Всадник
Александр Булаев
Книга является второй из цикла романов «По ту сторону разлома». На ее страницах читатель найдет ответы на многие вопросы, оставшиеся после прочтения первой книги «Альмод». Читатель вместе с главным героем переживает его жизненный путь, проходит огонь, воду и испытание славой, наблюдает за тем, как с годами меняются его психика и сознание, как мальчик становится мужем.Действие романа «Всадник» разворачивается в том же вымышленном мире, где и события романа «Альмод», перенося читателя из занесенных снегом гор и густых лесов в бескрайние степи и опаленную солнцем пустыню. Главный герой романа Мазсе – младший сын одного из вождей степных кочевников. Семейное горе и неразделенная любовь побуждают молодого всадника покинуть родной дом и уйти в набег на восточные земли. Другие люди, обычаи и нравы заставляют главного героя иначе взглянуть на происходящее вокруг. Мир, в котором он жил, становится другим, любовь сменяется расчетом, а вера – жаждой власти…
Александр Булаев
Всадник
Пролог
От неё пахло молоком и мускатным орехом. Стебли сухой травы переплетались с прядями черных, спадающих с плеч, волос. Слегка полноватая, что ничуть не портило её. Пышная грудь и округлые формы притягивали к себе и привлекали внимание. Она откинула руку юноши, поднялась и села к нему спиной. С серьезным и задумчивым выражением лица она принялась выбирать из волос стебли травы.
Юноша прильнул к ней сзади, прижался телом к спине девушки и ощутил всю её теплоту. Поцеловав плечо, затем шею, он плавно тянулся к её губам.
– Отстань! – раздраженно произнесла девушка, оттолкнув его плечом. И как ни в чем не бывало продолжила приводить волосы в порядок.
– Выходи за меня замуж! – робким голосом произнес Мазсе.
Каштановые волосы, ярко-зеленые глаза, на лице только начала пробиваться щетина. Невысокого роста, но весьма крепкого телосложения для своих шестнадцати лет.
– Ха-ха-х, меня уже сосватали. И если наше отсутствие заметят, мой будущий супруг отрубит тебе твою привлекательную голову, – произнесла девушка, ехидно улыбнувшись и слегка потрепав Мазсе за подбородок.
– У моего будущего мужа сотня всадников под командованием, он знатен и богат.
– Ему за сорок! – раздосадовано выпалил Мазсе, – мой отец командует тремя тысячами всадников. Сам Акиннаез отдал этот город ему!..
– Ха-ха, – смех девушки прервал его речь, – ты младший сын. Все, что у тебя есть – это твой конь и лук. У тебя даже доспехов нет. Ни армия, ни Аббий никогда не будут твоими, их получит Араме по праву старшего сына и наследника. Ты ещё так молод и так глуп. Мне уже восемнадцать и желающих взять меня в жены с каждым годом все меньше и меньше. И я не собираюсь ждать, пока ты прославишься и разбогатеешь. Вот будет у тебя сотен пять всадников, тогда и приходи свататься. Кто знает, может быть, мой муж к тому времени умрет на какой-нибудь войне…
– Но я люблю тебя, я ещё ни к кому не испытывал таких чувств. Я, я вызову его на поединок, и если он хочет обладать тобой, то пусть сначала попробует победить меня!
– О-о-о, да-а! И можешь сразу попрощаться со своей очаровательной мордашкой.
– Я не боюсь его. Я быстрее и моложе!
– Ой, все, отстань! Одевайся, – вспылила девушка, швырнув одежду в лицо Мазсе.
С расстроенным и удрученным видом он натянул штаны из толстой кожи, застегнул жилет и принялся обувать сапоги.
– Ну, ты чего? – спросила девушка, обняв и поцеловав его.
– Пойми, это не любовь. Это все пройдет, просто я первая у тебя. Ты скоро забудешь обо мне, вот увидишь, – с улыбкой произнесла она.
Когда они оба оделись, то слезли со стога скошенной травы и разными дорогами направились в город. Мазсе шел медленно, вспоминая её пылкие поцелуи, нежные объятия.
– Не могу я её лишиться, вот уже завтра она уедет со своим мужем, и я больше никогда её не увижу, – думал Мазсе.
Сильный гнев и обида охватили его сердце. Одержимый тревогой, он побежал, бежал так быстро, как никогда раньше не бегал. Вскоре из-за холмов показался город. Скорее это был большой поселок. Сератаи редко задерживались подолгу на одном месте. Дома Аббия представляли собой либо шатры и палатки из меха и кожи, либо наспех вырытые землянки. И только редкие дома особо знатных людей были сложены из бревен.
Повсюду в городе кипела работа, люди сновали туда-сюда, натыкались друг на друга, что-то кричали. Мазсе не нравилась непривычная суета, царившая на улицах. Людей, казалось, было больше чем обычно. Он почти добежал до своего дома, как увидел всадников в тяжелой ламеллярной броне с копьями длиной в полтора человеческих роста.
– Отец вернулся! – подумал Мазсе.
Эти всадники были элитой сератайского войска, те, с кем отец уехал в очередной набег на Антерол, самое западное из Восточных королевств, приграничное царству сератаев.
Мальчик обгонял одного всадника за другим, пока, наконец-то, не добежал до крыльца родного дома. Дом был сложен из бревен в два этажа. Крыша была сбита досками и покрыта соломой. На крыльце он увидел с десяток толпившихся всадников. По их хмурым лицам Мазсе понял, что-то случилось…
– Скилур! – воскликнул Мазсе, узнав одного из своих старших братьев среди всадников.
Подбежав, он вцепился в него так крепко, что послышался скрежет брони, надетой на брата. Неожиданно для Мазсе слезы подступили к его глазам, и он разрыдался.
– Где ты был? Мы отправили людей на твои поиски… – тихим голосом проговорил Скилур, – отец… он, Таргитай и Скил попали в западню, устроенную рыцарями Антерола. Выжившие сказали, что там была бойня. Мы с Араме выжили лишь потому, что вели большую часть наших всадников на встречу с Акиннаезом. Отец и братья отставали, они хотели собрать как можно больше добычи с деревень. Пойдем внутрь. Араме будет произносить речь перед советом.
Войдя в дом, мальчик увидел тела отца и братьев. Их положили на столы посреди комнаты. Вся знать собралась вокруг убитых. В дальнем углу комнаты отдельно от всех сидела Террея. Она, прикрыв рот платком, молча наблюдала за происходящим, только слезы, текущие по ее щекам, выдавали ту боль по потере мужа и сыновей, которую она сейчас испытывала. Среди собравшихся знатных всадников мальчик узнал лишь некоторых из них, которых чаще всего видел на совете отца, одноглазого Палака и седоволосого Партатую, возраст которого уже приближался к семидесяти. Шея отца была замотана льняным платком.
– Братья! Все вы меня знаете как старшего сына вождя нашего, Теорека. Мой отец и мои братья были сражены коварством наших врагов. Отец погиб от удара в горло этого предательского клинка, – Араме поднял вверх обломок меча, – я вместе с вами, плечом к плечу, стоял против врагов нашего царства, проливал кровь за нашего вождя и за царя! Помните ли вы это соратники мои?
– Да! Мы знаем тебя Араме! Мы помним! – взревел весь зал.
– Мы с тобой! – раздавались крики с задних рядов.
Примите ли вы меня как вождя вашего по праву наследования? Пойдете ли вы за мной в поход на Антерол во имя мести? Поможете ли вы мне, стереть это проклятое царство с лица земли нашей?
– Да! Мы с тобой! Мы за тебя! Да здравствует вождь Араме! – вновь раздался рев ещё более оглушительный, чем первый.
– Через три дня мы выезжаем к Антеролу! Наш царь одобрил этот поход и выдвинулся к столице королевства с тридцатитысячной ордой всадников. Мы присоединимся к нему под стенами замка и сожжем это королевство дотла. Ещё никогда со времен Великого Всадника, Восточные королевства не видели более разрушительного похода и столь великой орды!
Когда Араме закончил речь, чертог рукоплескал, выкрикивал брань и похвалу. Все были увлечены предстоящим кровопролитием настолько, что уже, казалось, забыли о трех телах, лежащих на столах. Все, кроме мальчика, который глаз не мог отвести от платка на шее своего отца.
Когда стемнело, за городом сложили большой погребальный костер, в центре которого поместили Теорека и двух его сыновей. Мазсе не мог смотреть на то, как пламя пожирает отца и отвернулся, уткнувшись в грудь к Скилуру.
– Смотри! Ты должен это видеть! И вспоминать всякий раз это мгновение, когда будешь медлить с убийством твоего врага. Запомни, Мазсе, либо ты убьешь его, либо сам окажешься на месте отца, – сказал Скилур, всматриваясь в лицо мальчика, а затем развернул его обратно к костру.
Мальчик смотрел, как взвиваются вверх языки пламени, и не верил, что это его отец, тот самый могучий Теорек – сын Донора, правая рука царя. Тот самый непобедимый всадник, наводящий ужас на все Восточные королевства! Легенда! Ему казалось, что это всего лишь сон, и вот-вот он проснется, увидит отца, а тот вновь будет учить его стрелять из лука и биться на мечах.
Когда пламя костра начало угасать, а люди расходиться, Мазсе подошел к своему старшему брату со словами:
– Я еду с тобой и со Скилуром на войну!
– Не слишком похоже на просьбу, братец, – с улыбкой произнес Араме.
– Потому что это не просьба. У меня есть свой лук, меч и щит. Дай мне коня, и я буду не хуже любого всадника из твоего войска. По меткости я не уступал отцу.
– Рано тебе ещё… когда тебе исполнится восемнадцать, я возьму тебя в какой-нибудь набег, но не сейчас. Я не смогу командовать войском и смотреть за тем, чтобы тебя не убили.
– Я смогу, брат, – вмешался Скилур, – нам было по пятнадцать, когда отец отдал нас на воспитание Акиннаезу. Ему давно уже было пора испытать себя в бою. Ты же не хочешь, чтобы он был как Нессиоти?
Араме выдержал недолгую паузу и сказал:
– Его смерть будет на твоей совести, и у матери прощение за это вымаливать ты будешь.
Скилур ничего не ответил, лишь образ матери встал у него перед глазами, оплакивающей своих детей и любимого мужа.
– Она не перенесет смерти ещё одного сына, – говорил голос в его голове.
– Завтра с утра покажешь мне, на что ты способен, – произнес вслух Скилур.
Мальчик всю ночь проворочался, не мог заснуть, то ли неудобный соломенный матрац тому виной, то ли душное, сухое лето, а может, беспокойные мысли об отце и воспоминания терзали его сознание.
Когда уже начало светать, он всё-таки забылся сном. Во сне ему привиделась его любовь, полноватая и пышногрудая сератайка, от которой пахло мускатным орехом. Мазсе снова признался ей в любви, он был уверен, что его чувства окажутся взаимными, ведь за его спиной было огромное тридцатитысячное войско, тело его было покрыто шрамами, полученными во множестве битв, а сам он стоял на руинах, завоеванных им царств. Но на этот раз, когда вот она, его любовь на расстоянии вытянутой руки, и никто не посмеет встать у них на пути, как только Мазсе сделал шаг ей навстречу, свои же воины повалили его на землю и за ноги поволокли куда-то в пропасть, в темноту…
– Вставай давай! – накричал на Мазсе Скилур, вытягивая его за ногу с кровати.
Мазсе понял, что сон развеялся, лишь когда упал на деревянный пол.
– Одевайся и выходи, у нас мало времени, всего день до отъезда.
Мазсе, с горечью и досадой посмотрел на брата, мысленно проклял сон, жару, грязный, пыльный пол на котором оказался, перевернулся на живот и пробубнил через зубы что-то похожее на согласие.
Скилур, не разобрав ответа, посмотрел на Мазсе так, как родители смотрят на капризных детей, и молча вышел.
Закрыв глаза и немного помедлив, будто пытаясь вернуться в свой сон, Мазсе, наконец-то, поднялся. Он отряхнулся и начал одеваться. Открыв сундук с вещами, он с досадой заметил, что выбор очень скуден. Три жилетки из кожи, накидка из овечьей шерсти, две пары льняных брюк, две пары сапог, одни обитые шерстью. Мазсе предпочел остаться в том, в чем был одет вчера.
Затем он размотал завернутый в черную ткань меч. Блики солнца отражались от лезвия, на эфесе красовался крылатый дракон, а рукоять была сделана из красного дерева. Отец всегда говорил ему держать оружие и доспехи в наилучшем состоянии.
Этот меч он подарил Мазсе, когда тому исполнилось двенадцать. Тогда он был для него ещё слишком тяжел, но теперь, благодаря упорным тренировкам, он обращался с ним так же хорошо, как с деревянным.
Мазсе снял со стены щит из сосновых досок, обитый железом для прочности. Щит выглядел так, будто пережил десятка два боев, но все ещё был крепок и прочен. Он посмотрел на лук, лежавший на столе.
– Сегодня брат хочет убедиться в том, что я не посрамлю его в бою. А в моей меткости он сомневаться не смеет, – подумал Мазсе.
Выйдя на улицу, мальчик оценил тот прохладный воздух, которым была наполнена его комната. В горле у него сразу пересохло, и он пожалел, что так быстро вышел на поединок с братом.
Скилур разминал плечи, выполняя размашистые движения мечом. Доспехов на нем не было, только штаны из темно-синего шелка, скорее всего, добытые в каком-то набеге на караван торговцев с юга. На ногах красовались сандалии с серебряными застежками. Меч был слегка изогнут, таким удобнее рубить, но хуже парировать удары.
– Наконец-то. Готов? – спросил Скилур, надевая на руку каплевидный щит с изображением черного всадника на белом коне.
– Какой же он огромный, будет непросто свалить его с ног, – подумал Мазсе.
– Да, приступим, – с опаской ответил он.
Скилур, будучи почти на голову выше Мазсе, двигался быстро и наносил сильные и размашистые удары. Первый пришелся в щит Мазсе, который чуть не сбил его с ног.
– Лучше уворачиваться, – понял мальчик.
Удар, ещё удар, Мазсе с привычной ловкостью увернулся от обоих. Третий удар пришелся чуть выше головы.
– Будь я выше, лишился бы половины черепа, – представил мальчик.
Скилур нанес два рубящих удара сверху, Мазсе прикрылся щитом. Брат ударом ноги повалил его на землю, тут же нанес ещё удар. Мазсе перекатился, неуклюже поднялся. Не успел он выдохнуть, как Скилур снова накинулся на него.
Мазсе уворачивался, отбивал и парировал удар за ударом, упав на колено под тяжестью очередного выпада, нанес удар по левой ноге, но брат лишь приподнял ее, и меч не достиг цели.
Мазсе замахнулся на новый удар, но Скилур откинул мальчика щитом, разбив ему губу. Быстро поднявшись, Мазсе парировал очередной удар, сделал резкий выпад, который Скилур непринужденно отвел щитом в сторону.
Рубящий удар сверху, и мальчик снова припал к земле.
Скилур отводил левую руку чуть назад, пытаясь придать ещё большую силу новому удару. Он бил все яростнее, будто пытаясь сломать, уже и так практически онемевшую от боли, руку брата.
Каждый удар прибивал мальчика все ниже к земле. Скилур отводил руку все дальше и дальше, пока в один момент и вовсе опустил щит после выпада, тем самым раскрывшись для атаки.
Мальчик, воспользовавшись мгновением, резко поднялся с колен, и отбив в сторону меч брата, приткнул острие лезвия прямо к горлу. Скилур, растерянно попятился назад, понимая, что одно неверное движение и лезвие проткнет ему гортань.
Шаг, другой, а Мазсе, не убирая меча, продолжал его преследовать. Скилур сделал ещё шаг и, оступившись о собственную ногу, упал на спину. С удивлением посмотрел на брата и засмеялся.
– Кто за кем будет приглядывать во время боя, я за тобой или ты за мной? – с восторгом произнес Скилур.
– Ты лучше приглядывай за своими ногами, брат. А я, как ты убедился, могу за себя постоять.
– Вставай, – произнес мальчик, протягивая ему руку.
Скилур, схватился за руку брата, потянул его к себе и, подкинув ногой, перебросил через себя. Оба брата оказались лежа на земле, смеясь и браня друг друга.
Только когда братья поднялись, Мазсе рассмотрел вблизи изображение Великого Всадника на щите брата.
– Что ты о нем знаешь? – спросил Скилур, увидев заинтересованность мальчика.
– Только то, что рассказывала мама. Великий Всадник, отец и защитник всех сератаев, в одиночку разбивший стотысячное войско иноземных захватчиков, – произнес Мазсе.
– Хах, а знаешь, почему его всегда изображают без ног?
– Нет, – растерянно произнес мальчик.
– Как же Террея не рассказала тебе это? Ну, слушай. Когда-то очень давно, когда не было каменных городов, когда земля была едина, некий Забытый бог собрал огромное войско, настолько огромное, что земля дрожала под поступью его армии. Весь мир он поставил на колени. Пока один из сератаев не встал у него на пути. Никто не осмелился пойти за ним против Забытого. А когда Великий выехал в поле верхом на белом жеребце, в руке у него было копье, а за спиной висел лишь лук. Забытый, увидев его, смеялся два дня и две ночи. А потом отправил пятерых своих воинов покарать бунтовщика. Великий выпустил лишь одну стрелу из своего золотого лука и ей убил посланных против него воинов. Тогда Забытый отправил десятерых лучших воинов на Великого. Пали и они, сраженные копьем его. Сотню выставил Забытый. День отбивался от них Великий и победил. Разъяренный Забытый бог выпустил десять тысяч стрел в Великого. Ни одна не причинила ему вреда. Тогда приказал он всей своей армии, сокрушить всадника. Две полные луны бился Великий, и вот тогда он ног в одной из битв лишился. В тот день начал он молить других богов о помощи, но ответа не услышал. Ни один из этих, так называемых, богов, которым раньше поклонялись люди, не осмелился выступить против Забытого. Но не сдался Великий, залечил раны свои, закрепил себя к спине коня своего и дальше бой продолжил. Бился он, пока из трупов врагов горы не образовались. А конца войска вражеского и видно не было. Тогда-то и ощутил Забытый всю силу Великого, что не обычный смертный перед ним, а Бог. И Великий Всадник силу свою почувствовал. Положил на тетиву Великий десять стрел. Воззвал к небесам, и обратились стрелы в молнии. Выпустил он молнии под ноги Забытому, и в то же мгновение разверзлась земля, и пал Забытый бог с остатками своей армии в бездну, и поглощены были морем он и армия его. С тех пор земля и разделена на две части Каменным морем. На одной стороне остались мы сератаи, возглавляемые Великим, а на другой остатки армии Забытого, жаждущие отомстить детям Всадника.
– А умирая, Великий поклялся, что когда армия Забытого вновь ступит на сератайскую землю, то и дух его вернется в тело достойнейшего
из сератаев, дабы сокрушил он Забытого бога раз и навсегда… – закончил свой рассказ Скилур, потрепав Мазсе за длинные, спутанные волосы.
– А как же северяне? Восточные королевства откуда? А южные цари? – недоумевая, спросил мальчик.
– Все они потомки пленников Великого Всадника, – пожимая плечами, ответил Скилур.
Мальчик нахмурил брови, обдумывая услышанное.
– Пойдем, покажу тебе кое-что, – обратился Скилур к брату, хлопнув его по плечу.
По дороге на север к выходу из города, через палатки гончаров. Вдалеке от юрт и шатров, в которых селились жители Аббия, расположился весь табун всадников Теорека. Братья прошли и мимо погребального костра, от которого остались одни лишь угли.
– Нас осталось три с половиной тысячи тяжеловооруженных всадников, шесть сотен конных лучников и шесть тысяч лошадей, – произнес Скилур, оглядывая всю суету, творящуюся в лагере, – шесть дней мы будем скакать на северо-восток и четыре дня на восток, только тогда прибудем к столице Антерола.
Мазсе продолжал идти за братом и внимательно его слушал.
– А вот это тебе от нас с братом, – сказал Скилур, подавая знак рукой одному из своих всадников.
Всадник вывел под уздцы белую кобылу, с обстриженной гривой. По восторженному взгляду мальчика Скилур понял, что подарок пришелся ему по нраву.
– Что смотришь? Иди, прокатись, привыкни к седлу.
Мазсе с разбегу вскочил на лошадь, пятками ударил ей по бокам и помчался через весь лагерь, чуть не сбив с ног, проходящих мимо суетливых, спешившихся всадников. Выскочив из лагеря, он помчался к той, чьей любви так пытался стать достоин. Мазсе обскакал почти весь поселок в её поисках, а нашел там, где были почти все женщины. Вместе с рабами они нагружали повозки с едой и фуражом, накидывали теплые одежды на случай долгого набега. Мазсе привязал лошадь к дереву метрах в пятидесяти от них. Дальше пошел пешком. Он хотел прискакать к ней на лошади, произвести впечатление и сказать, что наконец-то стал достоин её руки. Но вспомнил, что их связь должна остаться тайной, ведь если о ней прознает её муж, хоть и будущий, помолвку расторгнут, а она его возненавидит за это.
Увидев вдалеке мальчика, девушка пришла в ужас, она отдала скомканные меха женщине, стоявшей рядом, что-то прошептав на ухо, и пошла быстрым шагом на встречу к Мазсе.
– Что ты здесь делаешь? А если кто-нибудь что-нибудь заподозрит? Ты не подумал об этом? Я же просила тебя отстать! – раздраженно прошептала девушка.
– Но я… Я хотел тебе показать её, – сказал Мазсе, показывая в сторону дерева, к которому была привязана лошадь.
– Я назову её в честь тебя!
– И? Что теперь? Ты думал, я увижу лошадь и брошусь к тебе на шею! И, будь так добр, избавь меня от чести носить имя твоей клячи, – промолвила девушка, скорчив презрительную гримасу на лице.
– Ты не понимаешь, я ухожу в поход с братьями, там я завоюю славу и уважение. Я приведу к твоим ногам сотню рабов, и тебе больше никогда не придется собирать повозки самой, – с влюбленным взглядом сказал Мазсе, схватив девушку за руки.
– Лучше не возвращайся из своего похода. Все! Вот ведь связалась на свою голову. Любой другой был бы рад, что ему не пришлось жениться, а ты почему назойливый такой? – вспылила девушка, одернув руки.
– Есть хоть небольшая надежда, что ты передумаешь? Скажи, что мне нужно сделать?
– Надежда? Хотя, знаешь, подари мне город, хотя бы небольшой такой каменный город из Восточных королевств. Тогда я точно стану твоей. Сможешь? – с пренебрежением произнесла девушка.
– Ни у кого нет каменного города, даже у Акиннаеза. И мне никто не отдаст его в качестве трофея, – подумал мальчик.
– Будет тебе город! – выпалил Мазсе, с твердой уверенностью в голосе.
Вернувшись в лагерь к закату, Мазсе увидел, как Скилур и Араме обсуждают с советом какие-то вопросы. Он не стал вмешиваться, пригнал лошадь в наспех сбитые конюшни у лагеря, накормил её и хотел отправиться спать, как братья сами нашли его.
– Я же говорил, что он вернется к закату, – произнес Скилур.
– Понравилась тебе лошадь? Отец сам хотел подарить её тебе. Весь поход только и говорил об этом, никому не разрешал на ней ездить, – с улыбкой произнес Араме.
– Конечно, – сказал мальчик, посмотрев на свою лошадь.
– Как ты её назвал? – поинтересовались братья.
– Асприд (Надежда), – с огнем в глазах произнес мальчик.
Глава 1
Вот уже три дня, как Араме вел свое войско по землям королевства Антерол. Все деревни, мимо которых они проходили, были разрушены, поля выжжены, а жители, если таковые встречались, либо прятались под обломками стен, в развалинах домов, либо пытались убежать в окрестные леса.
Мазсе заметил, что брат каждое утро отправляет тридцать всадников до восхода солнца, до того как он приказывал основным силам сняться с лагеря и продолжить поход.
– Куда ты отправляешь их? – поинтересовался мальчик.
– Почему ты не спишь? – не торопясь с ответом, произнес Араме.
– Не спится. Это они сжигают поля и грабят деревни? Ты для этого их посылаешь?
– Ха-ха-ха, нет. Царь, узнав о смерти отца, в этот же день отправил двадцать тысяч своих воинов выжечь земли Антерола до основания. А потом и сам прибыл с оставшимися всадниками. Такую орду cератаи никогда не собирали. Меньше чем за месяц Акиннаез захватил все королевство. И вот он держит осаду столицы. На самом деле, он лишь ждет моего прибытия, хочет дать мне возможность отомстить. Все это пепелище, что ты видишь, следы гнева царя нашего, брат. А те воины, которых ты видел, это разведчики мои. Я не хочу повторить ошибку нашего отца. Он недооценил нашего противника. А так я всегда знаю, что впереди нас ждет, и всегда буду наготове в случае нападения.
– А кто на нас может напасть? – недоумевая, спросил Мазсе.
– Все Восточные королевства. Это сейчас они разобщены, каждый год дерутся за клочки земли, за свои каменные города, которые переходят от одного короля к другому. Король Оберола с упоением наблюдает за гибелью Антерола, ведь буквально года два назад, после проигранной войны, он отдал три замка с окружными землями Антеролу. Их, скорее всего, тоже разграбили и сожгли. После того как мы уйдем со всеми сокровищами этого королевства, оберольцы заполонят пустующие земли как крысы. Они начнут, как муравьи, все отстраивать и восстанавливать, вновь засеют поля. А через два года, может, через три, когда у нас закончится золото, мы вновь придем на эти земли и заберем свое, – посмеиваясь, произнес Араме.
– Так я все это к чему тебе рассказываю? Да, сейчас они разобщены и грызутся за каждый клочок земли, но уже так бывало и не раз, что все Восточные королевства объединялись против одного общего врага и разбивали его. Так было и с нами, так было и с зарвавшимися северянами. Стоит только Живому городу протрубить общий сбор, как все прочие короли тут же прибегут по его зову. А может, уже прибежали. Помимо этих опасений, стоит избегать ненужных столкновений с дезертирами и предателями. Да, брат, трусов, сбежавших с поля боя, тоже стоит опасаться. Сильного вреда они не нанесут и малым числом нападать не станут, а вот провизию украсть, лошадей перерезать, во сне кого-нибудь убить, это в порядке вещей. А столкновения с крупными силами обязательно повлекут ненужные потери. Уже светает. Садись на лошадь, найди Скилура, держись рядом с ним. И теперь его донимай расспросами.
Мазсе лишь улыбнулся и молча побрел к своей лошади. Позже, найдя брата среди всадников, мальчик принялся расспрашивать его о Восточных королевствах, о королях, об их мифах и легендах. На что Скилур лишь пожимал плечами. Единственное, что Мазсе узнал от него сегодня – это, какими товарами богато каждое королевство, и о том, как люди в Восточных королевствах забирают в рабство своих же граждан.
К полудню войско вышло к Анторольским равнинам, где состоялось решающее сражение между Антеролом и сератаями. Вокруг стоял жуткий смрад от гниющих и разлагающихся трупов. Тысячи стрел, словно ковром, устилали залитую кровью землю. Тучи воронов перелетали с места на место, выклевывая глаза у трупов и отрывая куски мяса. От этого ужасного запаха у мальчика сводило желудок.
– Как же хорошо, что на завтрак я съел лишь пару яблок, да горсть кедровых орехов, – думал мальчик, собираясь, избавиться от содержимого желудка.
– Смотри! – догнав его и не дав осуществить задуманное, произнес Скилур.
– Ещё более ужасная картина будет ждать тебя в Антероле. Когда кровь будет литься рекой по улицам города, а труппы будут валяться на каждом углу, женщин будут насиловать, детей убивать. Ты выдержишь это зрелище? Хватит ли у тебя сил самому проливать кровь? – пренебрежительно спросил Скилур.
