Читать онлайн книгу «Ведающая Водой» автора Алёна Носова

Ведающая Водой
Алёна Носова
Было время, когда лишь мудрые стихийные маги могли сохранить мир на равнинах. Но однажды они захотели большего… С тех пор вот уже тысячу лет стихийная магия предана забвению, и на страже нового порядка стоят могущественные жрецы Эндроса. Все изменилось, когда могилы древних магов коснулась юная Сайарадил Вэй. В тот же миг ее руки покрыли таинственные метки… Неужели она – стихийный маг? Вот только прикосновение к святыне карается смертью, и жрецы Первохрама уже готовы вынести приговор! Теперь Сайарадил придется доказать всем, что она не самозванка, а маг Воды. Найти ответы, спасти свою жизнь и обрести магию – все это предстоит девушке, на стороне которой будут лишь переменчивая Вода и человек, который ненавидит магию больше всего на свете.Вот только хотят ли древние, чтобы стихийная магия пробудилась вновь? Говорят, нет ничего хуже раскрытых тайн прошлого.

Алёна Носова
Ведающая Водой

Глава 1
Громкий стук в дверь испугал канарейку, и та заметалась в клетке под потолком, ударяясь крылышками о решетку. «Великое небо, велел же не беспокоить!» – простонал про себя наставник Арамил, но все же кивнул стоявшему у двери послушнику. Тот распахнул створки; в комнату, путаясь в длинном одеянии, ввалился один из младших жрецов. Предусмотрительный послушник бесшумно скрылся за дверью.
– Как ты посмел нарушить мое уединение? – рявкнул Арамил.
Стоявшая в углу ваза из имперского фарфора пошла трещинами. Наставник сделал глубокий вдох, успокаивая расшатанные нервы.
– Мне приказали созвать Совет, – робко проблеял жрец.
Это было неожиданно.
– Основание? – прищурился наставник.
– Третий запрет Устава был нарушен! – выпалил жрец и, не дожидаясь реакции, пал ниц на темный мраморный пол.
Арамил медленно поднялся на ноги; ваза раскололась надвое, но наставник этого даже не заметил.
– Продолжай!
– В Святилище вошел посторонний, – дрожащим голосом проговорил жрец.
– Кто осмелился?
– Всего лишь ребенок!
– А стража?
– Так ведь праздник в разгаре…
– Казнить, – процедил Арамил. – Сегодня же, без права на последнее слово и прощание с родными!
Жрец вздрогнул, не смея поднять глаз: ходили слухи, что в гневе наставник способен убивать взглядом.
– Веками наши предшественники оберегали Святилище от посторонних, – Арамил тяжело опустился на стул. – Виновника ожидает суровая расплата!
– Это девочка.
– Родители будут рады избавиться от лишнего рта.
– У нее белые одежды, – осторожно вставил жрец.
Арамил поморщился.
– Она из благородных?
Жрец беспомощно пожал плечами.
– Почему не выяснили это сразу? – сказал с досадой Арамил. – Позже решу, как вас всех наказать… Где этот ребенок?
– В зале за купелью. Брат Лорвус остался на страже, а я поспешил к вам.
Арамил впервые внимательно посмотрел на жреца. Тот, кажется, действительно торопился – волосы в беспорядке, драпированные складки растрепались, на подоле виднелись темные пятна…
– Скажи-ка, – прищурился наставник, – почему на твоих одеждах кровь?
Жрец оглядел себя и зарделся – явиться в верхние покои в таком виде!
– Это не моя… Должно быть, испачкался, когда нес девчонку.
– Что вы с ней сделали? – нахмурился Арамил.
– Великое небо… Мы ее и пальцем не тронули! – залепетал жрец. – Негодница вцепилась в Саркофаг так, что мы еле отодрали, вот у нее все руки и в царапинах!
Поднявшись на ноги, Арамил сделал три широких шага и склонился над распластавшейся по полу фигурой. Жрец съежился, но напрасно – наставник лишь присел рядом и внимательно осмотрел кровавые отпечатки на ткани. Нет, ему не показалось: красные кляксы действительно складывались в знакомый узор… Арамил встал и с небрежным изяществом стукнул костяшками пальцев в дверь; послушник, дежуривший в коридоре, тут же рванул створки на себя. Это означало, что аудиенция закончена.
Стоило жрецу скрыться за дверью, как наставник переменился в лице. От напускного высокомерия и следа не осталось: Арамил заметался по комнате в поисках белой маски и, отыскав ее в сундуке за кроватью, выбежал из комнаты, едва не сбив с ног удивленного послушника.
***
Окна были закрыты изнутри глухими ставнями; жрецы считали, что дневной свет напоминает о радостях жизни, а потому не должен озарять храмовые своды. Тусклые масляные светильники нагоняли по углам тени, потолок терялся в сумрачной высоте – а уж от жертвенника в центре зала и вовсе пробирала дрожь: узкий каменный стол, покрытый выточенным узором, по размеру был маловат для взрослого человека, но вот для ребенка… И пусть жречество уже много столетий не приносило человеческих жертв – девочка, примостившаяся на скамейке у стены, все равно косилась со страхом то на жертвенник, то на мрачного жреца-стража, не сводившего с нее глаз.
В тишине раздались шаги. Пленница гордо выпрямила спину и в то же время попыталась стать как можно незаметней.
– Почему ее сразу не казнили? – послышался из-за двери недовольный голос, заставивший девочку вздрогнуть.
В залу вошли трое жрецов, облаченных в белоснежные туники и плащи с золотым шитьем. Просторные капюшоны были надвинуты до самых бровей, руки скрыты перчатками, а лица – масками из белого алебастра.
Маски улыбались.
Страж у входа бухнулся на колени и возвел руки над головой, что могло значить лишь одно: облаченные в белые одежды никто иные, как наставники Храмовой школы. Девочка хотела встать и поклониться, но жрецы вдруг разом сняли маски, заставив пленницу плотнее вжаться в стену. Даже маленькие дети знают: лица служителей Первохрама запрещено видеть под страхом смертной казни.
***
Наставник Аргус негодовал.
– Почему ее сразу не казнили? – шипел он всю дорогу к залу.
В Храме оказалось лишь трое из членов Совета: пятеро отбыли в северные провинции, где бушевал черный мор; еще четверо посещали празднества, проводимые в городе. Впрочем, трое из присутствующих были самыми могущественными из членов Совета: старший наставник Еримил, всегда голосующий последним; наставник Аргус, магическую мощь которого питали не знания, а изрядный темперамент; наставник Арамил, самый молодой из членов Совет, чьи выдающиеся способности с лихвой восполняли отсутствие опыта.
– Разве вина уже доказана? – раздражение Арамил привычно скрывал за безмятежной улыбкой.
– Мягкотелость тебя погубит, – прищурился Аргус, который не умел притворяться и всегда говорил то, о чем думал.
– Это угроза? – Арамил улыбнулся еще шире.
– Если девочка из хорошей семьи, нам придется ее отпустить, – вклинился между спорщиками наставник Еримил. – Сколько же будет пересудов!
– Значит, нужно всего лишь доказать, что преступления не было, – хмыкнул Арамил, первым входя в зал.
Внутри было душно из-за курящихся благовоний. Пряный запах корицы, землистый аромат нарда и тонкие древесные ноты сандала… Арамил, который терпеть не мог сильных запахов, поморщился.
Юная преступница забилась в дальний угол, но ее выдало платье, белеющее в полумраке залы. Справа послышался тоскливый вздох наставника Еримила: белый цвет одежд неоспоримо свидетельствовал о благородном происхождении нарушительницы храмового Устава. Приблизившись, Арамил увидел тощую невысокую девочку с растрепанным пучком светлых волос и огромными, но удивительно осмысленными глазами. На вид не больше десяти лет… Ее лицо дрогнуло в тот миг, когда наставники сняли маски, но то, как умело девочка справилась со страхом, вызвало у Арамила восхищение.
– Тебе ничего не угрожает, дитя, – сказал он успокаивающе.
Аргуса возмущенно фыркнул, но молодой наставник лишь улыбнулся.
– Как тебя зовут? – продолжил он, присаживаясь на край скамьи.
Девочка расправила плечи, сказала:
– Сайа?радил, – и попыталась встать для поклона, но неловко плюхнулась обратно, запутавшись в складках длинного одеяния.
– Сайарадил? – переспросил наставник с усмешкой.
Он решил, что это шутка: имя было благородным, но мужским, и не могло принадлежать девочке, но… Смешок застрял в горле; Арамил вспомнил скандальную историю с именем новорожденного ребенка, всколыхнувшую Старый город много лет назад.
– Кто твой отец? – резко спросил Еримил.
Видно было, как девочка усилием воли заставляет себя встать на ноги. Выпрямившись, она тщательно расправила скомканное платье и звонко произнесла:
– Мой отец – Дижи?миус Вэй, сын Кармаила, глава рода Валла?рдов, сенатор Эндроса! – и, словно испугавшись гулкого эха, быстро опустилась на место.
Наставники переглянулись, в полной мере осознав, кто попал к ним в руки. Перед ними сидела не просто знатная особа, а фамильная аристократка, отпрыск одного из двенадцати родов-основателей города! Дижимиус Валлард Вэй – двадцать седьмой глава рода, знаменитый не только своим ораторским искусством, но и тем, что к сорока годам не сумел произвести на свет сына, из-за чего наследницей рода Валлардов считалась его десятилетняя дочь… Без сомнения, это была она! Сайарадил Валлард Вэй! В присутствии этой маленькой девчонки только избранным разрешалось сидеть. Лишь некоторые имели право с ней заговорить. Многим не дозволялось на нее даже смотреть! Осквернительница Святилища оказалась вдруг неприкосновенной.
Арамил подавил смешок, глядя на своих собратьев. Наставник Еримил хотел что-то сказать, но лишь шлепал губами, как выброшенная на берег рыба. Аргус же от злости покраснел еще больше.
– Знаешь ли ты, – угрожающим тоном начал он, нависая над ребенком, – какое наказание тебя ожидает?
«Вот оно, плебейское происхождение», – философски подумал Арамил. Усиленные осознанием собственной власти, старые обиды Аргуса вылились в ненависть ко всем лицам благородной крови.
Девочка стойко выдержала полный злости взгляд неприятного жреца.
– Прошу слова, – сказала вдруг она.
– Что? – поперхнулся наставник Аргус.
В глаз девочки мелькнула отчаянная решимость.
– Право слова перед Сенатом и жречеством принадлежит Валлардам по праву рождения, – выпалила она.
– Что?! – Аргус всхрапнул, как загнанный конь.
Наследница Валлардов молчала, ожидая ответа. Арамил куснул губу, чтобы не расхохотаться.
– Говори, – выдавил наконец Еримил, мудро сочетая в голосе строгость и благосклонность.
– Наставники Храмовой школы, – тонким голосом начала наследница Валлардов. – Мои помыслы чисты перед вами! Я не хотела входить в Святилище.
– Вот как? – с издевкой спросил Аргус. – Может, тебя кто-то заставил?
– Так и есть, – с неожиданной серьезностью кивнула та. – Это был человек с белыми волосами…
Наставники переглянулись.
– …бледной кожей и бесцветными глазами, – продолжала девочка; голос ее стал совсем звонок. – Сколько себя помню, он являлся мне во снах, а сегодня впервые мы встретились наяву, – девочка заметила, как наставники косятся друг на друга, и вскочила на ноги. – Вы ведь поняли, о ком я!
В зале воцарилась тишина. Сайарадил переводила взгляд с одного наставника на другого, и решимость в ее глазах погасла.
– Я должна узнать наконец, что этому человеку нужно от меня, – прошептала девочка.
Арамил первым прервал затянувшееся молчание.
– Позволь осмотреть твои руки, – попросил он.
Ладони и часть предплечий наследницы Валлардов были красными, словно от ожогов, но на ощупь оказались ледяными. Арамил вгляделся; покрасневшая кожа была испещрена багровыми линиями, складывающимися в таинственный узор.
– Это не просто царапины… Это метки. Взгляните! – позвал он остальных.
Аргуса покосился на отметины и отвернулся. Наставник Еримил, напротив, долго рассматривал узоры, щуря подслеповатые глаза.
– Супруга сенатора Вэй из народа вандов, не так ли? – пробормотал он наконец. – А раз так… Великое небо!
– Что вы имеете в виду? – взволнованно спросила девочка.
Арамил ободряюще улыбнулся ей:
– Судя по всему, ты – маг Воды, Сайарадил Вэй.
Девочка вздрогнула. Великое небо! А ведь еще этим утром мир казался ей таким беззаботным и прекрасным!
***
Едва первые лучи солнца осветили верхушки смотровых башен, славный город Эндрос стал просыпаться ото сна, но не так, как обычно – хмуро и вяло, а бойко и радостно. Первыми ожили Окраинные кварталы: простолюдины засновали по узким улочкам, возбужденно переговариваясь между собой. Торговцы с радостными улыбками открывали лавки, предвкушая отличную выручку. На площадях кипела работа: плотники возводили помосты, цветочницы украшали их букетами, дети стайками сновали под ногами, мешая взрослым. Даже стражники на крепостной стене, утомленные ночным дежурством, предвкушали скорую смену. Царившее повсюду оживление объяснялось просто: Эндрос готовился встречать Смену сезонов. Весна уступала свои права лету, наступал сезон сбора урожая и свадебная пора. Этот праздник отмечали два дня – последний день весны и первый день лета, за что народ любил Смену сезонов вдвойне.
Ночью накануне Сайарадил долго не могла уснуть. Она сидела на кровати, обхватив коленки руками, и думала, что где-то рядом не спят другие девочки; так же, как она, ныряют под покрывало, когда в комнату заглядывает кормилица; с таким же трепетом ждут своего первого выхода в свет, по традиции приуроченного к началу лета.
Что за глупая традиция! Почему девочке должно исполниться десять лет, прежде чем она впервые предстанет перед обществом? Обидней всего, что на мальчиков это правило не распространялось. К ним на дом не приходили учителя, о нет! – мальчики поступали в Академию, где изучали удивительные науки! Когда дом посещали гости, мальчиков не отправляли под надзором кормилицы в дальнюю комнату, где можно было занять себя стихосложением или игрой на арфе. Мальчики могли гулять в парке, скакать на лошади, стрелять из лука и даже выходить в море на корабле!
Если вас десять лет скрывали от посторонних глаз, если даже от учителей вам приходилось прятаться под кисейной накидкой, только тогда вы сможете по достоинству оценить первый выход в свет! Правда, кое-что все же смущало Сайарадил: однажды она случайно услышала разговор служанок о том, что молодой госпоже вскоре подыщут мужа. Впрочем, девочку это мало трогало. Ей было доподлинно известно, что дочери из благородных семейств могут выходить замуж только по достижении четырнадцати лет; раз так, то у нее, Сайарадил, было еще полным-полно времени!
Все, о чем сейчас могла думать девочка – городские площади, башни Сената и Академии наук, фонтаны, парки и пристани, которые она наконец-то увидит… А белоснежное платье в пол? И взрослая прическа – не с лентами, а с жемчужными нитями, как у мамы! Промечтав всю ночь напролет, Сайарадил уснула лишь под утро. Ей снился высокий сводчатый зал, толпа важных мужчин в белых тогах и ярких, слово экзотические цветы, женщин, среди которых краше всех была, конечно, ее мама… А это кто? Из хоровода разноцветных людей вдруг вышел мужчина. Светлые волосы, вытянутое лицо и острый нос, бесцветные глаза навыкате – он был изможденно худ, а из-за неопрятного серого балахона походил скорее на тень, чем на живое существо.
Сайарадил отшатнулась. Она всем сердцем ненавидела этого человека – и он, кажется, понимал это. Цветы, веселая толпа, даже мама – все исчезло; пространство вокруг заполнил белый вязкий туман. Бледный мужчина слился с туманной пеленой. Где он? Да где угодно! Белая неизвестность вокруг пугала. Сайарадил знала, что произойдет дальше, но не могла сопротивляться этому ненавистному сну, повторяющемуся много лет. Выставив перед собой руки, она осторожно двинулась вперед. Через пару шагов ладони наткнулись на что-то шершавое и твердое – камень, сначала ледяной, а через мгновение – раскаленный! Девочка закричала то ли от ужаса, то ли от боли – и проснулась, сев на кровати.
Отшвырнув ногами одеяло, Сайарадил метнулась к кувшину для питья и с плеском засунула туда руки. Прохладная вода подействовала, как успокоительная микстура. Какое-то время девочка стояла без движения, всматриваясь в сумрак комнаты. Это была привычная темнота, скрывающая только сундуки с одеждой и занавески, трепещущие от сквозняка. Страх отступил; Сайарадил поняла, что продрогла. Она вытащила руки из воды – на них не было ни царапины – и краешком туники насухо вытерла расплескавшуюся по столу воду.
– Великие предки! – раздался в дверях удивленный возглас – в комнату вошла кормилица. – Милочка! Опять проснулась до зари? Тебе надо спать больше, а то станешь такой же морщинистой, как я!
Лучше уж морщины, чем этот проклятый сон, повторяющийся каждую ночь!
Привычно причитая, кормилица хлопнула в ладоши, и в комнату скользнули две служанки – они должны были помочь маленькой госпоже одеться и уложить волосы
***
Каждый народ чествовал наступающее лето, следуя традициям предков. Жители южных пустынь собирались у источников, приносили в жертву овцу и молили Вечное солнце умерить пыл, послав больше дождей, а прочих божков помельче – скажем, бога песчаной бури или священного верблюда – просили о вещах, понятных лишь пустынным жителям: о чистых колодцах, урожае фиников и змеях, изживших свой яд. Народы из северных лесов, приветствуя лето, разжигали костры, приносили в жертву оленя и молили Великое небо послать больше тепла, а божеств лесной чащи или священных бобров просили о вещах, естественных для северян: об урожае морошки, верной тропе на болотах и доброй добыче на охоте.
Но то все были простые люди, живущие по законам привередливой природы и во всем зависящие от ее милости. Иначе Смену сезонов праздновали жители городов. Чем крупнее был город, тем разгульней проводилось веселье, а поскольку на всех Обозримых землях не было города больше и богаче Эндроса, то и праздник здесь проходил с размахом. Купцы, рисуясь друг перед другом, выкатывали на улицы бочки с хмельным вином, и виночерпии наливали каждому взрослому мужчине, сколько тот захочет. На городских площадях жарились бараньи туши и пеклись пшеничные лепешки, а сушеные фрукты – финики, курагу и изюм – насыпали прямо в руки всем желающим. Юные простолюдинки вплетали в стриженые волосы цветы и до мозолей на ногах танцевали под ритмичные звуки барабанов. Для них этот праздник был особо значим, ведь за ним следовало лето – время покончить с беспечной девичьей жизнью! На празднике девушки присматривались к молодым людям, мечтая заполучить кого поприличней – сына мельника или кузнеца, который унаследует отцовское дело… А может – кто знает? – даже купеческого сына! Конечно, такое случалось редко, потому что купцы были склонны подыскивать своим сыновьям невест среди обедневшей знати. Впрочем, простолюдинки не отчаивались: надев лучший наряд, на который семья зачастую копила всю жизнь, они отправлялись на запруженные площади в надежде встретить своего суженного.
Зажиточные горожане – граждане Эндроса, живущие ближе к центру города – во всем стремились подчеркнуть свое превосходство над простолюдинами. Считая развеселые гулянья Окраинных кварталов уделом черни, достопочтенные мужи праздновали по-другому. Разместившись в удобных закусочных за обильным столом с кувшинами доброго вина, они ворчливо рассуждали, что раньше-де было не так, раньше простолюдины знали свое место! После новой перемены вина добропорядочные граждане расплывались в улыбках и начинали хором выводить легкомысленные куплеты уличных музыкантов, не замечая даже, что их юные сыновья потихоньку улизнули из-за стола. Молодым людям наскучило сидеть с благочестивыми родственниками, потягивая разбавленное водой вино. Куда интересней переодеться в грубую одежду и отправиться в окраинные кварталы, где захмелевшие виночерпии щедро наполняют чаши крепким напитком, а простолюдинки улыбаются так сладко!..
Иное дело – знать. С каждым годом ее празднования проходили лишь роскошнее: спрятавшись от глаз простых смертных за высокими стенами сердца Эндроса – Старого города, те, кто был рожден от благородной крови, изощрялись в выдумках и расточительстве.
Праздник начинался около полудня, когда в тенистых рощах парка Семи фонтанов проводился смотр будущих невест. Девочек десяти лет впервые представляли обществу, после чего их родители могли официально договариваться о будущем браке. Ближе к закату в Розарии, парке-лабиринте, начинался пир, плавно перетекающий в дикую попойку, мало чем отличающуюся от гуляний на окраине – за исключением того, что жен и детей отцы-аристократы отправляли по домам.
В женских покоях поместья Вэй с утра царил переполох. Хлопали сундуки. По коридорам носились слуги, в спешке перерывавшие гардероб госпожи. Жена сенатора, одна из красивейших дам города Айстриль Вэй, была сосредоточена до предела. Она не могла подобрать верх к наряду из роскошного охристо-рыжего шелка, выкупленного на аукционе за огромные деньги. Расчет был прост: скучные матроны явятся в белых туниках и привычных шалях; городские красавицы обрядятся в синий – цвет, еще недавно популярный, но уже порядком всем надоевший; она же, Айстриль Вэй, законодательница мод Эндроса, произведет настоящий фурор своим ярким нарядом! Еще вчера госпожа планировала накинуть на плечи простой плащ, который не спорил бы с рыжим шелком, но теперь сомневалась – может, все-таки рискнуть и облачиться, скажем, в сочно-зеленую накидку? Но какое тогда выбрать украшение?
Дижимиус Вэй, облаченный в традиционную белую тунику и такую же белую тогу, стоял тут же. Он был не в духе, потому что ему предстояло произносить речь перед простолюдинами, но за сборами жены следил с особой тщательностью. Сенатор лично желал убедиться, что свет увидит женщину, красоте которой поэты посвящали стихи, музыканты – песни, а скульпторы – вольного вида статуи. Жена была одновременно гордостью сенатора и неизменным атрибутом его статуса. Он покупал ей баснословно дорогой шелк из империи Райгон, заказывал украшения у лучших ювелиров, хоть сам не любил всей этой мишуры. Дижимиус, как приверженец строгих традиций, осуждал знатных матрон, копирующих вульгарные наряды наложниц из южных пустынь – а то, что многие мужчины по примеру варваров-северян стали носить нелепые штаны или, того хуже, разноцветные одежды, словно пустоголовые женщины, он считал просто омерзительным. Белая тога – вот одежда благородного человека!
