Читать онлайн книгу «Жизнь евреев в России» автора Юлий Гессен

Жизнь евреев в России
Юлий Исидорович Гессен
Юлий Исидорович Гессен (1871–1939) – писатель, историк, автор многочисленных работ о жизни евреев в России. Родился в Одессе в семье купца второй гильдии, окончил коммерческое училище, но торговой карьеры не избрал, предпочтя литературное поприще. Свои первые рассказы и фельетоны публиковал в «Одесских новостях» и «Восходе», впоследствии, переехав в Петербург, сотрудничал с «Русской мыслью», «Вестником Европы» и другими крупными изданиями. В 1896 году Гессен занялся изучением архивных материалов по истории евреев в России. Результатом этих изысканий стали многочисленные публикации, среди которых – книги «О жизни евреев в России. Записка в Государственную думу» (1906) и «Закон и жизнь» (1911), вошедшие в настоящее издание. В них автор представляет широкий исторический обзор положения евреев с конца XVIII века – времени их вступления в русское подданство – и до начала XX, когда в Государственной думе впервые обсуждался вопрос об отмене черты оседлости. Гессен стал автором около двадцати статей для 16-томной Еврейской энциклопедии, выпущенной издательством Брокгауза и Ефрона в 1908–1913 годах. В 1919–1923 гг. читал лекции в Петроградском институте высших еврейских знаний, созданном при его участии. В Советской России, с усилением государственной политики антисемитизма, Гессен был лишен возможности разрабатывать еврейскую тему и публиковать свои исследования. Некоторые его книги были изъяты из фондов хранения библиотек.

Юлий Гессен
Жизнь евреев в России

От автора
«Закон и слезы» – так следовало бы озаглавить книгу, посвященную истории ограничительных законов о праве жительства, вернее, о праве на жизнь евреев в России. Эти законы обильно орошены кровавыми слезами ряда поколений русских евреев. Но при составлении настоящей книги, в поисках одной холодной правды, были заглушены чувства братского сострадания. Здесь передано лишь то, что поведали подлинные документы, эти глухие рассказчики, не прислушивающиеся к изменчивым лозунгам дня. Из-за груды бумаг не доносились извне стоны еврейской жизни, не было видно живое многомиллионное лицо русского еврейства, искаженное страданием.
Но и в шелесте самих бумаг слышались вздохи смертельной тоски, объявшей измученный народ. Русские люди, как те, которые питают к евреям добрые чувства, так и те, в чьем сердце таится ненависть к ним, единодушно на протяжении свыше ста лет свидетельствуют об ужасающей бедности еврейского населения, понижающей его нравственный уровень, о тяжелых противоестественных условиях его правовой жизни, влекущих его на путь преступления.
Но пусть это будет забыто. Пусть молот ограничительного законодательства крошит еврейский народ, не вызывая ни в ком жалости. Пусть голос корысти отдельных общественных групп заглушает стон мученика-народа.
И при всем этом всякий, кому дорого благо страны, должен заглянуть в мрачную глубину еврейского гетто, ибо эта разверстая пасть поглощает не одни лишь еврейские жертвы.
Русские люди не только прогрессивного образа мыслей, но и консервативно настроенные, вдумчиво относящиеся к государственно-общественным явлениям, настойчиво указывают на то, что разложение экономической жизни евреев, вызываемое ненормальными условиями их правового быта, гибельно влияет на государственное хозяйство страны, что отчаяние, не сдерживаемое надеждами на лучшее будущее, различно проявляясь в разнообразных общественных группах еврейства, приводит к одному результату: понижая дееспособность миллионного народа и ослабляя его творческую силу, оно создает кадры нищих и вносит смятение в общественную атмосферу.
Не жалость к страдальцу-народу должна эта книга вызвать в русском обществе – нашему веку чужды великие печали. Эти скорбные страницы да не обратят взора читателя на изможденный лик еврейского народа. Пусть они лишний раз остановят русскую общественную мысль на судьбе самой родины. Задумавшись, по прочтении повести еврейской жизни, над будущим страны, лучшие русские общественные элементы, до сих пор столь малодушно сторонившиеся этого будто бы страшного «еврейского вопроса», поймут, что эмансипация евреев – это одно из тех дел-подвигов, выпадающих на их долю, выполнение которого требуется насущными нуждами страны.
Еврейское бесправие питается общественной корыстью и предрассудками – с ними надо бороться.

О жизни евреев России

Введение
Созыв Государственной думы, на долю которой выпадает, в ряду других задач, раскрепощение ограниченного в правах еврейского народа в России, побудил меня составить в наиболее краткий срок настоящую записку – «О жизни евреев в России», каковую я и позволяю себе предложить просвещенному вниманию членов Государственной думы.
Имея в виду изобразить, в возможно сжатой форме, эволюцию действующего русского законодательства о евреях, я пытался отметить важнейшие моменты из прошлого еврейского народа в России, поскольку они определялись правительственными актами, извлечь из хаотически нагроможденного законодательного материала всё наиболее существенное, регулирующее современную еврейскую жизнь, и подвести исторический итог русской законодательной деятельности в отношении евреев.
Мне казалось целесообразным начать изложение лишь со вступления евреев в русское подданство, то есть с 1772 года. Евреи, правда, уже задолго до того проживали на нынешней территории России – имеется свидетельство о пребывании их в Крыму в 80–81 гг. от Р.Х., в Киеве они встречаются в XII веке, в Литве еврейские общины возникли не позже XV века, – но лишь с 1772 года законодательство, признавая евреев русскими гражданами, устанавливает те условия еврейской жизни, которые в основных чертах существуют и в настоящее время.
Ввиду срочности работы я воспользовался литературными услугами А.И.Израилитина, И.Я.Ландау, С.Марголина (автора главы «Трудящиеся классы»), М.И.Могилевского и М.А.Финкеля.

Ю. Гессен
С.-Петербург, 1 июля 1906 года

Право жительства и передвижения

Еврейская жизнь в России в течение почти всего ста-тридцатичетырехлетнего (1772–1906) пребывания евреев в русском подданстве протекала в условиях, созданных ограничением их в праве жительства и передвижении.
Из всех отдельных народностей, входящих в состав русского государственного организма, только евреи ограничены в естественном праве располагать свободой избрания места жительства.
В отличие от прочего населения, евреям предоставлено селиться и жить не по всей территории русского государства, а лишь в границах особо указанных губерний, составляющих так называемую черту постоянной еврейской оседлости. Только отдельные группы еврейского населения пользуются правом жительства – одни постоянным, другие временным – за пределами черты. И опять-таки не всюду, а с некоторыми исключениями.
Но и в пределах черты далеко не всё пространство открыто для жизни и деятельности еврейского населения. В самой черте на свободу передвижения и жительства наложены особые путы, и число запретных здесь для евреев мест столь велико, что черта оседлости, с первого взгляда представляющаяся громадной территорией, сплошь заселенной евреями, является в действительности пустыней, на которой пункты, открытые для евреев, разбросаны лишь оазисами. Вся почти площадь, лежащая вне городских поселений, недоступна евреям. Даже некоторые города закрыты для них.
Вместе с тем в течение долгого времени стеснялось проживание евреев в 50-тиверстной пограничной полосе.