– Да! – раздраженно выпалил Мазсе и погнал лошадь вперед, желая скорее убежать от этого запаха.
Солнце уже садилось, когда кто-то из разведчиков доложил, что за холмами через реку расположился лагерь Акиннаеза. Пробравшись сквозь редкий лес на очередном холме, Мазсе сам увидел лагерь царя, столь величественный шатер, окруженный огнем факелов, трудно было не заметить.
Табун его отца был самым великим и многочисленным среди всех вождей сератаев. Но здесь Мазсе увидел два десятка лагерей, каждый из которых принадлежал одному из сератайских вождей. У каждого из них был свой знак, которым они отмечали своих воинов и клеймили рабов. По этим-то знакам Мазсе и отличал, какому вождю принадлежит лагерь, и кто, сколько воинов привел с собой.
Мальчик ещё никогда не видел столь огромную армию. Но все его удивление и восторг поблекли, как только он заметил на севере от лагеря каменный замок, даже с высоты холма, на котором остановился Мазсе, город казался огромным, а стены его непреступными.
– Антерол, – произнес мальчик.
По маленьким огонькам, мерцающим в темноте и кружившим вокруг замка, мальчик понял, что город в осаде.
– Разобьем лагерь здесь, переночуем, а с восходом выдвинемся к реке. Если поторопимся, то к полудню мы уже будем в лагере Акиннаеза, – сообщил знати Араме.
Мазсе заметил, что он не расстается с обломком меча, которым был сражен отец. Привязав лошадь к дереву на холме, мальчик прислонился к нему спиной и, смотря вдаль, на север, на Антерол, спокойно погружался в царство сна.
Во сне Мазсе стоял на стене того самого Антерола, смотрел вниз, как на стены по лестницам карабкаются сератаи. Он не понимал, почему он по эту сторону. Почему он не со своими братьями сейчас штурмует замок. Почему на него не нападают рыцари Антерола. Вот одна лестница припала к стенам замка, потом другая, третья. А вот появился и брат, размахивая мечом в разные стороны. Он убивал всех, кто нападал на него.
– Скилур! Я здесь! Что происходит? – хотелось закричать Мазсе, но он не смог проговорить ни слова.
И вот уже оба брата скрестили мечи. На этот раз Мазсе был ростом со Скилура, а его меч был большой и тяжелый.
– Это не мой меч. Не мои доспехи, – думал Мазсе, отбивая очередной удар.
Мазсе рубанул сверху, сломал меч брата и разрубил его пополам. Труп Скилура тут же превратился в черный дым и растворился в воздухе. Мальчик развернулся, пытаясь увидеть, куда пропал брат, а вокруг уже везде были сератайские орды, они добивали убегающих и убивали тех, кто ещё сражался.
– Помогите! Нет! Пожалуйста! Мазсе! – где-то внизу за стенами города раздался пронзительный женский крик.
Мазсе перевалился через стену, пытаясь разглядеть, что там происходит.
– Нет! Оставьте её! – закричал Мазсе.
Его любовь, ту, ради которой он готов был на все, утаскивали четыре сератайских воина, они трогали её, разрывали на ней одежду и смеялись. Мазсе бежал за ними вдоль стены, пытаясь найти какой-нибудь спуск вниз, лестницу, веревку. А её голос и вопли с каждым разом становились все тише и тише.
– Мазсе… Мазсе… – где-то тихо раздавалось вдали.
– Мазсе! – раздался грубый голос старшего брата.
– Вставай! Уже солнце восходит. Араме отправляет меня с разведывательным отрядом к реке. Поедешь со мной? – спросил Скилур.
– Да, конечно, – выдержав небольшую паузу и осмотрев брата, сказал мальчик.
– Это всего лишь сон. Очередной кошмар, – подумал Мазсе.
Мазсе проверил, надежно ли закреплены к седлу лук и колчан со стрелами, затянул ремни на седле, отвязал лошадь от дерева и запрыгнул на неё сам. Брат и ещё тридцать легковооруженных всадников уже выезжали, когда Мазсе к ним присоединился.
Они спустились по пологому склону холма, на котором ночевали. На пути к реке им встретились две нетронутых сератаями деревни.
– Жители этих деревень, скорее всего, укрылись в здешних лесах, так что смотри в оба глаза, хоть они и вооружены вилами да косами, но убьют тебя не задумываясь, – обращаясь к Мазсе, произнес Скилур.
– Мы не обыщем эту деревню? – спросил Мазсе, глядя на то, что всадники обходят её стороной.
– Нет смысла, крестьяне забрали все мало-мальски ценные пожитки с собой. Все, что мы там найдем – это разваливающиеся хижины с соломенными крышами да стаи голодных крыс. К тому же мы и так тут задержались, уже час назад, как должны были выйти к берегу.
И лишь к полудню разведчики достигли реки. Они остановились в покинутой рыбацкой деревушке. Повсюду весели, успевшая сгнить, рыба да рыболовные сети. Самый молодой разведчик, на вид лет девятнадцати или двадцати, прискакав к Скилуру, доложил, что на берегу нет ни одной лодки.
– Придется идти вдоль берега, пока не найдем брод, пригодный для прохода войска, – с хмурым взглядом произнес Скилур.
– Сегодня мы уже не успеем перебраться на тот берег? – предположил Мазсе.
– Здесь течение слишком сильное, а река слишком глубока, чтобы прошли лошади, не говоря про обоз с провизией. Если пойти дальше на восток по течению, там должен быть какой-нибудь брод или может даже мост. На лодке мы бы нашли его часа за три, а так придется пробираться сквозь лес, и потеряем ещё полдня. Если переправы не будет, то придется строить мост самим, а это ещё как минимум день. Мы и так провозились с похоронами дольше отведенного нам Акиннаезом времени. Он не будет ждать нас и разграбит столицу, а значит, мы останемся ни с чем. К вечеру сюда прибудет Араме и будет ждать от меня каких-либо действий. Ему не понравятся перспективы опоздания к началу штурма.
Когда братья доскакали почти до устья реки, они нашли заветную переправу. С виду крепкий, бревенчатый мост.
– Через него в один ряд едва пройдет три всадника, но это, все же, лучше, чем строить его заново. Огар, Атей, спешите навстречу Араме, приведите его сюда, только торопитесь.
Двое разведчиков, оба крепкого телосложения, ничего не ответив, запрыгнули на лошадей и, одновременно кивнув головами с вьющимися каштановыми волосами, поспешили навстречу войску вождя. Оставшиеся воины разбили лагерь в лесу недалеко от моста, чтобы не быть на виду у неприятеля. Спустя день после увиденного побоища на равнинах, у Мазсе, наконец-то, вновь разыгрался аппетит. В своей сумке с едой он нашел кедровые орехи, сыр из козьего молока и три яблока. Мазсе быстро расправился с яблоками и орехами, а сыр оставил на утро.
К моменту, когда свет луны и звезд уже отражался от воды, появился табун вождя. Араме ехал чуть впереди остального войска, позади него двигались Огар и Атей, а уже за ними в пятнадцать рядов двигалось его войско. Вождь скомандовал тут же, не разбивая лагерь, переправляться через реку. Трое братьев одними из первых перешли через мост. Процесс затянулся на целый час. Сначала Мазсе пристально наблюдал за тем, как коней и повозки переправляют через реку, потом, когда желание сна стало сильнее его любопытства, он отправился спать. Увидев поваленное дерево, поросшее мхом, Мазсе устроился прямо на нем, подложив под голову седло, снятое с лошади.
Стоило ему закрыть глаза, как мальчик погрузился в страну снов. На этот раз он скакал по степи, размахивая своим мечом. Ища себе достойного противника, он оббегал одну деревню за другой, осматривал каждый шатер и палатку в надежде найти хоть кого-нибудь, и с ужасом начал понимать, что вокруг нет никого, ни единой души. Он звал братьев, всех братьев, даже Нессиоти, когда ему никто не ответил, он начал искать мать и сестер, но и их не нашел. Бегая по Аббию, он не заметил, как где-то оставил свою лошадь и потерял меч. Внезапно мальчик ударился в чью-то грудь и упал на землю. Он медленно поднял глаза и увидел бледного человека с высохшим лицом в ламеллярных доспехах своего отца.
– Не такой участи я хотел для тебя. Вот, ты обронил это, – протягивая потерянный меч, произнес бледный воин.
Мазсе молча смотрел на свой меч в его руке.
– Я наблюдаю за тобой, за всеми вами. Это я сделал для тебя. Из этого дерева делают лучшие луки.
Высохший человек протянул в другой руке причудливый резной орнамент в изогнутом виде. Мальчик нерешительно взял преподнесенные ему подарки. И как только он это сделал, призрак рассеялся словно дым, а Мазсе открыл глаза и увидел, что войско уже снимается с лагеря и готовится снова выдвинуться в путь.
Пройдя на северо-восток от реки ещё полдня, Мазсе и его братья прибыли к лагерю Акиннаеза. В километре от лагеря их встретил небольшой отряд сопровождения в количестве пятидесяти человек. Старший некто представившийся Марсагетом, коренастый, невысокого роста, чуть повыше Мазсе, с огромным золотым медальоном на груди, в центре которого красовался шестигранный изумруд. На вид ему было не больше сорока, но в бороде была густая проседь.
– Царь приказал разбить Вам, вождь Араме, свой лагерь в пятистах шагах от его лагеря. Пусть пока Ваши воины обустраиваются, а Вы приглашены на военный совет вечером и на ужин к царю с другими вождями. Акиннаез лично хочет поприветствовать и поздравить Вас с избранием, а также ещё раз выразить свои соболезнования по поводу смерти Теорека. Прими и мои личные соболезнования, мы с твоим отцом не раз сражались плечом к плечу.
– Спасибо за Ваши соболезнования, вождь Марсагет. Я немедленно прибуду к царю, – проговорил Араме.
Марсагет склонил голову ему в ответ в знак уважения, развернул лошадь и направился назад в лагерь.
– Нам не довелось раньше воевать с тобой Араме, но теперь, я надеюсь, между нашими племенами будет крепкий союз, – удаляясь, прокричал Марсагет.
– О чем это он? – спросил Скилур.
– Да кто ж знает. Отец никогда не любил его, – выпалил Араме.
– Руководи обустройством лагеря, проследи, чтобы мой шатер был ничуть не хуже, чем у Марсагета. А я пойду, засвидетельствую свое почтение нашему царю.
Лагерь поставили уже до захода солнца, как раз перед возвращением Араме. Шатер вождя действительно был великолепен и уступал лишь кочевому дворцу Акиннаеза. Купала шатра были сшиты из красного бархата с лисьим мехом. Внутри были разложены цветные подушки и матрацы, захваченные у южных торговцев. Посуда была из белой керамики Восточных королевств. А стол и кресло вождя были выполнены из черного дерева, привезенного с севера.
Приехав от царя, Араме был задумчив и раздражителен пуще прежнего. Он спрыгнул с коня, отдал его первому попавшемуся всаднику с распоряжением, вернуть в конюшню.
– Скилур, собери знать, я жду вас в шатре. Нам многое нужно обсудить, – сказал Араме и вошел в свой шатер.
– А я могу поприсутствовать на вашем совете? Отец всегда брал меня на совет со знатью, – с жалобным видом произнес Мазсе.
– Думаю, что можешь. Тебе нужно привыкать к подобному. Смотри, слушай и запоминай, в разговор не встревай, говори только в том случае, если тебя спросят. Даже если тебе кажется, что твои идеи достойны того, чтобы их выслушали, молчи. Ты все понял? – произнес Скилур.
– Конечно, как скажешь, брат, – с довольным лицом голосил мальчик.
Вскоре все собрались, младшие всадники подали к ужину дюжину жареных птиц, четыре кувшина с вином и по одной жареной рыбе на человека. Не считая братьев, Мазсе увидел десятерых знатных всадников, каждый привел не меньше двух сотен конных воинов. У Партатуи их было и вовсе триста.
– Соратники мои! – начал свою речь Араме, – завтра, за три часа до восхода солнца, мы нападем на замок врага и захватим его. Противник располагает десятью тысячами пеших воинов, из них лишь половина – рыцари. В городе несколько десятков тысяч горожан, и у каждого есть, чем поживиться. Акиннаез отвел нам роль авангарда, поэтому мы будем биться в первых рядах и первыми взойдем на стены замка. Мы воспользуемся построенными осадными башнями, чтобы взять город!
– Акиннаез хочет кинуть нас как кусок мяса на растерзание Антерольским псам? – возмущенно спросил Савлий, не столь давно занявший место своего умершего отца в совете.
Араме положил руку на его плечо и, сжав пальцы, сказал:
– Нам оказана великая честь, вести за собой орду сератаев! Неужели ты не рад такой славной битве?!
– Рад, конечно! Славная будет битва, – сжимаясь от боли, прошипел представитель знати.
– Как только мы примем основной удар на себя, и войска противника начнут стягиваться к нам, главные силы Акиннаеза выйдут из лесов, что на севере и северо-западе Антерола, и по лестницам взберутся на стены, захватят западные и северные ворота. А дальше, наши всадники начнут резню в городе.
Вся знать, видя силу Араме, начала выкрикивать его имя, стучать по столу, даже Савлий, разминая плечо, выкрикнул пару одобрительных возгласов в сторону вождя.
Воины ели, пили, спорили, кто, сколько рыцарей убьет, и кто падет первым. Когда на столе все было съедено, Араме повелел убрать остатки, поблагодарил знать и велел всем хорошенько выспаться перед боем. Когда последний всадник покинул шатер, вождь попросил братьев остаться.
– Я сегодня видел Нессиоти, он восседал по правую руку от Акиннаеза и все что-то нашептывал ему на ухо… а тот только делал хмурый взгляд и кивал в ответ. Этот предсказатель внушил Акиннаезу, если мы не пойдем авангардом, то все его войско падет у стен Антерола. Он хочет всю нашу семью погубить. Так и хочется свернуть ему шею. Я не верю, что он брат нам , – гневно выпалил Араме, сжав медный кубок с вином.
– Так, Акиннаез ждал нас не для мести, выходит, – усмехнулся Скилур.
– Он не захотел богов гневить. Мне об этом рассказал Марсагет. И вот еще что, брат мой, Акиннаез приказал, чтобы ты женился на сестре Марсагета, дабы укрепить прочность наших племенных союзов.
– А меня спросить не надо было?! – выпалил Скилур.
– Акиннаез уже давно все за всех решил или Нессиоти, кто их знает, – махнул рукой Араме и допил остатки вина из смятого кубка.
– Но до этой свадьбы ещё дожить надо, впереди тяжелый бой, мы потеряем как минимум половину всадников. Мазсе, ты останешься в лагере.
– И не подумаю! Как я потом буду в глаза вам смотреть? Я проделал этот путь не для того, чтобы отсидеться в лагере.
Араме ничего не ответил, а только махнул рукой.
– Убирайтесь отсюда, оба! – скомандовал Араме.
Братья вышли, Скилур одернул Мазсе за плечо и сказал:
– Ночью, когда мы будем набиваться в башни, не занимай первых шеренг, все, кто рвутся сразу в бой, всегда погибают, держись меня, далеко не уходи, мне будет тяжело сражаться и искать тебя, чтобы спасти.
– Если ты дерешься, так же как и в поединке со мной, то тогда тебе придется постараться, чтобы не отстать от меня, ведь мне точно будет некогда спасать тебя, брат, – съязвил Мазсе, вывернувшись из-под руки Скилура.
Когда Мазсе уже не было видно в темноте, Скилур посмотрел на небо и прошептал, так тихо, будто бы боялся, что его кто-то услышит:
– Помоги нам Всадник. Защити нас. Не дай матери схоронить ещё сыновей в этот день.
Глава 2
Раскаты грома сотрясали землю. Воины смотрели на небо в ожидании дождя, но Великий Всадник молчал. Мазсе не выпускал из вида Скилура, они были почти на самом нижнем ярусе осадной башни.
– Не лезь на рожон, держись меня, – звучал голос Скилура в голове у Мазсе.
Сердце колотилось с бешеной скоростью, ноги казались ватными.
– Страх перед битвой – это хорошо, – говорил отец, – именно благодаря ему, мы живы, – говорил отец, – главное не дать перерасти ему в панику. Из-за неё мы гибнем.
Под прикрытием грома и ночи, войска толкали башни, не было звезд, луну закрыли тучи. Гром громыхал так, что трещали стены осадной башни.
– Всадник гневается, – со страхом произнес какой-то воин, стоявший рядом.
– Не гнев-то, но благословение! – с дикой уверенностью, произнес Скилур, ударив в щит.
Он воодушевил войска, как будто сам Всадник говорил его устами. Остальные подхватили его призыв и начали обстукивать щиты мечами. Даже Мазсе почувствовал общую заряженность на бой, ему хотел скорее ринуться в самое пекло, не было больше страха, была лишь жажда крови и непоколебимая уверенность в победе.
На середине пути Мазсе услышал, как кто-то долго и протяжно протрубил в рог.
– Они подняли тревогу, – понял Мазсе.
Почти сразу мальчик услышал, как стрелы мелким градом втыкаются в башню. Когда ее практически подвели, он услышал крики и возгласы со стороны стены. Не зная языка, Мазсе не мог разобрать, что они говорят. Но крики были столь яростные и громкие, и сразу стало ясно, что защитники настроены на бой не хуже сератаев.
Братья пошли одними из первых, Араме же ждал более выгодного момента. Когда башни наткнулись на стены и начали открываться, сератаев, пытающихся выбраться, накрыл град огненных стрел, кто-то бросил кувшин с маслом и башня загорелась. Мазсе лишь слышал вопли людей, падающих в агонии со стены замка. Люди выходили и гибли, кому-то удавалось пробиться вглубь, но там они оказывались в окружении неприятеля и тоже погибали. Вот уже очередь выходить подошла и к братьям.
– Готовься! – сказал Скилур.
Он плотнее надел шлем, прикрылся щитом и побежал вперед. Мазсе, опомнившись, ринулся за ним. На стене выжившие сератаи в плотном кольце отбивались от врага. Выбегая из башни и укрываясь от стрел, Мазсе окинул взглядом правую часть стены, где должна была встать ещё одна башня, там картина складывалась аналогично той, которую мальчик видел у себя под ногами. Неприятель заполнил всю стену одной сплошной массой из железа и стали. Первым на стену спрыгнул Партатуя, за ним Скилур, а потом и Мазсе.
Выжившим уже было тесно и некуда было спрыгивать остальным воинам из башни, а их все теснили и прижимали. Первые два ряда еле держали стальной натиск неприятеля. Стук стали о дерево и лязганье доспехов на мгновение заглушили раскаты грома.
Но Всадник, будто понял, что про него забыли, и рассек молнией, с невиданным доселе грохотом, небесный свод, осветив всю стену.
– И что, братья? Мы так и будем прятаться?! Всадник крови хочет, так утолим его жажду! – с яростью в голосе закричал Партатуя.
Он изо всех сил оттолкнул щитом латника, на мгновение, открывшись, нанес рубящий удар сверху своим кавалерийским мечом по шлему воина, стоявшего рядом. Тот, сраженный, упал, дико стоная и держась за глаз, через мгновение он уже был затоптан своими же товарищами. Партатуя, верный своему слову, продолжал рубить все, что ему попадалось под руку. Казалось, что его меч сам каким-то чудом находит щели и уязвимые места в доспехах врага.
Скилур увидев, ярость Партатуи начал напирать в свою сторону, ведя воинов за собой. Мазсе разрывался. На правой стороне рубился Партатуя столь дико и не обуздано, что сам Великий Всадник бы позавидовал. На левой стороне теснил врага старший брат. Ещё одна молния ударила прямо перед взором мальчика, попав в какой-то дом во внутреннем дворе замка, осветив дикое лицо бегущего на него латника. Оно было залито кровью, зубы сжаты и оскалены от гнева. Шлем его сполз на левый глаз, закрывая обзор. Мазсе отбил его удар щитом, выставив лезвие меча вперед. Меч скрипнул, пробивая кольчугу врага. Тело упало в сторону, гримаса спала. Вновь грянул гром, начался ливень.
– Центр! – крикнул Мазсе, видя, как враги прорвали стену из щитов.
Мазсе отскочил от одного удара, увернулся от летящего на него тела, полностью закованного в доспехи. Нанес рубящий удар, какому-то воину, не видящему его. Двое, трое налетело на Мазсе. Он отбивал удар за ударом. Одного рыцаря сразила стрела, выпущенная своим же товарищем. Видимо, она предназначалась Мазсе. Парировав выпад рыцаря с полуоткрытым шлемом на голове, он легко провел лезвием по его горлу, но этого хватило, чтобы кровь противника хлынула на камень, из которого была выложена стена замка. Развернувшись, мальчик нанес удар по ноге оставшегося за спиной врага, тот припав на колено, лишь посмотрел в сторону Мазсе, ожидая своей дальнейшей участи. Мазсе не колебался. С размахом от плеча, он срубил голову неприятеля.
– Руби под углом, – так учил отец.
Из башни все прибывали и прибывали сератаи, теперь уже они теснили врага. Мазсе потерял из вида брата в этой кромешной тьме. Кольчуга сковывала его движения, сам он весь промок до нитки, во рту был привкус крови. Еще один удар молнией осветил побоище.
– Партатуя! – воскликнул Мазсе, увидев его отрывающегося от своих воинов вперед.
– Он загонит себя в ловушку, – подумав об этом, Мазсе бросился к нему.
Мальчик протиснулся среди рядов своих воинов и начал рубить неприятеля. Кто-то падал, сраженный его мечом, кто-то оставался стоять, он не смотрел по сторонам, он видел лишь Партатую. Призывая воинов, быстрее идти на помощь, он, наконец-то, прорубил себе путь к старику. В то мгновение, когда он уронил кого-то щитом, Партатую свалили два мечника одетые лишь в кольчуги. Огромный латник занес над ним свой двуручный меч. Старик закрыл глаза, готовясь отправиться на встречу со Всадником!
В ушах его раздался треск дерева и щепка, попавшая в лицо, привела в чувство старика. Он увидел, как какой-то маленький мальчик, сгибаясь на коленях, удержал щитом удар меча. Латник, выругавшись, вынул меч из щита паренька. И мощным ударом руки о щит отбросил его к краю стены. Партатуя удерживаемый, лежа на спине, двумя мужами, был скован в движениях. Правой рукой он притянул к себе противника, и оставшимися целыми передними зубами вцепился ему в нос, да так, что тот взвыл и отпустил его руку.
Пока латник отвлекся на мальчика, Партатуя выхватил привязанный к бедру кинжал и вонзил его в паразита, уцепившегося в левую руку. Поднявшись, он метнул меч в огромный силуэт, закованный в сталь. Меч только лязгнул от плеча громадины и отлетел в сторону. Великан перевел свой взгляд с мальчика на старика. Тот, улыбаясь, постучал в щит, который выронил Мазсе, призывая гиганта к себе. Откуда-то выскочили еще двое мечников, но Партатуя убил их тремя взмахами меча.
Латник, не спеша, приближался к старику. Шлем его упал на камни, раздавшись глухим звоном металла. Дальше Партатуя наблюдал, как маленький мальчик, запрыгнув на огромную груду металла, легко и непринужденно провел лезвием по горлу, тем самым поставив на колени столь могучего воина. Он упал, зажимая горло одной рукой, второй пытался дотянуться до выроненного меча, царапая пальцами камень. Партатуя вознес меч над головой великана и избавил его от страданий.
Взгляд Мазсе привлекла толпа латников, взбирающихся по лестнице на стены с внутренней стороны замка. Тут Мазсе почувствовал, как со спины подоспели воины Партатуи, они бросились вперед, рубя и убивая врагов. Натиск неприятеля был мощным и стремительным, это были закованные в сталь ветераны. И тяжело было найти в доспехах их уязвимое место, чтобы направить клинок. Мазсе успел убить ещё двоих, во всяком случае, он видел, как они упали, прежде чем латники начали стремительно оттеснять их, убивая сератаев одного за другим. Партатуя ругался, выкрикивал проклятия, раз за разом пытаясь, пробить доспехи латников.
Дождь все усиливался, как вдруг откуда-то послышался протяжный гул. Это был ещё один трубящий в рог дозорный.
– Лестницы прибыли! – сказал Партатуя, не дав Мазсе самому об этом догадаться.
Но враг продолжал напирать. Мазсе удалось вонзить свой клинок в глаз кому-то из мечников, но на его место тут же встал другой латник.
– Заряжай! – донеслась откуда-то с башни на стене протяжная команда.
Над головами пронеслась молния, и мальчик увидел Араме, в доспехах казавшегося ещё больше своего роста. Волосы его, не то от дождя, не то от крови мокрыми прядями спадали на плечи, сейчас они казались ещё темнее, чем были прежде. Он с оставшимися силами захватил сторожевую башню.
– Пли!
Сотни стрел, свистя, встретили неприятеля, поднимающегося по каменной лестнице на стену.
Партатуя, воспользовавшись минутной слабостью и растерянностью врага, скомандовал наступление. Сератаи, крича и вопя, ринулись на испуганных антерольцев. Они валили их на спины, топтали и рубили, скидывали со стен, одни начали отступать, другие шли вперед, осыпаемые градом стрел. Антерольцы потеряли инициативу в этом сражении.
И вот уже два брата встретились у лестницы, ведущей в город, давя и убивая противника. Третий дозорный протрубил в рог.
– Ворота пали, – подумал Мазсе.
Тысячи конных сератаев во главе с Акиннаезом ворвались в город, убивая каждого, кто вставал у них на пути. Конница, не останавливаясь, промчалась до центральной площади, сметая всех и вся.
Антерольцы бросали оружие и знамена, бежали из последних сил. Те немногие, кто сохранил достоинство и мечи в руках, сражались и пали в стенах замка. По городу лились реки крови, везде лежали убитые или стонали умирающие. В дома вламывались, горожан вытаскивали из подвалов.
Когда битва начала затихать, и Мазсе вместо обученных воинов попадались лишь селяне с вилами, кто-то вдалеке прокричал:
– Антерольский король мертв!
– Бой окончен. Город взят! – подумал Мазсе.
Кое-где в городе ещё слышался звон мечей. Внезапно мальчик увидел того бойца, стоявшего рядом с ним в осадной башне. Он был уже верхом на коне и куда-то скакал галопом.
– Где Скилур? – окликнул его Мазсе.
Промчавшись мимо, всадник все-таки обернулся, по-видимому, узнав мальчика, и крикнул:
– Погиб он, стрелой сраженный!
– Как погиб? Не может быть, скорее всего, он его перепутал с кем-то другим, мало ли Скилуров в орде. Мазсе как можно скорее прогнал прочь дурные мысли.
– Как только бой закончится, бери все самой ценное, что сможешь унести, остальное заберет Акиннаез, – сказал ему Араме перед боем.
И мальчик принялся искать наживы. Он вломился в дом, что выглядел побогаче, на той улице, где он разминулся с Араме. Хозяин дома бросился на него с топором, защищая семейство. Мазсе одним решительным ударом вспорол ему живот. Жена и дети его принялись кричать. Парень, не обращая на них внимания, принялся рыскать по дому в поисках драгоценной утвари.
Серебряные подсвечники, фарфоровая посуда, два золотых перстня, все это Мазсе закидывал в простыню, снятую с пуховой перины хозяина дома. Увлеченный поиском разного рода ценностей, мальчик не заметил, как кто-то подкрался сзади. Лишь скрип половицы под ногою неприятеля, выдал его.
Обернувшись, он увидел, как супруга хозяина, одетая в белую ночную сорочку, занесла нож над его головой, готовая нанести удар.
Мазсе интуитивно выставил свой меч вперед. Женщина без сопротивления приняла в себя холодную сталь. Она округлила глаза, то ли от боли, то ли от страха перед неизвестностью, а может просто от неожиданно настигшей её смерти. Женщина бездыханная повалилась на пол, держась за рану.
