Читать онлайн книгу «Чары крови и роз. Другая история Белль» автора Августа Волхен

Чары крови и роз. Другая история Белль
Августа Волхен
Белль – самая красивая девушка на свете, ведь она последняя фейри.
Адам – наследник древнего рода, альфа варгисов, проклятием обращенный в Чудовище и заточённый в собственном замке.
Встреча Красавицы и Чудовища под мрачными сводами проклятого замка была предопределена. Но к чему она приведёт?
Ведь Красавица уже влюблена в другого, а Чудовище совершил поистине непростительное зло.

Августа Волхен
Чары крови и роз. Другая история Белль

Глава 1. Роза
Аннабелль Грейс Тэйлор была последней фейри и самой красивой девушкой на свете, поэтому легко могла позволить себе опоздать на работу. Будь Белль иного склада характера, она могла бы и вовсе не работать, играя на вожделении мужчин и заставляя их делать, что ей заблагорассудится. Но Белль не желала пользоваться чарами фейри и старалась соблюдать правила, установленные для всех. Вот и сейчас ей не хотелось подводить хозяина кафе, у которого она работала официанткой.
Укорив себя, что не вызвала такси десять минут назад, Белль свернула в квартал Пророчеств, который обычно обходила стороной. Проскользнув мимо поворота на улицу Ясеней, ведущую к особняку, где сто шестьдесят пять лет назад жила печально знаменитая ведьма Айрин Бёрд, Аннабелль вышла на широкую улицу Бражников. Дедушка рассказывал, что когда-то здесь жили банши. А лет сто назад квартал Пророчеств заселили цыгане, и теперь улица Бражников пестрела красными крышами домов, жёлтой штукатуркой стен, и мелькающими то здесь, то там полосатыми юбками и цветастыми платками. Завидев Белль, несколько молодых цыганок, звеня монистами, стали радостно зазывать её к себе. Аннабелль со смешком подумала, что среди них она вполне могла бы сойти за свою: спасибо бабушке-итальянке за тёмно-каштановые кудри, на которых бы так хорошо смотрелся узорчатый платок, и большие карие глаза – их можно было бы подвести чёрным карандашом. Лёгкий загар вполне сошёл бы за цыганскую смуглость, оставалось добавить золотые серьги-кольца, браслеты и мониста – и образ готов. А уж со своими чарами фейри Белль могла бы внушить людям что угодно. Усмехнувшись перспективе сделать карьеру цыганской пророчицы, Аннабелль ускорила шаг.
– Яхонтовая моя! – Цыганка средних лет преградила Белль дорогу и радостно затараторила, широко улыбаясь. – Перемены ждут тебя, бриллиантовая! Большие перемены!
– Дай ручку, нагадаю тебе жениха, красивого да богатого! – пообещала вторая, помоложе.
«Мне имеющихся женихов некуда сбыть, куда мне ещё один», – подумала Аннабелль, резко сворачивая в сторону. Женщины дружным табором последовали за ней.
Белль ещё раз свернула направо и вниз, к ручью, и, когда уже поднималась на мостик, едва не столкнулась со старой цыганкой в чёрно-зелёном залатанном платье и хитро скрученной на голове чалме, из-под которой выбивались тёмные с сединой пряди.
Аннабелль отшатнулась. В руке у старухи была красная роза, а белёсые мутные глаза не мигая смотрели вперёд.
– Предначертанное – да свершится, – глухо и скрипуче проговорила она. – Прими свою судьбу, последняя фейри.
Белль стало не по себе, и она попыталась обойти старуху. Но та вновь преградила дорогу и, вцепившись Аннабелль в запястье ледяной рукой, заговорила:
– Сладкая, сладкая кровь! Создания тьмы придут, они близко! Маленькая фейри в опасности! Пусть роза укажет путь!! – старуха казалась не в своём уме, её голос звучал надсадно и хрипло, как несмазанное колесо или карканье вороны в зимнее студёное утро, и под конец фразы сорвался почти на визг. Потом безумная пророчица вложила в ладонь Белль розу и наконец отпустила её руку.
Аннабелль отшатнулась и опрометью бросилась через мост в сторону кафе «Клевер и фиалка». Она торопилась и не сразу заметила, что по-прежнему сжимает в ладони стебель розы, да так сильно, что шипы расцарапали ей кожу до крови. Белль разжала пальцы, и маленькие ранки стали затягиваться, оставляя на коже лишь пятнышки крови, тонко пахнущей фиалками. В руке Белль красная роза расправила лепестки и её аромат стал выразительнее. Аннабелль вспомнились алые розы, прорастающие сквозь могилу её друга, погибшего полгода назад в горах[1 - Отсылка на события повести «Дочь Евы, дочь Лилит»]…

На работу Белль всё же опоздала, но лишь на семь минут. Серебристые колокольчики на входе в «Клевер и фиалку» мелодично прозвенели, впуская в кафе. Мистера Льюиса не было видно, Роберт вышел из-за бара и принял у Белль её молочно-белое пальто и розу. Поставив цветок в вазу, Роб приготовил для Белль чашечку её любимого лавандового рафа. Она присела за барную стойку, наблюдая за спорой работой парня. Вскоре напиток был готов, и Роб поставил кружку перед Белль.
– Красивая, – произнёс он, глядя на розу.
Потом Роберт перевёл взгляд на Аннабелль и, как всегда, смутился, густо покраснев.
Белль задумчиво коснулась пальцем стебля розы, провела перламутрово-розовым ноготком по одному из шипов, чувствуя взгляд Роберта, зачарованно следившего за её движениями.
– Откуда она?.. – смущённо спросил он.
– Цыганка дала. – Белль не спеша сделала глоток рафа. – Сказала, что эта роза укажет мне путь.
– Укажет путь?.. – переспросил Роб, быстро взглянув на Белль.
– Да, – ответила она, улыбнувшись.
Роберт кивнул. Помолчав, он заметил:
– На гербе Спенсера красная роза.
– Ага, и волчья голова, – отозвалась Белль. – Повезло, что пророчица не вручила мне отрубленную волчью голову.
Роберт издал неловкий смешок, смутился и вновь робко посмотрел на Белль.
Минувшим летом Белль едва ли не прописалась в замке Спенсера: большинство заказов из «Розы ветров», туристического агентства, в котором Белль работала гидом в летний сезон, были экскурсиями в Волчий Клык – некогда элфинскую резиденцию герцогов Спенсеров, а теперь памятник уолтерианской[2 - Эпоха правления британского короля Уолтера Пендрагона (1807-1850)] эпохи, построенный, как и многие здания того времени по типу средневековых замков. Аннабелль любила маршрут в долину Ришты, и ей за него хорошо платили (больше, чем другим гидам). И, хоть двадцать девять раз за сезон – это всё-таки перебор, она бы не отказалась сводить туда ещё раз. Может, и найдутся желающие посетить замок, пока не выпал снег и не закрыл Волчий перевал.
Возле кафе раздались голоса, Белль допила раф, спустилась с высокого стульчика, повязала поверх лавандового платья зелёный фартук официантки и, улыбнувшись бармену, пошла встречать посетителей.

В дни, когда у Белль были смены в «Клевере и фиалке», от народу в кафе не было отбоя: ведь туристы, приезжавшие на Элфин, желали посмотреть на последнюю фейри. И жители Торнфилда, как могли, пользовались популярностью Белль для увеличения своих доходов: продавали сувениры с её изображением, одежду в оттенках её брендового лавандового цвета, чай или еду, позиционируя их, как её любимые. Аннабелль знала, что, устроившись два года назад в «Клевер и фиалку» официанткой, помогла хозяину кафе, Джозефу Льюису, решить проблемы с долгами, ведь открыть кафе на Элфине было крайне затратным удовольствием. Белль чувствовала благодарность Джозефа, но часто ловила на себе его взгляд, в котором читалось недоумение: он не понимал, почему она вообще работает. Ведь стоило ей поманить пальцем почти любого мужчину, и тот сделал бы всё, что она пожелает. Но вместо этого первая красавица Элфина, Британского королевства и всего мира ловко собирала и разносила заказы, выслушивая упрёки от ревнивых женщин, а от мужчин – похабные комментарии.
Аннабелль работала много: летом гидом, зимой инструктором по горным лыжам, а в межсезонье – официанткой. Ей нужны были средства на переезд в Нью-Йорк и учёбу в университете, однако последнее, что она бы сделала – это прибегла к чарам фейри ради денег. Это было бы нечестно и подло по отношению к людям. К тому же Белль знала: за то, что легко даётся, потом часто приходится платить вдвойне. Это была одна из тех истин, которые Белль усвоила от своей матери.
Телефон в кармане фартука вдруг будто стал тяжелее: Белль вспомнила, что до сих пор не ответила на сообщение от матери, которое пришло ещё до начала смены. «Если у тебя в этом году снова не получится с поступлением, – писала София Тэйлор, – ты можешь вернуться домой. На ферме всегда пригодится лишняя пара рук».
Этот снисходительный тон – как же он раздражал Белль! Мать считала глупостью желание дочери уехать в Нью-Йорк, а стремление заниматься наукой («…которой даже не существует!») – нелепой блажью. София Тэйлор обвиняла своего отца в том, что тот заразил Белль мечтами о путешествиях и учёбе. Аннабелль чувствовала, что за раздражением матери прячется страх за неё и забота, но ей хотелось бы ощутить ещё поддержку и понимание. В детстве Белль нравилось весь день проводить в седле: скакать среди холмов, петлять по лесу, преодолевая барьеры в виде поваленных деревьев, читать, усевшись (а чаще улёгшись) на лошади, и между делом присматривать за неспешно жующими сочную траву овцами, дважды в день гоняя стадо на водопой. Но возвращаться к той жизни Белль определённо не собиралась.
Скоро придёт зима, и Торнфилд наполнится отдыхающими. Белль уже прикинула по броням: за зимний сезон она, получающая за свои услуги инструктора по повышенной ставке, накопит недостающую сумму и к началу марта сможет уехать.
Осталось всего четыре месяца, и она отправится учиться. В конце концов, что её здесь держит? «Фредерик…» – мелькнуло в мыслях. Но Белль уже распрощалась с грёзами о нём. Она уже не та девочка-подросток, которой была, когда влюбилась, и глупо продолжать мечтать о том, кто всегда выбирал другую.
Сердце болезненно-сладко сжалось, когда Белль вспомнила его взгляд тогда, на кладбище… «Взаимная любовь, – прозвучал в голове напевный голос дедушки, – вот истинный дар Лилит для каждого из своих детей». С шестнадцати лет Белль думала, что будет по-настоящему счастлива лишь с Фредериком, но, возможно, считать так – ошибка. Возможно, она ещё не встретила того, кто станет её настоящей любовью. Ей нет и девятнадцати – в таком возрасте даже у людей вся жизнь впереди, а она – фейри. «Однажды ты встретишь того, кто будет достоин твоей любви, дочь Лилит», – вдруг вспомнились Белль слова крёстной. В тот день на кладбище, когда хоронили погибшего в горах Капкейка и других альпинистов, крёстная, конечно, заметила, с какой жадностью Белль смотрела на Фредерика, обнимавшего Камиллу.
Аннабелль вздохнула и, чтобы отвлечься от грустных воспоминаний, достала из кармана фартука телефон и написала: «Спасибо за заботу, мама. Но у меня всё под контролем».
Она поедет в Нью-Йорк и будет штудировать антропологию, этнологию, археологию, психологию. И раз нет науки, изучающей детей Лилит, Белль создаст её. Когда дедушка вернётся (а он обязательно вернётся – Белль не допускала никаких «если»), он сможет ею гордиться и наверняка захочет присоединиться к исследованиям.
Телефон коротко тренькнул: пришёл ответ от матери. «Хорошо, дочь. Увидимся в День Всех Душ[3 - День поминовения всех усопших верующих и День мёртвых, ежегодно отмечается римско-католиками и другими христианскими конфессиями 2 ноября.]. От папы привет». Белль горько усмехнулась: мама упорно притворяется, будто у них нормальная семья, в которой отец признаёт существование младшей дочери и может даже – любит её. Потом Белль с тоской подумала про ежегодную поездку домой в День Всех Душ и вздохнула. «Да, мама», – быстро напечатала Белль и убрала телефон в карман.
В этот момент до её слуха донёсся обрывок разговора молодых парней, ведущих себя грубо и развязно. Белль прислушалась: парни говорили на брамми[4 - бирмингемский диалект, на котором говорят многие жители английского города Бирмингема и некоторых его окрестностей.], а ей нравились разные языки, диалекты и акценты – точно приветы с разных концов мира.
– И чо, королевской семье норм, что невеста наследника престола разносит выпивку в какой-то дыре? – спросил первый.
Белль усмехнулась про себя: с тех пор, как три года назад на Молочном балу она познакомилась с принцем Ричардом (которому тогда было тринадцать), жёлтая пресса с удовольствием смаковала всякие подробности романа, а то и тайной помолвки наследника престола с последней фейри. Что было, конечно, неправдой. Более того – невозможно, ведь на браки членов королевской семьи с детьми Лилит было наложено вето ещё в конце восемнадцатого века – во время правления короля Артура[5 - Основатель династии Пендрагонов, король Британии Артур Пендрагон (1784-1807)].
– Дыра? – раздражённо проворчал второй голос. – Мы на поездку сюда три года копили.
Белль мысленно согласилась: называть дырой Торнфилд, курортный город на волшебном острове, было по меньше мере странно.
– Джонни опять «Жёлтых листков»[6 - Лондонская газета, в которой печатались сплетни, скандалы, слухи.] начитался, – насмешливо заметил третий голос. – Почему здесь не подают пиво? – риторически возмутился он.
– Никакая она не невеста наследника, Джонни, – поддержал третьего ещё один голос. – Ты башкой своей думай. – Раздался характерный звук, с каким стучат костяшками пальцев по лбу.
В этот момент дверь распахнулась, мелодично прозвонив входными колокольчиками, и Белль почувствовала до раздражения знакомый парфюм: кедр, тубероза, медовый мускус и корица. Гидеон Джонсон вошёл в «Клевер и фиалку». Сын члена Совета Основателей и главного редактора «Торнфилд ньюз», а также самый надоедливый из всех поклонников Белль на Элфине, Гидеон оставлял ей чаевые, превышающие стоимость его заказа раз в десять. И как бы Аннабелль не нужны были деньги, от Гидеона она их никогда не брала – ни в виде чаевых, ни в виде переводов, ни в виде стопки банкнот в конверте, засунутом ей в карман пальто. Гидеон пытался подкупить Белль ещё со старшей школы и смотрел щенячьими глазками каждый раз, когда видел её.
Найдя глазами Белль, Гидеон пошёл к ней. Он выглядел так, точно отправлялся на вечеринку миллиардеров: великолепный костюм цвета слоновой кости, стоивший больше, чем Белль зарабатывала в «Клевере и фиалке» за год, запонки с бриллиантами, бабочка с вышивкой ручной работы. Каштановые волосы Гидеона были уложены одним из лучших парикмахеров Лондона, которого мистер Джонсон ради сына уговорил переехать в Торнфилд и чьи услуги оплачивал по-королевски. Гидеон следил за собой ещё тщательнее, чем все знакомые парни Белль вместе взятые, и уже два года ходил за ней хвостиком, умоляя о свидании.
– Аннабелль… – начал Гидеон и смолк, точно забыл, о чём хотел спросить, жадно глядя на фейри и едва ли не пуская слюни из приоткрытого рта.
– Ты можешь занять свободный столик, Гидеон. – Белль заставила себя дежурно улыбнуться.
– Хорошо, – сморгнув, произнёс он и послушно пошёл к незанятому столику у клетки с канарейками.
Когда Белль вернулась к нему с меню, он, умоляюще глядя на неё снизу вверх, выдал на одном дыхании:
– Ужин сегодня в «Королевской пристани» в восемь, приходи, пожалуйста!
– Ох, извини, Гидеон… – произнесла Белль, принимая расстроенный вид. – Сегодня Совет Основателей и потом… На сегодняшний вечер у меня уже есть планы.
«Реформы Ришелье сами себя не изучат», – подумала Аннабелль. Это было значительно интереснее, чем ужинать в компании Гидеона.
Парень расстроенно вздохнул и с новой надеждой спросил:
– А завтра?
– Завтра – семейный день, – ответила Белль. Она несколько недель мечтала наконец выбраться со старшей сестрой и племянниками на пикник к заливу святого Элреда, а завтра как раз обещали хорошую погоду.
– А послезавтра?
– Послезавтра двадцать седьмое октября, – ответила Аннабелль.
– Прости, пожалуйста, Белль, – смутился Гидеон и торопливо сделал заказ: брускетта с авокадо и зелёный чай.
Сегодня из-за своей ошибки Гидеон не досаждал Белль разговорами, только виновато следил за ней взглядом. Аннабелль на самом деле вовсе не обиделась: она привыкла, что в Торнфилде большинство предпочитало не вспоминать о том, что семьдесят лет назад двадцать седьмого октября были убиты почти все фейри-полукровки Элфина. Но ей и не нужно было сочувствие большинства: главное, что самые близкие были рядом и поддерживали её. Конечно, Белль по-прежнему оставалась последней фейри, но она верила, что однажды дедушка вернётся из Заповедника и она больше не будет одна.
Аннабелль приняла очередной заказ и направилась к бару, как вдруг, сияя светлой улыбкой, к ней подбежала девочка лет четырёх в синем платье-матроске. Малышка обняла колени Белль, запрокинула голову и, улыбаясь доверчиво и восхищённо, выпалила:
– Я тозе хотю быть «фейлино отлодье», как ты! – и прижалась щекой к ноге Белль.
Детский восторг, искренняя радость окутали Белль в кокон света и тепла, ей так хотелось погладить малышку по светлой голове и чмокнуть в румяную щёчку, но она не стала этого делать. Подбежала мама девочки и, пробуравив Белль злым взглядом, увела сопротивляющуюся дочку прочь.
– Сколько раз тебе повторять: к этой тёте подходить нельзя! – сквозь зубы внушала женщина малышке, торопливо натягивая на всхлипывающую девочку пальто. – Давай руку! Ну что ты..! – женщина с силой всунула ручку дочери в рукав пальтишка.
– Я не хотю!.. – всхлипывала та.
– Всё, пойдём, – женщина взяла плачущую дочь на руки и вынесла из кафе.
Сердце Аннабелль тоскливо сжалось, чувствуя обиду девочки и чёрную ненависть женщины.
Дети любили Белль и тянулись к ней как цветы к солнцу. Вот только их матери были как правило отнюдь этому не рады. И каждый раз Белль было больно – не за себя, а за малышей, которые не понимали, за что на них накричали. Аннабелль подумала о своей далёкой прабабушке Амире?ль – её, как и других первородных фейри, люди любили: и дети, и взрослые. Вся человеческая ненависть досталась полукровкам. Впрочем, по рассказам дедушки, так тоже было не всегда. Проклятие всё изменило.

Без двадцати пять Белль закончила смену и вышла из кафе, листая заголовки статей на «Торнфилд ньюз»: «Открытие «Зимней сказки», «Часовую башню Дэвиса закроют на реставрацию», «Курорт «Эдельвейс» готов к новому сезону», «Розы в конце октября». Белль нахмурилась и открыла последнюю статью. «Сегодня утром горожане обнаружили большой куст красных роз возле моста через ручей Хэмпшира в квартале Пророчеств. Очевидцы утверждают, что куст появился между девятью и десятью утра…» Белль заблокировала экран телефона и пошла к серебристо-серому роллс-ройсу, который уже ждал её возле кафе. Она расстроилась из-за роз: уже конец октября, скоро ударят морозы, и цветы погибнут. Ей было досадно, что она по-прежнему не может контролировать свои способности и что по-прежнему, вот уже пять месяцев, у неё получаются только красные розы.
– Добрый вечер, Аннабелль, – распахнув дверцу автомобиля, поздоровался Энтони Чейз, личный водитель мэра. Часто он возил и Белль, ведь она, будучи последней фейри и символом Элфина, находилась под протекцией правительства Торнфилда. – Сегодня чудный закат.
– Добрый вечер, мистер Чейз, – ответила Белль и взглянула на запад: солнце почти скрылось за Маунт-Белл, окрасив небо вокруг гор в персиково-винные цвета. – Да, очень красиво, – Белль села позади водительского кресла. – Как думаете, скоро снег выпадет?
– Обещают недели через две, – ответил Энтони и, захлопнув заднюю дверцу машины, вернулся за руль. – Ты работаешь в этом сезоне?
Белль кивнула.
– Да, у меня уже декабрь, январь и почти весь февраль забронированы.
– Значит, без работы не сидишь, – улыбнулся Энтони в зеркало дальнего вида. Машина плавно тронулась с места.
Белль вспомнила, что у мистера Чейза шурин работает инструктором, и, хоть в словах Энтони не было упрёка, ей стало немного неловко, что она рассказала о своей загруженности: не все были так востребованы, как она.
Чтобы отвлечься, Белль снова достала из сумочки телефон. «Андроид Дэвиса продан на лондонском аукционе за пятьдесят пять тысяч фунтов» – гласил один из новостных заголовков. «Интересно, почему так дёшево?» – подумала Белль и открыла статью. Оказалось, у андроида неполадки с речевым центром, поэтому цена так снижена. В комментариях под статьёй велись жаркие споры: нормально ли продавать механических людей на аукционах как вещи? Аннабелль вспомнила гиноида Стеллу. Десять лет назад Стелла разносила подносы с едой в кафе «У Джорджа» и собирала грязную посуду со столиков. Её, как и остальных андроидов и гиноидов, больше ста лет назад сделал Александр Дэвис, самый известный элфинский фейри, учёный и филантроп. Когда маленькая Белль приходила с дедушкой поесть пирожных, ей ужасно нравилось наблюдать за работой официантки-гиноида. Ту было не отличить от людей: она говорила и выглядела, как человек, а кожа у неё была хоть и тёплой, но неживой: неестественно бархатная, искусственная. Потом Стелла сломалась, а у тогдашних хозяев кафе не было денег на починку: они продали её, а затем и кафе, которое позже выкупил Джозеф Льюис и переименовал в «Клевер и фиалку».
Белль нашла ещё две статьи о механических людях. Первая была опубликована в «Вечернем Лондоне», и в ней автор утверждал, что андроиды и гиноиды Дэвиса обладают сознанием, а значит имеют равные права со всеми разумными существами. «Вечерний Лондон» славился своими провокационными заявлениями по любому поводу: то ли для того, чтобы споры в комментариях увеличивали статье просмотры, то ли потому, что «Вечерний Лондон» желал регулярно доказывать общественности, что является оппозиционной газетой, ведь Королевская академия до сих пор продолжала утверждать, что андроиды и гиноиды Дэвиса – не более, чем машины, подчинённые программе и не способные переступить через неё.
Статья вышла ещё на прошлой неделе, поэтому комментариев под ней было больше десяти тысяч. Вверху обсуждения с четырьмя тысячами лайков красовалось сообщение счастливчика, успевшего первым написать «Дэвис гений». Ниже велись жаркие споры о разумности механических людей, их правах и положении в обществе.
Вторая статья была опубликована в «Таймс», и в ней был анонс научной конференции и выставки, посвящённых разработкам учёных со всего мира в области искусственного интеллекта. Имя Александра Дэвиса в статье не называлось, но зато в комментариях его вспоминали почти все. И неудивительно, ведь никому из учёных и инженеров так до сих пор не удалось приблизиться к тому, что создал Дэвис ещё век назад. Программы современных роботов были примитивны, и их ни за что нельзя было спутать с людьми, что, вполне возможно, было скорее благом, чем недостатком.

Выйдя у Мэрии из машины, Белль по привычке надела перчатки, которые всегда лежали у неё в сумочке, и лишь потом вспомнила, что неделю назад по приказу мэра все ручки, среди которых были и железные, заменили на бронзовые. Мистер Купер объяснил это дизайнерским решением, ведь Белль не хотела напоминать всем, что железо опасно для фейри. Об этом в Торнфилде, конечно, и так знали, но это знание жило где-то в бессознательном в виде легенды. Поэтому Белль могла получить, к примеру, в ресторане содержащие железо приборы скорее по случайности, чем из-за злого намерения, и ей хотелось, чтобы так и оставалось. Мистер Купер сначала возражал против такой скрытности, так как считал, что весь город должен оберегать последнюю фейри, но потом, случайно услышав разговор двух ревнивых торнфилдских женщин, согласился с Белль.
Мэр был у себя в кабинете.
– Аннабелль! – поприветствовал он, встав из-за рабочего стола. – Хорошо, что ты приехала чуть раньше.
Мистер Купер был среднего роста, коренастый и широкоплечий. Он выглядел чуть старше сорока, но на самом деле год назад отпраздновал своё пятидесяти пятилетие. В его русых в лёгкую рыжину волнистых волосах кое-где виднелась седина, но в серых глазах неизменно горел огонёк неутомимости и оптимизма.
– Здравствуйте, мистер Купер, – ответила Белль, подходя ближе.
– Твоё платье пришло из ателье, – улыбнувшись, сказал мэр. – Примеришь? Или уже после Совета?
– Сейчас, конечно! – обрадовалась Белль.
Мистер Купер снова улыбнулся, видя её радость.
– Оно у миссис Марч, – сказал он.

Миссис Эдвина Марч была невысокой и худой, но очень подвижной и деятельной старушкой. В свои семьдесят три года она продолжала отлично справляться с обязанностями секретарши мэра. Миссис Марч успела поработать с пятью мэрами, двое из которых избирались на второй срок, а ещё пережила двух мужей. Она стригла свои белые волосы под пажа, носила брючные костюмы, мужские монки[7 - ботинки без шнуровки, но с одной, двумя или тремя пряжками.] жёлтого, красного и зелёного цветов, серебряные кольца с крупными камнями, обожала цветастые платки, джазовую музыку и возиться с цветами, а также она находила Белль ужасно худой и постоянно подкармливала, чем та с удовольствием пользовалась на радость старушке.
– Детка, твоё платье готово, – с улыбкой сказала миссис Марч, держа в руке узкую лопатку, которой взрыхляла землю в горшке с бегонией. – Оно в коробке на столе.
Белль увидела белую коробку, перевязанную лавандовой лентой и, нетерпеливо развязав бант, аккуратно подняла крышку.
– Ох… – восхищённо выдохнула Аннабелль. – Вы всё-таки выбрали этот атлас… Он же такой дорогой… – и коснулась тонкой и нежной, струящейся как вода, переливающейся лавандовой ткани.
– Надевай скорее, – произнесла миссис Марч, вытирая руки полотенцем. – Сейчас я только дверь закрою.

Когда Аннабелль надела платье, миссис Марч попросила её повернуться, застегнула на спине потайную молнию и оправила длинные рукава.
– А декольте не слишком глубокое? – с беспокойством спросила Белль, придирчиво осматривая себя в зеркале.
Миссис Марч рассмеялась:
– Детка, это ты называешь декольте? – она показала на круглый вырез платья, слегка открывающий ключицы. – Не бойся, милая, – она ласково коснулась руки Белль. – Это платье достаточно скромное. А ткань и правда прелестная, – миссис Марч приподняла пальцами подол. – Подчёркивает фигуру. – И, кажется, заметив, что Белль вновь забеспокоилась, добавила: – Но целомудренно.
Аннабелль улыбнулась себе в зеркало, немного успокоившись.
Нежно-лавандовое платье струилось от талии до самого пола длинными складками, красиво и переменчиво переливаясь при каждом движении. Расшитый бисером лиф обтягивал тонкий стан Белль, сияя в свете ламп. Длинные свободные рукава не скрывали изящества рук и заканчивались длинными узкими манжетами, также украшенными бисером.
Прохладная мерцающая ткань оттеняла загар Белль и подчёркивала её огромные карие, почти чёрные глаза. Лишь в такие моменты как этот, Аннабелль по-настоящему радовалась, что нечеловечески красива.
– И ещё сюда жемчужное колье, – сказала миссис Марч, в задумчивости склонив голову на бок. – И, конечно, волосы в причёску, чтоб подчеркнуть шею, – она приподняла собранные в тяжёлую косу каштановые волосы Белль, любуясь образом в зеркале. – А, и туфли! – вспомнила миссис Марч и, отпустив косу, пошла за другой коробкой.
Лавандовые босоножки на тонком каблучке с полупрозрачными бабочками на ремешках были восхитительны. Белль ужасно захотелось их примерить, но она знала, что на бал их точно не наденет.
– Миссис Марч, они прелестны, – произнесла Белль, взяв одну босоножку. – Но я не могу их надеть, – вздохнув, с грустью произнесла она и положила босоножку обратно в коробку. – Вспомните, что было на позапрошлый рождественский бал.
– В тот раз у тебя было платье чайной длины, – возразила старушка. – И сейчас уже все помнят про штрафы.
Белль снова вздохнула и твёрдо сказала:
– Нет. Я надену лодочки d'Orsay, которые купили к Молочному балу.
– Но ты их уже надевала на День города!
– Никто не заметит, – улыбнулась Белль. – Но босоножки я не могу… Это только людей дразнить.
– Значит, оставим на следующий раз, – решила миссис Марч.
– Вряд ли к Рождеству что-то изменится, – вздохнув, возразила Белль. – Лучше сдать их. Очевидно, они недешёвые. Расстегните, пожалуйста молнию, – и она повернулась к миссис Марч спиной.
Пока миссис Марч помогала снимать платье, Белль думала о том, что вряд ли когда-нибудь сможет выйти из дома в таких босоножках или в топе на бретельках, или в платье-комбинации, или короткой юбке. Каждый открытый участок её кожи – как красная тряпка для некоторых людей. Можно было бы, конечно, взять кого-нибудь из полиции в охрану, но зачем? К ней не позволят прикоснуться, но чужую похоть она всё равно будет чувствовать, а это ужасно неприятные ощущения. И ради чего? Белль обругала себя за то, что вообще об этом думает, надела своё закрытое лавандовое платье из джерси и, поблагодарив миссис Марч за помощь, пошла в зал заседаний.
Там уже собрались все члены Совета Основателей, кроме мисс Уэлш: крёстная Белль была на репетиции оркестра с хэллоуинской программой танцев. Мисс Уэлш уже давно не играла сама, и в этом году, как и в предыдущих, концертмейстером оркестра была одна из её учениц. Белль не хотела себе признаваться, но ей было обидно, что крёстная пошла поддержать пианистку, которая, очевидно, и так справится, а не Белль, свою крестницу, нуждавшуюся в поддержке гораздо больше: ведь сегодня на заседании вновь присутствовал судья Морган.
Белль вскинула подбородок и, сконцентрировавшись на текстуре ткани своего платья, прилегающего к коже, на тяжести косы, лежавшей на спине, и не позволила похотливым чувствам судьи Моргана проникнуть под её защитный барьер. Вот почему судья не любит свою жену?.. Она молодая, симпатичная, покладистая, души в нём не чает и недавно подарила ему сына, а он! Может, такие, как судья Морган не способны любить, и чары фейри тут не при чём? Не было бы фейри, нашёл бы другую девушку для вожделения… Хорошо, что остальные мужчины в Совете любят своих жён, иначе Белль бы не вынесла эти собрания.
Пока все рассаживались по местам и обменивались приветствиями, мистер Джонсон выразил мэру восхищение новой статьёй его дочери. Марина Купер изучала психологию в Оксфорде и вот уже два месяца занималась исследованием так называемого Элфинского синдрома. Его суть состояла в том, что, уезжая с Элфина, человек годами продолжает скучать по нему, ища повсюду его частички и мечтая вернуться, но вернувшись, его тянет прочь, потому что остров за годы разлуки стал для него слишком тесен. Но стоит уехать, и человека снова тянет обратно. Термин «Элфинский синдром» появился в узких кругах ещё лет двадцать назад, но впервые изучить его и рассказать о нём научному сообществу решилась Марина Купер в сентябре этого года. Её тут же забросали письмами со своими историями о взаимоотношениях с Элфином, создав ей большую базу для исследования. Белль вновь задумалась, а будет ли её тянуть домой, когда она уедет в Нью-Йорк?..
Мистер Купер был польщён оценкой мистера Джонсона и сердечно поблагодарил его. Он гордился дочерью и был рад, что теперь ею гордятся многие торнфилдцы. Затем он поприветствовал присутствующих и объявил Совет Основателей открытым.
Мистер Купер, мистер Свон, мистер Вуд и мистер Джонсон как всегда активно вступили в обсуждение, судья Морган не сводил с Белль глаз, а мистер Уайт и шериф Вольфген молчали, почти равнодушно наблюдая за беседой. Ледяное спокойствие Виктора Уайта и повышенная сосредоточенность шерифа нервировали Белль почти так же, как сладострастное внимание судьи Моргана.
Совет Основателей, как всегда, начался с обсуждения не самых интересных, но важных тем: количество запросов на туристические визы на Элфин, экспорт вина и сыров, требующий ремонта паром, необходимость после июньского землетрясения экспертизы вулканологов, участившиеся сбои мобильной сети, украшение города к Хэллоуину.
– Площадь Перемирия в этом году украсят декораторы из Лондона, – сказал мэр. – Мистер Голдинг уже всё оплатил.
– Это тот, который спонсировал День города в этом году? – уточнил Питер Джонсон, главред «Торнфилд ньюз», и пролистнул свой ежедневник. – И День осеннего равноденствия, – добавил он.
– И о котором нам ничего не известно, – заметил Джон Вуд, поджав губы.
Белль вспомнила, что отец Камиллы пытался узнать что-нибудь о мистере Голдинге после Осеннего равноденствия через свои адвокатские связи, но ничего не нашёл.
– Джентльмены, не всё ли равно, кто оплачивает праздник? – сказал судья Морган весело. Взглянул на Белль и подмигнул ей.
Она отвернулась. Его обритая наголо голова, хищный прищур, самоуверенная улыбка, кривящая тонкие губы, и вся его высокая и мускулистая фигура вызывали у Белль отвращение. Она скучала по тем месяцам, когда судья Морган, после того как она поцеловала его, лишился возможности смотреть на неё, но ещё больше по тем трём неделям, когда он вынужденно уехал в Плимут сопровождать жену на роды. Но вот теперь он вернулся и всё началось с начала. В таких случаях, как этот, Белль досадовала, что действие поцелуя фейри заканчивается, стоит тому, кого поцеловали, уехать хотя бы на две недели.
– Меня тоже беспокоит этот загадочный спонсор, – помолчав, произнёс мэр. – У него есть связи при дворе и, кажется, он знаком с принцем Элиотом.
Само имя принца Элфинского вызывало у Белль тошноту. К сожалению, в этот Хэллоуин ей точно не удастся избежать участи вновь встретиться с ним за ужином. Покровительство короля обходилось ей дороговато, когда приезжал принц Элиот, приходившийся дядей монарху Великобритании. По слухам, король Александр три года назад подарил дядюшке титул принца Элфинского, чтобы пореже видеть при дворе. Ещё бы! Ведь принц Элиот постоянно впутывал высокородных джентльменов и леди в пикантные истории, и самый приличный, даже чопорный вечер в присутствии его высочества мог плавно превратиться чуть ли не в оргию. На Элфине же принц вообще терял всякий стыд: в этом июне, например, когда мэр и Белль приехали к нему в «Королевскую пристань», чтобы объявить об отмене Молочного бала из-за трагедии в Базовом лагере, они застали его высочество в почти невменяемом состоянии в окружении голых девушек и парней. А главным элфинским фетишем принца было наблюдать, как последняя фейри ест сладости. Белль ненавидела его за это всей душой.
Вдруг она услышала своё имя и отвлеклась от неприятных мыслей.
– Что скажешь, Белль? – спросил мистер Купер.
Она прокрутила в голове диалог мэра с мистером Своном. Второй предположил, что Белль могла бы посетить церемонию посвящения принца Ричарда: в день своего шестнадцатилетия, двенадцатого марта, наследнику престола предстояло отправиться в Авалон. Такова была традиция Пендрагонов, заложенная ещё королём Артуром, вернувшимся с острова Блаженных в 1784 году. Аннабелль сама мечтала побывать в Авалоне – ведь это была земля обетованная первых детей Лилит, истреблённых по всему миру задолго до возвращения Артура.
– Я с радостью, – ответила Белль, улыбнувшись. Хоть она и не была уверена, что её пригласят на такое важное и закрытое событие.
– Говорят, никто из Пендрагонов не может войти в Авалон уже лет сто, – произнёс мистер Вуд.
– Вот ты адвокат, Джон, – с укором заметил мистер Купер, – а веришь в слухи.
– Не такие уж это слухи, – возразил главный редактор «Торнфилд ньюз». – Буквально пару месяцев назад я читал статью в «Вечернем Лондоне» за 1879 год, посвящённую восшествию на престол короля Эдгара. После смерти своего старшего брата Генри в 1864 Эдгар стал наследником престола. И в день своего шестнадцатилетия в 1865 году так и не смог пройти испытание Авалоном, – многозначительно закончил мистер Джонсон.
– Это не подтверждено, – холодно возразил мэр. – Давайте вернёмся к организации бала.
– «Вечерний Лондон» – оппозиционная газета, – напомнил мистер Вуд. – Они поддерживали то Ганноверов, то французских революционеров – удивительно, как их до сих пор не закрыли.
– Нужно же как-то показывать, что в стране свобода слова, – насмешливо заметил судья Морган.
– Мы на Элфине этого не чувствуем, – продолжил мистер Джонсон с упрёком в сторону мэра, не желающего обсуждать действительно важные проблемы, – но в стране зреет недовольство властью. Возле Драгон-касл[8 - Драгон-касл – официальная лондонская резиденция британских монархов династии Пендрагон с 1789 года.] регулярные митинги…
– Кучка отбитых фанатиков, – небрежно бросил судья Морган.
– Недовольные всегда найдутся, им даже повод не нужен, – сказал мистер Свон. – Главное, что Экскалибур по-прежнему принимает кровь Пендрагонов. А значит, всё в порядке, – оптимистично закончил он. Белль улыбнулась, вспомнив своего лучшего друга Кевина, сына мистера Свона: тот тоже, несмотря ни на что был убеждённым оптимистом.
– Принимать-то принимает, – проговорил мистер Джонсон, явно недовольный тоном и словами мистера Свона. – Но он же ожоги оставляет! Вы видели руки короля Александра и принца Ричарда после того, как они брали меч?
– Я не всматривался, – отмахнулся мистер Свон.
– Ну хватит, Питер, – нахмурился мэр, взглянув на мистера Джонсона. – Надеюсь, никто из твоих сотрудников не пишет об этом статью?
– А если и пишет, то что? – с вызовом сложил руки на груди мистер Джонсон.
– Ты же не будешь рисковать репутацией «Торнфилд ньюз» и пересказывать сплетни? – обеспокоенно спросил мистер Купер.
– Дэниел! – обиделся мистер Джонсон. – «Торнфилд ньюз» – это тебе не жёлтая газетёнка, и я…
– Джентльмены, прекращайте, – раздражающе снисходительно остановил начавшийся спор судья Морган. – Среди нас дама, – напомнил он, понизив голос, и посмотрел на Белль.
Она не удостоила его взглядом, хоть он и был прав. Дискуссия о Пендрагонах в самом деле принимала опасный характер: ещё немного – и можно будет говорить о государственной измене. О том, что в жилах короля Александра, как и его отца, и деда, вплоть до короля Эдгара, не течёт кровь Пендрагонов, шептались уже очень давно. Как бы королевская семья не скрывала от народа результаты паломничества наследников крови короля Артура в Авалон, до людей всё равно доходили обрывки информации. Они пересказывали её друг другу, и истории обрастали далёкими от правды подробностями. Конечно, подобные разговоры не приветствовались правительством Британии, и по статье за клевету кого-то регулярно штрафовали или наказывали принудительными работами или даже лишением свободы, но народ это не останавливало.
Аннабелль была знакома с принцем Ричардом (тот приезжал в Торнфилд на Молочный бал два с половиной года назад), и она чувствовала, что он – Пендрагон, ведь Пендрагоны благословлены магией Лилит. И пусть говорят, что принц Ричард не сможет войти в Авалон, и что Эскалибур в его руках горит тусклее, чем в руках его отца и деда, и что рукоять священного клинка обжигает кожу его ладоней, Аннабелль всё равно будет верить: принц Ричард – достойный наследник престола и в его жилах течёт кровь короля Артура.
А вот насчёт законнорождённости принца Элиота у Белль были большие сомнения: в нём она не чувствовала магии Лилит. Но, возможно, дело было в том, что все ощущения рядом с его высочеством перебивало чувство омерзения.
Белль прислушалась к разговору: мистер Вуд упомянул Фредерика. И, как всегда, в весьма предсказуемом контексте.
– Камилла сказала, что он куда-то уезжает? – спросил мистер Вуд у Виктора Уайта.
– Может быть, – холодно ответил тот.
– Ты что, об этом ничего не знаешь? – изумился мистер Вуд. – Он же твой младший брат! – добавил с упрёком, в котором звучали нотки негодования.
– Джон, ему не пять лет, – сухо напомнил Виктор Уайт. – Он давно передо мной не отчитывается.
Белль слышала подобные разговоры почти каждый Совет Основателей. Мистер Вуд определённо испытывал на прочность знаменитое уайтовское терпение. Кажется, он искренне считал, что Виктор должен повлиять на своего младшего брата, который уже семь лет встречается с дочерью мистера Вуда, но до сих пор не женился.
Белль вдруг вспомнила Фредерика, и её сердце сжалось. Взглянув на Виктора, она вновь подумала, как всё же не похожи братья Уайт друг на друга. Не только возрастом и внешностью: Виктору было сорок девять, а Фредерику – двадцать семь, старший был коренастый и среднего роста, а младший – худощавый и высокий; у первого были серые глаза и каштановые волосы, а у второго – русые волосы и зелёные глаза. Но самое главное было в другом: спокойствие Виктора напоминало скованную льдом воду, у Фредерика же оно было похоже на мягкий плед, в который так приятно завернуться, когда за окном идёт снегопад; на кружку горячего чая, о которую греешь руки, а от каждого глотка внутри разливается тепло.
Белль стало стыдно. Ещё летом, после похорон альпинистов, она зареклась мечтать о чужом парне, но за эти пять месяцев успела неоднократно нарушить данное себе обещание.
– Аннабелль, сколько у тебя танцев с Гидеоном? – неожиданно спросил мистер Джонсон, вырвав её из задумчивости. – Вы такая красивая пара, – слащаво улыбаясь, добавил он. Мистер Джонсон очень надеялся породниться с последней фейри и при любом удобном случае намекал Белль на такую возможность.
«Ведь прекрасно знает, что три», – устало подумала Белль, но, мило улыбнувшись, ответила:
– Кажется, два.
– Нет, три, – возразил мистер Джонсон. – Один с Молочного бала остался.
«Будь неладна эта мазурка», – промелькнуло в голове у Белль. Гидеон при всех своих недостатках ещё и отвратительно танцевал. Он путался в движениях, наступал партнёршам на ноги и, конечно, совершенно не мог вести. Поэтому-то, наверное, он предпочитал танцевать с фейри, с которой даже хромой выглядел бы изысканным танцором. Так успокаивала себя Белль: ей не хотелось верить, что сынок главреда «Торнфилд ньюз» в самом деле всерьёз увлёкся ею.
– Ах, да, точно, – ответила Белль, легкомысленно улыбнувшись. И тут встретила строгий взгляд мистера Купера: тот отлично знал, что у неё прекрасная память.
Потом все вновь вернулись к обсуждению Хэллоуинского бала: последние штрихи в украшении столов; рассадка гостей, приехавших на бал с большой земли; стол для выпускников.
– Аннабелль, как ваш вальс с выпускниками? – спросил мэр. – Ребята готовы?
– Вполне, – ответила она. – Вчера была последняя репетиция, я всем довольна.
«Не считая раздражающей самоуверенности Никлауса Скотта и его удушающей зависти к Патрику», – подумала Белль. Обычно, ей в пару ставили именно таких, как Ник – капитанов футбольной команды или команды гребцов, нахальных и уверенных в себе. А Патрик Хилл был круглым отличником, победителем международных олимпиад по физике и вдобавок очень скромным и милым парнем.
– Отлично, – сказал мэр. – Теперь очень важный момент – безопасность на празднике. Шериф, – мистер Купер повернулся к шерифу Вольфгену.
Белль всегда было не по себе рядом с ним. Особенно после того, когда она тайком решила проверить именно на нём, как действует на варгисов аконит. Но и до этого, глядя на шерифа Вольфгена, черноволосого с сединой в белизну, с бледно-голубыми глазами, сверкавшими сталью из-под косматых бровей, Белль не могла не думать о том, что сто шестьдесят лет назад, при Адаме Спенсере, варгисы (а среди них наверняка и предок шерифа) позволяли ведьмам убивать фейри.
…А ведь были времена, когда варгисы и фейри жили в мире, как и подобает детям одной матери. Но теперь фейри истреблены, а варгисы под проклятием. Белль всегда было интересно, в чём же заключалось проклятие? От дедушки она знала (да и все в городе это знали), что варгисы потеряли волчью ипостась и стали менее сильными. Дедушка не любил говорить о варгисах, какими они стали после проклятия: Белль чувствовала, что это причиняет ему боль и не расспрашивала.
– В Торнфилде семь полицейских, – сказал шериф, – трое из них, включая меня, – варгисы. Я уже обсудил с мэром и позвал для усиления ещё четверых из резерва.
– Какие-то проблемы, шериф? – спросил судья Морган, откинувшись на спинку кресла.
– Патрик, это меры предосторожности, – ответил мистер Купер, так как шериф не посчитал нужным отвечать на вопрос судьи.
– В прошлом году мы как-то сумели обойтись усилиями исключительно полиции, – напомнил судья.
– Времена меняются, – ответил шериф Вольфген и смерил судью Моргана таким пронзительным взглядом, что тот поспешил отвести глаза.
Белль позавидовала таланту шерифа Вольфгена так уничижительно смотреть. Если бы она сама не побаивалась шерифа, то рискнула бы попросить его поговорить с судьёй. Возможно, это помогло бы.
Шериф вкратце объяснил, как будет осуществляться патруль по городу и охраняться Мэрия внутри, но Белль особенно не вникала.
– И я по-прежнему рекомендую пить вербеновый чай, – добавил шериф.
– От вампиров? – уточнил мистер Вуд.
– Их же не было в городе лет сто, – небрежно возразил судья Морган.
– Не сто, а восемьдесят три года, – педантично поправил мистер Джонсон. Вампиры были одной из его любимых тем накануне Хэллоуина. После ведьм, конечно. Об Айрин Бёрд, Верховной ведьме ковена Волчьей Звезды, с чьего приезда в 1861 году начались все беды Элфина, мистер Джонс мог говорить часами.
– Есть основания полагать, что вампиры могут появиться в городе? – обеспокоенно спросил мистер Купер.
– Наступают предхэллоуинские дни, – произнёс шериф. – Мы должны быть готовы ко всему.
Белль вспомнила пугающее пророчество старой цыганки с розой и ощутила, как её спина покрылась сетью ледяных мурашек.
Затем все вернулись к обсуждению Хэллоуинского бала.
– Я слышал, – судья Морган сделал паузу и посмотрел на Белль, пытаясь поймать её взгляд, – что нашей прелестной фейри пришло платье из ателье. Хотелось бы увидеть его.
– Увидишь вместе со всеми на балу, – ответил мэр.
– Почему привилегии распространяются только на тебя, Дэн? – недобро сощурившись, спросил судья Морган.
– Я тоже не видел Белль в этом платье, – возразил мистер Купер. – А что касается фейерверков… – продолжил он.
– Не переводи тему, – перебил судья.
Мистер Купер вздохнул и спросил, повернувшись к Белль:
– Ты хочешь показать платье?
– Нет, мистер Купер, – ответила она с улыбкой.
– Ты слышал, – развёл руками мэр и вернулся к обсуждению фейерверков.