Черта оседлости
В 1780 году всё еврейское население перешедших от Польши к России обеих белорусских губерний, лишенное права владеть землею, вошло в состав русского купечества и мещанства, причем евреи были уравнены в правах и обязанностях с русским торгово-промышленным классом.
В то время городское население, подобно сельскому, было прикреплено к данному месту и обложено тяглом, то есть личной повинностью в той или другой форме в пользу государства. Ни купцы, ни мещане не пользовались свободой передвижения, допускалась лишь кратковременная отлучка по специально выдававшимся паспортам. Такому порядку должно было подчиниться и подпавшее под русское господство белорусское население, в частности и еврейское, не знавшее в Польше подобных стеснений, находившихся в полном противоречии с установившимся здесь в течение веков общественно-хозяйственным бытом. Но ввиду именно таких особых местных условий, из финансовых соображений для Белоруссии было сделано исключение, и местное купечество было сохранено при прежней свободе передвижения в пределах Белоруссии. Белорусское еврейское купечество получило даже большее право – записываться в смоленское и московское купечество.
Но в 1790 году московские купцы выступили с жалобой на горсть еврейских купцов в Москве, обвиняя их в подрыве торговли. «Совет Государыни», рассматривая это дело, «нашел, что и по существующим здесь законам не имеют евреи никакого права записываться в купеческие российские города и порты, да что и от допущения их к тому не усматривается никакой пользы; что могут они, однако ж, на основании изданных законов, пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии и что сие право можно бы еще с пользою распространить на наместничество Екатеринославское и Тавриду». И в соответствии с этим в 1791 году последовал указ Екатерины II Сенату: «Рассматривая, с одной стороны, поданные нам прошения от евреев касательно незаписи их в смоленское и московское купечество, а с другой – представленные нам от генерала, главнокомандующего в Москве и тамошней губернии князя Прозоровского обстоятельства, до сего же случая относящиеся, и соображая всё то с законами, находим, что евреи не имеют никакого права записываться в купечество во внутренние российские города и порты, а только по указам нашим дозволено им пользоваться правом гражданства и мещанства в Белоруссии. Подтверждая о точном наблюдении изданных о сем постановлений, мы признали за благо распространить таковое право гражданства евреям, сверх белорусских губерний, на Екатеринославское наместничество и область Таврическую».
Этим указом было положено начало черты оседлости. Но не преднамеренно. В условиях тогдашнего общественно-государственного строя вообще и еврейской жизни в частности правительство не могло иметь в виду создать для евреев особое стеснительное положение, ввести для них исключительные законы в смысле ограничения прав.
И действительно, по условиям того времени этот указ не заключал в себе решительно ничего такого, что бы ставило евреев в менее благоприятное положение сравнительно с христианами. Хотя городовое положение 1785 года не препятствовало переходу купцов из одной губернии в другую, вековой порядок, прикреплявший обывателей к месту, всё еще продолжал держаться в общественной жизни. Мещане, например, не могли переходить из одной губернии в другую, и, следовательно, евреи, почти поголовно, за исключением малого числа купцов, записавшиеся в мещанство, не могли бы, по общему правилу, переселяться из губернии в губернию, если бы указ 1791 года не подтвердил, что евреи пользуются свободой передвижения в белорусских губерниях. Таким образом, указ 1791 года не только не вносил какого-либо ограничения в права евреев, но, напротив, подтверждал их привилегированное в данном случае положение; вводя евреев в границы белорусских губерний, указ не создавал ее «черты», не отгораживал евреев от христиан: пред евреями были открыты новые области, в которые по общему правилу нельзя было переселяться. Самое большее, что указ сделал в смысле ограничений, – это то, что он отменил исключительно благоприятное положение, в которое евреи были поставлены благодаря праву записываться в смоленское и московское купечества. Да и обстоятельства, вызвавшие указ, не дают оснований предполагать, будто имелись какие-либо причины принять исключительные меры в отношении евреев как таковых. Религиозный мотив или опасение за вредное влияние на христиан, как явствует из вышеприведенных данных, решительно не играли в этот момент какой-либо роли. Вопрос заключался лишь в том, что полезно. Торговая деятельность евреев во внутренних городах, по мнению Совета, не приносит пользы, поэтому прежняя льгота, дарованная евреям, уничтожается. Переселение евреев в новый край сулит государству выгоду – общее стеснение свободы передвижения отвергается на данный случай, и евреям предоставляют доступ в новый край. То же самое было три года спустя: указом 1794 года подтверждалось, что евреи пользуются правом отправлять купеческие и мещанские промыслы в губерниях, отмеченных в указе 1791 года, равно как и во вновь перешедших от Польши к России: Минской, Изяславской и Брацлавской губерниях; вместе с тем для них были открыты новые губернии: Черниговская, Киевская и Новгород-Северская.
Центр тяжести заключался не в том, что то были евреи, а в том, что то были торговые люди; вопрос разбирался не с точки зрения национальной или религиозной, а лишь с точки зрения полезности.
Но если бы в 1791 году и было смутное желание не давать евреям разбрестись по России, то оно не находилось в резком противоречии с положением значительной части христианского населения, скованной в той или другой форме в праве передвижения.
Однако несомненно, что с указа 1791 года ведет свое начало черта оседлости. Льготное условие, вытекавшее из права свободного передвижения в некоторых губерниях, превратилось в ограничение. С этого момента признается, что евреи, независимо от положения соответствующих классов христианского населения, пользуются жительством только в губерниях, упомянутых в указе 1791 года и соответствующих позднейших актах; черта оседлости (хотя само слово «черта» тогда еще не получило права гражданства) считается прочно установленной, и вопрос о ней не возбуждает сомнений.
С третьим разделом Польши в состав черты вошли Виленская и Литовская губернии. В 1799 году право гражданства было распространено и на евреев Курляндии, которая, таким образом, также была присоединена к черте. Положение 1804 года к числу губерний, доступных евреям, отнесло также Астраханскую и Кавказскую. Позже черта расширилась Бессарабской губернией.
В дальнейшем площадь черты оседлости постепенно урезалась.
В 1829 году из черты была выключена Курляндия – право проживания сохранилось там лишь за теми евреями, которые были занесены в последние ревизские сказки. Мотив этого распоряжения довольно прост: уменьшение числа евреев. А в 1835 году были исключены из черты Астраханская и Кавказская губернии. В Астраханской губернии было всего-то 49 евреев; губернатор свидетельствовал, что их пребывание в крае весьма полезно, так как ощущается недостаток в ремесленниках, но комитет министров признал присутствие евреев «вредным для распространения азиатской торговли», и горсточка евреев подверглась выселению.
В 1887 году из пределов черты оседлости были выделены Таганрогское градоначальство и Ростовский уезд.
Наряду с указанной чертой оседлости существует другая, параллельная черта, хотя и не получившая в законодательстве соответствующего наименования, – это десять губерний Царства Польского, открытые для свободного проживания евреев. Долгое время обе черты были изолированы друг от друга: евреи из черты не могли переселяться в Царство Польское, и, наоборот, для жителей Царства Польского черта еврейской оседлости была недоступна[1 - При переезде из России в Царство Польское в евреев взимался особый сбор – «гелейт-цолль» – в размере 15 польских злотых. В 1826 году наместник Царства Польского высказался (по поводу просьбы ковенских евреев об отмене сбора), что можно сбор уменьшить, но «для сохранения взаимности между подданными Российской империи и Царства Польского ввести и в России». Но это было признано неудобным, а существовавшая пошлина была уменьшена наполовину.]. Лишь в 1868 году последовала отмена этого ограничения, и переход из черты в Царство Польское и обратно стал свободным.
В настоящее время территорию еврейской оседлости составляют (кроме Царства Польского) следующие губернии: Бессарабская, Виленская, Витебская, Волынская, Гродненская, Екатеринославская, Киевская, Ковенская, Минская, Могилевская, Подольская, Полтавская, Таврическая, Херсонская и Черниговская.

