Читать онлайн книгу «Amystis» автора Олег Новокщёнов

Amystis
Олег Новокщёнов
Смутное время. Двум молодым полководцам поручено спасение Москвы от осаждающего её Тушинского вора. Все победы одержаны, враги повержены, и остаётся сделать последний шаг, но герои внезапно замирают перед решающим выбором: а что если его не делать? Что если предпочесть подвигам и славе эстетическое созерцание и гомерический абсурдизм?
Другой герой романа – время. Оно перевёрнуто, как в чёрной дыре, за горизонтом событий. В пространстве передвигаться более нельзя, но во времени – сколько угодно. Герои беззастенчиво игнорируют его неотвратимый ход, свободно обращаются с будущим и прошлым. Для этого им нужно лишь замереть и бездействовать – абсолютно.


Олег Новокщёнов
Amystis[1 - др.-греч., выпивание стакана вина одним глотком]
Литературно-художественное издание

Редактура: Анна Пехова
Вёрстка: Александра Яшаркина
Иллюстрации: Александр Киреев, Сергей Дедович
Полное или частичное копирование материалов книги без разрешения правообладателя запрещено.


?

Об авторе
Авантюрист от литературы
Интервью с литературоведом Дмитрием Горшечниковым
Корр.: Дмитрий Викторович, Олег Новокщёнов известен как популярный телеведущий и автор социально значимых медиапроектов, но нашим читателям, прежде чем ознакомиться с его романом, хотелось бы узнать, что представляет собой автор как личность. Вы, человек, давно знающий Олега Александровича, не могли бы рассказать о его закулисном облике?
Д. Г.: О, да! С величайшим наслаждением. Передо мной лежит документ – досье следственного комитета на О. А. Новокщёнова. Хорошо зная подробности биографии вашего «литератора», прокомментирую лишь некоторые пункты.
Корр.: Насколько мне известно, Олег Александрович имеет диплом исторического факультета?
Д. Г.: Да (багровеет)! А вам известно, как он его заполучил? Так я вас просвещу. В 2000-м году, вернувшись из научной экспедиции в Среднюю Азию, Новокщёнов заявил о находке некоего древнего текста, написанного на фарси. «Предание о Марзупе из Маргианы», как окрестили его тогда, спровоцировало большой скандал. Исследователям кафедры историографии удалось доказать, что это подделка. Мошенник слишком вульгарно обращался с персидскими наречиями (смеется). К тому же впоследствии друг Новокщёнова, кандидат наук Киреев, признался, что текст «Предания» является вольным переложением тоста, произнесённого им в честь иранских коллег.
Корр.: И чем же всё закончилось?
Д. Г.: Да ровным счётом ничем (раскуривает трубку). Сославшись на высокие связи, возможно, мнимые, он избежал серьёзного наказания, но после получения диплома вынужден был закончить академическую карьеру, так по сути и не начав. Изгнанный из научного мира, презираемый всеми порядочными людьми, он работал слесарем-сантехником и вынашивал честолюбивые планы. На этот раз своей жертвой этот прохвост избрал литературу. Помимо поборов с жильцов и героического устранения аварий, причиной коих был он сам, Новокщёнов фальсифицировал мемуары одного белогвардейского барона. В 2003 году во время проведения ремонтных работ в подвале дома № 98 по Московскому проспекту, он якобы обнаружил ларец с рукописями. Но когда за дело взялись компетентные органы, его быстро вывели на чистую воду. Среди «бумаг барона» следователь Алексей Кудинов обнаружил объяснительную записку слесаря Новокщёнова о пьяном дебоше, устроенном им в ресторане «Пушкин» (гомерически хохочет).
Корр.: И что, ему опять удалось выкрутиться?
Д. Г.: Представьте себе! Благодаря давней дружбе Новокщёнова со следователем Алексеем Кудиновым он снова вышел сухим из воды! (бьёт кулаком по столу).
Корр.: Но как же такой человек попал на телевидение?
Д. Г.: Подкуп и шантаж – вот его инструменты. Да и что собственно такого он сделал на телевидении? Все его громкие успехи – цепь изощрённо-лживых фокусов и скандальных трюков. Вспомните, как он призывал бойкотировать общегородской субботник или как пугал незаконных застройщиков шестибалльным землетрясением. А работая старшим редактором, придумал гражданскую войну на острове Цейлон и заставил журналистов освещать её в рубриках «Мировые новости» и «Главные события дня»!
Корр.: А как же его нашумевший уход из журналистики и работа с детьми?
Д. Г.: Работа с детьми! Да вспомните хотя бы его заявление на премьере собственной пьесы «Катя и Карлсон». Напомню для забывчивых (читает по бумаге): «Мы ломаем стереотипы. Вместо педерастического мальчика старушки Астрид мы ввели лесбийскую девочку. Жёсткую лесби». Чему он учит наших детей?! (хватается за сердце).
Корр.: Простите, а у вас есть какие-нибудь доказательства?
Д. Г.: Я вам показываю досье за подписью следователя. Официальная бумага – это никакие не домыслы. Полюбуйтесь, вот его вредительская деятельность по этапам. Читаю в хронологическом порядке:
2000 – сутенёр;
2000–2001 – педагог;
2000–2001 – продавец на рынке;
2001–2002 – кинокритик;
2002–2003 – слесарь-сантехник;
2004–2005 – альфонс;
2006–2009 – корреспондент, телеведущий, редактор;
2009 – тамада;
2009–2010 – райтер, политтехнолог.
2010–2011 – корреспондент, телеведущий, редактор;
2012–2014 – начальник пресс-службы политической партии;
2014–2017 – художественный руководитель детского театра;
По-моему, факты не требуют комментариев. Теперь вы понимаете, в руки каких авантюристов мы отдаём нашу литературу?.. А роман этот мне в целом понравился – забавная вещица. На ночь племяннице читаю, вместо сказок…

О романе
Сожгите это немедленно
Открытое письмо к автору от кандидата наук Александра Киреева
Олег Александрович, я обращаюсь к Вам, зная, что роман Amystis уже находится в наборе, а значит литературное самоубийство автора – свершившийся факт. Прискорбно, но все мои увещевания и просьбы сжечь эту халтуру не возымели должного действия.
Amystis представляет собой нелепую, бессмысленную игру с ходульными, искусственными персонажами. Автор не только избегает психологизма, но создает ощущение, что все люди – это по сути один человек. А мысли и поступки действующих лиц определяются только количеством выпитого в данный момент. Если, Олег Александрович, Ваши персонажи всё время пьют, это ещё не значит, что роман написан в русской литературной традиции. Я бы назвал Amystis пародией на философское осмысление бытия.
С каких же позиций написан роман? Оценка русским человеком окружающей действительности? Нет. Взгляд со стороны? Тоже нет. Авторский взгляд смотрит откуда-то снизу, подобно слесарю, вылезающему из колодца посреди оживлённой мостовой. Вы не пытаетесь объяснить явления, Вы ими пренебрегаете. Этот маргинальный путь может привести Вас только к одному – к литературному пауперству!
Если честно, когда я впервые прочёл роман, я не сразу поверил, что такой порядочный человек, как Вы, мог написать настолько аморальную вещь. Она вся буквально пропитана идеями Вашего злого гения литературоведа Дмитрия Горшечникова. Увы, уже поздно. И теперь последнее, что я могу сделать для спасения доброго имени Олега Новокщёнова, это открыто призвать читателей не читать этот роман.

