улыбнулся Логан и потрепал мальчишку по затылку.
Брайан рассмеялся и закивал, принимая шутку.
– Я бы хотел, чтобы у меня был такой сын!– тоскливо добавил Бен.
– Бен…– раздался вдруг нежный детский голосок из-за деревьев.
Брайан тут же вскочил и всмотрелся в густые заросли травы.
С трудом шагая по высокой траве, к ним приближались София и Милинда.
– Эй, две козявки, вы что здесь делаете без взрослых?– сердито проговорил старший брат.– София, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не ходила одна так далеко?
– Живчик, мы сбежали,– запыхавшись от ходьбы, проговорила Милинда и сунула в рот указательный палец.– Ай, зуб болит…
Бенджамин тоже поднялся и, широко улыбаясь, развел руки в ожидании объятий с крестницей. София тут же раскинула свои ручонки и кинулась к крестному.
– Бен!
С трудом перебирая ногами в траве, София неожиданно для себя споткнулась и кувыркнулась. От удивления и медленно растущей боли в коленке, она открыла рот и захныкала. Бенджамин не успел подбежать к девочке, первым оказался брат.
– Ты моя стрекоза,– жалостливо проговорил Брайан и заботливо поднял сестру на руки.
Логан взволнованно покачал головой и протянул руки к коленке Софии.
– Взрослые девочки не плачут! Да и царапина небольшая.
– А я еще маленькая,– плача возразила София и прижалась к брату.
– Иди ко мне, сорванец?– Бен протянул руки и принял девочку с рук брата.
София крепко обняла крестного и уткнулась мокрым носом в его теплую шею. Брайан улыбнулся и, взяв Милинду за руку, вывел ее из травы на берег к широкому бревну.
– Так, и откуда же вы сбежали?– поинтересовался брат, обтирая чумазое лицо младшей сестры краешком своей майки.
София, только что успокоившаяся на плече Бена, снова вздрогнула и посмотрела на Брайана глазами, полными слез. Обида на одноклассников снова вспыхнула в памяти. Она грустно вздохнула и проворчала:
– Я не хочу ходить в эту школу. Меня обзывают и обижают там.
Логан нахмурился, отнял от себя девочку, повернул ее лицо к себе указательным пальцем и спросил:
– Как же тебя называют?
– Уродиной!– снова начиная всхлипывать, ответила она.
Брайан сердито покачал головой и утешающе гордо проговорил:
– Это потому, что они не знают, кто такая София Дьюго!
– Конечно, именно так!– подтвердил Бен, украдкой переглянувшись с Брайаном.– Все они просто завидуют твоей ангельской красоте.
Крестный ласково расцеловал девочку в обе щечки и улыбнулся, заглядывая ей в глаза.
– Ну, посмотрите на нее, разве она не прелесть?!
Брайан и Милинда по-доброму закивали.
– Да ты в старших классах всех парней уведешь у тех девчонок, что сейчас дразнят тебя!
София недоверчиво пожала плечами, но всхлипывать перестала. Брат никогда не обманывал ее, но София не верила, что так много ребят говорят ей обратное, только потому что завидуют.
Логан неожиданно подкинул Софию над собой и, ловко поймав, усадил на колени, а затем, вопросительно вскинув брови, спросил:
– Ты и мне не доверяешь?
– Они обзывают меня «Фисо» – пробормотала София, протирая тонкими пальчиками свои мокрые глаза.
– Как?!– переспросил Брайан.
– Ну, Фисо,– нетерпеливо ответила Милинда.– Фисо, наоборот – Софи.
Брайан и Логан дружно рассмеялись.
– Фисо! Симпатичное прозвище, не правда ли, Брайан?– весело заметил Бен и подмигнул Софии.
София уже возмущенно надула губы и хотела было заплакать, как Брайан со всей серьезностью заявил:
– Очень милое имя!
София недоуменно заморгала и наивно уставилась на крестного.
– И что, меня теперь будут называть Фисо?!
– Нет, я буду называть тебя «мой ангелочек». А те, кто называют тебя Фисо, просто не умеют правильно читать. И они не стоят твоих драгоценных слезинок.
Еще несколько минут Логан и Брайан утешали Софию уговорами, разъяснениями и, в конце концов, она снова ощутила себя любимой и особенной.
Вернув сестер домой после длительной прогулки у речки, Брайан переоделся и тайно от отца отправился в библиотеку Эль-Пасо, чтобы начать свою подготовку для поступления в университет.
***
В субботнее утро после завтрака Хелен Дьюго отправилась к своим любимым клумбам с азалиями. Утро было спокойное, солнце ушло за облака, и веяло приятной прохладой. Хелен мечтательным взглядом окинула свой сад, играющую в его глубине Софию и вдруг печально опустила глаза и криво усмехнулась. Прошлым вечером, когда дети улеглись спать, а она заканчивала подготовку ко сну, в спальню шумно ввалился Ланц, пьяный и неумытый, прилег на маленькую кушетку у окна и засопел. Хелен растерянно развела руками в немом вопросе и медленно опустилась на колени рядом с кушеткой.
– Ланц, что случилось?
– Иди спать, женщина,– грубо проворчал Дьюго.
– Ланц, тебе надо переодеться, ты весь в грязи…– осторожно притронувшись к руке мужа, мягко обратилась Хелен.
Ланц приподнялся на локте, вытаращив глаза и сердито сдвинув брови, глянул на жену.
– Хелен, неужели эта ферма никому не нужна?
Его вены на висках и лбу надулись от давления. Он нащупал пальцами переносицу, помассировал ее и глубоко вздохнул.
Хелен виновато опустила глаза и молчала, хотя не понимала, в чем ее вина. Но в тот момент такое поведение ей показалось наиболее выгодным, потому что в нетрезвом состоянии Ланц был непредсказуем.
– Хелен, мы воспитываем наших детей неправильно… Все книги, телевизор, радио делают из них циничных, неблагодарных людей… Все это отворачивает их от земли, они становятся похожими на людей из Эль-Пасо – лицемерных, дерзких, непокорных…
Хелен молча выслушивала мужа, не смея перебивать. Ланц всегда злился при упоминании о городской жизни либо какой-то другой вне фермы, не связанной с традициями его отца, деда. Его всегда раздражали советы соседей, учителей, сестры Хелен – Лили отправить детей учиться в город и изменить их жизни. Все его представления о счастье и благополучии детей и семьи были связаны только с фермерством, землей, на которой они жили, с их поместьем, с трудом и потом. Хелен прекрасно понимала, что взгляды мужа и его упорное стремление к тому, чтобы привязать детей к семейному делу и сделать их себе подобными, не вызывает у детей восторга. Напротив, с каждым упоминанием о своей цели Ланц сталкивался со сдержанным молчанием сына на вопрос о планах на будущее. Дочери оставались маленькими и еще ничего не понимали в таких вопросах, однако София уже имела свое категоричное мнение, с которым трудно было мириться.
– Я знаю, что Брайан твердо намерен поступать в университет международных отношений в Вашингтоне,– горько сообщил Ланц.– А я твердо намерен удержать его от этого шага. Сын должен следовать за отцом, а не отстраняться от семьи. Зачем ему на ферме академические знания? От этого лошади не поумнеют и навоз не легче станет убирать.
Хелен подавленно усмехнулась и отвернула лицо от мужа. Как было тяжело осознавать убогость и эгоистичность его взглядов. Ей казалось, что раньше Ланц не был таким холодным, безучастным к судьбе детей. Или он и впрямь был ослеплен идеей создать династию фермеров, прикованных к земле и не стремящихся занять достойное положение в цивилизованном обществе.
– Университет, Ланц, – это его будущее,– не сдержалась Хелен.
Ланц враждебно выпрямился, поднялся и громко стукнул кулаком о стену.
– Дерьмо! Так ты на его стороне?
– Ланц, послушай…
– Ты всегда мечтала вырваться отсюда… хотела стать городской белоручкой,– резко перебил ее муж.
Он злобно глянул на жену и, презрительно сощурив глаза, ненавистно выдавил:
– Ну что бы ты сейчас делала? Что дали бы тебе Логаны?
– Ланц!– воскликнула Хелен и сердито поднялась на ноги.– Как ты смеешь мне это говорить?! Я – здесь, с тобой, с твоими детьми…
Хелен на секунду умолкла, пытаясь подавить слезы, подступающие к горлу. Ее руки задрожали от возмущения и досады, но она крепко сжала пальцы в кулаки и сдавленным голосом продолжила:
– Ты никогда не оценишь мой выбор, правда? А теперь иди и выспись в конюшне, от тебя несет виски и потом.
Хелен недовольным движением откинула покрывало на кровати и легла, с головой укрывшись легкой простыней. Она все еще пыталась справиться с нахлынувшим гневом и нанесенной Ланцем обидой.
Ланц замер, проследил за поведением жены, и, когда она спрятала лицо, досадно покачал головой, понимая, что завтра ему придется просить прощение за свою пьяную выходку и грубость. Он бессильно вздохнул и поплелся вон из дома.
***
Хелен открыла глаза, услышав шум крыльев птиц, и взглянула на голубое небо с барашками облаков. Вчерашняя обида осела горьким осадком на сердце. Хелен старалась оправдать мужа и тут же гнала навязчивые мысли о неверном выборе в молодости. Ей все еще хотелось верить в добрую натуру Ланца, но он будто намеренно пытался испортить отношения с ней.
– Мама, мама,– раздался пронзительный детский крик.– У меня выпал зуб! Я теперь страшная, как колдунья.
Хелен оглянулась на крик Милинды и, развеяв дурные мысли, добродушно рассмеялась.
– Мое солнышко! Фея подарит тебе новый зубик.
На крик сестры из-за деревьев выбежала София с яблоком в руке.
– А у меня уже такой вырос,– похвасталась она и оскалилась.
Хелен взяла младшую дочь за руку и медленно пошла в прохладную тень деревьев.
– Иди к нам, София.
Хелен присела под самым большим деревом, оперлась спиной на его широкий ствол и, обняв детей за плечи, прижала их к своей груди.
– А тетя Лили сказала, что если я закопаю зубик под самым красивым цветком и позову цветочную фею, то она даст мне много счастья,– наивно сказала Милинда.
– Мама, а что такое счастье?– спросила София, прожевывая яблоко и еле выговаривая слова.
Хелен заглянула в большие лучистые глаза дочери и, мечтательно вздохнув, подняла лицо к небу.
– О-о, счастье… оно такое неописуемое… Это когда очень-очень хорошо… Хотите, я расскажу вам одну легенду?
София и Милинда закивали и положили свои головы на колени матери.
Хелен набрала воздуха в легкие и, голосом мудрого сказочника, заговорила:
– Давным-давно Бог создал человека. Бог хотел сделать его идеальным – красивым, добрым, умным… Но так устал, что решил сделать перерыв и отдохнуть в тени своих райских садов.
В этот момент маленький Ангел опустился ему на плечо и сказал: «Давай я помогу тебе завершить человека?» Но гордый Бог прогнал его: «Не пристало Ангелам вмешиваться в мой промысел». И бросил в него золотым яблочком с райской яблони. Ангел уклонился, а яблоко упало и раскололось на две половинки. Ангел рассердился на Бога и тайно прокрался в его мастерскую. Из обиды он взял меч и хотел было разрубить человека на мелкие кусочки, но вспомнил о золотом яблоке, усмехнулся и разделил человека пополам. И назвал одну половину мужчиной, а другую – женщиной. Оживил он половины и разбросал их по свету.
С тех пор одна половина ищет другую, потому что не может быть счастлива без другой. Кто-то ищет всю жизнь и, не находя, остается один, кто-то теряет надежду и озлобляется, сея раздор и печаль, а кто-то просто остается с тем, кто ближе… Но ни одна половина по-настоящему не счастлива с другой, если это не та самая половинка яблочка… с теми же семечками внутри, окраской и вкусом…
Хелен умолкла и тоскливо погладила ладонью макушки дочерей.
– А что, бывают и злые ангелы?– через некоторое время, осмыслив услышанное, спросила София.
– И злые бывают,– грустно вздохнула Хелен.
– Мама, а при чем здесь семечки?– недоуменно прошепелявила Милинда и взглянула на огрызок яблока Софии, из которого выглядывали темные зернышки.
– А вы как думаете?– украдкой смахивая набежавшую слезу, ответила Хелен.
– А я знаю,– сказала София,– у одного яблока семечки вкусные, а у другого – горькие. Правильно?
– Правильно, Софи, правильно,– засмеялась мать и прижала дочерей к груди.
– Мама, а где Брайан?– спросила София.
– У него важное домашнее задание. Он отправился в библиотеку Эль-Пасо. К обеду приедет.
– Мам, а когда мы поедем в Эль-Пасо? Другие девочки туда ездят каждое воскресенье, там красиво…
Милинда молча кивнула, соглашаясь с сестрой.
Хелен намеренно надула губы, чем рассмешила дочерей, и сказала:
– Вы же знаете, папа не любит там бывать, поэтому мы туда не ездим… Давайте лучше нарвем цветов для гостиной?
София задумчиво шевельнула бровью, прищурилась и как бы невзначай заметила:
– Наш папа вообще не любит людей.
Она тут же поднялась на ноги и, не обращая внимания на растерянное выражение лица матери после ее смелого заявления, побежала к клумбе.
– Мам, София злая, да?– спросила осторожно Милинда.
– Нет, что ты Лин? Она…
«…В чем-то права»,– хотелось сказать Хелен, но вовремя одумалась и с глупой улыбкой произнесла:
–…просто ошиблась.
Милинда доверчиво прильнула к матери и стала что-то напевать себе под нос.
«Моя дочь растет,– озадаченно подумала Хелен,– и растет ее сила, которая яро противостоит всему миру… Как же тебе будет трудно в жизни! Ах, Софи, Софи… Моя принцесса!»
***
В библиотеку Эль-Пасо Брайан поехал не случайно. На одном из школьных занятий учитель истории сказал, что там есть информация для подготовки к обучению в университетах и академиях штата и за его пределами.
Подробную программу обучения в университете Вашингтона Брайан раздобыл, простояв в очереди около часа. И после подробного ее изучения наметил первоочередные задачи для достижения своей цели. Еще около часа он потратил на подборку книг, которые могли помочь ему в подготовке к сдаче тестовых заданий на зачисление. Прошел в читальный зал с полученными книгами и устроился за свободным столом у окна.
Не прошло и пяти минут, как к его столу подошел юноша лет пятнадцати и вежливо, но серьезным тоном поинтересовался:
– Добрый день. Извини, администратор сказал мне, что все современные книги по международному маркетингу находятся у тебя? Как долго ты будешь с ними работать?
Брайан с задумчивым видом оглянулся на высокого парня и на стопку только что взятых книг.
– Ты тоже интересуешься международным маркетингом?– спросил Дьюго.
– Да.
– Что ж, присаживайся напротив, нам придется делиться книгами, здесь они в единственном экземпляре.
Брайан указал на стул напротив и подвинул свою стопку книг на центр стола.
– Присаживайся, меня зовут Брайан,– доброжелательно проговорил он.
Юноша приветливо улыбнулся, благодарно кивнул и протянул открытую ладонь.
– Спасибо. Я Алекс, можно просто Эл. А давно ты изучаешь эти материалы?
– Нет, первый день. Собираюсь отослать свое резюме в университет Вашингтона.
Алекс заинтересованно повел бровью и уже более доверительным голосом сказал:
– Я тоже намерен поступать в университет и готовлюсь уже полгода, хотя до поступления еще около трех лет. Но туда непросто попасть, поэтому нужно быть лучшим.
Брайан задумчиво покивал.
– Куда поступить для начального обучения, я еще, к сожалению, не определился. Может, подскажешь?
Алекс оценил серьезность намерений нового знакомого и увлеченно стал рассказывать о существующих факультетах в колледжах ближайших крупных городов, через обучение в которых возможно перевестись в университет международных отношений.
Брайан с блеском в глазах и с растущим ожиданием исполнения мечты ловил каждое слово нового знакомого, который был весьма осведомлен в интересующей его области.
И в самом деле, Алекс отличался особым уровнем эрудиции, превосходно изъяснялся, грамотно и доступно. Он говорил мало, но четко, ясно и по делу. На вопросы Брайана он отвечал с легкостью, без стеснения, не стыдился признаться в незнании каких-то деталей, но открыто высказывал свое мнение.
Их обоих объединяли целеустремленность, уверенность в своих взглядах, безумное желание быть причастными к чему-то высокому и абсолютный авантюризм. В этот день Брайан приступил к осуществлению своей мечты, и больше всего его радовал новый знакомый, который заразил его энтузиазмом и решительностью достичь своего и нарисовал в его воображении результат сегодняшних и предстоящих усилий.
После долгого обсуждения планов на будущее Брайан и Алекс попрощались в холле библиотеки.
– Знаешь, нам нужно держаться вместе,– заключил Алекс и подал руку в знак заключения договора.
Брайан охотно пожал руку сверстника и улыбаясь сказал:
– Здорово, когда находишь человека, мыслящего, как и ты! Я бы хотел иметь такого друга.
– Так в чем же дело?– рассмеялся Эл и еще раз подал руку Брайану.– Дружба?
– Дружба!– радостно ответил Дьюго.– Давай как-нибудь после занятий сходим на речку?
– В Эль-Пачито?
– Да.
– Так ты живешь на ферме?
– К сожалению,– признался Брайан.
– Почему?!– удивился Алекс.
– Отец хочет сделать из меня фермера, а я не могу так просто прожить свою жизнь. Это не для меня. Я способен на большее…
Алекс понимающе покачал головой.
– Понимаю, мои родители хотели сделать из моей сестры юриста, пока малышка не поставила всех на место. Она очень талантлива, хорошо рисует в свои десять лет. Папа не видит в этом коммерческого интереса, но все же смирился. Я тоже стою на своем. Родители – это всегда мир вверх ногами.
Алекс пожал плечами и ободряюще похлопал друга по руке.
– Я живу недалеко. Мой дом все знают, будет свободное время, приходи. А сейчас, извини, нужно забрать сестру из школы и забросить ее к тетке.
– Давай созвонимся?
Алекс достал из кармана брюк долларовую бумажку и написал свой номер телефона.
– Извини, но визитки нет,– улыбнулся он.
– Ничего. Вот что мы сделаем,– нашелся Брайан.
Он порвал купюру пополам и на другой ее части написал свой номер.
– Держи, друг.
Они улыбнулись друг другу и вышли на улицу.
Солнце готовилось к закату за горизонт.
– До встречи! Обязательно заходи ко мне в гости,– сказал Алекс.
Брайан кивнул и пошел к остановке автобуса. Пройдя несколько шагов, он обернулся и окликнул юношу:
– А как твоя фамилия?
– Ахматов,– оглянулся Алекс.– А твоя?
– Дьюго. Наша ферма первая при въезде в Эль-Пачито.
– Буду знать. Удачи!– махнул рукой Ахматов.
Удовлетворенный прошедшим днем, Брайан зашагал в направлении Эль-Пачито, начисто забыв про автобус. Его мысли были полны новыми надеждами, планами, мечтами о том, что он может стать кем-то большим, стать достойным в своих собственных глазах. Новые чувства и ощущения окрыляли, будоражили и переполняли грудь так, что было тяжело дышать.
В хорошем настроении Дьюго меньше чем за час дошел домой и даже успел к ужину.
На крыльце дома сидела София с выражением невероятной скуки на лице. Завидев брата, девочка молниеносно поднялась и, взбивая пыль ногами, побежала ему навстречу.
– Как долго тебя не было!– обиженным голосом проворчала она и обняла его.
Тот улыбнулся и погладил сестру по голове.
– Моя стрекоза, тебя никто не обидел?
– Нет,– замотала головой София.
– А отец уже вернулся?
– Нет, но ужин уже готов. Пойдем? Мама испекла наши любимые пончики.
Они вошли в дом и прошли в столовую.
Хелен накрывала на стол, а рядом суетилась Милинда, языком проверяя остроту зубцов у каждой вилки. Брайан засмеялся, увидев эксперимент сестры, но сделал вид, что не заметил.
– Добрый вечер!
– Добрый, сын! Ты вернулся так поздно. Хорошо, что отца еще не было. Чем занимался?– взволнованно спросила мать.
Брайан ополоснул руки и присел на свое место за столом. София запрыгнула на колени к брату и внимательно разглядывала его лицо.
– Я познакомился в библиотеке с парнем, который тоже всерьез готовится к поступлению в университет международных отношений,– осторожно ответил Брайан и с надеждой на понимание посмотрел на спину матери.
Движения Хелен замедлились. Она неторопливо поставила на стол тарелки и, взволнованно теребя полотенце в руках, проговорила:
– Брайан, ты замечательный человечек. Я так горжусь тобой. Но обещай мне, что при отце ты не будешь упоминать об этом. И вы, девочки, ничего не слышали, ясно? Не подводите меня?
Милинда и София клятвенно закивали.
– Я поддержу тебя во всем, только бы ты был счастлив…
В гостиной скрипнула дверь, и через секунду в столовую вошел Ланц.
– В чем ты поддержишь сына?– подозрительно спросил он.
Брайан и Хелен напряженно переглянулись и, не успев раскрыть рот, замерли, потому что София резко вмешалась в разговор.
– Папа, я хочу новую лошадку, такую, как показывают в кино, – маленькую и пушистую. А Брайан мне ее подрессирует!
На губах Хелен появилась неестественная улыбка.
– Да, Брайан хотел бы выбрать пони вместе с тобой, Ланц.
Брайан терпеливо опустил глаза и прижал Софию к себе.
– Мам, я не буду ужинать, пойду к себе,– еле слышно проговорил он.
София насупилась и обняла брата за шею. Ланц недовольно покосился на сына и громко проворчал:
– Если только ты не избегаешь меня, то уж останься на ужин. Семья должна быть вместе, хотя бы раз в день. Я прошу соблюдать семейные традиции.
Ланц откинулся на спинку стула и велел жене подавать ужин.
– Я слышал, ты был в библиотеке Эль-Пасо?
– Был,– не стал отрицать Брайан, понимая, что ложью может спровоцировать непримиримый конфликт, а затем ровным тоном продолжил:– В школе усложнили программу по истории, я должен был найти материал к выступлению.
– Я тут подумал, сын: пора тебе начинать серьезно заниматься делами фермы. Я доверяю тебе вопросы аренды и налогов…
Не успел отец договорить, как София спрыгнула с колена брата и зашлепала босыми ногами к своему стулу, а по пути почти криком заявляя:
– У тебя, папа, куча помощников, зачем тебе еще и Живчик? Пусть он учится, а потом мы вместе с ним уедем в красивый город.
– София!– окликнула Хелен дочь и тревожно взглянула на Ланца.
– А ты куда собралась?– насмешливо спросил отец у Софии, косясь на сына и на жену.
– Я не хочу жить на ферме всю свою жизнь! Я буду учиться, стану умной и богатой и выйду замуж за киноактера, а не за грязного соседа-фермера.
Хелен и Брайан стиснули зубы от напряженного ожидания реакции отца на столь откровенное заявление.
– Грязные фермеры! Кто тебя этому научил?– возмущенно вскрикнул Ланц и хлопнул ладонью по столу так, что задребезжала посуда.
Маленькая София не столько испугалась тона отца, сколько резкого звука удара по столу, но смело выправила спину и упрямо смотрела в глаза отца.
– Не кричи на меня, а то я буду плакать!– угрожающе топнула ногой она.– Мне так крестный сказал. А я ему верю.
– Опять Бен! Ты снова околачивалась в клинике?– взревел Ланц.– Сколько раз я говорил тебе – не смей туда ходить?
Хелен прикрыла ладонью губы, боясь вымолвить лишнее слово и вызвать у мужа еще более бурную реакцию.
– Он мой крестный!– сердито выкрикнула София дрожащим голосом от подбирающихся к горлу слез.
– Замолчи, дрянная девчонка!– соскочил со стула тот.
– Ланц!– окликнула мужа Хелен.
– Отец!– привстал Брайан.
Милинда испуганно прижалась спиной к кухонным шкафам и, втянув голову в плечи, захныкала. Хелен подошла к ней, повернула дочь к себе лицом и притянула к бедру.
– Тише, Лин. Все хорошо… Ланц, не кричи. Софи всего лишь ребенок…
– Она ребенок?!– повторил раздраженно Ланц.– Да она еще тебе такое покажет, что не рада будешь, что на свет ее родила! Я в ее возрасте понимал, что значит земля, ухоженная своими руками, что значит труд отца и матери… А эта девчонка совершенно неуправляемая и не ценит то, что мы ей даем!
– Ланц!
Хелен оставила Милинду и быстро подошла к мужу. Она погладила его по руке и успокаивающим тоном проговорила:
– Ланц, не злись, прошу тебя… Она не понимает, что говорит…
– Очень надеюсь на это!
– Брайан, отведи сестру в ванную, она все равно уже наелась пончиков,– попросила Хелен.
Брайан напряженно выдохнул, молча взял сестру на руки и унес с глаз отца. Она и не сопротивлялась: не хотела показывать своего испуга поведением того.
– София, я тебя очень прошу, не разговаривай так с отцом! Однажды он может тебя выпороть!– убедительно попросил Брайан сестру, усадив ее на край ванны.
– Я его сама выпорю!– ответила хныча София.
– Ладно, я тебе помогу,– засмеялся брат и, заметив слабую улыбку на лице сестры, сменил тему разговора.– Знаешь, сегодня я встретил одного замечательного парня, мы подружились! Как-нибудь я возьму тебя к нему в гости.
– Куда?
– В Эль-Пасо.
– В Эль-Пасо! Ура-а! Я так хочу туда попасть!– оживилась София, и ее лицо просияло от радости.
– Тише, тише, не кричи, тебя может услышать отец, и мы даже не успеем найти ремень.
Малый Анжелес, май 1982 года
Сегодня в 12:00 на кладбище городка Малого Анжелеса Джордж Синкли в последний раз взглянул на Барбару Синкли, мать его детей, и кивнул служащему кладбища, чтобы гроб накрыли крышкой и опустили в яму.
– Прощай, Барбара, надеюсь, на небесах тебе не дадут спиться,– скрипучим голосом проговорил Джордж, усмехнулся своему остроумию и, поежившись от прохладного ветра, пошел прочь из парка смерти.
У дома отца встретила четырнадцатилетняя дочь Мэри, худенькая рыжеволосая девочка с большими зелеными глазами. Она обиженно посмотрела на мужчину за то, что он не позволил ей пойти на кладбище, и скрестив руки на груди, взглядом проводила его в дом.
С того дня, как скончалась ее мать при очередном приступе эпилепсии, Мэри уединилась в своей комнате на чердаке и ни с кем не разговаривала, ничего не просила, не появлялась в школе и отказывалась есть, когда брат и отец звали ее к столу. Мать Мэри была алкоголичкой, распутной и легкомысленной женщиной. Ее несколько раз запирали в психиатрической клинике, но, когда Джордж отказывался платить за лечение, снова отпускали, и она почти сразу же возвращалась к привычному делу.
Барбара никогда не рассказывала дочери, что заставило ее пойти по такому пути. Мэри всегда знала, что, если она обратится к матери с просьбой о чем-нибудь, та обязательно поможет ей. Мать была единственной в доме Синкли, кто, несмотря ни на что, заставлял Мэри быть непохожей на всех родственников, вдохновляя ее на отстаивание своих принципов, делясь жизненными советами и хитростями, защищая от брата и отца.
Джордж и пятнадцатилетний Клинт Синкли работали на заводе грузчиками, а в свободное время злоупотребляли марихуаной и виски. И в эти часы Мэри приходилось не сладко. Она пряталась, как могла, уходила из дома, но вместе со зловонным перегаром, бранью и унижениями ей не раз приходилось испытывать на себе кулаки отца. В ее маленькой красивой головке никак не укладывались мысли о том, что же она такое сделала или не сделала, что заслужила несправедливое обращение к себе. Иногда ночью девочка просыпалась от мучительных, удушающих снов в насквозь мокрой майке и, еще долго дрожа от отчаяния и страха, ощущая вспышки ярости и тут же заглушая их, не могла уснуть.
Джордж неоднократно повторял дочери, что если она только посмеет показать свой характер, то тут же лишится дома и всего, что имеет. Отец никогда не церемонился с дочерью или женой. Для него они были обузой, лишними ртами. Тем более что он был уверен в своем отцовстве только Клинта, вероятно, потому что тот был похож на него и внешне, и характером.
Сейчас Мэри стояла на крыльце и пустым, холодным взглядом смотрела на отца. Она молча ненавидела его. О, как она его ненавидела! Но ощущение своей слабости, незащищенности и горе, пережитое с потерей единственного близкого человека, не давали ей сил на борьбу с безжалостными обстоятельствами. Она вышла посмотреть на отца словно хотела получить печальное подтверждение тому, что больше никогда не увидит мать и не почувствует ее заботу.
Джордж не заставил дочь долго ждать, остановился в двух метрах от нее, прищурился, злорадно усмехнулся и всегда неприятным для Мэри голосом заявил:
– Все! Сдохла твоя защитница! Теперь, моя дорогая, уборка, стирка, еда – на твоих плечах.
Мэри не отвечала. Ее сердце сжалось в комок. Она смотрела в пустоту, сквозь отца. Перед глазами стоял туман, а за ним Мэри ничего не могла представить: ни своей дальнейшей жизни в доме отца, ни жизни, где бы то ни было еще.
«Может ли быть так безнадежно, так глухо, беспросветно… больно и одиноко?– с горечью думала она, когда отец прошел мимо нее, ухмыляясь и скалясь.– Что со мной? Почему я не могу потребовать другого отношения к себе? Что б ты провалился в пасть дьяволу…»
Мэри устремила равнодушный взгляд на горизонт и медленно опустилась на колени, хотелось плакать, забыть… Но глаза оставались сухими, а в горло будто залили воск.
***
На следующее утро все было по-прежнему: крик отца, нытье и оскорбления Клинта, грязная кухня, забитая раковина, заплеванный ковер в гостиной и смешанный запах табака и разлитого на пол пива. Все по-прежнему, только Барбары не было рядом с дочерью.
– Эй ты, рыжая сучка, когда ты вычистишь ковер и сделаешь завтрак?– раздался раздраженный крик Клинта.– Вставай и иди на кухню, сволочь ты эдакая!
Дверь в комнату Мэри распахнулась, на пороге появился полуголый брат и, почесывая лохматый засаленный висок, с отвращением посмотрел на сестру. Мэри натянула одеяло на худые плечи и опустила глаза, чтобы не видеть мерзкого лица брата, от которого ей тоже немало доставалось.
– Ты что, оглохла?– рявкнул Клинт и двинулся к сестре.
– Я тебе не рабыня, Клинт! Сейчас умоюсь и займусь завтраком… Подожди немножко,– ровно ответила Мэри и махнула рукой в сторону двери, намекая на то, чтобы тот проваливал.
– Мамаши больше нет, поэтому ты будешь слушаться меня и отца!– издеваясь заявил Клинт и наклонился к ее лицу.– Ты – никто, просто отродье Барбары!
Мэри напряглась, и ее взгляд стал угрожающим. И если бы только зловонное дыхание брата у ее лица, которое вызывало тошноту и невероятную агрессию с самого детства, то она, возможно, сдержала бы свою ярость, но в этот раз из его отвратительных, искусанных кривыми желтыми зубами губ вырвалось очередное унизительное оскорбление, и Мэри, словно что-то подхватило и понесло… Она резким рывком сбросила с себя одеяло, вскочила на носки и со всей силы ударила брата кулаком прямо по носу. От неожиданности Клинт покачнулся и упал, из его носа тонкой струйкой побежала кровь. От возмущения смелостью девчонки он не смог выговорить и слова, только раскрыл рот и глубоко вдыхал.
– Что еще скажешь, братец?!– злорадно спросила Мэри и, опасаясь мести, схватила в руки раскладной стул с железными прутьями и замерла с ним над братом.– Что, в первый раз влетело от девчонки? Еще хочешь получить?
Клинт, хоть и был старше сестры на год, но не отличался высоким ростом и крепким телосложением, при этом был на редкость уродлив. И сейчас он медленно поднялся и, выходя из комнаты, уверенно пообещал:
– Ты еще об этом горько пожалеешь! Умолять будешь о прощении.
– Катись отсюда!– крикнула Мэри, и слезы хлынули из глаз.– Будь ты проклят!
Ее красивое лицо покрылось багровыми пятнами, взгляд потемнел, губы задрожали, она подбежала к своей двери и со всей силой навалилась на нее, не желая впускать сюда больше ни единой души. Мельком ее взгляд упал на часы, и Мэри с противоречивыми чувствами – беспокойства и нежеланием выходить из комнаты – поняла, что опоздала на первое занятие в школе.
***
Вечерело. В окнах домов Малого Анжелеса начал гаснуть свет, и городишко стал похож на город привидений. Серые двухэтажные домики по обеим сторонам дороги напоминали склепы именитых вампиров, а буйно растущие, неухоженные заросли кустарников у крылец, сливаясь в вечернем тумане, походили на мрачных стражей с крючковатыми руками и ногами.
В этом городе с населением в двадцать тысяч с небольшим было две маленькие школы, ясли, библиотека, ряд дешевых маркетов, кинотеатр, но не было души, тепла, уюта. Люди работали, устраивали семейные праздники, но от их жизни веяло холодом, одиночеством, безысходностью, беспробудной тоской. Город, словно и не был живым, люди-тени сновали туда-сюда, произносили пустые слова, глядели пустым взглядом, были глухи и эгоистичны и, в конце концов, растворялись в многочисленных закоулках, не оставляя от себя ни образа, ни запаха, ни приятных воспоминаний.
Мэри Синкли шла по пустой улице городка, тупо рассматривая свет на асфальте от придорожных фонарей. Ветер ледяными объятиями сковал ее хрупкие плечи и стремился сбить с ног. Девочка передернулась, пытаясь скинуть ледяную мантию, и ускорила шаг. Но минуту спустя вновь замедлила и остановилась. Куда она так спешила? Неужели к тем мразям, которые всегда хотели «жрать» и всякий раз тренировались в меткости, бросая в нее пивные банки, а то и опустевшую бутылку виски? Но что она ответит разъяренному отцу по поводу своего опоздания из школы? Как она снова будет смотреть в эти бесцветные, никогда не трезвеющие глаза? И как выслушает очередное оскорбление брата? Мэри вздрогнула и зажмурилась, затем сделала несколько шагов по направлению к скамье у кустов и, положив пакет с тетрадями вместо подстилки, тяжело опустилась на него. Жуткая обида и злость снова наполнили ее мысли. Она не могла представить, как может изменить свою жизнь. Она готова была заключить сделку с кем угодно, только чтобы больше не ощущать себя такой ничтожной, грязной, опустошенной, до боли одинокой. И неожиданно Мэри совершенно спокойно, без тени сомнения приняла решение остаться здесь, на скамье, на всю ночь, а утром – будь что будет.
– Может быть, я просто умру с голода?– хладнокровно рассудила она, поджимая под себя ноги и кутаясь в легкую куртку.– Умру, все равно никому не нужна. Все равно нет шансов выжить, нет шансов на жизнь полной грудью. Я так устала бояться молчать. И ужасно хочется есть…
Девушка закрыла глаза и позволила себе немножко помечтать. Однако чувство безысходности и голод возвращали мысли к бессмысленности своего существования. И вдруг чье-то дыхание в кустах насторожило Мэри.
– Кто здесь?– подпрыгнула она от страха и испуганно стала оглядываться по сторонам.
– Эй,– послышалось из-за кустов, и оттуда же выглянула чья-то голова.
– Ты кто?– с осторожностью спросила Мэри.
– Эй, не бойся. Я не слежу за тобой, просто шел домой. Вижу, сидит девушка, решил подойти. А ты тут умирать собралась…
Отряхиваясь от паутины с кустарника, к Мэри вышел парень ее возраста. Это был Пьер. Он учился в старших классах, и Мэри несколько раз видела его в школе.
– А-а, я тебя знаю. Ты новичок?– более уверенно сказала она и оценивающим взглядом окинула парня.
Пьер усмехнулся, разглядывая формы девушки, и подошел ближе.
– Пьер Кьюри,– протягивая руку, сказал он.
– Мэри Синкли,– ответила на приветствие девушка и смущенно улыбнулась.
Его пристальный, изучающий взгляд вызвал у нее чувство неловкости, но было в нем что-то и привлекательное, теплое. Наверное, потому что еще никто не смотрел на нее таким пронизывающим взглядом, внимательным и доброжелательным.
– Ты замерзла? Возьми мою куртку…
Парень снял с себя кожаную куртку и без лишних церемоний накинул ее на плечи девушке.
– Что у тебя случилось? Я услышал, что ты собралась умереть?
Мэри опустила глаза и, сомневаясь, что правильно поступает, стала рассказывать о своей жизни с отцом и братом. Юноша, казалось, ловит каждое ее слово и сопереживает ей. От этого Мэри хотелось еще откровеннее поделиться с ним своими печалями.
Но симпатичному Пьеру Кьюри, черноволосому, белокожему, с карими глазами, полными губами, худощавому, но с подтянутым телосложением не было дела до ее проблем. Ему предстояло выиграть пари – заполучить зеленоглазую рыжую красотку и сделать с ней все, на что были способны его эротические фантазии.
А Мэри все говорила и говорила, выплескивая боль и заглядывая в его притворно сочувствующие глаза, и все больше заражалась радостной мыслью, что такой парень, как Пьер, обратил на нее внимание. В этот вечер она искренне поверила в эту мысль, и на какое-то время он стал самым близким для нее человеком.
Пьер действительно проявлял свой талант и после выслушанного им «бреда» приступил к выполнению своего многоэтапного плана. Кьюри совершенно очаровал Мэри своей доброжелательностью, общительностью и чувством юмора. Она даже несколько раз засмеялась – так с ним было весело и спокойно.
Мэри и сама не заметила, как они оказались в ста шагах от ее дома.
– Ой,– растерянно вырвалось у Мэри, она остановилась и поникла плечами,– я не хотела возвращаться домой.
– Мэри,– ободряющим тоном заговорил Пьер,– ты должна немного потерпеть свою семейку. Куда же ты сейчас пойдешь? А вот через три года ты сможешь поступить в колледж и уехать отсюда навсегда.