Ограничения в черте

Деревни и села
В 1782 году, исследуя причины «непорядков» в Олонецкой губернии (в которой евреи вовсе не проживали), Екатерина II обратила внимание на то, что «записавшиеся по городам в мещанство и купечество, не переселяясь на отведенные по городам земли, остаются в селениях крестьянских, пользуясь прибытками сих последних с крайним их утеснением», ввиду чего, в связи со стремлением – в силу высших экономических соображений – концентрировать торгово-промышленный класс в городах, государыня повелела Сенату предписать всем губернским правлениям проживающих в уездах купцов и мещан переселить в города.
Предпринимая эту меру, правительство менее всего, конечно, имело в виду евреев, но, среди прочих, действию нового закона подлежали также еврейское купечество и мещанство.
Требование о проживании всех купцов и мещан в городах было вообще трудно осуществить; христианские купцы и мещане по-прежнему оставались в уездах, и правительство не раз повторяло впоследствии упомянутое распоряжение. Но особенно суровым – ввиду полного несоответствия с местными условиями жизни – оказался закон в применении к белорусским евреям.
К тому же запрещение купцам и мещанам жить вне городов получало в отношении евреев особый характер. Всё еврейское население, как было выше отмечено, вошло полностью в состав купечества и мещанства, и, таким образом, мера выселения, являвшаяся для христианского населения частным ограничением, превращалась для евреев в общее правовое ограничение.
Вопрос о выселении евреев из уездов находился в тесной связи с вопросом о праве курения и продажи водки, аренды имений и отдельных отраслей помещичьего хозяйства. Купцам и мещанам вообще были запрещены указанного рода занятия; как и указ, запретивший проживание в уездах, закон этот осуществлялся далеко не в полной мере, но особенные затруднения вызывались им, в силу местных условий, в отношении евреев. Причем опять-таки вследствие причисления всего еврейского населения к купечеству и мещанству закон, касаясь лишь части христианского населения, распространялся на всех евреев без исключения.
Значительнейшая часть еврейского населения белорусских губерний (а также и других, позже присоединенных к России) проживала не в городах, а в уездах. Наряду с торговлей и ремеслами источником пропитания служили для них курение и продажа водки, а также аренда различных отраслей помещичьего хозяйства. Это явилось результатом их исторического прошлого в Польше. Польские города, считая торговлю и ремесленные занятия своею монопольною привилегией, всячески старались избавиться о конкурентов-евреев, и последние, не находя пропитания в городах, поневоле направлялись в уезды, где их гостеприимно встречали помещики, отдававшие им на откуп различные отрасли хозяйства и, между прочим, курение и продажу водки, служившие одним из важнейших источников дохода помещиков и государства и ставшие главнейшим источником пропитания евреев в уездах. Такой порядок с течением времени стал как бы основой государственного хозяйства в Польше; это значение он сохранил и после перехода польских земель к России, так как и русский государственный бюджет находил твердую опору в доходах от потребления водки; на них же покоится бюджет разнообразных юридических лиц (городов, казенных имений, монашеских орденов и проч.) и частных землевладельцев. В связи с этим еврей, оставшийся по переходе в новое подданство на старом месте и при прежних условиях своей экономической жизни, по необходимости должен был продолжать свои вековые занятия; право винокурения не принадлежало ему, но он выступал как посредник между землевладельцем и крестьянином в качестве арендатора и корчмаря в частных и казенных имениях.
Между тем ввиду того, что по русскому закону купцы и мещане были лишены права винокурения, белорусские власти запретили в 1783 году помещикам отдавать евреям в аренду курение вина.
Таким образом, многочисленное еврейское население, проживавшее в уездах, должно было не только лишиться векового занятия, но и выселиться. Однако в силу привилегий, дарованных белорусским помещикам, Сенат отменил запрещение евреям брать в аренду курение водки, так как этим нарушались права и выгоды помещиков. Что же касается выселения, то, увидев противоречие между законом, требовавшим пребывания купцов и мещан в городах, с одной стороны, и условиями действительности, крепко державшей еврейское население в уездах, с другой, Сенат постановил не принуждать евреев к переселению, тем более что неизвестно, могут ли они найти в городах пропитание.
С присоединением новых земель по второму разделу Польши вопрос о пребывании евреев в уездах вновь возник, хотя лишь в форме пожелания «стараться переселять» евреев в города. Но действительность вновь оказалась сильнее административных предначертаний, и, претерпев всякие насилия, еврейское население в большей своей части осталось на местах – этого требовали местные общественно-хозяйственные интересы.
В этих перипетиях евреи фигурировали не как таковые, а как члены торгово-промышленного класса; ограничительные меры в отношении проживания в уездах и винокурения одинаково имели в виду как евреев, так и христиан, и если евреям уделялось больше места в административной переписке, то лишь потому, что эти меры приобретали исключительно острый характер в применении к еврейскому населению вследствие его многочисленности, и что евреи в силу этого должны были с особой настойчивостью бороться против губительных для них мероприятий.
В последние годы XVIII века Сенат сделал было попытку сложить причину бедствия крестьянства польских губерний на евреев и придать исключительное значение пребыванию их в уезде как таковых. Спаивание и экономическое порабощение крестьян – таковы были обвинения, огульно выдвинутые против еврейского населения. Попытка оказалась неудачной: ни дворяне, ни местные власти не предложили подвергнуть евреев каким-либо специальным ограничениям ни в отношении жительства, ни в отношении винного и арендного промыслов. Мнение было таково, что евреи не должны пользоваться правом винокурения, но вместе с тем – и это особенно важно – выражалось общее требование, чтобы винокурение не было отдаваемо «не только евреям, но и христианам», чтобы подтвердить, что винокурение запрещено «евреям и прочим шинкарям», «евреям и другим состояниям». А в отдельных случаях, в силу вековых местных условий, для евреев предлагалось сделать даже исключение и оставить их при старом порядке. Общественное внимание в этот момент не останавливалось на вопросе национальности. Да и сам Сенат, когда в 1801 году по всей России был вновь послан указ о высылке купцов и мещан из уездов, сделал для евреев Белоруссии, вследствие их ходатайства, исключение: их оставили в покое.
Но вскоре вопрос о евреях был выделен в особую, так сказать, графу, хотя для этого не было иного какого-либо основания, как то, что в торгово-промышленном классе, проживавшем в уездах, евреи составляли большинство.
Положение 1804 года, выработанное особым комитетом, в составе либеральных друзей государя, поставившим своим лозунгом при выработке законодательства о евреях «сколь можно менее запрещений, сколь можно более свободы», – лишило евреев права содержать шинки и брать аренды и потребовало выселения в течение трех лет из сел и деревень всего многотысячного еврейского населения (исключение было сделано лишь для тех, кто будет заниматься земледелием). С этого момента соответствующие ограничительные меры обрушиваются уже не на арендаторов и шинкарей вообще, а специально на евреев. Вопрос о проживании в уездах городского торгово-промышленного элемента становится еврейским вопросом и благодаря этому он получает ту окраску, которая обычно выступает в моменты, когда действительные причины сложного общественного явления исчезают под напором предубеждения или неискренней внутренней государственной политики.
Разнообразный материал, находившийся в распоряжении комитета и ныне ставший достоянием исторической литературы, с неотразимой убедительностью свидетельствовал, что евреи, не как таковые, приносили с собою зло: что бедность и пьянство крестьян коренились в сложных социально-экономических условиях, созданных и увенчанных крепостничеством; что если евреи и наносили крестьянам ущерб, то это вызывалось причинами общего социально-экономического характера, и что всякий, будучи на месте евреев, поступал бы одинаково с ними. Этот материал свидетельствовал, что евреи являлись такой же жертвой общего положения, как и крестьяне: они вели нищенскую жизнь, платя притом двойные – в сравнении с христианами – подати. Весь доход от пьянства крестьян поступал в руки помещиков и в казну. Самый влиятельный и суровый в свое время официальный обвинитель евреев, поэт Державин, так писал в частном письме всесильному генерал-прокурору Оболянинову: «Трудно без погрешения и по справедливости кого-либо строго обвинять. Крестьяне пропивают хлеб жидам и оттого терпят недостаток в оном. Владельцы не могут воспретить пьянства для того, что они от продажи вина весь доход имеют. А и жидов в полной мере обвинять также не можно, что они для пропитания своего извлекают последний от крестьян корм».