Девочка маленькая русая, увидев смерть родителей, закричала, что было мочи, но все было бесполезно, её никто не слышал, и некому было прийти на помощь. Мазсе замахнулся на неё мечом, собираясь прервать этот дикий вопль, но остановился, забрал мешок с награбленным и вышел вон из злополучного дома.
В ту ночь Мазсе обошел ещё два особняка, пока его, сделанный из простыни, мешок не был наполнен. Уже светало, и Мазсе, поймав какого-то коня, поспешил к центральной площади, именно там собирались все вожди, прежде чем идти на совет во дворце.
Проскакивая мимо антерольского храма, здания большого и величественного, сложенного из белого камня, с пятью куполами, покрытыми медью, он увидел, как трое сератаев, неизвестного Мазсе племени, волокут старого монаха в одежде серой, больше похожей на мешковину. На поступях к храму уже лежали трупы служителей, и Мазсе понял, что и этому не миновать участи братьев своих. Пока двое оттаскивали монаха, третий нес охапку книг.
– Меня убейте! Но книги оставьте, прошу вас. Людьми будьте, – произнес монах на чистом сератайском языке, как будто всю жизнь в степях прожил.
– Оставьте его! – вмешался Мазсе.
– Этот раб мой. И книги его мне принадлежат!
– Отправляйся к своей шлюхе матери, – огрызнулся коренастый, черноволосый сератай, указывая топором в сторону мальчика.
– Оставь, это брат вождя Араме, – шепотом сказал ему соплеменник, прильнув к его уху.
Наглец отдернулся, а Мазсе слез с коня и начал молча двигаться в сторону своего обидчика.
– Хочешь этого раба, придется забрать его поединком, если не побоишься.
Мазсе молча достал меч из ножен, а со спины свой щит. Сератай перекидывал топор из одной руки в другую, когда Мазсе подбежал к нему и нанес сверху рубящий удар, неприятель закрылся рукояткой топора. Также он защитился и от второго выпада. Затем враг нанес два удара из стороны в сторону, но мальчик уклонился от обоих. Противник сделал третью попытку поразить мальчишку, но и она провалилась. Мазсе использовал малейшую возможность, когда противник открылся на отмахе, и нанес колющий удар в плечо неприятеля.
Враг закричал и даже припал на колено. Рука его обмякла. Выругавшись, он перекинул топор в левую руку и отбросил лезвие меча от своего плеча. Попытался нанести ещё два удара, но его левая рука была явно слабее правой, поэтому Мазсе без труда выбил из неё топор. Сератай с голыми руками помчался на Мазсе, надеясь задавить мальчика своей массой, но Мазсе ловким движением ушел с линии атаки противника и полоснул его лезвием по спине. Из раны хлынула кровь, а сам незадавшийся боец растянулся на ступенях храма.
– Отче наш, прости их грешных, ибо не знают, чью святыню оскверняют, – начал причитать монах.
– Забери своего друга, пока я не передумал сохранять ему жизнь, – с грозным видом обратился Мазсе ко второму сератаю.
Испуганный сератай подхватил соплеменника и, позабыв о книгах, повел ее прочь от храма.
– Отныне ты раб мой и храм твой, и книги под моей защитой, старик. Если кто посмеет покуситься на жизнь твою или имущество мое назови имя мое – Мазсе сын Теорека.
Мазсе вскочил на коня и поскакал дальше к площади, оставив монаха с охапкой книг на ступенях храма. Добравшись до неё, мальчик увидел множество вождей и представителей знати, которые, судя по крикам, уже делили дома в городе. Мальчик быстро отыскал своего брата в толпе крикунов.
– Мазсе! Ты жив, хвала Всаднику, я потерял тебя из виду, когда мы начали прорываться к площади.
– Скилур… Он… погиб.
– Что? Нет. Брат словил пару стрел и теперь отлеживается в какой-то харчевне неподалеку от стены, завтра уже будет на ногах, вот увидишь.
– Правда? Но мне сказали, что он погиб.
– Мы многих сегодня потеряли.
Араме посмотрел на небо, уже совсем рассвело, и дождь перестал идти. Солнечные лучи пробивались сквозь редеющую толщу облаков, озаряя улицы города и горы трупов, лежащих на них.
– Я ещё не встретился со всей знатью, но по предварительным подсчетам мы потеряли больше тысячи человек сегодня.
– Я захватил себе раба и какой-то храм недалеко от площади, – гордо произнес Мазсе.
– Хорошо, покажешь мне его, когда будут уводить рабов. Ты ведь заберешь его в Аббий? – смеясь, произнес Араме.
– Нет, брат. Я остаюсь, и раб мой останется здесь. Это мой город. Только с этим городом, она снова будет моей, – хотел сказать Мазсе, но он предпочел сохранить молчание.
Мазсе не знал, что ещё можно на это ответить и просто пожал плечами.
Глава 3
Какой-то незнакомый Мазсе всадник по приказу Араме сопроводил его до отведенного племени району города. Там уже вовсю развлекался с пленными женщинами пьяный Партатуя. Всадник указал мальчику на пустующий дом, в котором он мог разместить свои награбленные вещи и переночевать сам.
Войдя в дом, мальчик удивился его размерам и убранству. Большие окна, высотой в человеческий рост, в срубленном из дерева доме наполняли комнату теплым, солнечным светом. На полу были ярко-алые пятна крови, но тел не было, как не было ничего ценного. Витая лестница вела на второй этаж. Там находилась спальня. Мазсе кинул свой мешок с драгоценностями на пол, возле перинного лежака. И сам растянулся на мягкой кровати. Тело его ныло, а мышцы болели, он, словно заколдованный, погрузился в сон.
Ему показалось, что он не проспал и пятнадцати минут, как за ним прибыл всадник с известием, что братья ждут его. Выйдя на свежий воздух, мальчик увидел, что солнце стало уже высоко над головой. Был полдень. Всадник подвел коня к мальчику, и Мазсе тут же запрыгнул на него. По всему району ходила сератайская стража.
– Они ждут тебя на стене, у западных ворот, – добавил всадник.
– Много добычи набрал? – спросил Мазсе, в попытке развеять тишину, сопровождавшую их всю дорогу.
Всадник не нарушил своего молчания и просто мотнул головой. Мазсе не стал повторять попыток завести беседу, а просто наблюдал за событиями, происходящими вокруг.
А кругом происходило нечто ужасное. По улицам бегали голые женщины, которых ловили пьяные до беспамятства сератаи, и, не стесняясь проходящей мимо стражи, или проскакивающих мимо случайных всадников, прямо посреди улицы, в грязи, в лужах крови, подвергали женщин насилию.
Среди них были как женщины, уже поседевшие от старости, так молоденькие девочки, которые не понимали, что происходит вокруг, а просто истошно ревели, пытаясь спрятаться.
Мужчин привязывали веревками к коням и ради потехи разрывали на части, волокли по вымощенным камнем улицам города, пока те не превращались в окровавленные куски мяса без признаков жизни.
Кто-то продолжал обыскивать дома, в надежде найти ещё что-нибудь ценное. Мальчик, проезжая мимо района размещения какого-то племени, стал свидетелем жуткой картины. Наголо бритый сератай отрезал уши у захваченных им пленников.
– Ишпак, жестокий вождь. Все свое племя держит в страхе. Говорят, он однажды кому-то из знати вырезал язык за то, что тот высказался против него. Весь в своего отца, тот не щадил пленных. Акиннаез жестоко расправился с ним, когда объединял все племена. А Ишпак поклялся ему в верности, и царь сохранил за ним право вождя, – сказал всадник, заметив взгляд Мазсе.
Вскоре они достигли западных ворот. Привязав лошадей, они начали подниматься на стену. Все было залито кровью. Стены и пол были усеяны мухами. Повсюду валялись стрелы, сломанные копья, кое-где на ступенях попадались смятые шлема и части доспехов. Все ценное и пригодное, что можно было бы продать, забрали сератаи.
Но вот они уже оказались в башне по левую сторону от ворот.
– Дальше я не пойду. Ваши братья вон там, – всадник указал на два силуэта, стоящих на стене и смотрящих вниз, что-то при этом оживленно обсуждая.
Мазсе прошел сквозь каменную арку, ведущую на стену, и поспешил к братьям.
– Скилур, как я рад, что ты жив, – воскликнул мальчик и принялся обнимать раненого брата.
– Хех, ну, хватит. Ты, в самом деле, думал, что так легко от меня избавишься? – отшутился Скилур.
– Посмотри туда, – обратился к Мазсе Араме, указывая вниз за стены замка.
Мазсе перевалился через уступ и увидел длинную, тянущуюся почти до самого горизонта, колонну пленников.
– Всех этих рабов забрал себе Акиннаез, а нам оставил довольствоваться лишь парой сотен на каждого представителя знатного семейства, – недовольно произнес Араме.
Мальчик снова взглянул вниз. Женщины, мужчины, дети шли сплошным потоком, связанные по рукам и ногам веревками и скованные цепями. Большинство одетые в грязную мешковину, но встречались и нагие, грязные, все до единого босые. Мазсе видел, как маленькая девочка, из-за стертых в кровь ног, повалилась на землю рыдая. Ее вытащили за волосы и в десяти шагах от общей колонны лишили жизни. А мать, бросившуюся защищать свое дитя, оттащили за ноги и принялись насиловать двое стражников, сопровождавших колонну.
Закончив свое дело, они оставили безжизненное тело женщины на съедение воронам, кружившим над всем Антеролом. Пленные рабы еле передвигались, и погонщики хлыстали их кнутами. Кто-то перерезал веревки и попытался сбежать. Их тут же догнали всадники, идущие по бокам огромной колонны, избили и возвратили назад. Наиболее непокорных оставляли под палящим солнцем со стрелами в спине.
На лицах пленников виднелся ужас, растерянность, но у большинства был взгляд пустой, казалось, что не человек это вовсе, а живой труп. Вдоль колонны постоянно ходили отряды сератаев, высматривая молоденьких девушек. Их вырывали из общей колонны, насиловали и возвращали назад.
Стоило жертве начать кричать, как ей вырезали язык, а то и вовсе могли убить, окажи она яростное сопротивление
– Я успел захватить только шестьсот пленных, треть из которых старики, – жаловался Араме.
Мазсе не слушал его, он видел убийства, видел кровь. Отец давно объяснил ему, что это неизбежная составляющая любой войны. Но он не упоминал об этом. О том, как человек становится рабом.
– А рабы, что в Аббие, тоже прошли через это? – указывая на колонну, спросил мальчик у братьев.
– Через что? – не поняв вопроса, переспросил Скилур.
– Женщин насиловали? А мужчин избивали до полусмерти?
– Мазсе? Это рабы. У них был выбор. Смерть или бесправное существование, – ответил Скилур.
– Не надо жалеть рабов, – добавил Араме.
– А я всегда думал, почему женщины в Аббие не поднимают глаз, избегают любого общества, и как тени ходят за своими хозяйками, – поделился своими измышлениями Мазсе.
Скилур лишь улыбнулся, а Араме залился громким хохотом. Мазсе же не видел в это ничего смешного. Его тревожило зрелище, открывающееся там внизу, у ворот.
Теперь для него многое стало понятно. В поселке с рабами обращались гораздо лучше, чем тут, их господа следили за тем, чтобы их собственность была одета и накормлена, чтобы могла и хотела делать свою работу. Может быть, так было только в Аббие. Мальчик не был нигде за пределами своего поселка. На его памяти племя переезжало лишь трижды.
Сейчас Мазсе, стоя на краю крепостной стены, вспоминал тот день, когда впервые убил человека. Ему было двенадцать. Из Аббия убежала сотня рабов. Отец отправился со всадниками покарать их и взял с собой сына.
– Держись в стороне. Обстреливай их с безопасной дистанции, – сказал отец, вручая ему лук.
Нагнав беглых рабов, Теорек учинил жестокую расправу, убив каждого из них. Мазсе сразил троих из своего лука. Отец строго настрого запретил ему вступать в ближний бой. Хотя сам окунулся в самую гущу сражения.
В тот день Мазсе не боялся никого из этой небольшой армии кричащих рабов. Единицы были вооружены топорами и косами, чаще встречались вилы, но большинство дрались дубинами и кидались камнями.
Теорек обезглавил всех беглых рабов, выставив их головы, насаженные на пики, вокруг поселка.
– Мятежи и предательства нельзя прощать. Запомни это сын. Это необходимая жесткость, чтобы держать в страхе остальных, а там, где страх, там повиновение, – сказал ему отец, когда мальчик спросил, зачем он резал головы павшим рабам.
Теперь Мальчик как нельзя лучше понимал, почему бежали рабы, и почему они отплатили таким предательством за столь хорошее обращение с ними.
– Мы их кормим, одеваем, даем им ночлег. А они бунтуют. Почему так, отец? – недоумевал Мазсе.
– Человек по природе своей стремиться к воле, а они ведь тоже люди, – тогда ответил ему Теорек.
Но лишь теперь, увидев все те ужасы, которые творили его соплеменники, Мазсе понял истинный смысл слов отца.
Скилур шепнул что-то на ухо своему старшему брату. Оба переглянулись, ещё пару раз перешепнулись.
– Мазсе! – уперев руки в бока, обратился к брату Араме.
– Пойдем-ка с нами, у нас для тебя есть подарок по случаю твоей первой битвы.
Братья спустились со стены во внутренний двор, Скилур шел медленно, прихрамывая, из-за раненной ноги. Рука его была примотана к телу.
– Так, вы тут побудьте, а я скоро вернусь, – сказал Араме, когда они, наконец-то, спустились.
– Как так получилось? – спросил Мазсе, указывая на руку Скилура.
– Так, тебя рядом не было. Вот и подцепил стрелу, – отшутился Скилур, потрепав каштановые волосы брата.
– Я же тебе говорил, чтобы ты держался рядом, – ответил Мазсе.
– Пойдемте, – сказал, внезапно появившийся Араме.
И братья поковыляли следом за ним. Они прошли пару домов, пока Араме не остановился возле небольшого домика. Внутри трое сератаев играли в кости. Один увидев Мазсе, расплылся в улыбке, но потом снова сосредоточился на игре.
– Вот за этой дверью, твой подарок, – хитро ухмыляясь, произнес Араме.
Он снял с Мазсе кожаный жилет и отвязал с пояса меч.
– Это тебе не понадобится.
Потом он одной рукой открыл толстую дверь, а другой втолкнул брата в узенькую комнату с занавешенным окном. В уголке, сжимая коленки, сидела молоденькая девушка. Мальчик сразу понял, чего от него хотят братья.
– Чего-то тихо. Может зайти, посмотреть, подсказать? А то вдруг он не знает, что и как нужно делать? – приложив ухо к двери, произнес Скилур.
– Дай ему время, – усаживаясь за игральный стол, сказал Араме.
– О, пошли вздохи. Молодчина, братец, – с довольным лицом произнес Скилур.
– Вот видишь, он же сын Теорека, – приготовившись бросать кости, произнес Араме.
– Так, а ну, подвиньтесь. Я тоже хочу сыграть.
Через некоторое время дверь открылась, и Мазсе вышел из комнаты, завязывая веревку, поддерживающую его штаны.
– Ну как? – задрав голову, спросил Араме, он был уже подвыпивший, и речь его была не совсем внятной.
– Строптивая немного, но ездит знатно, – сказал с довольным лицом Мазсе.
Зал разразился диким хохотом. Все игроки поздравляли паренька, как будто произошло что-то невероятное.
– Если вы не возражаете, я вас покину. Я бы хотел навестить своего раба.
– Да, только на закате Акиннаез собирает всех вождей во дворце. Будь там. Я представлю тебя ему, – произнес Араме, – только бы проспаться сначала.
Мальчик вышел из душного помещения и направился в сторону храма. Величественное строение, с колоннами и витражом из цветного стекла. Не только храм поражал своей красотой и внушительными размерами, но и любое другое сооружение в городе. Никогда прежде мальчик не видел столь дивной и красивой архитектуры. Большинство домов в городе было сожжено или разграблено, но даже в таком виде, залитый кровью, он был прекраснее Аббия или любого другого сератайского города.
Войдя внутрь храма, мальчик увидел сломанную мебель, перевернутые столы. Повсюду были следы крови. Кроме пары медных подсвечников, ценностей в храме не было. Везде валялись книги. Храм представлял собой огромное строение с четырьмя павильонами и пятым в центре, соединяющим остальные длинными коридорами. Вдоль стен лежали обломки статуй, недавно украшающих это строение.
Мальчик поднялся по мраморной лестнице в центральный павильон, потолок которого был одной сплошной картиной, изображающей солнце, сокрытое белыми облаками, и людей в белых туниках, которые протягивали руки тем, кто находился внизу. Мазсе долго кружился на месте, открыв рот, и осматривал это чудо.
– Как человек мог сотворить такое? – невольно произнес Мазсе.
– Десятки монахов трудились день и ночь, чтобы написать эту фреску, – ответил монах, вышедшей из тени одной из колонн, на сератайском языке.
– Господин. Я очень благодарен Вам за спасение моей жизни и за сохранение этих бесценных книг, – поклонившись, добавил монах.
Мазсе немного испугался появлению старика и схватился за рукоять своего меча. Старик был в грязной, серой рясе. Среди его пепельных волос виднелись залысины. На вид ему было не меньше пятидесяти.
– Откуда ты знаешь наш язык, старик?
– Когда я был ещё послушником, я объездил со священной миссией почти весь континент и выучил множество языков, в том числе и сератайский.
– Как твое имя, монах?
– Эдвин, повелитель.
– Тебе повезло, Эдвин. Обстоятельства могли сложиться не в твою пользу.
– Я знаю, господин. И благодарю Всевышнего за Ваше появление.
– Хотите осмотреть весь храм?
Мазсе было очень любопытно, что нарисовано в других павильонах, но, не желая показывать свою заинтересованность, он надменно произнес:
– Если только ещё одну комнату.
– Пройдемте, – монах указал в сторону северного павильона.
Войдя внутрь, мальчик сразу кинул свой взгляд на потолок. Большой купол, правда, чуть меньше центрального, был весь исписан какими-то иероглифами.
– Это древний язык богов. Монахи, которые сделали эти надписи, перечитали десятки древнейших книг, написанных до Великого разлома. В каждую из этих книг авторы вписывали слова богов, населявших наш мир. Они обитали среди людей и учили их, как следует жить. Фактически это правила жизни для любого человека. А книги эти, говорят, что их сохранилось немногим больше десятка по всему миру. Каждая из них бесценна. Любой монашеский орден готов отдать целое состояние за обладание хотя бы одной такой книгой.
– То есть, куча бумажных страниц с чернилами будет стоить сундук с золотом? – недоумевая, спросил Мазсе.
– И даже больше. Но древние книги не такие, какие пишут теперь. Они написаны на коже, иногда даже человечьей. У нас, простите, у Вас в храме, хранятся три такие книги. Две имеют вид обычных деревянных дощечек с выжженными письменами. Третья же сделана из телячьей кожи, а вместо привычных чернил использовались масла каких-то растений, которых теперь нет на нашей земле.
– Ваш Бог лишь тень Великого Всадника, – сердито взглянув на старика, сказал Мазсе, ожидая раболепного согласия.
– Простите мне мою дерзость, господин. Но представления сератаев о божественном происхождении Великого Всадника весьма преувеличено. Если не верите мне на слово, то можете прочесть эту книгу, – монах подошел к большой книжной полке, тянувшейся почти до самого потолка, и практически у самого низа взял толстую книгу. Сдув пыль, он протянул её Мазсе.
– Она написана сератайским знахарем, изучившим вдоль и поперек личность, так называемого Великого Всадника, и его роль в той самой катастрофе, постигшей нашу землю, которую мы зовем Великим разломом.
Мазсе взял книгу, полистал странички. Потер пальцем засохшие чернила. Попробовал подержать книгу на весу и вернул монаху.
– Бедное дитя, ты не умеешь читать, – сложив брови одной дугой, произнес жалостливым голосом монах.
Мазсе немного растерялся, будто бы его уличили в воровстве, ему даже стало немного стыдно, что его раб был умнее, чем он сам. Казалось, что даже на его родном языке этот старец говорит лучше него.
– Не забывай, к кому ты обращаешься, раб, – собравшись, ответил Мазсе.
– Простите мне мою вольность, повелитель, – монах упал на колени и припал к ногам Мазсе.
– Встань, я прощаю тебя, – произнес Мазсе, вновь не зная, что ему делать.
– Позвольте, я научу вас читать, господин, – поднявшись, произнес старик.
– Зачем мне это? – с пренебрежением в голосе спросил Мазсе.
– В этих книгах сокрыта мудрость и знания тысяч умнейших мужей со всех сторон света. Тот, кто прочтет все это и сможет правильно распорядиться полученными знаниями, будет править всем миром, – с хитрой улыбкой произнес монах.
Уши мальчика напряглись и встали торчком, как у хищника, услышавшего приближение добычи.
– То есть, ты хочешь сказать, что этими книгами я смогу покорить мир? – засмеялся Мазсе, потрясая какой-то книгой, взятой наугад.
– Не стоит смеяться, господин. Не книгами, но знаниями, которые в них заключены, – монах спокойно забрал книгу из рук своего господина.
– К примеру, вот эта книга. Она написана Беназиром Третьим, одним из выдающихся полководцев и царей юга. В ней он рассказывает о ведении войны в пустыне. Книга будет полезна, если вы соберетесь воевать с южными царствами.
Мазсе открыл книгу, непонятные символы, отличные от тех, что были в книге о Великом Всаднике.
– А это какой язык?
– Дахейский, – сказал монах, взглянув на страницы книги.
– Ты и его знаешь? – сощурив глаза, спросил Мазсе.
– Да, повелитель. Его и много каких других языков.
– Ты прочел все книги, что находятся здесь?
– В этом павильоне я прочел все, но что касается других, то едва добрался и до половины книг, там хранящихся.
– Если Вы мне позволите, то я обучу Вас чтению, и буду рекомендовать Вам книги интересные и полезные, господин, – поклонившись, сказал монах.
– А другим языкам ты меня сможешь научить?
– Если господин прикажет, – пытаясь скрыть хитрую ухмылку, ответил монах.
У них в семье читать умели только отец, Араме и Нессиоти. А писать только Нессиоти. Остальные отдавали предпочтения изучению верховой езды да умению владеть оружием. Ах да, и, конечно же, мать мальчика. В детстве она и Мазсе пыталась научить писать и читать, но он не проявил должного усердия, и Террея оставила всякие попытки обучить ребенка.
– Я бы хотел научиться читать твои книги, жрец. Но, боюсь, скоро мы покинем твой город. Акиннаез вывел почти всех рабов. Завтра будут вывозить собранные ценности и сокровища. Сегодня же будет пир в честь завоевания вашего королевства.
– Антерол потерял свое былое величие. Король Хитклифф во всем полагался на наемников. Без конца чеканивший золотые монеты он раздавал их своим приближенным в надежде, что те будут для него надежным щитом, – монах гневно плюнул в сторону.
– Шакалы, разграбили казну и скрылись, только услышав о приближении Акиннаеза.
– Господин, – внезапно, чего-то испугавшись, обратился к Мазсе Монах.
– Что же будет со мной и моими книгами, когда Вы покинете город?
Мазсе лишь пожал плечами.
Глава 4
За разговором со своим новым рабом, Мазсе потерял счет времени и не заметил, как солнце уже начало заходить за горизонт. Он впопыхах выбежал из храма и, запрыгнув на лошадь, помчался в сторону дворца, где его уже ждали братья.
– Если он не прибежит через пять минут, я пойду без него, – ворчал Скилур.
– Он успеет, – ответил Араме.
– Сейчас там разберут всех прелестных рабынь и выпьют все вино. Сам будешь спать со старухами. Не знаю как ты, а я пошел, – сказал Скилур и похромал в сторону больших кованых ворот, открывающих путь во дворец.
Раздался стук копыт о гранитный камень, которым была выложена дворцовая площадь. Толпы воинов расступались перед мчавшимся галопом всадником. Остановившись у разбитого фонтана, Мазсе побежал в сторону братьев.
– Я не слишком задержался? – улыбнувшись, спросил мальчик.
Скилур помотал головой, а Араме сказал, что он прибыл как раз вовремя.
– Старух заберешь себе, – тыча пальцем здоровой руки в своего брата, добавил Скилур.
Внутри дворца было как-то пустовато. Все мало-мальски ценное уже вынесли, на окнах висели оборванные куски бархатных штор, а под ногами был расстелен красный ковер с коротким ворсом.
Войдя в тронный зал, Мазсе увидел в глубине большой королевский трон, выполненный из какого-то блестящего металла, похожего на золото с медным оттенком. У подножия трона из досок был выложен походный стол, на котором разноцветным ковром расстелились всевозможные яства, найденные в подвалах и кладовых Антерола.
Вокруг стола, на мягких подушках, кто, развалившись, а кто, поджав ноги и сохраняя осанку, восседали вожди и знатные всадники. Почетное место по левую руку от царя занял Араме. Вслед за ним рядом с троном уселись Скилур и Мазсе. У стен в пяти шагах от стола стояли голые пленницы всех возрастов, они были прикованы цепями к колоннам, поддерживающим высокий потолок тронного зала.
Всадники, которым надоедало сидеть в ожидании царя, или просто из-за разыгравшегося желания, подходили к прикованным рабыням и брали их силой. Рядом стояли стражники с кнутами, которые стегали непокорных девушек, или тех, которые начинали рыдать или кричать. Но, к счастью, для них самих же, большинство рабынь просто лежало в тени колонн, молча ожидая своей очереди, давно уже смирившись с этой участью.
Вожди что-то возбужденно обсуждали друг с другом, объедаясь фруктами, мясом и птицей, запивая все изысканными королевскими винами.
– Я так и не поблагодарил тебя мальчик, – подойдя со спины и хлопнув Мазсе по плечу, тихим голосом произнес седоволосый старик.
Это был Партатуя, его было почти не узнать. Без доспехов и своей сабли он казался не таким грозным. Кожа на руке была дряхлой, а на подбородке она и вовсе обвисла. Волосы были уложены назад и завязаны в хвост. Черный халат с золотыми вставками был ему весьма к лицу, и придавал поистине царственный вид.
– Спасибо тебе, что отсрочил мою встречу с Великим Всадником, – произнес Партатуя, ещё раз похлопав паренька по плечу.
Мазсе кивнул, в знак одобрения.
– Вон видишь того черноволосого здоровяка, с золотыми кольцами в бороде, – обратился к Мазсе Скилур.
– Это Колаксай – свирепый муж. Знать их племени убила отца его, а на совете хотела избавиться и от него. Он, не подозревая об измене, пришел на совет без оружия и без доспехов. Знать начала хаять отца и его самого. Вынесли ему приговор, а вот выполнить не смогли. Колаксай всех до одного перебил голыми руками. И с тех пор правит племенем без совета знатных всадников.
Мазсе взглянул на него. Тот, кажется, о чем-то размышлял, закидывая в рот виноградины.
– Этого ты уже видел. Марсагет – хитер, как лис, и подл как змея. Он всегда там, где нажива, и не сделает ничего, если ему не будет от этого выгоды.
– Хочет объединить наши племена под своей властью. Стоит мне только жениться на его сестре, как меня тут же… – Скилур провел большим пальцем по горлу.
– Сразу заграбастает моих воинов и получит голос на совете. Потом избавится от Араме, знать сразу изберет его своим вождем, и тогда он станет вторым по силе после Акиннаеза.
– А почему бы тебе первым от него не избавиться и не забрать его племя, тогда ты сам станешь вождем? – шепнул ему на ухо Мазсе.
– А, да пустое это все. Там уже все решил Акиннаез или Нессиоти, он давно нашей смерти ищет, как только отец отрекся от него, все мстит нам. Не успокоится, пока всех не перебьет. Ты, наверное, не помнишь, маленький ещё был, – махнул здоровой рукой Скилур.