Пресс-конференция Сусанны Ивановой и Ираиды Кантакузиной
Ярославль. Октябрь 1609 года


Весной-летом 1609 года союзная русско-шведская армия, одержав ряд впечатляющих побед над поляками и «тушинцами», освободила северо-западные районы страны. Перед решающим броском на осаждённую Лжедмитрием II Москву, в ставке полководцев в Ярославле была организованна встреча Скопина и Делагарди с прессой, с целью познакомить россиян со своими освободителями и услышать обстоятельный рассказ об их славных победах. Однако 6 октября полководцы с большей частью армии покинули Ярославль и, взяв с марша Александрову слободу, перенесли туда свою ставку. Слободу объявили зоной, закрытой для журналистов, но при этом ярославская пресс-конференция отменена не была. Её проводили доверенные лица полководцев.
Михаил Васильевич Скопин-Шуйский отрядил на это мероприятие своего пресс-секретаря – княжну Ираиду Кантакузину, альтернативно мыслящую гречанку из рода обрусевших морейских деспотов Кантакузинов. Якоб Делагарди, со свойственной ему беспечностью (вероятно, притворной), направил в Ярославль некую русскую крестьянку – Сусанну Иванову, прозванную в своём селе Плуталкой, очевидно за то, что при всём своём уме и сообразительности она никому никогда ничего не могла толком объяснить. Именно на плечи этих выдающихся в своём роде женщин и легло тяжкое бремя рассказа о проведённой военной кампании. Людям, лично знавшим героинь, не трудно было догадаться, во что они превратят пресс-конференцию. Однако, собравшиеся в тот день в помещении ярославского драматического театра участники мероприятия не могли и предположить, что будут вовлечены в форменный скандал.
Пресс-конференция была назначена на двенадцать часов, однако, с раннего утра зал был уже полон. Операторы устанавливали штативы, пишущая братия чуть ли не дралась за право очерёдности вопросов, аналитики и обозреватели обменивались вескими суждениями, секьюрити тщетно пытались выставить вон представителя оппозиционной казачьей газеты «Скорая расправа». Все находились в предвкушении получения эксклюзивной информации из первых уст. Вот уже полгода армия добывала победы в кровопролитных боях, но подробностей этих боёв никто не знал, именно поэтому миф о великих полководцах ещё не был создан. И вот теперь, слетевшись как коршуны, представители четвёртой власти состязались за право измышления наиболее конкурентоспособного мифа о Скопине и Делагарди.
Напряжение нарастало. Наконец, без пяти минут двенадцать появились первые признаки оживления. На стоявший на сцене стол были водружены папки с документами, расторопные юноши тотчас подключили микрофоны, а не в меру улыбчивая девушка в короткой юбке поставила между лежащих на столе бумаг огромный графин, вероятно, с прохладительным напитком. Вскоре материализовались и сами действующие лица. Стройная, непропорционально высокая Ираида в дамском френче пепельного цвета и тёмно-зелёных очках, вяло озирая собравшихся, проследовала по направлению к столу. Затем с другого конца сцены вышла угловатая и несуразная Сусанна. Поскольку она была одета в бордовую юбку максимальной длины и узости, Сусанна двигалась вперёд микроскопическими шажками, умудряясь при этом задевать все стоящие на сцене предметы. Понимая неловкость паузы, причиной которой она стала, Сусанна смущённо теребила свою любимую заколку в форме морского ежа и пыталась улыбаться. Осознав, что до места ей в обозримом будущем не добраться, она подошла к ближайшему микрофону и, убедившись, что он включён, хотела поприветствовать собравшихся, но вместо этого из пересохшего от волнения горла раздался нечленораздельный хрип. Сделав вид, что просто закашлялась, Сусанна продолжила путь к столу.
Спустя десять минут ей удалось сесть на место. Понимая, как волнуется подруга, Ираида тут же налила в стакан напиток из графина и подала Сусанне. Та, схватившись за стакан, словно за спасительный круг, осушила его залпом, затем наполнила второй и также выпила его одним глотком. Только в этот момент Сусанна поняла, что стала жертвой чьего-то розыгрыша: напиток в графине был вовсе не безобиден. Ираида, видя, как оцепенела её подруга, желая заполнить создавшуюся паузу, тоже налила себе из графина и выпила. Поскольку её мысли были заняты предстоящим выступлением, Ираида не обратила внимания на то, что пьёт, а вот её подсознание обратило. Машинально княжна Кантакузина опустошила второй стакан и уже потянулась за третьим, но пришедшая в себя Сусанна, толкнув её коленом, прошептала на ухо: «Что ты делаешь, Чума Бомбейская?!». Теперь, уставившись в одну точку, молча сидела Ираида.
Впрочем, выпитое пошло Сусанне явно на пользу, и она, осмелев, начала пресс-конференцию:
– Дамы и господа, радость моя от этой встречи с вами вряд ли переполняет меня более, нежели ваша радость от этой встречи, то есть я говорю о совместной радости нас переполняющей, вернее, о встрече, которая послужила поводом к нашей совместной радости, которая нас одновременно переполняет… так или иначе… в большей или меньшей степени.
– Что ты несёшь, Плуталка чёртова? – процедила сквозь зубы вышедшая из оцепенения Ираида.
– Я хоть что-то несу, пока ты валяешься в коматозе.
Так, переругиваясь и пиная друг друга под столом ногами, девушки провели ещё несколько минут. Тем временем, из разгорячённого ожиданием зала стали доноситься недовольные возгласы, требовавшие начинать. Княжна Кантакузина, пересилив себя, всё же обратилась к собравшимся с краткой приветственной речью, которая выглядела более или менее осмысленно. Затем она предложила перейти к вопросам.
Расталкивая всех локтями, к микрофону устремилась пёстро одетая женщина неопределённого возраста. Добравшись до цели и встав в позу «наседка над гнездом», она представилась:
– Ангелина Задушевная. Телеканал «Широкое подворье». Ток-шоу для женщин «Нескучная светёлка». Расскажите нашим телезрительницам, как произошло знакомство полководцев. Ведь знакомство, это всегда так важно, первое впечатление столько говорит о человеке… ну вы как женщины меня понимаете.
Несмотря на укоризненные взгляды подруги, отвечать принялась Сусанна Иванова, но её, к несчастью, как всегда, куда-то понесло.
– Ну, если первое впечатление о человеке негативное, то это ещё совсем не значит, что он олицетворение негатива, или это ваше субъективно-негативное впечатление. А вот если вы сами окрашены негативом, то и позитивное общение породит негативное впечатление. Это всё так относительно, я когда-то занималась применением теории относительности в психологии. Хотя я больше люблю Нильса Бора и считаю, что атом как таковой надо рассматривать исключительно… – в этот момент кончик сапога княжны Кантакузиной достиг коленной чашечки Сусанны, и та предпочла перейти к сути дела.
– Да, познакомились полководцы в Выборге, в коридоре отеля «Stupor mundi»[2 - Изумление мира (лат.).] в ночь перед началом переговоров. Генерала Делагарди мучила неодолимая бессонница… Бессонница вообще порождается стрессом, а вы сами понимаете, перед важными переговорами перегруженный информацией мозг работает в режиме сверхактивности, и переход в состояние сна затруднён скоростью биохимических реакций…
– Сусанна, Сусанна, это последний день в твоей жизни, – прошептала Ираида и больно ущипнула коллегу за бок.
– О чем это я говорила? Да. Генерал Делагарди мучился бессонницей, когда около трёх часов ночи услышал за дверью странные шумы. Вообще, ночные звуки вкупе с бессонницей могут способствовать развитию невротических расстройств. Еще Адлер в полемике с Юнгом, перечисляя причины пограничных состояний…
В этот момент Ираида поняла, что необходимо предпринимать кардинальные меры для обуздания словоблудия подруги. Поразмыслив секунду, сообразительная княжна нашла верное решение. Налив из графина полный стакан прохладительного напитка[3 - Историки сломали немало копий вокруг содержимого графина. В дореволюционной историографии бытовало мнение, что пресловутым напитком был французский сидр, хотя либералы, желая подразнить власть красной тряпкой свободомыслия, настаивали на абсенте. Советские учёные отбросили как официальную версию, так и версию «абсентеистов», сочтя их несостоятельными. В своём исчерпывающем труде «Градус загадки» академик Б. А. Рыбаков доказал, что в графине содержался знаменитый коктейль «Северное сияние», получаемый посредством смешения шампанского с чистым спиртом.], она осторожно поставила его перед Сусанной. Научная значимость полемики Адлера с Юнгом мгновенно девальвировалась на ценностной шкале понятий Сусанны и она, выпив, блаженно откинулась на спинку стула. Облегчённо вздохнув, Ираида продолжила рассказ.
– Растревоженный странными звуками, генерал Делагарди выскользнул в коридор и увидел там блуждавшую тень князя Михаила. Подойдя к Делагарди, Михаил произнёс: «Только три вещи поистине потрясают моё воображение: бездонность звёздного неба над моей головой, незыблемость нравственного закона внутри меня и невозможность найти ночной бар в этом проклятом отеле». Генерал немедля извлёк из кармана ночного халата фляжку с коньяком и протянул её князю – так завязался узел их великой дружбы.
Инициативу взял на себя дородный мужчина, оккупировавший второй микрофон:
– Тимофей Бугай-Облонский, TV-Третий Рим. Военный обозреватель программы «Богатырский вестник». Меня с военно-стратегической точки зрения интересует, как и кем вырабатывались планы движения армии к Москве?
– Наверняка вы знаете о приверженности князя Скопина учению даосских мудрецов, – ответила Ираида. – Когда в штабе начались споры о том, какое направление движения избрать, Михаил выслушал всех, а затем высказался сам: «Пути армии обусловлены путями Земли. Пути Земли – путями Неба. Пути Неба – путями Дао, а пути Дао – путями Самого-по-себе». Таково было его решение.
Пока Тимофей Бугай-Облонский тщетно силился сопоставить сказанное со знаниями, полученными в военном училище, его следующий вопрос опередила ведущая «Нескучной светёлки»:
– А скажите, вот между нами, женщинами, вы не видели в глазах князя страха перед противником?
– Нет. Разум мудреца не подвластен этой категории эмоций. Михаил всегда говорит: «Радующийся победе всегда столкнётся с ровней».
Далее внимание было обращено к третьему микрофону. Стоявший около него угрюмый бородатый старик с остекленевшим взглядом заговорил:
– Прохор Мастодонт. Независимая радиостанция нестяжателей «Заветы скитника». Хотелось бы узнать, как иноплеменный полководец, этот генерал, относится к нашим устоям? Чтит ли, брезгует ли? Величие души русской значит ли для него что?
Ираида закусила губу. На этот вопрос могла ответить только спящая Сусанна, но будить её было небезопасно. Тогда, попросив старца подождать минуту, княжна принялась рыскать по многочисленным карманам пиджака Сусанны в поисках записной книжки с цитатами Делагарди. Сусанна отвечала на эту процедуру довольным пофыркиванием, и только когда Ираида начала шарить во внутренних карманах, сонно произнесла: «Не тереби меня», после чего снова отключилась. Однако искомое было найдено, и вскоре Ираида смогла ответить.
– Мне известен только один случай высказывания генерала Делагарди о русском менталитете. Однажды, беседуя с Михаилом на тему восстания Люцифера, он заметил: «Будь Люцифер русским, как Толстой, он бы метил не на место Бога, ему не уготованное, а на место низшего из ангелов. Не получив же его, поднял бы мятеж, не менее богоборческий по своей сути».
Прохор Мастодонт перекрестился и, чертыхаясь, отошёл от микрофона. Тем временем Тимофей Бугай-Облонский, вероятно, выкинув из памяти ответ на свой прошлый вопрос как страшный сон, спросил снова:
– Не могли бы вы в двух словах описать военную доктрину князя Скопина-Шуйского?
– Да, конечно. Михаил часто любит говорить перед боем: «Царства управляемы, если правила соблюдаются. Но битвы выигрываются, когда правила нарушаются».
– А как это выглядит на практике? – не унимался Бугай-Облонский.
– Мы с удовольствием вам это продемонстрируем. Сейчас я прошу обратить внимание на большой экран. Вам будут показаны эксклюзивные кадры сражения под Торжком, где, как известно, 17 июня 1609 года Скопиным и Делагарди были разбиты полки «тушинского» воеводы Александра Зборовского.
Тотчас на экране появились сцены сражения. Сквозь клубы дыма происходившее трудно было разобрать – все беспрерывно бегали, кричали, стреляли; камера металась по полю битвы, вырывая ничего не значащие эпизоды боя, и остановилась только тогда, когда какой-то поляк насадил оператора на длинную пику. Пока умирающий оператор брал крупный план, дабы наиболее выразительно запечатлеть лицо своего убийцы, тот, обнаружив, что его снимают, улыбался и передавал привет некоей Каторжине. Последующие сцены фильма были сняты с вертолёта. В этот момент на экране появился Делагарди. Он шествовал по полю боя, громко крича: «Сюда, палачи! Сюда, лицемеры! Сюда, корыстолюбцы!» – и поражал бросавшихся на него врагов картечью из многозарядной крупнокалиберной ручной мортиры. На другом конце поля неистовствовал князь Скопин. В широком кимоно и с японским мечом в руках, он кидался в самую гущу боя, и с воплем: «Ха-а-а-джеме!» рассекал противников пополам. Когда, двигаясь навстречу друг другу, полководцы встретились, битва была выиграна.
После окончания получасового фильма аудитория разразилась аплодисментами. Ираида пыталась сделать овацию менее бурной и продолжительной, опасаясь, как бы шумы не нарушили сладкий сон Сусанны, но было уже поздно. Сусанна раскрыла глаза, встрепенулась и, взглянув на Ираиду, тихо сказала: «Я, кажется, была в ауте». Подруга сочувственно посмотрела на неё, и пресс-конференция продолжилась.
К третьему микрофону подошёл щеголеватый тип с плохо вычищенными зубами, что явно выдавало в нём представителя «жёлтой» прессы.
– Юлиан Копрофагов. Газета «Вечерний пустослов». Конечно, фильм потряс нас до глубины души, но я хочу напомнить о скандале, разразившемся после боя. Говорили, что Делагарди отказался преследовать противника, таким образом дав ему возможность укрыться в Твери. Как вы прокомментируете этот эпизод?
Вопрос был явно обращен к Сусанне, но на этот раз ей удалось совладать с собой.
– Вы знаете, Якоб обожает элейских философов – Парменида, Зенона, Мелисса. Кстати, представляете, Мелисс утверждал, что времени не существует, это такой неординарный подход, я много над этим думала и пришла к удивительным выводам… ну, вы мне напомните, я потом обязательно расскажу. Так вот, генерал Делагарди посчитал преследование «тушинцев» вещью бессмысленной, потому что, согласно второй апории Зенона «Ахилл и Черепаха», их невозможно было догнать. Понимаете? Допустим, Делагарди находится в пункте A, «тушинцы» в пункте B, когда Делагарди достигнет пункта B, «тушинцы» будут в пункте C, когда он окажется в пункте C, они будут уже в D, и так до бесконечности. Ахилл будет вечно преследовать черепаху, постоянно сокращая расстояние, и никогда её не догонит. А вы знаете, черепахи, они…
– Вы удовлетворены ответом? – перебила её Ираида.
– Нет. Теперь я вообще ничего не понимаю. Почему же тогда именно Делагарди настаивал на штурме Твери?
– Секундочку, – сказала Сусанна и полезла во внутренний карман пиджака за записной книжкой с цитатами Делагарди. Не найдя её там, она тихо шепнула Ираиде, – Слушай, у меня такое ощущение, что пока я спала, меня пытались изнасиловать.
– С чего это ты взяла?
– Ну, я какая-то вся облапанная… и блокнот куда-то пропал.
– Да вот он твой блокнот. Недотрога.
Сусанна открыла блокнот и, найдя нужную цитату, продолжила.
– Вот что сказал Якоб Делагарди, стоя под стенами Твери: «Кони, которые несут меня так далеко, как я желаю, вынесли меня туда, куда их направляли – на тот знаменитый путь, который ведёт знающего человека через все города этого мира». Понимаете? Через все города. Яша просто не мог проехать мимо Твери…
– Не разграбив её, – выкрикнул кто-то из зала и все рассмеялись.
Тем временем Юлиан Копрофагов продолжал свои расспросы:
– Но разве не этим вызвана июльская ссора Скопина-Шуйского с Делагарди?
– Вовсе нет, – взяла слово княжна Кантакузина, – ссора, вернее, мелкая размолвка, произошла, когда Михаил декламировал на древнегреческом. Фразу «OINOS PONTOS» – «винного цвета море» Делагарди принял на счёт своей семьи и невероятно оскорбился, заявив, что его отец Понтус никогда не допивался до того, чтобы лицо приобрело такой цвет. Но не прошло и пяти минут, как они помирились.
– Интересно – как?
– Просто Михаил подошёл к Якобу и сказал ему: «Мы поднялись вверх и не знаем что делать дальше. Тратить силы в одиночку бессмысленно». Узнав цитату Александра Клюге, Якоб просиял, и полководцы пошли пить мировую.
Поняв, что муссировать скандальную тему далее бессмысленно, Копрофагов замолчал. Следующий вопрос задал Бугай-Облонский.
– Давайте перейдём к генеральному сражению на линии Калязин монастырь – Жабка – Пирогово, где Скопину противостояла превосходящая его в силах группировка Яна Сапеги. Решение принимать бой было смелым. Князь не боялся понести большие потери?
– О нет, – ответила Ираида, – Михаил сказал на военном совете перед битвой: «Воспользовавшийся внешним светом способен вернуться к свету внутреннему и тем предохраниться от любого ущерба». Один из воевод смел возразить на это, что в настоящее время лучше избежать сражения, но князь в сердцах крикнул ему: «В настоящее время!? Настоящее уничтожилось, или ещё не родилось!». Так вопрос был исчерпан. Что ж, я предлагаю вновь прибегнуть к помощи киносъёмки. Прошу посмотреть на экран.
Первая часть фильма была посвящена атаке польской кавалерии на реке Жабка. Неудержимой лавине поляков на этом участке фронта противостояли шведы во главе с Делагарди. Якоб, отдавая себе отчёт, что в открытом бою ему не устоять, решил заманить противника в ловушку посредством ложного отступления. Когда на его полки бросилась вражеская кавалерия, генерал пал на землю и принялся рвать на себе волосы, затем, картинно запрокинув голову и воздев руки к небу, продекламировал: «Для моего спасенья нет надежды!», после чего велел трубить сигнал к беспорядочному бегству. Таким образом, шведам удалось заманить поляков в топкую местность. С удовлетворением наблюдая за тем, как польские кавалеристы тонут в болоте, генерал приказал принести ему сигару и бокал вина. Построив войска, он обратился к солдатам с краткой речью и попросил почтить память храбрых шляхтичей минутой молчания.
Вторая часть фильма освещала положение на другом фланге фронта. Одновременно с боем у реки Жабка русские полки осаждали лагерь поляков у села Пирогово. Перед сражением один из шляхтичей вызвал Скопина на поединок. Этим, как казалось, он поставил Михаила в безвыходное положение – тот не мог согласиться, поскольку немедля был бы убит выстрелом с польского вала, но не мог и отказаться, выказав страх перед противником. Стратег нашёл соломоново решение. Он выбрал из обоза самого тщедушного маркитанта и, вооружив его огромной булавой, которую тот едва мог поднять до пояса, отправил вместо себя на поединок. Когда шляхтич возмутился, Скопин гордо заявил, что, дескать, он не уверен в силах противника и потому хочет испытать его в бою с равным, сам же обещал, что будет драться с победителем пары. Униженный и осмеянный поляк предпочёл застрелиться.
Эта уловка подсказала Скопину путь к победе. Он распорядился посадить бывших в его войске чухонцев на обозных лошадей и дал им приказ гарцевать перед польским валом. Нелепые чухонцы на ещё более нелепых клячах, с которых они к тому же беспрерывно падали, вызвали у поляков такое презрение, что те, забыв об осторожности, вышли за вал и принялись глумиться над всадниками. Дождавшись наиболее подходящего момента, Скопин велел чухонцам расступиться и атаковал беспечного врага. К вечеру всё было кончено полной победой.
Пока зрители не отрывали глаз от происходящего на экране, Сусанна и Ираида наконец-то смогли расслабиться. Считая пресс-конференцию уже завершённой, а свою миссию выполненной, они не по разу приложились к заветному графину. Но, к несчастью для гостей, после демонстрации фильма последовали новые вопросы.
К микрофону подошёл Прохор Мастодонт:
– Мы убедились в военном таланте Михаила Скопина, но скажите, есть у него программа новой государственной политики?
Мозг княжны Кантакузиной медленно покрывался пеленой тумана, но она всё же ещё была в состоянии понять, что на этот вопрос ответить не может. И тут она вспомнила, что на случай форс-мажорных обстоятельств Михаил оставил ей конверт с последними инструкциями. В надежде, что в конверте есть информация на эту тему, Ираида вскрыла его. Каков же был её ужас, правда, смешанный с восторгом, когда она прочла послание на бумаге, вложенной в конверт:

В каждой опере, где говорится о спасении, в пятом акте в жертву приносится женщина.
I’m so sorry[4 - Мне очень жаль (англ.).].
В этот момент опьянённый мозг Ираиды начал генерировать мысли со скоростью квантового компьютера. Изначально ей было абсолютно наплевать на эту пресс-конференцию. С нескрываемым удовольствием она обматерила бы всех собравшихся, но Ираида была уверена, что эта пресс-конференция нужна Михаилу, и потому держала себя в руках. Теперь же поняв, что и князю абсолютно наплевать, Ираида почувствовала невероятное облегчение.
Тем временем, раздражённый Мастодонт повторил свой вопрос:
– Ответьте, не скрывая, какова программа новой государственной политики Скопина-Шуйского?
Пока Ираида осознавала возможности, предоставляемые ей полной свободой выражения мысли, Сусанна сидела, облокотившись на стол и низко наклонив голову – она, хотя и не видела письма, но ощутила полную свободу выражения мысли ещё после четвёртого стакана. Услышав вопрос, она, не поднимая головы, громко и хрипло произнесла в микрофон:
– Культ Бахуса и левый террор…
Невозможно передать шока, поразившего аудиторию. В зале повисла мёртвая тишина. Спустя пару минут какой-то интеллигентный мужской голос спросил: «Простите, что вы сказали?».
Сусанна встрепенулась всем телом, словно раненый лебедь, силящийся взлететь, вскинула голову и принялась исступлённо скандировать:
– Че-Че Че Геварра! Хо-Хо Хошимин!
– Славься, о Дионис Лиэй[5 - Дионис Освобождающий.] – подумала вслух Ираида.
Разбушевавшихся вакханок тщетно пыталась усмирить ведущая «Нескучной светёлки» Ангелина Задушевная:
– Как вы можете так вести себя!? Вы же женщины! Вы должны иметь гордость!
Она не сразу поняла, что не стоило ей попадать на острый язык Ираиды.
– А-а, подручная метёлка! Ваши претензии на то, чтобы быть квинтэссенцией взглядов всех женщин, просто смешны! Абсолютная женщина не имеет своего «Я»!
– Какое самоуничижение! И это говорит женщина!
– Я не женщина! Я Бомбейская Чума! Я Новая Амазонка! Отсеките мне правую грудь!
Ангелина Задушевная упала в обморок, но видя, что на это никто не обратил внимания, приподнялась и на четвереньках выползла из зала.
– Это вечная революция! Мы верим, что сны сбываются! – кричала Ираида.
Сусанна же, разорвав подол своей узкой юбки, вышла на середину сцены и, обняв микрофон, пела чистым девичьим голосом:
– Куба-а, Куба-а, Куба-ана лигалайз марихуана…
Зрители спешно покидали зал. Все они были раздражены, а некоторые и взбешены скандальностью пресс-конференции. Но один человек был явно доволен. Это был Юлиан Копрофагов. Схватив чьего-то оператора, он заставил его снимать происходящее, сопровождая события своими нелепыми комментариями и время от времени громко спрашивая: «Я в эфире!? Я в эфире!?». Но когда он получил утвердительный ответ – катастрофа разразилась и для него. Ираида властным жестом подозвала репортёра к себе. Опрокидывая стулья, от осознания того, что он находится в центе внимания, Юлиан устремился к сцене. «Крупный план! Крупный план! Я и Ираида!» – наставлял он оператора. Когда камера взяла крупный план, а журналист поднёс к губам княжны Кантакузиной микрофон, она произнесла:
– А вы, господин Дерьмоедов, простите, что в прямом эфире перевожу вашу фамилию, что же не уходите? Все разошлись. И вам давно пора идти…
Тут к ошарашенному журналисту повернулась Сусанна и резко окончила фразу:
– На хуй.
На этой мажорной ноте пресс-конференция была завершена.

