Папа ищет работу
Валентина Филиппенко
Истории про папу #1Лучшая новая книжка
Мой папа работал водителем, а потом фирму закрыли. Тогда-то с ним и начали происходить приключения: день за днём он читал газеты с объявлениями, сочинял мороженое, стриг облака, командовал воздушными шарами, даже королём успел поработать – чуть было в Африку не улетел… Но в глубине души и папа, и мама, и я понимали: это всё не для него, призвание папы – другое.
Валя Филиппенко
Папа ищет работу
© Филиппенко В., текст, 2022
© Елунина Л., иллюстрации, 2022
© Издание на русском языке. ООО «Издательский дом «Самокат», 2022
Моему папе
* * *
Ливень начался ужасный, будто дворник из шланга поливал наше окно.
Папа пришёл домой грустный и молчал. Мне стало страшно: таким я его видела совсем давно, когда умерла моя бабушка (папина мама). Очень бледный, он не мог даже говорить. Сейчас папа прошёл по коридору и сел за своё маленькое старое фортепьяно. И начал играть.
Честно, обычно папа у меня очень разговорчивый: он много шутит, пересказывает истории из толстых книг, пытается говорить на разных языках и перебивает маму. Я похожа на папу: такая же высокая, худая-худая и впечатлительная.
Мама увидела папу, увидела мой испуганный взгляд и позвала меня на кухню: «Пойдём салат резать».
– Не трогай папу, у него работа закончилась, – шепнула она на кухне. – И их закрыли.
Я сразу представила, как папа в офисе решил все головоломки, построил все скворечники и прочитал все книги. И как на большой двери его работы повесили табличку «ЗАКРЫТО».
Хотя такого, конечно, быть не могло. Он работал в одной фирме водителем. Может, в его машине закончился бензин?
Мы сели ужинать, а папа в зале перестал играть на фортепьяно и ушёл в спальню. Квартира затихла. Только дворник продолжал поливать из шланга наше окно.
Детство и фортепьяно
Сейчас мне девять лет – ровно столько лет и девять месяцев, уволившись из научного института, папа проработал водителем. Говорят, пока мама была беременна, врачи обещали, что родится мальчик. А родилась я.
Девять лет назад вместе с детской кроваткой папины друзья привезли в нашу квартиру старое фортепьяно. Одноклассник папы, его старый-старый друг, когда-то забрал инструмент себе, а тут решил вернуть.
На фортепьяно были выцарапаны папины инициалы – «А. Г.», клавиши стали совсем жёлтые, по бокам корпуса потрескался лак, и крышка болталась, как ослабевшая вставная челюсть. Но папа очень любил это фортепьяно.
Вы, конечно, не поверите, что в детстве уроки музыки не доставляли ему тех страданий и лишений, от которых часто мучаются маленькие музыканты. Папа с удовольствием разучивал гаммы, новые этюды, прелюдии и ноктюрны. От фортепьяно его было не оторвать. Если бы из него не растили физика…
На кухне из папиного детства висела маленькая меловая доска, а его папа – мой дедушка – с утра до вечера ловил папу в коридоре, запирал в туалете и даже ночью мог разбудить: спросить какую-нибудь формулу, определение или физический закон. Поэтому музыка – без неожиданностей, трудностей и формул – казалась папе понятной. Он разучивал гаммы, часами репетировал и сам сочинял мелодии, прячась за инструментом и отдыхая в воображаемом мире от геометрической прогрессии, правила правой руки и дискретности света.
И вот теперь, когда вместо долгожданного сына у папы родилась вполне себе обычная дочь, фортепьяно снова стало его другом и помощником. Теперь с ним он будто бы обсуждал самолёты, устраивал целые музыкальные битвы, походы в мелодические горы, пробежки по ритмическим лесам и заплывы в моря джаза.
Мама тоже обрадовалась появлению в доме старого фортепьяно: музыка действовала на маленькую меня лучше любого успокоительного, и папа научился играть и качать люльку одной ногой в ритм, иногда отрываясь, чтобы нажать ещё и педаль инструмента. Правда, дальше благодарного, тихого сна я и музыка никуда не ушли: учиться играть на чём-нибудь, требующем слуха и знания нот, я отказывалась, петь не хотела и стеснялась. «Танцевать!» – вот к чему я была готова всегда.
