Читать онлайн книгу «Я у тебя болю…» автора p_i_r_a_n_y_a
Я у тебя болю…
p_i_r_a_n_y_a
Поэзия #3
Женская дневниковая лирика. Цикл стихов о разбитой, невзаимной и больной любви, пронесённой через время и расстояния. О любви, которая болит, скребётся в душу и рвётся изнутри наружу. Когда думаешь, что она умерла, а она, что бы где бы ни случилось – живёт.
Содержит нецензурную брань.
p_i_r_a_n_y_a
Я у тебя болю…
Не рыдаю, не зову по имени
Не рыдаю, не зову по имени,
не мечтаю всё вернуть обратно:
пусто, будто даже память вымерла…
Сброшены настройки до стандартных.
Хочешь, чтоб я улыбалась всегда – Ладно
Хочешь, чтоб я улыбалась всегда – Ладно.
Хлопать ресницами, бабочкой яркой порхать,
глупой пластмассовой куклой в платье нарядном
буду, и даже попробую снова летать…
Чтобы не знал ты – мне тоже бывает больно –
я улыбаюсь (Плохо – аж искры из глаз!!!
Крик свой засуну обратно поглубже в горло –
выкричу дома, под душем – не в первый раз…).
Сбегаю
Сбегаю…
…от надежд разрушенных,
от сказки – глупой и смешной,
от слов – обидных, незаслуженных,
и от предательств за спиной –
сбегаю…
Сжигаю…
…все воспоминания,
надежды, планы и мечты,
и – без секунды колебания –
к чертям собачьим все мосты
сжигаю!!!
Я знаю,
как бы больно не было,
но раз уж нет пути назад –
восстану, как всегда, из пепла я –
сильней, добрей, мудрей стократ.
Я знаю.
А я не плачу
А я не плачу. Крепко в руках держу,
качаю, нянчу – душу, что ты убил:
сказал так просто, буднично – ухожу,
я тебя
не любил.
Ты ждал истерик – ровен сейчас мой пульс,
ровнее только взлётная полоса,
душа взлетает – я уже не боюсь –
лайнером
в небеса.
И там не будет писем и телеграмм,
но лишь по морю буду с небес скучать…
Я не умею плакать – спасибо, мам! –
но ты меня не
сможешь
перемолчать…
Не переживай – со мной, конечно, всё в порядке
Не переживай – со мной, конечно, всё в порядке:
что с такой безбашенной вообще случиться может?
Максимум – напьюсь, сорвусь куда-нибудь на блядки –
образ твой стирать из памяти, а запах – с кожи.
Юбку – покороче, а каблук – как можно выше,
красные трусы (да не на люстру – на удачу),
музыку – погромче, и – куда-нибудь на крышу:
прямо в небо о любви орать до хрипа, плача…
Обессилев, сесть на край привычно, ноги свесить
(не переживать, ни звать спасателей не надо –
я тут не одна, со мной сидит мой ангел вместе)
убедиться, что рассвет приходит за закатом.
Этот мир не подведёт меня опять, конечно:
после тёмной ночи неизбежно солнце встанет,
розовый рассвет над горизонтом мне забрезжит –
дарит нам надежду каждый день, и не устанет.
Не переживай – со мной, конечно, всё в порядке:
у меня семь жизней, как у кошки, и удача.
Максимум – напьюсь, сорвусь куда-нибудь на блядки,
обещаю – слишком много жизней не потрачу…
Не переживай…
Болею, наверное (чёртов вирус)
Болею, наверное (чёртов вирус) –
кусками выкашливаю витальность и лёгкие,
в тяжёлых снах забываюсь, мне снилось
много мутной воды, и я в ней – грязная, мокрая…
Вода – к болезням, к худому – мутная,
хоть рыб не ловила – и слава ж богу,
ведь в том бреду где-то три минуты
ты снился мне… Нам так немного
всем жить осталось – три дня, два вдоха:
куда-то в пропасть всем миром падаем.
Но мне не страшно – настолько плохо
жить без любви твоей, да и надо ли…
Я б с тобой разделила навеки твою темноту
Я б с тобой разделила навеки твою темноту,
из которой стремишься к огню, не боясь опалить
нежных крыльев души… Но сегодня ты выбрал не ту…
А быть может – ту самую… [Господи, мне ли судить…]
Быть любимым – так скучно и просто:
для кого-то ты – небо и звёзды,
море синее, солнца свет
(только счастья нет).
Быть счастливым – так страшно и сложно:
не взаимно, но не безнадёжно
восхищаться чужим огнём
(и гореть на нём).
Я тебе бы сияла намного светлее огней,
что так манят тебя, волшебство обещая любви…
Я б тебя удержала, но ты – ты стремился бы к ней…
Так лети, не держу – ни тебя, ни обид – C'est la vie…
Все друг без друга – могут
Все друг без друга – могут.
А остальное – ложь:
сколько тебе в подмогу
выйдет из дома в дождь?
Выедет в лес в морозы?
Даст до зарплаты в долг?
Сопли утрёт и слёзы?..
Лишь от таких и толк
есть, остальные – омут
(Выплывешь?/Пропадёшь?)
Все друг без друга – могут.
А остальное – ложь.
Липкий мороз по коже –
не пожелать врагу! –
мы друг без друга тоже…
Я без тебя – могу!
Только – не вижу смысла
и позабыла вкус…
Памяти коромысло
давит на плечи: груз
воспоминаний тяжек –
вёдра полным-полны.
Время не лечит даже
от не своей вины.
Я подарю тебе белый корабль
Я подарю тебе белый корабль
(может быть – парусник, может быть – яхту),
он унесёт тебя в синюю даль,
я помашу тебе в след. Мне барахта-
ться надоело в трясине невзгод –
мелких сует надоевшего быта.
Не возвращайся ко мне через год,
и через сто… Я совсем не сердита,
просто желаю тебе под килём
полных семь футов, чтоб ветер был – в спину,
чтоб поросло всё былое – быльём,
чтобы удача тебя не покину-
ла, как портовая девка, когда
кончились сразу и деньги, и виски,
чтоб никогда никакая беда
не приходила к тебе, мой неблизкий…
Море тебе не опасно и в шторм –
крепок корабль твой и сила молитвы,
не возвращайся ко мне ни за что –
двери в семейную гавань закрыты.
А ты – мой самый заклятый враг
А ты – мой самый
заклятый враг:
пытаешь, мучаешь, бьёшь с ноги;
я умоляю –
не надо так:
пусть не друзья мы, но – не враги.
Уже не больно
почти совсем:
не знают мёртвые слова боль;
я всё, что было,
делю на семь,
и получаю в ответе ноль.
И значит были
равны нулю
все наши чувства, и вот вопрос:
зачем тебе я
кричу "Люблю!",
забыв про реки пролитых слёз.
Но снова руки
к тебе тяну:
спаси, помилуй, подставь плечо –
я в этой боли
своей тону,
и почему-то хочу ещё…
Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло
Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло:
близким /далёким, лучшим друзьям заклятым,
самым врагам любимейшим… Повезло –
скажут они вдогонку, как так и надо.
Вырваться, жилы жизней семи порвав –
где и взяла-нашла-то такие силы?
Физики/химии/жизни закон поправ –
выжить, оставшись свежей, худой, красивой.
Будут галдеть – ей в руки всегда само
падало всё: печалей и бед не знала…
Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло.
Встать на раз больше надо лишь, чем упала…
Цель обозначив, просто идти вперёд –
тупо за шагом шаг без рефлексий лишних:
сутки, неделя, месяц, другой –и год…
Что говорят вдогонку – не знать, не слышать.
Глохнуть от невозможности сделать вдох –
лёгкие разрывает от острой боли –
Господи, как не сдохнуть-то, как не сдох…
Точно ли ЭТО, отче, ты звал – любовью?..
Не читай меня. Не читай
Не читай меня. Не читай.
К горькой памяти не прикладывай.
Ты дели меня, вычитай,
умножай – так на ноль, не складывай.
Не пиши ты мне. Не пиши
писем длинных/коротких – всё равно.
Вычитай меня из души.
Раздели нас. Коль сможешь – поровну.
Забывай меня. Забывай
постепенно – кусками. Брызгами
горьких слёз меня отмывай –
ветровое как будто – мысленно.
За плечом у меня не стой
в каждом зеркале – привидением:
мы остались за той чертой
вычитания и деления.
Все эти "Здравствуй, красивая, как ты там?"
Все эти "Здравствуй, красивая, как ты там?"
валятся тоннами мусора в почту / в душу,
но всё равно там звенящая пустота –
нет никого, чей привет был бы правда нужен.
Эти глаза никогда не устану в снах
взглядом искать… В параллельные жизни вхожа,
я там – Астахова [с глупой приставкой "ах"],
и Полозкова немного, конечно, тоже:
там, что ни стих, что ни строчка – шедевр, концепт
[залы, концерты, поклонники, деньги – густо],
только успеха чужого из сна рецепт –
не унести: в крепко сжатой ладошке – пусто…
Как ни зови золотого к себе тельца,
только стихи ищут сердца тугое вымя:
высосать/выдоить досуха/до конца –
глаз твоих свет и твоё дорогое имя –
напрочь из памяти… Всё, что стихом легло
[строчку за строчкой кладу, распуская душу],
то – не моё: между нами стена – стекло
непробиваемое, хоть стреляй – не струшу.
Только – пожалуйста! – если себя узнал –
не обходи эту стену, мол, как ты, здравствуй:
брось анонимно куда-нибудь на PayPal
сколько не жалко, не тратя слова напрасно.
В сердце внезапно настала такая тишь
В сердце внезапно настала такая тишь –
я осознала, что ты мне не позвонишь,
и мне не надо теперь говорить: "Пока,
я занята, очень важного жду звонка"
всем остальным, кто, к несчастью, не ты. Но всё ж
и понимая, что ты уже не придёшь,
не позвонишь, не напишешь, и просто не –
не выключаю ночник на своём окне:
если не ты, может, кто-то другой теперь
в слякоть осеннюю робко заглянет в дверь?