Михаил Васильевич Скопин-Шуйский


Михаил родился 8 ноября 1585 года в семье известного военачальника князя Василия Фёдоровича Скопина-Шуйского. Сей славный муж являлся поистине замечательной личностью, украшавшей двор Иоанна Грозного, погрязшего в безумных казнях и бессмысленных покаяниях. Князь Василий не был выдающимся полководцем или государственным деятелем, да и таланты, в общем-то, имел весьма заурядные, не говоря уже о манерах. Что же потрясало в нём современников и заставляло с трепетом произносить его имя, а после безвременной кончины поскорее забыть этого человека? Разгадка кроется в его безумной страсти к дуэлированию. Да, пожалуй, более бесшабашного бритера не знала история очных единоборств с холодным и огнестрельным оружием.
Впервые Василий дрался на дуэли с князем Мезецким. Поводом послужило единовременное сватовство дуэлянтов к княжне Елене Петровне Татевой, будущей жене Василия Фёдоровича. Добившись её руки столь простым и эффективным способом, князь стал всё чаще прибегать к вышеозначенному средству. Поединком он разрешал местнические споры, избавлялся от долговых обязательств и назойливых журналистов. Опричный террор не коснулся его, поскольку Иван IV считал его ходячим трупом. Однако, сражаясь чуть ли не каждую неделю, Василий Фёдорович непременно оставался в живых. Более того, его пагубная привычка зачастую шла на пользу изнурённому войной на два фронта государству. В один из памятных моментов Ливонской войны, когда осаждённый Псков трепетал при виде польско-литовских войск Стефана Батория, князь по счастью оказался среди осаждённых, более того, он возглавлял псковский гарнизон. Стрельцы гарнизона были крайне деморализованы и могли идти в бой только приняв такое количество спиртного, которого как раз хватало для утраты способности самостоятельно влезть на коня. Таким образом, они без конца закаляли свой боевой дух, утрачивая боеспособность, а протрезвев и восстановив её, лишались боевого духа. В этих драматических обстоятельствах Василий Фёдорович Скопин-Шуйский действовал единственным доступным ему методом: с крепостной стены он по какому-то совершенно незначительному поводу вызвал Стефана Батория на дуэль! Надменный полководец в ответ заявил, что имеет достаточно воинов, готовых защитить его честь. Уловка Батория нисколько не смутила Скопина, он немедля изъявил желание драться с сотней самых родовитых польских шляхтичей и велел им метать жребий, дабы выяснить очерёдность их смертей. Ошарашенные поляки, превыше всего ставящие честь, принесли ему свои извинения и отступили от стен Пскова.
Впрочем, эта победа была последней в череде удач. Вскоре Иоанн Грозный скончался, а пришедший к власти после недолгой подковёрной борьбы прагматичный временщик Борис Годунов отправил воеводу в отставку. Попытки апелляций, направленных в адрес Андрея Щелкалова, ещё более ухудшили дело и привели к высылке князя Василия в родовое имение. Лишённый возможности дуэлировать Скопин пристрастился к мужицким кулачным боям, экстремальному туризму и дегустации собственноручно приготовленных условно-ядовитых корейских блюд. Но эти забавы всё же казались ему слишком безопасными, а потому совершенно не удовлетворяли его аппетиты, взращенные на привычке стоять перед целящимся в упор противником. Пристыжённый письмами из столицы Василий Фёдорович запирался в своём кабинете и работал над изобретением какого-то диковинного оружия, состоящего из совмещённых в единый механизм шести пищальных стволов. После нескольких лет работы князь вышел из кабинета, сияющий от осознания величия собственной мысли – смертоносный агрегат был готов. Попрощавшись с женой и сыном, Скопин приступил к испытаниям. Зарядив один из стволов, он раскрутил замысловатое орудие и, перекрестившись, размозжил себе голову. Так в 1593 году была изобретена «русская рулетка».
Супруга Василия Фёдоровича Елена Петровна Татева-Скопина-Шуйская нисколько не удивилась произошедшему и даже не была опечалена смертью мужа. За долгие годы совместной жизни она привыкла ко всему. Нет, первое время Елена искренне переживала, отговаривала Василия от смертельных поединков, устраивала истерики; но затем, когда муж раз за разом неизменно возвращался живым, она прониклась священным трепетом перед необъяснимым сбоем теории вероятности и стала воспринимать происходящее как чудо. В конечном счёте, чудо приняло характер обыденности и ощущалось ею как нечто само собой разумеющееся.
Вообще, Елена Петровна жила достаточно странной жизнью, и скорее не по причине своего характера, а по воле обстоятельств. Например, она совершенно не занималась домашним хозяйством, отвечая на вопросы подруг: «Боже мой, ну как я могу ужины готовить, когда Вася беспрерывно стреляется! Вот как-то вышиваю перину, а сама думаю: с кем я спать на ней буду? Некрофиличка я что ль?». Неудивительно, что Елена вскоре совершенно разлюбила мужа, но не изменяла ему по тем же причинам – её манила перспектива скорого и весёлого вдовства. Она постоянно думала о том, как, получив скорбное известие, вскинет руки в порыве притворного горя, что наденет на панихиду, кого пригласит на поминки, какой из подруг будет плакаться о своей нужде, а с какой строить планы на вечер, и, в конце концов, как она закатится на Ибицу, когда закончится вся эта кутерьма. Так в ожидании и прошли десятилетия её замужества. Когда же, наконец, желанное событие случилось, ни радоваться, ни горевать не было уже ни сил, ни желания.
Елена Петровна была женщиной редкого ума, а потому почти сразу поняла, что жизнь её прошла впустую и не будет больше ничего. Исправлять ошибки было поздно, признавать их – стыдно, раскаиваться – глупо. И тут она решила пойти по пути самоосмеяния и довести свою жизнь до полного абсурда. Проведя не один день в бесплодных размышлениях, однажды вечером она вдруг встала с кресла, потушила сигарету, расхохоталась и начала действовать. Впрочем, её действия носили весьма странный характер и скорее напоминали бездействие. Елена Петровна стала изображать ожидание чего-то, о чём она не хотела никому говорить. Она постоянно интриговала подруг многочасовыми телефонными разговорами, намекала знакомым, и вообще всем своим видом показывала – вот-вот что-то случится! В результате она опутала себя сетями сплетен такого невероятного масштаба и настолько шокирующего содержания, что ни одна из юных придворных барышень-тусовщиц не могла тягаться с почтенной вдовой опального воеводы. Подобные интеллектуальные забавы доставляли Елене Петровне истинное наслаждение, и она вскоре поняла, что на склоне лет наконец обрела себя.
Елена Петровна была прекрасной матерью. Она нежно любила своего сына Мишу, и потому не принимала в его воспитании никакого участия. Она вообще старалась не показываться ему на глаза. Ребёнок, заваленный игрушками и не принуждаемый ни к чему, рано осознал вульгарность подвижных игр на природе и приступил к самообразованию. Как известно, самообразование имеет ряд очевидных и неоспоримых преимуществ перед общеобразовательным бездельем, но также оно содержит в себе многочисленные ловушки и капканы для лишённых академичной педантичности детских умов. Не один пылкий юноша, склонный к наукам, помешался на почве самосовершенствования, так и не достигнув половой зрелости. Но не таков был молодой князь Михаил – человек, разрушивший общепринятые представления о начальном образовании.
Перед нами одно из скудных свидетельств начала жизненного пути М. В. Скопина-Шуйского – зелёная ученическая тетрадка с учебным планом на ближайшие пять лет, заполненная нетвёрдой рукой садовника и надиктованная князем (в десятилетнем возрасте он ещё не умел писать):
Первый семестр – этикет.
Второй семестр – этикет, этикет и ещё раз этикет.
Третий семестр – педагогика; методика преподавания.
Четвёртый семестр – чтение; языкознание; письмо; каллиграфия; криптография.
Пятый семестр – изучение монографии «Викторианский шик: основы дендизма».
Шестой семестр – математика (зачёркнуто); арифметика (зачёркнуто); счёт. Седьмой семестр – релятивистская физика (пометка: сдана досрочно).
Восьмой семестр – история; философия; история философии; философия истории.
Девятый семестр – прочие гуманитарные дисциплины; языки.
Десятый семестр – изучение монографии «Викторианский шик: основы дендизма» на английском языке.
Неизвестно, был ли выполнен этот учебный план, однако появившийся при дворе в пятнадцатилетнем возрасте князь Михаил произвёл всеобщий фурор. Казалось, что он прибыл в Москву не из глухого рязанского села, а прямо из лондонского Орлеанского клуба или из английского Royal Society.
Слухи и сплетни, окружившие молодого князя и, очевидно, доставшиеся ему в наследство от матери, никоим образом не проливают свет на его детство. Помимо вышеприведённого учебного плана к раннему периоду жизни Скопина-Шуйского можно отнести лишь два документа. Первый – сообщение хорватского богослова Юрия Крижанича, жившего в середине XVII в. в России и интересовавшегося данной проблемой. Он упоминает о том, что князь Скопин в детстве был восхищён трактатом некоего Ф. Санхеса. Причём совершенно неясно, какой трактат и какой именно Санхес имеется в виду. Наиболее распространены две версии. Одна связанна с именем Франсишку Санхеса (1550–1623), португальского врача и философа, жившего во Франции и написавшего в 1581 году трактат «Почему ничего нельзя познать». Другая версия популярна в меньшей степени. Она указывает на испанского иезуита и казуиста Фому Санхеса (1550–1610), написавшего по поручению римской курии «Беседы о святых узах брака», предназначавшиеся для служителей церкви и запрещённые ею же по причине содержания вольных и богомерзких подробностей. Второй источник – листок бумаги, на котором рукою Скопина-Шуйского написано: «Ветеран Первой мировой войны рядовой Престон, вернувшись с фронта сильно контуженным, потерял память и реагировал только на слово „Бомбы!“». Смысл записи остался неясен для потомков.
