Мандариновый левират
Злата Прага
Счастливые супруги неожиданно умирают как в сказке – в один день. Брат и сестра остаются сиротами и расстаются на целую жизнь. Через десять лет они встречаются и оказываются втянутыми в череду несчастий, неурядиц и потерь. Им приходится бежать из родной страны, скитаться, сменить имена и веру, образ жизни. Но они не опускают руки, и именно на чужбине смогут после немыслимых поворотов судьбы обрести любовь и стать счастливыми. Их трагическое знакомство с древним чужим обычаем, волшебство духовного преображения и обыкновенное чудо любви происходит на фоне колоритной средиземноморской природы, где они сталкиваются с восточным коварством и жестокостью прежде чем попасть в восточную сказку с торжеством любви и справедливости. Любовь побеждает всё – даже судьбу.
Злата Прага
Мандариновый левират
До поворота
«Скорая» с отвратительным бередящим душу воем пролетела прямо по взлётной полосе и встала у борта самолёта. Он проводил её глазами и вздохнул – очевидно, в мире есть кто-то, кому хуже, чем ему, так что хватит себя жалеть. Надо получить багаж и идти навстречу судьбе.
Прилетев из Швейцарии в Берлин, а оттуда в Стамбул, он вдруг поймал себя на мысли, что у него совершенно не возникло ощущения родины, щемящего чувства возвращения домой блудного сына. Хотя до настоящего дома было ещё далеко: он был из эгейского региона Турции, из Мармариса, а его предки вообще были из Вана. Домой не торопился. Там его ожидало позорное бремя семейного обязательства, которое он вынужден был исполнить, чтобы прекратить кровную вражду, вспыхнувшую около года назад между его родовым кланом, занимавшимся скотоводством и земледелием, с их соседями и вечными конкурентами, и ещё с какими-то пришлыми чужаками – садоводами и рыбаками.
Турция словно ощетинилась на него копьями кипарисов и пиками минаретов, но он вздёрнул подбородок. Это была его земля, завоёванная ему его предками, и он снова сделает её своей. Скрыв глаза и чувства за чёрными очками, решил осесть в Стамбуле на недельку и устроить холостяцкие каникулы в стиле европейских денди: бары, кафе, бутики, рестораны, театры, антикварные лавки. К тому же, нужно было купить свадебный костюм, бутоньерку и докупить подарки домашним, потому что из Европы он привёз их совсем немного.
Устав бродить по рынкам и магазинам, решил в одном из них отдохнуть и выпить кофе. В маленьком свадебном салоне было так прохладно от работающих кондиционеров и так упоительно пахло кофе, что он решил здесь и задержаться.
В одну из кабинок две продавщицы и хозяйка то и дело подавали платья и фаты самых великолепных, романтичных и изысканных фасонов, но их тут же возвращали обратно. Он решил посмотреть на столь требовательную покупательницу, вальяжно развалился в велюровом кресле баклажанного цвета с чашкой кофе в руках и приготовился посмотреть шоу. Хозяйке милостиво кивнул, разрешив заниматься клиенткой, и она, поставив перед ним коробку шоколадных конфет с мандариново-ликёрной начинкой и, сделав книксен, как прилично воспитанная фрау, понеслась в другой конец салона за перчатками и бутоньерками. Таинственная покупательница, скрытая от глаз тяжёлой портьерой, гоняла персонал ещё несколько минут. Вконец измотанные продавщицы и хозяйка принесли ей извинения и отошли в дальний угол якобы посовещаться, что ещё предложить госпоже, достойное её красоты, а на самом деле – перемыть ей кости и перевести дух. И тут его ожидание было наконец вознаграждено.
Тонкая рука с бронзовым загаром осторожно отодвинула занавес. Изящная как серна стройная молодая женщина в свадебном платье, придерживая одной рукой закрученные в высокий пучок тёмно-медные волосы, выскользнула в холл свадебного салона. Оглянувшись на стоявших в дальнем углу продавщиц, она на цыпочках подошла к кофейному столику и стянула из коробки конфету, ничуть не смущаясь его присутствием. Положив её в рот, зажмурилась и облизнулась. Он замер и чуть подался вперёд. Она открыла глаза и положила в рот ещё конфету, хитро ему подмигнув. Оглянувшись на персонал, схватила ещё штуку, секунду подумала и схватила ещё одну второй рукой, при этом отпустив придерживаемый узел на затылке. Освободившиеся волосы огненной лавиной хлынули вниз, чуть ли не до пяток придирчивой сладкоежки. Он сглотнул и протянул руку, чтобы прикоснуться к мерцающей всполохами костра красоте, но она уже бежала на цыпочках обратно в кабинку в облаке золотистого сияния.
Оглянувшись на хозяйку и её подручных, всё ещё суливших будущей новобрачной что-то не совсем доброе, на носках проскользнул к ней в кабинку. Она оглянулась и молча уставилась на него. Потом механически закинула последнюю конфету в рот и облизнулась. Он отчаянно шагнул вперёд, притянул её за талию и коротко поцеловал в слегка оттопыренную нижнюю пухлую губу. И только в этот момент в его голове зажглась красная лампочка. «Безумец! Это не Европа, это Турция! Если она закричит – скандал неизбежен. Тут за такое и убить могут». Но она неожиданно ответила. Ответила жадно, страстно, словно в бой вступила. Он с силой обнял её и целовал уже глубоко и жарко, с тёмной горячей страстью, которую она в нём пробудила. Женщина была горячей и гибкой и упоительно пахла – розовым маслом, кофе и шоколадом. Этот шоколад на её губах сводил его с ума, как и её необычные волосы, в которые он запустил обе руки, притягивая её за голову, приближая к себе красивое лицо.
Внезапно всё закончилось. Они услышали шаги и голоса продавщиц. Она оттолкнула его. Он опомнился и быстро проскользнул в соседнюю кабинку, отделённую такой же тяжёлой баклажанной портьерой. Там едва перевёл дух, а потом дождался момента, когда девушки все сразу заглянули к ней, и метнулся обратно в кресло.
– Вот, госпожа! Вот то, что вы просили! – послышался голос хозяйки.
Из кабинки не донеслось ответа, но она явно переодевалась. Он решил досмотреть шоу и разжиться телефончиком, как какой-нибудь студент.
Через пару минут она вышла в холл в новом обличье. Платье было смелым и экстравагантным, на грани вульгарности. Облегающий белый лиф, расшитый узором из мелких незабудок, собран на левом плече огромным искусственным алым маком с чёрной сердцевиной. Через обнажённое второе плечо протянута тонкая чёрная лямочка. Талия перетянута тонким алым ремешком. Юбка в пол состояла из пяти слоёв белоснежного шифона, и каждый слой был короче нижнего на пять-семь сантиметров и оторочен тонкой чёрной тесьмой. Все эти слои собраны над левой ногой на уровне середины голени и заколоты таким же алым маком, как на плече, а из-под них виднелась нижняя алая сетка, отороченная широким чёрным кружевом.
Покупательница подбоченилась перед ним, задав немой вопрос. Он жестом и сморщенным носом показал неудовольствие. Она весело улыбнулась и что-то шепнула продавщицам. Они побежали к каким-то ящикам и принесли её на выбор несколько бутоньерок из белых искусственных цветов. Моментально выбрав, подошла к зеркалу, резко дёрнула мак на плече, отодрав от платья. Хозяйка ахнула. Клиентка спокойно взяла из рук одной продавщицы почти такой же мак, только белоснежный, с чёрной обстрочкой и чёрной бархатной сердцевиной, а из рук второй – булавку и прикрепила новое украшение к плечу.
Платье преобразилось. Теперь оно выглядело хотя и экстравагантно, но вполне элегантно. Белый мак сверху и алый снизу уравновешивали красно-чёрную отделку белого наряда. Он похлопал. Хозяйка и продавщицы присоединились к его одобрению. Она отвергла веер из белых перьев и скрылась в кабинке. Ей принесли туда длинную трёхслойную фату, повторяющую крой юбки платья, собранную на крошечную диадему с узором из бусин жемчуга и хрусталя, и длинные белые перчатки на резинке. Она вышла к нему во всём этом великолепии, заколов волосы шпильками и спрятав их под фату. Он произнёс то, чего от него, видимо, ждали: «Мадам! Я завидую вашему избраннику!». Хозяйка улыбнулась, девушки-продавщицы зарделись и захихикали, а она внезапно нахмурилась, как небо перед грозой, и быстро скрылась за занавеской, но вскоре вышла в голубых джинсах и белой тунике. Волосы остались в плену шпилек.
Женщина быстро рассчиталась за покупки и с пакетами вышла из прохлады салона в жару плавящегося на солнце мощёного тротуара. Мужчина вышел следом, спеша к ней подойти, но она быстро села в заранее вызванное такси и уехала. Он просто оторопел и не сообразил, как её остановить.
Если бы он догнал её, если бы она задержалась, если бы они смогли зайти дальше, чем поцелуй, судьба сделала бы для них крутой поворот, но она уехала.
Посмотрев вслед желтобокой машине, он вошёл обратно в салон и спросил о ней у хозяйки, но та не знала её, сказала только, что женщина странная, специально искала платье повульгарнее и с красной отделкой – явно для второго брака. Одна из продавщиц спросила у хозяйки, что делать с оторванным красным маком. Он вмешался и попросил сделать ему из этого мака бутоньерку с белыми фиалками. Девушки справились за пять минут. Получилось так же, как у неё – экстравагантно и элегантно. Расплатившись, вышел из магазина в удушающую жару города. За ним взлетело и упало на мостовую маленькое белое пёрышко…
Он провёл в Стамбуле ещё несколько дней. Гулял по пропахшим йодом набережным Босфора, ужинал в дорогих ресторанах, встречался с женщинами из ночных клубов и баров, но ни одна не пробудила в нём того тёмного, тяжёлого, страстного и такого вдохновляющего чувства, как незнакомка из свадебного салона. Вскоре он понял, что оттягивать дальше возвращение домой бессмысленно и как-то по-детски. Собрав чемоданы, заказал билет на самолёт…
Глава 1. Беглецы-эмигранты
Их родители жили в маленьком городке в Сибири в любви и согласии и умерли как в сказке – в один день. Отец от черепно-мозговой травмы, полученной в аварии, а мать от инфаркта, когда ей сообщили о гибели мужа.
Они с братом остались совсем одни. Ему было восемнадцать, ей семь. Его должны были забрать в армию, а ей пора было идти в первый класс. Но жизнь, словно безбашенный учёный-экспериментатор, решила проверить их на прочность. Когда брат возвращался с могилы родителей на девятый день – её он тогда с собой не взял – увидел, как какие-то мерзавцы тащат в машину молодую женщину, которая кричала и звала на помощь. Он ввязался в драку. Один из нападавших пытался пырнуть его ножом. Он перехватил нож и воткнул в парня. Парень умер. Был суд. Женщина с места преступления скрылась, а второй нападавший показал на допросе, что на них с другом напал полоумный с ножом. Так брат вместо армии попал в тюрьму, а она пошла в школу из детского дома.
Годы потянулись серой чередой тоски и лишений. Через десять лет они встретились – совсем чужие. Но общее детство и фамилия роднили. Он забрал её из детдома, и они навсегда уехали из родного сибирского городка.