Губы Дижимиуса тронула легкая улыбка, когда в комнату вошли две девочки, его дочери: старшая Сайарадил, уже успевшая надеть новое белоснежное платье, и младшая Эйлинур, благодаря копне огненных волос похожая на маленькое солнышко. Малышка тут же присоединилась к матери, зарывшись в шкатулку с украшениями. Сайарадил церемонно поприветствовала родителей и отошла к окну; было видно, что она нервничает, но старается не подать вида.
– Сайарадил, подойди, – позвал отец. – Пришло время кое-что передать тебе.
На его ладони лежало кольцо, широкое, грубо обработанное, грязно-серого цвета; в металл была надежно вставлена печатка из сердолика с выбитой буквой «В» на первоязыке… Это же родовое кольцо Валлардов! Точно такое же носил Дижимиус; второе же кольцо предназначалось для наследника рода.
– Сегодня ты будешь официально представлена обществу, – торжественно произнес отец, – и я хочу, чтобы все понимали твой статус!
Дижимиус вложил кольцо в руки старшей дочери. Сайарадил видела, что он ждет от нее каких-то слов; она всем сердцем хотела радоваться, но радости не было.
– Я… благодарю тебя, отец, – выдавила девочка через силу и улыбнулась. – Вот только как же его носить? Оно велико мне…
Сенатор посмотрел на дочь пристально; в его глазах явно читалось недовольство.
– Милая, беги ко мне! – раздался мелодичный голосок Айстриль. – Давай подберем тебе красивую цепочку… Будешь носить на ней кольцо, пока не станешь старше.
Сайарадил облегченно выдохнула и скользнула к матери. Младшая Эйлинур тем временем решительно направилась к отцу.
– Пл-лаздник! – требовательно пропищала она, дергая Дижимиуса за руку; это значило: «Я тоже хочу пойти с вами!»
Дижимиус расплылся в улыбке; он обожал младшую дочь, так похожую на него самого.
– Тебе придется посидеть дома, моя радость!
Эйлинур надула губки, глядя на отца исподлобья. Тот усмехнулся и подхватил рыжеволосую крепышку на руки.
– Подожди, тебе еще успеют надоесть бесконечные пиры, которые так любит твоя мать! – вздохнул он.
– С-сая, – заупрямилась Эйлинур; это значило: «Если идет сестра, то и я могу».
– Что за плебейское сокращение! – нахмурился Дижимиус, чуть встряхивая дочь. – Твою сестру зовут Сайарадил. Это славное старинное имя, подходящее наследнице рода Валлардов!
– Да, это лучшее имя, которое ты мог выбрать, отец, – пробормотала Сайарадил, но так, чтобы тот не услышал.
Отец не услышал, но услышала мать. Она украдкой бросила на старшую дочь тоскливый взгляд, но уже через мгновение ее глаза вновь задорно заблестели. Айстриль давно научилась быть веселой, когда нужно, а грустить, только если никто не видит. И все же она улучила мгновение, чтобы прижать Сайарадил к груди – они виделись редко, ведь старшая дочь всегда находилась подле отца.
Дижимиус мечтал о первенце-мальчике, который приумножил бы славу семейства Вэй из рода Валлардов на политическом поприще или в военном искусстве. Он заранее выбрал имя для первенца – Сайарадил, что на первоязыке означало «победитель». Сайарадил Валлард Вэй. Отличное имя для наследника!
Но ранним утром в первый день зимы 975 года от основания Эндроса Айстриль произвела на свет девочку.
Роды проходили тяжело. Ребенок был недоношен до положенного срока; в поместье пошел слух, что госпожу сглазили завистники. Преданные слуги в попытках помочь принялись окуривать дом благовониями, которые мало чем помогали роженице. Когда измученная повитуха сказала, что у него родилась дочь, Дижимиус возликовал, поскольку и мать, и ребенок были живы. Но ликование его длилось ровно до тех пор, пока он не увидел жену. Еще вчера цветущая, Айстриль выглядела так, словно вернулась из мира мертвых. Глядя на ее осунувшееся лицо и запавшие глаза, Дижимиус не мог отделаться от мысли, что новорожденная дочь выпила из матери все жизненные соки. В поместье Вэй были приглашены лучшие из жрецов-целителей Эндроса; осмотрев мать и дитя, они сказали – ребенок будет жить, но Айстриль больше не сможет иметь детей.
Выслушав это, Дижимиус пришел в ярость. Он так мечтал о сыне, законном наследнике, но Великое небо распорядилось иначе! Что теперь делать? Развестись? Повод был самый законный, но… Нет, Дижимиус не мог отослать бесплодную Айстриль обратно в отчий дом. Основой его состояния служила торговля с родней жены; лишиться этой поддержки означало для Дижимиуса потерять все.
Целители твердили – Айстриль молода и может поправится, но эти увещевания не действовали на Дижимиуса, решившего, что из него просто вытягивают пожертвования для Храма. «Я ведь могу воспитать дочь как сына!» – подумал глава Валлардов и, желая доказать, что Великое небо не властно над ним, дал девочке мужское имя Сайарадил.
Айстриль, как впоследствии шептались слуги, пыталась воспротивиться этому решению, но… (в этом месте сплетники обычно разводили руками). Дижимиус был не тем человеком, воле которого можно воспротивиться. Возражать ему решались только отважные люди. Айстриль же относилась к мужу с благоговением, как и полагалось послушной жене. Кроме того, ей было шестнадцать, когда родилась Сайарадил, а Дижимиусу – двадцать семь лет. Для Айстриль муж был сродни божеству, сошедшему на землю, перечить ему она была не в силах.
Через полгода, остыв, Дижимиус осознал всю нелепость своей затеи. Как может дочь заменить сына? Ведь женщина не обладает ни должным умом, ни силой воли – не говоря уже о физической крепости! Дижимиус пожалел, что дал девочке неподходящее имя, но изменить его означало бы признать свою неправоту, а это было совсем не в его характере. Скрепя сердце, он оставил все как есть.
Шло время. Айстриль, в отличие от мужа, выполняла все рекомендации целителей, усердно моля о снисхождении богиню милосердия Вайдер, в которую верили у нее на родине. Должно быть, молитвы нашли адресата: через пять лет после рождения Сайарадил Айстриль понесла. Это вновь оказалась девочка, но Дижимиус был счастлив: целители сказали, что его жена, судя по всему, способна родить еще, и причина чудесного выздоровления, без сомнения, в благочестии супругов Вэй. В ответ на это Дижимиус сделал щедрое пожертвование в пользу Храма.
Новорожденную полагалось назвать по имени рода – Валлардией, именем, которое так и не досталось Сайарадил. К удивлению семьи, Дижимиус Вэй вновь оказался против традиций. Столь долгожданный ребенок не мог носить то же безликое имя, что и с десяток других девиц из рода Валлардов! На этот раз сенатор позволил Айстриль выбирать; та дала девочке имя звонкое, как ручей – Эйлинур, что на языке вандов означало «радость».
Для родителей маленькая Эйлинур Вэй оказалась воплощением своего имени: она начала ходить раньше, чем нужно, хорошо питалась, крепко спала и строила очаровательные гримаски… Огорчало одно: малышка молчала, хотя срок говорить давно уже подошел. Целители разводили руками, хором утверждая – ребенок полностью здоров. Дижимиус сходил с ума от злости, но даже он не мог заставить жрецов с помощью магии вылечить здорового ребенка. Храм вновь оказался в немилости сенатора, и целителям было запрещено приближаться к поместью Вэй. Эйлинур была оставлена на попечение матери – старшую же дочь Сайарадил отец всегда держал рядом.
Из года в год Дижимиус наблюдал за своей наследницей, и разочарование унылой волной накрывало его. Маленькая Сайарадил отличалась любознательностью и прилежанием, слушалась учителей, обучавших ее языкам, геометрии и истории, но была улыбчивой и скромной, как полагалось обычной девочке. Дижимиусу же нужна была необыкновенная дочь.
«Из нее не выйдет толк», – недовольно повторял он себе. Порой эти слова в сердцах произносились вслух; их слышала Сайарадил, и ее веселая улыбка тускнела год от году.
Роды-основатели Эндроса состояли из многочисленных семейств, среди которых лишь одно было правящим. Вот уже пять сотен лет род Валлардов возглавляло семейство Вэй. Несколько поколений бестолковых наследников разорило некогда процветающий род; все чаще сплетники шептались, что Валлардам пора задуматься о смене правящей семьи. После смерти своего отца, пьяницы и транжиры, Дижимиус оказался в опасном положении. Многие мечтали занять его место, а у новоиспеченного главы рода не было ни денег, ни власти, чтобы противостоять им. Старый город затаился, предвкушая скорое падение славного семейства, но Дижимиус поразил всех, неожиданно взяв в жены дочь клана Ури из западного народа вандов. Казалось, этой свадьбой безумец подписал себе приговор: породниться с вандами, которых в Эндросе считали людьми второго сорта, было равно изгнанию из благородного общества, но… Огромное приданое новобрачной, выгодные контракты на поставку соли и драгоценных металлов, юная и послушная красавица-жена, блестящие выступления самого Дижимиуса в Сенате – все это заставило злые языки притихнуть. Старый город оставил в покое семейство Вэй. Единственное, чего не хватало Дижимиусу – наследник, но благосклонность Великого неба всегда была непостоянна.
Законы Эндроса позволяли женщине возглавить род, но, будучи сенатором, Дижимиус меньше всего верил в законы. Он понимал, что робкая Сайарадил не годится на роль главы Валлардов. А тут еще Айстриль, не любившая полное имя старшей дочери, повадилась называть ее Саей – разумеется, за спиной у мужа. Дижимиус возненавидел это плебейское имя, но поймать с поличным жену ему не удавалось, и потому он ругал Сайарадил. Та не перечила, а просто молчала, потупив глаза, отчего сенатору становилось почему-то неловко. После таких ссор он обычно дарил дочери имперское кружево, кукол или ленты для волос, хотя в другое время предпочитал не баловать ее.
Из-за врожденной робости Сайарадил казалась своему отцу бездарной, но это было не так. На самом же деле, маленькая наследница Валлардов росла смышленым ребенком, и это видели все, кроме Дижимиуса Вэй. Учителя хвалили свою подопечную; лишь старый геометр брюзжал, что девочке никогда не разобраться в сложнейшей из наук. Из-за этого старика Сайарадил возненавидела сам предмет. Однажды после очередного выговора от учителя она в слезах вбежала в кабинет отца и заявила, что больше никогда не раскроет учебника.
Столько яркое проявление эмоций было необычно для его восьмилетней дочери. Дижимиус отложил бумаги, строго посмотрел на нее и произнес:
– Что ж, если тебе не под силу геометрия, наследницей Валлардов ты тоже стать не сможешь!
На миг показалось, что в глазах девочки полыхнуло гневное пламя… Будь это правдой, сенатор даже не отругал бы ее за дерзость – ведь он так хотел, чтобы у его наследницы был сильный характер! Но нет, это была лишь игра полуденного света. От слез не осталось следа; пару мгновений Сайарадил смотрела на отца своими голубыми – рыбьими, как называл их Дижимиус – глазами, после чего молча вышла из кабинета. Тот день сенатор запомнил очень хорошо, потому что после полудня прошел страшный ливень, затопивший половину Старого города. К вечеру, потягивая из бокала вино под раскаты грома, Дижимиус пришел к выводу, что перегнул палку. Старый геометр получил расчет; новый учитель после нескольких уроков с восхищением сказал, что более прилежной ученицы у него еще не было. Разумеется, Дижимиус не повелся на эту откровенную лесть и оставил его жалованье без изменений.
Впрочем, куда больше геометрии сенатор был недоволен внешностью подрастающей дочери. Южный город Эндрос, в котором смешалась кровь народов со всех уголков Обозримых земель, славился своими красавицами. Дижимиус неоднократно ругал приставленную к Сайарадил кормилицу – ему не нравилось, что наследница Валлардов походила скорее не на потомственную аристократку, а на живущих впроголодь детей из Окраинных кварталов. Старенькая кормилица, взрастившая не одно поколение в семействе Вэй, уверяла, что девочка пошла породой в мать, и нужно лишь подождать, когда время сделает свое дело. Сенатор с сомнением качал головой, глядя на худышку со светлыми невыразительными глазами, нездорово-бледной кожей, торчащим вверх носиком-пуговкой и тонкими бесцветными волосами… Нет, чуда тут ждать точно не стоило! Если Сайарадил станет главой Валлардов, то ей необходимо будет подыскать толкового мужа, который примет на себя бразды управления родом. Но если духи все же наградят Дижимиуса сыном, вновь встанет вопрос о выгодной партии для старшей дочери. Как ни крути, смысл существования Сайарадил сводился к тому, чтобы удачно выйти замуж. Приданое у нее было отменным, родословная – одной из древнейших в городе. Что же касается красоты… Разве это так важно для дочери сенатора с хорошим приданым?

Глава 2
За прошедшую ночь аккуратные рощи парка Семи фонтанов были превращены в дикие, но прекрасные заросли, навевающие мысль о дальних островах. Раскидистые кроны высоких кипарисов оплели цветочные гирлянды, на аллеях меж темно-зеленых кустов лавра появились кадки с абрикосами и вишней, цветущими поздним цветом. Парковые садоводы, соревнуясь в своем искусстве, выстригли из вечнозеленого самшита диковинных зверей и птиц, а раскидистые каштаны обильно посыпали цветной пудрой; при малейшем дуновении ветра пудра осыпалась на землю, из-за чего проходить под каштанами стало губительным для платья и прически. То тут, то там безо всякой симметрии красовались кадки с кустарниками кизила и скумпии, из-за чего знатные особы путали привычные аллеи и блуждали по парку, волоча длинные подолы праздничных нарядов по дорожкам, припорошенным цветной пудрой.
Прячась от припекающего солнца под кронами деревьев и в беседках, степенные аристократы обсуждали политику Сената; их неженатые сыновья околачивались поблизости и приглядывались к молоденьким девушкам на выданье – те мило краснели, поправляя уложенные в сложные прически волосы. Мамаши ревностно следили за соблюдением пристойностей. Малолетние отпрыски знатных семейств настороженно косились то друг на друга, то на сладости, не решаясь к ним прикоснуться.
Дижимиус Вэй, кивая в ответ на приветствия, с гордостью посматривал на жену. Айстриль была истинной дочерью своего клана; все лучшее, чем славились ванды, собралось в ней: светлые пышные волосы, белоснежная кожа, синие глаза и хрупкая нежность, подобная цветку фиалки. Красота западного народа была известна в Эндросе так же хорошо, как и его непокорность. Среди присоединенных к республике народов лишь ванды помнили времена прежней свободы; по этой причине три из двенадцати легионов Эндроса были расквартированы на западе. Ванды называли свою землю Руг-Ванд, «Озерный край», и были уверены, что красивей места нет на свете. В Эндросе же земли вандов презрительно величали «Вдовьим краем». Кто-то говорил, что это прозвище появилось после огромных потерь, которые понесли ванды во время последнего восстания. По другой версии, причина была в соли: по закону вдове легионера Эндроса полагался ежемесячный продуктовый паек, в который входила соль, добытая в землях Руг-Ванд.
В молодой женщине, что гордо шествовала сейчас по парку, не осталось ничего от перепуганной девчушки, приехавшей в Эндрос много лет назад уже женой, по доверенности выданной замуж за обнищавшего, но амбициозного аристократа. Привыкшая к положению дочери вождя клана, всеобщей любимицы-вейды, как звали ванды своих дочерей, в Эндросе Айстриль вдруг оказалась плебейкой из дальней колонии. Ее необычная красота только подливала масла в огонь. Старый город волновался пересудами, приглядываясь к новоиспеченной госпоже Вэй, но так и не сумел обнаружить в ней изъяна. Привередливые мужи одобрили ее красоту, благородные матроны оценили покладистый нрав, а жрецам пришлось по нраву ее непритворное благочестие. Все были довольны Айстриль – а что думала о них юная вандка, так и осталось тайной.
Прошли годы – и вот Айстриль Вэй, признанная жемчужина Старого города, со спокойной улыбкой представляла друзьям свою старшую дочь. Быстро устав от наигранных церемоний, Дижимиус высмотрел в толпе знакомые лица и раскланялся с женой. Стоило ему уйти, как Айстриль тут же окружила стайка разодетых в пух и прах дам.
– Моя старшая дочь, Сайарадил, – мелодично прожурчала мама.
– Она прелесть, дорогая! – в голос восхитились матроны.
Началась непринужденная беседа, которая вовсе не мешала дамам искоса разглядывать Сайарадил. Еще совсем недавно счастливая, девочка отчего-то опускала голову все ниже. Ей только казалось – или все эти аристократки, такие красивые и уверенные в себе, смотрели на нее с плохо скрытой насмешкой?
– Я могу подойти к воде, мама? – сдавленно спросила Сая, кивая на ближайший фонтан.
– Иди, милая, – разрешила Айстриль. – Юный Фергус, несомненно, составит тебе компанию!
Мамаша Фергуса радостно закивала, ловкой рукой выуживая своего сына из стайки подростков, стоявших неподалеку. Толстенький кучерявый Фергус, которому мелкие складки тоги не добавляли ни роста, ни изящества, глянул на Саю тоскливо, но все же степенно предложил руку. Обе матери проводили их прищуренными взглядами, прикидывая, может ли из этого что-нибудь получиться.
Сайарадил, опираясь на руку внезапного кавалера, была напряжена как струна. Коварный мамин ход открыл ей глаза. Девочка вдруг с ясностью увидела себя, идущую по убранному цветами залу: красное свадебное покрывало путается в ногах, со всех сторон слышится шепот, счастливое и мокрое от слез лицо матери мелькает сбоку – а где-то впереди ее поджидает такой вот Фергус, облаченный в нелепый наряд… Сая споткнулась и в ужасе посмотрела на своего спутника. Тот, ни слова не говоря, показал глазами: ты – вправо, я – влево! Облегченно вздохнув, Сайарадил вежливо улыбнулась и поспешила подальше от возможного супруга.
Парк был полон знатных особ. Сая скользила среди них, старательно улыбаясь. Аристократы улыбались в ответ, безошибочно угадывая, чей перед ними ребенок. Один из сенаторов даже не преминул спросить:
– Где ваш отец, дитя?
– В той стороне, сенатор Торм, – мило улыбнулась Сая, наугад кивая куда-то вправо.
Тормы, второе по величине семейство из рода Валлардов, не первое столетие пыталось отобрать у Вэй право на родовые кольца. Своего дальнего родственника Тодуса Торма Дижимиус считал личным врагом; его имя в доме Вэй поминали так часто, что оно стало нарицательным.
Оглядевшись, Сайарадил заметила скрывшихся в беседке дам. Это были подруги ее мамы: Сая часто видела их дома с верхней террасы. Столько лет она смотрела на них издали, а теперь может с ними поговорить! Подобравшись ближе, девочка затаилась за разросшимся кустом барбариса, выжидая удачный момент.
– Этот год богат на новые лица, – говорили дамы меж собой.
– Истинная правда, – поддакнула Кирайна Торм, младшая сестра уже упомянутого сенатора и старая дева – в двадцать два года оставаться незамужней! – Вы заметили, какие зубы у младшей дочери Дегоя? Торчат вперед точь-в-точь как у Дегоя-старика!
– Ммм, милочки, а что вы скажете про девочек Ромилы? – широко улыбнувшись, спросила Рирда Форлар, высокая и стройная, как кипарис. – Близняшки – чудо, но орлиные носы – это уже слишком!
– Ну а что же девочка Вэй? – перебила ее Форлица Терокс, хорошенькая шатенка с прищуренными глазами.
Девочка Вэй? Ведь это про нее! От волнения Сая подалась вперед.
– Полное разочарование, – поморщилась Кирайна.
– Я бы не была так строга, – возразила ей Рирда. – Девочка дурна, но драгоценные камни оживят бледное личико, а уж этого добра в семействе Вэй предостаточно.
– Малышке просто не повезло, – ехидно вставила Форлица. – Ей приходится выдерживать сравнение с самой Айстриль!
– Но выглядит она лишь как неудачная копия красавицы-матери, – категорично заявила Кирайна.
Остальные согласно закивали. Девочка смотрела на них сквозь ветви барбариса, но от навернувшихся на глаза слез ничего не видела.
– Госпоже нехорошо? – в полный голос спросил мальчишка-слуга, откуда ни возьмись выросший перед ней.
Сая шикнула на него, но стоявшие поблизости дамы уже обернулись на голоса. Не зная, как себя вести дальше, девочка улыбнулась, но ее робкую попытку сгладить конфуз благородные дамы не поддержали. Оставалось только позорное бегство… Сайарадил обернулась, но от резкого движения подол туники обмотался вокруг ее ног так, что девочка, неуклюже взмахнув руками, упала на землю. Позади раздался смешок. Подняв голову, Сая встретилась глазами с Кирайной Торм, усмехающейся в кулачок; остальные смотрели на нее с той же нескрываемой насмешкой. Жаркая волна обдала щеки Сайарадил. Она поднялась на ноги и, не утруждая себя более приличиями, бросилась прочь от этого места. Дотошный мальчишка последовал за ней.
– Наряд совсем плох, весь в пыли! – причитал он. – Сообщить сопровождению госпожи?
– Оставь меня в покое! – остановившись, со злостью выкрикнула Сая.
Но мальчик таращился на нее такими ясными глазами, что стало понятно – просто так он не уйдет.
– Принеси-ка мне… лимонного шербета! – повелела девочка как можно уверенней.
Слуга умчался выполнять приказ, а Сая быстро скользнула в пеструю толпу. Она огибала взрослых, заставляя себя улыбаться, прошла мимо фокусников и дрессированных обезьянок, даже не взглянув на них. Толпа стала редеть, в воздухе едва уловимо потянула тиной; Сая вышла на пустынную набережную реки и свернула к беседке, стоявшей у самой воды. Кусты розмарина обступали ее плотным полукругом, даря возможность вообразить, что не существует ни парка, ни разодетой толпы, ни гадких сплетен… Сайарадил казалось, будто весь мир рухнул в одночасье. Как можно было так глупо опозориться в первый же день своей новой жизни?!
По мутной воде, гонимые легким ветерком, плыли цветочные корзины, пущенные по реке в честь праздника. Одна из них подплыла совсем близко к берегу. Сайарадил грустно улыбнулась; она всегда мечтала посидеть вот так у воды, полюбоваться игрой света на зеркальной глади и, может, еще раз послушать легенду об основании Эндроса, которую кормилица рассказывала ей на ночь…
…В эпоху до Объединения, когда еще приносились человеческие жертвы, на огромной равнине царило безвластие. Восточные горы и степи населяли воинственные народы, совершавшие набеги на соседей и облагающие их данью. Северные леса наполняли варвары; глухая чаща надежно укрывала их от захватчиков – только Великое небо ведало, что творилось там, под сенью деревьев. Людей запада от врагов надежно скрывала густая сеть рек и озер, которыми изобиловал их край. Южане, жившие на краю Великой пустыни, были вынуждены бороться за плодородные земли. Жизни людей были наполнены страхом, а вожди не хотели менять что-либо, потому что война была для них смыслом существования.