Пьер немного помялся и продолжил:
– Я бы пригласил тебя, но, узнав о твоих предках, думаю, что это будет рискованно для тебя. Вдруг они вызовут полицию, а там неизвестно, что будет…
– Да,– согласилась девушка,– ты совершенно прав. Я тебе очень благодарна… Наверное, я пойду…
У Пьера сердце запрыгало от успеха первого дня знакомства с девушкой, но, не подав вида, он удручающим голосом сказал:
– Мне жаль…
Его рука коснулась локтя Мэри, и она смущенно улыбнулась и мельком взглянула на его красивые губы.
– Нет, что ты… А мы еще увидимся?
Со всем энтузиазмом Пьер закивал, даже испугавшись, что перестарался, но девушка ничего не заметила. В душе появился крохотный лучик надежды на светлое будущее и прощание с одиночеством.
Пьер и Мэри попрощались у дверей ее дома. И только Мэри открыла дверь, как из гостиной раздался свирепый рев отца.
– Где ты шляешься, маленькая дрянь?
Девочка глубоко вздохнула и, затаив дыхание, стала медленно пробираться к лестнице в свою каморку на чердаке.
– А ну, иди сюда!– недовольно окликнул дочь Джордж.
Мэри пришлось подчиниться, иначе она рисковала получить несколько новых синяков.
Отец сидел в кресле в одном банном халате, развалившись так, что можно было без труда разглядеть его мужское достоинство. Мэри бросила быстрый взгляд на обстановку и смиренно опустила глаза.
– Где ты шлялась, я тебя спрашиваю?– повторил отец, закуривая марихуану.
– Поставили дополнительное занятие,– еле слышно проронила девушка.
– Да? А кожаную куртку тебе дали за хорошие отметки?
Мэри испуганно уставилась себе на плечи, понимая, что сама себя подвела, забыв отдать куртку Пьеру. Но оправдываться было бесполезно. Это была одна их тех дорогих вещей, которых никогда не могло быть у дочери Синкли.
– Что, таскалась с парнями? Ну и как, еще не обрюхатели?– с яростью прохрипел Джордж, брызгая слюной.
– Папа…
– Молчать! Нашла папу!
Джордж вскочил на ноги и пыхтя подошел к дочери.
– Ты мне – полный ноль! Думаешь, твоя мать могла родить мне такую идиотку?
В гостиную вошел Клинт и с привычным равнодушием стал наблюдать за разговором отца с сестрой.
– В доме бардак, в холодильнике пусто. Пива нет! Кто будет заниматься домом и твоими дорогими родственниками?– грубо продолжал Джордж и больно ущипнул Мэри за щеку.
Она резко отклонилась, схватилась за щеку и ударилась об стену головой. Бежать было некуда, только в объятия дьявола. От обиды и боли Мэри всхлипнула и ссутулилась, готовясь к следующему удару.
– Что? Ты хочешь что-то сказать?
Отец изобразил притворную жалость и наклонился к лицу дочери.
– Ты будешь заниматься тем, чем велю! А образование в этой идиотской школе пусть получают другие. Тебе оно вредно. С этого дня ты будешь выходить из дома только с моего разрешения. Поняла?
Смесь ярости, обиды, несправедливости и досады обожгла грудь, что перехватило дыхание, и венки на лбу Мэри вздулись.
– Но…– начала было она.
– Что?!– взревел Джордж.– Ты спорить со мной вздумала?
И его тяжелая рука угрожающе повисла в воздухе. Мэри зажмурилась и от дрожи в коленях присела на корточки.
– Нет,– прошептала она сквозь слезы, и ее сердце сжалось в комок.
– Так-то!– довольно оскалившись, произнес тот и отошел.
Увидев сына, отец приветственно махнул рукой и победно сообщил:
– Теперь она у нас на цепи. Следи за ней.
Клинт злорадно улыбнулся и плюнул в горшок с цветком.
– Ну-ну…
Эта ночь для Мэри показалась одним мгновением, потому что утром следующего дня ее ждал кошмар. Но сердце все еще помнило теплое отношение и нежный взгляд Кьюри. Сейчас мысли о нем были последней отдушиной, он был для нее единственной надеждой, и она так боялась потерять это светлое ощущение.
Эль-Пачито
В субботний день Брайан Дьюго запланировал посетить библиотеку Эль-Пасо. Но Ланц, узнав от соседа Джорджа Кьюсака, что сын посещает этот городок, не спрашивая его мнения, отправил на пастбище проконтролировать работников. Брайан был терпелив и сдержан и подчинился отцу.
– Я проверю наших жеребцов, но после мне хотелось бы порыбачить.
Ланц косо глянул на сына и, усилием воли развеяв подозрения, неохотно кивнул.
– Хорошо, ты можешь порыбачить… Но на ужин, чтобы была рыба.
Брайан спокойно вздохнул и решил, что добудет рыбу на ужин, но и свои планы рушить не собирался.
Проблема была решена Хелен. Мать тайно купила рыбу у мальчишек-рыбаков и припрятала ее в конюшне в бочке с холодной водой. Отправив Софию и Милинду к доктору Логану, Брайан с чистой совестью направился на пастбище, а после обеда уже корпел над томами политической истории США в библиотеке Эль-Пасо. Оттуда же он позвонил Элу Ахматову и договорился о встрече.
Дожидаясь назначенного времени, Брайан решил прогуляться по городку. Проходя мимо маленького парка с фонтанами и скамьями из кованых прутьев, Брайан увидел уютное местечко в тени кустов. Здесь он присел, и его мысли унеслись далеко в будущее. Юноша вытянул ноги и облокотился на спинку скамьи. Солнце пригревало, он не заметил, как погрузился в дремотное состояние.
Внезапно Брайан почувствовал, что в колено что-то больно ударило, и резко вскочил на ноги, протирая пальцами слегка прослезившиеся глаза. У его ног лежал игрушечный самолетик.
– Это был всего лишь самолет,– пробормотал он себе под нос.
Машинально он поднял игрушку и, присев, повертел ее в руках. Вокруг никого не было видно, но из-за фонтана торчали разноцветные банты. Брайан привстал.
– Эй, кто там прячется?
Ответа не последовало. Разноцветные банты заколыхались от ветра, выглянуло премилое детское личико.
– Ты отдашь мой самолетик?– спросила малышка лет десяти и солнечно улыбнулась.
– Отдам,– посмеялся Брайан и протянул игрушку.
Девочка с изумрудными глазами и светлыми кудряшками, собранными на макушке разноцветным бантом, резво выбежала навстречу.
– Спасибо.
Она взяла игрушку и посмотрела на незнакомого юношу: он был невероятно симпатичным.
– Ты здесь одна?
– Нет, я с братом. Он сейчас ищет меня,– не отрывая глаз от парня, ответила она.
– Смотри, не потеряйся.
Девочка кокетливо улыбнулась, склонилась в благодарном реверансе и побежала в сторону выхода.
– Элен!– раздался громкий тревожный голос.
Брайан оглянулся на крик.
– Эл?
Из-за кустов, отряхиваясь от листвы и пыли, вышел Ахматов.
– О, Брайан, здравствуй. Ты случайно не видел здесь маленькую девочку?
– В белых кудряшках и большим бантом?
– Да…
– Так это ты брат этой смелой девочки? Она только что убежала в сторону выхода из парка. Что вы тут делаете?
Алекс осмотрел свою одежду и, выискивая глазами сестру, ответил:
– Мы с тобой договорились встретиться в кафе, но по пути мама попросила меня забрать Элен от тетки. Раз уж мы с тобой встретились, то идем ко мне? Узнаешь, где я живу. Заодно и поужинаешь у нас.
Брайан оживленно кивнул и отправился с Ахматовым. По дороге из парка Алекс заметил сестру, грустно сидящую на скамейке у последнего фонтана.
– Вот ты где! Ну, и что случилось на этот раз?
Девочка, надув губы от жалости к себе, пальцем показала на фонтан. Алекс укоризненно покачал головой, наклонился и выловил маленькую туфельку Элен из воды, затем посадил сестру себе на плечи и мягко сказал:
– Надеюсь, когда ты вырастешь, от тебя не будут сбегать твои кавалеры?
Элен игриво взглянула на Брайана, но, не получив внимания в ответ, обиженно вздернула свой маленький носик.
По дороге к дому Ахматовых Брайан и Алекс весело беседовали о том, как провести лето.
Брайан понимал, что ему предстоят заботы на ферме. Алекс же предполагал отправиться в лагерь с военным уклоном, закалить характер и тело. Идея понравилась Брайану, но он сомневался в том, что она вызовет одобрение у отца, если не станет поводом для скандала. Брайан смотрел на Алекса и чувствовал, что любые идеи, мысли, активно высказываемые Ахматовым, всегда реализовывались, а его мечты оставались лишь мечтами. Нет, Дьюго не завидовал Алексу, но сожалел, что у него самого нет возможности свободного выбора. То, что Алекс был из состоятельной семьи и, казалось, мог позволить себе все, вовсе не давало Брайану определить нового друга в ряды «папенькиных сынков». В Ахматове слишком ярко играли черты самостоятельного, целеустремленного человека, уже сейчас имеющего возможность противостоять возникающим трудностям силой воли и характера, а не с помощью банковского счета. Дьюго предстояло побороть мощное чувство долга перед отцом. Но, в конце концов, его долг – защищать благополучие своей семьи, быть ее опорой в будущем, и разве не мог он достичь этого гораздо быстрее и эффективнее, став более значимым и состоятельным, чем фермер. На этом размышлении Брайан, осознав собственную правоту и железную логику, остановился.
В доме Ахматовых Брайан почувствовал вкус настоящей жизни, такой, которая могла бы быть и у него в будущем. Пока Алекс знакомил его с библиотекой семьи, мини-спортзалом, семейными реликвиями, с историей своего рода, Дьюго все больше убеждался в своей правоте и заряжался духом авантюризма. И символом двигателя вперед Брайан видел Эль-Пасо с его оживленным ритмом жизни и людьми, стремительно идущими своей дорогой.
Эль-Пасо отличался от Эль-Пачито своей аккуратностью, минимализмом и уютом. Безусловно, это была заслуга живущих здесь людей. Двух-, трех– и пятиэтажные коттеджи располагались с архитектурной изысканностью вдоль центральной дороги. Это была маленькая отдельная цивилизация со своими супермаркетами, ателье, школами разных направлений, церковью, клиникой, библиотекой и большим стадионом. Мэр города, сэр «Дональд Даг», как называли его за спиной дети и взрослые (внешне он очень походил на утку, выпячивая живот и собирая губы в трубочку после каждого произнесенного предложения), очень любил свой городок. При каждой возможности мэр преподносил горожанам приятные сюрпризы: иллюминацию на общественных зданиях, украшения на улицах, веселые пожелания на рекламных щитах, открытые площадки скульптур и клумбы с экзотическими растениями. Большую часть жителей Эль-Пасо представляли состоятельные бизнесмены и уважаемые семьи фермеров. Они ревниво охраняли свой мирок, поддерживали дух былой аристократии, чтили традиции и правила, заботились о собственном честолюбии и с большой осторожностью впускали в свою жизнь людей другого толка. Одной из таких семей была и чета Луизы и Роберта Ахматовых, с их сыном Александром и дочерью Элен. О роде этой семьи в городке складывали легенды, но все было гораздо проще.
Роберт Ахматов был наследником русского чиновника Владимира Ахматова и английской подданной Джессики Болдуин и, как полагалось, получил соответствующее воспитание и образование, и, как следствие, билет в знатные круги Европы и Запада. В двадцать четыре года Роберт имел маленькую компанию по производству авиакомплектующих и завод по производству удобрений в штате Калифорния. В двадцать пять лет Роберт неожиданно для родителей обвенчался с дочерью макаронного магната Пауло де Сильва – Луизой, наполовину итальянкой, на четверть мексиканкой.
После рождения сына семья Ахматовых переехала из Сан-Франциско в Хьюстон, а после появления на свет дочери – в маленький уютный городок Эль-Пасо.
Сын и дочь Ахматовых родились на редкость красивыми и талантливыми детьми. Элен, зеленоглазый ангелочек с золотистыми кудряшками, белой кожей и фигурой балерины, с малых лет проявляла интерес к кисти и холсту, чем вызывала серьезные предположения семьи об определенном будущем. На каждый свой день рождения девочка получала от родителей и друзей инструменты настоящего художника: мольберт, масляные краски, мелки, угольки, специальные кисти, рулоны качественного холста и другие мелочи, что еще больше увлекало ее рисованием. Мечта Элен – стать художником-дизайнером – не вызывала у родителей особого энтузиазма, но они не перечили дочери, так как она упрямо защищала свое решение с того самого момента, как научилась четко излагать свои мысли. Девочка росла очень активной, энергичной, открытой и прямолинейной, иногда капризной и обидчивой, но незлопамятной. Однако в сыне Роберт и Луиза души не чаяли. Они возлагали на него огромные надежды на будущее: развитие семейного бизнеса и поддержание многолетнего авторитета семьи в светских кругах.
Но и Александр Ахматов, или Алекс, как его называли в семье, выделялся своим характером и целеустремленностью. Он отличался серьезностью в отношениях с людьми и одновременно необычайной простотой, приветливостью в общении. Роберт часто брал сына на охоту или в поездку на предприятия, потому что за время, проведенное с сыном, получал массу удовольствия и даже несколько интересных идей. Друзья и родственники не представляли себе ни одного праздника или ужина без присутствия очаровательного мальчишки. Он притягивал к себе обходительностью, тактом, великодушием, чувством юмора и внешней обаятельностью.
Молодой Ахматов нередко невольно пользовался своей природной красотой. Удивительно, но, очевидно, смешение кровей четырех национальностей, разных по своим культурным, темпераментным и внешним особенностям неожиданно отразилось на облике и характере юноши. Кроме того, что Алекс владел всеми языками своих предков, к тому же немецким и французским, в нем невероятно гармонично сложились их внешние черты: высокий рост, атлетическое телосложение, смуглая кожа с бронзовым отливом, густые вьющиеся крупными прядями волосы темно-каштанового цвета, большие синие глаза и строгий точеный профиль с чувственными, чуть улыбающимися губами. Все краски наций объединились в одно целое, создав безупречно красивый, слегка загадочный образ юноши. Пятнадцатилетний Алекс уже сейчас вызывал щемящую боль в груди девчонок своей неотразимой внешностью и умением легко заводить разговор на любую тему, легко устанавливать дружеские отношения. Одноклассницы хранили его фотографию в своих дневниках и лили слезы в подушку от безответной любви. А парни молча завидовали его успеху у девчонок.
И хоть Ахматов был сыном состоятельных родителей, он категорично предпочитал добиваться всего сам. Планы Алекса на будущее приветствовали все. Его почти фанатический патриотизм иногда вызывал опасение у родителей. Но, когда Роберт узнал о самоподготовке Алекса к поступлению в университет международных отношений в Вашингтоне, чувство гордости за сына не знало границ. В ожидании великого будущего сына отец полностью поддерживал его во всех начинаниях.
***
После ужина у Ахматовых, знакомства с его родителями Брайан вежливо попрощался и предложил Алексу прогуляться до автобусной остановки, заодно проводить его. Вместе с братом засобиралась и Элен, причесываясь, поправляя банты со всем присущим ей кокетством.
– Милая, куда ты собралась?– спросила Луиза, догадываясь, кем увлеклась ее дочь.
– Мама, я иду гулять с Элом и его новым другом,– уверенно заявила Элен и улыбнулась Брайану.
Брайан учтиво улыбнулся в ответ, но и не догадывался, что десятилетняя девочка настолько серьезно им увлеклась даже тогда, когда она находилась рядом весь этот день и не спускала с него заинтересованных глаз. Для него она была всего лишь миленькой сестрой друга.
Когда юноши и девочка вышли из дома, Луиза и Роберт многозначительно улыбнулись друг другу и заговорили:
– Несмотря на то что он фермер, – приятный молодой человек.
– Да, деловой, целеустремленный, начитанный,– подтвердил Роберт,– редкие качества для обычного фермера. К тому же я понял, что их ферма не из числа успешных?
– Ты знаешь, я доверяю Алексу,– задумчиво сказала миссис Ахматова.
– Если бы не деловая хватка, я бы попросил Алекса больше не встречаться с подобными людьми, но мне этот парнишка понравился. Что-то в нем есть… Пусть дружат,– всерьез оценил Ахматов.
– Тебе не кажется, что ты слишком критично подходишь к выбору нашего сына?
– О чем ты, дорогая?
Луиза взмахнула рукой, закатила глаза и ответила:
– Мне никогда не хватало терпения что-либо объяснять тебе… Давай лучше посмотрим какой-нибудь старый фильм?
Роберт галантно поцеловал супруге пальчики и, взяв ее под руку, повел в их комнату.
***
Брайан и Алекс вышли на тротуар и медленно шли по направлению к автобусной остановке. Маленькая Элен деловито вышагивала позади них.
– В следующий раз приводи своих сестер. Элен будет с кем поиграть, а то она весь день провела с нами и, между прочим, не сводила с тебя глаз.
Алекс оглянулся на сестру, которая будто только ради приличия провожала гостя до остановки. Элен возмущенно сдвинула брови, ее щечки покраснели и губы скривились в недовольном выражении.
– Ты ей понравился,– шепнул Алекс на ухо другу.
Брайан по-мальчишески рассмеялся и подмигнул девочке. Маленькая мисс что-то проворчала себе под нос и убежала от них домой.
– Жду тебя на следующей неделе в библиотеке, а потом можно и искупаться сходить.
Брайан и Алекс пожали друг другу руки в знак согласия и прощания.
По дороге в Эль-Пачито Брайан неожиданно осознал, что его знакомство с Ахматовым, их искренняя симпатия друг к другу, схожесть интересов и взглядов – знаковый момент в его жизни. Именно с появлением этого человека к нему пришла уверенность в своих силах, решительность поступать в соответствии со своими желаниями и принципами, осознание себя как талантливого человека, способного на многие подвиги ради своей семьи. И конечно, он не считал фермерство своим единственным шансом стать успешным и принести семье желанное благополучие. Брайан понимал, что его ждали непримиримость и непреклонные амбиции отца, но не отчаивался, поскольку был уверен, что его благородные стремления поддержит благоразумная мать.
***
На ужин была рыба, запеченная до золотой корочки, посыпанная приправой, горошком и зеленью. Запах был слышен еще в гостиной.
– Замечательную ты поймал рыбку!– удовлетворенно сказала Хелен сыну, бросая быстрый взгляд на мужа.
Брайан улыбнулся, благодаря мать за понимание и отзывчивость. Ланц прищурился и с довольным причмокиванием подтвердил:
– Да, давно я не пробовал такого жирного сома! А у вашей матери руки просто золотые!
Хелен мягко улыбнулась и стала раскладывать гарнир к рыбе по тарелкам. София и Милинда в ожидании своей порции нетерпеливо скребли вилками по пустым тарелкам и по очереди заглядывали в общее блюдо, что стояло посередине стола.
Ланц раздраженно кашлянул и строго глянул на дочерей.
– Хм, непоседы!
Милинда тут же притихла, успокоилась. Но София, будто намеренно пыталась досадить отцу, начала еще громче возить вилку по тарелке.
– Софи, угомонись,– мягко попросила Хелен, улыбаясь детской шалости дочери.
София проигнорировала и это замечание и, сверля взглядом отца, продолжила делать свое. Ланц не выдержал и крепко ударил по столу кулаком, отчего и Хелен, и Милинда испуганно вскрикнули. Хелен замерла на секунду, затем укоряющим взглядом посмотрела на мужа.
– Ланц, она ребенок!
– Я вижу! Все делает мне назло! Глянь на нее – и не отведет своих бесстыжих глаз!
София действительно исподлобья косилась на отца.
Хелен посмотрела на дочь, потом на сына и взглядом попросила того о помощи. Брайан живо сообразил, щелкнул пальцами перед глазами Софии, чем отвлек ее от настырного поведения.
– Какой кусочек рыбы тебе положить?– спросил Брайан.
София поводила пальцем по скатерти, изображая свою полную непричастность к раздражению отца, и неторопливо ответила:
– Конечно, самый большой и зажаренный!
– И мне,– прибавила Милинда.
– А мне больше риса,– проговорил брат и помог матери наполнить тарелки.
Все оживились в предвкушении аппетитного ужина, застучали вилками, потянулись за хлебом и приправами. Атмосфера разрядилась. Хелен довольно улыбнулась детям и мужу. Но ответный взгляд Ланца немного насторожил ее.
Хелен и сама не понимала, что происходило с мужем. С каждым днем он становился холоднее к детям и с ней вел себя странно. Необоснованно обвинял ее в плохом воспитании детей, а затем со всей откровенностью бросался ей в ноги и умолял простить и любить его. Хелен стала замечать, что постепенно начинает отдаляться от мужа, медленно отрывать от себя мужчину, который совсем недавно был гарантом стабильности и спокойствия. Сейчас же все это висело на волоске и вызывало беспокойство и тяжелое чувство безысходности. Она никогда не чувствовала себя такой потерянной, разочарованной и напряженной.
Малый Анжелес, июнь 1982 года
Мэри Синкли не появлялась в школе несколько дней. Пьер обеспокоенно оглядывался на своих друзей – время пари было на исходе. Никто из одноклассников Мэри не знал, что с ней, а телефона в доме Синкли не было.
После занятий Кьюри записал на листке все домашние задания для девушки и поспешил к ее дому.
На лужайке у дома Синкли беззаботно резвились бездомные котята. На крыльце валялось несколько газет недельной давности. Все окна в доме были зашторены. Подойдя к дому, он несколько раз оглядел окна, заглянул за угол и со всей серьезностью постучал в дверь. Сначала было тихо, потом послышался скрип ключа в замке, и дверь медленно приоткрылась. Пьер заглянул в щель шириной с ладонь и негромко спросил:
– Мэри?
Показалось маленькое худенькое лицо девушки. Ее глаза испуганно округлились, губы дрогнули.
– Пьер, что ты здесь делаешь?!
– Я принес тебе школьные задания. Ты не появлялась неделю. Что случилось?
Мэри с опаской выглянула за дверь и, обежав улицу беспокойным взглядом, вышла на первую ступеньку.
– Тебе лучше не приходить.
Кьюри вопросительно повел бровями и только раскрыл рот, как девушка перебила его:
– Да, я помню, ты оставил у меня свою куртку. Я сейчас ее вынесу. А ты подожди меня у того дерева…
Мэри вытянула руку, указав на дерево у дороги, и быстро скользнула в проем двери.
Пьер недовольно поджал губы, но все же пошел к дереву.
Мэри была одна. Но ей недолго было оставаться в приятном одиночестве – отец и брат не уходили больше чем на три часа. Мэри со скоростью ветра пронеслась по лестнице, отыскала куртку, спрятанную в кладовке от родителя и так же скоро спустилась ко входной двери. Она отвела в сторону шторку на окне, с осторожностью испуганной кошки уверилась, что опасности нет, и выбежала на улицу.
– Вот, возьми…
Мэри неуклюже пихнула куртку прямо в руки Пьера и уже повернулась, чтобы убежать в дом, но юноша ловко подхватил ее за локоть и остановил.
– Я по тебе соскучился! Ничего не могу поделать, все время думаю о тебе…
Эти слова были сказаны с такой искренностью, что Кьюри сам удивился своей способности лгать. От смущенной улыбки девушки в его животе приятно защекотало.
– Мэри, когда мы увидимся?
Мэри смешалась, но не устояла перед его обаянием и ответила:
– Я смогу только ночью, когда отец и брат будут спать. Я и сейчас очень рискую, разговаривая с тобой на виду у соседей. Мне за это влетит.
Пьер не дал себе расчувствоваться, хотя на его лице мастерски была изображена жалость. Это даже к лучшему, что свидание будет при луне: располагает к романтической ночи.
– Хорошо! Тогда я жду тебя сегодня ночью за старым складом. Там мы будем в безопасности.
– Нет. Лучше завтра. Сегодня у меня много уборки и…
Мэри замолчала, заметив вдали две мужские фигуры. Она спешно повернулась и на бегу к дому не оглядываясь крикнула парню:
– Завтра, в десять часов… Не обижайся…
Вбежав в дом, Мэри заперла дверь, отдышалась и выглянула в окно. Пьер медленно удалялся от дома. Ей стало так жалко себя, что слезы набежали на глаза. На нее обратил внимание красивый парень, таких больше не существовало, а она вынуждена была подчиняться своему страху перед отцом и братом. Но как было приятно и невыразимо радостно ощущать чью-то нежность и искреннее внимание. Мэри всей душой чувствовала, что Пьер – это ее путь к счастливому будущему, к миру и покою далеко от родительского дома. И даже то, что на пороге появились пьяный в стельку отец и обкуренный Клинт, никоим образом не отразилось на тайном чувстве, растущем в ее сердце. Ее плечи опустились, глаза погрустнели, но в груди горел огонь надежды.
Эль-Пачито
Наступили выходные дни. Брайан и Алекс, отзанимавшись положенное время, с озорством пятнадцатилетних мальчишек отправились на речку. Алекс не смог отказать слезно умолявшей Элен взять ее с собой. Девочка тайно надеялась завоевать внимание Брайана и все-таки уговорила брата. Брайан же взял с собой Милинду.
А Софию Хелен отвела к Логану на очередной урок танца. Однажды Бен танцевал со своей медсестрой на празднике урожая, и это потрясло детскую душу Софии. Она хотела, чтобы крестный учил ее танцам. Логан был не в силах отказать любимой малышке.
Все в Софии говорило о ее талантливости: ее манера размышлять, двигаться, играть роли, не говоря о ее страстном интересе к математике, и всем этим она вызывала восторженное умиление у близких людей.
Уроки танцев закончились ближе к вечеру, когда пора было приступать к готовке ужина. Бен почти выдохся, руководя еще неточными, неловкими движениями крестницы. Однако София и не думала заканчивать урок. Она поражала своей энергичностью и усердием.
– Ну, пожалуйста, Бен, еще один часок!– упрашивала она Логана.
– Нет, проказница, давай остановимся на этом. Посмотри, на небе тучки сгущаются, видимо, будет дождь.
– Ну и что, ну и что… Я хочу танцевать!
София одернула закатившиеся бриджи, поправила майку на плечах и приготовилась к выполнению па.
– Вот так? Я готова… Пожалуйста, пожалуйста…
Она умоляюще глядела на крестного, но строгий взгляд Логана заставил опустить глаза и расслабить руки и ноги от напряженной позы.
– Мне восемь лет, я должна еще многому научиться, пока не выросла,– серьезным голосом заявила девочка.
– Твоя мама пришла,– сообщил крестный, указывая кивком на окно.– Ты умница, у тебя все получится, времени еще много. Но сейчас не будем спорить, отправляйся переодеваться.
София обиженно выдохнула и, надув губы, вышла из гостиной.
В дверь постучали. Бенджамин поспешил открыть.
На пороге стояла Хелен с большими, на взгляд, тяжелыми пакетами с продуктами. Логан мгновенно заботливо отобрал у женщины пакеты и поставил их на тумбу у входа. Хелен благодарно, немного растерянно улыбнулась и переступила через порог. Логан на секунду замер в смешанных чувствах и, не сумев произнести и слова от неожиданно возникшего напряжения в горле, жестом пригласил ее пройти в гостиную.
Хелен в сером ситцевом платье, с шалью на плечах, с темными кругами под глазами показалась такой одинокой, подавленной и безмерно страдающей, что вызвала у него тревогу. Женщина оглядела гостиную и спокойным, ровным тоном спросила:
– Где Софи?
Логан обошел Хелен и заглянул в ее голубые безрадостные глаза.
– Она переодевается… Хелен, ты плохо себя чувствуешь?
Та удивленно повела бровью и пожала плечами.
– С чего ты взял, Бен?
– У тебя бледная кожа, круги под глазами. Ты очень похудела за последний год. Ты пьешь витамины, которые я тебе советовал?
Бен взял Хелен за запястье и нащупал пульс.
– У меня все в порядке,– смятенно выговорила Хелен и отдернула руку.– Ты всегда ведешь себя как доктор, ищешь болезнь…
– На то я и доктор,– неловко усмехнулся мужчина, понимая, что Хелен ни в чем не признается ему.
Из соседней комнаты послышались шаги. Через секунду появилась София со своей сумочкой на плече и пушистым котом подмышкой.
– Мама, смотри, это Гномик! Ты, вообще-то, рано пришла. Я бы еще позанималась с крестным.
– Скоро начнется дождь. Нам надо идти готовить ужин для папы. Оставь кота, ты его измучила.
Хелен мягко улыбнулась и протянула руку дочери. София положила кота на пуфик и умчалась на улицу.
– И это моя стрекоза!– с улыбкой проговорила Хелен и пошла к своим пакетам.
Бен первый поднял их и вынес из дома.
– Я немного провожу вас.
Хелен молча кивнула.
Они пошли по узкой дорожке лесопосадки в направлении поместья Дьюго. Но только начали переходить дорогу у автобусной остановки, как одновременно кинулись под козырек: огромные капли дождя с силой обрушились на их плечи.
– Ох!– вздрогнула Хелен и беспокойно огляделась по сторонам.– Надолго ли этот дождь? Успеет ли Софи добежать? Ах, проказница!
– Будь уверена: она уже дома, резвости ей не занимать.
Женщина отряхнула свою шаль и, укутавшись в нее, втянула голову в плечи.
Прошло несколько минут, пока неловкое молчание нарушил Логан.
– Как поживаешь, Хелен?– с тоской в голосе спросил он.
Хелен грустно вздохнула и поникшим голосом ответила:
– Бен, ты не представляешь, как изменился Ланц. Я не узнаю его после того, как родились дочери. Он будто добр ко мне, но все время норовит поскандалить с Софи, найти повод задеть Брайана, оскорбить его, часто напивается…
Хелен вдруг одумалась и замолчала. Бен искренне сочувствовал женщине, но не мог ничего сказать и сделать, связанный обещанием не причинять ей боли.
– Прости, я сказала лишнее. У нас все замечательно: Брайан готовится поступать в колледж в Хьюстоне, а затем поедет в Вашингтон, Софи уже сейчас намерена уехать отсюда и стать великой. Хм, удивительно: в ней столько силы, она с таким упорством сопротивляется любому давлению, хотя ее легко ранить, обидеть…
– Да, у этой девочки смелости не занимать. Я уверен: она возьмет все, что ей положено.
Хелен устало улыбнулась, не оставалось сил на гордую улыбку, но ее глаза все сказали.
– Извини, Бен. Мне пора.
– Дождь не кончился,– не желая отпускать женщину, беспокойно сказал Логан.– Давай я помогу отнести пакеты?
Бен уже наклонился, чтобы взять их со скамьи, но Хелен отстранилась и отрицательно покачала головой.
– Бен, ты замечательный… Но, боюсь, Ланц неправильно оценит твою помощь. У него столько предрассудков…
Логан с горечью усмехнулся:
– Да, Хелен, все же между нами давняя вражда. Хоть я и уступил ему самое дорогое, что имел, и… до сих пор сожалею об этом…
В его глазах сверкнуло негодование, но тут же погасло при виде неодобрительного взгляда Хелен.
– Хелен, помни только, что я желаю тебе добра. Доброго тебе вечера!
Логан сделал прощальный жест рукой и с тяжестью в груди скоро скрылся за плотной сеткой дождя.
Хелен оправилась от смешанных чувств и, выглянув из-под козырька остановки, укуталась в шаль, прижала пакеты с продуктами к груди и поспешила домой.
По дороге в поместье Хелен встретила Брайана с Милиндой, бегущих в укрытие от дождя.
Наконец, они все были дома и обсыхали у камина в гостиной. Хелен торопливо возилась с ужином. Брайан обтирал полотенцем волосы Милинды и подбрасывал в камин дрова.
– Лин, а где София?
– Не знаю, я же только что пришла…
Брайан напряженно выгнул спину, отдал сестре полотенце и, не дожидаясь, пока София найдется сама, пошел ее искать.
София сидела в саду под самым большим деревом и с умным выражением на лице что-то перебирала в руках.
– София,– окликнул Брайан девочку.
Но та была настолько поглощена изучением внутренностей найденного в кладовке радиоприемника, что почти не слышала или не обращала внимания на голос. Перед ней открывался неизведанный, фантастический мир вещей. В ее маленькой головке не укладывалась мысль: как из пластмассовой коробки с железными детальками, пружинками, проволочками могли звучать разные голоса. Ее любопытству и желанию разобраться в сути вещей не было предела.
– София!– вновь окликнул тот.
София не реагировала. Тогда Брайан незаметно подкрался к девочке и шутливым басом воскликнул:
– Фисо!
София заметно напряглась, нахмурила свои маленькие бровки и возмущенно глянула на брата.
– О-о, какой страшный взгляд!– притворно испуганно проговорил Брайан.
– Ты хочешь меня обидеть?– подозрительно прищурившись спросила София.
– Что ты, моя малышка,– смягчил голос брат и улыбнулся.– Я тебя так люблю, что не осмелюсь обидеть… – будто невзначай добавил:– Тем более перенести твой плач – это сущее наказание!
– Что!– вздернула свой маленький носик София и поднялась с колен.– Я тебя сейчас укушу!
И девочка погналась за убегающим братом, не смотря на проливной дождь и слякоть.
– София, София, я больше не буду! Я пошутил!
Пока девочка обегала вокруг клумбы с азалиями в тщетной попытке ухватить брата хотя бы за штанину, Брайан ловко развернулся и подхватил малышку на руки, подняв высоко над собой.
– Ага, я тебя поймал!
София заболтала ногами в воздухе и пронзительно запищала:
– Отпусти, я боюсь!
– А ты разрешишь называть тебя Фисо?– шутливо торговался Брайан.
– Отпусти, я все Бену расскажу…
– Тогда будешь долго висеть… Я же знаю, что тебе нравится…
София еще немного подергалась в руках брата, а потом склонила голову к его лицу и закивала:
– Ладно, Живчик, отпускай.
Никто не знал Софию лучше Брайана. Он провел с ней все ее детство. Все секреты тут же угадывались им, и она доверяла своим ощущениям – признавалась ему во всем, даже в своих пакостях.
– Ты никому не расскажешь, что я разобрала папин приемник? Я знаю, что это не хорошо…
София скривила губы в ожидании ответа. Брайан пристыдил сестру взглядом и укоризненным кивком, но его добрая улыбка ослабила напряжение девочки.
– Пойдем в дом, тебе надо обсохнуть. Я не хочу потом вытирать твой сопливый нос,– засмеялся Брайан.– И если ты заболеешь, я напою тебя горьким отваром.
София клятвенным кивком заверила брата в выполнении всех его требований. И их крепкие мокрые объятия стали негласным соглашением.
Прозвище Фисо теперь неотвязно следовало за Софией как в школе, так и дома. Но, пожалуй, Брайан был единственным человеком, из чьих уст это прозвище звучало, как звание. Мягким, игривым тоном он называл ее Фисо, и она незамедлительно откликалась. Хелен и Милинда только переглядывались и шутливо дразнили девочку. Но вскоре прозвище «Фисо» стало чем-то вроде второго имени, и София сама попросила брата называть ее так и не иначе.
Эль-Пасо, февраль 1983 года
Желтый автобус с запотевшими окнами остановился у края дороги. Двери распахнулись. Несколько сонных пассажиров неспешно спустились на тротуар. Следом за ними, удивленно озираясь по сторонам, вздрагивая от утренней прохлады, выпрыгнула София, за ней последовали Милинда и Брайан.
– Фисо, бери Лин за руку и не отходите от меня далеко,– строго велел брат.
– Я так давно хотела – здесь побывать,– радуясь исполнению желания, пропела София.– А куда сейчас пойдем?
– Я познакомлю тебя с моим лучшим другом и его сестрой. Лин их уже знает.
– Да, Элен такая веселая,– подтвердила Милинда.
– Живчик, а почему твой друг никогда не приходил к нам на обед или на ужин? Разве друзья не ходят друг к другу в гости?
– Фисо, мы много раз обсуждали это. Наш отец не любит людей из Эль-Пасо, да и чужаков вообще.
Брайан грустно вздохнул, и вместе с ним вздохнула София, ощущая такое же огорчение, когда речь заходила о правилах отца.
– Ничего!– уверенно заключила София.– Вот когда мы вырастем, мы все вместе уедем далеко, и ты, Живчик, не будешь расстраиваться. Правда?
– Куда мы уедем?– недоуменно спросила Милинда.– Я хочу остаться здесь, с мамой и папой.
София недовольно посмотрела на сестру и деловито проговорила:
– А мама тоже с нами уедет!
– Хватит пустых разговоров,– прервал Софию Брайан.– Вы еще маленькие, чтобы говорить на такую тему.
– Ладно,– быстро переключилась София,– смотрите, какой красивый дом!
– А нам как раз сюда.
Брайан подвел девочек к особняку Ахматовых и, еще раз наказав им быть предельно вежливыми и аккуратными, позвонил в дверь. Не успел он опустить палец с кнопки, как дверь быстро распахнулась. На пороге в красивом розовом платье, с бантом на поясе, рюшами на воротничке и манжетах, в розовых лакированных сандалиях стояла Элен с блеском в изумрудных глазах и приветствовала гостей радостной улыбкой.
– Привет, Элен!– поздоровалась Милинда и вошла в дом.
Брайан улыбнулся девочке и кивнул на Софию.
– Это Фисо! Моя вторая сестра. А это Элен, сестра Эла.
Элен приветливо кивнула Софии и отошла, чтобы они с Брайаном прошли в холл.
– Элен, проводи девочек в свою комнату, а я к Элу,– попросил Брайан.
– Хорошо! Но обещай, что вы останетесь ужинать?
– Элен, сейчас только утро! Думаю, мы с Элом управимся до обеда.
Элен кокетливо заулыбалась и, подбежав к юноше с обожанием в глазах, умоляюще попросила:
– Пожалуйста! Тебе же не трудно!
Она легонько коснулась своими пальчиками его локтя и в ожидании согласия глядела ему в глаза.