Папа грустно вздыхал, пробегал по клавишам, с мальчишеским выражением лица изображал пару аккордов из «Кузнечика» или «Крылатых качелей» – вдруг я всё же передумаю? – а после начинал играть джаз, вальс, румбу или что-то совсем невообразимое, чтобы мне было ещё веселее танцевать.
Кстати, длинное, как лежащая на выступе у дома водосточная труба, слово «фортепьяно» папа научил меня говорить, когда мне было два года. Сперва было «фоте-пано», потом «фоте-пьано», а к пяти моим годам в слове наконец прорезалась буква «р». Тогда папа объяснил, чем «пианино» отличается от «фортепьяно». Вы знаете?
Фортепиано – это как все птицы сразу – такой класс инструментов с клавишами, струнами, молоточками и крышкой. А пианино – только один из таких инструментов, как курица или страус – только одна из птиц. Ткнув в страуса, вы не ошибётесь, если назовёте его птицей, но ведь не всякая птица – страус? Так должно быть понятно.
Но! В этой книжке музыкальный инструмент, стоящий у нас в гостиной между широким дверным проёмом и книжным стеллажом, будет называться только «фортепиано».
Согласны?
Зарядка
Каждое утро папа начинал с зарядки.
Он отжимался, наклонялся, скручивался, прыгал, подбрасывал ноги, качал пресс и размахивал руками с гантелями. Потом запрыгивал в ванную, охал и вздыхал: принимал холодный душ. Мама тоже делала зарядку: она пританцовывала под музыку на кухне, приседала, махала руками, ногами и головой, пока готовила завтрак.
Обычно после душа папа забегал на кухню, выпивал кашу и закусывал её крепким кофе, а потом бежал на работу. Но так было раньше – уже несколько дней папа никуда не спешил, не бежал, не торопился и не ехал.
Третий день подряд по утрам папа съедал по две порции каши, дул на горячий кофе, хвалил маму, рассматривал посуду, ложки и салфетки. А после – открывал газету и принимался искать работу.
«ТРЕБУЕТСЯ АКТИВНЫЙ ГРАЖДАНИН ДЛЯ УКЛАДКИ ПЛИТКИ В ПАРКЕ».
«НУЖЕН СПОКОЙНЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК – НАУЧИТЬ ТРЁХ СОБАК КОМАНДАМ “СИДЕТЬ” И “ЛЕЖАТЬ”».
«НУЖЕН КОСМОНАВТ ДЛЯ ПОЛЕТА НА КОМЕТЕ».
«ЛЮБИТЕЛЬ ШОКОЛАДА, ГОТОВЫЙ СЕСТЬ НА ДИЕТУ, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ ДЕТЯМ ХОРОШИЙ ПРИМЕР».
«КОНСТРУКТОР ЗАПРАВОК С КУЛИНАРНЫМ ОБРАЗОВАНИЕМ».
«АРТИСТ БАЛЕТА, ГОТОВЫЙ ПЕРЕЕХАТЬ РАБОТАТЬ В КИТАЙ».
«ЛИЧНЫЙ ТРЕНЕР ДЛЯ СЛОНЁНКА».
– Личный тренер для слонёнка! – закричала я. – Папа, ты же каждое утро делаешь зарядку, почему бы тебе не начать тренировать слонов?
Мама засмеялась, но посмотрела на папу и перестала. Папа опустил газету и сел ко мне поближе:
– А это идея. Правда, знаешь что? Мне бы на ком-нибудь потренироваться. Давай я позвоню завтра утром по поводу вакансии, а сегодня вечером мы немного потренируем тебя?
Однажды папа уже взялся за мою физическую форму. Я училась в первом классе и меня водили на танцы, но папа решил, мне надо узнать, что такое настоящая нагрузка. Он взял меня с собой на пробежку: мы бегали по парку много-много кругов, и где-то под одним из кустов я села и уснула от усталости и головокружения. Папа принёс меня домой на руках, и с тех пор мама запретила ему брать меня на тренировки.
Сейчас его глаза загорелись, лицо засветилось, он сиял, как золотая шоколадная медаль.
– Давай попробуем! – воскликнул он.
– А давай лучше ты станешь любителем шоколада, а потом сядешь на диету и покажешь другим детям хороший пример? – испугалась я. Бегать по парку мне совсем не хотелось, как и прыгать с гантелями или принимать холодный душ.
– Папа, – вмешалась мама, – ты можешь без тренировок на дочери смело звонить в зоопарк и предлагать свою кандидатуру. Скажи, что тренировал в деревне коров и лошадей. Они не проверят.