Но была в те далекие времена и другая сила, не знавшая себе равных – стихийная магия…
Здесь кормилица всегда добавляла, что стихийной магии не существует, и это всего лишь старая сказка – но кто из детей верит мудрым нянькам больше, чем глупым сказкам?
Каждому известно, что в начале времен – продолжала кормилица – Небо взяло в жены Землю и вложило в нее семя жизни; согретое Солнцем, напоенное Водой, семя дало плод – так зародилась человеческая жизнь. Людской род встал во главе всего живого, и Великое небо выбрало среди всех людей тех, кому суждено было стать наставниками и защитниками самой жизни. Так появились стихийные маги, первые из магов в истории Обозримых земель.
Время шло; чистая вера в Великое небо и Вечное солнце стали культами, а стихийные маги – не щитами, а клинками своих народов. Кипели реки и дрожала земля – маги решали, которая из стихий сильнее, и не могли решить, потому что их силы были равны. Так продолжалось, пока однажды не появились те, кто решил положить вражде конец.
Четыре мага от сильнейших народов – назаров с востока, кмехов с юга, вандов с запада и моах с севера – вступили в союз. Вскоре у них появились последователи; сообща им удалось остановить войну. Слава тех четверых была безгранична. Они основали новое учение, стали первыми жрецами в истории и собирались объединить все народы Обозримых земель в единое царство. К несчастью, врагов у них было не меньше, чем последователей. Вновь собрались войска, вновь начались битвы. В одном из таких сражений четверо первожрецов пали; тела их были сброшены в реку – ту самую, возле которой сейчас сидела Сайарадил. Двенадцать самых преданных учеников отыскали останки своих учителей в устье реки, которая с тех пор зовется Лиук, что на первоязыке значит «память». Великих магов было решено захоронить в едином саркофаге – ведь еще при жизни они считали друг друга братьями. Саркофаг установили на берегу реки, и вскоре здесь стали происходить чудеса: больные исцелялись, вопрошающие получали озарения, умалишенные приходили в себя. Так саркофаг-могила стал священным Саркофагом, к которому потянулись страждущие со всех уголков Обозримых земель. Ученики жрецов возвели рядом с Саркофагом храм, впоследствии ставший Первохрамом, а вокруг – двенадцать белых башен, в которых они жили и продолжали обучать уже своих учеников. Так появился Старый город и двенадцать родов-основателей, положивших начало истории великого города, названного Эндрос, что значит «новый рассвет».
К слову сказать, одним из тех двенадцати учеников был юноша по имени Валлард; одни источники утверждали, что он умел исцелять, другие называли его телепатом. В те времена жрецы еще могли создавать семьи, и у Валларда было одиннадцать детей. От них и пошел славный род Валлардов, наследница которого спустя тысячу лет мечтательно глазела на воды реки Лиук. В преклонном возрасте Валлард отрекся от мирских радостей, принял имя Аргус и остаток жизни провел при Первохраме. Белая башня, которая была когда-то его домом, спустя несколько столетий стала Академией наук…
Про Валларда, как и про всех основателей Эндроса, было сложено множество удивительных легенд, которые никто уже не воспринимал всерьез. Жаль только, что роды-основатели изжили себя как маги – известно ведь, если на протяжении четырех поколений в роду не рождается одаренное дитя, то магия утрачивается навсегда.
И все-таки мысль о том, что в ее роду, пусть и тысячу лет назад, но были маги, грела сердце маленькой Сайарадил…
– Госпожа! – раздался вдруг знакомый голос, и меж ветвей розмарина показалась вездесущая физиономия. – Ваш шербет!
Сая замахала руками, но внимание ее вдруг привлекла процессия, движущаяся по набережной.
– Неужели жрецы? – охнула девочка.
Они были так похожи друг на друга: длинные синие туники, ниспадающие с плеч плащи с глубокими капюшонами и белые маски с узкими прорезями для глаз. Сайарадил зачарованно глядела на жрецов, которых видела первый раз в жизни. Воспользовавшись тем, что госпожа отвлеклась, мальчонка всучил ей в руки запотевший стакан, и Сая рассеянно сделала глоток. Жрецы остановились у небольшого причала: десять из них несли большой поднос, оперев его на плечо и поддерживая руками; еще двое шли во главе процессии, напевая что-то вполголоса.
– Что это за обряд? – жадно спросила Сая.
Слуга с готовностью затараторил:
– Часть праздника, госпожа! Милостивые жрецы приносят жертву.
Сая поперхнулась шербетом и поспешно отвернулась.
– Это малая жертва, – пояснил мальчик. – Не кровавая, нет-нет! Здесь же не дикие земли… Подойдем ближе, если есть охота.
Сая вышла из беседки и, пройдя вперед, разглядела, что на подносе горкой сложены фрукты и овощи, а также горсти зерна.
Жрецы между тем прошли по причалу и стали плавно спускать поднос на воду.
– Деревянное ложе, – объяснял ее спутник. – Дары природы с прошлого года, малая жертва реке! Дождь для полей просят.
– Они хотят высыпать все это в реку? – удивилась Сая.
Мальчик замотал головой.
– Жертву пустят по реке. Если вода останется спокойна – быть урожаю, а если разгневается – значит, быть засухе.
– Как же узнать, что вода гневается?
– Она заберет жертву на дно!
– Вот оно что… И как часто у нас тонут деревянные ложа? – сдвинула светлые брови Сая, глядя, как бодро скользит по воде малая жертва.
Она начала понимать, почему отец так скептически отзывался о Первохраме.
Жрецы затянули веселый распев – видимо, в честь того, что засухи в этом году не будет. Люди на набережной разулыбались, а Сайарадил ощутила жгучее разочарование. Неужели это и есть великая магия Эндроса?.. Жрецы продолжали петь, вперившись взглядом в уплывающий поднос, и только один из них смотрел в сторону. Этот жрец выглядел иначе: на нем был не аккуратный синий, а мешковатый серый балахон… Внезапно он обернулся; из-под капюшона глянуло знакомое бледное лицо.

Глава 3
Стакан с шербетом выскользнул из пальцев Сайарадил и разбился о каменные плиты.
Песнопение плавно завершилось. Жрецы смолкли и, соблюдая строй, направились прочь от реки. Серый балахон смешался с толпой.
– Куда они? – спросила Сая, хватая слугу за руку.
Тот показал глазами на торчавший над деревьями высокий шпиль:
– В Храмовую башню… Принести новый стакан?
Сайарадил медленно кивнула, не сводя глаз с башни. Еще вчера недосягаемая, сегодня Храмовая школа вдруг оказалась перед ней… «Мама, должно быть, ищет меня», – опомнилась Сая, но, выйдя на просторную аллею, увидела Айстриль в окружении подруг. «Отец будет недоволен», – спохватилась девочка и тут же заметила Дижимиуса, с пеной у рта о чем-то спорящего с Тодусом Тормом.
Когда никому нет до тебя дела, то какое тебе дело до всех? Решительно насупив светлые брови, Сайарадил свернула на боковую аллею. Здесь было пустынно: празднующая толпа осталась позади. Чем дальше шла Сая, тем более гнетущее ощущение появлялось у нее. Высокие кипарисы постепенно уступили место раскидистым платанам. За густой платановой аллеей показалась высокая глухая ограда из замшелого камня, над которой виднелась верхушка башни. Сайарадил замерла: она понятия не имела, в какой стороне расположен вход, и потому приняла решение просто двигаться вдоль стены. Вскоре показались глухие ворота, не похожи на центральный вход. Они оказались запертыми; Сая постояла рядом минутку и двинулась вперед. Ей начало казаться, что она идет вечность по кругу, но вот впереди показалась узкая дверца из кованых прутьев. Сайарадил жадно припала к ним, заглядывая внутрь.
Ее взгляд сразу уперся в невысокое строение, скромно расположившееся сбоку от высокой башни – Первохрам, древнейшее сооружение Эндроса.
Серый камень, заостренные своды и плющ, вьющийся по стенам – Храм разительно отличался от белых башен и прочих строений Старого города. Широкая переходная галерея соединяла его с Храмовой башней, входить в которую, в отличие от Первохрама, дозволялось только избранным. Самые достойные из них становились жрецами, и не было в Эндросе доли почетней, чем эта! Благородный или простолюдин – не имело значения; наделенных способностями к магии рождалось так мало, что происхождение утрачивало всякий смысл.
Мрачные своды храмовых стен вселяли страх, но сад вокруг был воистину прекрасен.
Порыв ветра зашелестел кронами ветвистых платанов.
«Вперед!» – казалось, говорили деревья.
Девочка потянулась к тяжелому кольцу-ручке и напоролась на пристальный взгляд. Под сенью отцветающих слив стоял он. Казалось, бледное лицо было вырезано из смерзшегося снега, а глаза – изо льда… Сайарадил встряхнулась. Яркий свет солнца придавал храбрости. Пришло время объяснений! Под пристальным взглядом ледяных глаз Сая решительно провернула запор и вошла в храмовый сад. Ее ноги ступили на мягкий ковер зелени. Густая трава и клумбы были усыпаны лепестками, опадающими с цветущих деревьев; где-то неподалеку тихо журчала вода – должно быть, знаменитый целебный источник. Всего на несколько мгновений Сайарадил засмотрелась на красоту храмового сада, а когда опомнилась, вокруг уже не было ни души – бледный морок словно слился с белым цветом вишен.
Осторожно двинувшись мимо клумб ароматной лантаны вперед, к Храму, в просвете между деревьев справа Сая увидела колонну из белого камня, затем еще одну – и вот из-за зеленых кипарисов выступило кольцо величественной колоннады, увенчанной куполом. Хлесткий порыв ветра словно невзначай подтолкнул Сайарадил в спину, и она нерешительно свернула вправо.
При приближении размеры колоннады поражали еще больше. Крутые ступени вели к площадке наверху – ни заграждений, ни стражи, только что-то белое мелькнуло справа, но это оказался лишь солнечный блик… Сайарадил ощутила странную уверенность в том, что ей необходимо подняться. Осторожно взойдя по ступеням, она замерла: под центром купола белоснежным пятном на фоне внезапно ставших серыми колонн высился прямоугольный камень – тысячелетний Саркофаг… Он был огромен! В высоту словно две Сайарадил, не меньше! Солнечные лучи блуждали по его поверхности, бликуя и создавая иллюзию движения. Завороженная игрой света, Сая подошла ближе и поняла, что солнечные блики отражаются от тысяч граней затейливого узора, которым была покрыта вся поверхность Саркофага…
Внезапно по спине пробежал холодок. Сайарадил круто обернулась и уперлась взглядом прямо в ледяные глаза. Тот, кто преследовал ее в ночных кошмарах, стоял перед ней наяву. Его замерзшее лицо пришло в движение, брови изогнулись, рот исказился, словно он пытался сказать что-то. Не помня себя от ужаса, девочка отшатнулась назад и налетела на Саркофаг. В то же мгновенье ее обожгло. От боли Сайарадил закричала и рванулась вперед, но напрасно: голая кожа рук, которой она коснулась белого камня, казалось, слилась с ним воедино.
Сколько времени прошло, прежде чем прибежали люди? Они спрашивали что-то, но Сайарадил не слышала слов – боль, терзающая разум и тело, заволокла ее глаза мутной пеленой и оглушила уши. Кто-то с силой рванул ее за плечи, буквально отрывая Саркофага, затем схватил под руки с двух сторон и поволок вниз по ступенькам.
Где-то возле цветущих вишен Сайарадил лишилась сознания.
***
– Без сомнения, это отпечаток рун с Саркофага, – разглядывая рубцы, заключил Арамил.
Сая украдкой поглядела на молодого наставника. Он был молод и показался невысокой девочке настоящим великаном; его прямые русые волосы спускались до талии, а облик был приятен глазу. Несомненно, наставник Арамил располагал к себе куда больше остальных, но его лицо было отмечено печатью той же неведомой силы, что и лица других наставников.
– Проклятые ожоги – вот что это! – не сдавался наставник Аргус, брезгливо глядя на метки.
Невысокого роста, плотный и широкоплечий, Аргус слишком туго затягивал пояс на талии; от рыжих волос, которыми славились северяне, у него остался лишь куцый пучок, кое-как перевязанный сзади лентой. Сая припомнила, что в Старом городе наставника Аргуса прозвали «варваром» за буйный нрав и неприязнь к аристократии.
– Нужно будет наведаться в архив и сверить узоры, – вздохнул наставник Еримил.
Нездоровая худоба, морщинистое лицо и дрожащие руки сразу бросались в глаза при виде старшего наставника; упрямые складки в уголках губ и усталый взгляд – то, что виделось через время. Еримил был первым претендентом на место Верховного жреца, но в спину ему уже дышали другие, более молодые и хваткие кандидаты, заставляя Еримила исходить завистью.
– Может, просто подадим нашей гостье паланкин до ее поместья? – саркастически спросил Аргус.
– Не исключаю такого варианта, – пробормотал Еримил.
– Девчонка нарушила Устав! – взвился Аргус.
– Но по своей ли воле? – вскинул брови Арамил и обратился к девочке: – Ты позволишь мне?
Он осторожно взял Сайарадил за подбородок затянутой в перчатку рукой. Глаза у наставника были карие, теплые, с золотой искрой… Арамил хмыкнул, а Сая залилась краской, потому что поняла – он слышит все ее мысли. А раз так, пусть увидит все, ведь ей нечего скрывать от Совета! Обожженные руки заныли, но девочка приказала себе терпеть.
Некоторое время Арамил пребывал в прострации, смотря куда-то поверх Саиных глаз, затем отвел взгляд, растер переносицу и глянул на Еримила. Тот понимающе кивнул, подозвал стоявшего у двери жреца и тихо приказал ему что-то; жрец поклонился и вышел из зала.
– Думаю, не ошибусь, если скажу, что во снах она видела многократно повторяющийся сегодняшний день, – сказал Арамил. – А это значит, ей суждено было прийти в Святилище… Не волнуйся! Человек из снов больше тебя не побеспокоит, – обернулся наставник к девочке. – В Храмовой школе учат справляться со страшными снами.
– Ты хочешь принять ее в обучение из-за каких-то снов? – не поверил своим ушам Аргус.
– Взгляни на ее руки! – резко бросил Арамил. – Разве ты не узнаешь метки из преданий?
– Небо, да ты сошел с ума! – взвыл Аргус.
– Братья, умерьте ваш пыл, – поморщился старик Еримил. – Я доложу обо всем Верховному… Он один может решить судьбу этого ребенка!
– Верховный уже знает обо всем, – невозмутимо сообщил Арамил.
Это заявление не понравилось Еримилу.
– Ты был у него? – резко спросил он: аудиенции у Верховного жреца являлись привилегией старшего наставника.
– Я доложил о нарушении Устава, – заявил Арамил с невинным выражением лица; следить за порядком на территории Храма было в его компетенции.
Старик стиснул зубы, но промолчал.
– Верховный велел взять девочку в обучение, если ожоги действительно окажутся рунными метками, – провозгласил Арамил.
– Сумасшествие! – всхрапнул Аргус.
– Ты считаешь, что Верховный сошел с ума?
Сайарадил не вслушивалась в этот спор. Перед ее взором проносились белые стены родного дома, утопающего в зелени; просторные комнаты и вид на городской парк с верхней террасы; кормилица, хлопочущая вокруг со щеткой для волос и лентами; мама, примеряющая очередной роскошный наряд, малышка-сестра… и, конечно, отец!
– Я хочу домой, – прошептала Сая.
– Забудь свой прежний дом, дитя, – неожиданно твердо сказал Еримил. – У тебя будет новая семья.
– Вы не понимаете, – Сайарадил посмотрела на него жалобно. – Мне нужно вернуться! Завтра отец дает прием в мою честь…
– Уверен, сенатор будет горд тем, что его дочь приняли на обучение в Храм! – вкрадчиво сказал Арамил.
Сайарадил зажмурилась и малодушно закрыла уши ладонями.
– Я хочу домой… к маме! – совсем по-детски расплакалась она.
– Тише, милая, я здесь, – раздался вдруг ласковый голос.
Девочка открыла глаза и увидела рядом Айстриль. Вид у матери был не на шутку взволнованный; казалось, если бы не отец, поддерживающий ее под руку, она не устояла бы на ногах.
– Мы решили, что тебе захочется попрощаться с родителями, – сказал наставник Арамил; голос его прозвучал глухо из-за надетой маски.
– Попрощаться? Мама! – в голосе Сайарадил сквознула истерика.
Айстриль высвободила руку из цепких пальцев мужа, опустилась на колени и прижала дочь к груди, поглаживая ее по растрепанным волосам.
– Прости меня, милая, – прошептала она ей на ухо тихо. – Я так надеялась, что этого никогда не случится! Теперь будь храброй, моя девочка… Ради своего отца.
Сая покосилась на Дижимиуса: во взгляде того читалось удивление, словно он наконец-то разглядел в дочери нечто заслуживающее внимания.
Мама вытерла слезы со щек Сайарадил и попыталась улыбнуться:
– Мы ведь не расстаемся!
– Храмовый устав запрещает личные встречи учеников низших ступеней, – не преминул сообщил наставник Еримил. – Возможен только обмен письмами!
Дижимиус холодно глянул на жрецов.
– Мы будем писать, – поспешно сказала Айстриль, заполняя неловкую паузу.
– Ты хочешь, чтобы я стала магом? – спросила Сайарадил у отца.
Тот, помедлив мгновенье, уверенно кивнул.
– Но почему? – выдохнула девочка.
– Это будет честью для нашего рода, – прозвучали из уст отца до боли знакомые слова.
– Но я… не хочу, – выдавила Сая.
Как же хорошо она знала этот взгляд отца!
– Ты наконец-то сможешь проявить себя, Сайарадил, поэтому… не разочаровывай меня!
Пользуясь надетой маской, наставник Арамил удовлетворенно улыбнулся, видя, как на побледневшем детском лице проступает решительное выражение. Сая расправила плечи и, глядя на Дижимиуса, сказала:
– Ты будешь гордиться мной!
Арамил выступил вперед и жестом пригласил девочку двинуться к выходу. У двери Сая резко обернулась и крикнула:
– Мама! Мои красные шелковые ленты… Эйлинур их обожает, пусть возьмет себе!
– Хорошо, родная, – кивнула Айстриль.
– И еще… Обещай, что будешь счастлива!
Айстриль вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и улыбнулась. Дижимиус приобнял ее за плечи. Так Сая и запомнила их – двое взрослых людей, изо всех сил создающих иллюзию счастливой жизни. Вслед за наставником девочка шагнула вглубь темных коридоров Храма; она еще не знала, что в самые тяжелые дни, когда в голове станет крутиться назойливое: «Ради чего я терплю все это?», ответ будет один: «Чтобы мама была счастлива, а отец гордился мной».
Из-за поворота показалась лестница.
– Почему я – маг Воды? – сказала Сая, взбираясь вверх по крутым ступеням.
– А почему бы нет? – спросил Арамил уклончиво. – Ты не любишь воду?
– Как можно любить или не любить воду? Это же просто вода… Но я даже плавать не умею, – хмуро сказала девочка. – Только вы мне не ответили! Раны – это метки, а моя мама – из народа вандов, – Сайарадил остановилась на площадке между этажами. – Получается, ванд с метками – это маг Воды?
«Похожа на мать, но характером в папашу», – подумал Арамил и ответил:
– Получается, так.
– Но ведь магом Воды может быть кто угодно, а не только ванды! – воскликнула Сая.
– Сайарадил, – с улыбкой сказал Арамил, – у тебя будет возможность задать вопросы на занятиях!
Они продолжили путь.
– Вы будете моим учителем? – вновь начала допытываться девочка.
– У тебя будет много учителей, – ответил Арамил, – но если ты проявишь усердие и станешь адептом, то твоим обучением займется один из наставников… Возможно, это буду я.
– Вряд ли получится выучить то, что не хочешь, – с тоской сказала Сая.
– С геометрией у тебя выходило неплохо…
Сайарадил осеклась и метнула на наставника недовольный взгляд.
– Если я буду учиться усердно, вы не сможете больше читать мои мысли!
«Нет, она вовсе не робкая, – заключил про себя Арамил, – всего лишь сдержанная», а вслух произнес:
– С нетерпением жду твоих успехов!
В полной тишине они поднялись к переходной галерее.
– Человек из моих снов… Так он – один из жрецов? – подала голос Сая.
– Нет… Не совсем. Мы поговорим о нем позже. Сейчас тебе лучше привести себя в порядок, поесть и поспать, – уклончиво ответил наставник, кивком подзывая дежурившего у перехода послушника.
Широкая галерея вела в Храмовую башню, где в полумраке прохладных каменных сводов жили и учились те, кто отличался от людей за стенами. Наставник передал Саю послушнику, и та пошла вслед за его сутулой спиной, еле различимой в гнетущем полумраке. Послушник остановился около одной из комнат и толкнул скрипучую дверь. Выставив перед собой руки, Сайарадил на ощупь двинулась вперед; за спиной послышались шаркающие шаги – послушник ушел, унося факел. Девочка осталась в полном мраке.
Постепенно глаза привыкли, и оказалось, что темнота Храмовой башни вовсе не так черна, как думалось сначала. Сайарадил стояла посреди узкой комнаты; в дальнем углу слева располагалась низкая кровать, на которой стопкой было сложено какое-то серое полотно… Ее новая одежда. Грубая на ощупь, ткань приятно пахла мятой. На скамейке справа от двери обнаружился кувшин с водой, глубокая чашка и кусок травяного мыла. Недолго думая, Сая принялась промывать содранные руки. Раны заныли, но девочка, стиснув зубы, намыливала пушистую пену, смывала, намыливала еще раз, пока не перестала чувствовать мерзкий запах крови. Затем она стащила свое потрепанное белое платье и облачилась в серый балахон ученика Храмовой школы. В темноте звякнуло кольцо Валлардов на цепочке. Разрешать ли жрецы оставить его?.. Сая решительно спрятала реликвию за пазуху. Она остается наследницей Валлардов даже в этих стенах!