В корне изменить ненормальные условия существовавшего порядка комитет не мог. Он был далек от мысли об ограничении власти помещиков и нарушении их материальных интересов. От благосостояния помещика зависело благосостояние страны, а власть помещика, казалось, поддерживала существующий государственный порядок. И потому из трех, быть может, одинаково невольных виновников общего бедствия – помещика, еврея и крестьянина – комитет решил осудить одного еврея. Такая мера, как могло казаться, не носила общегосударственного характера, и осуществление ее не должно было нарушить социально-экономический уклад тогдашней русской жизни.
Но правительство вскоре само должно было признать, что выселение евреев из уездов как мера, резко противоречившая условиям действительности, невыполнима даже при помощи военной силы, которая была применена в этом случае.
Сперва пришлось отсрочить выселение, а потом приостановить его, причем для рассмотрения специально этого вопроса был учрежден в 1809 году особый комитет в составе лиц, близко знакомых с положением дел в бывших польских губерниях. Комитет работал три года и, всесторонне изучив обширный, разнообразный материал, накопленный в течение двадцати пяти лет, собрав вместе с тем новые данные, он пришел к убеждению, что евреи не только не являются в уездах вредным элементом, но, напротив, представляют собой положительный фактор в смысле экономического развития края, и поэтому признал необходимым «решительным образом» прекратить возникшие замешательства: оставить евреев на местах и сохранить за ними право на аренду и торговлю водкой. В пространном докладе, по сию пору не утратившем своего значения, комитет утверждал, что еврей отнюдь не являлся виновником бедствия в крае, не он виновник чрезмерного винокурения, пьянства и убожества крестьян. «Доколе у белорусских и польских помещиков, – говорилось в докладе, – будет существовать теперешняя система экономии, основанная на продаже вина, доколе помещики не перестанут, так сказать, покровительствовать пьянству, дотоле зло сие, возрастая год от году, никакими усилиями не истребится, и последствия будут всё те же, кто бы ни был приставлен к продаже, еврей или христианин. Известно, впрочем, – свидетельствовал далее доклад, – что сии последние (то есть евреи) никогда продажею вина не обогащались, а извлекали одно только пропитание и удовлетворение лежащих на них повинностей».
Комитет таким образом возложил ответственность за бедствия края, связанные с пьянством крестьян, на помещиков (вместе с тем, в сущности, и на правительство, поддерживавшее в этом помещиков). И что особенно заслуживает внимания, это то, что при разрешении вопроса он совершенно устранил национальный элемент как не игравший никакой роли в указанном общественно-экономическом явлении.
После этого мысль о всеобщем выселении евреев из сел и деревень уже никогда более не возникала, но самый вопрос, в виде частных выселений в отдельных местностях, продолжал существовать до наших дней. В некоторых таких случаях, как мотив, вновь выдвигалось обвинение в спаивании крестьян, но оно уже не имело своего прежнего господствовавшего значения.
В 1821 году следует предписание о выселении евреев из казенных селений Черниговской губернии, так как в качестве перекупщиков они держат в порабощении казенных крестьян и казаков. В 1822 году эта мера распространяется на Полтавскую губернию, несколько позже – на белорусские губернии, а также Гродненскую и Подольскую. Несмотря, однако, на усилия администрации, эти меры полностью не были осуществлены. Условия действительности властно протестовали против подобных репрессивных мер и крепко держали еврейское население на старом месте. Поэтому в 1835 году последовало распоряжение о приостановке выселения.
В 1843 году в основу меры выселения было положено совершенно новое начало: последовало выселение евреев из округов военных поселений Киевской и Подольской губерний по каким-то «военным» соображениям.
На этом завершается история выселения из деревень и сел как меры, направленной к полному освобождению от евреев данного места, причем вопрос о шинкарстве в дальнейшем не ставится более в связь с мерой выселения и разрешается независимо от нее. Вообще в отношении жительства в уездах евреев перестали в это время тревожить.
Так продолжалось до 1882 года, когда «Временными правилами» 3 мая, действующими по сию пору, евреям было воспрещено «вновь селиться вне городов и местечек». Новое законодательное ограничение выдвинуло новый мотив: кроме желания ослабить экономическую зависимость христианского населения от евреев, правительство возвестило, что оно имело в виду улучшить в черте оседлости взаимоотношения между евреями и христианами, оградить еврейское население от раздражения христиан, вылившегося в то время в погромы.
Отеческая забота правительства о благополучии евреев явилась, конечно, фиговым листом, не скрывшим действительности. Практическое осуществление нового закона показало, что в данном случае не только охранение евреев от враждебных действий крестьян, но даже более реальный мотив – устранение экономического гнета крестьян со стороны евреев, – имея лишь служебный характер, не играл роли в истории закона 1882 года. Закон этот был вызван общими условиями «репрессивного» времени и поддержан грубым предубеждением против евреев; закон 1882 года явился частичным выражением нетерпимой политики правительства Александра III в отношении евреев; он явился одним лишь из звеньев той длинной цепи, которая была наложена в то время на еврейское население.
«Временные правила» оторвали от площади еврейской оседлости ее значительнейшую часть. Но и оставшаяся после этого в распоряжении евреев территория (города и местечки) была еще более сужена на практике. Беспрерывно возбуждая в течение свыше двадцати лет в этой области всякого рода сомнения и вопросы, правительство разрешало их в неблагоприятном для евреев смысле.
Ограничения в отношении передвижения усугублялись в двояком направлении: расширения понятия сельских местностей и сужения свободы передвижения в пределах самой сельской местности. Администрации (с целью изгнания евреев, поселившихся после 3 мая 1882 года) стали переименовывать местечки в селения, и когда Сенатом было постановлено, что местечками признаются лишь те селения, в которых имеется городское мещанское управление и в которых взимается казенный налог, подлежащий с городских имуществ, многие местечки, являвшиеся в действительности городскими торговыми пунктами, но не удовлетворявшие указанным требованиям, увеличили собою, в ущерб еврейскому населению, площадь сельских местностей.
Вместе с тем администрация стала урезать, в полном смысле этого слова, площадь городов и местечек. Многие города и местечки не имели границ, точно намеченных по утвержденному плану, это давало повод возбуждать вопрос об определении границ городского поселения, и в результате границы устанавливались в меньших размерах, чем они были в действительности. То же самое было тогда, когда город, разрастаясь, переходил за старые плановые чертежи. В этих случаях соответствующая часть города признавалась за сельскую местность, и таким образом в самом городе возникала новая черта. Впрочем, практика доходила в этом вопросе до таких выдумок, что трагизм еврейской жизни, несмотря на весь ужас действительности, переходил в комизм. До Сената доходили дела о выселении евреев из дома, находившегося одной своей частью за пределами городского поселения!
Таким-то образом «черта» в черте всё более и более суживалась.
Что касается евреев, застигнутых законом 1882 года в сельских местностях и, следовательно, не подлежавших его действию, то малейшее передвижение в пределах сельской местности или отлучка из данного пункта признавалась за нарушение воспрещений «вновь селиться вне городов и местечек». Еврейское население, жившее вне городских поселений, было положительно прикреплено к месту, где его застал закон. Достаточно указать, что были попытки признать за нарушение закона обычную перемену квартиры в данной сельской местности. Сенату пришлось, между прочим, объяснить и то, что еврей, покинувший сельскую местность, чтобы отбыть военную службу, не теряет права вернуться потом на свое место[2 - С 1903 года свыше 200 сельских местностей, изъятые от правил 1882 года, были открыты для жительства евреев; это были пункты (главным образом предместья), в которых и после издания правил 1882 года евреи беспрерывно селились, вступая в известные соглашения с местной администрацией.].
«Временные правила» были распространены почти на всё еврейское население; лишь по некоторым частным жалобам право доступа в сельские местности получили лица с высшим образованием. Но законом 1904 года из действия «Временных правил» 1882 года были изъяты все категории евреев, пользующихся повсеместным правом жительства.

