Гибель «Харькова». Роковой день Черноморского флота
Владимир Виленович Шигин
Военные тайны XX века
Морские сражения Великой Отечественной войны не уступали по своему накалу, героизму и драматизму сражениям на сухопутном фронте. Многие обстоятельства тех давних событий до настоящего времени покрыты завесой тайны и окружены легендами. Так случилось с героической гибелью трех эсминцев Черноморского флота в бою с вражеской авиацией после набеговой операции на Крым в октябре 1943 года. В своей новой книге известный российский писатель-маринист капитан 1-го ранга Владимир Шигин впервые публикует ранее неизвестные архивные документы, открывает новые малоизвестные страницы Великой Отечественной войны.
Владимир Шигин
Гибель «Харькова». Роковой день Черноморского флота
© Шигин В.В., 2018
© ООО «Издательство «Вече», 2018
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020
Сайт издательства www.veche.ru
* * *
Памяти моряков-черноморцев, погибших в годы Великой Отечественной войны, посвящаю эту книгу.
Автор
Адмиральским ушам простукал рассвет:
Приказ исполнен, спасенных нет…
Гвозди бы делать из этих людей,
Не было б в мире крепче гвоздей!
Н. Тихонов
Трагическая история гибели отряда кораблей Черноморского флота в октябре 1943 года занимает особое место в истории отечественного ВМФ. Для этого имеются самые веские основания.
Во-первых, осенняя трагедия 1943 года стала самой крупной одновременной боевой потерей Черноморского флота не только за все время Великой Отечественной войны, но и за все время его существования.
Во-вторых, до сегодняшнего дня в этой истории по-прежнему немало тайн, и при детальном изучении всех обстоятельств трагедии всплывают на свет все новые и новые невероятные, а порой и просто шокирующие подробности.
В-третьих, к гибели отряда черноморских кораблей оказались непосредственно причастны первые лица советского ВМФ, а в разбирательстве обстоятельств происшедшего участвовал лично И.В. Сталин. Это говорит о неординарности данного события даже на фоне многочисленных трагедий Великой Отечественной войны.
Думается, что настало время наконец-то детально разобраться в том, кто конкретно был виноват в той трагедии, причем провести этот разбор на документальной основе.
Помимо всего прочего, результаты осенней катастрофы 1943 года оказали огромное влияние на всю последующую боевую деятельность как ВМФ СССР в целом, так и непосредственно Черноморского флота.
И все же думается, что главное в необходимости еще раз прикоснуться к этой больной для каждого российского моряка теме состоит даже не в этом. Вот уже более 100 лет мы чтим подвиг мучеников Цусимы. О цусимской трагедии на сегодня написано немало книг, хорошо известны имена героев того кровавого для русского флота сражения. Цусимский бой был начисто проигран, но это нисколько не умаляет подвига тех, кто погиб тогда, не спустив флага. Не столь давно нам стали наконец известны ранее неизвестные обстоятельства трагедии Балтийского флота в 1941 году, вошедшей в историю как «Таллинский переход», а наряду с этим – новые свидетельства подвигов дотоле неизвестных героев…
А потому, вне всяких сомнений, давно пришло время вспомнить и тех, кто до последнего вздоха сражался за свои корабли в той далекой трагической октябрьской набеговой операции Черноморского флота. Вспомнить тех, кто погибал, оставаясь верным присяге и Родине, вспомнить их поименно и поклониться их жертвенному подвигу. Ведь это наш долг перед их памятью.
Глава первая. Заговор умолчания
Итак, нам предстоит прикоснуться к одной из самых мрачных страниц прошлого нашего военно-морского флота, причем впервые на основе документов, которые до самого последнего времени оставались под грифом «секретно». Видимо, наконец-то пришло время расставить последние точки над «i» в этой давней и перевранной и порядком забытой всеми истории. К сожалению, многие десятилетия после Великой Отечественной войны вокруг трагедии 6 октября 1943 года существовало молчаливое табу. Отечественные флотоводцы, а заодно с ними и отечественные историки, словно сговорившись, делали вид, что этой темы для них не существует. Дело в том, что в октябрьской трагедии 1943 года Черноморского флота, как нигде, слились воедино беззаветная храбрость и трусость, высочайший профессионализм и преступная бездарность, готовность одних погибнуть за высокие идеалы и поразительное бездушие к погибающим со стороны других.
Возьмем, например, мемуары адмирала Н.Е. Басистого «Море и берег» (М.: Воениздат, 1970). Осенью 1943 года Басистый командовал эскадрой Черноморского флота, в состав которой входили все три погибших корабля. Казалось бы, кому, как не ему, описать произошедшую трагедию, указать на ее уроки, вспомнить павших боевых товарищей. В своей книге Басистый пишет о чем угодно: о форсировании нашими войсками Днепра, о действиях Северо-Кавказского фронта, даже об установлении советской власти в Казани и в Симбирске в 1919 году. Но напрасно будете вы искать в воспоминаниях флотоводца хоть какого-нибудь упоминания о трагической гибели подчиненных ему кораблей. Автор ни единым словом не упомянул о происшедшей трагедии, словно ее и не было вовсе. Такое отношение к памяти погибших товарищей не только странно, но и кощунственно.
В 1981 году издательство «Воениздат» выпустило в свет двухтомник наиболее поучительных примеров действия наших кораблей при решении различных оперативно-тактических задач в годы Великой Отечественной войны. Издание предназначалось для изучения офицерами современного ВМФ. Один том был посвящен боевой деятельности подводных лодок, второй назывался «Советские надводные корабли в Великой Отечественной войне». В очерках этого тома рассказывается о боевых делах морских охотников, торпедных катеров, об использовании сейнеров и даже мотоботов, однако о знаковой набеговой операции ЧФ 6 октября 1943 года и там нет ни одного слова. Видимо, автор книги профессор Г.И. Хорьков и ее рецензент адмирал В.Н. Алексеев посчитали, что опыт, добытый кровью, уже никому не нужен.
Напрасно мы будем искать хотя бы упоминание о гибели трех кораблей в труде «Черноморский флот в Великой Отечественной войне» (М.: Воениздат, 1957). В классическом издании «Краснознаменный Черноморский флот» (М.: Воениздат, 1979, издание 2-е, исправленное и дополненное) мы наблюдаем ту же картину. Там тоже написано о чем угодно, но только не о самом тяжелом сражении на Черном море за всю Великую Отечественную войну. Точно такая же картина предстанет перед нами, если мы полистаем и многие другие издания, посвященные событиям на Черном море в 1941–1945 годах.
Справедливости ради следует все же отметить, что в 1960 году был издан военно-исторический очерк «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Второй том издания посвящен боевым действиям Черноморского флота. Несколько страниц отведено в нем и событиям 5–6 октября 1943 года. Но этот сборник, изданный Главным штабом ВМФ в 1960 году очень ограниченным тиражом, до самого последнего времени был малодоступен большинству читателей, т. к. вышел под грифом «секретно» тиражом в 500 экземпляров и рассылался только по штабам соединений не ниже штаба бригады. При этом большая часть этих книг была впоследствии списана и попросту уничтожена по акту. Гриф секретности был снят директивой НГШ ВМФ лишь в июле 1989 года. Историческая группа ГШ ВМФ, работавшая над этим трудом, была весьма представительна и включала бывшего ЧВС ЧФ вице-адмирала Н.М. Кулакова, командующего ТОФ адмирала Ю.А. Пантелеева, профессора контр-адмирала Н.Б. Павловича, начальника Морского научного комитета ГШ ВМФ вице-адмирала К.А. Сталбо. Ответственным редактором труда был бывший командующий Черноморским флотом в годы войны (с 1943 по 1944 г.) адмирал Л.А. Владимирский (данный момент отметим отдельно!). В коллектив авторов входили лучшие историки флота: Г.М. Гельфонд, В.И. Ачкасов, Б.И. Зверев и другие. Свои замечания и пожелания для «черноморского тома» делал еще один командующий Черноморским флотом в годы войны – адмирал Ф.С. Октябрьский. В 2005 году военно-исторический очерк о Черноморском флоте был наконец-то переиздан с участием морского научного комитета ВМФ под редакцией главнокомандующего ВМФ РФ адмирала флота В.И. Куроедова (издательство «Морской Петербург») в виде красочного альбома тиражом 3000 экземпляров. Однако и в этом (до сегодняшнего дня самом полном) описании гибели кораблей 6 октября 1943 года дана лишь общая канва событий. Многие весьма важные подробности, без которых трудно понять причины трагедии, там отсутствуют.
Почему же на протяжении более шестидесяти лет, до самого последнего времени, наши флотоводцы и историки с завидным упорством не желали вспоминать о трагедии 6 октября? Ответом на этот вполне закономерный вопрос и является настоящее документальное историческое расследование.
В настоящей книге автор, наряду с уже известными источниками об обстоятельствах трагедии 6 октября 1943 года, впервые обратился и к ранее неизвестным документам. В Центральном архиве ВМФ таких документов три. Первый – это «Доклад о проведении набеговой операции кораблей дивизиона миноносцев ЧФ в составе краснознаменного эсминца «Беспощадный», эсминца «Способный» и лидера «Харьков» на коммуникациях южной части Крымского полуострова и обстрел портов Феодосии и Ялты на имя командующего Черноморским флотом вице-адмирала Владимирского и командующего эскадрой кораблей Черноморского флота вице-адмирала Басистого», написанный непосредственно командиром отряда погибших кораблей – командиром дивизиона эсминцев капитаном 2-го ранга Негодой. Второй документ – «Политическое донесение на имя начальника политического управления ВМФ генерал-лейтенанта тов. Рогова «О политико-моральном состоянии офицерского, старшинского и рядового состава эскадры ЧФ в связи с гибелью лидера «Харьков», краснознаменного эсминца «Беспощадный» и эсминца «Способный». Третий документ – это «Журнал боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота за 6 октября 1943 года».
Помимо этого автор получил возможность работы в архиве ФСБ РФ с поистине уникальным документом, без которого детальное описание и анализ исследуемых событий были бы вообще невозможны – это двухтомные «Материалы расследования обстоятельств гибели кораблей Черноморского флота лидера «Харьков», эсминцев «Беспощадный» и «Способный». (Начато… Окончено 11 января 1944 г. Фонд № 14, опись № 6, порядковый № 30, тома 1-й и 2-й). «Материалы расследования» содержат протоколы допросов сотрудниками СМЕРШ и военной прокуратуры практически всех значимых участников трагедии 6 октября 1943 года, а также лиц, имевших непосредственное участие к планированию и руководству операции, организации спасательных работ. Работа с протоколами допросов во многом позволила восстановить весь ход событий и найти ответы на многие вопросы.
При работе над книгой автор использовал материалы трехтомной рукописи непосредственного участника боевых действий на Черном море капитана 1-го ранга в отставке И.А. Чверткина (во время войны являлся старпомом на крейсере «Ворошилов», командовал эсминцами «Свободный» и «Железняков»), которые до настоящего времени так и не изданы. При всей определенной тенденциозности и субъективности мемуаров И.А. Чверкина, он дает порой неожиданные характеристики многим участникам описываемых событий, не стесняясь выражать свою личную точку зрения. Это делает его воспоминания весьма интересными и полезными для лучшего понимания рассматриваемой нами темы.
Именно взаимодополнение и сопоставление редких, а порой и просто уникальных материалов дали, по мнению автора этой книги, возможность получить наиболее объективную картину тех далеких трагических событий.
Итак, что же все-таки произошло на Черном море 6 октября 1943 года?
Глава вторая. Черное море. Октябрь 1943 года
Для начала обратимся к общей обстановке на Черном море в то время. Без понимания этого нам будет трудно понять канву всех последующих событий.
К осени 1943 года обстановка на южном фланге советско-германского фронта на некоторое время стабилизировалась. Содействуя приморскому флангу Северо-Кавказского фронта, Черноморский флот готовился к проведению Новороссийской десантной операции. Помимо этого Ставка ВГК и командование ВМФ требовали от флота активизации и чисто морских операций на Черном море. Требование это было вполне резонным. Черноморский флот на тот момент имел полное превосходство в корабельном составе над военно-морскими силами противника. При этом, если раньше немцы имели подавляющее превосходство в воздухе, то теперь ситуация с авиацией начала выравниваться. В самом разгаре была знаменитая воздушная битва за Кубань, которая, как известно, положила конец господству люфтваффе в небе.
С февраля 1943 года отрезанная от основных сухопутных путей сообщения северо-кавказская группировка немецко-фашистских войск имела в своем составе 400 тысяч солдат. Дальнейшая задержка войск на Тамани грозила немцам новым Сталинградом, поэтому немецкое командование решило эвакуировать с Кубанского плацдарма танковую, мотомеханизированную и две пехотные дивизии. Остальным войскам, входившим в состав 17-й немецкой армии, было приказано прочно оборонять кубанский плацдарм, получивший название «позиция Готенкопф», до окончательного решения об эвакуации.
Первое время немцы, опасаясь действий ЧФ, в основном перевозили свои войска по воздуху. Затем противником была налажена бесперебойная переправа через Керченский пролив. Для руководства перевозками через Керченский пролив немецкое командование в начале февраля 1943 года назначило командующего «дорогой Керчь», который непосредственно подчинялся командующему группой армий «А». При командующем «дорогой Керчь» был создан штаб по штату усиленного штаба корпуса, на который возлагалось планирование перевозок и организации обороны Керченского пролива с моря, воздуха и суши. В распоряжении этого командующего находились авиаполевая дивизия и ряд специальных частей. В районе Керчи располагался зенитный полк с 7 тяжелыми и 2 легкими батареями, а на аэродромах Керченского полуострова и Тамани базировалось свыше 200 самолетов-истребителей 1-го воздушного корпуса, в том числе такое отборное соединение, как 3-я истребительная эскадра «Удет».
Вообще противовоздушной обороне Керченского пролива противник уделял исключительно большое внимание. Так, 28 апреля штаб 17-й армии доносил оперативному отделу штаба группы армий «А»: «Надо сломить русское превосходство в воздухе, иначе на позиции «Готенкопф» будет катастрофа». Противник считал, что одним из первых и важнейших условий выхода из общего тяжелого положения в связи с трудностями снабжения является усиленное прикрытие с воздуха. В сентябре 1943 года разведка ВВС Черноморского флота установила, что район Керченского пролива прикрывается 40 зенитными артиллерийскими батареями, 80 прожекторами и 50 самолетами-истребителями.
Для обороны Керченского пролива и морских сообщений от воздействия по ним Черноморского флота, а впоследствии и Азовской военной флотилии немцы сосредоточили в этом районе и военно-морские силы: 1-ю флотилию торпедных катеров (14 единиц), 3-ю флотилию артиллерийских плавучих батарей, 3-ю флотилию катерных тральщиков, 2–3 подводные лодки, десантные баржи, сторожевые катера. Южный вход в Керченский пролив был защищен пятью минными заграждениями, а на севере, со стороны Азовского моря, установлен дозор, состоявший из десантных судов и артиллерийских самоходных барж. Кроме того, вход в пролив со стороны Черного моря защищался береговой артиллерией, которая была усилена за счет установки польских трофейных 75-мм орудий. На северокавказском побережье в районе Анапы были установлены 4 береговые батареи калибром 88–150 мм, а на анапском аэродроме базировалось около 80 самолетов-истребителей.
Непосредственно для осуществления морских перевозок в портах Керченского и Таманского полуостровов было сосредоточено большое количество паромов «Зибель», десантных барж, лихтеров, буксиров и других мелких судов.
Несмотря на то что в корабельном составе полное господство на Черном море принадлежало нашему флоту, немецкие конвои у берегов Крыма ходили постоянно и, что самое главное, практически безнаказанно.
Всего за время с 23 февраля по 20 сентября 1943 года из Керчи в Анапу и обратно прошло 190 конвоев (совершено 360 рейсов). По данным немцев, из них только 30 конвоев, то есть примерно около 16 %, подвергались атакам сил Черноморского флота. Причем из 30 атак 3 были произведены нашими подводными лодками и 27 – авиацией. Все атаки наших подводных лодок были безуспешны. От наших воздушных атак погибли всего 3 десантные баржи и одно десантное судно, тяжелые повреждения получили 6 десантных судов. Несмотря на частые выходы на сообщения торпедных катеров ЧФ, ни одного случая атаки ими конвоев не было.
Помимо конвоев по маршруту Керчь – Анапа противник осуществлял регулярное сообщение десантных судов, буксиров и лихтеров между Феодосией и Таманью (так называемые конвои «Банзан»). До середины июля 1943 года по этой трассе прошло 25 конвоев. Конвои обычно состояли из 3–4 десантных барж, 1–2 буксиров или лихтеров. Движение конвоев осуществлялось в основном в темное время суток. Пять из 25 конвоев подвергались атакам наших самолетов. В результате атаки 17 июня 1943 года один лихтер был потоплен и один лихтер поврежден. Более энергично действовали наши подводные лодки, которые по 8 раз атаковали немецкие конвои, но ни в одном случае не достигли успеха. Выпущенные торпеды большей частью проходили под днищем мелкосидящих транспортных средств. Одна из выпущенных лодкой 17 июля 1943 года торпед попала в буксир, но не взорвалась.
Помимо этого в 1943 году противник провел свыше 150 катеров (десантные баржи, буксиры и лихтера) от Геническа до Темрюка (условное наименование конвоев «Тони» и «Орион») и от Керчи до Темрюка (условное наименование «Теодор»). Известные помехи на этом участке коммуникации создавали минные заграждения, от которых противник потерял буксир и лихтер. Кроме того, немцы осуществляли перевозки войск и грузов своей 6-й армии, правый фланг которой выходил к Азовскому морю.
В период с начала навигации и до оставления Таганрога (конец августа) 6-й армии было доставлено морским транспортом 29 449 тонн различных грузов. Поражение немецко-фашистских войск летом 1943 года под Курском и на юге Украины сделало оперативно нецелесообразным удержание кубанского плацдарма. С 9 августа объем перевозок через Керченский пролив был сокращен до норм текущего снабжения 17-й армии. А с сентября началась эвакуация тылов немецко-фашистских войск с кубанского плацдарма. Для ежедневной переправы 6800 тонн грузов через Керченский пролив дополнительно было приведено 28 лихтеров. Несмотря на сильные воздушные налеты нашей авиации на порты Сенная и Тамань, противник переправлял через Керченский пролив войска и грузы круглые сутки. Так, 18 сентября штаб 17-й армии сообщал, что «до сих пор переправлялось больше, чем предполагалось».
К концу сентября 1943 года под ударами наших войск гитлеровцам пришлось оставить Анапу и отойти в глубь Таманского полуострова. А 24 сентября корабли Азовской флотилии и Новороссийской военно-морской базы высадили в Темрюке, в станицах Голубицкая, Чайкино, Благовещенская и Соленое Озеро морские десанты. Операции прошли на редкость удачно, и к началу октября войска Северо-Кавказского фронта уже начали окончательную очистку Таманского полуострова от фашистских захватчиков.
Обстановка в северо-восточной части Черноморского театра действий к этому времени сложилась следующая. Противник осуществлял эвакуацию своих войск с Таманского полуострова на Керченский. А поэтому выводил свои суда и плавсредства из Керчи в порты южного побережья Крыма. По данным нашей воздушной разведки, 2–3 октября в Феодосии было обнаружено до десятка различных судов и торпедных катеров. К 4 октября общее количество скопившихся в Феодосии быстроходных десантных барж, катеров и других судов достигало уже 25. Вражеская авиация на аэродромах Крыма (исключая Керченский полуостров) насчитывала, по официальным данным нашей разведки, была немногочисленна.
По данным бывшего начальника штаба немецко-фашистского флота на Черном море капитана 1-го ранга Конради, в период с 7 сентября по 9 октября 1943 года с Таманского полуострова в Крым было перевезено 200 тысяч солдат и миллионы тонн снаряжения.
Увы, как это ни горько сознавать, но осенью 1943 года в районе Керчи происходило нечто в высшей степени странное. При стратегической инициативе нашей стороны, при примерном равенстве в воздушных силах и подавляющем превосходстве Черноморского флота немцы практически безнаказанно осуществляли эвакуацию огромной армии!
Только за первые два дня октября в Крым были отправлены три больших конвоя, в составе которых насчитывалось 240 кораблей и судов. При этом от подводных лодок и авиации Черноморского флота, по словам Конради, погибли только артиллерийская баржа и саперный понтон. Уходя в Севастополь, противник поставил дополнительно несколько минных заграждений в Керченском проливе и у южного выхода из него. Таким образом, Черноморский флот до октября 1943 года не смог прервать морские сообщения таманской группировки немецко-фашистских войск, не удалось ему также создать даже серьезной помехи в эвакуации этой группировки в Крым и в уводе из Азовского моря и Керченского пролива в Севастополь большого количества плавсредств. Впоследствии все эти плавсредства были использованы противником для снабжения, а затем эвакуации крымской группировки войск.
* * *
Для того чтобы понять причины, в результате которых Черноморский флот не мог выполнить поставленные перед ним задачи, необходимо рассмотреть его боевые действия на морских сообщениях таманской группировки немецко-фашистских войск в 1943 году. Напомним, что, несмотря на понесенные потери за два минувших года войны, Черноморский флот по-прежнему полностью доминировал на море. В его состав входили: линейный корабль, четыре крейсера, десяток эсминцев, десятки подводных лодок, торпедных и иных катеров. Авиация флота была полностью переоснащена новейшими типами самолетов.
Во второй половине марта 1943 года командованию ЧФ стало ясно, что противник не собирается панически «бежать» с Таманского полуострова. Напротив, после высадки нашего морского десанта у Мысхако немецкое командование начало усиливать свои войска на Кубани, особенно в районе Новороссийска. Заметно возросла боевая деятельность вражеской авиации. В районе боевых действий у Анапы и Новороссийска появились немецкие торпедные катера, подводные лодки, артиллерийские десантные баржи. В то же время противник усиленно налаживал переправу через Керченский пролив. Началась интенсивная перевозка грузов из Керчи в Анапу.
Учитывая эти обстоятельства, командование Черноморского флота отказалось от блокадных действий в том виде, в каком они проводились до сих пор. Директивой Военного совета ЧФ № оп-338 от 14 марта 1943 года боевая деятельность подводных лодок была перенесена на морские сообщения, связывающие Севастополь с портами западного побережья Черного моря. Для действий у южного берега Крыма от Ялты до мыса Чауда была оставлена одна подводная лодка. Задача борьбы с морскими перевозками противника на сообщениях Керчь – Анапа и Керчь – Феодосия была возложена на торпедные катера и авиацию, а в районе Керченского пролива – исключительно на авиацию.
Однако все попытки наших торпедных катеров проникнуть на сообщения в Керченском проливе севернее мыса Камыш-Бурун оказались безуспешными. После прорыва обороны противника в районе Новороссийска и с началом ускоренной эвакуации немецко-фашистских войск с Таманского полуострова с 16 сентября по 9 октября торпедные катера совершили девять выходов на коммуникации между мысом Такиль и Феодосией. В них приняли участие в общей сложности 30 катеров. Дважды наши катера вели бои с вражескими торпедными катерами, прикрывавшими эвакуацию своих войск с Таманского полуострова и вывод плавсредств из Азовского моря в Севастополь. Из всех 9 выходов только в одном случае (в ночь на 4 октября) двум торпедным катерам, возвращавшимся после набега на Феодосийский порт, удалось встретить десантную баржу и 3 небольших судна, шедших в охранении группы торпедных катеров. Наши катера отказались от атаки и ушли в базу.
Последний и безрезультатный выход на коммуникации таманской группировки противника две группы торпедных катеров ЧФ совершили именно в ночь на 6 октября 1943 года. Одна из них в составе 4 катеров безуспешно пыталась встретиться с конвоями противника у Феодосии, а вторая осуществила бесплодный поиск в южной части Керченского пролива.
На Азовском море силами флотилии также велись не слишком успешные действия по нарушению морских сообщений противника.
Бессилие командования Черноморского флота, при полном превосходстве в силах, организовать эффективное нанесение ударов по противнику вызывало законное раздражение Ставки и наркома Н.Г. Кузнецова. И Ставка, и Главный штаб ВМФ требовали немедленной активизации действий.
4 октября командующий Черноморским флотом адмирал Л.А. Владимирский, по указанию наркома ВМФ, поставил перед Азовской флотилией задачу уничтожения в районе приморского села Кучугуры плавучих средств противника. Вечером того же дня 3 торпедных катера вышли из прибрежного поселка Осипенко для обстрела и нанесения торпедного удара по пристани Кучугуры. В тот же день один сторожевой и 4 бронекатера перешли из Ачуева в Темрюк. Оттуда они должны были действовать на вражеских коммуникациях в районе Кучугуры. После выпуска торпед и залпа реактивными снарядами по объекту удара торпедные катера отошли в море. 5 октября в трех милях севернее Кучугуры они встретили две самоходные баржи и потопили одну из них. Однако уничтожения одной баржи было явно недостаточно, чтобы рассматривать операцию как полностью успешную.
Ставились ЧФ и минные заграждения. Однако серьезных помех морским перевозкам противника они также не создали. Коммуникация Керчь – Анапа продолжала функционировать вплоть до эвакуации немецко-фашистских войск из Анапы. Последний немецкий конвой из Анапы, состоявший из 13 груженых десантных барж, ушел 20 сентября 1943 года.