За любовью
Согреваю бокал вина
в чуть заметно дрожащих пальцах,
я сегодня не влюблена,
но подумываю – остаться
здесь, сегодня с тобой в ночи –
с очень страстным, но не знакомым.
Ты мне просто отдал ключи –
приходи, мол, и будь как дома:
мне такая как ты нужна –
ты как свет, мол, в ночном окошке…
Прихожу – ты: "Привет, жена!".
Но какая жена из кошки,
что сама по себе гулять
без отчёта привыкла вволю?
Я сегодня – простая блядь.
Встала в очередь.
За любовью.
Вот так внезапно на волю выбежать
Вот так внезапно на волю выбежать –
господи, или кто-нибудь там, спаси-
те, слишком больно, боюсь, не выдержу,
и как нарочно, ни одного такси,
ни одной машины нигде поблизости,
да как занесло меня в такую глушь,
где лишь тела догадались вымесить,
забыв вложить самородки душ
в это недо-тесто из говна и палок –
видно, и у творца истощился ресурс –
и как это всё просто за-е-ба-ло
я самой себе признаться боюсь;
ни души кругом, темнота, и в смартфоне
всё разом – деньги и интернет
куда-то делись… И где-то фоном:
коль счастья нет – то и жизни нет…
Море в ноги бросилось верным псом
Море в ноги бросилось
верным псом –
радостным, дурашливым –
балла три,
брызгами солёными –
на лицо:
я тут тоже плакало,
посмотри…
И стоим счастливые,
все в слезах:
целый год не виделись –
это жесть…
Как мы друг без друга – не
рассказать…
Наконец-то встретились –
счастье есть.
Отошло от берега –
догони! –
и волну подставило
под живот:
ты тут осторожно, не
утони –
он ведь, если что не пе-
реживёт…
Любит ли, не любит ли –
не вопрос:
кто же сомневается,
если да…
Брызги на ресницах ли,
капли слёз
ли – какая разница:
всё вода…
Время водой утекает сквозь пальцы
Время водой утекает сквозь пальцы –
как ни сжимай, всё равно не удержишь,
ты не сказал мне простое "Останься"
[кажется, сдохнет от боли надежда]…
* * *
Джинсы, трусы – на полу вперемешку
[ночью они как-то сами слетели] –
горько шучу, мол, не спутать бы в спешке
[губы предательски дрогнули еле],
ты – непонятно суров и галантен:
чай или кофе, а сахара сколько
[кофе на кухне – не тот, что в кровати:
как ни сласти – всё равно будет горько],
я – тоже вежлива по-королевски:
кофе – спасибо, но нет – убегаю
[ночью была восхитительно дерзкой,
утром – ну, так уж выходит – другая]…
* * *
Время водой утекает сквозь пальцы –
как ни сжимай, всё равно не удержишь,
ты не сказал мне простое "Останься"
[кажется, сдохнет от боли надежда]…
Счастья будущего осколки
Счастья будущего осколки
по сусекам скребу – прячу.
Из чужого коллаж только –
уникальный зато. Плачу.
Из обломков чужих судеб
[поцелована я Богом]
мозаичный шедевр будет,
хоть работы над ним – много.
Собираю в одно – части
[каждый пазл – на своё место],
клею из ничего – счастье,
это сложно, зато – честно.
Кто-то бросил, а я – рада:
по-за-рез оно мне – нужно,
без него – филиал Ада
иссушает мою душу.
Мы все в душе немножечко поэты
Мы все в душе немножечко поэты –
ранимость пряча глубже под ребро,
молчим так оглушительно об этом,
что проще было б взяться за перо…
Но – нет, опять прокачиваем скиллы
циничности, и толщину брони,
на нелюбовь растрачиваем силы,
чтоб на нуле "Спаси и сохрани!"
шептать кому-то призрачному в небо,
и он нажмёт, вздыхая, Ctrl + S,
чтоб снова – в бой… Спасибо. Только мне бы
инструкцию – как выжить можно здесь…
Два-ноль
Уехать, убежать, располовинив
и жизнь свою, и жизнь мою, и боль,
но даже вдалеке родное имя
стучит в груди… И счёт теперь – два-ноль,
ведь ты в пылу борьбы с собой – с азартом
судьбе капризной бросил на сукно –
меня, себя, любовь – как просто карты,
и та – взяла. Такое вот кино.
Но жирный куш побед – не греет душу,
ведь я была – тебя живая часть,
и ты – с победой, но с душой наружу,
и я – шестёркой, не попавшей в масть,
в руках судьбы, тасующей колоду,
пошла, как карта – дальше по рукам…
Ты – праздновал победы, я – невзгоды
распределяла в рифмы по строкам.
И сжалилась судьба – да сколько ж можно
так кровоточить рифмами? – на ноль
твои победы наскоро умножив,
мне семафорит: "Стоп игра! Два-ноль!"
Я не плачу ночами от серой глухой тоски
Я не плачу ночами от серой глухой тоски –
я давно ни по ком/ни о чём так давно не плачу –
героически в тёмное прошлое марш-броски
(в настоящее – тоже) не делаю наудачу,
не готовлю стратегию, как победить в бою,
если завтра тебя (наша жизнь – поле боя?) встречу,
я не плачу ночами, я даже (прости!) пою:
это – время, оно, как известно, отлично лечит.
Щедро трачу НЗ, подъедаю слегка сухпай
(шоколад и сгущёнка там вкусные, знаешь, очень),
я ещё в феврале ощущаю всей кожей – май,
а не наоборот, так зачем мне бояться ночи?
Я не плачу ночами от серой глухой тоски –
не готовлюсь к войне, ради мира качая скиллы…
Мне объятья других –удушающие тиски,
и мне в этих тисках на тоску не хватает силы…
Мне б не на жизнь – на час
Мне б не на жизнь – на час [ведь, Господи, он ничей!]
просто один лишь раз заснуть на его плече.
Крепко закрыв глаза, поверить, что мой он. Весь.
Все позабыть "нельзя". Не ждать. Быть сейчас и здесь.
Носом уткнуться в грудь. Дыхание в такт равнять.
Раз хоть. Когда-нибудь. Так просто. Его. Обнять.
Греться его теплом, и ритмы сердец, чтоб в такт…
[Встретились. В лобовом… Да, Господи, как же так?..]
Я сразу всё пишу начистовую
Размашисто, уверенно и смело
я сразу всё пишу на чистовик,
без страха новый, непорочно белый
испортить лист (в корзину напрямик
идёт он, если вышло неудачно:
расходники жалеть – не мой удел),
и над стихом, не выжившим, не плачу –
знать, не жилец, раз выйти не сумел.
Я сразу всё пишу начистовую:
цель вижу – без препятствий, напрямик,
но "Не скучай. Твоя. Люблю, целую"
упрямо сохраняю в черновик,
чтоб – переформулировать, поправить,
средь точек-запятых найти баланс,
но не нажать заветное "Отправить"
ни в первый, ни в сто первый даже раз.
И в тысячный – где смелости найти бы
сказать тебе заветное "Люблю",
предчувствуя не счастье, а погибель
у этого безумства на краю?
А в стопятьсотый – всё-таки решиться
корабль направить на смертельный риф,
и в собственном стихе – самоубиться
об острые края точёных рифм.
Не выискивать новых смыслов
Не выискивать новых смыслов
в его статусах, фото, письмах,
не вымучивать тыщу лет,
что сказать на его "Привет!",
взять – и просто не отвечать.
Промолчать.
Куклой ниточной на верёвках,
что он дёргает со сноровкой
кукловода и палача,
издеваясь и хохоча,
видя, как увязаю в сеть –
не висеть.
Рвать верёвки и сухожилья,
не молиться, мол, "Лишь бы жил!" и
в липкой луже своей крови
не молить о былой любви:
уже с неба спускался Бог –
не помог…
Твой номер моим телефоном давно забыт
Твой номер моим телефоном давно забыт –
мой список контактов сжимается каждый час:
я слишком ценю новый ровный сердечный ритм,
чтоб где-то хранить этой памяти боль о нас.
Я долго носила под сердцем – не сберегла –
она умерла, ей бы было сегодня семь.
Она нас связать попыталась, но не смогла –
да и не должна бы… Малышка ещё совсем…
А ты – не её, не меня на руках носил:
ты нянчил и пестовал – родненькую, свою!
А вырастил, выкормил – надо же – отпустил
ко мне, передай, мол, как сильно ещё люблю.
И бьются в экран незнакомые номера –
рингтоном чужим и безликими СМС,
и просят любви, но моя уже – умерла
малышкой совсем…
А для ваших здесь нету мест…
Ночь. Осень
Ночь. Осень. И в глаза мне – "Только правду!" –
из чёрных окон светят фонари,
но я – молчу под шорох листопада,
и ты им ничего не говори,
что это ты шального неба просинь
сменил вдруг на Малевича квадрат
в моем окне, и за день лето в осень
раскрасил, а теперь и сам не рад
косым дождям, стучащимся в окошко
(и нервно куришь пятую подряд),
и памяти, что вновь скребётся кошкой
под рёбрами… Никто не виноват,
что в жизни предусмотрено движенье
минут, часов, листов календаря,
и все пройдёт – любое притяженье –
когда-то в тихой грусти ноября…
Падать – не очень больно
Падать – не очень больно:
сколько таких падений
пережито!.. Невольно
"остановись, мгновенье!" –
тихо, губами только –
тихо шепчу – услышат:
их за спиною столько
вечно в затылок дышит…
И опустить боятся
хоть на секунду крылья:
мне ж с высоты сорваться –
доли секунды, или
в пропасть к тебе – пол шага
(Под ноги смотрит кто там?
"Глупость" – равно "отвага"),
ангелы без работы
дня не сидят, я знаю.
Только порой неловко,
что я опять, дурная –
в пропасть, и без страховки…
Долго на свет лечу
Долго на свет лечу –
радуясь, хохоча:
счастья себе хочу!
…Лампочкой Ильича
свет оказался тот…
Милостива судьба:
ярко горит, не жжёт,
а ведь сгореть могла.