В дверь постучали. Сая выглянула наружу и разглядела в сумраке удаляющуюся фигуру. На полу стоял поднос с кувшинчиком молока и парой лепешек – сырных, поняла Сая по запаху. Забрав поднос, она залезла на кровать и принялась за еду. Молоко оказалось холодным и сладким, лепешки – теплыми и солеными. Сайарадил засунула в рот последний кусочек, когда поняла, что плачет. Уткнувшись лицом в колени, она прорыдала сквозь слезы:
– Мама, я так хочу к тебе, мамочка…

Глава 4
– Мама, мамочка!
В воздухе витал гнилостно-сладкий запах. Длинное помещение дровяного склада под низким потолком было заставлено двумя рядами наспех сколоченных коек. Возле каждой – лавка или табурет для тех, кто оставался здесь на ночь. Несколько недель назад склад был полон звуков: стоны, хриплое дыхание, бессвязное бормотание измученных жаром людей – сегодня же на голых койках не осталось даже скомканных одеял. За последние три дня переделанный под лазарет склад опустел. В дальнем от выхода углу лучина все еще разгоняла подступающую темноту – но надежда уже погасла и здесь. Чуда не произошло: этой ночью смерть опять победила, унося в царство мертвых молодую женщину, любимую жену и мать. Возле ее кровати замерли двое – муж и сын, оглушенные общим горем.
Наконец мальчишка не выдержал; ноги его подкосились, и он тяжело упал на колени, уткнувшись лицом в пропитанное уксусом одеяло.
– Мама! – стон потонул в сырой ткани.
Зараза появилась внезапно и спустя месяц охватила все северные провинции Эндросской республики. В отчетах, приходивших в Сенат, говорилось, что болезнь пришла из лесов к северу от реки Тиуры, по которой проходила граница земель Эндроса. Сенаторы не спешили ответить на призывы о помощи, посылая на север краткие отписки. Не отсутствие средств в городской казне, не даже страх перед болезнью – причиной был суеверный ужас, который нагоняли на жителей Эндроса северные леса.
Дикие земли.
Это название так прижилось, что его даже стали наносить на официальные карты. Там, к северу за руслом Тиуры, ни у сенаторов Эндроса, ни у чиновников Райгона, ни у кого другого в подлунном мире не было власти. Здесь правила иная сила, названия которой никто не хотел давать. Даже жрецы предпочитали молчать, всячески уходя от разговоров о Диких землях. Где же еще, как ни здесь, должна была появиться неведомая зараза? За считаные месяцы население северных провинций сократилось на четверть. Поселения по берегам Тиуры опустели. Большинство свято верил: проклятье пришло из чащи, потому что местные прогневали лесное божество. Другие – разумеется, шепотом! – винили Эндрос и его жрецов; впрочем, они виноватили столицу даже в засухе и ливнях. Третьи же уверяли, что причиной всему являются назары – народ из империи Райгон, расположенной в горах на востоке.
«Уже сколько лет прошло, а они все сыплются на наши головы! – стонали северяне. – С тех пор как убили Хайшэна, народу в империи жизни не стало! Новый властитель лютует, вырезает преданных старой династии людей, вот они и бегут… Можно подумать, в республике им удастся спрятаться! По роже-то сразу видно, что это назар, и если грамот дорожных нет, стражники их быстро сажают в темницу. А там только два пути: если кто-то важный – то на выдачу в Райгон, ну а шелупонь всякую – на каторгу… Кто поумнее, те прячутся в лесу».
Так и было. Пятнадцать лет назад в горной империи Райгон произошел переворот – один из военачальников сверг Хайшэна, последнего императора династии Назарда, и сам сел на трон. Началась затяжная гражданская война, которую сторонники старой династии проиграли. Настала пора лютых чисток, когда непокорных чиновников вырезали вместе с семьями. Все это разорило казну империи и обескровило императорский двор. Начались неурожаи из-за нехватки рабочей силы, голод, болезни… Назары целыми семьями пускались в бега из родных гор на равнины, в Эндросскую республику; самые отчаянные сбивались в шайки, устраивая набеги на маленькие деревушки по границе. Северяне, и без того не жаловавшие соседей-назаров, после вовсе набегов возненавидели их, обвиняя во всех своих бедах, включая проклятую заразу. Даже когда целители из Эндроса выступили с заявлением, что виной всему крысы, мнение народа не поменялось. Как бы там ни было, по городам стали рассыпать крысиную отраву, на изготовлении которой маги наверняка озолотились. Городским властям было велено сжигать трупы дохлых крыс и умерших людей, а народу – мыться чаще, для чего раздавалось бесплатное мыло. Почему-то первое указание выполнялось с большим рвением, чем последнее. Северные города и поселения заволокло домом; к несчастью, от тесного контакта с трупами и отсутствия гигиены заболевших стало еще больше. Мор шествовал по северным землям, не щадя ни местных, ни беглых назаров.
Зараза не миновала и неприметного поселения, спрятанного на лесной окраине у самой границы Диких земель. Жители называли себя не иначе как вольными людьми, а свой дом величали Убежищем.
Едва поползли первые слухи о болезни, старейшины Убежища под угрозой изгнания запретили покидать пределы поселения, обязали всех мыться каждый день и кипятить питьевую воду. Но эти меры оказались тщетны: зараза уже проникла внутрь и через три дня после первого заболевшего охватила все поселение. Поначалу больных помещали в дровяной склад, но вскоре там не оказалось свободных мест, и несчастные оставались дома, где за ними не было должного ухода. Рук не хватало, и те, кто был в силах, трудились день и ночь, не разгибая спин.
– Мама! – вновь простонал мальчик, отчаянно цепляясь за руку покойной.
Его отец, стоявший рядом, судорожно сжал ладони. Кулаки у него были огромные, как и рост, и разворот плеч – южанин по крови, он имел дикий вид из-за густой черной бороды, закрывающей нижнюю половину лица. Медленно раскачиваясь из стороны в сторону, он с тоской смотрел на свою жену. Огонек лучины дрогнул, и тень от ресниц покойной затрепетала так, что на миг показалось – она улыбнулась. Страшная болезнь не тронула ее лица: высокий лоб, изящные скулы, тонкий нос и удивительные глаза, раскосые, как у всех назаров. Черные при жизни, теперь они были закрыты… Что ж, лучше сохранить в памяти смеющийся взгляд, чем остекленевшие зрачки.
Словно услышав эти мысли, мальчик зарыдал пуще прежнего. Отец посмотрел на сына со щемящей сердце нежностью. Тот был мал ростом и худ настолько, что сквозь тонкую сорочку торчали острые лопатки. Темные жесткие волосы закрывали шею, падали на глаза – пора было стричь, но кто станет беспокоиться об этом в такое время?
Тронув сына за худенькое плечо, отец сказал:
– Пойдем на улицу.
Мальчик дернулся, сбрасывая родительскую руку.
– Тут душно, – настаивал отец, взлохмачивая сыну непослушные вихры на затылке.
Упрямо мотнув головой, мальчик освободился от заботливой руки, продолжая всхлипывать в одеяло.
– Санта?р! – укоризненно промолвил отец.
Сын метнул на него злобный взгляд. Он походил на мать хрупким телосложением, но южная кровь тоже давала о себе знать – зачернила брови, округлила глаза. Прежде отец гордился этим, но сейчас вдруг пожалел.
Сантара пришлось уводить силой. Снаружи послышались голоса – мальчик, устыдившись своих слез, тщательно вытер щеки, прежде чем выйти на улицу.
– Пойдем к Чен-Ку, – предложил отец.
– Не надо! У тебя еще много дел, – выпалил Сантар и сорвался прочь, в темноту.
Отец проводил его взглядом и вернулся в лазарет: нужно было отнести тело на окраину – туда, где жгли костры.
***
Сантар бежал, пока от боли не закололо в боку. Продолжая идти, он вытащил из-за пазухи длинный грубый шнурок, с непривычки натерший шею. На шнурке висел крупный камень неправильной формы, в лучах лунного цвета кажущийся мутно-белым. А когда его носит мама, он становится прозрачным…
Носила.
Сантар опять бросился бежать – мимо темных опустевших домов, мимо склада с провизией и сеновала… Он начал задыхаться, но продолжал нестись вперед, пока не добрался до леса на окраине Убежища. Здесь стояли две сосны, сросшиеся стволами. Сантар лег на живот и, ловко извиваясь, пролез между крепких корней в узкую щель – глубокую нору, известную всем детям Убежища. Столько счастливых воспоминаний было связано у Сантара с этим местом! Ему казалось, что здесь можно спрятаться от страшных костров, грязных одеял и мерзкого сладкого запаха, витающего над ними… Сантар свернулся калачиком и закрыл глаза, отчаянно пытаясь забыться.
Вдруг его чуткий слух уловил среди привычных звуков посторонний шум. Кто-то крался в ночи, неумело скрадывая шаг, но Сантара, приученного к охоте в диком лесу, не так просто было обмануть. Он осторожно выглянул из-за переплетенных сосновых корней, пытаясь понять, насколько опасен враг.
В тени домов вырисовывалась приземистая фигура. Сантар подобрался, но тут незнакомец, споткнувшись и ойкнув, ступил на освещенный луной участок.
– Санта-ар! Ты где? – раздался жалобный голос.
Мальчик с досадой поморщился. Надо же было испугаться, и кого? Соседской девчонки!
– Чего тебе? – недовольно зашипел он.
Маленькая девочка, ниже Сантара на целую голову и младше на три года, пролезла сквозь корни; в норе сразу стало тесно.
– Чего тебе? – повторил Сантар.
У девочки задрожали губы. Мальчик умерил тон:
– Почему ты ходишь ночью одна?
– Я видела, как ты бежал, – шмыгнула носом девочка.
«Вот отчаянная! – подумал Сантар. – Не побоялась ночью сбежать из дома». Впрочем, отваги ей и в самом деле было не занимать. Девочку звали Райхана, и, несмотря на юный возраст, она всегда доставляла уйму хлопот окружающим.
– А где Лим и Мэй? – спросила девочка.
Это были их лучшие друзья – вечно смеющийся Лим и назарка Мэй-Ли с длинными, аж до колен, волосами.
– Лим лежит дома в лихорадке вместе с отцом. Их мама отошла к духам прошлой ночью… А Мэй – сегодня утром, – не стал обманывать он.
Райхана охнула, порывисто привстала и расцарапала локоть о торчащий корень. Сантар потянул носом и уловил соленый запах крови.
– Давай перевяжу, – вздохнул он, отрывая край от своей сорочки.
Райхана подползла ближе.
– Мой дядя ушел из дома разводить новый костер… Твоя мама умерла, да?
Сантар сжал зубы так, что у него свело челюсть. Райхана между тем протянула руку для перевязки и сказала с пугающим спокойствием:
– Ты был с ней до конца… А меня к маме даже попрощаться не пустили. И к папе тоже.
«И ведь не плачет», – отметил Сантар. Райхана рыдала, лишь когда хотела привлечь к себе внимание. Сантару захотелось ее подбодрить.
– Зато у тебя есть дядя! – напомнил он.
– При чем тут дядя? – неожиданно разозлилась Райхана, вырывая руку.
И правда, при чем тут он? В конце концов, у Сантара остался отец, а вот Райхана потеряла сначала двух старших братьев, потом отца, а последней – мать.
Девочка всхлипнула, глухо, по-настоящему.
– Мы тоже заболеем, да?
Сантар погладил ее по голове.
– Не волнуйся! Чен-Ку говорит, что тем, кто еще не болел, можно уже не бояться. Но даже если мы заболеем, то выживем! Лим тоже обязательно выздоровеет… Мы никогда не умрем! – твердо сказал он.
– Ни ты, ни я, ни Лим, ни твой папа, – подхватила Райхана. – Мы будем жить вечно! Только давайте уедем отсюда?
– Куда? – грустно улыбнулся Сантар.
– В Большой город? – подумав, Райхана предложила единственный из известных ей городов.
– Нет! – выпалил Сантар. – Там живут маги, которые называются жрецами. Все беды из-за них! Это они наслали черный мор, от которого умерла моя мама и твои родители… Вот увидишь, однажды я отомщу им!
Никогда прежде Райхана не слышала такой ненависти в голосе Сантара.
– Зачем они так с нами? – прошептала она.
– Жрецы хотят, чтобы мы их боялись, – Сантар повторил слово в слово за отцом. – Магия – самое мерзкое, что есть на свете! Бывает, маг щелкает пальцами – и полгорода умирает! Просто так, ради забавы.
Райханы испуганно сжала его руку.
– Нам не стоит их бояться, – успокоил ее Сантар. – Жрецы ведь думают, что мы все умерли от черного мора!
– Значит, они забудут про нас? – обрадовалась Райхана.
– Только я про них не забуду, – угрюмо сказал мальчик.
Ночная прохлада усилилась. Райхана придвинулась к Сантару, пытаясь согреться.
– Ты же не бросишь меня одну? – спросила она серьезно.
– Не брошу, – улыбнулся Сантар и потрепал ее по всклоченным волосам.
В темноте блеснули счастливые глаза.
Они еще долго сидели рядом, растирали друг другу озябшие ладошки и мечтали, что Лим выздоровеет, и вместе они отомстят подлым магам, а затем отправятся в путешествие – куда угодно, только бы подальше от дикого леса! Райхана уснула первой, вслед за ней уснул и Сантар. Это было к лучшему: они видели счастливые сны вместо костров, возносивших души мертвых к праотцам.

Глава 5
– Она опасна, наставник.
Арамил поморщился.
– Дожил до седых волос, но боишься ребенка?
Старший жрец Урус глянул исподлобья:
– Наши братья предали стихийную магию забвению не без причины… Или вам нужно дожить до седых волос, чтобы набраться мудрости?
Бледные щеки наставника налились багрянцем. Его рука порывисто взметнулась вверх; Урус в страхе отшатнулся, но напрасно. За его спиной распахнулись настежь двери – приглашение выйти вон. Жрец нервно поклонился и вышел из покоев наставника.
Арамил расслабил скрюченные пальцы и откинулся на спинку кресла.
– Где твое хладнокровие? – раздался укоризненный голос.
На кушетке у стены сидел старик – старший жрец Нармаил, один из храмовых старожил.
– Дело не в хладнокровии, – поморщился Арамил и потянулся за кувшином вина. – Ладно бы, болтали послушники… Но жрецы? Даже некоторый из наставников бояться стихийной магии! Я опасаюсь, что какой-нибудь остолоп вроде Аргуса настроит Верховного против Сайарадил… Проклятье, мне даже некому проучить ее обучение!
– Что ж, поручи ее мне, – вздохнул старик.
Арамил с сомнением окинул взглядом его дряхлую фигуру.
– Ты уверен, что справишься с такой ученицей?
– На тебя же сил хватило, мой нерадивый ученик, – фыркнул старший жрец. – Я наблюдал за ее уроками… Сайарадил Вэй пытаются учить так же, как прочих. Это не сработает! Каждая стихия нуждается в благодатной среде… Воде, например, нужны слезы и смех, но наследница Валлардов – на удивление сдержанный ребенок.
– Хочешь заставить ее плакать и смеяться?
– Этого хочешь ты, мой расчетливый ученик.
Наставник вздохнул.
– Я возлагаю на нее большие надежды, – не стал отпираться он. – Дети с даром стихийной магии не рождались вот уже несколько сотен лет. Мне известны все риски… Но такой шанс нельзя упускать! Сайарадил станет сильнейшим магом Обозримых земель – и тот, кто будет рядом, сможет этими землями править! Ты знаешь, вокруг меня одни враги, – Арамил посмотрел на старого жреца в упор. – Только тебе я могу довериться, учитель!
– Я помогу, но не ради твоей гордости, – строго сказал Нармаил, – а потому, что верю – ты лучше других подходишь на роль первого среди равных.
Наставник благодарно кивнул.
– Все же Урус в чем-то прав, – задумчиво проговорил Нармаил.
– И ты туда же? – простонал Арамил. – Боишься, что реки выйдут из берегов?
– Я боюсь, что реки уничтожат города! Ты не хуже меня знаешь, чем закончилось последнее пробуждение стихии.
Арамил искоса глянул на учителя: тот был совершенно серьезен.
– Что ж, – вздохнул наставник, – если старые страхи станут реальностью, мы поступим так, как делали наши предшественники.
С глазах Нармаила вспыхнуло любопытство.
– Темницы? Значит, они все еще существуют? – быстро спросил он, но Арамил уже отвернулся, давая понять, что продолжать не собирается.
Старый жрец досадливо поморщился и отхлебнул из бокала. Наставник тоже сделал глоток и взял со стола какие-то бумаги, пытаясь скрыть смущение: строгий Устав не позволял ему обсуждать некоторые вещи с непосвященным жрецом, каким бы старым и уважаемым он ни был. Глаза пробежались по строчкам – это оказалась расходная книга Храма. Арамил по привычке попытался вчитаться, но буквы внезапно расплылись. Голова закружилась, словно после бессонной ночи. Наставник подозрительно покосился на бокал – он ведь едва пригубил вино… Ноздри щекотал приторный запах благовоний из курильницы, висевшей над столом. Арамил дернул звонок, и в комнату бесшумной тенью скользнул дежуривший под дверью послушник.
– Убери это, – махнул наставник на курильницу. – Что за дрянь вы сыплете туда? От этого запаха голова кругом!
– Это сандал высочайшего качества, – пролепетал послушник, бухаясь на колени.
– Убери, – повторил Арамил, потирая виски руками. – Может, моя канарейка сдохла неделю назад именно от этой вони!
Послушник проворно подцепил курильницу с крючка специальной указкой и, кланяясь, скрылся за дверью. Сладкий удушливый запах продолжал висеть в воздухе; Арамил с тоской посмотрел на закрытое окно.
Старый жрец тем временем удобнее устроился на кушетке и сказал как бы между прочим:
– Урус наверняка побежал к Аргусу.
– Пускай, – отмахнулся наставник.
– А тот помчится к Верховному…
Несколько мгновений Арамил сидел без движения, затем выругался и второпях вышел комнаты. Старый жрец довольно усмехнулся: наконец-то вялая жизнь Храма получила некое оживление.
***
Ставни поскрипывали на сквозняке: окно было открыто по настоянию целителей. На лежанке посреди просторной комнаты восседал старик с длинными редкими волосами, тронутыми желтоватой сединой; его лицо рельефно обтягивала сухая кожа, округлые карие глаза светились умом, а складки в уголках опущенных губ выдавали жесткость. Старик выглядел крепким, но видимость была обманчива: вот уже год целители настоятельно советовали ему удалиться на покой, но он не мог себе этого позволить – должность Верховного жреца Эндроса была пожизненной и покоя не предполагала.
Суетившиеся вокруг послушники помогали старику облачаться. Повседневные или праздничные, одежды Верховного были одинаковы для любого случая и представляли собой метры плотной черной ткани; послушники умело наматывали полотно вокруг худого тела старика, покрывая руки, ноги и голову. Образ довершали закрытые сандалии из черной кожи и золотая маска с прорезями для глаз – единственная драгоценность, дозволенная Верховному жрецу. Впрочем, здесь, в верхних покоях, носить ее было необязательно.
Услышав тихий стук, дежуривший у двери послушник встрепенулся и испуганно посмотрел на старших собратьев. Он был неопытный, из нового набора. Ему едва минуло пятнадцать; тощий, нескладный юнец с оттопыренными ушам и испуганными глазами, он обладал всеми шансами остаться при Храме – его левую щеку от подбородка до виска пересекало темное родимое пятно. Жрецы любили окружать себя подобными «несовершенствами».
– Открой! – тихо, но повелительно приказал старик.
Послушник повернул торчащий в замке ключ и рывком рванул дверь на себя. Из коридора потянул прохладный сквознячок.
На пороге стоял глава храмовой стражи по имени Пилий; слабый огонек свечи, которую он держал в руках, подсвечивал снизу угрюмое бровастое лицо, делая его еще неприятней. Пилий молча прошел внутрь и замер посреди комнаты. Сметливые послушники струйкой потекли к двери; последним вышел тот самый, с родимым пятном. Проводив взглядом спины собратьев, он с любопытством прильнул к двери и прислушался, но услышал лишь скрип поворачивающегося ключа. Вздохнув, послушник прикинул, что до конца его дежурства у верхних покоев не менее четырех часов, после чего сел на пол возле запертой двери и прикрыл глаза.
Между тем за дверью Пилий затушил свечу, опустился на колени и почтительно ткнул лбом в пол.
– Поднимайся, милейший, поднимайся, – добродушно сказал Верховный.
Стражник поднял голову, но с пола, однако, не встал.
– Надеюсь, с хорошими вестями? – спросил старик, вставая с пышных подушек.
По лицу стражника было видно, что вести не так хороши, как хотелось бы.
– Мы сделали все, как вы просили, – угрюмо ответил он. – Испытания были жесткими. Несколько монахов пришлось везти в Эндрос, ведь у них нет даже целителя.
– Надеюсь, все живы? – уточнил Верховный.
– Двум не повезло, – развел руками Пилий. – Они были слишком слабы.. А раз так – зачем тогда им жизнь?
– Действительно… Но хоть кто-то одолел вас? – в голосе Верховного прозвучала надежда.
Взгляд стражника был красноречивее слов.
– Как же так! – разочарованно простонал Верховный. – Ведь я давал им время!
– Нельзя за несколько месяцев научиться тому, что не освоил за всю жизнь, – кисло проговорил Пилий. – Вальд в полном упадке… Монахи только и говорят, что про Устав, но сами же слабы, как мыши. Для тех мелких магов, что заключены сейчас в темницах монастыря, такие надзиратели в самый раз, но… Если монахи не смогли одолеть моих ребят, то стихийный маг им точно не по зубам!
На краткий миг Верховный утратил контроль и уронил голову на руки; Пилий отметил это про себя. Как же он сдал в последнее время! Возраст уже не позволяет ему быть тем же магом, что прежде.
– Вальд не готов принять девчонку Валлардов, – рассуждал вслух Верховный. – Но оставлять ее при Храме тоже нельзя… Великое небо!
– Я одного не могу понять, – подал голос Пилий; этот вопрос занимал ум стражника долгое время, и он решился его задать. – Это ведь просто маленькая девчонка! Сколько таких, как она, вырастало в посредственных магов… Но вы боитесь ее, словно она – райгонский маг-убийца!
– Боюсь? – переспросил Верховный.
Пилий понял, что сказал лишнее, и ухнул головой в пол. Старик вздохнул.
– Хотел бы я, чтобы из нее выросла посредственность, – пробормотал он. – Но вряд ли выйдет! С таким-то предком…
Не веря своим ушам, Пилий приподнял голову.
– Неужели она?..
– Ни слова больше! – прикрикнул Верховный. – Я дал тебе намек лишь затем, чтобы ты понимал причины моих поступков!
Стражник послушно уткнулся лбом в пол.