Западнее района боевых действий торпедных катеров, на прибрежных морских сообщениях противника в Крыму между мысом Чауда и мысом Айтодор, эпизодически действовали эскадренные миноносцы. Они выходили из Туапсе вечером. К полуночи подходили к морским трассам противника и, разделившись, в течение 2–3 часов осуществляли одиночные поиски (каждый корабль самостоятельно) вражеских плавсредств. После обстрела береговых объектов корабли соединялись и к наступлению рассвета выходили из района боевых действий на расстояние, обеспечивавшее возможность дальнейшего отхода в свои базы под прикрытием истребительной авиации.
Первый выход на сообщения противника произвели эскадренные миноносцы «Беспощадный» и «Бойкий» в ночь на 1 мая 1943 года. Они осуществляли поиск плавсредств от Ялты до мыса Меганом, обстреляв южную часть Двуякорной бухты и мыс Киик-Атлама. Результаты обстрела неизвестны.
В ночь на 21 мая 1943 года лидер «Харьков» и эскадренный миноносец «Беспощадный» произвели поиск судов противника на коммуникации от Алушты до Феодосии, который никакого реального успеха не имел. Тем не менее, в нашей историографии оба похода эсминцев оцениваются положительно на том основании, что корабли вернулись в базу целые и невредимые. Безрезультатным оказался выход на крымские коммуникации 4 июля 1943 года и четырех кораблей ЧФ.
В ходе боев за освобождение Таманского полуострова корабли эскадры Черноморского флота еще один раз выходили к южному побережью Крыма на поиск транспортных судов и плавсредств противника. Поиск был проведен в ночь на 30 сентября в районе мыса Чауда и мыса Айтодор эскадренными миноносцами «Способный», «Бойкий» и «Беспощадный». Реальных результатов этот поиск не дал. Операция закончилась неудачей. На отходе корабли оказались без обещанного авиационного прикрытия. Единственным положительным моментом этого похода следует признать то, что отряду кораблей в самый последний момент удалось чудом избежать атак немецкой штурмовой авиации.
Адмирал И.В. Касатонов в своей книге «Черноморская эскадра» пишет по этому поводу так: «В это время у командования Черноморского флота почему-то сложилось неправильное мнение о стабильном снижении по различным причинам активности вражеской авиации».
Все три выхода кораблей ЧФ к берегам Крыма окончились безрезультатно, встреч с судами противника не было. Но все дело в том, что наши корабли ходили вслепую, наудачу, а противник почти всегда знал об их присутствии у своих берегов, а иногда и об их местонахождении. В других условиях это могло бы насторожить командование Черноморского флота, но безрезультатные выходы наших кораблей на коммуникации противника еще с 1942 года являлись почти нормой, чаще все списывалось на Его Величество Случай. Однако так бесконечно продолжаться не могло…
Тем временем нарастание боев на Северном Кавказе требовало дальнейшего наращивания усилий и от Черноморского флота. Этого требовали Ставка, нарком. Этого требовала сама обстановка.
Глава третья. Подготовка к удару
Итак, до октября 1943 года, несмотря на все усилия командования ЧФ, никаких реальных успехов в деле срыва эвакуации немцев с Таманского полуострова не было. Провал операции 30 сентября должен был бы заставить оперативный отдел штаба Черноморского флота искать новые пути решения вопроса. Безусловно, немцев следовало атаковать и сильнее, и чаще. При этом, разумеется, нельзя было повторять набеговую операцию по старому сценарию, ибо в этом случае немцы заранее могли предугадать не только последовательность действий наших кораблей, но и заранее просчитать наиболее вероятный маршрут их отхода.
Однако, как мы увидим дальше, штаб ЧФ не только не попытался сделать правильные выводы из последнего неудачного набега, но при разработке нового боевого распоряжения максимально ухудшил даже то, что имелось положительного в старом боевом распоряжении.
На тот момент Черноморским флотом командовал вице-адмирал Л.А. Владимирский. На этом посту он совсем недавно подготовил и весьма успешно провел Новороссийскую десантную операцию с высадкой в ночь на 10 сентября 1943 года морского десанта в сильно укрепленный гитлеровцами Новороссийский порт.
Очередной поход к берегам Крыма командующий флотом вице-адмирал Владимирский назначил на 5 октября. Боевым распоряжением командующего за № оп-001392 от 5 октября 1943 года эскадре Черноморского флота была поставлена следующая задача: силами 1-го дивизиона миноносцев во взаимодействии с торпедными катерами и авиацией флота провести в ночь на 6 октября комбинированный набег на морские сообщения врага у южного побережья Крыма. Надлежало обстрелять порты Феодосия и Ялта и уничтожить попавшиеся немецкие плавсредства и десантные суда, отходившие в это время, по данным разведки, из Керчи в порты Крыма. Сама военно-морская операция первоначально получила кодовое наименование «Верп», которое вскоре было заменено на «Вежа».
Для выполнения поставленной задачи из состава эскадры в набеговый отряд выделялись лидер «Харьков» и эсминцы «Беспощадный» и «Способный», а также восемь торпедных катеров, самолеты: четыре ДБ-3, по одному Пе-2 и Ил-2 и истребительная авиация (по назначению командующего ВВС флота). Для управления действиями кораблей и авиации в Геленджике развернулся командный пункт начальника штаба эскадры капитана 1-го ранга М.Ф. Романова и узел связи. На него было возложено общее руководство действиями кораблей.
Так как в дальнейшем мы будем оперировать таким понятием, как «военно-морская операция», то нелишне будет определиться, что данное понятие в себя включает. Согласно взгляду военно-морского историка капитана 1-го ранга А.В. Платонова: «Одной из самых распространенных форм применения сил являлась (в период Великой Отечественной войны. – В.Ш.) операция. В общем случае под операцией понимается решение какой-либо заранее спланированной и подготовленной задачи. В зависимости от уровня решаемых задач и количества участвующих сил операции могли быть стратегическими, оперативными и тактическими. В некоторых разновидностях военных действий на море существовал еще более мелкий масштаб – диверсионный (разведывательный, разведывательно-диверсионный). По опыту Второй мировой войны содержанием операций на море обычно являлись удары (артиллерией, торпедами, позже авиацией); минные и противоминные, десантные действия; поиск и уничтожение подводных лодок; проводка конвоев, а также маневр силами. При планировании операции предполагаемое противодействие противника учитывалось, как правило, в форме возможного нанесения ударов, и для их нейтрализации предусматривался целый ряд мероприятий. Поскольку до середины Второй мировой войны считалось, что разгромить морского противника можно только артиллерийским оружием, то предусматривались морские бои. Однако их присутствие в плане предстоящих военных действий носило абстрактный характер, так как на момент планирования операции ни место, ни время начала боя, ни противостоящий противник достоверно известны не были. Второй, очень часто встречающейся в литературе формой применения сил, является бой. В общем случае морской бой – это вооруженное противоборство отдельных тактических единиц воюющих сторон и их формирований, протекающее в районе, ограниченном дальностью действия собственных средств обнаружения, направленное на уничтожение противника или принуждение его отказаться от решения поставленной задачи. Бой всегда предусматривал огневое соприкосновение с противником, причем взаимное, в то время как для операции, в отличие от сражений прошлого, это было совсем не обязательно. Еще раз повторимся: при планировании операции мы расписываем действия своих сил, и противник присутствует как бы виртуально, то есть мы просто предполагаем, что он может нанести удар. При этом операция может пройти вообще без встречи с противником. Таким образом, бой наряду с ударом стал главным активно-огневым элементом операции, через который и осуществляется физическое уничтожение противника».
* * *
Теперь попробуем разобраться, кто и как планировал набеговую операцию Черноморского флота на крымское побережье осенью 1943 года.
Передо мной протокол допроса 30 декабря 1943 года командующего Черноморским флотом вице-адмирала Льва Анатольевича Владимирского, 1903 г.р., уроженца г. Гурьева, из мещан, русского, образование высшее, в РККФ с 1922 года, члена ВКП(б) с 1937 года. Допрос проводили главный прокурор ВМФ генерал-лейтенант Гаврилов, начальник управления контрразведки СМЕРШ Наркомата ВМФ генерал-майор береговой службы Гладков и начальник 2-го отдела управления контрразведки СМЕРШ Наркомата ВМФ капитан 1-го ранга Карандашев:
«Вопрос: Чем была вызвана необходимость проведения набеговой операции на Крым 6 октября 1943 года?
Ответ: Операция была вызвана тем, что противник, после изгнания с Таманского полуострова, начал концентрировать плавсредства в районе Феодосии – Ялты, всего до 20 БДБ (быстроходных десантных барж. – В.Ш.). Вследствие этого стала возможной прибрежная переброска войск. Именно поэтому и было принято решение на операцию… Вообще я лично не был сторонником проведения операции кораблями эскадры в летнее время, т. к. мы не имели достаточного количества истребительной авиации для прикрытия кораблей. Я считал, что целесообразно проводить операцию в неблагоприятную для авиации противника погоду. Однако обстановка у побережья Крыма требовала проведения этой операции. За несколько дней до этого была проведена операция по поиску плавсредств без обстрела, и она прошла благополучно. Идея данной операции принадлежит мне. Кроме того, когда я доложил народному комиссару ВМФ и начальнику Главморштаба вице-адмиралу Степанову о подготовке предыдущей операции, Степанов высказал свою точку зрения о необходимости организации поиска и уничтожения плавсредств противника в светлое время суток, т. е. утром с рассветом. Однако это не являлось мне приказом. Поэтому решение в данном случае я принимал сам».
Из допроса 1 января 1944 года с 22.00 до 23.50 члена Военного совета Черноморского флота контр-адмирала Кулакова Николая Михайловича, 1908 года рождения, уроженца Тульской области Епифанского уезда разъезда Львов, русского, из служащих, в ВКП(б) с 1927 года, в ВМФ с 1932 года, являлся депутатом Мурманского облсовета в 1939 году и депутатом Крымского облсовета в 1941 году, награжден орденом Ленина, медалями «За защиту Одессы» и «За защиту Севастополя». Допрашивали главный прокурор ВМФ генерал-лейтенант юстиции Гаврилов, начальник управления контрразведки СМЕРШ Наркомата ВМФ генерал-майор береговой службы Гладков:
«Вопрос: В чем состояло Ваше руководство при разработке плана и подготовки операции?
Ответ: Вместе с командующим флотом я заслушивал обстоятельный доклад заместителя начальника оперативного отдела флота капитана 2-го ранга Ерошенко с участием назначенного руководить операцией капитана 1-го ранга Романова. В процессе заслушивания вносился целый ряд поправок и изменений в схему намеченной операции, а затем был заслушан вторичный доклад и план был утвержден Военным Советом.
Вопрос: Кому принадлежит идея операции?
Ответ: Точно вспомнить не могу, но идею этой операции, по-моему, предложил начальник оперативного отдела Черноморского флота капитан 1-го ранга Мельников. За несколько дней до этого проводилась подобная операция, но действия кораблей и отход от берегов противника осуществлялись в ночное время. При докладе о результатах предшествующей операции народный комиссар Кузнецов раскритиковал ее и указал на необходимость проведения таких операций на рассвете. Это указание наркома было поддержано особенно начальником Главного Морского Штаба вице-адмиралом Степановым, который при этом тоже присутствовал. В итоге доклада был сделан вывод, что ночные операции эффекта не имеют, а поэтому задачи поиска и уничтожения плавсредств противника необходимо перенести на светлое время суток. На основе этого вывода и была разработана операция для 1-го дивизиона миноносцев 5–6 октября 1943 года».
Из допроса 29 декабря 1943 года с 17.00 до 19.00 начальника оперативного отдела штаба Черноморского флота капитана 1-го ранга Мельникова Пантелеймона Александровича, уроженца г. Севастополь, русского, отец являлся служителем культа, члена ВКП(б) с 1941 года, образование высшее, в РККФ с 1921 года, награжденного двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Одессы» и «За оборону Севастополя»:
«Вопрос: Кому принадлежит идея операции?
Ответ: Идея принадлежит командующему флотом вице-адмиралу Владимирскому».
Из допроса начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала Елисеева Ивана Дмитриевича, 1901 года рождения, уроженца г. Москвы, русского, в ВМФ с 1920 года, ранее не судимого, члена ВКП(б). Допрос Елисеева вели главный прокурор ВМФ генерал-лейтенант юстиции Гаврилов и помощник военного прокурора ЧФ подполковник юстиции Шейн: «Учитывая неоднократные требования генерала армии Петрова об усилении ударов флота по плавсредствам противника, у Владимирского возникла идея нанесения удара по плавсредствам противника силами надводных кораблей. Так как проведенная ранее операция, рассчитанная на отрыв от берега в ночное время, должного эффекта не дало, Владимирский считал возможным планировать операцию с таким расчетом, чтобы надводные корабли обстреляли порты и действовали по поиску плавсредств противника в светлое время суток. На основании воздушной разведки мы считали, что на аэродромах Крыма находится до 100 самолетов, из них 20 Ю-87. Идея командующего была разработана заместителем начальника оперативного отдела капитаном 2-го ранга Ерошенко, совместно с начальником штаба эскадры капитаном 1-го ранга Романовым, назначенного комфлотом руководить операцией.
После разработки намеченной операции она была доложена командующему флотом и он ее одобрил. Докладывалась эта разработка и находившемуся в штабе Черноморского флота народному комиссару Кузнецову. Проведение операции наркомом было санкционировано. Обеспечение прикрытие кораблей с воздуха боевым распоряжением Военного Совета было возложено на командующего ВВС, а конкретные задачи по обеспечению прикрытия кораблей в боевом распоряжении не ставились. Вся организация действий истребителей авиации должна была разрабатываться в штабе ВВС, но разрабатывалась ли она, мне неизвестно. После объявления боевого распоряжения Негоде (командир дивизиона миноносцев ЧФ. – В.Ш.) на корабли прибыл комфлота Владимирский, который лично проинструктировал командиров. Одновременно он отменил участие в операции торпедных катеров и перенес обстрел Феодосии на более раннее время, т. е. на 5.30 вместо 6.00. Отмена участия торпедных катеров была вызвана нецелесообразностью их использования, в виду дальности действия.
Считаю необходимым дополнить свои показания следующим: Составленный по указанию командующего ЧФ план проведения набеговой операции на коммуникациях противника. План этот был составлен под моим руководством капитаном 2-го ранга Ерошенко. Принят он вице-адмиралом Владимирским не был. Командующий считал необходимым включить в план операции участие авиации и торпедных катеров и назначить командовать операцией Романова. Задачей операции по новому варианту явилось не только уничтожение плавсредств на коммуникациях противника, а и обстрел вражеских портов надводными кораблями, сочетающиеся с нанесением ударов с воздуха бомбардировщиками и с моря торпедными катерами. Против внесенных командующим корректив я не возражал и считал возможным проведение такой операции. Все замечания комфлота я передал тов. Ерошенко, который на основе их составил боевое расписание, по которому и была проведена операция 1-го дивизиона эсминцев 5–6 октября 1943 года».
Из протокола допроса 17 декабря 1943 года начальника оперативно-планового отделения оперативного отдела штаба Черноморского флота капитана 2-го ранга Ерошенко Виктора Алексеевича, 1911 г.р., уроженца Таврической губернии, русского, из служащих, члена ВКП(б) с 1940 г., в ВМФ с 1926 г., награжденного орденом Отечественной войны 1-й степени и медалью «За оборону Севастополя». Допрос проводил заместитель начальника следственного отделения отдела контрразведки СМЕРШ ЧФ капитан Назаров:
«Вопрос: Какое лично Вы принимали участие в проводимой операции трех кораблей с 5 по 6 октября 1943 года?
Ответ: По заданию командования лично я, как начальник оперативно-планового отделения, разработал план операции по обстрелу порта Феодосии и поисков плавсредств противника у южного берега Крыма. Я лично докладывал командующему флота разработанный мной план, позднее докладывал боевое распоряжение для утверждения.
Вопрос: Кто кроме Вас участвовал в разработке плана этой операции?
Ответ: В разработке плана этой операции, проводимой с 5 по 6 октября, вместе со мной участвовали флагманский штурман капитан 2-го ранга Ковель Юрий Петрович. В процессе разработки плана присутствовали капитан 2-го ранга Негода – командир 1-го дивизиона миноносцев, капитан 1-го ранга Романов – начальник штаба эскадры ЧФ и начальник оперативно-планового отдела штаба ВВС ЧФ полковник Смирнов.
Вопрос: Какая задача решалась этой операцией?
Ответ: Задача этой операции состояла в том, чтобы совместными ударами миноносцев, торпедных катеров и авиации уничтожить плавсредства противника, стоящие в порту Феодосии и на внешнем рейде. Одновременно провести поиск и уничтожение плавсреств противника у южного берега Крыма.
Вопрос: Чем было вызвано проведение этой операции?
Ответ: Планирование операции исходило из сложившейся к этому времени обстановки на Черноморском театре, она рисуется в следующем: Противник заканчивал эвакуацию войск с Таманского на Керченский полуостров и начал вывод плавсредств в порты Крыма из портов Керченского полуострова. В порту Феодосия сосредоточилось большое количество плавсредств. 2 и 3 октября сего года в порту было отмечено до 40 плавединиц противника. Однако я считаю, что острой необходимости в проведении данной операции не было. Можно было ограничиться проведением поиска плавсредств противника у южного берега Крыма, тем самым создавая ему напряжение в его оперативной зоне.
Вопрос: Какими данными располагал штаб ЧФ о противнике к моменту составления плана и его реализации?
Ответ: По всем разведывательным данным общее количество на 1 октября с.г. было приблизительно до 150 плавсредств в портах Керченского полуострова, в проливе и в Феодосии. Точные же данные о противнике можно найти в справке-докладе оперативного дежурного штаба флота, который составляется ежедневно. Вывод можно сделать такой: противник выводил все свои плавсредства в порты Крыма (Феодосия, Ялта, Севастополь). Его авиация была занята в основном против Южного фронта. На Керченском полуострове большого количества авиации противника не обнаружилось. Начиная с 1 октября с.г. штабу флота были известны места батарей противника в районе Феодосии. Это было проверено в предыдущих обстрелах Феодосии. Эти данные можно получить в разведотделе штаба ЧФ, и кораблям они были известны.
Вопрос: В каком виде была спланирована эта операция?
Ответ: Эта операция была спланирована следующим образом:
1. Корабли выходят из Туапсе в 20.00 часов 5.10.43 г. После выхода лидер «Харьков» отделяется и следует самостоятельно для поиска плавсредств противника на коммуникации между мысом Ай-Тодор и мысом Меганом. Эсминцы «Беспощадный» и «Способный» следуют совместно к исходной точке для стрельбы. Обстрел порта Феодосии проводят с 06.00 до 06.20 6.210.43 г. Расход боезапаса по 250 выстрелов на корабль. Огонь кораблей корректируется самолетами-корректировщиками. По окончании стрельбы эсминцы следуют в точку рандеву. Лидер «Харьков» производит поиск с расчетом быть в точке рандеву в 07.00 06.10.43 г. Из точки рандеву корабли следуют совместно в Туапсе.
2. Торпедные катера выходят из Анапы с расчетом произвести торпедный удар по плавсредствам противника на внешнем рейде и в порту Феодосии в 06.00 6.10.43 г. После атаки торпедные катера следуют в Геленджик или в Анапу.
3. В это время авиация:
а. С началом артстрельбы кораблей самолеты ДБ-3 подавляют стреляющие батареи противника на мысе Киик-Атлама, Коктебель, Феодосия.
б. В 07.00 самолеты Пе-2 наносят бомбоудар по плавсредствам противника в порту Феодосия и производят аэрофотосъемку результатов удара и стрельбы.
в. С рассветом 6.10.43 г. прикрывают корабли, торпедные катера и корректировщиков.
Вопрос: Какие были внесены изменения в план операции после его утверждения, чем они были вызваны и как они были внесены?
Ответ: 1. Примерно через полтора-два часа после подписания боевого распоряжения командующий флотом отменил участие торпедных катеров в операции. Это вызвалось тем обстоятельством, что в Феодосии были обнаружены торпедные катера противника. Так как по условиям боя трудно было избежать встречи наших кораблей с нашими торпедными катерами, во время которой неизбежно были бы обстреляны сами катера. Поэтому участие торпедных катеров в операции было отменено.
2. Во время инструктажа командиров кораблей на эсминце «Беспощадный» командующий флотом по просьбе командира лидера «Харьков» капитана 3-го ранга Шевченко разрешил ему попутно с поиском обстрелять порт Ялты.
Вопрос: Детализируйте, как были учтены в разработке операции известные штабу ЧФ данные о противнике?
Ответ: 1. Для обеспечения от возможных атак авиации противника предусматривался, возможно быстрый, отрыв кораблей от берега. Переход кораблей в светлое время доложен был прикрываться барражем истребительной авиации – четыре самолета киттихок должны были непрерывно находиться в барраже над кораблями.
2. Для обеспечения кораблей от огня береговых батарей противника предусматривался удар авиации по стреляющим батареям.
3. Против торпедных катеров корабли должны были применить маневр и артиллерийский огонь. Специального обеспечения против торпедных катеров противника не предусматривалось. При планировании всех операций надводных кораблей мы всегда главное внимание уделяли вопросам обеспечения от авиации противника, которая является нашим главным противником на театре.
Вопрос: Насколько реальны были намеченные планом средства противодействия авиации противника?
Ответ: До этой операции все операции надводных кораблей такого штата прикрывались меньшим количеством самолетов (2–3 бомбардировщика). При расчете этой операции учитывался отчет предыдущей операции, и имелось в виду, что выделенного количества истребителей барража будет достаточно для того, чтобы сбить бомбардировщиков с курса. Кроме этого всегда имелось в виду, что корабли против авиации применят маневр и вовремя откроют артогонь… На аэродромах в Геленджике находился резерв истребительной авиации для усиления прикрытия кораблей, в случае необходимости….
Вопрос: Из каких источников Вам было известно о возможностях нашей авиации?
Ответ: О возможностях нашей авиации я знал из ежедневного учета боевого состава авиации, который велся в оперативном отделе штаба Черноморского флота.
Вопрос: Кто был непосредственным руководителем этой операции?
Ответ: Непосредственным руководителем этой операции был начальник штаба эскадры ЧФ капитан 1-го ранга Романов, командный пункт которого находился в Геленджике. Командовал кораблями командир 1-го дивизиона миноносцев капитан 2-го ранга Негода. Брейд-вымпел на эсминце «Беспощадный».
Вопрос: Что Вам известно об организации управления этой операцией?
Ответ: Нахождение командного пункта командующего операцией в Геленджике обуславливалось тем обстоятельством, что там находились: авиация, участвовавшая в операции, и торпедные катера, которые должны были развертываться в операцию из Геленджика. Связь торпедных катеров с командованием операцией удобна была через Геленджик. Фактически управление операцией осуществлял штаб флота, а роль капитана 1-го ранга Романова свелась к управлению обеспечением авиацией.
Вопрос: Какие были сделаны замечания в процессе составления плана этой операции со стороны присутствующего при этом капитана 1-го ранга Романова?
Ответ: Со стороны присутствующего при составлении плана капитана 1-го ранга Романова замечаний по плану не было, за исключением мелких несущественных, которых я не помню».
Из протокола допроса 17 октября 1943 года капитана 2-го ранга Ковеля Юрия Петровича, 1912 г.р., русского, уроженца г. Рыбинска, из служащих, флагманского штурмана Черноморского флота, окончившего военно-морскую академию, члена ВКП(б) с 1932 г., в ВМФ с 1930 г., награжденного медалью «За оборону Ленинграда». Допрос проводил заместитель начальника 2-го отдела управления контрразведки НКВМФ СМЕРШ подполковник Шатуновский.
«Вопрос: Какое участие Вы принимали в проводимой операции кораблей с 5 по 6 октября 43 года?
Ответ: В операции кораблей я, как флагманский штурман, принимал участие в составлении схемы решений командования по выполнении операции…
Вопрос: Цель и задача проводимой операции?
Ответ: Отряду кораблей эскадры ЧФ была поставлена задача:
1. Лидеру «Харьков» обстрелять Ялту на рассвете 6 октября, и, двигаясь далее вдоль берега Крыма по направлению к Феодосии, произвести поиск плавсредств противника…
2. Двум миноносцам на рассвете 6 октября обстрелять внешний рейд и гавань Феодосии для уничтожения плавсредств противника.