Брат хотел на море, и сироты приехали в Одессу-маму. Она поступила в медицинское училище. Он устроился работать слесарем в портовые доки. Два года прошли спокойно. На третий случилась беда. Она поздно возвращалась от подружки по училищу. Почти у дома на неё напали двое пьяных парней. Брат вскоре вышел её встречать и услышал крики из-за гаражей, куда они её затащили. Опять завязалась драка.
Увидев её в разодранном на груди платье и с разбитым лицом, брат совсем рассвирепел и убил одного насильника, приложив его головой о бордюр. Второй убежал. Он тогда сел на асфальт возле трупа и, обхватив голову руками, только причитал: «Да что ж это за такое? За что мне это проклятие? Сволочи. Ну, какие сволочи! И я опять убил! Опять убил».
Она опомнилась первой. Потащила его домой. Там заставила собрать деньги, сумку с вещами, сама успела принять душ и переодеться. Они вышли из квартиры и в последний раз захлопнули в неё дверь.
«Второй твой срок я не переживу. Я повешусь», – сказала она брату. И они решили бежать. Бежать по-настоящему – в другую страну. И выбрали омытый слезами и кровью маршрут белой гвардии – в Константинополь. Пробрались ночью в порт. С помощью его друга тайком забрались на корабль, готовившийся к отплытию в Турцию. Двое суток прятались в трюме, голодные, по очереди отхлёбывая тёплую воду из алюминиевой армейской фляжки.
В Турции их чуть не задержали в порту, но тут удача наконец встала на их сторону – они сбежали от полиции. Сутки слонялись по рыбным базарчикам и задворкам, вздрагивая даже от гортанных криков чаек. Как-то наткнулись на пьяницу, еле стоящего на ногах. Брат забрал у него документы и деньги. Сняли жильё. Брат тогда сказал ей: «Сама видишь, сестрёнка, – жить честно у меня не получается. Я вор и убийца. Я об этом не мечтал, но так уж сложилась жизнь. И здесь мне придётся глотки рвать, чтобы нам их не порвали. Ты со мной?». Она секунду подумала и молча кивнула головой…
Он сколотил небольшое состояние в порту, примкнув к одной из банд, а затем, после одной резни, возглавив её. Почувствовав через пару лет, что в порту, да и вообще в Стамбуле, начинает пахнуть жареным, он забрал деньги и сестру и исчез, уехав на юг страны. Осели они в округе Мармариса. По легенде, которую рассказывали турки из поколения в поколение, название города произошло от исковерканного восклицания османского султана Сулеймана: «Повесить зодчего!», когда он увидел, как плохо укреплён город. «Название как раз для нас, висельников», – горько усмехнулся он, и сестра его поддержала.
Когда они в последний раз меняли документы, сбегая из Стамбула, он решил максимально сохранить в новых именах их корни. Екатерина стала Акджан, что в переводе с турецкого означает «Белая душа», а себе взял имя Али – просто по созвучию с Алексеем. Их фамилию Орловские он заменил на Картальоглу, «потомки орла». Лёха Орловский или Али Картальоглу начал скупать мандариновые сады и земли под фасолевые и бобовые культуры, которые пользовались спросом и приносили доход. Природная деловая хватка, русское крестьянское чутьё и дьявольское везение, не оставлявшее его с того дня, как он признал свою натуру и пошёл по кривой дорожке, привели к тому, что за три года он втрое увеличил их состояние и земли. К тому же он пользовался жёсткими мерами в борьбе с конкурентами и его боялись в округе. Он наладил производство соков и джемов, а также изготовление консервов и полуфабрикатов с фасолью и с мясом, которые продавались по всей стране и даже шли на экспорт.
Из-за чёртового мяса всё и началось…
Глава 2. Орлиное Гнездо
Акджан сидела у зеркала и медленно расчёсывала волосы. Если бы захотела, она могла бы сесть на них – такими они были длинными. В детдоме то и дело у кого-нибудь появлялись вши, и тогда всех их коротко стригли или брили. Но её очень жалела одна из поварих, которая подкармливала её все десять лет, она вычёсывала гнид железным гребнем. В итоге её роскошные тёмно-медные волосы остались при ней и теперь в распущенном виде щекотали её ноги под коленками.
Она ещё раз провела щёткой по волосам, встала и подошла к другому зеркалу, чтобы оглядеть себя во весь рост. От пяток до макушки все её сто шестьдесят пять сантиметров были ладно скроены и крепко сбиты. Ровный бронзовый загар почти скрыл от природы светлую кожу. Большие серые глаза смотрели спокойно и уверенно. Розовые губы редко улыбались, открывая белоснежные ровные зубы, не тронутые стоматологом. В маленькие круглые ушки были вставлены серьги с крупными бриллиантовыми каплями на золотых листочках. Крепкую круглую грудь подпирало облегающее длинное голубое платье с длинным рукавом. На ножках тридцать шестого размера – затейливое переплетение голубых и синих ремешков сандалий. На правой руке – золотой браслет, и колечко с такой же бриллиантовой каплей, как в ушах, на левой – золотые часы. Красивая обеспеченная двадцатипятилетняя молодая женщина. Оставшись довольной своим видом, она заплела и уложила волосы в высокую шишку, так что их длину было совсем не угадать, и покрыла голову дорогим шёлковым платком. Пора было ехать в мечеть.
Они с братом в первый же год в Стамбуле приняли ислам, потому что это давало дополнительные шансы для выживания. «Наш Бог от нас отвернулся, сестрёнка, а тут мы мало того, что не местные, так ещё и неверные. И месяца не протянем, если не будем как все». И они стали беглецами и ещё и отступниками. Худо-бедно выучили правила посещения мечети, основные обряды и праздники. И хотя в душе оставались русскими, но к Христу больше не обращались, а с Аллахом не пытались юлить, честно совершая намазы.
Хуже всего было с языком. «Тарабарщину», как они окрестили турецкий, выучить было сложно, тем более, вникая в тонкости фольклора и Корана. Они придумали легенду о польской прабабушке, чтобы оправдать лёгкий акцент и европейскую внешность. К счастью, брат был темноволосым – в мать. Он с первого дня разделил их обязанности. «Твоя работа в доме, а моя – на улице», – сказал он ей. Так и повелось. В Мармарисе он мотался по окрестным полям и садам, а она покупала дом, потом его обставляла, нанимала прислугу и окружала его заботой.
Так получилось, что вместе с домом они купили себе целое рыбацкое село, находившееся на грани разорения. От курортной зоны оно было в стороне, спрос на рыбу был мал, а земель у жителей не было. Купив в селе разрушенное здание закрытой школы, восстановив его и превратив в особняк, Али провёл в село дорогу, поставил на обоих концах села дополнительные колонки, открыл кабинет стоматолога – у него как раз были проблемы с зубами после тюрьмы, и так стал в глазах людей благодетелем. А когда открыл фабрику по производству консервов из фасоли и рыбы, дав всем рабочие места, да ещё организовал служебный автобус, то стал в глазах людей абсолютным героем и хозяином.
Хозяйство насчитывало свыше двухсот человек, около семидесяти домов, несколько десятков акров земли и несколько километров собственного побережья. Потом добавились ещё полторы дюжины деревень и ферм с общим населением до трёх тысяч человек – тех, что занимались мандариновыми садами дальше, за сосновыми рощами и песчаными пляжами. Картальоглу превратились в настоящий клан. Многие фермеры-безземельники из его арендаторов брали его фамилию, как своего вассала. Их Орлиное Гнездо процветало. Но в их особняке прислуги было больше, чем хозяев. Когда его имя внесли в официальный перечень экспортёров пищевых продуктов Турецкой республики, встал вопрос о браке. Пора было обзаводиться семьями. Но Акджан не могла смотреть на мужчин без содрогания, а он не представлял, как приведёт в дом, где они хранили свою тайну и воспоминания, чужачку. Всё бы так и продолжалось по-холостяцки, но тут судьба вновь сделала выбор за них, решив, что они слишком хорошо устроились у неё за пазухой…
Брат вошёл к ней и остановился на пороге.
– Готова?
– Да.
Даже наедине друг с другом они говорили по-турецки.
– А малышка?
– Я готова, дядя! – сказала маленькая темноволосая девочка лет десяти, вошедшая в комнату следом за ним.
– Отлично. Поедем.
Он пропустил своих любимых женщин вперёд и вышел следом.
В машине малышка весело болтала, рассказывая им всё, чем она жила в этот день. Они переглянулись с улыбкой. Али подобрал девочку в первый их год в Стамбуле. Ей было пять лет, её мать умерла, а родственники куда-то уехали, и о ней никто не заботился. Она слонялась по улицам и попала в лапы нищих. Али спас её, забрав с улицы. Поиски родственников ничего не дали. Девочка точно знала, что ей пять лет, но имя не помнила, потому что её несколько раз называли по-другому новые хозяева. Акджан уговорила брата оставить сироту. «Сейчас она для нас источник забот и беспокойства, но в будущем станет источником радости и гордости, я в этом уверена!», – убеждала она его.
Али сделал ей метрику. Девочку назвали Пынар – «источник». Ей было велено запомнить, что она их племянница. К Али она так и обращалась – «дядя», но Акджан очень скоро стала звать мамой…
В мечети они разделились – Али прошёл к мужчинам, а она с девочкой к женщинам. Был праздничный намаз. Акджан тихо помолилась об удаче для брата, о счастливой судьбе для Пынар и о покое для её родителей. Для себя она давно ничего не просила – и так была довольна своей судьбой.
На выходе Али придержал её и обратил её внимание на красивого статного мужчину в окружении таких же красивых и статных женщин и ещё двух мужчин – постарше и помоложе.
– Видишь вон того, среднего? – спросил брат, – это Энгин Арслан. Он просит твоей руки.
– С чего, вдруг? – спросила она, приглядываясь к незнакомцу.
– Брось, Акджан, – ответил ей брат, – не вдруг. Мы с тобой это обсуждали. У нас фасоль – у них бараны и коровы. У нас товар – у них купец.
– Значит, я товар?
– Ты моя душа, дорогая. Но дело есть дело. И тебе уже пора замуж. Позволь, я устрою ваш брак.
– Устрой нам сначала знакомство.
– Хорошо! – обрадованно воскликнул он, уже уверенный в успехе, и стал активнее продвигаться к семье Арсланов.
Он вежливо пожал руки мужчинам. Потом кивнул сестре. Они с девочкой подошли ближе. Их представили. Она изящно склонила голову и попросила у старших руки – поцеловать тыльную сторону ладони и приложить ко лбу в знак уважения и просьбы благословения. Это им понравилось. Брат тут же пригласил знакомых в гости. Они переглянулись и обещали прийти в пятницу. Степенно разошлись к дорогим машинам и разъехались. Али посвистывал от удовольствия.
В пятницу они к ней посватались. Все Арсланы, включая господина Мехмета, его жену госпожу Эдже, её жениха Энгина, их старшего сына, Серхата – младшего сына, и их дочь Фидан, сочли её подходящей для них партией.
– Проклятые лицемеры! – воскликнула Акджан, когда её будущая семья уехала, назначив дату помолвки, – они рады принять меня в семью! Да я бы не плюнула в их сторону, если бы они не загнали тебя в угол.
– Прекрати. Мои дела – это мои дела. А ты постарайся наладить с ними хорошие отношения. Тебе же будет лучше. Тем более, жених был не в восторге, когда узнал про Пынар, и услышал, как она называет тебя мамой.