Папа даже немного расстроился.
В телефоне на папу сперва чихнули, потом фыркнули, а после, выслушав историю про бег трусцой самых мясистых коров и холодный душ для лошадок, попросили приехать в цирк. Папа быстро собрался: надел спортивное трико, спортивную куртку и лучшие кроссовки. Ещё он хотел взять ракетку для тенниса и эспандер, но мама посоветовала взять блокнот. Мы проводили папу, а потом я побежала в школу. Как раз на физкультуру.
Когда я вернулась домой, мама с папой сидели на диване и икали от смеха.
– Папа, тебя взяли тренером? – с порога крикнула я.
– Нет, – радостно ответил папа. – И не возьмут.
– Почему?
Папа уселся на диване поудобнее, широко развёл руки в стороны, будто раскрыл книгу с аппликациями, и рассказал мне, что в цирке, если оказаться за кулисами, очень тесно, темно и даже страшновато, но у слонёнка большая, светлая клетка.
– Размером с твою комнату, – подмигнул мне папа. – В его клетке стоит ведро с водой, большое зеркало и гантели. Но – представляешь – этот слон стал уже настолько сильным, что двух, трёх и даже четырёх гантелей ему мало. Поэтому – оказалось – в качестве спортивного снаряда он хотел использовать меня.
Я представила, как мой папа катается на слоне под куполом цирка, и подумала, что для водителя машины это не такая уж плохая работа. Но тут папа обхватил меня одной рукой и поднял в воздух!
– Вот так, – объяснил он, – слонёнок должен тренироваться с тренером минимум два часа в день. Обхватывать его хоботом и поднимать и опускать вверх и вниз. И чем толще и тяжелее будет тренер, тем будет лучше.
– Так что, – папа поставил меня на пол и шагнул к холодильнику, – мне даже выдали четыре килограмма шоколада!
На полке холодильника в коробке лежала целая гора шоколадных золотых монет. Ох, кажется, всё же придётся папе подавать хороший пример детям и садиться на диету.
– А ещё, – папа с улыбкой закрыл холодильник, – сегодня я понял кое-что важное.
Мне было трудно не думать о шоколаде и слушать папу, но я закрыла рот и вопросительно кивнула.
– Я ужасно, до икоты и головокружения, боюсь щекотки. И своим смехом смог напугать даже клоуна, а он в жизни многое повидал.
Папа находит работу
Летом по выходным мы уезжали на озеро. Мама вставала очень рано и пекла блины, в которые заворачивала творожную массу с изюмом и ванилином, солёную рыбу, сыр с ветчиной, варёную сгущенку и яблочное варенье. Папа загружал в машину мой плавательный круг, большой пляжный зонт, много воды, яблок, арбуз, похожий на надувной мяч, и плед. Пока мы ехали к озеру, я засыпала, привалившись щекой к окну, и мне снилось, что я бегаю по золотистым, как яблочное варенье, полям, а они качаются подо мной и гудят, будто им щекотно.
Папа очень хорошо плавает и ещё до школы начал учить меня махать ногами и руками в воде, чтобы не утонуть. Мы начинали тренировку на берегу: я гребла в воздухе, дрыгала руками и ногами, как лягушка, дышала и не дышала. Когда я вдыхала невпопад, папа зажимал мне нос рукой и радостно кричал: «Утонула!»
По-настоящему плавать я научилась год назад. На море мы взяли напрокат лодку и поплыли кататься. Вода была чистой-чистой, моего детского спасательного круга с нами не было, а папа снова принялся за своё. «Ныряй! – крикнул мне он. – Вдох на гребке, выдох – толчок ногами». И выкинул меня за борт.
Как я испугалась! Я хватала воздух ртом и прыгала в воде, то поднимаясь над ней, то вновь уходя под воду. Мама протянула мне руку и помогла успокоиться, а папа прыгнул в воду и решил поучить меня плавать на спине, чтобы мама видела, что я не утонула. Было очень страшно, но с тех пор я умею плавать.
Сегодня утром папа открыл газету и даже подпрыгнул на стуле:
«АКТРИСЕ И МОЛОДОЙ РУСАЛКЕ ТРЕБУЕТСЯ ЛИЧНЫЙ ВОДИТЕЛЬ».
Была суббота, я не собиралась в школу, а полезла проверять, правда ли в газете опубликовали такое объявление. Правда.
«Ты отлично плаваешь и сможешь справиться с актрисой», – улыбалась мама. Она в молодости играла в студенческом театре, где они с папой и познакомились.