Судья Морган источал презрение к мистеру Куперу и не сводил глаз с Белль до конца Совета. Ей с каждой минутой становилось всё тяжелее выносить его присутствие – жаркое, влажное и липкое как паутина. Белль открыла складной нож и кольнула кончиком лезвия подушечку указательного пальца. Острая боль прогнала тошнотворные эмоции судьи Моргана, подарив освобождение. Незаметно вытерев выступившую капельку крови, распространявшую тонкий аромат фиалок, Белль спрятала нож обратно в сумочку.

Под конец Совета мэра вызвали к телефону согласовывать какие-то детали приезда принца Элфинского. Все стали расходиться, и как-то внезапно в зале остались только мистер Джонсон, Белль и судья Морган, который по-прежнему не отрывал от неё взгляда. Проходя к дверям мимо последнего, Аннабелль негромко произнесла ледяным тоном:
– Будете так на меня смотреть, я вас опять поцелую.
– Какая соблазнительная угроза, моя дорогая Аннабелль, – придержав её за локоть и склонившись к её уху, шепнул судья Морган в ответ. – Вот он я, перед тобой. Целуй.
Белль сбросила его руку и сделала шаг к дверям. Конечно, она не собиралась его целовать: пять месяцев назад она пообещала себе не целовать больше никого и была намерена сдерживать это обещание как можно дольше.
– Как будто вам нравится, когда вашей волей управляют, – проговорила она.
– Если это делаешь ты, моя дорогая, то я не против, – улыбнулся судья, сделав шаг ей навстречу.
– А если я велю вам съесть свою ногу? – вскинув подбородок, с вызовом спросила Белль.
– То я сделаю это с улыбкой на лице, – ответил судья Морган, придвинувшись ближе и попытавшись коснуться кончиками пальцев её щеки.
Белль отпрянула и, развернувшись, пошла к кабинету мэра.

После Совета Основателей Энтони довёз Белль до супермаркета. Осенние сумерки уже сгустились в ночную темноту и стало ощутимо прохладно.
– Может, тебя подождать? – спросил мистер Чейз, опустив окно.
– Нет, спасибо, я прогуляюсь, – улыбнулась Белль и вошла в магазин.
Она решила приготовить на ужин пасту с грибным соусом, а у неё не было грибов и закончились сливки. Белль взяла всё необходимое, прихватив пачку мюсли на завтрак, и встала в очередь на кассу. Касса работала всего одна, поэтому очередь постепенно росла. Вдобавок ко всему какая-то женщина начала спорить с кассиршей из-за четырёх пенни: мол, цены на полках не соответствуют тем, что ей пробили на кассе.
– …странная, при её внешности – и столько работать, – расслышала Белль женский голос позади себя.
Другой женский голос пренебрежительно цыкнул и возразил:
– И что в её внешности прямо такого?
– Волосы шикарные! – в первом голосе прозвучали восхищение и зависть. – Я б за такие кудри полжизни отдала! Зря она их в косу собирает …
– Обычные волосы, – фыркнула собеседница. – Была б она блондинкой или рыжей – другое дело. И глаза – карие. Пф.
– Нет, глаза красивые, – возразил первый голос. – Такие большие!..
– Так у неё папаша наполовину итальянец, – ответил второй голос. – Это просто генетика.
– Я б на её месте не работала, – мечтательно произнёс первый голос. – Вышла бы замуж за миллиардера и целыми днями отдыхала на яхте где-нибудь в Средиземном море.
Белль усмехнулась: чего-чего, а выйти замуж за богача и превратить свою жизнь в бесконечную сиесту она никогда не хотела. Можно отдохнуть, к примеру, год, целыми днями катаясь на яхте, загорая и попивая коктейли, но жить, ничего не делая, – это ведь ужасно скучно, к тому же будешь всё время чувствовать свою никчёмность и бесполезность. Жизнь фейри длинная, поэтому в поиске своего места в мире ты можешь чуть ли не бесконечно учиться новому, каждый раз начиная хоть с самого начала и оставаясь при этом молодой и полной сил. Дедушка, например, владел семью языками и виртуозно играл на скрипке и гитаре, а его старший сын, дядя Майкл, тоже фейри, с лёгкостью побеждал в международных соревнованиях по яхтингу, мотокроссу и скалолазанию.
Женщина с четырьмя пенни и кассирша, наконец, пришли к соглашению, и очередь вновь поползла вперёд.
Расплатившись, Белль убрала покупки в шопер и вышла из супермаркета. На улице было темно, зябко и вдобавок ко всему Аннабелль услышала голос Камиллы Вуд, разговаривающей по телефону. Прижав мобильник к уху, она говорила и одновременно рылась в сумке, стоя возле своего бордового «Ниссан Джука»:
– Фред?.. Да я тебя умоляю – у него на уме одни цифры.
«Вообще-то там есть ещё буквы и знаки препинания», – вспомнила Белль возражение Фредерика на эти слова Камиллы и улыбнулась. Аннабелль никогда не могла понять, отчего многие, включая Камиллу, обвиняли Фредерика в отстранённости, безэмоциональности и любви исключительно к строчкам программного кода. Фредерик может и казался таким, но в том-то и дело, что лишь казался.
Аннабелль была не в настроении разговаривать с Камиллой и хотела тихонько пройти мимо, но та уже заметила Белль.
– О, привет, Белль, – сказала Камилла, убирая в сумочку телефон и выправляя из-под бордового шарфа длинные чёрные волосы.
В неверном приглушённо-оранжевом свете фонарей Камилла выглядела немного младше своих двадцати семи лет, а её резкие черты лица казались более мягкими: и угловатая челюсть, и острая линия скул, и тонкие дуги бровей над обведёнными чёрной подводкой глазами, и длинноватый нос. Каждый раз глядя на Камиллу Белль искала в её чертах недостатки и, конечно же, находила их. Но легче ей от этого не становилось.
– Привет, Кам, – ответила Белль и, надеясь, что разговор исчерпан, свернула в сторону, но Камилла остановила её:
– Ты не к Вики сейчас?
– Нет, я домой.
– А я к ней. Могу тебя подбросить.
– Хочу пройтись, – вежливо отказалась Белль.
– Значит, увидимся завтра на пикнике, – сказала Камилла, надевая сумочку на плечо.
– Увидимся, – кивнула Белль.

Вернувшись домой, Аннабелль первым делом приняла душ. Память назойливо подбрасывала неприятные моменты дня: хриплый голос старой цыганки, произносящий странные слова о созданиях тьмы, и острые шипы красной розы; злые слова женщины, выговаривающей своей плачущей дочери; тяжёлый парфюм Гидеона – кедр и тубероза; сальные взгляды судьи Моргана, голоса глупых сплетниц из супермаркета и снисходительный тон Камиллы – пусть всё это смоет водой. «Надо было всё-таки сходить к сиренам», – подумала Белль, подставляя лицо струям тёплой воды.
Выйдя из душа, она почувствовала себя лучше. Однако для готовки уже не было ни сил, ни настроения. Белль заварила вербеновый чай и включила на виниловом проигрывателе «Остров блаженных» Наннерль Моцарт в адаптации Рахманинова для фортепиано.
Возвращаясь с кухни с чашкой чая, Белль остановилась возле комода, на котором стояли фотографии, и улыбнулась. Когда она видела улыбку дедушки, пусть даже и на фото, ей тоже хотелось улыбнуться – как будто ему в ответ. На одном из фото девятилетняя Белль, пятнадцатилетняя Вики и дедушка раскатывали присыпанное мукой тесто на кухне дедушкиного дома в Линденшире. А на другом фото Белль было пять, и она, весело хохоча, убегала от Мышки, совсем ещё жеребёнка, а дедушка стоял рядом с букетиком морковок и смеялся. На третьем фото Белль было одиннадцать: жмурясь и широко улыбаясь, она прижималась щекой к дедушкиной щеке. Аннабелль помнила, как сейчас, мягкое покалывание бороды, запах жимолости и можжевельника, сопровождавший дедушку повсюду; голос, такой мягкий, тёплый и густой как горячий шоколад зимним вечером; блеск голубых глаз, и каштановые волосы, плавными волнами падавшие на лоб и шею. Дедушке было сто восемьдесят два года, но выглядел он от силы лет на двадцать пять – и то из-за того, что носил бороду и усы: ему не хотелось казаться сильно младше бабушки, это её расстраивало. Дедушка никогда не терял оптимизма и не стеснялся веселиться как мальчишка, и при этом Белль всегда чувствовала себя рядом с ним в полной безопасности. В детстве она никогда не допускала мысли, что когда-нибудь разлучится с дедушкой. Но спустя две недели после того, как было сделано третье фото, дедушка пропал в горах, и все считали, что он погиб под лавиной, сошедшей в Долину Снов.
Белль не верила в его гибель, и лишь мисс Уэлш всегда поддерживала её в этом, что очень много значило для Белль, хотя она и не знала наверняка, верила ли сама крёстная, что дедушка жив, или просто хотела утешить крестницу. И какое облегчение Белль испытала пять месяцев назад, когда узнала, что дедушка жив, что он в Заповеднике!.. Она вспомнила тот ясный тёплый июньский день похорон альпинистов, и Фредерика, который отдал ей дедушкин шёлковый платок. Сколько мучительных часов Белль провела, беспокоясь за Фредерика, боясь, что он вместе с друзьями погиб под лавиной!.. Но он вернулся. И принёс Белль дедушкин платок, который передала через него Таунара – ореада[9 - Нимфа гор. Ореады как и другие нимфы – тоже дети Лилит] Загадочницы. Шестнадцатое июня был траурным днём прощания с девятью погибшими под лавиной альпинистами, и Белль едва не сошла с ума от горя родственников погибших. Чтобы не потеряться в потоке чужих страданий, она снова и снова растравливала шипом розы кожу на руке до крови. Но не только боль спасла её в тот день. Когда она касалась прохладного шёлка дедушкиного платка, когда видела Фредерика живым, ей становилось легче.

Белль открыла шкатулку, стоявшую тут же, на комоде, и прижалась лицом к прохладному незабудковому шёлку, пахнущему жимолостью и можжевельником. Ей вспомнился голос дедушки, как он ласково звал её Оленёнком, Звёздочкой и Соколёнком, как он по-особенному произносил её имя «Белль», и на миг она оказалась в беззаботном детстве. Именно дедушка начал сокращать её имя не так, как было принято в Англии – «Ана», а на французский манер – «Белль», и это быстро прижилось, так что даже её полное имя все вокруг стали произносить с ударением на последний слог. Аннабелль улыбнулась и коснулась губами шёлка: теперь этот платок объединял в её сердце двух дорогих ей мужчин: дедушку и Фредерика. Белль вернула платок в шкатулку и, сев за стол, решительно открыла учебник по истории.

Аннабелль полюбила историю, когда в пятнадцать лет перевелась в Торнфилдскую старшую школу. Мистер Гибсон увлекательно рассказывал не только об истории Британского королевства и мира, но и очень глубоко разбирался в истории Элфина. Конечно, он не был, как дедушка, свидетелем многих значимых событий на острове, но иногда Белль об этом забывала. Когда мистер Гибсон с невероятным воодушевлением говорил о загадочном исчезновении (и вероятной гибели) драконов пятьсот лет назад, о засухе 1803-го, об Адаме Спенсере, о приезде Айрин Бёрд и её ковене, о гибели почти всех фейри в 1951-м, Белль казалось, будто он сам всё видел и слышал.
Но сейчас Аннабелль нужно было погрузиться во Всемирную историю. На очереди было становление французского абсолютизма и политика Ришелье.

– «Подчинив своему влиянию короля Людовика XIII, кардинал Ришелье фактически безраздельно управлял страной», – борясь с подступающим сном, прочитала Белль вслух. Весеннее солнышко нежно припекало, а зелёная лужайка в нескольких шагах манила сделать из травинки свистульку и сплести венок из клевера и фиалок. Пахло зеленью и цветущим шиповником, над кустом которого сонно жужжала пчела.
– Интересная книжка? – спросила рыжеволосая девочка, подошедшая к дереву, на корнях которого сидела Белль. По виду она была ровесницей – лет пять-шесть.
– Не очень, – призналась Белль. – Мне так хочется сейчас плести венок и играть!..
– Так пойдём, – улыбнулась девочка и протянула руку.

Они бегали по лужайке, собирая клевер, тимьян, лобелии, колокольчики, лютики, лесную герань, фиалки и львиные зевы, плели венки, примеряя их друг другу, и заливисто смеялись – Белль, кажется, никогда не было так радостно и легко.
– Давай сорвём? – предложила она новой подруге.
Обе остановились около раскидистого куста белого шиповника с нежными белоснежными цветами.
– Давай, – подруга радостно блеснула зелёными глазами.
Она подошла к кусту и, осторожно сорвав хрупкий цветок, вдруг ойкнула.
– Ты укололась?.. – Белль обеспокоенно взяла подругу за руку. На большом пальце выступила капелька крови. – Больно?.. – с сочувствием спросила она.
Рыжеволосая девочка подняла на Белль глаза и, вдруг посерьёзнев, сказала:
– Тебе будет больнее.
В её голосе прозвучала глубокая печаль – не о себе, хотя это она уколола палец, а о Белль. Алая капелька крови коснулась краешка белого цветка, и он окрасился в ярко-красный цвет.
– Выдержишь? – глядя в упор, спросила девочка, и её зелёные глаза наполнились слезами.

Аннабелль услышала треск доигравшей пластинки, подняла отяжелевшие веки и увидела корешки книг, страницу раскрытой тетради в клеточку с конспектом, на которой лежала щекой. Шея затекла от неудобной позы, пальцы рук покалывало. Белль встала с кресла и потянулась. На часах было за полночь.
Белль не верила в сны, хоть в этом всё было как наяву: пение птиц, запах сочной травы и цветов, дуновение ветра и тёплые лучи солнца. А ещё девочка. Белль чувствовала её любовь, такую огромную, какую не мог вместить разум – никто на свете никогда не любил её так.
«Сны – это небывалая комбинация бывалых впечатлений, – повторила себе Аннабелль заученную ещё со школьных уроков биологии формулировку. – Наверное, поэтому девочка показалась мне знакомой – будто я знаю её всю жизнь».
А ещё цветок шиповника, окрасившийся в красный. Роза.
«Это цыганское пророчество с ума меня сведёт», – подумала Белль, переодеваясь в пижаму и забираясь под одеяло.

Глава 2. Пикник
День выдался погожим и на редкость тёплым. У залива святого Элреда было полно отдыхающих, и Уайты поехали дальше на запад, к своему любимому месту для пикников.
Генри остановил машину у пляжа с видом на скалу Парус, вынес корзину с едой и пошёл с Марком и Алексом запускать воздушного змея, а Вики и Аннабелль в это время расстелили покрывала, достали бутылки с лимонадом и сидром, контейнеры с фруктами и разными закусками.
Море шипело, разбиваясь о галечный берег, солнце блестело на подвижных волнах, а вокруг Паруса с криками носились чайки. Ветер подхватывал воздушного змея в виде белого дракона, развевая его длинный хвост. Аннабелль вспомнила рассказ дедушки о белоснежной драконице Эйсузе, погибшей вместе со своим возлюбленным во чреве Драконьей горы почти пятьсот лет назад. Последние драконы Элфина… Они прожили вместе немногим больше века – ничтожно мало по меркам драконов.
«Каждый, кто отважится ответить взаимностью на любовь дракона, – услышала Белль певучий голос дедушки, – сам станет драконом…»
– Да, мы к Парусу поехали, – вставив наушник в ухо, сказала Вики, и Белль вернулась в реальность. – Да ничего не надо, Кам, мы всё взяли… Нет, довольно тепло, только ветер. Хорошо, ждём.
Вики стала расставлять стаканы на покрывале.
– О чём задумалась, Фиалка? – спросила она.
Белль улыбнулась: ярко-голубые глаза и каштановые волосы старшей сестры всегда напоминали Белль дедушку. Вики стригла волосы под каре, носила чёлку и очки. У неё было отличное зрение, и это были очки для работы на компьютере: за годы учёбы в колледже она так привыкла к ним, что они стали частью её имиджа.
– Как ты думаешь, – задумчиво проговорила Белль, глядя на извивающегося в небе белого дракона, – создатели этого воздушного змея вдохновились образом Эйсузы?
Вики обернулась и посмотрела на мужа, поднимающего в воздух змея, и сыновей, радостно бегающих вокруг, задрав головы. Двухлетний Алекс споткнулся, потерял равновесие и растеряно сел на гальку. К нему тотчас подбежал Марк. Он был старше брата на три года и всегда чувствовал ответственность за младшего.
– Не знаю, – ответила Вики, с любовью глядя на своих мужчин. – Но мне кажется, белый дракон давно стал негласным символом Элфина. Кстати, – она повернулась к сестре, – Фредерик не приедет. Нужно срочно доделать какие-то дела.
Аннабелль отвернулась к морю. Она не видела Фредерика полтора месяца, с десятого сентября – дня рождения Генри. Да и летом они почти не общались. После июньской поминальной мессы по погибшим альпинистам они встретились всего несколько раз – на семейных обедах у Генри и Вики. Фредерик много работал: взял несколько новых проектов, а Белль почти всё время была в походах.
«А весной я уеду в Нью-Йорк, и мы совсем перестанем общаться», – с грустью подумала Белль. Она не питала иллюзий, что они будут созваниваться и переписываться: два года назад, когда он уехал с Камиллой в Лондон, их общение практически прекратилось.
«Наверное, оно и к лучшему», – подумала Белль. Давно пора уже принять, что он любит Камиллу, и двигаться дальше.
– Крёстная! – подбежал Марк к Белль, вырвав её из задумчивости. – Смотри! – он указал на силуэт парящего в ста метрах от берега альбатроса. – Ты можешь его позвать?
– Марк! – одёрнула сына Вики. – Это большая и очень опасная птица. Не надо её сюда звать.
– Твоя мама права, – улыбнувшись племяннику, ответила Белль. – К тому же он слишком далеко и не услышит меня.
– Ладно, – расстроенно кивнул Марк и побежал обратно к отцу.
– А если между нами, – заговорщицки шепнула Вики, придвинувшись к сестре, – ты смогла бы его позвать?
– Позвать – да, – ответила Белль. – Но получилось бы у меня его прогнать –другой вопрос.
Сёстры рассмеялись. Некоторое время они просто сидели, прикрыв глаза и подставляя лица нежаркому октябрьскому солнышку. А потом Белль услышала далёкий рёв мотора.
– Кажется, Кам скоро будет здесь, – сказала она.

Вскоре Камилла в развевающемся на ветру бежевом тренче и с небольшой плетёной корзинкой в руке спустилась по тропинке на пляж. Вики и Белль пошли ей навстречу.
– Как доехала? – спросила Вики, забирая у Камиллы корзинку. – Какая тяжёлая! – удивилась она. – Я же попросила ничего не брать, – с мягким упрёком произнесла она.
– Фред в последнее время слишком много всего готовит, – ответила Камилла, повернув голову к морю и поправляя солнцезащитные очки.
– Так это же хорошо, – улыбнулась Вики. – Ты же сама только на прошлой неделе жаловалась, что он со своими проектами совсем забросил готовку.
Вики приоткрыла крышку корзинки и заглянула внутрь. Аннабелль уловила аромат шоколадного теста с вишнёвой пропиткой, ванильного творожного крема, миндального печенья: с малиной и фисташками.
– Ого, сколько тут всего! Круассаны, эклеры, сконы, маффины, макаруны… Когда он успевает?
– А он больше ничего и не делает, – раздражённо ответила Камилла. – Да, погода сегодня отличная, – произнесла она, видимо желая переключить тему, и сняла тренч.

Уайты, Белль и Камилла расселись на покрывалах с видом на скалу Парус. Алекс устроился возле матери, а Марк – около Белль. Некоторое время взрослые перебрасывались фразами вроде: «Попробуй вот этот макарун», или «Отличный лимонад, Генри. Это из новой линейки?», или «Сегодня тепло, как летом», или «Подай мне, пожалуйста, бутылку ежевичного сидра», или «Очень вкусный маффин». А дети торопливо ели положенный им на ланч суп и с завистью смотрели на старших, уплетающих сладости. Потом Вики выдала сыновьям по персиковому скону[10 - общее название разных видов британской сладкой выпечки.] и разрешила поиграть у воды, после чего мальчики убежали.
– Какие у тебя планы на Хэллоуин? – спросила Вики у Камиллы. – Ты на бал идёшь?
– Пока ещё не знаю, – ответила та, забирая у Генри стакан с лимонадом «Яблоневый цвет» линейки «Легенды Элфина». – Фреда не будет, но я, наверное, схожу с Алиной и Кристиной.
– А почему его не будет? – спросила Вики.
– Двадцать восьмого он ненадолго уедет, – ответил Генри. – Но больше ничего не спрашивай, пожалуйста, – повернулся он к жене. – Я обещал ему, что никому не расскажу. Кажется, этот новый проект очень важен для него.
– Там ничего интересного, поверь, – сказала Камилла, доверительно коснувшись руки Вики.
«Странно, что из-за нового проекта нужно куда-то уезжать», – подумала Белль. Фредерик ведь работал в Data science, занимался разработкой мобильных приложений и иногда писал сайты, а это можно было делать откуда угодно. А ещё Белль подумала о своём дне рождения: вернётся ли Фредерик к пятому ноября?..
– А когда он вернётся хоть? – точно прочитав её мысли, спросила Вики.
– Ко дню рождения Аннабелль должен, – ответил Генри.
– Скорее всего, не получится, – сказала Кам, скривившись как от кислого. – Он может задержаться на две недели.
– Если всё пройдёт хорошо, он приедет, а потом снова уедет, – возразил Генри.
– Папа, папа! – позвал Марк. – Покажи, как кидать попрыгунчиков!
Девушки посмотрели на беспокойное море: по таким волнам вряд ли будет удобно запускать камешки. Тем не менее Генри пошёл к сыновьям. Вики улыбнулась, провожая мужа взглядом.
Белль тоже улыбнулась, подумав, что детская мечта сестры исполнилась. Вики всегда была любимицей отца, и они очень много времени проводили вместе. Со всеми неудачами и радостями маленькая Вики бежала к отцу, и он всегда принимал сторону старшей дочери. Родители даже ссорились из-за этого, и Белль много раз слышала, как мама упрекала отца в чрезмерной любви к старшей дочери и холодности к младшей. Однако пока был жив дедушка, Белль не чувствовала недостатка в любви, а когда он пропал без вести… Она отвернулась к морю, отгоняя грустные воспоминания. У самой кромки воды Генри, присев на корточки, пускал камешки по волнам неспокойного моря, а Марк с Алексом внимательно следили за процессом, наклонив головы вбок, и подскакивали, радуясь, когда камешек подпрыгивал хотя бы раза три.
…Да, мечта Вики сбылась: у её детей такие же тёплые отношения с отцом, как были у неё. Белль на миг стало ужасно обидно за себя – родись она человеком, отец бы тоже её любил.
Вики и Генри поженились рано – им было всего по девятнадцать. Вопреки расхожему мнению у них не было бурного романа. Они познакомились в Линденшире, куда Генри впервые привезли на лето к бабушке и дедушке. Вики и Генри было по десять, и они сразу нашли общий язык и подружились. Став подростками, они поняли, что у них одинаковые цели в жизни: иметь свой дом, детей, любимое дело, и решили, что однажды поженятся. Когда пятнадцатилетний Генри сказал об этом отцу, тот, подумав, согласился. Со стороны Тэйлоров тоже не было возражений. Тэйлоры и Уайты были одними из уважаемых семей Элфина и казалось вполне логичным, что однажды они породнятся.
– А на ужин к нам придёшь? – спросила Вики у Камиллы, вернув Белль в реальность.
– Возможно, – уклончиво ответила Кам.
– Я буду печь молчаливый пирог[11 - Молчаливый пирог – традиционное блюдо для хэллоуинских гаданий. На Элфин традиция готовить его пришла в конце 50-х годов 19 века. Этот пирог готовили молча, нельзя было проронить и слова. Перед тем как поместить его в печь, внутрь пирога прятали всякие мелочи: монетку, ключ, кольцо, пуговицу, напёрсток. Разрезали пирог тоже молча, и счастливчик находил в пироге какой-то предмет, который символизировал будущее: монетку – к богатству, кольцо – к замужеству, ключ – к новому дому или странствиям, пуговицу – к любви, а напёрсток – к холостой жизни.], – сказала Вики. – Может, тебе снова выпадет колечко? – улыбнулась она Камилле.
Та нахмурилась. Белль почувствовала раздражение и обиду Камиллы. Это удивляло, ведь молчаливый пирог не предсказывал судьбу, это была просто традиционная хэллоуинская забава. К тому же, в позапрошлый канун Дня Всех Святых, Камилла вытащила кольцо, но, понятно, замуж из-за этого не вышла. А Генри как-то вытянул напёрсток, но, конечно, они с Вики не развелись из-за этого, только от души посмеялись. С другой стороны Фредерик из года в год вытаскивал монетку, и его и без того большие доходы росли, но, разумеется, вовсе не из-за монетки из пирога, а потому что он много работал.
– Это всё глупости, – с напускной небрежностью отмахнулась Камилла и вновь перевела тему: – Вы с Генри на бал идёте? – спросила она.
– Нет, – ответила Вики. – В Хэллоуин на Элфине неспокойно. Мы будем как всегда дома. Жаль, что ты, Белль, – она повернулась к сестре, – не можешь остаться с нами.
– Да, – кивнула та, взяв из корзинки очередной макарун. – И мне жаль.
Она вспомнила про три танца с Гидеоном, и грядущий бал окрасился совсем уж в тоскливые цвета.
– О чём говорите, девочки? – вернувшийся Генри уселся рядом с Вики.
– О Хэллоуинском бале, – ответила Вики.
Генри приобнял супругу за талию и, многозначительно улыбнувшись ей, спросил:
– Помнишь Хэллоуинский бал в выпускном классе?
– Ещё бы! – Вики хихикнула. – Мы, кажется, никогда так не веселились.
– Это тот бал, после которого вам дали две недели общественных работ? – уточнила Камилла.
– О да, директор Стокетт был в ярости! – ответила Вики. – Но это того стоило.
– Однозначно, – согласился Генри.
– И что же вы тогда сделали? – спросила Камилла, которая, насколько Белль знала, в своём выпускном классе была первой тусовщицей.
– Я же говорил, что Фредерик никому не расскажет, – повернулся Генри к жене. Та кивнула. – На самом деле ничего особенного, – уклончиво сказал он Камилле.
У Белль в кармане завибрировал телефон, и она отошла в сторону ответить на звонок. Краем уха она прислушивалась к разговору Вики и Генри, но те так ничего и не рассказали Камилле.
– Добрый день, мистер Хэмбли, – сказала Белль в трубку.
– Добрый, добрый, – ответил хозяин «Розы ветров». – Тут ребята с тридцатого на тридцать первое хотят экскурсию в Волчий Клык. Возьмёшь?
Аннабелль не поверила своим ушам: из той цыганки в чалме всё-таки получился пророк! Белль едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.
– Если их устроит выйти обратно часов в восемь утра, то возьму, – серьёзно ответила она.
– Обратно они закажут вертолёт, – ответил хозяин «Розы ветров». – Я предупредил их, что у тебя вечером бал, но они не хотят с утра спешить.
– Отлично.
– Договорились, – сказал мистер Хэмбли. – Они приедут утром двадцать восьмого. Скину тебе их контакт, договоришься о встрече.
– Начала ставить брони на конец февраля? – нахмурившись, спросила Вики, когда Белль вернулась, на ходу просматривая анкету своих туристов: Колдер и Сильвия Фрост, двадцать четыре года; дата рождения одна и та же – кажется, они двойняшки или близнецы.
– Нет, это мистер Хэмбли, – ответила Белль, усаживаясь рядом. – Заказ на экскурсию в Волчий Клык.
– Сезон разве не закончился? – Генри протянул ей бокал с сидром.
– Пока снег не лёг, ходить можно, – поблагодарив кивком, ответила Белль. – К тому же вернёмся вертолётом. Так что, расскажете, что вы такого сделали на Хэллоуин в выпускном классе? – спросила она, взглянув на сестру и зятя.
Те синхронно покачали головами и, переглянувшись, рассмеялись.
– Скорее всего просто напились, а Стокетт их застукал, – сказала Камилла, сделав глоток. – Но теперь им стыдно признаться, что они были не так круты, как им тогда казалось.
Белль усмехнулась: предположение Камиллы звучало правдоподобно. Вики и Генри никогда не были оторвами, особенно в старшей школе. Они постоянно учились, готовясь к поступлению; в свободное время Вики подрабатывала в сувенирной лавке, а Генри помогал отцу в винодельне, поэтому даже самая маленькая шалость могла показаться им грандиозным весельем.
– Ну до тебя нам было далеко, – Вики улыбнулась Камилле. – Помню, как вы с Крис в выпускном классе на день города подлили в контейнер с соком водку. Пятиклассники начали падать как подкошенные. Учителя были в ужасе.
– Признаться, до сих пор не могу понять, зачем вы это сделали, – сказал Генри.
– Вообще-то это было весело, – поджав губы, ответила Камилла. – Я скучаю по тем временам… – неожиданно добавила она, отвернувшись к морю.
– Если б мне тогда сказали, что мы с тобой станем подругами, – произнесла Вики с улыбкой, – я б ни за что не поверила. Вы с Крис и Алиной были самыми популярными девчонками в школе. Устраивали вечеринки в середине недели и регулярно не носили школьную форму. Помню, как ты красила волосы каждый месяц в разные цвета, и младшие девочки потом умоляли мам тоже покраситься как ты.
– Я и в университете так делала, – усмехнулась Камилла. – Фред каждый раз был в шоке. А когда я сделала первую татуировку, он чуть не плакал, – она засмеялась, будто в этом было что-то смешное.
– Кто был в шоке, – заметила Вики, – так это Генри, когда узнал, что вы начали встречаться.
– Это правда, – подтвердил Генри, отпив лимонада. – Фредерик ведь всегда был в команде ботанов.
– Противоположности притягиваются, – натянув улыбку, ответила Камилла.
Аннабелль не знала Камиллу-выпускницу и Камиллу-студентку, любительницу вечеринок и ярких волос. Всё-таки Фредерик повлиял на неё больше, чем Белль думала. Наверное, и Камилла повлияла на него, но Белль не знала Фредерика до Камиллы. По рассказам Генри в школе Фредерик любил математику, программирование, альпинизм и готовить по рецепту разные необычные блюда – вроде бы ничего не поменялось с тех пор. Даже машину он до сих пор не любит водить и не водит, хотя в шестнадцать лет получил права по настоянию старшего брата. Родители Фредерика занимались расширением бизнеса и активно налаживали международную торговлю, поэтому он с детства много времени проводил в семье своего старшего брата Виктора и рос вместе с Генри, которому хоть и приходился дядей, но был старше всего на полтора года, и поэтому оба ощущали себя скорее братьями.
Марк и Алекс уронили змея в море, и Генри ушёл вытаскивать из воды всех троих, после чего пикник пришлось спешно сворачивать. Вики переодела сыновей в сухое, закутала в пледы, и они с Генри, который тоже намочил ноги, заторопились домой.
– Белль, поедешь к нам? – спросила Вики.
Та заколебалась: сегодня нужно было дописывать эссе, а если поехать к Уайтам, то домой она вернётся поздно.
– Я могу тебя отвезти, – неожиданно предложила Камилла.
– Спасибо, – согласилась Белль. – У меня сегодня ещё дела, – сказала она сестре.

Аннабелль сначала опасалась, что Камилла снова начнёт говорить о Фредерике, но, к счастью, получилось продолжить тему Хэллоуина, и они всю дорогу обсуждали обстоятельства гибели четырёх выпускников в Хэллоуинскую ночь в доме Айрин Бёрд. Это случилось пять лет назад, и по городу до сих пор ходили самые разные слухи: от несчастного случая до жертвоприношения во славу Х’гивхаты, порождения дьявола и матери ведьм. Камилла, которой не было во время трагедии в Торнфилде, рассказала, что пыталась расспросить отца, но тот отмахивался. А Белль однажды подняла эту тему с мэром, но быстро поняла, что мистеру Куперу тяжело об этом говорить. В доме Айрин Бёрд люди гибли не только в канун Дня Всех Святых, а в сам праздник на Элфине смерти случались каждый год. Но как правило это были несчастные случаи: пьяным уснул в лодке у причала и замёрз, поскользнулся и разбил голову, упала из окна, когда снимала бельё – это смерти перед Хэллоуином за последние три года. Ничего загадочного или мистического. Подобное могло случится в любой другой день – считала Камилла. Но Белль, воспитанная на рассказах дедушки, придерживалась иного мнения. Джеймс Тэйлор говорил, что в 1863-м году, именно в предхэллоуинскую неделю, Айрин Бёрд, готовясь к особому ритуалу в Волчьем Клыке, сумела использовать огонь тыквенных фонарей как проводник для потусторонних сил. Так что теперь даже после её смерти злые духи по-прежнему летят на свет лампад Джека и забирают человеческие жизни по всему Элфину. Впрочем, гибель Верховной ведьмы и всего ковена Волчьей Звезды по-прежнему не доказана, ведь их тела так и не были найдены.
Белль тепло попрощалась с Камиллой возле своего дома, подумав, что они, кажется, впервые так увлечённо разговаривали на интересную обеим тему. Ведь когда пятнадцатилетняя Белль только переехала в Торнфилд к сестре, Камилла, в тот же год вернувшаяся вместе с Фредериком из Лондона, не замечала Белль, а потом стала ненавидеть.
– Спасибо, что подвезла, – сказала Белль, улыбнувшись. – И за разговор.
– И тебе, – ответила Камилла.

Зайдя к себе в квартиру, Аннабелль подумала, что при других обстоятельствах они с Камиллой могли бы даже подружиться. Это ещё может случиться, если Белль забудет Фредерика и полюбит кого-то другого.

Глава 3. Кладбище
Проснувшись утром двадцать седьмого октября, Аннабелль раздвинула плотные светло-лавандовые портьеры и увидела сквозь белый тюль низкое серое небо и кренящиеся от ветра полуобнажённые деревья. Кое-где возле домов и вдоль улиц люди уже развесили праздничные гирлянды, паутину и тыквенных Джеков, которые как будто кивали, раскачиваясь на ветру.
Позавтракав ягодным чизкейком и неизменным в эти октябрьские дни вербеновым чаем, Аннабелль вернулась в спальню и долго стояла перед платяным шкафом, глядя на висящее среди светлой одежды единственное обсидианово-чёрное платье. Ей вспомнился Совет Основателей, на котором отменили Молочный бал, визит к принцу Элиоту и встреча с Фредериком… И заупокойная месса, и алые розы на могилах… Слишком много воспоминаний связано с этим платьем, но Белль твёрдо решила пойти на кладбище именно в нём. Пусть для остальных двадцать седьмое октября мало что значит, но для неё это трагическая годовщина дня, когда она потеряла почти всех своих родственников-фейри, даже не успев познакомиться с ними.
Шёлковый лавандовый пеньюар упал к ногам, и, переступив через него, Белль достала из шкафа траурное платье.
Спустя четверть часа Аннабелль, уже одетая, стояла в прихожей перед зеркалом в полный рост и закручивала густые длинные каштановые кудри в тугой узел ниже затылка, закрепляя его шпильками. Потом надела фетровую шляпу с широкими полями. Несколько выбившихся из причёски прядок змейками вились вдоль лица, падая на обнажённые ключицы в квадратном вырезе платья. Белль поправила бархотку на шее, и, надевая тонкие кружевные перчатки, оглядела себя в зеркале, размышляя о том, что если бы она выбрала своими любимыми цветами чёрный и, к примеру, бордовый, то вполне могла бы пополнить ряды фейри, что плели придворные интриги и свергали королей, вдохновляли лучших поэтов и разбивали им сердца.

Когда Белль вышла из дома, белоснежный «Бентли Бентейга» Уайтов уже стоял внизу. Усевшись на заднее сидение, Аннабелль повернулась к окну. Сегодня она увидит Фредерика. Если он, конечно, придёт.
Машина развернулась и выехала на шоссе. Белль вновь подумала, что почти никогда не знает, что Фредерик чувствует, о чём думает. Ей было это непривычно, ведь большинство людей не умеет сдерживать всплески своих чувств. Но Фредерик… Сквозь густое облако его доброжелательного спокойствия редко пробивались иные эмоции. Разве что в день похорон… Тогда, на кладбище, он…
Белль ощутила, как к её щекам прилила кровь. Она зажмурилась, отгоняя воспоминание. Конечно, она тогда едва-едва не поцеловала его! Ещё бы он не отреагировал. Другой бы на его месте первый бы побежал ей навстречу. А он всего лишь не мог отвести взгляда. Но это было так волшебно!..
Аннабелль прижала ладонь к пылающей щеке и глубоко вдохнула, успокаиваясь. За окном мелькнул чёрный частокол высокой кладбищенской ограды. Возле распахнутых ворот уже стоял бордовый «Ниссан Джук» Камиллы.

Камилла и Фредерик уже стояли у ворот. Пока все здоровались, Аннабелль с удивлением отметила, что Фредерик, как и она, пришёл в чёрном. Вики – в тёмно-синем платье и пальто, Генри – в костюме цвета графита, Камилла – в бордовом платье и бежевом пальто, а Фредерик – в чёрных костюме и пальто. Белль подумала, что в этом образе он похож на героя готического романа с загадочным прошлым. Ей было приятно, что он тоже надел траур сегодня. Странно, но Камилла будто не замечала, что лишь они двое, словно договорившись, выбрали один и тот же цвет. В этот момент к Белль как раз подошла Камилла, поздоровалась и, сочувствующе пожав руку, сказала:
– Соболезную тебе, Аннабелль.
– Спасибо, Кам, – немного растерявшись, ответила Белль.
Она даже не сразу ощутила, что Камилла говорила не вполне искренне. Хотя доля сочувствия в её словах всё-таки была.
«Конечно, – спустя минуту подумала Аннабелль, наблюдая, как Камилла идёт под руку с Фредериком чуть впереди, – легко быть великодушной, когда у тебя и так есть всё, о чём только можно мечтать». Белль вздохнула: «О, Лилит! Какая же я жалкая!..»
Аннабелль расправила плечи и ускорила шаг. Она последняя фейри Элфина и подойдёт к могилам своих убитых родственников первой.

Братья дедушки – Александр вместе с детьми и Дэниел, тётушки и дяди, троюродные бабушки и дедушки – покоились в глубине кладбища, в самой северной его части. Шестеро фейри-полукровок из рода Уильяма Тэйлора и первородной фейри Амирель были отравлены в 1951-м году. В тот день, двадцать седьмого октября, дедушка лишился всех своих родственников. Аннабелль было страшно представить, что он пережил, как смог сохранить рассудок и желание жить на острове, где люди устроили геноцид всей его расы.
Обогнав остальных, Белль шагала между старых пихт и могил, которые, несмотря на конец октября, утопали в цветущих левкоях и гиацинтах, анютиных глазках и львиных зевах, барвинках и флоксах, колхикумах и васильках, шток-розах и гвоздиках, их нежное благоухание неслось над кладбищем. Белль читала на потемневших от времени надгробьях имена и даты жизни погибших фейри: Коул Тэйлор (1873-1951), его дочь Джезабель (1909-1951), её дочь Кристин (1934-1951); дедушкин младший брат Александр, родившийся в 1849, был отравлен вместе с двадцатилетней дочерью-фейри Анной в 1951-м. А сыновья Александра, Кевин и Марк, были людьми и умерли позже, дожив свой человеческий век в Германии. Они не смогли остаться на Элфине после случившегося. В Мюнхене у них родились дети, а затем и внуки, и правнуки, но все они были просто людьми. Белль шагнула дальше, к могиле дедушкиного дяди, Стюарта Тэйлора (1805-1951), переехавшего из Линденшира в Торнфилд за три года до трагедии.
Аннабелль прошла к благоухающим цветами могилам Ламбертов и Льюисов: оба рода прервались в 1951-м. Возможно, лишь шестнадцатилетняя Аннабель Ламберт была всё ещё жива: летом 1951-го она уехала погостить к дяде в Лондон и, разумеется, не захотела возвращаться на Элфин после трагедии. Больше о ней ничего было неизвестно, но Белль хотелось верить, что её тёзка из рода Ламбертов жива, хоть по официальным данным в мире не осталось больше фейри, кроме самой Белль. Даже Эмбер Найтингейл, знаменитая охотница на вампиров, которая часто исчезала и потом неожиданно возвращалась, уже четыре месяца считалась погибшей. Хотя в её смерть верили далеко не все.
Белль пошла к могиле Вероники Льюис. Ей было всего пятнадцать… Как же надо было ненавидеть фейри, чтобы холоднокровно убить ребёнка!
Люди так боялись подвергнуться внушению фейри, что легко поверили клеветническим речам чуть ли не первого встречного. Преподобный Джулиан Красовски был, конечно, превосходным оратором, но как ему удалось меньше чем за полгода настроить треть жителей Торнфилда против семей фейри?..
С какой лицемерной благожелательностью заговорщики относились к фейри, втайне обдумывая их убийство! Когда Блэки пригласили на свадьбу чуть ли полгорода, включая и все семьи фейри, последние, несмотря на свою магическую эмпатию, ничего не заподозрили. В детстве Белль не могла понять, как же так вышло?.. Дедушка полагал, что Красовский внушил своим последователям, что, убивая нелюдей-фейри, они делают благое дело, и те искренне в это поверили.
Самое интересное, что, совершив массовое убийство, Блэки, Вильямсоны, сам Джулиан Красовски и другие избежали наказания: сразу после трагедии они бесследно исчезли, и в последний раз их видели на берегу в ожидании утреннего парома. Когда мэр (отец судьи Моргана) вместе с другими членами Совета, стал разбираться в произошедшем, никого из зачинщиков найти не удалось, и все обвинения повесили на Галлахеров: ведь именно в их винодельне приготовили вино «Сладкие мечты», которое убило фейри: его подмешивали во все их напитки. Галлахеры срочно покинули остров, а Уайты стали монополистами в торговле вином на Элфине. Некоторые тут же обвинили Уайтов в том, что они подставили Галлахеров, чтобы устранить конкурентов. Белль, конечно, не знала дедушку Фредерика и Виктора, но ей не верилось, что он мог совершить такое. Или она просто не хотела верить в это. В конце концов правды уже не узнать.
– Аннабелль. – Негромкий голос преподобного Мэтью Ричардсона вырвал её из задумчивости. Для мужчины у него был на удивление высокий голос, но он отлично гармонировал со всем его обликом: священник был невысок и аскетически худощав, одет как всегда с безупречным вкусом в чёрное.
– Здравствуйте, преподобный, – Белль встретилась с серо-голубыми глазами священника. – Спасибо, что пришли. Это очень важно для меня.
– Быть здесь, среди могил несправедливо убиенных фейри, важно и для меня, Аннабелль, – ответил священник. – Торнфилд до сих пор не искупил вину перед детьми Лилит и, увы, даже не пытается это сделать.
– Все, кто были ответственны за их смерть, наверное, уже давно мертвы, – задумчиво проговорила Белль.
– Вероятно, это так, – ответил преподобный.
Неподалёку послышался голос мэра. Вскоре мистер Купер, Вики, Генри и Фредерик с Камиллой появились из-за деревьев и подошли к стоящим у могил Белль и священнику.

Высокий голос преподобного Мэтью Ричардсона, читающий поминальные молитвы, одиноко звучал в тишине кладбища, лишь ветер в ветвях пихт вторил ему.
– Боже, Господь милосердный, – произнёс священник, – вспоминая годовщину смерти рабов Твоих… – он повернулся к Белль, чтобы она назвала имена погибших родных.
– Александра, Стюарта, – стала перечислять Аннабелль имена погибших фейри из рода Тэйлоров, – Коула, Джезабель, Кристины, Анны… – Затем она повернулась к могилам Льюисов и Ламбертов и прочла их имена тоже.
– Просим Тебя, – продолжил преподобный Мэтью Ричардсон, – удостой их места в Царствии Твоём, даруй благословенный покой и введи в сияние славы Твоей.
– Аминь, – произнесла Белль, а за ней и все остальные.

Уходить с кладбища не хотелось. Аннабелль с детства нравились тишина и спокойствие, царившие здесь. Раньше она часто приходила сюда с дедушкой.
Потемневшие от дождей и ветров скорбящие каменные ангелы, мраморные надгробья, тонущие в зарослях жухлой травы, и усыпанные листьями могилы в окружении тёмных пихт – всё это вызывало щемящее чувство грусти и странное ощущение уюта, особенно сейчас, в конце октября.
Аннабелль решила сходить на могилу друга, погибшего в горах полгода назад, накануне Молочного бала. Благодаря Капкейку она стала гидом и после его гибели всё лето на маршрутах вспоминала о нём. Как же часто бывает, пока человек жив, общение с ним кажется таким обыденным и как будто вовсе не ценным, но стоит ему умереть…
Генри захотел навестить могилу матери. Вики, конечно, пошла с ним. Камилла сказала, что она и Фредерик тоже присоединятся; мистера Купера срочно вызвали в Мэрию, и Аннабелль пошла к могиле Капкейка одна.
Вскоре Белль увидела большую мраморную плиту в окружении кустов роз: они цвели всё лето, а теперь засохли. «Калеб Эндрю Каппер. Сын, друг, гид» – было написано на плите. И даты рождения и смерти. Жизнь отмерила ему всего-ничего – двадцать четыре года. Слишком мало.
Белль вспомнилось погожее утро шестнадцатого июня: синее небо, аромат цветущих лип и длинная вереница торнфилдцев в траурных одеждах, что пришли проводить в последний путь своих четырёх сограждан, погибших под лавиной. Белль увидела летящие в могилы белые розы, которые должны были украшать Молочный бал. Она увидела плачущую над гробом сына миссис Каппер. И лицо Капкейка среди цветов – обычно такое красное от безжалостного горного солнца – теперь непривычно белое, а всегда растрёпанные волосы – аккуратно расчёсанные на пробор.
Она вспомнила боль от розового шипа, которая помогала не сойти с ума от накрывающего её с головой шторма чужой боли, отчаяния и горя. Белль вспомнила Фредерика – его тепло и свет сквозь ужасающую бурю чужих эмоций, порождённых смертью. Ей всего лишь хотелось…
Белль обернулась, почувствовав чьё-то присутствие. Чьё-то?.. Она сразу поняла, что это Фредерик.
– Ты как? – негромко спросил он.
– Нормально, – ответила она, неуверенно улыбнувшись.
– Точно?.. – И он указал на могилу Калеба.
Безжизненные сухие стебли выпрямились, зазеленели и распустились ярко-красными розами, которые чуть покачивали прелестными головами в такт порывам осеннего ветра.
– Я… – проговорила Белль, поспешно отворачиваясь.
«…вспоминала о тебе, когда ты внезапно подошёл ко мне», – подумала она. Но вслух сказала, улыбнувшись:
– Может, однажды я научусь выращивать что-то, кроме красных роз.
– Скоро за тобой начнут охотиться цветочники, – сказал Фредерик. – Ты, кажется, научилась генерировать розы из воздуха.
– Нет, на самом деле, в могиле Капейка были розы, – возразила Белль. – Просто белые.
– Я про розовый куст в квартале Пророчеств, – ответил Фредерик.
– Надеюсь, не все такие догадливые, как ты, – усмехнулась она.
– Думаю, мы сможем отвадить назойливых торговцев, готовых отдать тебе все деньги за волшебные розы, – подмигнув, улыбнулся он.
– Вовсе они не волшебные… – возразила Белль, смущённо отвернувшись.
Все попытки Белль отпустить Фредерика, забыть и жить дальше развеивались как утренний туман, стоило ему оказаться рядом. Может быть, она и жестока, что влюблена в него. Но и ему не сто?ило приходить сегодня в чёрном и вновь дарить ей надежду, что она важна для него.