Лампочки тусклый свет
благо, что так ленив:
столько летела лет,
крылья не опалив…
Небо давно устало
Небо давно устало –
раненой раной-тучей
плачет: осталось мало
лет (и не самых лучших),
чтобы любить взаимно…
Память разбитой вазой –
ласково и интимно –
режет опять, зараза,
больно сердца и руки
(то ли от тихой грусти,
то ли от просто скуки)…
Боже, когда отпустит?
Новый замок на двери
старой (звонить три раза!),
я так хотела – верить,
что – пусть потом, не сразу –
сердце затянет шрамы:
пусть не красиво, лишь бы
криком истошным "Мама!"
небо не рвать…
Не вышло…
Я к ней – в подол лицом
Я к ней – в подол лицом:
плачу… Она: "Держись,
трусом и подлецом
был он с тобой всю жизнь!"
Гладит по волосам,
вместе со мной ревёт:
"Может быть, он и сам
душу вот так же рвёт?
Может, и он – вот так –
тоже кому не люб,
плача, грызёт кулак –
боль загоняя в глубь?
Может, вот так же в ночь
пьяно летит к друзьям?
Но от любви помочь
вылечиться нельзя…
Два никому не нужных человека
Два никому не нужных человека
сошлись, как на дуэли: каждый шаг
отмерен хладнокровно… Четверть века
уж прожили совместно. Как же так?
Им всё казалось: жизнь вот-вот начнётся –
ещё лишь сверхусилие одно,
а оглянулись – камнем вниз несётся,
и тянет всех с собою заодно.
Соратниками рядом прошагали –
плечом к плечу (как будто жизнь – борьба)
все долгих четверть века, но не стали
счастливыми (взыхая – не судьба)…
А их судьба ждала за поворотом –
счастливая, подпрыгивая, но
героев убедили доброхоты,
что в жизни не бывает, как в кино.
Два дурака, поверившие оба,
что ждать напрасно нечего любви,
сошлись как в сказке – сразу и до гроба,
а ведь могли бы…
Только…
C'est La Vie…
Курортный роман
В стекло настырно барабанит дождь –
явилась, как всегда – внезапно, осень,
вот так всегда: ты день перелистнёшь,
а кто-то годы жизни в урну бросит.
И мы опять грустим, ведь холода
и ветер – не за шиворот, под сердце,
роман курортный был не навсегда –
мы знали, но не верили. Согреться
хотелось друг о друга, отпустив
узды всегда натянутых приличий…
Разъехались, последними "Прости…"
не наградив – лишь взглядом безразличным.
И кто из нас тут прав, а кто не прав –
пусть скажет тот, кто достоверно знает
пароли-явки-адрес переправ,
где не коней нам – жизни поменяют…
Радостью перемен не разогреты взгляды
Радостью перемен
не разогреты взгляды:
что-то всегда взамен
счастью отдать нам надо,
но не разжать никак –
крепко сжимают пальцы
худенькое в кулак,
только – своё. Расстаться
с нынешним – нету сил,
даже в обмен на чудо,
ты меня попросил –
верить, но я – не буду:
верила, как себе –
годы, века и жизни,
наперекор судьбе
не совершала тризну,
умерших чувств не жгла,
сердце не хоронила,
просто тобой – жила.
Я любила.
У вас сейчас "всего лишь" минус тридцать
У вас сейчас "всего лишь" минус тридцать,
а мне б ещё неделю – летний зной,
ведь хочется напиться и забыться,
когда гуляет ветер ледяной
по крышам, по деревьям, по прохожим,
и осени промозглая капель,
дырявя туч свинец, скользит по коже,
морозя наши души и постель…
Какая ж ты хорошенькая
"Какая ж ты хорошенькая!!!" – пишет,
и я после "Спасибо" ставлю смайл:
на старом фото сердце счастьем дышит
(не аритмия, доктор, там – фристайл),
там двадцать дней – тепла, покоя, моря,
и три недели сладостных ночей,
когда от счастья слёзы – не от горя,
я не твоей была тогда – ничьей,
и на губах игривая свобода,
и в глубине зрачков порочных – страсть,
которую ты жаждал год от года,
но так и не осмелился украсть.
Я медленно на том огне сгорала –
сама себе чужая, не своя,
натягивая смайлик, как забрало:
"Спасибо, эта девушка – не я"…
Музыки фон – в уши
Музыки фон – в уши,
и бегунок – вправо,
чтоб не кричать – слушать.
Оба с тобой – правы.
И на замков восемь
заперта дверь в душу,
жизни уже – осень,
а я ещё – трушу
просто в глаза – прямо:
как без меня – горько?
Оба с тобой – правы.
Счастья вот нет только.
Мне без тебя – вольно
[след от цепей – прячет],
только дышать больно,
я – по чуть-чуть…
[Плачет]
Жить
Я умею быть сильной и не пасовать
перед трудностями, никогда не сдаваться;
никому ни в душу, и ни в кровать –
не лезть, не учить морали, не читать нотаций,
прощать близких, ставших дальними,
и друзей бывших (воевать с ними что ли?),
отпускать всех на любые расстояния
(добрый Бог наградил нас свободой воли,
каждого); перед врагом прошлым,
если пришёл – отворить двери,
быть готовой к плохому, но ждать – хорошего,
раскаявшегося – простить.
Просто так.
Верить.
Но раз за разом – почему-то ножи в спину,
липкий солёный ручей по ногам – в землю,
ты, клявшийся на крови – "не покину!",
на "извини"
сил нашёл
еле.
Боль где-то в горле липким стоит клубком,
в землю лицом – жизни заряд сажая –
падаю… Недруги пнут в ребро сапогом:
корчится, больно – значит, ещё живая.
Господи, слышишь, пожалуйста, дай мне сил,
встать, о боли своей не крича – молчА,
и сказать большое искреннее спаси-
бо всем моим недругам, врагам, палачам:
пусть от боли – страшной, невыносимой –
зубы буду упрямо в песок крошить,
неправильно, некрасиво,
но –
жить.
Жизнь
Да я бы давно их звала всех по имени-отчеству –
свои эти самосбывающиеся пророчества
(особенно то, про тебя, особенное одно),
если б они, камнем упав на дно
моей реальности, выбили бы его,
разрушив фундамент, рассыпав глухие стены,
чтоб я смогла выйти за рамки одной сцены,
уволиться из этих провинциальных актрис,
что сами себя много лет лишь играют на бис,
получая охапками чью-то любовь и цветы.
Но к чему это все, если даритель – не ты,
и каждый раз, выходя на финальный поклон,
думаешь: это сон, это сон, это просто дурацкий сон,
но вглядываешься в зала тебя пугающую тьму,
в тысячи лиц, не принадлежащие никому,
и до одуренья хочешь просто выйти отсюда на свет –
в настоящую жизнь…
Но это и есть она, и другой, к сожалению, нет…
Я эту любовь не ращу и не пестую
Я эту любовь не ращу и не пестую —
ты знаешь, всё наоборот:
она замерла, не растёт – бесполезно: всё
равно я иду на аборт.
Пусть вырежет/вычистит/химией вытравит
её многоопытный врач…
Но всё, что случится – сквозь слёзы он выдавит:
"Прости. Метастазы. Поплачь."
Мы с ней столько лет – неделимое целое
(единый клубок метастаз),
я всё, что смогла, чтоб убить её – сделала
(убила – обеих за раз).
Нет, не ты его увела
Нет, не ты его увела –
я сама тебе отдала,
я сама отпустила: на,
раз настолько ты влюблена,
что его так не бережёшь —
от меня вместе с кожей рвёшь
наживую, наркоз не дав…
Отдала его – не предав,
отпустила его – любя,
ну, подумаешь, у тебя —
ну, подумаешь, не со мной,
но живой…
Забирай его, получай —
он два сахара любит в чай,
а, хотя – не мои дела:
я и так его отдала,
не была ему палачом —
ни упрёка ему ни в чём,
не рыдав на его плече…
Он был – мой,
а теперь – ничей…
Как живут люди, утратившие свой Рай?
Как живут люди, утратившие свой Рай?
Чем их пугает Бог, искушает Змей?
Кто говорит им: вставай сюда, выбирай
(брать надо – это, то – выбирать не смей!)?
Как выбирает из двух нас теперь Адам?
Он и в Раю-то просто на поводу
Евы пошёл (делай ставки – я всё отдам,
ставлю на всё: он выберет вновь не ту).
Старый проказник: к свадьбе уже пройдёт —
дует на грудь, почти уже не болит,
хочешь, слеплю тебе парня, что не уйдёт? —
Что мне с ним делать, папа, ведь я – Лилит?
Только будь счастлив
Только будь счастлив, очень тебя прошу
(если мои просьбы хоть что-то значат),
и не читай – их я не тебе пишу,
эти стихи, это другому.
[Плачет]
Только будь счастлив – так, чтоб на небесах:
"Ну-ка на бис – я пропустил детали!", —
старый проказник (Будда/Исус/Аллах…)
новую жизнь вдруг подарил.
[Едва ли]
Только будь счастлив, сам за себя хотя б!
Я – своему выйду навстречу тоже.
Медленно ангел рядом идёт – ослаб.
Помнит ли кто, как мы летали?
[Боже]
Пью тишину по капелькам, по осколкам
Пью тишину – по капелькам, по осколкам
(больно горчит во рту, прожигает душу),
оба молчим навзрыд бог лишь знает, сколько…
Прячу любовь – ногами торчит наружу.
Глубже копаю яму заразе этой,
сверху плитой без надписи и без даты —
лезет в стихи, меня превратив в поэта,
благословляя: надо же, как пиздато!
Рядом стоит, меня по плечу похлопав
(буквы – в слова, слова – в предложений нити
я собираю): с каждым бывает, что ты,
если не так что – вы меня извините.
Я извиняю. Ты извиняешь. Только
мы перед ней гораздо сильней виновны:
оба молчим навзрыд бог лишь знает, сколько,
оба её хороним, убили словно.
А я – давно остыла, не горю
А я – давно остыла, не горю,
казалось раньше: мы – две половинки,
я всем друзьям – устала, – говорю, –
огню былому праздновать поминки.