– Зато он стал чуть не масляным, когда услышал о моём приданом. Кстати, какого чёрта ты отдаёшь мне треть мандариновых плантаций? – она со злости перешла на русский и начала ругаться, – ты же понимаешь, что моё имущество в браке станет его?
– Ничего подобного, Катюха, – тоже перешёл Лёха на русский, – я узнавал. Если правильно оформить бумаги на собственность и составить брачный контракт, твоё имущество останется твоим и в случае вдовства, и в случае развода. Я же получу за тебя калым в виде селевой полосы со всем скотом, что там пасётся. К тому же, Арсланы – это мощная административная поддержка в войне против клана этих ублюдочных Эрдоганов.
Она хотела ему что-то ответить, но вдруг словно что-то вспомнила и расхохоталась.
– Ты чего, Кать? – по-доброму спросил он сестру.
Ему нравилось, когда она смеялась. Была похожа на маму.
– Я только сейчас поняла. Мы – Картали, то есть орлы, мой жених из клана Арсланов – львов, а наш главный враг – Эрдоган, то есть воин-сокол. Прикинь, воюющий зверинец.
Он тоже улыбнулся. Когда-то ассоциации помогли им выучить язык.
– Кстати, по логике, мы должны заключать союз с птицами, то есть с Эрдоганами, а не со львами, – заметила она, снова переходя на турецкий.
– Не того полёта эти птицы, чтобы с ними на мировую идти. Орёл – царь-птица и лев – царь зверей. Вот ты у меня и дома, и там будешь королевой, – ответил Али.
– Королева там одна, – заметила она, намекая на перевод имени госпожи Эдже – «королева».
– Она не вечная. А ты будешь следующей хозяйкой клана львов.
– Ага, если они меня там не сожрут, в своей пещере.
– Не посмеют. У тебя есть я, – грозно сказал Али.
– Что ж, это обнадёживает. И всё же мне страшно.
– Страшно оставлять всё как сейчас. Эрдоганы подожгли барку старика Аббаса, разграбили фуру с рыбой, фуру с мандаринами. Если они взорвут фабрику или сожгут катера, как грозились, мы уже не поднимемся. Или мне снова придётся уйти в криминал. Они поставят нас на колени, сестрёнка.
– Ну уж нет. Мы с тобой больше никому не поклонимся против своей воли.
– Вот моя сестра! Вот моя душа.
Он обнял её и поцеловал в лоб. Они договорились между собой. Это было главным. Вскоре договорились и юристы с двух сторон.
Акджан поехала в город за платьем. Малышку взяла с собой. Девочка оказалась словно в волшебной сказке в магазине для невест. Она восхищённо рассматривала наряды, фаты, расшитые туфли и перчатки. Выйдя на улицу, она шла, погружённая в себя. Акджан немного отстала, перехватывая объёмные пакеты, и девочка оказалась на дороге. Обе очнулись, когда завизжали тормоза.
Машина остановилась в паре сантиметров перед ребёнком. Акджан бросила пакеты и схватила Пынар в охапку. Из машины выскочил молодой парень, её ровесник. На лице испуг и гнев.
– Вы что? Спите на ходу? Чуть убийцей меня не сделали! Сумасшедшие.
– Сам сумасшедший! Напугал мою племянницу, полоумный! Смотри, куда ползёшь, слепой червяк, – отбрила его опомнившаяся Акджан.
Парень оторопел и присвистнул.
– Ну, ничего себе! Я ж ещё и виноватым остался.
Пынар заплакала. Они оба опомнились и склонились над малышкой.
– Не плачь! Хочешь, рыбу покажу? – обратился к ней парень и тут же втянул щёки и выпятив губы, растянул руками глаза.
Стал точь-в-точь похож на рыбу.
Они обе улыбнулись, потом рассмеялись.
– Ну, слава богу, успокоились. Давайте-ка я вас подвезу до дома, – предложил он.
– Нет, спасибо, – отказалась она, – за нами водитель приедет. Мы ещё мороженое не ели, идём в кафе.
– Тогда я вас подвезу к кафе и угощу. Нет-нет! Даже не возражайте. Я хочу загладить свою вину. Садитесь.
Он обошёл машину и поднял с мостовой пакеты со свадебными нарядами в огромных коробках.
– И кто из вас, красавиц, замуж выходит?
– А ты угадай, – предложила Пынар, улыбаясь.
– Сложный вопрос. Надо подумать. Обе красотки – любого осчастливите!
Они опять засмеялись и сели в машину. Проехали они немного. В кафе он заказал им мороженое – Пынар фисташковое, Акджан шоколадное. Себе взял тирамису, присев вместе с ними за столик.
– Кто вы? Как вас зовут? Я тут всех знаю, а вас не видел.
– Мы за городом живём, в селе Кюмсаль, – ответила девочка.
– В Песчаном пляже? Но там же это Орлиное Гнездо, клан Картальоглу, – воскликнул парень.
– А мы и есть Картальоглу, – с гордостью выпалила Пынар, которую Акджан не успела остановить.
Она по его интонации поняла, что он не жалует её с братом семейный клан, и теперь настороженно смотрела на него, прикидывая, как им с девочкой побыстрее убраться отсюда.
– Вот как? – он с интересом посмотрел на них, откинув со лба вьющуюся прядь, – уж не Акджан ли вы с Пынар?
– Да! – ответила девочка. А откуда ты нас знаешь?
– Я, – он замялся с ответом, – я о вас слышал.
– От кого? – тихо и властно спросила Акджан, отодвигая недоеденное мороженое.
Он внимательно посмотрел на неё.
– Вы ещё прекраснее, чем я о вас слышал, – заметил парень.
– Не юли. Мне не десять лет. Кто ты? Почему не жалуешь мою семью?
– Ещё и умная. Хотя нет, глупая – села в машину к незнакомцу, – одновременно с издёвкой и восхищением проговорил он.
– Мой водитель ехал за нами. В сумочке у меня револьвер, а в кармане игла от капельницы. Это ты был в опасности, горе-гонщик. Представься немедленно, невоспитанный, – потребовала Акджан.
– Ещё и бесстрашная! – с искренним восхищением добавил он, намеренно раздражая её.
– Пынар, мы уходим, – она встала.
Девочка без возражений поднялась.
– Спасибо за мороженое, господин, – вежливо сказала она и отошла к матери.
Он закатил было глаза, но они уже шли к выходу. У стойки она остановилась и отдала деньги за их с дочкой мороженое официанту. Это его окончательно добило. Он выскочил за ними на улицу.
– Э-эй! Девушки! Погодите, не обижайтесь! Госпожа Акджан, постойте! Прошу вас простить мне мою невоспитанность. Я не хотел вас обидеть. Я Булут Эрдоган.
– Что? – она резко обернулась.
– Я…
– Я услышала.
Они уставились друг на друга. Официально их кланы были врагами. Но как выкинуть из головы первую симпатию при личном знакомстве?
Она осторожно улыбнулась, и он расплылся в широкой улыбке.
– Простите меня, – ещё раз попросил он.
– Хорошо, – ответила она.
Они снова посмотрели друг на друга.
– Нам в любом случае пора домой, – сказала Акджан, – до свидания.
– До свидания. Кстати, когда?
– Что – когда? – не поняла она.
– Когда у нас будет свидание?
– После дождичка в четверг! – она изумилась его наглости и развеселилась от находчивости, – или когда рак на горе свистнет. Прощай, невоспитанный! – она повела Пынар к подъехавшей за ними машине.
– Я заеду за вами в среду! – воскликнул он.
– Ага! Сначала место на кладбище закажи и завещание составь.
– Ты такая кровожадная?
– Ты же знаешь, нас, Карталей, мы все такие – едим маленьких соколов на завтрак. А тебя и есть не надо, я дуну – и ты сам растаешь, – обыграла она значение его имени «облако».
– Значит, в среду. Оденьтесь понаряднее.
Они с Пынар сели в машину. Он долго смотрел им вслед, улыбаясь.
Вечером она спросила у брата, кто такой Булут Эрдоган.
– Зачем тебе? – удивился Али.
– Мы с ним познакомились на улице. Случайно.
– Что? Эрдоганы ничего случайно не делают! Как это случилось?
Она рассказала и повторила вопрос.
– Булут, этот гадёныш, последний выкормыш клана Эрдоганов. Младший сын. Двадцать шесть лет. Агроном по образованию. Сначала пытался направить семью на путь честных заработков, как я, но потом примкнул к банде старших братьев. Воруют скот, грузы с уловами и урожаем. Разбойники! Обленились, работать не хотят, промышляют разбоем. Трёх старших братьев посадили в тюрьму. Одного там порезали. Двое сидят. Порезал его брата один из людей Арсланов, а посадил их я. Так что ваша встреча – не случайность. Они подбираются к тебе, чтобы ужалить меня в самое сердце. Не выходи больше без охраны. С завтрашнего дня с тобой будут ездить охранники, – сказал Али.
– Али!
– Всё, я сказал! До свадьбы из дома не выйдешь.
Она промолчала.
В среду она вышла к воротам особняка. Никого не было. «Пустозвон и трус!», – подумала она про парня.
Утром в четверг он ей позвонил.
– Не бросай трубку! Я еле раздобыл твой номер. Я не смог приехать. Вернее, не смог прорваться. Тебя охраняют как золотой запас республики.
– Да, я драгоценная женщина, – спокойно согласилась она.
– Самая драгоценная! Единственная! И я восхищён и сражён твоей красотой и силой.
– Ну, не лги. Силой мы пока не мерялись.
Он засмеялся.
– Обожаю тебя!
– Полегче с заявлениями, – насмешливо сказала она.
– Куда ещё легче? Я скоро в небо взлечу!
Теперь засмеялась она.
– Давай встретимся, – тихо попросил он.
– Невозможно. Нельзя. Я не пойду против воли брата. Даже не мечтай.
– А я мечтаю. Днём и ночью грежу о тебе! Давай, я приду к твоему брату?
– Смерти ищешь? – пренебрежительно спросила она.
– Мира! Мира для всех нас! – пылко воскликнул он.
– Рискни. Но что ты ему скажешь?
– Что люблю тебя и прошу твоей руки.
– Дурачок.
– Не скажи. Это может прекратить войну.
– Ты опоздал. Эта идея уже пришла в голову моему брату и Арсланам. Я выхожу замуж за Энгина Арслана.
– Нет! За этого старого урода? Нет! Я не позволю. Ему сорок лет. Он дважды был женат. Обе его жены умерли. И ребёнок от первого брака умер. Это ходячее несчастье, грубое животное. Ты не выйдешь за него.
– Прекрати. Я кладу трубку.
– Акджан!
В трубке он услышал гудки…
Этот сумасшедший всё же пришёл к её брату. Но они не договорились.
Арсланы узнали о неудачном сватовстве давнего врага и завалили её подарками, чтобы она не передумала. Булут на время исчез из города, боясь, что его устранят. Наступил европейский Новый год. Картальоглу и Арсланы сыграли пышную свадьбу. Акджан с Пынар переехала в трёхэтажный особняк мужа на окраине Мармариса. А через месяц она вернулась в Орлиное Гнездо чёрной вдовой с потухшим взглядом, опираясь на трость и прихрамывая на сломанную ногу. На правом виске появилась длинная серебряная прядь около пальца в ширину, резко выделяющаяся на медной голове…
Глава 3. Львиная пещера
Через два месяца после катастрофы в Орлиное Гнездо приехали госпожа Эдже и Серхат Арслан. Она к ним даже не вышла.