3. Военно-воздушным силам ЧФ корректировать стрельбу миноносцев, подавить батареи в районе Феодосия – Коктебель, прикрывать корабли при отходе, начиная с рассвета…»
Увы, неудача 30 сентября, к сожалению, так ничему и не научила ни командующего флотом, ни его штаб. Если в ранее неудачных набеговых операциях эсминцы подходили к неприятельскому берегу где-то в середине ночи (что позволяло им нанести удар и до рассвета уйти от Крыма на достаточно большое расстояние), то на сей раз адмирал Владимирский непонятно почему остановился на куда худшем варианте. Новый план предполагал внезапное появление кораблей у Крыма не в середине ночи, как бывало ранее, а только на рассвете, после скрытного ночного перехода. Поэтому отход в базу от полуострова надо было выполнять уже в светлое время суток. Из этого следует, что на этапе планирования операции была уже совершена очевидная ошибка, ибо совершенно очевидно, что с рассветом отходящие эсминцы будут неминуемо обнаружены вражеской авиацией и подвергнутся атакам самолетов. И такой план был принят, несмотря на то, что все прекрасно знали: истребителей дальнего действия на ЧФ очень мало, их совершенно недостаточно, чтобы прикрыть на первом (самом опасном) участке отходящие корабли. Поразительно, но эти очевидные обстоятельства тогда никого не смутили!
Из протокола допроса 21 декабря 1943 года командира эсминца «Беспощадный» В.А. Пархоменко. Допрос проводил главный прокурор ВМФ генерал-лейтенант юстиции Гаврилов:
«Командуя миноносцем, я неоднократно принимал участие в операциях надводных кораблей Черноморского флота, причем эти операции проводились, как правило, в ночное время, и сколько-нибудь значительных успехов не давали. Я был сторонником проведения набеговой операции днем. Будучи сторонником дневных операций, я понимал, что наиболее серьезным противником надводных кораблей является авиация и потому противодействие ей со стороны нашей авиации всегда могло гарантировать успех операции. До начала проведения операции 6 октября мы получили данные разведки о том, что в Крыму мало авиации противника. Эти разведданные несколько успокоили, однако я понимал, что недооценивать авиацию противника нельзя».
Непонятно почему, но вице-адмирал Владимирский и его штаб упорно считали, что авиация противника не представляет собой угрозы кораблям в море. Возможно, в принятии такого странного решения сыграло свою роль и то, что, по данным разведки, бомбардировщиков на аэродромах противника в Крыму в тот момент якобы было мало. Кроме этого считалось, что на сосредоточение вражеской авиации с более северных аэродромов потребуется время, за которое наши корабли успеют выйти из зоны ее возможного воздействия. О дислокации самого опасного противника – пикировщиков – никаких сведений командование ЧФ, надо полагать, не имело вообще. В противном случае, полное игнорирование пикировщиков, как наиболее серьезной угрозы, понять просто невозможно.
Во втором томе военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», посвященного боевым действиям Черноморского флота, пишется, что 4 октября 1943 года план выхода был доложен командующему Северо-Кавказским фронтом генерал-полковнику И.Е. Петрову и им одобрен. Этот факт нам следует запомнить особо, так как впоследствии вокруг него развернутся нешуточные интриги!
* * *
За сутки до начала операции «Харьков» эскадренные миноносцы «Беспощадный» и «Способный», в целях приближения к району предстоящих действий, были перебазированы из Поти в Туапсе. При этом перебазирование было проведено быстро и, по возможности, скрытно.
Из допроса свидетеля, дивизионного механика 1-го дивизиона эсминцев Вицкого Георгия Альфредовича, 1911 г.р., уроженца Днепропетровской обл., русского, беспартийного, в ВМФ с 1933 г., награжденного орденом Отечественной войны 1-й степени, медалями «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя». Допрос 22 декабря 1943 года проводил начальник отдела контрразведки СМЕРШ эскадры Черноморского флота капитан 2-го ранга В. Савельев: «Я находился на «Харькове», как дивизионный механик. Перед операцией все корабли стояли в Батуми. Для командира дивизиона выход в море был внезапным. Никаких подготовительных мероприятий не проводилось. Корабли были в обычной готовности и по приказу вышли в море.
Вопрос: От кого был получен приказ?
Ответ: Я знаю только, что приказ передали командиру дивизиона через командира бригады крейсеров».
Из протокола допроса 3 ноября 1943 года, в качестве свидетеля, помощника командира эсминца «Способный» капитан-лейтенанта Фролова Ильи Гавриловича, 1910 г.р., члена ВКП(б) с 1932 г. Допрос проводил начальник следственной части отдела контрразведки управления СМЕРШ по ЧФ подполковник Григорьев.
Вопрос: Что Вам известно об обстановке, в которой проходила операция?
Ответ: Корабли, намеченные в операцию, лидер «Харьков», эсминцы «Способный» и «Беспощадный» прибыли в порт Туапсе утром 4 октября, примерно в 7.00 или 7.30. Ошвартовались, лидер «Харьков» у 7-го причала, эсминец «Беспощадный» у 4-го причала и «Способный» у 2-го причала. Офицерский состав знал, что намечается какая-то операция, но какая, когда ее начало, известно не было, за исключением, может быть, командира соединения капитана 2-го ранга Негоды.
Вопрос: Когда корабли, указанные Вам, прибыли в порт Туапсе, они были обнаружены авиаразведкой противника?
Ответ: Над портом на значительной высоте (3–4 тысячи метров) раза два или три пролетал самолет противника и очевидно обнаружил корабли. По самолету береговые батареи открывали огонь, база покрывалась дымовой завесой, но неэффективно».
5 октября командующий Черноморским флотом вице-адмирал Л.A. Владимирский подписал боевое распоряжение, согласно которому 1-й дивизион эсминцев, во взаимодействии с торпедными катерами и авиацией флота, в ночь на 6 октября должен произвести набег на морские сообщения противника у южного побережья Крыма и обстрелять порты Феодосия и Ялта. Цель операции – уничтожение плавучих средств и десантных кораблей противника, покидающих Керчь. Общее руководство действиями кораблей, как уже отмечалось выше, поручили начальнику штаба эскадры капитану 1-го ранга М.Ф. Романову, находившемуся на командном пункте в Геленджике. По прибытии в Туапсе командир 1-го дивизиона миноносцев Черноморского флота капитан 2-го ранга Н.Г. Негода получил боевое распоряжение. До выхода в море оставалось всего 4 часа.
Из материалов следствия: «Совершенно Секретно. Операция «ВЕЖА». Командиру 1 ДММ ЧФ капитану 2-го ранга Негоде, ВРИД Командующего РО (разведотдела. – В.Ш.) ВВС ЧФ полковнику Петрову, копия: командующему эскадрой ЧФ вице-адмиралу т. Басистому.
«Боевое распоряжение
Штаб ЧФ
«октября 1943 г.
м. Магры
Обстановка: Противодействие выводу плавсредств противника из Керченского пролива в Феодосию, Ялту, Севастополь.
Задача: На рассвете 5.10.43 г. у южного берега Крыма произвести поиск и уничтожение плавсредств противника.
Состав сил и организация командования: эсминцы «Способный» и «Беспощадный», ИА (истребительная авиация. – В.Ш.) по назначению командующего ВВС. Командует операцией командир 1ДММ капитан 2-го ранга Негода.
Выполнение операции: Выход кораблей из Туапсе в 20.00 04.10.1943 г. Переход и поиск, согласно схемы. В светлое время корабли прикрыть ИА. Возвращаться в Туапсе.
Указания по связи: Корабли имеют вахты в варианте № 111 для связи с ФКП ЧФ и внутри дивизиона, кроме того вахту приема циркулярных радиограмм. По сигналу с ФКП о вылете ВР (воздушной разведки. – В.Ш.) – открыть вахту в варианте № 125. Связь с авиацией прикрытия, согласно циркулярных указаний начальника связи ЧФ № 09, связь внутри дивизиона по Т-7. Опознавание действующее.
Командующий ЧФ вице-адмирал Владимирский, член Военного Совета контр-адмирал Кулаков, начальник штаба контр-адмирал Елисеев».
Получив боевое распоряжение, капитан 2-го ранга Негода вызвал к себе командиров участвующих в операции кораблей и поставил им задачу готовности к выходу к 20 часам 00 минутам 5 октября 1943 года.
Любопытно, что при этом штаб и политотдел эскадры ЧФ о предстоящей операции извещены не были. Возможно, это было сделано преднамеренно, с целью сохранения военной тайны. Возможно, налицо просто очередное головотяпство, когда одна рука не ведает, что творит вторая. На последнее, по крайней мере, достаточно прозрачно намекается в политическом донесении, о котором мы будем говорить позднее.
Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля бывшего командира БЧ-1 эсминца «Способный» (в допрашиваемое время командира БЧ-1 эсминца «Бодрый») старшего лейтенанта Костржевского Леона Леоновича, 1914 г.р., уроженца г. Севастополь, поляка, из крестьян, в ВМФ с 1936 г., закончил ВВМУ им. Фрунзе, член ВКП(б) с 1940 г. Награжден медалями: «За отвагу», «За оборону Одессы», «За оборону Севастополя». Допрашивал начальник отдела контрразведки эскадры капитан 2-го ранга Савельев:
«Вопрос: Что Вам было известно об операции предварительно перед выходом в море?
Ответ: В операции все три корабля вышли из Батуми 3 октября примерно в 20 часов, пришли в Туапсе часов в шесть 4 октября, где простояли весь день 4 октября и 5 октября. Часов в 17 5 октября я был вызван на эсминец «Беспощадный», где встретил штурманов других кораблей Телятникова и Глазунова. Дивизионный штурман тов. Бармоткин предложил нам снять кальку всей операции (переход: Туапсе – точки обстрелов – Туапсе).
Вопрос: Лично у Вас какие-либо вопросы по кальке к дивизионному штурману были?
Ответ: Никаких вопросов по кальке к штурману дивизиона у меня не было. Для меня все было ясно.
Вопрос: А у других штурманов?
Ответ: Вопросов так же не было. В порядке уточнений были высказывания – почему близко от берега проходит курс в районе Коктебеля, а также близко от берега была выбрана точка соединения всех кораблей – в районе Алушты в 4-х милях от берега, в непосредственной видимости с берега. Но эти замечания не носили какого-либо характера обсуждения плана операции.
Вопрос: Данными о состоянии погоды, прогнозами последними вы были снабжены?
Ответ: Этими данными я, как штурман, располагал полным прогнозом погоды. Он был хорошим, что впоследствии и подтвердилось.
Вопрос: За время стоянки кораблей авиация противника вас обнаружила?
Ответ: Да, разведчик противника над базой Туапсе был 4 и 5 октября».
* * *
Итак, согласно плану набеговой операции, артиллерийский обстрел портов Ялта и Феодосия было решено произвести на рассвете 6 октября. Задача подавления передовых батарей противника в случае их противодействия была поставлена авиагруппе из 4-х самолетов Ил-2 и двух самолетов Б-3. Стрельба кораблей по береговым целям должна была корректироваться двумя самолетами-корректировщиками – ДБ-3 и Пе-2, а для их прикрытия выделялись 4 истребителя. Прикрытие кораблей на отходе возлагалось на 6 истребителей дальнего действия «киттихаук» (это были все наличные самолеты данного типа), из расчета иметь по 3 самолета в смене. Подход кораблей на дальность действия своих истребителей планировался на 9–10 часов утра. С подходом кораблей на дальность действия ближних истребителей, ориентировочно к 9–10 часам, 6 октября штаб ВВС флота планировал усиленное прикрытие кораблей в составе 12 самолетов типа ЛаГГ-3 и Як-1.
Именно в это время на Черноморский флот прибыл из Москвы нарком ВМФ адмирал флота Н.Г. Кузнецов. Из воспоминаний Н.Г. Кузнецова: «В начале октября 1943 года маршал А.М. Василевский в штабе Южного фронта ознакомил меня с доложенным в Ставку планом овладения Крымом. По замыслу Южный фронт, обходя Мелитополь, должен был захватить Сиваш, Перекоп, район Джанкоя и ворваться в Крым. Одновременно намечалось высадить воздушный десант в район Джанкоя, а в Геническе силами Азовской флотилии – морской десант. После этого разговора я отдал соответствующие распоряжения командующему Азовской флотилией».
Затем Н.Г. Кузнецов отправился в штаб Черноморского флота, чтобы заслушать командующего флотом о подготовке десантной операции в Крым и ознакомиться с ходом набеговой операции «Харькова» и двух эсминцев.
Исходя из вышеизложенного, могу предположить, что набеговая операция была организована именно 5–6 октября совсем не случайно. Судя по всему, командующий Черноморским флотом вице-адмирал Владимирский решил продемонстрировать прибывающему к нему на флот наркому «фирменную» операцию черноморцев.
Итак, утром 5 октября 1943 года командир 1-го дивизиона эскадренных миноносцев эскадры Черноморского флота капитан 2-го ранга Негода получил боевое распоряжение Военного совета ЧФ на проведение набеговой операции к берегам Крыма и схемы решения.
В Центральном военно-морском архиве имеются разведсводки штаба ЧФ на 5–6 октября 1943 года. Для нас наибольший интерес представляет последняя разведсводка, полученная непосредственно перед выходом кораблей в море, ведь именно изложенные в ней разведданные и были положены во главу угла действий отряда кораблей. Это разведсводка № 556 на 22 часа 00 минут 05.10. 1943 года. Вот ее текст: «…В Ялте – 1 БДБ, 2 ТКА. Феодосия – 16 БДБ, 6 паромов «Зибель», 3 СКА, из них 9 БДБ, 4 «Зибеля» и 3 СКА на рейде. Керчь – рассредоточено 16 плавединиц. Авиация – 29 самолетов на аэродромах. ТКАТКА, СКАСКА, ТЩТЩ конвоировал конвой и отдельные суда в районах озера Табачник, мыс Сарыч, мыс Фиолент. На коммуникациях противника Керченский пролив-Ялта-мыс Сарыч. Состав сил: восточнее мыса Аю-Даг – 12 БДБ, 7 барж, 4 ТЩ, у мыса Киз-Аул – 5 ТКА, 6 миль восточнее озера Табачник – 1 БДБ, 3 ТКА».
Таким образом, по данным разведки ЧФ на коммуникациях вдоль крымского побережья между Керчью и Ялтой вечером 5 октября находилось большое количество плавсредств противника, большинство из которых до наступления ночи из района уйти не могли.
Здесь сразу отметим, что если для подготовки отряда кораблей к решению типовой задачи суток могло быть достаточно, то для отработки всех вопросов организации с авиацией их хватить не могло. Одно дело, если командиры участвующих в операции сил могут быть собраны на инструктаж вместе, а потом еще уточняют детали друг у друга. Совсем другое дело, если все участники принимают решения раздельно. Еще хуже, если эти решения заслушивают и утверждают разные военачальники, а времени на согласование этих решений уже не остается. В данном случае именно все так и получилось.
* * *
От ВВС Черноморского флота в операции должны были участвовать 1-я минно-торпедная авиационная дивизия, самолеты 11-й штурмовой авиадивизии (47-й штурмовой авиаполк и 9-й истребительный авиаполк), 25-й истребительный авиаполк (от 4-я истребительная авиадивизия). Уже в ходе самой операции к ней дополнительно были привлечены 30-й разведывательный и 119-й морской разведывательный авиаполки.
5 октября в 23 часа 00 минут на командный пункт 1-й минно-торпедной авиадивизии прибыл начальник оперативного отделения оперативного отдела штаба ВВС майор Букреев, который устно изложил решение командующего ВВС для командования авиадивизии. Ни о каком согласовании речи не шло, т. к. к этому времени корабли были уже в море! На вопрос командира дивизии о необходимости более конкретной ориентировки Букреев предложил снять копию с боевого распоряжения вице-адмирала Владимирского (№ оп-001392 от 5.10.1943 г.)
Каким же было решение командующего ВВС Черноморского флота для 1-й морской торпедной авиадивизии на операцию?
В общих чертах оно выглядело так: в 5 часов 30 минут утра 6 октября самолет Ил-4 должен был произвести доразведку немецких плавсредств на рейде Феодосии и в порту, после чего с 5 часов 30 минут до 6 часов 00 минут должен был корректировать артиллерийскую стрельбу эсминцев, которые должны были к этому времени подойти к Феодосии. Одновременно с 5 часов 30 минут до 6 часов 00 минут четыре Ил-4 должны были подавить огонь береговых артиллерийских батарей противника, расположенных на мысе Киик-Атлама, в Коктебеле, в Феодосии и Сарыголе. С 6 часов 00 минут от точки, с координатами широта 44 градуса 51 минута северной широты и 35 градусов 20 минут восточной долготы, истребители «аэрокобра» и «киттихаук» из состава 7-го истребительного авиаполка 4-й истребительной авиадивизии должны были прикрыть отход эсминцев и переход до точки с координатами 44 градуса 10 минут северной широты и 36 градусов 00 минут восточной долготы. В это время (в 7.00) девять Пе-2 из состава 40-го авиаполка, под прикрытием истребителей, должны были нанести удар по плавсредствам в Феодосии, а также сфотографировать результаты артиллерийской стрельбы кораблей.
На 6 октября авиадивизия, базировавшаяся в то время на аэродроме в Геленджике, имела в своем составе не так уж много боеготовых самолетов. Так, в 5-м гвардейском авиаполку из 18 Ил-4 в строю находились всего 8, в 11-м гвардейском истребительном авиаполку из 15 «авиакобр» в строю были всего 8, в 36-м минно-торпедном авиаполку из восьми Б-3 в были строю 5 и еще 4 А-20-Ж, в 40-м авиаполку из 24 Пе-2 в строю были лишь 14. Исходя из этого количества самолетов, командование дивизии и приняло решение на операцию.
* * *
В 19 часов 20 минут на краснознаменный эсминец «Беспощадный» прибыл командующий ЧФ вице-адмирал Владимирский, который уточнил задачу и перенес начало открытия огня по неприятелю с 5 часов 50 минут на 5 часов 30 минут, с тем чтобы корабли могли раньше начать отход от крымских берегов. Данный факт говорит о том, что в глубине души Владимирский, возможно, все же ощущал пагубность своего решения на подход кораблей к крымскому берегу на рассвете. Только этим можно объяснить чисто импровизированное изменение комфлотом в самый последний момент времени открытия огня. Увы, изменение на 20 минут было явно недостаточным для того, чтобы за это время корабли успели уйти из зоны действия неприятельской авиации. Понимал ли это до конца сам Владимирский? Если понимал, то почему не потребовал от своего штаба срочной переработки плана операции? Если не понимал, то почему перед самым отходом кораблей он все-таки попытался выкроить для отряда Негоды лишних «спасительных» 20 минут?
Закончив инструктаж, Владимирский приказал собранным командирам действовать по обстановке и обязательно выполнить поставленную перед ними задачу.
Из допроса 25 декабря 1943 года бывшего командира эсминца «Беспощадный» капитана 2-го ранга Пархоменко Виктора Алексеевича, 1906 года рождения, уроженца города Артемовска, украинца, в ВКП(б) с 1926 года, в ВМФ с 1923 года, награжденного орденом Красного Знамени, медалями «За оборону Одессы» и «За оборону Севастополя»:
«Вопрос: Командующий предоставлял право действовать командиру дивизиона Негоде по обстановке?
Ответ: Во время инструктажа командующий флотом прямо заявил, что советов на все случаи дать нельзя, и разрешил Негоде, выполняя этот план, действовать по обстановке».
Корабли заканчивали последние приготовления к походу. Что он не будет легким, это понимали все. Увы, предугадать свою судьбу не дано никому…
Глава четвертая. Корабли и командиры
Пока корабли отдают швартовы, познакомимся поближе с командованием Черноморского флота и с командирами, уходящих на операцию кораблей.
Осенью 1943 года Черноморским флотом командовал 40-летний вице-адмирал Л.А. Владимирский. Лев Анатольевич Владимирский родился в городе Гурьев в семье школьного учителя и акушерки. В 1921 году поступил на военный факультет Ташкентского университета, одновременно проходил службу в ЧОН, участвуя в боях с басмачами. В июле 1922 года был переведён в училище командного состава флота в Петрограде, которое закончил в 1925 году. С мая 1925 года по май 1926 года проходил службу штурманом на черноморских эсминцах «Лейтенант Шмидт» и «Петровский». С мая по октябрь 1926 года – вахтенный начальник лёгкого крейсера «Червона Украина». С октября 1927 года по май 1930 года проходил службу в должности артиллериста на эскадренных миноносцах «Шаумян», «Незаможник» и «Петровский». С мая по декабрь 1930 года занимал должность дивизионного артиллериста дивизиона эсминцев Черноморского флота. Затем служит помощником командира эсминца «Шаумян», командиром сторожевого корабля «Шквал», эсминца «Петровский», командиром лидера «Москва» и лидера «Харьков». В 1937–1938 годах – начальник штаба бригады крейсеров ЧФ. Участвовал в доставке оружия в республиканскую Испанию. Затем Л.А. Владимирский командовал особым отрядом судов, осуществлявших переход из Ленинграда во Владивосток. С июня 1939 года Л.А. Владимирский – командующий эскадрой ЧФ. В 1940 году стал контр-адмиралом. С началом Великой Отечественной войны корабли эскадры под командованием Владимирского наносили удары по портам Румынии, участвовали в проведении боевых действий при обороне Одессы и Севастополя. Во время проведения Керченско-Феодосийской десантной операции Владимирскому было поручено руководство кораблями отряда высадки. В 1942 году Л.А. Владимирскому было присвоено воинское звание вице-адмирал. В апреле 1943 года Л.А. Владимирский был назначен на должность командующего ЧФ. Во время проведения Новороссийско-Таманской наступательной операции в сентябре – октябре 1943 года грамотно организовывал поддержку наступающих войск десантами, огнём кораблей и ударами авиации флота.
Ветераны пишут о Владимирском как о порядочном, выдержанном и вежливом человеке, обращавшемся на «вы» со всеми и не позволявшем себе никогда повышать голос на подчиненных, что отличало его в лучшую сторону от большинства тогдашних генералов и адмиралов. Впрочем, многие считали Владимирского слишком мягким для должности командующего флотом. Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов писал о нем так: «Владимирский был прямым и честным. Всегда открыто высказывал свои взгляды, смело брал на себя ответственность… Мягкий и добрый, он в то же время был неуклонно требователен». Среди ветеранов существует мнение и о патологической «невезучести» Владимирского…
Историк ВМФ капитан 1-го ранга А.В. Платонов пишет: «… Владимирский неоднократно проявлял себя как неплохой военачальник. Но вот как флотоводец… Единственную лично им спланированную и проведенную операцию на румынских коммуникациях в конце ноября 1942 г. нельзя признать успешной… Но тогда ведь не хватило буквально чуть-чуть… Вот только чего: опыта или знаний? Но знания, в том числе, дают и возможность адаптации личного опыта к новым условиям обстановки, возможность его расширенной трактовки… В апреле 1943 года Л.А. Владимирский назначается командующим Черноморским флотом, минуя должность начальника штаба флота. Трудно сказать, в какой мере он оказался готов к должности командующего флотом. У Л.А. Владимирского был большой опыт корабельной службы, но штабной работы он не знал… В тех специфических условиях применения сил флота, по-видимому, нужен был несколько иной опыт службы, чем был у чисто корабельного офицера Л.А. Владимирского. Его пребывание в должности не отмечено какими-либо заметными успехами на морском направлении, в том числе в блокировании группировки германских войск на Таманском полуострове. Зато практика имитации бурной деятельности флота путем безрезультатных, а потому бесполезных набегов на Ялту и Феодосию была доведена до логического конца…»
Из воспоминаний капитана 1-го ранга И.А. Чверткина: «Лев Анатольевич Владимирский был хорошим моряком. Я отлично помню, что Кожанов (командующий ЧФ до 1938 г. – В.Ш.) называл командира «Шквала» Левушкой. Он выходил в море на своем утлом сторожевичке даже в такую штормовую погоду, когда и большие корабли не осмеливались выходить. Помимо того, что он был хорошим моряком и всеми признанным авторитетом, он обладал редким характером. Владимирский не кричал, уважал и чтил достоинство не только своих офицеров, но и матросов, и был необыкновенно порядочным человеком. Я отлично помню случай массовой гибели людей на миноносце во время химического учения в 1941 году. Не буду описывать всех подробностей. Было множество жертв, и после расследований и работы всех комиссий Владимирского вызвал Сталин. Там Владимирский, как и перед комиссиями, полностью взял всю вину на себя и тем спас, возможно, от расстрела всех химиков. На удивление, Сталин не посадил Владимирского, даже не снял, а его авторитет безмерно возрос. На посту командующего эскадрой он был самым лучшим флагманом, во всяком случае, на моей памяти… Может быть, на должности командующего ЧФ ему не хватало опыта, возможно, ему не хватало широты взглядов и понимания всех проблем флота».
Командующим Черноморским флотом Владимирский стал весной 1943 года, сменив на этой должности вице-адмирала Октябрьского.