– Я помню, брат. Помню, как отец умолял Акиннаеза, оставить жизнь Реона, – прервал брата Мазсе.
– Если бы не их давнее товарищество, Акиннаез бы всю нашу семью под нож пустил. А этот лжец, пророк, ха. Брат ещё называется. Разве брат может указать на брата. Он ведь глупенький был, как в детстве умом повредился, так и перестал взрослеть, ему уже восемнадцать было, а он все в лошадки играл и улыбался постоянно. Даже когда ему голову рубили, он думал, что это игра, и улыбался, – с грустью произнес Скилур.
– Я помню, как пропала Кальдия, и как потом привезли её тело, – вновь заговорил Мазсе.
– В тот день Акиннаез поцеловал руку Нессиоти и просил указать на убийцу, изнасиловавшего его дочь. Тот закатил глаза, что-то пробормотал. За руку лично отвел царя к Реону. И своим бледным тоненьким пальчиком указал на брата, играющего в речном песке. Отец тогда седым стал. Хах, а как он радовался, когда Нессиоти начал будущее видеть, – усмехнулся Скилур, – теперь Акиннаез будет делать все, как мы ему скажем, думал тогда отец.
– Ну и вот результат. Акиннаез забрал Нессиоти к себе и сделал правой рукой вместо отца. А отец чуть рассудка не лишился, когда голову Реона увидел, – продолжал рассказывать Скилур.
– Он был таким красивым, таким шустрым. Отец любил его больше всех нас, вместе взятых. Даже когда он умом повредился, он все равно с ним играл постоянно, разговаривать пытался. Хотя все ему говорили, что нужно было избавить мальчика от такой жизни.
– Смерть не обманешь, – задумчиво произнес Мазсе, – если тебе суждено умереть, ты что не делай, все равно погибнешь.
– Что? Где ты такого нахватался? – скорчил лицо в непонимании Скилур.
– Это так мне мой раб сказал.
– Раб? Ты разговаривал с рабом? Они лишь товар, инструмент, так что брось эту привычку говорить с вещами, а тем более слушать их. Чуть замешкаешься, и он воткнет тебе нож под ребро.
– А, ещё чуть не забыл, главное, для чего Всадник их создал, это удовлетворять мою похоть, – взгляд Скилура остановился на одной рыжеволосой рабыне.
– А теперь прости мне мое отсутствие, но нужно отдать свой долг Всаднику за его великодушие, – отрыгнув, сказал Скилур и похромал в сторону примеченной им девушки.
– Я вижу, как тебе все это неприятно, – вмешался Партатуя, – но поверь мне, я прошел сотни битв, если не тысячи. А сколько народу я поубивал. Когда-то я, как и ты, смотрел на это с неким страхом. Представлял, что я сам могу оказать среди этих рабов.
– И что изменилось?
– Ничего. Мир такой, каким его сотворил Всадник. Упивайся до беспамятства, совокупляйся с женщинами и радуйся, что Всадник ещё не призвал тебя к себе, – Партатуя протянул кубок с вином Мазсе.
– Пей! И отдай дань уважения Всаднику, именно так он повелел нам восхвалять его. Так что, мальчик, не гневи его, пей, – вновь вытянул кубок Партатуя.
– Мазсе испугавшись на мгновение гнева Всадника, залпом выпил врученный ему кубок.
– Хех, ты смотри, даже не поморщился, – проведя по своей бороде рукой, с улыбкой произнес старик.
Внезапно все в зале стихли, вошли несколько вооруженных всадников. Воины, наслаждавшиеся любовными утехами у стен тронного зала, спешно натягивали штаны и возвращались на свои места. Только успел Скилур приземлиться на свою подушку, как вслед за стражей в тронный зал вошел Акиннаез. В расшитом золотом кафтане, в остроносых ботинках из красной кожи. На голове у него был надет золотой обруч, украшенный россыпью сапфиров и с большим изумрудом посередине.
Вожди встали, чтобы поприветствовать своего царя. Акиннаез раскинул руки и, расплывшись в довольной улыбке, движением кистей, попросил всех сесть. Мазсе заметил, что у царя не хватает передних зубов на верхней челюсти, а на нижней и вовсе остался только один зуб посередине и то уже почерневший. Некогда темные волосы, уже вовсю седели. Борода была аккуратно подстрижена. Да и внешне царь больше походил на выходца из Восточных королевств, нежели на сератая. Вымытый, с уложенными волосами, даже на одежде его не было ни единой мятой складки.
За ним, словно тень, вошел Нессиоти, казалось, его никто и не заметил, никто, кроме Мазсе и его братьев. С волосами черными как смоль, сам предсказатель был бледен словно снег. Он был в черном халате, расшитым серыми узорами, тянувшимися от пояса до запястий. Нессиоти, сутулившись, проследовал за царем до трона и сел по правую руку от него. Скрестив ноги, он выпрямился и расправил плечи. Ростом он был даже выше, чем Араме, но весь высохший. Казалось, что кожа просто обтягивает его кости. Костлявыми длинными пальцами он упирался в свои колени и надменно осматривал окружающих, будто высматривая предателей. Мазсе обратил внимание на то, что брат всячески не хочет встречаться взглядом с ним или с братьями. Хотя они сидели практически друг напротив друга. Нессиоти смотрел куда угодно, только не на свою семью.
– Ты посмотри, сидит, как ни в чем не бывало, и даже не посмотрит на свою родню, – сплюнув, обратился к Араме Скилур.
– Приветствую вас, воины мои! – подняв наполненный до краев кубок, обратился к вождям Акиннаез.
– Поздравляю вас с этой великой победой. С сегодняшнего дня нашего самого злейшего врага, королевства Антерол, не существует. Города разрушены, села сожжены, а люди обращены в рабство. Этот день надолго останется в мировых хрониках, как одна из величайших побед сератаев, – царь принялся пить вино из кубка.
К нему присоединились остальные вожди и знатные всадники, в том числе и Мазсе.
– Отдельную благодарность хочу объявить новому вождю племени, безвременно покинувшего нас Теорека, его сыну Араме!
Араме поднялся и выпил вместе с Акиннаезом.
– Если бы не его успешный прорыв, не праздновать нам сегодня победы.
– Слава Араме, слава Акиннаезу, – раздались крики вождей.
Акиннаез поднял руку, заставив всех смолкнуть.
– В награду я дарую тебе тысячу рабов из моих личных владений!
– Арха! Да здравствует Акиннаез, слава Араме, – вновь раздались крики.
– Мой царь, позвольте, представлю Вам того, без кого наш прорыв был бы не столь успешным, – Араме жестом пригласил Мазсе подняться.
– Младший сын Теорека, мой брат – Мазсе, – указывая на брата, произнес Араме.
– Приветствую Вас, великий царь, – поднявшись, сказал Мазсе.
Акиннаез кивнул в знак одобрения.
– Ты похож на отца. Густые брови, зеленые глаза, даже подбородок как у Теорека. Я горжусь тем, что рос вместе с твоим отцом.
– Великий царь, в бою он убил больше сорока солдат противника, – вмешался Скилур.
– Хотя это была его первая битва, – с улыбкой добавил Араме.
– Может быть, перед нами сейчас стоит сам Великий Всадник? – рассмеялся Акиннаез.
Зал подхватил его хохот.
– Я лишь верный воин в Вашей великой орде, мой царь, – подняв кубок, ответил Мазсе.
– Так выпьем же за это! За верных воинов! И за величие орды! – произнес Акиннаез.
Ответ мальчика пришелся царю по душе, и он пожелал ему дальнейших успехов на военном поприще, множества богатств и не меньшего количества выпивки и женщин.
– А теперь пейте, веселитесь, празднуйте! – повелел царь.
Все кинулись наполнять кубки, есть, кто-то захотел плотских утех. По всему залу вновь поднялся шум, смех, пьяные выкрики, все слилось в один оглушительный гул.
– Сейчас или никогда, другого момента не будет, – подумал Мазсе.
– Великий царь! – выкрикнув, поднялся мальчик.
Тут же стих гул, все замерли и, обернувшись, пристально смотрели на него. Ему стало крайне неуютно, и он чувствовал, как сотни глаз сверлят его пристальными взглядами.
– Я слушаю тебя, Мазсе сын Теорека, – с улыбкой произнес Акиннаез, обнажив свои десны.
– Отдайте мне Антерол во владение, – чуть ли не писклявым голосом произнес мальчик.
– Что? – не разобрав слов, переспросил Акиннаез.
Араме чуть не поперхнулся куском курицы, Скилур выплюнул вино и выпучил глаза, здоровой рукой он потянул паренька к себе со словами:
– Ты что вытворяешь? Умом повредился?
– Мой царь, я прошу Вас отдать мне Антерол в личное владение, – уверенно произнес Мазсе.
Акиннаез гневно взглянул на паренька, резко вскочил со своего трона. В зале повисла мертвая тишина. Араме затаил дыхание, на его руки напала трясучка. Скилур выронил кубок и разлил свое вино, и лишь на лице мрачного Нессиоти засверкала легкая улыбка.
– Ха-ха-ха. А-ха-ха-ха, – рассмеялся Акиннаез.
– Ха-ха-ха, – подхватил весь зал.
– Ха, ха, – даже Араме позволил себе улыбнуться, его сердцебиение постепенно возвращалось к прежнему ритму.
– А ты знаешь, как поднять всем настроение, – погрозив пальцем, сказал Акиннаез и упал обратно на свой трон.
Только Скилур вытер выступивший пот со своего лба, как Мазсе снова принялся за свое.
– Великий царь, это была отнюдь не шутка, в память о моем отце, я прошу у Вас Антерол.
– Хах, ха, – раздались в зале одиночные крики, которые быстро стихли, так как большинство вождей теперь пристально смотрели на своего царя и ждали, как поведет себя он теперь.
– Скажи мне мальчик, сколько мужей ты видишь за этим столом, – серьезным голосом произнес Акиннаез.
Скилур схватился за голову. Араме в попытке спасти жизнь брату встал и начал говорить.
– Великий царь, наш младший брат слишком много выпил.
– Сядь! – сказал Акиннаез, показав ему свою ладонь, как знак того, чтобы он замолчал.
– Так сколько здесь, по-твоему, мужей? – не успокаивался Акиннаез.
Мазсе молчал, а Араме, упав на подушки, принялся жадно проглатывать вино.
– Сто сорок семь знатных всадников моей орды, включая тебя. А знаешь, почему никто из них не осмеливается просить у меня даже малейшей деревушки в этом королевстве, не то, что уж столицу?
Мазсе снова молчал, он чувствовал себя маленьким ребенком, который набедокурил и теперь должен был выслушать нравоучение в свой адрес.
– Завтра, послезавтра я уведу войска из столицы назад в степь, и как только я сделаю это, сюда ринутся войска соседних с Антеролом королевств. Это лакомый кусочек не только для тебя и для всех всадников, но и для наших врагов.
– Мой царь, – собирался объясниться Мазсе.
– Молчи, – прервал его Акиннаез, – я объясню тебе все последствия, а то ты в силу своей юности и глупости этого не понимаешь.
– Ты думаешь, я просто взял, собрал столь огромную орду и просто захотел завоевать это царство? Ты очень наглый, что осмелился даже заговорить со мной, этим ты не пошел в своего отца. Жаль, что он не научил тебя перед смертью смирению. Твой отец хорошо знал, где его место. Эта война планировалась годами, у меня договор с королями соседних царств. Ты думаешь, восточные короли смотрели бы, как я опустошаю их края и порабощаю их соплеменников, если им самим было бы это не выгодно?
Мазсе молчал.
– Каждый король на востоке мечтает присоединить себе земли Антерола. Они захватят их, расселят тут своих жителей, вспашут поля, разведут скот, отстроят города, сделают их ещё богаче. А знаешь, что будем в этот момент делать мы, я, твои братья и остальные сератаи? Мы продадим рабов, проживем безбедно, как минимум лет пять, на награбленное нами в этом королевстве. А потом организуем новый набег, и вновь обогатимся, и снова уведем в рабство жителей востока. Сила сератаев в степи, мальчик. Сражение в чистом поле, вот где наша сила, а не в обороне груды камней.
– А знаешь, чтобы делал все эти пять лет ты, будь у тебя этот замок?
Мазсе вновь не знал, что ответить и просто мотнул головой.
– В земле лежал, тебя даже не сожгли бы, оставили гнить в какой-нибудь канаве.
– Ты понял меня, Мазсе сын Теорека? – вытянувшись вперед, спросил его Акиннаез.
– Да, мой царь, – сжав губы, произнес подавленным голосом Мазсе.
– А теперь сядь, выпей вина, возьми какую-нибудь рабыню и выкинь из головы эти мысли. Араме!
Уже опьяневший, старший брат поднял стеклянные глаза на царя в ожидании приговора.
– Воспитывай брата! – мотнув в сторону мальчика головой, сказал Акиннаез, – а то он совсем дисциплины не знает.
– Да, мой царь, – испуганно произнес Араме.
Ещё около часа все пили и веселились, будто бы забыв о выходке Мазсе. Араме и Скилур провели это время молча.
Когда празднование подошло к концу, и Акиннаез попросил всех уйти, Араме первым выскочил из дверей дворца, утаскивая за локоть младшего брата.
– Тебе что жить надоело? Не нашел смерти в бою, так решил тут голову сложить? Нессиоти и так смерти нашей добивается. А если бы он шепнул царю убить тебя за такую наглость? – ругался Араме.
– Потребовать Антерол. Это же надо было придумать, – держался за голову Скилур.
– Мне нужен этот город, – твердо сказал Мазсе.
Араме вскипел, щеки его загорелись красными огнями. Он замахнулся и тыльной стороной ладони изо всех сил ударил мальчика по лицу. Его челюсть свело от столь сильного удара, и Мазсе растянулся на ступенях дворца.
– Завтра мы уезжаем, не попадайся на глаза Акиннаезу, – сказал Араме, садясь на коня.
Братья уже ускакали, а Мазсе все продолжал лежать на ступенях, сплевывая кровь. Когда рот Мазсе начал нормально закрываться, он отправился в единственное место, в котором он сейчас хотел быть, в свой захваченный храм. К щекам подступали слезы от нанесенной братом обиды, и чем чаще он вспоминал слова Араме, тем сильнее ярость обжигала его глаза, и тем тяжелее ему было сдерживаться.
И когда обида стала столь невыносимой, что слезы вот-вот вырвались бы на свободу, мальчик прискакал к своему белому, величественному, но разграбленному храму.
– Мой господин, как прошел прием? – с такими словами встретил монах своего повелителя.
– Отстань, Эдвин, – Мазсе промчался мимо серого силуэта монаха, как можно быстрее, чтобы ни в коем случае не расплакаться перед ним.
Добежав до одной из келий в западном куполе храма, мальчик заперся и, уткнувшись лицом в соломенную подушку, принялся всхлипывать. Он проплакал почти всю ночь, прокручивая в голове события вечера все снова и снова, он вспоминал слова Акиннаеза, удар брата. Но, в конце концов, он заснул.
Во сне он был в Аббие, в своем детстве. Босиком он бежал по песчаным улицам города, оббегая людей, проскальзывая между лошадьми. Через поле высокой травы он прибежал в лес. Ветки трещали и ломались у него под ногами, сухие иголки впивались в голые стопы, но мальчик не обращал на это внимание.
– Нессиоти! – неожиданно для себя закричал Мазсе.
Худощавый подросток сидел высоко на дереве, крутил перед глазом какие-то палочки и смотрел на небо.
– Можно мне к тебе? – снова произнес Мазсе, каким-то детским нежным голосом.
– Иди домой! Хватит за мной таскаться! – закричал Нессиоти.
– Я хочу посмотреть, что ты там делаешь, – сказал Мазсе и начал карабкаться вверх по дереву.
Добравшись до брата, он начал крутиться на узких ветках, на которых сидел и без того стесненный Нессиоти.
– Это что такое? – спросил Мазсе, указывая на палочки с прорезями, которые Нессиоти прикладывал к глазу. А, дай посмотрю.
– Отстань, не мешай, сломаешь, – кричал Нессиоти, выглядывая из-за метавшегося с ветки на ветку брата.
– Отстань, я сказал! – вспылил Нессиоти и оттолкнул брата ногой.
Раздался хруст, Мазсе и понять не успел, как он уже ударился о другую ветку, которая также не выдержала его веса, а он все продолжал лететь, пока не оказался на земле, голова его гудела, во рту отчётливо чувствовался привкус крови. Мальчик лишь крутил глазками из стороны в сторону, пытался что-то сказать, но так и не смог. Последнее, что он увидел, было испуганное выражение лица Нессиоти, смотревшего на него с высоты.
– Реон! – закричал Нессиоти, протягивая к нему руку.
– Реон! – крича, вскочил с кровати Нессиоти.
– Реон, – повторил он уже шепотом.
Глава 5
Мазсе спешил во дворец, пока не поздно, пока есть ещё шанс. Главное – не нарваться на братьев, тогда все пропало, и он снова вернется в Аббий, где его возлюбленная уже выйдет замуж за какого-то престарелого всадника.
Каждый раз, когда он думал об этом, ему хотелось вызвать его на поединок. Сразиться с ним подобно тому, как он уже сражался за своего раба.
– Но она ясно дала понять, что ей нужен каменный город. И у неё будет целый замок, а у меня будет она, – крутилось в голове у мальчика.
– Стой, парень. Ты куда? – подхватив под уздцы лошадь Мазсе, спросил стражник с длинным копьем, охранявший дворцовую площадь.
– Мне нужно срочно поговорить с Нессиоти. Скажи, что его младший брат хочет увидеться с ним.
Стражник, скорчил безразличный вид, дав ему понять, что он никуда не двинется. Мазсе засунул в карман руку и нащупал золотой перстень с топазом. Он бросил его стражнику.
– Это за твои труды, воин.
– Жди здесь, – с довольной ухмылкой произнес сератай.
Нессиоти, очень удивился, узнав, кто его ожидает. Ему стало любопытно послушать своего младшего брата, и он повелел привести его.
– Пошли, – сказал стражник, махая рукой мальчишке.
Мазсе спрыгнул с лошади и направился во дворец вслед за ним. Дойдя до тронного зала, они повернули налево и по лестнице поднялись на второй этаж. Там в самой дальней комнате обосновался Нессиоти.
Мазсе трижды постучал в дубовую дверь.
– Заходи, – услышал он в ответ.
Первое, на что обратил внимание Мазсе – это запах. Какие-то травы тлели на обеденном столе, а Нессиоти что-то переливал из одной емкости в другую.
– Здравствуй, брат, – начал разговор младший брат.
– Я знаю, зачем ты пришел. Мне было видение. Я видел, как ты захлебываешься в своей крови, Мазсе, – холодно ответил Нессиоти, не отрываясь от своего занятия.
– Я тоже видел тебя сегодня, брат, во сне, – неторопливо произнес Мазсе.
Нессиоти отложил свои стаканы с жидкостью, вздохнул и спросил:
– Что ты от меня-то хочешь?
– Ты имеешь огромное влияние на Акиннаеза. Помоги мне, скажи ему отдать мне город, скажи, что иначе он навлечет на себя проклятие, и бесконечные войны поразят сератайские степи.
– Ты думаешь, я сам придумываю свои видения? Их показывают мне древние боги, и те, чьи души освещают тьму, которой покрыт наш мир.
– Я часто думал над тем, почему ты указал на Реона в тот вечер, – подойдя к занавешенному окну, произнес Мазсе.
– Реон хоть и не понимал, что делал, но был виновен в своем преступлении, а значит, должен был понести наказание, – холодно ответил Нессиоти.
– Возможно, – продолжая смотреть в окно, ответил Мазсе, – он умер уже так давно, зачем ты нас-то хочешь извести?
– Ты льстишь себе. Мне нет до тебя дела, Мазсе.
– Знаешь, иногда мне снятся сны, такие, что я путаю их с реальностью, иногда я будто бы покидаю своё тело и смотрю на мир глазами других людей.
Нессиоти приподнял бровь и недоверчиво посмотрел сверху вниз на маленького брата.
– Ты знаешь, что до встречи с нашим отцом Террея была знахаркой? – спросил Нессиоти, сложив руки на груди.
– И что с того? – мотнул головой Мазсе.
– Она вылечила его раны, а он в благодарность взял её в жены, но запретил заниматься колдовством. Так как боялся расправы над ней своих соплеменников. Они любили друг друга, но для нашей матери их брак был подобен тюрьме. Что ж теперь, после смерти отца, она, наконец-то, сможет вдохнуть полной грудью. Ведь никто из вас, никогда толком не разговаривал с ней. Даже наши сестры предпочитали компанию лошадей её обществу. А я, наоборот, с удовольствием слушал ее рассказы о старых богах и о предназначении сератаев, ведь только она меня понимала. Она обучила меня читать звезды и видеть в них предзнаменования, научила меня слушать древних богов, тех, что были задолго до Великого Всадника. И, да, с того момента, как я спас войско Акиннаеза от гибели своим предсказанием, он скорее отрежет себе руку, чем ослушается меня. Но я не всесилен, и не могу слепо навязать ему свою волю, нужно обоснование твоей затеи.
В сердце Мазсе зародилась надежда.
– Не думай, что я дал согласие, я лишь объясняю тебе, как бессмысленна твоя просьба.
– Из того, что я слышал, я понял, ты унаследовал волшебство нашей матери. Если это можно назвать волшебством, – будто не заметив, последней реплики, продолжил диалог Мазсе.
– Довольно на сегодня. Уходи, Мазсе.
– Ты не виновен в том, что случилось с Реоном, но ты повинен в его смерти. Я знаю, ты сделал это из-за своего страха перед гневом отца.
– Ч-что? – нессиоти стал бледнее прежнего.
– Ты боялся, что Реон все расскажет отцу о том дне.
– Убирайся, – гневно произнес Нессиоти, – или одно слово и Акиннаез повесит тебя.
– Тогда братья точно прирежут тебя, или перед казнью я скажу им, что видел, и смерти тебе снова не миновать. Сможешь ли ты предвидеть свою кончину? – с ехидной улыбкой произнес Мазсе прямо в лицо брату.
– Хах, ты получишь свой город, – махнув рукой, произнес Нессиоти.
– Я знал, что могу рассчитывать на твою помощь, брат, – Мазсе развернулся и уже выходил, как Нессиоти окликнул его.
– Здесь ты встретишь только свою смерть.
– Но тебе ведь именно это и нужно, – ответил Мазсе.
На выходе из дворца его уже ждал Скилур.
– Надеюсь, ты не у царя был?
– Нет, но что-то мне подсказывает, что в степи вы вернетесь без меня.
– Ох, и дурень. Ты что наделал?
– Ничего. Давай найдем Араме.
Но Араме вскоре сам их нашел, прискакав на коне, он гневно посмотрел на Мазсе.
– Акиннаез вызывает нас обоих. Скилур, позаботься о нашем племени, скажи матери, что я люблю её, – удрученно произнес Араме.
– Не говори так. Все образуется, он не может тебя убить из-за одной его выходки.
– Вот и узнаем это.
Братья не успели далеко отъехать от дворца, теперь им пришлось вернуться. Их тут же провели в тронный зал к Акиннаезу.
– Приветствую тебя, великий царь, – поклонился Араме.
– Оставь это, – раздраженно произнес Акиннаез.
– Мальчик, обдумав, твою просьбу я решил согласиться на неё, – обратился он к Мазсе.
– Благодарю Вас, великий царь.
– Подожди. Я не дам тебе ни войск, ни рабов, ни денег. Ты здесь сам по себе, все люди, которых ты уговоришь идти за тобой, пусть уходят. Но знай, здесь ты будешь не как сератайский всадник, а как мародер и разбойник. Я разошлю гонцов во все королевства на востоке и объявлю, что ты действуешь не от моего имени. Тебе понятно?
– Да, мой царь, – немного раздосадовано произнес Мазсе.
И только сейчас он понял, насколько безнадежно его положение. Что без войск и рабов, город лишь груда камня. Любой маломальский отряд сможет захватить его.
– Поздравляю, теперь ты правитель Антерола, – ну и что делать будешь? – спросил Араме на выходе из дворца.
– Я не знаю. Искать себе воинов, наверно, – неуверенно произнес мальчик.
– Я тебя избавлю от ненужной траты времени. За тобой никто не пойдет, даже если ты предложишь каждому по сундуку золотых монет. Потому что мертвым золото ни к чему. Ладно, давай вернемся к Скилуру. Пусть он порадуется твоему вознаграждению.
– Ох, нет. Ты серьезно? – мотая головой, воскликнул Скилур, узнав о новоприобретенной собственности Мазсе.
– Братья, помогите мне защитить этот город. Без вас я не справлюсь. Подумайте только, мы сами будем, как цари, у нас будет целое королевство, – пытался убедить братьев Мазсе.
– Королевство чего? Сожженных полей, да разграбленных деревень, – ответил Араме.
– Акиннаез тебе недаром сказал, что земли эти лакомый кусок для восточных соседей, тем более теперь, когда Антерол пал, а орда уходит, – добавил Скилур.
– Ты уверен, что останешься? Хотя, теперь у тебя и выбора нет. Как я матери в глаза смотреть буду? Все, что я могу для тебя сделать, отдать половину своих рабов. О войсках проси знать сам, – выпалил Араме.
По приказу своего вождя вся знать собралась в его доме в Антероле. В тесном помещении было девять военачальников, и все пристально смотрели на Мазсе, когда он объяснял им ситуацию.
– Есть среди вас смельчаки, которые не побоятся сразиться против восточных армий и защитить Антерол, а его королевство сделать частью земель сератайских? – закончил свою речь Мазсе.
Знать переглянулась и уставилась на Араме, ожидая его распоряжений.
– Мазсе действует с дозволения Акиннаеза, но без его милости. Поэтому решать только вам, всадники.
Мальчик с тревогой наблюдал, как один за другим знатные всадники начали покидать дом Араме.
– Я пойду за тобой! – воскликнул Партатуя.
Глаза мальчика засверкали надеждой.
– Мне уже за семьдесят. Все равно умирать скоро, так лучше я встречу смерть в славной схватке. И так я уплачу тебе свой долг.
– Может быть, не все ещё потеряно, – подумал Мазсе.
Но больше никто не откликнулся на его призыв. Как только последний воин вышел, и в зале остались только Мазсе, Партатуя и Араме. Араме подошел к тяжело вздыхающему брату, положил руку ему на плечо и сказал:
– Продержись до весны, я попробую уговорить Акиннаеза, вернуться тебе на помощь.
– Кого я обманываю, брат? Я ведь обречен? – с жалобным взглядом обратился к Араме мальчик.
– Ты сам этого захотел, – похлопал его по плечу старший брат и вышел вслед за своими воинами.
– Что делать-то будем, вождь? – раскачиваясь на плетеном кресле, спросил Партатуя.
– А что твои всадники? Они пойдут за мной? – спросил Мазсе.
– За тобой? Нет. Но они пойдут за мной и сделают все, что я им прикажу. Пока я жив, они будут исполнять твои приказы, мальчик. Как только меня не станет, они разбегутся в степи, а то и вовсе тебя прирежут. Единственный способ заставить их за тебя сражаться – это золото. А единственный способ заставить их беспрекословно повиноваться тебе – это показать свою силу. Заставь их бояться тебя больше, чем вражеских орд, тогда они будут уважать тебя, тогда они пойдут за тобой хоть на край света. Запомни, мальчик, это твой единственный шанс выжить в случае моей смерти.
Мазсе нахмурил брови и тяжело вздохнул.
– Еды в замке хватит на две зимы, если считать, что придется кормить и рабов. Так что сможем держать осаду некоторое время. И, кто знает, может Великий Всадник сжалиться над нами, и Акиннаез пришлет войско нам на помощь. Ладно, оставлю тебя подумать, я пока сообщу войскам, что им теперь принадлежит столь великое чудо – разграбленный и сожженный Антерол, – сказал Партатуя и вознес руки вверх к потолку.