Когда они уехали, она спросила у брата, зачем они приезжали. Али грустно посмотрел на неё и промолчал. Через неделю они приехали снова, с ними приехали Фидан – сестра мужа и Чичек – жена Серхата, и она снова к ним не вышла. Но на этот раз брат пришёл к ней сам и попросил разрешения поговорить.
– Что происходит? Что от нас нужно этим проклятым падальщикам? – спросила она.
– Ты же знаешь, как обстоят дела. После того, как Мехмет, старый чёрт, и Энгин, проклятая скотина, разбились на машине, чтоб им вечно гореть в аду, мы потеряли позиции в мэрии, в совете старейшин, в партийном комитете и в совете предпринимателей края. Эрдоганы немедленно этим воспользовались и оттяпали наши земли и отозвали пару лицензий на лов рыбы и производство диетических продуктов. Да ещё и убили наших сторожей и сторожей Арсланов. К тому же, Арсланы ещё точат зуб на нас за то, что мои люди отомстили им за тебя и потравили пастбища, отбив и угнав два стада, которые я живо упрятал в консервы.
– Короче. Что им нужно?
– Они настаивают на левирате, – выдавил Али.
– На чём? Как ты сказал? Ливерат? Это что, ливерная колбаса? При чём тут я? – изумилась Акджан.
Али только грустно вздохнул.
– Ты не поняла, душа моя. Левират – это повторный брак. От слова «деверь». Когда вдова покойного выходит замуж за брата мужа. Они предлагают тебе…
– Нет!
Он вздрогнул от её животного воя.
– Не-е-ет!
Она обхватила голову и забилась в угол дивана.
– Нет. Лучше убей меня, – сказала она, отгораживаясь от него и от этого жестокого мира подушкой.
– Родная.
– Нет! Ни за что. И потом, Серхат женат на Чичек.
– У них есть ещё один сын – Неджат.
– Нет! Слушать ничего не хочу. Пусть убираются в ад! Даже не смей говорить со мной об этом.
Она встала и ушла к себе. Он грустно посмотрел ей вслед. Вечером он позвонил госпоже Эдже.
Обе стороны напряжённо сжимали в руках трубки.
– Я с ней поговорил и довёл сестру до истерики. Поговорите теперь вы с ней. Но если она не согласится, я не стану её принуждать. Лучше я лишусь своего состояния, чем её.
– Но она к нам даже не выходит, – возразила свекровь Акджан её брату.
– Я устрою вам встречу. Приезжайте завтра с утра на пляж. Поплаваем на моей яхте. Только вы, я и моя сестра, – скрепя сердце предложил Али.
– Хорошо, господин Али. Спасибо.
– Пока не за что, – и он положил трубку.
Он ненавидел себя. Знал, что так нельзя, но не знал, как можно по-другому. Вспомнил, как обошёлся с его сестрой и племянницей её новоиспечённый муж, и его вновь передёрнуло от отвращения…
В первую ночь Акджан отказала супругу. Она оказалась не готова к такому испытанию. Страшные воспоминания о старых гаражах возле их дома в Сибири отравили её отношение к интимной жизни. К тому же на неё давил особняк новой семьи. Тёмные стены, тёмная мебель, мрачные лица прислуги, зашуганные женщины, говорящие шепотом дети – всё нагнетало страх.
Муж счёл это страхом неопытной девицы и на следующий день отвёз её в горный дом – небольшую ферму в сосновой роще у подножия горной гряды.
Там он постарался быть с ней предельно ласков, насколько это было присуще его грубой и властной натуре, не облагороженной ни культурой, ни образованием. И Акджан приняла его. Дальше случилась беда. Убедившись, что она вовсе не невинна, Энгин смертным боем избил новобрачную. Вернувшись домой, он коротко бросил матери: «Пошли кого-нибудь к этой шлюхе. Пусть о ней позаботятся. Я с ней ещё не разобрался».
Эдже сама кинулась с дочерью и служанкой в горный дом. Они нашли полумёртвую Акджан в луже крови. Фидан и Эдже плакали, везя её в больницу. У неё оказались сломаны рёбра, нога, пальцы на руках и ногах, вывихнуты оба плеча. К тому же врачи насчитали многие синяки и ссадины и констатировали тяжёлое сотрясение мозга.
– Будь ты проклят! – кричала Эдже на сына, – ты нас опозорил! Как ты мог сотворить с ней такое?
– Я убью эту шлюху! – орал на мать муж Акджан, – мне подсунули бракованный товар! И эта дрянная пигалица, Пынар, она точно её дочь, а никакая не племянница. Кстати, где эта ублюдочная незаконнорожденная, которую она нагуляла по малолетству? Я ей ноги поотрываю!
Фидан спрятала малышку в комнатах у прислуги, а потом её забрал Али.
А на третий день после свадьбы старик Мехмет и испорченный его воспитанием во вседозволенности Энгин разбились вдребезги на дороге, налетев на грузовик с дровами.
Акджан пролежала в больнице месяц. Деньги Али и Эдже, а также мастерство врачей сотворили чудо: вывихи вправили, переломы срастили, раны зашили. Позже она прошла курс физиотерапии и сделала пластическую операцию на нижней губе, которую порвал муж, пиная её по лицу. Теперь губа немного выпирала вперёд, но смотрелось прилично и даже… сексуально? Она решила, что в её жизни больше нет места ни таким словам, ни таким понятиям, ни таким отношениям. Домой вернулась хромающим инвалидом.
Пынар тогда кинулась ей навстречу.
– Радость моя! – воскликнула Акджан, обнимая ребёнка.
– Мамочка!
– Доченька!
Они обнялись и заплакали. Вечером, уложив малышку, она спросила брата о том, что её больше всего волновало.
– Его авария – твоих рук дело?
– Нет, – горько ответил Али.
– Почему? – гневно спросила Акджан.
– Тупо не успел. Он же от меня прятался, да и его мать не сразу мне сообщила о том, что случилось. Я узнал только через сутки от внучки нашего старосты, которая работает в больнице. Только собрал парней, а они сами…
– Хорошо, – успокоилась она.
– Хорошо. Как ты?
– Выжила. Все мужики такие, брат?
– Нет. Ей богу! Не все. Прости меня, я должен был узнать о нём побольше. Они приличная семья, но он вырос уродом, потому что отец ему всё позволял, наследнику. Я упустил из вида слухи, которые должен был лучше проверить.
– Да. Но дело есть дело, верно? – горько спросила она.
– Прости меня.
– Хорошо. Прощаю.
Больше они это не обсуждали…
И вот всего через два месяца львиная семейка снова заявила свои права на неё. Да у неё ещё не все синяки сошли. Ни за что! Она ни за что не вернётся в тот дом. Лучше уж точно смерть.
А за окнами Орлиного Гнезда светило яркое солнце, шумел прибой и ветер доносил запах сосен и мандариновых деревьев, затерявшихся выше в горах…
Прошло ещё два месяца. Её раны совсем затянулись, сошли кровоподтёки. После того памятного разговора на яхте с госпожой Эдже она больше не слышала о семье бывшего мужа. Али окружил её заботой. Она почти ничем не занималась, кроме Пынар. Дни проходили в покое, и она снова начала смеяться. Жизнь брала своё – она похорошела и снова начала наряжаться. Али давал ей много денег, и она тратила их на маленькие радости и развлечения в их доме. Но была и другая жизнь. Впервые о ней заговорила её свекровь на яхте…
– Дорогая, здравствуй, – сказала Эдже, выходя из каюты.
Акджан попятилась от неё как от змеи.
– Брат!
– Всё в порядке, сестрёнка. Это я позволил ей прийти. Выслушай её, пожалуйста, – уговаривал он сестру.
– Нет!
– Дорогая, я понимаю тебя и ещё раз приношу извинения за сына, – начала свекровь.
– Я их не принимаю. Уходите отсюда!
– Выслушай её, Акджан, пожалуйста, – вступился Али.
– Я видеть их никого не могу, – отрезала она.
– Я понимаю, дорогая. Но пойми и ты меня. Послушай.
В конце концов она выслушала госпожу Эдже – с яхты в открытом море особо не убежишь.
Клан Арсланов был недоволен сложившейся ситуацией. В принципе, все сочувствовали Акджан и осуждали Энгина, тем более, что все, оказывается, знали его бешеную дикую натуру и его ярость в драках по молодости. То, что он с ней сделал, вызывало осуждение даже у стариков. Но была и другая сторона. По брачному контракту она получала от своего брата треть мандаринового бизнеса, доход с которого был небольшим, но самым стабильным, а её брат получил от клана скот и земли, а собственные земли были основой любого богатства.
Став вдовой, она сохранила имущество за собой, а клан понёс убытки. К тому же, они считали брак несостоявшимся, так как не было общего ребёнка. А между тем у них и раньше были столкновения, в которых гибли крестьяне, а после её избиения несколько горячих парней из клана Картальоглу решили отмстить Арсланам за честь сестры хозяина и потравили поля, угнав скот. При этом убили чабана и сторожа. Их дети пришли в сёла Картальоглу и в отместку сожгли пару сараев, грузовик и убили трёх человек. Остановить кровную вражду мог только общий потомок и возвращение прав на мандарины и земли. Иначе снова потечёт кровь, и даже старики не смогут удержать народ в узде.
– Акджан, деточка, я знаю, что ты пережила и что ты чувствуешь. Но послушай меня. Серхат и Неджат – мои младшие сыновья – не такие. Они не поднимут руку на женщину. Посмотри на Серхата – он не может глаз на людей поднять от стыда за старшего брата. Они с Чичек женаты уже три года. У них дочка, Ширин. Он ни разу не обидел жену. А мой Неджат вообще ни на кого не похож. Мы смогли учить его в Европе. Он знаком с культурой твоих предков, он мыслит по-европейски. Он не навредит тебе, обещаю, – уговаривала её свекровь.
– Нет.
– Тогда прольются реки крови невинных людей.
– Пусть! Я тоже ни в чём не была виновата. Какие-то подонки меня изнасиловали. Брат отомстил за меня. Мы приехали сюда и соблюдали все правила. Мы ни разу никого не обидели. А он что сделал? Он не тело – он душу мою искалечил. Я думала обрести счастье с вашим сыном, а оказалась в аду. За что пролили мою кровь? За что? Мне плевать на всех. Пусть поубивают друг друга! Никто из вас не защитил меня! Никто! Никто.
Акджан зарыдала, и Эдже отступила. Али только покачал головой.
Они вернулись домой, и всё пошло по-прежнему, но в львиной пещере зрело недовольство…
Глава 4. Уговоры и угрозы
Пятый месяц после смерти мужа и сына прошёл для госпожи Эдже в бесконечных телефонных переговорах. Она каждый день уговаривала Неджата вернуться домой и взять семейный бизнес в свои руки. Но в долгой разлуке с сыном она совсем забыла, что это был самый волевой, самый упорный и упрямый из её детей. Он отказывался наотрез. После очередного неудачного разговора она села у окна мрачной гостиной со старыми фотоальбомами. Листая чёрно-белые страницы своей жизни, она словно заново её проживала.