София невольно заметила странное поведение девочки. Она нахмурила брови, сжала губы и оценивающим взглядом окинула маленькую кокетку. Покачав головой, София посмотрела на Лин, но та будто ничего и не замечала. И что это могло значить?
«Интересно! А Брайану она тоже нравится, или эта девочка липнет к моему брату сама? Если Живчик тоже полюбит ее, будет ли он меньше любить меня?»– задумалась София.
Тут мысли Софии прервал незнакомый голос за спиной. Она оглянулась и, увидев юношу с темными вьющимися волосами и большими синими, как море, глазами, забыла обо всех ревностных мыслях. Ее внимание полностью было приковано к этому высокому парню.
Ахматов добродушно обнял Брайана за плечи, поприветствовал Милинду и мельком взглянул на Софию.
– Ага, вот твоя Фисо. Ну, здравствуй!
Алекс протянул руку девочке. Но София, задрав голову, смотрела на высоченного юношу и растерянно моргала.
– Фисо, это Эл… Ты чего?– спросил Брайан.
– Живчик, это твой друг?
– Да,– улыбнулся брат.
– Вы, как великан!– оторопев проговорила София.– Неужели я тоже могу такой вырасти?!
Брайан и Алекс дружно засмеялись, а София почувствовала себя неловко, смущенно опустила глаза и шагнула к брату.
– Элен, займи наших гостей. Брайан, пойдем в мою комнату,– предложил Алекс.– Элен, кажется, Бриджит сделала пончики, не проходите мимо кухни.
Брайан проводил сестер и Элен взглядом и поднялся за Алексом в его комнату.
– Брайан, у меня приятная новость для нас обоих,– закрыв дверь комнаты, начал Ахматов.– Недавно я связался с колледжем в Хьюстоне по поводу контрольных заданий для поступления. За небольшую плату мне выслали этот набор. Нам останется как следует подготовиться, и мы с легкостью сдадим тест.
Алекс помахал желтым конвертом перед другом и отдал ему в руки. Брайан удивленно улыбнулся.
– Вот это здорово! Говорят, что там такой жесткий отбор, но с этим мы точно будем в первых списках на зачисление.
Юноши удовлетворенно пожали друг другу руки и, присев на диван, распечатали пакет.
***
Элен, как радушная хозяйка, старалась угодить гостьям. Уж она крутилась и вертелась перед ними, угощала горячим шоколадом и пончиками, щебетала и задорно смеялась, рассказывала много смешных историй. После плотного угощения девочки отправились в комнату Элен. Милинда и хозяйка привычно расположились на мягком коврике у игрушечного домика с куклами, а София остановилась у двери и обвела комнату восхищенным взглядом. Милинда рассказывала ей, какой у Элен дом, но никакие слова не могли сравниться с тем, что видела перед собой София. Своя детская комната показалась ей бледной и холодной, никогда там не лежали такие разноцветные мягкие игрушки, пушистые коврики, шелковые подушечки на большой кровати. Она имела все самое необходимое, но так не хватало приятных излишеств, игры цвета. Крестная Лили из Хьюстона присылала им с Милиндой игрушки и яркую одежду, но это было так редко. Игрушки терялись, одежда снашивалась, и впечатления стирались.
София медленно обошла комнату, затем опустилась рядом с Лин и осторожно взяла куклу, предложенную Элен. Она боялась держать ее в руках: такую хрупкую, маленькую, похожую на фотомодель.
– Очень красивая куколка!– тихо и грустно сказала София.– Папа никогда не дарил мне таких.
Элен удивленно уставилась на девочку.
– Правда?
Милинда кивнула вместо сестры.
– Странно, а мне папа привозит их каждый раз, когда бывает в большом городе. И еще много других подарков…
Элен искренне огорчилась, молча посидела на месте несколько секунд, потом ее глаза вдруг озарились радостным решением. Она подпрыгнула, подбежала к большой полке на стене, где сидело множество разных кукол и, выбрав две самых дорогих и красивых, поднесла их к девочкам.
– Я хочу, чтобы за этими куклами ухаживали вы! Я дарю их вам.
У Софии и Милинды округлились глаза. Они переглянулись между собой, и у обоих сердца взволнованно запрыгали в груди. Милинда взяла одну из кукол и прижала к груди. София ничего не могла сказать в ответ. Она протянула руку и коснулась куклы пальцем. От смешанных чувств она растерянно покачала головой. Ей вдруг захотелось заплакать, но она сдержала себя и, наконец, произнесла:
– Элен, спасибо! Но, наверное, я не могу взять ее у тебя…
– Что за глупость?!– сердито ответила та.– Я от всего сердца дарю тебе ее. Почему ты не можешь взять?
– Наш папа будет ругаться,– вмешалась Милинда.– Он спросит – откуда это? И если мы скажем, то он очень рассердится.
– Это очень странно и жестоко,– серьезным голосом произнесла Ахматова.
Девочки огорченно пожали плечами.
– Тогда,– Элен упрямо не желала смиряться с характером их отца,– тогда я позвоню вашему отцу и скажу, что это я подарила куклы, и пусть он вас не ругает.
– Не надо,– взволнованно попросила София.– Он даже от моего крестного подарки выкидывает. А кукла такая замечательная…
София бережно поправила на кукле платьице, пригладила волосы и обняла. Элен сочувственно погладила девочку по голове.
– Не расстраивайся, тогда приходи ко мне играть… А давай лучше я тебя нарисую?
– Нарисуешь?
– Да, она так хорошо рисует,– похвалила Милинда.– У меня так не получается.
Элен подбежала к своему мольберту с красками и кистями и развернула его к окну.
– Садись в кресло у окна. И, пожалуйста, распусти волосы.
София с любопытством взглянула на себя в зеркало и повернулась к Ахматовой.
– Я хорошо получусь?
– Я постараюсь.
София пробежала к креслу, поправила воротничок свитера, присела и восторженно замерла.
Элен с задором стала наносить на полотно линии лица, накладывать тени, растушевывать, иногда сердясь, что не получается какой-то элемент, становилась в позу Наполеона и задумчиво играла бровями, затем вновь приступала к работе. Медленно на холсте начал вырисовываться образ Софии Дьюго, были некоторые неточности, но в целом для одиннадцатилетней художницы получалось изумительно.
К обеду из деловой поездки вернулись Роберт и Луиза Ахматовы. На стол сразу же накрыли на семь персон. Бриджит, экономка и повар семьи, приготовила несколько изысканных блюд. Для Софии и Милинды показалось лестным, что для них были приготовлены такие вкусности. Они и представить себе не могли, что для Ахматовых это обычное меню.
Жизнь в этом шикарном доме отличалась особой аурой тепла, уюта, гармонии. Отношения между членами семьи вызывали трепет в душе маленького человечка. В голосе Ахматовых вообще не звучало грубых, осуждающих, агрессивных интонаций, не было места невежеству и зависти. Маленькой Софии казалось, что каждый в этом доме из какой-то доброй сказки. И совсем незнакомые люди вели себя с ней приветливо и радушно. София не понимала, почему ей захотелось плакать, когда к вечеру Брайан попрощался со всеми и повел сестер домой.
Элен и Алекс проводили их до автобусной остановки.
– Приятно было познакомиться, Фисо,– вежливо сказала Элен.– Когда я закончу портрет, обязательно пришлю тебе его.
– Спасибо. А правда, что тебе нравится мой брат?– откровенно спросила София, пока Брайан с другом увлеченно беседовали о своем.
Элен смутилась. Никто не должен был знать о том, что ей нравится этот красавчик с карими глазами, но Софии она призналась:
– Вообще-то, я еще маленькая для него. Но когда вырасту, – буду в самый раз.
Но Софию уже не беспокоили мысли о том, что ей придется делить любовь брата с Элен. Девочка очень понравилась ей, и она мечтала иметь такую подругу.
Посадив гостей в автобус, Алекс и Элен торопливо возвращались домой. С темного неба срывались капли дождя, и сквозящий ветер пробирал до самой души.
– Элен, давай бегом, иначе не избежать нам простуды,– поторопил Ахматов сестру.
Элен, вздрагивая и стуча зубами от сырого воздуха, закивала головой. Алекс подал сестре руку и ускорил шаг.
Чтобы срезать путь к дому, они свернули в переулок. Уличные фонари еще не зажглись, хотя от серого неба совсем потемнело. Алекс шел вперед твердыми, уверенными шагами, выбирая дорогу, огибая лужи. Элен вдруг стала настороженно оглядываться и замирать на месте.
– Элен, что такое?
– Эл, это что – так ветер воет или это кто-то плачет? Остановись, послушай…
Они остановились и осмотрелись. Напротив них стояло кафе, и за витриной было видно, что там сегодня особенного весело. А за углом кафе из темного прямоугольного проема еле слышно доносился чей-то хриплый плач.
Александр прислушался. Затем отвел Элен на несколько шагов в сторону от кафе и попросил:
– Элен, подожди здесь, я должен посмотреть, не нужна ли кому-то помощь.
– Можно… я с тобой?
– Жди здесь,– строго ответил он.
Элен, переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо заглядывала за спину брата, чтобы хоть что-то рассмотреть в сумерках, но послушно стояла на месте.
Ахматов, внимательно вглядываясь в темный угол проема, пошел на звук голоса.
– Здесь кто-то есть?
Стон прекратился. Что-то зашуршало. Алекс подошел ближе и увидел, что из темноты на него смотрят глаза, полные страха и ужаса. Алекс наклонился вперед, прищурился и рассмотрел лицо.
На сырой куче песка в лохмотьях, когда-то бывших плащом, скорчившись от холода и страха, поджав под себя ноги, содрогаясь от рыдания, сидела девушка. Ее растрепанные, спутанные волосы прикрывали озябшие голые плечи, израненные губы с кровавыми трещинками были сжаты изо всех сил, сдерживая рвущийся из груди стон. На скулах с обеих сторон лица, на переносице и лбу виднелись кровавые потеки и свежие царапины. По ее щекам текли обильные слезы, веки дрожали, но не закрывались ни на секунду, словно опасаясь пропустить любое движение незнакомца в свою сторону.
Ахматов был шокирован жестокостью и бесчеловечностью сотворившего такое с девушкой. Он осторожно, чтобы не напугать ее, придвинулся ближе, присел на корточки и сочувствующим голосом проговорил:
– Мисс, вам нужна помощь…
Это был вопрос и утверждение одновременно. Но девушка вдруг заерзала ногами, отодвигаясь от него дальше, будто от угрозы, и в ее глазах появился еще больший страх.
Наблюдая за бурной реакцией девушки, Ахматов попытался как можно мягче обратиться к ней:
– Простите, мисс, но, если ничего не сделать, вы можете подхватить пневмонию. Вам необходимо обработать раны…
Девушка еще сильнее задрожала от вновь нахлынувшего ужаса, и горячие крупные слезы обожгли ее щеки.
– Я… я… я-а…– начала она, но тут же захлебнулась слюной и закашлялась.
Она стала ерзать на месте, всеми силами отталкиваясь ногами, чтобы подальше отползти от незнакомца. Но ноги не слушались, пальцы на руках окоченели, и все тело лихорадочно трясло.
– Не бойтесь, я помогу вам. Я отведу вас в клинику…
Ахматов решительно поднялся и, наклонившись к девушке, с легкостью поднял ее на руки. Девушка явно находилась в состоянии шока и не могла отличить добро от зла. Он пиналась, махала руками, пыталась царапаться, но ждать, пока она придет в себя, не было смысла. Ей была необходима медицинская помощь. Ахматов широкими шагами вышел из темного проема и кивнул сестре, чтобы та шла за ним.
– Элен, беги домой. Я помогу девушке – отнесу ее в клинику. Родителям не обязательно знать, где я.
Напуганная увиденным, Элен не ослушалась брата и вприпрыжку побежала домой.
Клиника Эль-Пасо находилась недалеко от места, где Алекс нашел избитую девушку. Не успел он войти в холл клиники, как его заметил медицинский персонал и засуетился вокруг пострадавшей. Ее сразу отвезли в кабинет первичного осмотра. Ахматов, обеспокоенный состоянием девушки, последовал за медсестрами, но в приемной его остановил доктор Генри, низенький, щуплый, почти старик и предложил подождать результатов осмотра в холле.
– Сделайте все возможное, ей нужна помощь,– взволнованно попросил Алекс.
– Конечно, Алекс,– заверил врач высоким, хриплым голосом.– Ты знаешь, кто эта девушка?
– Нет.
– А где она живет?
Алекс понял, что ничего не знает о девушке и вряд ли встречал ее в Эль-Пасо.
– Думаю, она живет не здесь… Но если вас интересует ее страховка, то можете не беспокоиться, все расходы возьмет моя семья… Если нужны какие-то процедуры, лечение, то, пожалуйста, сделайте все, что нужно.
Доктор Генри задумчиво потрепал край воротничка халата, кивнул и отправился в смотровую.
Девушка, свернувшись калачиком и крепко обхватив руками колени, лежала на кушетке и дрожала. Доктор взял папку с бланком осмотра и, поставив ручкой точку на первой строке под названием «Имя пациента», с глубоким сочувствием взглянул на девушку.
– Милая девочка, как тебя зовут?
Девушка перевела на доктора испуганный недоверчивый взгляд и, корчась от боли при шевелении губами, глухим подавленным голосом что-то прохрипела.
– Я не понимаю тебя. Еще раз громко и четко, если у тебя язык не поранен?– настойчиво сказал врач.– Мне это нужно для твоего оформления.
Пациентка заморгала слипшимися от слез ресницами и с дрожью в голосе произнесла:
– У меня нет страховки…
– Это не твоя забота, об этом побеспокоился молодой человек, который тебя принес в клинику.
«Позаботился» – эхом отдалось в мыслях девушки.
Кто мог позаботиться о ней, ведь у нее никого не было: ни друзей, ни добрых родственников, ни достойных родителей.
– Так как же твое имя?
– Мэри…– тихо ответила она.– Мэри Синкли…
Ее голос дрожал, но она старалась четко выговорить все, что с ней случилось, что у нее болит и что она чувствует.
Когда доктор Генри прикасался к ее израненному телу, Мэри вздрагивала и отстранялась, но спокойный тон мужчины возвращал ее мысли из темного переулка и собственных жутких переживаний в медицинский кабинет. Девушку осмотрело несколько специалистов, ей обработали все царапины, наложили швы на крупные раны, выполнили ряд других процедур и порекомендовали остаться на реабилитацию сроком на неделю.
Приглаживая растрепавшиеся на макушке седые волосы, доктор Генри вышел из палаты, в которую перевели Мэри, и направился к молодому Ахматову. Алекс беспокойно ожидал результатов осмотра спасенной им девушки, и только завидев доктора, сразу оказался рядом.
– Ну, что же?– с волнением в голосе спросил он.
– Очень печальное событие,– заключил доктор.– Девушка истощена, организм частично обезвожен, нервный срыв налицо, побои и неоднократное изнасилование… Ох-х, бывают же напасти!
– Изнасилование?!– потрясенно воскликнул Алекс.– Разве такое могло произойти в Эль-Пасо? За этот год у нас и краж-то не было. Но изнасилование… Она совсем девчонка! Кто же такое мог сотворить?!
– Мой мальчик,– горько усмехнулся доктор,– ты плохо знаешь жизнь. А изнасилование произошло не здесь. Она из Малого Анжелеса. Тихий, глухой городишко, к западу отсюда.
Алекс под тяжелым впечатлением покачал головой и опустился на диван.
– А как ее зовут?
– Мэри Синкли. Пятнадцать лет. Почти ровесница тебе.
– Можно мне к ней?
– Нет. Сейчас не стоит. Она в подавленном состоянии, еще не отошла от шока, шарахается от каждого. Лучше приходи завтра. Сегодня с ней поработает психотерапевт, глядишь – придет в себя.
Ахматов благодарно пожал руку доктору и отправился домой с чувством выполненного долга, хотя и с горьким осадком на сердце от нестерпимой жестокости людей. Завтра Алекс решительно намеревался навестить бедную девушку и хоть чем-то скрасить ее болезненное состояние. Неожиданно для себя он почувствовал ответственность за Мэри и желание сделать что-то доброе и полезное для нее.
***
На следующий день Алекс посетил несколько школьных занятий и, не задерживаясь на спортивные кружки, отправился в клинику. Его рюкзак был полон фруктов, а у входа в клинику он купил пышный букет маргариток.
Поговорив с дежурной медсестрой о состоянии Мэри Синкли, Алекс узнал и о том, что ее никто не навещал и не искал. Велико было его удивление и огорчение, когда он услышал о попытке Мэри вдуть воздух в трубку от сорванной капельницы, не вынимая из вены иглы, тем самым покончить с жизнью.
«Насколько должен быть унижен и оскорблен человек, чтобы желать смерти! И что она чувствовала, решаясь на такой шаг?!»– промелькнуло в мыслях Ахматова.
Он мог представить себе все, что угодно, но, чтобы лишить себя жизни самостоятельно, никогда бы не пришло ему в голову.
***
Цветные пятна на черном фоне мерцали, прыгали, сменялись искрами и кругами. Черный туман поволок за собою в неизведанное. Где-то далеко слышался шорох листьев на ветру, и что-то ритмично пульсировало совсем рядом. Внезапно все вокруг начало кружиться, дрожать, стало душно, что-то тяжелое будто упало сверху и придавило собой, и с бешеной скоростью стал приближаться костлявый кулак…
Задыхаясь от неожиданной тяжести в легких, Мэри резко открыла глаза и стала жадно хватать воздух ртом. В панике она стала озираться вокруг и растерянно оценивать происходящее с ней. Это был день или ночь… что за комната… где из нее выход… Запах хлора и спирта раздражал нос.
Рядом с кроватью, на которой, как оказалось, лежала Мэри, стоял столик. В пластиковом лотке лежали одноразовые шприцы, ватные тампоны и перчатки. Над открытым окном шуршали жалюзи. Стены, потолок, постельное белье были белые, и все пространство сливалось в одно большое пятно, давящее своей безжизненностью, пустотой и одиночеством. Запястья Мэри были крепко пристегнуты к боковым трубкам больничной кровати.
Девушка медленно подняла голову, насколько могла высоко, и уронила ее от тупой боли в затылке. Губы потрескались, пересохли, рана над бровью зудела, и внизу живота до тошноты сводило судорогой. Отчаянно хотелось уснуть и не проснуться, но и это было страшно тем, что во сне к ней приходил все тот же непрекращающийся кошмар.
Мэри тихо заплакала, совсем бесшумно. Горькие слезы струйкой потекли по щекам, коснулись мочек ушей и пропитали всю подушку. Пораненную кожу на скулах защипало.
Легкий стук в дверь отозвался жутким эхом в голове Мэри, и она зажмурилась от боли. Через секунду открыв глаза, она приподняла голову, но не могла ничего рассмотреть, кроме смазанного темного пятна напротив ее кровати. Долго щурясь, Мэри, наконец, оставила попытку что-то разглядеть. Кто-то подошел ближе, придвинул стул и присел рядом с кроватью. Девушка чувствовала, что ее внимательно рассматривают чьи-то глаза, но ничего не различала. Глаза, все еще полные слез, резало и щипало.
– Мэри…– прозвучал ровный приятный мужской голос.– Как ты себя чувствуешь?
Она растерянно молчала.
– Я понимаю, как тебе плохо и совсем не до посетителей. Я не задержусь долго. Только хотел сказать – пожалуйста, прими мою помощь.
Алекс достал из рюкзака фрукты, бутылочку с соком, журнал и медленно протянул девушке маргаритки.
– Выздоравливай. И не беспокойся о лечении. Я обо всем договорился с доктором Генри. У тебя будет все самое необходимое.
Зрение Мэри стало проясняться, и она заметила близко от себя желтые серединки маргариток, обрамленные пушистыми ослепительно белыми лепестками. Подняв глаза, она рассмотрела лицо юноши с сочувственно-ободряющим взглядом. Его лицо было таким добрым, нежным и, к удивлению Мэри, не вызывало враждебности. Она попыталась смахнуть слезы с глаз, но не смогла освободить руки, и потерлась щекой о поверхность подушки.
Ахматов обратил внимание на ремни, пристегивающие руки девушки к кровати, и на свой страх и риск заботливо отстегнул их.
– Если ты обещаешь не причинять себе боли, то эти ремни тебе не понадобятся,– сказал он тоном, требующим обещания.
Мэри слабо кивнула.
– Вы кто?
– Я Александр Ахматов. Вчера я принес тебя в клинику, помнишь?
Ее глаза были устремлены на юношу, но Мэри смотрела, будто сквозь него.
– Лучше бы я умерла там,– безжизненным голосом выговорила она.
Алекс привстал, заглядывая в зеленые глаза девушки, читая в них горькое одиночество, и расстроенно вздохнул. Ее лицо было бледным, бесцветным, темные круги под глазами, ссадины и царапины, но это не лишало его привлекательности. Рыжие кудряшки мило спадали на лоб, длинные темные ресницы обрамляли печальные, но красивые глаза, иссушенная, потрескавшаяся кожа губ не спрятала их тонких чувственных линий. Алекс мысленно представил, какова была бы Мэри в красивом платье, в туфлях, с прической и косметикой, и по всему его телу разлилось приятное тепло. Он бережно взял ее руку и, рассматривая тонкие стройные пальцы, мягко сказал:
– От жизни нужно брать все, что она дает тебе. Все наладится: ты закончишь школу, станешь специалистом в каком-нибудь деле… Твоя жизнь изменится, станет другой – яркой, богатой… Ты очень красивая девушка, тебе легко будет идти по жизни. Все в твоих руках, только не унывай!
Мэри восприняла слова юноши с подозрительным недоверием, но что-то необычайно теплое проникло в ее сердце.
– Зачем вы это делаете для меня?
– Во-первых, я не мог оставить тебя замерзать, когда тебе требовалась медицинская помощь. Во-вторых, меня очень расстроило произошедшее с тобой. Я хочу помочь тебе преодолеть эту черную полосу жизни и… подружиться с тобой…
Последние слова Алекс произнес очень тихо, но Мэри услышала их.
– Я благодарна вам за помощь, но мне нечем отплатить,– отчаянно произнесла она.
Ахматов чуть улыбнулся и покачал головой.
– Ничего не нужно. Я не жду от тебя возврата долга. Но обещай, что, когда ты выберешься отсюда, мы сходим куда-нибудь вдвоем?
Мэри слабо улыбнулась, и ее лицо изменилось от этой улыбки – стало светлее, появился румянец. Ахматов благодарно кивнул:
– Вот ты и улыбнулась, наконец. Тебе очень идет улыбка… Да, пока я не ушел: у тебя с собой есть какой-нибудь документ, я оформлю страховку на тебя?
Взгляд Мэри тут же потемнел, она отвернулась от юноши и дрогнувшим голосом ответила:
– У меня ничего нет с собой, ни денег, ни документов, ни моих вещей… Меня вышвырнули из дома… и я туда не вернусь!
Улыбка слетела с губ Алекса. Он понимающе опустил глаза и выдохнул:
– Мне очень жаль.
«А мне уже нет!– яростно подумала Мэри.– Я уеду далеко. Меня больше никто не посмеет обидеть. Или я вырвусь из этого ада, или умру, но никто, никто – слышите: никто больше меня не обидит!»
Мэри еще не осознавала, что зреет в ее душе. Она лишь чувствовала, как ее наполняет яростная решительность изменить свою жизнь, навсегда вычеркнув прошлое.
В дверь палаты постучали, и Алекс поднялся.
– Добрый день, Александр,– поприветствовал доктор Генри.– Мэри, к тебе детектив из местного участка.
– Детектив?– испуганно повторила та.
– В таких случаях, как с тобой, мы всегда предупреждаем полицию.
Ахматов взглянул на девушку и ободряющим тоном сказал:
– Полиция может помочь тебе…
– Полиция? А где она была, когда…
Мэри запнулась и, не сдержав эмоции, громко разрыдалась.
Алекс молча подошел к доктору и Генри понимающе кивнул:
– Я буду присутствовать во время разговора. Не беспокойся.
Когда Ахматов попрощался с девушкой и ушел, доктор успокоил Мэри и пригласил в палату детектива.
Девушку расспрашивали около часа, но ничего связного не могли добиться. Единственное, в чем призналась Мэри, что во всем была виновата она сама, не нужно было никого искать. Свежи еще были ее воспоминания о том, когда Джорджа Синкли арестовывали за избиение матери. Мэри посещала полицейский участок несколько раз в неделю, чтобы дать показания против отца, подписывала уйму протоколов. Это были не лучшие дни в ее жизни. А в итоге отца выпускали за неимением веских улик и, вернувшись домой, он избивал не только мать, но и ее. В этой жизни все было несправедливо. Душа Мэри кричала о помощи, но никто не приходил, не помогал, не отзывался…
***
Элен ждала новостей о спасенной Алексом девушке. Он вернулся из клиники огорченный и задумчивый. Сестра не узнавала брата. Ничего не говоря, он прошел в свою комнату и занялся своими делами. Элен несколько раз нарочно проходила мимо его комнаты и замирала у двери, приложив к ней ухо. Но за дверью было тихо, не звучало привычной музыки, не слышалось звука телевизора. Наконец, не вытерпев, Элен вошла в комнату брата и обиженно проворчала:
– Почему ты ничего мне не рассказываешь? Ты перестал мне доверять? Я же ничего не рассказала маме с папой.
Алекс молчал. Его мысли были заняты поиском средств для оплаты лечения Мэри. Он понимал, что родителям не объяснить сложившейся ситуации и не доказать, что этой девушке необходима помощь.
– Мне сейчас некогда,– ответил Алекс, когда Элен дернула его за руку.– Я все расскажу после. Иди в свою комнату, Элен.
Девочка недовольно скривила губы и вспылила:
– Как хочешь, но теперь я не буду тебе помогать.
Она развернулась и, шоркая сандалиями по паркету, вышла из комнаты и громко захлопнула за собой дверь.
Ахматов поморщился от резкого звука, а затем закинул ногу на ногу и мечтательно устремил взгляд в окно. Растерянные, грустные зеленые глаза Мэри оставили волнующий след в его душе. Вспоминая ее хрупкие, тонкие пальцы, он жаждал прикоснуться к бледной прозрачной коже рук очаровательной рыжеволосой девушки. Алекс редко увлекался всерьез, даже такими красивыми девушками, как Мэри Синкли, но эти зеленые глаза приковали его внимание и встревожили сердце. Он был настроен решительно.
Эль-Пасо, апрель 1983 года
С весной в жизнь Мэри пришли светлые перемены. После двухнедельной реабилитации в клинике Эль-Пасо ее настроение и самочувствие изменилось в лучшую сторону. Она впервые в жизни была окружена вниманием и заботой совершенно чужих людей.
Попытки Александра Ахматова сблизиться с Мэри оказались удачными. Из клиники Алекс отвез девушку в свой дом и познакомил с родителями. Реакция Роберта и Луизы на историю Синкли была неожиданна: они отнеслись с пониманием и сочувствием к ней.
Семья Ахматовых оказалась для Мэри спасительным кругом. Ее приютили в гостевой комнате, по рекомендациям Луизы оформили в местную школу. Возникли небольшие сложности, когда Мэри наотрез отказалась встретиться со своей семьей, чтобы забрать все документы и личные вещи. Но Роберт Ахматов был на редкость чутким человеком и взял на себя разговор с семьей Синкли. Как оказалось, отец и брат девушки исчезли из Малого Анжелеса после того, как по невыясненным обстоятельствам сгорел их дом. Все документы Мэри пришлось восстанавливать, но при известном положении семьи Ахматовых в городе это не составило большого труда.
Однако Мэри понимала, что не может жить у Ахматовых постоянно. Это внутренне сковывало ее и заставляло чувствовать неловкость и смятение. Зная, как девушка нравится сыну, Луиза предложила Алексу переселить Синкли к его тетке Амелии, тем более что та была в весьма преклонном возрасте и нуждалась в посторонней помощи. Мэри эта идея понравилась, и она, благодаря Ахматовых за доброту и сочувствие, с энтузиазмом переехала в новый дом, который стал ее убежищем. Мэри не огорчилась, что ей пришлось ухаживать за Амелией, это было даже приятно и трогательно.
Амелия де Кампос, шестидесятичетырехлетняя дама с благородной осанкой, строгим воспитанием и светскими манерами отнеслась к девушке, как к внучке. Сама того не ожидая, она сразу же привязалась к девушке и проявила искреннее дружелюбие.
Мэри Синкли впервые в жизни не узнавала свое отражение в зеркале. Всегда растрепанные или зачесанные в хвост волосы теперь были стильно подстрижены и уложены в аккуратную прическу, на щеках появился здоровый румянец, щеки округлились и, всегда смущающая Мэри худоба сменилась завидной стройностью и подтянутостью. Подобранная со вкусом одежда, невзначай данные Амелией уроки этикета постепенно превращали Мэри в молодую леди.
Амелия великодушно обустроила для девушки уютную комнату на мансарде и ввела Мэри в клуб «Юная леди», воспользовавшись ее безотказностью и уважением к возрасту, ненавязчиво давала уроки танца и ораторского искусства.
Амелия де Кампос была очень энергичной и жизнерадостной женщиной. «В мои годы жизнь только начинается», – утверждала она, когда чувствовала, что не слушаются ноги и древняя астма напоминала о себе. Именно она, пожилая болезненная дама научила Мэри ощущать всю прелесть жизни и не сдаваться, когда вдруг земля уходит из-под ног.
Мэри не верила в свою удачу. Иногда ее охватывал страх, что все это лишь маскарад, который закончится в один прекрасный момент. Столько внимания, добра, заботы сразу было даже подозрительно, и она опасалась, что это интрига дьявола, что она еще не получила свое наказание сполна. Вместе с этой верой появились нервозность, страх все потерять, ощущение своей неудачности и слабости, дикая осторожность в отношениях с людьми, особенно с мужчинами.
Вечерами Мэри с удовольствием проводила время за беседой с Амелией, но никак не соглашалась на прогулки по городу или встречи с новыми одноклассниками. Ее мир замкнулся на ней, Амелии, и еще одном человеке, которого Мэри панически боялась отвергнуть, но и не осмеливалась подпустить близко – Александре Ахматове. Как ни странно, он оказался единственным, кто ассоциировался у Мэри с образом ангела-спасителя. И тот факт, что она ему нравилась, тайно радовал ее, но и пугал своей перспективой.
Алекс почти каждый день посещал дом тетки, чего не наблюдалось прежде, и очень осторожно входил в доверие Мэри. Но и он интуитивно не упорствовал в достижении цели понравиться девушке во что бы то ни стало. Алекс проявлял все свои намерения открыто и искренне, был романтичен, чуток, неназойлив и невероятно обходителен.
Видя его откровенное и бескорыстное желание подружиться с ней, Мэри время от времени приоткрывала дверку к сердцу, но побороть страх окончательно была не в силах. Казня себя за это, девушка пыталась убедить себя в том, что Алекс ничего для нее не значит, но чувства к нему становились сильнее с каждым днем и горели ярким пламенем, когда его влюбленные глаза нежно разглядывали ее лицо.
Учеба Мэри в школе шла без особых успехов. Она старалась подняться на один уровень с одноклассниками и в то же время упрямо отвергала помощь Алекса в желании натаскать ее по некоторым предметам. Несмотря на ее поведение, Алекс был настроен оптимистично, и его неутомимая жизнерадостность и умение достигать желаемого имели свои результаты.
Полгода спустя Мэри Синкли все свое свободное время проводила в компании Алекса и Элен. Она уже не дрожала при каждой встрече с юношей, уделяла ему особое внимание, научилась открыто улыбаться и шутить в его присутствии. Однако по-прежнему отстранялась и настораживалась при проявлении им более откровенных чувств. Ее память не закрывала дверь в прошлое, и неуемная ярость и озлобление возникали в груди, как только ситуация чем-то напоминала ей о Пьере Кьюри – кареглазом французе.
За эти полгода настоящей, полной жизни Мэри обрела уверенность и чувство собственного достоинства. Исчезла бедная, замученная девочка, терзающая себя за слабость характера и неумение постоять за себя. Она внимательно наблюдала за жизнью вокруг, за людьми, за их отношениями, поступками, решениями и впитывала в себя все полезное, как губка. По выражению ее лица, взгляда и манерам теперь нельзя было догадаться, о чем она думает, какие чувства переживает. Мэри была деликатна, скромна, угодлива, и лишь Алекс со временем стал замечать за ней проявление скрытого просчета и анализа всего происходящего. Но только один господь бог знал, что назревало внутри этой девочки и с каждым днем набирало силу, чтобы однажды выступить навстречу судьбе и победить.
Эль-Пачито, сентябрь 1983 года
– Брайан, прошло уже шесть месяцев и двадцать девять дней, а ты больше ни разу не взял меня с собой к Элен!– обидчиво заявила София брату, когда тот спешил на занятие в школу.
– Как ты хорошо считаешь!– отозвался Дьюго, продолжая наглаживать стрелки на выходных брюках.
София сразу почувствовала, что ее хотят оставить с носом, и не отставала.
– Живчик, ты обещал, что скоро мы поедем в Эль-Пасо и зайдем к Элен!
– Фисо, ты невыносима. Сейчас у меня контрольные, итоговые работы, мне просто необходимо сдать их на максимум баллов. Иначе я не смогу пройти отбор в колледж со стипендией.
– Но Элен обещала закончить мой портрет…
– Фисо, я ухожу,– торопливо натягивая брюки, сказал Брайан и подмигнул сестре.– Мы еще поговорим об этом.
– Ты перестал обращать на меня внимание!– жалобно проговорила София.– Сейчас у тебя контрольные, а потом ты уедешь в колледж и забудешь про меня?
Брайан смягчился и присел рядом с сестрой.
– Милая моя, я всегда буду тебя любить. Но если я не смогу добиться чего-то большего в жизни из-за твоих капризов, то ваше будущее будет зависеть от того, как отец продаст своих жеребцов. А это, поверь мне, не самый лучший вариант. Человек всегда должен стремиться вперед, и не иначе.
София не совсем понимала, о чем говорит брат, но чувствовала, что должна следовать всем его принципам. В ее маленькой головке беспорядочно блуждали мечты и детские планы иметь все, быть успешной, знаменитой. Она верила, что все будет именно так. София не могла и представить, что всю жизнь проведет на ферме, не увидев всего богатства мира, Дисней-Лэнда, семи чудес света, дальних стран и бескрайнего океана. Ведь все знания о мире не могли остаться только яркими картинками и образами в ее душе. Она свято верила, что это только начало пути в чудесный мир открытий, что все взрослые прошли через него, даже если они об этом умалчивают. Все остальные – это остальные, а София ощущала свою особенную судьбу, которая могла ей предложить самые невероятные приключения.
Маленькая наивная девочка еще не догадывалась, что предстоит ей пережить, если она пойдет напролом, стремясь угнаться за мечтой.
Эль-Пачито, декабрь 1983 года
Время неспешно приблизило Рождество. Этот праздник, особенно почитаемый католиками, вдохновлял всех на светлые поступки и сулил радужные надежды на исполнение заветного желания.
Улицы Эль-Пачито были украшены разноцветными гирляндами, фонариками причудливой формы, на воротах каждого поместья красовались зеленые венки с колокольчиками, красными лентами, семейными украшениями – один лучше другого. В предрождественские дни люди становились особенно счастливыми, дружелюбными.
На одиноких людей этот праздник нагонял тоску, в других, так или иначе устроенных в жизни, вселял романтические надежды. Все ссорящиеся в эти дни – мирились, дружно старались уступать друг другу во всем. Рождество было временем рождения новых чувств, надежд и восторженных настроений.
Вечером Хелен Дьюго разожгла камин и со своими девочками устроилась на ковре перед диваном. Укутав ноги дочерей шалью, она взяла большую книгу сказок и приготовилась читать.
– Мама, почему мы не идем в гости к Бену?– грустно спросила София.– Ему, наверное, очень одиноко?
Хелен согласно кивнула, но не знала, что ответить дочери, как объяснить малышке всю сложность человеческих взаимоотношений. Она пожала плечами и перелистнула страницу в книге.
– А почему папа к нам не идет?– следом поинтересовалась Милинда.
– Он всегда занят! И не будет же он слушать сказки. Для него это чушь!– пояснила София, не дожидаясь ответа матери.
– Софи!– одернула дочь Хелен.– Что это еще за разговоры? Сколько раз я просила тебя не говорить в таком тоне об отце?
– Я права!– не уступала София.– Его всегда нет с нами. Он всегда ругается, обижает тебя. Я слышала, как он кричит в вашей комнате по ночам.
– Софи!– возмутилась Хелен.
Ее губы задрожали, глаза забегали и даже при свете огня стал заметен багровый румянец на ее щеках и шее.
– Кто разрешал тебе подслушивать под дверью?
– Никто, мама,– смягчив тон, ответила дочь.– Я не специально. Но лучше бы нашим отцом был Бен. Он добрый, щедрый и умный. И он никогда не повышал голос даже на своих медсестер.
Милинда поддержала сестру легким кивком. Хелен зарукоплескала от изумления и возмущения. Она положила книгу на пол и закрыла лицо ладонями.
– Девочки, что вы со мной делаете?! Почему вы не можете промолчать, почему все нужно объяснять и доказывать по новой? Софи, я прошу тебя, перестань наговаривать на отца и настраивать Лин. Я больше ничего не хочу слышать на эту тему. Вам обеим ясно?
Сестры потупили взгляды и виновато опустили головы на колени матери.
– Я только сказала правду,– прошептала София.– Разве плохо говорить правду?
– Молчи,– проговорила Лин,– а то мама еще больше расстроится и будет плакать.
– Софи,– более спокойным голосом продолжила Хелен,– доктор Логан – замечательный человек, поэтому я разрешаю вам с ним дружить. Но умоляю тебя, Софи, детка, солнце мое, не говори о нем так в присутствии папы. Отец хороший, но он обижается, когда его недооценивают. Будь к нему ласкова, и он перестанет придираться. А по ночам он ругается потому, что устает, его не слушаются рабочие, он раздражается… Это нормально.
– Ну да. И виски он пьет, как лошадь!– пробубнила София.