Папа осторожно набрал номер, будто уже плыл по озеру, плавно опуская руки в водную гладь. В трубке не забулькало, не захлюпало и даже не заплескалось.
«Вы готовы к командировкам?» – спросили папу.
«Плавать умеете?»
«Машину аккуратно водите?»
«А глубоко можете нырять?»
В пять вечера папа был приглашен в Центральный бассейн на собеседование.
Как я ни просила, как ни уговаривала, с собой он меня не взял. Поэтому целый час я просидела у окна в ожидании. Разрезая первые сумерки, бодрым шагом он зашёл во двор и поднялся в квартиру даже не на лифте, а по лестнице. Волосы его были ещё мокрые, он улыбался.
– Взяли! – закричал он с порога.
– Ура-а-а! – закричали мы.
Русалка оказалась самой настоящей: длинный чешуйчатый хвост, медные волосы и необходимость постоянно находиться в воде. Её нужно было загружать в грузовик в аквариуме, чтобы возить на тренировки в бассейн, потом – также в аквариуме – на встречу в кафе «Салют», а после – на киностудию, где она играла… русалку.
Познакомиться с ней было нельзя. «Я первый день на работе, никаких гостей», – строго сказал папа. Русалка не говорила на человечьем, только квакала, хрипела и свистела. Зато умела писать, если не роняла ручку на дно аквариума. Каракули у неё, правда, получались ещё заковыристее и запутаннее, чем мои.
Папа нашёл в шкафу любимые красные плавки, очки для плавания и пляжные тапочки. Утром понедельника он должен был уехать совсем рано: русалка тренировалась в пустом бассейне до открытия. Возвращался он совсем поздно: съемки длились до полуночи.
Даже я не могла уснуть накануне папиного первого рабочего дня. Мне запретили рассказывать в школе о папиной работе, но я почти проболталась своему другу Коле, который – будто чувствовал – перед сном мне позвонил. Папа с серьёзным видом протянул мне трубку и приложил палец к губам.
Конечно. Я буду молчать. Как рыба.
Утром я проснулась раньше обычного, но папы уже не было дома. Мама радостно накормила меня оладьями и засобиралась к тёте Тане, своей сестре, в гости. Я шла в школу, а сама представляла, как красиво плавает в Центральном бассейне русалка и в белом кафеле на дне отражается её хвост. Папе так повезло с работой!
Папа уходит с работы
На ужин мама купила большой торт «Три шоколада» и лимонад. Я быстро сделала уроки (честно, даже историю!), чтобы не отвлекать папу от важного: от рассказа, как он провёл целый день с русалкой.
В одиннадцать дверь в квартиру открылась – и очень тихо зашёл папа. Он был сухой, уставший и серьёзный. Я разлепила слипающиеся глаза, мама торжественно объявила, что ужин готов и есть папин любимый торт, но папа, ничего не ответив, ушёл в гостиную и сел за фортепиано. Он играл медленно, мелодия плескалась, словно вода у бортов лодки, и стихала, журча, как кран на кухне.
«Что-то случилось», – сказала мама и поплыла за папой в зал. Я ковырнула ложкой свой кусок торта. Неужели русалке не понравилось, как папа водит машину?
Через пять минут родители пришли на кухню и сели ужинать.
– Не буду я работать водителем русалки, – с грустной улыбкой сказал мне папа.
– Почему? – ещё грустнее спросила я. – ПОЧЕМУ?!
– Не моё это. Я водил «Волгу», «Мерседес». Даже как-то был в кабине машиниста поезда. А тут – газель с рыбой внутри, которая даже своё имя написать не может, а только болтает хвостом и всё время… представь, всё время ест кильку и варёный лук.
– Варёный лук! – вырвалось у меня. – Какой кошмар! Я бы тоже не смогла сидеть за одной партой с человеком, который ест варёный лук.
– Как это возможно? В машине пахнет рыбой и луком, рядом всё время кто-то квакает и чавкает. Мне не дали ни минуты поплавать. На съёмочной площадке другие актёры сказали, что при виде аквариума на них нападают тоска и сон.
Мама взяла папу за руку, он продолжил:
– Чистить аквариум после актрисы – непросто. Там целый склад письменных принадлежностей, хвостиков от кильки, чешуи и записок поклонников. Она не читает их, а просто бросает на дно аквариума. И пальцем показывает – «убери».