Города
Вопрос о проживании евреев в городах разрешался во время польского господства в каждом отдельном случае – в зависимости от того, что побеждало: корысть короля, который за известное вознаграждение давал евреям право жить в городе, или корысть городов, которые, чтобы избавиться от евреев-конкурентов, вступали в разнообразные соглашения с королем и получали от него «привилегию» на изгнание евреев и на недопущение их вновь селиться.
Эту тенденцию некоторые бывшие польские города обнаружили и по переходе под русское господство. Первое такое ходатайство об изгнании евреев из города принадлежит Ковно (1797 г.); местные христиане, как выразился генерал-губернатор, «следовали только застарелой их легкомысленной и, так сказать, несмысленной к евреям зависти»; они хотели избавиться таким путем от конкурентов в торговле, конфисковать в свою пользу еврейские товары, воспользоваться суммами, которые были выданы евреями под залог домов. Но Павел I повелел, «дабы поселившиеся в Ковно евреи оставлены были в спокойном собственностью их владении, невозбранно отправляли ремесла и производили бы торговые дела беспрепятственно». Еще ранее Павел I повелел не высылать евреев из Каменец-Подоль-ского. Этими указами был нанесен удар привилегиям, охранявшим города от поселения евреев. Однако они и в дальнейшем время от времени давали о себе знать. Так, в 1801 году киевский магистрат, ссылаясь на привилегию 1619 года, возбудил ходатайство о выселении из города всех евреев, но оно было отвергнуто государем. В 1803 году с подобным же ходатайством вторично выступило Ковно.
Несколько лет спустя киевский магистрат вновь напомнил о привилегии 1619 года, но безуспешно. Однако в 1827 году ему удалось добиться повеления о выселении евреев из города. Правда, правительству пришлось потом прибегать к отсрочкам, но всё же (несмотря на то, что местное начальство высказалось в 1833 году против выселения евреев: «нельзя не предпочесть пользы жителей личным выгодам, ожидаемым христианским купечеством от удаления евреев») эта мера не была тогда отменена. Лишь в царствование Александра II евреи получили доступ в Киев: одни для постоянного, другие – для временного пребывания.
С ссылкой же на древнюю привилегию выступил в 30-х годах XIX века и Каменец-Подольский, но его домогательство не было удовлетворено.
В этих случаях роль играли корыстные вожделения христианского торгово-промышленного класса.
По другим – именно «военным» – мотивам, последовало в 1829 году повеление о выдворении евреев из Николаева и Севастополя; после нескольких отсрочек евреи были выселены, и лишь значительно позже сделано было исключение для некоторых категорий евреев; впоследствии в отношении Николаева эти ограничении были отменены.
По совершенно исключительным соображениям подверглись, по закону 1893 года, некоторые категории евреев выселению из Ялты и запрещению вновь селиться. Дело заключалось в том, что в то время в Ялте в летние месяцы проживала царская семья, а между тем обнаружилось, что «усилившийся за последнее время наплыв и прогрессивное умножение числа евреев в г. Ялте, в связи с заметным среди них стремлением к приобретению недвижимой собственности, грозит этому лечебному месту обратиться в чисто еврейский город».
Сужение территории еврейской оседлости пределами нескольких городов не было последним словом в деле созидания «черты». В отдельных случаях даже в границах города устанавливалась «черта».
Так, в 1836 году было подтверждено определение асессорского суда 1783 года, в силу которого евреи в Вильне не могли проживать на двух известных улицах, и только в 1861 году эта черта была уничтожена.
В 1854 году в Житомире евреям было запрещено жительствовать «в квартале, заключающемся между Б.Бердичевского улицею и рекой Тетеревом, как составляющих лучшую и главную часть города». (Через четыре года, при Александре II, это ограничение было отменено.)
А в 1843 году «для сосредоточения полицейского надзора за приезжающими в Киев евреями» были учреждены постоялые дворы в двух участках, которые впоследствии составили существующее и по сию пору «гетто» для некоторых категорий евреев, не имеющих права селиться в других участках города.