– Ах ты, упрямая коза!– возмутилась Хелен и дернула дочь за ухо.– Я заклею твой маленький рот скотчем, тогда ты у меня поговоришь!
Сердитый и расстроенный вид матери остудил накипевшие чувства Софии, и она дала себе слово, что не испортит ее настроение в ближайшие дни. Милинда и вовсе закопалась лицом в подол платья матери и боялась произнести что-то лишнее. Она поддерживала сестру, но слишком боялась отца, чтобы так открыто сопротивляться ему.
Глубоко подышав, Хелен вновь взяла книгу в руки и открыла на первой странице.
– Сейчас я расскажу своим деткам-непоседкам сказку про храброго медвежонка Хьюпи…
София и Милинда улеглись поудобнее и приготовились слушать сказку, как вдруг в гостиной неожиданно вспыхнул свет, и они, недовольно щурясь от рези в глазах, выглянули из-за дивана. В гостиную вошел Брайан, а за ним веселые, смеющиеся и что-то напевающие юноша и две девушки. В одной из девушек София узнала Элен Ахматову, и сердце ее радостно заколотилось.
– Элен, ура! Я так давно тебя не видела,– воскликнула она и, путаясь в шали, поднялась и побежала навстречу к ней.
Хелен и Милинда поднялись с ковра и присели на диван. Мать вопросительно посмотрела на сына, ожидая представления гостей.
– Мама, это мой друг Эл Ахматов. Я тебе о нем много рассказывал…
Александр любезно кивнул и улыбнулся:
– Добрый вечер, миссис Дьюго.
– Это его девушка – Мэри Синкли… А это его сестра – Элен.
Элен и София уже секретничали в сторонке, у другого дивана, весело хохоча и обнимаясь.
Брайан жестом показал гостям на диван, а сам подошел к матери и шепотом сказал:
– Знаю, что отца сегодня долго не будет. Я хочу, чтобы друзья остались на ужин.
Хелен неуверенно тихо ответила:
– Я рада твоим друзьям, только бы не узнал отец.
Брайан быстро чмокнул мать в щеку и потерся лбом о ее висок.
– Мам, я люблю тебя.
– И я тебя, сынок,– заверила Хелен и, счастливо улыбаясь, уже громко продолжила:– Очень рада всех вас видеть в нашем доме. Это такая редкость. Давайте не будем откладывать ужин и пройдем в столовую? Я вас всех немножко побалую вкусной поджаркой и домашней выпечкой.
Алекс и Мэри, улыбаясь друг другу и хозяйке дома, взяли принесенные с собой пакеты и прошли за Брайаном в столовую.
– Я очень рад познакомиться с семьей друга и в знак уважения хочу поздравить вас с наступающим Рождеством. Завтра мне не удалось бы это сделать, семейный ужин, традиции… вы понимаете… Вот мой подарок!
Алекс достал из пакета огромный воздушный торт, украшенный кремовыми елками, пухлыми Санта-Клаусами и разноцветными гирляндами из шоколада в глазури, все это было посыпано рубленным миндалем.
– И-и-х!– завизжала Милинда в предвкушении аппетитного кусочка.
Все дружно засмеялись. Хелен сердечно поблагодарила Ахматова и предложила присесть за стол. На визг сестры вбежали София и Элен.
– Мои перепонки не выдержали твоего писка,– деловито сказала София и с блеском в глазах уставилась на огромный торт.– Ого!
Брайан пощекотал сестру и усадил на свое колено.
Мэри держалась робко и лишний раз не поднимала глаз. Алекс познакомил ее с Брайаном час назад, и она уже почувствовала, как тот на нее смотрит. Брайана сразу заинтересовала девушка необычно тонкой красоты. Но он терпеливо сдерживал свой интерес, так как ценил дружбу с Ахматовым.
София мельком рассмотрела всех присутствующих и, резво спрыгнув с колен брата, предложила Элен подняться в свою комнату.
– Мама, я возьму молоко и твои пышки.
Не успела Хелен оглянуться, как София уже набрала полные руки пышек и убежала вместе с Элен из столовой.
– Ох и стрекоза!– шутливо пожурила мать.
– Поверьте, Элен тоже не подарок!– с улыбкой поддержал ее Алекс.– Но не беспокойтесь: Элен не напакостит.
– Да что ты, я не боюсь. После Софии нам не страшен даже Бугимен,– засмеялась Хелен.– А твоя сестричка – заметно воспитанная девочка… Давайте поужинаем, наконец.
Хелен живо расставила тарелки. Брайан помог разложить столовые приборы и салфетки. Алекс простодушно помог нарезать хлеб, разлить соус в блюдца.
– Я думаю, вы уже достаточно взрослые, чтобы немножко выпить вина?– заметила Хелен и зазвенела бокалами.
Неожиданный прилив тепла и радости вдохновил ее на то, чтобы устроить почти рождественский ужин. Так давно в ее доме не собиралась компания добрых людей, хоть и молодых. А уж где просиживал Ланц со своей компанией, Хелен только могла догадываться.
Радушная хозяйка разлила вино по бокалам и, наконец, присев за стол, подняла свой бокал в дружном застолье.
***
София и Элен, наевшись пышек до икоты, расположились на кровати.
– Ой, я забыла пакет в гостиной,– вспомнила Элен.– Я нарисовала картину и решила подарить тебе ее на Рождество.
– Картину?
– Да, твой портрет, помнишь?
– А я уже забыла про него. Брайан был так занят, вот и не брал меня к тебе в гости.
– Ты думаешь, мой брат бездельничал? Он тоже пропадал в своей библиотеке. У них с Брайаном одна мечта – уехать в Вашингтон.
– Куда?!– удивилась София.
– В Вашингтон. Там у них какой-то университет…
София грустно поджала губы и сбивчиво сказала:
– Мне Брайан рассказывал, что уедет в колледж в Хьюстон. Значит, он мне врал?
– Нет, Фисо. Сначала они будут учиться в Хьюстоне, а потом…– Элен махнула рукой и прищелкнула язычком,– умные будут.
– Ничего себе!– восхитилась София.– Наши братья будут самыми умными! А потом Брайан и меня заберет учиться.
Элен улыбнулась и обняла девочку.
– Здорово, что они дружат! А мы дружим с тобой!
– Да!– подтвердила София.– Пойдем за портретом, я сейчас лопну от любопытства.
Элен была старше Софии на два года, но этой разницы не ощущалось, потому что характеры девочек были похожи, а интересы во многом совпадали. Обе стремились к знаниям, мечтали стать известными, и обе были непосредственны и невыносимо упрямы в достижении своих целей. Но к Элен окружающие были благосклонны и терпимы, к Софии – придирчивы и строги. Однако Элен это не портило, а София по-прежнему оставалась самоуверенной и дерзкой. Обе сожалели, что не могли общаться чаще, так как у Элен полным ходом шла подготовка к старшей школе с художественным уклоном в Новом Орлеане, да и в Эль-Пачито ее одну никто не отпускал. Созваниваться у них тоже не получалось. Когда Элен вспоминала о Софии, – была либо ночь, либо ее телефон не отвечал. А София не могла позвонить, так как из-за экономии средств, иногда чересчур жесткой, отец не оплачивал телефонные счета.
Картина, нарисованная Элен, потрясла Софию своей реалистичностью. Конечно, она не разбиралась в художественном искусстве, но для нее это был шедевр. Когда София похвасталась всем портретом, талант Элен был оценен.
В веселой компании София не заметила, как пришло время расстаться с гостями. Она с неохотой проводила Элен, зная, что увидеться еще раз предстоит нескоро, а может быть, и никогда, потому что родители собирались отправить дочь на обучение в Новый Орлеан сразу после нового года. Софии оставалось только сожалеть о том, что она не могла иметь таких подруг, как Элен, и проводить вечера более разнообразно, чем обычно.
Пожалуй, Элен была единственной девочкой, воспринимавшей Софию всерьез, без оценки внешности и материального положения. Для Софии казалось дикостью обращать внимание на человека по количеству зеленых купюр в бумажнике или по принципу – успешный, известный, глупый, не фермер, как это делал ее отец. Ланц всегда всех людей распределял по категориям, непонятным Софии, и главным для него всегда был фермер, который не должен подчиняться правилам людей, живущих иной жизнью, не должен желать сверх того, что может сделать собственными руками, а не бессметными богатствами, нажитыми мошенническим путем. И тем более ни один уважающий себя фермер не будет водиться с богачами, живущими в Эль-Пасо. Уже в своем возрасте София понимала, как несправедливы утверждения ее отца, она протестовала всякий раз, когда тот пытался вбить это в ее голову.
София проводила гостей унылым взглядом. Прислоняясь щекой к оконному стеклу, она ощутила, что вечер перестал быть интересным, время остановилось, стало одиноко и грустно. Брайан ушел провожать друзей, Хелен и Милинда возились с посудой на кухне. Все было как всегда: скучно, уныло и беспросветно.
София сняла трубку телефона и, мельком взглянув на часы, набрала номер доктора Логана. Долгие гудки заставили нервничать. Но спустя несколько секунд ответил добрый, заботливый голос крестного.
– Бен, я уже испугалась, что тебя нет дома,– радостно крикнула в трубку София.
– Моя стрекоза, добрый вечер! Сколько я буду учить тебя манере разговаривать по телефону?
– Бен!
– Никаких отговорок,– укоризненно произнес тот.– Ты хочешь быть настоящей леди?
– Очень,– надув губы, пробормотала в трубку девочка.
Бен смягчил тон и спросил:
– У тебя что-то случилось?
– Нет.
– Что-то с мамой?
– Нет.
– Ты соскучилась?
– Я хочу к тебе. Мне здесь скучно. Гости ушли, подарили торт, а мне картину… Помнишь, я рассказывала тебе про Элен?
– Угу…
– Она художница. Я так злюсь, что не могу дружить с ней, что не могу пригласить ее, когда папа дома. Мама с Лин возятся на кухне, а мне скучно. Я хочу к тебе. Можно?
– Конечно, можно, что за вопрос? Но уже поздно для прогулки…
– Не поздно, я с закрытыми глазами найду твой дом,– умоляюще протараторила София.– Ну, пожалуйста!
Крестного легко было уговорить – он обожал свою девочку. Бенджамин накинул пиджак и вышел на дорогу встречать Фисо.
София незаметно прокралась на кухню, неловко поделила оставшуюся часть торта пополам и, завернув кусок в салфетку, помчалась одеваться в свою комнату.
Через десять минут ее уже не было в доме. Она со всех ног бежала к дому крестного отца.
***
Солнце клонилось к закату.
В доме Ахматовых царила особая атмосфера. Собрались многочисленные родственники: дяди, тети, кузены и кузины. Накрывая стол, Элен и Бриджит насчитали семнадцать персон. В то время как родственники собрались в гостиной и предавались воспоминаниям о молодости и прошлых временах, Александр и Мэри сбежали от любопытных глаз в беседку за особняком.
– Тетя Амелия не очень-то и хотела идти на ужин,– поделилась Мэри, плавно ступая по гладко стриженому газону.
– И я знаю, почему,– улыбнулся Алекс.
Взгляд Мэри робко скользнул по красивому лицу Ахматова и снова устремился вдаль.
– После нескольких стаканов бренди, разбавленных виски, а потом и мартини, дядя Роб начинает приставать ко всем девушкам моложе тридцати лет,– начал вспоминать пороки родни Александр.– Тетя Элисон неутомимо бормочет о третьей мировой, и что всем просто необходимо уходить под землю. Кузины Мэйдли увлеченно посвящают семью в очередные сплетни о политиках и известных бизнесменах. А любимица публики Лорэйн без устали щебечет о новых подарках мужа и о том, как удалась ее жизнь. Остальные со светской деликатностью выслушивают первых и поддакивают. Это утомляет.
– Как ты смешно и просто рассказываешь о своей семье…
Мэри улыбнулась, и Алекс заметил, что она робко смотрит на него. Тепло разлилось по его телу.
– Мэри…– Алекс остановился и нежно коснулся ее руки, отчего щеки девушки мгновенно запылали ярким румянцем,– когда я нахожусь рядом с тобой, меня не тянет к учебникам, в библиотеку, я не хочу общаться с друзьями… Мне очень тепло рядом с тобой. Я еще никому не говорил того, что хочу сказать только тебе…
Мэри невольно отдернула руку и нервно содрогнулась, заранее зная, что услышит, кожей ощущая, как эти слова охватят ее жарким огнем и как следом ледяной вихрь прошлого погасит пламя и оставит за собой нестерпимую боль. Он был так близок и так дорог, но сила страха и гнева внутри нее в секунды разверзала непреодолимую пропасть между ними.
Онемев от нахлынувших эмоций, Мэри медленно закрыла глаза и позволила своим ушам услышать до боли любимый голос Алекса. Он ласково, проникновенно говорил о своих переживаниях, складывал слова в любовную песню, заставляющую таять и трепетать. Горячо и искренне он выражал все, что лежало на сердце, и взглядом, ожидающим взаимности, рассматривал ее лицо.
Указательным пальцем Алекс приподнял подбородок Мэри. Она приоткрыла глаза и замерла. При свете фонарей вид ее ярко-зеленых глаз с поволокой вызвали щемящую боль в его груди. Алекс медленно наклонил голову и захватил губы Мэри, как неприступную крепость.
Девушка широко раскрыла глаза и оцепенела. Время словно остановилось, оглушающая тишина врезалась в уши, сердце перестало биться, и кровь отхлынула от лица. Ахматов в недоумении отстранился от Мэри и коснулся ее плеч руками. Глаза девушки, словно стеклянные, смотрели сквозь него, лицо резко побледнело, кожа на оголенных плечах похолодела и покрылась мурашками.
– Мэри?– окликнул ее Алекс.– Ты плохо себя чувствуешь?
Ответа не было, только ее веки еле заметно дрожали.
– Мэри, прости… Я напугал тебя?
«Как глупо! Я должен был сначала спросить,– тревожно подумал Алекс, интуитивно чувствуя, что реакция девушки связана с ее прошлым.– Черт тебя дери, Эл, ты должен был позаботиться о ее чувствах. А теперь ты все испортил!»
Его сожалеющий тон, виноватый взгляд и легкое потряхивание за плечи привело Мэри в чувства: будто начал таять лед, из ее глаз брызнули слезы.
– Мэри,– с тревогой прошептал Алекс.– Прости меня, я должен был почувствовать, что ты не готова…
– Замолчи,– сдавленно ответила она.– Ты не виноват… Я очень люблю тебя, но дай мне время… Не торопи меня…
Ахматов опустил руки и понимающе кивнул.
– А сейчас оставь меня одну. Я не уйду. Я буду здесь, в беседке.
– Мэри, я люблю тебя и не обижу,– виновато проговорил Алекс и, скинув пиджак, накинул его на озябшие плечи девушки.
– Иди, скоро будут резать индейку. Обещай, что оставишь мне самый лакомый кусочек?– слабо улыбнулась она.
Ахматов смятенно поежился, расстроенно улыбнулся и направился в дому.
Мэри тоскливо завернулась в пиджак любимого, уткнулась носом в его воротник и огорченно вздохнула. Присев в соломенное кресло, она поджала под себя ноги и заплакала.
Сквозь туманные мысли и горькие слезы, как в кинофильме, кадр за кадром память воскресила событие, которое год назад положило начало новой жизни.
…– Извини, мне было приятно провести с тобой несколько рождественских ночей, но я тебе ничего не обещал. Да и времени у меня нет на все эти розовые сопли. Экзамены ведь.
Мэри замерла с открытым ртом в полном изумлении. Сначала показалось, что она что-то не расслышала. Она попыталась рассмотреть в глазах Пьера хоть какое-то опровержение услышанного, но видела только хладнокровную усмешку и жестокое самодовольство.
– Но ты же говорил, что я особенная из всех в этой школе?!– дрожащим голосом проговорила Мэри, все еще убеждая себя в недоразумении.
– Ты была особенной, когда была девственницей,– победно заявил дружок Пьера, неожиданно появившись за спиной Мэри.
Только спустя минуту она осознала смысл его слов и поняла, что ее безжалостно использовали. Слезы унижения и досады потекли по щекам, обжигая губы, капая с подбородка на платье.
– Ой, уберите эти сопли,– снисходительным тоном воскликнул Пьер и, повернувшись в сторону школы, удалился вместе со своим дружком.
А слезы капали и капали. Мэри чувствовала себя облитой грязью, опустошенной и раздавленной. Ведь о проведенных ночах с Пьером, о ее соблазнении будет знать вся школа, ее улица, а значит, и ее отец. Мэри не рыдала, не всхлипывала, она потрясенно сквозь пелену слез молча наблюдала за удаляющейся фигурой Кьюри и не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Если бы желания исполнялись мгновенно, она тут же провалилась бы сквозь землю. Умерла. Не мыслила. Не чувствовала. Не ощущала. Растворилась…
Неожиданный толчок сзади привел Мэри в чувства, и она оглянулась. Малыши, беззаботно играющие в мяч, задели ее ногу, забивая гол. Мяч лежал у ее ног, и она тупо смотрела на него, не отзываясь на крик мальчишек вернуть игрушку.
– Ну ты и растяпа!– крикнул мальчик, что постарше.
Мэри заморгала мокрыми ресницами, и только тут ее пробрало дрожью омерзения и злобы к самой себе и на весь мир вокруг нее. Она осознала, что родилась на свет только для того, чтобы страдать, чтобы все окружающие использовали ее в своих целях, не оставляя выбора ей самой. За что ее наказали такой жизнью, – Мэри не могла постичь. Может быть, она была недостаточно благодетельна, покорна или совершила непростительный грех, или причинила кому-то зло? Причина должна была быть, на все есть ответ, но Мэри его не находила.
Разные мысли закружились в ее голове, но, сраженная небывалым цинизмом и безжалостностью, подавленная, она пошла домой. Единственно верное решение – оставить все и убежать куда глаза глядят. И Мэри возвращалась в свой дом, чтобы забрать личные вещи, документы и распрощаться с «мертвым городом» навсегда…
Мэри не могла обмануться во второй раз. Это было бы полным поражением. Поэтому сейчас следовало быть очень осторожной даже с таким благородным и великодушным человеком, как Александр.
Огорчение Алекса скрасила Элен невыразимым восторгом от раскрытого заранее рождественского подарка брата. А затем был фейерверк, брызги шампанского, смех и восторги, веселые танцы, торжественные выступления гостей и прочая праздничная суета.
Эль-Пачито, май 1984 года
Прошлый год для семьи Дьюго закончился небывалым развитием торговых отношений с крупными спортивными клубами Нового Орлеана и Сан-Антонио. Жеребцы Ланца привлекли пристальное внимание владельцев клубов поло, и план по разведению скакунов увеличился вдвое. Дьюго стал уделять своему делу более серьезное внимание и придавать все большее значение фермерскому хозяйству. Еще настойчивее он опровергал всякую возможность другой жизни для своих детей вне фермы, вне его дела, вне его принципов.
Теперь, когда счет Ланца в банке имел пятизначную цифру, убедить его в поиске других вариантов решений жизненного пути сына стало практически невозможным. Брайан оставил все попытки убедить отца в своем праве на выбор: успешно сданный тест в колледж Хьюстона придавал уверенности в преодолении всех трудностей. А это значило, что ему не потребуется просить денег у семьи на свое обучение – стипендия была гарантирована письмом приемной комиссии. Через два месяца предстояло пройти собеседование на месте и готовиться к переезду в студенческое общежитие. А пока Брайан был озадачен выпускными экзаменами и предстоящим выпускным балом.
Юноши и девушки, оканчивающие старшую школу с отличием, отправлялись на вечеринку в Эль-Пасо. Мэр города сэр «Дональд Даг» любезно предложил это мероприятие для школьников всех близлежащих маленьких городков.
Александр и Брайан шли на выпускной бал вместе.
***
В конце мая закончились школьные занятия у Софии и Милинды, и они могли полностью посвятить себя отдыху и развлечениям.
Ланц Дьюго стал часто бывать в соседних городах по делам фермы и показывался дома уже за полночь. Хелен, пользуясь моментом, вывозила детей на прогулки в Эль-Пасо, Сан-Антонио. Они посещали кинотеатры, книжные магазины, ярмарки, отдыхая за столиком уличного кафе, смотрели уличные представления бродячих актеров. У девочек эти события вызывали столько впечатлений, что привычный ритм – жизнь в поместье, школа, дом, уроки, школа – казался скучным и мрачным.
– Ты поняла, Лин, почему я всегда говорю, что хочу уехать далеко отсюда?– серьезным голосом сказала десятилетняя София.
Хелен мысленно удивилась взрослому рассуждению дочери, ее целеустремленности, которая все ярче проявлялась с возрастом.
– Я поняла…– уверенно ответила Милинда и спрятала глаза, чтобы не выдать обратное.
Милинде хотелось что-то изменить в своей обычной жизни, но она, в отличие от сестры, не стремилась вырваться из привычного круга.
– Мам, я опаздываю к Бену,– после всего заявила София.
– Мы успеваем, я заведу тебя по пути,– заверила Хелен.
София задумчиво стала копаться в своем рюкзачке.
– У меня скоро день рождения. Интересно, что подарит мне папа? Или у него, как всегда, не будет ни денег, ни времени на меня?
Хелен, чувствуя себя виноватой, мягко улыбнулась и погладила дочь по руке. Затем взяла ее пальцы и поднесла к губам.
– Я обещаю, что у тебя будет замечательный день рождения.
– Угу,– понимая, что мать утешает ее, откликнулась София, но успокоилась тем, что брат и крестный обязательно устроят для нее сюрприз.
Когда они приехали в Эль-Пачито, София остановилась и огляделась.
– Мама, если я пойду отсюда напрямик, то быстрее дойду до Бена. А вы идите домой.
– Софи, ты даже не умоешься, не переоденешься?– с укоризной в голосе спросила Хелен.
– Я у Бена все это сделаю. Правда, мам, не волнуйся. Я побежала.
И София со всех ног бросилась через кусты шиповника в сторону дома доктора Логана, будто за ней гналась свора разъяренных собак.
– Ах стрекоза!
Хелен умильно покачала головой, и они с Милиндой медленно побрели домой.
***
Доктор Логан выглянул в окно веранды и заметил, как ловко через забор к нему во двор пробирается София. Девочка так спешила, что, протискиваясь через щель между досками, зацепилась подолом платья и вырвала клочок ткани. Но не останавливаясь она вбежала по лестнице на веранду и забарабанила руками в дверь.
– Эй, эй, кто это так торопится?– с улыбкой проговорил Бен и впустил девочку в дом.
Оглядев ее сверху вниз, он замер взглядом на пыльных сандалиях и чумазых ногах.
– Ого! Видно, ты очень спешила!
София улыбнулась, шаловливо поморщила носик и заговорила:
– А я обещала быть у тебя в три часа. Я пришла.
– Я вижу, Фисо. Но что мы скажем маме про твое платье?
Бен взглядом указал на подол платья крестницы. Девочка опустила голову и удивленно округлила глаза.
– О-о!
Досадно закусив нижнюю губу, она виновато оглянулась.
– Ой, Бен, это мое выходное платье. Мама будет ругать. А папа, если узнает, убьет и меня, и маму.
Логан нахмурился, протянул девочке руку, и они вместе прошли в гостиную. Бен усадил крестницу на колено и внимательно посмотрел в ее глаза. София не поняла этого взгляда, но почувствовала, что за ним кроется серьезный вопрос.
– Фисо, скажи мне, твой папа…
Бен нерешительно кашлянул и, подбирая более мягкие слова, продолжил:
–…обижает маму?
София заметно погрустнела, опустила глаза, прислонилась щекой к колючему подбородку Логана и промолчала.
– Я лишь хочу быть уверенным, что твоя мама чувствует себя хорошо,– оправдался Бен, понимая, что смущает девочку странным вопросом.– Фисо?
– Мама не разрешает мне много болтать.
– Я ничего не скажу ей. Мы ведь друзья? А друзья умеют хранить секреты?!
София уныло уткнулась в шею крестного и упорно не хотела отвечать. Но как ей хотелось поделиться с ним всеми своими переживаниями.
– Ладно, это не мое дело. Но обещай, если маме будет плохо или ей нужна помощь, ты мне расскажешь?
Легкое покачивание головы девочки на его плече означало согласие.
– Хорошо. А теперь я хочу, чтобы ты посмотрела, что я купил,– бодро сказал Бен и попытался взглянуть в лицо Софии.
Но девочка крепко обняла его и не хотела отстраняться.
– Я поеду на тебе,– сказала она.
– Отлично! Тогда держись крепче!
Новая покупка доктора Логана вызвала у Софии восторг, что о занятиях этикетом можно было забыть. Последняя модель компьютерной технологии стояла на рабочем столе Бена и одним своим видом завораживала маленькую Софию. Девочка так увлеклась, что решила узнать об этом чуде все, что только можно. Компьютеры давно интересовали ее, и любопытству не было конца. Весь оставшийся день она просидела за рабочим столом, жадно впитывая все, чему учил ее крестный.
Время прошло незаметно. София не услышала, как зазвонил телефон. Бен вышел, а через минуту вернулся, чтобы сказать ей, что пора домой.
– Ну еще чуть-чуть,– умоляющим голосом попросила София.
– Звонила мама, она ждет тебя к ужину. Отец тоже скоро вернется…
Девочка недовольно поморщила свой маленький носик и неохотно слезла со стула.
– А завтра можно я приду?
– Конечно!
– Тогда я прямо с утра?
– Нет, нет, позавтракаешь, поможешь маме, тогда посмотрим,– строго предупредил Бен.
София медленно вышла из кабинета. Последний раз оглянувшись на голубой монитор, она грустно вздохнула и подала Бену руку.
– Не говори никому, что я порвала платье? Я его спрячу. Никто не заметит.
– Ух, проказница!
Бен и София сердечно обнялись, попрощались и, пока солнце не зашло за горизонт, девочка поспешила домой.
– Я люблю тебя, крестный!– крикнула она на прощание и скрылась в густых зарослях шиповника.
Вечером воздух был особенно свеж. В маленьких рощицах обильно цвели полевые цветы. Уже начинали стрекотать сверчки.
София шла меж пышных кустов с розовыми, алыми, белыми соцветиями, и от нежелания возвращаться домой ей в голову взбрела мысль обойти весь островок буйно цветущего шиповника.
На небе начинали зажигаться крупные звезды, а пение птиц становилось все громче, от ветра шуршала густая листва. Под ногами трещали сухие ветки, и застежки сандалий позвякивали при каждом шаге. Поглощенная звуками природы, София не заметила, как оказалась в конце своего пути, еще чуть-чуть, и она выйдет на дорогу к своему поместью. София замедлилась, закружилась на месте, вздохнула и только сделала шаг вперед, как неожиданно наступила на что-то, что издало необычный звук, не свойственный треску сухих веток. Девочка прищурилась, вгляделась в землю под ногами, но в темноте ничего не разглядела. Испуганно округлив глаза, она стала оглядываться и пятиться к ближайшему кусту.
«Ой, догулялась… Темно и страшно… А вдруг это была большая змея? Ой, мамочки… спасите меня…»– запаниковала София, и ее маленькое сердечко сжалось от страха.
Она остановилась у куста и больше не двигалась с места, бросая по сторонам беспокойные взгляды, и усердно молилась, чтобы хоть кто-нибудь прошел по той же дорожке и спас ее.
Неожиданно София уловила пятно света за кустами шиповника и две фигуры, крадущиеся под занавес пышно цветущих веток. Девочка разобрала женский и мужской голоса, и это обрадовало ее и успокоило: она была спасена от жуткой темноты. Испуг сменился желанием оказаться рядом с людьми, и София, не сдерживая порыва, чуть подалась вперед. Продолжая настороженно оглядываться, София ползком добралась до колючих ветвей шиповника и раздвинула их руками, открыв себе обзор. Облизав уколотый палец, она замедлила движения, посмотрела вперед и тут замерла в немом удивлении. Перед глазами открылась ошеломляющая детскую душу картина. На траве среди колючего шиповника лежали мужчина и женщина. Женщина, выпячивая полуобнаженную грудь и изгибаясь дугой, заливалась веселым смехом и визжала от каждого прикосновения мужчины. Большие руки мужчины грубо и жадно срывали с нее блузку, стягивали юбку. Мерзкий хохот, хрипящее пыхтение сопровождали его движения, его голова опускалась между ног женщины, отчего та извивалась, как змея, хватала мужчину за волосы и плечи, тоже срывала его одежду и при этом без умолку громко стонала. Минуту спустя одежда валялась на земле, а двое катались по ней, как собаки в пыли, и фонарь освещал их голые тела.
София, вытаращив глаза, не могла сдвинуться с места: видимое и слышимое ею словно приковало к земле. Девочка резко зажмурилась, когда кто-то из двоих случайно задел фонарь, тот перевернулся и свет упал прямо ей в глаза, и только в этот момент она осмыслила, кто находился перед ней.
– О, Ланц, ты такой горячий… Возьми меня прямо сейчас… О-о, да…
Этой женщиной была Кларенс, продавщица фруктов и овощей на местном рынке. София вспомнила, что каждый раз та снисходительно улыбалась и насмешливо приветствовала ее мать, проходившую мимо лотка. А тот, кто был ее отцом, заботливым папашей, сулящим ей, Лин и Брайану достойное будущее на ферме, сейчас обнимал эту «торговку» и называл ее «любимой». В этот момент София была растерянна и подавленна, не понимала, что же такое неожиданно произошло с этим миром. Грозность, строгость ее отца, убедительные речи о порядочности и правилах, которые должны соблюдать все, сейчас для него самого не существовали. Своими действиями он перечеркнул все принципы, которым учил детей.
«А как же мама?!– пронеслось в мыслях Софии.– Она же говорила, что он хороший, заботливый… Она верит ему…»
Внезапно София почувствовала, как сводит живот и к горлу подкатывает что-то тяжелое и горячее. Она перевернулась на бок, и ее сразу стошнило прямо на платье. София задрожала от нахлынувших мерзких ощущений. Не понимая, что с ней происходит, отчего у нее кружится голова и все плывет перед глазами, девочка еле смогла отползти назад, чтобы больше не видеть и не слышать происходящего. Она кое-как вытерла губы и, сплевывая горькую слюну, поднялась на ноги. Спотыкаясь и почти плача, ничего не разбирая под ногами, София побежала к дому.
Она обливалась слезами, сожалея, что оказалась в тех кустах, но в то же время понимала, что ее давнишняя вражда с отцом, упрямство и пренебрежение к нему, интуитивное недоверие и открытая неприязнь были оправданы. Он всегда был предателем, обманщиком, гнусным негодяем и подлецом. София боялась, что, вернувшись домой, не сможет сдержаться, устроит истерику или все расскажет матери, или больше никогда не сможет заговорить с ним, а он ополчится на мать, и произойдет катастрофа. Но что бы ни произошло, София клялась себе, что никогда не обратится к отцу, никогда не попросит его о помощи, никогда не возьмет его за «большую, грубо раздевающую доступных женщин» руку и не позволит, чтобы он прикоснулся к ней даже случайно.
***
Хелен стояла у ворот поместья, строго и беспокойно поглядывая вокруг. Софии не было уже час, как Бен сообщил о том, что девочка покинула его дом, и сердце матери наполнялось тревогой.
Неожиданно из переулка выбежала чумазая заплаканная девочка в разодранном платье. Хелен не узнала собственную дочь.
– Мама,– рыдающим голосом прокричала София и с разбега уткнулась лицом в подол платья матери.
– Софи, стрекоза, что случилось?– беспокойно воскликнула Хелен и, присев на корточки, обняла дочь.– Почему от тебя так пахнет?
Содрогаясь от рыдания, София решительно молчала.
– Идем в дом, умоешься и все мне расскажешь.
Мать взяла девочку за руку и, беспокойно вздыхая, повела ее в дом.
В душевой комнате, пока София умывалась, Хелен огорченно пыталась рассмотреть, нет ли на теле дочери синяков, ссадин или каких-либо признаков насилия. Но ничего подобного, кроме порванного платья, от которого исходил неприятный запах, запутавшихся в волосах сухих листьев и соломинок, она не обнаружила. Осторожно Хелен ощупала руки и ноги дочери, сняла с нее платье, взглянула на живот и спину, погладила щеки и подбородок и не нашла подходящего объяснения ее внешнему виду и поведению.
– Может быть, ты все же расскажешь маме, что случилось?– устав от догадок, спросила Хелен.
София смотрела на мать большими испуганными глазами и молчала. Что-то мешало ей рассказать все, что она пережила. Раньше любая, даже самая тяжелая новость не задерживалась на языке, а теперь София терялась в своих чувствах, горло свело от напряжения.
Хелен не стала напирать на дочь, зная, что, когда придет время, та сама все расскажет. Она усадила дочь в ванную, пустила теплую воду и стала намыливать ее худенькое тельце.
После купания мать одела девочку в пижаму и отнесла в ее комнату.
– Я принесу молоко и печенье,– сказала Хелен, укладывая дочь в постель.– И потом мне жутко любопытно услышать твою историю…
– Я расскажу, только принеси печенье,– укутываясь в одеяло, ответила София.
Хелен тяжело вздохнула, укоризненно покачала головой и вышла.
Пока мать отсутствовала, София с усердием старалась придумать историю своей вечерней прогулки. И, несмотря на жуткое потрясение, ей это удалось. Она с искренними глазами уверила Хелен в том, что пыталась защитить маленького щенка от своры разъяренных собак и что еле ноги унесла, оставив там кусок ситца. История оказалась вполне реалистичной. В конце беседы Хелен, наказав быть осторожней в следующий раз и не гулять одной поздним вечером, пожелала дочери доброй ночи и удалилась.
У Софии всегда была живая фантазия. Но сегодня ложь далась ей особенно тяжело. Что-то холодное, каменное поселилось в груди с момента, когда ее глаза запечатлели не поддающуюся объяснению картину. Софии казалось, что теперь даже вздохнуть было больно. Из памяти все не исчезали мерзкие образы, они сковывали все тело, и каждое движение отдавалось в голове тяжелым ударом. А голова словно наполнилась киселем. Ей не представлялось, что будет завтра. Когда за завтраком соберется вся семья, она будет смотреть только на отца, знать, что он из себя представляет, и молчать.
«Неужели он не поймет, что я его видела?– думала она.– А может, все это знают? Или все это приснилось мне? Нет, не приснилось! Я его видела! Он подлый обманщик! Я ненавижу его!»
В доме погасили свет, и все разбрелись по своим комнатам. София лежала под одеялом и широко раскрытыми глазами разглядывала темноту. О сне не могло быть и речи. Через некоторое время она услышала в коридоре тяжелые шаги отца, направлявшегося в свою спальню. Долго ворочаясь в постели, София не могла успокоиться и хоть на минуту закрыть глаза. Ей мешала подушка, мешала пижама, которая задиралась то там, то тут, мешало одеяло, и самой невыносимой была звенящая тишина в комнате, от которой зудело в груди и голова раскалывалась, словно ее надували.
Не выдержав, София соскочила с кровати и босиком направилась к родительской комнате. Ей хотелось убедиться, что ее глаза не ошиблись и это действительно был ее отец. София думала, что если он посмотрит в ее глаза, то поймет, что совершил ошибку и тут же признается во всем, покается, исправится.
Но наивные детские ожидания были разрушены в тот миг, когда в приоткрытую дверь София увидела, как отец, шатаясь от изрядной порции виски, снимает пыльный пиджак и небрежно бросает его на пол, затем с туповатой перекошенной улыбкой устремляется в постель к ее матери, но холодный взгляд и резкий толчок рукой отбрасывает его на кресло, и тот без сопротивления, что-то бормочет себе под нос, ерзает на сиденье и смирно засыпает.
София перевела взгляд на мать и задержала дыхание: та упала лицом в подушку, и ее плечи задрожали в глухом рыдании. Девочка попятилась, необъяснимая дрожь охватила все тело.
Все спали. Никто не догадывался о том, какой окажется эта ночь для Софии. Впервые в жизни она постигла, как начинает угасать ощущение беззаботности своего существования: задорную, светлую жизнерадостность сменяет обида и чувство несправедливости.
За эту ночь она словно повзрослела на несколько лет, при этом не осознавала и половины того, что с ней происходило. В Софии проснулись до настоящего времени незнакомые черты: серьезность, неуверенность и страх перед другими людьми. Теперь она доверяла только четырем близким людям… В их числе не было Ланца Дьюго…
На утро София выглянула в окно и увидела людей, спешащих на работу. Среди них были знакомые их семьи и простые наемники. И неожиданно возникла единственная мысль, приведшая ее в ужас:
«Все они смотрят друг другу в глаза, улыбаются, а когда никто не видит, – предают друг друга. Если это происходит, значит, никому нельзя доверять? Никому, никому? Никогда?! Особенно мужчинам?! А как же Брайан и Бен?– София тут же отмахнулась от этой мысли рукой.– Нет! Они другие. Только они не могут меня обмануть! Иначе бога не было бы на свете!»
София обиженно и сердито потерла сонные глаза и снова закопалась в одеяло и подушку, чтобы немного поспать.
***
Спустя неделю София сидела в ванной на корзине с бельем и внимательно следила, как Брайан бреет подбородок. Его щеки были смешно вымазаны пеной, волосы на голове взъерошены, а сонные глаза почти смыкались тяжелыми веками.
– Хорошо, что девочкам не надо бриться,– долго наблюдая за действиями брата, с облегчением заметила она.
– Я думаю, что ты забавно смотрелась бы с бородой!– пошутил Брайан.
София обиженно выпятила губы и покосилась на брата.
– Я и так некрасивая, а ты еще шутишь.
Брайан удивленно нахмурился.
– Кто это тебе сказал?
– Все в школе об этом говорят, и взрослые тоже. Думаешь, я глухая? Я все слышала, что говорит про меня наша соседка, а еще…
– А я знаю одно,– прервал тот сестру,– когда ты вырастешь, то будешь самой красивой и самой любимой девушкой на свете. И жених у тебя будет самый достойный. Я лично об этом позабочусь.
Брайан отошел от зеркала и мазнул кисточкой для пены по кончику носа девочки.
– Фу,– отмахиваясь весело засмеялась София.