В отличие от туманного детства, подробности юности Михаила хорошо известны исследователям. Он появился при дворе царя Бориса Годунова в 1601 году в возрасте пятнадцати лет и получил мало к чему обязывающую должность жильца. Здесь стоит упомянуть о нравах, царивших при дворе Бориса. Как известно, Борис Годунов, будучи человеком тщеславным и честолюбивым, пытался уподобить свой двор дворам европейских монархов, и потому не упускал случая позаимствовать на западе какое-либо из очередных новомодных увлечений. Бояре роптали, духовенство пугало карами, заваленные счетами думные дьяки сходили с ума, но молодёжь была довольна. Борис Годунов не доверял молодым людям нити управления государством и потому потакал юношеским страстям, могущим отвлечь молодых и перспективных от какой-либо государственной деятельности.
Последним придворным новшеством была повальная опиофагия, поразившая ряды детей боярских и даже думных дворян. Царские палаты порою напоминали притоны Ист-Энда. А телевизионная пропаганда и надписи вроде: «Аптекарский приказ предупреждает о вреде, наносимом вашему здоровью потреблением заморских снадобий», вызывали только снисходительные улыбки.
Не избежал данного увлечения и князь Михаил. Приобретённый им по случаю томик Томаса Де Квинси лишь усугубил пристрастие, но при этом и придал некую интеллектуально-эстетическую окраску пагубной привычке. Впоследствии Скопин рассказывал, как после первого употребления книга предстала перед ним в образе Таинственного Толкователя, который сказал ему (с британским акцентом): «Будь отныне державным владыкой в государстве собственной жизни и страстей жизненных». Придя в себя, Михаил подумал: «Всё в настоящем имеет предел, однако и предельное беспредельно в стремительном беге к гибели», после чего окончательно отдал себя во власть порока.
Он погружался в неведомые миры Саванна-Ла-Мар, листая палимпсест человеческого мозга, вызывал из глубин прошлого и будущего едва зримые силуэты, откликнувшихся на зов призраков. Являлся ему и Петроний Арбитр в сопровождении переругивавшихся Энколпия и Аскилда, и хмельной Хайам, рассуждавший о совершенстве коня, и Виргилий, бросивший Данте посреди Злых Щелей адовых ради приятного разговора с князем за бокалом мадеры, и усатый горец в военном френче, шептавший Михаилу: «Мы с тобою Гималаи…», и старик Сансон в окровавленном фартуке, и бесчисленная череда прочих, известных и неизвестных, уже умерших и ещё не рождённых, вымышленных им, и вымышленных другими… и было их не счесть.
Перед родственниками Михаил оправдывался тем, что пытается объяснить эффект расширения пространства-времени при потреблении опиума. Но, вообще, в отличии от прочих молодых опиофагов, он не скрывал своего пристрастия. Более того, всячески им бравировал. Например, в беседе с княжной С. на вопрос: «Скажите, отчего вы такой разносторонне интеллектуальный юноша?», честно ответил: «Мадемуазель, оттого, что я принимаю опиум в чрезмерных дозах!». Перспектива скорого обручения и выгодного брака с княжной С. мгновенно испарилась. Впрочем, Михаил нисколько не был расстроен, он полагал, что «чем полнее уединение, тем более возрастают силы ума».
Однако вскоре начались предсказанные Де Квинси пытки опиумом. Депрессию и разочарование семнадцатилетний юноша глушил ещё большими дозами препарата. В конце концов он пропал на несколько дней, а затем был найден на чердаке одного из заброшенных домов на окраине Москвы в совершенно бессознательном состоянии. Князь сидел в позе практикующего йогина и монотонно повторял: «Всевластные фантомы презирают немощь нашего языка…».
Так завершился первый этап становления личности М. В. Скопина-Шуйского. С опиумом было покончено, а место Томаса Де Квинси вскоре занял Оскар Уайльд. Учёные не раз задавались вопросом: каким образом произошла переориентация юного интеллектуала? Некоторые предполагали, что Михаил, роясь в каталогах Ленинской библиотеки, просто перепутал «Suspiria de profundis»[6 - Воздыхания из глубины (лат.)] Томаса Де Квинси с уайльдовской тюремно-философско-гомосексуальной исповедью «De profundis»[7 - Из глубины (лат.)]. Другое предположение также не отличалось изобретательностью. Считалось, что юноша снимал ломки, вызванные опиумной абстененцией, алкоголем, и пристрастился к выпивке. А так как князь имел привычку находить философские обоснования пагубным страстям, то он не преминул воспользоваться предоставляемым Уайльдом оправданием. Как-то за ужином в покоях боярина Мстиславского он с высочайшим пафосом процитировал британца: «Я сделал открытие – алкоголь, принимаемый в большом количестве, создает эффект настоящего опьянения!». Впрочем, этот пример мало что доказывает. Наиболее правдоподобной выглядит третья версия. Дело в том, что в 1604 году в возрасте восемнадцати лет Михаил получил чин стольника, и его служебные обязанности в значительной степени увеличились. Желание же исполнять их изменилось обратно пропорционально. В поисках выхода князь обратился к настольной книге своего детства «Викторианский шик. Основы дендизма». Пятая глава этой книги целиком была посвящена изобретённому Оскаром Уайльдом бенберированию. Суть бенберирования сводилась к тому, что отягощённый служебными обязанностями денди, дабы освободить время для драгоценного досуга, заявлял всем, что едет в деревню навестить больного родственника, некоего мистера Бенбери, после чего, предоставленный сам себе, растворялся в море лондонских соблазнов. Несуществующий мистер Бенбери нисколько не возражал, и порою болел десятилетиями, проявляя чудеса жизнестойкости и бомбардируя своего изобретателя сотнями телеграмм с просьбой немедленно приехать. Молодой стольник воспользовался советом и, подробно перечитав пьесу «Как важно быть серьезным», вступил на шаткий путь дендизма.
С неизменно свежей бутоньеркой, в безупречном костюме и атласном шарфе, всегда чуть-чуть неправдоподобный, он пытался эстетизировать своим присутствием последние месяцы годуновского правления. Большую часть ночи проводил он в попойках, спал чуть ли не до половины дня – тогда лишь начиналось его утро. Однако, государственные обязанности выполнял с величайшей тщательностью. Тем временем, на юго-западных границах царства уже появился самозванец, возвещая о скором конце династии Годуновых. Борис умер, Фёдор был убит, Ксения пострижена в монахини. На их место пришёл «чудесноспасшийся царевич Димитрий». Увлекшийся бенберированием князь Михаил не сразу заметил перемены на престоле, что сослужило ему хорошую службу. Лжедмитрий рассматривал бездействие Скопина-Шуйского как измену Годуновым и в короткий срок произвёл князя в бояре, даровав титул великого мечника. Михаил должен был стоять позади царского трона с обнажённым мечом и устрашать своим видом просителей. Тогда же ему было дано поручение государственной важности: князь должен был отправиться в Никольский монастырь и привезти оттуда Марфу Нагую – «мать» царя Дмитрия – женщину, собственно, и затеявшую интригу с самозванцем. Поговаривали, что Скопин-Шуйский добился назначения, заявив царю: «Во всех незначительных делах важен стиль, а не искренность», и этим приобрёл благорасположение нового государя. Когда же Михаила пытались укорить за то, что он, столь быстро сменив господина, нарушил присягу и долг, князь раздражённо замечал: «Поменьше естественности – в этом наш первый долг. В чём же второй, ещё никто не дознался».
Служба царю Димитрию началась для Михаила экпедицией в Никольский монастырь, куда новоиспечённый великий мечник вылетел в начале июля 1605 года. Марфа была престарелой ушлой интриганкой, нисколько не изменившейся за время опалы. Напротив, её мстительность и подозрительность вызывали опасения многих царедворцев. Теперь, когда её власть многократно увеличилась, и она могла движением одного мизинца сослать любого боярина (включая и великого мечника) в Тобольск, связываться с ней откровенно боялись. Возможно, поэтому никто из высших сановников не решился явиться пред её очи, и в Никольский монастырь был отправлен молодой князь. Который, к его чести, нисколько не смутился, а, приняв дежурный коктейль «два коньяка – два перно», смело сел в самолёт и полетел производить на царицу «должное впечатление». Организовав представительский кортеж, он буквально покорил забывшую о почестях Марфу и в совершенной степени расположил её к себе. Разговорив инокиню за бокалом вина, он первым узнал то, о чём остальные только догадывались. По возвращении Михаил сообщил лидеру оппозиции, своему родственнику князю Василию Ивановичу Шуйскому, что сидящий на престоле царь – самозванец. Когда Василий Иванович, потрясённый проницательностью племянника, спросил, каким образом Михаилу удалось обхитрить старуху и выведать её тайну, великий мечник ответил: «Только внешнее и поверхностное долго таится в душе. Самое глубокое скоро выходит наружу».
Вооружённый знанием об истинной природе царя Димитрия, Василий Шуйский начал действовать. Его план был прост: возбудить ненависть к самозванцу, а затем либо свергнуть, либо разоблачить его. Но разоблачён оказался сам князь Василий. 22 июня 1605 года он был арестован и вскоре приговорён к казни. Опалам и арестам подвергся весь клан князей Шуйских, за исключением Михаила. Это свидетельство крайнего расположения Лжедмитрия к Скопину-Шуйскому вызвало небезосновательные подозрения современников. Общеизвестно, что новый царь являлся содомитом, а возвышение молодого и красивого князя, тем более поклонника драматургии Оскара Уайльда, должно было иметь некие скрытые причины. Да и новоучреждённая должность великого мечника была явно двусмысленной. Кстати сказать, доказательств гомосексуальной связи не нашлось, а после превращения Скопина-Шуйского в национального героя и спасителя отечества никто никаких доказательств уже не искал; это и понятно, кому хотелось быть спасённым «грязным извращенцем»?