Вот ей двадцать лет. Она почти считается старой девой. И вдруг к ней сватается Мехмет Арслан. Её родители счастливы отдать дочь за уважаемого человека, да ещё молодого и красивого. Они пять лет живут в браке, но детей нет. Вся деревня косо смотрит на неё, и муж увозит её в Мармарис. И там вдруг рождается её первый сын – Энгин. Муж тогда осыпал её золотом за наследника. Потом снова пять лет тишины, и родился ещё один сын – Неджат. Ей уже тридцать лет, и она думает, что это всё. Но в тридцать пять она рожает Серхата, а в сорок – долгожданную дочку – Фидан. Сейчас ей шестьдесят два года. Муж с сыном погибли, оставив её одну со всеми проблемами. Серхат слишком молод и неопытен, к тому же, по характеру слишком добрый и мягкий. Ей нужен Неджат. Её спаситель. Она должна его заполучить и вернуть домой. Но он даже идею левиратного брака не приемлет. Да и домой не торопится. Слишком глубоки его раны от ссоры с отцом. Но отца больше нет, а она осталась один на один с проблемами семьи. Не может же он бросить мать. Или может?
Размышления госпожи Эдже прервали громкий крик и стук дверей в прихожей.
– Беда, госпожа! Беда! – крикнула ей ворвавшаяся служанка, а следом ворвались её фермеры.
– Что случилось? – пожилая дама резко встала.
– Картальоглу сократили рабочих на фабрике. Причём оставили своих, а наших выгнали. Мы предъявили им счета, но они посмеялись. Нам нечего будет есть, если мы не будем работать. У нас теперь и земли нет, вы её им отдали. Чем кормить скот? И зачем его кормить, если его угоняют Эрдоганы?
Они кричали все разом, надвигаясь на неё угрожающей серой массой.
– Сейчас опять убили одного из наших. Картальоглу его убили!
– Немедленно покиньте гостиную моей матери! Что вы себе позволяете, неучи? – Серхат как тайфун ворвался в комнату и отчитывал крестьян, – мы решим ваши проблемы. Мы встретимся с Али Карталоглу. Вы можете выбрать несколько старост из наших сёл для этой встречи. Но вы не смеете повышать голоса на мою мать в моём доме. Немедленно вон отсюда! Вот приедет Неджат, он вам голоса приглушит! За горло возьмёт и своих, и чужих.
– Господин Неджат возвращается? – загалдели мужчины, пятясь к двери.
– Возвращается! Через пару недель будет. А вы подготовьте пока список убытков и претензий, перечислите убитых и сирот, утраченные и потравленные земли.
– Да, земли! Отравили! Всё из-за этой рыжей ведьмы!
– Это вы так будущую жену своего господина назвали? – тихо спросил Серхат, и все вдруг замолчали, – да он с вас шкуры спустит за такое неуважение.
И тут в полной тишине раздался голос старосты.
– А она выйдет за господина Неджата?
Тишина снова повисла в ожидании ответа. Все напряглись.
– А это от вас зависит. Мы с ней говорили. Она отказалась. Теперь всё будет зависеть от того, как брат поговорит с ней, и как вы поговорите с её братом – какое уважение окажете им обоим.
Эдже с надеждой смотрела на младшего сына. Люди замолчали. Потом тихо молча разошлись.
– Сынок, это правда? – повернулась госпожа Эдже к Серхату.
– Что, мама?
– Неджат возвращается? Ты говорил с ним? Он согласен?
– Говорил. Послал меня.
– Но, Серхат, ты сказал людям!
– А что я должен был им сказать? «Да, мы ошиблись с браком брата Энгина, мы лишили вас источника заработков и всех доходов, простите?» Да они бы разорвали нас на части, – едко ответил сын матери.
– А как же Неджат?
– Дави на него! Он должен приехать. Меня уважают как хорошего человека. Его – как лучшего в округе хозяина. Мне доверяют решать вопросы организации бизнеса и решения социальных проблем. От него традиционно ждут управления делами и решения хозяйственно-производственных проблем. Три года назад он по телефону спас нас от разорения несколькими простыми советами.
– Я помню, сын. И ты не просто хороший человек. Ты самый лучший. Но ты прав, Неджат – единственный, кого послушают простые люди, крестьяне.
– Люди должны не слушать, а слушаться. И они послушаются только его. Дави на него, мама! Если он не хочет пожалеть нас и наших людей – пусть пожалеет эту девочку, нашу невестку. Они не оставят её в покое.
– Ты думаешь? Неужели?
– Сейчас это единственный выход, если брак не будет повторён. Они её просто убьют. Звони ему, мама.
– Хорошо.
Госпожа Эдже прошла в спальню. Села у окна в кресло и набрала повтор на телефоне. Он сразу откликнулся. Сын никогда не позволял себе игнорировать её, даже если она ему докучала.
– Да, мама! – раздался в трубке родной голос.
– Ты должен сказать «да» не мне, сын, а своей невесте в Мэрии.
– Мама!
– Послушай меня в последний раз, Неджат. Я понимаю твоё отвращение к этому браку. Но мы никогда не терпели столько потерь и убытков. Никогда не гибло столько людей, как за эти полгода. Полгода у нас идёт настоящая кровопролитная война! Но это ерунда, нам не привыкать. Мы справимся. Мы, но не эта девочка. Не жаль нас – пожалей хоть её. Они убьют её!
– Да за что?
– Не за что, сын, а ради чего. После её смерти её брат снова вернёт себе мандариновый сады, а мы – наши земли и мясной комбинат. Не наши люди, так люди её брата убьют бедную девочку. Она и так от нас натерпелась, да простит всевышний моего сына. Пожалей её. Вы распишитесь, сделаете ребёнка и сможете разъехаться и жить каждый своей жизнью.
– Но оставаясь в этом позорном браке.
– Весь позор этого брака, сын, обрушился не только на её голову, но и на наши. И мы должны остановить грязные сплетни.
– Сплетни?
– Я ведь рассказывала тебе, что Энгин с ней сотворил. Девочка еле выжила. Сейчас она в доме брата. Она на люди не может выйти – на неё косо смотрят, только что камнями не закидывают. Её может спасти только брак с одним из Арсланов и общий ребёнок двух кланов. Только тогда её оставят в покое. И её, и её приёмную дочь.
– Я не помню, чтобы ты говорила о ребёнке. Что за приёмная дочь, мама?
– У неё есть приёмная дочь, вроде их с братом дальняя родственница. Энгин и её хотел убить, когда в него словно шайтан вселился. Эту девочку тоже могут убить, так как люди считают, что она сама родила её в пятнадцать лет.
– А это может быть правдой?
– Она клянётся, что ребёнок приёмный. Но люди не слушают. Они убьют их обеих, сын.
– Хорошо, мама. Я подумаю.
– Некогда думать! Приезжай.
– Я подумаю, мама. Кстати, а как она относится к этому браку?
– Как и ты. Мы дважды ходили к ней всей семьёй, но она даже не вышла к нам из комнаты. Потом её брат устроил нам встречу, и она выслушала меня, но всё равно отказалась.
– Прекрасно! Я не хочу, она не хочет. А как мы жить-то будем? Как она на меня смотреть-то будет после всего?
– Живой будет – как-нибудь да посмотрит. А если они ей глаза закроют? Покорись, сын. Так надо. Прошу тебя!
– Я хочу с ней поговорить.
– Она не хочет разговаривать ни с кем из наших.
– Просто дай ей мой номер, мама. Я уверен, что мне она позвонит.
– Хорошо, сынок. Я сейчас же поеду к ней.
– Зачем? Можно продиктовать номер по телефону.
– Она не подходит к телефонам, она не хочет никого видеть и слышать.
– Дурдом какой-то. Она вообще нормальная? Я не хочу вдову брата, да ещё полоумную!
– Она нормальная. Она очень сильная и жизнерадостная девочка. Просто ей не повезло в этой жизни. Родители рано умерли. Росла у чужих людей. Потом брат долго вставал на ноги. Потом её изуродовал наш Энгин, не могу смириться.
– Да уж. Бедняга. Хорошо. Отвези ей мой номер. Поговори. А потом я с ней поговорю. И пусть мне позвонит наш главный староста.
– Хорошо, сын.
Они положили трубки, и Эдже радостно вздохнула. Раз уж Неджат решил говорить со старостой – это замечательно. Старик расскажет ему всё без прикрас, со всеми деталями и прогнозами местных. Пусть немного напугает его. А вот как она сама не догадалась дать невестке номер среднего сына? Скорее, скорее в особняк Картальоглу! Пусть эта проблема уже решится.
Госпожа Эдже бодро собралась в дорогу, оставив дом на Фидан и Чичек. С водителем она отправилась в Песчаный пляж – Кюмсаль – рыбацкое село и родовое гнездо клана невестки.
Когда Акджан вновь, спустя ещё два месяца после последнего разговора, увидела свекровь, она отчётливо поняла, что они от неё не отстанут. К тому же жители села – их собственного села, для людей которого они с братом так много сделали добра, кричали ей вслед: «Злосчастная! Проклятая! Пожалей наших сирот! Выйди снова замуж или умри!»
Выслушав доводы свекрови, она взглянула на брата. Али отвёл глаза. Она встала, взяла телефон и бумажку с номером и вышла в сад. Долго сидела в голубой беседке на диване с подушками, тупо глядя на вазу с мандаринами. Потом решилась и набрала номер.
– Добрый день. Господин Неджат? – спросила она.
– Да, это я. Слушаю вас.
– Э, я вдова вашего брата и, гм, возможно, ваша будущая жена.
– Добрый день, госпожа Акджан.
– Добрый? Не думаю. Вас не смущает то, что вы должны жениться на вдове родного брата с подмоченной репутацией, которую вы никогда в жизни не видели? Вы об этом мечтали?
– Признаюсь, я долго отрицал вероятность этого брака.
– Значит сейчас вы такую вероятность не исключаете?
– Нет. Я только что говорил со старостой нашего клана. Положение стало критическим. Число жертв этого конфликта будет только расти. И в конце концов одной из жертв окажетесь вы сами.
– Да вам-то что за дело? Я понимаю своих крестьян, которые требуют от меня свадьбы или смерти. Наш и ваш бизнес – это их источник жизни. Но вам какая разница? Люди пошумят и утихнут, а нам потом жить.
– Боюсь, что при отказе от этого брака ваша жизнь станет короче.
– Это моя жизнь. И я совсем не боюсь. Я не желаю этого брака. Я не хочу за вас замуж. Я не хочу вообще быть ничьей женой. Я испорченный товар, как сказал ваш брат. Я испорчу вам жизнь, и, если вы проживёте дольше меня, то до последнего дня будете нести этот позор.
– Я понимаю ваши чувства, госпожа Акджан. Но я привык руководствоваться чувством долга и выполнять обязательства перед своей семьёй.
– Будь проклята вся ваша семья.
– Не говорите так. Вы скоро вновь станете частью моей семьи.
– Говорю же, я не хочу этого брака.
– И я не хочу. Но я очень хочу остановить кровопролитие. А вы?
– Пусть поубивают друг друга!
– Ладно, друг друга, ладно, вас. Но ведь они не оставят в живых вашу дочь, вокруг которой ходит столько сплетен. Подумайте хотя бы о ребёнке.
– При чём тут Пынар? Ей всего десять лет. Она ничего им не сделала. Она мне даже не дочь – приёмыш.
– Люди думают, что это ребёнок, которого вы родили, когда сами были юной девочкой. И из-за этого покойный вам так жестоко отомстил.
– Какой бред! Брат подобрал её на улице. Она сирота.
– Чтобы это доказать, нужна экспертиза. А потребовать её может только ваш законный муж.
– А мой брат?