Не успел, старик выйти, как в комнату ворвался Скилур.
– Радуйся брат, я нашел для тебя ещё четыре сотни воинов, – сверкая глазами, произнес Он.
– Как? Где? – округлив глаза от неожиданного известия, принялся расспрашивать Мазсе.
Скилур ухватил рукой Партатую за плечо, не давая ему уйти.
– Араме сказал, что ты вызвался помочь нашему брату.
– Я его должник, а другой возможности отплатить ему мне может и не представится. Не хочу, чтобы Великий упрекал меня этим.
– Я отправился к своему шурину Марсагету. И после долгого разговора мне удалось убедить его дать тебе воинов, как приданое за сестру, – возобновил свой рассказ Скилур.
– Но я боялся, что воины не пойдут за тобой. Но теперь, когда Партатуя тебя поддержал, я вздохнул с облегчением. Старый друг, ты был наставником нашему отцу и нам с братьями, так позаботься и о нашем безумном младшем брате, не дай ему погибнуть раньше, чем мы вернемся, – обратился к Партатуе Скилур.
Партатуя ухмыльнулся и молча кивнул.
– Ещё я хочу, чтобы ты отправился к Марсагету, и принял командование над людьми, которых он тебе передаст.
– Слышишь, мальчик, у тебя будет почти восемь сотен воинов и около тысячи рабов. Может быть, будет у нас шанс дожить хотя бы до весны за этими стенами.
Мазсе думал сейчас не о своей жизни или жизнях последовавших за ним воинов, а о том, чтобы ему снова довелось встретить свою возлюбленную, чтобы она не успела ещё выйти замуж. И чтобы она увидела каменный город. Он сделал это, сделал ради неё.
К вечеру войска Акиннаеза уже покидали город, вывозя оставшиеся ценности. Братья, простившись с Мазсе, тоже отправились назад в степи. Партатуя расставил стражников на стены и отправил несколько разведывательных отрядов к границам соседних королевств, чтобы узнать, когда им ожидать нападения. Рабов они с Мазсе решили закрыть в темницы, до тех пор, пока последний воин орды не покинет Антерол. Сам Мазсе направился в свой новый дом, место, по необъяснимым причинам притягивающее его. Храм, сложенный из белого камня. Было в нем что-то, помимо красоты и величия, что-то необъяснимое, что-то поистине божественное.
– Эдвин! – начал звать своего раба Мазсе, войдя в центральный павильон.
– Вы звали меня, господин, – произнес монах, оказавшийся за спиной у мальчика. В руке у него была охапка книг.
– Теперь это мой город, Эдвин, – Мазсе схватил престарелого монаха, который был чуть выше него ростом, за плечи и принялся трясти.
– Я поздравляю Вас, господин. Но что вы теперь будете делать?
– Если честно, я не знаю. В осаде мы продержимся разве что год. И, прямо скажем, надежды на то, что Акиннаез изменит свое решение и возвратит орду в Антерол, объявит эти земли собственностью сератаев, начнет кровопролитную войну с Живым городом за право владения, а после всего этого, утвердит Антерол за мной, нет. Я надеялся, что ты подскажешь мне какой-нибудь выход из этой ситуации. Ты умнейший человек, которого я когда-либо встречал. К тому же это твой родной город, ты знаешь его и его жителей. Помоги мне удержать этот город, и обещаю тебе, ты ни в чем не будешь нуждаться.
– Думаю, я смогу Вам помочь, – улыбнувшись, произнес монах.
– Как?
– Всему свое время, мой господин. В первую очередь запомните, что государство – это не груда камней и золота. Это люди. Без людей ни одно государство не сможет существовать.
– Что может знать монах о государстве? – надменно спросил Мазсе.
– Скажите мне, господин, чем были сератаи до того, как Акиннаез объединил все разрозненные племена?
Мазсе промолчал и позволил монаху договорить свою мысль.
– Ничем, каждое племя сражалось друг с другом, отбирая у самих же себя земли и людей, и только изредка они осмеливались нападать на границы нашего королевства.
– Однако, где твоё королевство сейчас? Теперь оно часть сератайских владений.
– Вся ваша сила держится на власти Акиннаеза. Как только он умрет, сератайская орда распадется. Любая империя, которая держится на власти и силе лишь одного человека обречена на крах.
– Здесь ты ошибаешься, монах. После смерти Акиннаеза будет созван совет вождей и знатных всадников, где изберут нового царя подобно тому, как племя избирает себе нового вождя.
– Не сочтите за наглость, но, когда Акиннаез умрет, между вождями начнется война, и война эта утопит все сератайские племена в крови. А знаете, чем были Восточные королевства до воцарения Акиннаеза? Величайшей силой, державшей в страхе весь известный мир. А знаете, чем они будут после смерти вашего царя? Величайшей силой, которая раз и навсегда уничтожит все сератайские племена, – не дожидаясь ответа, сказал монах.
– Лжешь! – вскипел Мазсе.
– Не гневайся, мой господин. Я лишь правду тебе говорю, как и всегда.
– Не будет такого, сейчас ты ошибаешься. Восточные королевства малочисленны, и каждый король может выставить на поле не больше двадцати тысяч воинов, когда орда Акиннаеза в два раза больше любого восточного войска.
– Господин, рано или поздно все Восточные королевства объединятся, и объединит их, как и прежде она это делала, вера.
– Вера?
– Да. Вот высшая сила и власть, внушающая трепет даже в самых сильнейших правителей. И в отличие от каждого из королей, её невозможно убить. Бог существует, пока живы люди верующие в него.
– Вот поэтому я знаю о государстве, гораздо больше, чем любой из королей, царей или вождей. Я знаю людей и знаю, что им нужно.
Мазсе молча уставился на старика, не скрывая своего удивления от хитрости монаха.
– Сделайте меня вновь свободным человеком, и я скажу Вам то, что нужно людям, то, что поможет Вам, не только удержать этот город, но и править всем королевством.
Мазсе понял, что чувствовал Акиннаез, когда он осмелился просить у него Антерол. Неслыханная наглость.
– Ты свободен, – произнес Мазсе.
– Благодарю Вас, мудрейший правитель, – сказал монах, развернулся и начал уходить от мальчика.
– Стой. Ты что обманул меня? – закричал ему вслед Мазсе, – что нужно людям? Деньги? Власть? Что? Как мне удержать город?
– Всем людям нужно то, что я уже дал Вам, милорд, – уходя, проговорил монах.
– Что ты дал мне? – Мазсе посмотрел на руки, обыскал карманы, но ничего не нашел.
– Надежда, милорд. Я дал Вам надежду, – сказал, обернувшись, монах.
– Асприд, – почти шепотом повторил Мазсе.
Глава 6
Всю ночь лил дождь, а утром было так холодно, что пар шел изо рта при разговоре. Мазсе стоял на ступенях, ведущих во дворец, осматривая дворцовую площадь, постепенно заполняющуюся людьми. Он зевал, а глаза слипались. Почти до самого утра Эдвин учил Мазсе писать и читать на сератайском языке. Мальчик схватывал все очень быстро, он уже выучил около сотни слов и мог писать простые предложения и фразы.
Зевнув ещё раз, Мазсе встряхнулся, пытаясь прогнать остатки сна. Он завернулся в полушубок, ожидая, пока воины выведут всех рабов.
Люди шли медленно и неохотно, половина была босая, а одеждой им служил лишь дырявый мешок. Все выходили, ожидая казни или новых издевательств. Тех, кто упирался и не хотел вылизать из тюремной камеры, цепляясь за проржавевшие прутья, волокли за ноги.
– Скажи, чтобы они прекратили это, – обратился к Партатуе Мазсе.
Партатуя накричал на всадника и приказал поднять раба на ноги. Постепенно толпа людей становилась все больше. Рабы переминались с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть, расплескивая лужи, покрытые тонкой ледяной коркой. Матери обнимали и прижимали к себе детей, чтобы те не начали плакать, а тех, что поменьше, держали на руках.
– Это все, что есть, – повернувшись к Мазсе, произнес Партатуя.
– Скажешь, что ты задумал?
– Сейчас ты сам все увидишь, – загадочно произнес Мазсе.
– Эдвин, помоги мне с переводом, – не успел Мазсе закончить фразу, как старый монах вырос у него за спиной.
– Говорите, Милорд, – склонив голову, произнес Монах. Старик был одет все в тот же серый балахон. Чтобы не мерзли руки, он запустил их в рукава и сложил у живота.
– Жители королевства Антерол! – начал свою речь Мазсе.
Монах подхватывал каждое его слово и доносил до ушей пленников. Он и Мазсе стояли практически на самой высокой ступени, возвышаясь над всеми. Пленники казались одной большой людской массой, голодные и испуганные, они смотрели на обращавшегося к ним мальчика с осторожностью и непониманием.
– Я, Мазсе сын Теорека. Отныне я правитель великого города Антерол и ваш вождь. Те, кто будут добросовестно трудиться, работать и помогать мне, восстанавливать наш город, будут находиться под моей защитой, никто не посмеет вас тронуть, а кто ослушается, будет наказан, согласно сератайскому обычаю. А те, кто примет меня как вождя своего, станут свободны и будут обладать правами младших всадников, а женщины ничего не боясь, смогут заниматься хозяйством и растить детей, – продолжил свое обращение Мазсе.
Монах перевел каждое слово обеспокоенной толпе. Настало молчание, потом некоторые начали перешептываться и переговариваться вполголоса. Потом все вновь стало тихо. Мазсе ждал какой-то реакции, но её не было.
– Ты все им правильно перевел? – не понимая, спросил Мазсе.
– Да, дайте им время. Они в вас поверят, – обнадеживающе сказал старик.
– Ты уверен, что это хорошая идея, мальчик? В качестве рабов они были бы гораздо покладистей и работали бы лучше, – не скрывая своего недовольства, сказал Партатуя.
Только Мазсе начал отвечать своему наставнику, как из толпы спешно вышел коренастый, чернобровый мужчина. Мощный, голый торс его был покрыт гематомами и кровоподтеками, спина избита кнутом. Черные, кучерявые волосы, словно ковром, покрывали его тело. На ногах были сапоги разных размеров. По виду черной, густой бороды Мазсе решил, что ему не меньше сорока.
Один из лучников, что окружили толпу пленников, натянул тетиву, готовясь выстрелить. Но Мазсе взмахнул рукой, и лучник снял стрелу.
– А жену мне вернешь? Может быть, детей моих из мертвых поднимешь? Думаешь, вышел, сказал пару слов, и тебя сразу королем провозгласили? Как мне твоя свобода поможет вернуть их? Ты всего лишь грабитель и насильник. Скоро сюда придут тысячи рыцарей, и от королевства твоего ничего не останется, – пленник сплюнул в сторону.
– Что он сказал? – обратился к Эдвину Мазсе.
– Сетует на жестокость братии твоей, о тяжелой судьбе жены своей и детей жалуется. Ещё гневен на то, что прошлый король не защитил их, и боится, что тебя постигнет его же учесть.
– Скажи, что прошлых бед я изменить не смогу, но от будущих уберегу, – произнес Мазсе.
– Милорд, позвольте мне самому, объясниться с людьми, ведь об этом Вы меня просили.
Мазсе молча кивнул, предоставив монаху свободу действий.
– Биф, – обратился к истерзанному плетьми широкоплечему пленнику Эдвин.
– Скорблю я о твоей утрате. Паства моя, скорблю вместе с вами. Кара постигла землю нашу. Смерть и ужас охватили дома наши. За грехи господ своих пострадали вы, дети мои.
– Но вас благословил Всевышний. Вам шанс предоставил грехи искупить как свои, так и близких ваших, которых участь ужасная постигла. И обретут они в жизни загробной блаженство вечное. Вас избрал он, как свидетелей могущества своего, как орудие для воли своей. А воля его есть этот воин великий, – закончил речь монах, указав на Мазсе.
– Как же это, отче? – упав на колени, произнес Биф.
– Каждому из вас грехи я отпускал, у каждого из вас исповедь я принимал. Жизнь я свою в жертву служению Богу нашему принес. И волю видеть его научился. В то мгновение, как поругание было совершено над храмом нашим, над обителью Бога нашего упал на колени и взмолился я.
– Неужели, Отче, ты не окажешь защиты детям твоим, неужели ты покинул нас в столь страшный час? Как допустил ты богохульства в храме твоем? – неустанно и гневно спрашивал я у отца нашего.
– И знаете, что он мне ответил? – обратился монах к толпе, внимающей каждое его слово.
– Что же отче? – раздались возгласы из толпы.
– Ничего! Он молчал, – гневно закричал монах, размахивая руками
– Ах, как же это, отче? – раздались более громкие крики в толпе, какая-то женщина даже потеряла сознание, но её вовремя подхватили рядом стоящие мужчины.
– Пока я восклицал и сетовал на бога нашего, братьев моих погубили, храм разграбили, а последнюю ценность, слово его, записанное тысячи лет назад, покусились выкрасть. И в минуту, когда я уже готов был расстаться с жизнью в борьбе за его святое слово, появился он, – Эдвин вновь вознес руки к Мазсе, – он спас меня! Защитил храм Божий, вернул нам слово его. Он поднял руку на соплеменников своих, числом его превосходящих. Не ведая того, он стал оружием в руках божьих, направленным для нашей защиты. И в нем увидел я волю отца нашего. Он есть наш путь к спасению, наш проводник в царствие его, наш король, наш вождь. Господь избавил нас от господ развращенных и алчных, продавших нас иноземцам! Подверг он нас испытанию жестокому и ужасному. Чтобы как фениксы, пройдя через очистительное пламя, мы восстали новыми людьми для новой жизни!
– И я говорю вам, Мазсе сын Теорека, – старик указал рукой на мальчика, – был послан нам Богом, чтобы, как светоч во тьме, вести нас в новой жизни. Путь его будет тяжел и долог. Но если вы, дети мои, поддержите его, поверите в него как в спасителя своего, подобно тому как я верю в отца нашего, он справится! Он спасет души наши!
Священник умолк. И толпа, насчитывающая почти тысячу человек, один за другим падала на колени перед растерянным мальчиком. Восклицая его имя, они кланялись и возносили к нему руки. Просили спасти их души и молили его о защите. Даже разгневанный Биф, рыдал как ребенок. Стоя на коленях в бурой луже, он кланялся Мазсе. А Партатуя, приоткрыв рот от удивления, подолгу зажмуривал глаза, а потом снова открывал, думая, что это ему мерещится.
– Что ты с ними сделал? – обратился к монаху Мазсе, восхищенный увиденным.
– Тоже, что я сделал с Вами. Дал им надежду, – произнес старик, не без удовольствия в голосе.
– Встаньте! – наконец-то произнес Мазсе.
Монах перевел его просьбу, и люди потихоньку начинали подниматься.
– Теперь это и ваш город, не меньше, чем мой! Каждый из вас может выбрать себе незанятый моими воинами дом, и поселиться в нем. Ещё мне нужны кузнецы, плотники и каменщики, или хотя бы те, кто имеет хоть какое-то представление об этих ремеслах. Остальные будут направлены на земельные и лесные работы.
– Милорд, Вы не забыли о моей просьбе? – кашлянув, обратился к Мазсе Эдвин.
– Нет, не забыл. Ты можешь взять себе в послушники кого захочешь. Так будет даже проще. Скажи им, что нужно позвать в город людей, укрывающихся в лесах и других выжавших.
– Дети мои, – вновь обратился к людям Эдвин, – вождю нашему люди нужны разных профессий, каменщики, плотники, кузнецы. Все вы должны прийти в храм ко мне и к послушникам моим. Вас назначат на работы по силам вам и по умениям, также все пришедшие получат в распоряжение дома себе от храма нашего и по велению вождя нашего, – Биф, ты как человек знающих многих добрых людей в городе нашем, тех, кто в лесах спасся, и кто в горы ушел, собери отряд и отправляйся на поиски их, расскажи о чуде спасителя нашего, да приведи паству, нас покинувшую, обратно в дома свои.
– Как скажете отче, всех разыщу и о спасении расскажу, – поднявшись с колен, сказал Биф.
А тем временем Мазсе дал знак воинам вынести на площадь одежду и обувку, чтобы каждый сам себе мог выбрать. Добро все это было вытащено из домов как бедных граждан, так и знатных. Поэтому встречались здесь как дырявые сапоги, так и расшитые мехом кафтаны.
Люди бросились выбирать одежду себе и детей одевать начали, кто пошустрее успевал и по две рубашки надеть и запасные штаны за ворот припрятать.
Пока Мазсе смотрел на некое подобие безумия у подножия ступеней, к Партатуе подбежал один из воинов и что-то ему прошептал. После этого Партатуя подошел к Мазсе.
– Разведчики прискакали. Неплохо бы их выслушать.
– Хорошо, приведи их во дворец, – сказал Мазсе и направился в тронный зал.
Войдя внутрь, Мазсе увидел, насколько опустел зал. Он ожидал увидеть деревянный стол, заполненный яствами, и наложниц, привязанных к колоннам, но вместо этого его ожидали разбросанные медные кубки, разбитые глиняные кувшины и недоеденные, раскисшие фрукты с обглоданными костями. Из-за плохого освещения ему казалось, будто остатки еды движутся. Подойдя поближе, он увидел больше дюжины жирных крыс с хвостами в половину человеческой руки. Увидев приближение человека, крысы бросились в разные стороны. На колоннах позвякивали цепи, в которые были закованы наложницы.
Он подошел к трону, на котором не так давно восседал Акиннаез. Провел рукой по велюровой подушке, сметя слой пыли и крошек. И, упершись руками в изогнутые подлокотники, усадил себя на трон Антерола.
– Подумать только, трон великого восточного короля теперь занимает какой-то сератай, младший сын одного из племенных вождей. Ещё вчера у меня не было ничего кроме Асприд и моего меча. А теперь целое королевство принадлежит мне, – Мазсе самодовольно расплылся на троне, погрузившись в мечты и собственные похвалы.
Но что-то было как-то не так. Мальчик думал, что, получив все это, он будет чувствовать себя окрыленным, но власть, полученная им, лишь добавила чувство страха, ощущение того, что в любой момент он может все потерять. Его размышления грубо прервал Партатуя. Он вошел в Тронный зал, гремя своими блестящими доспехами, напоминающими змеиную чешую.
– Мазсе, это Иданфирс. Он руководил разведывательным отрядом, – сказал Партатуя, смотря на молодого всадника лет двадцати пяти. Одежда из кожи на нем была вся мокрая, по-видимому, всадник скакал всю ночь под дождем. С мокрых прядей русых волос продолжала каплями капать вода.
– Говори, – обратился к разведчику Партатуя.
Воин прищурил свои серые глаза, всматриваясь в молодого вождя, и начал свой доклад:
– Полдня мы скакали без отдыха к границам царств, окружающих Антерол, брали в плен торговцев, охотников и случайных путников, допрашивали, и вот что мы узнали. В Обероле, что на северо-западе, уже стоит пятитысячное войско, ждущее момента, когда сератайская орда возвратится в степи. На востоке, в Гардарии, тоже вовсю идет сбор войск. Вардария и Лоферол в дележе павшего королевства отказались принимать участие. Поэтому с юга угрозы не ожидается. Но даже пятитысячной армии Оберола будет более чем достаточно, чтобы выбить нас из города.
– Что ещё ты узнал? Что творится в Живом городе? – с задумчивым видом спросил Мазсе.
– Неизвестно, призыва на открытую войну не было. О нашем пребывании здесь никто не знает. Торговцы уверены, что вся орда уже уходит из опустошенных земель Антерола.
– Что ж, это нам даже на руку, – потирая подбородок и смотря куда-то под ноги Партатуи, произнес Мазсе.
Старый наставник, пытаясь узнать, что на уме у его вождя, все высматривал что-то у себя под ногами. Заметив реакцию Партатуи, Мазсе резко перевел взгляд на него, потом на разведчика.
– Что по местности? – задал вопрос Мазсе.
Разведчик достал из колчана за спиной свернутый в трубочку лист пожелтевшей бумаги. Стряхнув с него капли воды, он принялся его разворачивать прямо на полу, под ногами у мальчика.
– Это Антерол, – ткнув пальцем в черную точку на карте, сказал разведчик.
– На севере горный хребет, на востоке до реки преимущественно леса, через реку, по словам рыбаков, можно перебраться в двух местах и пересечь границу с Оберолом. Граница с Гардарией не имеет природных препятствий, но крупных вымощенных дорог всего три, и, вероятнее всего, если войска и выдвинуться в нашу сторону, то они пойдут по одной из них.
– От Лоферола мы защищены небольшими горными вершинами. Если они и решат на нас напасть, то войска им придется вести, либо через территорию Гардарии, либо через Вардарию.
– Весь юг королевства – одна сплошная граница с Вардарией. В степи они не пойдут, побоятся навлечь гнев Акиннаеза. Вардарийцы вряд ли отошли после последней войны, и угроза нападения с их стороны незначительна.
– Но, даже если они и отважатся напасть, на юге холмистая местность и много мест, пригодных для засад.
– Распорядись вести постоянное наблюдение за границами и сообщай мне незамедлительно, если восточные короли выдвинут свои войска, – приказал Мазсе.
Разведчик свернул карту и склонил голову в знак согласия. Как только Иданфирс вышел, слово взял Партатуя.
– Мне показалось, или ты действительно что-то задумал?
– Отец однажды мне сказал, что легче поймать ветер, чем догнать сератая в поле. Это наше преимущество, и я собираюсь его использовать.
– Значит, в замке мы сидеть не будем? – с хитрой улыбкой произнес Партатуя.
– Нет.
– И на кого мы пойдем?
– На того, кто первым решится захватить мои земли, – Мазсе ухватился за рукоять сломанного меча, который теперь всегда висел у него на поясе.
– Пусть он теперь будет у тебя, – сказал ему перед отъездом Араме, вручая меч, погубивший их отца.
– Может быть, ты найдешь того, кто сделал это и отомстишь за нашего отца.
Тогда Мазсе ничего не ответил, он даже не думал ни о мести, ни об отце. Но сейчас воспоминания о бледном теле с перевязанным горлом и о рыдающей матери посещали его всё чаще и чаще.
Мазсе оглядел внимательно весь тронный зал.
– Прикажи своим людям, здесь навести порядок. Нужно поставить пару столов и заменить свечи на светильниках. Убрать все отходы и цепи тоже нужно убрать. Только не вздумай привлечь бывших рабов.
– Кстати, о рабах, – перебил его Партатуя.
– Что с ними?
– Многие воины недовольны твоим решением. Своих то я присмирил, но вот воины Марсагета. Мне пришлось убить одного, чтобы другие потеряли на время охоту оспаривать твои решения, но это ненадолго.
– Нам придется здесь провести не одну зиму, и без людей мы не обойдемся. Хотят они того или нет, теперь эти жители такие же сератаи, как ты и я.
– Как скажешь, – с недовольством в голосе произнес Партатуя.
Мазсе не стал обращать на ворчание старого всадника слишком много внимания и отпустил его. А сам ещё раз осмотрел мрачный тронный зал и отправился назад в храм. Сегодня ему предстояло начать читать про Великого Всадника.
Войдя в храм, он увидел людей, одетых в серые одежды, и бегающих в разные стороны, кто-то отмывал полы, кто-то расставлял книги, кто-то просто слонялся без дела. Мазсе подошел к одному из новопосвященных послушников.
– Где Эдвин? – произнес он на сератайском языке и повторил для понимания, – Эдвин!
– Епископ! – радостно воскликнул монах, поняв, что от него хочет Мазсе.
Он указал на восточный павильон, и мальчик молча побрел на поиски своего учителя. Восточный павильон был расписан лазурными тонами, в центре располагались несколько столиков с подушками из красного и синего бархата, на которые Эдвин раскладывал книги.
– Это самые редкие и ценные книги, которые удалось собрать и сохранить служителям этого храма, – не дожидаясь вопроса, произнес Эдвин.
– Ты выполнил, все, что я тебе приказал? – повелительным тоном спросил Мазсе.
– Да, милорд. Мои послушники переписывают людей и назначают их на работы. Завтра же мы начнем квартал за кварталом, район за районом разбирать завалы, убирать пожарища и восстанавливать этот некогда великий город.
– Тогда, может, вернемся к моему обучению? – осторожно спросил Мазсе.
Он и не предполагал, что обучение грамоте так увлечет его. Ему уже не терпелось самому прочесть книгу, а не слушать пересказы от монаха.
– Конечно, – сказал Эдвин, поправляя последнюю книгу.
Они отправились в северный павильон, где старик достал единственную в храме книгу, написанную на сератайском языке. Усевшись за вытесанный из камня стол, Мазсе начал читать с того места, где остановился в прошлый раз.
– И направил Забытый на людей мирных, живших в степи отшельниками, войско конное. Убили они людей числом не считанным и ещё большим взяли в плен. Прошли всю степь на запад до Бескрайнего моря, на север до Непроходимого леса и на юг до выжженных солнцем земель.
– Не осталось людей… – остановился Мазсе.
– Свободных. Не осталось людей свободных, – подсказал ему Монах.
Послушники принесли поднос с едой и два кубка с белым вином. Монах протянул один Мазсе. Тот отмахнулся и вернулся к книге, он жадно вчитывался в каждую строчку. Не отводя глаз от текста, он лишь ел принесенные сушеные фрукты.
– Когда отказался Сератай убивать детей невинных, запретил он и воинам своим делать этого, тогда Забытый гнев свой обрушил на него. Приказав братьям Сератая погубить его. Но, подойдя к крепости, где были заточены люди, и которую занял Сератай с воинами своими, они сложили оружие и присоединились к брату своему.
– Так восстал военачальник конницы Забытого Сератай, а воинов его за предательство стали поругать сератаями.
– Одну за другой захватывал Сератай тюрьмы Забытого, освобождая людей племен иноязычных. Кто-то пополнял войско сератаево, кто-то шел своим путем, ведя собственную войну с Забытым. Но было то начало мятежа великого. И когда числом армия Сератая сравнялась с числом воинов бога – захватчика, вступил Забытый в бой с Сератаем и разбил всю армию его, братьев его убил. А самому Сератаю ноги оторвав, смеялся и гнушался над ним.
– И тогда взмолился Сератай о помощи богам древним, прося сестер и братьев Забытого о помощи. И отозвались боги на молитвы его, увидев волю к жизни его, и страдания за людей своих им понесенные. Наделили его силой… – вновь запнулся Мазсе.
– Богоподобной. Силой богоподобной, – четко проговорил старик.
– И разверзлась земля под ногами у людей, да так, что Сератай с воинами своими остался по одну сторону от бездны, а Забытый по другую.
– Это правда? Что тут написано? – остановившись, спросил Мазсе, – у нас рассказывают другую легенду.
Эдвин пожал плечами. Солнце уже садилось, а глаза его слипались.
– У северян встречается упоминание о вашем «Великом Всаднике» и оно в корне отличается от того, что написано тут. Ну а, правда, что тут написано или нет, мы вряд ли когда-нибудь узнаем наверняка. Может быть, только встретившись с древними богами, можно узнать истину.
Мазсе и сам уже начал зевать. Он закрыл книгу и, попрощавшись с Эдвином, отправился спать в уже полюбившеюся ему келью в западном павильоне. Он уснул практически моментально.
Во сне он крался по лесу, держа в руках свой лук со стрелой наготове.
– Ступай осторожно, смотри под ноги, любая сломанная тобой ветка спугнет зверя, – говорил идущий за спиной отец.
Мазсе хорошо помнил тот день, когда отец взял его на охоту. Тогда он был ростом ещё меньше, чем сейчас. Худенький, даже костлявый мальчик. Это теперь он возмужал, и мышцы на его теле начали делаться рельефными.