Вопрос о сексуальной ориентации Михаила Скопина-Шуйского дискуссионный. Существуют многочисленные за и против. Сам князь на прямой вопрос одной из знакомых заявил: «Полюбить самого себя – вот начало романа, который продлится всю жизнь». В возрасте, когда юноши исписывают целые альбомы стихов, посвящая их своим возлюбленным, Миша тоже писал стихи, но несколько иного содержания. Вот несколько дошедших до нас образцов его поэзии, характеризующих падение нравов при дворе Лжедмитрия:
Здесь сексуальной революции подмостки,
Здесь институтки обнажались на десерт.
Фригидных фрейлин стан, затянутый в корсет,
Уж стольких впасть заставил в грех содомский.
Или ещё:
Мутит от игрищ бесприданниц непорочных,
Стремящихся попасть в кордебалет.
А от хмельных купечьих дочек
Спасенья даже в перемене пола нет!
Только ценой колоссальных внутренних усилий и многолетней мучительной борьбы князю удалось преодолеть отвращение к браку. Женитьба его была лишена ореола романтики – Михаил просто дал объявление в брачную газету: «Молодой, обаятельный интеллектуал-алкоголик без средств ищет собутыльницу без вредных привычек наподобие рукоделия, умения готовить, вести хозяйство и пр.». На удивление, такая особа нашлась, но в свете потрясших страну катаклизмов брак не сыграл в жизни Скопина никакой роли, поскольку сразу после венчания он отбыл на фронт.
Дело в том, что 17 мая 1606 года Лжедмитрий был убит в результате хитроумного заговора. Главой заговора был всё тот же Василий Иванович Шуйский, незадолго до этого помилованный царём по делу об организации первого заговора. Свергнув «треклятого еретика», Василий Иванович объявил себя защитником православия от зловерия латинян и выставил свою кандидатуру на спешно созванный земский собор. Так как других кандидатур не было, а в работе земского собора принимали участие только москвичи, поддержавшие заговор Шуйского, то нет ничего удивительного в том, что царём был избран именно Василий. Новый патриарх Гермоген в целом соглашался с тем, что царь должен быть избран как можно скорее, но считал, что решение московского земского собора без мнения провинциальных делегатов будет нелегитимно. Поэтому он предлагал провести земский собор в формате интернет-конференции. Опасавшийся появления других кандидатов Василий отверг предложение прогрессивного старца. Результатом этого необдуманного поступка стала смута «по всей земле русской». Сначала в Самборе объявил себя вторично чудесно спасшимся царём Димитрием некто Михалко Молчанов, во время восстания укравший государственную печать. Затем от его имени на юго-западе России появился казачий атаман Иван Исаевич Болотников; как идейный сторонник разгрома Оттоманской Порты он всецело поддерживал Лжедмитриеву реставрацию. Тогда же на Волге объявился самочинный царевич Петруша. Вдобавок ко всему вышеперечисленному, права на московский престол предъявил польский король Сигизмунд.
Летом 1606 года главная угроза исходила от армии Болотникова. Разгромив полки Трубецкого и Лыкова, а затем и братьев Шуйских, он двинулся на Москву, по пути захватив Орёл, Болхов, Белёв, Воротынск, Калугу и Серпухов. Поддержанный венёвским воеводой Истомой Пашковым, а также рязанцами Ляпуновым и Сунбуловым, Болотников не видел препятствий для взятия Москвы. В этот критический момент Михаил Скопин-Шуйский стоял со своим полком на реке Пахра, защищая подступы к столице. Шансов удержать болотниковскую орду у него не было – к этому времени остальные воеводы либо бежали, либо были разбиты. Но князь решил стоять до конца. Дабы усилить боевой дух своих малочисленных воинов, Михаил распустил слухи, будто он неуязвим в бою. Ему удалось убедить солдат в том, что ещё в юности английский художник Бэзил Уорд написал его портрет, который чудесным образом принимает на себя все удары, наносимые Михаилу. Уверовавшие в чудо солдаты поклялись стоять насмерть. Более того, эти слухи дошли и до стана болотниковцев. Иван Исаевич, будучи человеком рассудительным и осторожным, решил не связываться со странным субъектом и, уклонившись от боя, прошёл к Москве другой дорогой.
В октябре 1606 года началась осада Москвы. Скопин-Шуйский участвовал в боях всего несколько месяцев, но имидж единственного воеводы, не спасовавшего перед врагом, вознёс его на небывалые высоты. Его почитали и как самого удачливого, и как самого стойкого, и как самого талантливого полководца в царских войсках. Нет ничего удивительного в том, что когда встал вопрос, кто возглавит контрудар у деревни Котлы, выбор пал на Михаила. Царские войска ликовали, болотниковцы пребывали в панике: Пашков, Ляпунов и Сунбулов, не дожидаясь боя, переметнулись на сторону Шуйского, остальные считали дело безнадёжно проигранным. 2 декабря Михаил Скопин-Шуйский лично возглавил атаку. С криком «Нерон и Нарцисс с нами» он врубился в неприятельские позиции и, разорвав строй казаков, обратил их в бегство. Победа была полной и безоговорочной, но война продолжалась. Более того, она разгоралась с новой силой. Отходя к Калуге, Болотников нанёс преследовавшим его войскам ряд поражений, а затем в Туле соединился с армией царевича Петруши. Князь Михаил в этот период не принимал участия в войне. Сразу же после победы у деревни Котлы он отошёл от ратных дел, мотивировав свой поступок тем, что, как каждый уважающий себя великий полководец, он не медля должен приступить к созданию мемуаров, увековечивающих его героические деяния. По прошествии полугода мемуары были закончены и в тот же день уничтожены автором. Благодаря счастливому стечению обстоятельств сохранился отпечаток последней страницы, едва просматривающийся на следующем чистом листе. Мемуары завершались фразой: «Несмотря на всё вышеизложенное, ни мне, ни читателю не могут быть ведомы в полной мере все обстоятельства дела: мне из-за естественной пристрастности суждения, читателю же они недоступны априори».
В мае 1607 года Скопин-Шуйский вернулся в расположение войск царя Василия. Только что понёсшие поражение у Каширы Болотников и Телятевский спешно отходили к Туле, где их ожидал царевич Петруша. Необходимо было преследовать отступавших, уничтожая живую силу противника. Именно эта задача и была поручена Михаилу, назначенному воеводой передового полка. «Жизнь движется быстрее реализма, но романтизм опережает жизнь!» – произнёс князь и устремился в погоню. Болотниковцы были уничтожены почти без остатка. Лишь несколько тысяч казаков добрались до Тулы. 12 июня к Туле подошёл и Скопин-Шуйский. В этот момент на него обрушилась двадцатитысячная армия царевича Петруши. Сражение на реке Воронья близ Тулы вскоре превратилось в кровавую сечу. Михаил, не желая сдавать позиции, бился в первых рядах. Возможно, перед боем он принял что-то или, напротив, долгое воздержание от спиртного дало о себе знать приступами алкогольного галлюциноза, но, так или иначе, обратившийся после сражения к доктору полководец жаловался, что во время схватки со свирепым черноусым казаком, когда тот замахнулся на него огромным палашом, Михаил совершенно явственно услышал голос, как бы доносящийся из боковых частей шлема: «Берегись, маленькая Вирджиния, берегись! Что, если мы больше не увидим тебя?».
Позиции были удержаны. 30 июня к Туле подошли основные части во главе с царём и замкнули кольцо окружения. Услуги Скопина-Шуйского более не требовались, и по настоятельному совету врачей он был отправлен домой. Медики прописали князю постельный режим и категорически запретили читать Уайльда. Михаил пренебрёг бы рекомендацией эскулапов, но с годами он начинал понимать, что полностью исчерпал Уайльда, и тот ничего более не может ему дать. По дороге в Москву он в последний раз открыл томик британца и, блуждая по страницам японской бумаги, прочёл: «Мы приняли будничную ливрею века за одеяние Муз и проводим дни на грязных улицах и гадких окраинах наших мерзостных городов, между тем, как должны бы восседать на горе с Аполлоном». Князь закрыл книгу и приказал поворачивать в имение.
Начало 1608 года двадцатидвухлетний князь встретил в имении на рязанщине. Именно здесь с ним произошла последняя метамарфоза, и он вступил в третью фазу своей интеллектуально-эстетической эволюции. Всё началось ещё на фронте. Дело в том, что Михаил и во время боевых действий получал из Англии свежую прессу. Особенно он ценил журнал «Спикер», где печатались эстетические миниатюры Оскара Уайльда. Во время осады Тулы ему пришёл номер от 8 февраля 1890 года, содержащий статью Уайльда «Китайский мудрец», посвящённую философу Чжуан-цзы и идеям даосизма. Автор искренне восхищался идеей бездействия, заложенной в парадоксальных и отталкивающих трезвого европейца концепциях восточного мудреца. Михаила тоже заинтересовала эта идея, и теперь, имея массу свободного времени, он приступил к изучению даосских трактатов.
В первую очередь, он опирался на канонический даосский текст «Дао дэ цзин», принадлежащий основателю учения Лао Цзы, и на трактат самого Чжуан-цзы. Мысли древних даосов покорили сердце и разум молодого князя. В каждой строчке он находил высший смысл и указание к жизни. Часами повторял он священные фразы:
Чтоб оставаться цельным, будь ущербным.
Чтобы стать прямым, наклонись.
Чтобы стать полным, будь пустым.
Будь оборванным, чтобы обновиться.
По прошествии года мировоззрение и жизненные установки князя полностью трансформировались. Хотя во внешнем облике он ничуть не изменился, но в душе и в помыслах он представлял из себя уже нечто иное, а именно – бабочку, которая снилась Чжуан-цзы или Чжуан-цзы, которому снилось, что он бабочка, думающая, что ей снится Чжуан-цзы. В общем, как отзывалась о нём жена (уехавшая к маме), он стал «законченным даосом». Князь Скопин смеялся в ответ и говорил: «Здравый смысл – четырёхуголен. Женщина же кругла. Она не видит разницы между правильным и неправильным, и куда она может закатиться, никому не ведомо».
Тем временем, над страной нависла новая угроза, и князю Михаилу Васильевичу Скопину-Шуйскому выпал жребий в феврале 1609 года отправиться в Выборг для переговоров о военном союзе со Швецией с целью спасения России.
Шведскую делегацию возглавлял Якоб Понтуссон Делагарди.