Из воспоминаний капитана 1-го ранга И.А. Чверткина: «Октябрьского сняли в марте 1943 года после неудачной Новороссийской операции, которой руководил Басистый. Адмирал Октябрьский (его называли «Сталинский командующий») не был моряком в обычном смысле. Он был катерником, и все. Я даже не знаю, командовал ли он торпедным катером. Он никогда не командовал кораблем, тем более, большим. Он был крупным администратором и, возможно, хорошим организатором, и все. Октябрьскому никогда не приходилось руководить учениями флота при маневрировании и перестроении эскадры. Он нуждался поэтому в хорошем начальнике штаба – моряке, но ему и тут не везло. Принятая в советском флоте система продвижения кадров не обеспечивала нужды флота. Октябрьский правил флотом не хуже других, вынес на своих плечах тяжелейшую оборону Севастополя, едва не остался там… Он прекрасно относился к командирам, защищал их и не давал в обиду… Я не знаю, за что его сняли. Мне кажется, что причин к тому не было. Хотя меня не спрашивали об этом, но если бы спросили, то я сказал бы, что снимать Октябрьского не за что… В начале 1990 года, когда я поехал навестить Оскара Жуковского (сослуживец И.А. Чверткина по ЧФ в годы войны. – В.Ш.) и попрощаться с ним, я задал ему вопрос: почему тогда сняли Октябрьского? И Оскар рассказал мне историю, которая заключается в следующем. После провала Новороссийской операции, по единственной причине – из-за неспособного Басистого (контр-адмирал Н.Е. Басистый командовал эскадрой ЧФ. – В.Ш.), на Черноморский флот прилетел маршал Жуков с целью расследовать, почему операция потерпела поражение. Пригласил к себе Октябрьского, а тот не захотел, отговорился нездоровьем. Маршал Жуков провел формальное расследование и снял Октябрьского».
Начальником штаба Черноморского флота в 1943 году являлся 42-летний контр-адмирал И.Д. Елисеев. Родился в Москве, член ВКП(б) с 1928 года, в РККА с 1920 года. В Гражданскую войну И.Д. Елисеев воевал красноармейцем на Западном фронте, потом работал переписчиком и делопроизводителем. В ВМФ попал с комсомольским набором в 1923 году. Окончил классы при ВМУ им. Фрунзе, штурманские классы, курсы командиров миноносцев, курсы при военно-морской академии. Служил штурманом на канонерской лодке Черноморского флота «Красная Грузия», затем младшим штурманом крейсера «Профинтерн», старшим штурманом, помощником, старпомом командира крейсера «Червона Украина». В качестве советника командующего флотилии эсминцев (хотя никогда ранее на эсминцах не служил) участвовал в войне в Испании. После этого был начальником штаба бригады крейсеров, начальником штаба эскадры и, наконец, в апреле 1940 года становится начальником штаба Черноморского флота. Историк ВМФ капитан 1-го ранга А. Андреев пишет: «Конечно, шестимесячных курсов при академии для такой должности явно недостаточно. Выручал опыт службы, но он мог помочь при решении административных, текущих повседневных задач, но не при планировании и проведении операций группировок разнородных сил флота. Что и сказалось уже в первой набеговой операции на Констанцу… К И.Д. Елисееву имелись претензии и другого характера, скорее дисциплинарного». Елисеев пользовался серьезным покровительством наркома Н.Г. Кузнецова и являлся «его человеком» в окружении оппозиционно настроенного к Кузнецову вице-адмирала Октябрьского. С Кузнецовым Елисеева связывала достаточно долгая совместная служба на крейсере «Червона Украина», а затем в Испании. С Владимирским у Елисеева отношения были не только служебными, но и дружескими. Оба в свое время служили под началом Н.Г. Кузнецова на «Червоной Украине», оба считались его любимцами и выдвиженцами.
Членом Военного совета ЧФ являлся молодой и энергичный 35-летний контр-адмирал Н.М. Кулаков. В юности он окончил школу ФЗУ при Киевском паровозоремонтном заводе, работал слесарем, секретарем партбюро на заводах Киева и Ленинграда. Член ВКП(б) с 1927 года. В ВМФ с 1932 года. В 1937 году окончил Военно-политическую академию. Служил военкомом подводных лодок Щ-318 и С-1 Балтийского флота. Своей стремительной карьерой ЧВС ЧФ был обязан массовым репрессиям среди командного состава ВМФ. Отличался особой активностью и беспощадностью в выявлении «врагов народа». В 1938 году – военком линкора «Марат» на Балтике. В 1939 году уже член Военного совета Северного флота. С апреля 1940 года – член Военного совета Черноморского флота. В 1940 году присвоено звание дивизионного комиссара. В 1942 году переаттестован в контр-адмиралы. Участник обороны Одессы и Севастополя. Увлекался военно-морской историей. Отличался отсутствием моральных принципов, грубостью с подчиненными и склонностью к интригам.
Из воспоминаний капитана 1-го ранга И.А. Чверткина. Автор описывает, как был тяжело ранен в Севастополе: «…Я все время терял сознание. Ощущение было такое, что жизнь уходит от меня, но боли я не чувствовал. Пришел в себя только на раскладушке в катакомбах, где размещался ФКП. Потом Петр Шевченко (в скором времени командир лидера «Харьков». – В.Ш.) в лицах рассказывал о сцене, которая разыгралась, когда командующий флотом Октябрьский вышел посмотреть, что осталось от его командиров, пострадавших, главным образом, по его вине. Сопровождал Октябрьского член Военного совета Кулаков. Петр стоял, прислонившись к стенке, а я лежал на бетонном полу, раскинув руки и ноги, полуголый и смешной. Глядя на меня, Кулаков сказал: «Ну, это труп». Он меня остро не любил еще с того времени, когда он в звании главстаршины был секретарем партийной организации линкора на Балтике, а я проходил практику начальника штаба бригады линкоров. Октябрьский на реплику Кулакова отозвался: «А жалко, хороший был офицер».
Еще один отрывок из воспоминаний И.А. Чверткина. Автору воспоминаний было поручено подготовить и доложить Военному совету ЧФ отчет об обороне Севастополя: «Не успел я закончить чтение, как Кулакова прорвало. Он вскочил и стал кричать на меня, что я начисто лишен чувства советского патриотизма, что все это сплошная клевета на их защитников – воинов советской армии, что я пренебрег героической ролью политработников, шедших впереди своих бойцов и увлекающих их вперед, что я ни слова не сказал о роли партийных и комсомольских организаций, что это антисоветский пасквиль, и меня следует отдать под суд военного трибунала. Надо сказать, что за один раз мне еще не приходилось выслушивать столько обвинений в свой адрес. Я помрачнел, но никакой вины за собой не чувствовал. Отчет есть отчет, и выдумывать здесь не приходится. В ответе Кулакову я признался, что в отчете, действительно, нет ни слова о политработниках и о работе партийных и комсомольских организаций, но об этом нет ни слова в тех документах, которыми я пользовался, а выдумывать я не мог…»
Эскадрой кораблей ЧФ осенью 1943 года командовал контр-адмирал Н.Е. Басистый. По возрасту из всех черноморских адмиралов он было самым старшим, т. к. начинал служить еще матросом в царском флоте. Гражданскую войну Басистый провоевал сигнальщиком и машинистом на кораблях Красного флота. Первые годы после войны служил «краскомом», однако затем перешел на командную стезю, закончив одну за другой две академии – военно-морскую и академию Генштаба. При этом он учился в обеих академиях, не имея первичного военно-морского образования. После военно-морской академии никогда ранее ничем не командовавший Басистый был сразу же назначен начальником штаба бригады траления, а затем начальником отдела боевой подготовки штаба ТОФ. После академии Генштаба, Басистый направляется в Испанию, где он являлся советником командира флотилии миноносцев, начальника Морского штаба, командующего республиканским флотом. Учитывая, что в то время далеко не все адмиралы имели за плечами военно-морскую академию, окончивший две академии, в том числе и академию ГШ, Басистый выделяется среди высшего командного состава ВМФ своим образовательным цензом. Поэтому не случайно, вернувшись из Испании, он становится начальником оперативного отдела штаба ЧФ, а затем даже временно исполняет должность начальника штаба флота. Впрочем, на этой должности себя не проявил и в октябре 1939 года был назначен с большим понижением командиром крейсера «Червона Украина». Уже в ходе войны, в октябре 1941 года, Н.Е. Басистый становится командиром отряда легких сил. Тут ему явно повезло. 5 ноября он сдал «Червону Украину» новому командиру, а 12 ноября крейсер потопила немецкая авиация. Вскоре Басистый становится командиром бригады крейсеров, а затем начальником штаба и командующим эскадрой ЧФ.
Начальником оперативного отдела штаба ЧФ на осень 1943 года являлся 34-летний капитан 1-го ранга П.А. Мельников. В 1932 году он окончил параллельные курсы при ВМУ им. Фрунзе, затем штурманский класс и курсы командиров корабля. До 1937 служил на различных кораблях штурманом, а затем командир эсминца, старпом и командир крейсера. С 1939 года командир лидера «Харьков», затем командир 1-го дивизиона эсминцев и с марта 1943 года – начальник оперативного отдела штаба ЧФ. Историк ВМФ капитан 1-го ранга А. Андреев считает, что «все занимаемые должности, кроме начальника оперативного отдела, соответствовали его (Мельникова. – В.Ш.) теоретической подготовке и опыту службы».
Начальником разведывательного отдела ЧФ являлся 39-летний полковник Д.Б. Намгаладзе. В свое время он окончил техникум в Кутаиси, Грузинскую объединенную военную школу, курсы усовершенствования командного состава при шифроотделе РККА, морское отделение инженерно-командного факультета военно-воздушной академии. Проходил службу начальником штаба и командиром морской разведывательной авиаэскадрильи ВВС ЧФ, заместителем начальника и начальником разведывательного отдела ЧФ. Историк ВМФ капитан 1-го ранга А. Андреев считает, что Д.Б. Намгаладзе «к началу Великой Отечественной войны имел хорошую теоретическую подготовку, как специалист в области воздушной разведки, и трехлетний опыт руководства разведывательным отделом». При этом в исторической и мемуарной литературе встречаются и негативные оценки его профессиональной деятельности.
Командовать отрядом кораблей в набеговой операции был назначен командир дивизиона эсминцев капитан 2-го ранга Григорий Пудович Негода. Выбор Негоды был не случаен, командир дивизиона не раз командовал отрядами кораблей в набеговых операциях. На Черноморском флоте он считался специалистом в подобных операциях. Помимо хорошего практического опыта Негода претендовал и на роль теоретика. Так, в майском номере журнала ВМФ «Морской сборник» за 1943 год Г.П. Негода выступил с поучительной статьей «Ночная набеговая операция на вражеские базы», где, на примере одной из возглавляемых им операций, поделился со всем военно-морским флотом своим опытом и дал соответствующие рекомендации.
Из статьи Г.П. Негоды в журнале «Морской сборник»: «Важнейшими условиями успешного проведения каждой набеговой операции кораблей на базы противника с целью нанесения артиллерийского удара или оказания другого боевого воздействия являются скрытность подготовки операции, а также выход кораблей и переход их морем к району действия и внезапность выполнения поставленной задачи. Необходимость соблюдения скрытности и внезапности учитывалась при проведении набеговых операций кораблями Черноморского флота. Благодаря тщательной разработке и подготовке этих операций кораблям Черноморского флота удалось нанести немало дерзких и стремительных ударов по вражеским портам и базам…»
Негода по соображениям секретности, разумеется, не пишет в статье о том, в какое время суток его отряд подходил к Крыму. Однако, рассуждая на тему уклонения кораблей от огня береговых батарей в ночное время, он недвусмысленно дает понять, что обстрел вражеского побережья и отход от него происходили ночью.
Относительно противодействия неприятеля Негода пишет: «Одновременный и комбинированный внезапный удар наших кораблей и авиации по двум вражеским базам дал весьма значительный эффект и деморализовал противника. О последнем свидетельствует, в частности, тот факт, что немцы не выслали против наших кораблей ни одного самолета. Противник не раз был введен в заблуждение…»
Вообще, листая подшивку журнала «Морской сборник» за 1943 год, волей-неволей приходишь к выводу, что Черноморский флот являлся в тот период «законодателем моды» в деле организации и проведения набеговых операций. В это время Балтийский флот все еще был заперт в Неве, а североморцы занимались, прежде всего, охраной и обороной союзнических конвоев. До октября 1943 года на Черном море было проведено около десятка набеговых операций, и большинство считались если не совсем успешными, то и не провальными. Именно это и обусловило то, что черноморцам были предоставлены страницы «Морского сборника» для обмена опытом. Так, в октябрьском номере «Морского сборника» за 1943 год представитель ЧФ капитан 3-го ранга И.М. Филатов делится с ВМФ опытом набеговых операций черноморцев в статье «Набеговые операции надводных кораблей Черноморского флота на коммуникациях противника». Автор учил своих коллег на других флотах: «Тактические приемы, применяемые нашими командирами в набеговых операциях, весьма разнообразны. Их действия отличаются настойчивостью и упорством в выполнении поставленной задачи…»
Журналы, как известно, заказывают материалы для публикации и готовят их заранее, за два-три месяца до выхода в свет. Увы, к тому моменту, когда октябрьский номер «Морского сборника» попал в руки офицеров ВМФ, всем было уже абсолютно ясно, что тактика командования ЧФ в организации набегов потерпела полный крах и на набеговых операциях эскадры ЧФ навсегда поставлен жирный крест…
* * *
Лидер эскадренных миноносцев «Харьков» был заложен 19 октября 1932 года на судостроительном заводе в Николаеве и спущен на воду 9 сентября 1934 года. Вступил лидер в строй 19 ноября 1938 года. К началу войны «Харьков» входил в состав отряда легких сил эскадры Черноморского флота, являясь флагманским кораблем 3-го дивизиона эскадренных миноносцев. Класс лидеров эскадренных миноносцев имели в предвоенные годы далеко не все флоты мира. Поэтому в ряде государств, в частности в Германии, они относились к классу легких крейсеров. Определенные основания для этого были.
Вообще лидер эскадренных миноносцев представлял собой крупный эсминец, приспособленный для размещения командира флотилии со своим штабом, и превосходящий обычные эсминцы размерами, скоростью и вооружением. Советская военно-морская классификация определяла лидер как корабль подкласса эсминцев, но большего водоизмещения, с большей скоростью и усиленным артиллерийским вооружением, предназначенный для вывода в атаку эсминцев.
Водоизмещение «Харькова» составляло 2693 тонны, длина корпуса – 127,5 м, ширина – 11,7, осадка – 4,2 м. При мощности машин в 66 000 л.с. «Харьков» давал максимальный ход в 43 узла, что делало его одним из самых скоростных кораблей своего времени. Экономический ход лидера составлял 20 узлов, а предельная дальность плавания – 2100 миль.
Вооружение «Харькова» тоже было почти крейсерское: 5 – 130-мм орудий главного калибра, 2 – 76,2-мм и 4 – 37-мм зенитных орудия, 6 – 7,62-мм пулеметов, 2 – 4-трубных 533-мм торпедных аппарата, 2 бомбосбрасывателя глубинных бомб. Помимо этого корабль мог принять на борт и обеспечить постановку 76 мин. Штатный экипаж «Харькова» составлял 344 человека.
Первым командиром «Харькова» был Ф.С. Марков, человек непростой судьбы. В 1937 году, будучи капитаном 2-го ранга и старпомом командира крейсера «Коминтерн», он был репрессирован. Проведя в застенках НКВД почти год, Марков так и не признал своей вины. В 1938 году, после освобождения, он был сразу назначен командиром лидера эсминцев «Харьков», спустя год стал командиром крейсера «Коминтерн», затем командовал бригадой крейсеров ЧФ, был начальником штаба эскадры кораблей ЧФ, стал контр-адмиралом и умер в 1956 году.
Следующим командиром «Харькова» был капитан 3-го ранга П.А. Мельников, которого с ноября 1942 года сменил капитан 3-го ранга П.И. Шевченко. Первым военным комиссаром лидера был Г.И. Фомин, затем батальонный комиссар Е.Ф. Алексеенко. С сентября 1943 года заместителем командира по политчасти «Харькова» являлся капитан 3-го ранга И.А. Крикун.
С первых дней войны «Харьков» самым активным образом участвовал в боевых действиях. Так, уже 23–25 июня 1941 года лидер принял участие в постановке оборонительных заграждений у Севастополя.
26 июня совместно с лидером «Москва» нанес артиллерийский удар по главной базе фашистского флота на Черном море – румынскому порту Констанца. Это была первая набеговая операция Черноморского флота. В 20 часов 15 минут 25 июня ударная группа кораблей ЧФ («Харьков» и «Москва») вышла из Севастополя. Отряд поддержки (крейсер «Ворошилов», эсминцы «Сообразительный» и «Смышленый») вышел в 20 часов 40 минут. Общее руководство операцией осуществлял командир отряда легких сил контр-адмирал Т.А. Новиков. Ударной группой командовал командир 3-го дивизиона эсминцев капитан 2-го ранга M.Ф. Романов (флаг на лидере «Харьков»). Переход в район боевых действий был осуществлен без помех.
26 июня в 4 часа 42 минуты ударная группа с поставленными параванами подошла к кромке минного заграждения и уменьшила скорость до 20 узлов. Через несколько минут в правом параване шедшего головным флагманского лидера «Харьков» взорвалась мина. «Харьков» дал малый ход, и в голову вышел лидер «Москва». В 5 часов 02 минуты лидеры вышли в точку начала стрельбы и открыли огонь из орудий главного калибра. Уже после первых залпов на берегу взметнулось пламя большого пожара в районе нефтяных баков. Через несколько минут после начала стрельбы по лидерам открыла огонь крупнокалиберная береговая батарея, о которой на кораблях сведений не имели, а чуть позже – два вражеских эсминца, которые находились на рейде и не были вовремя обнаружены. В 5 часов 06 минут лидеры были накрыты артиллерийским залпом. Несмотря на близкие разрывы снарядов, лидеры продолжали выполнять задачу. Только выпустив предусмотренное количество снарядов, в 5 часов 12 минут командир ударной группы дал приказание прекратить огонь и начать отход. «Харьков» начал отходить с постановкой дымовой завесы. Для снижения эффективности стрельбы врага лидеры увеличили ход до 30 узлов и перешли на движение противоартиллерийским зигзагом. По всей вероятности, маневрируя на такой скорости, лидер «Москва» потерял оба паравана. В 5 часов 20 минут он подорвался на мине, разломился в районе первого котельного отделения и стал быстро тонуть. Появившиеся в это время над кораблями вражеские самолеты расстреливали из пулеметов плавающих на воде людей. Попытка «Харькова» оказать помощь погибающему кораблю не увенчалась успехом – он был сам накрыт огнем батареи и атакован самолетами врага. От близких разрывов бомб и снарядов корабль получил сильные сотрясения корпуса. Потекли водогрейные трубки в котлах, стало падать давление пара, ход снизился до 6 узлов. Корабль оказался перед угрозой стать неподвижной мишенью для врага. Нужно было, не охлаждая котлов, влезть в топку и ликвидировать повреждения. Котельный машинист Петр Гребенников не колебался ни минуты. Товарищи принесли ему асбестовый костюм, густо смазали лицо вазелином. Но все это мало помогало в дышащей жаром топке. Сухой, горячий воздух обжигал легкие. Однако Гребенников упорно искал повреждения, пока его не вытащили из топки почти без сознания. Облившись водой, он вновь полез в котел. Лишь с третьей попытки Гребенникову удалось заглушить лопнувшие трубки. Следуя примеру своего товарища, краснофлотец Петр Каиров устранил повреждения в другом котле. Корабль получил возможность увеличить ход до 12 узлов.
В это время лидер атаковала вражеская авиация, но все ее атаки были отбиты, при этом зенитчики сбили два самолета. Для оказания помощи «Харькову» командир группы поддержки направил эсминец «Сообразительный». В 5 часов 55 минут корабли вышли из зоны обстрела. В 6 часов 53 минуты эсминец, а затем лидер (по их докладу) подверглись атаке подводной лодки. От выпущенной торпеды корабли уклонились, после чего эсминец атаковал ее глубинными бомбами. В течение последующих 6 часов корабли, меняя курсы и скорость, ведя зенитный огонь, вышли из-под атак самолетов. В 13 часов 26 минут на «Харьков» и сопровождающие его корабли была предпринята последняя атака самолетов врага, которую корабли отбили. В 21 час 09 минут корабли прибыли в Севастополь.
Несмотря на потерю лидера «Москва», задача, поставленная кораблям, была выполнена. Вызванный обстрелом пожар уничтожил большие запасы нефти, был взорван железнодорожный состав с боеприпасами, повреждены вокзал и железнодорожные пути. Все это привело к длительным затруднениям с доставкой нефти в Констанцу, было прервано сообщение с Бухарестом. Высоко оценил результаты набега на Констанцу и противник. Увы, но набеговая операция на Констанцу стала первой и последней успешной набеговой операцией Черноморского флота в Великой Отечественной войне. Краснофлотцы П. Гребенников и П. Каиров за свой подвиг первыми на эскадре ЧФ были награждены орденами Красного Знамени.
Об интенсивной боевой деятельности лидера «Харьков» в последующие месяцы войны свидетельствуют записи из его корабельного журнала: «24 марта 1942 года. Из Туапсе перешли в Новороссийск. Оттуда совместно с эсминцем «Свободный» вышли в Севастополь. Доставили 271 человека маршевого пополнения, 150 тонн флотского и 250 тонн армейского боезапаса. В тот же день вышли в Новороссийск.
27 марта. С эсминцами «Незаможник», «Шаумян» и двумя СКА из Новороссийска снова ушли в Севастополь, охраняя транспорт «Сванетия». На Инкерманских створах были обстреляны артиллерией противника.
31 марта. «Харьков» и «Свободный», базовый тральщик «Гарпун» в составе охранения транспорта «Абхазия» вышли из Новороссийска в Севастополь. На Инкерманских створах были обстреляны артиллерией противника.
2 апреля. Лидер «Харьков» и эсминец «Свободный», стоя в Северной бухте, вели огонь по артиллерийским батареям противника. Три батареи подавлены. Личный состав лидера получил благодарность от командующего флотом.
3 апреля. Вышли с эсминцем «Свободный» из Севастополя в Туапсе, охраняя транспорт «Абхазия». Перешли из Туапсе в Новороссийск 6 апреля.
8 апреля. Очередной выход в Севастополь. Снова совместно с эсминцем «Свободный» лидер конвоировал транспорт «Абхазия». Переход совершали ночью. На переходе морем корабли дважды подвергались ударам авиации».
Во время перехода из Новороссийска в Севастополь 4 июня 1942 года в 50 милях от мыса Киик-Атлама «Харьков» был атакован пятью бомбардировщиками противника, которые сбросили 14 бомб, взрывавшиеся в радиусе 50 м от корабля. Резко маневрируя на полном ходу, лидер стал плохо слушаться руля. Благодаря энергичным действиям личного состава под руководством командира БЧ-5 инженер-механика Г.А. Вуцкого рулевое устройство перевели на ручное управление».
Приходилось команде «Харькова» и спасать погибавших товарищей. Так, 6 марта 1942 года лидер «Харьков», принимавший маршевое пополнение, боезапас и продовольствие в Новороссийске, рано утром получил приказ срочно выйти в море для оказания помощи эсминцу «Смышленый», подорвавшемуся на мине в районе мыса Железный Рог (Керченский пролив) на месте наших минных полей. Прекратив прием пополнения, боезапаса и продовольствия, лидер около 9 часов вышел из Новороссийска. К моменту его подхода, около 12 часов, тяжело поврежденный «Смышленый» своим ходом уже вышел с минного поля, и лидеру осталось только возглавить отряд (лидер, эсминец, тральщик) для следования в Новороссийск. Однако ночью из-за сильного ветра (норд-ост 6 баллов, волнение моря 5 баллов) и затопления 2-го котельного отделения эсминец не смог управляться, и «Харьков» попытался взять его на буксир. В течение 20 минут лидер вел эсминец. Волны были такие, что перекатывались через палубу корабля. Сильный северо-восточный ветер и большая парусность лидера уводили его с курса. Буксируемый, неуправляемый, наполовину залитый водой «Смышленый» волнами развернуло и опрокинуло. В 8 часов 6 минут 7 марта эсминец, потеряв запас плавучести, сел на корму и, возвратившись на ровный киль, быстро затонул на 25-метровой глубине. Через минуту на месте гибели «Смышленого» раздались три подводных взрыва в опасной близости от лидера. Очевидно, взорвались сорвавшиеся со стеллажей глубинные бомбы. От сильных гидравлических ударов на лидере стали выходить из строя механизмы и приборы: из нактоуза вылетел магнитный компас, у рулевого сорвало репетир с гирокомпаса. Взрывами разметало многих спасшихся. Лидер, не спуская на воду из-за шторма спасательных средств, стал заходить с наветренной стороны, чтобы прикрыть находившихся в воде людей своим бортом от ветра. Более 2 часов «Харьков» маневрировал на месте гибели «Смышленого», но ледяная вода делала свое дело – люди погибали от переохлаждения. Смогли спасти лишь двух моряков – сигнальщика П. Тараторина и артиллериста главстаршину А. Егоршина (по другим данным, артиллерийского электрика Н. Булыгина). На одном из разворотов лидер на полном ходу врезался в гребень волны «девятого вала». Носовая часть не взошла на волну. Огромная масса воды прогнула палубу полубака, образовав трещину. Вертикальные подпоры палубы полубака в кают-компании оказались согнутыми в дугу. Пришлось вместо Новороссийска следовать в Поти только по волне, поскольку в такой жесточайший шторм идти против волны было весьма рискованно. Там же лидеру произвели экстренный ремонт – откачали воду из затопленных помещений, выпрямили подпоры, восстановили поврежденную палубу полубака, погнутые люки, двери и кранцы.