– Мои люди не поверят вашему брату. Девочку убьют вместе с вами.
– О, боже! – воскликнула Акджан.
– Клянусь Аллахом, я сам все эти месяцы был против. Но кровь льётся рекой, и мы должны остановить это. У нас больше нет выбора. Мы поженимся.
– Нет!
– Да! Спорить дальше – бессмысленно.
– Хорошо, – мрачно сказала она в трубку, – вы хотите облагодетельствовать свой клан и моего ребёнка. А как же вы сами?
– В смысле?
– Что, если я стара и страшна как смертный грех?
Он усмехнулся в трубку.
– Я от разных людей слышал похвалы вашей внешности и знаю, что вы писаная красавица.
– Ваш брат давно это исправил. Он так поработал своими ботинками над моим лицом, что родная мать не узнала бы меня. Я урод. Я инвалид. Я сумасшедшая! Я ненавижу мужчин! Я не смогу быть нормальной женой и родить вам ребёнка! – кричала она в трубку.
– Прекратите истерику! – коротко приказал он, – мне жаль, что нас не поженили сразу, и вам пришлось пройти через руки покойного. Мне жаль, что вам пришлось пережить весь этот кошмар. Но если у меня и были какие-то сомнения по поводу вашего рассудка, то сейчас они полностью развеяны. Вы выбрали единственно возможную и абсолютно правильную линию защиты. Вы понимаете мужчин, даже если и ненавидите их. А я прекрасно понимаю женщин. Я знаю, что вы загнаны в угол, и я предлагаю вам руку помощи, чтобы выйти оттуда, сохранив достоинство. Я обещаю вам в нашем браке поддержку и терпение. Я прошу вас выйти за меня замуж.
Они помолчали. Никто не нарушал затянувшуюся паузу. Потом она решилась.
– Хорошо. Вам нужен брак – вы получите брак. Но мне не нужна ни ваша поддержка, ни ваше терпение. Запаситесь терпением для себя, потому что я буду бесконечно его испытывать. Я отомщу вам за всё, что со мной сотворил проклятый покойный, да гореть ему в аду! Я не буду вам настоящей женой. Я не буду вам опорой. Я смешаю ваше имя с грязью, и вы сами убьёте меня, потому что я буду изменять вам с каждым встречным и поперечным. А о Пынар я и без вас позабочусь. В конце концов, она сирота. Никто о ней не заплачет, кроме меня. А я больше не буду лить слёзы. Никогда! Я буду веселиться и жить в своё удовольствие, как в последний день. И вы ещё пожалеете о своей жалости ко мне. И не думайте, что я не устрою всё для личной выгоды. Я заключу с вашей семьёй договор и брачный контракт. Бойтесь меня и моего гнева. Я выйду за вас замуж!
Она нажала отбой, и он услышал после её яростного согласия только короткие гудки.
«Господи, за что мне это?», – мысленно пожалел он себя. Так вот что его ждёт – ряд проблем с семейными финансовыми делами и несчастная, обезумевшая от горя, жена, готовая на самоубийство ради мести. Да, ещё приёмный ребёнок жены и её братец – конкурент и партнёр его семьи, весьма мутный тип. При этом сама идея левирата вызывала в нём отвращение, он даже представить не мог, как будет строить семейные отношения с женщиной, которая была с другим, да ещё с его родным братом. Но есть ведь долг перед семьёй.
Он решил собирать вещи. Откладывать было нельзя. Неджат через компьютер заказал билеты в Турцию. Потом позвонил матери.
– Сынок? – с надеждой спросила мать.
– Да, мама. Я сделал ей предложение, и она его приняла. Скорее объявите о свадьбе. Назначайте любой день через две недели.
– О, Неджат. Я так рада! Ты приедешь?
– Я вылетаю через два дня. Задержусь в Стамбуле, но скоро буду дома.
– Как ты её уговорил?
– Это наш с ней первый маленький семейный секрет. Пока я доберусь до дома, она попробует заключить с вами сделку. Соглашайтесь. На всё, кроме отдачи земель – Картальоглу и так получили от нас немалый кусок.
– На всё? На что?
– На всё, что она потребует взамен на своё согласие на церемонии бракосочетания. Кстати, выберите место в их селе или в нашем, куда может поместиться за столами до тысячи человек.
– Сколько?
– Сколько услышала, мама. Чем больше придёт людей на нашу свадьбу, тем лучше. Пусть все посмотрят и все успокоятся. Никакого ресторана – улица в селе, длинные столы и традиционные блюда. И пусть готовят подарки, будь оно всё проклято!
Глава 5. Сделка с дьяволом
Акджан ещё некоторое время не могла отдышаться. Слёзы душили её. Наконец, она вышла из беседки. Было тепло, но её потрясывало. Руками она сжимала край газеты, комкая никому не нужные новости. Зайдя в дом, по выражению лиц свекрови и брата поняла, что он им уже перезвонил.
– Вижу, вы уже готовы меня поздравить. Пока рано. Завтра в полдень мы с вами вновь встретимся и обговорим условия этого брака, – звенящим от ярости голосом заявила невеста.
– Сестрёнка! – воскликнул Али.
– Нет, не сейчас.
Она подняла руку, отстраняясь от них. Они поникли, как паруса в штиль.
– Сейчас я видеть вас не могу. Завтра в полдень, здесь же.
– Может быть, нам пригласить юристов? – спросила Эдже.
– Или кого-то из совета старейшин? – спросил брат.
– Нет. Я не буду решать вопросы с посторонними. Юристы потом всё оформят. А не оформят – свадьбы не будет.
– Хорошо-хорошо! – поспешно согласились обе стороны.
– Я всё решу с вами двумя. Я знаю, до какой низости и подлости вы можете опуститься и до каких вершин благородства подняться. Так что чужие нам не нужны. До завтра, – сказала она, отворачиваясь.
– Дорогая, Неджат прилетает через несколько дней, а свадьба будет через две недели. Может быть, ты хочешь что-то обсудить с ним? – спросила свекровь.
– Я увижу его в день свадьбы. Не раньше. Со свадебной церемонией решайте сами – мне совершенно на неё наплевать. До завтра.
И она просто ушла. Али и Эдже переглянулись.
– Она на грани, – сказал её брат.
– Я вижу, – огорчённо согласилась Эдже.
– Но как он её уговорил?
– Я думаю, что это уже не важно. Давайте обсудим свадьбу.
– Да. Только не сегодня. Завтра. После разговора с ней. Я чувствую какой-то подвох, – заметил Али.
– Я тоже. Но Неджат велел мне принять все её условия, кроме одного.
– Земли? – усмехнулся Али.
– Вы и так получили их довольно, – мягко возразила госпожа Эдже.
– Земель никогда не бывает довольно.
– Не пытайтесь настроить сестру.
– Думаете, когда она в таком состоянии, я посмею настраивать её на что-то? Лучше расскажите мне о сыне. В этот раз я хочу знать, с кем имею дело и за кого отдаю сестру…
Эдже и Али ещё долго беседовали в гостиной. Акджан металась по своей комнате до полуночи. Она не спустилась к ужину, не укладывала Пынар, отправляя всех визитёров восвояси. «Отстаньте от меня! Я обдумываю свою никчёмную жизнь!», – кричала она через закрытые двери.
Около часа ночи план мести был готов. Он был опасен прежде всего для неё самой. Но она не боялась. Она решила начать жить заново – по своим правилам. Лёжа на кровати, она смотрела на острые контуры кипарисов за тёмным окном и не заметила, как заснула…
На следующий день Али выпроводил всех слуг вон из дома.
– Но, господин, нам надо готовить обед! – всполошились служанки.
– После приготовите! Погуляйте в саду. И присмотрите за Пынар.
После этого он запер дверь изнутри. Они втроём устроились в гостиной орлиного гнезда. Акджан держала перед собой сложенный вдвое лист бумаги.
– Итак, мои дорогие. Я не желала и не желаю этого брака. Вы меня вынудили. Что ж, я готова принять предложение господина Неджата, но на определённых условиях. Я предлагаю вам сделку.
– Говори, – коротко бросил Али.
– Говорю. Я стала заложницей двух кланов, поэтому я предлагаю, чтобы каждый клан выполнил по два моих условия, подарил мне по два подарка и примирился с двумя моими прихотями.
Эдже и Али переглянулись.
– По два? – переспросила Эдже.
– По два, – ответила она.
– Я согласен, душа моя, – сказал Али.
– Не называй меня так больше.
– Это твоё первое условие?
– О! Я вижу, в тебе проснулся азарт предпринимателя. Даже не надейся отделаться так легко, братик.
– Тогда я готов выслушать первое условие твоего заветного «да».
– Ты немедленно запишешь Орлиное Гнездо и весь рыболовецкий бизнес, включая рыбное кафе, яхту и консервный рыбный завод на Пынар. Если уж я снова становлюсь Арслан, то пусть Пынар станет полноправной Картальоглу.
Госпожа Эдже с изумлением посмотрела на неё. Али задумался.
– Я и сам об этом думал. Наш долг позаботиться о нашей девочке. Но её тут не особо жалуют, дорогая.
– Ничего. Будут жаловать. Мой муж потребует экспертизу, и репутация Пынар и моя будет восстановлена.
– Это наше первое условие? – робко спросила госпожа Эдже.
– Ещё чего! Это вопрос уже решённый. Господин Неджат сделает это, как только появится здесь. Так как, Али? – обернулась она от свекрови к брату.
– Хорошо. Принято.
– Тогда идём дальше. Условие второе для моего брата. Ты немедленно возьмёшь на работу всех Арсланов, которых сократил с фабрики.
Эдже с надеждой на неё посмотрела. Али возмутился.
– Их сократили, потому что этого требует оптимизация производства.
– А оптимизация взаимоотношений между кланами требует вернуть людям из клана моего мужа работу на предприятиях клана моего брата.
Эдже уставилась на Али. Он нехотя кивнул головой.
– Хорошо. Принято.
– Тогда перейдём к условиям для второй стороны. Условие первое. Вы напрягаете все свои связи, вводите моего нового мужа в совет предпринимателей края, а Серхата в совет старейшин или в мэрию округа Мармариса, а уж они пусть наизнанку вывернутся, но вернут моему брату лицензии на производство диетических продуктов и отлов рыбы в наших водах старым способом. К тому же, пусть в суде начнут разбирательство дела по тем землям, которые у нас отняли Эрдоганы при вашем попустительстве.
– Вот моя умница! Не забыла. Радость моя, – обрадовался Али.
– Я уверена, что это возможно. Мои сыновья и так собирались восстановить свои позиции в администрации края, – ответила Эдже.
– Отлично. Тогда второе условие для Арсланов. Я ненавижу ваш дом, госпожа Эдже. Но раз уж мне придётся в нём жить, я буду жить на своих условиях: в личных апартаментах. Я хочу иметь отдельную комнату и отдельную детскую для Пынар, и свою горничную. И не собираюсь ходить по логову львов с втянутой в плечи головой. Я буду вести себя как вторая после вас хозяйка дома. И буду иметь право менять мебель и цвет стен, заказывать обеды и вешать новые шторы, а также принимать у себя гостей – например брата или нашего старосту, или подруг. И кстати, если господин Неджат собирается жить в спальне покойного, пусть не надеется, что я когда-нибудь войду туда в качестве его жены.
Али посмотрел на сестру с сочувствием.
– Я только надеюсь, дорогая, что ты будешь ко всему подходить разумно, – начала было госпожа Эдже.