Через несколько минут они пошли к выходу. Ветер усиливался, пихты поскрипывали, раскачиваясь, а небо ещё сильнее потемнело: скоро начнётся ливень. Однако Белль совсем не хотелось уходить с кладбища. Она старалась не думать об этом, но рядом с Фредериком ей стало ещё уютнее, и она была готова бродить среди могил и надгробий хоть до самой темноты.
Они вышли с тропинки на дорогу, ведущую к воротам. Справа раскинулась лужайка клевера. Белль наклонилась, чтобы сорвать четырёхлистник – она всегда находила их, если хотела. В её руке поблёкший стебелёк вновь стал зелёным, душисто пахнущим июльским сенокосом.
– Держи, – она протянула клевер Фредерику.
– Оставь себе, – покачал головой тот. – Отдавать четырёхлистный клевер – дурная примета.
– С каких пор ты веришь в эти глупые суеверия? – рассмеялась Аннабелль. – К тому же, я фейри: удачливость – наша сильная сторона.
– Если бы это было так, – возразил Фредерик, – мы бы не собрались здесь сегодня.
К сожалению, он был прав, и Белль кивнула.
– Просто знаешь, – задумчиво произнесла она минуту спустя, – Генри сказал, что ты работаешь над каким-то секретным проектом, который очень важен для тебя. Я хочу, чтобы у тебя всё получилось, – и, улыбнувшись, она вновь протянула четырёхлистник Фредерику.
– Спасибо, – ответил он и на этот раз взял подарок, едва коснувшись её пальцев.
До слуха Белль донеслись голоса Вики, Кам и Генри, и вскоре все трое показались на дороге, вынырнув из-за деревьев. Раздался раскат грома, и с неба сорвалось несколько капель. Пора было уезжать.

Аннабелль любила белый дом Уайтов, построенный в конце пятидесятых годов девятнадцатого века в стиле александрийского[12 - Эпоха правления Александра I Пендрагона (1850-1879)] рококо. Хотя сам стиль ей был не близок: она предпочитала более простые формы, ей нравились классицизм и эклектика, а особую любовь Белль питала к колониальному стилю, с его лёгкими конструкциями из дерева и камня, этническими орнаментами и обилием света.
Снаружи особняк Уайтов (именно так он и обозначался в туристических путеводителях) выглядел, как и подобает дому своей эпохи: ассиметричная композиция и ломанная линия фронтонов с вазами и скульптурами, роскошная лепнина с мифологическими мотивами; полуциркульные окна, украшенные наличниками; опоясанная балюстрадами крыша, арочные проёмы дверей. По семейному преданию Герберт Уайт, активно занимавшийся тогда развитием винодельного бизнеса на Элфине, дал денег Жану Гийому, знаменитому французскому архитектору тех лет, чтобы тот построил ему дом. Гийом и построил самый модный на Элфине дом в стиле господствовавшего тогда рококо. Герберту дом не очень понравился, но его жена пришла в восторг, поэтому Уайты поселились там. Но уже сын Герберта избавился от роскошных фресок, тяжёлых люстр и громоздкой лепнины внутри дома. Сейчас интерьер особняка Уайтов совершенно не напоминал роскошество александрийского рококо – всё было минималистично, современно и практично.

Вернувшись с кладбища, Аннабелль пошла переодеться в комнату, в которой жила, когда переехала из Линденшира в Торнфилд. Да и теперь Белль нередко ночевала тут, когда засиживалась у Уайтов.
Игнорируя голоса из кухни, она расстегнула и сняла платье. Переодевшись в любимый сарафан из лавандового льна с белой батистовой рубашкой, Белль уже хотела выйти из комнаты, как вдруг услышала голос Камиллы:
– Я честно пыталась быть милой с ней, раз уж Фред попросил. И я правда сочувствую ей. Такой день… Но зачем он пошёл на могилу Калеба? С ней!
– Капкейк вообще-то был другом и Фредерику, – напомнила Вики. – Они вместе ходили на сборы.
– Всё равно, он мог бы пойти туда позже, а не вместе с ней! – раздражённо не согласилась Камилла. – И почему они оба пришли в чёрном? Как ты это объяснишь? Они как будто договорились! Фред не мог так поступить за моей спиной!
– Я уверена, что они на договаривались, Кам, – негромко возразила Вики. – Просто Фредерик решил её поддержать.
– Поддержать? – переспросила Камилла. – А почему мне не сказал? Я бы тоже поддержала, тоже надела чёрное платье!
– Или это случайность, – аккуратно предположила Вики.
– Какая случайность, если у Фреда и чёрной одежды-то почти нет, – возразила Камилла. – Рубашку он точно купил недавно.
– Прости, Кам, но я не понимаю, к чему ты клонишь.
– К тому, что… – Камилла смолкла на секунду. – Генри ведь так не поддерживает её?
– Кого? – послышался голос Генри.
– Белль, – ответила Вики.
– Почему это я не поддерживаю? – удивился Генри. – Семья ведь для этого и нужна.
– Но ты не пришёл сегодня в чёрном костюме, – сказала Камилла.
– Да, – расстроенно ответил Генри. – Мы с Вики что-то не догадались.

Белль вздохнула и, толкнув дверь, вышла из комнаты. Какой хороший вечер получился бы, если бы не Камилла…

Глава 4. Золото Элфина
Пока Вики и Камилла раскладывали тарелки в гостиной, Аннабелль зашла в кухню взять бокалы. Вдруг её внимание привлёк тонкий аромат яблок. Белль подошла к столу и увидела блюдо, наполненное канареечно-жёлтыми маленькими яблочками. Она взяла одно, вдыхая нежный медовый дух. Наверное, в этом году уже не удастся испечь пирог… Не успела она подумать об этом, как послышались шаги Фредерика.
– «Золото Элфина», – сказал он, подойдя ближе.
Белль кивнула.
– Можно приготовить пирог, – в задумчивости произнёс Фредерик, словно размышляя вслух.
– Пирог? – обрадованно переспросил Генри, входя в кухню. Он взял штопор из ящика стола. – Я б не отказался.
Фредерик и Аннабелль переглянулись.
– Давай, – улыбнувшись, сказала Белль.
Фредерик подал ей фартук, снял запонки и закатал рукава рубашки. Белль подумала, до чего же ей непривычно видеть его в чёрном, но как приятно знать, что он оделся так, чтобы поддержать её – теперь она в этом не сомневалась. Пряча улыбку, Белль надела фартук и, завязав тесёмки, по привычке опустила руку в карман.
Когда ей было девять лет, она вместе с мамой сшила свой первый фартук. И для кармашка она выбрала ткань, гладкую с одной стороны и мягкую и пушистую – с другой. Мама считала, что эта ткань не подходит для хлопкового фартука, но дедушка, как всегда, поддержал любимую внучку. Белль пришила кармашек пушистой стороной внутрь, и ей очень нравилось засовывать в него руку – зажмурившись, она представляла, что гладит котёнка. Потом, конечно, Белль выросла из того фартука, но привычка осталась. Когда ей было шестнадцать, и она только начала готовить с Фредериком, он заметил эту привычку и стал прятать в кармашек её фартука конфеты. Белль каждый раз была в восторге и, нащупав конфету, пыталась угадать, с чем она будет.
В этот раз карман был, конечно, пуст, но Белль улыбнулась, вспоминая о беззаботном прошлом.
Фредерик ловко нарезал яблоки, а Белль смешала в кружке корицу с сахаром.
– La cannelle, s'il te pla?t[13 - Корицу, пожалуйста (фр.)], – попросил Фредерик, по привычке переходя на французский и, не глядя, протянул ладонь.
– Tenez, chef[14 - Держите, шеф (фр.)], – с улыбкой ответила Аннабелль, вкладывая в его пальцы кружку с получившейся смесью.
– Спасибо. – Он высыпал корицу с сахаром в блюдо с нарезанными яблоками и стал перемешивать. – Ты знаешь, – произнёс он, взглянув на Белль, – когда мы начали вместе готовить, я не знал на английском многих слов, обозначающих пряности или даже кухонную утварь.
– Ты шутишь! – не поверила Аннабелль. – Я была уверена, что ты в основном называешь всё по-французски для моего полного погружения в язык. Когда дедушка пропал без вести, со мной никто толком не занимался, и мой французский был ужасен.
– Он никогда не был ужасен, – возразил Фредерик. – У тебя всегда было чистое произношение. Просто не хватало лексики, некоторых знаний грамматики и практики.
Белль улыбнулась. Учителя говорили, что у неё талант к языкам, но услышать от Фредерика комплимент её произношению было особенно приятно.
– Когда я понял в разговоре с тобой, что не знаю, как будет «поварёшка» по-английски, – продолжил Фредерик, ловко взбивая венчиком белки? с сахаром, – то стал заранее переводить французские названия. До этого я готовил один и не задумывался, что не знаю многих английских слов.
– Откуда ты такой ответственный, Фредерик Уильям Уайт? – спросила Белль, шутливо толкнув его в бок.
– Должны же были когда-нибудь сбыться чаяния шефа Бомо?на, – усмехнувшись, ответил он.
Аннабелль замерла. Фредерик избегал упоминать своего наставника и вообще говорить том, как начал готовить, но, кажется, сейчас…
– Но ведь он не прогонял тебя с кухни, – осторожно произнесла Белль, зачерпывая ситом муку и протягивая Фредерику.
– Может, по началу и прогонял, – ответил тот, просеивая муку над тестом, и усмехнулся. – Я ведь ни слова не понимал по-французски, а шеф никогда не снисходил до пояснений на английском. Мне было шесть, когда родители наняли его.
Он смолк, и Белль уже решила, что на этом всё. Однако спустя минуту он продолжил в задумчивости:
– Однажды я забежал на кухню, чтобы взять для нас с Генри какой-нибудь еды, и увидел, как он готовит. Это выглядело увлекательно, и я стал регулярно наведываться на кухню. А спустя, наверное, полгода спросил, можно ли порезать морковку? Шеф так ловко резал её – мне захотелось попробовать. Он дал доску, морковь и нож. Конечно, у меня получилось плохо, и он долго ворчал, хотя, очевидно, заранее знал, что шестилетний ребёнок вряд ли справится хорошо. – Фредерик помолчал. – Я несколько лет думал, что моё имя на французском звучит как «morveux[15 - Сопляк (фр.)]», пока не посмотрел в интернете перевод. – Он усмехнулся.
– Ты ему сказал, что знаешь значение слова? – спросила Аннабелль.
– Сказал. Он посмотрел меня вот так, – Фредерик повернулся к Белль, поджал губы и свёл брови к переносице, – и сказал: «D'accord, gamin[16 - Ладно, мальчишка (фр.)]». И с тех пор он называл меня только «gamin».
Аннабелль улыбнулась. Фредерик вытащил тесто из миски.
– Он постоянно ворчал и ругал меня за малейшую оплошность, – продолжил он, взяв у Белль скалку и начав раскатывать тесто. – Но я пропускал его ругань мимо ушей. Я всегда знал, что он незлой и привязан ко мне. К тому же я не понимал смысл его ругательств, – Фредерик усмехнулся. – Когда мне было двенадцать, отец услышал, как шеф ругает меня. Родители возмутились, хотели уволить его и нанять другого повара. Но мне было жаль расставаться с шефом, и я уговорил отца оставить его. С тех пор он перестал меня ругать.
Аннабелль поставила на стол, смазанный маслом противень. Фредерик аккуратно перенёс на него раскатанное тесто.
– Почему ты… – начала негромко Белль, – так редко говоришь о нём?..
Фредерик задумался.
– Не знаю, – произнёс он. – Не приходилось к слову, наверное. – Он взглянул на Белль. – А ты никогда не говоришь об отце, – заметил он.
Она кивнула.
– Да. Потому что… – Белль помолчала. – Мой отец… всегда избегал меня. Даже когда я была маленькой, – проговорила она, чувствуя, как тяжёлый камень старой обиды вновь болезненно сдавил ей сердце. – Я думаю, он всегда боялся меня.
Фредерик внимательно посмотрел на неё.
– Наверное, он просто тебя не понимал, – тихо произнёс он.
– Да, – ответила Белль. – Он так и не смог принять, что я не человек.
– Странно, что так произошло, – задумчиво проговорил Фредерик. – Он ведь был знаком с твоим дедушкой.
– Моему дедушке было много лет, и он умел жить среди людей, не привлекая к себе внимания, – возразила Белль. – А я…
Она подала Фредерику миску со смесью корицы, яблок и сахара. Он взял её и стал распределять яблоки по тесту. Подняв голову, он взглянул на Белль, точно ожидая продолжения. Ей захотелось поделиться с ним. Его ненавязчивое сочувствие было так приятно ощущать…
– Когда мне было полгода, – проговорила она, – дедушка с бабушкой ушли, маме с Вики надо было ненадолго уехать, и мама оставила меня под присмотром отца. Я спокойно спала в коляске под цветущей яблоней, но потом что-то разбудило меня, и я заплакала. Отец запаниковал, тряс коляску, пытаясь меня успокоить, но даже не подумал взять меня на руки. Я продолжала плакать, и когда вернулась мама, цветущая яблоня превратилась в высохший скелет, а отец был на грани сумасшествия. Вики боялась, что мама с папой разведутся из-за этого.
– Откуда ты об этом узнала?.. – потрясённо спросил Фредерик. Исходящее от него сочувствие смешалось с негодованием по отношению к её отцу. – Кто тебе рассказал?..
– Я несколько раз слышала, как родители обсуждали эту историю, – ответила Белль.
– При тебе?..
– Нет, конечно. Просто я…
Аннабелль услышала шаги и смолкла. Обернувшись, она увидела Марка. Привстав на цыпочки, мальчик заглянул на стол, где стоял противень с пирогом.
– Это мы с папой собрали, – обернувшись, сказал Марк доверительно. – Я рад, что вы делаете пирог.
– Мы тоже, – ответил Фредерик.
Когда Марк вышел, Фредерик сказал:
– Спасибо, что поделилась.
– Спасибо, что выслушал, – Белль улыбнулась.
Фредерик помолчал, а потом сказал:
– Давай украшать.
Белль кивнула, наблюдая, как он растягивает тонкий жгут теста, немного сплющивает и делает ножом надрезы.
Работа дальше пошла в тишине. Фредерик и Аннабелль склонились над пирогом, сплетая поверх тонких яблочных ломтиков ниточки теста в прихотливый узор.
– Что вы делаете? – раздался раздражённый голос Камиллы.
Увлёкшись украшением пирога, Аннабелль не услышала, как Камилла вошла в кухню.
– Яблочный пирог, – в один голос ответили Фредерик и Аннабелль, подняв головы и обернувшись. Белль совсем забыла про Камиллу, и оттого её голос прозвучал немного растерянно, виновато, точно её застали за чем-то не совсем законным, голос Фредерика – спокойно.
– Мы же специально заказали торт. – Камилла скрестила руки на груди. – Куда теперь столько выпечки?
Из-за её спины показалась Вики.
– Отстань от них, Кам, – сказала она. – Пусть готовят. Марк и Генри обожают яблочные пироги, если что они съедят.
– Можно тебе на минуточку, – прошипела Камилла Фредерику и потянула его за локоть.
– Конечно, – ответил тот, отряхивая руки. – Сейчас вернусь, – сказал он Белль.

Из смежной с кухней комнаты Аннабелль было слышно каждое слово, каждый интонационный оттенок.
– Ты и так каждый день готовишь! У тебя же скоро курсы, тебе мало? Сейчас уже мэр придёт и мисс Уэлш. Что вы тут устроили?
– Кам, – остановил её Фредерик, – это…
– Если ты сейчас скажешь, – перебила его Камилла, и голос её дрогнул, – что это просто пирог, я тебе…
– Это не просто пирог, – ответил Фредерик. – Это пирог с яблоками «Золото Элфина».
– Откуда вообще взялись эти яблоки?!
– Они растут на заднем дворе и как раз в это время созревают; Генри и Марк их принесли, – педантично пояснил Фредерик. – С ними получаются самые вкусные яблочные пироги. Вот увидишь, пирог будет не хуже торта.
– Да при чём тут это!.. – задохнулась от возмущения и обиды Камилла.
В коридоре раздались шаги и вскоре послышался голос мистера Купера. Белль вышла ему навстречу. Пока она здоровалась с мэром, пришла мисс Уэлш.
Эбигейл Уэлш была статной женщиной с серебристо-белыми волосами, убранными в высокую причёску и заколотыми серебряными шпильками. Её возраст было невозможно определить: она выглядела лет на сорок, но по рассказам дедушки Белль знала, что крёстная значительно старше сорока. Спину мисс Уэлш держала прямо, говорила и двигалась неторопливо, величественно, а в своих изысканных чёрных платьях, расшитых серебром, казалась героиней мистического романа.
– Моя любимая крестница, – мисс Уэлш мягко обняла Белль. – Сожалею, что не смогла прийти сегодня на кладбище поддержать тебя.
– Ничего страшного, крёстная, я понимаю, – ответила Аннабелль.
Она знала, что мисс Уэлш не любит кладбища. Белль видела крёстную там лишь однажды – полгода назад, когда хоронили погибших альпинистов. А до этого – никогда. Раньше, когда маленькая Белль вместе с дедушкой приезжала в Торнфилд, мисс Уэлш иногда сопровождала их на прогулках по городу, но только не на кладбище.
Белль повела мистера Купера и мисс Уэлш в гостиную и вдруг услышала обрывок фразы Фредерика:
– …пойти к Крис, когда я уеду. Мне важно поговорить с тобой до отъезда, Кам.
– Тогда говори сейчас, – ответила Камилла.
– Это, очевидно, будет нелёгкий разговор, – помолчав, проговорил Фредерик. – Поэтому…
– Тогда я и слышать ничего не хочу! – решительно перебила его Камилла. – В прошлый раз после такого нелёгкого, – передразнила она его, – разговора ты ни с того ни сего потащил меня в Лондон.
– Ты ведь знаешь, как эта поездка была важна для меня, – в голосе Фредерика прозвучала лёгкая обида.
– Ладно! Но сейчас… – она шумно выдохнула, – оставь свои нелёгкие разговоры на потом.
И Камилла с грохотом распахнула дверь.
– Кам! – крикнул ей вдогонку Фредерик.

Белль поняла, что протирает бокал уже в третий раз под внимательным взглядом крёстной и взяла из коробки следующий. О чём же Фредерик хочет поговорить с Камиллой? Почему Камилла так избегает этого разговора?.. Внутри зрела сладкая кружащая голову догадка, но Белль не дала ей оформиться в мысль: будет слишком больно обмануться. Лучше довольствоваться тем, что есть: Фредерик рядом, и можно снова печь пирог с ним как в старые добрые времена.
В этот момент в гостиную вошла Камилла. Поздоровалась с мистером Купером и мисс Уэлш и продолжила сервировать стол.
Вспомнив про пирог, Белль пошла на кухню. Фредерик и Марк расположились рядом с духовкой, и Марк, наблюдая за стрелкой температуры, комментировал изменения. Фредерик поднялся со стула, когда Белль вошла.
– Пришли мистер Купер и мисс Уэлш, – сказала Аннабелль. – Сходи поздоровайся, а мы с Марком последим за пирогом.
Фредерик кивнул и вышел из кухни. Он был взволнован. Аннабелль чувствовала, что разговор с Камиллой нарушил его душевное равновесие, а её приход совершенно не помог его вернуть.
– Крёстная, – неожиданный вопрос Марка вырвал Белль из задумчивости, – ты ведь помнишь прадедушку?
– Конечно, – улыбнулась племяннику она.
– Расскажи, где он сейчас.
Белль села на стул возле духовки, и племянник тут же забрался к ней на колени.
– Твой прадедушка Джеймс сейчас в Заповеднике, – с улыбкой начала она любимую историю обоих племянников. – Там всегда тепло и солнечно, деревья цветут и дают плоды в одно и то же время, а цветы не сминаются под ногами. Птицы там поют так красиво, что сердце замирает, а огромные бабочки садятся на плечи. А ещё в Заповеднике живут кентавры, единороги, фейри, варгисы и даже драконы.
– А я туда попаду? – спросил Марк.
Белль вздохнула. Она неоднократно отвечала на этот вопрос, но каждый раз было трудно, почти как в первый. Когда дедушка при Белль сказал Вики, что та никогда не сможет попасть в Заповедник, Белль плакала. Но её пятнадцатилетняя сестра весело ответила, что планирует умереть от старости в окружении внуков.
– Туда могут попасть только дети Лилит. А ты сын Адама и Евы.
– А ты можешь попасть? – Марк посмотрел на крёстную снизу вверх.
Помолчав, Белль ответила:
– Когда-нибудь… да. Если захочу.
– И ты бросишь нас? Как прадедушка? – А вот об этом Марк спросил впервые.
– Прадедушка не бросил нас, – твёрдо ответила Белль. – Он любил нашу семью, твою бабушку, прабабушку, и твою маму, и меня. Но ему пришлось уйти.
– Но почему?..
– Я не знаю, Марк, – грустно проговорила Белль. – Когда я была маленькой… – медленно произнесла она, чувствуя, как воспоминания рёвом вертолётов, завыванием и сине-красными отсветами сирен уносят её в те жуткие майские дни, семь с половиной лет назад, – все считали, что он погиб под лавиной. Так многие до сих пор считают. Ты знаешь, что такое лавина, крестник?
Марк, конечно, знал. В Торнфилде после июньской трагедии об этом знали все, включая детей.
– Его искали несколько дней, – продолжила Аннабелль. – Прочесали всю округу, а Долину Снов, где его следы обрывались, перекопали вдоль и поперёк. Но что один фейри мог сделать против лавины в двести-триста тысяч тонн? К счастью, дедушка, твой прадедушка, – улыбнулась Белль племяннику, – успел уйти в Заповедник.
– Может быть он спрятался от лавины в Заповеднике? – осенило Марка.
– Может быть, – ответила Аннабелль и наклонилась к духовке немного сбавить температуру.
– А как попасть в Заповедник?
– Этого я тоже не знаю, – ответила Белль и повернула голову, почувствовав присутствие Фредерика.
Тот остановился на пороге кухни, прислонившись плечом к дверному косяку.
– А прадедушка вернётся? – тихо спросил Марк.
– Мы можем только верить в это. Надеяться и ждать, – и Белль, почувствовав прилив нежности, улыбнулась и поцеловала племянника в макушку.
Марк погладил её руки, обнимающие его. Тут его окликнул Алекс, и он убежал к брату.
Белль боялась поднять голову и встретиться с Фредериком взглядом. Она почувствовала, словно он приоткрыл дверь в свою душу: с таким теплом, нежностью и (в эти секунды она это знала наверняка) любовью, он наблюдал за ней и Марком. Белль боялась, что если встретится с Фредериком взглядом, то бросится к нему в объятья, а он не захочет и не сможет сопротивляться. А позже не простит себе, что поступил так с Камиллой. И Белль не простит себе. Пусть он поскорее поговорит со своей девушкой и тогда…
– Ты последишь за пирогом? – Белль встала со стула, не поднимая глаз. – Я пойду спрошу не нужна ли Вики помощь.
– Хорошо, – ответил Фредерик едва слышно.

Ужин прошёл тихо. Камилла села на противоположном от Фредерика краю стола, точно боялась, что он попробует поговорить с ней прямо во время поминального застолья. Преподобный Ричардсон прочитал молитву, и Белль вновь перечислила по именам всех погибших фейри из рода Тэйлоров. За столом почти никто не говорил, Вики иногда обращалась к сыновьям, следя, чтобы они хорошо поели суп, и напоминая о награде за это в виде торта и пирога.
В этот вечер Белль снова вспомнила июньское утро, когда Торнфилд прощался с погибшими под лавиной альпинистами. А она опускала пальцы в незабудковый шёлк, спрятанный в чёрном клатче, и едва сдерживала счастливую улыбку. Белль всегда надеялась, что дедушка жив, но лишь когда Фредерик отдал ей дедушкин платок, она действительно поверила в это. Интересно, где был платок всё это время? У дедушки? Как он смог передать его из Заповедника? Или у Таунары? Тогда почему ореада не передала платок самой Белль гораздо раньше? Ведь Белль много раз приходила к Загадочнице, на склонах которой по легендам скрывался вход в Заповедник, но никогда не видела Таунару. Белль столько лет прожила в неведении, страдая от мысли, что тот, кто был дорог ей больше всех на свете, мёртв.
Может быть, однажды Заповедник откроется, и на Элфин вернётся не только дедушка, но и другие фейри, кентавры, единороги, драконы и Грегор Ришта. Возможно, прародитель варгисов найдёт способ снять проклятие со своего непутёвого потомка. Белль вспомнила пристальный взгляд голубых глаз Адама Спенсера на портрете девятнадцатого века, который в детстве втайне от всех рассматривала в «Энциклопедии Элфина» часами, и подумала, что «непутёвым» называть его неправильно – от него так и веяло силой и властью. И неудивительно, ведь Адам Спенсер был альфой не только элфинских варгисов: его признали вожаком все варгисы мира.
Вот только как открыть Заповедник? Уж точно не так, как это сделала Адель Блан-Сек в фильме. Да и не было на склонах Загадочницы такой скалы с древними письменами и разными скрытыми рычажками – Белль облазала всю гору вдоль и поперёк, а позже узнала, что ту скалу снимали в Альпах.

Когда Генри внёс пирог, по гостиной разнёсся дивный аромат сдобы и медовых яблок.
– «Золото Элфина», – тихо произнесла мисс Уэлш, вдыхая нежный горячий запах. – Любимый сорт твоего дедушки, – улыбнулась она крестнице.
– Правда? – выдохнула Белль. – Я не знала.
– В это время, накануне Хэллоуина, он тоже любил печь пироги с этими яблоками… – мисс Уэлш смолкла.
Какие же отношения связывали крёстную и дедушку? Этот вопрос мучил Белль уже пять месяцев, с того дня на кладбище, когда мисс Уэлш увидела в клатче Белль дедушкин платок. В детстве Белль не задумывалась об их отношениях, считая, что мисс Уэлш гораздо старше дедушки. Но ведь он был фейри и не старел, в отличие от людей. Возможно, дедушка и мисс Уэлш любили друг друга раньше, ещё до того, как дедушка и бабушка поженились. А возможно (Белль было горько это признавать), они были любовниками и после.

…Камилла пересела к Фредерику, когда Генри внёс пирог. В эту секунду Белль стало пронзительно жаль Камиллу: ей будет очень больно, когда разговор всё-таки состоится.

После ужина преподобный Мэтью Ричардсон попрощался и ушёл. Белль помогала Вики расставить оставшуюся еду по холодильникам; Генри, Фредерик и Камилла собирали грязную посуду и загружали её в посудомойку. Марк и Алекс тихо как мышки складывали в гостиной на полу пазл с «Королём львом», а мистер Купер и мисс Уэлш негромко беседовали, сидя в креслах у камина. Белль чувствовала такое уютное домашнее тепло, что ей хотелось запечатлеть эти минуты, закупорить их как духи? или вино в бутылку, чтобы в грустные тёмные дни вытаскивать пробку и слышать родные голоса, перестук посуды, ощущать всё ещё витающий в воздухе аромат яблочного пирога, вкус красного вина на языке, видеть ласковую улыбку Вики, чувствовать руки Марка, обхватившие за талию…
– Белль! – позвала Вики через полдома. Кажется, она была в гардеробной.
Аннабелль, очнувшись от задумчивости, пошла к сестре. Вики стояла в гардеробной перед распахнутым шкафом, в руках у неё было бордовое платье из тонкого бархата с плотными кружевными вставками.
– Не хочешь забрать? – спросила Вики. – Можно дома носить.
– Для дома оно слишком нарядное, – возразила Белль, оглядывая платье. – К тому же я не ношу красное.
– Ну, это скорее бордовое, – возразила Вики.
– Камилле отдай, ей нравится бордовый.
– Я ей предложила уже. Она не любит длинные платья.
– А ты сама почему не носишь его? – спросила Белль.
– Не знаю вообще, зачем я его купила. – задумчиво проговорила Вики. – Так ни разу и не надела. Отдам в плимутский приют, – решила она.

Вскоре хозяева и гости вновь собрались в гостиной. Поговорили и выпили ещё по бокальчику вина (а Камилла снова сока), после чего мистер Купер предложил мисс Уэлш подвезти её до дома, и, когда приехал Энтони, они ушли. Затем Вики ушла купать мальчиков, а потом Белль читала им любимую сказку Марка, сидя на его кровати, пока Вики, Генри, Фредерик и Камилла негромко разговаривали в гостиной.
– «За морем царевна есть, – читала нараспев Белль, –
Что не можно глаз отвесть:
Днём свет божий затмевает,
Ночью землю освещает,
Месяц под косой блестит,
А во лбу звезда горит.
А сама-то величава,
Выступает, будто пава;
А как речь-то говорит,
Словно реченька журчит[17 - А.С.Пушкин «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне лебеди»]».
Конечно, на английском языке пушкинские строки звучали не так музыкально, как на русском (дедушка читал Белль эту сказку на русском), но яркие образы и сюжет сказки завораживали. Это роскошное иллюстрированное издание, которое Белль держала сейчас в руках, она заказывала специально из Лондона в подарок Марку.
Тот обожал эту сказку и называл её не иначе как «Сказка про тебя». Хотя очевидно, Пушкин вдохновился образом вовсе не фейри, а нимф – те умели превращаться в птиц, зверей, рыб и растения. В русских сказках было немало описаний подобного оборончества, свойственного нимфам: в доэлфинскую эпоху много детей Лилит скрывалось от преследования людей именно в лесах современной Российской Империи.
Вскоре мальчики уснули, Аннабелль приглушила свет и вернулась в гостиную. К тому времени Генри и Фредерик вышли во двор, проверить теплицу, в которой из-за ветра опять отключалось электричество.
– Я еду на ночёвку к Кристине, – повернулась Камилла к Белль. – Могу подвести тебя домой, если хочешь. Крис живёт в твоём районе, – добавила она.
Белль почувствовала напряжение, с которым Камилла ждала ответа. Вспомнив вчерашнюю интересную беседу, Белль согласилась. К тому же ей не хотелось расстраивать Камиллу отказом: та не так-то уж часто предлагала помощь. Но если бы Аннабелль знала, чем обернётся эта поездка, она бы осталась ночевать у Вики. Или, может быть, всё равно поехала бы с Камиллой. От правды ведь не убежишь. И чем раньше её узнаешь… Хотя был в этом какой-то мазохизм.

Когда машина отъехала от дома Уайтов, Камилла сказала, улыбнувшись Аннабелль:
– Какие чудесные малыши у Генри и Вики, правда?
– Да, замечательные, – улыбнулась в ответ Белль.
– Генри – прекрасный отец, – заметила Камилла. – Так любит мальчиков!.. И твоя сестра – она просто образцовая мама, я восхищаюсь ею… – в её голосе послышались печальные нотки.
Белль удивилась быстрой смене её настроения.
– Я всегда хотела иметь детей, – произнесла вдруг Камилла совсем тихо.
Сердце Белль тоскливо сжалось.
– Двоих, – продолжила между тем Камилла. – Мальчика и девочку, – она повернулась к Аннабелль и снова улыбнулась, только улыбка вышла грустной.
Белль молчала, глядя перед собой. Она чувствовала: Камилле нелегко говорить про свои мечты о детях, но при этом Аннабелль не могла не ощутить холодную расчётливость спутницы. Всё-таки Камилла не просто так предложила подвезти Белль именно сегодня. И очевидно Камилла ожидала, что Белль, вспомнив вчерашний разговор во время поездки с пикника, согласится.
Камилла значительно сбавила скорость, и Белль с подбирающейся тоской взглянула на спидометр: двадцать миль в час. Разговор очевидно будет длинным.
– В последнее время мне часто снится дочка, – Камилла отвела чёрную прядь волос с лица. – Ей, наверное, годика два – как Алексу, – на лице Камиллы снова появилась улыбка. – Она бежит мне навстречу, я беру её на руки, и она обхватывает ручонками меня за шею. И глаза у неё зелёные, как у Фреда. Я целую её в щёчки и шейку, смотрю и не насмотрюсь… А потом… я просыпаюсь…
Голос у Камиллы задрожал, Белль, охваченная нарастающей лихорадкой чужих чувств, повернулась к ней и увидела, что по щекам у собеседницы текут слёзы. И в этот миг Белль с ног до головы окатило волной такого отчаяния, которого она никак ожидала ощутить от Камиллы. В глазах потемнело, воздух закончился, в голове стучало набатом. Белль попыталась нащупать в сумочке нож, но отчаявшись найти его быстро, вцепилась в дверную ручку, обжигая железом ладонь и пальцы. Боль яркой вспышкой вернула в реальность, и Белль смогла вдохнуть.
– Почему ты плачешь?.. – осторожно произнесла она, коснувшись пальцами руки Камиллы, сжимавшей руль. – Это ведь был просто сон… – Белль понимала, как неубедительно звучат её слова утешения, но на большее она была неспособна.
Камилла вытерла с обеих щёк слёзы и повернулась к Аннабелль.
– Я никогда не смогу иметь детей, Белль!.. – Чёрные глаза Камиллы блестели от вновь подступающих слёз. – Мне было восемнадцать, когда… – она отвернулась, – когда я потеряла ребёнка… Я не стала говорить родителям, а мой бойфренд сказал, что нам ещё рано заводить детей… И я тогда была с ним согласна… Ну кто заводит детей в восемнадцать? Но…
Она сжала губы в тонкую линию и снова резким движением стёрла пальцами слёзы.
– Потом, когда я уже встретила Фреда, я прошла обследование, – Камилла всхлипнула, и на Белль вновь начала наступать волна чёрного отчаяния и разъедающей боли от разбережённой старой раны. – Врач сказал мне, что тогда всё прошло не слишком удачно, и что вероятно, у меня никогда не будет детей.
Белль вновь прижала пылающий ожог к железу и, стараясь не обращать внимания на бегущие по щекам слёзы: от собственной боли, от переживания чувств Камиллы, – осторожно проговорила:
– Он ведь сказал «вероятно». Может быть, надежда ещё есть…
– Ты думаешь это было единственное обследование? – Камилла взглянула на Белль, отчаянно и зло сощурив глаза. – Их было пять! Пять полноценных обследований за три года, пока мы вместе жили в Кембридже. Результат всегда был один и тот же, – мрачно закончила она и снова вытерла мокрые щёки. – Мы с Фредом учились в параллельных классах, – помолчав, в глубокой задумчивости проговорила Камилла, – иногда пересекались на школьных вечеринках, на которые его затаскивал Аарон… Я никогда не думала, что он мне будет так дорог!.. – Сердце Камиллы отчаянно стучало, из груди вырвалось несколько тихих рваных всхлипов. Она сделала несколько глубоких вдохов и продолжила: – В колледже у нас были общие пары по английской литературе. А спустя два года мы начали встречаться. Я уже тогда знала, что хочу от него детей, – Белль почувствовала намеренное желание Камиллы причинить ей страдание, но уже не могла вместить ещё больше эмоций. Она ощутила, как вслед за разлившейся по всему телу болью к горлу подкатывает тошнота, в ушах шумело, а голова кружилась так, будто машина оказалась на карусели. Белль поняла: ей срочно нужен свежий воздух. И выйти из машины.
– Останови, пожалуйста, – выдохнула Белль.
– …И он хотел на мне жениться, – продолжила Камилла, то ли не услышав, то ли проигнорировав просьбу Белль, – даже когда узнал, что у нас, скорее всего, никогда не будет детей.
– Останови машину, – повторила Белль, взглянув на Камиллу.
– Что случилось? – та изменилась в лице и стала тормозить. – Ты вся бледная!
– Укачало, – соврала Белль и, как только машина остановилась, распахнула дверь и выбралась наружу, жадно вдыхая прохладный воздух осенней ночи.
Белль надеялась, что её вырвет, и вместе с рвотой уйдут все скопившиеся в ней эмоции Камиллы. Но тошнота вскоре прошла, и остались только тихое шипенье в ушах, медленно сбавляющее обороты головокружение и пульсирующая боль в руке от ожога. Аннабелль медленно огляделась: до её дома оставалось всего три квартала, если идти через дворы. Но домой она, конечно, сейчас не пойдёт.
– Спасибо, что подвезла, Кам, – вымучила улыбку Белль. – Мне будет лучше дойти пешком. Тут уже недалеко.
– Может, тебе в больницу?.. – встревоженно спросила Камилла.
Как бы ни была Белль вымотана пережитыми эмоциями, она всё равно ощутила источаемое Камиллой чувство глубочайшего удовлетворения, пусть и смешанное с беспокойством и тревогой.
– Я ведь фейри, у нас всё само проходит, – ответила Белль, сохраняя на лице улыбку, застывшую словно маска. – Езжай. Тебя ведь подруга ждёт.
Подумав, Камилла кивнула, и скоро её красный «Ниссан Джук» с рёвом исчез в темноте, а Белль повернулась и пошла к морю, сначала медленно, а потом всё быстрее.

Залив святого Элреда мерцал отражёнными огоньками Торнфилда, и Белль направилась в темноту, подальше от причалов. Спустилась знакомой тропкой на берег, бросила одежду на гальку и, ёжась от октябрьского холодного ветра, вошла в солёную воду.
Когда Белль нырнула с головой, тело наконец окутало теплом. Нежное пение раздалось вокруг, невидимые руки подхватили и понесли Белль прочь от берега.
– Сестрица, сестрица, – раздались нечеловечески прекрасные голоса, – зачем калечишь себя? зачем изводишь? – невидимые губы коснулись ласковым поцелуем её ладони, пылающей болью. – Любимая наша сестрица, ни один из этих злых и глупых людишек не стоит не единой твоей слезинки!.. – невидимые руки скользнули по телу Белль, очерчивая изгибы её груди и талии, бёдер и икр, незримые губы целовали её лицо и шею, а пальцы нежно играли с волосами.
– Я сама виновата, – горько вздохнула Аннабелль, всплывая на поверхность и ложась на спину. – Влюбилась в чужого парня, а теперь мучаю и его, и себя, и девушку, которая… – она не договорила: ей не хотелось даже думать о Камилле. – А ведь сегодня я поверила, что всё может измениться… – она вспомнила Фредерика на кухне, его тепло, его любовь, когда он глядел на неё и Марка, и острая боль кольнула в самое сердце. Может, не всё ещё потеряно?.. «Ох, какая же я эгоистка!» – отругала себя Белль и сказала сиренам: – Спасибо, что вы всегда на моей стороне, – она нырнула и поплыла вниз, чувствуя нежные касания невидимых рук.
– Мы любим тебя, сестрица, – пропели нежные голоса. – И скоро всё изменится, вот увидишь.
Белль вынырнула. Да, скоро всё изменится. Не пройдёт и полгода, и она уедет в Нью-Йорк. Там всё будет иначе.
– Почему я не вижу вас? – спросила она, задав давно мучивший её вопрос. – В детстве, я помню…
– Джеймс питал нас, и наши тела были видимы, – ответили сирены.
– Так почему же вы мне не сказали? – Белль даже стало обидно. – Вы можете взять сколько хотите крови! – и она вытянула руки вперёд.
– Ты наша сестра! – море забурлило, в голосах послышался гнев. – Никогда не предлагай нам свою кровь!
– Но ведь дедушка… – Белль испугалась их ярости, но не понимала, почему они злились.
– Мы никогда не пили кровь Джеймса, ни других братьев и сестёр. Дети Лилит не должны пить кровь друг друга.
Белль прикусила губу. До неё начало доходить.
– Значит дедушка приводил вам людей… – внутри у неё всё похолодело.
Сирены рассмеялись, и морская волна окатила Белль белоснежной пеной.
– Когда-то давно – да, – пропели голоса. – Но мы никого не убивали. А потом Джеймс стал приносить нам пакетики с кровью.
«Банк крови», – поняла Белль. В детстве она несколько раз слышала, как мама спрашивала у дедушки, зачем он регулярно туда ходит.
– В следующий раз я тоже принесу вам кровь, – пообещала Белль, у которой сразу стало легче на душе.
– Мы будем тебе благодарны, сестрица, – пропели сирены, целуя её.

Когда Белль пришла домой, она чувствовала себя уже заметно лучше. Приняв душ, она щедро намазала ожог на пальцах и ладони дедушкиной мазью, остро пахнущей травами, и перемотала бинтом для верности, потом взяла учебник по философии и забралась с ним в постель.
Сначала чтение шло бодро. У Белль была хорошая память, и ей обычно хватало одного-двух прочтений, чтобы нужная информация запомнилась, особенно если тема была интересна ей. «Этический рационализм Сократа» был как раз одной из таких тем. Впрочем, Белль не была согласна в полной мере с древнегреческим философом: тот считал, что всякий безнравственный поступок происходит от незнания истины, что есть добро, а что зло. А зная, что есть добро, человек не поступит дурно. Белль знала: целовать людей и подчинять себе их волю дурно, но всё равно иногда так делала. Конечно, потом она всегда раскаивалась в этом, но тем не менее… В последний раз она поцеловала судью Моргана – незадолго от отменённого Молочного бала. С тех пор прошло пять месяцев. Белль много раз сдерживалась, чтобы не использовать чары на Гидеоне или других навязчивых ухажёрах. Ей хотелось быть лучше – ради себя, той Аннабелль, которая сможет быть с Фредериком, не ломая его волю. И вот сегодня все её мечты снова превратились в пепел. «Это нечестно! – подумала Белль, чувствуя, как к горлу подступает обида. – Почему это Камилла решает за меня и за него!»
Аннабелль раздражённо заёрзала на постели, потом уселась поудобнее и углубилась в чтение.
…Она уснула, уронив учебник на грудь, и её сон наполнился дивным ароматом золотых яблок, пленительно сладких и сочных, точно они выросли в самом Заповеднике.

Глава 5. День с Кевином
Наутро ожог почти перестал болеть и опухоль спала. Белль заново смазала руку мазью и сменила повязку. На завтрак без аппетита съела полпорции овсянки, оделась и пошла пешком на работу. Прогулка на свежем воздухе взбодрила её, и боль от ожога совсем стихла.

Подходя к «Клеверу и фиалке», Белль издалека неожиданно услышала знакомый мужской голос:
– Здесь работает самая красивая девушка Элфина? Роскошные каштановые кудри до поясницы, большие карие глаза, ресницы на полщеки. Носит лавандовое – безупречный вкус! Не видели?
Белль вбежала в кафе и бросилась навстречу стоявшему у барной стойки парню в светло-голубом джемпере.
– Кевин! – радостно воскликнула она.
Тот сгрёб её в объятья и приподнял над полом.
– Прелестно выглядишь, Бэмби, – сказал он. – И пахнешь, – добавил он, утыкаясь носом ей в шею и вдыхая фиалковый аромат.
– Спасибо, – хихикнула Белль. – Когда ты приехал? Откуда узнал, что я буду здесь? – Она взъерошила его подстриженные ёжиком рыжие волосы.
– Час назад, – ответил тот, жмурясь от удовольствия как кот. – Вики мне сказала. Решил сделать тебе сюрприз.
– У тебя получилось, Мушу, – не переставая улыбаться, произнесла Белль и коснулась россыпи веснушек на его щеках и носу. – Я ужасно рада тебя видеть! Ты надолго в Торнфилд?
– Завтра утром уже паро?м, – погрустнев, ответил Кевин. – Я приехал забрать руку. Нашёлся покупатель, представляешь?
– Та, шестипалая? – вспомнила Белль с восторгом.
– Да, представь! Она ему так понравилась! Сказал, что она будет отлично смотреться у него в вестибюле.
– Как ты будешь её перевозить? Она же гигантская.
– Заказчик оплатил грузчиков.
– Я очень рада за тебя, Кевин! – Белль улыбнулась и вновь обняла друга. – Я всегда говорила, что ты талантливый скульптор и тебя обязательно оценят по достоинству.
– Твоя вера в меня оказалась ужасно заразительной, Бэмби, – стискивая Белль в объятьях, ответил Кевин. – Я даже сам в себя поверил!
Белль засмеялась. Потом, услышав голос Джозефа Льюиса, вспомнила, что пришла на работу, и сказала:
– У меня смена начинается. Ты пока садись за наш столик, я скоро подойду и принесу твой любимый латте макиато.

Смена в компании Кевина пролетела незаметно. Пользуясь любой свободной минуткой (которых на самом деле было немного), Белль подсаживалась к другу за стол, и бывшие одноклассники болтали обо всём на свете как раньше. Для начала Белль, конечно же, расспросила Кевина об Элвисе. Это был пушистый рыжий и весьма самодовольный кот, которого Кевин завёл в выпускном классе. Элвис обожал Белль и за год очень к ней привязался, поэтому Кевин перед отъездом в Лондон предлагал оставить кота Белль. Но та с сожалением отказалась, так как летом и зимой почти не жила дома, да и вдобавок ко всему собиралась переезжать в Нью-Йорк. Элвис тяжело пережил расставание с Белль, хандрил полгода, и она невольно чувствовала за это вину: ведь все животные быстро привязываются к фейри. Но теперь кот оправился и даже немного раздобрел, став ещё более мягким и пушистым.
Аннабелль любила животных и мечтала однажды завести кошку или собаку, а может, сразу обоих. Но пока что она довольствовалась тем, что помогала торнфилдскому приюту для животных: ежемесячно Белль перечисляла небольшую сумму на его содержание и помогала обрести кошкам и собакам новый дом, потому что для неё было важно, чтобы каждое животное попало к хорошим людям.
Тем временем Кевин продолжил делиться новостями: он по-прежнему подрабатывал экскурсоводом для детей в «Лондонской галерее искусств», одна из его новых скульптур попала на крупную междугороднюю выставку в Лондоне, а Джош после десятка прослушиваний наконец устроился в оркестр при капелле. Виолончелисту найти место в оркестре всегда было трудно, и Джош немало времени и сил потратил на поиски, но теперь был совершенно счастлив.
– Я же на прошлой неделе был на модном показе в Лондоне, – вспомнил вдруг Кевин. – Roxanne's снова блистали, – он вытащил телефон и показал Белль фото моделей на подиуме. – Эстетствующие критики были довольны коллекцией.
– Ещё бы, – согласилась Белль, рассматривая снимки. – Очень красиво.
– Роксана передавала тебе привет. Всё повторяла, что ты спасла их.
– Она преувеличивает, – улыбнулась Белль. – Но я рада, что смогла помочь.
Кевин ещё в выпускных классах с восторгом рассказывал Белль о Roxanne's и их дизайнах начала десятых и всегда сетовал, что к середине двадцатых о них почти забыли. Дизайнеры и швеи уходили один за другим, больше не было никаких приглашений на недели моды даже внутри страны, кампания была разорена и увязла в долгах. Когда Кевин показал Белль старые работы Роксаны Уолт, основательницы бренда, Белль понравились природные мотивы коллекции, особенно тёмно-изумрудное платье, вдохновлённое урманом[18 - Пихтовый лес]. Позже друзья познакомились с Роксаной и даже созвонились с ней по видеосвязи. И вот год назад, в марте, Roxanne's приехали на Элфин за вдохновением, и Белль лично встретилась с Роксаной и её дочерью, которая тоже стала дизайнером одежды. Аннабелль так понравилась новая коллекция Roxanne's, созданная на Элфине, что она даже согласилась на фотосессию для продвижения бренда, чего никогда до этого не делала. В результате к Roxanne's вернулись слава и деньги (ещё бы – в их нарядах снялась последняя фейри!), и, конечно, миссис Уолт сполна заплатила Белль.
Некоторое время после выхода коллекции миссис Марч, чьи рабочие номер и почта были указаны для связи с последней фейри, отбивалась от звонков и писем с предложениями сотрудничества от разных модных домов. Это прекратилось только после того, как Белль сняла видео, в котором объяснила, что не планирует сотрудничать с дизайнерами и, если это изменится, её представители сами выйдут на связь. Белль тогда решила, что, если ей не будет хватать денег в Нью-Йорке, она сможет подработать моделью. Хотя этот вариант она оставляла на крайний случай: ей всегда претило повышенное внимание к её телу.