Командовал лидером «Харьков» в октябре 1943 года капитан 3-го ранга Петр Ильич Шевченко. Вот характеристика П.И. Шевченко вице-адмиралом П.В. Уваровым: «Вскоре стало известно: командиром к нам (на «Харьков». – В.Ш.) назначается капитан 3-го ранга Петр Ильич Шевченко. Меня уже сводила судьба с этим человеком – мы одновременно учились на СКУКСе в 1936–1937 годах, только Шевченко специализировался как минер. Сразу же после курсов он был направлен на Черноморский флот, где, благодаря незаурядным способностям, через три года стал командовать эсминцем «Дзержинский». На нем Шевченко встретил войну, участвовал в обороне Одессы и Севастополя. На заключительном этапе обороны Севастополя Шевченко был переведен командиром на эсминец «Свободный», который достраивался во время войны и вступил в строй весной 1942 года. Как я уже упоминал, «Свободный» героически погиб в Севастополе. Погибло на нем пятьдесят шесть человек, многие из членов экипажа были ранены, в том числе и сам командир. Однако Шевченко не покинул корабль до тех пор, пока не сняли команду. И вот теперь, после продолжительного лечения, прямо из госпиталя Петр Ильич прибыл к нам на лидер. Что ж, замена достойная. Это был хотя и молодой, но уже опытный командир, уверенно державший себя на мостике, четко отдававший команды при швартовке. И швартовался он отменно. А лидеры этого типа довольно капризные корабли: из-за высокого ходового мостика и палубных надстроек во время непогоды их быстро сносит ветром, что затрудняет маневры. Мельников всего лишь раз сходил с нами в море и остался доволен новым командиром «Харькова».
* * *
Эскадренный миноносец «Беспощадный» был заложен 15 мая 1936 года в Николаеве, спущен на воду 5 декабря 1938 года и вступил в строй 2 октября 1939 года. Водоизмещение «Беспощадного» составляло 2402 тонны, длина корпуса – 112,8 м, ширина – 10,2 м и осадка – 4,8 м. При мощности машин в 56 500 л. с. корабль мог развивать максимальный ход в 38,6 узла. При экономическом ходе в 19,5 узла дальность плавания эсминца составляла 2565 миль. Вооружение «Беспощадного» составляли: 4 – 130-мм орудий главного калибра, 2 – 76,2-мм и 3 – 37-мм зенитных орудия, 4 – 12,7-мм пулемета, 2 трехтрубных 533-мм торпедных аппарата, 2 бомбосбрасывателя. Эсминец принимал на борт 48 мин. Штатный экипаж «Беспощадного» насчитывал 236 человек.
Официально корабль был включен в состав ЧФ 2 октября 1939 года. Неделю спустя, в ночь с 9 на 10 октября, попал в 8-балльный шторм, в результате чего корпус в районе 84–90-го шпангоутов деформировался (срезались заклепки, образовались трещины, погнулись шпангоуты и бимсы). Это был «первый звонок», свидетельствующий о недостаточной прочности корпусов «семерок».
После экстренного ремонта «Беспощадный» вместе с лидером «Москва» с 19 по 24 октября 1939 года совершил официальный визит в Стамбул под командованием капитана 2-го ранга С.Г. Горшкова. Тогда корабли доставили на родину министра иностранных дел Турции, посетившего Советский Союз.
В 1940 году в ходе эксплуатации эсминца выявились дефекты в механизмах и электрооборудовании. Гарантийный ремонт затянулся на 6 месяцев – пришлось заменить турбину высокого давления ТЗА № 2. Зато к началу войны корабль был в хорошем техническом состоянии.
В годы Великой Отечественной воины «Беспощадный» входил в состав 2-го дивизиона эскадренных миноносцев эскадры Черноморского флота. До сентября 1942 года эсминцем командовали капитан 3-го ранга П.В. Глазовский, капитан 2-го ранга Г.П. Негода и капитан 3-го ранга В.А. Пархоменко. Военным комиссаром «Беспощадного» являлся старший политрук Т.Т. Бута, затем капитан-лейтенант Бурдаков.
Боевая деятельность «Беспощадного» была весьма интенсивна и до октября 1943 года вполне успешна. С 22 по 30 июня 1941 года «Беспощадный» ежедневно выходил в море для постановки оборонительных минных заграждений (хотя до сих пор непонятно, против кого предназначались эти заграждения, ведь у противника – Румынии – в то время имелось всего 4 эсминца и подводная лодка!), а также совместно с другими кораблями участвовал в постановке оборонительных минных заграждений у Севастополя. Всего кораблем было выставлено 114 мин.
13 июля на выходе из Севастополя эсминец под действием ветра и течения сошел с фарватера и сел на мель. Хотя повреждения оказались легкими (погнуты лопасти винтов), командир корабля капитан 3-го ранга П.В. Глазовский был отдан под трибунал и осужден на 5 лет.
С конца июля по сентябрь «Беспощадный» почти постоянно находился в море, сопровождая транспорты, обстреливая румынские войска под Одессой, нес дозорную службу.
С 19 августа «Беспощадный» участвует в обороне Одессы. В этот день он совместно с другими кораблями вел огонь по населенным пунктам Визировка, Свердлово, Кубанка.
25 и 26 августа «Беспощадный» совместно с другими кораблями артиллерийским огнем поддерживал наши войска.
1 сентября «Беспощадный», 3 сторожевых и 4 торпедных катера отконвоировали в Одессу транспорт «Армения». В начале августа «Беспощадный» совместно с другими кораблями конвоировал корабли резерва флота (строившиеся и ремонтирующиеся). В восточные порты были переведены ледокол «А. Микоян», недостроенные крейсера «Куйбышев», «Фрунзе», лидеры «Киев», «Ереван», эсминцы «Свободный», «Огневой», «Озорной» и другие. Не имевшие своего хода, они были заманчивой добычей для фашистских летчиков. Но, взаимодействуя с истребителями, корабли охранения отбили атаки авиации. Все конвои без потерь прибыли в порты назначения.
22 сентября, во время артиллерийской поддержки советского десанта под Григорьевкой, эсминец атаковали 22 фашистских бомбардировщика, сбросивших на корабль 84 бомбы. «Юнкерсы-87» пикировали с разных направлений, затрудняя зенитный огонь. Сначала близким разрывом бомбы была повреждена корма – в районе 173-го шпангоута на палубе и по бортам образовался гофр. От сотрясения сработал кормовой торпедный аппарат: торпеды с включившимися двигателями ударились в переборку помещения дизель-генераторов, но, к счастью, не взорвались. Через трещины в кормовые помещения начала поступать вода; скорость эсминца, поначалу доведенная до 24 узлов, стала падать. В этот момент «Беспощадный» получил сразу два прямых попадания бомб в носовую часть. Одна из бомб, пробив палубу полубака около клюза правого борта, вышла через борт и взорвалась в воде. Вторая разорвалась в глубине корпуса, в районе мотора носового шпиля. В результате вся носовая часть корпуса до 35-го шпангоута оказалась фактически оторванной и держалась лишь на искореженных листах обшивки. Эсминец получил дифферент на нос в 1,5 м, но сохранил ход и самостоятельно добрался до Одессы.
В течение 23 сентября на «Беспощадном» подкрепили переборки, а также палубы и борта в районе гофров. Вечером с помощью буксира СП-14 повели эсминец в Севастополь. Буксировка осуществлялась кормой вперед со скоростью 2–3 узла. Из-за усилившегося до 5–6 баллов волнения моря раскачивающаяся носовая часть начала сдирать обшивку с левого борта, образовался крен, возникла угроза затопления 3-го кубрика. Положение становилось критическим. Единственным выходом было решение обрубить носовую часть корабля. Рискованную операцию выполнил старшина 2-й статьи Сехниашвили. Спустившись по шторм-трапу за борт, он обычным топором в течение часа делал насечки в бортовой обшивке, пока носовая часть не обломилась и не ушла под воду. После этого «Беспощадный» был взят на буксир «Сообразительным», а спасательное судно СП-14 шло сзади, защищая собой от волн искалеченный корпус эсминца.
По прибытии в Севастополь «Беспощадный» сначала ремонтировался в Северном доке, а затем – на заводе № 201. Носовая часть от нулевого до 18-го шпангоута была заимствована у погибшего эсминца «Быстрый», участок от 16-го до 40-го шпангоута пришлось изготовить заново. Восстановительные работы уже почти закончились, когда корабль подвергся новому налету. 12 ноября 1941 года в 11.25 250-кг бомба попала в верхнюю палубу в районе 103-го шпангоута, зацепила котел № 2, пробила главную паровую магистраль, двойное дно и взорвалась под днищем на грунте. Еще две бомбы взорвались рядом, в 4–5 м от правого борта в районе 190-го шпангоута.
Эсминец вновь получил серьезные повреждения. В корпусе образовалось множество гофров и пробоин, 2-е и 3-е котельные отделения были затоплены, заклинило валопроводы, вышли из строя многие механизмы. Впридачу в первом котельном отделении вспыхнул пожар – правда, его удалось вскоре потушить.
Благодаря энергичным действиям экипажа распространение воды быстро устранили. Под пробоину подвели пластырь, в дополнение к собственным водоотливным средствам подключили помпы с буксира СП-14. Вечером корабль с дифферентом в 1,75 м и креном в 14 на правый борт был введен в Северный док.
Из-за постоянной угрозы воздушных атак решили дальнейший ремонт «Беспощадного» провести в Поти, для чего в течение нескольких дней эсминец экстренно готовили к переходу. Пробоины заделали пластырями, носовой отсек засыпали пробковой крошкой, в котельных отделениях также уложили мешки с пробкой. Всего на корабль погрузили около 90 кубометров крошеной и листовой пробки.
17 ноября «Беспощадный» на буксире эсминца «Шаумян» вышел из Севастополя в Поти. Поначалу скорость буксировки колебалась в пределах 10–13 узлов, но затем в пустые топливные цистерны стала просачиваться вода, образовался крен. Скорость пришлось снизить до 6 узлов. Волны повредили пластыри, течь усилилась. Мотопомпы не справлялись с поступавшей водой. Выручил трактор ХТЗ, предусмотрительно погруженный на палубу: к его двигателю подключили дополнительную помпу. Трое суток напряженной борьбы со стихией увенчались успехом: 20 ноября эсминец прибыл в Поти. Под его носовую часть сразу же подвели понтоны, но прошло еще 2,5 месяца, пока он дождался своей очереди постановки в док. Полный ремонт корабля завершился лишь в сентябре 1942 года.
С 21 октября до конца ноября «Беспощадный» эскортировал транспорты из Поти в Туапсе, сам перевез из Батуми в Поти 596 красноармейцев. С 29 ноября по 2 декабря совместно с «Бойким» совершил рейд к болгарскому побережью, где якобы потопил торпедами вражеский транспорт. 9–10 декабря эсминец снова занимался перевозкой войск (доставил из Поти в Туапсе 522 бойца), а 26–29 декабря вместе с «Сообразительным» повторил набеговую операцию к вражеским берегам. Корабли опять попали в полосу тумана и, не обнаружив противника, вернулись в Поти.
31 января 1943 года «Беспощадный» занимался обстрелом позиций неприятеля в районе Новороссийска (за 30 минут выпустил 206 130-мм снарядов). Затем неоднократно выходил в дозоры, конвоировал транспорты, сам перевозил войска (13 февраля при переходе из Поти в Геленджик взял на борт рекордное число бойцов – 1548 человек с вооружением), совершал демонстративные обстрелы занятого противником побережья. 4 февраля во время шторма получил легкие повреждения корпуса.
Всего с начала войны до 1 апреля 1943 года «Беспощадный» прошел 18 565 миль (до войны, включая сдаточные испытания, – 28 327 миль). За это время он выпустил 1818 – 130-мм, 710 – 76-мм, 727 – 45-мм, 325 – 37-мм снарядов, 605 – 12,7-мм пуль и 6 торпед. Глубинные бомбы не применялись. Из средств химической защиты интенсивно использовалась дымоаппаратура ДА-2 (поставлено 30 дымзавес), реже – аппаратура ДА-1 (около 10 дымзавес). 3 апреля 1942 года за боевые успрехи эсминец «Беспощадный» был награжден орденом Боевого Красного Знамени.
Командиром эсминца «Беспощадный» являлся 38-летний В.А. Пархоменко, украинец из Лисичанска. По национальности – украинец, в ВМФ с 1923 года, член компартии с 1924 года. Военно-морского училища Пархоменко не заканчивал. За спиной у него была артиллерийская школа младших специалистов в Севастополе, параллельные классы при Военно-морском училище им. Фрунзе, артиллерийский сектор командных курсов ВМС РККА и ускоренный курс командирского факультета военно-морской академии. На флоте В.А. Пархоменко начинал служить краснофлотцем, затем перешел на партийную работу и служил партоорганизатором по комсомолу, политруком в частях береговой обороны, в учебном отряде и в авиаотряде. После этого Пархоменко, по неизвестной причине, меняет политическую стезю на строевую и служит младшим артиллеристом и помощником командира на эсминце «Карл Маркс», командиром БЧ-2 эсминца «Володарский», после чего назначается помощником командира монитора «Вихрь» Амурской флотилии. В 1936–1938 годах В.А. Пархоменко служит на берегу помощником командира учебного отряда и начальником штаба отряда, после чего становится командиром монитора «Красный Восток» Амурской флотилии. С началом Великой Отечественной войны его переводят на Черноморский флот командиром дивизиона канонерских лодок. Небольшой промежуток времени Пархоменко исполняет должность старшего помощника командира крейсера «Червона Украина». Во время одной из бомбежек был контужен. С ноября 1941 года он – командир эсминца «Беспощадный».
Из воспоминаний сослуживца В.А. Пархоменко в годы войны капитана 1-го ранга И.А. Чверткина: «У Виктора Пархоменко была приятная и располагающая внешность. Широкоплечий крепыш среднего роста с пышными кудрями, серыми глазами, открытым лицом. Характер уравновешенный, добродушный, вид – приветливый. Я был покорен его внешним видом и долгое время считал его другом. Это была моя редкая и потому простительная ошибка. Если свести все, что я о нем знаю, к одной однозначной характеристике, то ее можно будет сформулировать, как полное отсутствие моральных устоев. Он себе позволял все, если это способствовало его интересам, в самом широком смысле этого слова… беспринципный карьеризм, стремление достигнуть своей цели наилегчайшим путем, даже через трупы товарищей…»
Большинство отзывов и других ветеранов ВМФ о В.А. Пархоменко также нелицеприятные. Возможно, что во многом это обусловлено послевоенными трагическими событиями в ВМФ, в которых В.А. Пархоменко проявил себя наихудшим образом. Со слов моего хорошего знакомого (к сожалению, уже покинувшего нас) выдающегося специалиста АСС ВМФ капитана 1-го ранга С.В. Минченко, Пархоменко, с которым он общался, во время операции по подъему погибшей ПЛ С-80 отличался вызывающей грубостью с подчиненными, некомпетентностью и авантюризмом. Но все это – уже послевоенный Пархоменко в адмиральских погонах. В 1943 году он был всего лишь командиром эсминца и, думается, вел себя все же намного скромнее. Подходя к личности В.А. Пархоменко объективно, можно сказать, что уровень его теоретической подготовки и корабельного опыта службы на 1943 год дает все основания оценивать командира «Беспощадного», как достаточно грамотного и опытного командира эскадренного миноносца. При этом отметим, что в силу своего прохождения службы В.А. Пархоменко должен был отлично ладить с подчиненными, а, кроме этого, хорошо разбираться в тактике использования береговых батарей и морской авиации.
* * *
Эскадренный миноносец «Способный» был заложен 7 июля 1936 года, вступил в строй 24 июня 1941 года. Корабль входил в состав 3-го дивизиона эскадренных миноносцев эскадры Черноморского флота.
Водоизмещение «Способного» составляло 2529 тонн, длина корпуса корабля – 112,5 м, ширина – 10,2 м, осадка – 5 м. При мощности машин 54 000 л.с. он развивал максимальную скорость хода в 38 узлов. Наибольшая дальность плавания на экономичном ходу составляла 1800 миль.
Вооружение: 4 – 130-мм, 3 – 76,2-мм, 2 – 45-мм и 2 – 37-мм орудия, 2 – 7,62-мм пулемета, 2 трехтрубных 533-мм торпедных аппарата, 2 бомбосбрасывателя. Принимал 60 мин. Экипаж 267 человек.
В проекте «7» для обеспечения эффективной стрельбы 76-мм орудий предусматривалась установка МПУАЗО, но к моменту ввода в строй большинства эсминцев эти приборы существовали лишь на бумаге. Первая система МПУАЗО «Союз-7У» была установлена буквально накануне войны – в июне 1941 года – именно на «Способном». Она включала в себя достаточно совершенный зенитный автомат стрельбы «Союз» (по принципу работы – аналог ЦАС-2, но предназначенный для огня по воздушным целям), гировертикаль «Газон» и стабилизированный визирный пост СВП-1. Хотя система действовала в одной плоскости и была не слишком эффективна в борьбе с пикирующими бомбардировщиками, но в целом она значительно усилила ПВО корабля.
В целом ПВО всех трех кораблей отряда выглядело достаточно внушительно. На «Способном» и «Беспощадном» было четыре 76,2-мм зенитки, двенадцать 37-мм автоматов, десяток 12,7-мм ДШК и спаренных «кольтов». Что касается «Харькова», то на нем были две 76,2-мм зенитки и 7–8 37-мм автоматов. При этом на «способном» и «Харькове» стояли новейшие системы управления зенитным огнем МПУАЗО «Горизонт» – единственные на всем флоте! Теоретически с таким зенитным вооружением корабли вполне могли отразить атаку одной эскадрильи Ю-87. Как пример: 30 июня 1941 года старые эсминцы «новики» Северного флота «Урицкий» и «Куйбышев», с куда более скромным зенитным вооружением и ходовыми характеристиками, в Мотовском заливе в течение двух часов маневрировали и уклонялись от атак 16 Ю-87 и сбили один из них. При этом на «новики» было сброшено до 130 бомб. Впрочем, реальный уровень подготовки зенитных расчетов черноморских эсминцев нам неизвестен, как неизвестно, в какой степени личный состав БЧ-2 «Способного» и «Харькова» освоил новейшую систему МПУАЗО. Разумеется, что если бы на кораблях (хотя бы на одном!) стоял самый примитивный радар, все могло бы сложиться иначе.
А вот мнение по данному вопросу военно-морского историка капитана 1-го ранга А.В. Платонова: «…Уже с 1942 г. в Главном штабе, в соответствующих управлениях ВМФ и флотов циркулировали всевозможные доклады, записки, донесения, смысл которых сводился к тому, что зенитное вооружение кораблей не соответствует воздушной угрозе. Все всё знали, но ничего кардинального предпринять не могли: единственных доступных средств самообороны – зенитных автоматов – не хватало. Кроме того, многие корабли, те же эсминцы, были настолько загромождены и перегружены, что и ставить автоматы было некуда. Вдобавок опасались за остойчивость. Судите сами: при метацентрической высоте по спецификации в 100 см «Способный» имел 81, а «Беспощадный» – порядка 76 см. Подобные проблемы имели место во флотах и других воюющих государств. Там ради усиления зенитного вооружения с эсминцев часто демонтировали торпедные аппараты и даже орудия главного калибра. У нас по разным причинам на столь радикальные меры ни на одном из флотов не пошли. Те немногие радиолокационные станции, что мы стали получать от союзников, монтировали прежде всего на корабли Северного флота, черноморцы так до окончания военных действий ни одной не получили. В результате советские эсминцы, в условиях угрозы воздушных ударов, действовать без истребительного прикрытия не могли. И уже тогда это было очевидно всем».
«Способный» принимал активное участие в обороне Одессы. Так, 7 сентября 1941 года «Способный» вместе с другими кораблями вел обстрел береговых позиций противника. В дни тяжелых сентябрьских боев корабли эскадры и транспорты доставили подкрепление. С 16 по 20 сентября из Новороссийска в Одессу была перевезена 157-я стрелковая дивизия. Переходы судов прикрывали корабли эскадры, в том числе и эсминец «Способный».
Эсминец принимал участие в обороне Севастополя и Крыма. 24 декабря в Севастополь были доставлены 345-я стрелковая дивизия, 61-й отдельный танковый батальон (26 танков Т-26), маршевые пополнения, боеприпасы. В перевозке войск и обеспечении перехода транспортов принимал участие и «Способный».
В период проведения Керченско-Феодосийской десантной операции «Способный» входил в состав отряда охранения 2-го отряда транспортов. В целях поддержки наступления войск 44-й армии (отвлечения сил противника от района Феодосии) было принято решение высадить тактический десант в районе Судака в составе усиленного батальона 226-го горно-стрелкового полка. Для этого выделялись эсминец «Способный» (командир – капитан 3-го ранга Е.А. Козлов) и сторожевой катер МО-111. Приняв 5 января в Новороссийске 218 человек, корабли вечером вышли в море. Из-за штормовой погоды сторожевой катер мог идти малым ходом. Стало очевидно, что с такой скоростью затемно расстояние до Судака не преодолеть. Капитан 3-го ранга Козлов снял с катера десантников и решил осуществить высадку с одного корабля. В 4 часа 53 минуты 6 января «Способный» прибыл на Судакский рейд. Выбрав укрытое от волн место у мыса Чеканный, в 5 часов 40 минут начал высадку десанта баркасом и шлюпками, которая была окончена к 8 часам 30 минутам. Противник не ожидал высадки десанта и поэтому не оказал серьезного сопротивления. Десантники не только закрепились на берегу, но и расширили плацдарм.
8 января эсминцы «Способный», «Железняков», транспорт «Жан Жорес» и тральщик доставляли из Новороссийска в Феодосию войска. В районе Мысхако «Способный» подорвался на мине. На следующий день поврежденный эсминец был отбуксирован в Новороссийск. Корабль встал в ремонт, который продлился до апреля 1942 года.
Первым командиром «Способного» был капитан 3-го ранга Е.А. Козлов, которого затем сменил капитан 3-го ранга Аркадий Николаевич Горшенин.
В отношении А.Н. Горшенина в документах и воспоминаниях имеются разночтения. В одном случае он пишется как «Горшенин», в другом – как «Гаршенин». Однако в личном деле, хранящемся в ЦВМА, командир «Способного» значится как «Горшенин». До войны Горшенин успел послужить на ТОФе и на Севере. На Черное море он попал после командирских курсов на должность дивизионного штурмана, затем был старпомом на лидере «Москва». В мае 1941 года Горшенин был назначен командиром эсминца «Свободный». В феврале 1942 года был снят с должности за «допущение аварии и пьянство». Однако месяц спустя был вновь назначен командиром эсминца «Бдительный», а в июле 1942 года – командиром «Способного». Анализ послужного списка Горшенина показывает, что к зеленому змию он был предрасположен всегда. Факт восстановления его в должности командира в 1942 году можно объяснить только тем, что к этому времени на Черноморском флоте был огромный дефицит офицеров, имевших опыт командования кораблями. Первым военным комиссаром «Способного» был батальонный комиссар Г.Ф. Нифутов, которого сменил капитан-лейтенант Шварцман.
Подводя итог, можно сказать, что для проведения набеговой операции командованием были выделены лучшие корабли эскадры и лучшие экипажи.
Глава пятая. Начало операции
Передо мной уникальный документ Центрального военно-морского архива ВМФ «Журнал боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота по операции «Харькова», «Способного» и «Беспощадного» (документ № 18364). Журнал – это небольшая сшитая нитками тетрадь, записи в которой сделаны простым карандашом торопливо и поэтому местами не слишком разборчиво. Журнал БД ОД штаба ЧФ – беспристрастный свидетель одного из самых трагических дней в истории Черноморского флота. Анализ записей показывает, что часть из них делалась не в то же время, которое указано, хотя и вскоре после происшедших событий.
Первая запись в журнале БД ОД помечена 20 часами 34 минутами 5 октября 1943 года: «Отряд кораблей ЛД «Х» («Харьков». – В.Ш.), ЭМЭМ «Б» и «С» (эсминцы «Беспощадный и «Способный». – В.Ш.) кап. 2 р. Негода вышел из Туапсе в р-н Феодосия – Ялта с задачей поиска и уничтожения плавсредств противника и артобстрела скоплений плавсредств в портах Феодосия и Ялта».
Итак, в 20 часов 34 минуты (согласно другой информации, это произошло в 20 часов 25 минут) корабли снялись с якоря, и вышли на выполнение поставленной задачи в порядке тактических номеров. Головным шел краснознаменный эсминец «Беспощадный», на котором держал свой брейд-вымпел командир отряда, вторым – лидер «Харьков» и третьим – эсминец «Способный». Выход отряда кораблей из Туапсе воздушной разведкой противника обнаружен не был.
Протокол допроса 3 ноября 1943 года в качестве свидетеля помощника командира эсминца «Способный» капитан-лейтенанта И.Г. Фролова:
«Вопрос: Когда корабли вышли на операцию?
Ответ: Корабли вышли на операцию 5 октября в 19.30 или 20.00.
Вопрос: В каком порядке?
Ответ: Шли в кильватерном строю. Головным шел эсминец «Беспощадный», как флагман. За ним шел эсминец «Способный», а затем лидер «Харьков».