Они в смятеньи: весь огонь угас,
а так – до неба, кажется – горело,
и жизнь спустя, когда не стало "нас",
ещё так долго, так упрямо тлело
на торфяных болотах наших душ –
погибельно, подземно, внутривенно…
Мой выживший оркестр играет туш:
залит огонь любви забвенья пеной.
А давай все сначала, слышишь?
– А давай все сначала, слышишь?
Мы ведь счастливы даже были…
– Разве заново перепишешь,
как друг друга мы разлюбили?
Где на это взять сил, подскажешь?
Все потрачено на разборки,
И опять ты меня накажешь –
Непокорную, как ни горько…
И опять будешь делать больно –
Без сочувствия, со всей мочи.
Нет, не надо, с меня довольно,
И не важно, зачем ты хочешь
Снова наши вернуть рассветы
И закаты, что так качали –
Я сама вспоминаю это,
но – прости – не начну сначала…
Киндзмараули
Если бы алкоголь
в сердце латал бы раны,
чтобы не слышать боль,
я б просыпалась – пьяной,
я бы уже с утра
выстрелом вверх шаманским
горести со двора
выгнала бы шампанским,
я бы уже в обед –
только Киндзмараули,
но – облегченья нет,
кажется – обманули:
зря я ищу покой
где-то на дне стакана,
если вино – рекой,
значит, мы будем пьяны,
счастья лишь только нет
в терпком глотке пьянящем –
только кровавый след
прошлого – в настоящем…
Открыла дверь в надежде: он ворвётся
Открыла дверь в надежде: он ворвётся –
с цветами и шампанским, пьян слегка,
и в губы жадно-жадно мне вопьётся,
и по спине куда-то вниз рука
скользнёт, и, с гравитацией не споря,
и сами на пол съедем, не дойдя
до спальни трёх шагов. Мы в коридоре
в одно сольёмся целое, сойдя
с ума от наважденья грёз любовных,
и больше не расстанемся вовек…
Открыла дверь и жду его я, словно
я для него – желанный человек…
Так вдруг стало тепло, спокойно
Так вдруг стало тепло, спокойно —
отгорело, отбушевало,
и не плачется по покойной,
хоть и лет ей ничтожно мало,
хоть жила она – одиноко
(В моём сердце ища приюта,
долго-долго ночами волком
страшно выла – не убаюкать…
А теперь там дыра – размером
метр семьдесят на полметра,
а казалось – была разменной
этой нашей любви монета.
Никому не казалась нужной
эта наша любовь до гроба,
а скончалась – размером в душу
дыры в сердце латаем оба,
и ничто не пришло на смену —
никакое другое счастье:
только приторный запах тлена
от вчера бушевавшей страсти)…
Вот и встретились снова. Здравствуй…
Вот и встретились снова. Здравствуй…
[Сердце гулко стучит в виски.]
Как дела? – Всё в порядке, – Счастлив.
[Что не сдохла я от тоски?]
Как детишки, семья, карьера?
[Ну и, мстительно:] Как жена? –
Так же, как у тебя, наверно –
бес-прос-вет-но. Поражена? –
Да чему поражаться, если
за Бог знает уж сколько лет
вас ни дня не видали вместе,
фотографий совместных нет…
Ты им очень, конечно, нужен –
лучше нет у детей отца,
но, себя называя мужем,
не носил никогда кольца:
вечно в поиске – новых, свежих,
наполняющих светом жизнь…
[Время-врач снова раны те же
на живую шьёт – разошлись.]
Вот и встретились снова. Здравствуй…
[Боль тисками сдавила грудь.]
Будь, пожалуйста – слышишь? – счастлив,
и, пожалуйста, просто – будь.
Дверь, пожалуй, сниму с петель
Дверь, пожалуй, сниму с петель –
не придётся менять замки,
раз свободная я теперь,
то и двери мне – не с руки,
пусть гуляет полночный бриз
прямо в комнату со двора –
этот странный живёт каприз
в моем сердце уже с утра,
ведь не будешь ты дверь с ноги
выбивать, если нет дверей…
Помоги же мне, по-мо-ги
о тебе позабыть скорей…
Я тобой лишь одним болела
Я тобой лишь одним болела
с осложнениями на жизнь,
с рецидивами, как умела,
но – справлялась. И ты – держись.
Выздоравливаю покуда –
взгляд погасший, поникший вид,
но уже в ожиданьи чуда:
скоро, чувствую, отболит.
Полной грудью вздохну и в небо
с благодарностью – сто спасиб,
что когда умоляла: "Мне бы –
хоть на день его!." – обнесли,
обвели объездной дорогой
(Ведь дурным и семь вёрст – не крюк!):
не твоё, не бери, не трогай –
он не враг тебе, но – не друг…
Протрезвею, смирюсь, поверю,
в то, что, если б хотел – то смог!..
И за прошлым закрою двери,
да сменю, наконец, замок…
Стихам адвокаты нужны ли?
Стихам адвокаты нужны ли?
Свидетельствуют: жили!
Падали и вставали,
без греха – да едва ли,
вот только в руке моей
от роду тех камней
не было для броска —
для ласки моя рука,
для поцелуев – губы,
голос – кричать "Любо!",
пара красивых ног —
для интересных дорог,
да, говорят, были
когда-то еще – крылья,
только их сразу тут —
крадут…
Я ли не деревенская?
Я ли не деревенская?
Знаю секрет простой,
что нашептать, чтоб женское
счастье – не на постой,
а чтоб на веки вечные
в доме жило моём,
чтобы ты, мой не встреченный,
сам поселился в нём…
Дело-то не подсудное —
милого присушить,
но из моей посудины
не разрешу допить,
я ни конфет, ни яблочко
надвое не делю,
чтоб запорхали бабочки
и ты сказал "люблю".
Я не хочу привязывать
милого ворожбой —
глупо победу праздновать,
если ты телом – мой,
но в несвободе мучаясь,
рвётся назад душа,
это благополучие
стоит хотя б гроша?
Знаешь, я – деревенская,
только проблема в том,
что мне не надо – женского
счастья. Хочу вдвоём
не колдовскими чарами —
только любовью жить.
Если с тобой не пара мы —
ну, так тому и быть.
Отпускаю
Говорят: отпусти – вернётся,
всё, что было твоим – твоё.
Без тебя не сияет солнце,
тучей чёрною – вороньё
надо мною кружИт и крУжит:
ждёт добычи, ведь я – почти
умерла без тебя. Не нужной
стала глупая жизнь. Прочти
те слова, что легли, как рифы,
от которых спасенья нет,
в стихотворные скалы рифмой:
я – не женщина, я – поэт,
но талант на любовь сейчас же
и признание – на покой
я б сменила, клянусь, без фальши,
если только бы ты – такой,
как сегодня, тихонько "здравствуй"
прошептал и глаза в глаза
долго-долго смотря, остаться
попросился… Но так – нельзя:
не такой ты, и не такая
я… Как больно… Поглубже вдох —
не заплакать бы… Отпускаю…
Да поможет мне, дуре, бох…
Морожены песни
В голове – как пчелиный рой —
вьются мысли, что не рассказаны,
хоть молчи, хоть кричи, хоть вой,
но у нас с тобой – судьбы разные.
У меня полный рот стихов —
о тебе, ещё не написанных,
из тех самых, запретных слов —
очень личных и очень искренних,
в сердце нежность нашла приют,
а любовь – в животе щекочется:
это бабочки там живут…
Не знакома я с одиночеством…
Не тебе я пишу – дышу —
о тебе, незабытом, строками,
может память перепишу,
и спою, по-поморски окая.
Будут песни мои лететь,
замерзая сияньем северным —
и стихов кружевная сеть
не истлеет в пыли безвременья…
Чужой – не мой, чужая – не твоя
Чужой – не мой, чужая – не твоя:
себе не разрешили мы друг друга,
судьбу одну – на две судьбы кроя,
мы – профи в лицемерии. Заслуга
Какая в том, что так – несчастны все:
и мы с тобой, и наши половины,
и крутимся, как белки в колесе,
и сами – только сами! – в том повинны…
Ты на меня (не удержала!) зол,
я – на тебя (не удержал!)… В колени –
бросаешься, целуешь мой подол,
но что мне с этих горьких сожалений?
Поступка бы. Единого. Но так –
чтоб больше ни туда, и ни обратно.
А этим сожалениям – пятак
цена, вот только маловероятно,
что всё же покупателя найдёшь –
такой товар не пользуется спросом…
Ты правду предложи мне, а не ложь.
Решение.
Ответы.
Без вопросов.
Не помогай мне, Господи…
Волос короткий с проседью,
в сетке морщин – висок…
Не помогай мне, Господи,
так, как уже помог:
Встречи – почти случайные,
взгляды – души до дна,
криком кричит молчания
нашего тишина,
будто магнитов – полюсы
(Оба, конечно – плюс):
ближе на шаг – и в скорости
дальше на два. Боюсь –
физика не изменится:
только лишь отвернусь –
сразу второй приклеится
(Минус притянет плюс);
в тот же момент становится
трусом и подлецом
(Минусом – плюс, как водится),
если – к нему лицом…
Волос короткий с проседью,
в сетке морщин – висок…
не помогай мне, Господи,
так, как уже помог…
Давай поговорим?
Давай поговорим? Но – без посредника:
без телефона, лично. Разве малость –
глаза в глаза? А вдруг два понедельника
(Ну три, четыре…) – всё, что нам осталось?
Туда, откуда вряд ли возвращаются,
в любой момент уйдёт когда-то каждый,
забрав свою любовь, и кто прощается,
а кто – прощенья просит, так не важно…
И будет тот, оставшийся не мёртвым, но
и не живым – тянуть сюда, обратно
закрывшего тяжёлые ворота и
ушедшего за точку невозврата.
Давай поговорим? Но – без посредника:
пока – живые оба. Разве малость –
глаза в глаза? А вдруг два понедельника
(Ну три, четыре…) – всё, что нам осталось?
Я орала на прощанье: Ну и гад же ты!