За окнами темнело, людей в кафе всё прибывало, и Белль больше не удавалось посидеть с Кевином.
– Значит, не хотите на основе кофе? – спросила Белль у девушки, которая никак не могла определиться с выбором напитка. – Тогда могу посоветовать грог или «Голубой блейзер».
– А что в «Голубом блейзере»?
– Шотландский виски, мёд, цедра, сок лимона и вода.
– Давайте. И фруктовую тарелку.
– Хорошо, приятного вечера.
Краем уха Белль услышала, как две молодые девушки, кажется, студентки, за столиком у окна в углу кафе негромко, но очень живо обсуждали так называемый «Исход» людей с Элфина весной и летом 1864 года. Тогда Торнфилд без видимых на то причин постепенно покинули три четверти человеческого населения.
– Ведьмам люди только мешали, – сказала первая девушка.
– Да, – поддакнула вторая. – У людей же нет магии, как у этих, – многозначительно добавила она, очевидно имея в виду фейри и, в частности, Белль.
– Даже не знаю, что было б, если бы не Адам… – произнесла первая. – Благодаря ему хотя бы никто не погиб.
– И как же он был горяч! – понизив голос, с придыханием произнесла вторая. – Ты читала «Притяжение тьмы»?
– Я не люблю пэйринг Адам-Айрин, – ответила первая. – Токсичные отношения – это не моё, и меня бесит Айрин. Ты слышала, что она превратила Адама в какого-то жуткого зверя за то, что он не захотел с ней быть?
– Не факт, никто ж его не видел, – с некоторым раздражением возразила вторая.
– Так, наверное, он давно умер…
Аннабелль успела подумать, что девушки неплохо осведомлены об истории Элфина, хотя и черпают свои сведения из не слишком надёжных источников, прежде, чем её окликнула другая посетительница:
– Девушка!
Белль всегда немного смешило, когда люди к ней так обращались: ведь всем было прекрасно известно имя единственной в мире фейри. Аннабелль подошла ближе и улыбнулась:
– Я слушаю вас.
– Мне латте на миндальном молоке и безглютеновую брускетту с лососем, –сказала брюнетка с выразительным взглядом, очерченным безукоризненно ровными «стрелками».
– Сожалею, у нас нет растительного молока, – ответила Белль. Краем уха она продолжала прислушиваться к разговору про Адама Спенсера: девушки рассуждали, была ли он виноват в том, что Айрин потеряла их общего сына или нет?
– Я на коровьем не пью, – посетительница не то капризно, не то брезгливо оттопырила нижнюю губу. – Молоко коровы предназначено только для телёнка.
Аннабелль понимающе кивнула и сказала:
– Могу посоветовать вам чай, – она развернула на столе чайную карту, – или горячий шоколад.
Брюнетка досадливо цокнула языком и закатила глаза. Потом ответила:
– Ладно, давайте горный чай. А брускетта с лососем у вас хоть без глютена? – спросила она.
– Да, – с улыбкой успокоила её Белль. – Что-то ещё?
– Нет.
– Хорошего вечера.
«Надо будет всё-таки уговорить Джозефа купить пару пачек разного растительного молока, а то это уже четвёртый посетитель за неделю, – подумала Белль. – Уже даже интересно, какой вкус у кофе не на коровьем молоке».
– Мисс Тэйлор! – окликнули Белль.
Пропуская мимо ушей пошлые комплименты четырёх уже слегка подвыпивших друзей, Белль записала в блокнот их заказ: четыре бокала глинтвейна с острым перцем и мясная тарелка.
Направляясь к бару, Белль краем глаза увидела девочку лет десяти-двенадцати, жадно наблюдавшую за ней с улицы. У девочки были почти белые волосы, подстриженные под каре, и чёлка. Это была одна из учениц мисс Уэлш – Джо О’Лири. Отдав Робу барные заказы, Белль пошла позвать девочку внутрь, но той уже не было у кафе.
В этот момент у Белль в кармане фартука завибрировал мобильник.
– Добрый вечер, миссис Марч, – сказала она в трубку.
– Детка, сегодня у нас открытие «Аллеи тыкв» на площади и попозже открытие «Зимней сказки» для своих, – сказала старушка. – Мистер Купер попросил уточнить, ты будешь?
– Во сколько? – спросила Белль, проскользнув к столику Кевина.
– Тыквы в шесть вечера, открытие «Сказки» – в восемь.
– На тыквы я не успеваю, – ответила Белль, – да и не хочется: там будет слишком много людей, – добавила она. – А на открытие «Зимней сказки»… Подождите секундочку, – сказала она в мобильный и отключила микрофон. – Кевин, пойдёшь со мной на открытие «Зимней сказки»? Ненадолго.
– С удовольствием, Бэмби, – улыбнулся Кевин.
Белль кивнула и включила микрофон.
– Миссис Марч, я приду. И со мной будет Кевин Свон.
– Ох, Кеви приехал! – обрадовалась старушка. – Передавай ему привет. Ждём вас в восемь.

В шесть вечера, когда смена закончилась, Кевин проводил Белль до «Примуса», где она договорилась встретиться со своими туристами, обсудить детали похода и помочь им подобрать снаряжение. Условившись с Кевином, что тот заедет к ней домой на такси в половину восьмого, Белль вошла в «Примус».

В «Примусе» ожидаемо почти не было людей: только Крис, дедушка Пикман, рассматривающий у прилавка кошки[19 - Кошки (кошки альпинистские) – металлические приспособления для увеличения противоскольжения, обычно, при передвижении по снежно-ледовому рельефу.] с монозубьями, и двое подростков в другом зале, которые судя по разговору мерили треккинговые ботинки. Оставив коробку с карабинами[20 - Карабин имеет форму скобы с пружинной защёлкой. Может соединять две петли двух отдельных альпинистских верёвок и т.д. Является составным элементом страховки наряду с альпинистской верёвкой, страховочной системой.] и восьмёрками[21 - Восьмёрка – приспособление для организации страховки и спуска в альпинизме, скалолазании и т.д.], Крис вышел к Белль из-за стойки. Они обсудили начало грядущего сезона и скорую возможность сходить на сосульку[22 - Сосулька в ледолазании – замёрзший водопад, покрытая льдом скала.] с северной стороны Джоэля. Дедушка Пикман, услышав про ледолазание, тут же присоединился к разговору. Втроём они обсудили Слёзы сирен – сосульку над морем недалеко от «Приюта альбатроса», где начинался траверс хребта Ружейников, который никто до сих пор так и не прошёл целиком. Крис, рисуясь перед Белль, заявил, что в следующем сезоне обязательно пройдёт его. Белль натянуто улыбнулась, а дедушка Пикман прямо сказал, что Крису траверс не под силу.
– А кому под силу? – набычился Крис.
Белль знала, что он подумал про Капкейка, которому дедушка Пикман всегда открыто благоволил. Ведь вдобавок к ловкости и тренированности Капкейк своей энергией и харизмой балагура вызывал симпатию у многих. Особенно это стало заметно после того, как он погиб.
– Из живых, – добавил Крис, подтвердив догадку Белль.
– Фред Уайт, – невозмутимо ответил дедушка Пикман.
Белль удивилась: обычно старый альпинист ворчал на Фредерика и говорил, что у него нет почерка и он ходит маршруты как бездушный андроид.
– Конечно, мастер спорта, – пробурчал Крис разочаровано.
Белль повернулась к дедушке Пикману и напомнила с улыбкой:
– А вы говорили, что у него нет стиля.
– Восемьдесят девять километров голых скал: тут не до стиля, девочка, – по-доброму усмехнулся дедушка Пикман.
Белль вновь улыбнулась: ей была приятна такая неожиданная вера в Фредерика всегда скептично к нему настроенного дедушки Пикмана. Потом она немного обеспокоенно глянула на часы: до назначенного времени оставалось всего минута, а её туристов по-прежнему не было видно. Белль не была суеверной, но непунктуальность клиентов её всегда настораживала.
Подростки вернулись в первый зал с коробкой и несколькими баффами[23 - Бафф – одёжный аксессуар, способен легко трансформироваться в разные предметы гардероба: в шапочку, бандану, обычную повязку, воротник и т. д. Он представляет собой длинную трубу из ткани.] и подошли к разговаривающим Крису и Белль.
– Добрый вечер, мисс Тэйлор, – поздоровался сначала молодой человек, а за ним и девушка.
Они были близнецами: оба рыжие, худощавые и невысокие, со светло-карими глазами, говорили с небольшим русским акцентом. На вид им было лет по шестнадцать.
– Добрый вечер, – ответила Белль.
– Это мы с вами договорились о встрече, – сказал молодой человек.
Аннабелль удивилась русскому акценту, ведь у её туристов были английские имена и фамилия, и отметила про себя, что на двадцатичетырёхлетних близнецы совершенно не похожи, но вежливо промолчала.
– Да, мы не выглядим на свой возраст, нам все это говорят, – улыбнулась девушка, точно угадав мысли Белль. – Меня зовут Сильви, а это мой брат – Колдер.
– Очень приятно познакомиться, Сильви, Колдер, – Белль пожала молодым людям руки. На секунду у неё вдруг промелькнула мысль, что они могут быть варгисами, но потом она отбросила эту идею: всё-таки близнецы вызывали несколько иные ощущения.
Аннабелль сначала обсудила с туристами снаряжение: у обоих всё было с собой, только Сильви купила себе новые треккинговые ботинки, а баффы с гербами Волчьего Клыка и логотипами курорта «Эдельвейс» они взяли на сувениры.
– Мы любим треккинг, – улыбнувшись, сказала Сильви. – Были и на Кавказе, на Памире, и в Кордельерах, и Андах. В сентябре ходили в недельный трек в Уайуаш.
Аннабелль слушала их с улыбкой, под которой скрывала зависть: она-то и на восхождении выше трёх тысяч никогда не была, а на маршруте в Уайуаш ночёвки на четырёх тысячах…
Утешив себя мыслью, что совсем скоро она поступит в Нью-Йоркский, выучится и потом тоже будет путешествовать где захочет, она перешла к обсуждению времени и места встречи.
В конце концов было решено встретиться у «Клевера и фиалки» в девять утра тридцатого октября. Потом Белль написала Энтони, чтобы тот завёз её домой переодеться, после чего она, пока ждала водителя, поговорила с туристами ещё с четверть часа о погоде и других маршрутах Элфина.

Когда Белль вышла из «Примуса», на улице уже совсем стемнело. Пахло влажной палой листвой, было зябко, лёгкий ветерок шевелил пожухлые стебли аконита. Белль удивилась, увидев его. Варгисы следили, чтобы аконит не разрастался в городе, а тут видимо не заметили.
Даже запах аконита был губителен для варгисов, его сок оставлял на их коже ожоги, и в больших дозах мог даже убить. Белль знала об этом от дедушки, а полтора года назад решила сама проверить свойства аконита. Она пришла встретиться с мэром после Совета Основателей с ладанкой, в которую был зашит аконит. Стоило шерифу Вольфгену подойти к Белль, как глаза у него покраснели, а от лица отхлынула кровь. Белль была поражена такому эффекту, ей стало ужасно стыдно, и она поспешно убрала ладанку.
Глядя на завядший аконит Белль вспомнила, как варгисы в начале шестидесятых девятнадцатого века стали убивать фейри. Чтобы защитить свои земли, фейри засадили аконитом и Долину Снов, и Линденшир. Вокруг дома родителей Белль до сих пор росли высоченные кусты аконита: дедушка настаивал, чтобы его выращивали в достаточном количестве, как и вербену.
Белль наконец услышала знакомый рёв мотора, и вскоре к «Примусу» подъехал серебристый роллс-ройс мэра.
В пути Белль заполнила заявку в замок Спенсера: ланч тридцатого октября на три персоны к двум часам дня.
– Я отвезу мистера Купера в начале восьмого и вернусь за тобой, – сказал Энтони, распахивая перед Белль дверцу авто.
– Благодарю, в этом нет нужды, – улыбнулась она. – За мной заедет Кевин.
– Хорошо, – сдержанно ответил мистер Чейз.

Белль стояла перед зеркалом, застёгивая серёжки с аметистами. Вечеринка была полуофициальная, поэтому она надела брючный светло-лавандовый костюм с белым вышитым корсетом. Скрутив часть волос чуть ниже затылка, Белль закрепила серебряными шпильками, остальные локоны оставила спадать на спину.
Раздался звонок в дверь. Убедившись, что за ней Кевин, Белль щёлкнула замком.
– Ты, кажется, единственная красивая девушка, которая всегда готова к назначенному времени, – сказал Кевин, целуя её в щёку.
Белль рассмеялась и, взяв своё пальто, вышла за другом из квартиры.

В «Зимней сказке» было уже полно людей. Аннабелль и Кевин поздоровались с мистером Вудом и мистером Джонсоном, которые беседовали, попивая виски со льдом. Кевин взял у официанта два бокала розе?. Белль пригубила игристое вино, незаметно оглядывая гостей и опасаясь увидеть среди них Гидеона.
– Прошлогодний сезон, с нотками земляники и розы, – сказала она другу.
– И я чувствую землянику! – сделав ещё глоток, обрадованно сообщил Кевин подруге. – Очень вкусно.
Аннабелль кивнула и отпила из бокала. Игристое вино искрами рассыпалось у неё внутри, даруя чувство лёгкости и расслабленности. Генри определённо унаследовал уайтовский талант к магии вкуса. И Фредерик. Вспомнив о нём, Белль ощутила укол совести, будто теперь даже такие мысли стали запретными.
Тут Белль увидела мистера Свона, спешащего к ним навстречу.
– Сынок, вот так сюрприз! – воскликнул он, подойдя. – Белль, рад тебя видеть. Только ты могла затянуть моего шалопая на праздник, где будет его отец.
– Неправда, дядя Дэвид, – засмеялась Белль.
– Не защищай его. Он ведь даже не сказал мне, что приехал.
Кевин молчал, нахмурившись.
– Надеюсь, ты приехал один? – строго спросил мистер Свон.
– Да, папа, – сдерживая раздражение, ответил Свон-младший. – Пойдём, Бэмби. – И он увёл Белль прочь.
Аннабелль была рада уйти. Она знала, что мистер Свон по-прежнему надеется, что она исправит его сына, ведь её поцелуи однажды избавили его от наркотической зависимости. Но поцелуи фейри имеют временный эффект, они не могут перекроить человека и его желания навсегда.
– Он всё равно тебя любит, – тихо сказала Белль другу.
– Если бы любил, то принимал меня таким, какой я есть, – хмуро ответил Кевин.
– Он пытается, правда, – произнесла Белль, коснувшись его руки. – Он любит тебя. По-своему.
Кевин залпом допил розе.
– Спасибо, Бэмби, – сказал он. – Ты хороший друг.
– Я сейчас тебе это говорю не как друг, – с лукавой улыбкой ответила Аннабелль, вновь пригубив вино, – а как фейри.
– Правда?.. – расцвёл в улыбке Кевин.
– Конечно, – ответила Белль. – Пойдём возьмём тебе ещё вина, а то сюда судья Морган идёт.
– О, так ты не поцеловала его ещё раз? – удивился Кевин.
– Держусь из последних сил, – ответила Аннабелль. – Но с ним ладно, – она небрежно махнула рукой. – А вот Гидеон… Как мне пережить Хэллоуинский бал: я танцую с ним три танца!
Кевин помолчал.
– А ты хоть раз целовалась… для удовольствия? – он серьёзно взглянул на Белль и взял бокал с ежевичным вином.
– Удовольствия? – фыркнула она. – Поцелуи переоценены.
– Ты не права, – покачал головой Кевин. – Поцелуй для начала своего Фредерика и посмотрим, что ты тогда скажешь, – он подмигнул.
– Он не мой, – Белль сделала глоток розе, пытаясь усмирить учащённо бьющееся сердце.
– Да брось, Бэмби, – сказал Кевин, слегка толкнув её в бок. – Он наверняка только и мечтает о том, когда ты его поцелуешь. Просто считает, что недостоин тебя.
– Кевин, не надо, – остановила Белль друга чуть более резко, чем хотела.
Ей было обидно, что, каждый раз, видя Фредерика, она точно заглядывала в параллельную реальность: там она была с Фредериком, и эта жизнь была гораздо счастливее, чем без него. А теперь Камилла лишила её даже возможности тешить себя подобными фантазиями.
К счастью, Белль увидела входящего в ресторан мэра с женой и отогнала безрадостные мысли.
– Пойдём поздороваемся с мистером Купером, – сказала она.
– Белль, Кевин! – обрадованно воскликнул мэр, подходя.
– Добрый вечер, мистер Купер, – почти в один голос поздоровались те. – Добрый вечер, миссис Купер.
– Добрый вечер, ребята, – улыбнулась миссис Купер.
– Кира! – окликнула жену мэра миссис Вуд.
Миссис Купер кивнула мужу и Белль с Кевином и ушла к подруге.
Мэр поздоровался с Кевином за руку и обнял Белль.
– Ты надолго к нам? – спросил он у Кевина, взяв у подошедшего официанта стакан бурбона.
– Завтра уезжаю, – ответил Кевин.
– Жаль, что на бал не останешься, – сказал мистер Купер.
– Да. Но я приеду к Белль на день рождения.
Вдруг что-то заставило Аннабелль оглянуться. В ресторан вошёл молодой человек среднего роста в красном пиджаке, мерцающем в свете неярких светильников. Большинство присутствующих обернулись.
Вошедший приковывал взгляды уверенностью и элегантностью движений, и он действительно был хорош собой: зачёсанные назад чёрные кудри подчёркивали светлую кожу, а ярко-голубые глаза блестели любопытством и восторгом, когда они остановились на Белль. Незнакомец подошёл ближе.
– Мадемуазель Тэйлор! – произнёс он с лёгким французским акцентом, окинув Белль жадным взглядом с ног до головы.
– Мы знакомы? – вежливо спросила Белль, мысленно порадовавшись, что незнакомец умеет держать свои эмоции в узде, хоть и позволяет себе столь недвусмысленные взгляды.
– Это месье Моро?, – представил гостя мэр. – Он приехал из Парижа и мечтает потанцевать с тобой на Хэллоуинском балу, Белль.
– Боюсь, это невозможно, месье Моро, – с улыбкой ответила Белль. – У меня не осталось свободных танцев.
– Ещё в августе все разобрали, – пояснил Кевин.
Месье Моро посмотрел на мэра, и тот, подумав, сказал:
– Возможно, мистер Джонсон сможет отдать один танец, – мистер Купер взглянул на Белль: – Если ты не против.
– Почему нет? – ответила она. – Вы танцуете мазурку, месье Моро? – повернулась Белль к новому знакомцу.
– Да, и, говорят, весьма недурно, – самодовольно улыбнулся тот.
Белль тоже улыбнулась: самоуверенность этого парижанина выглядела почти очаровательно.
– Я поговорю с Гидеоном, – пообещал мэр и подозвал официанта.
Месье Моро взял бокал себе и Белль, которая к тому времени выпила розе. Кевин тоже взял бокал и отошёл поздороваться с Филом Морганом.
– Вы надолго в Торнфилд, месье Моро? – спросила Аннабелль у нового знакомого.
– О, зовите меня Гастон, – попросил тот.
– Хорошо, – улыбнулась Белль. – Гастон.
– Вероятно, я уеду на следующий день после бала. Но кто знает… – он многозначительно взглянул на неё. – Au fait[24 - Кстати (фр.)], кто этот рыжий молодой человек, мистер Свон? – Гастон понизил голос и кивнул в сторону Кевина, разговаривающего с сыном судьи.
– C'est mon meilleur ami[25 - Это мой лучший друг (фр.)], – ответила Белль.
– Oh, quel soulagement![26 - О, какое облегчение! (фр.)] – с утрированным облегчением выдохнул Моро. – У вас отличное произношение, мадемуазель Тэйлор, – заметил он.
– Благодарю, – она улыбнулась и добавила: – Можете звать меня Белль.
– Ce nom a еtе crее pour toi, Belle[27 - Это имя было создано для тебя, Белль (фр.)], – произнёс Гастон, понизив голос.
– Merci[28 - Благодарю (фр.)], – улыбнулась она. – ? propos[29 - К слову (фр.)], ваш английский просто великолепен.
Гастон приосанился.
– Я рад, что вы это заметили, – самодовольно ответил он.
Белль улыбнулась. Потом она бросила взгляд на скучающего Кевина и сказала:
– Прошу меня простить. Я пойду к другу. Мы давно не виделись.
– Oh, je suis dеsolе![30 - О, как жаль! (фр.)] – расстроился Гастон. – Я надеялся пообщаться с вами подольше.
– Думаю, мы видимся не в последний раз, – улыбнулась Белль и подала ему руку.
Он с нескрываемым удовольствием вдохнул аромат её кожи и поцеловал тыльную сторону ладони. У него были прохладные руки и губы.
– Я в этом уверен, Белль, – негромко произнёс он, не сразу отпустив её руку.
Она кивнула и пошла к Кевину.
– И как он тебе? – заговорщицки шепнул Кевин. – Скажи же – та-акой горячий! – друг оглянулся на Гастона, провожающего взглядом Белль.
– Если он избавит меня от мазурки с Гидеоном, то да, – усмехнулась Белль.

Затем началась официальная часть с речами и тостами. Весь вечер Белль постоянно чувствовала на себе взгляд нового знакомца. Девушки вились вокруг него роем, но он, разговаривая с ними, не терял Белль из поля зрения, впрочем, не подходя к ней и не вмешиваясь в беседу с Кевином. Белль была приятна его тактичность.
Среди шума приёма Белль расслышала голоса Камиллы и Крис. Найдя глазами официанта, снующего между гостями, Белль пошла к нему. После вчерашнего разговора ей не хотелось даже здороваться с Камиллой.
– Бэмби, ты куда? – крикнул ей в спину Кевин.
– Сейчас вернусь, – ответила она и взяла с подноса бокал игристого.
Белль сделала несколько глотков, ожидая, пока Камилла с подружкой пройдут мимо, и только потом вернулась к Кевину. Тот провожал Камиллу почти влюблённым взглядом.
– Яхмес-Нефертари[31 - Одна из самых могущественных и известных женщин в истории Египта (1562 до н.э. – 1495 г. до н.э.)]… – восхищённо проговорил он. – Представь, как её голова будет смотреться из цейлонского эбена[32 - Цейлонский эбен – древесина вида Цейлонское эбеновое дерево, или Чёрное эбеновое дерево имеет самое лучшее качество: очень твёрдая (в два раза твёрже дуба), хорошо полируется (после полировки становится идеально ровной), практически без видимых пор, устойчива к повреждению термитами и к воздействию воды. (википедия)]! Какой у неё профиль… – глядя в сторону уже ушедшей Камиллы мечтательно произнёс Кевин. – Её нос с горбинкой заставляет меня растекаться лужицей…
– Ты же не работаешь по дереву, – сделав глоток, сказала Белль. Кевин уже несколько лет чуть ли не умолял Камиллу попозировать ему, но та считала, что он издевается.
– Как только она согласиться, начну, – ответил Кевин. – Я бы попросил тебя помочь, но… – он быстро взглянул на подругу и, всё поняв по лицу, закончил: – но не стану.
Белль кивнула. Кевин знал, что пять месяцев назад Белль уже целовала Камиллу, чтобы успокоить, когда та чуть с ума не сошла, беспокоясь за Фредерика, который был тогда в горах во время схода лавины. И хоть это был всего лишь поцелуй в щёку, Камилла потом ещё долго злилась на Белль.
– Ты справишься, Мушу, – сказала Белль с улыбкой. – Можешь ей сказать, что мы поссорились, потому что я тебя достала. Тогда она сразу согласится, – добавила Белль, усмехнувшись.
– Нет, это слишком большая жертва, – ответил Кевин и обнял подругу за талию.

Вскоре длинные тосты и шум начали утомлять Аннабелль, и после пятой (к слову сказать очень длинной) речи, она шепнула Кевину:
– Ужасно хочется переодеться в пижаму, заказать пиццу и включить какое-нибудь сто раз пересмотренное кино.
– Просто мысли мои читаешь, Бэмби! – горячо поддержал тот.
Они попрощались с мистером Купером и мистером Смитом, хозяином «Зимней сказки», вызвали такси и по дороге заказали в «Королевской пристани» пиццу.

Кевин вынул из холодильника бутылку белого.
– В холодильнике ещё есть красное, – сказал он, усаживаясь рядом с Белль на ворсистый бледно-голубой ковёр и начиная вкручивать штопор.
– Дай сюда, – Белль отобрала у друга бутылку и штопор, пока он не успел испортить пробку: поразительно, как Кевин умудрялся быть таким криворуким при его профессии. – Неси лучше бокалы.
Раздался звонок в домофон.
– Сейчас, – Кевин встал, заботливо прикрыл дверь в зал, где была Белль, и пошёл встречать курьера.
Аннабелль вдохнула аромат горячей пиццы, принесённый сквозняком из прихожей; пробка, негромко хлопнув, вышла из горлышка.
– Ещё тёпленькая, – приоткрыв коробку с пиццей, довольно сообщил Кевин.
– Давай сначала переоденемся, – сказала Белль.
– Сейчас достану тебе пижаму, – сказал Кевин и полез в шкаф.
Переодевшись в пижаму, Белль словно окунулась в школьные деньки, когда оставалась у Кевина с ночёвкой, не хватало только ласкового мурчащего Элвиса и обсуждений домашки.
Кевин сказал тост за встречу, они пригубили вино и принялись за пиццу.
– В Италии совсем невкусная пицца, – заметил Кевин, беря из коробки предпоследний кусок с ананасом. – Они пиццей называют сухую пресную лепёшку с невразумительным соусом, представляешь?
– Ужас какой, – сказала Белль с набитым ртом: рядом с Кевином можно было себе позволить такое. – Вики и Генри тоже сказали, что элфинская пицца гораздо вкуснее итальянской или испанской.
– И лондонской, – добавил Кевин, растягивая нитки расплавленного сыра. – Наша вкуснее всего. На то у нас и волшебный остров, – улыбнулся он. – Что будем смотреть?
Оба решили, что хотят посмотреть лёгкое, развлекательное кино, и Белль предложила свою любимую приключенческую комедию про отважную девушку-археолога, которая приезжает на Элфин (действия происходят в начале прошлого столетия), чтобы найти лекарство для умирающей сестры, наводит шороху в Торнфилде и открывает Заповедник. А Кевин, конечно, захотел пересмотреть старый американский фильм ужасов «Иной», который он считал очень романтичным, а самого пришельца невозможно милым. А тот вообще-то был слизистой серой массой со множеством щупалец и семью глазами и в течение фильма весьма кроваво выпотрошил больше полсотни человек. Кевин в принципе любил монстр-хорроры и слэшеры, в то время как Белль в жанре ужасов предпочитала психологические и мистические хорроры-триллеры. Ещё Аннабелль нравился сай-фай, с которым три года назад её познакомил Фредерик. Белль вспомнила, как они смотрели вместе «Светлячка» – культовый сериал нулевых про приключения команды космического корабля «Серенити». Её сердце тоскливо сжалось, и ей вновь захотелось вернуться в те беззаботные дни.

Было решено начать с «Иного», чтобы потом прийти в себя с «Невероятными приключениями Адель на Элфине».
Кевин принёс сырную и фруктовые тарелки, и они включили фильм.
– Ну глянь, какой он одинокий… – повернулся Кевин к Белль, указывая на экран бокалом вина.
Там пришелец, только что выбравшийся из разбившегося космического корабля, брёл по выжженному полю, шевеля щупальцами и оставляя на земле влажный слизистый след, а на фоне виднелись небоскрёбы большого города.
– Я лучше послушаю, – ответила Белль и прикрыла глаза, наслаждаясь хрупким минорным саундтреком – замирающие голоса скрипок и ксилофона, тихое завывание ветра и шелест травы. – Музыка Уильямсона божественная. Композитор явно на стороне пришельца.
– Как и все, – заметил Кевин. – Ты глаза открой, сейчас самое интересное начнётся, – он слегка пихнул Белль в бок.
Под «самым интересным» Кевин, разумеется, подразумевал кровавое месиво, которое «милый пришелец» устроил после того, как с ним пытались наладить контакт военные. Они, конечно, делали это верёвками и электрошокерами и, откровенно говоря, сами нарвались на мучительную смерть.
Но потом пришелец пустился во все тяжкие и принялся убивать всех подряд.
– Ну это же просто бессмысленная жестокость! – сказала Белль, указывая в экран ломтиком яблока. – Все люди разбегаются при виде его, зачем он их убивает? Просто потому что может? Или это вроде курения – начал и не можешь бросить?
– Люди как вид его разочаровали, – ответил Кевин, отпив вина.
– Это ж не повод убивать всех подряд!
– Ну не всех… – Кевин многозначительно улыбнулся.
– Ах точно, последняя девушка[33 - Последняя девушка – традиционный персонаж фильмов ужасов, где эта героиня является главным персонажем, а часто и последним выжившим в фильме.], – вспомнила Белль и тут же вцепилась в руку друга, вскрикнув: пришелец пронзил заострившимся щупальцем грудь парня Кэти, последней девушки, и вытащил его раздавленное, но ещё агонизирующее сердце.
– Как красиво всё поставлено, да? – восхищённо спросил Кевин. – Ты глянь какой свет!
– Ага, – кивнула Белль. – Пусть её парень и не самый приятный персонаж, я всё равно не понимаю, как она прониклась симпатией к этому мерзкому слизистому убийце. Только не говори, что он лапочка, – быстро добавила она, предупредив комментарий Кевина, умильно наблюдавшего за отрыванием голов «лапочкой».
– Как же всё отрисовано! – сказал спустя несколько минут Кевин. – И это же было тридцать лет назад, когда ещё не было технологии захвата движения и современной графики…
– Да, просто потрясающе! – не могла не согласиться Белль. – Особенно слизь – её как будто ощущаешь на коже, – она дёрнулась от отвращения. – А эти поры на его мерзком теле и хлюпающие движения щупалец – бр-р!
– Скажи? – Кевин не отрывал восхищённого взгляда от экрана. – Всё-таки Горских – гений. И как режиссёр, и как сценарист.
– Но сиквелы явно были лишними, – заметила Белль.
– Не поспоришь. Хотя вторая часть ещё ничего, а вот третья… – Кевин грустно вздохнул.

Когда на чёрном фоне поползли похожие на щупальца серые строчки титров, зазвучала песня, которая и вдохновила Горских снять свой фильм.
– «Но я всего лишь слизняк, я странный,
Какого чёрта я делаю здесь?
Мне здесь не место». – Тенор Тома Йорка[34 - Солист британской рок-группы «Radiohead»] с вибрато пробирал до мурашек.
– Всё-таки «Иной» подарил этой песне новую жизнь, – заметил Кевин.
– Ага, о ней узнало ещё больше людей, чтобы страдать под неё от одиночества, – усмехнулась Белль.
– Она для этого идеально подходит, – подтвердил Кевин. – Сам проверял.
– Надо будет попробовать, – сказала Белль.
– Не думаю, что у тебя получится, – с сомнением произнёс Кевин. – Тяжело мучиться от осознания своего ничтожества и обычности, когда ты последняя фейри и самая красивая девушка на Земле.
Белль рассмеялась, а потом, помолчав, спросила:
– А если бы Луис не умер, как ты думаешь, что бы было? Он бы вернулся на свою планету?
– Наверное, они с Кэти дождались бы его соплеменников и, думаю, да, полетели бы на Вирраниум.
– Не думаю, что Кэти осталась бы с ним, – сказала Белль с сомнением.
– Ты чего?.. – обиделся за Луиса Кевин. – Они же полюбили друг друга!.. Она так плакала, когда он умирал!..
– Она сказала, что любит его, потому что знала: он умрёт и ей не придётся с ним жить, – ответила Белль. – Вот представь: он не умер. Что дальше? Она – человеческая девушка, а он – мерзкий слизистый монстр с щупальцами. Какое у них будущее?
– Прекрасное, – сказал Кевин, блеснув глазами. – Можно было бы хентай с тентаклями[35 - Жанр аниме и манги, основным элементом которых являются содержащиеся в них эротические или порнографические сцены с использованием анатомически неправдоподобных фаллообразных щупальцев.] снять.
– Судя по блеску в твоих глазах, я не хочу знать, что это такое, – усмехнулась Белль. – Вино закончилось, – заметила она, подняв с ковра пустую бутылку. –Будем ещё?
– Конечно, – бодро ответил Кевин. Он хоть и не был фейри, толерантность к алкоголю у него была довольно высокой. – О, я совсем забыл: я же попкорн купил. Твой любимый, мандариновый.
– Давай приготовим! – обрадовалась Аннабелль.

Душистый цитрусовый запах горячего попкорна навеял Белль воспоминания о первом сеансе в кинотеатре, на который её привёл дедушка. Они приехали в Торнфилд, пообедали в кафе «У Джорджа» и пошли в кинотеатр «Соловей». Там пахло карамельным попкорном и апельсиновой газировкой, которую разливали из больших контейнеров в пластиковые стаканы. Вдыхая новые запахи, восьмилетняя Белль смотрела во все глаза: на деревянные панели кассы, обклеенные афишами фильмов, чья премьера состоялась много лет назад; на большие билборды, где без звука крутили по кругу трейлеры новых фильмов; на хрустальную люстру, свисавшую из-под высокого потолка; на устланную красной ковровой дорожкой лестницу, ведущую на второй этаж, где находились кинозалы; на деревянные перила, отполированные сотнями рук.
Дедушка купил два билета на новый мультфильм «Синяя птица», большую коробку попкорна и два стакана апельсиновой газировки.
Правда про попкорн и газировку Белль забыла стоило мультфильму начаться. Происходящее на экране завораживало! Всё было будто взаправду: такое живое и близкое, а объёмный звук раздавался словно отовсюду. Белль полтора часа почти не шевелилась, боясь пропустить хоть малейшую деталь.
– Ну что, запускаем? – Кевин вырвал Белль из задумчивости.
– Да, конечно, – ответила та, и под открывающие титры они сдвинули бокалы.
Торнфилд начала двадцатого века в фильме выглядел довольно узнаваемо: площадь Перемирия и церковь святого Элреда, Мэрия и Дом правосудия почти не изменились за сто лет. Неутомимая Адель где только не побывала: и в Архиве (куда ей пришлось прокрасться ночью через окно, но это того стоило, потому что она нашла там записи единственного человека, побывавшего в Заповеднике); и в квартале Пророчеств – там она встретила старую банши, сделавшую ей таинственное, но обнадёживающее предсказание; и в подвалах под церковью, где Адель взяла посох святого, который и помог ей открыть Заповедник.
В фильме мэр Джозеф Вуд (прапрадедушка Камиллы к слову) отговаривал Адель искать Заповедник, ведь он боялся, что прекрасная авантюристка погибнет, как и другие люди. Поэтому её даже посадили под стражу, чтобы не лезла куда не следует. Но потом вмешались варгисы и помогли ей сбежать. Пользуясь найденными записями и схемами, Адель нашла вход в Заповедник на юго-восточной стороне Загадочницы. Затем Адель расшифровала таинственную надпись на скале и использовала посох святого Элреда как ключ. Заповедник оказался раем на земле: цветущие и одновременно плодоносящие сады, сверкающие водопады, яркие птицы и ручные звери… Адель встретила там единорогов, и один из них, услышав историю Адель и её сестры Агаты, обронил бриллиантовую слезу. Эту слезу Адель удалось сберечь и привезти в Париж. Магия единорога исцелила парализованную Агату, и сёстры наконец воссоединились. Фильм закончился намёком, что Адель обязательно вернётся на Элфин и найдёт способ снять проклятие с Адама Спенсера. Однако фильм провалился в прокате, и сиквел так и не сняли. Но спустя десять лет «Невероятные приключения Адель на Элфине» стали культовыми и по ним даже сделали видео-игру.
– Ты бы хотела побывать в Заповеднике? – спросил Кевин, глядя на Аннабелль снизу вверх (он лежал, положив голову на её колени).
– Может быть, и побываю, – задумчиво ответила она. – Но я совершенно не представляю, как туда попасть. В двенадцать лет, когда я посмотрела этот фильм, я облазила Загадочницу со всех сторон. Но нашла только пещеру Таунары, а она заканчивается тупиком. Скорее всего вход в Заповедник открывается иначе и просто так его не увидеть. И посоха у святого Элреда никогда не было… – добавила она. – Да и люди не могут войти в Заповедник, даже если они Адель Блан-Сек, – усмехнулась Белль. – А вот про слёзы единорога скорее всего правда. Дедушка говорил, что единороги могут исцелить любую болезнь. Поэтому люди за ними охотились. К сожалению, слезу получить труднее, чем кровь…
Аннабелль вздохнула. Она взяла за горлышко пустую бутылку из-под вина.
– Будем спать или откроем красное? – спросила она у друга.
– Сейчас принесу, – ответил он, поднимаясь с пола.

Уснули они только под утро. Едва-едва заставили себе переползти с пола на кровать и почти сразу отключились. А через два часа встали, чтобы успеть к семичасовому парому.

Глава 6. Два свидания
Смена у Аннабелль начиналась в десять утра, так что, проводив Кевина, она пошла пешком к сестре. Вики пообещала много кофе, свежие круассаны из пекарни и шоколадные шарики с молоком.
Тёмное осеннее утро ещё горело фонарями вдоль дорог, низкое небо нависало над домами, а холодный ветер срывал одинокие листы с деревьев. Улицы, украшенные к Хэллоуину, зловеще и таинственно улыбались зубастыми ртами тыквенных Джеков, мерцали огоньками гирлянд, махали простынями приведений и паучьими тенётами. Сердце у Белль ёкнуло от сладостного и жуткого чувства предвкушения, как бывало в детстве, когда дедушка читал страшную сказку и главного героя ждала встреча с ужасным злом или пугающим чудовищем: ты боишься за героя, но при этом очень хочешь узнать, что же дальше. Белль улыбнулась и зашагала быстрее, а вскоре показался белый дом Уайтов.

Сестра сидела с чашкой чая у окна, Алекс играл с паровозиком у её ног, Марк вероятно ещё спал. В кухне стоял запах вербены и мяты, крови и земли: Белль увидела взрыхлённую почву в горшках с фиалками и фикусом.
– Доброе утро, Вики, – поздоровалась Белль и, присев на колени рядом с сестрой, положила ей руку на живот. – Сегодня первый день?
– Да, – ответила Вики, взглянув на младшую сестру. – Я б не выжила с таким острым обонянием.
– Я привыкла, – ответила Белль. Несколько лет назад она научилась фильтровать звуки и запахи, иногда вообще будто бы выключая обоняние и слух.
– Я всегда говорила маме, что не завидую тебе, и это правда, – сказала Вики, улыбнувшись. – Но всё-таки в кое-чём тебе повезло больше чем мне. Лунные дни.
Белль кивнула. У первородных фейри их вообще не было, а у полукровок они наступали раз в полгода и продолжались всего один или два дня. И живот никогда не болел.
– Зато у тебя может быть много детей, – улыбнулась Белль, вставая с колен.
Вики кивнула. Раньше они с Генри мечтали о пятерых детях, но потом решили остановиться на троих – Вики очень хотела девочку.
Белль ощутила ладонью, что тянущая боль внизу живота сестры отступила, и отняла руку.
– Спасибо, – сказала Вики, поднявшись с кресла. – Что бы я без тебя делала, сестрёнка, – улыбнулась она.

Сёстры выпили в гостиной кофе под стук начинающегося дождя, обсудили подарки на Хэллоуин для мальчиков и основные блюда, решив бо?льшую часть еды заказать в «Королевской пристани», а потом посмотрели новую серию сериала. Это была историческая драма от ВВС про возвращение Артура Пендрагона из Авалона. Когда серия закончилась, Вики вышла на кухню, а Белль осталась сидеть, глядя, как под знакомую песню плывут строчки титров среди шпилей Камелота, развевающихся стягов бесконечного войска и пиков заснеженных гор. Старинная английская баллада «Герой вернётся домой» была написана много веков назад как предсказание о возвращении короля Артура, но на Элфине уже полтора века её пели об Адаме Спенсере.
Из старых легенд и забытых историй
Он возвратится вновь.
Сквозь шторм и туман – его путь не скорый,
Но ты жди, храня в сердце любовь.

Белль часто спрашивала дедушку, а где Адам Спенсер сейчас? Дедушка предпочитал уклоняться от ответа, и Белль боялась, вдруг альфа варгисов давно мёртв, и злые чары Айрин Бёрд никогда не будут разрушены?.. Но маленькая Белль не верила в это. Она часами рассматривала в «Энциклопедии Элфина для детей» знаменитый портрет герцога Спенсера 1862 года и с замиранием сердца представляла, что Адам скрывается ото всех в своём замке и ждёт, когда найдётся тот, кто снимет проклятие.
На Элфине говорили, что Верховная ковена Волчьей Звезды совсем помешалась после смерти Уолтера, их общего с Адамом сына, и превратила своего бывшего возлюбленного в уродливое чудовище. Другие говорили: она сделала это в отместку за то, что Адам отверг её. Кто-то время от времени распространял слухи, что видел в замке или неподалёку от него страшного зверя, огромного, косматого, клыкастого, и слышал жуткий оглушительный рёв, разносящийся по долине Ришты. Показания очевидцев сильно разнились: одни говорили, что чудовище размером с дом, другие, что не больше быка; третьи твердили о когтистых лапах, четвёртые утверждали, что видели копыта. В детстве Белль думала: страшный монстр умеет менять обличия, желая посильнее напугать нежеланных гостей. Сейчас же она полагала: никто из рассказчиков, вероятно, не рассмотрел толком проклятого герцога или вовсе не видел его. Аннабелль всегда было до жути любопытно, как на самом деле выглядел лорд Спенсер в про?клятом облике. Когда она стала постарше, ей нравилось мечтать, что именно она рассеет тёмное колдовство. Это была её единственная тайна от старшей сестры – Вики считала Адама Спенсера главным виновником всех бед Элфина и неоднократно повторяла, что освобождать его от проклятия не нужно – заслужил.
Когда Белль стала работать гидом, она много раз бывала в Волчьем Клыке и ни разу не заметила ничего, что могло бы намекать на пребывание в замке монстра. Возможно, конечно, он прятался в обветшавшем Восточном крыле, много лет назад закрытом на реставрацию и выглядевшем совершенно нежилым. Насколько Белль знала, в Волчьем Клыке жило лишь трое варгисов и трое слуг – они поддерживали порядок в замке.
Вернулась Вики и предложила включить трейлер «Кентервильского приведения», нового фильма, который должен был выйти перед Рождеством. В интернете давно гремели споры, правильно ли писать «основано на реальных событиях», если существование призрака сэра Саймона до сих пор не было доказано. Встречи с привидениями были редки и чаще всего заканчивались смертью или сумасшествием того, кто видел призрак. Церковь и Королевская академия и в двадцать первом веке продолжали отрицать существование материальных воплощений неприкаянных душ, потому что призрак предпочитал показываться лишь выбранной жертве, игнорируя всех остальных, а камеры или другие технические приспособления были не способны зафиксировать паранормальную активность. Поэтому тот, кому не посчастливилось увидеть призрака, в глазах общественности выглядел всего лишь безумцем, а его смерть легко объяснялась самоубийством, неудачным падением или естественными причинами вроде остановки сердца.
Вскоре трейлер «Кентервильского приведения» закончился, и сёстры некоторое время сидели в тишине. Вики заварила чай и в задумчивости наблюдала, как из чайника струится струйка ароматного пара.
– Знаешь, кого я недавно встретила? – спросила сестра, разливая по кружкам чай. – Синтию Уоллес.
Аннабелль очнулась от задумчивости, услышав знакомое имя. Когда ей было пятнадцать, она ненавидела Синтию. Та возглавляла банду самых злобных девчонок в торнфилдской школе, и все они, кажется, хотели, чтобы Белль не дожила до конца года в здравом уме. Белль вспомнила унитазы женской уборной, в которые её регулярно окунали головой, изрезанные кроссовки, неоднократно порванное школьное платье, облепленные жвачкой и грубо искромсанные волосы, мёртвого грача в портфеле… Ох, этот список она могла бы пополнять долго.
– И что с ней? – Белль заставила себя говорить спокойно, но нахлынувшие воспоминания не хотели уходить, будоража кровь проснувшейся ненавистью.
– Родила недавно, скоро замуж выйдет, – ответила Вики. – Она сильно изменилась с тех пор. Стала спокойнее. Кажется, ей стыдно за то, что она с тобой тогда делала.
– Я надеюсь, – процедила Белль.
– Ох, Фиалка, когда ты пришла с обстриженными и испачканными жвачкой волосами, я была готова её убить! – призналась Вики. – Ты так плакала!.. А потом выдирала жвачку прямо с клочьями волос и не давала мне помочь распутать. Я пошла к её родителям, но они и слушать меня не захотели, обзывали тебя и всю нашу семью ужасными словами. Потом я позвонила мисс Уэлш: она так испугалась, что сразу пришла. Я думала, она испугалась за тебя, а она испугалась за тех девочек.
– Да, – сделав глоток чая, сказала Белль. – Она убеждала меня, что они глупые и не стоит на них обижаться. Я так на неё тогда разозлилась!.. Думала, она поддержит меня!.. Помню, как лежала в постели и желала, чтобы Синтия и её припевалы стали лысыми. Но потом подумала: дедушка не одобрил бы. Мне стало так стыдно, Вики… – Белль взглянула на сестру, – и я снова заплакала. Да так в слезах и уснула. Я плакала, что подвела дедушку, и плакала из-за волос: мне всегда они нравились, я любила свои длинные кудри, меня так злило, что какие-то девчонки решают, как мне выглядеть…
– Бедная моя, – Вики обняла младшую сестру и поцеловала в висок. – …А наутро волосы отросли.
– Да, – Белль улыбнулась, вспоминая. – Видела бы ты лицо Синтии в тот момент, когда я вошла в кабинет математики на первый урок. Этот день был моим триумфом. Правда, триумф был недолгим, – горько усмехнулась Белль и, взглянув на часы на экране телефона, сказала: – Спасибо за завтрак, Вики. Мне пора, не хочу на работу опоздать.