Пятидесятиверстная пограничная полоса
Исключением 50-верстной пограничной полосы из черты оседлости имелось в виду пресечь контрабандный промысел, и, как это обычно в законодательстве о евреях, чтобы не упустить виновных, ограничительная сеть была наброшена и на ни в чем не повинных людей.
Впервые ограничение с указанной целью было введено в 1812 году в Волынской губернии в отношении селения, откуда евреи должны были быть переведены в местечки, к которым были приписаны; позже оно было распространено на все пограничные губернии, причем исключение было сделано лишь для евреев – собственников мельниц, корчем и т. п. В Бессарабской же губернии, по личной инициативе Николая I, запретная полоса была доведена до ста верст.
С этого времени в течение ряда лет многие отдельные группы евреев подверглись выселению. Но, несмотря на всякие насилия, еврейское население, прикованное всеми своими интересами к давно насиженному месту, в действительности осталось на старом пепелище.
Тогда, в 1843 году, последовала резолюция государя: «Всех евреев, живущих в 50-верстной полосе вдоль границ с Пруссией и Австрией, вывести внутрь губернии, предоставив имеющим собственные дома продать их в двухгодичный срок, и исполнить без всяких оговорок». Несмотря на решительный тон повеления, выселение не только не было произведено в указанный короткий срок – выселение отдельных групп продолжалось в течение 15 лет, – мера эта не была осуществлена во всей полноте. В 1858 году новый закон разрешил проживать в 50-верстной полосе тем, кто до того приписался к местным еврейским обществам и имел недвижимость. Таким образом, система массового выселения уступила место системе частичного выселения.
Все эти ограничительные меры, как вообще в области права проживания евреев, чрезвычайно усиливались на практике; администрация и здесь создавала разнообразнейшие «сомнения», пожиравшие много человеческих жертв. Судьба тысяч людей ставилась в зависимость от географического исследования, входит ли данное место в 50-верстную полосу, от правильности планов селения, от правильности списка лиц, своевременно приписанных к еврейскому обществу в полосе, и прочего.
В 1869 году министр финансов обратил внимание на то, что закон о 50-верстной полосе, являющийся, по его мнению, анахронизмом, совершенно несостоятелен в смысле достижения намеченной цели. Но полоса всё же продолжала существовать, всё более и более наполняясь незаконно селившимся там еврейским населением. И правительству приходилось до известной степени мириться с этим, так как оно было бессильно бороться с экономическими условиями, толкавшими еврейское общество на нарушение закона, противоречившего этим условиям. Даже суровое правительство Александра III видело себя вынужденным быть снисходительным к нарушениям закона и делать послабления. Наконец, и министр внутренних дел признал неотложным упразднить запретную полосу и выработал соответствующий законопроект, приостановив выселение на два года – впредь до законодательного разрешения вопроса. Этот срок пришлось продлить, а в 1895 году последовало высочайшее повеление не подвергать выселению евреев, незаконно поселившихся в городах и местечках полосы, и лишь принять меры против дальнейшего незаконного водворения. Но число еврейского населения в полосе всё же возрастало. Так, в начале 90-х годов XIX века там насчитывалось 30 тысяч незаконно проживавших евреев, а через десять лет их было уже свыше 100 тысяч.
Наконец, в 1904 году, без нового обсуждения вопроса, запретная полоса была полностью упразднена.