Я орала на прощанье: "Ну и гад же ты!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/p-i-r-a-n-y-a/ya-u-tebya-bolu-65910085/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
p_i_r_a_n_y_a
Поэзия #3
Женская дневниковая лирика. Цикл стихов о разбитой, невзаимной и больной любви, пронесённой через время и расстояния. О любви, которая болит, скребётся в душу и рвётся изнутри наружу. Когда думаешь, что она умерла, а она, что бы где бы ни случилось – живёт.
Содержит нецензурную брань.
p_i_r_a_n_y_a
Я у тебя болю…
Не рыдаю, не зову по имени
Не рыдаю, не зову по имени,
не мечтаю всё вернуть обратно:
пусто, будто даже память вымерла…
Сброшены настройки до стандартных.
Хочешь, чтоб я улыбалась всегда – Ладно
Хочешь, чтоб я улыбалась всегда – Ладно.
Хлопать ресницами, бабочкой яркой порхать,
глупой пластмассовой куклой в платье нарядном
буду, и даже попробую снова летать…
Чтобы не знал ты – мне тоже бывает больно –
я улыбаюсь (Плохо – аж искры из глаз!!!
Крик свой засуну обратно поглубже в горло –
выкричу дома, под душем – не в первый раз…).
Сбегаю
Сбегаю…
…от надежд разрушенных,
от сказки – глупой и смешной,
от слов – обидных, незаслуженных,
и от предательств за спиной –
сбегаю…
Сжигаю…
…все воспоминания,
надежды, планы и мечты,
и – без секунды колебания –
к чертям собачьим все мосты
сжигаю!!!
Я знаю,
как бы больно не было,
но раз уж нет пути назад –
восстану, как всегда, из пепла я –
сильней, добрей, мудрей стократ.
Я знаю.
А я не плачу
А я не плачу. Крепко в руках держу,
качаю, нянчу – душу, что ты убил:
сказал так просто, буднично – ухожу,
я тебя
не любил.
Ты ждал истерик – ровен сейчас мой пульс,
ровнее только взлётная полоса,
душа взлетает – я уже не боюсь –
лайнером
в небеса.
И там не будет писем и телеграмм,
но лишь по морю буду с небес скучать…
Я не умею плакать – спасибо, мам! –
но ты меня не
сможешь
перемолчать…
Не переживай – со мной, конечно, всё в порядке
Не переживай – со мной, конечно, всё в порядке:
что с такой безбашенной вообще случиться может?
Максимум – напьюсь, сорвусь куда-нибудь на блядки –
образ твой стирать из памяти, а запах – с кожи.
Юбку – покороче, а каблук – как можно выше,
красные трусы (да не на люстру – на удачу),
музыку – погромче, и – куда-нибудь на крышу:
прямо в небо о любви орать до хрипа, плача…
Обессилев, сесть на край привычно, ноги свесить
(не переживать, ни звать спасателей не надо –
я тут не одна, со мной сидит мой ангел вместе)
убедиться, что рассвет приходит за закатом.
Этот мир не подведёт меня опять, конечно:
после тёмной ночи неизбежно солнце встанет,
розовый рассвет над горизонтом мне забрезжит –
дарит нам надежду каждый день, и не устанет.
Не переживай – со мной, конечно, всё в порядке:
у меня семь жизней, как у кошки, и удача.
Максимум – напьюсь, сорвусь куда-нибудь на блядки,
обещаю – слишком много жизней не потрачу…
Не переживай…
Болею, наверное (чёртов вирус)
Болею, наверное (чёртов вирус) –
кусками выкашливаю витальность и лёгкие,
в тяжёлых снах забываюсь, мне снилось
много мутной воды, и я в ней – грязная, мокрая…
Вода – к болезням, к худому – мутная,
хоть рыб не ловила – и слава ж богу,
ведь в том бреду где-то три минуты
ты снился мне… Нам так немного
всем жить осталось – три дня, два вдоха:
куда-то в пропасть всем миром падаем.
Но мне не страшно – настолько плохо
жить без любви твоей, да и надо ли…
Я б с тобой разделила навеки твою темноту
Я б с тобой разделила навеки твою темноту,
из которой стремишься к огню, не боясь опалить
нежных крыльев души… Но сегодня ты выбрал не ту…
А быть может – ту самую… [Господи, мне ли судить…]
Быть любимым – так скучно и просто:
для кого-то ты – небо и звёзды,
море синее, солнца свет
(только счастья нет).
Быть счастливым – так страшно и сложно:
не взаимно, но не безнадёжно
восхищаться чужим огнём
(и гореть на нём).
Я тебе бы сияла намного светлее огней,
что так манят тебя, волшебство обещая любви…
Я б тебя удержала, но ты – ты стремился бы к ней…
Так лети, не держу – ни тебя, ни обид – C'est la vie…
Все друг без друга – могут
Все друг без друга – могут.
А остальное – ложь:
сколько тебе в подмогу
выйдет из дома в дождь?
Выедет в лес в морозы?
Даст до зарплаты в долг?
Сопли утрёт и слёзы?..
Лишь от таких и толк
есть, остальные – омут
(Выплывешь?/Пропадёшь?)
Все друг без друга – могут.
А остальное – ложь.
Липкий мороз по коже –
не пожелать врагу! –
мы друг без друга тоже…
Я без тебя – могу!
Только – не вижу смысла
и позабыла вкус…
Памяти коромысло
давит на плечи: груз
воспоминаний тяжек –
вёдра полным-полны.
Время не лечит даже
от не своей вины.
Я подарю тебе белый корабль
Я подарю тебе белый корабль
(может быть – парусник, может быть – яхту),
он унесёт тебя в синюю даль,
я помашу тебе в след. Мне барахта-
ться надоело в трясине невзгод –
мелких сует надоевшего быта.
Не возвращайся ко мне через год,
и через сто… Я совсем не сердита,
просто желаю тебе под килём
полных семь футов, чтоб ветер был – в спину,
чтоб поросло всё былое – быльём,
чтобы удача тебя не покину-
ла, как портовая девка, когда
кончились сразу и деньги, и виски,
чтоб никогда никакая беда
не приходила к тебе, мой неблизкий…
Море тебе не опасно и в шторм –
крепок корабль твой и сила молитвы,
не возвращайся ко мне ни за что –
двери в семейную гавань закрыты.
А ты – мой самый заклятый враг
А ты – мой самый
заклятый враг:
пытаешь, мучаешь, бьёшь с ноги;
я умоляю –
не надо так:
пусть не друзья мы, но – не враги.
Уже не больно
почти совсем:
не знают мёртвые слова боль;
я всё, что было,
делю на семь,
и получаю в ответе ноль.
И значит были
равны нулю
все наши чувства, и вот вопрос:
зачем тебе я
кричу "Люблю!",
забыв про реки пролитых слёз.
Но снова руки
к тебе тяну:
спаси, помилуй, подставь плечо –
я в этой боли
своей тону,
и почему-то хочу ещё…
Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло
Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло:
близким /далёким, лучшим друзьям заклятым,
самым врагам любимейшим… Повезло –
скажут они вдогонку, как так и надо.
Вырваться, жилы жизней семи порвав –
где и взяла-нашла-то такие силы?
Физики/химии/жизни закон поправ –
выжить, оставшись свежей, худой, красивой.
Будут галдеть – ей в руки всегда само
падало всё: печалей и бед не знала…
Выжить бы. Просто выжить бы. Всем назло.
Встать на раз больше надо лишь, чем упала…
Цель обозначив, просто идти вперёд –
тупо за шагом шаг без рефлексий лишних:
сутки, неделя, месяц, другой –и год…
Что говорят вдогонку – не знать, не слышать.
Глохнуть от невозможности сделать вдох –
лёгкие разрывает от острой боли –
Господи, как не сдохнуть-то, как не сдох…
Точно ли ЭТО, отче, ты звал – любовью?..
Не читай меня. Не читай
Не читай меня. Не читай.
К горькой памяти не прикладывай.
Ты дели меня, вычитай,
умножай – так на ноль, не складывай.
Не пиши ты мне. Не пиши
писем длинных/коротких – всё равно.
Вычитай меня из души.
Раздели нас. Коль сможешь – поровну.
Забывай меня. Забывай
постепенно – кусками. Брызгами
горьких слёз меня отмывай –
ветровое как будто – мысленно.
За плечом у меня не стой
в каждом зеркале – привидением:
мы остались за той чертой
вычитания и деления.
Все эти "Здравствуй, красивая, как ты там?"
Все эти "Здравствуй, красивая, как ты там?"
валятся тоннами мусора в почту / в душу,
но всё равно там звенящая пустота –
нет никого, чей привет был бы правда нужен.
Эти глаза никогда не устану в снах
взглядом искать… В параллельные жизни вхожа,
я там – Астахова [с глупой приставкой "ах"],
и Полозкова немного, конечно, тоже:
там, что ни стих, что ни строчка – шедевр, концепт
[залы, концерты, поклонники, деньги – густо],
только успеха чужого из сна рецепт –
не унести: в крепко сжатой ладошке – пусто…
Как ни зови золотого к себе тельца,
только стихи ищут сердца тугое вымя:
высосать/выдоить досуха/до конца –
глаз твоих свет и твоё дорогое имя –
напрочь из памяти… Всё, что стихом легло
[строчку за строчкой кладу, распуская душу],
то – не моё: между нами стена – стекло
непробиваемое, хоть стреляй – не струшу.
Только – пожалуйста! – если себя узнал –
не обходи эту стену, мол, как ты, здравствуй:
брось анонимно куда-нибудь на PayPal
сколько не жалко, не тратя слова напрасно.
В сердце внезапно настала такая тишь
В сердце внезапно настала такая тишь –
я осознала, что ты мне не позвонишь,
и мне не надо теперь говорить: "Пока,
я занята, очень важного жду звонка"
всем остальным, кто, к несчастью, не ты. Но всё ж
и понимая, что ты уже не придёшь,
не позвонишь, не напишешь, и просто не –
не выключаю ночник на своём окне:
если не ты, может, кто-то другой теперь
в слякоть осеннюю робко заглянет в дверь?