В 1 час 00 минут 6 октября 1943 года лидер «Харьков» отделился от основного отряда и увеличил ход до 26 узлов. Эсминцы «Беспощадный» и «Способный» продолжили движение в назначенный им район со скоростью 24 узла.
В 2 часа 04 минуты, когда корабли были уже на траверзе Керченского пролива, в небе появились два немецких самолета.
Здесь и далее основные временные параметры автор будет давать согласно рапорту командира дивизиона. При этом в ряде случаев указанное Негодой время значительно расходится со временем, указанном в политдонесении. Это позволяет предположить, что и то и другое время указывалось весьма приблизительно. Так, согласно политдонесению, обнаружение кораблей немецкими самолетами произошло не в 2 часа 4 минуты, как докладывал Негода, а в 2 часа 00 минут.
Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «06.10.1943 г. 02 ч. 10 мин. (еще одно расхождение во времени!) «Харьков» обнаружил ВР (воздушной разведкой. – В.Ш.) противника и освещен САБами (светящимися авиабомбами. – В.Ш.)». В графе «Примечание» значится: «Донесение командира «Харькова».
Чуть ниже в том же журнале БД ОД следующая запись: «02 ч. 00 мин. – 04 ч. 00 мин. Самолеты противника сбросили по кораблям бомбы и освещали их САБами». В графе «Примечание» написано: «Донесение к. 1 р. Романова получено штабом ЧФ в 06 ч. 15 мин.»
Согласно всем документам следует, что, обнаружив корабли, самолеты сбросили на них осветительные бомбы САБ, а затем и фугасные. Эсминцы, следуя в кильватерном строю, выполнили маневр уклонения.
С 2 часов 30 минут до 3 часов 00 минут самолеты противника сбросили на корабли отряда еще одну САБ с правого борта и одну по корме. Эсминцы еще раз уклонились и продолжили следовать на выполнение боевой задачи.
С 3 часов 00 минут до 4 часов 00 минут вновь над кораблями появился самолет противника. Он сбросил фугасную бомбу по корме на расстоянии 5–10 кабельтовых. Корабли снова удачно уклонились.
Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля командира БЧ-1 эсминца «Беспощадный» Глазунова Николая Яристовича, 1915 года рождения, уроженца г. Новороссийска, члена ВКП(б) с 1940 года. Образование высшее – штурман дальнего плавания. В ВМФ с 1936 года. Награжден орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Одессы» и «За оборону Севастополя». Допрос проводил начальник отдела контрразведки СМЕРШ эскадры Черноморского флота капитан 2-го ранга В. Савельев: «Вопрос: Как проходил обстрел побережья Крыма?
Ответ: От момента выхода из Туапсе, т. е. с 19–20 до 00 часов 6 октября, от данного курса отклонений не было. Примерно в 00 часов «Харьков» от нас оторвался. В это время «Беспощадный» и «Способный» подверглись налетам вражеской авиации, которая наряду с бомбометанием производила освещение СААБами. Корабли были вынуждены крутиться, меняя курсы, не только отклоняясь от генерального курса, но и ложась даже на обратный, потеряв на это время. Независимо от последнего, корабли настойчиво пробивались к заданной точке, куда прибыли с опозданием».
Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля бывшего командира БЧ-1 эсминца «Способный» старшего лейтенанта Л.Л. Костржевского: «Вопрос: Во сколько времени корабли вышли из базы Туапсе?
Ответ: 5 октября примерно в 19 часов 30 минут.
Вопрос: Во время движения кораблей к данным точкам отклонения от курса были?
Ответ: Отклонение от курса имело место примерно в 2 часа 15 минут, в 3 часа и в 4 часа 6 октября. Уклонения от курса были вызваны тем, что корабли были обнаружены авиацией противника, подвергались бомбометанию. Изменение курса преследовало отрыв от авиации противника, что практической цели не достигало.
Вопрос: Изменение курса какое-либо влияние имело на время подхода в заданную точку по обстрелу?
Ответ: Нет. Никакого влияния на время не оказывало, увеличением хода компенсировалось время. Корабли «Способный» и «Беспощадный» в точку обстрела пришли в данном случае к порту Феодосия вовремя».
Из протокола допроса начальника оперативного отдела ЗБРО старшего лейтенанта Рохненко Владимира Трофимовича, 1914 года рождения, уроженца Полтавской области, украинца, члена ВЛКСМ, награжденного орденом Красной Звезды. В ВМФ с 1936 года. Допрашивал 22 декабря 1943 года начальник следственной части охраны водного района Черноморского флота инженер-подполковник Гончаров: «Вопрос: Наблюдались ли 4–5 октября работа рации вражеской подводной лодки в районе ЗБРО?
Ответ: В 5 часов 30 минут 3 октября 1943 года вахтенным радистом краснофлотцем Зверевым была обнаружена работа немецкой подводной лодки. В 5 часов 36 минут был взят пеленг, о чем доложено по команде».
* * *
Несмотря на то что пока налеты авиации противника были безрезультатными, сам факт обнаружения отряда немецкой авиацией не мог оставить Негоду спокойным. Это был весьма тревожный симптом – ведь при планировании операции весь расчет строился именно на ее внезапности. Теперь никакой внезапности уже не было.
Из протокола допроса 3 ноября 1943 года в качестве свидетеля помощника командира эсминца «Способный» капитан-лейтенанта И.Г. Фролова: «Вопрос: Корабли на переходе были обнаружены?
Ответ: Да. Корабли были обнаружены противником примерно 6 октября в 3.000 в 50–60 милях от Феодосии. Противник их осветил САБами и подвергнул бомбовому удару, но безуспешно. Несмотря на то, что корабли были обнаружены авиацией противника и подверглись бомбовому удару, движение их к намеченным объектам обстрела продолжалось. Лидер «Харьков» шел курсом на Ялту, а эсминцы курсом на Феодосию. Операция отменена не была. Мне неизвестно имел ли командир дивизиона капитан 2-го ранга Негода изменить самостоятельно, но о том, что корабли были обнаружены противником и атакованы с воздуха, он знал, т. к. находился на «Беспощадном». Эсминец «Беспощадный» шел по носу «Способного» на 1,5–2 кабельтовых. Когда самолеты противника осветили корабли САБами, мы ушли из поля освещения и, таким образом, оторвались от наблюдения противника, продолжая курс на Феодосию, уже без «Харькова», т. к. он ушел курсом на Ялту. Был ли в это время обнаружен лидер «Харьков» мне неизвестно, т. к. в момент освещения он уже от нас оторвался».
Из протокола допроса 25 декабря 1943 года бывшего командира эсминца «Беспощадный» капитана 2-го ранга В.А. Пархоменко: «Вопрос: Как проходил переход отряда до берегов Крыма?
Ответ: На выходе головным шел «Беспощадный», за ним «Способный» и последним «Харьков». Корабли были обнаружены приблизительно в 01.40 6 октября и освещены «САБами». Кроме этого три или четыре раза сбрасывались бомбы, но без вреда. Обнаруживались ли корабли разведкой противника 4–5 октября, когда стояли в Туапсе, я сейчас не помню. Несмотря на обнаружение «САБами», Негода не мог отказаться от выполнения задачи. Приказание командующего действовать по обстановке относилось только к решению задач самой операции. Отменить операцию мог только командующий флотом, командующий этой операцией капитан 1-го ранга Романов и Военный Совет ЧФ. Об обнаружении кораблей САБами было доложено Романову и Военному Совету, но с большим опозданием примерно после 4.00.
Вопрос: Почему было доложено с опозданием?
Ответ: Доложить своевременно должен был командир дивизиона Негода. Почему он затянул доклад об изменении обстановке, т. е. о нашем обнаружении, я не знаю. Я у него спрашивал, доложил ли он командованию. Он мне ответил, что доложит потом. Докладывал непосредственно Романову командир лидера «Харьков» Шевченко. В это время «Харьков» уже отделился от эсминцев и шел курсом на Ялту. Шевченко доложил Военному Совету и Романову после 2.00».
Ранее во время допроса 21 декабря 1943 года капитан 2-го ранга В.А. Пархоменко сложившуюся ситуацию описал следующим образом: «После освещения кораблей САБами, стоя на мостике рядом с командиром дивизиона капитаном 2-го ранга Негодой, я спросил его, доложил ли он об обстановке, т. к. считал, что в ней произошли изменения. Негода ответил мне, что докладывать он никуда не будет. После его ответа для меня стало ясным, что он отказываться от продолжения операции не намерен, и потому я не считал нужным продолжать разговор на эту тему и предполагать что-либо.
Лично я считал тогда, что поскольку основной принцип набеговой операции нарушен, я имею в виду скрытность, успеха она не даст, риск же (мы рисковали тремя кораблями) во много раз возрастал. Учитывая, что скрытность была нарушена, и понимая, что противник окажет нам серьезное сопротивление, я принял все необходимые меры к возможной встрече с торпедными катерами противника».
Отметим, что, несмотря даже на явно запоздалое донесение Г.П. Негоды об обнаружении кораблей, факт обнаружения самолетами противника кораблей особой тревоги у вышестоящего начальства не вызвал.
Из протокола допроса 29 декабря 1943 года с 17.00 до 19.00 начальника оперативного отдела штаба Черноморского флота капитана 1-го ранга Мельникова Пантелеймона Александровича, уроженца г. Севастополя, русского, отец являлся служителем культа, члена ВКП(б) с 1941 года, образование высшее. В РККФ с 1921 года, награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, медалями «За оборону Одессы» и «За оборону Севастополя»: «Вопрос: Что Вам известно о ходе операции?
Ответ: Около 3–4 часов в ночь с 5 на 6 октября я звонил к оперативному дежурному штаба флота, где была получена радиограмма от командира «Харькова» об обнаружении корабля во время движения к берегам Крыма и освещения его САБами. Эта радиограмма была доложена оперативным дежурным командующему флотом. Утром около 6–8 часов была получена радиограмма командира отряда об обнаружении кораблей авиацией противника и освещении их САБами и бомбежке. Эта радиограмма была доложена.
Вопрос: Какие были указания по первой радиограмме Найды?
Ответ: Указаний по существу этой телеграммы Найды о СААБах и начале бомбежки не было, т. к. она была получена с опозданием. После этого мной была произведена проверка через штаб ВВС о наличии прикрытия истребительной авиации. Оперативный дежурный штаба ВВС ответил, что прикрытие имеется, при этом показал цифру в 4 самолета».
Из протокола допроса начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала И.Д. Елисеева: «В 03.13 радиограмма Негоды о САБах. Учитывая, что в прошлых операциях корабли часто освещались САБАми и, имея в виду, что Негода об этом ничего не доложил, комфлот и я считали возможным продолжение операции и никаких указаний комдиву не дали.
В 6.15 на ФКП (флагманский командный пункт. – В.Ш.) получена шифровка Романова. Он сообщил, что по донесению Негоды с 2-х до 4-х часов корабли освещались САБами и бомбились и что на прикрытие кораблей высланы «киттихауки».
* * *
Обнаружение немецкой авиационной разведкой наших эсминцев еще в Туапсе, сразу же после их прибытия, дало основание германскому адмиралу Черного моря вице-адмиралу Кизерицки предположить организацию очередного рейда советских кораблей к берегам Крыма. При этом он не отменил спланированный ранее выход конвоя из Керчи в Феодосию после полудня 5 октября, что зафиксировала наша воздушная разведка. Около 22 часов 5 октября немецкая радиопеленгаторная станция в Евпатории доложила, что по крайней мере один эсминец вышел из Туапсе. В 02.37 начальник морской комендатуры «Крым» контр-адмирал Шульц объявил боевую тревогу районам морских комендатур портов Ялта и Феодосия.
О том, что противник имел на Черном море развитую радиолокационную службу (главная радиолокационная станция находилась в Евпатории), позволявшую следить за продвижением наших кораблей, стало известно многим позднее. Поэтому с обнаружением отряда немецкими самолетами слежение за маршрутом следования наших кораблей было лишь делом техники.
Непонятно, что ни в одном издании о событиях 6 октября нет ни одной ремарки относительно столь «ювелирного» и раннего обнаружения немцами наших кораблей. А ведь это довольно странно. Представьте себе, что в темноте южной ночи, с соблюдением всех правил светомаскировки, идут наши корабли. И вдруг прямо над ними оказывается самолет-разведчик, да еще со специальными осветительными бомбами. Разумеется, элемент случайности здесь существует. Не могли же немцы держать по ночам в небе целые эскадрильи разведчиков, перекрывавших все подходы к Крыму! Значит, конкретные самолеты наводились на конкретные корабли. Отметим, что немцы отслеживали отряд Негоды практически непрерывно, начиная с 2 часов 30 минут 6 октября. Скорее всего, около 2 часов ночи корабли были обнаружены радиолокационной станцией противника. После этого в расчетную точку нахождения нашего отряда был немедленно выслан разведчик, который и установил визуальный контакт. Затем был послан второй самолет, который тоже точно вышел в темноте на наши корабли. С момента обнаружения кораблей, для немцев уже не составляло труда предположить, для чего объявились ночью у их берегов три советских эсминца. Вся береговая оборона была немедленно приведена в полную боеготовность, и подхода отряда Негоды к портам уже ждали.
В своем итоговом рапорте Г.П. Негода пишет, что первым донесение об обнаружении отряда немецкой авиацией отправил на КП флота он. Это произошло, согласно итоговому рапорту Г.П. Негоды, после третьей атаки эсминцев самолетами, т. е. в районе 4 часов утра.
Однако во втором томе военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», посвященном боевым действиям Черноморского флота, значится, что первое донесение об обнаружении кораблей вражеской воздушной разведкой поступило в штаб флота от командира лидера «Харьков» капитана 2-го ранга П.И. Шевченко в 2 час. 30 минут 6 октября. Донесение же об обнаружении самолетами противника эскадренных миноносцев от командира отряда капитана 2-го ранга Г.П. Негоды поступило только в 5 часов 30 минут.
По-видимому, в военно-историческом очерке «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» были использованы журналы приема и регистрации радиограмм штаба ЧФ. Но какая именно радиограмма была взята при этом за основную, мы не знаем: может, первая, а может, и вторая.
Данная небрежность весьма странна, и вот почему. Если время – 5 часов 30 минут – получения первой радиограммы соответствует действительности, то весьма непонятное молчание Негоды в течение трех с половиной часов могло создать у командования флота иллюзию, что два эсминца еще не обнаружены противником и, следовательно, имеют все шансы на успешное выполнение операции. Однако дело в том, что никто и никогда не ставил Негоде в вину это слишком долгое молчание (3,5 часа!) об обнаружении его кораблей самолетами противника! Почему – неизвестно…
Однако самое удивительное состоит в том, что в 5 часов 30 минут Г.П. Негода НЕ МОГ дать радиограмму об обнаружении его самолетами. О невозможности передачи Негодой именно такой радиограммы именно в это время мы поговорим несколько ниже. Пока же отметим, что если даже предположить, что радиограмма Негоды была принята в 5 часов 30 минут утра, то реакция ФКП должна была быть однозначной – уходить на максимальном ходу в море! Да и как иначе: уже наступает рассвет, корабли обнаружены, и нет шансов, что в темноте они могут ускользнуть от воздушной разведки. Однако ФКП на донесение Негоды никак не отреагировал. Почему? Скорее всего, потому, что донесение об обнаружении кораблей самолетами было получено еще ночью, когда оставался шанс оторваться от преследования. О наличии локации у немцев, как мы уже говорили, командование ЧФ ничего не знало.
Итак, с утратой внезапности не только успех операции, но и безопасность кораблей становились весьма сомнительными. Радиограмму о немецких самолетах Негода донес на командный пункт Черноморского флота, а не на КП эскадры в Геленджике, который изначально должен был руководить операцией. Возможно, комдив боялся, что командование, узнав о потере скрытности, отдаст приказ прекратить операцию. О реакции командования флота на свое донесение в своем рапорте командир дивизиона умалчивает. Однако можно с большой долей уверенности предположить, что командный пункт флота на полученное сообщение, если оно действительно было в 4 часа утра, подтвердил приказ выполнять поставленную задачу или же вообще ограничился молчанием. Невозможно предположить, что в случае приказа о прекращении операции Негода мог бы его проигнорировать. В вину командиру дивизиона здесь можно поставить только то, что в своем донесении он не настаивал на прекращении операции. Но здесь Г.П. Негоду вполне можно понять: просьба начать отход в базу была бы немедленно расценена как проявление трусости и паникерства со всеми вытекающими из этого последствиями. Тем более, что на ФКП флота за действиями отряда должен был наблюдать сам нарком! Необходимо отметить, что командиром дивизиона капитан 2-го ранга Г.П. Негода (до этого он успешно командовал «Беспощадным») был назначен совсем недавно, и это был его первый боевой поход в качестве командира отряда. Разумеется, молодой комдив хотел добиться успеха.
Тем временем корабли отряда продолжали свое движение к Крыму. Впоследствии в своем донесении Негода, оправдывая не столько себя, сколько вышестоящее командование, писал: «Подобного рода обнаружения кораблей разведкой противника были систематическими в прошлых операциях, поэтому на выполнении операции, считал, не отразятся». Слово «считал» в данной фразе ключевое. Оно означает, что решение на выполнение задачи в изменившихся условиях комдив взял на себя. А как он мог еще поступить, доложив обо всем на КП флота и не получив оттуда никаких указаний? Только действовать по ранее утвержденному плану!
Военно-исторический очерк «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» тоже не возлагает ответственности за дальнейший ход событий, в связи с обнаружением кораблей самолетами, на Г.П. Негоду. В очерке официальная оценка ситуации подана так, что вина распределяется поровну между Негодой и командующим флотом, то есть в итоге конкретного виноватого вроде как бы и нет: «Поскольку подобные обнаружения кораблей воздушной разведкой имели место неоднократно и в прошлом, и все проходило благополучно, командир отряда решил, что в данном случае ничего особенного не случится. От командования флота также никаких указаний, связанных с изменением обстановки, не последовало. Таким образом, считая, что обстановка существенно не изменилась, командир отряда продолжал действовать по ранее разработанному плану».
В ходе дальнейшего расследования обстоятельств трагедии вопрос о непринятии мер по прекращению операции после обнаружения кораблей самолетами противника ни разу не ставился. Почему? Ответа на этот вопрос сейчас, наверное, уже не знает никто.
Любопытно, что в политическом донесении об итогах операции 6 октября вообще ничего не говорится о ночных атаках кораблей немецкими самолетами в 2 часа 30 минут и в 3 часа 00 минут, но зато говорится о ночной атаке кораблей в 3 часа 30 минут. В то же время Г.П. Негода, указывая в своем донесении первые две атаки, ничего не говорит о третьей…
Как бы то ни было, напряжение находящихся на борту трех эсминцев росло с каждой минутой. Вот-вот должен был открыться крымский берег и начаться артиллерийский бой с врагом, ради которого и была затеяна вся эта операция. Наступал момент истины.
Глава шестая. Удар по Крыму и морской бой
Ночное небо еще только начинало немного светлеть, когда наши корабли подошли в назначенное для начала операции место. В 4 часа 00 минут «Беспощадный» и «Способный» легли на курс 330 градусов и увеличили ход до 28 узлов с расчетом подойти в исходную точку для стрельбы по Феодосийскому порту к 5 часам 30 минутам утра. Вскоре с расстояния 200–220 кабельтовых с берега был усмотрен проблесковый огонь, дающий сочетание букв – «живети» и «зебра». Что это было, так и осталось загадкой. Негода предположил, что это какое-то сигнальное сочетание, передаваемое немецким дозорным кораблем.
Тем временем эсминцы находились уже между мысами Меган и Коктебель. Они подошли к берегу, определились с местом и легли в исходную точку для стрельбы. В эту минуту над эсминцами снова появились самолеты противника. На этот раз они сбросили САБ (осветительные авиабомбы) между берегом и кораблями, в расчете осветить их для береговых батарей. Затем, как и раньше, когда эсминцы оказывались освещенными, самолеты сбросили несколько фугасных бомб, которые упали в кильватерной струе кораблей.
САБы осветили море, и теперь с берега эсминцы были видны как на ладони. Чтобы не оказаться на световом фоне, Негода приказал отойти мористее. В восьми милях от Феодосии по эсминцам неожиданно открыла огонь береговая артиллерия Коктебеля. Хотя атаки самолетов и огонь береговых батарей никаких повреждений кораблям не нанесли, стало ясно, что немцы к отражению набеговой операции уже готовы и их ответный ход лишь вопрос времени. Операция уже была сорвана окончательно, и теперь следовало как можно быстрее уходить от Крыма, пока немцы не бросили против кораблей большие силы бомбардировочной авиации.
Из протокола допроса 17 декабря 1943 года начальника оперативно-планового отделения оперативного отдела штаба Черноморского флота капитана 2-го ранга В.А. Ерошенко: «Вопрос: Покажите, что Вам известно относительно выполнения этой операции?
Ответ: Выход кораблей в операцию был произведен, согласно плана, переход согласно схемы, на переходе в период с 02.00 до 04.00 авиация противника освещала САБами корабли. Первое донесение об этом в штабе флота было получено около 02.30 6.10.43 г. за подписным номером 02210. Донес об этом командир лидера «Харьков». Около 06.00 от капитана 2-го ранга Негоды было получено донесение о том, что ввиду сильного противодействия противника от операции он отказался и начал отход по плану».
Из допроса начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала И.Д. Елисеева: «В 7.30 Негода донес на ФКП, что задачи не выполнены, т. к. встретил противодействие береговых батарей, торпедных катеров и самолетов, поэтому начал отход. Как и при получении первой радиограммы, по этой радиограмме никаких решений не принял, считая, что командовавший операцией Романов сам примет решение, исходя из создавшейся обстановки».
Итак, в создавшейся ситуации Г.П. Негода вполне разумно решает отказаться от стрельбы по Феодосии и приказывает командирам начать отход на соединение с лидером «Харьков». Однако и здесь комдив почему-то ограничился полумерами. Вместо того чтобы, оповестив «Харьков» о прекращении операции, самому на максимальной скорости уходить от крымских берегов, он, идя противолодочным зигзагом, решает попутно проверить коммуникации противника у берега. Понять Негоду, в общем-то, можно: если операция уже сорвана окончательно, то, может быть, хоть на отходе попутно удастся встретить и уничтожить какое-то немецкое судно. Не возвращаться же домой с пустыми руками, когда где-то рядом бродят сотни немецких транспортов!
Но время! Оно бежало неумолимо, и с каждой минутой шансы наших моряков добраться живыми до своих берегов уменьшались и уменьшались.
В этот момент на горизонте были обнаружены два неприятельских корабля. Согласно докладной записке Негоды, это были две быстроходные десантные баржи (БДБ), идущие в направлении Судака. Согласно политдонесению, это были торпедные катера.
По немецким данным, на подходе к крымскому побережью в 5 часов 3 минуты безуспешно атаковала эсминцы и немецкая подводная лодка U-9. Однако наши корабли этой атаки не заметили. По крайней мере, ни в одном документе с нашей стороны данная атака не отмечена.
В 5 часов 30 минут на чистом курсе зигзага с дистанции 60–65 кабельтовых «Беспощадный» и «Способный» открыли огонь по баржам (или торпедным катерам). При этом сблизиться с обнаруженными кораблями Негода не пытался.
Именно этот момент во втором томе военно-исторического очерка «Военно-морской флот Советского Союза в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» и описывается, как время передачи Негодой сообщения об его обнаружении немецкими самолетами! Какие уж тут самолеты, когда к этому времени он уже помимо самолетов давно был обнаружен и обстрелян береговой артиллерией противника, а теперь и вовсе вел морской артиллерийский бой с кораблями противника! Отметим, что комдив не мог не сообщить на КП флота, что был обстрелян батареей Коктебеля и имеет боестолкновение с неприятельскими кораблями. По-видимому, данную радиограмму он и передал в 5 часов 30 минут утра. Что же касается сообщения об обнаружении кораблей немецкими самолетами, то я все же больше склоняюсь к тому, что его Негода передал его самое позднее после третьей ночной атаки эсминцев авиацией противника, то есть приблизительно около 4 часов утра (как он и написал в своем рапорте).
После нескольких заградительных залпов по самоходным баржам (или торпедным катерам) командир «Беспощадного» Пархоменко подошел к стоявшему на мостике эсминца Негоде и попросил у него разрешения развернуться на обратный курс, чтобы уничтожить обнаруженные баржи (катера). Командира «Беспощадного» тоже понять можно. Впервые с начала войны эскадренному миноносцу Черноморского флота представилась уникальная возможность сразиться в классическом морском сражении с противником, причем с несомненными шансами на успех. И баржи, и катера по своему артиллерийскому вооружению в любом случае уступали эсминцу. После войны, по данным немецкой стороны, стало известно, что наши корабли вели бой все же не с БДБ, а с торпедными катерами S-28, S-42 и S-45.
Негода в просьбе командиру «Беспощадного» отказал. Позднее за это в ряде послевоенных книг его будут критиковать. Однако думается, что комдив в данном случае поступил правильно. Уже светало, в небе вот-вот могли показаться немецкие бомбардировщики, а потому дорога была не то что минута – каждая секунда. Командир отряда приказал огонь по неприятельским кораблям прекратить и продолжать следовать зигзагом на соединение с лидером «Харьков».