– Вот так гораздо лучше! Когда ты улыбаешься, твои глазки излучают особое сияние! А теперь расскажи своему брату, что с тобой происходит в последнюю неделю? Я тебя не узнаю…
Его голос стал серьезным. Вмиг веселость Софии сошла с лица, и она напряженно втянула голову в плечи. Брайану еще не приходилось видеть сестру в таком состоянии: она была не только напряжена, но и внутренне встревожена, что-то происходило в этой маленькой головке, и было заметно, что ее мысли находятся где-то далеко и необычайно тяжелы.
– Окей, если не хочешь, не говори…
– Я верю тебе,– еле слышно проронила София.– Ты не разозлишься, если я тебе расскажу? Потому что у меня больше нет сил молчать. Если я расскажу тебе, мне станет легче…
Брайан заметил, как глаза сестры наполняются слезами и все ярче блестят, обнял ее за плечи и ответил:
– Нет, конечно. Я даже сохраню твой секрет, только не плачь.
Дрожащим голосом сбивчиво София рассказала брату о том, что увидела в тот злополучный вечер. Лицо Брайана медленно потемнело, в глазах появилось выражение, которого София еще не могла понять, но оно сразу насторожило ее. Боясь его реакции, она ухватилась руками за его шею и, крепко прижавшись к нему, слезно прошептала в ухо:
– Только прошу тебя: никому не говори, об этом никто не должен знать. Пожалуйста, Живчик… Я так боюсь за маму…
София заметила, как напряглись его мускулы, как он замер в яростном оцепенении, а долгое молчание сбивало ее с толку. Сейчас больше всего София боялась, что Брайан устроит разборку с отцом, став на защиту достоинства матери, и тем самым положит начало чему-то страшному, о чем она даже подумать не могла. Но Брайан сдержанно отстранил ее от себя, молча вернулся к зеркалу, взял полотенце и смахнул остатки пены с лица.
– Я обещал… никто об этом не узнает.
София вдруг почувствовала себя жутко виноватой, что причинила боль брату, и тихо заплакала.
Брайан же не столько был подавлен произошедшим, сколько сожалел, что его маленькой сестре выпала доля пережить такое потрясение. Он прекрасно понимал, что происходило между его матерью и отцом, и трезво оценивал ситуацию. И все же водоворот негодования закружил мысли в его голове, и сердце наполнилось болью и обидой.
– Сегодня у меня выпускной бал, хочешь, я заведу тебя к Бену по дороге в Эль-Пасо?– после долгого молчания заговорил Брайан.
София украдкой смахнула слезы с ресниц и согласно закивала.
– А ты вернешься завтра? У меня ведь день рождения,– совсем не весело поинтересовалась София.
– Конечно, вот увидишь – я поздравлю тебя первым.
– Тогда я поглажу твой галстук,– тихо сказала она и, спрыгнув с корзины, вышла из комнаты.
Только теперь Брайан тяжело выдохнул и, присев на край ванны, закрыв глаза, обхватил голову руками. Это было не первое свидетельство об измене Ланца Дьюго. В Эль-Пачито давно поговаривали о его «прогулках под луной», да только мать и сестер судьба уберегла от слухов. Что будет теперь, Дьюго-младший и не представлял. Тяжело было на его сердце, но он ничего не мог сделать. Не в его было власти что-то изменить…
***
После обеда София отправилась к крестному, а Брайан уехал в Эль-Пасо. Он был в великолепной компании, в которой были Александр Ахматов и Мэри Синкли. Мэри шла на выпускной бал в качестве девушки Алекса.
Перед тем, как отправиться в клуб Эль-Пасо, Алекс и Брайан присели в гостиной и, ожидая положенного часа, беседовали о своем. Оба они выглядели обаятельно и элегантно: в строгих черных костюмах, в белых рубашках с накрахмаленными воротничками и манжетами, в туфлях, начищенных до блеска – равных им не было.
Сердце Элен запрыгало от радости, когда она намеренно первая встретила Брайана у двери. Конечно, она позаботилась о том, чтобы привлечь его внимание: волосы были аккуратно зачесаны в хвост и завиты на концах, губы подкрашены светло-розовым блеском, а еле заметные блестки на веках выделяли изумрудные глаза. Когда парни заговорили о своих делах, она несколько минут кружилась рядом, но потом куда-то пропала. Через несколько минут снова появилась с подносом фужеров с фруктовым соком и поставила на столик. Брайан, как и всегда, любезно поблагодарил ее, и продолжил разговор с Алексом. Как же он был великолепен, как благородно держал осанку и совсем не отличался от их круга. Это был предел мечтаний Элен, даже если не уделял должного внимания ей. Но она проявила настойчивость и решительно предложила:
– Может, еще и печенья?
– Спасибо, Элен, не нужно,– ответил Брайан, мельком окинув ее взглядом.
Он даже не оценил ее наряда, прическу. Все было тщательно выбрано и надето для него одного, но не было замечено им. Однако шанс поправить ситуацию появился сам собой.
В дверь позвонили, и Алекс, ожидающий свою любимую, поспешил ей навстречу. Элен хитро прищурилась и присела рядом с парнем. Брайан, наконец, более внимательно взглянул на нее.
– Брайан, можно мне пойти на вечер вместе с тобой? Я обещаю быть ангелом. Я умею хорошо танцевать!– сладким голоском произнесла она.
– Разве брат тебе разрешил?– сдерживая проницательную улыбку, спросил тот.
– Я взрослая, и сама могу принимать решения,– скрывая досаду, ответила Элен.– Что в этом такого: я просто хочу повеселиться в вашей компании? Вы всегда брали меня с собой!
– Элен, но тебе только двенадцать!
– Я скоро вырасту,– не уступала девочка, рассматривая лицо Брайана большими наивными глазами в жгучем ожидании его согласия.
Его забавляла ее увлеченность им, в то же время смущала: он не знал, как деликатнее намекнуть девочке, что она его не интересует, что она еще маленькая и слишком навязчива.
– Вот когда вырастешь, тогда и посмотрим!– наконец нашелся Дьюго и, подмигнув ей, спешно засобирался в холл.– Нам пора, я слышу, что Мэри уже пришла. Доброго тебе вечера, Элен. Не сердись…
В один миг пылкие надежды юной Ахматовой разбились о непреступную стену равнодушия.
***
Первого июня исполнилось ровно десять лет, как Хелен впервые увидела свою долгожданную принцессу Софи. День рождения «маленькой стрекозы» для всех должен был стать грандиозным событием. Рано поднялись Милинда, Хелен, Брайан и, пока не проснулась их Фисо, они суетливо готовили стол к пышному завтраку и укладывали свои подарки в цветных обертках у двери ее комнаты. А когда все было готово, вся семья, за исключением Ланца, который уходил еще раньше, чем просыпались петухи, расселась по своим местам за столом и ожидала восторженные визги со второго этажа.
Но хитрюга София уже давно не спала и с нетерпением ворочалась в постели, прислушиваясь ко всем звукам за дверью ее спальни. И, конечно, она не могла разочаровать своих родных. Когда шум в коридоре стих, София поднялась с постели, медленно открыла дверь и в предвкушении сюрприза выглянула в коридор. Радостный визг раздался на весь дом, когда она схватила в охапку несколько разноцветных коробок и побежала в столовую, зная, что ее уже ждут.
Подарки были самые разные и необыкновенные: от матери она получила толстую книгу детских историй о чудесах науки и техники, от Брайана – большую игру – «Монополию», о которой мечтала несколько месяцев, от Милинды – собственную фотографию, вставленную в красивую рамку и украшенную гербарием и бисером.
После завтрака Хелен и дети вышли в сад и расположились на одеяле в тени деревьев. Этот день для Софии был наполнен улыбками, шутками, добрым настроением, запахом цветущих азалий и георгин, и весь мир пел вместе с ней.
На обед заглянул доктор Логан. Первое, что заметила София при появлении Бена, это то, как посветлело лицо матери и оживился взгляд. Крестный всегда выглядел солидно, аккуратно, отличался особой чистоплотностью, вероятно, сказывалась профессия, вел себя галантно и приветливо. И то чувство, возникшее в момент его появления, нравилось Софии и приятно грело душу. Она будто на крыльях взлетела с одеяла и, рассекая воздух раскинутыми в стороны руками, устремилась в объятия мужчины.
Хелен и Милинда заулыбались и тоже обнялись. Брайан с любопытством вытянул шею и наблюдал за Фисо.
– Бен, Бен, я думала, что ты уже не придешь!
Веселые ямочки заиграли на розовых щечках Софии.
Логан радостно поцеловал девочку в обе щеки и взял на руки.
– Эй, кто это сегодня такой красивый? Ты уже такая взрослая? Как быстро идет время, Хелен!– проговорил Бен.– Только недавно я держал на руках младенца, а сейчас тебе уже десять лет и ты такая тяжелая! Поздравляю тебя, моя дорогая девочка!
Логан еще раз расцеловал крестницу.
– А вот и мой подарок!
Он опустил девочку на землю, запустил руку в карман своего пиджака и достал маленькую бархатную коробочку. У Софии загорелись глазки, и она обеими руками приняла подарок от крестного.
– Ух ты! Это что-то интересное!– нетерпеливо сказала она и попыталась открыть коробочку.
– Не торопись, а то выронишь,– с улыбкой сказала Хелен.– Давай я помогу?
София открыла футлярчик, и оттуда блеснула золотая цепочка с крошечным рифленым сердечком. Логан помог расстегнуть застежку и примерить украшение. Поправив воротничок на платье, он развернул девочку к себе лицом и гордо произнес:
– Ты это заслужила! Всегда помни обо мне!
София расчувствовалась и потерла нос от слёзной щекотки.
– Ну-ну, – мягко улыбнулся крестный,– только не плачь. Я тебя так люблю, моя умница!
Их крепкие сердечные объятия отозвались тоскливой волной в груди Хелен. Она благодарила господа за то, что он не послал на обед Ланца, а задержал его где-то далеко отсюда, чтобы ее принцесса могла без потрясений насладиться теплом и нежностью любящих ее людей.
Обед прошел в такой умиротворенной обстановке, будто это была настоящая семья, та, о которой мечтают все. Это отметили все: и Милинда, и Брайан. Хелен и София отдельно друг от друга чувствовали, что этот гость всегда был ближе и дороже мужа и отца.
Стало немного грустно, когда после обеда Бен попрощался и отправился на работу. Но Брайан не дал скучать и быстро поднял всем настроение. Всей семьей они сели играть в «Монополию» у камина на мягком ковре, и первый ход без жребия достался Фисо. Хелен и Лин подключились к игре с большим интересом. За азартом, громким смехом, веселыми криками и спорами никто и не заметил, как в гостиную вошел отец семейства.
Ланц долго молча наблюдал за семьей, хмурясь, что его никто не замечает. Затем устало усмехнулся и подошел ближе к камину. Милинда оглянулась первой, а за ней оглянулись и все остальные. Хелен кивнула в знак приветствия и напряженно вернулась к игре.
– Всем добрый вечер!– хриплым, но бодрым голосом поприветствовал Ланц и развалился в своем любимом кресле, неподалеку от играющих.
Хелен, Брайан и Милинда ожидающе посмотрели на мужчину, но молчали.
Через минуту Ланц осмотрелся и спокойно заметил:
– А что это вы молчите?
София, уставившись в одну точку на карте «Монополии» и, затаив дыхание, до боли сцепила зубы.
Ланц поежился и привстал. Вопросительно глянув на жену, он устало поморщил лоб и потер затылок ладонью.
Внутри у Софии все кипело от желания высказать отцу, какой тот бессовестный, мерзкий и грубый, но, заметив, как Брайан медленно сводит брови, намекая ей на благоразумие, огромным усилием воли взяла себя в руки.
Хелен слабо улыбнулась и жестом указала на Софию. Но первой не вытерпела Милинда. Она подскочила и взволнованно затараторила:
– Папа, ну когда же ты поймешь? У Фисо день рождения!
– У кого?– не расслышал Ланц.
– У меня!– резко бросила София.
– Ах ты, маленькая девочка! Я совсем забыл, заработался, замотался… Но я обязательно куплю тебе подарок, как только выеду в город, так и куплю. Ты не сердись на отца…
В выражении его лица появилось что-то искреннее, теплое, но София знала, что прячется за этой маской, и не поддавалась на уловки.
– Спасибо! Ты уже сделал мне подарок!– холодно заявила дочь и дерзко, не скрывая своих недобрых чувств, посмотрела прямо ему в глаза.
Дьюго замер в попытке обнять дочь и недовольно хмыкнул:
– Какая муха тебя укусила? Как ты себя ведешь?
София ловко поднялась с ковра. Хелен и Лин беспокойно подняли головы.
– Ты не будешь больше играть?– спросила Милинда.
София резко сорвалась с места и выбежала из гостиной. Брайан собрал с пола карту игры и пересел в дальний угол комнаты, стараясь не попасть под горячую руку отца.
Ланц сердито выпрямился, оглядел всех свысока и, расставив руки на бедрах, щелкнул языком.
– Ну и воспитание у твоих детей, Хелен! Дикие, дерзкие, упрямые, почти как мои жеребцы…
– Верно, Ланц, только любишь ты больше своих жеребцов,– сорвалась Хелен.– Ты знаешь, как ждет Софи этот день, как надеется на твой подарок, хотя бы мелочь… А ты ведешь себя, как неродной!
– Как неродной,– эхом повторил себе под нос Дьюго и с усмешкой выдохнул:– Это все твое образование! Умные они слишком стали. В своих правах и обязанностях разбираются. Ишь ты, грамотеи!
Милинда подползла к матери и спряталась за ее спину. Хелен обняла дочь одной рукой и вместе с ней поднялась с ковра.
– Идемте ужинать. Стол давно накрыт… Ланц, прошу тебя, будь сдержаннее к Софи? Хотя бы сегодня…
Уже подходя к столовой, Хелен обернулась и сухо добавила:
– И переоденься, пожалуйста. Глаженые рубашка и брюки на спинке кресла в спальной.
– Хорошо, дорогая!– язвительным тоном ответил Ланц и шаркающей походкой направился к лестнице.
Брайан расстроенно посмотрел в спину отца и направился в столовую. Когда сели за стол, Хелен строго оглянулась и сказала:
– Дети, я очень вас прошу – не перечьте отцу. Промолчите, и все обойдется…
– Сколько можно молчать?– грустно перебил Брайан.
На его вопрос мать только тяжело вздохнула и укоризненно покачала головой. Заставлять детей во всем повиноваться и покоряться отцу не решало всех проблем и было против ее желания. Но Хелен была уверена, что когда-нибудь они станут выше всего этого, найдут свой путь и многие трудности разрешатся сами собой. Эта мысль утешала и придавала ей сил.
***
София не раскисла, не замкнулась в себе. Она переоделась, взяла свою детскую сумочку и поспешила к доктору Логану. В коридоре она столкнулась с отцом, который неожиданно вышел из своей спальни. Он строго окинул дочь взглядом, заметил, что та одета для выхода, и спросил:
– И куда же ты собралась?
– Гулять.
– Так поздно?
– Мама мне разрешила!– настойчиво заявила девочка.
– Значит, ты идешь к Логану,– заключил Ланц и нервно сжал пальцы в кулак.
– Ну и что?!– вспылила София и, не дожидаясь реакции отца, проскользнула в проем между ним и стеной.
– Я тебе запрещаю!– крикнул вдогонку Ланц.
Но София была уже на полпути к выходу из дома.
– Дерьмо!– выругался Дьюго и зашагал вниз по лестнице.– Я что, здесь совсем ничего не значу!? София, а ну вернись сейчас же!
На громкий сердитый крик из столовой вышла Хелен. Парадная дверь захлопнулась за Софией, а с лестницы взбешенно спускался Ланц.
– Опять ты разрешила ей посещать Логана? Сколько мы с тобой об этом говорили?– Дьюго обрушил раздражение на жену.
– Ланц – это ее крестный отец. Она имеет на это право,– мягко защитила дочь Хелен.
Из дверей столовой выглянул Брайан.
– Вернись за стол!– грубо выпалил отец.
Брайан сдержанно исполнил приказ, но присев за стол, настороженно прислушался к голосам родителей.
– Ты всегда ее защищаешь, а она плюет на меня и на мои правила!– разошелся Ланц.
Он ходил по гостиной, меряя ее огромными нервными шагами и недовольно трещал костяшками пальцев рук. Установленный им порядок жизни ломали собственные дети своей принципиальностью, непокорностью, упрямством и глупыми идеями о другой жизни. И никто не желал понять, что он хотел сохранить мирок, который создал своими руками для Хелен, для сына, который должен стать его приемником, для дочерей, которые дали бы ему внуков – будущих фермеров. Что в этом было плохого, почему все упрямо отказывались от того образа жизни, который предлагал им Дьюго? Это был идеальный путь: дела на ферме шли неплохо. А при умелом руководстве они стали бы еще лучше: земля давала все, что было нужно для жизни, окружающая природа радовала глаз и душу, здесь, в Эль-Пачито, был замечательный климат, доброжелательные люди, и все вокруг – родное и знакомое. Ланц откровенно не понимал, почему Брайан и София мечтали вырваться из этого стабильного мира в мир чужой, холодный, лицемерный, в мир суеты и бесконечной погони за признанием. Сквозь его тяжелые раздумья прорезался голос Хелен:
– Ты эгоист! Чаще всего думаешь только о своих интересах. Ты когда-нибудь пытался представить, что наши дети мыслят иначе, что им хочется увидеть большой мир, а не этот захолустный городок, где им не светят никакие возможности, кроме как с раннего утра и до позднего вечера пахать на ферме? Разве все люди на земле одинаковы? У Джорджа Кьюсака сын и дочь живут в Лондоне, и он радуется их успешной карьере, гордится ими. Разве это плохо?
Хелен не кричала, не повышала голос, но говорила настойчивым тоном, желая, чтобы ее услышали и поняли.
– А Бенджамин помогает и Брайану, и Софи стать людьми с широкими интересами. Он пытается пробудить в них все самое лучшее, особенное. Время идет, меняются взгляды на жизнь, мир не стоит на месте, и все это требует новых знаний и развитых способностей. Ланц, дорогой, разве тебе мало меня и Милинды? Перестань насаждать свою точку зрения детям. Будет только хуже. Они уже взрослые, их не переделать.
Хелен остановила мужа, коснувшись его руки. Но Дьюго резко отбросил руку жены и пристально вгляделся в ее глаза.
– Чему же Логан учит Софию?
– Разному… Компьютерной грамотности, танцевать, французскому языку…
Хелен не успела договорить, как ее перебила бурная реакция мужа:
– Я не понимаю, для чего ей все это нужно! Зачем ей в Эль-Пасо танцы, языки? Перед кем воображать? Что, она с быками да с жеребцами танцевать будет?
– Ланц, ты меня не слушаешь!– возмутилась Хелен.– Она же девочка. Она вырастет, захочет замуж… Должна же она хоть что-то уметь, кроме как решать математические задачки…
– Чтобы выйти замуж за фермера, она должна уметь хорошо готовить – что она делает отвратительно, и уметь заботиться о доме – чего она тоже не умеет. Вот и все таланты!– не уступал Дьюго, совершенно уверенный в своей правоте.
– Ланц, ты убиваешь меня своей бескомпромиссностью! Откуда в тебе столько злобы? Разве таким ты был раньше?– не выдержала Хелен и с силой сбросила со столика стопку газет мужа.
Газеты шумно разлетелись по полу гостиной. Возникла напряженная пауза. Хелен недовольно прищурилась на мужа, немного помолчала и раздраженно выдохнула:
– Я больше не намерена обсуждать это! Я иду ужинать. Если ты сядешь за наш стол в подобном настроении, то будешь спать в своей родной конюшне…
Хелен твердыми шагами вышла из гостиной и скрылась за дверью столовой.
Ланц опешил от неожиданного проявления характера супруги. Так она еще не осмеливалась с ним говорить. Похоже, ситуация в семье менялась не по дням, а по часам, и он был последним, кто не мог осмыслить причины этого. Хелен все меньше угождала ему, становилась все холоднее и нетерпеливее. Брайан игнорировал его мнение, когда речь заходила о будущем фермы, не воспринимал всерьез перспективу получить дело отца в наследство. А София была просто невыносимо дерзка и своенравна. Только Милинда оставалась отдушиной Ланца, единственным ребенком, который всегда слушал его и соглашался со всеми его мыслями и желаниями.
***
Жаркие июньские дни плавно перешли в июльские. За бурной тяжелой фермерской работой в ожидании скорого отъезда в Хьюстон будни для Брайана казались нескончаемой пыткой. Отец удвоил внимание к сыну, чувствуя прохладу к проблемам фермы, и, не желая отпускать его, держал все время при себе, нагружая всевозможной работой, бухгалтерией и бессмысленными задачами.
Но Дьюго-младший терпеливо считал дни. В отсутствие отца он вместе с Ахматовым приобрел билеты на поезд до Хьюстона. Ланц и не догадывался об отъезде сына, не замечал подготовки к этому и считал, что все идет по его плану. Обо всем знала только Хелен. Она тайно открыла сыну счет в банке и положила две тысячи долларов, которые копила долгое время, а также договорилась с Лили Хард о встрече Брайана и первой помощи в чужом городе. Однако от идеи поселиться в свободной комнате у тети на время обучения в колледже Брайан наотрез отказался, обосновав это желанием стать самостоятельным и преодолеть все трудности в одиночку. Хелен ни на чем не настаивала, хоть и очень переживала за сына.
За день до отъезда Брайан созвонился с Алексом и договорился о встрече на станции за час до отбытия поезда. Теперь у него оставался только один день на сборы и прощание с семьей. Он понимал, что вряд ли в ближайшее время появится на ферме, а значит, ему предстояла длительная разлука с дорогими людьми. Это понимала и Хелен.
***
Александр Ахматов упаковал чемодан и, не задерживаясь ни на минуту, поспешил в дом тети Амелии де Кампос. К его радости, тетки не оказалось дома, и он мог побыть с Мэри наедине.
Мэри знала, что вот-вот она упустит шанс стать счастливой, если не ответит на вопрос Алекса об их заочной помолвке.
Ахматов был решительно настроен на положительный ответ. Он искал в ее глазах причину долгого молчания, но не находил и терялся в догадках.
Мэри обнимала и целовала его, одновременно в мыслях прощаясь и прося остаться с ней. Но вслух не решалась попросить, понимая, как важно Алексу осуществить свою мечту. Но она задавалась одним вопросом, который мучил ее, не давал покоя: «А как же я? Что будет со мной?»
Все было как на ладони: его признание, его доброта, его сила и надежность, но ее страх был выше всего, и перебороть его было немыслимо. Мэри удавалось еще глубже спрятать свои чувства и забыться на некоторое время. Но сейчас она безумно желала, чтобы Александр не отпускал ее из объятий и все понял по ее глазам, потому что у нее не было сил произнести то, о чем она думала. Мэри тоскливо терлась щекой о его грудь и все крепче сжимала руки вокруг него.
– Я люблю тебя, Мэри!– томно прошептал Алекс, и его губы замерли на ее виске.
– Тогда возьми меня с собой?– со слезами в голосе попросила Мэри.
– Я заберу тебя через год. Ты поступишь в колледж в Хьюстоне, и мы снова будем вместе. А сейчас тебе надо окончить школу. Я буду жить вместе с Брайаном, и в следующем году добьюсь повышенной стипендии. Ты приедешь, я сниму квартиру, и все будет хорошо. Мэри, слышишь, не плачь, пожалуйста! Я заберу тебя, обещаю. Разве я когда-нибудь тебе лгал?
– Нет…
Мэри чувствовала, что он не лжет, но год жизни без него был бы жутким испытанием. Ей хотелось скорее определиться в жизни, быстро, четко, раз и навсегда, иначе чувство собственной несостоятельности, безнадежность, страх и не остывающая злоба поглотили бы ее с головой.
Александр остался на ужин. Но остаться на ночь из этических соображений ему не разрешила тетя Амелия.
Мэри проводила парня тоскливым взглядом, ощущая, как холодеет внутри, как пустота овладевает пространством вокруг и как глухо бьется ее одинокое сердце.
Ахматов покинул девушку в тревожном предчувствии их безнадежного будущего. Но упорно гнал эту мысль от себя. Хотелось верить в лучшее, он никогда не был пессимистом, однако интуиция редко подводила его.
Брайан собрал вещи, оглядел комнату, прощаясь с ней. С тревогой думал о том, что оставляет мать и сестер. Пожалел, что не будет благословения отца, а значит, они надолго исчезнут из его жизни, поскольку возвращаться сюда он не собирался. Его не страшило, что нужно будет покорять непроходимые вершины, что не все, чего он хочет, дастся легко, а только шаг за шагом. Но он дал себе клятву, что не оставит без поддержки Фисо, поможет ей, когда та вырастет.
Брайан взял семейную фотографию со столика и, тоскливо глядя на нее, добавил про себя: «Я перенесу разлуку с вами. Я буду сильным, чтобы когда-нибудь увезти вас всех в цивилизованный мир…»
Его мысли прервал громкий стук в дверь.
– Живчик, я знаю, что ты здесь. Почему ты меня не пускаешь?– раздался обиженный голос Фисо.
Брайан грустно улыбнулся, подумав о том, что долго не услышит задорный голос сестрички.
– Ты одна?– поинтересовался он, подходя к двери.
– Да, открывай. Я знаю, что ты прячешься от папы.
Как только ключ в замке повернулся, дверь быстро распахнулась и так же скоро закрылась ловкими ручонками Софии. С огорчением она взглянула на собранную сумку и уныло вздохнула.
Брайан присел на корточки перед сестрой и раскрыл руки, приглашая ее в свои объятия.
– Нет,– покачала головой София и присела на край кровати.– Я сейчас заплачу, и никто меня не успокоит.
– Мне тоже очень грустно, что я уезжаю от вас… Но ведь ты понимаешь, как это важно?
– Я знаю…
– И это не навсегда…
– Я надеюсь…
– Мы сможем писать друг другу письма. Когда я устроюсь, то сразу же пришлю тебе мой адрес.
– И фотографии тоже, ладно?
– Все, что угодно, моя Фисо!– Брайан подошел к сестре и присел рядом.– А ты пообещай мне, что будешь вести себя хорошо: перестанешь вредничать, капризничать, доставлять хлопоты маме?
София посмотрела на брата так, будто он просил о невозможном, но под его настойчивым взглядом, она досадно кивнула.
– Вот и отлично!
– Ты уезжаешь завтра?
– Да, в полдень. И ты знаешь, что об этом нельзя проболтаться отцу? Я тебе доверяю и надеюсь…
– Твои секреты я всегда умела хранить. Но папа сильно рассердится, и не знаю, что он может сделать тогда?!
Юноша оценил серьезный тон сестры и был смятен ее переживаниями, но пути назад не было. Допустив одну слабость, он мог потерять все.
***
В полдень к поместью Дьюго подъехал черный блестящий автомобиль. Передняя дверца распахнулась, и к воротам вышел Ахматов.
На крыльце дома появилась Милинда. Она смотрела, как парень вошел во двор и, раскачиваясь на носочках, громко спросила:
– Здравствуйте, вы за Брайаном?
– Привет. Да, я за Брайаном.
– А он уже ждет.
– Можно войти?– вежливо улыбнулся Алекс.
– Папы нет дома – значит, можно. Я сейчас позову брата.
Милинда обернулась, чтобы войти в дом и неожиданно уперлась лбом в бедро Брайана.
– Ой!
– А я уже готов,– сообщил Дьюго, накидывая сумку на плечо и гладя сестру по голове.– Я вижу, тебя провожают?
Алекс кивнул в сторону машины и улыбнулся:
– Почти вся семья. Только Мэри не смогла.
– Удачно, что отец сегодня уехал, не пришлось тайно убегать на станцию. Ну что ж – от винта?
Брайан произнес это несколько смятенно, но скрыть огорчение, что не удалось увидеть прелестное лицо Мэри Синкли в последний раз, ему удалось.
Хелен и София, уже горячо попрощавшиеся с сыном и братом, стояли у открытого окна, и с грустью, и с радостью на сердце провожая его взглядом до ворот.
Перед тем, как выйти за ворота, Брайан с тяжестью в груди оглянулся на родных, махнул матери рукой, подмигнул сестрам и решительно сделал шаг к машине.
– В добрый путь!– прошептала Хелен, скрестив руки на сердце.
– Мама, Живчик будет счастлив?– тихо спросила София.
– Конечно, детка, иначе бога не было бы на свете!
София прислонилась к матери и крепко обняла ее за бедра.
***
Тайный отъезд сына в Хьюстон стали для Ланца Дьюго невыносимой обидой и оскорблением. Такого унижения он не мог простить никому.
Дьюго очень резко изменился по отношению к семье, стал жестче и грубее. Особенно переменился к дочерям, при всяком удобном случае грозя им родительским проклятьем, если те ослушаются его.
Но Хелен только активнее готовила дочерей к другой жизни. Как только выдавалась возможность, она увозила их в ближайший город, к цивилизации и без устали втолковывала им о благах, которые сулит судьба человеку, уверенно и твердо стремящемуся к высоким целям.
– Человек становится счастливым потому, что при таком образе жизни получает не только духовное богатство, но и ум, способности, чувства вкуса и меры, а еще и находит свою половинку, только тогда, когда ищет, ищет самозабвенно и дерзко. Слабым нет сил преодолеть все трудности, унижения, оскорбления и даже насмешки,– Хелен крепко прижала дочерей к груди.– Вы такие маленькие, такие беззащитные, и я боюсь отпускать вас из своих объятий, из дома. Но время идет, вы растете. Там, где-то далеко, вас могут обидеть, испугать, но это надо выдержать только потому, что одна слабость может перечеркнуть всю вашу жизнь.
Хелен вдруг заплакала. Но, ощутив, что дочери прониклись смыслом ее слов, ее болью и готовы зарыдать, она живо утерла слезы и заулыбалась.
– Что это я? Расчувствовалась… Не обращайте внимания, девочки мои сладкие!
Мать горячо расцеловала обеих.
– Я вас так люблю! Вы мое единственное счастье в жизни! И если чьи-то невежество и эгоизм станут на вашем пути, это будет самым жестоким наказанием для меня. Я всегда буду на вашей стороне. Помните об этом!
Хьюстон, август 1984 года
Атмосфера городской жизни окрыляла и вызывала восторженное ощущение самой жизнью.
Адаптация в студенческом общежитии колледжа не заняла много времени и не доставила особых хлопот. Брайан и Александр разместились в двухместной комнате с окнами, выходящими на спортивную площадку.
Начиналась новая пора в жизни юношей, и она требовала перестройки сознания, мыслей, чувств, привычек, и ее наступление заряжало оптимизмом и ставило новые задачи.
Дьюго со всей серьезностью включился в учебный процесс, его полностью захватила предложенная образовательная программа и открывающиеся перспективы.
Ахматов, напротив, не был слишком озадачен вводными курсами и несколько легкомысленно относился к посещению занятий. Он мог проспать или намеренно не прийти на занятия, прогуливаясь в это время в городе. Однако, к бесконечному удивлению Брайана, объем знаний Алекса не отличался от его собственного: на всех контрольных и семинарах Ахматов без труда получал высокие баллы и входил в десятку лучших студентов на курсе. Брайана это и забавляло, и поражало. Особенно после того, как вдоволь повеселившись в ночном клубе, Брайан садился за книги и конспекты, а Алекс беспробудно спал, а на утро, просидев всю лекцию в полусонном состоянии, в конце занятия успешно сдавал тест. Брайан изумлялся способностям друга, его физической выносливости и умственным способностям: все давалось тому легко и быстро.
Алекс и сам себе удивлялся: чаще такой серьезный, ответственный, а теперь беспечный и озорной. О каких занятиях могла идти речь?
Студенческая жизнь шла своим чередом. Шальные мальчишеские дни проносились со скоростью света. Юноши взрослели и умом, и телом. Самостоятельная жизнь без домашнего уюта и материальных благ, без доброго совета и теплой спины, нередкие недоразумения и трения в духе студенческого общежития были хорошей закалкой для характера.
Настоящей встряской для Алекса и Брайана стала борьба с соперниками и администрацией за место в группе преемственного обучения с правом перехода после двух лет обучения в колледже на первый курс в Школе международных отношений при университете Джорджа Вашингтона. И оба, при обоюдной поддержке и несомненном таланте, позже достойно выдержали это испытание: гарантией обучения в Вашингтоне явился сертификат, выданный деканом колледжа.
Будущее было определено.
Хьюстон, декабрь 1984 года
Успешно окончив первый семестр, удовлетворенные результатами обучения Александр и Брайан вышли на рождественские каникулы.
Ахматов пытался уговорить Дьюго провести каникулы и Рождество с родными, но тот был непреклонен и настоял на своем решении.
– Я позанимаюсь в библиотеке, навещу тетю Лили. Я у них редко бываю. Но очень прошу выполнить просьбу: передай письмо родителям? И вот это маленькое – для моей Фисо.
– Будет сделано.
– Тогда с Рождеством и до встречи?– попрощался Брайан.
– До скорого!– махнул рукой Алекс.
***
Дорога до Эль-Пасо заняла полтора часа на маленьком самолете местной авиакомпании. В Хьюстоне моросили дожди, а в Эль-Пасо тучи забыли дорогу.
Больше всех приезда Алекса ждала Элен. Она была так рада видеть брата, заговорила его новостями и слухами, конечно же, не упустив возможности расспросить о Брайане. Она не отходила от брата до тех пор, пока не получила исчерпывающего ответа о человеке, который интересовал ее больше всего на свете. Элен была огорчена тем, что не удастся увидеть обожаемого молодого человека, но вскоре праздничные дни, рождественская суета смягчили ее настроение.
Роберт и Луиза были обеспокоены внешним видом единственного сына, упрекали его в небрежном к себе отношении и равнодушии.
– Ты так осунулся! Что это за круги под глазами?– тревожилась мать и нежно потрепала сына за волосы.– Волосы так отросли. Тебе идет!
– Я много занимаюсь, но и отдыхаю тоже, мама. Ритм жизни в городе совсем другой. Нужно за всем успевать, иначе жизнь проходит бессмысленно.
– Это правильно,– поддержал Роберт.– Я в твои годы не упускал ни одной возможности приударить… э-э…
Заметив строгий взгляд супруги, Роберт одумался и сменил тему разговора.
– Но, сын, себя нужно беречь.
Алекс смущенно улыбнулся.
– Кстати, о дамах,– заметила мать,– твоя обожаемая Мэри совсем нас оставила. Она не звонит, не заходит. Амелия говорит, что она в депрессии.
Алекс тут же засобирался к девушке.
– Я как раз подумал ее навестить. Наверное, она уже вернулась из школы?
– Иди, иди,– захихикала Элен.
– Элен!– одернула Луиза дочь.
– А что?– недоуменно заморгала девушка.– Это он для нее волосы отрастил. Мэри не любит короткостриженых.
***
Алекс не заметил, как преодолел километр к дому тетки за три минуты. Нисколько не запыхавшись, он нетерпеливо постучал в дверь.
– Сейчас, сейчас… Кто там такой беспокойный?– раздался мягкий голос тетушки де Кампос.
Открыв дверь, она развела руками и заулыбалась.
– О-о! Как мы тебя ждали, Александр! Иди ко мне, мой красавец! Посмотрите, как вытянулся, как возмужал! Тебе пошла на пользу жизнь в большом городе.
– Тетя Амелия, вы как всегда очень любезны,– по-доброму рассмеялся Алекс, обнимая и целуя в бархатистую пухлую щечку свою старую тетушку.
– Проходи, мой мальчик.
Амелия прошла в гостиную и плюхнулась в свое любимое кресло-качалку, уложенное маленькими взбитыми подушечками.
– Ох!– устало выдохнула она.– Присаживайся, мой дорогой. Расскажи своей тетке, как твои успехи?
Ахматов нетерпеливо оглянулся на коридор, ожидая появления Мэри Синкли, и ответил:
– У меня все замечательно. По-другому и быть не может. Тетя, а где Мэри?
– О, Мэри, Мэри…Она стала такой грустной после твоего отъезда. Ходит сама не своя, словно что-то потеряла…
– Что-то случилось?
– Нет. Если бы случилось, твоя тетя первой узнала бы об этом.
– А сейчас она на занятиях?– беспокойно поинтересовался Алекс.
– Да. Она записалась на дополнительные курсы и допоздна пропадает на них. В их школу приехали какие-то французы и читают лекции, так вот она посещает каждое их занятие. Вот уже месяц глаза посветлее стали, а то ходила как в воду опущенная. Похудела.
– Я, пожалуй, встречу ее у школы. Сделаю ей сюрприз.
– Конечно, иди. А я приготовлю вам пирог.
– Не трудитесь, тетя. Отдыхайте…
– Нашел, кого учить!– шутливо строго возмутилась Амелия и закашлялась в смехе.
***
И впрямь для Мэри стало огромным сюрпризом, когда на крыльце школьного здания ее встретил Ахматов. Сияющая улыбка и взволнованный влюбленный взгляд подействовали гипнотически. Дрожь пробежала по всему телу девушки, и ладони мгновенно стали влажными.
– Это, правда, ты?!
Мэри подбежала к Алексу и уткнулась лицом в его грудь.
– А я думала, что на Рождество останусь одна. Ты не писал, не звонил…
– Это был сюрприз!– крепко обнимая девушку, хрипло ответил Алекс.– Я так скучал по тебе!
«Я тоже!»– хотела ответить Мэри, но что-то сдержало ее порыв.
Она только молча покивала и еще крепче прижалась к юноше.
– Идем домой, переоденешься, посидим где-нибудь в кафе?– предложил он.
Девушка была на все согласна. Она так радовалась его приезду, но каждый раз, думая об Алексе, ощущала, как по ее спине пробегал холодок, на душе становилось неуютно, в мыслях царил хаос – голова и сердце не могли договориться между собой.
***
Рождество и новый год были встречены должным образом в тесном семейном кругу, если не считать многочисленных тетушек и дядюшек, кузин и кузенов.
Для Александра год уходящий и наступающий сулили благополучие. Ахматов был уверен, что удача зависит от его усилий и стараний, поэтому он всегда ставил перед собой четкие реальные цели, обстоятельно планируя их осуществление.