– Нет. Даже не надейтесь на мой разум. У меня было сотрясение мозга, вы помните? К тому же я пережила этот, как его? – психологическую травму, вот как, – язвительно ответила Акджан.
– Ты винишь в этом меня? – тихо спросила свекровь.
– Я виню в этом вас всех. И вы все за это поплатитесь.
– Ты жаждешь мира или мести? – воскликнула госпожа Эдже.
– Я заключу для вас взаимовыгодный договор. А моя выгода – в моей мести. И ваш драгоценный Неджат станет козлом отпущения в этой кровавой истории. Я всё зло на нём сорву.
– Боже, что она несёт?
– Всё, что в голову взбредёт. Вы хотите видеть меня в доме как невестку или как наложницу-заложницу?
– Мы рады принять тебя в семью, дорогая. Снова. Я согласна. Ты сама будешь следить за подготовкой комнаты?
– Конечно. Сегодня мы съездим в ваш дом, и вы выделите мне комнату, а я посмотрю и решу, какой я хочу её видеть. Потом закажу стройматериалы и мебель. Так же и с комнатой Пынар.
– Что ж, оба условия вполне приемлемы.
– Отлично! Тогда перейдём к подаркам.
Эдже и Али снова переглянулись и снова вздохнули.
– С кого начнём? – деловито спросила Акджан.
– Давай, добивай меня, – вызвался Али добровольцем.
– Отлично, – она отпила пару глотков сока из бокала, – при первом замужестве ты выделил мне треть мандариновых садов и долю акций фабрики по производству соков и джемов.
– Верно.
– Сейчас я хочу всё.
Али похолодел.
– Что?
– Что слышал. Я не хочу быть хозяйкой на треть. Я хочу быть абсолютной мандариновой королевой, как ты являешься абсолютным фасолевым королём. У тебя останется консервный завод по производству консервов и полуфабрикатов из мяса и фасоли с бобами. Ты всё равно будешь набобом, – шепнула она по-русски и засмеялась собственной шутке.
Эдже посмотрела на Али с сочувствием, а на невестку с восхищением, граничащим со страхом. Эта девочка действительно мстит. Али встал и нервно прошёлся по комнате. Посмотрел на неё.
– Решила убить меня?
– Ты же через мою гордость перешагнул. А я перешагиваю через твои амбиции.
– Могу я узнать о втором подарке?
– Да. Я хочу на недельку съездить в Стамбул перед свадьбой. Салоны красоты, спа-салон, салон свадебных платьев, фитнес-центр, бассейн, парикмахерская, бутики. Сто тысяч лир.
Али внимательно посмотрел на неё.
– Ну, хорошо. Надеюсь, ты не разоришь меня, сестрёнка.
– Не надейся. Разорю. И, кстати, госпожа Эдже, даже не пытайтесь навязать мне на мои маленькие предсвадебные каникулы какую-нибудь родственницу-тётушку. Я поеду одна, и мне глубоко наплевать, что обо мне будут судачить сельские кумушки.
– А ты не сбежишь, малышка? – спросил брат, а свекровь обеспокоенно на неё посмотрела.
– Я же сказала, что поеду одна. И обязательно вернусь к Пынар.
– Хорошо, – вздохнул Али.
– То есть с условиями и подарками ты согласен?
– Да, будь всё проклято! Согласен.
– Сады должны перейти ко мне до свадьбы, как рыба к Пынар.
– Да. Я понял. Сто тысяч ты возьмёшь наличными или карточкой?
– Десять наличными для базаров, остальное карточкой. Послезавтра.
– Хорошо. Я всё приготовлю.
– Готовь. Ну, госпожа Эдже, вы готовы подарить мне свадебные подарки?
– Я слушаю, тебя, милая.
– Первое – я хочу новую фуру и трактор.
– Что? – Эдже хватнула воздух открытым ртом.
Али сочувственно посмотрел на пожилую даму. Сестрёнка была в ударе.
– Наши люди всего лишь потравили небольшой клочок пастбища. Ваши сожгли наши рыболовецкие барки, угробили две фуры и сожгли недостроенный ангар для техники. Так что я хочу фуру и трактор.
– Но это несколько миллионов лир!
– Али, сколько стоят твои сады и особенно земли под ними?
– Несколько десятков миллионов лир.
– Вот, видите госпожа Эдже, несколько миллионов и несколько десятков миллионов. Это огромная разница. Не скупитесь. Уверена, господин Неджат сочтёт это справедливым. Ваши люди нагадили нам больше, чем наши люди напакостили вам. Соглашайтесь. Или ищите другую невестку.
Эдже вспомнила слова сына: «Пока я доберусь до дома, она попробует заключить с вами сделку. Соглашайтесь. На всё, кроме отдачи земель». Что ж, по крайней мере, она не требует земли.
– Хорошо. Могу я узнать о втором подарке, милая?
– Конечно. И это будет для меня самым желанным подарком.
Али и Эдже снова насторожились.
– Я хочу тот дом в горах. Немедленно.
Эдже внимательно посмотрела на Акджан. Её глаза загорелись хищным блеском. «Ох, моя бедная!»
– Хорошо.
– Не просто хорошо, госпожа свекровь. Я должна вступить в права владения домом за сутки до свадьбы – не позже. Иначе свадьбы не будет.
– Наши юристы этим займутся немедленно. Я лично за этим прослежу.
– Что ж, с подарками и условиями разобрались. Остались две мои маленькие прихоти, – сказала Акджан.
– Мы слушаем, душа моя, – сказал Али.
– Я больше не буду отзываться на своё имя. Госпожи Акджан больше нет.
Это был взрыв. Оба её собеседника в изумлении уставились на неё.
– Покойный искалечил в горном доме не моё тело, но мою душу. Так что имя Акджан мне больше не подходит. Отныне я назовусь Карой, – она взглянула на брата, – Кара значит «чёрная» на турецком и «наказание» на… на языке нашей прабабушки, – сказала она после паузы, не выдав их с братом корни.
Эдже всплеснула руками и закрыла рот рукой. На глазах у неё выступили слёзы. Али помрачнел.
– Что за…
– Это моя прихоть номер один, брат. Я хочу сменить имя. Мне плевать, что будет написано в моих документах. Отзываться я буду только на Кару.
– Казнь египетская, – пробормотал Али, – ну, а прихоть номер два? – обречённо спросил он.
– А вот о ней вы узнаете в конце свадебной церемонии, – заявила Кара.
– То есть, после того, как вас распишут? – уточнил её брат.
– Да. В самом конце свадебного дня.
– Так не пойдёт. Скажи сейчас.
– Нет, не скажу. Успокойся. Это не связано с деньгами. Это касается лично меня, как и моё новое имя.
– Ты меня пугаешь.
– Бойся меня и моего гнева.
– Милая, а ты не сменишь пол или не сделаешь себе перевязку – ну, чтобы не иметь детей? – спросила Эдже.
– Отличная идея, мама. Как это я не додумалась? Но я уже выпросила у брата деньги и неделю свободы. Глупо наводить красоту перед тем, как собираешься себя изуродовать. Я не сделаю ничего, что испортит у господина Неджата впечатление от моей внешности. Обещаю, что останусь женщиной. Это теперь моё единственное оружие.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Али.
– Ничего, кроме того, что я должна восстановить репутацию ради нашей Пынар, а для этого должна всем нравиться, особенно мужу, – едко сказал она и выдохнула, – я устала. О второй прихоти вы узнаете вечером в день свадьбы.
– Мне очень приятно, родная, что ты называешь меня мамой.
– Не обольщайтесь. Я навсегда вхожу в ваш дом невесткой. Оттуда меня вынесут вперёд ногами. Бойтесь меня и моего гнева, – Кара встала, – поедем к вам прямо сейчас. Я хочу посмотреть комнату, которую вы мне выделите.
– И это всё? – спросил Али.
– Всё, что касается условий, подарков и прихотей. Теперь пусть работают ваши юристы. Но хорошо, что ты спросил. Ты моя кровь, Али, и я хочу взять с тебя, как с брата, одно обещание.
– Только одно? Не два?
– Только одно, брат. Обещай мне, что если кто-нибудь когда-нибудь заставит меня пережить подобную боль и подобное оскорбление, то ты убьёшь его, кем бы он ни был.
Госпожа Эдже и Али обменялись тяжёлыми взглядами. Старуха опустила голову, а Али свою вскинул. Глядя сестре в глаза, он сказал: «Обещаю. Клянусь, что убью любого, кто причинит тебе боль или унизит тебя».
Машина Арсланов везла Кару и госпожу Эдже в Мармарис. За окном проносились золотистые песчаные пляжи и зелёные сосновые рощи, пастбища и заводские комплексы, старые сёла и современные корабли. Всё это принадлежало теперь двум крупным вассалам – её брату, которого она никогда не простит, и её мужу, которого она никогда не полюбит. Слезы подступили к горлу, но она проглотила их. Она не будет плакать. Никогда. Ни за что. Будет веселиться и жить в своё удовольствие, как в последний день. Брат когда-то заключил сделку с дьяволом и стал богат. Она пошла на свою сделку с дьяволом, чтобы жить…
Глава 6. Предсвадебная суета
На следующий день Али отправился с ней в магазин строительно-отделочных материалов. Она выбрала обои и светильники для своей спальни и детской Пынар. После обеда потащила свекровь в мебельный магазин. Мебель для Пынар доставили в этот же день, а для её спальни заказали и обещали привезти через пять дней. Это её устроило. Рабочие успевали с ремонтом, а она успевала слетать в Стамбул на несколько дней.
В обоих кланах было объявлено о свадьбе и об основных условиях новобрачной. Люди Арсланов вернулись на работу на заводы и фабрики Картальоглу. Они также праздновали приобретение мандариновых садов.
Через неделю в Орлиное Гнездо пригнали фуру и трактор, да ещё новый катер для ловли рыбы – по личному распоряжению Неджата.
Кара отдала катер и трактор брату. Но фуру оставила себе. «Не обессудь, Али – это для моих мандаринчиков», – тоном маленькой капризной девочки сказала она. Он только махнул рукой. Картальоглу уже готовили снасти – до восстановления лицензии на лов рыбы остались считанные дни, да и линию диетических продуктов готовили к запуску по ожидаемому разрешению. Обе стороны выполняли обязательства по её условиям.
К тому же она подкинула брату идею нового дохода. «Али, у тебя есть мясо и рыба. Почему бы тебе не запустить на одном из консервных заводов линию по производству кормов для домашних животных?». Сначала он только дико на неё взглянул, но потом призадумался и вцепился в эту идею, подключив экономистов и аналитиков. «Это отличная идея, сестрёнка!», – сказал он ей через пару дней. «Мой тебе предсвадебный подарок», – грустно ответила она.
Али оформил на сестру и приёмыша две трети имущества, официально объявив Пынар наследницей. Эдже передала юристам документы на дом в горах, и они готовили их к передаче новой хозяйке.
Кара занималась ремонтом и обстановкой комнаты Пынар. Она не стала превращать комнату девочки в розовую шкатулку. Эдже выделила им комнаты на первом этаже по их просьбе, хотя традиционно на первом жила прислуга.