– Смотри, – сказал отец, положив свои сильные руки на тощие плечи мальчика.
Впереди в пятидесяти метрах от них дикий вепрь рылом подковыривал корни у дерева.
– Натяни тетиву, – прозвучал холодный и спокойный голос отца.
Мазсе повиновался.
– Теперь задержи дыхание и прицелься, – продолжил отец.
– Запомни, бей туда, где будет твоя цель, а не туда, где она находится сейчас.
Мазсе кивнул.
– А теперь стреляй, – скомандовал отец.
Тетива издала глухой звук, а стрела со свистом пролетела сквозь деревья и вонзилась прямо в ляжку жирному животному. Зверь завизжал, развернулся и побежал в сторону мальчика. В глазах его была смесь страха и ярости. Из-под копыт вырывалась земля, зверь приближался.
– Ну же, доставай ещё стрелу! – приказал отец.
Мазсе запустил руку в колчан на поясе, но он был пуст. Он растерянным взглядом посмотрел на отца, не зная, что ему делать. Принять неминуемую смерть от клыков вепря или же пытаться спастись, взобравшись на дерево.
– Ты что, не взял с собой стрел?! – гневно спросил отец.
Мазсе проснулся, в комнате было душно, вся его спина обливалась потом, на лица тоже выступила испарина. А в голове все звучал голос отца.
– Ты что, не взял с собой стрел?!
Глава 7
Он двигался, не торопясь, держа в руках одну из своих стрел с черным оперением из перьев тетерева. По правую руку от него шел Эдвин. Периодически он нарушал молчание, показывая Мазсе, как ведутся работы по расчищению города, говорил о том, что люди уже вывезли все оставшиеся трупы за стены, где сожгли их.
Всякий раз, когда Эдвин просил его обратить внимание на очередной пустырь, где раньше стоял сгоревший дом, Мазсе нехотя прерывал свои размышления, поворачивал голову и кивал в знак одобрения.
Завидев монаха и Мазсе, люди останавливались и кланялись им, кто-то даже припадал к их ногам, моля о прощении и благословении. Эдвин возносил свою ладонь над головами просящих и говорил, что благословляет их на честный труд.
– Я никогда не видел, что хотя бы один сератай так поклонялся Акиннаезу, как эти крестьяне кланяются тебе, – не без удивления в голосе заметил Мазсе.
– Что же ты им такого сказал тогда на площади?
– Не мне они колени приклоняют, а силе, что древнее и могущественнее, чем все цари, когда-либо существовавшие, – благословив очередного просителя, ответил Эдвин.
– А сила эта верой называется, – произнес мальчик.
– А Вы быстро учитесь, милорд.
Мазсе на секунду призадумался, но ничего не ответил на это. Наконец-то, они достигли городского квартала, где располагались кузни и литейные. Здесь бегало два десятка людей, расставляя инвентарь, отмывая утварь. Кто-то привез в деревянной тележке пробитые и сломанные доспехи, порванные кольчуги, по-видимому, снятые с трупов убитых антерольцев.
Люди, работающие в этом квартале, все как один, были мужами крепкими, на телах некоторых из них ещё виднелись следы побоев и издевательств, оставленных сератаями.
– Отче! – воскликнул один из кузнецов, первым заметивший приближение старика.
Люди кинулись к монаху, оставив все свои дела. Они принялись целовать руки старика и Мазсе, прикладывая их ко лбам своим.
– Полно вам, встаньте дети мои, – мягким, родительским голосом произнес старик.
Не понимая, о чем с ними говорит монах, Мазсе лишь смотрел на них, сощурившись, пытаясь разгадать смысл разговора по их лицам и жестам.
– Говорите, – успокоив толпу, обратился к Мазсе Эдвин.
– Кто у вас главный? – спросил Мазсе.
После того как монах перевел его речь, из толпы вышел не бритый, круглолицый мужчина, он был почти на голову выше Мазсе, но весьма тучный. Двигался неторопливо, в глазах его было недоверие, но посмотрев на старика, кузнец прекратил хмурить брови и произнес:
– Брэди, Ваше Величество.
Мазсе протянул ему свою стрелу с узким, массивным, шиловидным наконечником.
– Мне нужно как можно больше таких стрел. Я хочу, чтобы вы целыми днями делали только их.
После перевода его слов Брэди ещё раз посмотрел на стрелу, покрутил её своими массивными пальцами.
– Отче мы выкуем столько, сколько сможем, но передайте, что ещё нужно изготовить подковы, инвентарь, плуги. Нужно собрать урожай, а у крестьян даже кос не будет. Почти все забрали сератаи. Да и металла осталось не так много, сератаи разграбили склады и все увезли в степь. Вот доспехи переплавим, на инструмент хватит, а вот на наконечники не знаю.
Старик перевел все сказанное кузнецом для Мазсе. Мальчик нахмурил лоб, и к числу его обременительных дум добавилась ещё одна.
– Пусть кует только наконечники. Для инвентаря я добуду ему металл позже.
Кузнец не стал спорить, а только пожал плечами и согласился.
– Спроси у него, где они раньше брали металл для кузни? – обратился к Эдвину Мазсе.
– В горах, – ответил кузнец и показал рукой на север.
– Всю руду привозили с севера, там трудилось больше тысячи горняков, возможно, сератаи не добрались до них. Стоит отправить отряд, и выяснить, кто остался в живых, и восстановить добычу, – посоветовал Эдвин.
– Так и сделаем. Отправь туда кого-нибудь из горожан.
Мазсе не торопился, внимательно осматривая свой город. Величественные стены, красивые здания, местами уцелевшие статуи. По обеим сторонам центральной улицы города росли различные деревья. Но опустевший Антерол уже не производил того великолепия, которым блистал для Мазсе, когда он смотрел на него с вершины холма.
Он мог пройти целую улицу и не встретить ни одной души. Лишь в ремесленных и жилых кварталах теплилась жизнь. Люди отмывали от крови брусчатку, меняли разбитые стекла. Женщины и дети разносили еду.
Маленький мальчик в сандалиях подбежал к Мазсе со спины и начал дергать его за рукав. Мазсе удивленно обернулся и уставился на мальчугана, тот не менее удивленно смотрел на него, потом протянул ему ломоть белого хлеба.
Только Мазсе взял протянутую ему еду, как подбежала женщина, лицом молодая, но с седыми прядями в волосах. Она схватила сына, накричала на него, а потом обернулась к Мазсе что-то лепеча, делая раскаивающейся вид.
– По-видимому, она просит извинения за своего сына, – догадался он.
Мазсе спокойно кивнул, улыбнулся им обоим и продолжил идти в сторону храма.
Добравшись до места, мальчик сам достал книгу о сератайских племенах и принялся её читать, он остановился на описании жизни и быта древних сератаев, и обнаружил, что за тысячу лет, в большинстве своем, ничего и не поменялось.
Кочевой образ жизни, палатки и шатры в качестве жилья. Глиняная либо деревянная посуда. Мастеров по железу не было, поэтому доспехи и оружие были лишь трофейными.
Уже практически все слова в книги для него были понятны, а те, что он не знал, выписывал на листок, чтобы потом показать Эдвину. Ему уже хотелось дочитать эту книгу и приступить к другим, о которых ему все уши прожужжал монах.
– «Монетное дело» – научит Вас делать золото из воздуха. «Приказ» – поможет привить выучку и дисциплину вашим воинам. И ещё много других книг, названия которых Мазсе не запомнил.
– Как ваши успехи, милорд? – подкравшись сзади, спросил Эдвин.
– Я почти дочитал эту книгу, на этот раз всего двадцать три слова, – с улыбкой, показывая старику бумажку, сказал Мазсе.
– Вы очень быстро учитесь, я приятно удивлен, – взяв листок, произнес Эдвин.
– Если каждый сератай такой же одаренный, как и Вы, то я даже рад, что они грамоте не обучены, иначе бы весь мир был бы под их пятой, – серьезным голосом произнес Эдвин.
Мазсе поерзал на неудобном деревянном стуле, откинулся на спинку и, прищурив глаза, произнес:
– Я хочу изучить ваш язык. Ты обещал, что научишь меня.
– Но вы ещё свой-то плохо знаете, даже переписываете с ошибками, – Эдвин ткнул морщинистым пальцем в бумажку.
– Я хочу знать, о чем ты разговариваешь с горожанами, о чем они сами ведут речь. Я хочу понимать их.
Эдвин молча улыбнулся, недолго постояв у книжной полки, достал большую книгу толщиной с кулак. Он с грохотом уронил её на стол перед Мазсе.
– Это история Восточных королевств со дня разлома и до правления Теобальта Третьего в Живом городе.
Мазсе очень заинтересовала эта книга, но размеры её несколько пугали, а буквы имели какие-то прямые строгие очертания, в отличие от наклонных сератайских.
Эдвин вздохнул, присел на стул рядом и принялся рассказывать мальчику о правилах писания, о буквах, о произношении, указывая на слова в книге. Мазсе внимал каждому слову монаха, старательно выводя символы на бумаге. Мальчик сильно увлекся историей своих врагов, описанной таким ярким языком. Эта книга заинтересовала его больше той, что была написана на его родном сератайском языке.
Сидя за книгой, он провел весь обед, а теперь и отужинал с ней в руках. Язык Восточных королевств давался ему гораздо проще сератайского. Он был более плавным, более мелодичным и приятным на слух, а букв было раза в два меньше.
Сегодня он узнал, что самым древним и великим городом является Живой город. Город – королевство, основанный богами задолго до разлома. Прочитав про него, Мазсе сразу захотел его посетить. Он считал, что нет ничего более величественного, чем Антерол, но одно только предложение про семь стен, окружающих город, и что каждая последующая выше предыдущей, внушили в Мазсе некий детский трепет.
Но везде, какую бы главу ни открыл Мазсе, все упиралось сначала в богов, а потом в одного-единственного всевидящего и всезнающего, вездесущего бога. Во всем был его замысел, была его воля.
– Эдвин, – отодвинув книгу, обратился к сидящему рядом монаху Мазсе.
– Кто вами правит? Короли или боги?
– Правят короли, но с позволения божьего, – не раздумывая, произнес монах.
– Но волю вашего бога, до людей доносишь ты, правильно?
– Начал размышлять Мазсе. Он уставился на монаха, как маленький ребенок, ожидая похвалы за правильный ответ.
– В каждом королевстве есть свой епископ, а всеми епископами руководит архиепископ. Он, подобно сератайскому царю, правит епископами, его вождями.
– Хах, понял, – ответил Мазсе, порадовавшись такому емкому сравнению.
– Но, что я никак не пойму, у кого больше власти? У царя или архиепископа? Здесь пишется, что такой-то архиепископ возложил на голову такого-то корону, и с того момента правил он двадцать лет. А уже через год идет запись, что этот король избрал архиепископом кого-то другого.
Эдвин нахмурил брови, думая, как лучше объяснить пытливому уму мальчика, о законах коронации в Восточных королевствах.
– Ни один король не имеет права надеть корону, пока не получит благословения божьего, то есть пока архиепископ или епископ собственноручно не возложит на него венец. А когда умирает архиепископ, то совет из двенадцати епископов выбирает нового духовного лидера. И если король Живого города его утверждает, то он занимает полагаемую ему должность.
Теперь Мазсе нахмурил лоб.
– Зачем вашим царям делиться властью с этими духовниками?
– Затем же, зачем вы просите моего совета и помощи, милорд, – учтиво сказал монах.
– Имея в своих руках такое оружие, как вера, каждый монарх получает безоговорочную поддержку своего народа.
Мазсе вспомнил то утро, когда люди, которых ещё вчера истязал его народ, падали на колени и возносили к нему руки, а сейчас они смотрели на него, будто бы видели в нем своего заступника и защитника. Такая вера людей в Мазсе, невольно заставляло его самого верить в себя.
– У нас тоже есть вера, – наконец-то, после долгих раздумий сказал Мазсе.
– Но она не превращает нас в рабов.
Эдвин сжал губы, ему явно не понравилось сравнение его паствы с рабами.
– В том, чтобы быть рабом божьим, нет ничего постыдного. Когда приклоняете колено перед богом, вы прикасаетесь к его величаю. Сила его безгранична, она внушает трепет и благоговейный страх, – начал жадно произносить монах.
– А есть что-нибудь, что может предложить твой бог кроме трепета и страха? – надменно произнес Мазсе.
– Да, спасение души и вечное блаженство, – холодно произнес Эдвин.
– Отче! Отче! – спотыкаясь, вбежал в северный павильон тощий горожанин.
Он упал в ноги старику, поднял голову и хотел было что-то сказать, но, увидев Мазсе, запнулся.
– Говори, сын мой, что случилось? – взяв за руки, стоявшего на коленях лысеющего мужчину, спросил епископ.
– Там, там, сератаи, – он сглотнул и ещё раз посмотрел на Мазсе.
– Они убили Рилана, а теперь насилуют его жену и дочку, – набравшись смелости, быстро проговорил, как скороговорку, запыхавшийся горожанин.
Эдвин молча перевел взгляд на Мазсе, собрался открыть рот и перевести, как мальчик сам положил руку на плечо горожанина и на ломаном восточном языке сказал:
– Отведи меня туда.
Мазсе прискакал на своей белой лошади к указанной, горожанином улице. На подступах к дому лежали шесть мертвых сератайских тел. Четверо из них были со знаком племени Мазсе на щитах, лучник с натянутой тетивой.
– Воины Партатуи, – догадался Мазсе.
Двое других были людьми присланными Марсагетом. У ворот дома стояли двое стражников, на щитах у них красовался красный конь – знак Марсагета.
Мазсе подошел вплотную к двум сератаям, превосходящим его в росте, всем видом показывая, что его необходимо пропустить.
– Жди своей очереди, мальчик, – смеясь, сказал стражник. Его хохот подхватил другой.
Мазсе разозлившись, ударил по уху наглецу своей рукой, одетой в кольчужную перчатку. Он видел, как жестко отец расправлялся с теми, кто осмеливался не повиноваться его воле.
Стражник отшатнулся, чуть не упав. Держась за кровоточащее ухо, он начал стонать. Затем разъяренный он потянулся к своему мечу, привязанному к поясу. Не успело лезвие покинуть ножен, как Мазсе быстрым движением рассек лица неприятелю.
Второй стражник встал в оцепенении, но как только взгляд Мазсе обратился на него, тоже схватился за меч. Приставленное к его горлу лезвие меча Мазсе заставило отступить стражника от двери с поднятыми руками. За дверью раздавались истошные крики, и Мазсе немедленно вошел в дом. Двое сератаев со спущенными штанами, силой удерживали двух полуголых женщин, ещё двое, смеясь, наблюдали за их кривляньями.
Мазсе полоснул по спине, ближе всего стоявшего к нему сератая. Под болезненный крик тот упал на пол, заливая все своей кровью. Второй бездействующий воин, проглотив улыбку, вытащил изогнутый меч и рубанул в голову Мазсе. Мальчик отошел в сторону, и меч с треском вошел в сосновый стол. Резким ударом Мазсе отсек руку сератая, державшую рукоять меча.
Двое других начали подниматься, не понимая, что происходит, они натягивали штаны. Мазсе не дожидаясь от них каких-либо действий, рубанул по лицу одного, и когда тот упал, крича и держась за свой глаз, замахнулся на другого. Тот, пятясь назад, запутался в собственных штанах и упал. Он поднял руки, прося пощады. Мазсе опустил клинок. В дверь ворвался рослый сератай, которого пощадил Мазсе. В руке у него сверкнуло лезвие меча. Мазсе перевел свой гневный взгляд на него, ожидая его действий. Стражник, оглядев корчащихся и вопящих своих соплеменников, ринулся назад к двери. Споткнувшись об порог, он начал ползти, загребая руками песок, которым была выложена тропа, ведущая к дому, пока не наткнулся на чьи-то ноги. Он поднял голову вверх, над ним возвышался Партатуя.
– Это мое право, это мои рабы! – брызжа слюной, надрывался забившийся в угол комнаты сератай.
Мазсе снял с кровати шерстяное одеяло и накрыл жавшихся друг к другу девушек, не обращая внимания на разъяренные вопли сератая.
– Ты не перестаешь меня удивлять, мальчик, – осматривая усеянную трупами комнату, произнес Партатуя.
– Выведи выживших в цепях на центральную площадь. И проследи, чтобы все горожане пришли, – скомандовал Мазсе.
Партатуя ничего не сказал, а лишь ещё раз осмотрел тела, смерил взглядом невысокого мальчугана, на лице которого даже щетины не было, и вышел.
Приблизительно через час, большая центральная площадь, на которой все время толпились люди, была очищена. А в центре, на небольшом помосте, где обычно глашатае читали последние дворцовые новости или озвучивали законы, на коленях, закованные в цепи по рукам и ногам, истекая кровью, стояли изувеченные гневом своего нового вождя четверо сератай.
Мазсе говорил на восточном языке, но периодически позволял поправлять себя Эдвину.
– Эти воины нарушили мой приказ и будут, согласно сератайскому обычаю, казнены.
Мальчик повернулся к стоящим на коленях преступникам.
– За убийство горожанина и своих собратьев, за насилие над свободными женщинами, за нарушение моего приказа приговариваю вас к смерти.
Мазсе кивнул, и четверо воинов, удерживающих в цепях приговоренных, вынули свои мечи и вонзили их в тела закованных предателей. Воины, захлебываясь кровью, падали на каменные плиты, издавая предсмертные вопли. Матери закрывали детям глаза, а мужи радостно кричали, выкрикивали ругань в сторону пленников и восхваляли своего вождя за восстановленную справедливость.
– Посмотри на них, ты видел, как они трудятся, как заново отстраивают город, для нас. Хотя только недавно проклинали, – обратился к Партатуе Мазсе.
– Под страхом смерти и не такое сделаешь, – перебил его Партатуя.
– Не страх это, а вера, которая дает им надежду.
– А посмотри на нас, – продолжил Мазсе.
– Если так и пойдет, мы поубиваем друг друга ещё до того, как сюда придут королевские войска.
– Мы уже здесь все трупы, – оскалился Партатуя, – смирись уже.
– А что есть у нас? Лишь жажда крови, насилия и золота, – не заметив выпада старика, продолжил свои рассуждения Мазсе.
Глава 8
Прошло уже чуть больше недели с момента казни, тела подвешенных воинов сильно смердели. Стаи мух поднялись в воздух, когда Мазсе проскакал мимо тел на своей лошади. Он повесил их на выходе из квартала, где расположились воины Марсагета, как предупреждение каждому.
– Снимите и сожгите. Думаю, они усвоили, что бывает с теми, кто нарушает мои законы, – распорядился Мазсе.
Он, Партатуя и Эдвин, который стал самым доверенным для Мазсе человеком, поднявшись рано утром, объезжали город, дом за домом, квартал за кварталом, осматривая, что ещё требуется восстановить. Партатуя зевал, ему было скучно, и он просто мотал головой и поддакивал на все решения Мазсе. Эдвин же, напротив, показывал, какие дома следует снести, а какие отстроить, говорил о том, что после зимы необходимо будет расширить дороги, по которым конница Мазсе передвигалась лишь по пять коней в ширину.
В город прибывали люди, поначалу единицы, потом целые семьи, а теперь каждый день в Антерол приходило не меньше сотни человек. Два дня назад Эдвин распорядился собрать урожай с немногих уцелевших полей на севере и юге страны. И теперь в город приходили повозки с зерном, что весьма обнадеживало Партатую, который поначалу хотел закрыть город. Он кричал на Мазсе, говоря, что, если они и дальше будут пускать людей в город, еды им не хватит и до конца зимы.
Часть продовольствия приходилось постоянно отправлять в горы на севере, где уцелел целый шахтерский городок. Поначалу они отказались присягать Мазсе, и даже к речам Эдвина они были глухи, но, когда Мазсе пришел к стенам городка со своими воинами, признали его своим вождем. А вчера пришла первая партия железной руды из шахт.
Мазсе проезжал мимо квартала кузнецов и остановился посмотреть на их работу. Уже издалека веяло жаром, а шум, крики и звон металла становились все сильнее, пока Мазсе подъезжал к литейной. Расплавленное железо переливалось из одного чана в другой, затем им наполняли заготовленные формы мечей, топоров, ножей, с которыми уже вручную работали кузнецы, придавая им надлежащий вид.
В кузницах уже трудилось больше сотни мастеров, половина из них впервые стояли за наковальней, но Мазсе нужно было как можно быстрее получить свои стрелы. Он без труда узнал тучную фигуру Брэди. Кузнец, весь в копоти и грязи, руководил процессом. Мазсе на восточном языке с грубым сератайским акцентом окрикнул его. Но из-за шума, стоявшего в плавильне, он докричался до кузнеца лишь с третьего раза.
Весь погруженный в работу, он был явно недоволен, что его отрывают. В нем не было того раболепия, которое Мазсе наблюдал в простых горожанах, но Брэди всегда был учтив к нему и другим сератаям, которых присылал Мазсе. Казалось, ему все равно, кто правит городом, лишь бы у него была его мастерская, а в ней кипела работа. Однажды в разговоре с Эдвином Мазсе услышал, как кузнец признался, что звук молота, падающего на раскаленное железо для него гораздо милее любой музыки.
– Пошли, – махнул рукой кузнец, призывая Мазсе следовать за ним.
Звон металла понемногу начал стихать, как и крики кузнецов. Брэди вывел Мазсе к складам, где сидело с десяток ребятишек, которые мастерили стрелы. Брэди, молча открыв замок и сняв цепи, распахнул двери склада. Все помещение было заполнено стрелами, связанными в небольшие пучки по пятьдесят стрел в каждом, в точности, как приказал Мазсе.
Мазсе подошел к мальчику и взял у него одну из стрел. Стрела была выполнена весьма неплохо, а оперение повязано так умело, что он решил, будто сами сератаи сделали эти стрелы.
Мазсе положил её на тетиву своего изогнутого лука. Прицелился и выстрелил. Стрела с треском вонзилась в дверь склада. Брэди нахмурив брови, смотрел на него сверху вниз, ожидая каких-либо слов или действий. Мазсе похвалил его работу и велел продолжать в таком же духе.
Он со своей свитой направился дальше осматривать город, но его невольно настигли мысли о братьях.
– Они уже наверняка добрались до степей, – подумал Мазсе и положил руку на рукоять обломка меча.
Он взглянул на Партатую, желая поделиться с ним своей тоской, но, увидев его суровое выражение лица, передумал. Почти целыми днями Мазсе пропадал в храме, сидя за книгами. Лишь изредка он решал споры горожан, либо успокаивал своих воинов, жаждущих сражений и богатой добычи. В отличие от Партатуи, который почти все время проводил со своими воинами, устраивал состязания, кулачные бои, в которых и сам принимал участие. Не было ни дня без тренировок для его всадников, кто-то оттачивал стрельбу из лука, кто-то улучшал свои навыки ближнего боя. Старый воин делал все от него зависящее, чтобы сплотить их, чтобы в случае неминуемого сражения они не погибли сразу.
На подступах к дворцу их догнал Иданфирс.
– Вождь, всадники, разведчики прибыли, три тысячи тяжеловооруженных всадников скачут из Оберола в нашу сторону, – сумбурно произнес он.
После слов разведчика в воздухе повисло молчание, Партатуя поерзал в седле, будто желая высказаться, отдать приказ, но ждал, смотря на Мазсе.
– Значит, время пришло, – пересекшись взглядом со стариком, произнес Мазсе.
Все они разместились в тронном зале, где Мазсе уже привык решать все важные дела. Он по привычке развалился на троне. Партатуя и Иданфирс стояли над развернутой картой по разные стороны от кедрового стола. В зал вошел Эдвин, и Мазсе скомандовал разведчику начинать доклад.
– Мы перехватили группу торговцев на территории Оберола, после допроса они рассказали, что сам принц Оберола – Симеон выехал с тремя тысячами элитных всадников, чтобы занять Антерол. Через два дня он перейдет реку, а ещё через день, два уже будет в Антероле. В Обероле никто о нас не знает, они думают, что все сератаи давно вернулись в степи. А Антеролом с выжившими людьми управляет некий епископ, – сказал Иданфирс, посмотрев при этом на Эдвина.
– Если они о нас не знают, значит, и к нападению нашему готовы не будут, – улыбнувшись, сказал Партатуя.
– Лучше стоит укрыться в замке и вести оборону отсюда, – возразил Эдвин.
– И что, умереть с голоду? Пока Симеон возьмет нас в кольцо и будет дожидаться подкрепления, – гневно высказался Партатуя.
– Я знаю молодого принца, он амбициозен и тщеславен, он не будет ждать, а сразу бросится на штурм, – отстаивал свою позицию Эдвин.
– Может, ещё скажешь вооружить две тысячи рабов, что укрываются в стенах города? – не выдержал разведчик, – почему этого монаха допустили до совета? – возмущенно обратился он к Мазсе.
– Никто не знает Восточные королевства лучше него, – успокоил разгневанного разведчика Мазсе, – я согласен с Партатуей, внезапность – это наше единственное преимущество, – добавил Мазсе.
– Нужно выбрать, где принять бой, – уставившись в карту, произнес Партатуя.
– Возможно, стоит переговорить с Симеоном, – вновь подал голос Эдвин.
– Что?! – одновременно произнесли Иданфирс и Партатуя.
– Если вы допустите меня к переговорам, я смогу убедить его, что Вы друг и ценный союзник Восточным королевствам, – обратился к Мазсе Эдвин.
– Вы сможете удержать город, и никто не погибнет в этой бессмысленной резне.
Мазсе призадумался, он облокотился на спинку своего трона, и, потирая подбородок, начал тщательно обдумывать эту мысль. Он уже и сам не раз убеждался в силе слова этого щуплого монаха с пепельными волосами.
– Ещё одно такое нелепое предложение и я решу, что ты специально хочешь погубить нас, монах, – спокойно произнес Партатуя, сверля Эдвина взглядом, – Мазсе, с ними не о чем говорить. Мы с самого начала знали, на что идем, и чем это все закончится. Я шел за тобой сюда, чтобы славную смерть найти, чтобы именем моим молоденькие девицы детей своих называли, чтобы рассказы о нас ещё сто лет слагали, да из уст в уста передавали.
Мазсе не могла не радовать такая самоотверженность старого всадника. Он перевел взгляд на разведчика, в нем не было столько же решимости и готовности умереть за него, сколько в Партатуе, но тот молча стоял и внимал речам своего командира.
– И не будут с нами считаться восточные короли. Ты не царской крови, нас всего несколько сотен против десятков тысяч рыцарей Восточных королевств. Им нужны земли и ресурсы этого царства, а ты лишь помеха. И что ты им скажешь, монах? Что за этим мальчуганом стоит вся сератайская орда? – не унимался Партатуя.
– Как только узнают, что у тебя под командованием лишь небольшой табун всадников, и что Акиннаез отвернулся от тебя, нас тут же в порошок сотрут, – не дождавшись ответа, продолжил говорить Партатуя.
Иданфирс кивал головой, поддерживая старика, и предложил приступить к выбору места для засады.
– Что ты посоветуешь? – обратился к разведчику Мазсе.
– Есть неплохое место, сразу за переправой, – Иданфирс вычертил пальцем небольшой круг рядом с рекой.
– Перейдя реку, Симеон наверняка остановится лагерем здесь, чтобы дать лошадям отдохнуть. Сразу за рекой, километров на двенадцать-четырнадцать растянулся луг. Питьевая вода, чтобы напоить лошадей, на севере и юге обширные лесные чащи. Можно укрыть воинов там, а когда они встанут лагерем, с наступлением темноты напасть и разбить.
– Эдвин, расскажи мне о военных навыках Симеона, – обратился к поникшему монаху Мазсе.
Эдвин наморщил лоб и сложил у груди пальцы домиком, подбирая слова.