Я вздохнула. Сегодня одноклассник Петя подложил мне записку в учебник по математике. А я, не открывая, выкинула её. Потому что девочки смотрели, что я буду делать, и сразу зашептались у меня за спиной.
– А ещё, – чуть веселее продолжил папа, – русалка – очень плохая актриса. Тридцать пять дублей! Тридцать пять дублей, чтобы улыбнуться, заглянув в камеру, после сигнала «Мотор». Твоя мама играла в театре Золушку и Наташу Ростову…
Папа отломил ложкой сразу половину куска торта. Мама заулыбалась. Её улыбка была нежной, светлой, будто на маму направили десять софитов, а по рельсам на кухонном полу к ней подъехали оператор и камера. Эх, взяли бы маму в кино! Мама-то лучше русалки!
Работа для внимательного человека
В начальной школе наша классная руководительница иногда приглашала родителей устраивать субботние праздники для детей. Мама одной очень спортивной девочки организовала для нас настоящий забег на стадионе: с пьедесталом почета, медалями, серебряными пледами и пирожками с картошкой и курагой. Я прибежала второй среди девочек: первой прибежала очень спортивная девочка.
Как-то раз для нас провели мастер-класс по оригами и каллиграфии. И урок фотографии. Мы пускали на школьном дворе мыльные пузыри из сачков для ловли бабочек – я вылила целую бутылку маминого шампуня, что очень расстроило маму. Когда дошла очередь до нашей семьи, папа устроил в классе музыкальное путешествие за сокровищами: в актовом зале у нас стояло пианино, папа спел несколько пиратских песен, пока мама нарезала сочный арбуз – «тропические дары от пиратов, ушедших далеко в море». (В сентябре есть арбузы приятно: ты будто ещё на десять минут возвращаешься в лето.)
Когда папа закончил петь, мы развернули огромную карту – тёмную от времени, с истлевшими уголками. На самом деле она была полита чаем, а уголки папа подпалил зажигалкой, чтобы карта стала похожей на пиратскую. Мои одноклассники были в восторге! А я хитро молчала. Я ведь сама заваривала чай для этого пиратского артефакта.
Нам нужно было найти клад где-то в школе: пройти ворота Правды (пост охраны), преодолеть Северное море (попрыгать по батутам в спортивном зале, а потом перепрыгнуть через козла), разгадать шифр в Тайной библиотеке – по подсказкам и запискам собрать кодовое слово, а затем снова встретить папу с сундуком в столовой – найти Старого пирата с Сокровищем.
Бегать по школе в субботу было весело. Мы слушали своё эхо, не боялись завуча и могли кричать «Полундра!», если натыкались на маму или охранников. Поиск сокровищ иногда приостанавливал арбуз: кроме Северного моря, Тайной библиотеки и ворот Правды на карте там и тут появлялся Спасительный туалет. В туалет нужно было всем. И очень часто.
Поэтому, когда папа открыл сундук с Сокровищем, некоторые одноклассники немного расстроились: покрашенный золотой краской, в груде шоколадных золотых монет, там снова лежал арбуз.
Так вот. Сегодня утром в газете папа прочитал такое объявление:
«РАЗЫСКИВАЕТСЯ ВНИМАТЕЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК ДЛЯ ПОИСКА СОКРОВИЩ».
Искали моего папу.
Мы с мамой, затаив дыхание, сидели за столом, пока папа набирал номер телефона. На том конце откашлялись и командным, почти военным голосом попросили доложить по существу, кто звонит. Папа доложил.
Оказалось, в нашем городе жил целый экипаж старого пиратского корабля, который сошёл на берег сорок восемь лет назад. Теперь пираты пытались найти спрятанное сокровище, но совсем запутались в своих картах и бортовых журналах. «Нам нужен внимательный, аккуратный человек, который сможет разобраться, куда мы дели сундуки с золотом», – объяснил капитан.
Папа пиратов не боялся и был готов им помочь.
Папа ищет сокровище
«Эта работа может быть очень опасной», – сказал папа нам с мамой, собираясь на встречу с пиратами. И положил в карман перочинный складной ножик, которым мама иногда чистила рыбу. Я попросила взять меня с собой на настоящий пиратский корабль, но папа отказался.