У «Клевера и фиалки» её уже ждал Гидеон. Выглядел он как всегда великолепно и абсолютно неуместно для рабочего утра: изумрудный бархатный сюртук с лацканами, расшитыми бисером, чёрные брюки с идеальными стрелками, и шляпа. Тёмный тренч он перекинул через руку, в которой держал зонт-трость.
– Аннабелль, – заспешил Гидеон навстречу выходящей из такси Белль и раскрыл над её головой зонт. – Мэр сообщил мне ужасную новость! – в голосе звучало возмущение.
«Очевидно, это он про танцы», – подумала Белль.
– Насколько ужасную? – спросила она, заметив, что собеседник ждёт её реакции.
– Он решил отдать один наш танец приезжему французу!
– Да, я знаю, – ответила Белль.
– Так ты правда… не против?! – Гидеон так расстроился, что, казалось, был готов расплакаться.
– Правда, – ответила Белль и решительно шагнула к двери «Клевера и фиалки».
– Но он забрал мазурку!..
Аннабелль кивнула и улыбнулась:
– Но у нас всё равно остаётся два танца, – утешила она его, собираясь войти в любезно распахнутую перед ней одним из посетителей кафе дверь. – Франсез и вальс.
– Да, но я так хотел… я думал…
Белль всерьёз забеспокоилась, а не расплачется ли он.
– Гидеон, пожалуйста…
– Я хочу компенсацию, – решительно сказал он, неожиданно схватил Белль за руку, потянул к себе и неловко клюнул в губы.
Аннабелль могла бы увернуться, но она совершенно не ожидала такого поведения от Гидеона: он же умел только ныть, умолять и предлагать деньги.
– Гидеон, это лишнее, – сдерживая раздражение, Белль высвободила руку. Дверь в кафе закрылась, звякнув колокольчиками. За стеклом показалось встревоженное лицо Роберта. Белль отрицательно покачала головой: она сумеет справиться сама.
– Я столько лет мечтаю о тебе!.. – выдохнул Гидеон, вновь вцепившись в её запястье. – Когда я остаюсь один…
«О нет-нет-нет, – подумала Белль, отключая слух. – Только этого мне не хватало!» Ей и так рассказывали чуть ли не каждую смену, кто как себя удовлетворяет, думая о ней. У неё мелькнула мысль, а не поцеловать ли Гидеона прямо сейчас и дело с концом? Но она тут же отбросила эту идею.
– Гидеон, мне нужно работать, – решительно сказала Белль и вновь попыталась высвободить руку, но навязчивый ухажёр вцепился намертво.
– Я люблю тебя! – в отчаянии выкрикнул Гидеон.
– Тогда, пожалуйста, отпусти меня, – мягко произнесла Белль.
– Нет!
– Эй, приятель! – раздался голос Гастона Моро.
Гидеон недовольно обернулся.
– Я тебе не приятель, – раздражённо и высокомерно огрызнулся он, повернулся к Белль и ещё сильнее стиснул её запястье.
– Значит, ты не глухой, – насмешливо резюмировал Гастон, подходя ближе. На нём был красный удлинённый бомбер и чёрные джинсы. – Может, ты тогда тупой? – вкрадчиво спросил он, заставив Гидеона повернуться к себе.
– Что?.. – от гнева лицо Гидеона покрылось красными пятнами.
– Немедленно отпусти руку Белль, извинись и исчезни, – глядя Гидеону в глаза и понизив голос, произнёс Гастон.
– Извини, Белль, – шепнул вмиг побледневший Гидеон и бросился в сторону.
– Благодарю, Гастон, – улыбнулась Белль.
Тот улыбнулся в ответ и галантно распахнул перед ней дверь. Навстречу вошедшим Белль и Гастону вышел Джозеф Льюис.
– Доброе утро, Джозеф, – поздоровалась она и пошла в подсобку.
– Доброе утро, Белль, – откликнулся хозяин «Клевера и фиалки».
Надевая фартук и завязывая волосы, Белль услышала, как Джозеф говорит Гастону:
– Позвольте угостить вас завтраком за счёт заведения в благодарность за то, что вы заступились за Аннабелль.
– О, пустяки! – возразил Гастон. – Улыбка мадемуазель Тэйлор – лучшая награда для меня.
– И всё-таки я настаиваю.
– В таком случае… я бы выпил игристого.
– Вам итальянское, французское или местное, элфинское?
– Местное, – ответил Гастон.
– Отличный выбор. Между прочим, весь алкоголь на Элфине делает зять мисс Тэйлор, – доверительно добавил Джозеф.
– О, я знаю, – ответил Гастон, и Белль услышала в его голосе улыбку.

Утро Гастон провёл в «Клевере и фиалке», выпив бутылку розового игристого, смакуя каждый глоток, но не притронувшись ни к фруктам, ни к сыру. Аннабелль постоянно чувствовала на себе его взгляд, Гастон буквально пожирал её глазами. Вокруг него, как и вчера, собрались девушки, которые тоже заказали себе выпить и набросились на фруктовую и сырную тарелки. Гастон разговаривал с ними и шутил, не отводя глаз от Белль.
Когда все три девушки отошли, Аннабелль подошла убрать со стола смятые грязные салфетки и шкурки от апельсинов.
– Что ты делаешь вечером, Белль? – спросил Гастон, встретившись с ней взглядом. – Поужинаешь со мной в «Королевской пристани»?
– У меня смена до восьми.
– А завтра?
– Завтра я веду туристов в замок Спенсера.
– Ты много работаешь, – заметил Гастон.
– Я хочу переехать, для этого нужны деньги.
– Ты ведь фейри, – понизив голос, сказал Гастон. – Говорят, один ваш поцелуй может заставить сделать всё, что угодно.
– Да, – кивнула Белль. – Но это неправильно – лишать людей воли.
Приподнявшись с кресла, Гастон приблизил своё лицо к Белль вплотную и неожиданно, совсем тихо попросил:
– Поцелуй меня. У меня железная воля.
– Железная? – усмехнувшись, переспросила Белль и отошла от его столика, услышав голоса возвращающихся из уборной девушек.
– В смысле несгибаемая, – пояснил ей вслед Гастон. – Я приехал сюда ради тебя, – едва слышно произнёс он, но Белль, конечно, его услышала. – Сегодня в «Королевской пристани». С твоим начальником я договорюсь.
«Почему нет?» – подумала Аннабелль и так же тихо и не оборачиваясь, ответила:
– Хорошо.
– Будь готова к семи, – шепнул он и громко поприветствовал вернувшихся девушек.

Гастон и впрямь договорился с Джозефом, и тот отпустил Белль в шесть без лишних вопросов. У Гастона был прямо-таки редкий дар убеждения, хотя не сказать, что он был красноречив или умел найти особый подход к человеку. Зато обаяния у него было хоть отбавляй.

Белль достала из шкафа белую блузу с жемчужными пуговицами и фиолетовую юбку А-силуэта до середины икры. Затем обула украшенные полумесяцами и звёздами замшевые полусапожки на шнуровке. Подумала: почему же она так легко согласилась на ужин с едва знакомым парнем? Заплела волосы в косу и перекинула её на грудь, отчего стала похожей на школьницу, надела лавандовое пальто и вышла из дома, вызывая такси к дому в двух кварталах от своего и на ходу написав сообщение мистеру Куперу, что поехала на ужин с Гастоном Моро в «Королевскую пристань». Когда она села в такси, в котором пахло жвачкой «Зелёное яблоко», от мэра пришёл ответ: «Держи меня в курсе. После ужина Энтони отвезёт тебя домой».
Потом ей написал Кевин, и, увлёкшись перепиской с ним, Белль не сразу заметила, что таксист свернул не в ту сторону. Должно быть, решил объехать улицу с дорожными работами, успокоила себя Белль, но вскоре с подступающим беспокойством убедилась: такси продолжает отдаляться от «Королевской пристани» и от побережья вообще.
– Мне в «Королевскую пристань», не в «Зимнюю сказку», – сказала Белль ровным голосом, стараясь не поддаваться подступающей панике.
Таксист взглянул на неё в зеркало заднего вида, не спеша жуя жвачку, но никак не отреагировал и продолжил ехать прочь от моря, в сторону курорта.
– Остановите машину.
И снова – ноль реакции.
Белль сглотнула и достала телефон, чтобы позвонить мэру. Но тут её ждал неприятный сюрприз: связи не было. Кажется, все страхи решили сбыться именно сегодня. Но она взяла себя в руки и холодно произнесла:
– Возможно, вы не знаете, кто я. В таком случае, сообщаю, что я под протекцией правительства Торнфилда, а также короля.
– Я знаю, кто вы, – продолжая раздражающе жевать жвачку, ответил таксист и улыбнулся в зеркало заднего вида.
– Вам светит штраф и тюремный срок от пятнадцати суток, – произнесла Аннабелль, вскинув подбородок.
– Я знаю.
«О, Лилит!..» – мысленно взмолилась Белль, отгоняя подступающую волной панику.
– Зачем вы это делаете? – ровным тоном спросила она, нервно сжимая подол юбки.
Вместо ответа таксист снова улыбнулся, глядя на неё в зеркало и продолжая смаковать жвачку. Чтобы немного успокоиться, Белль сказала себе: «Рано или поздно он остановит машину, и мы выйдем. Я просто его поцелую и дело с концом».
Ей стало легче, а водитель вскоре свернул влево, удаляясь от «Эдельвейса».
«Съездила поужинать, отлично», – закрыв глаза, подумала Белль. Некоторое время машина ехала вверх по серпантину, иногда подёргиваясь на выбоинах, но вскоре остановилась. Белль открыла глаза. Таксист привёз её на любимый туристами Турий уступ, откуда открывался великолепный вид на Торнфилд и залив святого Элреда. Почти у самого края уступа раскинулся подсвеченный жёлтыми огоньками прозрачный купол, внутри которого стоял столик, сервированный на двоих. Дверь перед Белль распахнулась, и она сразу ощутила парфюм Гидеона. Она была в такой ярости, что готова была придушить Джонсона-младшего на месте. И как она сразу не догадалась! Конечно, он наверняка заплатил водителю столько, что ему штраф нипочём!
Но Белль не сказала ни слова. Оперлась на предложенную руку и вышла из машины. И лишь потом, когда Гидеон захлопнул дверцу, одним движением прижала его к чёрному боку машины и впилась злым поцелуем в его губы, пахнущие ликёром амаретто.
«Ты откажешься от обоих танцев со мной, продашь их на аукционе в пользу бездомных животных. Ты никогда больше не взглянешь на меня, не подойдёшь ко мне, не произнесёшь моё имя, и не заговоришь ни с кем из моей семьи. Вообще забудь, что я существую», – она разомкнула губы и отстранилась, вытирая рот тыльной стороной ладони. Гидеон, обмякнув, остался стоять с приоткрытым ртом у машины.
Таксист открыл дверь и тоже вылез из машины. Аннабелль оттолкнула его к дверце и прижалась к его рту губами, на вкус – жвачка «Зелёное яблоко».
«Будете говорить правду».
– Он вам уже заплатил? – спросила она.
– Да, – вид у мужчины был потерянный и заторможённый.
– У вас больные жена или дети?
– Нет… – ответил водитель.
– Зачем тогда вам столько денег? – строго спросила Белль.
Тот неуверенно пожал плечом, и Белль вновь приникла к его губам.
«После того, как отвезёте меня в «Королевскую пристань», вы пожертвуете всю сумму в церковь святого Элреда и больше никогда не будете брать взятки и похищать людей. И фейри. И варгисов. Вообще никого. И забудете про этот поцелуй».
Она отстранилась. Таксист медленно хлопал глазами с приоткрытым ртом, кажется, не вполне понимая, что происходит.
– Что стои?те? – не очень вежливо спросила Белль. – Поехали.
Кинув взгляд на отвернувшегося к морю Гидеона, она села в машину и написала мэру: «Гидеон на Турьем уступе. Он немного не в себе и может ночью замёрзнуть. Скажите его отцу. Только меня по возможности не упоминайте». Сеть ловила неважно, но через пару минут сообщение ушло. А когда такси спустилось к курорту, мэр дозвонился до Белль.
– Ты ведь должна была быть в «Королевской пристани»!
– Да, – ответила она. – Только вот Гидеон решил устроить мне сюрприз, поэтому я оказалась на Турьем уступе.
– Как?!
– Один жадный таксист отвёз.
– Номер и марка его машины, живо! – мистер Купер был очень-очень зол, потому что ужасно переживал за неё.
– Я уже разобралась, – мягко ответила Белль. – Своими методами.
– Этого недостаточно!
– Я уверена, что он так больше не сделает, – сказала Аннабелль, встретившись взглядом с таксисом: глаза его бегали, а лицо блестело от испарины. – Но знаете, я всё-таки скажу вам его номер, – и она назвала.
– Я думаю, два месяца лишения свободы и штраф пойдут ему на пользу, – произнёс мэр. – А где ты сейчас?
– Возле «Эдельвейса». Задерживаюсь уже на час, а у меня даже нет телефона Гастона.
– Впредь я запрещаю тебе ездить на такси, – строго произнёс мистер Купер. – Будешь ездить только с Энтони.
– Согласна, – ответила Белль. Это сегодня всё обошлось, но лучше больше так не рисковать. К тому же всех не перецелуешь. Она вытащила из сумочки носовой платок и вытерла им губы.
…А Кевин ещё говорил про поцелуи для удовольствия.

Гастон всё ещё ждал её, сидя за столиком у панорамного окна с видом на залив святого Элреда. Увидев Белль, он тотчас пошёл ей навстречу.
– Благодарю, что подождал, – произнесла Белль.
– Я подождал бы ещё столько же, – улыбнулся Гастон, подставляя ей локоть. – Tu es charmante, – добавил он, – comme d'habitude[36 - Ты выглядишь очаровательно, как всегда (фр.)].

– Так что случилось? – спросил Гастон, когда они заняли свои места, а услужливый официант, приняв у них заказ, ушёл.
– В целом, я уже решила проблему, – ответила Белль уклончиво. – И даже пожаловалась мэру.
– Даже? – в голубых глазах Гастона заискрилась насмешливость.
– Да, – невозмутимо подтвердила Аннабелль. – Так что оба злоумышленника будут наказаны со всей строгостью, – и поднялась из-за стола: ей отчётливо захотелось прополоскать рот. – Я вернусь через минуту.

Когда Белль привела себя в порядок, избавившись от фантомного привкуса амаретто и жвачки и умывшись, пришло сообщение от мэра: «Белль, как у тебя дела? Позвони, как будет удобно». Она тут же набрала номер мистера Купера и заверила его, что всё в порядке. Мэр рассказал, что за Гидеоном послали машину, и попросил быть на связи. Попрощавшись и убрав телефон, Белль хотела вернуться к Гастону и вдруг расплакалась. Она пять месяцев решала свои проблемы без поцелуев, и вот в один день из-за двух придурков всё рухнуло!.. Ну где справедливость?..
«А чтобы сделала человеческая девушка в такой ситуации?» – подумала Белль. Возможно, попыталась бы уговорить похитителей, подкупить, обмануть, заставить их поверить, что она, к примеру, прыгнет со скалы, если они от неё не отстанут. Даже если бы какой-то план и сработал, то это бы заняло у дочерей Евы значительно больше времени, чем у неё.

Когда Белль вернулась в зал, Гастон любезничал с официанткой. Но, увидев Аннабелль, перестал обращать внимание на собеседницу. Вскоре официантка заметила это и, поджав губы, ушла.
Аннабелль села за столик и, увидев налитый бокал, сделала небольшой глоток дорогущего игристого вина из уникального розового винограда «элфинский турмалин», потом ещё один. С трудом заставив себя поставить бокал на место (ей хотелось осушить его до дна и попросить добавки), она медленно проговорила:
– Не лучший день в моей жизни.
– Тогда выпей ещё, – понизив голос, произнёс Гастон и придвинул к ней бокал.
Белль улыбнулась и с удовольствием воспользовалась предложением. Розовое вино искорками отражённого закатного неба разливалось внутри, даря ласковое тепло и приятное чувство расслабления. «Генри по праву может гордиться этим вином», – подумала она.

За вечер Белль и Гастон выпили две бутылки розового игристого и почти ничего не ели (то есть Гастон совсем ничего не ел, а Белль съела порцию салата), разговаривая о современном искусстве.
– Я не люблю кэмп, – призналась Аннабелль в ответ на рассказ Гастона о новом арабском районе в Париже, построенном в этом стиле. – За исключением, может быть, работ Ги Гюсто. Его фотографии, несмотря на сюрреализм, сдержанно театральны и пронизаны нежной чувственностью.
– Знаешь его фотографию девушки в бассейне в платье в форме синих губ? – спросил Гастон.
– Да, знаю, – ответила Белль. – Фотография похожа на головоломку, потому что непонятно, откуда сделан кадр: сверху или сбоку. А Кевину нравится, как девушка натягивает свои синие блестящие чулки, – вспомнила она с улыбкой. Именно Кевин показал ей работы Гюсто.
Гастон улыбнулся.
– На фото – моя мама.
– Кристе? Эри?, супермодель девяностых, – твоя мама? – не поверила своим ушам Белль.
– Да, – ответил Гастон. – Я всё детство провёл в разъездах. И научился отлично выглядеть в кадре, – самодовольно улыбнулся он.
– Ещё бы, – согласилась Белль. – А твой отец?
– Я не знал его, – ответил Гастон. – Может быть даже Ги Гюсто, – он выразительно приподнял смоляную бровь.
Белль и Гастон поговорили ещё о кэмпе, потом о китче и поп-арте, а ещё о гиперреальности и в целом о постмодернизме, в котором Гастон неплохо разбирался. Но стоило Белль затронуть искусство эпохи Возрождения, и оказалось, Гастон о нём почти ничего не знал, высокомерно считая скучным. А ещё Гастон, двадцатитрехлетний парень с экономическим (пусть и неоконченным) образованием, вообще не разбирался в литературе. Даже во французской.
– Ты не читал Гюго? – не поверила она. – Ладно, Рабле. Но Виктор Гюго – это же лицо французской литературы. Это же почти как у нас Шекспир, а у русских – Пушкин!
– Пушкин? – лениво переспросил Гастон, приподняв бровь и сделав глоток просекко. – Впервые слышу.
– Я не удивлена, – усмехнулась Белль. – Это величайший русский поэт, писатель и драматург девятнадцатого века. В России его называют «наше всё» и «солнцем русской поэзии».
Гастон сморщил лоб и непонимающе взглянул на неё:
– Зачем тебе это? – спросил он.
– Что – это?
– Ну вот это вот: Пушкин, Гюго, «солнце поэзии». Это же скучно et tout ?a[37 - И всё такое (фр.)].
– Скучно? – удивлённо переспросила Белль. – Вот ты разбираешься в искусстве конца двадцатого века. Разве это скучно?
– Я ничего для этого не делал, – широко улыбнулся Гастон. – А ты apparemment[38 - Судя по всему (фр.)] всё это, – он сделал неопределённый жест с бокалом в руке, –специально изучала.
– Да, – Белль сделала глоток. – Потому что мне интересна русская литература. К тому же в ней нередко описываются дети Лилит. А я собираюсь изучать пребывание детей Лилит на Земле в доэлфинскую эпоху. В русских народных сказках есть много описаний общения с нимфами и варгисами. А ещё с драконами. Только последним не повезло – русские богатыри в былинах их постоянно убивали.
– Eh bien[39 - Ну ладно (фр.)], – помолчав, согласился Гастон и допил вино. – Это вроде и правда интересно. А про фейри в русских сказках ничего не говорится? – спросил он, и его глаза, скользнув вниз, остановились на губах Белль.
– Про фейри больше всего рассказывается в ирландских и валлийских сказках, – ответила Аннабелль. – Но прежние фейри мало похожи на элфинских фейри. Первые фейри, например, не могли лгать, но при этом постоянно дурачили людей, заключая всякие сомнительные сделки, и иногда даже заманивали их к себе, под Холмы. Тех фейри истребили ведьмы и колдуны. Служители Х’гивхаты использовали их кровь в ритуалах.
– Каких? – с интересом спросил Гастон, оторвав взгляд от губ Белль.
– Молодость и долголетие – этого всегда хотели служители Х’гивхаты, – ответила Белль. – Кровь фейри была идеальной основой для подобных ритуалов. А ещё… – Аннабелль задумчиво взглянула сквозь панорамное окно вниз, на пенные волны, разбивающиеся о скалистый берег, – именно с помощью крови фейри ведьмы создали вампиров. Некоторые считают, что вампирам нужно постоянно пить кровь фейри, иначе они умрут во второй раз.
– Non[40 - Нет (фр.)], – возразил Гастон. – Вампиры не умирают без крови фейри. Без неё они перестают чувствовать вкусы и запахи, видят всё в чёрно-белых цветах и не испытывают никаких желаний. И хотят только одного – крови фейри.
– Впервые об этом слышу, – в изумлении призналась Белль. Дедушка не любил рассказывать о вампирах, поэтому у Белль о них были весьма поверхностные представления. – Откуда ты об этом знаешь?
Гастон самодовольно улыбнулся.
– В университетские годы я тащился по всей этой вампирской теме. Много чего изучал. Помню, когда я учился на втором курсе, вышел фильм «Интервью с вампиром». Так я его раз десять пересмотрел в кинотеатре.
– Но ведь фильм «Интервью с вампиром» вышел в начале девяностых, – удивилась Белль.
– В честь тридцатилетней годовщины его повторно пустили в кинотеатры, – ответил Гастон.
– А, – поняла Белль. – У нас такого, к сожалению, не бывает, – вздохнув, сказала она.
– Кстати, ты знала, что Клодия на самом деле не была человеком? – спросил Гастон. Кажется, он был рад поговорить на свою любимую тему.
– До того, как стала вампиршей? – удивилась Белль. – А кем она была?
– Она и вампиршей не была, – самодовольно улыбнулся Гастон, явно наслаждаясь изумлением собеседницы. – Она была фейри. Луи и Лестат питались её кровью, поэтому она перестала взрослеть.
– Откуда ты… – изумлённый вздох сорвался с губ Белль, и её сердце наполнилось ужасом и болью за малышку-фейри, оказавшуюся в лапах двух вампиров.
– Начал искать материалы, на которых был основана книга, – Гастон победно улыбнулся. – Много всякого нарыл.
– Но почему в книгах и фильмах Клодия не была фейри?.. – тихо спросила Белль.
– Вампиры не любят рассказывать о своих слабостях, – ответил Гастон. – А кровь фейри – их самая большая слабость.
Белль кивнула в задумчивости.
– Представляешь, – мечтательно продолжил Гастон, – Клодия так привязалась к Луи, что не захотела оставлять его. Когда их всё-таки разлучили, она умерла от тоски.
– От тоски? – скептически изогнув бровь, спросила Белль. – Может, Луи и Лестат однажды сорвались и выпили её?
Гастон задумался. И резко перевёл тему:
– Ты, кстати, не думаешь переехать в большой город?
– Да, в Нью-Йорк, – рассеянно ответила Белль, всё ещё думая о несчастной судьбе маленькой фейри.
– Отличный город, – ответил Гастон. – Хотя я больше люблю Новый Орлеан. – Его голос потеплел, и Белль посмотрела на него: он оживился, и его глаза заблестели. – Vieux Carrе[41 - Старая площадь (фр.) – одно из названий Французского квартала в Новом Орлеане.] сияет огнями, с Бурбон-стрит раздаются звуки джаза и голоса бесчисленных туристов, из Galatoire’s[42 - Один из известных ресторанов Буброн-стрит, представляющий традиционную кухню Нового Орлеана.] доносятся аппетитные запахи…
Аннабелль обожала такие моменты: ей нравилось наблюдать, когда человек говорит о том, что действительно любит. Даже обычная самовлюблённость Гастона исчезла. Правда, как оказалось, ненадолго.
– Я так тебе завидую, – призналась Белль. – Ты так много, где был…
– Да, я побывал на всех континентах, – заявил Гастон, самодовольно приосанившись.
– Даже в Антарктиде?.. – поразилась Белль.
Гастон задумался.
– А нет, там не был, – ответил он спустя пару секунд. – Что там делать? Там только лёд и снег.
– И пингвины, – добавила Белль.
– А я думал, они в другой стороне, – сказал Гастон.
– В Арктике?..
– Bien s?r[43 - Ну да (фр.)], – пожал плечом тот. – Арктика-Антарктика – слишком похоже звучит.
Белль улыбнулась: Гастон с такой детской непосредственностью признавался в своём невежестве, это даже было очаровательно.

В половину двенадцатого Белль пришло сообщение от мэра. Он спрашивал, всё ли в порядке и не нужна ли помощь? Аннабелль поняла, что засиделась, а ведь ей завтра в поход, и написала мэру, что всё ещё в «Королевской пристани», но уже собирается домой. «Энтони приедет через десять минут», – написал мистер Купер.
После ужина Гастон проводил Белль до машины. Он задержал её руку в своей, с наслаждением вдохнув фиалковый аромат её кожи и поцеловал тыльную сторону ладони. Его руки и губы были прохладными.
– Спасибо за чудесный ужин, Гастон, – улыбнулась Белль, отнимая руку. – Увидимся на балу.
– Увидимся на балу, – эхом повторил тот, широко улыбаясь.
Пока Энтони вёл машину, Белль пыталась понять, какое впечатление она произвела на нового знакомого. Она часто ловила его взгляд на своих губах: он хотел её поцеловать, но она не чувствовала его желания. Сказать откровенно, она вообще не чувствовала никаких его эмоций, лишь наблюдала их проявление в словах, жестах и мимике. И хоть этого немного насторожило её, но тем не менее понравилось. Как бы легко ей жилось, если все умели бы так же держать эмоции под контролем, как Гастон!

Приехав домой, Белль написала мистеру Куперу, что дома, сходила в душ и легла спать. «Завтра я буду в Волчьем Клыке, – подсчитала она в уме, лёжа в кровати, – послезавтра – Хэллоуинский бал. Значит, вернусь к учебникам первого ноября. А второго ноября ехать к родителям на День Всех Душ… – на сердце сразу стало тоскливо. – Надо постараться вернуться в тот же день», – решила она и вскоре уснула.

Глава 7. Волчий Клык
Когда в девять утра Аннабелль подошла к «Клеверу и фиалке», Колдер и Сильви уже ждали её.
Осеннее солнце медленно поднималось из-за вершины Джоэля; украшенный к Хэллоуину Торнфилд потихоньку просыпался. Лёгкий ветерок шевелил длинные простыни приведений и широкие сети паучьих паутин, раскачивал гирлянды, задувал в зубастые улыбки тыквенных Джеков. Белль могла бы любить канун Дня Всех Святых, если бы не чувство тревоги и ощущение подкрадывающейся беды, которые поселялись в душе незадолго перед каждым Хэллоуином. Вместе с весельем горожан Белль будто ощущала злую ухмылку Х’гивхаты, наблюдавшей за нарядившимся Торнфилдом.

Аннабелль, Сильви и Колдер шагали по улице Кентавров, огибающей справа квартал Пророчеств и ведущей к подножию Маунт-Белл.
– Скажите, вы уже знаете что-нибудь об истории Элфина? – спросила Белль, повернувшись к близнецам.
– Что-то знаем, – ответил Колдер с сомнением.
– Но лучше расскажите нам всё с самого начала, – улыбнулась Сильви.
Белль тоже улыбнулась:
– Значит, с самого начала?
Близнецы синхронно, как это умеют делать близнецы, кивнули.
И Аннабелль начала свой рассказ:
– В день шестой сотворил Господь Адама из глины, а Лилит – из сияния звёзд, дуновения ветра, аромата цветов и лёгкости полёта бабочки. Невесомая, светлая, нежная, она была весёлой, любознательной и немного капризной как ребёнок. Адама она едва заметила и улетела исследовать райский сад. Тогда сотворил Господь Еву из ребра Адама, чтобы та понимала мужчину. Как бы ни была любознательна Лилит, а к древу познания добра и зла она даже не приближалась: ведь повсюду и без этого было столько всего интересного! Вскоре соблазнённые Змеем и нарушившие Господень запрет Адам и Ева были изгнаны из райского сада. Лилит с болью в сердце наблюдала за наполненной страданиями земной жизнью детей Адама и Евы. Особенно она сочувствовала тяжёлой женской доле.
Земные столетия сменяли друг друга, и однажды настала пора Лилит узнать радость творения. Сошла она на Землю и создала морских дев с прекрасными голосами, лукавых детей цветов, хранительниц лесов, озёр и полей, мудрых и могучих полулюдей-полуконей, сильных и яростных людей-волков и извергающих пламя летающих ящеров. Вернулась Лилит в райский сад отдохнуть от трудов. Но время на Земле летело так быстро, и когда взглянула Лилит на детей своих, то увидела, что люди убили почти их всех, принеся в жертву во славу своим богам или чтобы забрать у них магическую силу.
Надолго тогда отвернулась от Земли Лилит. И лишь спустя тысячу лет после наступления эры христианства решилась вновь творить. В этот раз она поступила мудрее. Создала остров, защищённый от людских взглядов, а вместо Авалона, куда могли попасть не только её создания, но и люди, сотворила место, куда не сможет войти ни один человек. Так появились Элфин и Лэите?ль, который люди называют Заповедником. Лет через двести человечество всё-таки узнало о магическом острове, но сирены – морские девы с прелестными голосами и острыми зубами – подпускали к берегам земли Лилит лишь чистых помыслами людей. На суше варгисы и драконы всегда были готовы защитить своих братьев и сестёр, а единороги могли исцелить любые раны и даже смертельную болезнь. Фейри и нимфы заботились о том, чтобы на острове всё цвело и плодоносило. Банши предсказывали будущее, кентавры толковали их пророчества и читали о судьбах вселенной на языке звёзд и планет.
Люди никогда не задерживались на острове дольше нескольких лет. Если одному из варгисов или фейри случалось полюбить человека, то влюблённые уезжали на большую землю вместе. Другие дети Лилит не решались на подобное, да и к людям относились более настороженно.
Близнецы слушали с большим вниманием и искренним увлечением, хоть Белль и ощущала их тревожное напряжение, причину которого она не могла пока понять.
– В конце восемнадцатого века, – продолжила Белль, – на остров приехал Уильям Тэйлор. Он и первородная фейри Амире?ль полюбили друг друга. Но вместо того, чтоб увезти возлюбленную с острова, Уильям попросил у остальных фейри позволения остаться на острове, и те, видя счастье сестры, разрешили.
– Уильям Тэйлор – ваш предок? – спросил Колдер.
– Да, – ответила Белль. – Поэтому в том, что люди вытеснили детей Лилит с Элфина, есть вина моего предка. Думаю, если бы он знал, что почти всех его потомков люди отравят спустя двести лет, он бы хорошо подумал прежде чем основывать Линденшир.
– А Торнфилд появился позже, – задумчиво произнёс Колдер.
– Да, в 1801 году. Сначала это была рыбацкая деревушка. У неё не было даже названия. К 1803 году в деревне уже жило девять семей. Люди сдружились с варгисами, ведь территория нынешнего Торнфилда – это охотничьи угодья потомков Грегора Ришты.
– Вы знаете про Грегора Ришту? – искренне восхитилась Сильви.
Брат незаметно пихнул её локтем в бок, хотя сам (Белль это почувствовала) был удивлён не меньше.
– Я удивлена, что вы знаете о нём, – улыбнулась Белль. – Мне кажется, за пределами Элфина мало кто помнит о прародителе варгисов. Сейчас даже святого Элреда не все знают, – с грустью добавила она. – А ведь благодаря ему люди выжили на острове. В конце весны 1803 года нимфы устроили на Элфине засуху, в начале июня вся скотина полегла от рутовой лихорадки, а сирены отозвали всех рыб в море, сломали лодки и устроили такой шторм, что с острова было невозможно уехать. Людям было нечего есть, и они приготовились к смерти. Тогда святой Элред вышел к деревне с чашей молока. Вы видели когда-нибудь его изображение? – спросила Белль.
Близнецы кивнули.
– Святой Элред выглядел на первый взгляд пугающе, – продолжила Белль. – У него была волчья голова и человеческое тело. Он был высокий, больше шести футов[44 - Около двух метров.] ростом, худой, ходил босиком и носил красно-зелёные одежды. Когда он принёс в деревню молоко, мужчины были у моря, снова и снова забрасывая сети в воду; женщины с детьми попрятались по домам. И только миссис Купер со своими ослабевшими от голода трёхлетним сынишкой и пятилетней дочерью никуда не убежала. Святой поднёс им молока, и они утолили голод. Вскоре убедившись, что с миссис Купер и её детьми всё в порядке, из домов вышли и другие семьи. С того дня святой Элред приносил молоко трижды в день. Он кормил семьи, пока не договорился с сиренами, чтобы они успокоили море, и с нимфами, чтобы те прекратили засуху вокруг человеческой деревни.
– Святому Элреду служили три оленихи, – сказала Сильви, улыбаясь. – Они давали молоко, которое не заканчивалось.
Белль в изумлении взглянула на девушку: об оленихах ей в детстве рассказывал дедушка, но она и подумать не могла, что об этом знает кто-то за пределами Элфина. Сильви сразу смутилась, будто сказала лишнее.
– Вы так много знаете об Элфине – это так здорово!.. – проговорила Белль. – Легенду об оленихах я слышала от дедушки, когда была маленькой. – Ей хотелось спросить, откуда близнецам известно об этой истории, но она попросила: – Я была бы рада услышать, как эту историю рассказывали вам.
Сильви расцвела в улыбке:
– Конечно!.. Первая олениха была золотой как мёд. Она приходила утром. Другая – белая как снег. Она приходила в полдень. А третья – серая, цвета сумерек, и приходила вечером. Говорят, оленихи паслись в Лэителе и приходили на зов святого.
Близнецы явно что-то скрывали: они знали об Элфине куда больше, чем должны, будучи обычными туристами. Кроме того, в сердце Белль продолжало зреть ощущение, что Сильви и Колдер не люди.
Во время всего разговора Белль чувствовала напряжение Колдера: кажется, он считал, что сестра говорит много лишнего.
– Это правда, что Драконья гора – спящий вулкан? – нарушил тишину Колдер, очевидно желая перевести тему.
Все трое взглянули на припорошённую снегом вершину Драконьей горы.
– Да, – ответила Белль. – Но никакой сейсмической активности нет уже лет пятьсот.
– А летом лавина сошла не из-за вулкана? – быстро спросил парень.
– Может быть, – не стала отрицать Белль. – Вулканологи так пока до нас не доехали. Элфин – заповедная зона, чтобы проводить какие-то исследования, нужно разрешение от короля.
– Что будет, если Драконья гора начнёт извергаться? – спросил Колдер, глядя на Белль. От этого взгляда у неё вновь промелькнула мысль, что он может быть варгисом.
– По пророчествам банши есть два исхода, – ответила Белль, – либо на Элфин вернётся магия и драконы, спящие в Драконьей горе, либо, – она помолчала, глядя на снежную вершину Драконьей горы, – Торнфилд зальёт лавой, а затем весь остров после сильных землетрясений уйдёт под воду.
Брат и сестра синхронно переглянулись.
– Я слышал, что магия ушла с острова из-за проклятия, – осторожно произнёс Колдер.
Белль подумала, что, кажется, он прекрасно осведомлён о проклятии, но почему-то скрывает это.
– Да, – ответила она. – Айрин Бёрд прокляла не только герцога Спенсера и варгисов, но и весь остров. Мой дедушка говорил, что раньше на Элфине сам воздух был пропитан магией. Люди медленнее старели и почти не болели. Дети Лилит возвращались из Заповедника, когда хотели, а ещё, говорят, – она помолчала и улыбнулась, – на Элфине можно было встретить саму Лилит.
Брат и сестра слушали Белль, затаив дыхание. Когда она вновь и вновь упоминала имя Лилит, то ощущала, как её окутывает их радостью, и от этого на душе разливались тепло и свет, точно Сильви и Колдер были не двумя незнакомцами, а вновь обретёнными любимыми родственниками.
– Мы хотели вам сказать… – тихо произнесла Сильви, – мы с братом варгисы. Родились на Элфине, ещё до проклятия.
Сердце Белль подпрыгнуло от восторга и радости. Они и правда варгисы! А ощущает она их так необычно, потому что…
– Вы никогда не оборачивались?.. – тихо спросила Аннабелль.
Близнецы кивнули.
– Нам было по одиннадцать, – сказал Колдер.
– После проклятия наш папа, – продолжила Сильви, – он был человек, – пояснила она, – увёз нас в Лондон, а затем в Уорикшир, к Арденскому лесу.
Белль кивнула и осторожно спросила, уже зная ответ, который разбивал ей сердце:
– А ваша мама..?
– По-прежнему где-то здесь, – ответил Колдер.
– Мы чувствуем её с тех пор, как приехали на остров, – добавила Сильви.
– Или нам кажется, что чувствуем, – поправил её брат.
Белль окутало вуалью грусти. Печаль близнецов по матери была приглушённая, тихая, точно туман над рекой, который вот-вот рассеется с восходом солнца.
Остановившись, Аннабелль повернулась к близнецам и убеждённо произнесла:
– Вы обязательно встретитесь с вашей мамой и расскажите обо всём, что она пропустила за эти полтора века, – Белль улыбнулась. – А она научит вас охотиться.
– Правда?.. – тихо проговорила Сильви. В её янтарных глазах стояли слёзы.
– Правда, – ответила Белль, ощутив, как её мягко подхватила волна надежды и счастья. – И может быть, даже раньше, чем вы думаете.
– Можно вас обнять, мисс Тэйлор? – спросила Сильви. Голос её дрожал, а щёки блестели от слёз.
– Конечно, можно! – ответила Белль, и Сильви крепко обняла её. – Зовите меня Белль, – добавила она, чувствуя, как щекам стало горячо и влажно от слёз.

– Почему вы раньше не сказали, что вы варгисы? – спросила Белль немного позже.
Они к тому времени покинули Торнфилд, и идущая траверсом грунтовая дорога стала круче взбираться вверх по склону Маунт-Белл.
– Мы ведь… ненастоящие варгисы, – тихо ответила Сильви.
– А я ненастоящая фейри, – с горечью произнесла Белль. Потом она бодро улыбнулась близнецам: – Будем держаться вместе.
Сильви улыбнулась в ответ и кивнула, а Колдер сказал:
– Вы – последняя фейри, Белль. Более настоящей нет.
Аннабелль нечего было возразить.

Вскоре они поднялись ещё выше и остановились, глядя на раскинувшийся внизу Торнфилд.
– Значит, вы не взрослеете из-за проклятия? – тихо спросила Белль, вспомнив шерифа Вольфгена, сержанта МакЭлвина и других варгисов из полиции. Получается, им всем уже почти по двести лет?..
– Да, – ответил Колдер. – Мы очень медленно изменяемся физически, это почти незаметно. Наш отец состарился и умер спустя тридцать восемь лет после того, как мы покинули Элфин. А мы по-прежнему выглядели как одиннадцатилетки, – в его голосе прозвучала досада.
– Как думаешь, – спросила Сильви у брата, – Сьюзи сильно изменилась за эти годы?
– Сьюзи? – переспросила Белль. – Она тоже варгис?
– Да, – ответила Сильви. – Ей было пятнадцать, все ждали её первого оборота. Но наступило проклятие, и она не успела… Варгисы всегда празднуют… праздновали, – быстро поправилась она, – первое обращение нового члена стаи, – она улыбнулась. – Жгли костры, готовили еду, пели и танцевали всю ночь. Поздравляли семью нового варгиса и его самого, конечно.
– Это ещё что… – подхватил Колдер с завистью и грустью. – На свою первую охоту новообращённый шёл вслед за сэром Адамом…
Белль знала, что праздновать первое обращение стали именно при Адаме Спенсере. Именно тогда быть варгисом стало значить принадлежать к элите. Почти каждый ребёнок в Торнфилде тогда мечтал стать варгисом. Но варгисом можно было только родиться.
– А где сейчас Сьюзи? – спросила Белль, чтобы отвлечь близнецов. – Вы её видели после того, как уехали с Элфина?
– Нет, – покачала головой Сильви. – У неё мама была человеком. Они уехали ещё раньше, чем мы. Вроде бы в Америку. Но я искала Сьюзен Мейр в интернете, но так и не нашла. Наверное, она сменила фамилию или… – Сильви не договорила, но Белль поняла её опасения. Столько лет прошло: конечно, Сьюзен могла быть давно мертва.
– А её отец?.. – спросила Белль.
– Он был варгисом. Больше ничего о нём не известно, – ответила Сильви. – Может, он умер, а, может, у него была другая семья, – предположила она и улыбнулась, что-то вспомнив. – Когда Сьюзи была младше, она всем говорила, что её папа – сэр Адам.
– Ага, – хмыкнул Колдер. – Помнишь, мы сначала ей верили и жутко завидовали? – повернулся он к сестре.
Та кивнула.
– Хотя это технически было невозможно, – продолжил Колдер. – Слишком маленькая разница в возрасте.
Белль посчитала в уме: когда Сьюзи родилась, Адаму было одиннадцать, и спросила:
– А другие варгисы, не элфинские, – осторожно начала Белль. – Вы встречали их?
– Да, – ответила Сильви. – На них проклятие повлияло не так сильно.
– Но всё-таки повлияло? – удивилась Аннабелль.
– Они умирают, не доживая даже до пятидесяти, – проговорил Колдер. – И у них почти не рождаются дети.
– Может быть, это происходит в целом из-за угасания магии в мире? – осторожно предположила Белль. Ей не верилось, что ошибка одного варгиса могла так серьёзно повлиять на всех ему подобных.
– А из-за чего магия угасает? – спросил Колдер.
– Думаете, из-за проклятия?..
– Другого объяснения нет. – Колдер остановился и огляделся. – На какой мы сейчас высоте?
– Примерно восемьсот метров, – ответила Аннабелль и подумала, можно ли снять проклятие с того, кто неизвестно где? Впрочем, не стоило списывать со счетов Восточное крыло, которое постоянно реставрируют.

Был почти полдень, когда путники поднялись на Волчий перевал, откуда на северо-западе открывался вид на тёмные шпили Волчьего Клыка, а на юго-востоке, внизу, пестрел Торнфилд. По блакитным пастбищам небес пронеслась длинная вереница белоснежных барашков, и Белль с грустью вспомнила Линденшир, детство и – Мышку, свою серую в яблоках кобылу с ласковым и весёлым нравом.
– Какой ветер!      – запрокинув голову и придерживая капюшон, сказала Сильви.
– Да, – ответил Колдер и повернулся в сторону замка. – Кажется, там идёт дождь.
Белль взглянула на чёрные тучи над Волчьим Клыком и серую завесу дождя вокруг.
– Да, – ответила она. – Из-за проклятия над замком всегда пасмурно и всегда осадки – дождь или снег.
– И как же замок не сгнил и не рухнул от такой влажности? – Колдер взглянул на Белль в упор, будто подозревал, что она обладает какой-то секретной информацией.
– Наверное, чары не дают замку разрушиться, – ответила Белль. Ведь законам физики может противостоять только магия. – Давайте немного перекусим и пойдём вниз, – предложила она.

Тропа была широкой, вытоптанной тысячами ног, и идти по ней можно было втроём в один ряд.
Белль глядела на простиравшуюся внизу долину Ришты. Сколько же всего повидали эти места! Суровые горы в седых шапках снега, тёмный массив Орлиных скал, укутанный пеленой тумана, и облетевший остов рощи Праотцов казались молчаливыми свидетелями былого величия Элфина. Глядя на этот пейзаж, было так легко представить и самого Грегора Ришту в ипостаси гигантского чёрного волка, ведущего за собой стаю на охоту, и драконов, танцующих над скалистыми горами, и скачущих во весь опор кентавров и мирно пасущихся у озера Лионелля единорогов. Мрачный пейзаж сразу окрасился в воображении Белль в светлые тона, стоило ей вспомнить о единорогах. Сейчас они в Лэителе. Как и кентавры. И первородные фейри. И дедушка. И святой Элред. Хотя насчёт последнего у Белль были сомнения. Не мог же тот, кто так радел за дружбу людей и детей Лилит, бросить Адама, своего давнего подопечного, на растерзание служительницам Х’гивхаты и позволить ему натравливать людей на фейри и тем более убивать?
– Вы помните святого Элреда? – спросила Аннабелль у близнецов. – Я вам таким поучающим тоном про него рассказывала, а ведь вы, наверное, знали его лично, – произнесла она, улыбнувшись.
– Знали, – ответила Сильви, и лицо её озарилось задумчивой улыбкой. – Мы его называли дядюшка Элред, – немного смутившись, призналась она и, задумчиво улыбнувшись, повернулась к брату: – Помнишь, как мы собирали орехи возле рощи Праотцов, и он вынес нам в подоле несколько горстей орехов?
Тот кивнул.
– Он был такой грустный… – проговорила Сильви. – А мы так невежливо схватили у него орехи и начали колоть…
– Ты додумываешь, – грубовато возразил Колдер. – Потому что знаешь, что это была наша последняя встреча.
– Ничего я не додумываю! – горячо и с обидой в голосе запротестовала Сильви. – Я помню!
Колдер нахмурился:
– Верь, если тебе так хочется, – пробормотал он себе под нос.
– Как вы думаете, где он сейчас? – спросила Аннабелль.
– В Лэителе – где же ещё, – мрачно ответил Колдер. – Если бы он не бросил Элфин, ведьмы бы не сделали то… – он смолк на секунду, – что сделали.
– Неужели он оставил Адама Спенсера на растерзание ведьмам?.. – Белль не хотелось в это верить.
– Когда он внезапно объявил, что уходит в Лэитель, – грустно произнесла Сильви, – многие решили: это сэр Адам заставил его уйти.
– Но как?.. – вырвалось у Белль.
– Никто не знает, – хмуро ответил Колдер. – Нас вообще на то собрание не пустили.
– Нам было по десять! – возразила его сестра.
Аннабелль помолчала, размышляя. Значит, святой Элред ушёл в Заповедник за год до проклятия, и дальше всё пошло не так. Может, Адам и правда его заставил уйти, а может, он ушёл сам, решив, что Адама уже не спасти.
– В Торнфилде до сих пор точно не знают, где святой Элред, – задумчиво проговорила Белль. – Считается, что он в Заповеднике, – она помолчала. – Варгисы после проклятия стали неразговорчивыми. Шериф Вольфген ни разу ничего не сказал про святого Элреда, всегда уходил от темы.
– Он и до проклятия был такой, – хмыкнул Колдер.
– Ну нет, – уверенно возразила его сестра. – Раньше он даже смеялся, хоть и редко, а в этот раз едва улыбнулся, когда мы зашли к нему поздороваться.
– Ему было весело, только когда он порол нас с Гаем, – мрачно ответил Колдер.
– Потому что вы воровали с кухни еду, – заметила Сильви. – И Гаю всегда доставалось больше, – добавила она.
– Почему? – спросила Белль.
– Гай был сыном дяди Вольфа.
– И сейчас он… – Аннабелль неопределённо кивнула куда-то в сторону рощи Праотцов.
– Нет, он был человеком, – ответила Сильви. – Наверное, умер много лет назад.
Белль вспомнила суровый взгляд шерифа Вольфгена, от которого ей всегда было не по себе, и ей второй раз (после того злополучного эксперимента с аконитом) стало жаль старого варгиса: многие годы ему приходилось наблюдать, как родной сын сначала взрослел, а потом начал стареть и наконец умер… Нелегко пережить такое.
– А у мистера Вольфгена были ещё дети? – спросила Аннабелль.
– Нет, – ответила Сильви, покачав головой.