Вне черты
Некоторые категории евреев пользуются правом так называемого «повсеместного» жительства, одни из них – временного, другие – постоянного. Но фактически права повсеместного жительства не существует: есть части государства, в которых ни один еврей не может постоянно проживать. Таким образом, и для указанных групп имеются территориальные ограничения.
Правом жительства вне черты евреи пользуются по купеческому и образовательному цензам, по ремеслу и по военной службе.
Долгое время по учреждении черты ни для кого из евреев не существовало права постоянного повсеместного жительства, разрешалось лишь временное пребывание во внутренних губерниях и в столицах «для доправления старых долгов, хождения по тяжебным делам и для общественных их нужд», причем властям вменялось следить за тем, чтобы евреи там «жительством не водворялись»; положение 1804 года несколько расширило это право, предоставив временное пребывание (с семьями) вне черты «фабрикантам, ремесленникам, художникам и купцам».
Впрочем, чтобы восполнить недостаток в сведущих ремесленниках и мастеровых, евреям разрешалось в отдельных случаях постоянное проживание вне черты для занятия определенным производством. В 1819 году евреи были допущены к винокурению в великороссийских губерниях впредь до того времени, когда этому искусству научатся русские. В 30-х годах в кавказских губерниях было предоставлено жительство еврейским ремесленникам. В 1844 году ремесленники получили право проживать в укреплениях Черного моря, на восточном берегу.
Однако и в отношении немногочисленного еврейского населения, переступавшего черту, предпринимались частичные ограничения. Так, в 1825 году последовало распоряжение о том, чтобы «из уездов, в коих находится секта субботников, или иудейская, и соседственных им уездов выслать всех евреев без исключения, где бы они ни находились, и впредь ни под каким предлогом пребывания там им не дозволять». На основании этого закона евреи стали подвергаться выселению из Воронежской, Саратовской и других губерний, где они проживали в самом незначительном числе.
В некоторой связи с этим было уничтожено предоставленное винокурам право проживания в великороссийских губерниях (1826 г.).
Наряду с этим предпринимались меры, дабы евреи не устраивались на постоянное жительство в столицах и других городах вне черты: велась строгая регистрации отправлявшимся за черту по торговым делам, устанавливался особый порядок надзора за тем, чтобы пребывание евреев продолжалось не более 10 месяцев и проч., а в 1827 году полицейским властям с указанной целью было предписано выселять «рабинов и прочих для религии нужных людей», отсутствие каковых, ввиду условий внутреннего быта евреев, должно было действительно явиться важным препятствием для расселения евреев вне черты.
Лишь в царствование Александра II вопрос о проживании вне черты получил новое направление. В целях слияния евреев с христианским населением, а также в виду общегосударственных интересов право постоянного жительства вне черты получили следующие категории евреев:
1) Купцы первой гильдии.
Согласно закону 1859 года евреи, состоявшие пять лет в первой гильдии, в черте оседлости, могли записываться в купечество вне черты и поселяться со своими семьями и известным числом слуг в том городе, где приписались к купечеству. Когда же купец выбывал из первой гильдии, он должен был, если даже приобрел недвижимое имущество, выселиться не позже двух лет в черту оседлости. Только непрерывное десятилетнее пребывание в первой гильдии давало право купцу оставаться в городе вне черты и по выбытии из гильдии.
Впрочем, по закону 1904 года устранена необходимость непрерывного пребывания в гильдии. Тот же закон предоставил повсеместное жительство коммерц- и мануфактур-советникам.
2) Лица с высшим образованием.
По закону 1861 года евреи, имеющие дипломы на ученые степени доктора медицины или доктора, магистра и кандидата по другим факультетам университетов, пользуются правом постоянно проживать во всех губерниях и областях как для занятия государственной службы, так и для торговой и промышленной деятельности, имея при себе членов своей семьи и известное число слуг и приказчиков из евреев. Несколько лет спустя указанное право было распространено на евреев-врачей, не имеющих высшей ученой степени, и на евреев, окончивших Петербургский технологический институт; в 1879 году право повсеместного жительства было предоставлено также окончившим курс в прочих высших учебных заведениях, равно аптекарским помощникам, дантистам, фельдшерам, повивальным бабкам и изучающим фармацевтическое, фельдшерское и повивальное искусство.
3) Лица, прошедшие военную службу на основании рекрутского устава.
Привлеченные в 1827 году к военной службе евреи, по выходе в отставку, не пользовались правом селиться вне черты оседлости; исключение было допущено (в 1860 году) только для нижних чинов, служивших в гвардии. Лишь в 1867 году отставные и бессрочноотпускные нижние чины, с женами и детьми, получили право повсеместного жительства; это право сохраняется и теперь за их потомками, приписанными к обществам вне черты оседлости.
Эти права были распространены законом 1904 года и на нижние чины, участвовавшие в действиях на Дальнем Востоке, пожалованные знаком отличия или вообще беспорочно служившие в действующих войсках.
4) Лица, занимающиеся цеховыми и нецеховыми ремеслами.
Закон 1865 года разрешил евреям-механикам, винокурам, пивоварам и вообще мастерам и ремесленникам проживать повсеместно в России, имея при себе членов своей семьи.
Всем указанным группам еврейского населения предоставлено право постоянного повсеместного проживания. Но в отношении ремесленников это положение истолковано в том смысле, что, имея право на фактическое пожизненное пребывание вне черты, ремесленники всё же признаются «временно» пользующимися этим правом и соответственно этому они лишены права приобретать недвижимую собственность в месте их жительства за пределами черты.
Что касается права временного проживания вне черты, то оно предоставлено купцам первой гильдии (приписанным в черте) при условии, чтобы общее пребывание в течение года продолжалось не более шести месяцев; купцам второй гильдии – на срок до трех месяцев в году. (Вместо себя купцы могут посылать приказчиков.) Кроме того, купцы вправе приезжать на некоторые ярмарки.
Остальные евреи, не принадлежащие к указанным привилегированным группам, могут переступать черту оседлости лишь на срок до шести недель и с отсрочкой до восьми недель для отыскания законных прав в судебных и правительственных учреждениях, для принятия наследства, для торговых дел и для торгов на подряды и поставки, имеющие совершаться в черте оседлости.
Окончившие средние учебные заведения могут проживать вне черты для получения образования в высших учебных заведениях и в академиях.
Приезд во все места предоставлен еще молодым людям, не достигшим 18 лет, для обучения ремеслу на срок их контракта с мастером, который их обучает.
Впрочем, указанные выше привилегированные группы еврейского населения не пользуются всюду своим правом в одинаковом объеме.
В Финляндии никто из евреев не имеет права на постоянное жительство (там проживает лишь горсть давно поселившихся евреев).
В Области войска Донского с 1880 года могут жить только лица с высшим образованием. Запрещение проживать здесь другим категориям, пользующимся повсеместным жительством, было вызвано тем, что наплыв евреев, связанный с проведением железной дороги, должен был повлечь за собой сильное развитие торговли, а это, мол, вызвало бы неравномерное распределение имущества в казачестве, каковое обстоятельство угрожало существованию казачества, от которого условия военной службы требуют известного достатка. В Кубанской и Терской областях с 1892 года могут жить лишь евреи, имеющие ученые степени. (Было даже разъяснено, что в Область войска Донского, равно как и в Кубанскую и Терскую области, евреи не могут приезжать и для пользования минеральными водами.) Закон о Терской и Кубанской областях вызван тем, будто «проживающие в этих областях евреи, выдавая себя за ремесленников, в действительности занимаются скупкою хлеба, негласною торговлей, ростовщичеством и тому подобными занятиями, приносящими большой вред коренному населению, и поддерживают, кроме того, секту иудействующих, получившую в последнее время значительное распространение среди местного казачьего населения».
В Сибири одно время, по толкованию Сената, евреи вовсе не могли вновь поселяться. Этот вопрос еще не разрешен окончательно.
В исключительное положение в отношении евреев была поставлена Москва (благодаря старанию великого князя Сергея Александровича). Приписаться к московскому купечеству можно лишь с разрешения министра финансов по соглашению с московским генерал-губернатором, причем право проживания в Москве тотчас прекращается по выбытии из гильдии.
Ремесленникам было не только воспрещено селиться, но и те, кто здесь давно жил, были в 1891 году выселены. Также право нижних чинов и их детей было в значительной части отменено в отношении Москвы и Московской губернии. В 1897 году изучающие фармацию, фельдшерское и повивальное искусство были лишены права жить в Москве и Московской губернии.
Следует отметить, что есть местности, где, помимо привилегированных категорий, могут жить и другие группы евреев, удовлетворяющие не общим требованиям по образовательному цензу, ремеслу и прочим, а особым условиям.
В Курляндии, а также в местечке Шлок Лифляндской губернии постоянное жительство разрешается всем, с потомством, евреям, которые были там записаны по ревизии 1835 года. В Риге право жительства сохранено за теми, кто был приписан к городу до 1841 года. В Кубанской и Терской областях могут жить давно приписанные к тамошним обществам – и то в одном лишь месте приписки. На Кавказе (за исключением Кубанской и Терской областей) могут жить евреи, именующиеся «горскими», жившие там среди прочего населения при покорении края русскими; они пользуются правами горцев. Кроме Кавказа, горские евреи пользуются правом жительства лишь в черте оседлости и Привислянских губерниях. В Туркестане могут жить евреи, предки которых водворились там с незапамятных времен. В 1835 году было повелено отводить вне черты участки земли для еврейских земледельцев; между прочим, им отвели участки в Тобольской и Омской губерниях. Но в 1837 году не только было приостановлено дальнейшее поселение земледельцев в Сибири, приняты были даже меры к уменьшению числа уже поселенных. Там были оставлены только ссыльные поселенцы и их сыновья, достигшие 18-летнего возраста (не достигшие этого возраста были отданы в кантонисты), и женщины. В царствование Александра II право приписки к обществам в Сибири было предоставлено, в виде исключения, сосланным за преступления в отдаленные губернии, детям ссыльнопоселенцев и сосланным в Сибирь, но не лишенным прав состояния.
С 1889 года практикой признается, что право повсеместного жительства есть личное право, поэтому оно не принадлежит членам семьи, даже жене, хотя по закону она приобретает права состояния мужа. Вообще право повсеместного жительства жена и дети имеют постольку, поскольку они живут при муже и отце: дочери – до замужества, сыновья – до совершеннолетия. Смерть или хотя бы временная отлучка главы семьи влечет за собой выселение ее членов. И был случай, когда жене врача, призванного на Дальний Восток во время войны, было предложено немедленно выехать в черту.
Родителям разрешается жить при сыне (или при дочери, пользующейся самостоятельным правом жительства) лишь на старости лет и при полном отсутствии средств к пропитанию.
По закону 1904 года самостоятельным правом жительства пользуются жены лиц, окончивших курс в высших учебных заведениях, а также мануфактур- и коммерц-советников как при жизни, так и после смерти мужа (до вступления в новое супружество). Дети евреев этих категорий при жизни, а также после смерти отца могут проживать повсеместно: сыновья – до совершеннолетия, дочери – до замужества.
Евреи, незаконно проживающие в данной местности, высылаются мерами полиции в место приписки и одновременно привлекаются к судебной ответственности.
Учесть всё то влияние, какое имели на характер или направление еврейской жизни ограничения в праве передвижения и жительства, с течением времени всё более и более возраставшие вширь и вглубь, представляется вряд ли возможным: столь сложно и разнообразно это влияние. Но несомненно, что среди хаотически нагромождавшегося ограничительного законодательства наибольшие препятствия для своего развития еврейская жизнь встречала именно в лишении евреев права свободного передвижения и избрания местожительства. Экономическое и культурно-общественное развитие евреев подверглось значительному влиянию принудительного концентрирования еврейского населения в искусственно созданных территориальных границах.
Венец ограничений, в фантастической пестроте внесенных в гражданско-общественную и политическую жизнь еврейского населения, лишение права жительства и передвижения является вместе с тем их основой.