К обеду он вернулся с целым чемоданом книг: это были записные книжки, дневники, настоящие карты и схемы. «А где в нашем городе спрятан их корабль?» – спросила я папу. Папа улыбнулся: «Корабля в городе нет, пираты переехали на грузовике из портового города. Живут в обычных квартирах. Кок, их повар, например, через две улицы от нас. Он прекрасно готовит макароны по-флотски! Мы только что пообедали». Мама строго посмотрела на папу (она тоже приготовила обед!), а он, смутившись, начал искать что-то в чемодане, приговаривая: «Ну, что это я… Надо скорее приниматься за дело…»
Три дня и три ночи папа сидел за столом над пиратскими книгами, журналами и картами. Он вёл записи, рисовал схемы, делал закладки и пометки. У кого-то из пиратов был очень красивый почерк, как у нашей учительницы по русскому языку, а кто-то писал как учитель математики: криво, быстро и непонятно. Порой, наконец разобрав смысл предложения, папа громко смеялся, иногда – подпрыгивал на стуле. Вечером второго дня, справившись с половиной записей, папа громко чихнул от пыли и заговорил на каком-то чужом языке.
Поиски сокровища затягивались: пираты и папа расстраивались, не хватало каких-то книг и записей, чтобы восстановить цепочку событий. И тогда мама предложила – открыть коробку с золотыми монетами, которая стояла у нас в холодильнике, и подарить их пиратам. «Рискованно, – сказал папа. – Они очень переживают из-за настоящего золота и могут подумать, что я нашёл его, а их решил обмануть».
Мама пожала плечами и взяла шоколадную монетку: «Ты прав. Не надо сорить деньгами, даже шоколадными».
А мне очень хотелось познакомиться с настоящими пиратами. Поэтому, когда папа собирался на очередную встречу, а я – на танцы, у меня появился план. «Не пойду на балет, – решила я. – Пойду за папой и подсмотрю, как выглядит капитан пиратского корабля!»
Я спряталась за дверью в подъезде и дождалась, когда папа выйдет из дома. Мы прошли два квартала на расстоянии в десять шагов, потом папа свернул в переулок, и ещё один, и ещё. Зашёл в магазин с пирожными и застрял там. Я стояла в магазине напротив и ждала, когда он выйдет. Но он не появлялся ни в одном окне. «Странно… Неужели у них встреча в магазине с тортами?» – подумала я.
Прошла ещё пара минут, и папа вышел на улицу с большими коробками, полными каких-то сладостей. Два квартала, три перехода, один переулок – и серый подъезд проглотил папу.
Сердце стучало: я не увидела код, который набрали папины пальцы, оставалось только надеяться, что дверь будет медленно закрываться и я успею её поймать. Так и получилось. Я поймала её и аккуратно потянула на себя. Но папа не поднимался, а сразу зашёл в квартиру на первом этаже, едва не заметив меня. Но мне повезло! Тихонько выйдя на улицу, я стала искать окна пиратской квартиры. Кое-где как раз загорелся свет и замелькали тени. Привстав на носочки, я увидела, как седой дедушка ставит на кухне чайник, а папа раскладывает на столе пирожные и свои блокноты. Вдруг из комнаты на кухню влетел настоящий огромный попугай! У него были изумрудно-синие перья, длинный красно-золотистый хвост и внимательные чёрные глаза. Он сел на подоконник и посмотрел на меня. Следом за попугаем в кухню зашёл настоящий пират – с одним глазом, в тельняшке и без правой ноги. Кто ему её откусил? Он сел перед папой и сразу погрузился в записи.
Пираты и папа пили чай и ели корзиночки с кремом, эклеры, буше, торт наполеон, творожные кольца, пирожное картошка и много-много птичьего молока. Пираты оказались жуткими сладкоежками! Может, у них в сундуках не золото, а шоколадные монеты?
«Вот тут, – одноглазый пират ткнул измазанным в креме пальцем в карту, – может быть наше золото». Он показывал на Городской парк.
Папа находит сокровище
Немного, но папа всё же отругал меня за то, что я подсматривала за пиратами. Меня сдал попугай: он долго молчал, но когда я почти влезла в окно, чтобы заглянуть в карту с сокровищами, взлетел над столом, начал кружить над собравшимися и кричать: «Р-р-рекламная пауза! Р-р-рекламная пауза!» В итоге меня завели в квартиру, допросили, пирожного не дали, а выдали одну конфету и чай. И когда мы шли домой, папа – он редко бывал злым – очень на меня злился.