Якоб Понтуссон Делагарди


Отец Якоба Делагарди, известный шведский военачальник и дипломат французского происхождения, Понтус Де Ла Гарди, играл заметную роль в общественной жизни скандинавского королевства последней трети XVI столетия. Он был первым человеком, принёсшим в Швецию идеи тайных магических обществ, впоследствии отождествлённых с масонскими ложами. Хотя теогония и космогония Понтуса разительно отличались от угловатых концепций последовавших по пути истины нелепых эпигонов великого мистика. По мнению современников, он умудрился запутать, казалось бы, и без того тёмные вопросы творения мира и происхождения богов. Эти идеи во многом способствовали и формированию характера юного Якоба Понтуссона, а потому требуют более детального рассмотрения.
Главным событием в судьбе Понтуса Делагарди, раз и навсегда изменившим его жизнь, стала встреча, произошедшая в Лионе в 1556 году. Здесь тяжелораненый во время пьемонтской кампании офицер по поручению маршала Брисака должен был выявить враждебных королевскому двору агентов римского папы Юлия III. Под подозрение умирающего контрразведчика попал некий Джузеппе Бальзамо, проповедовавший оккультное знание, распространившееся в окружении лионского архиепископа и популярное в местных лаунж-барах. Итальянец считал себя посланником пророков Илии и Еноха, которые, по его мнению, владели магией древнеегипетских жрецов Изиды. Так агонизирующий Понтус вышел на тайное общество «Жрецов Матери египетского обряда». В предсмертном бреду он приказал арестовать Бальзамо и доставить в реанимационное отделение, где и происходил допрос, нередко прерываемый врачами, боровшимися за жизнь Делагарди путём электрического массажа сердечной мышцы.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/oleg-novokschenov/amystis-63469381/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Сноски

1
др.-греч., выпивание стакана вина одним глотком

2
Изумление мира (лат.).

3
Историки сломали немало копий вокруг содержимого графина. В дореволюционной историографии бытовало мнение, что пресловутым напитком был французский сидр, хотя либералы, желая подразнить власть красной тряпкой свободомыслия, настаивали на абсенте. Советские учёные отбросили как официальную версию, так и версию «абсентеистов», сочтя их несостоятельными. В своём исчерпывающем труде «Градус загадки» академик Б. А. Рыбаков доказал, что в графине содержался знаменитый коктейль «Северное сияние», получаемый посредством смешения шампанского с чистым спиртом.

4
Мне очень жаль (англ.).

5
Дионис Освобождающий.

6
Воздыхания из глубины (лат.)

7
Из глубины (лат.)