– Я подумаю, что делать с Вальдом, – устало проговорил Верховный. – Пока можешь отдыхать!
Аудиенция была окончена. Пилий еще раз боднул пол лбом, после чего поднялся и, пятясь, покинул верхние покои. В открытом дверном проеме показалась заспанная физиономия послушника; Верховный щелкнул пальцами – и дверь захлопнулась, с размаху припечатав юнцу нос.
Оставшись в одиночестве, старый жрец понял, что его клонит в сон. Безжалостные годы брали свое…
«Брат! Приди к нам!»
Это был безмолвный зов, наполнивший комнату. Верховный содрогнулся. В последние дни голоса в его голове звучали все чаще… Плотно завернувшись в черный балахон, он не без омерзения надел золотую маску и проковылял к выходу на лестницу, спрятанному в глубине покоев. Этот ход позволял Верховному покинуть башню, минуя основные коридоры. Путь вниз показался бесконечным. Дежуривший у выхода послушник бухнулся на колени, увидев фигуру в черном; его лицо было мятым со сна. Еще один лоботряс… «Продержать неделю на одной воде!» – возмутился Верховный, но махнул рукой. Сейчас у него были дела поважнее.
На улице его глаза сразу же ослепило солнце. Прикрывая прорези в маске ладонью, Верховный проковылял к видневшейся за кипарисами колоннаде. Близился полдень, и возле Святилища стояла процессия младших жрецов, готовящихся к обеденным песнопениям. Завидев Верховного, они преклонили колени, вопрошая, не хочет ли он присоединиться к ним. Верховный заявил, что сегодня он желает провести положенные обряды лично. Жрецы поклонились и стройным рядом двинулись в сторону Храма; за ними по приказу Верховного последовала и стража, дежурившая у Святилища.
Убедившись, что вокруг никого нет, старик подошел к Саркофагу и, опустившись на колени, приложился лбом к его резному боку. Окружающий мир завертелся; когда кружение завершилось, Верховный жрец сделал над собой усилие, чтобы не оторвать голову от Саркофага – в этом случае связь могла прерваться, и голосам бы это вряд ли понравилось. Как ни старался Верховный разглядеть хоть что-то боковым зрением, видел он только белый туман.
– Приветствуем тебя, брат! – раздался позади голоса; они звучали, переливались, соединяясь воедино. – Мы видели, что твой слуга вернулся… Говори же!
– Великие предки, – голос Верховного дрогнул, – потребуется больше времени, чем я предполагал.
– Но времени не осталось! – возопили голоса.
– Вы правы, – стараясь скрыть раздражение, ответил Верховный жрец, – но поспешность может обернуться катастрофой! Вальд не готов принять стихийного мага. Нужно вырастить новое поколение монахов…
– На это уйдут годы! – голоса взвыли, как ветер в ненастную ночь.
– И все же иного пути нет, – Верховный упрямо гнул свое. – Стихийная магия не проявлялась много веков. Во всем мире она считалась утраченной… Мы не были готовы к ее возвращению!
Голоса за спиной зашептались. Из общего гула выделился один, резкий и звенящий голос.
– Вальд был основан нашими учениками много веков назад, – загрохотало на ухо Верховному жрецу. – Он нужен был лишь затем, чтобы скрывать за своими стенами отмеченных метками! А вовсе не всех подряд стихийных магов, как твои предшественники делали веками… И не отступников, как ты делаешь сейчас! – в голосе послышалась лютая злость. – Это твое наследие, Верховный жрец? Ты попрал все, что создавалось тысячу лет!
– Ребенок, отмеченный метками, должен исчезнуть, – прозвучал другой голос, монотонный и равнодушный. – Если Вальд не готов… Есть более простой и быстрый способ.
– Вы имеете в виду… Нет! – воскликнул Верховный. – Девчонка Валлардов – не безродный ребенок с Окраинных кварталов. Она дочь сенатора! Как я объясню высокородному отцу исчезновение его наследницы? Вы просите невозможного!
– Так придумай! – взвыл резкий голос. – Найди способ избавиться от нее, при котором ни у кого не возникнет вопросов!
– Это твой шанс оправдаться за упадок Вальда, – добавил равнодушный голос.
Верховный закрыл глаза. Великое небо! Долгие годы он служил Храму, чтобы теперь опуститься до…
– Арены, – сказал вдруг он, озаренный внезапной догадкой. – Конечно! Храмовые арены! Последнее из испытаний адептов… Трагедии на Храмовой арене не редкость! Испытание для Сайарадил можно сделать настолько сложным, что она не справится. Это идеальный выход! Смерть на арене перед взором тысяч зрителей ни у кого не оставит вопросов.
Голоса вновь слились в единый гул.
– Сколько же лет понадобиться, прежде чем Сайарадил Вэй сможет выйти на арену Первохрама?
От этих слов Верховный поник.
– Около десяти лет… Впрочем, – воспрял он духом, – мне не составит труда ускорить ее обучение. Можно заявить, что дар наследницы Валлардов не нуждается в годах тренировок!
– Но если это правда? – раздался вдруг молчавший до сих пор голос, тихий и вкрадчивый. – Что, если сила ребенка велика, и она с легкостью пройдет ваше испытание?
– Вряд ли такое возможно, – осторожно заметил Верховный. – Я не вижу у девочки особого таланта.
– Ты много чего не видишь, – усмехнулся вкрадчивый голос. – Не забывай, чья кровь течет в ее венах!
– Как тут забудешь, – пробормотал Верховный.
Голоса между тем зашептались; Верховному удалось различить обрывки фраз.
– Мы не можем ждать годами! – заявил резкий голос.
– Что такое десяток лет перед вечностью? – возразил вкрадчивый.
– Ваши споры напрасны, – проговорил равнодушный голос. – Наш брат займется подготовкой Вальда, девочка тем временем будет обучаться при Храме. Если она все же пройдет испытание на аренах, то отправиться в Вальд. Трех лет должно хватить, чтобы монахи обрели утраченные навыки…
– Пять, – быстро вставил Верховный. – Я прошу пять лет!
– Слишком долго! – загудели голоса, вновь сливаясь воедино. – Ты печешься лишь о своей участи… Но на кону множество судеб!
– Не только я пекусь о себе, – Верховный жрец позволил себе усмешку. – Разве смерть Сайарадил Вэй не означает свободу для вас? Вы беспокоитесь о своей доли ничуть не меньше, чем я – о своей! У меня нет никакого желания отвечать за смерть наследницы Валлардов перед Сенатом… Вам пришлось ждать освобождения веками – так почему бы не потерпеть еще пять лет?
Голоса стихли; они молчали так долго, что Верховный жрец едва не оторвал голову от Саркофага.
– Пять лет, – сказали они наконец. – Мы подождем… Но не нужно пытаться нас обмануть! Через пять лет в этом мире будет место либо для Сайарадил Вэй, либо для тебя.
Верховный понял, что голоса не шутят.
– Если ты все же решился целых пять лет обучать мага Воды, тебе нужно знать кое-что, – вновь выделился из общего гула вкрадчивый голос. – Вода тиха, но непреклонна. Может спать веками, но, проснувшись, способна разрушить города. Вода усердна. Ее нельзя сдержать! Порой она кажется безобидной, но это лишь иллюзия… Ты недооцениваешь Сайарадил Вэй и можешь поплатиться за это!
Голос оборвался; Верховный почувствовал поступающую дурноту.
– Мы призовем тебя, когда придет время! – прошелестели голоса.
Белый туман начал темнеть. Верховный оторвал голову от Саркофага. Через пару минут, когда мир перестал кружиться, он осторожно дотронулся до лба, на котором отпечатались узоры Саркофага. Кожа горела, точно обожженная; Верховный знал, что боль пройдет, как только разгладится последний узор.
***
Если бы Верховный жрец мог обернуться, он бы увидел, что с ним говорили три бесформенных серых тени. Незримые простому глазу, они замерли над Саркофагом, наблюдая за тем, как облаченный в черное старик ковыляет по лестнице вниз. Солнечный свет померк, и тени вновь окутала молочная пелена. Это было междумирье – пространство белого тумана, порядком опостылевшее жрецам прошлого за долгие века.
– Он не справится, – прозвучал в тумане равнодушный голос. – Мы не тому доверились.
– Брат не посмеет нас подвести! – возразил резкий голос. – Ему слишком дорога собственная шкура!
– Он жаден и глуп, – протянул равнодушный голос. – Маги так обмельчали за тысячу лет…
– Разве он – не лучший среди живущих?
– Нет, всего лишь первый среди равных… Что за глупые титулы придумали наши потомки?
– Дадим брату шанс!
– Сколько еще можно?
– Не забывайте про молодого наставника, – прозвучал вкрадчивый голос. – Думаю, нам сразу стоило выбрать его.
– Если бы мы только могли показать им силу нашего гнева! – взревел резкий голос. – Предстать перед потомками во всем величии былой славы… Но кто мы теперь? Только тени, витающие в пространстве между мирами!
Голоса смешались воедино. Мимо проносились смазанные картины: из праха восставали города, канувшие в вечность; фруктовые сады манили сочными плодами и ароматами цветущих розариев; величественные дворцы поражали роскошью; в уединенных беседках танцевали прекрасные девы; и тут же – могучие армии маршировали по площадям стройным шагом; свирепое пламя сжирало непокорные города; кровь прекрасных дев пропитала их тонкие одежды…
То были воспоминания жрецов о прошлом; они могли лишь видеть смазанные картины, которые рисовала их память, и мучиться от собственной беспомощности, длящейся вот уже тысячу лет.
Или это были их мечты о будущем?
– Это все он! – закричал одна их теней звенящим от ярости голосом.
Видения исчезли. Из тумана показалась статуя из гранита – мужчина, сложивший на груди руки и упрямо поджавший губы; он выглядел так, словно нес на своих плечах непомерную тяжесть, но не собирался сдаваться.
– Почему он может сохранять здесь форму, а мы нет? – яростно прорычал один из жрецов, витая беспокойной тенью.
– У него всегда была стальная воля, – равнодушно обронила другая тень, неподвижно замершая неподалеку.
– Он не выпускает нас отсюда ценой собственной свободы, – прошелестела третья тень, обвиваясь вокруг статуи спиралью. – Что скажешь в свое оправдание? – во вкрадчивом голосе послышалась лютая ненависть. – Почему ты предал нас, брат?
Четвертый жрец не ответил. Тысячу лет он стоял здесь безмолвной статуей, и как ни старались тени сломить его, им это не удавалось. Тот, кто некогда был их братом, стал теперь стражем, надежно запечатавшим выход из междумирья. Теням оставалось только ждать, когда его воля дрогнет, и ожидание растянулось на века.
Но вот Саркофаг наконец-то получил последнюю долю крови! Теперь у теней появился шанс обрести свободу.
***
Верховный устало растер переносицу, слушая торопливую речь наставника Аргуса.
– …поэтому мы должны отослать ее! – энергично закончил тот.
– Должны? – повторил Верховный задумчиво.
Аргус осекся.
– Следует… нам следует прислушаться к вековой мудрости!
– Этой мудрости не было бы, не совершай наши предшественники ошибки.
– Вы предлагаете ее оставить? – не поверил своим ушам Аргус.
Верховный устало вздохнул.
– К вам наставник Арамил, – доложил послушник.
Аргус клацнул зубами. Верховный пригласительно махнул рукой.
Арамил вошел, сделал церемониальный поклон лбом в пол и, не глядя на Аргуса, опустился на скамеечку возле лежанки Верховного. Сидевший поодаль северянин побагровел от подобной вольности, но прикусил язык. Верховный снисходительно наблюдая за этим безмолвным боем.
– Мы как раз обсуждаем нашу новую ученицу, – сказал он.
– Сайарадил? – улыбнулся Арамил. – Прекрасный ребенок!
– Аргус утверждает, что нам следует поступить так, как завещал Дайвон-Ши, – заметил Верховный.
– Вот как, – Арамил удивленно вскинул брови. – А что насчет семейства Вэй? Вряд ли сенатор будет бездействовать, если его наследница исчезнет!
– А если исчезнет Эндрос? – подал голос Аргус.
Арамил рассмеялся.
– Я провел с Сайарадил больше времени, чем ты, и с уверенностью могу сказать, что более смиренного ребенка мне еще не доводилось видеть! Она не опасней наших послушников… Только подумайте! – Арамил обернулся к Верховному жрецу. – Сайарадил – последний маг в своем роде! Представьте, какие возможности она откроет перед нами!
– Алчный безумец! – брезгливо процедил Аргус.
– Кажется, тебе пора, – оборвал его Верховный.
Северянин грозно всхрапнул, но сдержался.
– И все-таки в чем-то он прав, – вздохнул Верховный, когда за Аргусом закрылась дверь.
Арамил улыбнулся про себя. Это была обычная тактика Верховного жреца: менять свое мнение в зависимости от собеседника.
– Даже если так, темницы монастыря Вальд всегда готовы принять непокорного мага, – сказал наставник вслух.
– Я напомню, что речь идет о стихийном маге, – поджал губы старик. – Не хотелось бы испытать непокорность стихии на Эндросе!
– Если относится к Сайарадил, как наш дорогой собрат Аргус, то рано или поздно она станет нашим врагом, – резонно заметил Арамил. – Я понимаю ваши опасения, но разве не стоит хотя бы попытаться привлечь силу Воды на нашу сторону?
– Возможно, ты прав… Что ж, попытайся, – Верховный откинулся на лежанке, прикрывая глаза.
Подавив желание ухмыльнуться, наставник учтиво поклонился и шагнул к выходу.
– И вот еще что, – голос настиг его в дверях. – Если ты не справишься – если у меня возникнет хоть малейшее сомнение в ее преданности Храму! – девчонка отправится туда, где ее так хочет видеть Аргус! Мы исполним волю Дайвон-Ши по всей строгости, невзирая на эмоции, так что… не привязывайся к ней.
Арамил медленно обернулся; тон Верховного жреца заставил его насторожиться
– Ведь ты так любишь обрастать привязанностями, – продолжал между тем Верховный; голос его становился все холоднее. – Взять хотя бы твою любимую ученицу… как там ее?
На лице наставника впервые за долгое время отразилось искреннее волнение.
– Дайна, Верховный.
– Дайна… Сколько ей лет?
– Восемнадцать, – Арамил изо всех сил попытался взять себя в руки. – Очень одаренный адепт… Уверен, однажды она станет сильнее меня!
– Бойся тех, кто сильнее, – строго одернул Верховный. – А еще больше – тех, кто проник в твое сердце! Удовольствия имеет место быть, но они не должны отвлекать от служения. Я хочу, чтобы ты правильно расставлял приоритеты… Иначе мне придется пересмотреть свое решение о преемнике.
Неужели Верховный признался, что выбрал его своим преемником? Великое небо! Прежде Арамил отдал бы все, чтобы услышать такое! Но сейчас…
– Я оправдаю ваше доверие, – только и смог выдавить он.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся старик. – И чтобы доказать мне свою преданность, ты выполнишь мой приказ.
– Все что угодно, – заверил Арамил.
– Какая прыть, – хмыкнул Верховный. – Похвально… Кстати, пока не забыл! На днях я перечитывал твой доклад о древних рунах. Ты далеко продвинулся в своей работе!
– Благодарю вас, – осторожно сказал Арамил. – Руны древних северян – моя слабость.
– Многовато слабостей для члена Совета Первохрама, – насмешливо сказал Верховный. – Надеюсь, не стоит напоминать, что рунная магия запрещена? Вдруг тебе захочется перейти от теории к практике…
Наставник почтительно склонил голову и замер; он ждал продолжения. Верховный же не спешил.
– Сайарадил Вэй не демонстрирует успехов, – вздохнул он. – Но если вдруг у нее пробудится дар? Если она окажется одаренной… Что нам делать тогда?
– Учить ее, – сказал Арамил и склонил спину еще глубже.
– Прекращай, – поморщился Верховный жрец. – Раболепство тебе не к лицу! Ступай лучше в свой драгоценный архив, займись делом… Но сперва пошли-ка гонца к монахам Вальда! Пусть подготовятся к приему новых послушников.
– Уверяю вас, это не потребуется! В случае необходимости я смогу совладать с Сайарадил… – начал было Арамил, но его остановило фырканье беззубого рта.
– При чем тут наследница Валлардов? В Вальд отправится Дайна.
– Что? – остатки хладнокровия покинули Арамила, и он отшатнулся, ударившись спиной о дверь. – Дайна? Но… Она не заслужила подобной участи!
– Никто не заслуживает такой участи! Даже Сайарадил Вэй, – поморщился Верховный.
– И все же, – отчаянно продолжал Арамил, – Вальд всегда был тюрьмой лишь для стихийных магов или отступников! Но Дайна…
– Вальд – это монастырь, – одернул его Верховный. – Со своими порядками, порой весьма жесткими, но все же не тюрьма! И если Сайарадил попадет туда – а я в этом практически не сомневаюсь! – монахам придется с ней нелегко. Не всякий маг может усмирить стихию, которая обрела мощь… Это под силу разве что искусному телепату. Ты говоришь, Дайна талантливей, чем ты? Что ж, отлично! Отныне она посвятит всю свою жизнь монастырскому служению… Таков мой приказ! – повысил голос Верховный, жестом пресекая попытки Арамил сказать что-то, и бросил через плечо. – Пилий!
Из полумрака показалась фигура главы храмовой стражи.
– Ты сопроводишь адепта Дайну к ее новому месту служения… Завтра же! – приказал Верховный; стражник поклонился.
– Дайна не завершила обучение! – с отчаянием выдохнул Арамил.
– Отныне ее учителями будут монахи. Уж они-то умеют обучать! – голос Верховного стал жестче. – Кроме Дайны поручаю тебе отобрать еще троих учеников, самых одаренных, но помладше, чтобы монахи воспитали их по своему усмотрению… Довольной! – прикрикнул он, видя, что Арамил открыл рот. – Еще одно слово, и в Вальд отправишься ты сам!
– Вы уверены, что такие меры необходимы? – спросил Пилий, когда побелевший наставник скрылся за дверью.
– Мне нужен Арамил, – вздохнул Верховный. – Своим преемником я вижу только его! Он умен и талантлив, трудолюбив, ему чужды корысть и распутство. Кроме того, Арамил по-настоящему любит своих учеников… Одну из них даже больше, чем следует принесшему обет безбрачия жрецу! Но меня отталкивает его тщеславие и жажда власти. Вместо того чтобы обратить силу стихийного мага на пользу Храма, он вполне может использовать ее лишь на благо себе. Но для этого ему нужна преданность Сайарадил Вэй… Нет ничего прочнее союза учителя и ученика! Если эти двое были бы заодно, только Небо знает, что могло бы случиться… Теперь же, когда наследница Валлардов стала причина его расставания с Дайной, Арамил проникнется к ней неприязнью – и союза наставника и стихийного мага не случится, – глаза Верховного полыхнули лихорадочным блеском. – Я все же сделаю из него прекрасного преемника!
Пилий благоразумно промолчал. Верховный был одаренным жрецом, но так и не стал знатоком человеческих сердец – в противном случае он бы понял, что в этот день сердце наставника Арамила наполнила ненависть, но вовсе не к Сайарадил Вэй.
На рассвете следующего дня Эндрос покинула повозка под цветами Первохрама. Внутри сидели три перепуганных ребенка и заплаканная девушка в одежде адепта Храмовой школы.

Глава 6
Комната утопала в темноте. Огонек тлел лишь в одной из тренировочных ламп. Скудный свет выхватывал из полумрака двоих: сидящую на циновке ученицу с печальным лицом и нависшего над ней старшего жреца Нармаила.
– Сайарадил, – говорил он с досадой, растирая морщинистый лоб костяшками пальцев, – кого мы называем Великими предками?
– Великие предки, – отвечала Сая, сверля взглядом горевший в чаше огонь, – маги, жившие 987 лет назад…
– Это возраст Саркофага, – поморщился учитель.
– Но дата их рождения неизвестна! – воскликнула Сая.
Нармаил молчал.
– Великие предки – маги, почившие 987 лет назад и захороненные в Саркофаге, – сказала Сайарадил; чуткий слух различил бы в ее ровном голосе раздражение
Учитель хмыкнул и кивнул, чтобы та продолжала. Сая прикусила губу – да он просто издевается над ней! – и забубнила монотонно:
– Великие предки были величайшими стихийными магами в истории: Мехред из народа кмехов, маг Огня; Лейв из народа моах, маг Земли; Вей-Рэн из народа назаров, маг Воздуха; и Ксайгал, ванд, маг Воды…
С тех пор как ее приняли в Храмовую школу, прошел год. Зимой Сайарадил исполнилось одиннадцать лет – вот, пожалуй, и все изменения, что произошли в ее жизни. Магия по-прежнему не давалась ей; учителя же были уверены, что она обладает даром – а все из-за мерзких отметин у нее на руках! Раны давно зажили, превратившись в тонкие шрамы, но вопросы так и остались без ответов. Почему учителя украдкой называют эти шрамы метками? Кем был человек из ее снов? И самое главное – неужели она умеет управлять водой?
Жрецы не сомневались в этом; Сайарадил не была уверена в самих жрецах.
– Продолжай! – прикрикнул на нее Нармаил.
– Они заключили союз, собрали многочисленное войско и остановили враждующие народы, положив начало эпохе Объединения.
– Как кратко… Дальше! – поморщился учитель.
– Вместо культов разобщенных богов Великие предки основали учение о Всеобщем Первоначале и стали первыми жрецами в истории. Это учение лежит в основе магии Эндроса по сей день, – продолжила Сая. – Изображения отдельных богов были запрещены. Великие предки не стали сносить старых идолов, а лишь велели стесать им лица; с тех пор статуи без лица являются воплощением Всеобщего Первоначала, а служители культа носят маски, чтобы приблизиться к этому идеалу… Это и стало крахом правления первожрецов. Было немало тех, кто хотел защитить своих богов. Началась новая война, в ходе которой Великие предки были убиты восставшими, – наставник кашлянул, и Сая поправилась: – убиты идолопоклонниками и сброшены в воды реки Лиук… Учитель, меня всегда интересовал вопрос: как шайке идолопоклонников удалось одолеть самых могущественных магов прошлого?
Лицо Нармаила пошло красными пятнами, и Сая потупила взгляд.
– Поговорим о стихиях, – перевел тему учитель. – Какова их роль в магии?
Сая пожала плечами:
– Откуда мне знать? Я ведь так и не смогла приручить Воду.
Учитель тяжело вздохнул.
– Неудивительно, с таким-то настроем! Признайся, ты считаешь, что тебе здесь не место?
Сая отвела глаза. Последний год она задавалась этим вопросом каждый день.