Он был весь расстроен, как старое пианино. Всё ронял. Стучал подошвами, как клавесин. Гудел себе под нос, как труба. Это был целый концерт недовольного папы. Брови у него двигались, словно махали крыльями, глаза будто сверлили асфальт и меня. Мне было страшно, я молчала и быстро шла за папой, хватая ртом воздух и боясь попросить его идти помедленнее.
«Я мог лишиться работы. Пираты могли разорвать договор. Все труды могли пойти насмарку из-за твоего любопытства. А тебя бы… А тебя бы выбросили за борт», – закончил папа.
За какой борт меня могли бы выбросить? Сырный борт пиццы?
Но на поиски сокровища в Городском парке он меня всё-таки взял! Хорошее зрение, компактность (я могла забраться практически под любой кустик, потому что была ещё совсем маленькая и худенькая) – это вам не каркать с подоконника.
В субботу на рассвете мы вышли из дома, зашли за старыми пиратами и попугаем и поспешили к месту, где могли быть закопаны сундуки с золотом.
Папа, в походных сапогах, котелке и с лопатой, выглядел очень воинственно. Пираты быстро прихрамывали и сверяли карты с компасом. Папа пару раз спросил их, как можно было забыть, что золото закопано в Городском парке. Ему никто не ответил, только ветер гудел в ветвях деревьев. Парк был совсем пуст, попугай то и дело поднимался с плеча самого старого пирата и важно облетал аллею. «Кажется, пришли». – Самый старый пират остановился рядом с огромным дубом и фонтанчиком для питья.
Мы копали недолго: папа ловко выхватывал землю лопатой, я ковыряла совком с краю очерченного прямоугольника, под которым должны были скрываться сокровища. Но первым до сундука добрался попугай: он клювом долбил грунт у самого фонтанчика и нашёл клад.
Сколько золота мы достали!
Три больших деревянных ящика, один кожаный чемодан и попугаева шкатулка появились из-под земли и засияли, заблестели на рассветном солнце. Откуда-то возник ещё один пират (папа сказал, что это был тот самый, мамой нелюбимый кок, который вечно перебивал ему аппетит). Кок катил большую тележку – на такой по парку обычно развозили мороженое – и цистерны кваса и лимонада. Пираты загрузили золото на тележку, накрыли его скатертью, спрятали под скатерть попугая, чтобы не привлекать внимания, пожали папе руку и укатили домой.
Это были очень странные пираты, после думала я. Как же они бросили свой корабль? Почему они не искали золото целых сорок восемь лет? И как его не нашёл за столько лет кто-то другой? Вопросов было больше, чем ответов. Но тогда, рано утром в парке, с сокровищем и папой, я была самой счастливой девочкой на земле: сколько походов в кино, мороженого, игрушек и пирожных было впереди!
В качестве гонорара за работу папе досталась золотая шкатулка. Она весила несколько килограммов, монеты в ней были огромные, почти с блюдце, и, кроме золота, среди пиратского богатства оказались один большой рубин и заколка для волос с жемчужиной. Пока мы шли домой, я прыгала вокруг папы и просила тут же купить мне воздушные шарики, торт, собаку, спрашивала, купит ли он новую машину и за?мок для нас, на что хватит этого золота и можно ли мне взять хотя бы одну монету и показать её в школе. Папа отрицательно качал головой. Дома он гордо вручил мне заколку с жемчужиной, а маме – рубин. И позвонил брату, который работал в Государственном банке.
Папиного брата я никогда не видела, но слышала какой-то странный, совсем бесцветный голос: кажется, в банке запрещали радоваться жизни.
Пока папа, закрывшись в спальне, о чём-то совещался с несчастным братом, мама на всякий случай проверила каждую монету – не шоколадная ли тоже. Все монеты оказались настоящими: звенели очень гордо и будто даже были рады снова сиять на свободе, а не лежать под землёй.
«Папа! – Я крутилась перед зеркалом, рассматривая заколку. – Ты теперь не будешь искать работу? Может быть, уплывём далеко-далеко и найдём ещё один клад? Ты так хорошо умеешь искать клады!»
Папа вернулся к нам в зал, улыбнулся и сел разглядывать в лупу мелкие детали монет: дату выпуска, страну, где их выпустили, имена королей и императоров, чьи профили их украшали: «Золота нам хватит надолго. Но работу всё равно нужно найти».
Папа не ищет работу
С первого класса папа повторял мне одно и то же слово: дисциплина. Нужно было вставать вовремя, не опаздывать на уроки, сдавать все домашние задания в срок и всё время смотреть на часы, чтобы всё успеть.