Когда они спустились в долину Ришты, начал накрапывать мелкий дождь, и вскоре Аннабелль распорядилась надеть дождевики. Через четверть часа дождь усилился и по небу пронеслись раскаты грома. Поднялся ветер, и мелкие капли дождя заставляли всех щуриться и натягивать капюшоны пониже.
В начале второго путники подошли к расположенному на возвышении тёмному бастиону Волчьего Клыка, окружённому давно высохшим и поросшим ивняком рвом, и ступили на длинный каменный мост, ведущий к высоким воротам замка. Над башнями с острыми шпилями сверкнула молния и вскоре раздался оглушительный раскат грома, точно ударило совсем рядом.
Когда они пересекли мост, тяжёлые ворота распахнулись перед ними, впуская во внутренний двор замка, поросшего побуревшей травой. С правой стороны, возле башен Восточного крыла раскинул ветви гигантский мёртвый дуб, который в 1856 году посадил Адам Спенсер. Дуб вырос в огромное дерево за несколько лет и высох тридцать первого октября 1864 года – в день, когда на остров обрушилось проклятие. Говорят, рядом с дубом расположена крипта, построенная более пятисот лет назад. Белль давно мечтала побывать в крипте, но туда не пускали даже гидов, так что многие считали существование крипты мифом, а другие предполагали, что она давно разрушена.
Навстречу им вышел Когвилл – дворецкий замка, высокий и худой как жердь, одетый в неизменный коричневый фрак с галстуком-бабочкой.
– Добро пожаловать в Волчий Клык, – сдержанно поприветствовал он. – Прошу следовать за мной, – и повёл гостей через двор в Западное крыло, которое делилось на две части: жилая часть с номерами для гостей, где было электричество и все удобства, и музейная часть с комнатами, в которых был воссоздан облик внутреннего убранства замка шестидесятых годов девятнадцатого века.
Два года назад замок в очередной раз отремонтировали и снаружи, и внутри. В Западном крыле помимо нескольких стандартных современных номеров появилось шесть апартаментов, обставленных в соответствии с эпохами правления шести монархов: уолтерианская спальня в средневековом стиле, как дань уважения первому Пендрагону, прибывшему прямиком из мира замков и турниров; александрийская – в стиле французского рококо, обрётшего вторую жизнь в 1860-х годах, эдгарианская – в японском стиле, популярном в восьмидесятые годы XIX века; уильямианская – в стиле немецкой эклектики, господствовавшей в архитектуре на рубеже XIX-XX веков; питерианская – в русском, а гарольдианская – в испанском стилях. Пендрагоны, женясь на принцессах из других стран, привносили в английскую культуру элементы культуры, родной для их жён, и больше всего это отразилось именно в архитектуре и интерьерах.
В Торнфилде тоже был дом эдгарианской эпохи, больше напоминающий японскую пагоду; уолторианский особняк, массивный с высокими стенами, точь-в-точь средневековый замок, хоть и поменьше размером; несколько не очень практичных с холодными элфинскими зимами гасиенд эпохи короля Гарольда и восхитительный светлый дом в колониальном стиле этого же периода. А уж в Лондоне некоторые улицы представляли из себя невероятный ансамбль стилей на любой вкус, который на удивление смотрелся гармонично.
Сильви и Колдер заняли роскошные апартаменты в русском стиле с великолепной изразцовой печью вместо камина, расписными потолками, кроватями с семью перинами на каждой и гигантским настенным панно: на нём шёлком и бисером была вышита сказочная жар-птица. Белль же как всегда пошла в номер для гидов: небольшую комнатку с уголком для душа, низеньким старинным комодом, двумя двухъярусными узкими кроватями и маленьким окном, выходящем на хребет Ружейников. Аннабелль нравилась эта комната, в которой под кроватями лежали свёрнутые карематы[45 - Карематы – туристические коврики, обеспечивают наиболее комфортные условия путешественников на стоянках за счёт своих теплоизоляционных качеств.] и верёвки, а в нижнем ящике комода кто-то постоянно забывал что-то из снаряжения: то жумар[46 - Жумар – элемент снаряжения альпинистов, применяемый в верёвочной технике для подъёма по вертикальным перилам.], то связку карабинов, то кроки[47 - Кроки – чертёж участка местности, выполненный глазомерной съёмкой, с обозначенными важнейшими объектами] маршрута. Сегодня Белль нашла там стёсанный на носке скальник[48 - Скальники – обувь для скалолазания] и почти пустой газовый баллон для горелки. Туристов в Волчий Клык в минувшем сезоне водила одна Белль, но ребята-гиды, когда проводили скальные занятия на Орлиных скалах, время от времени приходили в замок принять в душ, а иногда даже ночевали, расстелив карематы и спальники прямо на полу, если не хватало мест на кроватях. Когвилл пускал гидов за умеренную плату, многих это устраивало.
Белль разобрала рюкзак, разложила вещи, приняла душ и переоделась в чистое. Потом встала у окошка, слушая, как стучат по подоконнику крупные тяжёлые капли.
Стоило ей включить интернет, на телефон пришло оповещение из «Торнфилд ньюз»: «Таксисту грозит штраф и депортация с Элфина без права возвращения». Белль перелистнула статью, подумав, а не слишком ли круто мистер Купер обошёлся с бедолагой? «Хэллоуинский бал посетит принц Элиот» – гласил следующий заголовок. «Вот уж так новость», – Белль перелистнула и эту статью. «Аллея из лампад Джека на площади Перемирия продолжает набирать популярность» – Белль не стала открывать статью, ей хотелось увидеть всё своими глазами, а не на фото. Она знала, что аллею торжественно открыли двадцать восьмого октября перед вип-открытием «Зимней сказки», и что аллея насчитывает больше пятисот тыкв – впервые украшение к Хэллоуину было настолько масштабным. «Танец за восемь тысяч фунтов» – эту статью Белль пробежала глазами по диагонали, задаваясь вопросом: почему Гидеон продал только один танец? Она же велела ему продать оба! Покупателя танца Белль не знала – некто Г.Корби.
«Особняк Мартинеса выставлен на продажу» – прочитала Белль. К статье было прикреплено фото знакомого двухэтажного белого дома в колониальном стиле. Он стоял в конце Тьюлип-стрит, у самого подножия Драконьей горы. Особняк был построен Мартинесами, одной из богатейших семей Мексики, в конце 1980-х годах, когда мода на испанский стиль докатилась и до Элфина. Говорят, в этом доме гостила королева Кристина, жена короля Гарольда Пендрагона и дочь испанского короля Альфоса XIII Бурбона. Особняк уже лет двадцать стоял в запустении, немного обветшал и посерел, но Белль всё равно он нравился, ей в целом был близок колониальный стиль с его минимализмом в цветах, этническими орнаментами, обилием воздуха и света, использованием натуральных материалов. А ещё особняк Мартинесов стоял на возвышении с видом на море и знаменитую эдгарианскую пагоду. Белль казалось ироничным, что дом в колониальном стиле построили на английской земле. Впрочем, иногда она думала, будто Элфин – тоже колония Британского королевства.

Когда Аннабелль постучала в номер близнецов, те были уже готовы идти обедать.
Стены длинного и широкого коридора Западного крыла, ведущего на север, были увешаны картинами и портретами семьи Спенсер. Обычно по дороге в столовую Аннабелль рассказывала туристам о том, как сэр Говард Нантаниэль Марк Спенсер, герцог Ланкаширский, по настоянию жены, Мэри Аланнис Калиды Глэдис, леди Спенсер, которая была варгисом, начал постройку замка на Элфине в 1833 году. Замок обошёлся сэру Говарду дорого: после поспешного переезда в недостроенный Волчий Клык в 1847 году и без того натянутые отношения между супругами ухудшились, денег на быстрое завершение строительства не хватало, у сэра Говарда обострилась подагра, но самое худшее – из-за убийства старшего сына, шестнадцатилетнего Артура, леди Мэри погрузилась в глубочайшую депрессию. Аннабелль сочувствовала маленькому Адаму, которому на момент смерти брата и переезда на Элфин было всего девять лет. Наверное, ему было очень одиноко в стенах этого огромного замка без друзей и внимания матери, погружённой в себя. Об отношениях Адама и сэра Говарда было известно мало, но, кажется, они не были близки. Аннабелль вгляделась в прекрасные и аристократические черты леди Мэри: алебастровая кожа, тонкие губы, небольшой нос, синие глаза, очерченные густыми ресницами. Артур и Адам были похожи на мать: голубоглазые и светлокожие, с русыми волосами. От темноволосого, смуглого и кареглазого отца Адам унаследовал длинноватый нос с горбинкой и острый взгляд исподлобья, пронизывающий до костей, а ещё рост: оба были высокими, Адам – почти шесть с половиной футов[49 - Около двух метров]. Беззаботно улыбающийся с портрета Артур вовсе не был похож на отца – недаром до сих пор ходили слухи о романе леди Мэри с младшим братом короля Уолтера Пендрагона, Мэтью, который был вдвое старше её. Пендрагонам было строго запрещено вступать в связь с детьми Лилит: ведь в стране людей власть должна была принадлежать людям. Многие считали, что в 1847 году Артура убили, узнав, что леди Мэри и Мэтью Пендрагон нарушили этот запрет. Хотя, возможно, Артура и правда просто растерзал на охоте дикий кабан – иногда всё проще, чем может показаться.
Аннабелль молча шла впереди близнецов: было бы странно рассказывать им историю, которую они и так знают, пусть и родились несколько позже, в 1853, спустя год после смерти леди Мэри.
– Вы, наверное, не помните сэра Говарда? – спросила Белль у близнецов, останавливаясь возле портрета, на котором герцог Спенсер был изображён в светло-сером рединготе и с хлыстом в руке на ступенях Спенсер-манора в Ланкашире. Портрет был написан в 1829 году, за год до свадьбы с мисс Мэри Мур.
– Мы его даже ни разу не видели, – ответила Сильви, останавливаясь рядом с Белль. – Он сильно болел, а потом умер. Сэр Адам занимался всеми делами.
– А каким был сэр Адам? – спросила Аннабелль, подходя к знаменитому портрету Адама Спенсера 1862 года, который печатали во всех учебниках и энциклопедиях. Хозяин замка был изображён в тонко расшитом золотой нитью бархатном сюртуке глубокого синего цвета. Русые волосы падали на плечи, синие глаза исподлобья и чуть насмешливо смотрели на зрителя. Двадцатичетырёхлетний герцог Спенсер стоял в проёме двери, прислонившись плечом к косяку и скрестив руки на груди. На мизинце поблёскивала печатка Спенсеров – геральдическая роза и крепость.
– Он… – Сильви задумалась, глядя на портрет, – был сильным. И добрым. И знал всех варгисов Элфина. Даже детей.
– Да, – откликнулся Колдер. – Он помнил, как нас зовут. Какие игры мы любим и даже мой любимый десерт запомнил – яблочный сорбет, – по его лицу пробежала тень улыбки, будто ему вспомнился вкус любимого в детстве мороженого.
– Он ведь был альфой, – произнесла Белль. – Мне кажется, так и должно быть.
– Наверное, – согласилась Сильви.
Аннабелль вновь взглянула на портрет Адама и поспешно отвернулась: благодаря таланту художника возникало ощущение, будто альфа варгисов видел её насквозь со всеми тайными мыслями. В детстве эта особенность взгляда Адама завораживала Белль, а сейчас – скорее вызывала неприятное беспокойство.
– Как думаете, почему ведьмы его прокляли? – спросила она.
На Элфине считали: Адам отверг Верховную, и она за это прокляла, но Белль было интересно, что думают об этом очевидцы тех событий, хоть они тогда и были совсем детьми.
Белль прошла немного вперёд и остановилась перед висящим на стене огромным тяжёлым щитом с древним гербом Спенсеров: на чёрном фоне, символизирующем скромность, постоянство и покой, была изображена жёлтая крепость, указывающая на личное благородство одного из предков; опрокинуто-стропильная фигура[50 - Стропило – почётная геральдическая фигура, образованная двумя полосами шириной 2/7 ширины щита, выходящими из нижних углов щита и соединяющимися у середины верхней кромки щита.Опрокинутое стропило – перевёрнутое.] голубого цвета, обозначала верность и честь, а кровяная роза на этом фоне символизировала любовь к отечеству и указывала на прямую связь Спенсеров с Ланкастерами времён войны Алой и Белой Роз. Девиз Спенсеров гласил: «Vincit qui se vincit», в переводе означая: «Побеждает тот, кто побеждает себя». Иронично, что, составляя свой герб, Адам оставил этот девиз, хотя, кажется, никогда даже не пытался ему следовать.
– Они хотели захватить власть на Элфине, – сказала Сильви не очень уверенно. – А сэр Адам был против.
– Ещё бы, – поддакнул Колдер.
– Но почему он подпустил ведьм так близко к себе? – спросила Белль. Этот вопрос беспокоил её очень давно.
– Я не уверена, – сказала Сильви, – но, кажется, сэр Адам хотел, чтобы варгисы могли сколько угодно проводить в обличие волка и не терять связь с собой…
– Не растворяться в зверином разуме? – уточнила Аннабелль.
– Да, насколько я помню, – ответила Сильви. – Все варгисы этого хотели. Мама рассказывала, – пояснила она и помолчала. – Сэр Адам не стал бы просто так связываться с ведьмами, – убеждённо добавила Сильви.
Колдер согласно кивнул.
Белль подошла к тяжёлому щиту с гербом Адама Спенсера. На червлёном[51 - Червлёный – красный в геральдике] фоне – оскалившийся белый волк, обозначающий семейные ценности, преданность роду, ярость. Также белый волк – вторая ипостась Адама, поэтому неудивительно, что именно он венчал герб. По бокам от волка – золотая крепость на чёрном фоне и зеленеющий дуб – на синем. Стропильное пересечение жёлтого цвета с линией в форме драконьих зубов точно намекало на связь леди Мэри с Мэтью Пендрагоном – только Адам мог себе позволить себе такую смелую и дерзкую выходку. Ниже, на золотом фоне стропильного пересечения расположилась червлёная роза, перешедшая на герб Адама вместе с крепостью с древнего герба Спенсеров. А под гербом, раскинулась лента с латинским девизом.
Белль задумалась: каков же был Адам Спенсер на самом деле? В детстве она была очарована его образом, хотя всегда знала, сколько горя альфа варгисов принёс на остров: он позволял ведьмам убивать фейри, внеся таким образом разлад между фейри и варгисами, и навлёк на Элфин проклятие. Но магнетический взгляд синих глаз Адама, их насмешливый прищур завораживали маленькую Белль. Девочкой она ненавидела Айрин Бёрд и весь её ковен, виня во всех бедах, обрушившихся на Элфин, и, лишь став старше, поняла, что бо?льшая часть вины за произошедшее лежала на Адаме. Ведьмы – служительницы Х’гивхаты, чего он ждал от них?

Столовая была светлым просторным помещением с высокими потолками и большими окнами. На устланном узорчатым ковром каменном полу в окружении тяжёлых стульев с высокими спинками стоял старинный дубовый стол, сервированный к обеду. У противоположной от двери стены располагался разожжённый камин, чуть дальше – шкаф, за стеклом которого хранилось родовое столовое серебро Спенсеров и уцелевшая часть знаменитого бело-голубого сервиза, подаренного королевской семьёй сэру Говарду и леди Мэри на свадьбу в 1830 году. Говорили, что в мае 1854 года четырнадцатилетний Адам, узнав о смерти матери, разбил больше половины королевского фарфора на глазах у отца, а тот не смог или не захотел остановить сына.
– Здесь как будто ничего не изменилось… – проговорила Сильви, вырвав Белль из задумчивости.
– Да, – кивнул Колдер и, подойдя к столу, пощупал плотную ткань дамасской скатерти. – И сервировка как раньше, – он оглядел уставленный посудой стол.
– Как будто сейчас войдёт сэр Адам, дядюшка Элред, дядюшка Вольф и остальные и начнётся обед как тогда, – с ностальгией произнесла Сильви. – А потом нам дадут десерт, если будем хорошо себя вести…
Аннабелль вдруг словила себя на мысли, что святой Элред в её мыслях мог обитать лишь в Лэителе или на фреске в церкви, названной в его честь. А близнецы, стоящие сейчас рядом с ней, делили с ним трапезу. Эта мысль поразила Белль.
– А как он ел? – спросила Белль, подумав о волчьей голове.
– Как и все, – ответил Колдер.
– Столовыми приборами? – уточнила она.
– Да. И он ел очень аккуратно и безупречно соблюдал все правила этикета, – добавила Сильви.
– А какую пищу он ел? – спросила Белль.
– В основном овощи, фрукты, ягоды и хлеб, – ответила Сильви. – А пил только воду.
– Сильв, помнишь, как мама в последний год хотела увезти нас с Элфина? – неожиданно спросил у сестры Колдер. – Чуть ли не через день… Я так не хотел уезжать!
– Да, – кивнула Сильви. – Она то говорила, что нужно срочно уезжать, то утверждала, что лучше места нет. Они с папой спорили из-за этого, он тоже хотел уехать и увезти нас…
В залу вошёл сияющий улыбкой и золотистым костюмом Лантерн, неизменный официант замка.
– Добро пожаловать, дорогие гости! – радостно поприветствовал он. – Меня зовут Лантерн, и я буду вашим официантом. Обращайтесь ко мне по любому поводу. Мисс Тэйлор, – ответил он глубокий поклон Белль, – счастлив вновь видеть вас.
– И я рада видеть тебя, Лантерн, – улыбнулась та.

Когда близнецы и Белль заняли свои места за столом, Лантерн стал разливать суп:
– Сегодня у нас в меню суп из зайчатины, треска и сырное фондю. А на десерт бланманже и пудинг из пунша.
– Прямо как в детстве! – Сильви, не сдержав восторга, захлопала в ладоши.
– Ваши родители предпочитали кухню девятнадцатого века? – спросил Лантерн, весело подмигнув.
– Мы росли здесь, в замке, – ответила Сильви. – Много лет назад, ещё до проклятия.
Лантерн изменился в лице.
– Вы варгисы? Вернулись на Родину! – радостно воскликнул он. – Какое событие! – приложив руки к груди и счастливо улыбаясь, повторил официант. – Я за вином. Это нужно отпраздновать!
Белль почувствовала лёгкий укол ревности: близнецы скрывали от неё полдороги, что они варгисы, а Лантерну Сильви призналась сразу.

С вином трапеза стала ещё приятнее и непринуждённее. Лантерн делал всё, чтобы угодить гостям. Чуть позже пришли поздороваться трое варгисов, живших в замке: Нил, Дэвид и мистер Холт. С последним Белль иногда общалась: он был начальником службы безопасности Волчьего Клыка и, пожалуй, самым приятным из всех варгисов, кого Белль знала.
А после ланча Аннабелль и Лантерн провели гостей по Западному крылу замка: зашли в спальню сэра Говарда, будуар леди Мэри, небольшую комнату Адама времён его детства, гостиные, бильярдную, прошли по скрытым коридорам для прислуги и, наконец, оказались большой бальной зале: паркетные полы, сияние хрустальных люстр, тяжёлые бархатные занавеси на окнах, витиеватая лепнина по всему потолку и небольшое возвышение для оркестра.
– Я так мечтала потанцевать здесь! – проговорила Сильви. – Сколько лет прошло, а будто ничего не поменялось…
– На самом деле, – с улыбкой возразила Белль, – вы видите результат кропотливой работы по воссозданию облика бальной залы, какой она была при сэре Адаме. Ведь к середине двадцатого века полы прогнили, а занавеси истлели. Так что, когда в восьмидесятых годах Западное крыло стало музейным, тут всё начали восстанавливать.
А после экскурсии по Западному крылу, Лантерн проводил близнецов и Белль в библиотеку, расположенную в Восточном крыле, куда предоставляли доступ далеко не всем группам.
Аннабелль обожала библиотеку Волчьего Клыка! Её завораживали длинные ряды стеллажей, таких высоких, что нужна была полутораметровая лестница, чтобы дотянуться до верхних полок. Белль любила запах истёртых кожаных обложек и ветхих страниц; едва заметный запах отдающей хвоей мастики, которой были натёрты паркетные полы. Ей нравились высокие стрельчатые окна с витражами, из-за которых свет в библиотеке был приглушённым, отбрасывающим цветные отблески на пол и ряды книг. Как жаль, что ничего нельзя было трогать!.. А ей так хотелось прикоснуться к полуистёршимся золотым надписями на корешках, вытащить тяжёлые фолианты, полистать хрусткие пожелтевшие страницы. Она знала, что в библиотеке очень много старых книг об Элфине и детях Лилит, в том числе оригиналы таких известных книг, как «Слово о последних драконах Элфина» знаменитого натуралиста шестнадцатого века Карло Дюбуа и «Острова блаженных» учёного и святого Себастьяна Уэльского, посетившего Элфин в 1248 году. Говорят, раньше эти книги хранились в королевской библиотеке Тюдоров, а затем Пендрагонов. Как они оказались в Волчьем Клыке, Белль могла только догадываться.

Из библиотеки Лантерн свернул в зал с белым роялем. Белль бывала здесь всего несколько раз: обычно сюда туристов не водили.
– А это наша гордость, – сказал Лантерн. – Рояль Fazioli, его изготовили и привезли в 1925 для господина Рахманинова.
Белль не подала вида, но она не знала, что знаменитый русский маэстро давал в замке концерты и что этот рояль был сделан именно для него.
– Он тут жил? – восхитилась Сильви. – Я обожаю Рахманинова! Мы с Колдером были на его концерте в Петербурге в 1931 году. Это было потрясающе!.. Я плакала, когда услышала «Колокола» и его фортепианную адаптацию «Острова Блаженных» вживую…
– Над адаптацией «Острова Блаженных» для фортепиано Рахманинов работал именно на Элфине, – заметил Лантерн с нотками гордости в голосе, будто он лично был причастен к созданию знаменитой симфонической поэмы.
Белль всем сердцем любила «Остров Блаженных» и вновь ощутила ревность, будто Лантерну её любимое произведение принадлежит чуть больше, чем ей самой: ведь она не знала, что это произведение было написано на Элфине. Белль мысленно утешила себя, что всё равно адаптация «Острова Блаженных» для струнного оркестра в исполнении «Fratres in spiritu[52 - Братья по духу (лат.)]» звучит во сто крат прекраснее фортепианного варианта Рахманинова.
– А почему он остановился именно в замке? – спросила Белль. – Он не давал в Торнфилде концертов, насколько я помню.
– Да, верно, – ответил Лантерн, выходя из зала с роялем и делая знак следовать за ним. – Это были концерты для узкого круга. – Он провёл их в глубину библиотеки, где в цветных отсветах витражей в тяжёлой золочёной раме висело знаменитое зеркало в полтора человеческих роста. – А здесь зеркало работы Александра Дэвиса, – перевёл тему официант. – Зеркало в Мэрии – его точная копия…
Белль стояла перед зеркалом, но думала о рояле. С одной стороны, ей было приятно узнавать о замке новое, но с другой – она ощущала себя невежей, а это было крайне неприятно. Белль перевела взгляд на зеркало. Хоть про него она знает: было сделано в 1902 году знаменитым учёным-фейри Александром Дэвисом. Под его руководством стеклодувы изготовили стекло метр на два. Зеркальная поверхность сделана серебряным напылением, а резная рама выполнена из дуба и покрыта сусальным золотом. Точно такое же зеркало для Мэрии заказал и оплатил Совет Основателей на столетний юбилей избавления от голода. Когда Белль была малышкой, она любила рассматривать узор рамы зеркала в Мэрии: резные волки, единороги и драконы, вьющиеся стебли роз и виноградных лоз, в которые были вплетены дубовые листы, а сверху зеркало венчали солнце и месяц с человеческими лицами. Белль вспомнила, как дедушка сажал её на плечи, чтоб она могла рассмотреть все детали.

Из библиотеки Белль, уже без Лантерна, провела близнецов через широкий замковый двор в Розарий леди Мэри. Бледный свет пасмурного дня лился сквозь стеклянный купол, увитый плетями роз и плюща. Здесь были розы всех возможных оттенков и сортов. Розарий сэр Говард устроил для жены, тоскующей по погибшему сыну. Леди Мэри любила цветы, особенно красные розы, поэтому даже столетия спустя алых роз в Розарии было больше всего. Аннабелль провела близнецов между отощавших и высохших за осень кустов, медленно расправляющих клейкие листочки и тянущихся к ней набухающими бутонами словно к солнцу. Белль знала, что многие туристы предпочитали ходить на маршрут к Волчьему Клыку именно с ней, потому что с фейри замок немного оживал. Хотя другим нравилась мрачная атмосфера упадка с увядшими розами и пожелтевшей травой.

Вскоре гроза немного стихла, и из Розария Белль повела варгисов прогуляться под мелким дождиком вокруг Волчьего Клыка, у самого края рва.
– Помнишь, как мы ловили здесь лягушек? – спросила Сильви у брата.
Тот кивнул.
– И змей, – добавил он. – А когда спустили воду? – спросил он у Белль.
– Ещё в конце девятнадцатого века, – ответила она, – после того, как тут утонула фейри-полукровка в 1893 году. Говорят, она потеряла ребёнка и сбросилась в воду вон оттуда, – Белль показала на небольшое окошко в стене на высоте трёх метров от края рва.
Аннабелль ощутила волну сочувствия Сильви и Колдера – хоть у последнего оно ощущалось приглушённо.
– Бедняжка… – проговорила Сильви. – Как же её звали?
– Аннабель Льюис, – ответила Белль. – Она жила в Торнфилде, а её возлюбленный обещал жениться на ней и пропал. Когда она уже умерла, оказалось, что он утонул в море.
– Какая трагичная история… – произнесла Сильви, не отрывая взгляда от окошка в стене.
– Да, – кивнула Аннабелль. Ей тоже было жаль тёзку, о судьбе которой она узнала, когда начала водить экскурсии в замок. А ещё очень странно, что та, будучи фейри, смогла утонуть, упав с такой маленькой высоты. Наверное, дело было в том, что Аннабель Льюис не хотела больше жить…

После ужина близнецы и Белль долго разговаривали в гостиной Спенсеров у камина, глядя на пляску пламени, и только ближе к одиннадцати вспомнили, что надо бы пораньше лечь спать: ведь завтра им предстояло встать за час до рассвета.

Было ещё совсем темно, когда Аннабелль, как всегда без будильника, открыла глаза. Одевшись и сбрызнув лицо холодной водой, она пошла будить Сильви и Колдера. Через четверть часа все трое вышли из замка.
Тьма потихоньку стала сереть и стало видно клочья тумана, цепляющиеся за шпили Восточной и Западной башен. Дождь моросил, шурша по мембране плащей; тропа была скользкой, но это не было проблемой. Когда они отошли от замка примерно на полторы мили, дождь прекратился, а вскоре на востоке, над пиком Барлоу небо посветлело.
Белль повела близнецов к юго-восточной части Орлиных скал. Чтобы подняться на смотровую площадку с этой стороны требовалась минимальная работа с верёвкой. Можно было бы обойтись без перил, но Белль не любила пренебрегать правилами безопасности, даже несмотря на то, что вся команда обладала быстрой реакцией, нечеловеческой ловкостью и вдобавок – отличной регенерацией.
Небо на востоке постепенно розовело, контрастно очерчивая тёмные силуэты шпилей замка, когда они расположились на каремате, завернувшись в пледы. Белль варила кофе на горелке, и в воздухе витал аромат кофейных зёрен и карамели.
– Как же хорошо… – проговорила Сильви, грея руки о походную кружку с надписью: «Горы зовут тех, чья душа им по росту». – Очень вкусный кофе, спасибо, – с улыбкой повернулась она к Белль.
– Пожалуйста, – ответила та и сняла турку с горелки, ловко опрокинув её содержимое в кружку Колдера.
– Благодарю, – отозвался тот.
Себе Аннабелль тоже сварила кофе, щедро плеснув туда сливок и добавив сахара (близнецы от того и другого отказались), и стала глядеть на восток, где за пиком Барлоу уже появился краешек сияющего персиково-оранжевого солнца. Белль вновь вспомнились те полные болезненного ожидания дни, когда она не могла отвести взгляда от самой высокой вершины Элфина, всё гадая, где же там Фредерик?..
Аннабелль ещё дважды сварила всем кофе, прежде чем солнце поднялось над горами и осветило Орлиные скалы. С восходом солнца у близнецов проснулся аппетит, и все трое принялись завтракать. Лантерн положил в контейнеры сэндвичи, орехи, сухофрукты, шоколад, и всё это было съедено в ожидании, когда солнце подсушит скалы и можно будет навесить страховку и пройтись по паре маршрутов на северо-западе. Белль настояла, чтобы близнецы сначала прошли маршрут попроще с верхней страховкой и только когда она убедится, что всё в порядке, можно будет попробовать и с нижней.
Отойдя в сторону, Белль наблюдала, как Сильви, стоя под первой оттяжкой, страховала брата. Тот лез вверх так быстро, встёгивая оттяжки в шлямбуры[53 - Шлямбур – альпинистское снаряжение, предназначенное для организации точек страховки на скалах.], что Сильви только и успевала выдавать верёвку.
Аннабелль вспомнила, как впервые попала на скальные занятия перед инструкторскими курсами по альпинизму и горному туризму. Над ней взял шефство Капкейк, который объяснял и показывал толково, но слишком много болтал и постоянно отпускал сальные шуточки, вгоняя шестнадцатилетнюю Белль, ещё не привыкшую к такому поведению парней, в краску. Поэтому в тот день на Драконьих скалах Белль научилась так быстро работать с верхней страховкой, чтобы сбегать от скабрезностей Капкейка. А вот о нюансах техники скалолазания Белль узнала уже от Фредерика. Он говорил только по существу, был всегда доброжелателен, источая мягкое спокойствие и ненавязчивую уверенность, что у неё всё получится. Поэтому Белль с лёгкостью запоминала и усваивала всё, что Фредерик ей говорил и показывал. К сожалению, им удалось поработать вместе всего дважды, и не на скалах, а на небольшом скалодроме в турклубе «На маршруте».
После того, как Колдер и Сильви полазали, Белль тоже прошла один из маршрутов с нижней страховкой. Было так приятно ощутить напряжение в мышцах, пьянящее чувство силы и радости движения, лёгкий выброс адреналина от осознания высоты, и даже слегка раздражающая кожу рук текстура белого порошка магнезии[54 - Спортивная магнезия – белый порошок, предназначенный для подсушивания рук и, как следствие, увеличения надёжности хвата.] заставляла вспомнить лишь хорошие моменты прошедших сезонов.
Солнце было почти в зените, когда они, собрав снаряжение, пошли обратно к замку.
В воротах их встретил сияющий улыбкой Лантерн и сообщил, что обед готов. В этот раз шеф-повар Буше расстарался на славу и приготовил пять перемен блюд, и все трое наелись, кажется, на несколько дней вперёд. Белль подумала, что такой плотный ланч был для неё кстати, ведь в следующий раз она сможет перекусить только на балу после восьми вечера.

Глава 8. Хэллоуинский бал
Приземлившись на вертолётной площадке «Эдельвейса», Белль сердечно распрощалась с Сильви и Колдером, пообещавшими не теряться, отдала мистеру Чейзу свой рюкзак, и пока водитель грузил его в багажник, забралась на заднее сидение, обдумывая список дел, которые нужно успеть сделать до бала.

Когда Аннабелль почти досушила волосы, приехала миссис Марч с платьем – помочь одеться и сделать причёску. Заодно она захватила с собой воодушевление по поводу бала и хорошее настроение, поэтому Белль, всегда нервничающая из-за необходимости быть среди большого скопления людей, заметно повеселела с приездом старушки.
Миссис Марч ловко плела косички и скручивала пряди в жгуты, составляя из них сложную причёску в стиле эпохи Ренессанса и украшая её нитями из мелкого жемчуга. Ей действительно удавалось делать красивые причёски, и старушка испытывала огромное удовольствие, возясь с волосами Белль.
– Ничего нигде не тянет? – спросила миссис Марч, поправляя тёмные прядки, которые волнистыми завитками обрамляли лицо Аннабелль.
– Нет, всё чудесно! – ответила Белль. И, встав с кресла, чмокнула старушку в щёку. – Спасибо вам большое, что помогаете, миссис Марч.
– Мне только в радость, детка, – расцвела в улыбке та и, взяв с трюмо свой телефон, набрала номер Энтони.

Когда роллс-ройс подъехал к Мэрии, Белль ахнула от восхищения: огромная арка высотой больше шести с половиной и длиной около тридцати футов[55 - 2 метра и около 10 метров] сияла оранжевыми огоньками тыкв самых разных размеров.
– У нас есть несколько минут? – спросила Белль у миссис Марч. – Я хочу посмотреть инсталляцию.
– Думаю, есть, – улыбнулась старушка.
– Я провожу, – взглянув на пассажирок в зеркало дальнего вида, сказал мистер Чейз.
Едва машина остановилась, Белль выпорхнула на улицу, не обращая внимания на холодный ветер и шумную толпу людей, любовавшихся инсталляцией, а теперь переключивших внимание на Белль. Она и последовавший за ней мистер Чейз оказались под аркой, украшенной со всех сторон тыквами, внутри которых мерцали живые огоньки. Тыквы зубасто улыбались, горели буквами, составляющими фразы: «Счастливого Хэллоуина», «Сладость или гадость!», «Упыри просто хотят повеселиться», «Ведьм можно попробовать подкупить шоколадом» и «Сохраняйте спокойствие и пугайте дальше!». Надписи чередовались с вырезанными на тыквах силуэтами приведений, вампиров, ведьм в шляпах, летучих мышей, кошек и осенних листьев. И всё это составляло пёстрый и яркий ансамбль, который хотелось рассматривать и рассматривать.
Аннабелль очнулась, когда её плотно обступила толпа. «Мисс Тэйлор, можно фото?», «Белль, сними пальто», «Дайте автограф», «Как записаться к вам на экскурсию?» – понеслось со всех сторон. К счастью, мистер Чейз сумел немного оттеснить толпу и, сказав: «Мисс Тэйлор пора на бал, прошу её извинить», увёл Белль в Мэрию.
Едва они ушли с площади, Белль ощутила облегчение мистера Чейза и подумала, что, пойдя смотреть инсталляцию, когда там столько людей, поступила безрассудно. Ведь многие в толпе успели немного выпить и неизвестно, чем могла обернуться её прогулка под тыквами. Но аллея была прекрасна, несмотря на то, что Белль знала: живые огоньки лампад Джека могут провести на Элфин зло. От этой мысли ей стало немного не по себе.

Мэрия сияла огнями, шумела голосами всё прибывающих гостей, издалека доносилось, как в разнобой настраивается оркестр. Миссис Марч, мистер Чейз и Белль поднялись на второй этаж, чтобы оставить вещи, и затем спустились в бальную залу. Там царила суета последних приготовлений: официанты сновали туда-сюда, заполняя фуршетные столы закусками и бутылками игристого, а музыканты разыгрывались. С хрустальных люстр свисали крохотные чёрные летучие мышки и белые приведения; вся зала была оплетена гирляндами в форме маленьких тыковок, а резные рамы зеркал были опутаны вуалью паутины. Гостей пока не пускали, и это радовало Белль. Она прислушалась и огляделась: мэра ещё не было, зато был мистер Джонсон, который стоял возле камер в глубине залы, наблюдая, как штатный фотограф «Торнфилд ньюз» настраивал свет.
«Пусть сегодня всё пройдёт благополучно», – подумала Белль с лёгким волнением и, услышав голос мистера Купера, пошла к выходу, чтобы вместе с ним встречать гостей.
Ровно в восемь вечера начался бал. Первым танцевали полонез, и Белль уже в третий раз открывала Хэллоуинский бал вместе с мэром. Мужчины были в тёмных фраках, а женщины – в светлых платьях пастельных оттенков осени. Белль увидела Гастона, выделяющегося среди других джентльменов вишнёво-красным фраком и особенной элегантностью движений. Гастон танцевал с дочерью судьи Моргана. Заметив Белль, он подмигнул, а она улыбнулась в ответ.
В перерывах между танцами Белль разговаривала с гостями, давала автографы и фотографировалась со всеми желающими, несколько раз разговаривала с Гастоном, вокруг которого собрались поклонницы, которые ахали и смеялись над каждой его шуткой. Гастон расточал обаяние, улыбался и обнимал льнущих к нему девушек – кажется, он давно привык к такому вниманию и наслаждался им. Аннабелль отошла к миссис Марч обсудить незнакомые имена двух её будущих партнёров в списке танцев. Белль не знала ни господина Корби, который купил у Гидеона франсез, ни господина Вильсона, чьё имя значилось напротив вальса.
– Господин Корби как раз просил, чтобы тебе его представили, детка, – улыбнувшись, ответила миссис Марч. – И я только что его видела, – она огляделась. – А вот и он.
Белль обернулась. Мистер Габриэль Корби казался на вид лет двадцати пяти, невысокий, стройный, даже хрупкий; лишь благодаря туфлям с каблуком и небольшой платформой он выглядел одного роста с Белль. Золотистые волосы свободно падали вдоль его лица, чуть касаясь плеч, а яркие зелёные глаза смотрели доброжелательно и с вежливым интересом. Белль невольно пришло на память, что у Фредерика тоже русые волосы и зелёные глаза. Только у Фредерика глаза были цвета молодой буковой листвы, а у нового знакомого – ярко-изумрудные. А ещё они оба – и мистер Корби, и Фредерик – источали ровное спокойствие. Это сходство поразило Белль.
– Я давно мечтал потанцевать с вами, – после того, как миссис Марч представила его Белль, признался мистер Корби, улыбнувшись. – Но у вас никогда не было свободных танцев. Я очень обрадовался, когда увидел объявление об аукционе.
– Я рада, что вы здесь, – улыбнулась Аннабелль. И она правда была рада. Ей казалось, будто новый знакомый ограждал её своей невозмутимостью от окружающего её бурлящего моря эмоций.
– Не желаете ли выпить, мисс Тэйлор? – спросил мистер Корби.
– С удовольствием, – ответила Белль.
Мистер Корби взял два бокала белого вина у проходящего мимо официанта. Аннабелль рассказала новому знакомому о традициях Торнфилдских праздников – о Молочном бале, дне города и о рождественской ярмарке Дэвиса, а мистер Корби слушал с неподдельным интересом, иногда задавая вопросы. Вскоре они уже называли друг друга по имени, и Белль казалось, будто она знает Габриэля много лет. Когда к Аннабелль подошёл её партнёр, с которым она должна была танцевать галоп, она с сожалением покинула общество Корби и пошла в центр залы. Оркестр уже заиграл вступление. Белль словила себя на мысли, что ей понравился Габриэль Корби, с ним было легко и приятно общаться, и теперь она ждала франсез почти так же, как мазурку с Гастоном.

После галопа секретарь принца Элиота позвал Белль к креслу, на котором развалилась грузная и рыхлая фигура его высочества с бокалом игристого.
– Тебе понравится, сладкая, – произнёс принц, растягивая слова, и сделал манерное движение пальцами, унизанными кольцами. – Это лучший люкс в вашем… – он с недовольно-презрительным видом выдохнул, точно не умея подобрать слов для описания, – городишке, – нашёлся он.
– Благодарю, ваше высочество, но у нас с вами встреча назначена на завтра, – стараясь не смотреть на принца и борясь с отвращением, возразила Белль и прислушалась: оркестр уже заиграл мазурку. Она хотела сказать, что ей пора идти, но принц не позволил.
– Я подумал, – он отставил бокал и лениво поднялся, став рядом, – почему бы не продлить удовольствие? – понизив голос, двусмысленно произнёс он и уже было схватил Белль за запястье, но её ладонь мягко перехватил Гастон.
– Пойдём, Белль, мазурку уже играют, – сказал он и, повернувшись к принцу, лучезарно улыбнулся: – Здрасте, ваше величество, – и увёл Белль раньше, чем принц пришёл в себя от такой вопиющей наглости и фамильярности.
– Он высочество, а не величество, – машинально поправила Гастона Белль, размышляя, чем может обернуться эта выходка, и при этом испытывая облегчение, что избавилась от компании принца.
– Да какая разница? – беспечно улыбнулся Гастон, выводя Белль вперёд.
Она сделала ещё несколько шагов, корректируя положение их пары среди танцоров, замерших в ожидании. «Хорошо, что у этой мазурки такое длинное вступление», – подумала Белль.
Ещё один такт, и танец начался. Непринуждённость, быстрый темп и подпрыгивающие шаги мазурки вскоре увлекли Белль, заставив забыть о принце.
Гастон отлично танцевал, а учитывая непопулярность в современной Европе мазурки и прочих бальных танцев (кроме вальса), его знание фигур и умелое ведение и вовсе восхищали. Когда танец закончился, Белль заметила тощую фигуру секретаря принца, семенящую навстречу, и тихонько потянула Гастона прочь, к фуршетным столам, возле которых стоял мэр с женой.
Белль взяла канапе с креветкой и едва успела съесть его, как к ней подошёл секретарь принца.
– Мисс Тэйлор, – начал тот, немного робея и избегая глядеть ей в глаза, – принц настаивает на том, чтобы вы… э… пришли сегодня вечером… э… к нему в номер.
Мистер Купер обернулся.
– Это исключено, мистер Роу, – категорично возразил мэр. – У мисс Тэйлор назначена встреча с его высочеством на завтра, а сегодня Хэллоуин, все проводят его с семьями.
– Но его высочество…
– Пойдём, я сам объясню всё его высочеству, – и мэр, сделав жест жене подождать и улыбнувшись Белль, увёл секретаря, взяв того под локоть.
Четыре года назад, как раз накануне Хэллоуина, когда Белль только стала символом Элфина, мэр в обмен на королевскую гарантию безопасности фейри дал согласие на её ужины с членами королевской семьи. Тогда это условие показалось Белль необременительным. Но кто ж мог предполагать, что принцем Элфинским вскоре станет неисправимый развратник и пьяница? К счастью, в конце февраля истечёт срок договора, и Белль, хоть и лишится королевского покровительства, заодно будет избавлена от обязанности регулярно встречаться с принцем Элиотом. Юристы королевской семьи предлагали Аннабелль продлить контракт, но она вежливо отказывалась, объясняя это своим скорым отъездом.
Белль знала: мистер Купер по-прежнему чувствовал себя виноватым, что ей приходится общаться с принцем Элиотом, и по мере возможности старался оградить её от взаимодействия с ним, и за это Белль была благодарна.
– Мисс Тэйлор, – окликнул Белль Габриель Корби, и обернувшись, она улыбнулась ему. – Скоро заиграют франсез. Позвольте вашу руку.

Мистер Корби танцевал даже лучше Гастона, изящнее, техничнее. Оказывается, в детстве он занимался бальными танцами. «Правда, я тогда не знал, что это мне пригодится спустя много лет таким волшебным образом», – с улыбкой признался он. Белль была очень довольна и танцем, и беседой с новым знакомым и искреннее поблагодарила того за предоставленное удовольствие, когда он проводил её к фуршетному столу, около которого стояли мистер Купер с женой и миссис Марч.

Бал продолжился. Танцы и партнёры менялись, вечер потихоньку двигался к финалу. Настал черёд второго вальса, который Белль должна была танцевать с неким Вильямсом, но тот так и не удосужился подойти к ней и познакомиться. Заиграла музыка, все пары встали на позиции, а Белль, которая должна была начинать первый тур, была всё ещё без партнёра. Она огляделась в поисках хоть одного свободного знакомого мужчины, но повсюду были только незнакомцы. И вдруг за спиной раздались шаги. О, эти шаги Белль хорошо знала – радости, впрочем, ей это не доставило.
– Судья Морган, – обернувшись, сказала она.
– Позвольте ангажировать вас на вальс, мисс Тэйлор, – церемонно поклонился он.
Белль всем своим существом чувствовала его омерзительную, ничем не прикрытую похоть, ощущала кожей липкий взгляд, скользящий по её шее, губам и будто оставлявший горячие влажные поцелуи. Белль стоило труда сбросить чувства судьи как паутину, сосредоточившись на собственных ощущениях.
Весь зал наблюдал за судьёй, стоявшим с протянутой рукой, и фейри, замершей перед ним точно каменное изваяние. Оркестр, проиграв вступление, смолк, потому что никто из танцующих не шевельнулся. Белль точно сквозь толщу воды волнами ощущала отголоски чужих эмоций: злорадство, сочувствие и сожаление, но она старалась не обращать на них внимания.
Аннабелль подала руку судье Моргану и кивнула оркестру. Несколько человек в зале зааплодировали, как будто произошло нечто заслуживающее такой реакции, а музыканты заиграли вальс сначала.
– Значит, вот кто купил у Гидеона танец, – не скрывая своего недовольства, мрачно произнесла Аннабелль, когда судья Морган повёл её по кругу. – Не прижимайте меня так сильно, – нахмурившись, немного отстранилась Белль. – На нас ваша жена смотрит, – солгала она: сегодня на балу миссис Морган, кажется, не было.
– Врёшь, – привлекая к себе, шепнул судья ей на ухо. – Она осталась дома.
– С вашим новорождённым ребёнком, – напомнила Аннабелль, отстраняясь. – Вам не стыдно?
Тот улыбнулся с совершенно довольным видом, в который раз убеждая Белль, что чувство стыда ему не знакомо.
– Вы ведь не холостой, – сказала Белль с осуждением в голосе. – Вы не должны танцевать со мной этот вальс.
– Правила созданы, чтобы их нарушать.
– Это очень глупое оправдание, – заметила Белль.
– Может быть, – мистер Морган поднял кисть, любуясь Белль, кружащейся под его рукой.