За любовью
Согреваю бокал вина
в чуть заметно дрожащих пальцах,
я сегодня не влюблена,
но подумываю – остаться
здесь, сегодня с тобой в ночи –
с очень страстным, но не знакомым.
Ты мне просто отдал ключи –
приходи, мол, и будь как дома:
мне такая как ты нужна –
ты как свет, мол, в ночном окошке…
Прихожу – ты: "Привет, жена!".
Но какая жена из кошки,
что сама по себе гулять
без отчёта привыкла вволю?
Я сегодня – простая блядь.
Встала в очередь.
За любовью.
Вот так внезапно на волю выбежать
Вот так внезапно на волю выбежать –
господи, или кто-нибудь там, спаси-
те, слишком больно, боюсь, не выдержу,
и как нарочно, ни одного такси,
ни одной машины нигде поблизости,
да как занесло меня в такую глушь,
где лишь тела догадались вымесить,
забыв вложить самородки душ
в это недо-тесто из говна и палок –
видно, и у творца истощился ресурс –
и как это всё просто за-е-ба-ло
я самой себе признаться боюсь;
ни души кругом, темнота, и в смартфоне
всё разом – деньги и интернет
куда-то делись… И где-то фоном:
коль счастья нет – то и жизни нет…
Море в ноги бросилось верным псом
Море в ноги бросилось
верным псом –
радостным, дурашливым –
балла три,
брызгами солёными –
на лицо:
я тут тоже плакало,
посмотри…
И стоим счастливые,
все в слезах:
целый год не виделись –
это жесть…
Как мы друг без друга – не
рассказать…
Наконец-то встретились –
счастье есть.
Отошло от берега –
догони! –
и волну подставило
под живот:
ты тут осторожно, не
утони –
он ведь, если что не пе-
реживёт…
Любит ли, не любит ли –
не вопрос:
кто же сомневается,
если да…
Брызги на ресницах ли,
капли слёз
ли – какая разница:
всё вода…
Время водой утекает сквозь пальцы
Время водой утекает сквозь пальцы –
как ни сжимай, всё равно не удержишь,
ты не сказал мне простое "Останься"
[кажется, сдохнет от боли надежда]…
* * *
Джинсы, трусы – на полу вперемешку
[ночью они как-то сами слетели] –
горько шучу, мол, не спутать бы в спешке
[губы предательски дрогнули еле],
ты – непонятно суров и галантен:
чай или кофе, а сахара сколько
[кофе на кухне – не тот, что в кровати:
как ни сласти – всё равно будет горько],
я – тоже вежлива по-королевски:
кофе – спасибо, но нет – убегаю
[ночью была восхитительно дерзкой,
утром – ну, так уж выходит – другая]…
* * *
Время водой утекает сквозь пальцы –
как ни сжимай, всё равно не удержишь,
ты не сказал мне простое "Останься"
[кажется, сдохнет от боли надежда]…
Счастья будущего осколки
Счастья будущего осколки
по сусекам скребу – прячу.
Из чужого коллаж только –
уникальный зато. Плачу.
Из обломков чужих судеб
[поцелована я Богом]
мозаичный шедевр будет,
хоть работы над ним – много.
Собираю в одно – части
[каждый пазл – на своё место],
клею из ничего – счастье,
это сложно, зато – честно.
Кто-то бросил, а я – рада:
по-за-рез оно мне – нужно,
без него – филиал Ада
иссушает мою душу.
Мы все в душе немножечко поэты
Мы все в душе немножечко поэты –
ранимость пряча глубже под ребро,
молчим так оглушительно об этом,
что проще было б взяться за перо…
Но – нет, опять прокачиваем скиллы
циничности, и толщину брони,
на нелюбовь растрачиваем силы,
чтоб на нуле "Спаси и сохрани!"
шептать кому-то призрачному в небо,
и он нажмёт, вздыхая, Ctrl + S,
чтоб снова – в бой… Спасибо. Только мне бы
инструкцию – как выжить можно здесь…
Два-ноль
Уехать, убежать, располовинив
и жизнь свою, и жизнь мою, и боль,
но даже вдалеке родное имя
стучит в груди… И счёт теперь – два-ноль,
ведь ты в пылу борьбы с собой – с азартом
судьбе капризной бросил на сукно –
меня, себя, любовь – как просто карты,
и та – взяла. Такое вот кино.
Но жирный куш побед – не греет душу,
ведь я была – тебя живая часть,
и ты – с победой, но с душой наружу,
и я – шестёркой, не попавшей в масть,
в руках судьбы, тасующей колоду,
пошла, как карта – дальше по рукам…
Ты – праздновал победы, я – невзгоды
распределяла в рифмы по строкам.
И сжалилась судьба – да сколько ж можно
так кровоточить рифмами? – на ноль
твои победы наскоро умножив,
мне семафорит: "Стоп игра! Два-ноль!"
Я не плачу ночами от серой глухой тоски
Я не плачу ночами от серой глухой тоски –
я давно ни по ком/ни о чём так давно не плачу –
героически в тёмное прошлое марш-броски
(в настоящее – тоже) не делаю наудачу,
не готовлю стратегию, как победить в бою,
если завтра тебя (наша жизнь – поле боя?) встречу,
я не плачу ночами, я даже (прости!) пою:
это – время, оно, как известно, отлично лечит.
Щедро трачу НЗ, подъедаю слегка сухпай
(шоколад и сгущёнка там вкусные, знаешь, очень),
я ещё в феврале ощущаю всей кожей – май,
а не наоборот, так зачем мне бояться ночи?
Я не плачу ночами от серой глухой тоски –
не готовлюсь к войне, ради мира качая скиллы…
Мне объятья других –удушающие тиски,
и мне в этих тисках на тоску не хватает силы…
Мне б не на жизнь – на час
Мне б не на жизнь – на час [ведь, Господи, он ничей!]
просто один лишь раз заснуть на его плече.
Крепко закрыв глаза, поверить, что мой он. Весь.
Все позабыть "нельзя". Не ждать. Быть сейчас и здесь.
Носом уткнуться в грудь. Дыхание в такт равнять.
Раз хоть. Когда-нибудь. Так просто. Его. Обнять.
Греться его теплом, и ритмы сердец, чтоб в такт…
[Встретились. В лобовом… Да, Господи, как же так?..]
Я сразу всё пишу начистовую
Размашисто, уверенно и смело
я сразу всё пишу на чистовик,
без страха новый, непорочно белый
испортить лист (в корзину напрямик
идёт он, если вышло неудачно:
расходники жалеть – не мой удел),
и над стихом, не выжившим, не плачу –
знать, не жилец, раз выйти не сумел.
Я сразу всё пишу начистовую:
цель вижу – без препятствий, напрямик,
но "Не скучай. Твоя. Люблю, целую"
упрямо сохраняю в черновик,
чтоб – переформулировать, поправить,
средь точек-запятых найти баланс,
но не нажать заветное "Отправить"
ни в первый, ни в сто первый даже раз.
И в тысячный – где смелости найти бы
сказать тебе заветное "Люблю",
предчувствуя не счастье, а погибель
у этого безумства на краю?
А в стопятьсотый – всё-таки решиться
корабль направить на смертельный риф,
и в собственном стихе – самоубиться
об острые края точёных рифм.
Не выискивать новых смыслов
Не выискивать новых смыслов
в его статусах, фото, письмах,
не вымучивать тыщу лет,
что сказать на его "Привет!",
взять – и просто не отвечать.
Промолчать.
Куклой ниточной на верёвках,
что он дёргает со сноровкой
кукловода и палача,
издеваясь и хохоча,
видя, как увязаю в сеть –
не висеть.
Рвать верёвки и сухожилья,
не молиться, мол, "Лишь бы жил!" и
в липкой луже своей крови
не молить о былой любви:
уже с неба спускался Бог –
не помог…
Твой номер моим телефоном давно забыт
Твой номер моим телефоном давно забыт –
мой список контактов сжимается каждый час:
я слишком ценю новый ровный сердечный ритм,
чтоб где-то хранить этой памяти боль о нас.
Я долго носила под сердцем – не сберегла –
она умерла, ей бы было сегодня семь.
Она нас связать попыталась, но не смогла –
да и не должна бы… Малышка ещё совсем…
А ты – не её, не меня на руках носил:
ты нянчил и пестовал – родненькую, свою!
А вырастил, выкормил – надо же – отпустил
ко мне, передай, мол, как сильно ещё люблю.
И бьются в экран незнакомые номера –
рингтоном чужим и безликими СМС,
и просят любви, но моя уже – умерла
малышкой совсем…
А для ваших здесь нету мест…
Ночь. Осень
Ночь. Осень. И в глаза мне – "Только правду!" –
из чёрных окон светят фонари,
но я – молчу под шорох листопада,
и ты им ничего не говори,
что это ты шального неба просинь
сменил вдруг на Малевича квадрат
в моем окне, и за день лето в осень
раскрасил, а теперь и сам не рад
косым дождям, стучащимся в окошко
(и нервно куришь пятую подряд),
и памяти, что вновь скребётся кошкой
под рёбрами… Никто не виноват,
что в жизни предусмотрено движенье
минут, часов, листов календаря,
и все пройдёт – любое притяженье –
когда-то в тихой грусти ноября…
Падать – не очень больно
Падать – не очень больно:
сколько таких падений
пережито!.. Невольно
"остановись, мгновенье!" –
тихо, губами только –
тихо шепчу – услышат:
их за спиною столько
вечно в затылок дышит…
И опустить боятся
хоть на секунду крылья:
мне ж с высоты сорваться –
доли секунды, или
в пропасть к тебе – пол шага
(Под ноги смотрит кто там?
"Глупость" – равно "отвага"),
ангелы без работы
дня не сидят, я знаю.
Только порой неловко,
что я опять, дурная –
в пропасть, и без страховки…
Долго на свет лечу
Долго на свет лечу –
радуясь, хохоча:
счастья себе хочу!
…Лампочкой Ильича
свет оказался тот…
Милостива судьба:
ярко горит, не жжёт,
а ведь сгореть могла.