Кара поставила в крошечную комнату с одним окном кровать светлого полированного дерева, узкий шкаф и узкий комод с зеркалом и стол-бюро с множеством крошечных ящичков. Мебель удачно смотрелась на фоне белых лилий, раскиданных на песочно-бежевых обоях. На пол лёг ковёр бледно-бежевого цвета. На светлой гардине развевались белые шторы с узором из ярких оранжево-бордовых герберов. На кровать лёг солнечно жёлтый плед, а возле бюро встала бордовая пластиковая корзина с игрушками. Пынар осмотрела красоту в пастельных тонах и одобрила новое жильё.
Комната для Кары была чуть больше, да ещё имела подальше от двери нишу полтора на два метра. Она велела выкрасить стены в белый цвет. На пол положили тёмный ламинат. Из магазина доставили мебель. Огромный светлый письменный стол она поставила у окна. Рядом встала узкая белая кровать, почти как у Пынар. На стол поставили лампу с алым абажуром. На потолке горели три белых плафона стеклянной люстры на чёрном основании. Белую органзу на окне обрамляли мрачные чёрные портьеры. На кровать легло чёрное шёлковое покрывало и пара подушек красного и белого цвета. На пол постелили красную дорожку с белыми полосками по бокам. Ниша осталась пустой. Её задёрнули белой органзой. К столу приставили красное кожаное офисное кресло. Оно одно было дороже всей мебели в комнате. На столе появился ноутбук.
Кара задумчиво покаталась в кресле от стола до задней стены ниши. Чего-то в этом красно-чёрно-белом царстве не хватало. Она решила заказать себе в Стамбуле фотосессию…
Кара велела врезать во входную дверь комнаты замок. Один ключ оставила себе, один отдала Пынар, а третий лично вручила брату.
– Доверяешь? – спросил Али, приподняв бровь.
– Больше некому, – горько ответила она.
– Давай всё отменим! – импульсивно воскликнул он.
– Отменить и не отомстить? Не лишай меня радости.
– Ты меня с ума сведёшь. Что ты задумала? Что собралась делать?
– Ничего. Я ничего не буду делать. Делать будут другие. Я буду писать им сценарии действий, а они будут по ним жить.
– Ты хочешь их стравить?
– Ну, что ты. Это теперь моя семья. Именно поэтому я научу всех прислушиваться к моим словам и уважать моё мнение. Я заставлю их видеть во мне человека, а не самку и не товар.
– И меня?
– Догадливый ты мой.
– Будь осторожна, родная.
– Не буду. Буду гнать во весь опор – так, чтобы ветер в ушах свистел.
Али поцеловал её в лоб. Она ушла. Собрав сумку, улетела в Стамбул.
В особняке Арсланов не стихали пересуды. Чичек – жена Серхата – возмутилась поведением Кары.
– Что она о себе возомнила? Гулящая девчонка. Погубила первого мужа и нас всех погубит, – говорила она мужу.
– Чичек, милая, да ты что? Это он её погубил. Она ни в чём не виновата.
– Но она не девушка, и скрыла это до свадьбы, а потом стала корчить из себя жертву. А теперь все носятся с ней.
– Не все, милая. Я лично ношусь только с тобой. Что касается девственности – о таких вещах не говорят. Они и переехали сюда из-за давней трагедии.
– Лучше бы не переезжали! Что это такое? Отдельная спальня, отдельная детская. Даже у нашей Ширин нет отдельной комнаты. А для её приёмыша выделили комнату.
– Чичек! Не смей обижать сироту. Нашей дочери нет и двух лет. Она не может быть далеко от нас. А Пынар уже взрослая девочка, ей скоро одиннадцать. Ей нужна своя комната. Не будет же она спать с ними.
– С ними? Ха-ха! Зачем тогда ей эта узкая подростковая кровать? Даже не думай, что она станет настоящей женой Неджату. Бедный! Ему придётся жить с сумасшедшей.
– Она не сумасшедшая.
– Да? А эта красно-белая комната? Это же иллюстрация к фильму ужасов. Она точно чокнулась после того, что с ней сотворил Энгин, да упокоится его душа. Сумасшедшая! Сумасшедшая, – гневно говорила Чичек.
– Она вполне здраво заключила сделку с моей матерью и своим братом. Каждая из сторон и наказана была, и награждена. Все остались довольны.
– Да? А зачем Акджан сменила имя? Что это за вызов? Имя дают при рождении раз и навсегда.
– Видимо, она считает, что родилась заново.
– Ненормальная. И ещё зовёт госпожу Эдже мамой!
– Что? Я ни разу не слышал. Это правда? – Спросил Серхат.
– Правда. Бессовестная!
– Почему? Теперь она на самом деле войдёт в семью. К тому же, она рано потеряла мать. Я был бы рад, если бы и ты мою маму называла «мамой».
– Я люблю и уважаю госпожу Эдже. Но моя мать жива. К тому же со мной в этом доме никогда так не нянчились.
– Неужели? А ну-ка, иди-ка сюда, я с тобой немного понянчусь, – Серхат притянул к себе ревнивицу-жену и осыпал её поцелуями.
– Пусти!
– Не пущу. И вот что я тебе скажу, женщина. Нравится она тебе или нет, ты будешь уважать её, как жену моего старшего брата и сестру нашего основного партнёра по бизнесу. Неджату и так придётся нелегко. Я не хочу, чтобы ему докучали женскими дрязгами. Обещай мне!
– Что?
– Что будешь паинькой и посочувствуешь несчастной женщине и поможешь ей освоиться в доме.
– Она и так ведёт себя как хозяйка.
– Чичек! – грозно нахмурил Серхат брови.
– Ладно. Обещаю. Просто ради тебя и Неджата. Он устроил нам лучший медовый месяц в Альпах. Помнишь то шале?
– Нет, – равнодушно бросил Серхат.
– Что? – возмущённо воскликнула его жена и стукнула его кулачком в бок, – ты специально злишь меня?
– Да, дорогая! Ты необыкновенно хороша, когда злишься. А в том шале ты была совершенно неотразима, впрочем, как сейчас. Иди ко мне, ненаглядная моя!
Чичек с мужем часто обсуждали Кару и её действия, и Серхат всегда вставал на сторону будущей жены брата.
Была в особняке ещё одна пара, которая обсуждала Кару и её поступки – Эдже и Фидан. Мать и дочь с появлением в доме Кары словно отодвинулись на второй план. Она командовала прислугой и охранниками, раздавая распоряжения налево и направо. Эдже велела прислуге с одной стороны исполнять приказы молодой госпожи, а с другой – велела обо всех таких распоряжениях докладывать ей незамедлительно, чтобы быть в курсе.
Кудрявая улыбчивая Фидан всегда была в доме на положении любимого ребёнка – маленькой принцессы Арсланов. Теперь её подвинули две самозванки. Фидан не обижалась на Кару, потому что очень остро помнила тот момент, когда нашла её с матерью в горном доме зверски избитую. Эта картина перевернула её представления о брате, разбила ей сердце, потому что она не могла ни поверить в это, ни закрыть на это глаза. Теперь она присматривалась к этой женщине, пытаясь определить, откуда та берёт силы жить дальше, и ещё улыбаться и управлять другими людьми. Фидан переживала и за брата. Неджат был для неё и для Серхата кумиром. Она боялась, что эта женщина, спрятавшаяся за маской безумия, сделает любимого брата несчастным. Эдже боялась того же, поэтому они с дочерью часто уединялись, и, склонив головы, как две совы, придумывали, как им помочь двум заложникам благополучия кланов обрести личное счастье.
Зато прислуга была в восторге от молодой госпожи. Она велела перекрасить стены в прихожей в яркий бирюзово-голубой цвет, на фоне которого тёмная мебель перестала казаться мрачной, а выглядела элегантно и свежо. Велела подавать к столу на каждый ужин мандарины. Велела выбросить старые ковры с лестниц, отмыть и отполировать лестницы и люстры, сменила шторы в гостиной и столовой на более современные и светлые. Велела провести дополнительные розетки и заменить светильники, а в светильниках – лампочки.
Дом стал светлее и задышал. Она дала повод для бесконечных сплетен и пересудов, особенно тем, что всегда благодарила тех, кто ей прислуживал, даже за мелочи. За неделю, что она провела в доме, всё перевернула с ног на голову и вдруг унеслась в Стамбул. Все сначала вздохнули с облегчением, а потом загрустили, как будто сразу соскучились по новой хозяйке…
***
В Стамбуле она решила в первый день купить платье, а потом заниматься всем остальным, что запланировала. Однако в свадебном салоне произошло то, что выбило её из колеи. Кара решила показать будущему мужу и своей и его семье своё отношение к свадьбе выбором платья. Обошла три салона, и в третьем ей показалось, что хозяйка начала её понимать. Она искала особое платье – на грани вульгарности, с красной отделкой и голыми плечами, чтобы намерено взбесить деревенских. Устав примерять романтичные и элегантные наряды, слушая комментарии хозяйки, как к каждому платью уложить волосы, дождалась момента, когда её ненадолго оставили одну, и вышла в холл салона. Там сидел красивый мужчина лет тридцати и пил кофе с конфетами. Ей вдруг захотелось показаться ему в убранстве невесты. И захотелось сладкого. И пококетничать. Она подошла и слопала конфету, сделав вид, что не замечает его, сидящего в тёмной рубашке в кресле баклажанного цвета, и видела, как он оценил взглядом и её фигуру, и лицо. Потом решила показать ему волосы, отпустив их, чтобы взять конфету. И спинным мозгом почувствовала восхищение.
Когда он вошёл к ней в кабинку, скорее растерялась, чем испугалась. Но он проявил решительность, сделав первый шаг. После первого краткого поцелуя у неё была возможность отступить. Но поцелуй пришёлся на злосчастную нижнюю губу, которую ей реставрировали пластические хирурги. Она вдруг почувствовала желание отомстить неведомому Неджату за то, как её изуродовал его брат, с первым встречным и ответила на поцелуй. И правильно сделала! Он обнимал и целовал её так жарко, так сладко, что у неё ноги подкосились. Она впервые испытывала подобные ощущения. Она ответила, растворившись в поцелуе.
Потом проверила на нём то самое гадкое платье и по его реакции поняла, что выбрала верно. Наряд нарушал приличия и привлекал внимание. И всё же она его немного облагородила, чем заслужила аплодисменты незнакомца.
Поцелуй с ним в кабинке для переодевания чрезвычайно взбудоражил её мысли и чувства. Она сделала это назло жениху, который, как и все, не пожалел её, но, оставшись одна в номере гостиницы, вдруг поняла, чего лишается в этом браке. Она впервые целовалась с мужчиной. Целовалась сама, добровольно, а не по принуждению. Целовалась с мужчиной, который восхищался ею. Целовалась как женщина, а не как жертва. И поняла, что всё, о чём мечтают маленькие девочки, и юные девушки, может навсегда исчезнуть, пройти мимо её жизни, может быть навсегда вычеркнуто из её судьбы…
***
Неджат приехал домой как заморский принц. Его и встречали как принца.
Мать плакала. Сестра и Чичек с причитаниями и визгом обнимали его. Брат пытался сохранить достоинство, но то и дело расплывался в улыбке, как мальчишка, и хлопал его по плечам. Накрыли стол, достойный падишаха. Пришли старосты. Неджат со всеми поговорил и раздал подарки. Потом, когда гости разъехались, а родные успокоились, он прошёлся по дому. Что-то осталось, что-то изменилось. Он зашёл в свою комнату на втором этаже. Мама оставила в ней всё так, как было при нём несколько лет назад. Он словно вернулся в молодость.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=65533036) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.