После вальса Белль вновь окружили люди, желавшие с фотографироваться или получить автограф. Она улыбалась в камеры, расписывалась в блокнотах, на полароидных фотокарточках и футболках, позволяла обнять себя, рассеянно пропускала мимо ушей двусмысленные комплементы. И вдруг знакомое имя, произнесённое незнакомым женским голосом, заставило Белль прислушаться.
– …Кристе Эри на весеннем показе Диор в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом, – сказала незнакомая девушка. – Сине-золотое, в стиле Эрте.
– Прямо то самое платье? Не реплика? – с сомнением уточнила другая девушка.
– То самое, представляешь? Это было её любимое платье. Она даже надела на свой день рождения, после которого она… ну ты понимаешь.
– Зачем носить платье, в котором умер человек – я не понимаю, – сказала вторая девушка.
– Она не прямо в нём умерла, – возразила первая. – Но я согласна.
Странное чувство кольнуло Белль. Она машинально расписалась на форзаце книги и, решив, что открыть поисковик удобнее будет в уборной, извинилась и пошла по направлению к выходу, на ходу доставая телефон.
Первая же строчка, выплывшая по запросу, едва не заставила Белль выронить телефон: «Кристе Ариана Эри – парижская супермодель, лицо Диор, муза Ги Гюсто (1960-1992)». Потом Белль успокоилась. Да, Эри не могла родить Гастона, потому что к моменту его рождения была уже десять лет как мертва, но ничто не мешало ему придумать себе звёздную маму. Аннабелль открыла статью: в графе «супруг» значилось имя неизвестного ей парижского банкира, а в графе дети: Гастон Этьен Эри. Но это по-прежнему ничего не доказывало. Ссылки на статью о Гастоне не было. Но Белль вспомнила его рассказ, что он во время учёбы в академии много раз ходил в кино на «Интервью с вампиром», и забила в поисковую строку новый запрос: «гастон этьен парижская академия экономики и права 1994». Гастон Этьен Эри обнаружился в списках второкурсников Академии. Был отчислен из Академии в 1997 году. Больше сведений о нём не было, как и, увы, фотографий.
Белль спрятала телефон в ридикюль и пошла обратно. Либо Гастон придумал, что его мамой была парижская супермодель, умершая за десять лет до его рождения, либо… Он прекрасно разбирался в кэмпе и китче, которые захватили искусство в восьмидесятые годы, он обожал бомберы, ставшие популярными на рубеже восьмидесятых-девяностых, он десять раз пересматривал «Интервью с вампиром», вышедшее в 1994 году и шокировавшее общественность. Взяв с подноса у официанта бокал розового игристого, Аннабелль медленно пошла к зеркалу Дэвиса. Глядя на себя в отражении, она сделала хороший глоток вина и с силой прикусила губу, чтобы выступила кровь.
Гастон через несколько секунд оказался рядом, прямо за спиной у Белль. Слизнув с губы капельку крови и глядя в зеркале на безголовую фигуру в вишнёво-красном фраке, Белль спокойно спросила:
– Сколько, говоришь, тебе лет?
– Двадцать три, – ответил Гастон, ничуть не смутившись.
– И давно тебе двадцать три? – Белль повернула голову и взглянула на вампира.
Тот отпил из бокала, потом посмотрел вверх, очевидно посчитывая в уме, и, взглянув на Белль, ответил:
– Примерно двадцать пять, нет, двадцать шесть лет.
Аннабелль кивнула и тоже отпила игристого.
Почему-то она была совершенно спокойна, отстранённо думая, кому лучше сказать про вампира на балу: мэру или шерифу? И как сказать, чтобы не началась паника? В этот момент подошла миссис Марч:
– Милая, кое-что произошло. Мэр просит тебя подняться к нему в кабинет.
«Может, мистер Купер уже знает о Гастоне?» – подумала Белль и, сказав Гастону, что скоро вернётся, пошла вслед за миссис Марч.
Поднявшись на второй этаж, Белль вошла в кабинет мэра, а миссис Марч замешкалась.
– Мистер Купер? – окинув взглядом пустой кабинет, позвала Белль.
– Привет, – раздался совсем рядом мягкий голос Габриэля Корби.
Белль обернулась: новый знакомый стоял прямо у неё за спиной и улыбался. Ей стало не по себе.
– Я ищу мистера Купера, – сказала Белль и отступила к двери.
– Его тут нет, – понизив голос и приблизившись, прошептал Габриель. – Всё в порядке, милая, – ласково заверил он. – Я решил, что нам будет приятнее пообщаться без лишних глаз.
– Но мне нужно… – попыталась возразить Белль, но её голос прозвучал так тихо, что она едва слышала саму себя. А потом мысли разбежались, и она смолкла, забыв, что хотела сказать. Тело сковало мягкой истомой, веки отяжелели. Хотелось закрыть глаза и погрузиться в сладкую уютную дрёму.
Габриэль ласково взял Белль за руку и усадил в кресло мэра. Затем встал напротив и не спеша снял белые перчатки.
– Вот ты какая, последняя фейри, – глядя сверху вниз, произнёс он и нежно провёл прохладными пальцами по щеке Белль. Потом с почти кошачьей грацией обошёл кресло, встал позади и, склонившись к шее Белль, вдохнул аромат. – М-м-м… – протянул с наслаждением, – фиалка.
Затем язык Габриеля коснулся кожи Белль над сонной артерией и скользнул вверх, оставляя влажную дорожку. Аннабелль, всё больше теряя связь с реальностью, сидела в мягких тенётах оцепенения, её мысли будто потяжелели, стали медленными, вязкими. Губы Габриеля коснулись шеи Белль ласковым поцелуем, а затем она ощутила нежную, такую сладкую и желанную боль, что даже прикрыла глаза от удовольствия.
Вдалеке послышались шаги, нарушившие тягучую точно мёд и пьянящую словно вино тишину. Белль недовольно открыла глаза. В распахнувшуюся дверь вошёл Гастон.
– Que faites-vous?[56 - Что ты делаешь? (фр.)] – спросил он возмущённо у Габриэля.
Гастон был бледен, а зрачки у него стали огромными, поглотив голубую радужку.
«Они знакомы?..» – медленно проплыло в голове Белль. Ей не понравилось, что Гастон отвлёк Габриэля.
– То, ради чего мы здесь, – ответил Корби, подняв голову.
Белль увидела на его улыбающихся губах кровь и вдруг поняла: это её кровь. «Вампиры, – осознала она и ощутила совершенную беспомощность. – Габриэль тоже вампир».
Белль попыталась встать, что-то сказать, но не смогла пошевелить и пальцем, издать и звука. Через миг Гастон оказался рядом с креслом Белль и, грубо оттолкнув Габриэля, жадно прижался губами к ещё не успевшей затянуться ране на шее Белль.
– Полегче, малыш, – усмехнулся Габриэль Моро. – И не увлекайся. Она несколько дней назад принимала вербену.
Белль вспомнила, что последний раз пила вербеновый чай позавчера вечером. И надо ж было ей нарушить дедушкин завет именно в этом году, когда в город нагрянули вампиры… Как глупо, как нелепо!..
«Неужели фейри так беззащитны перед вампирами?.. – подумала она. – Что же мне делать?..»
В расшитом бисером ридикюле у неё лежал телефон, и ей всего лишь нужно было нажать пару кнопок, чтобы сообщить о проблеме, но она не могла даже двинуть пальцем.
«О, Лилит! – в отчаянии мысленно взмолилась Белль. – Помоги!»
Гастон отпустил Белль резко, заставив кресло покачнуться; дверь распахнулась и закрылась – и Аннабелль осталась в кабинете одна. Лишь через секунду она услышала шаги в конце коридора: шериф Вольфген, сержант МакЭлвин и несколько людей.
Белль попробовала поднять руку, чтобы ощупать саднящую рану на шее. Это отняло у неё последние силы, и через миг её поглотила густая и вязкая точно нефть тьма.

Белль очнулась от прохладного аромата леса: еловая хвоя, влажный мох и песок. С трудом разлепив веки, она смутно различила перед самыми глазами нашивку на одежде: «Полиция Торнфилда», и почувствовала, что её несут сильные руки. Она вспомнила запах: так пах шериф Вольфген. Он всегда настораживал и даже пугал Белль, но сейчас она чувствовала себя в безопасности и, наверное, оттого позволила себе вновь провалиться в манящую темноту.
– С ней всё в порядке, Дэниел, – произнёс спокойный голос шерифа где-то рядом, вырвав Белль из небытия. Открыв глаза, она обнаружила себя лежащей на диванчике в приёмной мэра. – Мои ребята уже ищут их… Нет, начнётся паника. Людям лучше быть здесь, чем разбегаться в темноте по домам, – шериф перевёл взгляд на Белль и сказал в трубку: – Она очнулась, – потом подошёл и подал ей телефон. – Это мэр.
– Мистер Купер, – сказала в трубку Белль.
– Как ты, Белль?.. – в голосе слышалась тревога.
– Хорошо, – ответила она. – Мне гораздо лучше. Я не знаю, почему не поняла, что они вампиры…
– Тебе нужно в безопасное место, – сказал мэр. – Я скажу, чтоб шериф отвёз тебя…
– У меня ещё танец с выпускниками, – возразила Белль.
Шериф жестом попросил телефон и, когда она вернула мобильник, включил громкую связь и сказал:
– Аннабелль права, ей лучше не исчезать сейчас. Люди и так начали беспокоиться, куда она делась, ты и сам это заметил.
– Но как она будет танцевать?! – запротестовал мистер Купер. – А вдруг вампиры снова нападут?
– Я хорошо себя чувствую, – ответила Белль, и это было правдой: она ощущала себя полной сил, хотя ещё совсем недавно не могла даже пошевелиться.
– Она справится, – подтвердил шериф. – А вампиры сюда больше не сунутся.
– Белль, почему ты вообще ушла из залы? – сокрушённо спросил мэр.
– Эдвина завела её к тебе в кабинет, – ответил за Белль шериф.
– Не может быть! – не поверил мистер Купер.
– Твоя секретарша была под воздействием внушения и ничего не вспомнит, – ответил шериф. – Крис увидел, как Белль входит в твоей кабинет, по камере, которая висит над входом. К сожалению, он поздно решил мне об этом сообщить, – добавил он, и Белль услышала в его голосе глухие нотки раздражения.
– Белль, ты уверена, что хочешь остаться и танцевать? – спросил мэр.
– Да, – твёрдо ответила она. – Только приведу себя в порядок.

Шериф проводил Белль в умывальную, где она поправила чуть растрепавшуюся причёску, сняла жемчужное ожерелье и смыла с него капли крови. Потом оглядела себя в зеркале, нет ли пятен на платье.
– Пойдём, – сказал шериф, пропуская вперёд.

Навстречу им, отделившись от остальных выпускников, вышел робко улыбающийся Патрик.
– Мисс Тэйлор… Аннабелль, – быстро поправился он, вспомнив, что она просила называть её по имени.
– Всё в порядке, Патрик? – спросила она, оглядывая залу.
– Да, – заверил её парень.
– Мне пришлось отлучиться по важному делу, – сказала Белль. – Сколько танцев я пропустила?
– Три, – ответил Патрик. – И наш танец сместили.
Белль кивнула и пошла к музыкантам.
– «Вальс листопада», пожалуйста, – сказала она оркестру и вложила свою ладонь в руку Патрика.

Кружась с Патриком среди выпускников, Белль не верила, что произошедшее с ней в кабинете мэра было правдой. Она смотрела вокруг, и всё было таким обычным и нормальным…
Как она могла проникнуться симпатией к этим кровососам?! Белль не могла простить себе, что была настолько слепа и не разглядела за их приятным отношением к себе тьму Х’гивхаты. Раздражение и злость на саму себя вскипели в ней с такой силой, что захотелось срочно разбить что-нибудь со всего размаху. Желательно о вампирскую голову.
«Пусть полиция об этом думает, – сказала себе Белль, чувствуя мягкие пальцы Патрика в перчатке на своей спине и его горячее дыхание на шее. – А я буду танцевать и потом поеду к Вики на ужин. Я и так достаточно уже сегодня пережила».
Эти мысли тут же показались ей малодушными и эгоистичными, и ей стало стыдно.
«Нет, правда, что я могу сделать? – точно оправдывая себя, думала Белль. – Я бессильна против вампиров. Ещё бы понять, это только со мной так или со всеми фейри?..»

Когда вальс доиграл, Белль подошла к мэру, наблюдавшему за ней с тревогой весь танец.
– Как ты, Белль? – спросил он.
– Со мной всё хорошо, – улыбнулась она. – Шериф пришёл вовремя.
От мысли, как далеко могли зайти вампиры, если б не вмешались варгисы, у Белль по спине пробежала ледяная волна мурашек.
– Я предупредил Генри о вампирах, он сказал, что проверит сигнализацию и камеры, – сказал мэр.
Белль подумала, может, ей лучше поехать домой, чтобы не подвергать Уайтов риску?.. Но ей так не хотелось остаться одной в тишине своей квартиры на всю ночь, что она промолчала. К тому же, раз мистер Купер решил, что лучше отвезти её к Уайтам, значит, всё будет хорошо.
– Я отвезу тебя, – сказал подошедший шериф Вольфген.
– Пусть пара ребят останутся у дома Уайтов для безопасности, – повернулся к нему мэр.
– Разумеется, – кивнул тот.

Генри и Вики вышли навстречу Белль, идущей в сопровождении шерифа. Белль бросилась к сестре, и та крепко обняла её.
– Добрый вечер, – поздоровался шериф. – Заприте ворота и никого не впускайте. Вампиры не смогут войти в частный дом без приглашения, но могут выманить Белль. Присматривайте за ней.
Генри кивнул. Вики покрепче прижала сестру к себе, и сердце у Белль болезненно защемило: если из-за неё пострадает кто-то из Уайтов, она никогда себе этого не простит. Шериф Вольфген обернулся на звук подъезжающей машины, из которой вскоре вышли два варгиса.
– Это Ольсен и Стюарт, – представил их шериф. – Они варгисы и не подвержены вампирскому внушению. Они останутся здесь для безопасности. А наутро мы решим, что делать.

Когда шериф уехал, Сюарт и Ольсен остались снаружи, а Уайты и Аннабелль вошли в дом.
Дети уже спали, в гостиной была одна Камилла, листавшая соцсети.
– Как ты, Белль? – спросила она, вставая с кресла.
– Хорошо, спасибо, – ответила Аннабелль.
Вики усадила её на диван, и сама расположилась рядом.
– Скажи, – с любопытством и почему-то шёпотом, начала она, – как это, когда тебя кусает вампир?
– Вики! – одёрнул жену Генри, но Белль почувствовала, что ему тоже интересно, а уж Камилла и вовсе сгорала от любопытства.
– Это очень странные ощущения, – ответила Белль, подумав. – Ты цепенеешь, не можешь пошевелиться, всё вокруг замедляется, плывёт. И от укуса приятно, – добавила она.
– Приятно? – удивилась Вики. – Совсем не больно?
– Больно, – ответила Белль. – Но это приятная боль. И хочется ещё.
Генри нахмурился.
– Давайте лучше ужинать, – проговорил он и вышел на кухню.
Вики тоже встала.
– Пойду предложу еды Ольсену и Стюарту, – сказала она.

Варгисы заходить в дом отказались, а вот поесть были рады. Вики вынесла им термос с чёрным кофе и ещё тёплый мясной рулет.
У Аннабелль зазвонил телефон. Это была мисс Уэлш:
– Белль, как ты? Мистер Купер рассказал, что произошло на балу.
– Я в порядке, – ответила Белль. – Сейчас у Вики и Генри.
– Хорошо. Я не смогу сегодня приехать, к сожалению. Пусть Вики закроет тебя на ночь.
– Я скажу ей, – сказала Белль и, помолчав, негромко спросила: – Крёстная, а вампиры могут выманить из дома кого-то ещё, кроме меня?
Аннабелль не была уверена, что мисс Уэлш знает ответ на этот вопрос, но та, к счастью, знала:
– Нет, – твёрдо ответила она. – Им нужно выпить кровь, иначе зов не сработает. А для внушения необходим зрительный контакт. Не беспокойся, милая, – мягко добавила крёстная, – твоя семья в безопасности. И варгисы защитят вас. Они остановят тебя, если ты попробуешь выйти из дома. Но за ужином обязательно выпейте вербенового чая.

После разговора с крёстной с плеч Белль будто сняли тяжёлый рюкзак. Она повеселела и стала помогать Вики накрывать на стол, Камилла в это время расставила подсвечники между бокалами и тарелками, Генри, разливая вино, пошутил, раз Фредерика нет, ему может наконец-то повезти вытащить из пирога монетку. Аннабелль улыбалась: ей было так уютно в гостиной при потушенных лампах, с живыми огоньками свечей, что произошедшее на балу точно отступило в тень. А когда приготовления были окончены, в торжественной тишине Вики внесла Молчаливый пирог.
Генри разрезал его на шесть частей, и каждый взял себе по ароматному, пахнущему сдобой и вишней кусочку. Вики первая расковыряла свою порцию: ей попался напёрсток. Они с Генри переглянулись и синхронно прыснули, стараясь не расхохотаться в голос. Потом, сдерживая смех, Генри показал жене кулак. Затем Камилла, делая вид, что ей всё равно, разделила вилкой свой кусок пополам, и серебряный прибор стукнул о фарфор и металл: ей попалось кольцо, и, судя по заговорщицким лицам Вики и Генри, вовсе не случайно. Камилла не подавала вида, но Белль чувствовала её торжество. Тем временем Генри успел съесть свою порцию, обнаружив спрятанную в тесте пуговицу. Весело продемонстрировав находку всем, он вдруг задумался и вопросительно взглянул на жену. Та, давясь смехом, помотала головой, а потом вдруг посерьёзнела и, чуть нахмурившись, посмотрела на мужа, а потом улыбнулась и махнула рукой: мол, нет, вряд ли. Белль могла только догадываться о чём они. Задумчиво расковыряв начинку и не найдя в ней ничего, Белль разделила кусочек вилкой пополам. Серебро стукнуло о металл, и Белль увидела спрятанный в тесте маленький ключик. «Надеюсь, этот ключ означает, что я спокойно уеду учиться в Нью-Йорк, а не подамся в бега, спасаясь от вампиров», – мрачно подумала она.
Монетка обнаружилась в пятом куске, который разделили Вики и Генри, а в шестом, доставшемся Белль и Камилле, была пуговица.
Когда пирог был съеден, все вновь заговорили, весело обсуждая гадание и уготованное им будущее.

Было начало второго, когда было решено лечь спать. Камилла ушла первой. Вики и Генри проверили комнату Белль. Все трое обнялись и пожелав друг другу доброй ночи, после чего Генри и Вики ушли, заперев на ключ дверь комнаты Белль. Она же пошла в душ и долго стояла под струями тёплой воды, смывая с себя прошедший день. Забравшись в постель, она удивительно быстро уснула.

Глава 9. Последняя фейри
Аннабелль проснулась от телефонного звонка. Приняла вызов, не разлепляя век.
– Алло.
– Доброе утро, Белль, – услышала она в трубке голос мистера Хэмбли.
Она потёрла глаза, пытаясь сообразить с чего бы это боссу звонить ей в такую рань?
– Доброе, мистер Хэмбли, – приподнявшись на локте, ответила Белль.
– Срочно приходи в офис.
– Хорошо… – немного растерявшись, ответила она.
– И побыстрее. Тебя ждут. – И мистер Хэмбли нажал отбой.
«Что за срочность? – подумала Белль, садясь в постели. – И объяснить сразу в чём дело и кто ждёт, конечно, нельзя». Она потянулась к стоящему на тумбочке стакану с водой и сделала несколько глотков. Вздохнула. Воспоминания о вчерашнем вечере медленно наползли на неё тенью грозовой тучи.
Небрежно брошенный после отбоя телефон вновь завибрировал в одеяле.
– Доброе утро, шериф, – сказала Белль в трубку.
– Ольсен и Стюарт отвезут тебя в «Розу ветров», – сказал он. – Они ждут во дворе.
Белль хотела спросить, зачем и насколько это срочно, но шериф уже отсоединился. Аннабелль подошла к окну: на улице было серо и шёл мелкий дождик, отчего выходить из дома не хотелось вдвойне. «Ну, здравствуй, ноябрь», – с грустью подумала Белль, натягивая светлые джинсы и ныряя в лавандовое облако свитера оверсайз.
Вики на кухне готовила завтрак, в воздухе витал аппетитный запах свежеиспечённых блинчиков и варящегося кофе.
– Доброе утро, Фиалка, – поздоровалась она.
– Доброе утро, Вики, – ответила Белль и, чмокнув сестру в щёку, пошла в коридор. – Я в офис. Варгисы меня отвезут.
– А завтрак? – крикнула ей вдогонку Вики.
– Там что-то срочное, – оглянувшись, ответила Белль.

Когда Аннабелль вышла из дома, ей навстречу вышли варгисы. Оба светловолосые и голубоглазые, одеты в штатское.
– Доброе утро, мисс Тэйлор, – поздоровался Ольсен, и раскрыл над Белль зонт.
– Доброе утро, – ответила она, шагая к машине.
– В этой машине железные ручки, мы не успели их обмотать тканью, будьте осторожны, – предупредил Ольсен, распахивая перед Белль дверцу автомобиля.
Стюарт сел за руль, а Ольсен уселся на пассажирское сиденье спереди. Когда машина тронулась, Белль спросила:
– Вампиров удалось остановить? Никто не пострадал?
– Двое полицейских, трое гражданских, – ответил Стюарт, глядя перед собой. – Люди.
Ольсен осуждающе посмотрел на напарника. Может, им нельзя было рассказывать об этом?
– Ранены?.. – переспросила Белль, почти не надеясь на положительный ответ.
Стюарт отрицательно покачал головой. У Белль перехватило дыхание, а в груди стало тяжело. Из-за неё погибло пять человек!
– Я не хотела… – прошептала она, сама не понимая, что говорит и почти не слыша своего голоса. – Я бы не пошла на бал… – В горле встал ком, и Белль смолкла: только бы не расплакаться.
Ольсен вскинулся на друга, одними губами прошептав:
– Ну что ты наделал?! – а потом повернулся к Белль и твёрдо сказал: – Твоей вины в этом нет. Правда.
Белль постаралась взять себя в руки. Но ужас и чувство вины не желали покидать её: надрез серебряным ножом тут не поможет. Тогда Белль потянулась к ручке автомобиля и коснулась её подушечками пальцев. Боль ослепительной вспышкой вытеснила из сознания все иные ощущения, и в голове прояснилось.
Ольсен и Стюарт с тревогой обернулись, взглянув на неё. Но теперь её лицо было спокойно.
– Я в порядке, – сказала Белль.

В «Розе ветров» почти никого не было. У кофейного аппарата Белль встретила мистера Хэмбли. Он ждал, пока сварится кофе, нервно постукивая ногой.
– А, Белль. – Он обернулся на её приветствие и промокнул испарину на лбу носовым платком. – Иди в офис, тебя уже ждут. – Он достал из кофейного аппарата свой стаканчик. – А я попью кофе и приду попозже.
Аннабелль хотела спросить кто ждёт, но тут у её начальника зазвонил телефон и, доставая его из кармана, он облился кофе: испачкал рубашку и обжёгся, и Белль решила, что пойдёт и всё узнает сама.
Секретарь открыл перед Белль стеклянную дверь, и она прошла в маленький кабинет мистера Хэмбли. За столом она с удивлением увидела начальника службы безопасности Волчьего Клыка. Ей казалось, мистер Холт не существовал отдельно от стен замка.
– Доброе утро, мисс Тэйлор, – поздоровался мистер Холт, поднявшись с кресла.
Это был худой и высокий мужчина лет тридцати пяти с лицом аскета и длинными, до плеч, черными с сединой волосами. Белль всегда нравился мистер Холт, с которым была знакома около трёх лет. Он отличался от других варгисов. Его сила была тихой, мощь леса и лунной ночи ощущалась мягко, словно успокаивающе. Белль подошла ближе.
– Доброе утро, мистер Холт, – произнесла она, пытаясь понять, почему он приехал в Торнфилд, и стала снимать чуть влажное от дождя пальто.
– Позвольте вам помочь, – произнёс мистер Холт.
Он принял пальто и повесил его на вешалку. Затем отодвинул для Белль кресло, и она села. После этого мистер Холт тоже занял своё место.
– Боюсь, в Торнфилде сейчас небезопасно, – начал мистер Холт, сцепив пальцы. – Кровь фейри – наркотик для вампиров и их единственный способ полноценно ощущать эту жизнь. Они заманят вас и выпьют досуха.
Белль нахмурилась, вспомнив, как Гастон сказал ей, что без крови фейри вампиры не чувствуют запахов и вкусов и не различают цвета.
– И, боюсь, вашим близким сейчас тоже рискованно находиться рядом с вами, – добавил мистер Холт будто бы извиняясь. – Вампиры выпили вашей крови и теперь вы представляете угрозу для людей.
– Что?.. – Белль надеялась, что неправильно расслышала.
– Вампиры с вашей кровью могут заставить вас сделать что угодно, – пояснил мистер Холт, опустив глаза, – а вы можете заставить людей.
– Нет… – Белль всё ещё не хотелось в это верить. – Но… – она смолкла, не найдя слов для возражения. – Значит, мне придётся уехать с Элфина? – после короткого размышления, спросила она.
– Вампиры последуют за вами, куда бы вы не отправились. И вне Элфина вы будете в бо?льшей опасности, чем здесь. Варгисы не смогут покинуть остров вслед за вами и защитить вас.
Помолчав, Белль спросила:
– В таком случае, что же мне делать?
Начальник службы безопасности ответил:
– Герцог Спенсер полагает, и я с ним согласен, что безопаснее всего вам будет в Волчьем Клыке.
– Герцог Спенсер? – недоумённо переспросила Белль. – Родственник Адама Спенсера? Он сейчас в замке?
– Не родственник, – ответил мистер Холт, покачав головой. – Это сам Адам Спенсер. Он никогда не покидал замка.
У Белль перехватило дыхание: значит, Адам Спенсер жив, и всё это время, пока она водила в его замок туристов, был там?.. Наверное, все эти годы Адам жил в Восточном крыле, которое якобы реставрируется. И Лантерн, и Когвил врали ей в лицо, что его нет в замке. От этой мысли стало неприятно. Интересно, если бы она спросила у мистера Холта, он бы тоже ей солгал? Хотя, может, дворецкий и управляющий действительно не знали: они ведь просто слуги в замке. Но пора вернуться к разговору.
– Сколько мне нужно будет пожить в замке? – деловито поинтересовалась Белль. – Несколько дней?
– Думаю, около недели, максимум двух, – ответил мистер Холт. – Мы сделаем всё возможное, чтобы как можно скорее ликвидировать вампиров или хотя бы заставить их уехать с острова. Однако точных сроков я назвать не могу.
Белль задумалась.
– А разве вампиры не уедут сами после того, как Хэллоуин закончится? – спросила она.
– Мы в этом полностью не уверены и не хотим рисковать, – ответил мистер Холт. – Аллею тыкв разобрали ещё ночью, но мы не знаем, помогло ли это.
Белль кивнула, отвернулась к окну и задумалась. Если она уедет, то Вики, Марк с Алексом, Генри и Фредерик останутся в одном городе с этими кровожадными монстрами. Белль вновь повернулась к собеседнику:
– А мои близкие? Вампиры не навредят им? Ведь в моей сестре и племянниках тоже течёт кровь фейри.
– Ваши близкие – люди, – ответил мистер Холт. – И, насколько мне известно, пьют вербену. Вампиры чувствуют запах вербены в крови издалека и не нападут ни на кого из людей, принимающих её. Но я бы посоветовал повесить над дверями и окнами пучки вербены и всегда иметь под рукой флакончик вербеновой эссенции.
– Хорошо, – ответила Белль. Она чувствовала себя потерянно и испытывала чувство вины, что её увезут из города, а людям, в том числе и самым дорогим для неё, возможно, придётся соседствовать с вампирами.
– Не беспокойтесь за торнфилдцев. С ними всё будет в порядке, – точно прочитав её мысли, произнёс мистер Холт. – Сегодня в одиннадцать утра будет пресс-конференция с шерифом Вольфгеном. Он расскажет о мерах предосторожности и раздаст людям вербену. Но вам нужно уехать в Волчий Клык. Из-за вас вампиры здесь. Вербена в вашей крови не остановила их вчера, не остановит и позже. А на территорию варгисов вампиры не посмеют сунуться даже после проклятия. Особенно в замок. Он хорошо защищён от вампиров.
Белль кивнула:
– У меня есть время попрощаться с сестрой и собрать вещи?
– Конечно, – ответил мистер Холт. – Надеюсь, часа вам хватит. Я сопровожу вас, куда нужно. – Он остановил взгляд на пальцах Белль. – Ваша рука, мисс Тэйлор, – произнёс он с беспокойством.
Белль поняла, что бессознательно повернула руку ладонью вверх, чтобы не касаться одежды пульсирующими болью кончиками пальцев, и мистер Холт увидел ожоги.
– Не стоит беспокойства, – улыбнулась она, мягко согнув пальцы и пряча ожоги в ладони. – Пройдёт.
Отвернувшись, мистер Холт вскоре достал небольшую баночку.
– Мазь уменьшит воспаление и боль, – сказал он, глядя на Белль почти с мольбой.
Она заколебалась. Подсознательно Белль всегда ожидала от варгисов подвоха, но мистер Холт вызывал у неё симпатию, хоть сейчас её и удивило, что у него так кстати нашлось нужное лекарство. И Белль согласилась. Протянула обожжённую руку.
Мазь терпко пахла смолой и травами, была прохладной и чуть щипала кожу. Затем мистер Холт ловко обмотал каждый палец Белль кусочком бинта.
– Спасибо, – улыбнулась она.
В коридоре послышался далёкий голос мистера Купера:
– Пусть она сама решит, как будет лучше! – возмущённо говорил он. – Почему вы не даёте ей выбора?!
– Она знает, что представляет угрозу для людей, – отвечал спокойный голос шерифа Вольфгена, – поэтому…
– Да откуда вы знаете? Вы увозите её от семьи, непонятно насколько и из-за чего? У вас даже нет доказательств, что она опасна!!
Мистер Холт быстро взглянул на Белль: конечно, он слышал разговор и знал, что она тоже слышит.
– Ты хочешь рискнуть? – сухо спросил шериф, затем тон его едва заметно смягчился: – Дэниел, я знаю, что ты волнуешься. Но это ненадолго. Всего пара недель…
– Пара недель? Нет, Коул, она никуда не поедет! Мы сможем защитить её здесь!
– Её нужно увезти, потому что вампиры знают, что она здесь, и…
– Белль под моей защитой, она дорога мне как дочь, –горячо перебил мэр шерифа. – Я сумею о ней позаботиться. И полиция Торнфилда поможет мне в этом, – закончил он с нотками стали в голосе.
– Ни ты, ни полиция не помогут ей, если вампиры используют зов, – возразил шериф. – А они обязательно используют, ведь они уже пили её кровь и придут за добавкой. Так что если ты действительно хочешь помочь ей…
– Я пойду к ней, – вновь перебил шерифа мэр, и его шаги раздались ближе.
Вскоре он распахнул дверь. Белль встала с кресла ему навстречу и крепко обняла его.
– Спасибо вам, – сказала она, улыбаясь. – Но я поеду в замок. Так будет безопаснее для всех.
– Ты уверена? – негромко спросил мэр, всё ещё не разжимая объятий.
– Да, – твёрдо ответила Белль.

Сестре Белль сказала, что поживёт недельку в Волчьем Клыке, пока вампиры не покинут остров. Попросила трижды в день пить вербеновый чай, повсюду развесить пучки вербены и заказать бутылочки вербеновой эссенции, а также не выходить из дома с наступлением сумерек, ведь у вампиров зрение куда лучше, чем у людей, плохо ориентирующихся в темноте.
Новость о внезапном переезде Белль в Волчий Клык Вики не понравилась. «Тебе не кажется, что это странно?» – несколько раз спросила она у младшей сестры. На третий раз Эллиас Холт решил вмешаться и ответил Вики:
– Миссис Уайт, ваша сестра – последняя фейри. Её жизнь бесценна, и мы сделаем всё, чтобы защитить её. – Его голос звучал спокойно и уверенно. – Боюсь, вы не сможете помочь ей, когда вампиры придут за ней. К тому же, рядом с вашей сестрой вы тоже в опасности. А ведь у вас дети.
Вики промолчала. Поцеловала Белль на прощание в щёку и долго смотрела вслед чёрному «Рэндж Роверу», пока тот не скрылся за поворотом.

Когда мистер Холт и Аннабелль подъехали к южной вертолётной площадке горнолыжного курорта, частый моросящий дождь превратился в ливень, и над Драконьей горой засверкали молнии. Шквалистый ветер вырывал из рук водителя зонт, пока мистер Холт и Белль шли к вертолёту.
Сорок минут полёта, и они уже были на вертолётной площадке Волчьего Клыка. Шагая рядом с мистером Холтом, Белль вскоре нарушила тишину:
– Мистер Холт, почему я не поняла, что Гастон и Габриэль – вампиры? – она вспомнила свои ощущения рядом с Габриэлем: умиротворение, спокойствие, уют – именно то, что она обычно чувствовала рядом с Фредериком, и в её сердце вновь вскипела злость и обида – как она могла так обмануться?!.
– Вампиры – создания чёрной магии высочайшего уровня, – ответил мистер Холт. – Они тёмное отражение фейри и созданы из вашей крови. Вампиры передают вам те чувства, которые вы хотите ощущать. Они мимикрируют на эмоциональном уровне и поэтому так опасны. Варгисы, к сожалению, тоже не могут учуять вампира, пока тот не нападёт. Мне жаль, – мистер Холт взглянул на Белль, и она ощутила: ему правда жаль, что она пострадала, а варгисы запоздали с помощью.

На входе в замок Аннабелль и мистера Холта встретили Когвил и Лантерн. Первый поклонился с чопорностью, приличествующей дворецким начала прошлого столетия, второй же отвесил галантный реверанс родом из вычурных менуэтов эпохи рококо.
– Приветствуем вас в замке Волчий Клык, – с почтением произнёс Когвил. Его коричневый костюм был безупречен, а напомаженные усы торчали в разные стороны, точно стрелки, показывающие двадцать минут восьмого.
– Мисс Тэйлор, – вновь поклонился лучезарно улыбающийся Лантерн, одетый в изысканный смокинг приглушённого золотого цвета, – позвольте сопроводить вас в ваши покои, чтобы вы отдохнули с дороги.
– Мне обязательно отдыхать? – спросила Белль, повернувшись к мистеру Холту. – Я чувствую себя хорошо и готова встретиться с герцогом Спенсером.
– К сожалению, он сможет принять вас не раньше, чем через два часа, – ответил Когвил. – К тому же, мисс Тэйлор, – добавил он, – прошу прощения, но я вынужден сказать, что вам сто?ит переодеться.
Белль недоумённо взглянула на дворецкого.
– Почему?
– Хозяин воспитан в иное время, и вид, подобный вашему, недопустим, – ответил Когвил. Ни одна линия не дрогнула на его чопорном лице.
Белль нахмурилась. «Неужели герцог до сих пор не научился пользоваться интернетом?» – с лёгким раздражением подумала она. Его желание видеть даму исключительно в платье было похоже на глупый каприз, а Аннабелль терпеть не могла капризных мужчин. «Интересно, как часто он общается с женщинами, и все ли соглашаются надевать платье», – подумала Белль вдогонку.
– Прошу прощения за это, – сказал мистер Холт извиняющимся тоном. – В некоторых вопросах герцог очень упрям.
Белль кивнула и, распрощавшись с мистером Холтом, пошла за Когвилом. Тот вскоре свернул не налево, а направо.
– А мне нельзя пожить в комнате для гидов? – спросила Аннабелль. – Я привыкла к ней.
– Никак нет, мисс Тэйлор, – возразил Когвил. – Распоряжение хозяина.
Коридор петлял, щерясь дверями комнат. На стенах не было ни картин, не гобеленов, свет был желтоватый и тусклый.
– Значит, Восточное крыло не на реконструкции? – язвительно спросила Белль.
– Нет, мисс, – сухо ответил Когвил, распахивая перед ней высокие резные двери.
Ещё несколько минут Когвил вёл Белль по лабиринту коридоров и ведущих наверх лестниц. Аннабелль подумала, что, кажется, туристическое Западное крыло устроено гораздо проще, чем Восточное.
– Прошу. – Дворецкий остановился перед дверью из драгоценного красного дерева и выверенным движением распахнул её перед Белль.
Она прошла в комнату и огляделась.
– Ох… – вырвалось у неё.
Белль всегда тяготела к минимализму в интерьере, а тут всё кричало о роскоши и было выполнено в бордово-золотых тонах: узорчатая лепнина, колонны, фрески на потолке, громоздкая резная мебель, обитая парчой; огромная хрустальная люстра под потолком, а на окнах – тяжёлые гобелены, изображающие прогулки в саду одетых в роскошные платья дам с собачками на руках.
Белль стало душно, едва она взглянула на всё это великолепие, и она невольно отступила назад, к двери. У неё за спиной возник Лантерн.
– Вам не нравится барокко? – расстроенно спросил он.
– Не очень, – призналась Белль.
– Мне очень жаль, мисс, что не удалось вам угодить…
– Ничего страшного, Лантерн, – улыбнувшись, успокоила его она. Когвил стоял поодаль, замерев как каменное изваяние. – Я привыкну. Это ведь ненадолго.
Белль прошла в центр комнаты. Здесь всё было как во дворце: лепнина, фрески, хрусталь, позолота и багрянец. Тут сложно было расслабиться и почувствовать себя уютно. Но привыкнуть можно ко всему.
В дальнем конце зала она заметила комод, на котором стояли в ряд около дюжины книг. Среди роскошных томиков Диккенса, Вальтера Скотта, Джейн Остин и Гаскелл Белль с приятным удивлением обнаружила коллекционное издание «Капитанской дочки» Пушкина с иллюстрациями и «Преступление и наказание» Достоевского в кожаной обложке и с золотым тиснением. Романы русских авторов можно было встретить далеко не в каждой библиотеке, и Белль невольно прониклась уважением вкусу лорда Спенсера, если эту подборку книг сделал он.
– Позвольте показать вам ванную, мисс, – сказал Лантерн, когда Белль закончила рассматривать книги и вернулась к своему сопровождающему.

Просторная ванная комната была выполнена в бело-золотой цветовой гамме, потолок прихотливым цветочным узором украшала лепнина, а посередине висела небольшая хрустальная люстра. У центральной части стены стояла белоснежная ванна на золотых ножках, перед которой лежал белый коврик. Над ванной был душ, а вокруг струились полупрозрачные плотные занавески. Перед большим зеркалом над светлым комодом со множеством ящичков стоял букет сухоцветов.
Белль ванная комната понравилась, в ней было светло, просторно и не слишком много вещей.
– Вот здесь можно включить музыку. – Лантерн открыл верхний ящик комода и достал пульт. Из почти невидимых светлых колонок, расположенных в углах комнаты, полилась негромкая инструментальная музыка.
– Чудесно, – улыбнулась Белль.
– Вы пока отдыхайте, мисс, – сказал Лантерн. – Вот здесь полотенце, халат, – он открыл один из ящиков комода. – А я сейчас пришлю вам Фе?зер, чтобы помогла с платьем.
Белль сначала хотела отказаться от помощи горничной, но потом передумала: неизвестно, какое там платье.
– Спасибо, Лантерн.
Белль вернулась в комнату и написала сообщение сестре о том, что она уже в замке и что у неё всё хорошо. Затем взяла первую попавшуюся книгу и села на диван. Роман «Север и юг» Аннабелль, конечно, уже читала. Противостояние северного города и южной деревни было любопытным, но больше всего Белль нравилась линия взаимодействия Маргарет с фейри Эмбер. Это было не менее интересно, чем развитие отношений Маргарет и мистера Торнтона. Ведь когда мисс Хейли раскрыла своё сердце любви и обрела счастье с мистером Торнтом, то перестала ненавидеть и фейри. Жаль, что Эмбер – всего лишь третьестепенная героиня в романе и так мало известно об этой весёлой и гордой красавице с волосами цвета заката, которая много лет скрывалась от своего прошлого и мечтала обрести в Милтоне дом и друзей. Большинство исследователей творчества Гаскелл считали, что прообразом для Эмбер в романе послужила фейри Эмбер Найтингейл, отважная охотница на ведьм и вампиров, которая много путешествовала и была знакома с писательницей.
Белль увлеклась перечитыванием любимых сцен и не заметила, как прошёл целый час. В реальность её вернул стук в дверь. Это была Фе?зер. Чёрное платье с белыми манжетами, воротничком и фартуком, белоснежные перчатки, чёрные туфли без каблука. В тёмно-русых, собранных на затылке волосах горничной покачивались три небольших белых павлиньих пера.
– Мисс Тэйлор, – она сделала книксен и развернула перед Белль платье. – Вам нравится?
Аннабелль взглянула: это было нежно-голубое сияющее платье с лифом в виде корсета, с короткими рукавами и пышной юбкой до середины икры. Пожалуй, слишком нарядное для простого ужина.
– Красивое, – ответила Белль. Сама бы она выбрала платье попроще и не голубого, а лавандового цвета.
Фезер просияла:
– Сам хозяин для вас его выбрал!
Белль удивило это, но она промолчала и позволила горничной помочь с платьем.
Белль оглядела себя в зеркале. Платье изящно подчёркивало фигуру, точно было сшито специально на неё, а голубая ткань, переливаясь, нежно оттеняла загар лица, открытых ключиц и рук. Фезер помогла застегнуть замочек жемчужного колье, а потом усадила Белль в кресло перед трюмо и стала расчёсывать и укладывать ей волосы. Аккуратные прикосновения к голове заставили Белль расслабиться и в какой-то момент она едва не задремала.
Послышался стук в дверь, заставивший Белль очнуться, и затем голос Лантерна:
– Вы готовы, мисс Тэйлор?
– Одну секунду, Лантерн, – вместо ещё не вполне проснувшейся Белль ответила Фезер. И, закрепив шпильками оставшиеся пряди в причёску, сказала: – Вот теперь всё.

Глава 10. Хозяин замка
Преодолев длинный лабиринт лестниц и коридоров, Белль прошла вслед за Лантерном к высоким резным дверям. За ними была просторная столовая с высокими потолками, в которой царил тёплый полумрак. Все портьеры на окнах были задёрнуты, и тьму рассеивали лишь несколько факелов на стенах и два канделябра по пять свечей, поставленных на длинный, застеленный дамасской скатертью стол. Отблески свечей играли на хрустале, фарфоре и стекле высоких графинов, бутылок, бокалов и блюд с разнообразной едой. Внимание Белль привлёк огромный жареный золотисто-коричневый кабан с красным яблоком во рту и большая хрустальная ваза со свежей клубникой. Эти два аппетитных запаха – жареного мяса и свежих ягод – раздразнили обоняние не евшей с вечера Белль, и у неё потекли слюнки. Стол, противоположный конец которого растворялся во тьме, был так плотно уставлен едой и напитками, точно прямо сейчас здесь начнётся пир человек на тридцать. Но все кресла были пусты.
– Приветствую тебя в моём замке, Аннабелль Грейс, – раздался из тьмы бархатный низкий голос, от которого у Белль по спине побежали мурашки и перехватило дыхание.
Она выдохнула, успокаивая себя, и поискала глазами говорившего. Но звук исходил с дальнего конца стола, где в темноте было ничего не разглядеть даже с острым зрением фейри.
– Здравствуйте, ваша светлость, – произнесла Белль.
– Прошу тебя, садись, – пригласил голос.
Лантерн скользнул к столу и отодвинул для Белль кресло.
– Ты желанная гостья в замке, Аннабелль Грейс, – проговорил бархатный голос. – Я буду счастлив, если ты разделишь со мною эту скромную трапезу.
Взгляд Белль алчно скользнул по поджаристому боку кабана, вазе с клубникой, виноградом, огромной тарелке с разнообразными пирожными… «А вот в этой кастрюльке наверняка суп…» – подумала она. Салаты, гарниры, жаркое… И всё так аппетитно, так соблазнительно пахнет!.. Белль невольно сглотнула. Приближалось время ланча, и ей очень хотелось есть. Мысль, что она сидит за одним столом с легендарным Адамом Спенсером вдруг острой иглой пронзила её сознание, на миг заглушив голод.
– Благодарю, – ответила Белль и потянулась было за вилкой, но тут же бессознательно отдёрнула руку, невольно вспомнив о десятках фейри, сгубленных её собеседником.
– Все столовые приборы – серебряные, – заметив её движение, произнёс лорд Спенсер. – Я не хочу тебе навредить, – он понизил голос, и Белль вновь ощутила мурашки на спине. – Напротив, моя цель – уберечь тебя.
Не в силах ответить, Аннабелль кивнула и взяла вилку, на конце рукояти которой был маленький рельефный вензель Спенсеров – буква «С» в середине геральдической розы. Видимо, не всё родовое серебро было выставлено в столовой Западного крыла: таких вилок Белль там не видела.
Лантерн отрезал сочный кусок кабана, положил его в тарелку, полив соусом, и Белль начала есть, вспоминая, не нарушила ли она какое-нибудь правило этикета: ей не хотелось опозориться перед почти двухсотлетним лордом. Тот ждал, пока она утолит голод и лишь время от времени предлагал попробовать то или иное блюдо.
– Благодарю за обед, ваша светлость, – произнесла Белль, закончив и промокнув губы салфеткой.
Лантерн поставил перед ней вазу со свежей клубникой, и Белль, взяв одну, обмакнула её во взбитые сливки.
– Я рад, что угодил тебе, – ответил лорд Спенсер, и в его бархатном голосе прозвучала улыбка. – Тебе всё понравилось?
– Да, всё было очень вкусно, – кивнула она и спросила: – Могу ли я задать вопрос, ваша светлость?
– Конечно, Аннабелль Грейс. Буду счастлив на него ответить.
– Почему вы не показываетесь на свету?
Лорд Спенсер рассмеялся глухим низким смехом, в котором тонкий слух фейри уловил горечь.
– Поверь, это ради твоего же блага, – ответил герцог. – Моя внешность… отталкивающая. Омерзительная, – в его голосе прозвучали брезгливость и отвращение, смешанные с глухой застарелой болью. – Увы, тебе придётся смириться с этим неудобством. Смотреть в темноту значительно приятнее, чем видеть то, каким я стал.
«Значит, Верховная и впрямь превратила его в чудовище, – подумала Белль. – Иногда в слухах есть доля правды», – и ответила:
– Благодарю за объяснение. Я не буду настаивать. Однако вы можете не беспокоиться за меня: я отнюдь не изнежена, потому что выросла на ферме. А ещё мой лучший друг очень любит смотреть фильмы ужасов. Поэтому едва ли меня можно шокировать внешним видом, – Белль улыбнулась.
Лорд Спенсер усмехнулся:
– Уверен, извращённая фантазия ведьмы сможет тебя удивить.
Белль едва сдержалась от вопроса, за что же на самом деле Айрин Бёрд его прокляла. Неужели за то, что он отверг её?..
– Что ж, тогда я пока сама представлю, – обмакнув клубничину во взбитые сливки, ответила Белль. – А потом сравню с оригиналом. Возможно, вы выглядите значительно лучше, чем я могу вообразить.
Герцог усмехнулся:
– Я бы предпочёл, – он понизил голос, – чтобы ты думала обо мне, вспоминая моё изображение на одном из портретов.
– Раньше я так и делала, – улыбнувшись, ответила Белль и, незаметно потянувшись к серебряному ножу, надавила большим пальцем на лезвие, прогоняя острой болью волну сладкой истомы, охватившей её тело от низких вибраций голоса лорда Спенсера. – Лет до пятнадцати я была в вас немножко влюблена, – с лукавой улыбкой добавила Белль чуть позже. Признание легко соскользнуло с губ, одновременно дразняще и невинно. Аннабелль откусила от клубничины, наслаждаясь сочной сладкой с лёгкой кислинкой мякотью и нежностью взбитых сливок.
– Неужели? – произнёс лорд Спенсер с лёгкой усмешкой.
– Я думаю, многие девушки Элфина… – Белль вытянула из вазочки ещё одну ягоду, – и не только Элфина переживают эту стадию, – закончила она, вспомнив разговор двух девушек, обсуждавших «Притяжение тьмы» в «Клевере и фиалке». Она отправила вторую клубничину в рот, и та оказалась ещё слаще первой.
– А что же случилось потом? – спросил лорд Спенсер.
– Когда? – не сразу поняла Белль.
– После того, как тебе исполнилось пятнадцать.
«Случился Фредерик», – подумала Белль, и рука её замерла над вазочкой с клубникой.
– Наверное, я выросла, – ответила она и не взяла ягоду.
Влюбилась ли она во Фредерика в тот самый день, на свадьбе Вики и Генри, когда познакомилась с ним? Конечно же, нет. Ей было тринадцать, и он казался ей слишком взрослым. Да и позже… Она всегда знала, что у него есть девушка, и никогда не думала влюбляться в него. Но ей было хорошо с ним, уютно и спокойно. Наверное, поэтому, когда он два с половиной года назад внезапно уехал в Лондон, она так затосковала по нему, что невольно влюбилась. Ей было шестнадцать – идеальный возраст для первой любви.
И вот сейчас она сидит за одним столом с самим Адамом Спенсером, живой легендой Элфина, и думает о человеке, который всегда выбирал другую. Может быть, права мисс Уэлш: пора отпустить Фредерика и двигаться дальше.
– Мистер Холт давно на вас работает? – спросила Белль.
– Эллиас в первую очередь мой друг, – мягко ответил лорд Спенсер. – Мы знакомы много лет.
– Он мне показался очень порядочным человеком. То есть варгисом, – тут же поправилась она. – Вам повезло, что у вас есть такой друг.
– Ты права, Аннабелль Грейс. Только ему я мог доверить привезти тебя в замок, – произнёс герцог, понизив голос.
Белль опустила глаза, смутившись от того, каким тоном и с какой многозначительностью он сказал последнюю фразу.
– Сколько мне нужно будет здесь пожить? – спросила она минуту спустя.
– Не будем загадывать, Аннабелль Грейс, – ответил лорд Спенсер. – Вампиры коварны и будут искать любую возможность добраться до тебя. Нужно проявить осторожность и терпение.
– Хорошо. А мне можно выходить из замка?
– Не дальше мили. И брать с собой сопровождающих.
– Думаю, это лишнее.
– Лантерн будет держаться на расстоянии, но сможет быстро прийти на помощь, если понадобиться.
– Если вы считаете это необходимым… – подумав, ответила Белль.
– Мне так будет спокойнее, – ответил герцог.