Лампочки тусклый свет
благо, что так ленив:
столько летела лет,
крылья не опалив…
Небо давно устало
Небо давно устало –
раненой раной-тучей
плачет: осталось мало
лет (и не самых лучших),
чтобы любить взаимно…
Память разбитой вазой –
ласково и интимно –
режет опять, зараза,
больно сердца и руки
(то ли от тихой грусти,
то ли от просто скуки)…
Боже, когда отпустит?
Новый замок на двери
старой (звонить три раза!),
я так хотела – верить,
что – пусть потом, не сразу –
сердце затянет шрамы:
пусть не красиво, лишь бы
криком истошным "Мама!"
небо не рвать…
Не вышло…
Я к ней – в подол лицом
Я к ней – в подол лицом:
плачу… Она: "Держись,
трусом и подлецом
был он с тобой всю жизнь!"
Гладит по волосам,
вместе со мной ревёт:
"Может быть, он и сам
душу вот так же рвёт?
Может, и он – вот так –
тоже кому не люб,
плача, грызёт кулак –
боль загоняя в глубь?
Может, вот так же в ночь
пьяно летит к друзьям?
Но от любви помочь
вылечиться нельзя…
Два никому не нужных человека
Два никому не нужных человека
сошлись, как на дуэли: каждый шаг
отмерен хладнокровно… Четверть века
уж прожили совместно. Как же так?
Им всё казалось: жизнь вот-вот начнётся –
ещё лишь сверхусилие одно,
а оглянулись – камнем вниз несётся,
и тянет всех с собою заодно.
Соратниками рядом прошагали –
плечом к плечу (как будто жизнь – борьба)
все долгих четверть века, но не стали
счастливыми (взыхая – не судьба)…
А их судьба ждала за поворотом –
счастливая, подпрыгивая, но
героев убедили доброхоты,
что в жизни не бывает, как в кино.
Два дурака, поверившие оба,
что ждать напрасно нечего любви,
сошлись как в сказке – сразу и до гроба,
а ведь могли бы…
Только…
C'est La Vie…
Курортный роман
В стекло настырно барабанит дождь –
явилась, как всегда – внезапно, осень,
вот так всегда: ты день перелистнёшь,
а кто-то годы жизни в урну бросит.
И мы опять грустим, ведь холода
и ветер – не за шиворот, под сердце,
роман курортный был не навсегда –
мы знали, но не верили. Согреться
хотелось друг о друга, отпустив
узды всегда натянутых приличий…
Разъехались, последними "Прости…"
не наградив – лишь взглядом безразличным.
И кто из нас тут прав, а кто не прав –
пусть скажет тот, кто достоверно знает
пароли-явки-адрес переправ,
где не коней нам – жизни поменяют…
Радостью перемен не разогреты взгляды
Радостью перемен
не разогреты взгляды:
что-то всегда взамен
счастью отдать нам надо,
но не разжать никак –
крепко сжимают пальцы
худенькое в кулак,
только – своё. Расстаться
с нынешним – нету сил,
даже в обмен на чудо,
ты меня попросил –
верить, но я – не буду:
верила, как себе –
годы, века и жизни,
наперекор судьбе
не совершала тризну,
умерших чувств не жгла,
сердце не хоронила,
просто тобой – жила.
Я любила.
У вас сейчас "всего лишь" минус тридцать
У вас сейчас "всего лишь" минус тридцать,
а мне б ещё неделю – летний зной,
ведь хочется напиться и забыться,
когда гуляет ветер ледяной
по крышам, по деревьям, по прохожим,
и осени промозглая капель,
дырявя туч свинец, скользит по коже,
морозя наши души и постель…
Какая ж ты хорошенькая
"Какая ж ты хорошенькая!!!" – пишет,
и я после "Спасибо" ставлю смайл:
на старом фото сердце счастьем дышит
(не аритмия, доктор, там – фристайл),
там двадцать дней – тепла, покоя, моря,
и три недели сладостных ночей,
когда от счастья слёзы – не от горя,
я не твоей была тогда – ничьей,
и на губах игривая свобода,
и в глубине зрачков порочных – страсть,
которую ты жаждал год от года,
но так и не осмелился украсть.
Я медленно на том огне сгорала –
сама себе чужая, не своя,
натягивая смайлик, как забрало:
"Спасибо, эта девушка – не я"…
Музыки фон – в уши
Музыки фон – в уши,
и бегунок – вправо,
чтоб не кричать – слушать.
Оба с тобой – правы.
И на замков восемь
заперта дверь в душу,
жизни уже – осень,
а я ещё – трушу
просто в глаза – прямо:
как без меня – горько?
Оба с тобой – правы.
Счастья вот нет только.
Мне без тебя – вольно
[след от цепей – прячет],
только дышать больно,
я – по чуть-чуть…
[Плачет]
Жить
Я умею быть сильной и не пасовать
перед трудностями, никогда не сдаваться;
никому ни в душу, и ни в кровать –
не лезть, не учить морали, не читать нотаций,
прощать близких, ставших дальними,
и друзей бывших (воевать с ними что ли?),
отпускать всех на любые расстояния
(добрый Бог наградил нас свободой воли,
каждого); перед врагом прошлым,
если пришёл – отворить двери,
быть готовой к плохому, но ждать – хорошего,
раскаявшегося – простить.
Просто так.
Верить.
Но раз за разом – почему-то ножи в спину,
липкий солёный ручей по ногам – в землю,
ты, клявшийся на крови – "не покину!",
на "извини"
сил нашёл
еле.
Боль где-то в горле липким стоит клубком,
в землю лицом – жизни заряд сажая –
падаю… Недруги пнут в ребро сапогом:
корчится, больно – значит, ещё живая.
Господи, слышишь, пожалуйста, дай мне сил,
встать, о боли своей не крича – молчА,
и сказать большое искреннее спаси-
бо всем моим недругам, врагам, палачам:
пусть от боли – страшной, невыносимой –
зубы буду упрямо в песок крошить,
неправильно, некрасиво,
но –
жить.
Жизнь
Да я бы давно их звала всех по имени-отчеству –
свои эти самосбывающиеся пророчества
(особенно то, про тебя, особенное одно),
если б они, камнем упав на дно
моей реальности, выбили бы его,
разрушив фундамент, рассыпав глухие стены,
чтоб я смогла выйти за рамки одной сцены,
уволиться из этих провинциальных актрис,
что сами себя много лет лишь играют на бис,
получая охапками чью-то любовь и цветы.
Но к чему это все, если даритель – не ты,
и каждый раз, выходя на финальный поклон,
думаешь: это сон, это сон, это просто дурацкий сон,
но вглядываешься в зала тебя пугающую тьму,
в тысячи лиц, не принадлежащие никому,
и до одуренья хочешь просто выйти отсюда на свет –
в настоящую жизнь…
Но это и есть она, и другой, к сожалению, нет…
Я эту любовь не ращу и не пестую
Я эту любовь не ращу и не пестую —
ты знаешь, всё наоборот:
она замерла, не растёт – бесполезно: всё
равно я иду на аборт.
Пусть вырежет/вычистит/химией вытравит
её многоопытный врач…
Но всё, что случится – сквозь слёзы он выдавит:
"Прости. Метастазы. Поплачь."
Мы с ней столько лет – неделимое целое
(единый клубок метастаз),
я всё, что смогла, чтоб убить её – сделала
(убила – обеих за раз).
Нет, не ты его увела
Нет, не ты его увела –
я сама тебе отдала,
я сама отпустила: на,
раз настолько ты влюблена,
что его так не бережёшь —
от меня вместе с кожей рвёшь
наживую, наркоз не дав…
Отдала его – не предав,
отпустила его – любя,
ну, подумаешь, у тебя —
ну, подумаешь, не со мной,
но живой…
Забирай его, получай —
он два сахара любит в чай,
а, хотя – не мои дела:
я и так его отдала,
не была ему палачом —
ни упрёка ему ни в чём,
не рыдав на его плече…
Он был – мой,
а теперь – ничей…
Как живут люди, утратившие свой Рай?
Как живут люди, утратившие свой Рай?
Чем их пугает Бог, искушает Змей?
Кто говорит им: вставай сюда, выбирай
(брать надо – это, то – выбирать не смей!)?
Как выбирает из двух нас теперь Адам?
Он и в Раю-то просто на поводу
Евы пошёл (делай ставки – я всё отдам,
ставлю на всё: он выберет вновь не ту).
Старый проказник: к свадьбе уже пройдёт —
дует на грудь, почти уже не болит,
хочешь, слеплю тебе парня, что не уйдёт? —
Что мне с ним делать, папа, ведь я – Лилит?
Только будь счастлив
Только будь счастлив, очень тебя прошу
(если мои просьбы хоть что-то значат),
и не читай – их я не тебе пишу,
эти стихи, это другому.
[Плачет]
Только будь счастлив – так, чтоб на небесах:
"Ну-ка на бис – я пропустил детали!", —
старый проказник (Будда/Исус/Аллах…)
новую жизнь вдруг подарил.
[Едва ли]
Только будь счастлив, сам за себя хотя б!
Я – своему выйду навстречу тоже.
Медленно ангел рядом идёт – ослаб.
Помнит ли кто, как мы летали?
[Боже]
Пью тишину по капелькам, по осколкам
Пью тишину – по капелькам, по осколкам
(больно горчит во рту, прожигает душу),
оба молчим навзрыд бог лишь знает, сколько…
Прячу любовь – ногами торчит наружу.
Глубже копаю яму заразе этой,
сверху плитой без надписи и без даты —
лезет в стихи, меня превратив в поэта,
благословляя: надо же, как пиздато!
Рядом стоит, меня по плечу похлопав
(буквы – в слова, слова – в предложений нити
я собираю): с каждым бывает, что ты,
если не так что – вы меня извините.
Я извиняю. Ты извиняешь. Только
мы перед ней гораздо сильней виновны:
оба молчим навзрыд бог лишь знает, сколько,
оба её хороним, убили словно.
А я – давно остыла, не горю
А я – давно остыла, не горю,
казалось раньше: мы – две половинки,
я всем друзьям – устала, – говорю, –
огню былому праздновать поминки.