– Симеон молод, хотя и старше Вас, милорд. Он статен и горяч, прирожденный лидер, и не будет прятаться от схватки, но и недооценивать его не стоит. Дед его и дяди погибли в многочисленных кровавых распрях за право на корону Живого города. И отец его, король Грир, научил сына, ни в коем случае не терять бдительность и всегда ждать нападения. Поэтому не ждите, что сможете застать его врасплох, – подытожил старик.
Партатуя настороженно смерил взглядом монаха.
– Как бы то ни было, я соглашусь с ним. Нужно готовиться к худшему.
– Что скажешь насчет этого плана с нападением на лагерь ночью, – обратился к Партатуе Мазсе.
– Звучит неплохо, мы лишим их численного и конного преимущества. Но если лагерь будет обнесен хотя бы простым частоколом, то нам придется биться пешими против трех тысяч закованных в латы рыцарей. Без конного преимущества на нашей стороне дело проигранное. С другой стороны, если выйдем в открытый бой, нас сомнут как детей с первого же натиска. У них прочнее доспехи, лучше оружие, даже копья и те длиннее, – немного подумав, сказал Партатуя.
– Нет, мальчик, в одной схватке нам не победить, будем нападать неожиданно, быстро, тут же скрываясь в лесах. Я, думаю, за нами не погонятся, побоятся засады. И тогда будет хоть какой-то шанс.
– Партатуя, сколько всадников в твоей армии могут управляться с луком? – спросил Мазсе.
– Да, все могут, – призадумавшись, ответил старик, – вот только я сам-то лук в руках держал последний раз на охоте. У меня тяжелые всадники, они хороши в ближнем бою. Ты что-то задумал?
– Да, – Мазсе поднялся с трона и подошел к карте, – если Иданфирс прав, и они остановятся лагерем у реки, мы не будем дожидаться темноты, а сразу нападем на них, как только они слезут с коней.
– Мы расположимся в лесу, здесь, здесь и здесь, – Мазсе указал на три разные точки в лесах на севере и юге от долины.
– Я с твоими всадниками выйду из леса, осыпая позицию Симеона градом стрел, – Мазсе провел пальцем круг, где он ожидал найти лагерь Симеона.
– Если он растеряется, то прикажет воинам сплотить ряды, прикрываясь щитами от наших стрел, и тут ты с двух сторон зажмешь его натиском Марсагетской конницы. Как только сила твоего натиска пропадет и между вами завяжется бой, тут своими отрядами ударю я. Если Всадник будет на нашей стороне, противник бросится бежать к реке, где мы его и добьём.
– Ты сказал, если растеряется. А если нет? – поинтересовался разведчик, – что тогда?
– Тогда они оседлают коней и начнут меня преследовать.
– Пхах, – возмутился Партатуя.
– И что? Ты и километра не проскачешь, как они тебя нагонят. А после тебя разделаются и со мной.
– Не догонят, – не согласился Мазсе.
– Кони их уставшие будут от долгой дороги. Мы не наденем доспехов, поедем налегке.
– Хорошо, а что делать будешь, когда стрелы закончатся?
– Стрел у нас в избытке, кузнецы всю эту неделю делали наши стрелы и теперь ими заполнен целый склад.
– Ты рассчитываешь их одними стрелами уморить? – усмехнулся разведчик.
– Я рассчитываю не потерять ни одного своего воина в этой битве, Иданфирс, – уверенным голосом произнес Мазсе.
Образ его был настолько непоколебим, что он всем видом показывал уверенность в своей победе. У Партатуи сложилось чувство, что мальчик всю неделю размышлял над предстоящей битвой.
– Если ни у кого нет идей лучше, то предлагаю вам, разобрать стрелы на складе и немедленно выдвигаться к реке.
Партатуя хотел возразить мальчику:
– Хоть ты и вождь, но люди мои, а ты хочешь их в кожаных рубашках бросить на копья противника.
Но подумав ещё раз, молча мотнул головой в знак согласия.
– Тогда все свободны, совет закончен. Ах да, Эдвин, – произнес Мазсе, уже уходя.
– Я надеюсь, когда мы вернемся, ворота города будут открыты, и люди встречать нас будут как героев, спасших их от гнета восточных королей.
– Конечно, милорд, – скупо произнес монах.
И вот уже меньше чем через час шеренга за шеренгой из восточных ворот выезжали сератайские всадники, вооруженные лишь мечами и луками, на спине у каждого красовался деревянный щит со знаком племени Мазсе. Они скакали без отдыха до самого вечера и, наконец-то, достигли долины реки, через которую было перекинуто три моста. Не успели они скрыться в лесах, как с границы Оберола, через реку, уже переправлялась группа воинов, двадцать легковооруженных всадников.
– Разведчики, – понял Мазсе.
Он приказал дать им проскакать пару километров от моста, а потом схватить и допросить. Мазсе выставил дозорных, чтобы они постоянно наблюдали за переправой. Через долину на севере Партатуя ждал его указаний. Все затаились в ожидании, скрываемые ночной тьмой и густой листвой деревьев.
Через некоторое время к нему прискакал Иданфирс, с собой он привез перекинутого через седло, связанного пленника. Разведчик стащил его с лошади, стянул повязку со рта. На грубом восточном языке с примесью сератайских слов Иданфирс приказал пленнику рассказать Мазсе тоже, что он рассказал ему. Мазсе протянул ему воды, воин схватил окровавленными ладонями мех с водой и жадно впился в него губами. Мальчик внимательнее присмотрелся к его рукам и увидел, что на его пальцах не было ногтей.
– Принц Симеон с конным войском своим уже в полудне пути от переправы и к утру будет здесь. Он идет без отдыха от самого Оберола.
– Это хорошо. Кони будут измождены. Это облегчит нам задачу, – произнес Мазсе.
– Дальше рассказывай, – прикрикнул Иданфирс.
– Он не переправится через реку без нашего сигнала. Чтобы знать наверняка, что здесь нет засады, – стоявший на коленях воин посмотрел на Мазсе и начал усмехаться.
Мазсе закусил губу. Весь его план шел насмарку.
– Мы взяли их одежды, коней. Издалека он не заметит разницы. И второпях решится переправиться, а потом будет уже поздно, мы нападем на него и заставим преследовать, – сказал разведчик.
– Вы уже трупы, – пленник продолжал ухмыляться.
– Я узнал, что хотел, – сказал Мазсе холодным металлическим голосом.
И Иданфирс без промедления провел лезвием ножа по горлу своего пленника.
– Как только войска Симеона появятся у реки, отправь своих переодетых разведчиков на ту возвышенность, – Мазсе указал на небольшой холм на севере, – и маши флагом, призывая их скорее переправляться.
Сам Мазсе не смыкал глаз всю ночь. Эта была его первая самостоятельная битва, первое сражение в качестве вождя, в котором он обязан был победить.
На рассвете к нему прискакал разведчик и сообщил, что Симеон со своим войском подошел к реке. Он отдал приказ Иданфирсу занять холм и подать знак Симеону. А сам спустился ниже своей позиции по холму на восток, чтобы лично увидеть армию Оберола. Всадники, приближаясь к реке, останавливались и перестраивались для прохода по мосту. Ярко-синие знамена украшали копья и пики всадников. Сами воины были закованы в причудливые доспехи, у одних на шлемах были рога, у других подобия крыльев летучих мышей. Были и те, у кого на лицевой стороне шлемов были выкованы изображения львов, волков и медведей. Издалека Мазсе не видел всего разнообразия и пестроты армии Симеона, перед его взором они сливались в одну сплошную массу, окрашенную в синие и черные цвета.
Мазсе перевел взгляд на холм, где вовсю размахивал флагом Иданфирс, затем вновь посмотрел на конное войско, толпившееся по ту сторону реки.
– Помоги нам Всадник, ведь нам, как никогда, сейчас нужна твоя помощь, – произнес Мазсе, сжав в кулак рукоять сломанного меча.
Войско Симеона прекратило перестраиваться и замерло в ожидании, замер и Мазсе. Раздался еле слышный крик кого-то из рыцарей, и войско сплошным потоком направилось к переправе.
Глава 9
– Где они были, когда ваши дома грабили, мужей убивали, а жен насиловали? Где они были, когда детей ваших в рабство уводили? – надрывался монах.
Толпа, выстроившаяся полукругом перед Эдвином, внимала каждому его слову.
– А что они хотят теперь? Прийти и забрать ваши дома, отнять то немногое, что вам удалось сохранить! Разве ели вы досыта при короле Хитклиффе? Не вы ли трудились на фермах Его Величества каждый день, принося к его столу молочных поросят? А позвольте спросить, сколько таких поросят побывало на столах у вас?
– Ни одно! – раздались гневные восклицания толпы.
– Голодали мы, – кричали одни.
– Пока мы объедки подбирали, – вторили им другие.
Эдвин взмахнул руками, призывая свой народ к молчанию.
– А что теперь? Где вы живете? И что едите сейчас?
– Не в господских ли домах вы ночуете? Не на перинных ли постелях вы спите?
– А едите вы что? – вновь обратился к народу монах.
– Курицу, уток, хлеб, фрукты, – раздавались отовсюду восторженные крики.
Вновь Эдвин взмахнул руками, и толпа замолчала.
– Только теперь через страдание и горе, через боль и муки, пройдя через очистительное пламя, вы стали по-настоящему свободны, дети мои! Теперь вы трудитесь для себя, ради себя. Едите то, что вырастили, живете в тех домах, которые сами и построили. А теперь там, с востока идет войско, чтобы отобрать у вас то, что уцелело, чтобы прогнать вас из ваших домов, отнять землю, забрать еду! – Эдвин сделал паузу, осматривая испуганные лица в толпе, – лишь он, наш новый покровитель, выступил на защиту нашу. Молитесь за него, дети мои, молитесь за его победу.
Мазсе выпускал одну стрелу за другой, лишь одна из пяти попадала в цель, не отскочив от доспехов, каким-то чудом угодив в глаз или небольшую щель на стыке лат. Но и этого было достаточно, чтобы войска неприятеля, не преставая, редели. Три сотни всадников под его командованием выскочили наперерез конной процессии Симеона, только что перебравшейся через реку. Пройдя по всему фронту неприятеля с юга на север, Мазсе осыпал врага ливнем стрел.
Затем он начал отступать всё дальше на запад, преследуемый рыцарской конницей, углубляясь всё дальше в долину. Когда последний рыцарь оказался далеко впереди оставленных засадных отрядов, расположившихся в лесах, Мазсе протрубил в рог и тут же выпустил ещё три стрелы, одна попала в лошадь, которая, упав, опрокинула своего наездника.
С севера и с юга выехали, взрывая копытами землю, всадники, возглавляемые Партатуей. Они без труда догнали уставших лошадей Симеона и принялись преследовать его войско, построившись полукругом. Практически поравнявшись с неприятелем, Партатуя отдал приказ, обстреливать тыл и фланги вражеской конницы.
До ушей Партатуи доносилась сладкая музыка людских стонов и ржания умирающих лошадей. Теперь ситуация получилась такая, что Симеон со своими превосходящими силами отступал от отрядов Партатуи. К сожалению, это продолжалось недолго, и Симеон скомандовал развернуться с целью наступления на всадников старика. Процессия остановилась, начала разворачиваться. Остановился и отряд Партатуи, оставаясь на месте, им было гораздо проще прицеливаться и обстреливать войско Симеона. Подоспели и воины Мазсе, и на мгновение Симеон оказался окружен немногочисленными сератайскими войсками.
Симеон пытался пробиться то к реке, то к лесу. Затем вновь начал наступать на Мазсе, но все было бесполезно, теперь уже обессиленные лошади Симеона сами падали от усталости, руша боевой порядок его армии.
Раздался чей-то крик, и изрядно поредевшая армия вновь остановилась. Под ливнем стрел она разделилась на две части. Одна под предводительством Симеона погналась за Мазсе, другая начала загонять Партатую к лесу, ниже по течению реки.
Лишь чудо могло помочь тяжелой, закованной в стальную броню, коннице Симеона догнать легких всадников Мазсе, на которых лишь изредка встречалась кольчуга. Возможно, надеясь вот на это чудо, Симеон и продолжал преследовать его. Мазсе, играючи, петлял, ходил вокруг него кругами, то приближался к нему так близко, что слышал проклятия, выкрикиваемые Симеоном, то уходил так далеко, что даже его собственные стрелы не могли достичь цели, давая своим коням временную передышку.
Солнце было в зените, и лошадям Симеона, облаченным в кольчужную сбрую, было всю труднее преследовать сератаев. А тут уже подоспели воины Партатуи.
Он прогнал преследовавших его воинов вдоль леса, потом на север по побережью, вновь перевел преследование в долину, где смог окружить оставшиеся войска противника. Когда они бросились к переправе в надежде убежать от битвы, Партатуя догнал их и навязал сражение в ближнем бою, лишенные преимущества мощного натиска, восточные рыцари были легкой добычей для изголодавшихся по кровопролитию сератайских воинов. Партатуя преследовал отступающую конницу, пока не перебил всех до последнего рыцаря.
Сератайские конные лучники как осы летали кругами и жалили беспомощных, неповоротливых воинов Симеона. А он подобно неуклюжему человеку кричал, стонал, махал руками, кидался из стороны в сторону, останавливался, прикрываясь щитами, но все было бесполезно. Его силы таили на глазах, воины умирали от каждого залпа.
Принц посмотрел на палящее солнце в надежде найти спасения у своего бога, но его шлем, увенчанный черными вороньими перьями, пронзила стрела. Лишившись чувств, он повалился из седла, нога запуталась в стремени, и лошадь потащила его прочь из-под ливня из сератайских стрел.
Мазсе сделал ещё два залпа и увидел, что не осталось ни одного вражеского конного воина, лишь лошади, беспорядочно скачущие в разные стороны.
– Арргха-а-а, – взревели воины, поднимая вверх луки.
Они скакали, кружились, поздравляли друг друга, кричали какие-то бранные слова и показывали неприличные жесты в сторону Оберола. Кто-то уже вовсю стаскивал с умерших драгоценности, кольца, ожерелья, ничто не могло скрыться от жаждущих добычи сератаев.
А Мазсе все стоял как вкопанный и не мог отдышаться. Сердце его бешено колотилось.
– Победа! – доносилось вокруг.
Но он не верил, ему казалось, что вот-вот из леса вырвутся ещё войска и бой снова закипит.
– Эх, мальчик, славная битва. А ты хитер как змей, – Партатуя прищурил глаза и пригрозил ему пальцем.
Мазсе почти не слышал его слов. Но в голове его что-то щелкнуло, и он пришел в себя. Осмотрев поле битвы, над которым уже кружили вороны, он приказал Партатуе:
– Пошли отряд в город, пусть пришлют людей, нужно собрать доспехи, одежду, оружие, все. Ещё нужно найти уцелевших лошадей, нам понадобится каждая из них.
– Вождь, вождь, Мазсе! – скача галопом, выкрикивал Иданфирс.
Мазсе перевел взгляд на светловолосого разведчика.
– Тебе будет интересно взглянуть на этого пленника, – сказал он остановившись.
И вот они уже оба прискакали к месту, где держали пленника, рядом с ним было ещё два десятка выжавших.
– Говори, – приказал ему Иданфирс, потянув за оперение стрелы, торчащей у него в плече.
– А-а-а-а, – взревел молодой воин.
– Я, Альберт – сын Валентайна, короля Винсгрира. За меня дадут хороший выкуп. Тысячи золотых монет, – надрывался криками пленник.
– Вот, – улыбнувшись, сказал Иданфирс и указал рукой на Альберта.
– Есть ли ещё знатные воины в вашем войске? Родня королей? – практически без акцента спросил Мазсе на восточном языке.
– Среди выживших, – паренек огляделся.
– Только Вистан, Альберт взглядом указал на окровавленного пленника в доспехах, на которых были вмятины от лошадиных копыт.
– Заткнись, – закричал пленник хриплым голосом.
Мазсе подошел к пленнику. Откупорил мех с водой и дал ему попить. Тот не сразу, но все-таки сделал глоток.
– Так кто ты, Вистан? Чей ты сын? – спросил Мазсе.
Воин хранил молчание, тогда Мазсе провел своей рукой по его длинным волосам.
– Ты же хочешь домой вернуться, – произнес он с улыбкой.
Воин посмотрел в сияющие каким-то добрым блеском глаза Мазсе и сказал:
– Я сын Кадмуса, брата Редманда Четвертого, короля Живого города.
– Мазсе, сам Всадник протянул нам руку помощи, – схватил его за плечи Партатуя.
– С такими заложниками можно смело и перемирие просить.
– Никто не пойдет с нами на перемирие, а вот выкуп получить можно солидный, – вмешался Иданфирс.
Мазсе ещё раз взглянул на пленника. Схватился за рукоять обломка меча, потом посмотрел на Партатую и Иданфирса.
– Жаль, что Эдвина сейчас нет здесь. А ещё лучше, если бы ты, отец, был сейчас со мной, ты бы не колебался, ты никогда не сомневался, ни в чем. И я не буду, – размышлял Мазсе над своими следующими действиями.
Затем он схватил свой меч, подарок отца, вытащил его из ножен и одним ударом срубил племяннику короля голову. Под выкрики и проклятия Партатуи и своего главного разведчика, он поднял голову юношу за волосы и подошел ко второму знатному пленнику.
– На колени его! – скомандовал Мазсе двум стоящим рядом с ним всадникам.
Те, словно ошпаренные, бросились выполнять приказ.
– Мой отец… – не успел договорить Альберт, как меч Мазсе застрял в шее у пленника.
Партатуя закусил кулак оставшимися зубами, а разведчик истерично улыбался, горюя о пропавшей наживе. Мазсе сделал очередной взмах и на этот раз отделил голову от тела. Он спрятал меч обратно в ножны и освободившейся рукой подобрал вторую голову. Партатуя сверлил его взглядом, ожидая объяснений.
– Вы вправду думаете, что нам бы заплатили? Или что они заключили бы мир? С кем? С нами? Оглянитесь, нас едва ли больше шести сотен всадников. Как сказал Акиннаез мы разбойники. Кто будет разговаривать с разбойниками? Кто будет с этим считаться? – Мазсе обвел рукой своих воинов, которые сейчас занимались мародерством.
– А вот с этим, – Мазсе поднял вверх окровавленные головы, – будут!
Партатуя лишь невольно искривил рот в улыбке. А разведчик просто умолк, под тяжестью слов Мазсе.
Он прикрепил головы к седлу Асприд, и сам запрыгнул на свою лошадь. Старик и разведчик теперь просто стояли молча и смотрели на него.
– Партатуя, отправь отряд в город, за рабочими. Иданфирс найди тело Симеона и принеси мне его голову, – не теряя проявленной решимости, скомандовал Мазсе.
Он объехал все поле боя, осматривая павших, ища выживших. Его люди перебегали от трупа к трупу, подобно стервятникам. Они вытаскивали из трупов все мало-мальски ценное, дрались за каждое кольцо или браслет. За ними на трупы спускались стаи хищных птиц и лакомились трупным мясом. К вечеру воины, удовлетворившись грабежами, разбились несколькими лагерями в лесах, ели и пили, кто-то танцевал, были и те, кто играл на самодельных флейтах.
Подойдя к одному из таких лагерей, Мазсе в стороне наслаждался их причудливым весельем.
– Вождь! – закричал один из танцоров, увидевший Мазсе.
– Пойдем к нам!
Мазсе не особо хотел присутствовать на их гулянке, но все-таки решил подойти. Воины встретили его радушно, выкрикивали его имя, пили за его здоровье. Все прекрасно знали, что это победа – его заслуга.
– Когда Марсагет отправил меня воевать за этого мальчишку, я подумал, что он мстит мне за то, что я оприходовал его мамашу. Но теперь я, после такой славной битвы, рад, что Всадник свел нас с тобой, – воин поиграл перед лицом Мазсе своими пальцами, на каждом из которых было по золотому перстню.
От него сильно разило вином, но Мазсе не подавал вида, что ему неприятно общество этого воина.
– У нас впереди ещё много таких славных битв, – улыбнулся он и похлопал пьяного воина по плечу.
Они до утра сидели у костра, не отпуская Мазсе, пили и веселились, даже Мазсе позволил себе выпить немного вина. С одной стороны, ему нравилось простое общество его всадников, и даже их пошлые шутки он находил местами забавными, но с другой – он видел, что воины относятся к нему как к ребенку, называют его вождем для смеха, а серьезно обращаются, лишь зовя его мальчиком. Это задевало Мазсе, но он, как обычно, просто не подавал вида, что ему есть до этого какое-либо дело.
Утром прибыл отряд из замка с крестьянами и повозками, они довольно быстро погрузили все снаряжение павших латников, и с лошадьми, оставшимися от восточных рыцарей, отправились назад в Антерол в сопровождении всего войска Мазсе. Трупы павших воинов, как своих, так и вражеских Мазсе приказал сжечь.
Он, Партатуя вместе с передовым отрядом далеко оторвались от своего войска и к вечеру уже достигли замка. Не успели они приблизиться к воротам, как те со скрипом отворились, и Мазсе на полном скаку ворвался в город. Сразу у ворот на них обрушился шквал криков и аплодисментов.
Люди, толпами стоявшие на стенах и у ворот, не давали ему пройти, они выкрикивали его имя, падали на колени и благодарили за спасение. Горожане со стены забрасывали его цветами.
Мазсе смотрел на это все и не знал, как реагировать. Ещё большее удивление это вызвало у Партатуи. Его и раньше встречали как победителя в Аббие, но никогда так, как делали эти люди. Партатуя осмотрел лица своих воинов, в их глазах он увидел тот же восторг, что испытал сам. Бывшие рабы, девушки, которых он, возможно, подвергал насилию, все славили их как своих спасителей.
Мазсе достал из окровавленного мешка три отрубленные головы своих врагов и поднял их в воздух, демонстрируя своим людям его трофеи. Толпа тут же замолчала, увидев столь отвратное зрелище. Но Мазсе, заряженный той энергией, теми возгласами, которыми его наградила радостная толпа, улыбался и ликующе выкрикивал возгласы победы. Видя его радость, толпа снова взорвалась диким криком.
– Прибей их над восточными воротами, – приказал Мазсе, передавая головы одному из всадников.
Тут из толпы вышел Эдвин. Мазсе слез с коня и обнял своего учителя.
– Мы сделали это. Мы их победили.
– Поздравляю Вас, милорд. Как видите, ворота открыты, – Эдвин распростер руки, показывая на ликующих людей.
– Ты волшебник, монах, – улыбнувшись, произнес Мазсе.
Когда они вырвались из толпы, то направились во дворец, чтобы как следует поесть. Стол накрыли прямо в тронном зале. Мясо птицы, филе рыбы. На столе было даже мясо кабана. Партатуя, подливал Эдвину вино и подшучивал над его богом, но восхвалял его ораторское мастерство. Эдвин лишь улыбался и молча сносил пьяный разговор Партатуи. Иданфирс тоже сидел молча, высматривая что-то в своем кубке с вином. Мазсе же смотрел на то, как радостный Партатуя пытается влить очередной рог вина в Эдвина, и обдумывал дальнейшие свои слова.
– Партатуя, – наконец-то решился Мазсе.
– Да, мой вождь, – радостно воскликнул старик.
– Вчера я видел, как у одного из воинов каждый палец был увенчан кольцами, которые он снял с трупов оберольцев.
Партатуя нахмурился, пытаясь понять, в какое русло мальчик хочет направить разговор.
– Я хочу, чтобы ты и Иданфирс собрали все драгоценности, что воинам удалось найти на телах убитых воинов. Погрузили их в сундуки и отправили Акиннаезу.
– Акиннаезу? – возмутился разведчик.
Мазсе оставил его вопрос без внимания, но Партатуя, судя по его хитрому виду, понял замысел мальчика или хотя бы догадывался, чего он этим хочет добиться.
– Воины этого не одобрят, – покачал головой Иданфирс.
– Что мне сказать всадникам? – спросил Партатуя.
– Скажи, что это цена нашего спасения, – ответил Мазсе.
Глава 10
Партатуя и Иданфирс потратили на сборы драгоценностей и трофеев у своих всадников и воинов, присланных Марсагетом, почти весь день. Не обошлось без столкновений и малого кровопролития, но к заходу солнца поручение мальчика было выполнено.
– Собрали все, что нашли, – произнес Партатуя, когда к ногам Мазсе поставили небольшой сундук с золотом.
– Как племя Марсагета отреагировало на это? – открыв сундук, произнес Мазсе.
– Пришлось убить девятерых, чтобы другие успокоились, – поправив волосы, ответил Иданфирс.
Сундук был почти наполовину заполнен всякого рода драгоценностями. Золотые и серебряные кольца, ожерелья и медальоны, монеты, среди прочего лежал даже изогнутый кинжал с золотой рукоятью и двумя рубинами в эфесе.
– Жалко такое добро Акиннаезу отдавать, – посетовал главный разведчик.
– Ты веришь мне, Партатуя? – произнес Мазсе, посмотрев старому воину прямо в глаза.
– Да, я верю в тебя, мальчик, – искривив рот в улыбке, произнес старик.
– Тогда доставь их лично Акиннаезу от моего имени.
– Попросить у него помощи?
– Нет, наоборот, расскажи о нашей победе, о богатых трофеях, которые мы заполучили. Случайно проговорись, что это лишь десятая часть от всей добычи, захваченной нами, – с хитрым взглядом произнес Мазсе.
– Хех, десятая часть? – удивился Партатуя.
– Именно так. Отправляйся сразу на рассвете, – уверенно произнес Мазсе и взмахом рук приказал воинам выйти.
Всадники, забрав сундук, поспешили уйти. Мазсе немного подождав, последовал за ними. Вечер ему хотелось провести в компании Эдвина, с момента его возвращения они с монахом едва перекинулись парой фраз.
Дойдя до храма, мальчик застал священника, сидящего в одиночестве на широких ступенях белокаменного храма. Монах молча наблюдал за появляющимися на небе звездами.
– Ты не замерзнешь в одном балахоне? – привлек к себе внимание старика Мазсе.
– Господин! Приятно снова Вас увидеть, давненько Вы не заходили в наш храм. Я уж было подумал, что Вам больше не нужны мои уроки.
– Как ты мог такое подумать? – улыбнулся мальчик, сверкнув своими зелеными глазами.
Мазсе протянул руку Эдвину и помог ему подняться. Старик отряхнул рясу от пыли, и они проследовали внутрь храма.
– Когда ты все это успел сделать? – недоумевая, спросил мальчик, увидев возвышающиеся мраморные статуи в коридоре, ведущем к центральному павильону.
Монах лишь улыбнулся.
– А это у тебя откуда? – поинтересовался Мазсе, рассмотрев красивые гобелены с изображенными на них сценах из Священных Писаний Восточных королевств.
– Добрые люди помогли восстановить утраченное убранство нашего храма, – ровным голосом ответил Эдвин.
Сегодня Мазсе выбрал для чтения книгу про житие Редманда Четвертого старшего сына Теобальта. Книга была довольно скучной, большую ее часть составляли описания ежедневного быта будущего короля Живого города, от утреннего подъема до ночного сна. Эдвин не переставал удивляться, насколько легко мальчику дается восточный язык. Мазсе если и встречал незнакомые слова, то переводил их по смыслу, содержавшемуся в предложениях.
Спустя пару часов монах покинул Мазсе, оставив его наедине с книгой. Мальчик, сидя под светом масляного светильника, тщательно вчитывался в каждое слово рукописного текста.
Буквально через десять страниц мальчик начал засыпать, а еще через пять он так и уснул, сидя за книгой, остановившись на описании внешности молодого короля и убранства тронного зала Живого города.