***
В Храмовой школе была простая иерархия учеников. Первые пять лет следовало изучение навыков младшей ступени, после – пять лет старшей. Если по прошествии десяти лет жрецы не видели результата, нерадивого ученика навсегда отлучали от магии. Такие недоучки перебивались случайным заработком, ведь никто не хотел идти за помощью к магу, у которого не было разрешения на практику. Многие из них предпочитали оставаться при Храме, посвятив себя послушанию и навсегда отказавшись от магии. Те же, кто сумел освоить первые две ступени, становились адептами – учениками высшей ступени. Каждый год адептам давался шанс пройти последнее испытание и показать все свое искусство. Если в течение пяти лет адепт ни разу не справлялся с испытанием, он обязан был посвятить себя монашеской жизни – открыв ученику тайные знания Храмовой школы, жрецы уже не могли отпустить его в мир. Неудивительно, что адепты день и ночь сидели над книгами, ночевали в тренировочном зале и терпеливо сносили любые наказания ради того, чтобы пройти последнее из испытаний. Получив вожделенное посвящение, новоиспеченный маг должен был пяти лет отслужить младшим жрецом, после чего ему предоставлялся выбор: остаться служителем Первохрама или стать вольным магом, имеющим официальное разрешение на практическую магию.
При Храме всегда было немного учеников: жрецы отбирали себе лучших, прочие же, наименее одаренные, шли в подмастерья к местным провинциальным магам. В год поступления Сайарадил в школе насчитывалось тридцать семь учеников, не считая семи адептов. Ученики младшей ступени обучались вместе и год за годом проходили простейшие магические практики, оттачивая мастерство; называлось это общими знаниями. Кроме общих знаний им преподавались элементарные науки – счет, чтение, письмо. Большинство из новичков говорило на эндарии, официальном языке республики; некоторые владели лишь его северным или южным диалектом, и потому им приходилось прилагать больше усилий, чтобы освоить классическое произношение. Немалое значение уделялось истории; многие из первогодок по прибытии в Храм не могли правильно перечислить даже двенадцать родов-основателей Эндроса: Кассии, Валларды, Мирхольды, Тальмары, Терроксы, Форлары, Сирцианы, Вердилии и еще четверо ныне прекративших существование – Атольды и Гриниальды, изничтожившие себя на поле брани, Ринигарды, пытавшиеся обыграть Кассиев в борьбе за верховную власть и проигравшие, и Ирильмельды, чередой глупых межродовых браков ассимилировавшиеся с прочими родами.
К каждому из учеников старшей ступени был приставлен учитель в соответствии со специализацией, которая определялась в течение первых пяти лет. Помимо сложных магических практик старшие ученики изучали философию, астрономию, ораторское искусство и три первоязыка: унг, язык древних северян-моах; кмехский язык, на котором когда-то говорило все южное побережье, а ныне распавшийся на множество разрозненных диалектов; вальдорн – язык вандов, официальным указом Сената преданный забвению, но свято чтимый жрецами. Храмовая магия по крупицам собиралась из мастерства четырех народов, множество величайших трактатов было написано именно на первоязыках. Не изучали в Храме лишь назарский нардан – его жрецы показательно предали забвению.
Адептов обучали сами наставники, и лишь предки знали, что за искусства они им преподавали.
Общие знания разношерстной младшей ступени сразу показывали, кто чего стоит. Новички усердно пытались сплести оберег из ивового прутика или начертить охранный знак; лучшие ученики рисовали защитные круги или читали с завязанными глазами; те же, на кого жрецы уже махнули рукой, отчаянно пытались погрузить соседа в сон или хотя бы не уснуть самому. Жрецы зорко следили за успехами своих подопечных, пытаясь выявить у них доминирующий дар. Это было сутью младшей ступени – определить суть магии ученика. Большинство одаренных имело несколько смежных способностей, и чем больше было их количество, тем хуже выходило качество. Случалось, что рождались дети с единственным «чистым» даром; самыми ценными среди них считалось четыре высших навыка: чтение мыслей, полет, исцеление и прорицание. Целители, рождавшиеся так редко, пользовались особым почетом среди всех народов Обозримых земель. Летать могли многие из назарских магов, так же как маги-ванды были склонны к прорицанию. Телепаты появлялись во всех народах, но редко; последним «чистым» телепатом среди воспитанников Храма был наставник Арамил. Перемещать предметы умел понемногу каждый маг; впрочем, сдвинуть что-либо тяжелее собственного веса могли лишь некоторые. В древних летописях говорилось о магах моах, которые настолько преуспели в этом навыке, что могли перемещать собственное тело на невероятные расстояния; большинство жрецов относились к подобным записям скептически.
Байки о «чистых» будоражили умы юных магов; по школе гулял слух, что один из нынешних адептов обладает настоящим даром исцеления… Но ученики высшей ступени жили в отдельном корпусе, поэтому слухи так и оставались слухами.
Будни Храмовой школы текли однообразно. Первогодки, наловчившись делать амулеты удачи, мнили себя великими магами и лезли в драки, едва учителя отворачивались; старшие ученики, из которых жрецы уже выбили всю дурь, трудились не разгибая спин, потому что хотели стать адептами; адепты не тратили время даже на сон, мечтая пройти посвящение. Одна лишь Сайарадил Вэй не могла найти себе места.
Ее больше не мучили сны, но теперь она мечтала вернуться в те времена. С каждым днем, проведенным в Храме, Сайарадил было все труднее держать лицо. Всю жизнь ее учили прятаться за маской спокойствия, чтобы не нанести ущерб репутации рода – но теперь с ней рядом не было ни прежних учителей, ни отца, способного одним своим видом вогнать Сайарадил в оцепенение. Храмовые учителя не пугали Сайарадил; по правде сказать, они были куда менее суровы, чем ненавистный геометр… Учителя-жрецы, обучавшие младшую ступень, громко кричали на своих подопечных и не брезговали рукоприкладством, но были, по большей части, недалекими людьми. Через месяц Сая стала испытывать к ним глубочайшее отвращение. Любые мелочи, будь то громкие голоса или случайный луч солнца, раздражали ее. Когда это раздражение прорывалось наружу, происходили странные вещи. Вазы с цветами трескались из-за того, что вода в них замерзала. Настои, приготовленные для ритуальных омовений, протухали. Когда же зацвел целебный источник, Сайарадил вызвали на Совет наставников, и если бы не Арамил, кто знает, вернулась ли бы она обратно!
Наставники спрашивали, как она это делает. Сая не знала, что ответить. С того дня все, даже учителя, называли ее не иначе как ходячим бедствием. В ответ на насмешки Сайарадил молчала, но злость внутри нее нарастала с каждым днем.
Она правильно сплетала амулеты, но те не работали. В воде ей виделось только собственное отражение, а от пламени, которое полагалось созерцать часами, слезились глаза. Глядя на огонь, Сая честно пыталась отыскать «внутренний источник энергии», о котором толковали жрецы, но чувствовала только боль в затекших ногах. Прочие первогодки уже на третьем занятии уверенно подносили ладони к огню, чуть ли не касаясь его пальцами. У Сайарадил после пары таких попыток были до волдырей обожжены обе руки. А между тем более удачливые ученики, освоив простейшую, как говорили жрецы, технику созерцания энергии, переходили к более сложным занятиям – технике поглощения энергии, буквально – к поглощению огня. В какой-то миг девочка поймала себя на мысли, что ненавидит огонь. Недружелюбный, строптивый, он не хотел становиться энергией, а только жег ее руки… Сайарадил приходилось часами созерцать горящий в лампе фитиль, пока жрецы расхаживали взад-вперед и бубнили, что маг, достигнув состояния полного покоя, способен призвать внешнюю энергию в себя, соединив ее со своей внутренней энергией и обратив тем самым энергию внешнюю во внутреннюю… Пока Сая тщетно пыталась понять, что именно нужно призвать, а что – обратить, ее соседи, достигнув неведомого «покоя», в буквальном смысле поглощали огонь – через ладони, зрачки глаз, а некоторое даже через рот.
Жрецы учили обращаться к любой природной стихии, черпать энергию и в дожде, и в ветре, и в яркой молнии. «Наши силы идут от природы, – объясняли они. – Каждый маг должен уметь преобразовывать силу стихий в собственную энергию, потому что управлять самой стихией мы не в состоянии», – при этом жрецы глядели на Сайарадил так, словно она обманула их сокровенные надежды.
Безмолвные упреки и чужие успехи заставляли Саю ощущать себя ничтожеством. Учителя твердили, что маг должен быть уверен в своем предназначении – Сайарадил же самой себе казалась самозванкой. Жрецы морщились, кричали и в качестве наказания оставляли ее впроголодь – Сая усилием воли опускала гордую голову, изображая раскаяние. Ей не хотелось своей неучтивостью бросать тень на имя отца.
Так продолжалось, пока за Сайарадил не взялся учитель Нармаил.
Это была худшая неделя в ее жизнь. Перепутав по рассеянности подвальные уровни, вместо женской купальни Сайарадил зашла в мужскую, где от ее смущенного вскрика разом вскипела вся вода. Пока пострадавшим залечивали ожоги, Сая пыталась объяснить учителям, что ее просто бросило в жар от смущения.
На этом злоключения не закончились. Через несколько дней, когда Сая тщетно пыталась поглотить огонь, учитель Урус съехидничал, что ей для вдохновения следует посетить мужскую ванную. Под хохот класса залитая краской Сайарадил, вставая из-за стола, случайно перевернула чашу с горящим маслом прямо под ноги Уруса. Вспыхнувшего жреца сразу же потушили, но в то, что Сая сделала это не специально, никто не поверил.
Именно тогда она впервые увидела жреца Нармаила. Он стоял в дверях – сгорбленный старик со всклокоченными бровями и черными с проседью волосами. Сая понимала: он тоже не верит в несчастный случай, но, как ни странно, его это забавляет. Когда на следующий день он пришел в класс и объявил, что берет их под свою опеку, Сайарадил от всего сердца возблагодарила Небо.
Как же она ошибалась!
Старик Нармаил оказался хитрее прямолинейного Уруса, которому Сая была, по крайней мере, глубоко безразлична. Нармаил же, напротив, ехидно комментировал каждое ее действие. Поначалу остальные ученики сидели молча, но вскоре самые смелые начали хихикать над его придирками. За что бы Сая ни бралась, учитель тут же высмеивал ее неудачи, из-за чего девочка теряла остатки веры в себя.
По приказу Нармаила Сайарадил переселили в общую комнату, где та убедилась, что слуги из ее поместья живут куда лучше учеников Храмовой школы: в длинной комнате с запертыми наглухо окнами обитали семь учениц младшей группы в возрасте от пяти до тринадцати лет. Шелест голосов, смешки за спиной, разговоры, обрывающиеся, стоило Сае войти – эту комнату она возненавидела всем сердцем, предпочитая засыпать в библиотеке, чем на отведенной ей кровати у двери.
«У тебя будет новая семья», – так ей сказали, но никто не обещал, что эта семья станет любящей. Новообретенные собратья сторонились Сайарадил. Большинство из них были детьми простолюдинов; как могли они полюбить ту, на кого им прежде запрещалось смотреть? Живя в общей комнате, нося одинаковые одежды, питаясь одной пищей, Сая все равно оставалась госпожой по крови, а прочие – детьми черни. Больше всего это бросалось в глаза во время трапез, на которых тщетные потуги вчерашних крестьян вести себя по-господски выглядели особенно жалко. И пусть Сайарадил даже не замечала этого, но другие отчетливо видели свое отличие.
Даже самые мудрые из жрецов не могли предположить, что внушаемое ученикам равенство станет причиной кровавой трагедии.
Каждую неделю учитель Нармаил являлся с докладом в верхние покои; всякий раз Арамил выражал беспокойство по поводу избранного им метода, но старик лишь усмехался. Так было и в тот день.
– Ты хочешь, чтобы она окончательно потеряла веру в себя? – не сдерживаясь, кричал наставник.
Старик налил вина и ласково посмотрел на разгневанного Арамила.
– Я говорил тебе тысячу раз… Сайарадил зависима от мнения окружающих. Это нужно исправить! Чтобы обрести силу, ей придется потерять самое ценное – уважение к себе.
Арамилу не понравился ответ. На примере наставника Аргуса он знал, как бывшие простолюдины относятся к отпрыскам из благородных семей. Надо бы проверить, что за мысли бродят в головах учеников…
– Надеюсь, никто не пострадает, – пробормотал он.
– Разве не ты привык добиваться своего любой ценой? – усмехнулся Нармаил.
Наставник решил не вступать в перепалку. Вместо этого он подлил старому учителю вина и предложил обсудить последнее заседание Сената, которое привлекло пристальное внимание Храма.
– Верховный обеспокоен новостями с севера, – поделился Арамил. – Ты слышал о беглом сброде на окраине наших земель? Нападение на торговые обозы, что идут из северных портов к империи Райгон – их рук дело! По крайней мере, так уверяет наместник из Дагара. Сенатор Торм вчера выступил с интереснейшим докладом… Стражники в гарнизоне Форкс захватили одного из этих людей при очередном налете на торговцев. Этот умалишенный на допросе заявил, что их главный враг – кто бы ты думал? Сенат Эндроса? Может, армия?.. Нет! Первохрам! – Арамил закатил глаза к небу. – Они выступают против магов и магии! Одно слово – сброд.
– Слышал, сами они величают себя вольными, – усмехнулся Нармаил. – Люди, недовольные сложившимся укладом, появляются всегда. Опасность наступает, когда их становится слишком много. Боюсь, нельзя недооценивать того, кто считает себя свободным человеком…
– Вольные? – Арамил презрительно изогнул брови. – Благородные борцы за свободу? Да они перерезали уйму торговцев, которые не имели никакого отношения ни к Сенату, ни к Храму! Прикрываясь благородными целями, они грабят и убивают… Сенатор Торм в своем докладе метко назвал их изгоями – вот это название приживется, клянусь Небом!
Нармаил, посмеиваясь, пригубил вино.
Они продолжали обсуждать новости, как вдруг в дверь без доклада ввалился послушник с воплем, что младшие ученики затеяли драку со смертоубийством. Арамил побледнел и бросился бежать. В дверях его настигли хлюпающие звуки за спиной: старый жрец расхохотался так, что алое, словно кровь, вино, расплескалось по его груди.

Глава 7
В начале весны 987 ранее Сенат, обеспокоенный распространением эпидемии на юг, закрыл границы шести северных провинций. Крупные порты опустели, на путевых трактах спешно возводились дополнительные заставы. Этих мер оказалось недостаточно. По данным въездных деклараций, за месяц в Эндрос прибыло около двадцати тысяч северян; вернулась назад всего пять сотен. Стоило слуху об этом разлететься, как в Старом городе началась паника. Под давлением родовой знати Сенат пошел на крайние меры: была организована масштабная зачистка Окраинных кварталов, где проживала треть миллионного города. Карантинные патрули больше походили на военные отряды, а санитарные меры – на пытки. При малейшем подозрении на болезнь несчастный подлежал уничтожению и немедленному сжиганию. Окраины наполнила вонь горящей плоти.
Сайарадил не знала об этом, а узнай – не поверила бы в подобную жестокость. Она смотрела на мир глазами наивного ребенка, который всю жизнь провел за стенами Старого города. Но были среди учеников Храмовой школы и те, для кого окраины Эндроса являлись родным домом.
После обеда ученики младшей ступени по обыкновению собрались в одной из свободных комнат на жилом этаже. Им предстояло выполнить письменные задания и попрактиковаться в том, что жрецы называли «высечением», – концентрации небольшого сгустка энергии, который через несколько лет практики должен был стать полноценным энергетическим зарядом. Нарочно оставив тренировку напоследок, Сайарадил склонилась над книгами; уж они-то еще ни разу ее не подводили… Вдруг на страницы упали тени. Сая удивленно огляделась – ее собратья обступили стол со всех сторон. Девочка привстала было, но ее толкнули с такой силой, что она упала на спину, ударившись затылком об угол стоявшей позади лавки. Голова взорвалась болью, в ушах зазвенело. Над ней склонился юноша четырнадцати лет – Рэг, ученик пятого года, лучший на младшей ступени. Он схватил Сайарадил за шиворот, рывком приподнял и ударил по лицу так, что ее отшвырнуло к стене.
Одни смеялись, другие говорили что-то о равенстве магов, слово в слово повторяя за учителями. Сая видела, как двигаются их губы, но не слышала звуков. Вперед вышел Рэг; на его ладони вспыхнула искра, постепенно растущая, набирающая силу. Сайарадил, словно завороженная смотрела на магию, так и не покорившуюся ей.
– Рэг, это чересчур! – выкрикнули из толпы.
Парень стиснул зубы и выбросил кулак вперед.
Первый заряд Сая инстинктивно отбила ладонью, которая тут же заныла от боли. А за первой искрой уже летели еще несколько… Сайарадил сползла на пол; руки, которыми она пыталась закрыться, были покрыты ожогами. Пахнуло паленым волосом: светлая коса, перекинутая через плечо, прогорела до половины. Кто-то захохотал, видя, как Сая отчаянно пытается потушить дымящиеся волосы.
И тут произошло то, что навсегда изменило ее жизнь.
Гордая кровь не смогла вынести унижения. Боль исчезла. Лицо Сайарадил почернело от гнева, а обожженные ладони вдруг налились блаженным холодом, загудев от невиданной доселе энергии.
– Мы никогда… не будем… равны! – звенящим от ярости голосом прошипела Сая.
Она оперлась руками о пол, чтобы подняться, и обнаружила, что все вокруг залито водой. Пробираясь в щели между оконными ставнями и закрытыми дверьми, тонкие струйки стекались отовсюду, где их смог достать отчаянный призыв загнанного в ловушку мага. В целом мире не было ничего упоительней этой силы! Впервые в жизни Сайарадил чувствовала, что может чем-то управлять. Желая лишь одного – оттолкнуть от себя насмехающуюся толпу, она что было силы хлестнула руками по воздуху, указывая воде путь. И та послушалась ее! Завиваясь узкими спиралями, вода со свистом обрушилась на Саиных собратьев, сбивая их с ног. Те, кто стоял ближе, упали, остальные бросились врассыпную. Струи воды хлестали нещадно; у многих оказались разбиты носы. Кровь смешалась с водой, и Сая внезапно ощутила на губах этот солоноватый привкус. Она поднялась на ноги, желая одного: наказать обидчиков, которые посмели унизить ее! Раз за разом ее руки хлестали по воздуху, и струи воды – продолжение ладоней – подобно плетям карали тех, кто совсем недавно думал, что сильнее Сайарадил.
В какой-то миг энергия, клокотавшая внутри, ослабла. Сая уронила руки, и плотные струи тотчас упали, разбившись о пол тысячами брызг. Что было дальше, девочка наблюдала как будто со стороны. Те, кто мог ходить, кинулись к выходу, налетев в дверях на опоздавших учителей. Сайарадил зажмурилась, чтобы не видеть их разгневанных лиц, и, кажется, впала в забытье, а когда открыла глаза, оказалась в больничном крыле. Вокруг суетились лекари, обрабатывая ее обожженные руки. Наставник Арамил был рядом, за его плечом маячил учитель Нармаил.
Сая ожидала расправы, но жрецы отчего-то даже не повысили голоса. Наставник нес успокаивающую околесицу; старик Нармаил молчал, но знакомое восхищение в его глазах вдруг натолкнуло Сайарадил на мысль.
– Вы знали, что так будет? – недоверчиво спросила она.
Нармаил улыбнулся уголком рта. Сая смотрела на старого учителя, словно видя того в первый раз. Настроить всех против нее и выжидать – как подло… Но как разумно!
– Как сильно они пострадали? – с замиранием сердца спросила Сая.
– Никто не умер, – успокоил учитель Нармаил с поразительной беспечностью в голосе.
Сая перевела взгляд на свою тунику, забрызганную кровью, затем вновь на учителя. Никто не умер… Губы сами расплылись в ухмылке. Умерших нет. Целители позаботились об этом.
Согнувшись пополам, Сайарадил захохотала.
«Это истерика», – понял наставник; он беспомощно посмотрел на Нармаила, но тот лишь довольно улыбался. Порой Арамил сомневался в здравости рассудка своего учителя… Подойдя к Сае, он попытался придержать ее за плечи, но девочка с неожиданной силой принялась отбиваться, словно загнанный в угол зверек. Ее хохот все сильнее напоминал плач.
– Ты делаешь только хуже… Оставь ее в покое, – посоветовал Нармаил.
Арамил смерил старика взглядом, далеким от симпатии. Жрец примирительно поднял руки и отошел в сторонку. Наставник остался возле Сайарадил, больше не пытаясь прикасаться к ней. Постепенно девочка стихла; ее плечи обмякли, перебинтованные руки безвольно упали на колени.
– Хочу, чтобы вы знали, – сказал она; сорванный хохотом голос звучал хрипло. – Я вас никогда не прощу!
– Если тебе так нужно кого-то винить, то пусть это буду я, – повинился Нармаил.
Сая оглядела жрецов исподлобья.
– Если я захочу уйти, вы меня не остановите, – сказала она угрожающе. – Отец будет зол… Но он поймет.
– А как же метки? – спросил Арамил. – Тебе разве не интересно, что они значат?
Во взгляде Сайарадил отразилось недоверие: весь год она пыталась выведать хоть что-нибудь о знаках на ее руках, но наставник всякий раз уклонялся от ответа.
– Давно надо было все рассказать, – вздохнул Арамил, правильно истолковав ее молчание. – Но для начала тебе стоит переодеться… Встретимся внизу через полчаса.
За жрецами закрылась дверь. Несколько минут Сая сидела, вперившись невидящим взглядом в сложенные стопкой чистые вещи. Она вдруг поняла, что боится узнать правду.
***
Казалось, наставник избегает людей, ведя Сайарадил через темные боковые коридоры. Обогнув центральные залы, они вышли к лестнице, ведущей в подвалы Храма; здесь Сайарадил еще ни разу не была. Наставник протянул ей плащ, пояснил:
– Внизу холодно, – и, сняв со стены факел, начал спускаться по ступенькам.
Нижние уровни Храма занимали таинственные этажи, теряющиеся во мраке. Через шесть пролетов лестница закончилась, уперевшись в высокую дверь. Наставник толкнул створку, и та легко отворилась, но Сая была уверена – сделай это кто другой, вход остался бы заперт.
– Храмовый архив, – сказал Арамил, поднимая факел повыше.
Двери захлопнулись у них за спиной. Сайарадил плотнее запахнула плащ – холод здесь явно поддерживали с помощью магии – и огляделась. Ряды длинных, забитых книгами и свитками стеллажей уходили в темноту; справа возле двери стояли шкафы, уставленные запечатанными сосудами, слева располагались столы и скамейки; на столах громоздились толстенные фолианты.