Они в смятеньи: весь огонь угас,
а так – до неба, кажется – горело,
и жизнь спустя, когда не стало "нас",
ещё так долго, так упрямо тлело
на торфяных болотах наших душ –
погибельно, подземно, внутривенно…
Мой выживший оркестр играет туш:
залит огонь любви забвенья пеной.
А давай все сначала, слышишь?
– А давай все сначала, слышишь?
Мы ведь счастливы даже были…
– Разве заново перепишешь,
как друг друга мы разлюбили?
Где на это взять сил, подскажешь?
Все потрачено на разборки,
И опять ты меня накажешь –
Непокорную, как ни горько…
И опять будешь делать больно –
Без сочувствия, со всей мочи.
Нет, не надо, с меня довольно,
И не важно, зачем ты хочешь
Снова наши вернуть рассветы
И закаты, что так качали –
Я сама вспоминаю это,
но – прости – не начну сначала…
Киндзмараули
Если бы алкоголь
в сердце латал бы раны,
чтобы не слышать боль,
я б просыпалась – пьяной,
я бы уже с утра
выстрелом вверх шаманским
горести со двора
выгнала бы шампанским,
я бы уже в обед –
только Киндзмараули,
но – облегченья нет,
кажется – обманули:
зря я ищу покой
где-то на дне стакана,
если вино – рекой,
значит, мы будем пьяны,
счастья лишь только нет
в терпком глотке пьянящем –
только кровавый след
прошлого – в настоящем…
Открыла дверь в надежде: он ворвётся
Открыла дверь в надежде: он ворвётся –
с цветами и шампанским, пьян слегка,
и в губы жадно-жадно мне вопьётся,
и по спине куда-то вниз рука
скользнёт, и, с гравитацией не споря,
и сами на пол съедем, не дойдя
до спальни трёх шагов. Мы в коридоре
в одно сольёмся целое, сойдя
с ума от наважденья грёз любовных,
и больше не расстанемся вовек…
Открыла дверь и жду его я, словно
я для него – желанный человек…
Так вдруг стало тепло, спокойно
Так вдруг стало тепло, спокойно —
отгорело, отбушевало,
и не плачется по покойной,
хоть и лет ей ничтожно мало,
хоть жила она – одиноко
(В моём сердце ища приюта,
долго-долго ночами волком
страшно выла – не убаюкать…
А теперь там дыра – размером
метр семьдесят на полметра,
а казалось – была разменной
этой нашей любви монета.
Никому не казалась нужной
эта наша любовь до гроба,
а скончалась – размером в душу
дыры в сердце латаем оба,
и ничто не пришло на смену —
никакое другое счастье:
только приторный запах тлена
от вчера бушевавшей страсти)…
Вот и встретились снова. Здравствуй…
Вот и встретились снова. Здравствуй…
[Сердце гулко стучит в виски.]
Как дела? – Всё в порядке, – Счастлив.
[Что не сдохла я от тоски?]
Как детишки, семья, карьера?
[Ну и, мстительно:] Как жена? –
Так же, как у тебя, наверно –
бес-прос-вет-но. Поражена? –
Да чему поражаться, если
за Бог знает уж сколько лет
вас ни дня не видали вместе,
фотографий совместных нет…
Ты им очень, конечно, нужен –
лучше нет у детей отца,
но, себя называя мужем,
не носил никогда кольца:
вечно в поиске – новых, свежих,
наполняющих светом жизнь…
[Время-врач снова раны те же
на живую шьёт – разошлись.]
Вот и встретились снова. Здравствуй…
[Боль тисками сдавила грудь.]
Будь, пожалуйста – слышишь? – счастлив,
и, пожалуйста, просто – будь.
Дверь, пожалуй, сниму с петель
Дверь, пожалуй, сниму с петель –
не придётся менять замки,
раз свободная я теперь,
то и двери мне – не с руки,
пусть гуляет полночный бриз
прямо в комнату со двора –
этот странный живёт каприз
в моем сердце уже с утра,
ведь не будешь ты дверь с ноги
выбивать, если нет дверей…
Помоги же мне, по-мо-ги
о тебе позабыть скорей…
Я тобой лишь одним болела
Я тобой лишь одним болела
с осложнениями на жизнь,
с рецидивами, как умела,
но – справлялась. И ты – держись.
Выздоравливаю покуда –
взгляд погасший, поникший вид,
но уже в ожиданьи чуда:
скоро, чувствую, отболит.
Полной грудью вздохну и в небо
с благодарностью – сто спасиб,
что когда умоляла: "Мне бы –
хоть на день его!." – обнесли,
обвели объездной дорогой
(Ведь дурным и семь вёрст – не крюк!):
не твоё, не бери, не трогай –
он не враг тебе, но – не друг…
Протрезвею, смирюсь, поверю,
в то, что, если б хотел – то смог!..
И за прошлым закрою двери,
да сменю, наконец, замок…
Стихам адвокаты нужны ли?
Стихам адвокаты нужны ли?
Свидетельствуют: жили!
Падали и вставали,
без греха – да едва ли,
вот только в руке моей
от роду тех камней
не было для броска —
для ласки моя рука,
для поцелуев – губы,
голос – кричать "Любо!",
пара красивых ног —
для интересных дорог,
да, говорят, были
когда-то еще – крылья,
только их сразу тут —
крадут…
Я ли не деревенская?
Я ли не деревенская?
Знаю секрет простой,
что нашептать, чтоб женское
счастье – не на постой,
а чтоб на веки вечные
в доме жило моём,
чтобы ты, мой не встреченный,
сам поселился в нём…
Дело-то не подсудное —
милого присушить,
но из моей посудины
не разрешу допить,
я ни конфет, ни яблочко
надвое не делю,
чтоб запорхали бабочки
и ты сказал "люблю".
Я не хочу привязывать
милого ворожбой —
глупо победу праздновать,
если ты телом – мой,
но в несвободе мучаясь,
рвётся назад душа,
это благополучие
стоит хотя б гроша?
Знаешь, я – деревенская,
только проблема в том,
что мне не надо – женского
счастья. Хочу вдвоём
не колдовскими чарами —
только любовью жить.
Если с тобой не пара мы —
ну, так тому и быть.
Отпускаю
Говорят: отпусти – вернётся,
всё, что было твоим – твоё.
Без тебя не сияет солнце,
тучей чёрною – вороньё
надо мною кружИт и крУжит:
ждёт добычи, ведь я – почти
умерла без тебя. Не нужной
стала глупая жизнь. Прочти
те слова, что легли, как рифы,
от которых спасенья нет,
в стихотворные скалы рифмой:
я – не женщина, я – поэт,
но талант на любовь сейчас же
и признание – на покой
я б сменила, клянусь, без фальши,
если только бы ты – такой,
как сегодня, тихонько "здравствуй"
прошептал и глаза в глаза
долго-долго смотря, остаться
попросился… Но так – нельзя:
не такой ты, и не такая
я… Как больно… Поглубже вдох —
не заплакать бы… Отпускаю…
Да поможет мне, дуре, бох…
Морожены песни
В голове – как пчелиный рой —
вьются мысли, что не рассказаны,
хоть молчи, хоть кричи, хоть вой,
но у нас с тобой – судьбы разные.
У меня полный рот стихов —
о тебе, ещё не написанных,
из тех самых, запретных слов —
очень личных и очень искренних,
в сердце нежность нашла приют,
а любовь – в животе щекочется:
это бабочки там живут…
Не знакома я с одиночеством…
Не тебе я пишу – дышу —
о тебе, незабытом, строками,
может память перепишу,
и спою, по-поморски окая.
Будут песни мои лететь,
замерзая сияньем северным —
и стихов кружевная сеть
не истлеет в пыли безвременья…
Чужой – не мой, чужая – не твоя
Чужой – не мой, чужая – не твоя:
себе не разрешили мы друг друга,
судьбу одну – на две судьбы кроя,
мы – профи в лицемерии. Заслуга
Какая в том, что так – несчастны все:
и мы с тобой, и наши половины,
и крутимся, как белки в колесе,
и сами – только сами! – в том повинны…
Ты на меня (не удержала!) зол,
я – на тебя (не удержал!)… В колени –
бросаешься, целуешь мой подол,
но что мне с этих горьких сожалений?
Поступка бы. Единого. Но так –
чтоб больше ни туда, и ни обратно.
А этим сожалениям – пятак
цена, вот только маловероятно,
что всё же покупателя найдёшь –
такой товар не пользуется спросом…
Ты правду предложи мне, а не ложь.
Решение.
Ответы.
Без вопросов.
Не помогай мне, Господи…
Волос короткий с проседью,
в сетке морщин – висок…
Не помогай мне, Господи,
так, как уже помог:
Встречи – почти случайные,
взгляды – души до дна,
криком кричит молчания
нашего тишина,
будто магнитов – полюсы
(Оба, конечно – плюс):
ближе на шаг – и в скорости
дальше на два. Боюсь –
физика не изменится:
только лишь отвернусь –
сразу второй приклеится
(Минус притянет плюс);
в тот же момент становится
трусом и подлецом
(Минусом – плюс, как водится),
если – к нему лицом…
Волос короткий с проседью,
в сетке морщин – висок…
не помогай мне, Господи,
так, как уже помог…
Давай поговорим?
Давай поговорим? Но – без посредника:
без телефона, лично. Разве малость –
глаза в глаза? А вдруг два понедельника
(Ну три, четыре…) – всё, что нам осталось?
Туда, откуда вряд ли возвращаются,
в любой момент уйдёт когда-то каждый,
забрав свою любовь, и кто прощается,
а кто – прощенья просит, так не важно…
И будет тот, оставшийся не мёртвым, но
и не живым – тянуть сюда, обратно
закрывшего тяжёлые ворота и
ушедшего за точку невозврата.
Давай поговорим? Но – без посредника:
пока – живые оба. Разве малость –
глаза в глаза? А вдруг два понедельника
(Ну три, четыре…) – всё, что нам осталось?
Я орала на прощанье: Ну и гад же ты!
Я орала на прощанье: "Ну и гад же ты!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/p-i-r-a-n-y-a/ya-u-tebya-bolu-65910085/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.