Погрузившись в сон, он оказался внутри того самого большого тронного зала с невероятно высокими потолками, витражными окнами из цветного стекла с изображением рыцарей и сцен сражений. Мальчик посмотрел себе под ноги, он стоял на длинной ковровой дорожке с красным ворсом, с полосами из золотой нити по бокам. Ковер стелился от самого входа по полу из белого мрамора, к трону из оникса с золотыми вставками в изголовье и поручнях. На изящном троне восседал черноволосый юноша, со старческими морщинами в уголках его серых глаз. Мазсе присмотрелся внимательнее, это был тот юноша, про которого он читал только что.
– Подойди, – грубым басом, произнес юноша, сидящий на троне.
Мальчик уверенными шагами направился прямо к нему.
– Разведывательный отряд, который мы отправили в Антерол, так и не вернулся, – произнес Мазсе не своим голосом.
– Проклятье! – выругался человек в золотой короне с четырьмя небольшими зубьями и россыпью рубинов в обруче.
Король зажмурил глаза и запрокинул назад голову.
– От Вистана также никаких известий, – сжав кулак в кожаной перчатке, произнес Мазсе.
– Кадмус, мы найдем его, – произнес король, наклонившись чуть вперед, чтобы быть ближе к брату.
– В Обероле собирают новый отряд на поиски. Местные жители поговаривают, будто их всех сожгли заживо, – прислонив кулак к губам, произнес Мазсе.
– Проснись! – прокричал невнятно король.
– Проснись, Мазсе, – раздался голос Иданфирса.
Мальчик открыл глаза и встал из-за стола, оторвав лицо от книги.
– Что случилось? – произнес он, едва открыв глаза.
– Мазсе, с юга двигается большой караван Дахейцев. Сто восемьдесят лошадей, двадцать груженых повозок. Нужно действовать как можно скорее. Если выдвинемся прямо сейчас, то сможем перехватить их на выходе из соснового бора на юге в двух днях пути от Антерола.
– Собирайте войско, и выдвигаемся.
Разведчику понадобилось чуть больше часа, чтобы собрать всех воинов. Тяжелые всадники Партатуи, одетые в ламеллярные и пластинчатые доспехи, стройными рядами выезжали за стены города, следом скакали конные лучники племени Марсагета.
Мазсе, одетый в чешуйчатые доспехи из латуни, верхом на своей белой кобыле возглавлял конный отряд из шести сотен всадников. Им удалось достичь соснового леса гораздо раньше, чем туда подоспели всадники дахейцев. Затаившись по обе стороны от проселочной дороги, пронзающей лесную чащу, Мазсе и его воины готовились к внезапному нападению на караван из засады.
Когда на дороге показался небольшой передовой отряд из десяти всадников, юный вождь сератаев спокойно пропустил их, дав вырваться далеко вперед. Вскоре показалась и основная часть каравана вместе с гружеными доверху повозками. Охрана у каравана была небольшая, от силы сотня всадников-бедуинов, замотанных в халаты и шелковые тряпки, лишь на некоторых были надеты кольчужные доспехи.
– Вперед! Убить их всех, – закричал мальчик, когда колонна ушла достаточно вперед.
По всему каравану разнеслись озабоченные и испуганные возгласы, дахейцы застыли на месте, парализованные звериными воплями и визгом, доносящимися из лесной чащи. Мазсе не заставил их долго ждать. По обе стороны дороги из-за густых зарослей деревьев вырвались разъяренные сератаи, жаждущие крови и богатой добычи.
Засвистели стрелы. Конные лучники из племени Марсагета окружили караван, обстреливая охрану на скаку. Тяжелая конница, выставив копья вперед, смела легковооруженных всадников дахейцев со своего пути. В хвосте каравана начался ожесточенный ближний бой, послышались звоны мечей. Мазсе поспешил туда. Когда он прискакал на звуки битвы, Иданфирс ударом кавалерийского меча прямо в грудь сразил юношу со смуглой кожей, на вид ровесника Мазсе.
Паренек, закатив глаза, пытался сдержать руками, сочащуюся из раны кровь, но свалился с лошади без чувств. Бой длился не долго, а когда все стихло, и пришло время делить добычу, к ногам Мазсе бросили семнадцать израненных, но ещё живых пленников.
Иданфирс покрутил челюсть у одного из воинов и произнес:
– Неплохие рабы из них получатся. Отведем в город?
– Ты, случайно, дахейский не знаешь? – обратился к разведчику Мазсе.
– Нет, – искривив лицо, произнес Иданфирс.
– Тогда они нам ни к чему, – мотнул головой Мазсе, – по крайней мере, сейчас.
Иданфирс немного посмотрел вверх, на белые слои облаков, затянувшие небо, и дал команду своим людям убить пленников.
Выжившие дахейцы принялись истошно кричать, кто-то попытался вырваться, но безуспешно. Разведчики Иданфирса занесли мечи, чтобы убить всех оставшихся караванщиков.
– Мазсе иди сюда, посмотри, – позвал мальчика коренастый сератай из Марсагетского племени, стоявший возле одной из повозок.
Он снял грубую серую ткань, которой была накрыта деревянная повозка, укрепленная железными пластинами. Мазсе взглянул внутрь. Рулоны шелка разных цветов, свертки красного бархата, дубовые бочки, мешки со специями, привезенные с юга. Всем этим добром доверху была заполнена повозка.
Лучник откупорил одну из бочек, принюхался, в нос ударил запах, напоминающий мускатный орех. Воин наполнил ладони и сделал пару глотков. Напиток оказался очень крепким, с приятным послевкусием.
– Попробуй, – улыбаясь кривыми зубами, обратился к мальчику короткостриженый сератай, протянув мозолистые ладони.
Мазсе мотнул головой и жестом руки отказался от предложения всадника. Нотки приятного мускатного аромата, донесшиеся до его носа, всколыхнули память мальчика. Он вспомнил сеновал, вспомнил свою возлюбленную, Аббий, отца, сразу вспомнил и его похороны и невольно положил руку на обломок меча, который ему вручил Араме.
– Как хочешь, – произнес сератай и допил оставшийся в ладонях напиток.
– Все золото и серебро собирайте отдельно! Повозки с товарами отправьте в город, – приказал Мазсе уже мародерствующим сератаям.
– Позволь посоветовать тебе, – обратился к Мазсе Иданфирс.
– Говори.
– Ты же не собираешься все это добро отправить к Акиннаезу?
– А, что ты предлагаешь? – выдержав некоторую паузу, произнес Мазсе.
– Твои воины славно сражались и заслужили награду, – сухо произнес разведчик.
– Возьми столько золота для них, сколько нужно, – произнес Мазсе, положив руку ему на плечо.
Иданфирс молча кивнул в ответ.
– Грузите все добро в телеги, забирайте лошадей. Возвращаемся в город, – произнес Мазсе, запрыгнув на лошадь.
Не успело солнце скрыться за горизонтом, как воины Мазсе уже вернулись назад, за стены каменного города. Мальчик, распорядился приготовить ужин и накрыть на четверых в тронном зале. За ужином он хотел увидеть Эдвина, Иданфирса и всадника из Марсагетского племени, который предложил ему отпить из своих ладоней.
Помимо различных тканей, изящных украшений из золота и меди, искусно сделанной утвари из стекла прозрачного как капля утренней росы, сератаи захватили множество изысканных товаров и продуктов, десятки мешков со специями и сушеной травой, которую на юге называют чаем.
Когда Мазсе вошел в тронный зал, Эдвин уже сидел за столом. Он, сложив пальцы домиком, пристально смотрел в одну точку перед собой.
– Господин, – произнес старик, встав из-за стола, чтобы поприветствовать мальчика.
– Кажется, я потревожил твои размышления? – спросил Мазсе, направляясь к своему трону.
– Ничего страшного, милорд, – учтиво произнес монах.
Мазсе развалился на троне, закинув одну ногу на подлокотник. Он пристально посмотрел на обеденный стол в поисках чего-нибудь вкусненького.
На столе расположили одно общее блюдо, обжаренную на углях красную рыбу, четыре порции сырного супа и обжаренных на углях овощей. В центре стоял большой кувшин с белым виноградным вином, рядом расположили небольшие стеклянные тарелки, наполненные черным молотым перцем, копченой паприкой и густоватым кисло-острым соусом красного цвета. Внимание Мазсе привлекла большая плетеная корзинка с фруктами, привезенными с самого юга. Мальчик выбрал большой желто-красный фрукт овальной формы, который он принялся с жадностью поедать.
– Так какие мысли тревожат твой ум, Эдвин? – произнес Мазсе и вытер рот от выступившего фруктового сока своим рукавом.
– Торговцы, над которыми Вы и Ваши люди учинили расправу, – повернулся в сторону мальчика монах.
– А что с ними? Никто не смог скрыться, не переживай, – с довольным видом произнес Мазсе.
– Милорд, не считаете ли Вы, что подобная жестокость могла быть излишней?
– Объясни, – кинул косточку на стол Мазсе и впился любопытным взглядом в старика.
– Я хочу сказать, что можно было бы получить большую прибыль, не убивая и грабя торговцев, а заключив с ними обоюдовыгодное торговое соглашение.
– Ха! Соглашение? Что за вздор ты несешь, монах, – прервал речь Эдвина вошедший в зал коренастый сератайский всадник.
– Мазсе, позволь, представлю тебе – Ситалк, лучший лучник всего Марсагетского племени, – произнес Иданфирс, показав рукой на сератая с короткими каштановыми волосами, одетого в льняную тунику и штаны из грубой кожи.
– Приветствую тебя за своим столом, Ситалк, храбрейший из своего племени, – воскликнул Мазсе, искривив рот в улыбке.
– И я приветствую тебя, Мазсе сын Теорека, – учтиво произнес лучник, усевшись за стол по левую руку от мальчика.
Каждый, за исключением Эдвина, наполнил свой кубок вином и приступил к трапезе. Монах, недолго понаблюдав за тем, как сератаи грязными руками отламывают куски рыбы из общего блюда, решил воздержаться от сегодняшнего ужина. Ситалк проглотив жирный кусок рыбины, принялся облизывать пальцы, на которых Эдвин разглядел следы запекшейся крови, видимо, оставшейся с утреннего нападения.
– Для меня честь разделять трапезу вместе с сыном столь великого вождя, – прервал повисшую тишину марсагетский лучник.
– Благодарю, за столь лестные слова, Ситалк. Скажи, какой настрой сейчас у твоих соплеменников, после двух наших побед?
– Что ж, караван южан, который мы сегодня разграбили, это хорошая добыча, но мои товарищи давно поговаривают о вылазке по окрестным деревням.
– Что скажешь на это Иданфирс?
– Можно совершить пару вылазок на окрестности Оберола. Смогли бы разжиться продуктами и рабами.
– А ты, что думаешь монах? – обратился к Эдвину мальчик, заметив его раздраженное покачивание головой.
– Сератаев сейчас сотен пять. Вы и вправду хотите обратить на себя внимание короля Оберола? Его десятитысячная армия с легкостью разобьет вашу кавалерию и без труда займет город. Поэтому, я думаю, это плохая идея идти на открытый конфликт и тем более вторгаться в земли более сильного противника.
– Вздор! Мы без труда разбили три тысячи лучших воинов этого королевства! Справимся и с десятью! Мазсе, что вообще делает раб за твоим столом?! – вскипел Ситалк.
Иданфирс скривил рот в улыбке, облокотился на спинку деревянного стула, и пристально наблюдал за монахом. Старик молча, поднял глаза в сторону мальчика в попытке найти понимание.
– То же что и ты, Ситалк. Ест, – выдержав недолгую паузу, произнес Мазсе и расплылся в улыбке.
– Ха-ха-ха, – подхватил Иданфирс.
– Хех, – ухмыльнулся лучник и вернулся к трапезе, пригрозив монаху ложкой, которой он ел сырный суп.
– Буду с тобой честен, Ситалк. Я не доверяю людям из твоего племени, как мой отец не доверял Марсагету. Слишком уж много распрей между нашими родами.
Ситалк нахмурил брови, слегка огляделся по сторонам, пытаясь понять, не в ловушку ли его заманили.
– Но между нами нет вражды. И мне нужен, человек, которому я могу доверять, которого я мог бы возвысить, сделать первым среди своих соплеменников, тот, на кого они будут равняться, тот, кто будет направлять их. Ты сможешь стать для меня таковым? Могу ли я верить тебе, Ситалк? А главное, сможешь ли ты повести своих людей за мной?
– Я с тобой, Мазсе. Сегодня я получил добычи столько, сколько бы мне и за десять набегов ни досталось бы от Марсагета. Но это его племя.
– Нет, – прервал его мальчик, – теперь это мое племя. И ты первый его всадник.
Когда с ужином было покончено, а кувшин вина опустел, Мазсе дал понять, что пора расходиться. Эдвин после вечерней трапезы был мрачнее тучи. Ситалк же, напротив, обнял Мазсе и предложил выпить за их племенной союз, но выпить было нечего, и он, поворчав, вышел вслед за монахом. Иданфирс, проводив подвыпившего сератая из тронного зала, вновь вернулся к Мазсе.
– Ты что-то ещё хотел?
– Да, я не стал говорить это при монахе и Ситалке.
– Я тебя слушаю, – произнес мальчик, усталыми глазами уставившись в разведчика.
– Это касается Оберола. Перед ужином ко мне вернулись мои люди, которых я отправил патрулировать границы с Оберолом.
– И что они тебе рассказали? – моментально протрезвев, выпалил Мазсе.
– Оберол собирает большой поисковый отряд, в шесть или семь сотен всадников, на поиски принца Вистана.
– Это в пять раз меньше той армии, что мы уже разбили.
Иданфирс тяжело вздохнул и добавил.
– Мне сообщили, что Гардария и Вардария также собирают добровольцев, желающих отправиться на поиски принца.
– В королевстве убеждены, что Антерол захватили разбойники и дезертиры. Они же и держат в плену принца.
– Пусть так и думают. Нам только на руку, если нас не будут воспринимать как серьезную угрозу.
– У тебя все?
– Да.
– В таком случае нам нужно подготовиться к грядущим битвам. Что-то подсказывает мне, что их будет далеко не одна и не две, – произнес Мазсе, сжав рукоять обломка серебряного меча на своем поясе.
Глава 11
Глухой звон металла и взволнованные голоса монахов, пробежавших мимо двери кельи, в которой сегодня ночевал Мазсе, заставили его открыть глаза. Он неохотно поднялся, тяжело зевнул и потянулся, пытаясь прогнать сон. Свеча в подсвечнике за ночь прогорела. Книга про дахейцев, которую ночью читал Мазсе, так и лежала на столе.
– Колокол. Кто-то приближается к городу. Это должен быть Партатуя, ему уже давно пора было вернуться, – подумал мальчик и принялся собираться, чтобы встретить гостей.
Пошла уже третья неделя, как он отправил старого всадника с дарами в степь. А с каждым днем отсутствия Партатуи его люди слушались мальчика все меньше, марсагетские всадники порой и вовсе его никак не воспринимали. Кто-то уже начал вести разговоры о возвращении в степи. Помощь старого всадника была нужна Мазсе как никогда. Эдвин же, напротив, сблизился с ним ещё сильнее и почти убедил его взять себе в войско некоторых обученных битве антерольцев.
Мазсе вышел из храма. Стоя на ступенях из белого камня, он прикрывал глаза ладонью, пытаясь защититься от лучей палящего солнца.
– День обещает быть жарким, – раздалось у подножья храма.
Мазсе перевел свой взгляд со стены, на которой началось какое-то обеспокоенное движение, вниз на ступени храма.
– Это Партатуя возвращается. Ты поедешь со мной его встречать? – произнес Иданфирс, смотря на мальчика сощуренными глазами.
– Конечно.
Разведчик молча улыбнулся и протянул уздечку рыжего жеребца, которого привел с собой, в сторону Мазсе.
Мальчик резво спустился по ступеням, подхватил уздечку и, запрыгнув на коня, скомандовал:
– Вперед! Догоняй!
Ударив коня пятками по бокам, он резко вырвался вперед, скача галопом по опустевшей центральной улице города.
Иданфирс усмехнулся, оскалив зубы, и бросился за ним вдогонку. Мазсе гнал так быстро, что чуть не сшиб проходящих мимо антерольцев. Разведчик грозно выругался на сератайском языке в адрес пожилой женщины, появившейся из ниоткуда. Та едва успела упасть в сторону, уклонившись от промчавшего мимо Мазсе, как тут же чуть не была затоптана черной лошадью Иданфирса.
– Всадники! – раздались крики на стене.
– Открыть ворота!
Едва кованые створки успели распахнуться, как мальчик буквально вылетел из города. Немного отставая, за ним выскочил и первый разведчик, за которым выехали десять всадников сератаев. Мальчик скакал по главной дороге, ведущей из города на запад, по которой вот уже почти две полных луны назад уводили пленных людей из Антерола в сератайские степи.
Цоканье копыт его коня о большие булыжники, которыми была вымощена дорога, проносилось вдоль всей стены города.
– Ишь, ты, как разогнался, – прокричал разведчик, пришпоривая коня, в надеже настичь мальчика.
Когда мощеная часть дороги закончилась, и начался песчаный грунт, конь Мазсе стал терять скорость, и у разведчика появился шанс хотя бы поравняться с ним.
Столп пыли и песка, поднявшийся из-под копыт рыжего коня Мазсе, заставил разведчика съехать с дороги и продолжить преследование по обочине. И вот Иданфирс, почти настигнув мальчика, был от него на расстоянии вытянутой руки.
– Ну! Почти! – выпалил разведчик, вытянув руку, в попытке достать до Мазсе.
– Стой! – скомандовал он, резко остановив своего коня.
Иданфирс с гримасой, полной гнева и разочарования, пролетел мимо Мазсе, успев только выругаться.
– Иданфирс! Мазсе! Как же я рад снова вас увидеть, – расплывшись в беззубой улыбке, произнес седоволосый сератай в ламеллярной броне.
– Партатуя! – воскликнул разведчик, пытаясь угомонить свою лошадь.
– Что же ты так долго? – озадаченно спросил Мазсе, слезая с коня.
Партатуя, не ответив ни слова, бросился обнимать мальчика.
– Ты бы видел лицо царя, когда я открыл перед ним сундук, – произнес Партатуя, освобождая Мазсе от своих объятий.
– Рассказывай все в подробностях.
– Поведал ему о нашей славной победе. Тебя похвалил. Пустил слухи среди знати о спрятанных богатствах Антерола, которые рыцари успели попрятать и вывезти в соседние царства, – хлопнув по спине мальчика, добавил Партатуя.
– А что сказали другие вожди?
– Многие с завидным блеском в глазах смотрели даже на такой сундучок с золотом. После возвращения в степи львиную долю добычи Акиннаез забрал себе. Не все вожди получили то, на что рассчитывали вожди. Акиннаез ещё сказал, что ты достоин своего отца.
Мальчик невольно улыбнулся. Голос старика пробудил в его памяти воспоминания об отце, а рука невольно потянулась к обломку меча.
– Что ж, это уже что-то. Теперь о нас будут знать все сератаи, – с улыбкой произнес Мазсе.
– А ты хитер, малец, – произнес старик, потрепав Мазсе за густые волосы.
– Ты заезжал в Аббий?
– Нет, Акиннаез со своей ставкой ушел далеко на север, если бы я поехал в Аббий, то потерял бы месяц, а то и полтора в дороге. Из твоих братьев видел только Нессиоти и то один раз на общем собрании. Так же видел и Марсагета. Он выразил Акиннаезу желание забрать своих людей назад в степи.
– А что царь?
– Сказал, что это теперь твои люди.
Мазсе встал как вкопанный.
– Что глазами-то захлопал? Садись в седло, вождь. Я слишком устал с дороги. Хочу уже поесть, напиться и погрузить свои дряхлые кости в мягкую перьевую постель.
По дороге до города Мазсе рассказал о разграблении дахейского каравана и богатой добыче, упомянул и о растущем недовольством среди всадников. На что Партатуя только махнул рукой, но одобрил выбор Ситалка своим приближенным среди всадников Марсагета.
Когда Партатуя и Мазсе въехали в город, все всадники сератаи поспешили встретить их и расспросить старика про новости из степей.
Мазсе распорядился, чтобы в тронном зале накрыли большой обеденный стол. Когда все собрались за столом, Партатуя позволил себе первым взять слово.
– За нового сератайского вождя, Мазсе сына Теорека! – произнес старик и выпил до дна кубок красного вина, окрасив свою седую, отросшую за время дороги, бороду в бордовый цвет.
– За вождя! – присоединился Ситалк.
– И за моих знатных всадников! – подытожил Мазсе.
Все выпили до дна, только монах едва пригубил. Мазсе видел по лицу Эдвина, что ему в тягость общество сератаев.
– Как тебе еда, Эдвин? – поинтересовался мальчик.
– Великолепно, – с натянутой улыбкой заявил монах, накладывая себе порцию запеченных овощей.
– Вся эта еда на столах, это все из того каравана с юга, – поделился с Партатуей Мазсе.
– Недурно, весьма недурно.
– Диковинные вещи у этих южан растут, правда? – улыбнулся старик, ткнув при этом монаха в бок.
Резкая смесь запаха человеческого пота с лошадиным ударила в нос монаху, когда Партатуя повернулся в его сторону. Эдвин не смог сдержаться и, скривив лицо в гримасе отвращения, принялся откашливаться.
– Прошу простить меня, господин, что-то мне нехорошо. Разрешите оставить вас? – встав из-за стола, произнес монах.
– Может быть, лекаря? – забеспокоился Мазсе.
– Нет, нужно просто отдохнуть.
– Конечно, ты можешь идти.
Монах поправил свою рясу из белого шелка, расшитую золотыми узорами, и поспешил покинуть зал. Вскоре после его ухода, когда половина блюд была съедена, Мазсе объявил об окончании трапезы и попросил всех оставить его.
Иданфирс и Ситалк вышли первыми, Партатуя же задержался.
– Я одобряю твой выбор знати, Иданфирс мой лучший разведчик, а Ситалк, один из лучших лучников в племени Марсагета. К тому же он молод и горяч, но его род недостаточно знатен, чтобы возвыситься в племени Марсагета, поэтому ты без труда заполучишь его верность.
Мазсе лишь улыбнулся в ответ. Тяжело вздохнув, он облокотился на спинку своего трона. Партатуя подошел к нему и уселся прямо на пол сбоку от трона, подогнув под себя ноги.
– Ты что-то еще хотел?
– Да, хотел успокоить тебя. Мои люди с тобой, пока за тобой иду я. Но я уже очень стар и чувствую, что Великий Всадник уже скачет за мной. И когда я присоединюсь к твоему отцу, моих всадников должен будешь удержать ты сам. Они пойдут за своим вождем до самой смерти. А вождь всегда должен быть сильным и уверенным в себе и своих решениях. Настоящий вождь должен вести свое племя, думать о благополучии своих всадников. А мальчишка, какого бы он знатного ни был рода, не может быть вождем. Запомни это.
– По-твоему, я могу стать вождем? Могу возглавить свое племя, – с озадаченным видом спросил Мазсе.
– Ты уже вождь. Не обмани доверие Всадника, что возложил на твои плечи это бремя.
Партатуя с хрустом в суставах поднялся и, пристально посмотрев на Мазсе, произнес:
– Я пережил всех своих детей. Нет для отца страшнее участи, чем собирать погребальный костер для своего ребенка. Но пока по моим жилам течет жизнь, я не допущу, чтобы костер собирали по тебе. А теперь, я оставлю тебя, нужно отдохнуть с дороги. Кости уже не те, что в шестьдесят.
Оставшись в одиночестве, Мазсе распорядился, чтобы убрали со стола, затем, сидя на троне, он погрузился в раздумья. Чувство тревоги сковывало его изнутри. Мысли о своем племени, об отце, о братьях не давали ему покоя. Вспомнил он и рыдающую мать над телами своих братьев. С одной мысли он перескакивал на вторую со второй на третью, пока не поймал себя над одним главным вопросом.
– А дальше что? Нет, настоящий вождь не должен сомневаться в себе и в своих решениях. Я должен уверенно вести своих всадников вперед.
С этим решением Мазсе побрел к одному человеку, который мог его понять. Когда Мазсе вышел на улицы города, солнце весело высоко над горизонтом, на небе не было ни облачка. Как и предрек Иданфирс, день выдался очень жарким. Мазсе не торопясь побрел в сторону храма. На своем пути он встречал антерольцев, которые радостно приветствовали его. Мальчик спокойно говорил с ними на их языке, иногда даже записывал их просьбы и передавал Эдвину.
Сератаи, в основном бывшие воины Марсагета, враждебно относились к выжившим антерольцам, которых в городе стало гораздо больше, чем самих сератаев. Мазсе не раз замечал, как какой-нибудь сератай плевал при виде освобожденных им рабов.
Жителями Антерола полностью занимался Эдвин, которого они называли архиепископом. Мазсе лишь наблюдал за тем, какие Эдвин раздавал людям указания. Начали засеивать поля, из семян того зерна, которое удалось спасти после нашествия сератайской орды. Большинство выживших бежали в соседние королевства, а те, кто осмелился остаться, камень за камнем восстанавливали город, сеяли зерно, добывали уголь и железо, трудились и делали все, как говорил им монах.
Храм за последнее время также преобразился. Мазсе казалось, что он уже не в том полуразрушенном здании со стенами, залитыми кровью. Теперь он напоминал настоящий дворец. Повсюду висели красивые гобелены, в коридорах, словно из земли, выросли мраморные статуи. А на алтарях, к изумлению мальчика, появилась золотая и серебряная утварь.
– Господин! Не ожидал Вас сегодня увидеть, – поприветствовал Мазсе, выбежавший в коридор Эдвин.
– Я беспокоился о твоем здоровье. Решил проверить как ты. И к тому же я вчера увлекся одной книгой, хотел бы сегодня её дочитать.
– Право не стоило, я в добром здравии, но благодарю за беспокойство. А что за книгу Вы взяли для прочтения?
– Царство Дахейское, – ответил Мазсе и продолжил путь к своей келье.
– Неплохая книга и написана доступно, только вот недостоверна она, – произнес монах, быстро перебирая ногами, пытаясь не отставать от мальчика.
– То есть недостоверна? – остановившись, переспросил Мазсе.
– Она написана священником Сеймуром из Живого города. А у него был свой взгляд на происходившее в те года события, которые он считал дикими и бесчеловечными, поэтому и всех дахейцев окрестил дикарями.
– Лучшие книги о южных царствах написаны учеными с юга. Но у нас очень мало переводов таких книг и все они, скажем так, неточны.
– Тогда ты сам расскажи мне о дахейцах и, вообще, о южных царствах.
– Хорошо, – улыбнулся монах, – пройдемте в читальный зал. Что именно вы хотите узнать?
– Все. Богаты ли они так, как рассказывал отец? Насколько опасны? Кто ими правит?
Эдвин усадил Мазсе за большой стол из красного дерева, в северной части павильона, а сам отправился на поиски нужной ему книги.
– Нашел! Вот на этих страницах написана история дахейцев с момента Великого разлома, – воскликнул Эдвин и вернулся к Мазсе с большой книгой в переплёте из грубой кожи.
Мазсе открыл книгу и пролистал пару страниц.
– Вся на дахейском. Ты знаешь этот язык?
– Конечно. Антерол граничит с Дахеей, поэтому торговцы этого царства, частые гости в нашей столице. Собственно, у одного из таких я и приобрел эту книгу.
– Когда-то Дахея была лишь провинцией в империи великого визиря Рустама. Но с его смертью империя распалась на три части, затем каждая раскололось ещё на две, и до недавнего времени в южных царствах можно было насчитать свыше ста различных царств, во главе каждого из которых стоял свой визирь, считавший себя единственным законным наследником Рустама. Из-за права носить его имя начинались войны, во имя его вырезались народы и сжигались города. Ему приносились жертвы, посвящались победы. Дошло до того, что ему начали возводить храмы и возносить молитвы, – Эдвин неодобрительно покачал головой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/aleksandr-bulaev/vsadnik-66208658/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.