Из допроса 25 декабря 1943 года бывшего командира эсминца «Беспощадный» капитана 2-го ранга В.А. Пархоменко: «Вопрос: В какое время был начат обстрел порта Феодосии?
Ответ: Корабли обстрела порта Феодосии не производили. В 5.20 корабли, уже вошедшие в Феодосийский залив, но не дойдя до боевого галса, были снова освещены САБами, атакованы торпедными катерами и обстреляны береговыми батареями. Авиация противника сбросила серию бомб, но мимо. Отбив атаку торпедных катеров, по приказу командира дивизиона Негоды, легли на курс отхода для выполнения второй задачи – просмотра коммуникаций противника и уничтожения его плавсредств от мыса Меганом до Алушты. Нами были обнаружены две БДБ (1.) и с большой дистанции около 14 кабельтовых обстреляны, но безрезультатно».
Протокол допроса 3 ноября 1943 года в качестве свидетеля помощника командира эсминца «Способный» капитан-лейтенанта И.Г. Фролова: «Когда «Беспощадный» и «Способный» подошли на видимость берега, они были атакованы торпедными катерами в количестве 3–4 единиц. По катерам был открыт огонь с обоих эсминцев. При новой атаке авиации противника по самолетам огонь не вели. Количества самолетов я не знаю, но было сброшено 3–4 САБ и по 4 бомбы справа по корме «Способного» и 4 слева по носу того же эсминца. Атака катеров была отбита, корабли повреждений не получили, т. к. катера противника не были близко подпущены. После атаки катеров «Беспощадный» и «Способный» легли на курс отхода, не обстреляв намеченных объектов. Шли в точку рандеву с лидером «Харьков».
Итоги скоротечного артиллерийского боя наших эсминцев с немецкими кораблями документально неизвестны. Согласно политдонесению, при обстреле «Беспощадным» и «Способным» торпедных катеров один из них был потоплен. На потоплении торпедного катера настаивает и рукописная история эскадры ЧФ. По послевоенным данным, факт уничтожения торпедного катера не подтвержден. Молчит об этом в своем рапорте и Г.П. Негода. В ряде изданий по событиям 6 октября говорится уже не только о потоплении катера, но о повреждении еще двух катеров противника. Как при двух обнаруженных неприятельских единицах можно было потопить один и повредить два, совершенно непонятно… Если же обнаруженные корабли действительно являлись немецкими торпедными катерами S-28, S-42, S-45, то их могли в лучшем случае только повредить, так как все эти три катера впоследствии активно участвовали в боевых действиях на Черном море.
Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «05 ч. 40 мин. Одиночные самолеты противника производят поиск кораблей и сбрасывают бомбы. При подходе к Феодосии корабли встретили сильное сопротивление противника: береговой артиллерии, ТКАТКА (торпедных катеров. – В.Ш.) и авиации противника, противодействовавших обстрелу порта».
В политдонесении отмечено, что по кораблям отряда торпедными катерами противника было произведено целых пять последовательных атак. Пять торпедных атак, выполненных двумя и даже тремя катерами! Но ведь это значит, что эсминцы в таком случае вели достаточно продолжительный бой: ведь хотя бы двум из трех катеров в данном случае надлежало выполнить по две атаки, а на это ушло бы определенное время. Что касается рапорта Г.П. Негоды, то он пишет только об одной атаке.
В целом в данном эпизоде наши эсминцы действовали довольно удачно. Во-первых, катера были обнаружены на достаточном удалении. Во-вторых, эсминцы совершили маневр уклонения от торпед торпедных катеров. Это был первый и последний за всю войну удачный маневр уклонения от торпед торпедных катеров. В-третьих, эсминцы сумели добиться артиллерийского попадания в немецкий катер. Пусть одного, но все же!
* * *
Тем временем лидер «Харьков» в 6 часов утра подошел к Ялте и с дистанции 70 кабельтовых обстрелял порт 104 осколочно-фугасными 130-мм снарядами. Здесь тоже есть один непонятный момент. Вспомним, что, согласно плану набеговой операции, стрельба наших кораблей по портам противника должна была корректироваться двумя самолетами – ДБ-3 и Пе-2 – под прикрытием четырех истребителей. Кроме этого еще 6 самолетов (4 – Ил-2 и 2 – Б-3) «должны были подавить передовые батареи противника в случае их противодействия». Но никаких наших самолетов над портами в момент подхода к ним кораблей не оказалось. По крайней мере, ни в одном документе нет о них ни малейшего упоминания. Почему? Ответа на этот вопрос я не нашел нигде. Погибли ли все эти самолеты, были повреждены или были попросту отогнаны неприятельской авиацией, а может, по какой-то причине они не высылались вообще? В последнем случае вся задуманная операция заранее превращалась в преступный фарс. Трудно ждать реальных результатов при ночной стрельбе по площадям затемненного порта без корректировки.
Наша сторона никогда официально не сообщает, насколько успешна была стрельба лидера. Немцы же, наоборот, не без злорадства пишут, что в результате стрельбы «Харькова» по Ялте там было разрушено несколько частных домов и убито несколько местных жителей. Это означает, что стрельба была абсолютно безрезультатной.
Просматривая в архиве ФСБ дело о потоплении лидера «Харьков», я наткнулся на подшитое донесение агентурной разведки из Ялты, в котором немецкие данные в целом были подтверждены.
Через 13 минут «Харьков» прекратил стрельбу, но тут же попал под ответный огонь 3-орудийной береговой батареи с мыса Айтодор. Снаряды этой батареи, однако, ложились с большими недолетами. В ответ «Харьков» выпустил 32 снаряда.
В 6 часов 35 минут «Харьков» был обстрелян 5-орудийной шестидюймовой батареей, расположенной южнее Алушты. И ее снаряды легли с большими недолетами. В обоих случаях лидер отвечал батареям из кормовых орудий, но на этот раз попадания отмечались в районе цели. Вскоре вражеская батарея замолчала то ли от нанесенных повреждений, то ли оттого, что лидер вышел из зоны ее огня.
Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «05 ч. 25 мин. Для прикрытия кораблей из Геленджика выслано звено самолетов «Киттихок», которые в 06 ч. 04 мин. обнаружили ЭМ «Беспощадный» и ЭМ «Способный». Началось непрерывное барражирование ИА над кораблями. 06 ч. 10 мин. ЭМЭМ прекратили выполнение задачи и начали отход курсом 240 градусов для сближения с ЛД «Харьков», который находился западнее ЭМЭМ». В графе «Примечание» написано: «Донесение к. 2 р. Негоды и показания экипажей, прикрывавших корабли».
На 07 ч. 05 мин. в журнале БД ОД штаба ЧФ имеются сразу две записи. Первая из них гласит: «В результате утреннего боя ЭМ «Способный» утопил ТКА противника. Корабли повреждений не имеют». Эта надпись стерта ластиком, но разобрать ее все же можно. Может, именно эта ошибочная запись и явилась отправной точкой в истории о потопленном катере? Сразу за стертой надписью идет другая: «07 ч. 05 мин. Над ЛД «Харьков», находящимся в квадрате 1571, появился самолет-разведчик противника. В это же время ЭМЭМ обстреляли 6 БДБ (?) противника, идущие из Ялты в Феодосию». В графе «Примечание» напротив этой записи значится: «Донесение к. 2 р. Негоды».
В 7 часов 10 минут на курсовом угле 10–15 градусов правого борта эсминца «Беспощадный» на дистанции 90 кабельтовых был обнаружен лидер «Харьков». В политдонесении отмечено, что встреча кораблей произошла в 7 часов 05 минут.
Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «07 ч. 30 мин. Наш самолет-разведчик наблюдал в порту Ялта и в западной части города несколько очагов пожаров. Порт был окутан дымом пожара. Это был результат обстрела порта ЛД «Харьков», выпустившим по порту 100 снарядов».
Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «07 ч. 30 мин. Место ЭМЭМ: Ш = 44 градуса 29 минут, Д = 35 градусов 05 минут, курс – 115 градусов, ход 24 узла». В «Примечании» записано: «Донесение Негоды».
Из допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля командира БЧ-1 эсминца «Беспощадный» Н.Я. Глазунова: «К месту обстрела подошли примерно в 5 часов утра с минутами. Там наши корабли были встречены активными атаками катеров, обстрелом береговых батарей и авиацией. Положение для кораблей сделалось критическим. Через несколько минут, отказавшись от выполнения задачи «Беспощадный» и «Способный» пошли в точку соединения с «Харьковым». Считаю необходимым отметить, что назначенное место соединения всех кораблей ставило их в чрезвычайно невыгодное положение по отношению к авиации противника. Прежде всего, это невыгодное состояние было в том, что точка соединения была в районе Алушты вблизи береговой черты, примерно в 10–18 милях, а в 7 часов 20 минут наступал уже полный рассвет».
Из допроса в качестве свидетеля дивизионного механика 1-го дивизиона эсминцев Г.А. Вицкого: «4 октября утром корабли пришли в Туапсе, где простояли 36 часов. Офицерский состав о задачах и характере операции узнал, когда корабли были уже в море. В соответствии с планом операции в 6 часов «Харьков» должен был подойти к Ялте. Сделали 100 выстрелов. Поставленную задачу «Харьков» выполнил. Со стороны противника никакого противодействия оказано не было. На отходе «Харьков» дополнительно сделал 30 выстрелов по Алуште, т. к. были обнаружены береговые батареи противника. По плану операции в 8 часов «Харьков» должен был следовать с «Беспощадным» и «Способным», что было выполнено. Все три корабля шли дальше вместе…»
* * *
Когда весь отряд был в сборе, Г.П. Негода, не теряя времени, приказал начать отход от крымских берегов. Корабли дали ход 24 узла и легли на курс 115 градусов. От форштевней отхлынула тугая волна. За кормой вспенились пенные буруны. Теперь нужно было быстрее уйти как можно дальше от берега, чтобы затеряться в морском безбрежии и избежать воздушной погони.
Из протокола допроса 21 декабря 1943 года командира эсминца «Беспощадный» В.А. Пархоменко: «Мои предположения (ранее на допросе В.А. Пархоменко показал, что он считал, что после обнаружения немцами кораблей на подходе к Крыму следовало сразу отказаться от продолжения операции. – В.Ш.) оказались верными, и когда мы начали подходить к Феодосии для обстрела порта, нас встретили торпедные катера и береговые батареи. Встретив столь серьезное сопротивление со стороны противника (нас помимо этого бомбили и самолеты противника), комдив Негода отказался от выполнения поставленной задачи и приказал идти в точку рандеву с «Харьковым». После встречи с «Харьковым» начали отход на базу. Уже с рассветом нас начала прикрывать наша авиация».
Из допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля командира БЧ-1 эсминца «Беспощадный» Н.Я. Глазунова: «Вопрос: Встреча с «Харьковым» состоялась в назначенном месте и в назначенное время?
Ответ: Да.
Вопрос: Какова была скорость кораблей на отходе от берега?
Ответ: После соединения на отходе корабли имели скорость 24 узла.
Вопрос: Могли больше?
Ответ: Могли отходить минимум 30 узлами.
Вопрос: Почему же не увеличили скорость?
Ответ: Я могу только предположить наличие благодушия, которое подкреплялось тем, что предшествующие операции проходили без проявления какой-либо активности противника».
Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля бывшего командира БЧ-1 эсминца «Способный» (в допрашиваемое время командира БЧ-1 эсминца «Бодрый») старшего лейтенанта Л.Л. Костржевского: «Вопрос: Задачу, которую имели корабли, они выполнили?
Ответ: Нет. Эсминцы задачи не выполнили, обстрелять порт корабли не смогли, т. к. были атакованы авиацией противника и катерами. Корабли ограничились атакой последних.
Вопрос: Как было принято командованием дивизиона решение отказа от выполнения задачи, движение кораблей, какое имело направление?
Ответ: После того, как были отбиты атаки катеров противника, корабли имели движение мористее примерно миль 10–12. Откуда корабли уже имели движение в точку соединения с «Харьковым». Соединение с «Харьковым» произошло примерно во время, которое предусматривалось в ходе операции, и корабли легли на курс, который предусматривался ходом операции.
Вопрос: В каком районе корабли собрались?
Ответ: В районе Алушты в 7–8 милях от берега.
Вопрос: В какое время?
Ответ: Примерно в 7 часом 15 минут корабли легли на курс отхода.
Вопрос: Какую скорость имели корабли?
Ответ: Корабли имели скорость 30 узлов.
Вопрос: Это был их максимальный ход?
Ответ: Нет, этот ход не максимальный. Скорость эта предусматривалась расписанием операции».
* * *
Пока корабли на полном ходу уходят от берегов Крыма, выясним, как действовала в небе над Феодосией авиация Черноморского флота.
В 24 часа 00 минут 5 октября командир 1-й минно-торпедной авиационной дивизии отдал приказ о загрузке бомб в самолеты и их окончательном приготовлении к вылету. До летчиков были доведены маршруты полета, цели и время нанесения ударов. Ввиду того, что боевая задача была поставлена командованием ВВС буквально в последний момент, и времени для отработки всех необходимых документов уже не было, за основной документ была принята плановая таблица боевых действий, по которой в час ночи 6 октября и ставилась боевая задача командованию полков и самолетов.
В 3 часа 20 минут командиру дивизии поступило новое распоряжение – назначенные на подавление артиллерийских батарей в Феодосии бомбардировщики срочно перенацелить на подавление батарей на мысе Киик-Аталма. Корабли же прикрывать тремя сменами истребителей «киттихаук». По данным метеослужбы по маршруту и в районе цели ясная погода.
Первым в 4 часа 00 минут вылетел Ил-4 старшего лейтенанта Киценко (штурман старший лейтенант Копенко), имевший задачу разведки цели с применением осветительных авиабомб САБ и корректировки огня эсминцев по цели. В 4 часа 45 минут (т. е. за полчаса до начала стрельбы) летчики начали по связи вызывать корабли, но те не отвечали. Уже на подходе к цели обнаружилась неисправность передатчика. Неисправность удалось устранить к 5 часам 40 минутам. В 5 часов 10 минут Ил-4 вышел на цель и находился над ней до 6 часов 5 минут. Но и после исправления повреждения передатчика корабли на связь так и не вышли. В 5 часов 20 минут Ил-4 с высоты 2600 метров с целью освящения Феодосийского порта и рейда сбросил 10 САБ. При этом с самолета никаких плавсредств в порту и на рейде не наблюдали. В 5 часов 20 минут с самолета увидели разрывы от артиллерийской стрельбы эсминцев и ее прекращение к 6 часам утра. По свидетельству летчиков, разрывы снарядов были отмечены преимущественно в районе железнодорожных путей северо-западнее мола и вокзала. В 6 часов 50 минут самолет приземлился на аэродроме. По мнению командования, боевую задачу самолет выполнил не полностью.
Второй Ил-4 гвардии капитана Лобанова (штурман гвардии младший лейтенант Басалкевич), имевший задачу подавления береговых артбатарей на мысе Киик-Атлама и в Коктебеле, взлетел одновременно с первым самолетом в 4 часа. С 5 часов 30 минут до 5 часов 48 минут самолет двумя заходами с высоты 4000 метров произвел бомбоудар по немецкой артиллерийской батарее в Коктебеле, при этом на батарею было сброшено 6 бомб ФАБ-100. Летчики наблюдали разрывы бомб в расположении батареи. При этом батарея на мысе Киик-Атлама вела весьма слабый огонь. Что касается батареи в Коктебеле, то она, наоборот, вела весьма интенсивный огонь, причем после нанесения бомбового удара огня так и не прекратила. Отбомбившись, в 6 часов 45 минут самолет вернулся на аэродром.
Третий Ил-4 гвардии старшего лейтенанта Крагуна (штурман гвардии младший лейтенант Прокопчук) взлетел в 4 часа 02 минуты, имея такую же задачу, как и предыдущий самолет. С 5 часов 38 минут до 5 часов 52 минут самолет двумя заходами произвел бомбоудар по артбатарее на мысе Киик-Атлама с высоты 4000 метров, сбросив 5 бомб ФАБ-100. Разрывы бомб летчика наблюдали в расположении батареи. Во время второго захода на бомбардировку экипаж Ил-4 заметил, что находящаяся в Коктебеле батарея ведет интенсивный огонь по нашим кораблям. Поэтому по этой батарее было так же двумя заходами произведено бомбометание и сброшено еще 5 ФАБ-100. После второго захода батарея огонь прекратила. По бомбившим батареи самолетам стреляли зенитки с мыса Киик-Атлама и из Феодосии, а из порта самолеты пытались «нащупать» прожектором. Кроме этого летчики наблюдали и немецкий истребитель, который, однако, атак не производил. Нанося бомбовые удары, летчики установили, что установленная западнее мыса Киик-Атлама немецкая батарея имеет два орудия, а батарея в Коктебеле – четыре.
Два взлетевших в 4 часа 45 минут самолета Б-3 (ведущий капитан Илюшкин, штурман – младший лейтенант Галенко) имели задачу подавить батареи береговой артиллерии в районе Сарыголь-Киик-Атлама.
С 5 часов 30 минут до 6 часов 00 минут самолеты индивидуально наносили удары с высоты 3500 метров одиночными бомбами по береговым батареям Сарыголь и Киик-Атлама. Всего было сброшено 10 ФАБ-100. Летчики наблюдали разрывы бомб в районе береговых батарей. По самолетам велся огонь зенитной артиллерии, при этом снаряды рвались снизу слева в 120 метрах. Во время нанесения бомбового удара летчики видели вход в порт двух торпедных катеров.
По немецким данным, во время налета на Феодосию в 05.15 берлинского времени 8 Пе-2 был убит один и тяжело ранен один зенитчик из расчета счетверенного зенитного автомата, кроме того, наливной лихтер «Инга-18» получил осколочные повреждения надводной части. Во втором налете в 07.15 берлинского времени немцы силы нападавших определили тоже в 8 Пе-2. В результате осколочных повреждений один рыболовный катер затонул. По заявлениям летчиков, потоплена БДБ, поврежден склад боезапаса, взорван склад боезапаса, подавлен огонь зенитной батареи.
* * *
А вот мнение об описываемых выше событиях военно-морского историка капитана 1-го ранга А. Платонова: «Ровно в полночь 6 октября из своей базы в Двуякорной бухте вышли германские торпедные катера S-28, S-42 и S-45, занявшие позицию южнее идущего под берегом конвоя. В 02.10 командир группы капитан-лейтенант Симс получил оповещение от самолета-разведчика об обнаружении им двух эсминцев, идущих на запад с большой скоростью. Понимая, что перехватить до рассвета советские корабли не удастся, Симс приказал командирам торпедных катеров занять позицию ожидания, постепенно смещаясь на запад, к Феодосии. Самолет постоянно наблюдал за эсминцами и доносил их место, курс и скорость командиру германской группы.
Так продолжалось до четырех часов утра, когда советские корабли повернули на север, к Феодосии. Получив донесение, торпедные катера пошли на перехват эсминцев. В 05.04 командир группы капитан-лейтенант Симс по радио запросил самолет-разведчик показать место кораблей противника осветительными бомбами – что последний искусно и сделал, сбросив несколько бомб южнее по курсу эсминцев. Таким образом, они стали отлично видны с катеров на световой дорожке. Возможно, только тогда Г.П. Негода окончательно убедился, что его действия не являются секретом для противника, и донес об этом на командный пункт эскадры.
Так и не обнаружив германские торпедные катера и зная, что похожая ситуация имела место в прошлые выходы кораблей к крымским берегам, командир дивизиона решил, что ничего особенного не произошло. С командного пункта эскадры никаких тревожных сведений не поступало, и Г.П. Негода продолжил выполнение задачи согласно плану. В 5.30 советские эсминцы обнаружили выходящие в атаку германские торпедные катера и с дистанции около 1200 м открыли огонь, уклонившись от четырех торпед (на S-42 заклинило прицел, и он атаку не завершил). В ходе боя один 45-мм снаряд попал в машинное отделение торпедного катера S-45, но тот сумел еще в течение 30 минут сохранить полный ход. Последнее для немцев оказалось очень важным, так как советские эсминцы после отражения атаки стали преследовать германские катера!
По приказанию Симса S-28 повернул на юг, пытаясь отвлечь внимание эсминцев, a S-45 в сопровождении S-42, прикрывшись дымовой завесой, начал отход к своей базе в район Коктебеля. Советские корабли тоже разделились, но S-28 после безуспешной торпедной атаки довольно быстро оторвался от своего преследователя, а пара катеров, уходившая на юг, находилась под безрезультатным обстрелом примерно до шести часов утра. К тому времени, получив организованный отпор (после атаки катеров корабли еще обстреляла и береговая артиллерия), Г.П. Негода решил отказаться от обстрела Феодосии, в 6.10 эсминцы легли на курс отхода в точку встречи с лидером «Харьков».
В это утро суждено было произойти еще одной встрече с германскими торпедными катерами, причем совершенно неожиданной для обеих сторон. Около семи часов «Беспощадный» и «Способный» в 5–7 милях южнее мыса Меганом внезапно встретились с выскочившими со стороны темной части горизонта двумя торпедными катерами, явно выходящими в торпедную атаку. Развив максимальную скорость хода, оба эсминца открыли артиллерийский огонь и резко отвернули от катеров. Через несколько минут те тоже отказались от атаки и стали уходить на север.
Обстоятельства сложились так, что два германских катера – S-51 и S-52 – возвращались в свою базу в районе Коктебеля после ремонта в Констанце и их командиры ничего не знали о набеге советских кораблей на порты Крыма. Поэтому встреча с ними для немцев произошла совершенно неожиданно и на такой дистанции, когда нужно было или атаковать, или немедленно уходить. Атаковать в условиях хорошей видимости столь хорошо вооруженные боевые корабли – дело достаточно бесперспективное, но и попытка отхода могла окончиться плачевно – несмотря на ремонт, S-52 не мог развить ход более 30 узлов. Если бы эсминцы организовали преследование, то S-52 было суждено неминуемо погибнуть. В этой ситуации командир группы катеров капитан-лейтенант Зеверс принял решение выйти в ложную атаку в надежде на то, что советские корабли начнут уклонение и отход, не помышляя о контратаке. Так оно и произошло, и германские катера пришли в базу. Как уже упоминалось, «Харьков» еще в 2.30 донес о своем обнаружении самолетом-разведчиком. По германским же данным, его засекла радиопеленгаторная станция в Евпатории. Начиная с 2.31 начальнику морской комендатуры «Крым» контр-адмиралу Шульцу стали докладывать о ежечасном выходе «Харькова» на связь с радиоцентром в Геленджике. Эта же станция по взятым пеленгам определила направление движения корабля в сторону Ялты. В 5.50 радиолокационная станция, расположенная на мысе Ай-Тодор, обнаружила лидер по пеленгу 110° на удалении 15 км. Убедившись, что обнаруженная цель не является своим кораблем, в 6: 03 германское командование разрешило береговым батареям открыть по ней огонь. Практически в это же время «Харьков» начал обстрел Ялты. За 16 минут он выпустил без корректировки по меньшей мере сто четыре 130-мм осколочно-фугасных снаряда. На огонь лидера ответили три 75-мм орудия 1-й батареи 601-го дивизиона, а затем шесть 150-мм орудий 1-й батареи 772-го дивизиона. По германским данным, в результате обстрела лидера несколько домов получили повреждения, имелись пострадавшие среди гражданского населения. Следуя вдоль берега, лидер сделал 32 выстрела по Алуште, но, по данным противника, все снаряды легли с недолетом. В 07.15 «Харьков» присоединился к эсминцам, шедшим курсом 110° со скоростью 24 узла».
Глава седьмая. Первая дневная атака и первые потери
Корабельные корпуса трясло в лихорадочной работе машин. Офицеры и матросы с тревогой смотрели в утреннее небо. Может быть, им все же сегодня улыбнется удача и немцы не найдут отходящие корабли?
В 7 часов 40 минут с мостика «Беспощадного» на дистанции 80 кабельтовых был обнаружен немецкий разведывательный гидросамолет «Гамбург-140». Самолет летел низко над водой, пересекая курс кораблей. Разведчик явно определял состав отряда, курс и скорость кораблей и наводил на отряд бомбардировочную авиацию. По «Гамбургу» был немедленно открыт огонь из всех зенитных орудий. Одновременно Негода приказал наводить на «Гамбург» нашу истребительную авиацию.
Спустя пятнадцать минут появились наши истребители и с первого же захода сбили немецкого разведчика. В ряде источников, в том числе и в очерке истории эскадры ЧФ, говорится о том, что это сделали истребители прикрытия в 8 часов 15 минут, которые осуществляли прикрытие отряда якобы уже с 6 часов 40 минут утра.
В результате атаки истребителей прикрытия самолет-разведчик «Блом унд Фосс» был сбит и рухнул в море. Два члена его экипажа успели выпрыгнуть на парашютах и приводнились в пределах видимости наших кораблей. Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «07 ч. 45 мин. ЛД «Харьков» присоединился к ЭМЭМ. Самолет-разведчик противника продолжал наблюдение за кораблями, но в 08 ч. 15 мин. был сбит нашими прикрывающими истребителями».