– Каталоги, – пояснил, не оборачиваясь, наставник.
Они прошли мимо стеллажей и полок, мимо закрытых шкафов и бесчисленных сундуков – вперед, к дальней двери без ручек, засовов и петель. Казалось, кусок дерева просто вставлен в каменную стену; поверхность его была испещрена старым, истончившимся узором, в мешанине линий которого смутно угадывалась слова на первоязыках.
– Это названия первоэлементов, – разобрала Сая полустертые надписи. – Маги в эпоху до Объединения использовали их в своих ритуалах, призывая духов стихий.
– Духов не существует, – сказал наставник, обводя резьбу пальцем в нужном порядке.
– Тогда зачем они здесь? – спросила Сая; в голосе ее явственно слышалось любопытство юного ума.
– Это лишь символы, – строго ответил Арамил. – Не уподобляйся жителям дальних провинций, продолжающим ждать, когда у безликих истуканов вновь проступят лица! Жречество признает только в мага и его способности.
– Моя мама верит в Вайдер, богиню рек, озер и милосердия, – неожиданно для себя самой заупрямилась Сая.
– Но она ведь не маг, верно? – мягко заметил наставник. – Ей недоступно высшее понимание сил природы – в отличие от нас с тобой.
– Древние люди чтили Великое небо, как и мы, – не сдавалась Сая.
– Только они считали его божеством, а мы – первоначалом, – парировал наставник; он начинал понимать, почему учителям было так тяжело с этой ученицей. – Небо, солнце, земля и вода – то, что составляет наш мир и дарует жизнь. Все это – природные абсолюты, у которых нет лица. Мы видим и можем ощутить каждое из них. А кто видел Вайдер?.. Тысячелетняя практика наших предшественников доказывает, что вера в неведомые божества ложна – в противном случае наш Храм давно сожгли бы оскорбленные боги!
– Зачем тогда жертвоприношения ради урожая?
Рука Арамила дрогнула, смазывая рисунок; он поморщился – нужно было начинать сначала.
– Показательное представление как дань людской слабости, – честно ответил он, повторяя узор. – Ты еще поймешь, что в мире взрослых много лжи.
– Тогда почему я должна доверять вам, наставник?
Арамил вздохнул; пожалуй, у этих слов были веские причины.
– Давай договоримся, – предложил он. – Если ты решишь, что я тебя обманываю, то в тот же день уйдешь из Храмовой школы! Обещаю, что лично улажу проблемы с сенатором.
– Договорились, – серьезно сказала Сая, и они обменялись уважительными кивками.
Наставник завершил узор; в стене что-то щелкнуло, раздался скрип – и дверь медленно уплыла в сторону. Прежде чем войти, Арамил со словами: «С огнем сюда нельзя» повесил факел на стену и, взяв Сайарадил за руку, шагнул вперед. Дверь сзади встала на место, погружая комнату в кромешную тьму.
– Не бойся, – сказал наставник.
– Я и не боюсь, – ответила Сая, крепко вцепившись в его руку.
Казалось, прошла вечность, прежде чем в темноте один за другим вспыхнули огоньки. Сая увидела небольшую комнату; в центре стоял стол и несколько стульев, а вдоль стен располагались стеллажи из светлого камня, от которого шел мягкий свет.
– Это закрытый архив. Вход сюда позволен только Верховному жрецу и двенадцати наставникам Храмовой школы, – сказал Арамил. – Не будем терять время!
С одной из полок он снял внушительных размеров деревянный сундучок и осторожно поставил его на стол. На крышке был вырезан узкомордый имперский дракон; длинный хвост ящера служил хитроумной защелкой, с которой Арамил некоторое время повозился.
– Ты знаешь, кто такой Дайвон-Ши? – спросил он, поднимая крышку.
Внутри лежала стопка рисовой бумаги.
– Первый из Верховных жрецов, – Сая пригляделась; сквозь тонкий лист проступал рисунок тушью с обратной стороны.
– Перед тобой его дневник. Дайвон-Ши прекрасно рисовал, – наставник аккуратно развернул один из листков. – Он был учеником Вей-Рэна, так что сомневаться в подлинности портретов не приходится.
На бумаге изящными линиями был выведен портрет – назар в пышных многослойных одеждах и необычайно высоком головном уборе, вытягивающим его круглое лицо.
– Это Вей-Рэн… А вот и Мехред, – наставник развернул еще один листок, на котором был запечатлен южанин в длинном кафтане и шароварах, с тяжелым взглядом из-под косматых бровей и собранными на затылке волосами. – Лейв из народа моах, – большеглазый длинноволосый мужчина в вышитых узором одеждах; он был увешан амулетами от косичек на голове до щиколоток босых ног. – И последний…
Наставник развернул последний рисунок. Желтоватая бумага и черная тушь не могли передать бледность, но это лицо Сая узнала бы где угодно.
– Это он! – выкрикнула она. – Его я видела во снах!
– Знаю, – кивнул Арамил. – Возможно, ты думала, что унаследовала дар по линии Валлардов? Это не так. Магия родов-основателей практически исчерпала себя… Впрочем, среди них никогда и не было стихийных магов, так что дар перешел к тебе от матери-вандки. Как только я увидел твои метки, все стало ясно.
– Я не понимаю, – прошептала девочка.
– Нет ничего удивительного в том, что Ксайгал являлся тебе, – наставник попытался смягчить тон. – Судя по всему, он – твой далекий предок, Сайарадил.

Глава 8
– Что? – задохнулась девочка.
Арамил усадил ее за стол, а сам сел напротив.
– Пусть мои собратья против, но я считаю, что ты должна знать правду. Сайарадил, – голос наставника прозвучал неожиданно жестко, – забудь все, что тебе говорили о первожрецах! Правда слишком неприглядна, чтобы делать ее гласной. Считается, что их убили идолопоклонники… На самом же деле первожрецы уничтожили друг друга сами.
Сайарадил замерла, вглядываясь в нарисованные лица, и слушала рассказ наставника.
– В эпоху до Объединения над равнинами никогда не было единой власти. Стоило одному народу одолеть другого, как тут же налетал еще один. Так и продолжалось, пока однажды маг из народа вандов не встретил мага из народа моах. Оба были юны, оба были стихийными магами. Они стали друзьями несмотря на вражду их народов. Вода всегда неплохо ладила с Землей… Юные Ксайгал и Лейв скитались по Обозримым землям несколько лет. В своих странствиях они познакомились со многими, в том числе и с теми двумя, которые впоследствии вступили с ними в союз. Их похождения наверняка были увлекательны, но в дневнике Дайвон-Ши об этом нет ни слова. Его записи начинаются с того, как четверо стихийных магов из разных народов объединились, чтобы остановить бесконечную войну на равнинах. Число их сторонников росло с каждой победой; случалось, что войска сдавались, разом переходя на их сторону. Они не устраивали показательных казней, рушили кровавые жертвенники, свергали заплывших жиром шаманов и жестоких вождей, чем и завоевали любовь простого народа. Вместе эти четверо были сильны настолько, что равнины от лесов на севере до пустынь на юге, от гор на востоке до моря на западе – все покорилось им. За десять они взяли под контроль огромную территорию, что сейчас составляет Эндросскую республику, империю Райгон, Хаддский султанат и дикие земли! Установив мир, первожрецы основали учение о Первоначалах, набрали последователей… и погибли в возрасте около тридцати с небольшим лет. Что же произошло?
Сая вгляделась в глаза на портретах: мягкие мазки кисти не смогли скрыть твердости взглядов давно почивших людей. За каждой из четырех пар глаз скрывался непоколебимый характер.
– Они не поделили власть, – уверенно ответила Сайарадил.
Арамил посмотрел на нее с едва заметной улыбкой.
– Именно так, – подтвердил он. – Дайвон-Ши пишет, что после победы у первожрецов не осталось противников – кроме друг друга. В те времена сильнейшим из народов были ванды; неудивительно, что именно твой предок начал действовать первым. Вместе с большим войском Ксайгал разрушил дом своего друга Лейва, священный для моах город Сковос. Лейв же, в свою очередь, обрушился с армией на древнюю столицу вандов, город Колвак. В архивах Эндроса есть краткое упоминание о войне вандов и моах, но ни слова не говорится о причастности к этому магов! Не оставшись в стороне, Мехред и Вей-Рэн тоже вступили в борьбу за власть… Несмываемый позор Великих!
– Чем же все закончилось?
– Сражением на реке Лиук. Оставив армии, первожрецы сошлись лицом к лицу, но никто из них так и не смог одержать верх. В хрониках говориться, что земля и воды вокруг кипели и плавились два дня подряд. Силы были равны, они просто уничтожили друг друга. Чтобы сохранить мир на равнинах, ученики поклялись скрыть от мира тайну смерти первожрецов и сами приняли обет ненасилия. Обезображенные останки Великих запечатали в камне, которому придали вид благородной гробницы-Саркофага. Стоит ли говорить, что отношения между народами были испорчены? Моах так и не смогли простить разрушение священного для них города; вскоре после возведения Первохрама они ушли за дикие земли. По сей день мы ничего не знаем об их судьбе… Когда были выстроены стены Старого города, кмехи решили вернуться в родную пустыню. Пока Эндрос не вошел в силу, их поселения подвергались частым набегам кочевников с юга. Нынешние кмехи – лишь остатки некогда великого народа… Ванды, продолжавшие обособленно жить в своих землях, решили стать самостоятельным государством по прошествии без малого трех веков после трагедии на реке Лиук. Как известно, их затея потерпела полный крах. В то время на берегу Ринайского залива уже вырос и окреп Эндрос, столица республики из шестнадцати провинций. Знаешь, почему восстание вандов прозвали Красной солью? В летописях говорится, что прибрежная полоса Соляного моря была красной от крови после сражения…
– После казни, – тихо сказала Сая. – Остатки проигравшей армии вандов казнили на побережье. Восемь тысяч выживших мужчин… Пять десятилетий их трупы лежали в Долине Трех озер, прежде чем Эндрос разрешил провести похоронный обряд. С тех пор каждую весну воды Трех озер становятся красными в память о погибших.
– Воду окрашивают железные руды, – мягко поправил наставник. – Рядом шахты.
– Отец говорит то же самое…
– Потому что это правда. Сая, жречество никогда не одобряло ни войн, ни казней. Мы свято чтим память погибших вандов и даже преподаем вальдорн нашим ученикам!
– А как же нардан, наставник? Храм ведь предал забвению язык назаров!
«Да уж, тут не поспоришь», – подумал Арамил, вслух же сказал:
– Я считаю это большой трагедией. Магия назаров уникальна, по сей день лишь они могут тягаться в искусстве с Первохрамом! К сожалению, пять столетий назад назары решили отделиться, и, в отличие от вандов, им это удалось… Правда, оставить себе восточные провинции они не смогли, поэтому отступили в Грозовые горы. Так появилась империя Райгон с династий Назарда во главе. Сейчас там правит самозванец, военачальник из дворянского рода Чоу. Прав на престол у него нет, но на его сторону перешли войска… – наставник запнулся, решив, что сейчас не время и не место для политических дискуссий.
Наследница Валлардов хмуро смотрела на него снизу вверх.
– Ты хочешь спросить что-то? – спросил Арамил.
Сая замялась.
– Вы сказали, Первохрам чтит память вандов, – нехотя проговорила она. – Тех самых вандов, которые хотели уйти и проиграли. Но отделившихся назаров жречество без сомнений вычеркнуло из своей истории! Получается, Первохрам помнить лишь тех, оказался слабее… Такому наследию вы служите, наставник?
Арамил присел перед ней, сравнявшись уровнем глаз.
– Мы служим, – сказал он, подчеркивая «мы». – Сая, Эндрос – это город, где вместе сосуществуют потомки многих народов, но кто при этом стоит у власти – не дело Первохрама. Наше дело – хранить и передавать учение первожрецов! Назарские маги пять веков назад сделали свой выбор. Они предали своих братьев, обратили магию в оружие… Нардан больше не преподается в Храмовой школе не из-за отказа назаров подчиняться Эндросу, а потому, что назарские маги попрали все жреческие обеты!.. Твоя мама рассказывала тебе об ужасной истории вандов, – примирительно добавил Арамил, – но жречество не причастно к той трагедии! Не Первохрам отдал приказ казнить остатки вандской армии.
– Я знаю… Это сделал Сенат, – пробормотала девочка; взгляд ее упал на портрет тушью. – Вы уверены, что я потомок Ксайгала? Мне бы не хотелось иметь такого предка!
– К сожалению, мы не выбираем себе родственников, – развел руками наставник.
Сая мрачно кивнула и вдруг встрепенулась.
– Если я потомок первожреца Воды, то, значит, Эйлинур тоже! Вдруг она умеет управлять водой?
Арамил прислушался: кажется, наверху было тихо… Пока.
– Наследуют ли дети магов родительский дар? – спросил он Саю.
– Не всегда, – покачала та головой. – Дар могут унаследовать и внуки, и даже правнуки. Если же маг не рождается четыре поколения подряд, это значит, дар в роду утерян.
– Верно, – покивал наставник. – А если одаренные дети будут рождаться, но семья не позаботится о развитии их способностей?
– Магия рода постепенно иссякнет… Но как же так, наставник? В семье моей мамы не было стихийных магов ни четыре, не более поколений назад! Уж она бы рассказала мне об этом…
– Это загадки и для меня тоже, – признался Арамил. – Вполне вероятно, что ты – первый стихийный маг в роду за много поколений. Почему так случилось? Сложно сказать… Возможно, все дело в смешении крови потомков Ксайгала с потомками рода-основателя, в котором когда-то была немало сильных магов… Ответ на этот вопрос нам лишь предстоит найти.
– Как вообще вышло, что стихийные маги перестали появляться на свет? – озадаченно спросила Сайарадил.
– К сожалению, ответ на этот вопрос мне хорошо известен, – вздохнул наставник. – Видишь ли, тысячу лет назад ученики первожрецов были так потрясены сражением своих учителей, что на общем совете предали стихийную магию забвению.
– Они перестали обучать одаренных детей? – догадалась Сайарадил.
Наставник горько улыбнулся.
– Да, Сая, перестали… И не только. Суеверный страх перед стихийной магией был так велик, что одаренных детей стали попросту уничтожать.
Ладони Сайарадил под повязкой вдруг обдало сильным жаром.
– Противников стихийной магии было немало, и действовали они очень осторожно, – продолжал наставник. – Нападали в основном на маленьких детей, пока те не вошли в силу. Первые десятилетия были особо кровавым… Затем стало проще. Через сто лет одаренные стихийной магией дети почти перестали рождаться. Еще через двести лет хроники были полностью переписаны, и о стихийной магии начали забывать. Только здесь, в архивах Первохрама, хранятся подлинные документы того времени. Именно в них мы встречаем записи о таинственных метках. Хроники повествуют о трех случаях появления странных отметин – и все они связаны с потомками первожрецов.
Наставник вновь прислушался к царившей вокруг тишине и продолжил уже быстрее:
– Началось все сразу после смерти Великих. Одна из дочерей Вей-Рэна дотронулась до Саркофага, и на ее руке тотчас же появились кровавые отметины. Кое-кто из очевидцев узнал в них очертания рун магов моах; к сожалению, северяне тогда уже отдалился от мира, готовясь уйти вглубь лесов, а без них никто не мог расшифровать руны. Назарские маги увезли дочь Вей-Рэна в один из своих монастырей на востоке. Судя по летописям, вскоре она скончалась, но причина осталась неизвестной. Других потомков Вей-Рэна назары скрыли от преследований в Грозовых горах, но обучать их стихийной магии все же не решились. Через несколько поколений дар в роду первожреца Воздуха выродился… По крайней мере, такова официальная позиция Райгона.
Сая потихоньку потерла руки – бинты вмиг пропитались сукровицей. Арамил нахмурился, заметив кровавые потеки на повязке, но едва уловимое движение несколькими этажами выше заставило его продолжать.
– Второй случай произошел с сыном Мехреда. Он пришел поклониться праху отца, но стоило ему приложиться к Саркофагу, как на лбу, которым он коснулся камня, открылись кровоточащие раны. Это были рунные символы… Судьба этого молодого человека была печальна – на выходе из Святилища его поджидали фанатики, желавшие покончить с родом первожреца Огня. Впрочем, у Мехреда было около двух десятков детей, так что говорить об истреблении его рода можно лишь с большой натяжкой! После того как стихийная магия оказалась под запретом, все шестеро жен Мехреда исчезли, прихватив с собой своих детей. Сомнительно, чтобы эти перепуганные женщины решили тайком обучать склонных к магии отпрысков Великого. Как бы там ни было, с тех пор потомки Мехреда ни разу не появлялись в официальных хрониках любого из народов Обозримых земель.
Что же касается детей Лейва, архивные записи говорят о его сыне, который участвовал в сооружении Саркофага и умер от таинственных ожогов.
Все эти события вызвали массу споров среди магов того времени. Появилась безумная теория о проклятии, которое навлекли на себя первожрецы. Некоторые считали, что рунные отметины на коже потомков – это месть магов моах за разрушенный Сковос, что, впрочем, не объясняет смерть сына Лейва… Есть древнее пророчество, – сказал Арамил неохотно. – Дайвон-Ши записал слова, повторенные тремя разными провидцами того времени: в тот час, когда каждый из первожрецов получит часть своей крови, Саркофаг расколется пополам – и на мир обрушится великая скорбь.
Наставник замолчал. Слова о проклятии, которые всегда казались ему дикостью, обретали новый смысл в темном подвале, когда их слушал ребенок с метками на руках.
– А как же потомки Ксайгала? – спросила Сая с волнением.
– У него была семья – жена и двое детей, но они считались погибшими во время разрушения Колвака северянами, – ответил Арамил. – О потомках Ксайгала нет ни одного упоминания в летописях, но метки на руках красноречиво подтверждают твое происхождение… Понимаешь теперь, почему некоторые из наставников настроены против тебя? Они считают, что описанное в пророчестве проклятие – правда.
– А вы верите в это? – спросила Сая.
– Не верю, – покачал головой Арамил и честно добавил: – Раньше не верил. Но теперь… Весь последний год я перечитываю архив в поисках ответов. Думаю, разгадка кроется в текстах моах, но их рунное письмо никто не смог расшифровать до конца.
– Я могла бы помочь вам! Мне хорошо даются языки, – с надеждой сказала Сайарадил.
Арамил потрепал ее по светлой макушке.
– С радостью приму твою помощь.
Сая хотела поблагодарить его, как вдруг почувствовала страшную слабость.
– Нам нужно уходить, – услышала она встревоженный голос наставника, но его самого уже не видела: мир закружился хороводом забитых книгами полок и канул в темноту.
Арамил подхватил обмякшую девочку и бросился к двери, дивясь тому, насколько она легкая.
– Как вы посмели сюда войти?! – раздался гневный крик.
В дверях стоял наставник Аргус. Видно было, что он спешил: лицо его раскраснелось, мокрые от пота волосы прилипли ко лбу.
– Мне казалось, у меня есть на это право, – спокойно заметил Арамил.
– Но не у девчонки! – рявкнул Аргус.
– У нее больше прав, чем у всех нас, – не сдерживаясь, Арамил смерил его брезгливым взглядом. – Отойди! Сайарадил нужна помощь.
Несколько мгновений казалось, что Аргус не уступит, но он все же подвинулся, пропуская молодого наставника. Арамил бросился к выходу из архива. У лестницы его встретил запыхавшийся наставник Еримил.
– Чего ты добиваешь, приводя ее сюда? – крикнул он, заступая дорогу. – Хочешь стать ее покровителем? Несчастный дурак! Неужели ты думаешь, что потомок Ксайгала станет служить тебе?
– Я уверен, – смиренно сказал Арамил, – что Сайарадил будет служить Храму! И прежде чем привести ее сюда, я посетил Верховного жреца. Надеюсь, его разрешения для вас достаточно?
Лицо старшего наставника вытянулось так, что разгладилось большинство морщин. Он посторонился, пропуская Арамила на лестницу, после чего без сил опустился на одну из ступенек.

Глава 9
Сая металась в горячке несколько часов кряду, после чего затихла, лишь изредка вздрагивая от пробегающих по телу судорог. Повязки с ладоней пришлось сдирать: кровавые волдыри, которыми покрылась кожа, лопнули и ссохлись, намертво приклеившись к ткани. Вопреки ожиданиям, ободранные руки Сайарадил были обжигающе-ледяными, а ее щеки, и без того бледные, белели с каждым часом.
Полгода назад целители Первохрама, которых насчитывалось пятеро, обратились к Верховному жрецу за разрешением отбыть на север, где бушевал черный мор; Верховный неохотно, но позволил им следовать за своим предназначением. В Храме остались лишь рядовые лекари, на которых легли тяготы по приему больных.
И вот теперь они с отчаянием метались по лазарету, пытаясь отыскать притирания, которые были бы способны помочь наследнице Валлардов. Наставник Арамил не находил себе места. Между тем в щели между ставнями просочился солнечный луч; рассветало.
– Может, стоит сообщить семье? – осторожно предложил учитель Нармаил.
– Она очнется! – отрезал наставник.
– Если так, это будет чудо.
Глаза Арамила вспыхнули безумным огнем.
– Я не дам ей умереть! И если для этого нужно чудо… Приведи Айне Анарда.
– Адепта? Ему запретили использовать свой дар до посвящения!
Взгляд наставника стал жестким.
– Так приведи его тайно!
Старый жрец неодобрительно покачал головой и вышел из лазарета. Арамил принялся ждать, вслушиваясь в прерывистое дыхание Сайарадил.
– Наставник? – раздалось в дверях. – Мне сказали, кому-то из первогодок плохо. Великие предки! Это же…
– Да, это она, – Арамил обернулся, даже не пытаясь скрыть отчаяние. – Айне, прошу, скажи, ты можешь ей помочь?
***
Когда Сайарадил пришла в себя, то обнаружила, что ничего не видит, но явственно ощущает на своем лбу чью-то прохладную ладонь.
– Слышишь меня? – спросил незнакомый голос.
Он продолжал говорить, но Сая уже не могла разобрать слов. Ей казалось, что она падает вниз, и это бесконечный свободный полет манил куда больше, чем незнакомый голос.
Айне Анард беспомощно посмотрел на учителей:
– Боюсь, я не смогу помочь.
– Что с ней? – навис над ним Арамил.
– Сила пробудилась внезапно… И она так велика, что ткани тела не выдерживают, – пояснил адепт. – Если бы дар развивался постепенно, как то было задумано природой, тело успело бы повзрослеть и окрепнуть! А сейчас оно просто умирает.