Право занятии

Право на занятие торговлей, ремеслами и промыслами по общему закону не есть преимущество или привилегии, обусловленные определенным званием или состоянием. Это – право всех русских подданных. Оно предоставлено и евреям. Но для них существуют двоякого рода ограничения: более общего характера, связанные с вопросом о праве жительства, и частного свойства – относящиеся к отдельным видам занятий, к требованиям формальности и проч.

Торгово-промышленные и ремесленные права
Еврейское население губерний, перешедших к России от Польши, представляло из себя торгово-промышленный класс. Не пользуясь правом владения землей, евреи, расселившись по городам и уездам, занимались ремеслами, торговлей и арендой разнообразных отраслей помещичьего хозяйства.
Екатерина II, заботившаяся об устроении и благосостоянии городов, придававшая громадное значение торгово-промышленному классу вообще, тому «среднему роду людей», от которого «государство много добра ожидает», с первого же момента перехода евреев под ее скипетр признала важным использовать их торгово-промышленную деятельность. В самом манифесте о присоединении Белоруссии так и говорилось, что евреи не будут исключены «из общей всем милости, доколь они, яко верноподданные, жить и в настоящих торгах и промыслах обращаться будут». В манифесте о присоединении Подолии и Волыни повторено то же обещание, «доколь они, как до сих пор, заниматься будут торговлей и промыслами». Естественно, что при таком отношении к торгово-промышленному классу государыня в 1780 году удовлетворила просьбу белорусских евреев о дозволении им записываться в купечество. Таким образом, одна часть евреев вошла в купечество, другая же, за недостатком капитала, не внесенная в купечество и принужденная приписаться к горожанам, всей своей массой примкнула к мещанам. Это поголовное превращение в купцов и мещан имело для евреев некоторые печальные последствия, ибо русские законы о купечестве и мещанстве далеко не соответствовали условиям жизни торгово-промышленного класса, в которых евреи находились в польских губерниях. Евреи в качестве купцов и мещан принуждены были переселяться из уездов в города, лишены были права винокурения, одного из важнейших их промыслов, права аренды помещичьих имений и так далее. Но, с другой стороны, они были уравнены в правах с христианским городским населением. Так, в качестве равноправных членов, они вступили в органы финансового, судебного и административного самоуправления торгово-промышленного и городского населения. И императрица вначале тщательно следила за тем, чтобы евреи полностью пользовались этими новыми правами, имевшими важное значение для их торгово-промышленной деятельности. Но потом, под давлением христианского купечества и мещанства, встретивших весьма враждебно реформу в гражданской жизни евреев, эти права были постепенно урезаны. Тем не менее торгово-промышленная деятельность евреев встречала поддержку со стороны правительства, и, в целях развития торгово-промышленной жизни страны, делались отступления от общих ограничительных законов.
Положение 1804 года, утвердив существование черты оседлости, предоставило целый ряд льгот «фабрикантам, ремесленникам, художникам и купцам», которым было дозволено приезжать «по делам их коммерческим, для усовершенствования в художествах или для показания особливого искусства в ремеслах и фабриках» на известное время во внутренние губернии и даже в столицы. Этот закон был повторен в Правилах 1827 года, предоставивших право временного пребывания во внутренних губерниях евреям для коммерческих дел (вексельных, исковых и подрядных), а равно мастерам – для усовершенствования в цеховых мастерствах и художникам – для обучения художествам. Положение 1835 года, подтвердив в общих чертах положение 1804 года, также установило некоторые льготы для купцов первой и второй гильдий в отношении временного пребывании за пределами черты.
Правда, поход против евреев, ознаменовавший собою царствование Николая I, оказался для них губительным, в частности в торгово-промышленном отношении, так как ряд ограничений, например, в участии евреев в общих органах самоуправления, не мог не отразиться на их торговых интересах. Но наряду с этим правительство по необходимости отказывалось частично от своих разрушительных действий именно в виду торгово-промышленной деятельности евреев, в которой государство нуждалось. Исключения делались скупо, для этого требовался целый ряд благоприятных условий, но тем большее значение приобретает то обстоятельство, что такие исключения всё же делались. Так, несмотря на упорное желание правительства Николая I сохранить в неприкосновенности черту оседлости, в 1844 году дозволено было ремесленникам временное жительство на побережье Черного моря, в портовых городах северо-восточного берега, позже право временного жительства дозволено было евреям-закройщикам и портным при полках и военно-учебных заведениях во внутренних губерниях и так далее.
Значительно шире и определеннее был поставлен вопрос о предоставлении большей свободы передвижения торгово-промышленному еврейскому классу в царствование Александра II. Первым шагом в этом отношении явилось предоставление купцам первой гильдии права перечисляться в купечество городов вне черты.
В 1856 году был образован комитет для пересмотра всех существовавших о евреях постановлений. Между прочим, комитет остановился на мысли о привлечении евреев к полезному труду – мысли, часто высказывавшейся и в предыдущие царствования, но не осуществлявшейся какими-либо действительными мероприятиями.
Собранный комитетом материал, между прочим, выяснил, что крайне неудовлетворительное состояние ремесленной промышленности среди евреев происходит от общих ограничений в их гражданских правах, а главным образом от воспрещения жить вне черты. От этого последнего ограничения, говорилось в записке министра внутренних дел, страдают в черте оседлости не только ремесленники-евреи, но и христиане, ибо стремление тех и других к возможно дешевой продаже изделий порождает крайнее соперничество. Между тем во внутренних губерниях настоятельно ощущается недостаток в опытных ремесленниках и мастерах, каковыми, по общим отзывам местных властей, являются евреи. «Класс еврейских ремесленников составляет полезнейшее сословие между их единоверцами, – гласил официальный документ, – а потому, если правительство признало возможным смягчить строгость существующих для евреев (относительно избрания ими места жительства) постановлений в отношении купцов, то еврейские ремесленники тем более заслуживают внимания».
В связи с этим в 1865 году был издан закон о дозволении евреям-механикам, винокурам, пивоварам и вообще мастерам и ремесленникам проживать повсеместно в империи, а цеховым из евреев, проживающих во внутренних губерниях, – «вступать в гильдии и в таком случае пользоваться выгодами и правами, обоим состояниям присвоенными».
Такое положение вещей продолжалось до воцарения Александра II. Поворот в области законодательной политики по еврейскому вопросу вызвал ряд ограничительных законов и циркуляров, в основу которых легло представление об эксплуататорской деятельности евреев, подкрепленное не фактами жизни, а общественным предрассудком. Важнейшим препятствием для их торгово-промышленной деятельности явились «Временные правила» 1882 года, совершенно преградившие им дальнейший доступ в пределах черты в места вне городских поселений и действовавшие во всей своей строгости вплоть до 1904 года.
В настоящее время право проживания за чертой евреев, принадлежащих к торгово-промышленному и ремесленному классу, представляется в общих чертах в следующем виде.
Купцам первой гильдий, пробывшим в купечестве первой же гильдии в течение пяти лет непрерывно, в черте оседлости, не опороченным судебным приговором, не состоящим под судом, следствием или надзором полиции, дозволяется переписываться в купечество городов вне черты. (Они могут брать с собой определенное число приказчиков или конторщиков, а также служителей обоего пола.)
Если купец прекращает гильдейский платеж в данном месте вне черты, он обязан возвратиться в пределы черты (приобретший недвижимое имущество – в течение двух лет, прочие – в течение одного года, в противном случае они высылаются полицией). Только пробывшие в течение десяти лет в месте приписки в первой гильдии получают там право постоянного жительства. До последнего времени купцы, вне черты, прекращавшие до истечения десяти лет выборку гильдейских документов, должны были, для приобретения права приписки вновь вне черты, отбывать вторично пятилетий гильдейский срок в черте; закон 1904 года это правило отменил, предоставив им вновь причисляться вне черты без отбывания вторичного пятилетнего срока в черте. Тот же закон предоставил евреям, пробывшим вне черты в купечестве первой гильдии, хотя бы с перерывами, в течение десяти лет, право причисляться к городским обществам внутренних губерний и право повсеместного жительства. (Этот закон не распространяет своего действия на Москву и казачьи области.)
Что же касается купцов первой гильдии, приписанных к купечеству в черте, то им дозволяется приезжать разновременно в столицы и другие города внутренних губерний с тем, чтобы в течение года их пребывание продолжалось не более шести месяцев (они могут посылать вместо себя приказчиков в счет этого срока[3 - Еврей-приказчик, пробывший в течение года во внутренних губерниях по доверенности купца шесть месяцев, при переходе к другому купцу не может туда в том же году вновь приезжать.]), а также посещать некоторые ярмарки.
Законом 1904 года отменено в отношении их воспрещение вновь селиться вне городов и местечек в пределах черты.
Купцы второй гильдии могут приезжать (или присылать вместо себя приказчиков) во внутренние губернии с тем, чтобы общий срок пребывания не превышал трех месяцев ежегодно, и посещать известные ярмарки.
Ремесленники пользуются правами, установленными при Александре II (закон 1891 года воспретил евреям-мастерам и ремесленникам жить в Москве и ее губернии), причем закон 1904 года открыл им в пределах черты доступ в места, лежащие вне городских поселений, прегражденный «Временными правилами» 1882 года.
Подобное положение отдельных групп еврейского населения является льготным в сравнении с многотысячной массой мелкого торгового, а также ремесленного люда (не отвечающего формальным требованиям закона), с миллионами остальных евреев, осужденных на вечное пребывание в пределах черты, встречающих перед стенами гетто непреодолимые преграды в естественной борьбе за свое существование. Но в действительности это льготное положение представляется длинной цепью ограничений, тормозящих развитие торгово-промышленной деятельности евреев. Не говоря о том, что ограничения, связанные с правом жительства, сделали для евреев почти невозможным обращение к целому ряду торговых операций и промыслов (например рыбный, горный, золотой, разработка драгоценных и цветных камней, аренда казенных оброчных статей, участие в казенных подрядах и поставках, приобретение имуществ с публичных торгов), – группы, пользующиеся преимуществами, не могут найти в предоставленных им правах тех условий, без которых немыслима правильная и прочная хозяйственная деятельность. Никакие «льготы» не могут парализовать те последствия, в корне подрывающие хозяйственную деятельность евреев, которые вызываются отсутствием полной свободы в передвижении и жительстве; никакие «преимущества» не могут отвратить гибельного влияния, оказываемого на развитие закономерной торгово-промышленной деятельности еврейского населения общим правовым положением евреев в стране, открывающим пред низшими агентами правительственной власти широкий простор для насилия и притеснений.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/uliy-gessen/zhizn-evreev-v-rossii/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
При переезде из России в Царство Польское в евреев взимался особый сбор – «гелейт-цолль» – в размере 15 польских злотых. В 1826 году наместник Царства Польского высказался (по поводу просьбы ковенских евреев об отмене сбора), что можно сбор уменьшить, но «для сохранения взаимности между подданными Российской империи и Царства Польского ввести и в России». Но это было признано неудобным, а существовавшая пошлина была уменьшена наполовину.

2
С 1903 года свыше 200 сельских местностей, изъятые от правил 1882 года, были открыты для жительства евреев; это были пункты (главным образом предместья), в которых и после издания правил 1882 года евреи беспрерывно селились, вступая в известные соглашения с местной администрацией.

3
Еврей-приказчик, пробывший в течение года во внутренних губерниях по доверенности купца шесть месяцев, при переходе к другому купцу не может туда в том же году вновь приезжать.