Для Мэри еще один новый год ее жизни был испытанием неопределенностью. Она отчаянно чувствовала, что должна что-то предпринять в своей жизни, чтобы смело взглянуть в будущее. Но, пока Александр был рядом, она ни на чем не могла сосредоточиться.
Все выходные юноша проводил в доме Амелии де Кампос. Он отдавался своей влюбленности без остатка. Алекс не скрывал Мэри от чужих глаз и гордо представлял ее каждому знакомому в своем городке. У многих людей пара вызывала зависть, так как оба обладали пленительной красотой и обаянием. Они словно были созданы друг для друга.
После окончания занятий Мэри возвращалась из школы, и они с Алексом проводили весь остаток дня: обедали вдвоем, отправлялись на прогулку в местный парк, в походном обмундировании выезжали на речку и готовили барбекю, а по вечерам вместе с Элен не пропускали ни одного фильма в кинотеатре.
Мэри была полностью окружена вниманием и заботой Ахматова. Иногда у нее не оставалось времени на домашние задания, а то и совсем она сбегала с последних занятий, чтобы больше времени провести с любимым и насладиться радостью невинных ласк. Словом, Мэри проводила время так, как будто это были ее последние дни счастья.
Однако каждый день, кроме выходных, Мэри исчезала на три часа после обеда и возвращалась, не считая должным объяснить Алексу причину своего отсутствия. Ахматов был терпелив и деликатен и не принуждал Мэри оправдываться перед ним. Но когда до его отъезда осталось несколько дней, он вежливо поинтересовался:
– Ты так и не скажешь, куда исчезаешь каждый день?
– У меня серьезные занятия в школе. Это всего полтора-два часа. Я быстро вернусь,– неопределенно ответила она.
– У меня еще три дня в запасе, и я хотел бы провести их с тобой, а у тебя все время какие-то занятия?– досадно сказал Алекс, не отпуская руку Мэри.– Не уходи. Ты можешь переписать лекции у кого-то из группы?
Мэри, наконец, все же решила объясниться:
– Алекс, я не могу. В нашу школу приехали французы. Они создали экспериментальную площадку для внедрения программы подготовки абитуриентов. Я еще не поняла, как она работает, но чувствую, что этот спецкурс поможет мне поступить в университет на юридический факультет. Я об этом много думаю с того момента, когда ощутила силы достичь чего-нибудь в жизни. Понимаешь?
– Я помогу тебе туда поступить. Разве есть проблема?
– Нет,– строго ответила Мэри.– Я сделаю это без чьей-либо помощи. Тогда я смогу себя уважать.
Алекс понимающе выставил ладони вперед и сдался:
– Хорошо, хорошо. Я буду ждать тебя у тети Амелии. Только не задерживайся, мне много нужно тебе сказать.
Мэри довольно улыбнулась и обняла Ахматова.
Его горячий поцелуй Мэри ощущала до самого зала школьных собраний. И, даже присев после приветствия группы французских преподавателей, она не могла сосредоточиться на занятии, потому что перед ее мысленным взором стояли влюбленные дорогие синие глаза.
Однако вскоре звонкий французский акцент привлек ее внимание, и девушка посмотрела на симпатичного руководителя группы.
Анализируя слова преподавателя и следя за видеопроектором, Мэри заметила, что раздражена легким беспокойством, которое возникло без видимой причины и отвлекало от занятия. В мигающем свете проектора она рассматривала сидящих рядом сверстников, группу старшеклассников, коллег – помощников преподавателя и чисто механически рисовала бессмысленный узор в конце тетрадки. Неожиданно она встретилась с глазами молодого мужчины лет двадцати восьми, который с восхищением и симпатией смотрел на нее и мягко улыбался.
Вот оно – беспокойство: ее оценивали чьи-то глаза! Мэри захотелось, чтобы ее короткая юбка превратилась в балахон до самых пят и скрыла оголенные колени. С внутренним смятением она опустила глаза, закинула ногу на ногу и положила на колени свою папку с тетрадью. Так было спокойнее, но ненамного. Напряжение возрастало. Мэри пыталась не выдать своего волнения, показаться безразличной и задумчиво устремляла взгляд то на светящийся экран, то в тетрадь. Но всей кожей она ощущала настойчивый взгляд мужчины, в голове которого зрели не понятные ей мысли. Тогда девушка сменила тактику поведения и неожиданно для мужчины так же пристально уставилась на него.
Француза это не смутило: он лишь удвоил свое внимание и развернулся в кресле всем корпусом по направлению к девушке. Казалось, ему уже было все равно, что происходило вокруг, он был озабочен одним желанием – созерцать юную леди с великолепным плащом огненно-рыжих волос, окутывающих ее хрупкие плечи, с утонченными чертами лица, линией шеи и плеч, аккуратными пальчиками с маникюром, изящной осанкой и стройными длинными ногами.
У Мэри перехватило дыхание от напряжения, возникшего между ними, но она прохладно отвела взгляд и прервала невидимый контакт. Мэри наклонилась к соседке и прошептала на ухо:
– Забыла, как зовут того парня, который сидит дальше всех, в очках?
– Патрик Фурье. Симпатяга, верно? А что, ты на него запала?
– Вот озабоченная!– возмутилась Мэри.
– Да ладно, скромничать. На него полгруппы таращится, а он такой серьезный и неприступный, да вот глядит только на тебя.
Мэри раздраженно покосилась на одноклассницу, расценив ее слова, как легкомыслие, и, снова мельком бросив взгляд в сторону француза, сосредоточилась на лекции.
После занятия слушатели спешно покинули зал, освобождая место для новой группы. Синкли, не оглядываясь по сторонам, сложила свои тетрадку и ручку в папку и направилась к выходу.
Ближе к вечеру в коридорах школы гасили основной свет и включали экономное освещение. Ни учащихся, ни преподавателей уже не было. Мэри обогнали все члены ее группы, и она одиноко шла по длинному коридору к лестничной площадке.
Когда Мэри вышла на лестничный проем, сзади послышались громкие смелые шаги. Девушка ускорила шаг. На лестничной площадке не было света, кто-то из уходящих разбил лампочку, и Мэри осторожно нащупала перила, медленно ступала по ступенькам. В тишине кто-то громко кашлянул, и Мэри испуганно прижалась к стене.
– Кто здесь?!– дрогнувшим голосом спросила она.
Неожиданно прямо перед ней вспыхнул маленький огонек. Это была зажигалка в руках молодого француза – Патрика Фурье.
– Вы меня не бойтесь,– доброжелательно произнес мужчина и приблизился к девушке на расстояние вытянутой руки.– Здесь темно, разрешите вас проводить вниз?
Мэри не сдвинулась с места и не моргая следила за каждым его движением.
Фурье заметил неестественную осторожность девушки и отступил назад.
– Не бойтесь. Я только хочу проводить вас,– почти на чистом английском сказал он.
– Только троньте меня, и я выцарапаю вам глаза!– сдавленным голосом решительно пригрозила Мэри и показала рукой на ступени.– Вы первый…
Патрик недоуменно усмехнулся и стал спускаться по ступеням. В его голове и мысли не возникло сделать что-то противозаконное и аморальное.
– Вы всегда так приветливы?– продолжил разговор Фурье, освещая путь зажигалкой.
Мэри понимала, что, возможно, этот мужчина не имел ничего общего с теми подонками, которые причинили ей нестерпимую боль, оскорбили и унизили ее, но не могла побороть страх и подозрительность ко всем незнакомцам вроде этого. Она молча шла позади мужчины и тупо смотрела в его гладко стриженный затылок. Его парфюм оставлял тонкий след в воздухе и невольно вызывал у Мэри приятные ощущения.
Наконец, темная лестница была преодолена и оба вышли в освещенный холл первого этажа школы. В холле был только старый уборщик, который уныло домывал пол.
Патрик обернулся и внимательно посмотрел в глаза девушки. Она была красива, скромна, рассудительна, насколько он мог наблюдать за ней во время занятий, но слишком молода для него. Однако он искренне хотел, чтобы эта девушка была в его судьбе.
Патрик Фурье обратил внимание на Мэри еще в первые дни знакомства с отобранной группой по осуществлению программы по обмену школьников США и Франции на юридические факультеты крупных университетов, выпускающих молодых специалистов для работы в государственных структурах. Интуиция подсказывала ему, что у девушки высокий потенциал, который требует поддержки и развития.
– Я хочу поговорить с вами, Мэри, на очень серьезную тему,– мягко вежливо начал Фурье.– Кроме того, что вы мне очень нравитесь, вы вызываете впечатление очень перспективного специалиста в юридическом направлении. Возможности, которые есть у меня, могут быть для вас хорошим трамплином в будущее. Мы могли бы об этом поговорить?
Мэри расслабила мышцы плеч, спины и превратилась в абсолютный слух.
Патрик, видя ее заинтересованность в его предложении, добавил:
– Я могу забрать вас с собой через три недели, когда закончится наш спецкурс. Вы могли бы доучиться в Париже. Я мог бы гарантировать ваше комфортное проживание и достойное обучение в университете Парижа, Марселя, где бы вы ни выбрали… Программа обмена действует во многих университетах Франции.
Мэри на миг окунулась в соблазнительные перспективы, и ее зеленые глаза загадочно блеснули. Но, опомнившись, она посерьезнела и цинично усмехнулась:
– И вы, конечно, сделаете все это совершенно бескорыстно?
– Разве я могу надеяться на вашу благосклонность?
Патрик был откровенен, и Мэри это смутило. Что было истиной: его желание увезти ценные кадры из США или увезти молодую роскошную пассию во Францию?
– Так вы серьезно, мистер Фурье… простите, месье Фурье?– сухо уточнила Синкли.
– Французы не бросаются словами, хотя о нас и говорят, что мы легкомысленны,– заметил тот.
– Ваше предложение очень заманчиво, но американцы не отвечают на деловые вопросы так скоропалительно,– иронично ответила Мэри.
– Что ж, это делает вам честь,– любезно отметил тот.– У вас есть еще две недели на раздумья, Мэри.
Мэри вздрогнула, словно ее одновременно укололи тысячи иголок. Он так нежно произносил ее имя, которое она не называла никому в группе, но было внесено в списки посещающих спецкурс, что могло означать его не праздное любопытство к ней, а глубокую заинтересованность.
– До свидания, месье Фурье. Я больше не могу задерживаться.
– Патрик, для вас – просто Патрик,– заметил мужчина.– Могу я проводить вас до вашего дома?
– Нет,– отрезала Мэри.
– Тогда я буду с нетерпением ждать вас завтра в это же время на занятии,– спокойно ответил Фурье и прощально кивнул.
Мэри кивнула в ответ, помедлила секунду, рассматривая выражение его лица, и с тихим вздохом направилась к выходу.
Девушка шла домой и всерьез чувствовала, что кто-то невидимой рукой стелет ей дорогу в будущее. Еще не осознавая своего решения и имеющихся обстоятельств, она интуитивно почувствовала себя сильной и способной на все. Она не думала о французе, не думала о Париже, Марселе, не представляла всех трудностей, которые могут возникнуть на пути, но уже совершенно по-другому смотрела на свою жизнь. Только один мимолетный разговор с незнакомым ей мужчиной пробудил в ней сокровенное желание оказаться значимой, успешной и достойной круга Александра Ахматова. Стать достойной его самого.
***
Ахматов ждал Мэри в ее комнате. И она появилась совершенно неузнаваемая, с отстраненной улыбкой на лице и с будоражащим душу непроницаемым взглядом.
– Ты долго ждал?– спросила Мэри, скидывая туфли и присаживаясь на диван.
Она приникла к его груди и прижалась.
– Что-то не так?– подозрительно спросил Алекс.
– Все хорошо. Просто еще не переключилась со спецкурса… А ты, кажется, о чем-то хотел поговорить?
Ахматов отстранил от груди девушку и окинул ее внимательным взволнованным взглядом. Ему ничего не нужно было говорить, его юные глаза обо всем рассказали ей. Мэри смущенно склонила голову набок, обвела пальцами вокруг шеи Алекса и улыбнулась.
– Лучше ничего не говори,– шепотом попросила она и медленно подалась вперед.
Ахматов обхватил ее лицо ладонями и страстно поцеловал в губы. Девушка охотно ответила ему на поцелуй, ощущая, как в животе разгорается огонь, поглощающий все внутри, и это было приятно. Алекс нежно покрыл ее лицо поцелуями, оставляя горячие дорожки легкими касаниями губ. Его теплые руки обвили ее плечи, талию и осторожно приближались к тайным местам. Дыхание обоих сделалось прерывистым, томно-тяжелым.
Каждая клеточка Мэри желала этих ласк и трепетала под чувственными пальцами любимого. Она знала, что у Александра был большой опыт интимного общения с девушками, и это только радовало ее, потому что его чуткости, тонкости, внимательности и терпеливости не было предела. Но когда руки Алекса коснулись ее бедер и поползли вверх под юбку, Мэри резко вскинула голову и открыла глаза. Она тревожно уперлась ладонями в его грудь и часто тяжело задышала, словно захлебывалась потоком воздуха.
Ахматов недоуменно отклонился назад и взволнованно хриплым от возбуждения голосом спросил:
– Я что-то не так делаю?
– Нет,– нервно взмахнула рукой Мэри, тут же поднялась с дивана и отошла в дальний угол комнаты.– Прости…
Она отвернулась от юноши и обняла плечи руками, будто озябла.
– Я люблю тебя, Мэри. И если ты не готова, я не стану настаивать… Мне хотелось доставить удовольствием нам обоим. Мне показалось, что ты тоже этого хотела?
Девушка неожиданно заплакала, но, чтобы этого не заметил Ахматов, задержала дыхание и зажмурилась. Ее лицо густо покраснело, шея и грудь покрылись красными пятнами. Алекс подошел со спины и нежно обнял девушку за плечи. Почувствовав, что она плачет, он развернул ее к себе лицом и приподнял указательным пальцем подбородок.
– Мэри, я не знаю, что с тобой творится. Ты никогда не рассказываешь о себе, скрываешь чувства, боль… Возможно, я тоже причиняю тебе боль, но чем – я не могу понять…
Мэри судорожно закивала, но, смятенно с силой сжимая губы, молчала.
– Мы знакомы с тобой два года, но я до сих пор не могу тебя понять. Ты тянешься ко мне, но тут же отталкиваешь. Я никогда не был навязчив и не принуждал тебя ни к чему… Может быть, нам пора выяснить все до конца?
Алекс растерянно пожал плечами и опустил руки с плеч девушки.
– Я нужен тебе?
Мэри не вымолвила ни слова.
– Твое молчание – это ответ?
Девушка только втянула голову в плечи и еле дышала, а горькие слезы стекали по ее щекам.
– Наверное, тебе нужно остаться одной,– досадно заключил Ахматов и огорченно повернулся к двери.– Я позвоню тебе завтра. Но, если ты захочешь видеть меня, я приду в любое время дня и ночи, только скажи…
– Алекс, не уходи,– умоляюще резко вскрикнула Мэри.
Ахматов остановился и беспокойно оглянулся.
– Не знаю, зачем я вернулась в тот проклятый дом,– еле слышно с болью в голосе проговорила она.– Все в нем было мне противно. Но куда мне было идти?
Она подняла голову, всхлипнула, уняла дрожь в теле и стала рассказывать о том, чего никогда не забывала, о том, что несколько минут назад горящей стрелой пронзило ее душу:
– Я пропадала несколько рождественских дней, а когда вернулась домой, отец и брат уже поджидали меня. Они узнали, что я была у одного парня, в которого была влюблена, и готовили мне жестокое наказание. Прямо с порога меня втащили в дом за шиворот и, как паршивую собачонку, швырнули на пол. Никогда не забуду это бешено смеющееся лицо отца и дикие любопытные глаза Клинта,– Мэри передернулась, но не остановилась.– Я помню лишь одну фразу, после которой меня ударили кулаком в лицо, и в полусознательном состоянии только и могла, что закрыть глаза и не видеть того, что со мной происходило. Но мое тело помнит все… Каждый удар, каждый толчок внутри меня…
На лице Мэри появилось омерзение и боль, глаза стали, словно восковые, нижнее веко нервно подергивалось. Ахматов напрягся всем телом и от потрясения картиной, вспыхнувшей в его воображении, не мог сойти с места, чтобы обнять девушку и успокоить.
–…меня тошнило от боли и омерзения, но я не могла пошевелиться или сбежать: потные, скользкие мерзкие руки Клинта держали меня за шею и грудь…
Мэри судорожно вздохнула и потерла ладонью свою шею.
–…Эта мразь сказала мне: «Хочешь любви? Я дам тебе ее». А когда отцу надоело… Клинт облапал меня своими грязными руками, а затем оттащил на задний двор и бросил рядом с мусорным баком. В тот день я превратилась в мусор, и вряд ли когда-нибудь забуду это ощущение… Потом я собралась с силами и пошла на автобусную станцию. А там…
Голос Мэри ослабел и она, прислонившись к стене, медленно осела на пол.
Алекс был шокирован историей. В его мыслях не укладывалась такая жестокость, аморальность и бесчеловечность. Сейчас слова были бы лишними, он сочувственно сжал губы и протянул руки навстречу Мэри, желая ободрить ее и поддержать. Но девушка шарахнулась от него в сторону и затряслась в рыдании.
– Мэри, бог мой, Мэри…– тихо сказал Алекс.– Хочешь, я останусь с тобой сегодня?
– Я ничего от тебя не хочу!– сгоряча выкрикнула она.– Уходи!
Ахматов потерялся в своих чувствах. Внутренний голос подсказывал, что надо остаться и успокоить девушку, а разум подчинился ее словам. Ахматов был огорчен и раздосадован, что ничем не мог ей помочь, что не мог вырвать из ее памяти один ужасный день жизни. Слова ободрения и утешения не принесли бы пользы, но и уйти в такой момент было бы эгоистично. И все же он принял решение оставить Мэри наедине с собой, чтобы позже спокойно поговорить на эту тему.
Она не проводила его взглядом, не попрощалась, она отпустила его, не сознавая, что причинила боль и снова выстроила стену между ними.
Мэри не звонила и не появлялась все три дня. Ее словно подменили.
Ахматов намеренно не проявлял инициативы, считая, что, когда девушка будет готова, – сама позовет его. Он дал ей время разобраться в своих мыслях и чувствах, но горький осадок, который остался после их последней встречи, не давал покоя его мыслям. Взволнованность и смятение Алекса отметили все близкие, но при расспросах он опровергал все их догадки и ловко выкручивался, ссылаясь на неважное самочувствие после смены климата.
Возвращаясь в Хьюстон, Ахматов грустно искал глазами в толпе на перроне милое лицо Мэри. Но она так и не появилась.
Эль-Пасо, февраль 1985 года
Железнодорожный вокзал был полон людей, уезжающих и провожающих. Они сновали в разных направлениях, создавая ощущение муравейника с бесконечным узконаправленным ритмом.
Мэри Синкли присоединилась к общему потоку людей, и толпа повлекла ее за собой в центр зала. Лицо обдало запахом старых духов, сигаретным дымом, затем аромат горячего хот-дога вызвал урчание в желудке, и все это одновременно вызывало головокружение и тошноту.
Мэри поднялась на носочки, чтобы разглядеть людей у касс и у выходов на перрон, но перед глазами мелькали чужие лица, шляпы, руки…
– Мэри!– раздался знакомый французский акцент.– Мэри, я здесь…
На лестничном пролете между первым и вторым этажом вокзала стоял Патрик Фурье и оживленно махал девушке шарфом.
Она слабо улыбнулась и начала неспешно протискиваться между людьми к мужчине.
– Я уж думал, что вы не придете,– взволнованно проговорил Патрик, заботливо вылавливая девушку из толпы.
– Я сама так думала,– призналась Мэри и почувствовала, как больно сжалось ее сердце и туго сковало грудь.
– И все же вы здесь!
– Я только провожу вас…
Патрик случайно заглянул за спину девушки и заметил плотно набитый рюкзак.
– А это учебники?– улыбнулся он, понимая, что девушка находится на распутье.
Ее глаза стали будто стеклянными, а зрачки узкими и неподвижными. Мэри понимала, что происходит, но еще боялась признаться себе в этом.
Фурье заметил, что мысли девушки где-то далеко, и все же произнес:
– Мэри, еще есть возможность купить билет, решайтесь…
Она напряженно молчала, но едкие слезы подбирались к глазам, и сердце неожиданно начало биться в бешеном ритме. Еще три недели назад Мэри не представляла, что ждет ее в будущем, но сейчас будущее обретало конкретные очертания. Она понимала, что, чуть помедлив с решением, может дать ход сомнениям в правильности своего выбора и потом будет мучиться от собственной трусости. Но, не дожидаясь, когда смятение возьмет вверх, она раз и навсегда перешагнула линию, разделявшую совесть и инстинкт самовыживания. Перед глазами Мэри стоял Александр Ахматов, но чувство вины, стыда, предательства – все будет потом, и все исправится само собой, а сейчас был ее звездный час. Это была ее последняя нерешительность, последние сомнения. И она с головой ринулась в новую жизнь.
И вот скорый поезд мчал ее сквозь слезы и смятение, сквозь страх и слабость, вперед, навстречу новому рождению, новой судьбе…
Хьюстон, март 1985 года
Вернувшись к новому семестру, Александр всерьез переключился на учебу. Все его усилия были направлены на установление собственных рекордов успеваемости.
Спустя некоторое время переживания о размолвке с Мэри стали остывать и неприятный осадок постепенно охладил былую страстность и восторженность к девушке. Алекса немного беспокоило это состояние, но он не отвлекался от учебы и, выдержав достаточное время, позвонил в дом тети Амелии, чтобы поговорить с Мэри. Но этот звонок еще более огорчил и разочаровал его.
Амелия удручающим голосом сообщила племяннику о неожиданном исчезновении Мэри. Пропали вещи девушки, личные документы. Чуть позже женщина обнаружила записку на журнальном столике, сообщающую о том, что Мэри нашла свой путь, что ее не нужно искать, о благодарности заботившимся о ней, но ни одного слова для Ахматова.
Алекс сразу же почему-то вспомнил французов, которые так увлекли Мэри своей программой по обмену студентов, но не мог представить, как она – рассудительная и осторожная – могла кинуться в такую авантюру. Это было наивно и опрометчиво. Он откровенно не ожидал от Мэри такой импульсивности и пренебрежения. Его охватило еще большее разочарование девушкой. Он без сомнения бросил бы все и помчался в Эль-Пасо, чтобы вместе с ней принять какое-то решение, если бы она его позвала. Но стоило ли так убиваться, когда все было решено без него, за его спиной, и ничего нельзя было исправить.
***
Через полгода Брайан не узнавал друга. Все досадные мысли и подавленные настроения Алекса сменились бурным интеллектуальным трудом и ярким, жизнерадостным проживанием каждого дня.
Зная причину, подтолкнувшую Алекса на верный путь, Дьюго не упоминал о ней, как и обо всем, связанным с неприятными воспоминаниями.
Ахматов очень серьезно взялся за учебу. Кроме обязательной образовательной программы, выбрал несколько дополнительных спецкурсов, которые отвечали его интересам, посещал и участвовал во всех конференциях, посвященных вопросам закона и права, много читал профессиональной литературы, успевая ознакомиться и с творчеством писателей Европы и Востока, которыми увлекался еще с детства, и настойчиво шел к поставленной цели – получить максимум знаний и подготовить себя к университету Вашингтона. Но он не усердствовал с учебой, находил время и для общения с друзьями, был инициатором студенческих вечеринок.
Несмотря на то что для развлечений, как раньше, не хватало времени и часто приходилось прямо с ночных прогулок или походов с Брайаном опаздывать на занятия, Ахматов умудрялся активно ухаживать за девушками из колледжа и теми, с которыми он непринужденно знакомился в городе. Женская половина колледжа, включая молодых преподавателей, трепетала, когда мимо проходил мистер «Великолепный». Помимо своей внешности, юноша сражал девушек остротой ума, тонким юмором в сочетании с джентльменским набором. Несмотря на свой юный возраст, Ахматов имел высокий авторитет в колледже и почетное звание «Мистер Казанова». Он бодро шел по жизни, не зацикливаясь на отрицательных эмоциях, воспоминаниях, и это приносило свои плоды. Его дружба с Брайаном стала еще крепче, не было между ними ни одной тайны, не было даже пустякового повода для ссор, споров, они были братьями по духу.
Дьюго замечал, как искрится жизнь в Алексе, как он сам заражается его силой, энергетикой, целеустремленностью. Брайан по-прежнему с головой уходил в учебу и не позволял себе расслабляться, зная, что его собственный успех зависит только от его стараний. Для Ахматова было сложным занятием вытянуть друга на вечеринку, расслабиться в приятной компании с девушками, заинтересовать его чем-либо другим, помимо учебы. Единственное, на что Брайан не жалел времени, – это на переписку с Фисо и на долгие ночные беседы-размышления с другом.
Эль-Пачито, июнь 1986 года
Желтое жирное тесто неприятной липкой массой прилипало к тонким пальцам и тянулось вслед за рукой. От тщетной попытки приготовить вафли на свой двенадцатый день рождения, София сморщила маленький носик и хныкающим голосом выругалась на непокорное тесто:
– Мерзкая, тягучая куча. Ты мне не подчинишься?! Только продукты испортила…Что теперь делать?!
Услышав недовольное бурчание дочери, вошедшая Хелен сразу догадалась о результатах ее труда.
– Стрекоза моя, как твои успехи в кулинарии?– делая вид, что ничего не заметила, спросила она и весело сообщила:– Не расстраивайся, лучше иди посмотри, что у тебя под подушкой. А праздничный обед будет по расписанию.
София пулей вылетела из столовой и направилась в свою комнату. Она чувствовала, что это подарок от Брайана, потому что все остальные получила еще утром.
Подушка взлетела над кроватью и ударилась об стену. На простыне лежал белоснежный конверт, который София быстро распечатала и достала письмо.
Моя дорогая Фисо!
Как я скучаю по твоему звонкому голосу, синим глазам, радостной улыбке. Мне так хочется обнять тебя в твой день рождения. Ты думала, я забыл про свою Фисо? Нет! Здесь, далеко от дома, я еще чаще думаю о тебе, о маме и Лин. Дорогая сестричка, я выслал тебе замечательный подарок, наверное, он дойдет позже, если уже не в твоих руках. Знаю, как ты интересуешься компьютерными программами нового поколения, поэтому приобрел для тебя одну из новинок…
– Ура!– воскликнула София и снова сосредоточила взгляд на строчках письма.
…В одном из писем ты просишь рассказать о своей жизни в Хьюстоне. Так вот: у меня сейчас несколько свободных дней, и я собираюсь отправиться с другом в Сан-Антонио. Нас отправляют на стажировку в маленькое юридическое агентство. Это будет любопытным опытом. Хочу тебя успокоить, мы с Элом так сдружились, что помогаем друг другу во всем. Его родители тоже оказывают поддержку, но нам хватает повышенной стипендии, и мы полностью материально независимы. Я не пропаду. Мое будущее начинает вырисовываться, и то, что я вижу, радует и гарантирует благополучие мне и вам, мои дорогие.
Не забывай, Фисо, я сделаю для тебя все, что обещал, и даже больше.
Успокой маму: я достойно использую шанс, данный судьбой. Я уже начинаю ощущать себя человеком, способным изменить мир.
Милая Фисо, я целую тебя в обе щечки, глазки, крепко обнимаю тебя и так люблю! Не забывай это и не позволяй никому обижать тебя.
Целую всех. Горячий привет Бену.
Твой Живчик.
P.S. Я хочу, чтобы ты однажды почувствовала себя независимой и сильной. Это пьянящее чувство свободы может дать тебе Хьюстон.
София невольно всхлипнула. Незнакомый мир так завораживал и манил. А еще тоскливее было оттого, что она не могла оказаться в объятиях брата и поделиться с ним своими печалями и выразить все то, что чувствует. В ответном письме ей не удавалось выразить свои чувства так, как хотелось наяву.
– Не плачь,– тихо попросила Милинда, наблюдая в приоткрытую дверь комнаты, как меняется выражение лица сестры при чтении письма. Она подбежала к сестре и обняла ее за плечи.– Фисо, не плачь. Он скоро вернется. Мама сказала, что у него все хорошо. Пойдем в столовую? Уже и папа вернулся. Будем обедать.
– Ты говоришь так спокойно, как будто все хорошо?– возмутилась София.– Но все гадко. Ты видишь, как относится к Брайану отец? Он и слышать о нем не хочет. И конечно, о том, что мы будем учиться в колледже.
Милинда растерянно повела плечами и молча нахмурилась.
Она была немного похожа на Брайана, с той разницей, что проявляла больше терпимости, смиренности и абсолютного чувства долга перед родителями. Она никогда не повышала голоса, не кричала, и уж тем более не ругалась. Милинда не выставляла свои требования, не плыла против течения, она просто жила беззаботной жизнью маленькой девочки, сильно привязанной к отцу и матери и совсем не понимающей всплесков злости Софии и ее стремлений уехать из родного дома, когда все здесь было создано для них. Будущее еще не было определено, и это не волновало ее. Все и так складывалось благополучно. Милинда любила свое поместье, этот маленький тихий городок и совсем не хотела никуда уезжать.
– Фисо, пойдем, посмотрим, что принес почтальон?
У Софии округлились глаза: «Это подарок Брайана!»
Она молниеносно спрыгнула с кровати и босиком побежала в гостиную, оставив неторопливую сестру позади.
Желтый пакет с печатями и росписью был немедленно вскрыт ловкими нетерпеливыми руками Софии. Вместе с инструкцией внутри находился лазерный диск. София ликовала, представив, что увидит на голубом экране, когда окажется у Бена. И ей уже не терпелось это сделать.
– Мам, я иду к крестному,– протараторила София из гостиной так, чтобы ее услышала мать.– Мне срочно надо к нему. Потом пообедаю.
Хелен вышла из столовой с озадаченным выражением на лице и категоричным тоном сказала:
– Мне кажется, что ты не вовремя собралась!
– Но я же ненадолго?– запротестовала София, прищурившись и обиженно сдвинув черные, как уголь, брови.
Мать строго повела указательным пальцем и кивнула на дверь в столовую, намекая, что там сидит отец.
С громким выдохом разочарования Софии пришлось подчиниться матери, и она обреченно поплелась в столовую, ворча себе под нос:
– Все равно он не принес подарка…
Оказавшись за широким столом, София увидела ярко-зеленую коробку, перевязанную крест-накрест красной лентой. Коробка стояла на краю стола и ждала своего обладателя. Недолго думая, девочка приблизилась, наклонилась и пристально посмотрела на нее, а затем перевела взгляд на отца, чинно и довольно сидевшего на своем обычном месте, и притворно равнодушно спросила:
– А это кому?
Ланц самодовольно улыбнулся и гордо сказал:
– Тебе, стрекоза!
Глаза Софии вспыхнули любопытством, и руки невольно потянулись к ленте. Бант легко развязался, крышка коробки была снята, и София недоуменно, но в предчувствии чего-то невероятного замерла над ее содержанием. На дне коробки лежала огненно-рыжая кожаная уздечка с блестящими заклепками и удилом. Девочка сразу определила, что уздечка была слишком маленькой для обычной лошади. Тогда в ее мысли закралось подозрение, что она предназначалась для жеребенка или пони. София догадливо улыбнулась и озаренными радостью глазами посмотрела на мать и сестру.
Ланц, заметив нерешительную радость дочери, усмехнулся.
– Да, да, это тебе, для твоей маленькой лошадки. Я дарю тебе ее на день рождения.
Хелен одобрительно улыбнулась и подмигнула мужу.
– А мне можно будет играть с лошадкой?– поинтересовалась Милинда.
София была очень рада первому серьезному подарку отца, но из-за затаенной обиды на него не могла искренне выразить чувства. Ей очень хотелось, чтобы он горько пожалел о содеянном и понял, что она знает о его поступке и презирает его за это.
– И где же лошадь?– сдержанно спросила она.
– В коробку она не поместилась,– засмеялся Ланц.– В конюшне, в первом загоне. Я прибил резную дощечку на дверь загона, можешь написать на ней кличку.
– Пойду посмотрю,– сказала София и, ощущая неловкость за то, что не может простить отца, вышла из столовой.
Хелен попыталась задержать дочь возгласом, но Ланц остановил ее жестом.
– Дай ей полюбоваться подарком.
– Тогда я тоже пойду, можно?– поднялась Милинда и, получив в ответ кивок отца, побежала вслед за сестрой.
– Что-то не очень-то она и рада моему подарку?– сухо заметил Ланц.
– Она смущена, ты ведь давно не уделял ей внимания,– оправдала дочь Хелен.
– Может быть. А что ей подарил Логан?
Хелен опустила глаза.
– Софи мне не рассказывала. А Бенджамин не приходил.
– Ну и отлично!– успокоился Ланц и жадно приступил к поеданию жареного поросенка.
***
Подаренный отцом жеребенок был неотразим. Маленький, с огромными карими глазами, со стройными длинными ногами, шелковистой рыжей шерсткой и смешным пушистым хохолком вместо гривы. Ланц никогда не приобретал для разведения такой разновидности лошадей. Она была куплена специально для Софии.
София и Милинда не могли налюбоваться прекрасным животным и не отходили от жеребенка весь день. Уздечка подошла по размеру и даже по цвету. На узкой дощечке на загоне София аккуратно вывела мелом кличку лошади Джинжер, что означало Рыжая.
София была счастлива получить этот подарок, и была удивлена проникновенностью отца.
Всю последующую неделю сестры отправлялись на речку и вдоволь наслаждались играми с Джинжер. Жеребенок оказался очень ласковым, подвижным и задиристым. Он играл в догонялки, обнюхивал лицо хозяйки, тычась мокрым носом в щеки и шею, вылизывал ее ухо и затылок, щекоча и заставляя звонко смеяться.
София была увлечена новой привязанностью и на некоторое время отвлеклась от встреч с крестным отцом.
Логан отсутствовал в городке, а вернувшись из поездки, навестил крестницу у заведомо любимого места.
София и Лин резвились с жеребенком в воде в наполовину промокших платьях.
– Ах вы, проказницы!– умилялся Бен.– А ну-ка выбирайтесь из воды, пока не простудились.
На его шутливо-строгое замечание обернулась только Джинжер и, рассматривая чужака огромными любопытными глазами, замерла.
Девочки с веселым смехом окликнули лошадку, но та уже настороженно и с любопытством выходила на берег, чтобы обнюхать нового человека и понять, насколько он безопасен. Следом из воды выбежали сестры.
– Бен! Где ты был? Почему не пришел на мой день рождения?– спросила София, совсем не сердясь на крестного.
– Уезжал в Сан-Антонио на конференцию. Как вы поживаете?
– У нас все хорошо!– отозвалась Милинда.– А это Джинжер, подарок Фисо от папы. В двенадцать лет он подарит жеребенка и мне… А если ты не отодвинешься, то Джинжер сжует твой пиджак.
Бен только тут заметил рядом с собой рыжую лошадку, смачно обсасывающую нижнюю пуговицу его пиджака.
– Ах ты, бедняга! Фисо, ты что, ее не кормишь?– посмеялся Логан и отвернул ладонью любопытную мордашку жеребенка.
Джинжер резво взбрыкнула задними копытами и унеслась назад к воде.
– Живчик, передает тебе привет,– грустно вспомнила София.
– Я виделся с ним в Сан-Антонио. И он тебя крепко целует и обнимает.
– Правда? Ой, как мне хочется его увидеть. Но никто меня не пускает, а Живчик сам не приедет домой. И я его понимаю.
– Не грусти, малыш,– ободрил Бен и взял девочку за руки.– Я привез тебе подарок. Идемте присядем на бревно. Милинда, и о тебе я не забыл.
Сестры радостно заулыбались. Логан отпустил руки Софии, и все разместились на бревне. Он одарил девочек золотыми серьгами в форме маленьких колечек и пообещал, что лично проколет им уши, но обязательным условием было получение согласия их родителей.
Весело обсуждая приятную перспективу, девочки и доктор не обратили внимания на любопытного жеребенка, все дальше удалявшегося от хозяйки. Только спустя четверть часа громкое беспокойное ржание насторожило сестер, и они стали озираться по сторонам. Не обнаружив Джинжер, София резко поднялась с бревна и с тревогой кинулась к берегу речки.
– Джинжер, иди ко мне!– сердито велела София, остановившись на границе между зарослями и открытым пространством.– Если ты не вернешься, я обижусь! Слышишь, ты – рыжий дьяволенок!?
С берега послышались призывные крики Лин и Бена. Но жеребенок не появлялся. Не слышалось ни хруста веток, ни шелеста листьев, ни всплесков воды.
– Не могла же она сбежать? Я ведь хорошо с ней обращалась?– расстроенно пробормотала София и присела на корточки у отмели.
Неожиданно София почувствовала на шее что-то теплое и влажное, это был язык Джинжер.
– Это твоя лошадь?– раздался чей-то голос из-за густых ветвей.
Затем зашелестела листва, и перед Софией показался невысокий юноша лет шестнадцати-семнадцати. Он мило улыбнулся и вопросительно вскинул брови.
– Да…– растерялась девочка, пристально разглядывая незнакомого парня.
– Ты чего испугалась?– спросил тот и приблизился на несколько шагов.– Давай руку, промокнешь?
София настороженно повела плечами, но подала незнакомцу руку. Его рука оказалась теплой, приятной на ощупь и нисколько не угрожающей. Но как только девочка поднялась на ноги, она отдернула свою руку, обхватила жеребенка за шею и попятилась назад.
– Твоя лошадка умудрилась перепугать всю рыбу вокруг. Я ее отогнал, но она очень упрямая. А когда услышал крики, сразу понял, что эта проказница потерялась. Вот и повел ее ближе к тому месту, откуда она вышла. Как ее зовут?
Юноша был любезен, но София сторонилась его и осторожничала.
– Джинжер,– тихо проговорила она.– И мне надо идти.
– Ты здесь не одна?
– Нет, со мной мой крестный и сестра.
– Тогда счастливо. Увидимся. Я здесь часто рыбачу.