По мнению историка Б.Д. Гудкова, автора сборника очерков «Морской фронт страны. 1941–1945 гг.» немецкая летающая лодка была сбита с первой атаки летчиком 30-го разведывательного авиаполка ВВС ЧФ лейтенантом А.Д. Карповым. Этот офицер был единственным советским морским летчиком, сбившим четыре летающие лодки противника, что сделать было весьма непросто. Возможно, именно за это ему весной 1945 г. присвоили звание Героя Советского Союза.
Согласно другому предположению, морскую лодку сбила тройка самолетов P-40 «Киттихаук» (ведущий – летчик Томашевский) из 7-го истребительного авиационного полка ВВС ЧФ.
Что касается немецкого самолета-разведчика, то им оказался BV-138C-1 из состава 1./SAGr125 (зав. № 130110, борт. 7R+НН). В книге «Самолеты-призраки Третьего Рейха. Секретные операции Люфтваффе» (2007 г., авторы Зефиров, Дегтев и Баженов) экипаж немецкого самолета указан поименно: «На борту летающей лодки находились: пилот лейтенант Харри Кремер (Harry Kremer), штурман и командир экипажа гауптман Ханс Ремер (Hans Romer), бортрадист унтер-офицер Якоб Буренс (Jacob Burens), бортмеханик обер-фельдфебель Гельмут Швипперт (Helmut Schwippert) и бортстрелок унтер-офицер Герхард Бискуп (Gerhardt Biskup)».
Увы, уничтожение вражеского самолета имело самые трагические последствия для отряда кораблей. Это был тот уникальный по редкости случай, когда лучше было бы, если бы вражеский самолет никто не сбивал.
Как бы то ни было, но горящий гидросамолет спланировал на воду. Приводниться «Гамбургу» удалось, но он был уже обречен. Увеличив ход, корабли подошли к тонущему гидросамолету. Около него плавали два летчика.
– «Способному» подобрать немцев! – приказал Негода.
Зачем понадобились Г.П. Негоде летчики, непонятно. Может, для того, чтобы продемонстрировать их по возвращении в базу, как наглядное свидетельство, пусть небольшого, но все же успеха.
Эсминец «Способный» дал задний ход и подошел кормой к летчикам. С него бросили конец. Летчиков приняли на борт. «Беспощадный» и «Харьков» тем временем маневрировали рядом, прикрывая «Способный» от возможных атак с воздуха и из-под воды. По докладу Г.П. Негоды, на время подъема летчиков ушло не более пяти минут. После этого корабли, не теряя времени, дали полный ход и снова легли на курс 115 градусов.
Из докладной капитана 2-го ранга Г.П. Негоды: «Эсминец «Беспощадный» ходил на полном ходу, обеспечивал ПЛО эсминца «Способный». После дачи тем хода эсминец «Беспощадный» держался на пеленге эсминца «Способный» около 50 градусов. Лидер «Харьков» дал ход 28 узлов и также лег на курс 115 градусов. Эсминец «Беспощадный», имея ход более 28 узлов, начал выходить в голову кильватерной колонны».
Из протокола допроса 21 декабря 1943 года бывшего командира эсминца «Беспощадный» В.А. Пархоменко: «При отходе на базу по приказу Негоды мы занялись спасением немецких летчиков. Мероприятие это было излишним, и только затягивало время нахождения у берегов противника. На спасение ушло минут 20, за это время мы могли отойти миль на 8–10».
Из протокола допроса 25 декабря 1943 года бывшего командира эсминца «Беспощадный» капитана 2-го ранга В.А. Пархоменко: «Наступал полный рассвет, и задерживаться для уничтожения барж уже не имелось возможности. Кроме этого был обнаружен «Харьков», которому Негода приказал присоединяться для общего отхода. Это было в 7–7.05. На курсе отрыва был обнаружен горящий самолет противника «Гамбург-140», сбитый нашими истребителями прикрытия. Причем для подъема их (немецких летчиков. – В.Ш.) был изменен курс с 100 градусов до 115–120 градусов. Приказ о подъеме вражеских летчиков Негода дал командиру «Способного». Мне он приказал находиться в противолодочном положении. До этого приказания мы шли скоростью 28 узлов. «Харьков» догонял нас.
Вопрос: Какая была необходимость в подъеме летчиков?
Ответ: Желание иметь «языка», от которого получить сведения об авиации противника.
Вопрос: Сколько потеряно времени на спасение летчиков?
Ответ: Не больше 20 минут.
Вопрос: На какое расстояние ушли бы за это время корабли?
Ответ: Изменение курса с 100 градусов до 125 не ослабляло темпа отрыва от берегов противника. Снижение скорости «Способного» в связи с подъемом решающего значения не имело. За время, потраченное на подъем летчиков, отошли бы на миль 5, что для авиации серьезного препятствия не создавало. Первый массированный налет произошел уже после того, как были подняты летчики и корабли продолжили движение. Спустя 3–5 минут после подъема летчиков, когда «Харьков» находился у меня с левого борта на расстоянии 5–6 кабельтовых при скорости хода 28 узлов, я заметил самолеты противника, шедшие со стороны солнца, и открыл огонь. В это время они выходило в пике на «Харьков», который открыл огонь уже после меня. Прямым попаданием бомбы в машину «Харьков» лишился хода. Командир дивизиона приказал Горшенину взять «Харьков» на буксир, а мне находиться в охранении. Это приказание было выполнено. Первый налет произошел в 9.00.
Вопрос: Когда Вы соединились с «Харьковым»?
Ответ: До точки рандеву мы не дошли. «Харьков» обнаружили в 7.00–7.05. Ему был дан приказ идти на соединение, после чего сами легли на курс отрыва.
Вопрос: Когда поднимали летчиков «Харьков» был уже на подходе?
Ответ: Горящий самолет был обнаружен через 30–40 минут после обнаружения «Харькова».
Протокол допроса 3 ноября 1943 года в качестве свидетеля помощника командира эсминца «Способный» капитан-лейтенанта И.Г. Фролова: «Шли кильватерным строем примерно до 9 часов. В это время по курсовому правому борту 10–15 градусов был обнаружен черный дым. Корабли взяли курс на него. При подходе был обнаружен горящий ящик и два плавающих немецких летчика. Самолет утонул. Летчиков принял на борт «Способный».
Вопрос: Сколько времени было потрачено на всю эту операцию захвата летчиков противника?
Ответ: Я точно ответить на этот вопрос не могу, но времени было потрачено очень мало».
Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля бывшего командира БЧ-1 эсминца «Способный» (в допрашиваемое время командира БЧ-1 эсминца «Бодрый») старшего лейтенанта Л.Л. Костржевского:
«Вопрос: Имели ли какие факты задержки движения кораблей?
Ответ: Таких фактов не было, если не считать, что корабли задержались 5–6 минут на подбор летчиков сбитого самолета противника, которые плавали на курсе кораблей. На эту операцию корабли потеряли 2–3 мили.
Вопрос: Подбор летчиков противника был сделан по инициативе командира корабля капитана 3-го ранга Горшенина? Или это было указание комдива капитана 2-го ранга Негоды?
Ответ: Я этого не знаю, могу лишь отметить, что когда эсминец «Способный» застопорил ход чтобы принять плавающих, «Беспощадный», где находился комдив, как и «Харьков» сделали циркуляции в порядке противолодочного охранения».
Один из поднятых летчиков, согласно воспоминаниям участников событий, имел звание капитана и являлся командиром эскадрильи; второй, в чине лейтенанта, – командиром самолета. Согласно политдонесению, после проведенного допроса оба летчика были выведены на корму «Способного» и расстреляны. Здесь все непонятно. Зачем вообще было поднимать немцев только для того, чтобы их расстрелять? Я глубоко сомневаюсь, что на борту эсминца находился офицер, в совершенстве владеющий немецким языком, который мог профессионально и с пользой допросить пленных летчиков. Так зачем вообще надо было все затевать? Не лучше ли было предоставить немцев их судьбе? Если уж так хотелось отправить летчиков на тот свет, то для этого вовсе не надо было поднимать их на борт, а следовало просто быстро расстрелять в воде. Пусть простит меня читатель за такие слова, но на войне как на войне.
До спасительного своего берега было еще далеко, а время неумолимо бежало вперед, и с каждой минутой становилось очевидно, что на этот раз немцы свою добычу из рук не выпустят.
В 9 часов 00 минут с «Беспощадного» заметили первую группу вражеских самолетов. Согласно политдонесению, это произошло в 8 часов 50 минут. Согласно журналу боевых действий оперативного дежурного штаба ЧФ – вообще в 8 часов 30 минут…
* * *
Уничтоженный «Гамбург» за себя отомстил очень скоро. Именно в момент, когда, приняв на борт «Способного» вражеских летчиков со сбитого самолета, корабли начали построение в походный ордер, они были атакованы пикирующими бомбардировщиками Ю-87, появившимися со стороны солнца под прикрытием ФВ-190.
Десять «Юнкерсов-87» заходило на корабли со стороны солнца. По другим данным, эту атаку немцы осуществляли восемью пикирующими бомбардировщиками Ю-87 под прикрытием двух истребителей ФВ-190.
С «Беспощадного» по самолетам был немедленно открыт яростный заградительный огонь. Однако, проигнорировав «Беспощадный» и «Способный», самолеты развернулись на «Харьков». Из трех целей немцы выбрали самую крупную. С шедшего концевым лидера самолеты заметили в самый последний момент, только тогда, когда те уже начали пикирование.
При этой атаке немецкие пикировщики применили совершенно новую для наших моряков тактику. «Юнкерсы», выстроившись цепочкой друг за другом, падали по очереди на «Харьков» в пике почти под прямым углом (более 80 градусов). Бомбы они сбрасывали на высоте каких-то 100–200 метров, так что те не успевали даже принять вертикальное положение и летели вниз боком. Было совершенно очевидно, что корабли атакуют настоящие асы. При этом первые самолеты атаковали больше психологически, чтобы вынудить командира корабля начать маневрирование в какую-либо сторону, а следующие за ними уже били наверняка. При столь малой высоте сбрасывания бомб вывернуться из-под них было чрезвычайно трудно.
От нескольких первых самолетов «Харьков» удачно уклонился, большая часть бомб легла в воду недалеко от борта. Лидер мотало во все стороны на реверсах. От каждого близкого разрыва корпус «Харькова» било в судорогах. В какой-то момент казалось, что все еще, может, обойдется, и немцы, опустошив запасы, улетят ни с чем. Но предпоследний атакующий самолет все же добился прямого попадания. И какого! Фугасная бомба пробила палубу лидера в районе первого и второго котельных и турбинного отделений. Корабль на какое-то мгновение замедлил ход, и в тот же момент последний самолет атакующей цепочки нанес еще один нокаутирующий удар. Вторая бомба поразила «Харьков» ближе к корме. Окутанный дымом и паром лидер некоторое время еще продолжал движение, но вскоре лишился хода и остановился. Нос корабля погрузился в воду по самую надпись. По другим данным, во время этой атаки «Харьков» получил даже не два, а три попадания бомбами.
Из протокола допроса 21 декабря 1943 года бывшего командира эсминца «Беспощадный» В.А. Пархоменко: «Наблюдение за воздухом на «Беспощадном» было поставлено хорошо. Во время всех налетов мы своевременно обнаруживали вражеские самолеты и сразу же открывали огонь. Хуже с наблюдением обстояло на «Харькове». Там во время первого налета огонь был открыт в момент пикирования. Не исключаю, что на «Харькове» наблюдатели были отвлечены вылавливанием из воды немецких летчиков».
Из протокола допроса 27 декабря 1943 года машиниста лидера «Харьков» краснофлотца Мацевича Станислава Станиславовича: «Когда спасали немецких летчиков, все внимание личного состава «Харькова» было обращено на горящий немецкий самолет на воде, в результате чего просмотрели и не заметили налет вражеской авиации, которая уже находилась в пике. И как результат в нас попало две бомбы и «Харьков» потерял ход. Это я считаю прямой виной наших наблюдателей за воздухом».
Протокол допроса 3 ноября 1943 года в качестве свидетеля помощника командира эсминца «Способный» капитан-лейтенанта И.Г. Фролова: «Как только летчиков подняли на борт, «Способный» сразу дал полный вперед. В это время лидер «Харьков», делавший циркуляцию вокруг «Способного», получил прямое попадание бомбы противника в район первой и второй кочегарки первой машины и потерял ход, т. к. у него был подорван правый борт и оказался дифферент на нос. Атакованы были и эсминцы, но прямых попаданий не было. Налет был произведен со стороны солнца внезапно самолетами Ю-87. Количество в этом налете я не установил. Отбомбившись, они ушли в сторону Крыма. «Способный» взял «Харьков» на буксир за корму, т. к. на нос был большой дифферент. Шли ходом максимальным в 6–7 узлов. «Беспощадный» ходил в охранении».
Из протокола допроса 22 декабря 1943 года в качестве свидетеля бывшего командира БЧ-1 эсминца «Способный» (в допрашиваемое время командира БЧ-1 эсминца «Бодрый») старшего лейтенанта Л.Л. Костржевского:
«Вопрос: Когда корабли подверглись атакам вражеской авиации?
Ответ: Примерно в 8 часов 50 минут лидер «Харьков» получил повреждения.
Вопрос: Какие получал приказания командир эсминца «Способный» от комдива?
Ответ: Подойти к «Харькову» и взять на буксир, что командиром «Способного» и было сделано.
Вопрос: Сколько времени было потрачено на заводку буксира?
Ответ: Буксир заводился неоднократно, но неудачно. Буксир неоднократно рвался.
Вопрос: Чем объясняется эта неорганизованность?
Ответ: Я могу на этот вопрос ответить – что буксир крепился быстро и скоро, но как только корабли начнут движение, закрепленные тросы рвались. Приходилось повторять эти операции до тех пор, пока не завели якорь-цепь».
А вот как рассказывает о событиях 6 октября 1943 года в своей рукописи контр-адмирал инженер В.Я. Красиков: «В результате атаки самолетов в период с 8 ч. 35 мин. до 8 ч. 50 мин. в лидер» Харьков» попало три бомбы. Одна, весом 200–500 кг, пробив верхнюю палубу в кормовой части (в районе 135–141 шпангоутов), прошла через второе дно, масляную цистерну, наружную обшивку и взорвалась под килем. Две бомбы, калибром 150–200 кг, взорвались в носовых, 1-м и 2-м котельных отделениях в районе 75–95–115 шпангоутов.
Над кораблем поднялся черный столб дыма. Когда он рассеялся, то увидели, что первая труба легла поперек корабля и свешивалась на правый борт, появился и увеличивался дифферент на нос, крен на правый борт – 5°. Сбросило за борт 37-миллиметровый автомат с правого борта. Возникло несколько очагов пожара. От стрельбы и разрывов бомб нельзя было понять, где что происходит, связь с постами частично нарушилась, первое время докладов с них не поступало. Но вскоре сообщили, что носовые котельные отделения разрушены, затоплены, как и носовое машинное отделение. Из-за неисправности вспомогательных механизмов пришлось остановить кормовой турбозубчатый агрегат, корабль остался без движения.
Таким образом, в результате попадания трех бомб корабль лишился носового эшелона, потерян значительный запас плавучести, так как затоплены два котельных и одно машинное отделения, принято около 1145 тонн воды, запас плавучести остался около 500 тонн. Крен на правый борт достигал 9 градусов, дифферент на нос – около 3 метров. От палубы полубака до воды оставалось не более 1 метра, осадка носом – 7,43 метра, кормой – 4,82 метра (исходная средняя 4,1 метра), метацентрическая высота уменьшилась до 0,95 метра (при начальной высоте 1,19 метра).
Командир корабля вызвал на мостик командира БЧ-5 для доклада о состоянии корабля, но инженер-капитан-лейтенант Н.И. Куцевалов был тяжело ранен, его обязанности принял инженер-механик дивизиона инженер-капитан 3-го ранга Г.А. Вуцкий, который доложил командиру о запасе плавучести и принимаемых мерах для введения в действие кормового эшелона.
Командир направил в штаб флота донесение о налете авиации и полученных повреждениях. Личный состав продолжил борьбу за живучесть корабля. Восстановили энергопитание, удалось поднять до рабочего давление в пожарной магистрали, для чего трюмному машинисту П.П. Резниченко пришлось несколько раз нырять в затопленное носовое машинное отделение, чтобы перекрыть нужный клапан и отключить поврежденный участок пожарной магистрали.
В результате всех принятых мер удалось зафиксировать корабль с креном на правый борт и с дифферентом на нос, распространение воды было приостановлено. Дымовую трубу, создающую крен на правый борт, отрезать было нечем, 3-е котельное отделение (на корабле три котла) пока в строй не было введено, хода корабль не имел.
По приказанию командира отряда в 9 часов 25 минут к лидеру подошел эсминец «Способный» для взятия на буксир за корму. «Беспощадный» в это время ходил вокруг в охранении. Подача буксира, к сожалению, затянулась, концы рвались, приходилось заводить новые. Буксировка длилась около часа со скоростью 6–7 узлов…»
В отчетах об этом бое значится, что истребители прикрытия сбили один Ю-87 и один Ме-109, однако из-за своей малочисленности отразить атаку бомбардировщиков противника не смогли. Откуда в отчетах об этой атаке появился сбитый «мессершмитт», непонятно, ведь, согласно тем же документам, пикировщики прикрывали только два «фокке-вульфа».
Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «08 ч. – 08 ч. 50 мин. Произведена смена барражирующих самолетов-истребителей. Над кораблями находилось звено «киттихауков», когда в 08 ч. 30 мин. появились 8 Ю-87 под прикрытием 2 Ме-109 и 2 ФВ-190 и начали атаки на корабли (1 бомба с попаданием в ЛД «Харьков»). В результате произошедшего воздушного боя были сбиты 1 Ме-109 и 1 Ю-87».
Однако в истории первой атаки немецких самолетов есть еще один темный момент. Из рукописного очерка истории эскадры ЧФ: «Капитан 2-го ранга Негода приказал командиру «Способного» подобрать из воды двух немецких летчиков, опустившихся на парашютах. На это было затрачено 20 минут, после чего корабли легли на курс отхода и стали развивать ход до 28 узлов. Эти действия отвлекли внимание личного состава, и наблюдение за воздухом было ослаблено (!). В этот момент корабли были атакованы 12 самолетами противника. В 8 часов 39 минут из-под солнца появились 8 пикировщиков Ю-87, которые атаковали лидер «Харьков», находившийся на пониженной скорости и прямом курсе, сразу же добились попадания в него трех бомб. Наблюдение на лидере было ослаблено (!), самолеты врага были замечены, когда они уже вошли в пике, огонь был открыт с опозданием и неорганизованно (!)».
Буквально в одном абзаце трижды утверждается о неудовлетворительной организации службы наблюдения за воздушной обстановкой на «Харькове» и о неудовлетворительной организации зенитного огня на лидере. И это в момент ежеминутного ожидания появления немецких пикировщиков! Что же отвлекло наблюдателей и зенитчиков «Харькова» от исполнения ими своих прямых обязанностей? В рукописи однозначно говорится, что подъем немецких летчиков из воды. Получается, что матросы верхних постов лидера побросали свои боевые посты и побежали смотреть, как будут вытаскивать из воды, а потом расстреливать немцев? Создается впечатление, что командир «Способного» капитан 3-го ранга Горшенин не просто организовал расстрел пленных немцев на юте, но превратил эту совершенно ненужную процедуру в настоящее шоу для всех экипажей кораблей, которые собрались смотреть на столь необычное зрелище, ослабив при этом внимание за воздушной обстановкой. По-другому объяснить цитату из очерка истории эскадры ЧФ нельзя. В связи с этим несколько иную окраску принимает доклад Негоды о «роковой» задержке с поднятием немцев из воды на 5, 15 и даже 20 минут. В разных источниках время подъема описывается по-разному. Возможно, что в одном случае имеется в виду время фактического поднятия немцев из воды, а в других – время, ушедшее на их допрос и расстрел. Совершенно очевидно, что ни 5, ни 15, ни даже 20 минут не могли иметь решающего значения для дальности полета Ю-87. Если уж кого и винить в этом, то только штаб ЧФ, который сознательно спланировал отход кораблей от Крыма на светлое время суток, где 5–20 минут уже не играли никакой решающей роли.
Роковая ошибка в истории с «Гамбургом-140» крылась совсем в другом. Именно потому, что все сигнальщики и артиллеристы (надо понимать, с разрешения командиров кораблей!) наблюдали, как вытаскивают, а потом и расстреливают немцев, за воздухом никто практически не наблюдал. Вследствие этого внезапно атаковавшие со стороны солнца немецкие пикировщики были замечены только в самый последний момент и смогли поразить «Харьков» в первой же атаке. Так состоялась прелюдия к трагедии.
Получив доклад от командира «Харькова» о характере полученных повреждений, Негода приказал «Способному» взять на буксир лидер и, не теряя времени, продолжить отход.
Из журнала боевых действий оперативного дежурного штаба Черноморского флота: «08 ч. 39 мин. ЛД «Харьков» получил прямое попадание бомбы, в результате которого сбита передняя труба и потерян ход. До 09 ч. 25 мин. ЭМЭМ оказывали помощь ЛД «Харьков», ЭМ «Способный» взял его на буксир».
* * *
Итак, первая попавшая в «Харьков» бомба поразила верхнюю палубу в районе 135–141-го шпангоутов и, пробив остальные палубы, второе дно и днище, взорвалась под килем. Еще по одной бомбе попало в 1-е и 2-е котельные отделения. Над лидером поднялся черный столб дыма, была сбита носовая труба. Взрывом сорвало и выбросило за борт один 37-мм зенитный автомат, вышли из строя два зенитных пулемета. Вспыхнул пожар. Обшивка корпуса оказалась повреждена. От разрывов бомб связь с постами нарушилась, и первое время никаких докладов на ГКП не поступало. По приборам можно было судить, что котел № 3 действует. Но вскоре на ГКП стали поступать сообщения: надстройка в районе носовых котельных отделений и котельные отделения разрушены, а отсеки затоплены. Спасшиеся машинисты носового машинного отделения доложили о затоплении отсека. Из 3-го котельного отделения доложили: через поврежденную переборку на 141-й шпангоут вода поступает в отсек. Переборку подкрепили подпорами. Однако осушить отсек оказалось нечем: давление рабочей воды в пожарной магистрали отсутствовало – оба питательных насоса, находившихся в носовом машинном отделении, были повреждены. Из кормового машинного отделения доложили: от ударных сотрясений вышли из строя мотопомпа во 2-й машине, дизель-генератор № 2, заклинило турбовентилятор № 6, остальные механизмы в исправности. Кормовой ГТЗА пришлось остановить. Из состава главной энергетической установки в строю остались только ГТЗА в машинном отделении № 2 и главный котел № 3. Таким образом, корабль полностью лишился носового эшелона при ограниченной возможности работы кормового эшелона, потерял значительный запас плавучести из-за затопления трех машинно-котельных отсеков из пяти, принял около 1145 тонн воды. Лидер потерял ход, получил крен 9° на правый борт и дифферент на нос около 3 м; осадка составляла 7,43 м в носовой оконечности и 4,62 м – в кормовой. Метацентрическая высота равнялась 0,95 метра, запас плавучести сократился до 500 тонн. Командир БЧ-5 инженер-капитан-лейтенант И.И. Куцевалов был тяжело ранен, и его обязанности исполнял инженер-механик дивизиона инженер-капитан 3-го ранга Г.А. Вуцкий, который и доложил о запасе плавучести и принимаемых мерах для введения в действие кормового эшелона. Командир корабля направил в штаб флота и командиру отряда донесение, в котором было сказано, что имеются три попадания: два – в 1-е и 2-е котельные отделения и одно – в носовое машинное отделение; принимаются меры, чтобы дать ход; имеются убитые и раненые. Перед БЧ-5 была поставлена задача: не допустить распространение воды за границы разрушений и обеспечить возможность маневрировать, чтобы не быть мишенью для противника. Дивизионный инженер-механик приказал подкрепить поперечные переборки на 75, 141 и 161-й шпангоуты, поставить подпоры в носовом и кормовом отсеках, ввести в действие главный котел № 3. Силами боевых постов, носовой и кормовой аварийных партий переборки подкрепили, поставили подпоры на люки и горловины, устранили фильтрацию воды. Воду из кормового машинного и 3-го котельного отделений пришлось откачивать ручным насосом, так как переносная мотопомпа оказалась без свечей, которые поставили по приказанию командира корабля на мотор катера, а катер был разбит при взрыве. С откачкой воды не справлялись. Удалось вновь поднять пар в котле № 3. При этом обнаружили, что подается засоленная котельная вода, следовательно, получила повреждение цистерна котельной воды в носовом машинном отделении. Опасаясь сорвать работу главного котла № 3, Г.А. Вуцкий попросил командира корабля временно хода не давать. Вспомогательные механизмы в кормовом машинном отделении остановили, оставив работать трюмно-пожарный насос № 2 для осушения 3-го котельного, так как вода подходила к топке котла. Эжектор работал плохо потому, что давление рабочей воды в пожарной магистрали было не более 5 кг/см
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=56494530) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.