Арамил метнул убийственный взгляд на учителя Нармаила; старый жрец опустил глаза.
– Смотрите, – адепт провел рукой над Сайарадил; видно было, как у него вздулись вены. – Энергия распыляется в пространство, как будто ее тело иссечено сотней невидимых порезов! Естественная защита трескается изнутри под натиском пробудившейся магии. Если так продолжится, она умрет через пару часов. Я попробую немного замедлить процесс…
– Это опасно для твоей жизни! – вклинился Нармаил.
– Смерти я не боюсь, – поморщился Айне. – А вот хватит ли вам смелости спасти ее от дара, который убивает?
– Следи за словами! – одернул было учитель, но Арамил перебил его:
– А если она лишится дара, то поправится?
Нармаил поглядел на наставника, как на помешанного.
– Что ты предлагаешь?
– Запечатать ее дар.
– Это еще как?
– Рунная магия моах.
– Магия древних северян? Жречество ей не владеет!
– Я изучал руны…
– Но ты никогда ими не пользовался!
– Отличный случай попробовать.
– Рунная магия запрещена седьмым из Верховных под угрозой отречения и смерти!
– Кто узнает? Мы не проболтаемся, а Айне я заблокирую память.
Адепт презрительно фыркнул.
– Это безумие, – Нармаил поднял руки, словно снимая с себя всякую ответственность.
Оставив Сайарадил на попечение адепта, наставник принес из своих покоев записи, которые он вел вот уже несколько лет. Наскоро перелистав страницы, Арамил нашел нужный отрывок и вгляделся чертежи, скопированные им из первоисточников. Легендарная магия древних северян, утерянная много веков назад… Кое-что ему все же удалось расшифровать!
Почти удалось.
– Сдвинем стол, чтобы было свободное место, – Арамил решительно тряхнул головой, отгоняя сомнения: жрец должен быть уверен в своем праве творить магию. – Придется открыть окна, не могу же я чертить вслепую! Кстати, чем можно нанести руны на пол?.. Айне! Мне нужно, чтобы ты привел Саю в чувство! Пусть даже на минуту.
Пробуждение было пыткой – тело сковал леденящий холод, мягкий утренний свет казался нестерпимо ярким. Сайарадил попыталась сфокусировать взгляд… И захрипела от ужаса. Над ней склонился наставник, за которым стояла безмолвная тень с бледным лицом. В прозрачных голубых глазах замерло холодное безразличие.
«Он пришел за мной», – поняла Сая.
Ничего не подозревающий Арамил попытался поймать ее взгляд:
– Сайарадил! Слышишь меня? Ты поправишься, если мы запечатаем твою силу. Позволишь помочь тебе?
Сая судорожно кивнула головой. Арамил понадеялся, что этого будет достаточно: в текстах моах особо указывалось на необходимость согласия того, над кем совершается ритуал.
– Подожди в коридоре и никого не пускай внутрь! И помни – заблокировать память для меня дело двух щелчков пальцами, – строго сказал наставник адепту. – Но кто знает, не ошибусь ли я? Жаль будет, если такой молодой парень станет дурачком…
Айне Анард фыркнул и вышел из комнаты.
– Я тоже пойду, пожалуй, – подался к выходу жрец Нармаил.
– Останься, – попросил наставник. – Для ритуала будет нужен свидетель… Не смотри так! – простонал он, видя осуждающий взгляд старого учителя. – Просто помоги.
– И что я должен буду делать? – сдаваясь, спросил Нармаил.
– Думаю, просто стоять рядом, – неуверенно ответил Арамил.
Учитель Нармаил капнул в курильницы немного пихтового масла, чтобы воссоздать атмосферу севера. Вместе они уложили завернутую в плащ Сайарадил посреди комнаты; наставник, опустившись на пол, принялся аккуратно выводить вокруг нее неведомые символы кусочком белой глины, найденной в лекарских запасах. Нармаил с тревогой наблюдал за ним, и чем дольше он смотрел, тем отчетливее ощущал давление в висках. Через несколько минут в ушах старика зашумело, а в глазах замерцали черные мушки… Арамил же все рисовал и рисовал, словно войдя в некий транс.
Когда круг был почти замкнут, наставник замер в нерешительности.
– Далее нужно написать три имени, – сказал он. – Но на каком языке? В унге имя пишется руной, но я понятия не имею, какими рунами можно записать нас!
– Пиши на первоязыке, – подсказал Нармаил.
Арамил согласно кивнул и написал на самом древнем из языков равнин свое имя, имя учителя, и последним имя Сайарадил, после чего пятью аккуратными росчерками начертил последнюю, сорок девятую руну. Отложив кусочек глины, он поглядел на свою ученицу. Та хрипло дышала, вздрагивая от озноба.
– Сработало? – прошептал Нармаил.
– Я сделал все, как описано в текстах, – растерянно проговорил Арамил и, обведя круг рун рукой, прочел: – Накладываю печать на мага по его согласию перед свидетелем силою из круга сорока девяти рун до тех пор, пока каждый из троих не откажется от своих слов или не лишиться своего права… Наши имена… Замыкающая руна… Перевод вольный, но вроде бы все правильно!
Находящаяся в полузабытьи Сая застонала – то ли от боли, то ли от разочарования. Бледная тень за спиной учителя Нармаила равнодушно глянула на нее и исчезла, растворившись в полумраке лазарета. А может, она лишь привиделась воспаленному сознанию Сайарадил?
– А дальше? – спросил Нармаил.
– Я не знаю, – пробормотал наставник.
– Может, нужно что-то дописать?
– Да не знаю я!
«Малая жертва», – вдруг отчетливо услышала Сая.
На миг ей показалось, что это наставник, но нет – он пререкался с учителем. Через силу девочка огляделась, но в комнате больше никого не было.
«Малая жертва», – прозвучало настойчивей.
– Какая жертва? – прошептала Сая.
Наставник удивленно обернулся к ней.
«Малая жертва! – обрадовавшись, что его услышали, зачастил некто. – Ритуал не завершен! Без жертвы руны будут мертвы».
– Что ты говоришь, Сайарадил? – наклонился к ней наставник.
– Малая жертва, – прошептала девочка.
«Без жертвы руны мертвы», – подсказывал голос, и Сая повторила за ним:
– Без жертвы руны мертвы… Окропи их кровью троих, что платою будет… Иначе могуществу не пробудиться!
– Это не твои слова? – догадавшись, спросил наставник, но Сая уже была без сознания.
– Кровавый ритуал! – ахнул Нармаил. – Ты же не собираешься…
– Всего лишь капля крови, – отмахнулся наставник, кивая на стол. – Подай-ка мне нож!
Свою ладонь Арамил порезал без церемоний; кровь капнула на руны, забрызгав его белые одежды. Опухшие ладони Сайарадил наставник побоялся трогать, и вместо этого быстрым движением уколол тонкую кожу у нее на предплечье повыше запястья, аккуратно собрав несколько капель крови на кончике ножа. Учитель Нармаил тем временем нашел другой нож, с кислым лицом тыкнул себе в палец и подержал его над кругом из рун.
Когда последняя капля крови упала на руны, закорючки на миг вспыхнули зловеще-алым – хотя, возможно, это лишь показалось Сайарадил, поскольку наставник после уверял, что ничего подобного не заметил.
Когда Айне Анарда вновь пригласили войти, наследница Валлардов спала. Она все еще была бледна, но щеки потеплели, и отек на ладонях начал спадать. Адепт выдохнул с облегчением. Залечить волдыри на руках труда не составляло.
***
– Сайарадил.
Сая резко открыла глаза. Она стояла, окруженная клубами белого тумана. «Неужели опять?» – простонала девочка и, желая поскорее прервать ненавистный кошмар, выставила перед собой руки. Шаг, второй, еще один – но впереди была лишь туманная пустота.
– Сайарадил!
Сая завертелась на месте, растопырив руки в поисках Саркофага, но вокруг не было ничего, кроме тумана.
– Кто здесь? – выкрикнула она; голос прозвучал глухо.
– Не стоит бояться, – ответили ей.
Сая замерла, настороженно вглядываясь в туман.
– Кто ты? – повторила она.
– Лишь тень прежнего себя, – казалось, голос звучал отовсюду.
– Ты Ксайгал? – с опаской спросила Сая.
– Не произноси это имя! – воскликнул голос. – Иначе он услышит.
– Кто?
– Носящий имя.
– А как зовут тебя?
– Ты знаешь.
Туманные завихрения сложились в рисунок: моложавое лицо в обрамлении длинных волос, на висках переплетенных в косички… Сая видела его совсем недавно, поэтому узнала сразу же.
– Это ты нашептал мне про обряд моах? – догадалась она.
– Я, – не стал отпираться голос.
– Почему не покажешься?
– А как? Меня ведь нет больше, – в голосе послышалась тоска. – Его ты видишь лишь потому, что вы – одна кровь.
– Что это за место? – Сая оглядела белую пелену вокруг.
– Это пустота между мирами.
– Какая еще пустота?
– Междумирье, пространство между миром живых и миром мертвых.
– Почему ты здесь?
– Потому что я умер.
– А я почему?
– Потому что ты умерла.
– Что?!
Ей послышался смешок.
– Люди попадают сюда, находясь при смерти. Выжившие возвращаются к жизни, не запоминая это место, а мертвые идут дальше… Тебя есть кому спасти, так что не стоит переживать.
Сайарадил перевела дух.
– Но если ты умер, почему не пошел дальше? – спросила она.
– Выжившие возвращаются, мертвые уходят, – повторил голос; в его звучании послышалась лютая тоска. – Лишь мы заперты здесь навечно.
– Кто это – мы?
– Ты знаешь.
В тумане один за другим всплыло еще три лица. Они немного отличались от рисунков тушью, но Сайарадил все равно узнала их.
– Почему вы не можете просто уйти? – спросила она.
– Не все из нас этого желают.
– Чего же хотят остальные?
– Вырваться отсюда… Но я не позволю им это.
– А ты?
– Мне нужен лишь покой.
– Почему ты рассказываешь мне все это?
– Хочу вступить с тобой в союз. У тебя все равно нет выбора! Ведь ты – последняя жертва. Если перепутье не будет уничтожено, то ты умрешь.
– Ты ведь сказал, меня есть кому спасти, – напомнила девочка дрогнувшим голосом.
– Нет, на этот раз ты в безопасности! Но смерти тебе все равно не избежать. Все, кто был отмечен знаками жертвы, обречены на это, – ответил голос. – Погляди на свои руки!
Сая скользнула глазами вниз; багровые шрамы на ладонях никогда не казались ей столь омерзительными.
– Перепутье должно быть уничтожено, – настойчиво сказал голос. – Если этого не сделать, то ты умрешь, а они вырвутся на волю!
– Что такое перепутье? – спросила Сая.
– Вы называете его Саркофагом, – пояснил голос.
– Саркофаг – это святыня нашего народа! – ужаснулась Сайарадил.
– То, что вы так опрометчиво сделали святыней, – голос прозвучал жестко, – на самом деле тюрьма, в которой наши духи томятся вот уже тысячу лет!
Воцарилась тишина.
– Я не верю тебе, – сказала наконец Сая и вдруг явственно ощутила, что ее хлопают по щекам.
Голос прозвучал тише:
– Я знаю. Но придет время, когда у тебя не останется других союзников! Будет нужна помощь, позови меня по имени…
Туман вокруг Сайарадил завертелся вихрем и стал чернеть.
– Перепутье должно быть уничтожено! – голос прокричал, словно издалека.
– Я не верю тебе! – крикнула Сая в ответ.
– Тише, тише, – сказал ей кто-то успокаивающе. – Все в порядке! Ты в безопасности.
Чернота рассеялась, и Сайарадил поняла, что лежит на узкой кровати возле распахнутого окна. Рядом с ней сидел светловолосый парень в серой с тремя синими полосами тунике адепта Храмовой школы; он что-то мешал в глиняной чаше, стоявшей у него на коленях. Значит, она в лазарете… Как же светит солнце!
– Э, нет! Вставать тебе нельзя! – крикнул парень, когда Сая попыталась подняться.
– Кто ты такой? – недовольно спросила та.
Незнакомец изобразил вполне грациозный поклон, если учесть, что в этот момент он придерживал коленками чашу.
– Адепт Храмовой школы Айне Анард! – представился он.
В этот миг Сайарадил глянула на собственные руки и вместо воспаленных ран с удивлением обнаружила на ладонях лишь тонкие сухие корочки.
– Хвала лекарям, как быстро! – восхитилась она.
– Хвала им, конечно, но, вообще-то, тебя лечил я, – демонстративно нахохлился Айне.
– Ты – тот самый адепт-целитель? – ахнула Сайарадил.
Адепт расплылся в улыбке, которая была красноречивее любых слов.
– Как твое самочувствие? – спросил он тоном заправского лекаря. – Легкая слабость вполне допустима, ведь ты проспала неделю!
– Что? – выдохнула Сая, вновь делая попытку сесть.
– Лежать! – строго скомандовал Айне. – Хочешь, чтобы все мои старания были впустую? На-ка вот! – он протянул ей чашу, в которой оказалось варево темно-бурого цвета. – Предупреждаю сразу – не самая приятная штука, но выпить надо.
Сайарадил, давясь, проглотила приторно-сладкую, тягучую, маслянистую дрянь. Видя, что пациентку мутит, Айне быстро сунул ей за щеку кислую лимонную пастилку и принялся готовить новую смесь, попутно со смехом рассказывая, как возмущались храмовые лекари, когда наставник Арамил запретил им приближаться к ее постели.
Сая искоса рассматривала адепта. Неужели перед ней был настоящий целитель? На вид ничем не примечательный юноша – высокий, худой и нескладный, с большими руками, длинной шеей и нелепо торчащим кадыком; его перевязанные шнурком волосы забавно пушились на макушке… Сайарадил перевела взгляд с левой руки адепта на свою и обратно. Нет, ей не показалось! На запястье Айне Анарда отчетливо виднелась кровавая корка, формой похожая на полумесяц; точно такая отметина красовалась на запястье Сайарадил. Приглядевшись внимательней, она поняла, что руки адепта покрыты такими же шрамами, что и ее собственные.
Девочка хотела задать вопрос, но промолчала.
Айне Анард оказался славным малым. Он заставил Саю пробыть в лазарете семь дней и все это время оставался рядом, готовя отвары для восстановления и примочки на руки, подлечивая заболевших и непрестанно ругаясь с лекарями. От него Сая узнала, что напавшие на нее ученики были строго наказаны: часть отстранили от учебы, переведя на послушание, кого-то и вовсе вернули домой без права продолжать обучение. Зачинщика всего этого, двенадцатилетнего Рэга, никто не видел с того самого дня; поговаривали, что над ним состоялся суд Совета, после чего Рэг в сопровождении храмовой стражи отбыл в неизвестном направлении. Правда ли это или просто слухи, Айне не знал и советовал не любопытствовать, а поскорее забыть все, как плохой сон. Сайарадил и рада была бы избавиться от воспоминаний, но пережитый ужас возвращался к ней в ночных кошмарах, а днем мерещился запах жженых волос. К счастью, Айне словно нарочно болтал без умолку, не позволяя ей погрузиться в мрачные мысли.
Он был родом из крохотного городка на юго-западе, где жил до семи лет, пока не исцелил случайным наложением рук сломавшего ногу отца. Весть об этом мгновенно разлетелась по округе и дошла до местных магов. Так юный целитель стал учеником Храмовой школы. Теперь Айне было восемнадцать; его ценили учителя и наставники, а сам он хотел лишь одного – навестить родителей, с которыми не виделся вот уже одиннадцать лет, и если Совет благословит, открыть лечебницу в родной провинции. Айне вдохновенно расписывал свои планы, заставляя Саю улыбаться. В нем не было ни капли лукавства… Впрочем, о целителях говорят, что все они не от мира сего.
В Храмовой школе чистосердечные простаки были не в почете – впрочем, как и выходцы из знатных семейств. Между Айне и Саей лежала пропасть в семь лет, но семь дней в лазарете сблизили эти два одиночества. Так у Сайарадил появился первый в жизни друг, и подтверждением тому были одинаковые шрамы на их запястьях.

Глава 10
Вдох. Выдох. Вдох; под водой вдох давался сложнее…
– Госпожа! Вы здесь?
Голос не был слышен сквозь толщу воды, но Сайарадил почувствовала нетерпеливое внимание. Вдох…
Выдох!
Резко оттолкнувшись ногами, Сая вытолкнула себя на поверхность. От неожиданного всплеска перепуганный послушник отшатнулся от края бассейна.
– Прошу прощения, если помешал вам! – сказал он, отводя глаза от мокрой туники, облепившей стройное тело.
– Что случилось, Вард? – спокойно спросила девушка, отжимая волосы.
– Вас ждут внизу! Сенатор с госпожой здесь!
– Вот как.
– Наконец-то! Ведь вы так ждали встречи с ними!
– Неужели?
Холодок в ее голосе заставил послушника побледнеть.
– С ними ваш брат, – пролепетал он, потирая родимое пятно на левой щеке.
– Благодарю тебя, Вард.
Послушник услужливо протянул ей полотенце.
– Не нужно.
Девушка развела руки, и от мокрой ткани повалил пар. Когда дымка рассеялась, стало ясно, что туника просохла и вновь заструилась вокруг Сайарадил аккуратными складками. В глазах послушника читалась грусть.
– Прошу, не забудь спустить воду, – напомнила девушка перед тем, как выйти из комнаты.
Вард посмотрел на глубокий бассейн, дно которого терялось в полумраке зала, и недовольно скривился.
– А раньше так рыдала в подушку по маменьке! – пробормотал он и плюнул в воду.
***
Вместо положенных пяти лет Сайарадил ходила в младших учениках всего три года. Учителя твердили, что магические практики на первой ступени примитивны, а поскольку грамоте и многим наукам дочь сенатора уже была обучена, разумней будет перевести ее на старшую ступень… Сае в ее тринадцать лет не требовалось объяснений получше.
Вопросы появились, когда через два года ей объявили о переводе на высшую ступень. Таково было решение Совета и лично Верховного жреца – объяснил наставник Арамил. Сая чувствовала, что он недоговаривает, но, как она ни пыталась выведать правду, наставник молчал. В конце концов, девушка сдалась. Какое, в общем-то, дело, сколько полос нашьют на ее тунику? Гораздо важнее было, что отныне она имела право видеться с семьей!
Всю свою жизнь Сая провела за стенами, будь то родовое поместье или Первохрам; порой ей всерьез начинало казаться, что мир, о котором она читала в книгах – это ложь, и вне пределов стен не существует ничего. Раз в неделю отец присылал краткую записку, в которой дежурно осведомлялся об успехах старшей дочери. Письма от матери приходили реже, но были куда более длинными. Сая частенько перечитывала их перед сном, давясь слезами.
Едва получив третью полоску на свои одежды, она послала домой восторженное приглашение в Храм. Но шли дни, миновал месяц-другой, а отец, ссылаясь на занятость, так и не пришел навестить свою наследницу. Наступила короткая, по-южному теплая зима. Потеряв надежды на визит главы семейства, Сая написала матери; ответом был вежливый отказ, написанный, возможно, даже под диктовку отца.
Вскоре Айстриль и вовсе перестала отвечать. Сайарадил места себе не находила. Ее стали мучить дурные сны: мама лежала в постели, взмокшая от пота; ей было больно, очень больно… Сая просыпалась в холодном поту от резких спазмов в животе. Она больше не просила встреч, лишь умоляла отца рассказать правду о здоровье матери. Дижимиус писал, что с той все прекрасно, но почерк этих дежурных отписок неуловимо поменялся. Сая поняла: их пишет поверенный отца, Рэмблес, росший вместе с Дижимиусом как его личный слуга. В детстве Сая много времени провела с этим угрюмым человеком; не без основания считая, что Рэмблес по-своему привязан к ней, вместо письма для отца Сая написала записку его поверенному.
На следующий день послушники доложили, что в парке ее ожидает посетитель. Надев маску, девушка вышла в сад. Рэмблес поджидал под облетевшими акациями; за прошедшие годы поверенный постарел, но тяжелый взгляд остался при нем.
– Так и знал, что вы догадаетесь, госпожа, – вздохнул Рэмблес, хмуро созерцая безликую маску.
– Почерк отца более угловатый, – заметила Сая.
– Я хотел, чтобы вы догадались.
Сая удивленно вскинула брови под маской. Значило ли это, что Рэмблес искал встречи с ней? Хоть он и знал дочь господина с рождения, статус слуги не позволял слать ей письма. Сайарадил вспомнила вдруг, как однажды отец отругал ее, шестилетнюю, за ряды неровных, прыгающих букв; маленькая Сая проплакала до заката, а после до утра упрямо прописывала непослушные буквы при свете факела. И все это время рядом сидел Рэмблес, нахохленный, как промокший ворон. Когда-то у него была жена, но она с ребенком умерли в родах; второй раз он так и не женился. Вместо собственных детей Рэмблес растил дочь господина: видел ее первые шаги, слышал первое слово и обучал наукам, в которых был сведущ… Сайарадил откинула капюшон и сняла маску, невзирая на беседующих о чем-то поодаль жрецов.
– Что происходит? – спросила она, вдохнув полной грудью свежий воздух.
– Ваша мать беременна, – будничным тоном сообщил Рэмблес.
У Сайарадил перехватило дыхание; забыв приличия, она схватила поверенного за руки.
– Это же прекрасно! Какой месяц?
– Седьмой… Вы стали так похожи на нее, госпожа, – тяжелый взгляд Рэмблеса чуть потеплел.
Бледные щеки Сайарадил благодарно покраснели.
– Значит, у меня скоро появится еще одна сестра или…
– Или брат, – веско закончил Рэмблес.
Брат. Единственный сын главы рода Валлардов, его законный наследник. Если он родится, кольцо Валлардов перейдет к нему! От этой мысли девушка испытала невероятное облегчение.
– Отец знает, что я никогда не хотела быть его преемницей, – сказала Сая, прокручивая цепочку с кольцом в руках; интересно, оно все еще было велико ей?
– Господин не видел вас много лет, – хмуро произнес Рэмблес. – То, что не нужно ребенку, может возжелать взрослый. А с вашими силами…
– Он думает, я лишу брата его законного места? – усмехнулась Сайарадил.
Рэмблес ссутулился еще больше.
– Неужели это правда? – ошарашенно воскликнула Сая. – Вот почему он не пускает маму в Храм… Думает, будто я способна причинить ей вред!
– Я так не говорил, госпожа, – тихо сказал Рэмблес. – Но я и не глава рода Валлардов.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/alena-nosova/vedauschaya-vodoy-64616986/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.