София крепко сжала в пальцах уздечку и потянула за собой. Жеребенок послушно последовал за девочкой.
Парень показался Софии симпатичным и доброжелательным, но она сторонилась чужих.
***
В очередную прогулку с Джинжер у речки София вновь увидела юношу, теперь уже просто загоравшего на траве на берегу. Рядом с ним стояла корзина с яблоками и пластиковая бутылка с лимонадом.
Угощение девочки и ее питомицы яблоками явилось непринужденным поводом для знакомства. София узнала, что парня зовут Крис Рискин и живет он недалеко от Эль-Пасо, в городке Малый Анжелес, что он рыбачит по обоим берегам речки, и, сдавая улов на ярмарки в Эль-Пасо, зарабатывает на карманные расходы и помогает своей бабушке. Как оказалось, Крис тоже любит лошадей и хочет стать специалистом в разведении диких пород жеребцов. Софии показалось это очень знакомым и совсем не удивляло. В этих местах надежду об успешном фермерстве лелеяло девяносто процентов жителей. Это было смыслом их жизни.
Несмотря на то что Крис имел взгляды, схожие со взглядами ее отца, он вызывал у Софии симпатию и теплые чувства. У юноши был веселый характер, он был уверен и смел, в нем отсутствовала категоричность и грубость, присущая Ланцу Дьюго.
Софии все чаще хотелось ходить на прогулку с жеребенком, чтобы встретить Криса. Время, проведенное с ним, его простодушное отношение к ней, невинные разговоры, мимолетные взгляды давали ей ощущение взрослости и привлекательности. Он один из всех знакомых мальчишек не обращал внимания на ее худобу, большие глаза и выделяющийся нос на худом лице, не называл уродиной, не издевался. Такое поведение было воспринято Софией как знак ответной симпатии, и она уже была признательна Крису только за то, что он позволял ей вести себя по-взрослому и принимал такой, какая она есть. София делилась своей радостью с крестным и Лин. Мать не подозревала об увлечении дочери, но все чаще замечала за ней то игривое настроение, то задумчивость и нередкое молчание.
Крис Рискин был дружелюбен к девочке и охотно общался с ней в свое свободное время. Если София задерживалась на прогулке до вечера, он провожал ее до ворот поместья. Если был день, – присматривал за ней и ее жеребенком, пока ловил рыбу или отдыхал на речке. Сам того не подозревая, Крис оказывал на девочку сильное влияние. Она была для него не более, чем младшей сестрой. Но он довольно быстро начал замечать перемены в Софии. Иногда она забывала Джинжер в конюшне и приходила к речке с одной уздечкой в руках, наивно теряясь в своей забывчивости. Ее наряды стали аккуратнее, ярче и разнообразнее. Изменилась прическа, появился запах женских духов, не соответствующих ее юному возрасту. София тайком брала их у матери. Крис невольно делал комплименты девочке, иногда усиливая их значение красноречивыми жестами, взглядом или улыбкой.
София дорожила своим новым знакомством. Ей нравились ее новые ощущения. В ней росла девушка. Детские мысли и заботы постепенно сменялись романтическими фантазиями и грезами. София стала увлекаться вещами, которым раньше не придавала особого значения и считала несерьезными, глупыми. Например, еще год назад она недоуменно следила за тем, как мать после принятия ванны натирает свое тело душистым маслом или выщипывает брови. До недавнего времени это были загадки, одни из непостижимых ритуалов неизведанной взрослой жизни, сейчас же Софии хотелось с головой окунуться в непонятный и завораживающий мир взрослых и стать его полноценной частью.
София созерцала красоту родных мест, подумывая о том, что была бы не прочь остаться здесь с тем косяком резвых жеребцов, с теми закатами и рассветами, с тем привычным ритмом жизни и бурным празднованием национальных праздников, вперемешку с мексиканской культурой, но даже то особенное и дорогое, чем гордилась и что любила, блекло с течением времени и под тяжестью будних огорчений.
Проходя мимо торговой лавки по дороге к доктору Логану или за покупками на рынок, София почти ежедневно встречалась с той женщиной – Кларенс, которая всегда вызывала неприязнь и чувство брезгливости и напоминала о самом неприятном событии в жизни. Мгновенно мерзкие сцены поднимались из памяти и, как искры, разлетались по всему телу, обжигая и оставляя горький пепел досады и обиды. А та будто нарочно задевала девочку, интересуясь делами ее семьи.
Накапливающаяся горечь, ощущение собственного бессилия и тревожные переживания воспитывали в Софии ее сильную сторону, растили непримиримость ко всему, что имело отношение к предательству, лжи, несправедливости, но также развивали осторожность и подозрительность ко всем новым людям и обстоятельствам.
Наблюдая за окружающим ее миром, постепенно София разочаровывалась в своих условиях жизни. Люди уже не казались ей добрыми, бескорыстными и искренними. Она начинала отмечать это на каждом шагу, начиная с лукавых глаз и тошнотворных шуток торговки Кларенс, равнодушных школьных преподавателей, скупых и непорядочных соседей, еще недавно представлявшимися ей добродушными и безобидными, и заканчивая собственным отцом, который смотрел ей в глаза и лгал. Жизнь представала перед Софией в других красках, вероятно, реальных, которые она не различала раньше.
В тринадцать лет София чувствовала себя первооткрывательницей людских пороков и все больше отчуждалась от людей и созданного ими мира невежества, грубости, жестокости, равнодушия и корысти. Теперь любое препятствие казалось горой, любая мелкая обида – смертельным оскорблением. София становилась очень чувствительной и ранимой, она не желала с этим мириться, но пыталась учиться контролировать внезапно вспыхивающие сильные эмоции, так как ее несдержанность с окружающими доставляла немало хлопот близким. Импульсивность оборачивалась скандалами с отцом и очередными слезами матери, слишком высокая энергичность вызывала нарекания со стороны знакомых семьи и школы. Все вокруг будто сговорились против нее. Она была сильной и слабой одновременно. София могла стойко выносить откровенное разочарование отца в ней и быть полностью бессильной и смятенной перед его решениями, касающихся ее будущего. И никто не мог ей помочь, как бы ни убеждал ее в совершенстве, особенности и успешном будущем.
Тоскливые мечты, возникающие после писем Брайана, приводили Софию в уныние и надолго выбивали из равновесия. Все, о чем писал брат, было неведомо ей, но все, что она видела вокруг, казалось самым худшим на свете. Сама того не замечая, София идеализировала и преувеличивала каждую новую подробность городской жизни, описанную братом. Всплеск энтузиазма и решительности вызывали присланные Брайаном фотографии, где он на фоне городских улиц – широких, ярких, многолюдных, на стадионе колледжа в форме «нападающего» или с битой в руке, на берегу залива Тринити, в Риверс-парке у лебединого озера с крестной Лили и дядей Томасом. Софии отчаянно хотелось туда попасть, прикоснуться к неприступному и далекому миру, подышать тем воздухом, погреться под тем солнцем и остаться там навсегда. Но все мечты обрывала суровая реальность, и девочка падала духом.
Однажды спеша на почту за письмом от Брайана, София увидела яркий, цвета спелой вишни автомобиль с откидным верхом и того же цвета кожаными сиденьями. Она остановилась перед машиной, восхищенная красотой и завороженная мгновенно возникшими надеждами на то, что когда-нибудь она будет кататься в таком же красном авто и улыбаться своему прошлому.
– А ну, брысь, козявка!– оборвал ее заоблачные мысли пренебрежительный тон женщины, владелицы автомобиля.
София проследила за ней до самой дверцы и почему-то виновато проговорила:
– Я не трогаю вашу машину.
– Я сказала – брысь, замухрышка!– уже презрительно повторила дамочка и сделала брезгливый жест рукой, отгоняющий девчонку с дороги.– Матерь божья, в этом захолустье одни невежды!
Женщина села в машину и через минуту скрылась из вида.
«Я замухрышка?!– расстроенно подумала София и оглядела свое платье.– Но я же не грязная и не оборванная? И она совсем меня не знает?!»
Неприятные ощущения от случайной встречи осели горьким осадком на сердце Софии, усиливая собственное мнение о своей никчемности и беспомощности в этом мире.
Эль-Пачито, декабрь 1987 года
Из открытого окна пахло мокрыми листьями. Случайные капли дождя залетали на подоконник и образовывали лужицу. Тонкими струйками вода стекала на ковер.
Хелен Дьюго в домашнем платье, в запятнанном фартуке, желтой выцветшей косынке кружилась по гостиной, подготавливая дом к Рождеству. В другом углу комнаты в кресле сидел Ланц, делая вид, что увлечен чтением газеты, но внимательно задумчиво следил за женой поверх газеты. Хелен намеренно не замечала этого взгляда и, вообще, не обращала внимания на супруга.
В доме было тихо и скучно. Дети учили уроки. Неожиданно тишину нарушил телефонный звонок. Ланц, погруженный в свои мысли, не отреагировал на него. Хелен отвлеклась от уборки и подняла трубку.
– Мама?– услышала Хелен далекий, но родной голос сына.
Ее глаза озарились радостным светом, и на губах появилась улыбка. От волнения, потеряв дар речи, она молча кивнула.
– Мама, ты меня слышишь? Если слышишь, скажи что-нибудь?– беспокойно спросил Брайан.
Ланц был рядом, и скажи она хоть слово, выдав имя звонившего, тот впал бы в ярость от невиданной наглости человека, которому он запретил звонить, писать и возвращаться в отчий дом, раз и навсегда вычеркнув его из своей жизни.
– Я слышу тебя, Лили,– дрогнувшим голосом ответила Хелен.– Дорогая моя, я так соскучилась по тебе!
Женщина бросила мимолетный взгляд на мужа и отвела глаза в другую сторону, отвернувшись к окну, продолжила:
– Я так рада слышать тебя!
– Мама, ничего не говори. Я понял,– с грустью проговорил Брайан.– Внимательно слушай меня. У меня мало времени. Я приехал ненадолго. Буду ждать тебя с девочками в кафе на станции Эль-Пасо. У меня много новостей. Я буду вас ждать через час. Сможешь вырваться?
От услышанного Хелен задержала дыхание, и мысли ее завертелись в тревожном поиске причины, из-за которой можно было бы скрыться из дома с дочерями, не вызвав подозрений у Ланца.
– Конечно, Лили,– тихо проговорила мать.
Брайан уже положил трубку, а Хелен, слушая короткие гудки, весело продолжила говорить:
– Лили, я все сделаю, не волнуйся. До встречи, моя милая, целую.
Теперь выражение ее лица должно было соответствовать выдумке. Она как ни в чем не бывало оглянулась и, встретив вопросительный взгляд мужа, залепетала:
– Это Лили, она будет проездом из Нового Орлеана и хочет передать подарки для девочек. Через полчаса она будет ждать нас на станции в Эль-Пасо. Она так хочет увидеть девочек. Ты не против, если мы ненадолго уедем на встречу?
Ланц был не против, хотя на его лице было написано явное недовольство.
– Что ж, поезжайте, но не задерживайтесь,– строго ответил Дьюго, но, заметив, как Хелен свела брови, смягчился и добавил:– Мне скучно одному.
Он выдавил добрую улыбку и, перелистнув страницу газеты, стал вдумчиво читать.
Хелен, нетерпеливо снимая фартук, поспешила в свою комнату, по пути она попросила дочерей зайти за ней.
– Так, рыбки мои,– торопливо проговорила Хелен, запирая дверь спальни,– хотите увидеть вашего брата? Только тихо! Сейчас мы к нему поедем.
София и Лин запрыгали от радости. София почувствовала, что ее сердце вот-вот разорвется от счастья из-за встречи с ее дорогим Живчиком.
– Быстро по своим комнатам. Одеться, причесаться и через десять минут быть готовыми к выходу. Я постучу вам в двери. Никаких эмоций, полное молчание при отце. Вам ясно?
Девочки радостно закивали и вылетели из спальни матери.
Через полчаса, наряженные и нетерпеливые, они ехали на рейсовом автобусе в Эль-Пасо.
– Мам, а может быть, надо было сказать Бену?– спросила София, ерзая на сиденье и оглядываясь вокруг.– Он ведь тоже очень скучает по Живчику…
– Это неудобно. Если нас увидят всех вместе, обязательно доложат Ланцу. А уж ваш отец не постесняется устроить допрос. Мы потом расскажем Бену.
Лин увлеклась разглядыванием пейзажа за окном, а София, немного усмирив нетерпение и склонив голову на спинку сиденья, рассматривала пассажиров автобуса.
– Софи, как твои занятия с доктором Логаном?– завела разговор Хелен.– Ты стала все чаще бывать у него.
– Мама, если бы в моей жизни не было крестного, не знаю, что бы я делала. Он так много знает, учит меня таким разным вещам. Он такой благородный! И почему он не встретился тебе раньше нашего отца?
Хелен тяжело вздохнула, а для дочери укоризненно сдвинула брови. София не догадывалась о прошлом матери, и было бы лучше, если бы так продолжалось и дальше.
– А нас никто из знакомых не увидит с Брайаном?– спросила София.
– Думаю, что в воскресенье фермеры не едут в Эль-Пасо, чтобы посидеть в кафе на станции,– заметила мать.– Брайан очень смышленый мальчик.
Милинда заерзала на сиденье, ткнула пальцем в окно и сказала:
– Мы уже подъезжаем. Встаем!
В кафе было много свободных мест, играла спокойная музыка. Капли дождя подыгрывали в такт мелодии по оконным карнизам снаружи. Было немного душно от испарений из кухни, но уютно.
Хелен с дочерями расположилась в углу зала и заказала три порции мороженого. Беспокойным взглядом обыскивая зал кафе, она не находила родного лица.
– Ничего, ничего, подождем. Он, наверное, вышел или вот-вот подойдет,– успокаивала Хелен больше себя, чем девочек.
А те довольно уплетали имбирное лакомство, посыпанное шоколадной крошкой.
Вскоре Хелен заметила знакомую походку, но не узнавала фигуры. Знакомое лицо, но другое – повзрослевшее, мужественное, серьезное, красивое. Она привстала, но, ощутив нервную слабость в коленях, присела и опустила руки на колени.
– Сынок, дорогой мой!– прошептали ее губы.– Как давно я тебя не видела…
Восторженный визг дочерей привел ее в чувства.
С улыбкой Брайан подошел к столику, и его сильные, мускулистые руки обняли мать за хрупкие плечи и прижали к широкой груди. Хелен не удержалась и всплакнула, но тут же взяла себя в руки, отстранилась от сына и стала рассматривать его лицо.
– Здравствуй, мама!– произнес Брайан незнакомым, но приятным голосом.
– Пресвятая Мария, какой ты стал!
София и Лин повыскакивали из-за стола и повисли у брата на шее, целуя его в щеки и подбородок.
Брайан радостно усадил сестер себе на колени и мягко сказал:
– Мои дорогие, я так соскучился по вас. Как вы поживаете?
Девочки, перебивая друг друга, стали докладывать свои новости и расспрашивать брата о его жизни. Брайан охотно отвечал на все вопросы, но его взгляд не отрывался от беспокойного лица матери.
Ее глаза выдавали гордость за сына, но и горькую печаль от вынужденной разлуки с ним. Ее сын вырос, изменился. Черты его лица отдаленно напоминали Ланца в молодости, но больше Брайан взял от матери. Его глаза светились радужным светом, не было и тени сожаления о сделанном выборе. Прямой, уверенный взгляд свидетельствовал о силе воли и чувстве собственного достоинства. Изменился голос, речь стала богатой, деловой и вызывала трепет. Брайан был неплохо одет, у него появился свой вкус. Развитые мускулы говорили о регулярных занятиях
спортом. Словом, все, что наблюдала Хелен, – как он двигался, как улыбался, как сидел, как говорил, – сказало ей о том, что сын начал жить той жизнью, о которой и мечтал. И это делало ему честь.
– Вы отсидели мне ноги,– с улыбкой обратился Брайан к сестрам через некоторое время.
Девочки пересели на свои места и продолжили есть уже растаявшее мороженое.
– Вот так я живу. И у меня для вас еще одна новость, только не падайте в обморок,– продолжил Брайан.
У Хелен подпрыгнуло сердце. А Брайан с чувством гордости, смешанным с легкой грустью, сообщил:
– Я переезжаю в Вашингтон.
Напряженное молчание не остановило его.
– Я прошел конкурс на обучение в университет Джорджа Вашингтона. Выиграл стипендию – это гарантия моего безбедного проживания в Вашингтоне. Я знаю, как это далеко от вас. Но именно это было моей целью с самого начала. И я буду рядом, если понадоблюсь… Несмотря на запрет отца.
– Сын, что ты говоришь?!– поразилась Хелен.– Ты, конечно же, взрослый, умный, сильный мальчик, но так далеко и один!
– Мама, я буду не один. Со мной будет Эл. Мы с самого начала обучения вместе и оба дойдем до конца. Помнишь Эла?
– Это твой хороший друг?– вмешалась София.
– Да, Фисо. Этот человек мне как брат и настоящий друг. Вместе нам ничего не страшно. Я приехал сюда только потому, что хотел увидеть вас, так как не смогу приезжать часто, разве только летом, и то ненадолго.
София обиженно вспомнила:
– Ты обещал помочь поступить мне в колледж Хьюстона? Кто теперь мне поможет?
Милинда здраво заметила:
– Но он же не навсегда уезжает! И если Живчик обещал, значит, выполнит.
– Когда придет твое время, все будет хорошо. Я обещаю!
– Обещаешь?– оживилась София.
Брайан клятвенно кивнул сестре и снова обратился к матери:
– Как только я определюсь в Вашингтоне, я позвоню. Мы можем встречаться на Рождество у тети Лили или в любом месте Хьюстона. Он стал мне родным. Я буду писать Бену, звонить ему. Навещайте его чаще. Мама, не волнуйся: со мной все будет в порядке. Я хочу получить от тебя благословение. Ты единственная, кто по-настоящему понимает меня.
Брайан ожидающе посмотрел на мать и напряженно вздохнул.
Глаза Хелен затуманились, но она сдержала слезы и заставила себя радостно улыбнуться. Мать не могла огорчить сына своими переживаниями и опасениями. Ее щеки порозовели от волнения, чувства жалости и тоски, но достаточно уверенным голосом она произнесла:
– Я всегда гордилась моими детьми. Ты же знаешь, я всегда поддержу тебя, только умоляю – будь осторожен. Ты мой единственный сын и защитник. Я никому не могу доверить будущее своих дочерей, случись что со мной…
– Мама!– в один голос возмутились София и Милинда.– Что это за разговоры?
Брайан понимающе медленно моргнул обоими глазами, без слов дав почувствовать матери свою ответственность за сестер.
София и Милинда все понимали и не пытались исправить все на свой лад. На их лицах были грусть и сожаление, смирение и надежда.
– Вы такие взрослые!– как-то грустно проговорил Брайан, сожалея, что не мог находиться с ними рядом все это время.– Вы не сердитесь?
– Нет,– хором ответили сестры.
– А как отец?
– Папа в своем репертуаре,– смело сказала София.– Поэтому даже не огорчайся… Мама, не вздыхай… я знаю, что не права…
Такая самокритичность дочери заставила Хелен улыбнуться, и это немного разрядило напряженную атмосферу.
Брайан наклонился и достал из-под стола разноцветный пакет.
– Здесь вам к Рождеству. Немного рано, но я не мог оставить вас без подарков. Только откроете, когда вернетесь домой.
София протянула руки первая и, взяв пакет, прижала его к груди, как драгоценность.
– У тебя есть деньги?– заботливо спросила Хелен у сына.
– Я запаслив,– отозвался Брайан.– Еще остались деньги с того счета, который ты открывала мне.
– Прими от меня, тоже, как подарок,– мать протянула сыну плотный конверт.– Умоляю – не отказывайся.
Брайан неохотно принял его и ответил:
– Я обещаю, что сполна отплачу за твою заботу и любовь, мама. Я так люблю тебя!
– Что ты такое говоришь? Для меня главное, чтобы все вы были здоровы и счастливы!
Брайан обнял мать, но, не давая себе расчувствоваться, отстранился и поднялся.
– Не могу долго быть с вами, и прощаться грустно… Мой поезд подошел… Эл меня уже ждет.
Мать тревожно повела плечами и сморщила лоб.
– Можно, я провожу тебя?– громко попросила София, когда все поднялись со своих мест.
– Не надо, мне и так тяжело,– ответил брат.
– Я только на минуточку…
– Нет. Я вас всех люблю! Берегите себя…
Брайан был непреклонен. Он быстро расцеловал мать и сестер, и те не успели моргнуть, как юноша быстрыми шагами покинул кафе. Хелен оцепенела от неожиданного исчезновения сына. Она взяла дочерей за руки и подошла к окну, за которым уже отправлялся экспресс до Хьюстона.
Брайан стоял на подножке вагона и грустно махал родным на прощание. София и Лин приникли к холодному стеклу, и окно запотело от их теплого дыхания.
– Он уехал!– прошептала Хелен и дала волю эмоциям.
Слезы потекли по щекам, и плечи задрожали от прерывистого дыхания.
– Мамочка, это же здорово, что он будет самым умным и образованным,– задумчиво проговорила София, зная, что ей будет очень не хватать его, но понимая необходимость этой разлуки.– Я тоже скоро уеду. Каких-то три года подождать.
– А я останусь… мне здесь нравится,– неожиданно ответила на слова сестры Милинда.
***
– Ты чуть не опоздал на поезд!– сообщил Ахматов Брайану, когда тот вошел в купе, сел на свое место и напряженно откинулся на спинку кресла.
– Прощание с родными так опустошает. Если честно, я чуть не расплакался. Так жаль, что они вынуждены жить в такой атмосфере. Но я сам еще не стою на ногах, чтобы предлагать им помощь.
– Вот видишь, ты находишь разумные доводы. Перестань изводить себя,– с сочувствием заметил Алекс и потрепал друга за плечо.– Все устроится.
– Конечно, устроится. Где бы только раздобыть возможность и устроить сестер в достойное место? Еще три года, и Фисо нужно будет поступать в колледж. Она не справится с отцом в одиночку, даже если проявит характер. Он может разозлиться и выгнать ее из дома.
Брайан задумчиво остановил взгляд на одной точке и вспомнил выражение лица Фисо. Он не заметил в ее глазах того блеска и огня, что были раньше, она уже не смеялась и не шутила так беззаботно. Ее взгляд стал сосредоточенным, серьезным, и было очевидно, что в ее голове крутятся отнюдь не задорные, шкодливые мысли: Фисо поразила его своей сдержанностью и строгостью. Что-то происходило с ней, а его не было рядом.
– Брайан?– окликнул Алекс, толкая друга в бок.– Смотри не утони в своих переживаниях.
– А-а… я думал о сестре. Она так изменилась… Волнуюсь за нее. Боюсь, как бы отец не сломил ее. Иначе будущее нашей фермы обеспечено.
– Ты жесток!– в недоуменном удивлении высказался Ахматов.– Ты желаешь своей ферме сгинуть?
– Не иронизируй. Я хочу вытащить девчонок из этого болота. У них есть потенциал, особенно у Фисо. Я не могу быть равнодушным к их судьбе.
– У тебя есть время. Не драматизируй. Жизнь всегда расставляет все по своим местам.
– Ты веришь в судьбу?
– Нет. Вернее, не очень. Но ты напомнил мне кое-что. Перед нашим отъездом из колледжа ко мне подошел один человек. Весьма и весьма серьезный человек. Я бы сказал – полезный человек. Я видел его неоднократно на соревнованиях по плаванию, когда мы с тобой заняли первое место, затем на конкурсе стипендиатов Малькольна и, пожалуй, еще на турнире по восточной борьбе… Да, кажется, это был он. Такое создалось впечатление, что он следил и отбирал. Причем его оценивающий взгляд я не раз замечал на себе. Так вот, он якобы случайно встретил меня на парковке и завел разговор. Отметая все любезности, я услышал его глубокую заинтересованность в моих способностях. Это прозвучит странно, но он смахивал на вербовщика.
Брайан погладил подбородок, поводил глазами по купе и признался:
– Я что-то не уловил сути?
Алекс деловито повел одной бровью и выпрямился.
– Ты совсем расклеился после встречи с семьей. Раньше ты схватывал на лету. А суть в том, что за этим человеком стоят широкие возможности.
– Тогда я рад за тебя!
– Подошел он ко мне, но я четко расслышал и твое имя. Стоит над этим задумываться или нет?
– Ты спрашиваешь мое мнение?
– Интуиция никогда не подводила меня, но если это против твоих убеждений, то вопрос закрыт,– уверенно поделился Ахматов.
Дьюго внимательно посмотрел в глаза другу. В этот момент он словно слушал свое сердце. Чуть поразмыслив, Брайан, наконец, спросил:
– У тебя создалось впечатление, или его слова были предельно конкретны?
– О чем ты говоришь? В таком деле слова могут быть только намеком и иметь любой смысл. Но, если ты схватишь нить разговора и почувствуешь, – это твое, тогда следует конкретный разговор. И, наверное, не на парковке.
– Что же ты ответил ему?
– Он прекрасно осведомлен о нашем решении поступать в университет Вашингтона и дал понять, что мы еще встретимся там.
Брайан передернулся от интригующей новости и произнес:
– Ух, какие страсти!
– Я предлагаю не торопиться с выводами и не касаться этой темы до того времени, пока все не прояснится. Согласен?– смеясь над реакцией друга, предложил Алекс.
– Договорились!– последовал уверенный ответ.
Штат Мэриленд, Вашингтон, февраль 1989 года
Движение на пятьдесят пятой авеню всегда оставляло желать лучшего. При том, что это была не центральная улица и даже не жилой район, автомобили заполонили дорогу с начала квартала и до самого горизонта. Воздух был пропитан выхлопными газами и пылью, которые со временем плотным слоем осели на стенах зданий и те казались грязными и пошарканными. Этот район Вашингтона был выделен администрацией специально для офисных зданий, хозяева которых сдавали отдельные помещения разным физическим и юридическим лицам для контор, складов, выставочных помещений. Шум двигателей и гудков автомобилей доносился со всех сторон.
Билл Макстейн, сурово сдвинув брови, наблюдал автомобильную возню из широкого окна арендованного офиса и недовольно чмокал губами при очередном скрежете тормозов или гудке. Но вот он протянул руку вперед и, толкая фрамугу, повернул послушную рукоятку в положение «Закрыто». В кабинете воцарилась благоговейная тишина. Макстейн опустил жалюзи, и теперь можно было представить, что он находился в своем родном офисе в Хьюстоне: и комариного писка не было слышно.
Мужчина облегченно вздохнул и, заложив руки за спину, стал медленно мерить комнату шагами. «Мальчики, мальчики. Достойная физическая подготовка уже сократит срок обучения, языки – это хорошо, серьезность, увлеченность, ответственность, владение собой. Н-да, редкие экземпляры…»
Его размышления прервал телефонный звонок. Билл поднял трубку, молча выслушал звонившего и низким голосом ответил:
– Проводите ко мне.
Затем он присел в свое кожаное кресло, застегнул верхнюю пуговицу рубашки, подтянул манжеты вперед, выпрямился и положил руки на столе, сомкнув пальцы в замок.
Дверь в кабинет распахнулась, и следом за служащим в синей форме вошло двое молодых людей. Они поприветствовали мужчину и прошли на середину кабинета. Интуитивно Билл отметил внутреннюю растерянность парней, но внешне они держались уверенно, скромно и были готовы к встрече с ним.
Оба были подтянуты, чисто выбриты, гладко причесаны. Строгая осанка, стильные деловые костюмы, прямой взгляд, умение держать лицо свидетельствовали о присутствии характера, требовательности к себе и о четком самоконтроле. О силе духа и целеустремленности молодых людей Билл Макстейн судил по многим фактам из собранного на них досье.
Макстейн привстал и указал ладонью на два пустых кресла перед его столом.
– Прошу, присаживайтесь.
Парни прошли и, расстегнув пуговицы на пиджаках, одновременно присели на указанные места.
Билл загадочно улыбнулся, принял удобное положение и остановил вопросительный взгляд на лицах молодых людей.
Оба молчали в напряженном ожидании таинственного разговора.
– Хм,– вырвалось у Билла.
Он неспешно взял со стола две папки и так же медленно раскрыл их.
– Зачем пожаловали?
Вопрос тенью недоумения отразился на лицах парней. Они переглянулись, и один из них спросил:
– Разве не вы выписали нам пропуска?
– Сэр,– продолжил второй,– мы оказались здесь только потому, что поверили в возможность проявить свои преданность и способности на пользу государства. Даже если это будет тайная работа, скрытая от глаз… Но, если мы ошиблись, то, вероятно, наше искреннее горячее желание дало повод разыграться воображению, и ваше приглашение ввело нас в заблуждение…
– Так, так, так,– вдумчиво произнес Билл и, лукаво прищуривая глаза, продолжил:– И вы действительно обладаете таким качеством, как преданность? И ваши желания сродни несокрушимому патриотизму, самопожертвованию и беспрекословному подчинению правилам?
– Да, сэр,– в один голос ответили молодые люди.
Макстейн открыто удивился решительности парней. Его густые брови взлетели, и на лбу вырисовалась глубокая морщина.
– Что ж, это достойный ответ. Замечательно, что у вас есть цель в жизни, и благородная цель! Но, боюсь, ваша стремительность сбила вас с толку, и вы исказили предложенную для размышления информацию. Знакомы ли вы с деятельностью организаций по регулированию международных отношений?
– ООН?– сомневающимся тоном спросил Александр Ахматов.
– Можно сказать и так… Видите ли, наша организация достаточно велика. В ее штате находится около шестидесяти тысяч человек, но люди, как вы понимаете, стареют, уходят в отставку, умирают, увольняются по разным причинам. Кто-то должен приходить им на смену. Раз в год мы отбираем претендентов на работу в ООН. Кто-то попадает сразу в главный корпус, кто-то остается на периферии, кто-то после долгой стажировки принимает решение отказаться от контракта. Ваши успехи в учебе, личные характеристики и протоколы наблюдения свидетельствуют о прекрасной перспективе в нашей организации. Ваше академическое образование тоже располагает к этому… Вот для этого я вас и пригласил. Как видите, ничего замысловатого. Мы в некотором роде – кадровое агентство для подбора служащих в государственные структуры США.
Внимательный взгляд Макстейна скользнул по лицам молодых людей. Те явно находились в замешательстве, хотя осмысление предложенной информации отражалось блеском воодушевления в их глазах. Макстейн наклонился в сторону молчаливого и задумчиво потупившего глаза парня и, словно невзначай, поинтересовался:
– А вы, мистер Дьюго, явились с той же убежденностью, что и мистер Ахматов?
Брайан, не отводя глаз, решительно ответил:
– Сэр, я счел бы за честь служить на благо страны. Однако хотелось бы ясности…
Карие глаза Дьюго впились в лицо Макстейна и требовали откровенности.
– Какой горячий!
Билл поднялся, вышел из-за стола и смерил парней строгим взглядом.
– Нам нужны такие парни, как вы: целеустремленные, преданные, с энтузиазмом, наконец.
Каждое его слово было взвешенно, ответственно, без тени лукавства. Ахматов молча глянул на Дьюго и еле заметно кивнул.
– Мы можем обсудить ваше предложение?– спросил он с дипломатичностью политика.
– Конечно, парни. Но недолго. Даю вам двадцать четыре часа.
– Хорошо. Мы дадим ответ завтра. Мы можем идти?
Макстейн кивнул, и молодые люди незамедлительно покинули кабинет. Он задумчивым взглядом проводил парней и сразу поднял трубку телефона.
– Стивенсон, зайди ко мне.
В кабинет вошел мужчина лет тридцати, среднего роста, со светлыми волосами и глазами, почти бесцветными, со строгим, ничего не выражающим лицом. Он встал у стола и ожидал приказаний.
– Видел двух парней?
– Да, сэр,– отчеканил Стивенсон.
– Начни с сегодняшнего дня неофициальную слежку. Отчет веди только для меня, с архивом не работаем. С кем контактируют, чем живут, что едят… В общем, мне тебя учить не надо. Подготовь к завтрашнему утру программу стажировки. Иди, Эд, на сегодня свободен.
– Да, сэр.
Стивенсон вышел. Макстейн откинулся на спинку кресла и расслабленно выдохнул, так глубоко и долго, будто его легкие нуждались в очистке. После нескольких вдохов он привычно надел на нос очки и с серьезным настроем устремил взгляд на досье Ахматова и Дьюго, составленные его аналитиками. Его губы зашевелились в быстром бесшумном чтении.
«Александр Ахматов, 22 года; владеет пятью языками – немецким, французским, итальянским, испанским, русским; физически вынослив; высокие артистические данные; выраженные черты характера: коммуникабельность, энергичность, мобильность, гибкость, упорство в достижении цели; эмоционально устойчив; ярко выражен аналитический склад ума, уровень IQ равен 138 единицам[1 - В норме у здорового взрослого человека показатель IQ равен в пределах от 80 до 125.]».
Пристально рассмотрев фотографию Ахматова, Билл удовлетворенно погладил затылок.
– Н-да, а этот парень далеко пойдет!
От чувства гордости за свой наметанный глаз и безошибочное чутье на таланты Макстейн решил побаловать себя кубинской сигарой. Закурив, Билл внимательно вчитался в характеристику Брайана Дьюго:
«… 21 год; владеет тремя языками – французский, латинский, испанский; физически вынослив; выраженные черты характера: последовательность, обстоятельность, уравновешенность, целеустремленность; эмоционально устойчив; аналитический склад ума, уровень IQ равен 132 единицам».
– И этот неплох! Эх-х, хороших парней отхватил!
***
– Есть мысли?– спросил Ахматов у Брайана, выходя из здания.
Брайан задумчиво помолчал и с легким сомнением в голосе высказался:
– ООН – это неплохое начало. Думаешь, нас так просто выбрали? Кто будет тратить время на слежку за простыми студентами?
– Но мы ведь не простые студенты?– гордо улыбнулся Алекс.– Может быть, это именно так и делается? У меня сложилось впечатление, что они знают о нас все. Я думаю, что стажировка в таком месте, – неплохой трамплин в будущее. У нас будет кое-какой опыт работы в государственных структурах. К тому же, если попадется более стоящее место, всегда можно перевестись. Но представь себе, Брайан, какие возможности! Мы можем объять весь мир. Дело не в деньгах и престиже, а в том, как ты будешь чувствовать себя, находясь в таком положении. Специализироваться можно в чем угодно: в ООН широкая сфера деятельности. Ты можешь быть простым служащим на посылках, а можешь вырваться в члены ассамблеи…
– Ого-го! У тебя разыгралось воображение?– перебил Брайан.– Ассамблея – для толстых, занудных, выживших из ума политиканов, а мне же хочется чувствовать себя полезным, выполнять реальную работу и видеть результат. А разглагольствовать о том, как нужно строить международную политику, – это не по мне.
Ахматов остановился и, сунув руки в карманы брюк, поиграл бровями, широко улыбнулся, обнажив белые ровные зубы.
– У тебя будет такой шанс.
– Я доверяю твоей интуиции. Главное – попасть в струю.
– Вот именно!– оживленно подтвердил Алекс.
Но молодые люди и представления не имели, что стояло за деловым предложением Билла Макстейна. Их следующая встреча с ним была так же официальна и неконкретна, как и предыдущая. Ничего не навело парней на мысли о странном и подозрительном в этом деле: ни контракт на стажировку в ООН, составленный с соблюдением всех прав и обязанностей сторон, с возможностью внести коррективы в пользу стажеров; ни доскональное досье на обоих, которое было простой предусмотрительностью при подборе кадров; ни загадочный блеск в глазах Билла; ни его тонкое, деликатное увиливание от любопытных вопросов.
Конечно же с молодые люди подписали соглашение о неразглашении информации, им были разъяснены условия стажировки и даны ориентиры на первое время деятельности.
Первые полгода Ахматов и Дьюго должны были находиться под руководством Эда Стивенсона, молодого руководителя программы стажировки. Основная программа подготовки молодых кадров должна была начаться со второго полугодия, когда будут определены и закреплены индивидуальные направления деятельности. Все условия сотрудничества были разумны и приемлемы для обоих.
Постепенно сомнения в правильности своего выбора оставили их мысли, бурное восприятие нового перетекло в серьезность и увлеченность. Стажировка увлекательная, интригующая – гармонично вписывалась в процесс обучения в университете и шла параллельно с ним. Ахматову без труда удавалось совмещать дневные учебные нагрузки с вечерними выездами со Стивенсоном и уделять должное внимание разным сторонам личной жизни. Дьюго по-прежнему отстранялся от всего легкомысленного и был поглощен открытиями в новых направлениях профессиональной деятельности.
Наслаждаясь ощущением полноты жизни, Ахматов уводил Брайана от глубокого погружения в работу и учебу, и учил не отвлекаясь отвлекаться.
– Работай над собой, Брайан. Учись уделять время всем сторонам жизни. Веселись, но держи на заднем плане пару рабочих идей. Умей расслабляться, друг, – жизнь прекрасна, загадочна, капризна, она ждет своих покорителей.
– Поэт!– усмехнулся Дьюго.– У тебя это здорово получается, но у меня так не выйдет.
– А ты научись не сдерживать свои порывы. Посмотри, сколько в этом мире интересного! А женщины?! Сколько их – разных, милых, очаровательных, соблазнительных и страстных…
– Да, я заметил твое особенное внимание к женщинам,– засмеялся Брайан.– У тебя дар без стараний завоевывать их сердца.
– Только не говори, что тебе это трудно дается!– возразил Алекс.– Я помню тех блондинок, из-за которых ты чуть экзамен не провалил.
Ахматов не удержался и заливисто рассмеялся. Дьюго хитро прищурился и отвесил внезапный подзатыльник другу. Тот продолжал смеяться, уклоняясь от повторных попыток Брайана заставить не болтать чепухи, и оба они катались по траве парка в шутливой борьбе друг с другом.
***
Весна заполнила дни молодых мужчин очередными экзаменами, а сердца – переживанием чувств, проснувшихся с приходом нового времени года, рождением радужных надежд на проведение приближающихся летних каникул где-нибудь на природе, подальше от городской суеты.