Но как папа ни старался привить мне любовь к этой самой дисциплине, я хронически опаздывала в школу на пять минут. Очень долго выходила из дома, теряя, словно конфеты из рваных карманов, драгоценные минуты. Сдавала сочинения в последний момент. Ложилась спать поздно и с трудом вставала утром, проспав все будильники… Мама смеялась и говорила, что у меня просто своя дисциплина, но папа растерянно почёсывал лысину. Как это так – у него с дисциплиной всё было хорошо, а у меня… беспорядок.
И вот сегодня, на следующее утро после великого похода с пиратами за сокровищами, я увидела папу спящим на диване, с пустой коробкой от вафельного торта на животе и целой горой монет на полу! Папа уснул в гостиной вечером и проспал так всю ночь. Смущённый и помятый, пока мама готовила завтрак и приводила кухню в порядок, он пришёл к нам и сообщил, что видел очень много красивых снов: «Во сне я наконец не искал работу».
Я хотела сказать папе, что странные сны снятся от сладкого – он сам мне это много раз говорил. Но что-то меня остановило… Кажется, это был взгляд мамы.
Всей семьёй мы очень порадовались за папу – столько переживаний, передряг, удач и неудач случилось с ним за последние полгода. «Приготовь завтра, пожалуйста, мою любимую манную кашу», – попросил папа маму. Его улыбка была немного виноватой и украшенной крошками от торта. Манная была папина лечебная, праздничная каша, но почему бы не съесть её просто так?
Позавтракав, мы поехали в парк аттракционов, на следующий день, в воскресенье – в кино и зоопарк, а в понедельник утром я ушла в школу, когда папа ещё спал и даже не думал открывать газету с объявлениями.
Невероятно!
Папа идёт… на охоту
Но долго папино ничегонеделанье не продлилось. И пятый день тишины прервали даже не газеты, а радио на кухне.
В утренней программе о главных новостях страны и города диктор – очень серьёзный, немного гнусавый, будто с прищепкой на носу – рассказывал о Доме культуры, где вот уже неделю проходил фестиваль музыкального и кондитерского искусства.
«Хорошая музыка улучшает пищеварение. А вкусные десерты делают звуки инструментов ещё приятнее», – сообщал радиоведущий, видимо, так и не снявший прищепку с носа. Должно быть, его нос был длинный. И наверняка крючковатый.
Включили фрагмент концерта одного из участников фестиваля: от первых звуков скрипки папа сперва замер, вслушиваясь в каждую ноту, а после расстроенно опустил голову и закачал ею из стороны в сторону: «Нет, нет, нет… ну какая же это музыка?»
В конце эфира диктор назвал номер телефона для справок – вдруг слушателям понравился фестиваль и они хотели бы его посетить?
Папа звонил три раза, нервно стуча пальцами по тумбочке. Наконец трубку взяла секретарь и сообщила, что жалобы и критику организаторы концертов и производители кондитерских изделий принимают по почте в письменном виде, но если папе очень хочется помочь участникам музыкальной секции, то для него у них есть работа.
Работа! Искали фотоохотника для фестиваля.
Я такую профессию не знала, но папа объяснил мне, что этот диковинный охотник никого не убивает, а только фотографирует, и должен искать что-то волшебное, восхитительное, впечатляющее, дающее надежду и веру.
Конечно, это был мой папа!
Ему тут же назначили встречу – в Парке Всех Народов и Городов, попросив захватить с собой свои фотоработы и надеть что-то немаркое. Оказалось, организаторы фестиваля искали не только внимательного, но и щуплого и невысокого человека, чтобы он мог помещаться даже под креслом, в шкафу или за деревом. Но когда они увидели, как папа умеет прыгать, выбрасывать вперёд камеру со вспышкой, внезапно вскакивать и даже незаметно падать, они забыли о росте и кресле и… взяли папу фотоохотником!
Новому охотнику за музами выдали фотоаппарат с целым чемоданом объективов и попросили разобраться, какими линзами пользоваться при портретной, репортажной и ночной съёмке. Папа пришёл с чемоданом домой, поставил его на журнальный столик в гостиной и начал что-то собирать и разбирать из стёклышек и пластика. Я крутилась вокруг увесистого чемодана и пыталась понять: как с такой большой ношей можно охотиться?.. А папа смеялся и обещал мне, что скоро покажет первые снимки, только вот научится пальцы из кадра убирать.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/valentina-filippenko/papa-ischet-rabotu-57471464/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.