Время шло, оставляя за собой багаж накопленных знаний. Оно проходило и щедро одаривало их новыми качествами и глубоким осознанием своих возможностей. Новые знакомства, активная практика, новые ситуации, в которые попадали Ахматов и Дьюго, к их бесконечному удивлению, заставляли переоценивать весь прежде полученный опыт, четко определяться в своих интересах и ориентироваться в стремительно изменяющихся условиях, быть гибкими и постоянно учиться новому. Это сначало утомляло, разрывало на части, смешивало чувства противоречиями, но их характер закалялся.
Строгость, непреклонность и безоговорочные требования Стивенсона при обучении стажеров некоторым хитростям добывания информации, бескомпромиссности в особо важных ситуациях и умению держать под контролем себя и окружение подстегивали в молодых мужчинах самолюбие, воспитывая силу духа и стремление к саморазвитию.
Параллельно с программой Стивенсона Алекса и Брайана направили в школу боевых искусств.
Брайан был закален с детства физическим трудом и фермерской жизнью. Он учился бою с нуля, и это занятие безумно увлекало его. Не без тяжелого труда и стараний, но успехи радовали.
Ахматов никогда не учился в специальных школах для одаренных детей или школах с развивающей программой. Роберт принципиально не отдавал сына в частную школу, так как считал: «Чтобы стать настоящим мужчиной, сын должен пройти хорошую школу жизни», а этой школой была обычная школа Эль-Пасо, обучение за одной партой вместе с детьми среднего класса, хулиганами и сорванцами. Словом, Александр жил жизнью обычного американского ребенка.
Роберт отдавал его в разные кружки и секции: художественные, танцевальные, спортивные, музыкальные – и добился великолепных результатов. Александр легко справлялся с любой задачей, все быстро схватывал и числился самым способным учеником. Единственное, что не интересовало его, – это естественные науки. Александр всегда сбегал с занятий по биологии, анатомии, зоологии, но, к удивлению учителей, все контрольные всегда были сданы вовремя на высокий балл. Гораздо охотнее Александр посещал школу боевых искусств и тренажерный зал.
И теперь тело Алекса было в прекрасной спортивной форме, но он понимал значимость регулярной тренировки и не противился рекомендациям руководителя программы.
***
В конце августа, за неделю до окончания первого полугодия стажировки, Макстейн назначил Ахматову и Дьюго встречу.
Довольные своими результатами и впечатлением от полученного опыта оба парня с нетерпением ожидали пропуска в мир больших возможностей.
После того, как они ознакомились с принципами работы в структурах ООН, каждый из них желал начать нарабатывать конкретный опыт в избранных направлениях деятельности.
Дьюго видел себя в осуществлении юридической практики в межведомственных областях и налаживании дипломатических отношений с разными группами лиц промышленных компаний, частных агентств, оказывающих непосредственные услуги ООН и часто являющихся их собственностью или партнерами. Ахматов же сразу заинтересовался технической стороной аудиторской и банковской системы функционирования ООН, а также ее правовой базой.
Еженедельный отчет Алекса и Брайана, включающий в себя самоанализ и предложения по осуществлению той или иной деятельности, вызывали неподдельный интерес у Макстейна и Стивенсона к личностям молодых людей. Но интерес не заканчивался на простом сопровождении кандидатов на официальную стажировку в конкретных должностях: Макстейн внимательно отслеживал психологические характеристики молодых мужчин, изменения в их поведении, профессиональный и интеллектуальный рост.
Билл Макстейн был человеком, который умел увидеть в людях стержень, отличающий их от всех остальных, умел ценить их потенциал. Он тонко и чутко находил подход к каждому человеку и особенно трепетно относился к таланту и бескорыстию. Было три качества, за которые Билл ценил человека и мог поручиться за него головой, – искренность, неподкупность и талант. Этими качествами обладали и Ахматов с Дьюго. Уже после первого месяца наблюдения за молодыми людьми Макстейн принял решение взять их под свое крыло и раскрыть тайны функционирования его агентства.
Их встреча была назначена на 16:00, и Ахматов с Дьюго были пунктуальны. Макстейн приветствовал парней в своем кабинете с традиционно загадочным взглядом и интригующей улыбкой.
– Полгода – не малый срок для переоценки своих возможностей и желаний,– серьезным тоном начал он.– И, как я вижу, вы ни разу не пожелали отказаться от сотрудничества с нашим агентством. Это означает, что вы приняли определенное решение?
Билл говорил ровным тоном, расставляя акценты, интонацией подчеркивая свою дружелюбность и искреннее доверие молодым людям.
– У нас есть еще неделя, но будьте уверены – наше решение не изменится,– выразил Ахматов общее с другом мнение.– Более того, мы готовы начать приносить пользу в реальной работе.
– Это похвально! Но возникло одно обстоятельство,– отметил Билл.
Алекс и Брайан уловили в его голосе тревожные нотки и слегка напряглись, оттого что разговор неожиданно приобрел непредсказуемый характер.
– Что-то не так?– невольно выдав беспокойство, спросил Брайан.
– Дело в том, что все происходит так, как я и ожидал от вас, парни. Вы оправдали мои надежды. Но могу ли я доверить вам куда более деликатное участие в жизни нашей страны?
Ахматов и Дьюго настороженно переглянулись. Их ежедневные беседы и размышления о том, чем они увлеклись, приводили к разным умозаключениям. Оба заметили, что программу начальной стажировки, в присутствии Стивенсона или без него, они проходят всегда только вдвоем, других стажеров за эти полгода они не наблюдали. Не все было ясным и понятным при участии в работе агентства Макстейна: много вопросов оставалось без ответа и смущало своей целесообразностью. К тому же отделение такой серьезной организации находилось далеко от центра города в грязном, шумном, непрестижном районе, она занимала седьмой этаж многоэтажного дома, соседствуя с офисами незначительных контор и складскими помещениями. Организация выглядела, скорее, как маленькое агентство по исполнению некоторых правительственных поручений вроде сбора информации, организации мероприятий, доставке почты и грузов, но для уровня кадрового агентства ООН – оснащенность, уровень подготовки сотрудников и тщательно скрываемая осведомленность в государственных делах, как подсказала наблюдательность Алекса и Брайана, – казались слишком подозрительными. Все это не могло не навлечь на мысль о существовании секретной подструктуры ООН, вербующей людей с высоким потенциалом выполнять конфиденциальные поручения.
Макстейн как личность вызывал у обоих парней положительные впечатления и уважение, но отсутствие конкретной информации, смешение чувств вызывали настороженность, с одной стороны, и предвкушение захватывающей авантюры – с другой.
Билл терпеливо наблюдал за лицами парней, выражающих то сомнение, то тревогу, то глубокую задумчивость. Не затягивая напряженную паузу, он придвинул кресло вплотную к сидящим и тихим уверенным тоном заговорил…
Его слова все прояснили.
Вашингтон, сентябрь, 1989 года
Шум турбин самолета рейса Новый Орлеан–Вашингтон стих. Международный аэропорт Вашингтон Даллес на западной стороне города принял очередной поток пассажиров.
Ахматов, вытягиваясь во весь рост, выглядывал в толпе прибывших знакомое лицо. В своих пальцах он сердито сжимал бланк срочной телеграммы, на котором жирными буквами было выбито: «Встречай, братик. Буду в субботу. Западный аэропорт. Элен».
Легкомысленность и беззаботность сестры вызывала и смех, и недовольство, особенно после того, как попеременно с Брайаном они ожидали ее прибытия в Вашингтон с утра и до вечера. В спешной телеграмме не было указано ни номера рейса, ни времени прибытия.
В 18:07 часов приземлился последний на субботу рейс из Нового Орлеана, откуда могла вылететь Элен Ахматова.
Брайан ожидал ее до обеда, пока Алекс исполнял поручение Макстейна, а после обеда – сам Ахматов. Оба пропустили занятия в университете и остались без ленча.
«Уж если она и теперь не появится, я ей задам!»– мысленно грозился Алекс.
И только он об этом подумал, как его взгляд вскользь пробежал по лицам прибывших и остановился на белых кудряшках. Изумрудные глаза Элен радостно сверкнули, и она нетерпеливо начала продвигаться вперед, игнорируя упреки других прибывших в нахальстве.
– Эл! Бог мой, я думала, что уже никогда не прилечу и не увижу тебя! Как я рада тебя видеть!– раздался звонкий тонкий голосок девушки.
Она подбежала к брату и, бросив свою сумку ему под ноги, кинулась его обнимать и целовать. Алекс стоял смирно, не подавая признаков радости. Элен недоуменно отстранилась и смерила брата строгим обиженным взглядом.
– Ты не рад меня видеть?
– Я радуюсь нашей встрече с самого утра, все никак не нарадуюсь, уже из сил выбился,– с усмешкой в голосе объяснился Алекс.
– Ой, ну хватит ерничать. Ты обиделся?
– Элен, ты могла хотя бы время прилета указать? Чему тебя учили родители? Не спешить! А ты что вытворяешь?– будто сердясь сказал Ахматов.
Щеки Элен порозовели оттого, что казалось, весь аэропорт устремил свои взгляды на то, как брат отчитывает сестру.
– Вот теперь ты не увидишь Брайана,– напоследок добавил Алекс и украдкой улыбнулся.
Элен посерьезнела, опустила глаза и растерянным голосом спросила:
– А что, он уехал? Он не хотел меня видеть? Или он не пришел вообще?
Ахматов почувствовал, как мучительно больно сжалось ее сердечко, и оставил свои попытки наказать беспечность сестры таким образом.
– Ладно, ладно, идем, непоседа. Я попросил Брайана снять для тебя номер в отеле. Тебе же нужно где-то остановиться?– успокоил он.
Элен тут же переменилась в лице, и ее глаза засияли радостным предчувствием встречи с обожаемым Брайаном.
– Я приехала к тебе, потому что соскучилась, ты даже на каникулы не приехал домой и совсем звонить перестал,– залепетала Элен и снова обняла брата.
«И по Брайану тоже!»– мысленно произнесла она.
– Ты знаешь, я закончила школу с отличием…– продолжала весело щебетать девушка.
Она говорила, говорила без умолку обо всем и обо всех. Ахматов только молча улыбался и кивал головой на ее требующий внимания взгляд. Он тоже скучал по ней, но выдержать непрерывную болтовню сестры стоило огромных сил. Даже таксист, поглядывая в зеркало заднего вида, откровенно сочувственно моргал ему.
Элен впорхнула в холл отеля, и ее глаза быстро обежали зал: велико было желание увидеть Брайана. Но она не находила его лица среди присутствующих. Она разочарованно вздохнула и вопросительно посмотрела на брата.
Догадываясь, о чем думает сестра, Алекс спокойно предположил:
– Мы так проголодались за весь день, вероятно, Дьюго в ресторане отеля.
Он подошел к стойке портье и вежливо поинтересовался, заказан ли номер для Элен Ахматовой. Портье, услужливо улыбаясь, вручил Ахматову ключ от номера и вызвал коридорного проводить девушку в номер.
– Вот ключ, а я найду Брайана и буду ждать тебя в ресторане. Надеюсь, ты долго не задержишься? У нас с Брайаном еще есть дела.
Элен нахмурилась, но поспешила вслед за коридорным. Конечно же, она вопреки строгости брата потратит немного времени, чтобы надеть самое нарядное платье, сделать укладку волос, подправить макияж и предстать перед обожаемым мужчиной во всем своем великолепии.
Как и предполагал Ахматов, Дьюго оказался в ресторане отеля.
Брайан занял столик у широкого окна в самом углу зала и задумчиво потягивал коктейль. Перед его мысленным взором предстал Билл Макстейн. Брайан снова и снова прокручивал в мыслях серьезные слова Макстейна и прислушивался к своим ощущениям. Было что-то рациональное в этом предложении, но соответствовало ли это желаниям и стремлениям, осознанию себя в том решении, которое он должен был принять…
…Дьюго и Ахматов с внешним спокойствием придвинулись к столу и внимательно посмотрели на Макстейна. Его слова погрузили молодых мужчин в тревожную задумчивость.
– Вы сообразительные и, конечно, догадались, что вся эта полугодовая суета, – всего лишь стандартное прикрытие и проверка характера…
По глазам молодых людей Билл еще раз убедился в своей правоте и, не снижая напряжения, продолжил:
– Я, Билл Макстейн, являюсь официальным сотрудником ООН – менеджером по подбору кадров. Как вы понимаете, эта должность не предполагает доступности ко многим сферам государственной жизни. Однако я неофициально являюсь директором первого подразделения Агентства международной безопасности – АМБ. Агентство создано на информационной базе ООН, содержится за счет собственных дочерних предприятий и секретного фонда ООН. Наше агентство имеет свои отделения во всех странах мира и штаб-квартиры в каждом крупном городе. Мы играем по-крупному. Цель агентства проста – обеспечение мирового порядка, благополучия, а по сути, защита человечества от самого себя: охрана жизненно важных объектов, политически и экономически важных проектов и разработок той или иной страны, разрешение вопросов международных конфликтов на скрытом уровне. В общем, работы хватает. Наше агентство имеет строгие правила, свой устав, свою школу жизни. Все, кто состоит на службе, имеют колоссальные знания и умения. Все они – лучшие из лучших и преданы одной идее: защищать права и свободы человечества.
Макстейн сделал короткую паузу, чтобы оценить реакцию парней и дать им возможность осмыслить полученную информацию.
Оба молодых человека испытывали противоречивые чувства: замешательство и чувство полета, сомнение и радостную взвинченность.
– Я увидел в вас, парни, способных и жаждущих играть именно в такие игры – игры глобального размаха, а не в какие-нибудь там офисные пирамидки. Я предлагаю вам шанс получить широкие возможности, расправить крылья. Сейчас я разложу все по полочкам. У вас будет время подумать, но, как вы понимаете, все, услышанное вами, будет стерто из протокола и из вашей памяти в случае отказа работать на АМБ. Не всем агентам известна моя роль в АМБ, для многих я – рядовой сотрудник, инструктор. Но я нахожусь на таком глубоком подуровне нашей структуры, что лучше бы мне не попадаться в руки конкурентов. Почему я рассказываю это вам, спросите вы? Отвечу: я склонен вам доверять. К тому же вы останетесь под моим контролем до тех пор, пока не очутитесь в штате АМБ, либо – что меня очень разочарует – наотрез откажетесь сотрудничать. Итак, ваша стажировка в ООН заканчивается. На ваших характеристиках будет моя резолюция: «Рекомендованы для официальной службы в ООН» и ряд рекомендаций. После этого вас удалят из списка претендентов на должности в секретные структуры. Это будет официальным отчуждением вас от служб секретного назначения. Но при этом вы автоматически будете зачислены в базу данных личного состава АМБ. Ваша учеба в университете продолжится, но регулярно вы будете посещать школу АМБ. Что это за школа, – узнаете, как только войдете в штат. После окончания обучения в университете вы поступите на государственную или коммерческую службу на соответствующую должность и, разумеется, туда, где вы будете наиболее полезны для АМБ. Возможно, ваши личные данные будут изменены, осложнятся условия жизни и вашего обучения, но все это на пользу дела – вы станете профессионалами, людьми способными изменить мир в лучшую сторону, как бы пафосно это ни звучало. Это огромная возможность реализовать свое «Я», но и большая ответственность. Насколько вы к этому готовы, я уже убедился. Осталось вам принять верное решение… Хм, вижу на ваших лицах некоторую настороженность? Можете быть спокойны: киллеров я из вас не сделаю. У вас слишком ценные качества, чтобы растрачивать их на такое примитивное занятие.
Билл рассмеялся, заметив, как Брайан в изумлении повел бровями.
– Итак, у вас впереди еще неделя. А сейчас вы свободны. И помните о конфиденциальности.
Это прозвучало и как рекомендация, и как предостережение.
Из кабинета парни вышли, как зачарованные. Им не верилось в то, что они услышали. Казалось невероятным, что сам директор главного подразделения АМБ так непринужденно мог раскрыть секретную информацию, чтобы завербовать двух молодых парней…
Глубокие размышления Брайана отражались на его лице. Алекс бесшумно присел за столик и, чтобы не испугать друга, шепотом спросил:
– Все еще под впечатлением?
Дьюго тут же оглянулся на Ахматова и замер.
– Я что-то говорил?
– Нет, но ты был где-то далеко. Брайан, я привез Элен. Она скоро спустится к нам. Ты готов ее встретить?
На последнем слове на губах Ахматова появилась проницательная улыбка.
– Издеваешься?– улыбнулся Брайан в ответ.
– Элен, все еще жаждет твоего внимания. Она мне все уши прожужжала по дороге сюда.
Брайан понимающе кивнул головой.
– Она все такая же неугомонная, капризная и задорная девчонка?
– Думаю, время изменило ее. Ей уже семнадцать лет.
– Эл, если что, защитишь меня от нее?– усмехнулся Дьюго и шутливо бросил в друга салфетку.
Алекс заливисто рассмеялся и с укором покачал головой.
– Она же просто девчонка, ты что – боишься ее? Это не серьезно…
– Надеюсь. А то я буду чувствовать себя обязанным оказывать знаки внимания, только чтобы не обидеть ее.
– Поверь, ты не обязан.
В зале ресторана приглушили свет, зазвучала медленная романтическая мелодия. Ахматов и Брайан оглянулись вокруг и замерли. В ресторан вошла Элен.
Сейчас, в коротком голубом платье с круглым вырезом на груди, скромно подчеркивающим достоинства фигуры и так оттеняющим солнечного цвета волосы и изумрудные глаза, Элен ощущала свое превосходство над той девочкой, которая ничего не смыслила в искусстве обольщения. Из задиристой, капризной девчонки, худой и непропорционально сложенной, она превратилась в стройную миловидную девушку, притягивающую любующиеся взгляды взрослых мужчин. И Брайан был в их числе.
Не обращая внимания на многочисленные взгляды, девушка величественно проплыла по залу в направлении Дьюго и брата. Краем глаза она заметила, что Брайан, как и прежде, обаятельный и притягательный, смотрит на нее несколько растерянно, будто пытается узнать в ней кого-то. Элен скромно улыбнулась, когда подошла к их столику и коснулась пальцами спинки свободного стула.
– Добрый вечер!– нежным голосом произнесла она и непринужденно тряхнула головой, отбрасывая пушистые локоны, упавшие на лоб.– Брайан, ты меня не узнаешь?
Молодой человек, не отводя глаз от прелестной девушки, живо поднялся, отодвинул стул и предложил ей присесть.
– Бог мой, Элен, ты так выросла!– приятно удивился Брайан.
Элен обиженно помяла губами, но не стала ничего говорить, просто легко кивнула и присела. «Неужели я для него все еще ребенок? А теперь – просто выросла? Хм, что со мной не так?!»
Алекс окинул сестру оценивающим взглядом и, украдкой улыбаясь, обратился к меню.
– Как твои дела?– вежливо поинтересовался Брайан у девушки, не скрывая искреннего восхищения ее внешностью.
Элен смущенно отвела взгляд и начала наматывать салфетку на палец.
– У меня все замечательно! Просто здорово! Я закончила школу с отличием. И уже получила ответ из университета Нового Орлеана, что зачислена на факультет изобразительного искусства. Буду изучать художественное искусство и архитектуру…
Пока Элен оживленно, с задором расписывала свое будущее, Брайан не сводил с нее глаз и время от времени одаривал комплиментами и похвалой.
Заметив увлеченность Дьюго и сестры друг другом, Алекс, не вмешиваясь и не перебивая, заказал на всех ужин и украдкой продолжил наблюдать за парой. В глазах Элен по-прежнему отражались тепло и нежность к Брайану, в них все еще читалась тайная надежда на взаимность. Но было заметно, что вместе с годами повзрослели и чувства: они были уже осмысленны, глубоки и смелы.
Дьюго, тронутый чистотой и смущением девушки, тоже читал это в каждом движении Элен, в каждом слове, взгляде. Детская нетерпеливость, импульсивность переросла в оживленность и впечатлительность, откровенная восторженность во взгляде сменилась смущением.
И сама Элен теперь была уверена в значении тех взглядов, которые бросал на нее Брайан. Это льстило ее самолюбию и заставляло трепетать юное сердечко. Душа наполнялась томной надеждой.
С большой неохотой Элен согласилась расстаться с Дьюго и братом, когда трехчасовой ужин подошел к концу и тем нужно было спешить по своим делам. Ахматов косо взглянул на полные тарелки Дьюго и Элен и, тихо усмехаясь, расплатился за ужин.
Когда Элен попрощалась и вошла в лифт, Алекс кивнул ей на прощание и с иронией в голосе спросил друга:
– Может, поужинаем?
Брайан недоуменно, но весело ответил:
– А разве мы не ужинали только что?
– Да, но твоя тарелка осталась полной! И тарелка Элен – тоже!
Дьюго накинул пиджак и первым проскользнул в дверь из холла отеля на улицу.
– Ты на что намекаешь?– притворно наивно спросил Брайан.
Ахматов сложил руки в карманы брюк, поиграл бровями, отчего его лицо сделалось комичным, и, подозрительно щурясь, поинтересовался:
– Брайан, мне показалось, или ты действительно заигрывал с Элен?
Дьюго откашлялся и виновато склонил голову.
– Да, признаюсь… Эл, но она так изменилась. Почему ты мне не сказал, что у тебя такая хорошенькая сестричка?
– Шутник…
– Ладно, ладно. Тебе как брату это незаметно, но у меня сердце екнуло при виде нее. У мелькнула шальная мысль, что у нас с ней может что-то получиться…
Брайан остановился и взглянул на Алекса. Тот пристально изучал выражение его лица.
–…Ну, разумеется, когда она еще немного повзрослеет,– украдкой улыбаясь и почесывая затылок, добавил он.
Ахматов не сдержался и добродушно рассмеялся.
– И кого это надо спасать от чар?
– Ну все, я с тобой больше не обсуждаю эту тему,– будто обиженно заявил Брайан и дал другу легкий хук справа.
Они оба рассмеялись еще громче и стали дурачиться прямо на виду у прохожих, изображая драчливых петухов.
Дружба Алекса и Брайана крепла с каждым днем. Не было повода обижаться и сердиться друг на друга всерьез: они безгранично доверяли друг другу, разделяли интересы друг друга, в сложных ситуациях находили компромисс. Их отношения были прочно склеены искренним уважением, терпением к недостаткам друг друга и великодушием. И не было такого человека или обстоятельства, которые могли бы встать между ними.
Элен провела в Вашингтоне еще один день и, очень довольная оставленным впечатлением на Брайана, отправилась на новое место жительства и учебы – в Новый Орлеан.
А Ахматову и Дьюго предстояло официально проститься друг с другом через два дня. У обоих расставание вызывало грусть, но вдохновляло то, что они будут видеться практически каждый день совершенно в другом качестве – как агенты-новобранцы АМБ. После того, как Макстейн сделал им предложение – вступить в ряды АМБ, через неделю оба дали свое согласие встать на новую дорогу в своей жизни.
В начале сентября Билл Макстейн уже официально пригласил Ахматова и Дьюго на собрание и сообщил молодым людям новый жизненный план, составленный индивидуально для каждого.
На Брайана у Билла были особые планы, поэтому требовались кардинальные перемены в его биографии. Брайан Дьюго получал новое имя и новую историю жизни – легенду. Его личные данные – фотография, биометрия – были изъяты и изменены во всех областях его прошлой жизни: социальных службах, в базах данных школы Эль-Пачито, колледжа в Хьюстоне, в университете Вашингтона. Были заменены все его документы, свидетельства, дипломы. Был изменен и его внешний вид: форма носа, разрез глаз, стрижка, цвет волос и глаз, закреплен северный акцент. К его прежнему имени добавилось еще одно, и новая фамилия говорила о том, что у Брайана изменилось прошлое: он никогда не был связан с семьей Дьюго, у него не было ни матери, ни отца, ни сестер, ни теток, ни дядей и даже друга по имени Александр Ахматов.
Теперь уже никому не известный Брэд Джереми Кроу, родом из Канады, был переведен на второй курс университета общественной дипломатии и глобальной коммуникации Вашингтона с юридического факультета университета Ванкувера.
С Ахматовым было все иначе. Личные данные Александра остались нетронутыми. Фамилия его семьи была известной во многих штатах и имела определенный вес в светских и политических кругах. И только одна фамилия могла сыграть на руку АМБ, не говоря уже о широких связях и таланте самого Александра. Человек, который был у всех на виду, сын состоятельных и удачных в крупном бизнесе людей мог активно добывать информацию, влиять на ход определенных событий, оставаясь вне подозрения. Он продолжил свое обучение в университете международных отношений.
Однако то, что Ахматову и Дьюго предстояло жить в разных местах города, учиться в разных заведениях, – никак не повлияло на частоту их встреч. Они оба получили разрешение на свободное посещение учебных занятий, а в остальное время по отдельности должны были присутствовать на базе АМБ для прохождения курса подготовки профессионального агента.
И сейчас, в полночь, прощаясь друг с другом и старой жизнью в комнате общежития университета, они вспоминали свои юношеские мечты – стать неординарными личностями и контролировать свою жизнь, и были близки к этому. Они понимали, что завтра делают шаг в многообещающее яркое и богатое будущее. Пожимая друг другу руки, Алекс и Брайан улыбались. Они расставались, но между ними оставалась тайна, связывающая, объединяющая их навсегда, тайна – вдохновляющая, захватывающая. Их объединяло все: и грусть, и радость, и предчувствие будущего, насыщенного событиями и открытиями, и нетерпеливое желание, и тревога за жизнь, и безмерная гордость за выбранный путь.
Билл Макстейн открыл для них новый мир, полный загадок, неизвестности, познания и обретения себя во всем многообразии граней жизни. В личной беседе на прогулке в центральном парке он сказал им:
– Ваши возможности станут практически безграничными. Вам нужно будет определиться, куда вы станете стремиться: верх или вниз. Вам представилась возможность не только избавиться от своих недостатков и комплексов, развить свои умственные и физические способности, но и обогатить душевный мир, создать себя заново такими, какими вас никто не знал и не видел. Вы пройдете такую школу жизни, после которой все ваши решения и поступки будут иметь огромный вес для человечества, которому будете служить. С личной жизнью разберетесь позже, а сейчас и много дальше вы будете работать над собой усердно и безжалостно, пока не завершите восхождение. Неумолимы и непреклонны будут ваши учителя и наставники. Ваше тело и разум закалятся: достоинства станут мудростью, слабости – оружием. Вас научат управлять своими мыслями и эмоциями, контролировать чувства и физиологические потребности, вы приобретете самообладание и выдержку тибетского монаха, мастерство актера и изобретателя, получите способность изменять мир вокруг себя. От школы АМБ вы получите основу, схему, алгоритм жизнеспособности в мире, скрытом от глаз простых людей, а ваш индивидуальный стиль работы сложится со временем и станет стержнем вашего характера. Я твердо уверен в том, что вы окажете огромную услугу человечеству и, конечно же, насытите свою жизнь маленькими и большими победами, от этого будете удовлетворены собой. В нашем деле самое главное – точно определить цель и слушать свое шестое чувство. Это я вам по секрету говорю. Удачи, парни! Я буду следить за вами.
Эль-Пачито, ноябрь 1989 года
Осеннее солнце устало клонилось к горизонту, чтобы утонуть в зеленых верхушках холмов. Последние лучи света рассеялись на подоконнике, и только край солнца подмигивал на прощание из-за лохматого древнего дуба во дворе дома доктора Логана.
София со скучающим выражением на лице, подперев голову ладонью, глядела в окно и мысленно провожала солнце на другой край света. Голубой экран монитора на рабочем столе Бенджамина погас, и замигала заставка. Новые компьютерные программы, которые Брайан прислал Софии и которые крестный привозил из командировок, больше не привлекали внимания, так как были быстро изучены и разгаданы ею. С каждым разом София все глубже и серьезнее погружалась в мир информационных технологий и совершенно определенно понимала, что это именно та область, в которой она найдет себя и будет успешна, в которой ей не будет равных.
Софии оставался еще один год старшей школы, и она с нетерпением ожидала времени, когда отправится получать профессиональное образование в какой-нибудь далекий город, который примет ее с распростертыми объятиями, согреет своим гостеприимством, а может быть, и оставит навсегда.
Было пора возвращаться домой. Прощаясь с Беном, София тоскливым взглядом окинула его дом и вздохнула, всем своим видом выражая явное нежелание уходить.
Вечерняя прогулка среди дружественных дубов и можжевельника навеяла тоску и легкую грусть. Неприятными вспышками в сознании Софии возникли сцены из прошлого… Цветущий шиповник, раздражающий женский хохот и непристойная поза отца… На душе стало мерзко. Девушка остановилась и жалобно обняла себя за плечи, отчаянно нуждаясь в утешении и заботливом внимании кого-то близкого. Но зажмурилась и усилием воли запретила себе вспоминать о прошлом, чтобы окончательно не испортить настроения.
Однако на смену одним мыслям пришли другие. Шло время, и София с досадой замечала, что несмотря на то, как изменялось ее тело, менялись черты лица, приобретались новые привычки, – она все еще оставалась девочкой-невидимкой, дикой, непривлекательной. В школе ее отметки всегда были на несколько позиций выше, чем у других. Даже сестра была намного слабее в учебе. Но Софию по-прежнему игнорировали продвинутые одноклассники, подруги менялись одна за другой, не задерживаясь дольше месяца, а юноши, хоть больше и не кричали вслед обидные прозвища и насмешки, но отличались особым равнодушием.
Под влиянием среды ее задиристость и несговорчивость постепенно сменились неуверенностью, подавленностью. В ее поведении стало проявляться напускное безразличие, кажущееся непроницательному человеку высокомерием и гордыней, но это была всего лишь защитная реакция. Все реже София давала выход эмоциям, беспречинной раздражительности, она училась контролировать свои чувства, однако по-прежнему была несносна в общении с отцом.
Наступала юность, а сожаления о несбыточности желаний и упускаемом времени не отпускали Софию и замораживали волю. Ведь уже сейчас она могла жить по-другому. Но ничего в ее жизни не менялось.
Почти у ворот поместья Дьюго кто-то тихо окликнул девушку, и она мгновенно обернулась. Это был Крис Рискин. София мило улыбнулась. Его внешний вид напомнил ей о Брайане. Юноша выглядел бодрым, даже цветущим и был обворожителен. София мысленно гордилась знакомством с ним и радовалась их теплым отношениям, хотя надеялась совсем на другую симпатию с его стороны и одновременно стеснялась своих мыслей о нем. Тема женской привлекательности, как и мужская симпатия и внимание по отношению к Софии, была запрещена отцом. О признании дружбы между мужчиной и женщиной не могло быть и речи. И все же тайно ей удавалось красть минутки воображаемого счастья при встречах с Крисом.
Это чувство нельзя было назвать любовью или привязанностью, скорее, это было похоже на тоскливое сожаление по еще далекому женскому счастью, влюбленность в собственный вымысел, в мечту обладания чарующей властью над теми, чью любовь и внимание хотелось обрести. На сегодня все эти чувства выражались в восторженной симпатии к Рискину и в одержимости мыслью, во что бы то ни стало заполучить его внимание.
– Крис!– оживленно откликнулась София, продолжая нелепо улыбаться.– Где ты был утром? Я ждала тебя, чтобы выгулять Джинжер, а то папа загонял ее в своем диком табуне. Она выглядит такой изможденной. Твоя забота ей не помешала бы.
– Я встречался с братом. У него кое-какие проблемы. Надо было решить,– ответил Крис.– Завтра после школы я могу тебя встретить, и мы можем посвятить весь день твоей рыжей кобылке.
– Ура!– обрадованно выкрикнула София и тут же одумалась, что ведет себя слишком нескромно.– Наконец-то, моя Джинжер вздохнет спокойно.
София опустила глаза, чтобы не выдать своего истинного чувства от завтрашней встречи с Рискиным. Пристально разглядывая носы своих сандалий, она кивнула в сторону дома и сожалеющим тоном добавила:
– Мне пора. Я и так задержалась у крестного. А если еще отец узнает, – не избежать ссоры.
Крис понимающе пожал плечами.
– Завтра в 13:00 у школы?
– Окей.
София воодушевленно крутнулась на носочках и вбежала в ворота поместья.
На крыльце с сигарой в зубах хмуро стоял Ланц Дьюго. София сделала скучное выражение лица и пробежала мимо отца, скользнув в парадную дверь. Но за спиной послышался недовольный, требовательный тон отца:
– А уроки все выучены?
– Угу…– бросила в ответ девушка и взлетела вверх по лестнице в свою комнату, пропуская мимо ушей очередное ворчание.
Пыльные сандалии отлетели в угол комнаты. От переизбытка чувств и прилива энергии София порхала по комнате, одновременно переодеваясь и причесываясь, легкими движениями бросая в школьный рюкзак учебники и тетрадки и запихивая в рот кусок недоеденного утром пирога, при этом напевая что-то из собственного сочинения.
***
Первые лучи солнца не разбудили Софию. Она почти не спала всю ночь. Несмотря на это, на ее личике не отражались сонливость и усталость. Девушка была бодра, в приподнятом настроении. Такой ее застала Хелен, войдя в комнату, чтобы разбудить к завтраку и в школу заботливым поцелуем.
– Ты рано поднялась!– удивилась мать и ласково погладила ее по голове.
София приникла к плечу матери и, как беззащитный маленький котенок, потерлась щекой об руку.
– Мяу…
Губы Хелен расплылись в умильной улыбке.
– Моя девочка! Я так тебя люблю!
– А как я тебя!
– Тогда поспеши, тебе – еще в школу. Завтрак уже на столе.
– Я мигом…
– Сегодня я не буду готовить обед. Иду к отцу на пастбище, погляжу, как будут метить жеребцов. Давно там не бывала, посмотрю, как дела, да и, вообще, прогуляюсь.
– Хорошо, мам. А я тогда пойду после школы выгуливать Джинжер?
– Иди.
– Ура…
***
После школьных занятий София и Милинда ожидали Криса у ворот школы. Завидев парня издалека, София деловито окинула сестру взглядом и проговорила:
– Я пойду с Крисом на речку… прогулять Джинжер, а ты останься дома, сделаешь домашние задания, тогда прибегай к нам.
– Хорошо,– послушно ответила Милинда.
– А вот и Крис. Мы проводим тебя домой и заберем Джинжер. Только не задавай глупых вопросов, как в прошлый раз: «Что вы там будете делать» и тому подобные…
– Ладно. И все равно мне он не нравится…– искренне, но осторожно высказалась сестра.– Ему двадцать лет, а тебе всего пятнадцать. Не понимаю, как он может тебе нравиться?
– А он мне и не нравится!– стала оправдываться София.– Просто он единственный, кто не обижает меня.
Милинда недоверчиво покосилась в сторону приближающегося юноши.
– А вдруг у него дурные мысли в голове?
– Ну что ты такое говоришь? Глупости! Тише… он близко… Крис, привет!
– Привет, девчонки! Я освободился, пойдемте к речке? Денек сегодня выдался – просто класс!
Втроем они вышли на центральную дорогу и медленно направились к поместью Дьюго. Всю дорогу Милинда подозрительно поглядывала в сторону Рискина и думала о чем-то своем. София же весело щебетала ни о чем и все пыталась взглядом выдавить на лице сестры приветливость и дружелюбие, что у последней получалось с трудом.
Джинжер была обуздана, но не оседлана, чтобы не сковывать свободу движений животного. Милинда проводила сестру и Криса за ворота и, неодобрительно поворчав, пошла домой.
На лужайке у речки сегодня было особенно пахло свежескошенной травой и полевыми цветами. Солнце припекало, лицо обдувал теплый ветер. Крис весело улыбался, Джинжер резвилась. Софии иногда было даже трудно дышать, и она изредка замирала, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Только наедине с природой и с Крисом она могла чувствовать себя такой свободной, легкой и живой.
Парень почти сразу занялся чисткой шерстки Джинжер, совсем отвлекшись от девушки. Заведя лошадь в воду, он стал бродить вокруг нее, брызгая водой на ее морду и туловище, отчего та радостно фыркала и звонко ржала. София присела в тени деревьев и, собирая вокруг себя полевые цветы и травинки, стала плести венок.
Венок был готов, а Крис все еще был увлечен лошадью и собой. София нетерпеливо поднялась, размялась и вышла на берег реки. Обмочив ноги у кромки воды, она воскликнула:
– Эй, вы… Что, без меня развлекаетесь?
Джинжер оглянулась на хозяйку, довольно потрясла гривой, мотнула хвостом и бросилась к берегу порезвиться в траве. От смешных переворотов и кувырков Джинжер София засмеялась. Крис заразился смехом девушки и тоже улыбнулся.
– Хочешь, я покатаю тебя на ней по воде?– предложил он девушке, расстегивая рубашку и обмывая голый торс.
София прищурилась от отражения солнечных лучей в брызгах воды, но любующимся взглядом наблюдала за юношей.
– Конечно, хочу!
Она подбежала к Крису и протянула парню венок.
– Это тебе.
Тот украдкой усмехнулся наивному жесту девушки, но благодарно принял венок и надел его на голову. Венок пошел к его густым черным волосам. А потом свистнул. Джинжер тут же поднялась над травой и через несколько секунд стояла уже около хозяйки и ее друга. Крис подсадил девушку на лошадь, та послушно приняла ее. Юноша взял уздечку в руку и, черпая босыми ногами мелкие камешки по дну, повел лошадь по кромке воды.
Софии было невыразимо приятно присутствие Криса рядом. Она гордо выпрямилась и оглянулась по сторонам. Ей безумно захотелось, чтобы кто-нибудь увидел, как она счастлива. Она ощущала себя красивой, жизнерадостной и, бесспорно, победительницей. Но через некоторое время, опустив глаза на Криса, она заметила, что мыслями он где-то далеко, а вовсе не с ней. Парень задумчиво шел вперед, заводя Джинжер то в глубину, то выводя на отмель, и не реагировал на слабые сигналы Софии, намекающие взглянуть на нее.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/ana-hovskaya/legenda-o-yabloke-chast-1-66681612/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
В норме у здорового взрослого человека показатель IQ равен в пределах от 80 до 125.