Повисло напряжённое молчание. Белль стало неловко. Ещё бы! Едва ли она может быть интересной собеседницей для лорда, прожившего почти два столетия.
– В комнате, которую вы для меня определили, чудесная подборка книг, – произнесла Белль, в очередной раз прибегнув к своему главному принципу: если не знаешь, о чём говорить, говори о литературе.
– Надеюсь, они помогут тебе почувствовать себя здесь как дома, – ответил лорд Спенсер с улыбкой в голосе.
– Спасибо, – улыбнулась Белль. – Вы угадали: это помогло. Особенно приятно было увидеть на полках русскую классику, – добавила она.
– Пожалуй, её по-прежнему несколько недооценивают в нашей стране, не так ли? – спросил герцог.
Белль согласилась с ним.
Лантерн золотой тенью скользнул к столу и снял щипцами нагар со свечей.
– В годы моего детства, – задумчиво продолжил лорд Спенсер, – русская литература была очень модной в дворянских кругах. Мама читала нам с братом «Капитанскую дочку» и «Дубровского». Артур даже мечтал сбежать в Российскую империю… – он усмехнулся. – Или в крайнем случае уговорить родителей туда съездить. Но тогда это было опасно, там недолюбливали детей Лилит и могли даже убить.
Белль вспомнила, что это изменилось лишь к десятым годам двадцатого века, когда наследник престола Питер Пендрагон обручился с дочерью русского царя, а позже младшая сестра Питера вышла замуж за одного из русских царевичей.
– Сейчас всё уже не так… – проговорила Белль. Ей было приятно, что лорд Спенсер поделился с ней воспоминанием из детства. – Очень много варгисов живёт теперь именно в Российской империи.
– Да, я знаю.
– В замке недавно были Колдер и Сильви, – произнесла Белль, помолчав. – Жаль, что вы не встретились.
– Мы встретились, – возразил герцог. – Это я пригласил их на Элфин.
Белль стало обидно, она чувствовала себя обманутой.
– Не сердись на них, – примирительно произнёс лорд Спенсер. – Мы стараемся держать в тайне моё присутствие в замке.
– Но почему? – в недоумении вырвалось у Белль.
– Я не хочу становиться объектом праздного любопытства туристов, – произнёс лорд Спенсер.
Белль почувствовала себя уязвлённой, потому что сама она была именно таким объектом.
– Не сравнивай нас, – точно прочитав её мысли, произнёс герцог. – Ты прекрасна, а я… могу разве что стать экспонатом Паноптикума, – он невесело усмехнулся.
Аннабелль не знала, что ответить на его слова. В зале повисло неловкое молчание.
– Я хочу, – вновь нарушил тишину герцог, – чтобы ты чувствовала себя в Волчьем Клыке как дома. Если тебе что-то понадобиться, ты всегда можешь обратиться ко мне.
– Вы очень любезны, Ваша светлость.
– Я рад, что ты здесь, Аннабелль Грейс, – помолчав, произнёс он. – Жизнь возвращалась в замок каждый раз, когда ты приходила сюда. И несмотря на все обстоятельства, я рад, что теперь ты погостишь подольше.
Белль кивнула.
– А сейчас тебе нужно отдохнуть с дороги, – сменив тон, произнёс герцог. – Увидимся за ужином.
– Хорошо, – ответила Белль, поднимаясь с кресла. – До вечера, лорд Спенсер.

Фезер уговорила Белль сначала принять ванну с ароматной солью, и за то время, пока Аннабелль нежилась в тёплой душистой воде под композиции любимых инди-рок-групп, горничная разобрала чемоданы, развесила и разложила вещи в шкафы и расставила книги.
Когда Белль, распаренная и разомлевшая от тёплой воды, вышла из ванной, её ждала прибранная комната и горячий вербеново-мятный чай с вином, лимоном и мёдом. Аннабелль по глоточку потягивала ароматный напиток, сидя в кресле перед трюмо, пока Фезер сушила и расчёсывала ей волосы, и в голове Белль навязчиво вертелась мысль, что иметь слуг – очень удобно.
Когда волосы Белль были расчёсаны и высушены, она пересела на диван и вернулась к ожидавшему её роману Гаскелл. На мягком диване среди подушек, прочитав всего пару страниц, незаметно для себя Белль задремала.
Проснулась она от негромкого голоса Фезер, звавшей её:
– Проснитесь, мисс.
Белль открыла глаза и села на диване.
– Что случилось? – протерев глаза, встревоженно спросила она.
– Хозяин хочет вас видеть, – ответила горничная.
Белль кивнула, припомнив: точно, ужин.
– Позвольте, я сделаю вам причёску, – сказала Фезер. – И я принесла вам платье.
– Может быть, я могу надеть что-то из своего гардероба? – спросила Белль, пока Фезер ловко укладывала ей волосы.
– Боюсь, это расстроит хозяина, – ответила та, погрустнев.
– Ладно, – кивнула Белль и, взглянув на нежный шёлк изумрудного платья, улыбнулась: зелёный был её третьим любимым цветом – после лавандового и белого.

Аннабелль оглядела себя в зеркале: ей понравился лиф, расшитый чёрным узором с бледно-золотыми цветами, и тонкие складочки изумрудной ткани, струящейся до самого пола. Но широкий V-образный вырез открывал ключицы и даже часть груди, а короткие рукава закрывали лишь верхнюю часть плеча, оставляя руки обнажёнными.
– Боюсь, я замёрзну в этом красивом платье, – произнесла Белль.
– Не беспокойтесь, мисс, в зале будет тепло! – заверила её Фезер и вытащила из коробки туфельки в тон платью на средней шпильке.
«Надо будет спросить у лорда Спенсера, действительно ли ему важно, чтобы я приходила на ужин в платье», – подумала Белль и вышла из своих роскошных апартаментов в коридор, где её ждал Лантерн.

Столовая встретила Аннабелль полумраком и тьмой на противоположном конце стола.
– Добрый вечер, ваша светлость, – произнесла Белль, садясь в кресло, услужливо отодвинутое Лантерном.
– Добрый вечер, Аннабелль Грейс, – раздался низкий голос хозяина замка, рокочущий точно далёкая гроза. – Ты очень красивая. Изумрудный тебе к лицу.
– Благодарю, – улыбнулась Белль.
– Ты здесь меньше дня, а я уже с грустью думаю о времени, когда ты покинешь замок и я не смогу больше тебя увидеть… – в голосе лорда Спенсера прозвучала печаль.
Аннабелль смутили его слова, а от тона и самого звука его голоса её спина покрылась россыпью мурашек. Белль напряглась: вот чего ей не хватало, так это подпасть под обаяние некогда главного ловеласа Элфина.
Чтобы прийти в себя, она заставила себя рассмеяться и, украдкой ущипнув кожу на запястье, заметила:
– На варгисов ведь не действует магия фейри. Или это побочный эффект от проклятия?
– Не действует, – ответил герцог чуть уязвлённо. – Но отрицать твою красоту стал бы только слепой. И я правда желал бы, чтобы ты осталась в замке подольше.
Аннабелль не ответила: она планировала в новом сезоне заработать побольше денег и в конце февраля-начале марта уехать в Нью-Йорк. Но ей не хотелось обижать гостеприимного хозяина. И вместо этого она сказала, проведя руками по голым плечам:
– У вас довольно холодно.
– Лантерн, подбрось дров в камин, – велел хозяин замка.
Белль отпила вина. На самом деле она раньше никогда не мёрзла, но сейчас ей и правда было заметно зябко.
– Ваша светлость, – произнесла Белль, наколов вилкой жаркое.
– Да, Аннабелль Грейс? – откликнулся из тьмы хозяин замка.
– Можно ли мне самой выбирать одежду для ужина с вами? – спросила она, глядя в темноту. – Я не привыкла носить такие открытые платья.
– Жаль, тебе они очень идут, – заметил лорд Спенсер.
– Мне всё идёт, хоть мешок из-под картошки, – возразила Аннабелль. – Я же фейри.
Герцог усмехнулся и спросил:
– Отчего же тебе не нравятся открытые платья?
– В них я привлекаю слишком много внимания к себе. Люди так…
– Здесь нет людей, – остановил её лорд Спенсер.
– Но как же Лантерн, Фезер и…
– Они в первую очередь слуги. Весьма хорошие, смею заметить. Лучшие.
Белль подумала, что он прав: Лантерн, Когвил и Фезер были вышколены на славу, одновременно услужливые и сдержанные в проявлении чувств, – жаловаться не на что.
– Так что хватит думать о чувствах людей, – продолжил герцог. – Здесь ты можешь быть самой собой.
– Я не уверена, что… – Белль взглянула вниз, на глубокое декольте. Вряд ли носить подобные открытые платья – это быть самой собой для неё. Впрочем, можно попробовать. Она ведь уже подзабыла каково это – жить, не ощущая гнёта чужих чувств и желаний.
Она отпила вина.
– Завтра День Всех Душ, – медленно проговорила она и подцепила вилкой лист салата. – Я всегда езжу в этот день к родителям, мы вместе ходим на кладбище.
– В этот раз придётся отменить поездку, – ответил лорд Спенсер. – Это небезопасно.
Белль молча кивнула: она не особенно надеялась на другой ответ, даже обрадовалась, что не придётся ехать домой. «Напишу маме позже», – решила она, глядя, как Лантерн наливает ей чай.
Белль знала: отец тоже вздохнёт с облегчением, когда узнает, что младшая дочь не приедет. Для него эта встреча в День Всех Душ был таким же испытанием, как и для неё. К тому же теперь Аннабелль точно знала: дедушка не умер, а значит не нужно пытаться искать успокоение на семейном кладбище, возле посаженного в память о нём дубе. Белль вдруг остро захотелось коснуться пальцами незабудкового шёлка дедушкиного платка, вдохнуть родной запах можжевельника и жимолости…
– Надеюсь, ты приятно проведёшь время в замке, – нарушил тишину лорд Спенсер. – Если что-то понадобится, ты всегда можешь обратиться ко мне, – повторил он.
– Благодарю, – ответила Белль и допила чай. – С вашего позволения я пойду спать: сегодня был длинный день.
– Доброй ночи, Аннабелль Грейс. Надеюсь завтра вновь увидеть тебя за ужином.
– Разумеется, ваша светлость, – улыбнулась она и поднялась с кресла. – Доброй ночи.

Глава 11. Крипта
Белль проснулась довольно поздно – почти в одиннадцать утра. Сладко потянувшись на постели, она подумала, что ей уже очень давно не удавалось поспать так долго. С гобеленов на неё осуждающе смотрели гуляющие в саду дамы с собачками, а из-под потолка – белые барельефы античных лиц. Белль скинула одеяло, чтобы пойти умыться, но в огромной комнате было прохладно, и она отправилась в ванную в одеяле.
Утро Белль решила тоже продолжить в постели: сначала позавтракала круассанами с чаем, затем поговорила с мистером Купером – успокоила его рассказом о том, как хорошо устроилась в замке. Потом пришло сообщение от мамы: та выражала сожаление, что дочери не будет с ними на кладбище сегодня. «День Всех Душ – это семейный день. Нужно проводить его с самыми близкими», – любила повторять София Тэйлор. Для Аннабелль не было людей ближе Вики и её семьи, а мистера Купера она любила гораздо сильнее, чем своего родного отца. Они да мисс Уэлш и были её семьёй. И Фредерик. Белль вздохнула и открыла «Север и юг».
К ланчу Аннабелль решила всё-таки одеться и побродить по замку: Восточное крыло она не знала – видела лишь старые схемы замка.
Большинство комнат были заперты, а в тех, что были открыты, не было ничего интересного: они были похожи на её роскошные апартаменты, только в других цветовых гаммах.
Поэтому вскоре Аннабелль вернулась в свою комнату и, заняв себя чтением, стала ждать вечера: она решила попросить у лорда Спенсера доступ к его библиотеке, чтобы больше узнать об Элфине.

Смеркалось, Белль перечитала все любимые эпизоды и отложила «Север и юг», размышляя, чем бы себя занять в оставшееся до ужина время, как пришла Фезер.
– Лорд Спенсер просит вас одеться потеплее, мисс, – сказала горничная и достала из гардероба серую норковую шубку.
– Зачем? – удивилась Белль и расстроилась, взглянув на шубку: мех был натуральный, а она считала неоправданной жестокостью убивать зверей ради одежды в двадцать первом веке.
– Хозяин сам вам расскажет при встрече, – ответила Фезер. – Позвольте я вам помогу, мисс.
– Я надену своё пальто, – решительно возразила Аннабелль.
Фезер не стала спорить. Она помогла Белль надеть её светло-лавандовое пальто и красиво повязала ей на голову белый пуховой платок, в котором Белль стала похожа на героиню русских романов девятнадцатого века. С удовлетворением оглядев себя в зеркале, она надела перчатки и вышла из комнаты вслед за Фезер.

Они спустились во двор, где было уже совсем темно и моросил мелкий дождь. Минув несколько арочных пролётов, остановились возле широких ступеней, ведущих вниз.
– Дальше я сам, Фезер, – раздался из темноты голос лорда Спенсера.
Сердце Белль заколотилось сильнее: ей стало не по себе от перспективы остаться в темноте один на один с едва знакомым герцогом сомнительной репутации, который вдобавок был под ведьминским проклятием. Аннабелль хотела окликнуть служанку, но той уже и след простыл.
– Не бойся, Аннабелль Грейс, – услышала она голос лорда Спенсера. – Мы всего лишь спустимся в крипту. Сегодня ведь День Всех Душ.
У Белль перехватило дыхание. Она давно мечтала побывать в крипте. И вот теперь это желание так причудливо исполняется: сам лорд Спенсер приглашает её посетить вместе с ним место упокоения всей его семьи. Да ещё и в День Всех Душ!
Однако чувство восторга быстро прошло, и вернулась тревожность: Белль всё-таки не хотелось спускаться один на один с про?клятым герцогом.
– Ваша светлость, – произнесла она.
– Да, Аннабелль Грейс, – мягко отозвался тот.
– Вы не могли бы позвать Фезер? – немного робея, попросила Белль. – Мне было бы с ней спокойнее.
– Боюсь, она уже вернулась в замок, – с сожалением ответил лорд Спенсер. – И… – он смолк на несколько секунд, – я не хотел бы, чтобы в склеп спускались посторонние.
Слова герцога польстили Белль, но чувство тревоги не покинуло её.
– Мы ведь едва знакомы, сэр, – аккуратно напомнила она.
– Я давно наблюдаю за тобой, Аннабелль Грейс, – возразил лорд Спенсер. – Я бы не пригласил к могилам своей семьи первого встречного.
– Но ведь я совсем не знаю вас, – осторожно возразила Белль.
– Мы здесь, чтобы это исправить, – поставил точку в разговоре герцог. – Прошу.
Поколебавшись миг, Белль шагнула к широким каменным ступеням, ведущим вниз. В конце концов, она давно хотела побывать в склепе Волчьего Клыка, а если лорду Спенсеру и придёт на ум сделать с ней что-то дурное, то Фезер вряд ли ему помешает. Да и с какой стати ему вредить ей? Разве что, он надеется с её помощью снять проклятие, и в этом замешан какой-нибудь кровавый ритуал с ней в качестве жертвы. Крипта идеально подходит для таких целей. Белль вновь ощутила беспокойство, и голос лорда Спенсера у неё из-за спины застал её врасплох:
– Ты можешь взять факел, Аннабелль Грейс.
Острое зрение фейри помогало Белль хорошо ориентироваться в темноте, однако идея взять факел ей понравилась: с живым огнём она будет чувствовать себя спокойнее.
Аннабелль аккуратно вытащила факел из держателя и немного растерялась, не зная, как его зажечь. Заметив это, лорд Спенсер, сказал:
– Нажми внизу.
Факел вспыхнул в руках Белль, и она пошла вперёд под низкими каменными сводами, украшенными тяжёлыми барельефами, на которых были изображены сцены битв и молитвы. Аннабелль аккуратно обходила тяжёлые могильные плиты, почерневшие от сырости, разглядывая тёмные почти нечитаемые надписи. Крипта была длинной, широкой и очень древней, значительно старше замка.
Холодный воздух пах глиной и мхом. А ещё тут было очень-очень тихо, так тихо, что Белль с её острым слухом кроме собственного сердцебиения, слышала лишь мягкие, почти беззвучные движения идущего за ней герцога. Всё-таки очень любопытно, во что же превратила его Айрин Бёрд?..
– Направо, – сказал герцог.
И Белль, обогнув ещё одну могилу свернула направо.
– Здесь, – произнёс за её спиной лорд Спенсер.
Аннабелль остановилась возле могильной плиты с мраморной эффигией[57 - Эффи?гия – скульптурное изображение умершего, выполненное из камня или дерева.], изображавшей спящую молодую женщину. Подойдя ближе, Белль узнала в изящных чертах каменного изваяния леди Мэри Аланнис Калиду Глэдис Спенсер.
– Какая красивая… – тихо произнесла Белль. – Да упокоится душа её в мире…
Помолчав, лорд Спенсер с горечью произнёс:
– Думаю, сейчас она счастлива.
– Наверное, все мы будем счастливее там, в ином мире, – согласилась Белль.
– Последние пять лет жизни она провела здесь, – задумчиво проговорил герцог, точно не слышав слов Белль. – Мечтала, когда её тело окажется рядом с… – он смолк.
Аннабелль огляделась и увидела другую плиту: «Артур Чарльз Валентайн Спенсер (1831-1847)». Старший брат Адама.
– Мама так и не оправилась после его смерти, – продолжил герцог.
Слово «мама» из его уст прозвучало горько, болезненно, и сердце у Белль сжалось от сочувствия.
– Ему было всего шестнадцать… – шепнула она. – Я не представляю, что она пережила…
– Она так переживала, что забыла, что у неё есть ещё один сын, – пряча за насмешливостью боль и обиду, произнёс лорд Спенсер.
– Вам было тогда девять?
– Да.
– А ваш отец?
– Мучился подагрой и целыми днями курил в своём кабинете, – лорд Спенсер усмехнулся. – Не думаю, что родители когда-нибудь действительно любили друг друга. Но до смерти Артура они успешно это изображали, – он вновь усмехнулся, и в этот раз в его усмешке прозвучала горечь.
– Но почему они поженились?.. – Белль было странно, что он так цинично говорит о своих родителях.
– Как заключаются подобные браки, Аннабелль Грейс? – ответил герцог. – Выгода и связи. Правда мои родители просчитались. О моей матери шептались, что у неё роман с сэром Мэтью Пендрагоном, младшим братом короля, – по его насмешливому тону было понятно, какого он мнения о сплетниках. – Её брак с моим отцом, потомком Ланкастеров и родственником Ганноверов, должен был спасти её репутацию, но свет посчитал этот союз мезальянсом несмотря на то, что род Муров тоже был знатным. Так что свадьба родителей ничуть не помогла заткнуть сплетникам рты. Потом родился Артур, который был совсем не похож на отца, и с возрастом это становилось всё очевиднее. Вдобавок Артур был крайне беспечен и самонадеян. По глупости он попался в ловушку придворных, и через неделю его убили. – В голосе герцога не было сожаления, лишь горечь и лёгкое презрение.
– Они думали, что он может претендовать на трон?..
– Да.
– Но вы похожи на отца, – произнесла Белль и тут же добавила: – По крайней мере, внешне, если судить по портретам.
– Да, это так, – согласился лорд Спенсер. – Я похож на него и характером. Пожалуй, я пошёл в него недостатками. Вспыльчивость, упрямство, стремление всё контролировать. – Он усмехнулся. – Неудивительно, что мы терпеть друг друга не могли.
– Вы были ребёнком, – мягко напомнила Белль. – Если бы он любил вас, вы бы научились любить его.
Лорд Спенсер помолчал.
– Пожалуй, – согласился он. – Но я рад, что всё осталось в прошлом. Мы не выбираем себе родителей, а детство порой нужно просто пережить.
– Да, – согласилась Белль. – Зато мы выбираем себе друзей и любимых, – она улыбнулась, вспомнив о Вики, Генри, племянниках, мистере Купере, Кевине, мисс Уэлш и Фредерике. – Я знаю, именно при вас варгисы стали семьёй, – Белль посмотрела во тьму, точно надеясь встретиться в ней с глазами собеседника. – Они любили вас и, я думаю, любят до сих пор, несмотря на проклятие.
Герцог не ответил. Аннабелль в молчании стояла над белой эффигией леди Мэри, глядя на даты её жизни.
– Ваша мама умерла совсем молодой, – заметила она. – Остановка сердца в сорок три у варгиса – это ведь так странно.
Горькая усмешка раздалась из тьмы.
– Она сделала себе аконитовую инъекцию, – произнёс лорд Спенсер, и в голосе его прозвучали боль и обида, которые он напрасно пытался скрыть под насмешливостью. – В день моего первого обращения. Мне было четырнадцать.
Белль не хотела верить в услышанное, ей вдруг стало так тоскливо и холодно, точно тонкие ледяные пальцы обхватили её сердце.
– Она убила себя?.. – шепнула она. – В такой важный для вас день?..
– Её последние слова были: «Арти первый раз обернулся в тринадцать. А ты…», – лорд Спенсер помолчал. – Потом она отвернулась к стене и не проронила больше ни слова, что бы я ни говорил.
Перед глазами у Белль встала прозрачная пелена, и губы задрожали. Она постаралась выровнять дыхание и успокоиться, но горячие слёзы пролились на щёки.
– Я вам так сочувствую… – произнесла Белль, поспешно вытирая со щёк влажные дорожки и изо всех сил стараясь не всхлипнуть. – Мне очень жаль, что вам пришлось пережить такое…
Она вспомнила свадебный сервиз, который четырнадцатилетний Адам почти целиком разбил в день смерти матери, и сердце её будто пронзило раскалённой иглой.
– Жизнь несправедлива, Аннабелль Грейс, – задумчиво проговорил лорд Спенсер.
– Ужасно несправедлива, – эхом отозвалась Белль.

Вскоре они вернулись в замок. Ужин прошёл тихо. Хозяин замка и его гостья почти не разговаривали, погружённые каждый в свои мысли. Белль думала о матери Адама: как бы сложилась его судьба, будь леди Мэри немного добрее и внимательнее к сыну?..
Белль вспомнила и о своём отце, который почти всю её жизнь притворялся, будто её не существует. Но он по крайней мере не убил себя, назвав её разочарованием.

На следующее утро после завтрака Белль оделась потеплее и вышла во двор. Ноги сами вынесли её к широкой лестнице, спускающейся в склеп. Решётчатая калитка оказалась незапертой, и Белль, взяв факел, прошла под низкие своды крипты.
В крипте было влажно, прохладно и тихо-тихо. Аннабелль, освещая себе путь факелом, рассматривала барельефы и могильные плиты, пыталась прочесть поросшие мхом и местами сколотые надписи. Она нашла могилу сэра Говарда Нантаниэля Марка Спенсера. Он пережил свою супругу на шесть лет. Могильная плита лорда Спенсера-старшего была простой: на базальтовом камне выбита надпись – лишь имя и даты жизни. Аннабелль пошла дальше. Вскоре ей стали встречаться покосившиеся, а то и вовсе поваленные надгробья, надписи на них иногда были совершенно нечитаемыми из-за мха. Белль пожалела, что не взяла с собой нож. Её внимание привлекла ещё одна могила. На старой потрескавшейся плите, очищенной от мха, лежал свежий венок, сплетённый из веток можжевельника. Надпись гласила: «Грегор Ришта (ок. 1011–1518)». У Белль перехватило дыхание: неужели здесь покоятся останки легендарного предка варгисов? Она была уверена, Ришта ушёл в Заповедник вместе с остальными первыми варгисами. Так и оказалось. Ниже на староанглийском было написано, что тела праотца в могиле нет, он ждёт своих потомков в Лэителе. Белль коснулась рукой холодного камня. А ведь за могилой ухаживают, не позволяют надписям зарасти мхом. И этот венок… Вдруг острое зрение фейри уловило неясное движение сбоку. Белль повернула голову и увидела бледный силуэт ребёнка. Девочка лет пяти в бледно-розовом платье и в полосатых чулочках. Белль сначала растерялась от неожиданности, а потом улыбнулась незнакомке и сделала шаг навстречу.
– Привет, – ласково произнесла Белль.
Девочка молча смотрела на неё своими огромными тёмными глазами, а светлые кудряшки сияли вокруг её бледного, даже болезненного личика как нимб. Малышке было не место в сырой и тёмной крипте, к тому же в замке не должно было быть детей. Откуда этот ребёнок здесь?
– Что ты тут делаешь? – приветливо спросила Белль и сделала навстречу девочке ещё один шаг. Резкий звук заставил Белль обернуться, а когда, ничего не увидев, она вновь взглянула вперёд, девочки в крипте уже не было.
«То ли я схожу с ума, то ли в крипте был призрак», – подумала Белль и пошла к выходу: хватит с неё на сегодня сырых подземелий и странных видений.

Вечером, за ужином, Белль, конечно, спросила у лорда Спенсера не живёт ли в замке девочка лет пяти? На что получила ожидаемый ответ: в замке нет никого, кроме трёх слуг и трёх варгисов, среди которых, разумеется, нет детей.

Глава 12. День рождения

Третье и четвёртое ноября Белль провела в тревожном предвкушении поездки в Торнфилд. Шериф Вольфген сказал: если всё будет спокойно, она сможет поехать на полдня к родным. Аннабелль боялась, вдруг поездка в последний момент сорвётся из-за вампиров или чего-то ещё; беспокоилась, успеет ли вернуться к её дню рождению Фредерик?..
Несколько раз Белль разговаривала по телефону с мистером Купером о происходящем в городе: о поисках вампиров (по уверениям полиции они покинули остров), о похоронах погибших после бала, о нападении Гастона во время бала на Патрика Хилла в спортзале (никто из присутствующих учеников –в том числе и сам Патрик – не мог ничего толком объяснить) и о негодовании принца Элиота из-за отменившегося ужина (и возможных последствиях его гнева). И в одном из этих разговоров мэр упомянул, что миссис Марч ужасно сожалеет по поводу произошедшего на балу, и, поскольку она ровным счётом ничего не помнит, уже вообразила себя ужасной злодейкой. Белль решила позвонить старушке и успокоить её. Ведь её вины не было – разве только в том, что она не пила вербену в тот день. Аргументы Белль и её обаяние фейри подействовали на миссис Марч благотворно, немного успокоив. А когда Аннабелль пригласила старушку к себе на день рождения (если он всё-таки состоится), миссис Марч растрогалась до слёз, и перестала себя изводить.
Иногда Белль разговаривала с Кевином по видеосвязи. Она рассказала ему про нападение вампиров и о том, что временно живёт в Волчьем Клыке, умолчав, однако, по просьбе мистера Холта, о знакомстве с герцогом Спенсером.
С Вики Аннабелль созванивалась по несколько раз в день, обсуждая приготовления к празднику. А перед сном Вики звала Марка и Алекса, и Белль читала им сказки.

Вечером четвёртого ноября после ужина с лордом Спенсером и разговора с племянниками по видеосвязи Белль сидела с телефоном у камина и смотрела на задумчиво замолчавшую сестру в прямоугольнике экрана.
– Не верится, что мы не виделись всего четыре дня, – произнесла Вики. – И хорошо, что ты приезжаешь уже завтра. Мне как-то неспокойно, что ты там, а не здесь, с нами. Может, приедешь и останешься? – спросила она.
– Не знаю, – ответила Белль.
– Если была бы угроза вампиров, тебя бы, наверное, не отпустили в Торнфилд? – резонно предположила старшая сестра.
– Наверное. – Аннабелль помолчала, задумчиво глядя на пляску огня. – Надеюсь, я не навлеку на город проблемы, когда приеду… – проговорила она, и сердце её вновь налилось тяжестью вины.
– Даже и не смей так думать, – резко возразила Вики. – Вампиры напали на людей не из-за тебя. А потому что они монстры.

Перед сном Белль долго лежала в постели, глядя в темноту за длинными прямоугольниками незанавешенных окон и слушая, как шуршит по подоконнику дождь. Ей было тревожно, внутри ворочалось беспокойство, от которого то и дело перехватывало дыхание. Сколько хорошего может произойти завтра, и сколько плохого!.. В день рождения всегда хочется, чтобы он стал особенным, лучше, чем другие дни, лучше, чем можно себе вообразить, и от того этот день так часто оборачивается разочарованием. Но Белль мечтала лишь о двух вещах: чтобы завтра никто не умер, а Фредерик успел вернуться.
Монотонный стук дождя наконец убаюкал Белль, и она, свернувшись калачиком в одеяльном коконе, уснула. Разбудили её пасмурные сумерки предрассветного часа, и она стала одеваться, надеясь успеть выбраться из замка до рассвета и по обыкновению встретить солнце, что отмерило ей ещё один год жизни.
Белль тихонько проскользнула по коридорам замка и спорхнула по лестнице на первый этаж.
– Мисс Тэйлор, – послышался голос мистера Холта.
– Доброе утро, – откликнулась она, остановившись.
– Доброе утро. Позвольте я вас сопровожу.
– Я бы хотела пойти одна.
– Это небезопасно, мисс Тэйлор, – возразил мистер Холт.
Белль кивнула, принимая, пусть и без восторга, необходимость сопровождения, и первой пошла к выходу.

Встречать рассвет она решила не на Орлиных скалах, а у рощи Праотцов: ей не хотелось, чтобы силуэт замка маячил перед глазами – таких рассветов она видела десятки. Придя к облетевшей дубовой роще, Белль под быстро светлеющим небом стала оглядывать местность, прикидывая, откуда лучше будет виден восход солнца. Время ускользало, рассвет был всё ближе, и Белль решила попросить совета у мистера Холта, деликатно державшегося от неё на некотором расстоянии.
– Я могу показать место с хорошим обзором, – подумав, ответил он.

Через минут пятнадцать Белль и мистер Холт дошли до пологого холма и стали подниматься на него. Стремительно светало, и они ускорили шаг. Оказавшись наконец наверху, Белль ахнула от восхищения: пожар небес охватил полнеба над горами, опалив заснеженную вершину пика Барлоу, а у ног, в скальном разломе, раскинулось маленькое озерцо, сияющее отражённым светом персиково-розового неба. Белль села у воды, любуясь открывшимся перед ней видом, потом достала из рюкзака горелку и газовый баллон. Заметив, что мистер Холт отступает назад, она оглянулась и попросила:
– Не уходите, – и коснулась рукой коврика рядом с собой. – Выпьете со мной кофе?

Мистер Холт пил чёрный кофе без сахара и сливок, словно решив подтвердить теорию Белль, будто у всех варгисов одинаковый вкус на кофе.
– Я рада, что вы пошли со мной и показали это озеро, – сказала она, улыбнувшись. – Тут так красиво…
Тот кивнул, глядя на воду. Белль ощутила печаль, туманом окутавшую его: словно это озеро навевало ему воспоминания о счастливых днях, которые уже не вернуть, и оттого приходить сюда было болезненно. Помолчав, Белль сказала:
– Я никому не расскажу об этом месте.
Мистер Холт взглянул на неё с благодарностью.
– Это озеро… напоминает мне о… – он осёкся, то ли не зная, как продолжить, то ли жалея, что начал говорить.
– Вы не должны ничего мне рассказывать, – мягко заверила его Белль и накрыла ладонью его сцепленные пальцы. – Но, если захотите поговорить об этом, я буду рада выслушать.
Мистер Холт вновь кивнул и отвёл взгляд. Белль ощутила дуновение ветра, играющего в молодой дубовой кроне, и увидела солнечных зайчиков, мелькающих в густой листве. Наверное, это была его аура варгиса. Мистер Холт с его сухощавой высокой фигурой, аскетичным лицом и серыми глазами холодного оттенка выглядел суровым и нелюдимым. Но внутри у него была весна. Это удивляло контрастом, но казалось таким естественным, если узнать поближе.

Они вернулись в замок, над которым чернело пасмурное небо и лил нескончаемый дождь, но в сердце Белль, освещая и даря тепло, полыхало рассветное небо, отражённое в зеркале озера.

На вертолётной площадке «Эдельвейса» мистер Холт распрощался с Белль, передав её на попечение шерифа Вольфгена.
– Я буду ждать вас в половину девятого, мисс Тэйлор, – сказал мистер Холт и вернулся к вертолёту.
Белль смотрела в окно полицейской импалы на знакомые очертания Тонфилда и улыбалась, предвкушая встречу с сестрой и племянниками.

Вики встретила Белль на пороге:
– С днём рождения, сестрёнка!
Они обнялись, точно не виделись несколько лет, а не дней.
– Шериф, может быть, всё-таки зайдёте? – предложила Вики.
Но тот вежливо отказался, сославшись на дела. «Сержант МакЭлвин и Ольсен будут неподалёку до отъезда Аннабелль», – напомнил он и уехал.
Сёстры наконец вошли в дом. Над входом в гостиную полукругом висела надпись: «С ДНЁМ РОЖДЕНИЯ, БЕЛЛЬ!» В гостиной витал цветочный аромат, на покрытом белоснежной скатертью столе стояли хрустальные вазы с букетами цветов в любимой Белль бело-сиренево-фиолетовой гамме. Марк и Алекс выскочили из-под стола и выстрелили в воздух хлопушками конфетти:
– С днём рождения, Белль! – радостно выкрикнули они и бросились обнимать именинницу.
– Спасибо, мальчики! – ответила она, целуя обоих в разрумянившиеся щёчки.
Когда племянники убежали, Белль обняла сестру:
– Спасибо тебе, Вики! Я так рада, что в этот день здесь, с тобой, Марком и Алексом…
– Люблю тебя, сестрёнка, – и Вики чмокнула Белль в щёку. А потом, разомкнув объятья, сказала: – Тебе тут Roxanne's прислали платье ко дню рождения. Будешь мерить?
Белль, конечно, решила не откладывать это приятное дело, и через минуту Вики принесла большую белую коробку, перевязанную шёлковой лентой нежно-лавандового цвета. Белль прочитала короткую записку:
«Мисс Тэйлор,
ещё раз сердечно благодарим Вас за вдохновение и помощь. Надеемся, что это платье, созданное специально для Вас, понравится Вам. С днём рождения!
С любовью,
Roxanne's»
Аннабелль улыбнулась и открыла коробку. Лавандовое платье, расшитое цветами и бабочками, сияло россыпью бисера и маленьких стразов. Оно было точно из сказки: воздушное, изящное, словно сотканное из рассветных облаков, казалось, наденешь его – и взлетишь.
– А ещё миссис Марч привезла босоножки, – добавила Вики, тоже любуясь чудесным платьем. – Они лежат в коробке, в гардеробной.

Выйдя из душа, Белль надела домашнее платье и пошла на кухню помогать сестре с ланчем. Они приготовили суп и пасту, а на десерт – апельсиновое желе.
Белль хотелось, чтобы время замедлилось, приостановилось: ей было так хорошо сидеть здесь, в светлой и просторной кухне Уайтов, рядом с сестрой, рассказывающей о новом рецепте пирога, и племянниками, которые торопливо уплетали суп, жадно глядя на маленькие стаканчики с желе.
После ланча Марк вручил Белль свой подарок: рисунок, на котором он изобразил её в сиреневом платье в окружении цветов и себя рядом. У нарисованной Белль были длинные волосы, вьющиеся маленькими спиральками до самой земли, и огромные глаза на пол-лица, а себя художник запечатлел в голубом комбинезончике с растрёпанными светлыми волосами и широченной улыбкой до ушей.
– Это очень красиво, Марк, – сказала Аннабелль, любуясь подарком. – Я возьму этот портрет с собой.
Когда Марк убежал играть с братом, Белль сказала сестре:
– У него талант к рисованию. Этим он пошёл в тебя, – она улыбнулась.
– Ты куда талантливее меня, – возразила Вики. – У тебя превосходно получалось всё, за что ты бралась. И я знаю, ты бросила рисование, потому что им увлеклась я. Хоть мне и стыдно, но я благодарна тебе за это. – Старшая сестра виновато улыбнулась, взглянув на младшую. – Я бы никогда не выбралась из твоей тени.
– Это неправда! – горячо возразила Белль, мягко сжав сестрину руку. – Ты очень талантливая! И я бросила рисовать, потому что рисование – это не моё призвание, оно не увлекало меня так, как тебя или Кевина.
– Ты всегда бросала то, что достаётся тебе слишком легко, – заметила Вики.
Белль задумалась.
– Может быть, – согласилась она, улыбнувшись.
Сёстры помолчали.
– Но скрипку ты бросила не по этой причине, – проговорила Вики тихо и печально.
Белль вздохнула:
– Когда дедушка пропал… я не могла даже взглянуть на неё без слёз…
– Но ведь Мышку тебе подарил тоже дедушка, – напомнила Вики. – И с ней ты не расставалась.
Аннабелль ответила не сразу.
– Мышка жалела меня и плакала вместе со мной, – проговорила она. – Сейчас я понимаю, как я была жестока с ней, ведь лошади не могут испытывать таких сложных эмоций. Но я была фейри, хоть и маленькая, и Мышка поневоле разделяла мою скорбь.
– Я не думаю, что это жестокость, моя Фиалочка, – обняв сестру, сказала Вики. – Мышка помогла тебе пережить трудное время, и ты…
– И как я её отблагодарила за это?.. – голос у Белль дрогнул.
– Ты не знала, что так произойдёт, – Вики ещё крепче прижала сестру в себе.
– Белль, почитаешь нам? – попросил подошедший с книжкой Марк.

– «Пить!» – взмолилась прелестная дриада. Принц поднёс её к ручью… – Белль читала племянникам сказку «Три апельсина», когда услышала шаги Камиллы у дома. – Кам пришла, – произнесла она, прервавшись.
– Пойду встречу, – вставая с дивана, сказала Вики.
Телефон Белль коротко звякнул: это было сообщение от Кевина: «С днём рождения, Бэмби! Я задерживаюсь, буду около половины пятого. Целую». «Спасибо, – напечатала Аннабелль. – Жду тебя» и добавила несколько смайликов-поцелуйчиков. Тут же она увидела оповещение об отметке из «Торнфилд Ньюз»: редакция газеты поздравляла её с днём рождения. Под статьёй было уже чуть больше сотни комментариев, но Белль решила их не открывать – там могли написать всё, что угодно, а ей не хотелось расстраиваться. И она просто написала под публикацией небольшое сообщение с благодарностью за поздравления.

– Ух ты, Кам, как тебе идёт! – раздался из коридора восхищённый голос Вики. – Фредерик уже видел?
– Нет. Взбесится, наверное, – Камилла усмехнулась. – Но ничего, потом привыкнет, – добавила она.
– Вспоминаю тебя в выпускном классе, – улыбнулась Вики. – Такая же яркая и стильная! Я думаю, ему понравится, – добавила она убеждённо.
«Камилла похоже покрасила волосы, – догадалась Белль. – Интересно, в какой цвет».
Когда Кам вошла в гостиную, оказалось, что она не покрасилась, а постриглась под каре и сделала чёлку. Ей правда было к лицу, хоть и непривычно.
– С днём рождения, Белль, – сказала Камилла, вытащив из сумки небольшую белую бархатную коробочку. Когда Кам наклонилась над сумкой, Белль увидела, как в чёрных волосах Камиллы мелькнули алые пряди. Вроде бы это называлось скрытым окрашиванием. – Это от нас с Фредом, – пояснила Камилла, вручив подарок.
– Спасибо, – ответила Белль. – Тебе очень к лицу новая причёска, – добавила она, улыбнувшись, и открыла коробочку.
Внутри были новые беспроводные наушники в нежно-сиреневом кейсе.
Белль очень бережно относилась к вещам, у неё ничего не ломалось и не рвалось, поэтому она до сих пор пользовалась наушниками, которые ей подарила Вики на пятнадцатилетие. Сама себе Белль редко покупала новые вещи (особенно дорогие), экономя на Нью-Йорк и обходясь тем, что есть.
Камилла кивнула:
– Спасибо. А во сколько приедет доставка? – спросила она, повернувшись к Вики.
– Через полчаса должна, – ответила та и подошла к Белль: – С днём рождения сестрёнка, – и Вики протянула кажется книгу, обёрнутую в сиреневую бумагу и украшенную букетиком сухой терпко пахнущей лаванды.
Аннабелль аккуратно сняла обёртку и вытащила большую великолепно изданную книгу в твёрдой обложке, на которой были нарисованы девоптицы Сирин, Алконост и Гамаюн. Прочитав название, написанное золотыми буквами, Белль глазам своим не поверила: «Владимир Пропп. Морфология волшебной сказки».
– Ох, Вики… – проговорила Белль восхищённо и благодарно. – Я нигде не видела такого роскошного издания!
– Открывай, – улыбаясь, ответила старшая сестра.
Белль, наслаждаясь хрустом новенькой книжки, открыла страницу с выходными данными.
– Один экземпляр? – воскликнула она. – Ты сделала это для меня? – Белль крепко обняла сестру. – Спасибо тебе большое!
– Рада, что тебе нравится, – улыбнулась Вики.

После того, как приехал курьер, который принёс пакеты из лавки зеленщика и торт, Вики отправила Белль переодеваться, а сама вместе с Камиллой пошла делать фруктовую нарезку.
Аннабелль в своей комнате старалась не вслушиваться в разговор сестры и Камиллы, но они говорили о Фредерике. Вернее, говорила Камилла, а Вики её успокаивала.
– Я просто перестала его понимать, – раздражённо произнесла Камилла, стуча по доске ножом, что-то нарезая. – Всё лето он, значит, работал без выходных, вёл по пять проектов одновременно, забывал поесть и поспать, а теперь всё бросил ради этих курсов!
– Вот ты сама всё и объяснила, – голос Вики прозвучал мягко. – Он устал, перегорел и решил сменить деятельность. Это нормально. И вроде бы он не бросил, а просто завершил большинство проектов. Генри сказал, – пояснила она и, помолчав, сказала: – Фредерик любит готовить, у него это получается, почему бы не попробовать сделать это профессией?
– Да ради Бога, – фыркнула Камилла. – Просто он как будто со мной совсем не считается!
– Так он же перед отъездом как раз хотел с тобой о чём-то поговорить, – осторожно напомнила Вики.
– Да там о другом… – почти неразборчиво пробормотала Кам. И тут же спросила: – Маслины открывать?
– Да, – ответила Вики. – Кстати, как там у него экзамен прошёл? – спросила она спустя минуту тишины, нарушаемой лишь скрежетом консервного ножа о банку и стуком керамического ножа о доску. – Его приняли?
– Экзамен только вчера был, – ответила Камилла. – Результаты скажут сегодня или завтра.
Она помолчала. Затем после небольшой паузы продолжила:
– Вики. – Скрежет консервного ножа прекратился. – Ты не могла бы как-то мягко намекнуть Белль, что Фред сегодня не приедет?
– Он же сказал, что приедет, значит, приедет, – возразила Вики.
– Эти курсы для него очень важны, – проговорила Камилла. – Он наверняка захочет дождаться результатов и останется в Париже.
Сердце Аннабелль упало. Она так надеялась, что увидит сегодня Фредерика… Это было бы для неё лучшим подарком!
– Ты сама понимаешь, добираться слишком долго, – продолжила Камилла. – Если его возьмут, он вообще приедет только после курсов.
Аннабелль вздохнула и, перестав обращать внимание на разговор в кухне, открыла шкаф, где на вешалке висело нежно-лавандовое платье от Roxanne's. Белль скинула шёлковый халатик и надела платье. Оно было ей очень к лицу. Лавандовый атлас поблёскивал сквозь нежный туман фатина, расшитого фиалками и бабочками; украшенный бисером пояс и пышные юбки красиво подчёркивали талию. Только вот не слишком ли прозрачны воздушные рукава и не слишком ли глубок V-образный вырез? Даже чайная длина тоже немного смутила Белль – не коротковато ли? Но сегодня здесь будут только самые близкие, да и платье такое красивое… Решив, что сегодня можно себе позволить выглядеть чуть более нарядно и открыто, Аннабелль вместо привычного жемчуга надела серьги с бриллиантами, которые Вики и Генри подарили ей на восемнадцатилетие, а волосы не стала заплетать в косу и лишь заколола часть прядей сзади лавандовым бантом, позволив тяжёлым кудрям падать на спину густым водопадом. Оставались только босоножки, но коробка с ними осталась в гардеробной. Вдруг Белль услышала снаружи шаги. Это был не мэр, не мисс Уэлш и не Кевин… Ах, эти шаги она узнает из тысячи!..
Белль как была босиком выпорхнула в коридор. Входная дверь отворилась, и на пороге появился Фредерик с букетом бледно-сиреневых орхидей и белой бумажной сумкой. Закрыв дверь, он повернулся и увидел Белль, остановившуюся в пяти метрах от него.
«Неужели он не обнимет меня даже в мой день рождения?..» – с тоской подумала Белль, не решаясь сделать шаг ему навстречу.
Но Фредерик поставил сумку на тумбочку, рядом положил букет и пошёл к ней. Тогда она побежала к нему, почти не касаясь пола. Через секунду она оказалась в его объятьях. Привстав на цыпочки, Белль обвила руками его шею – слишком большая вольность, но сегодня можно, сегодня её день рождения! Уткнувшись носом в его плечо, она вдыхала аромат его парфюма: цитрус, хвоя и морской бриз, – и сердце её билось в ритме счастья.
– Ты всё-таки приехал… – прошептала она.
Фредерик ответил не сразу, но Белль чувствовала, как быстро колотится его сердце, и как прерывисто его дыхание.
– Ты мне очень дорога, Аннабелль, – чуть хрипло, будто не говорил несколько часов, произнёс Фредерик.

Фредерик подарил иллюстрированную livre de cuisine[58 - Поваренная книга (фр.)] Филиппа Гринуа, подписанную автором для Белль, а ещё великолепно изданный труд средневекового учёного и святого Себастьяна Уэльского «Острова Блаженных: мифы и реальность» в адаптации Николь Рэнд. На обложке была изображена старинная фреска Эладина Пиррского «Пасущиеся единороги».
– Святой Себастьян называет Элфин одним из островов Блаженных, – сказал Фредерик.
– Я думаю, он и был им, – ответила Белль, листая книгу и любуясь прелестными иллюстрациями. – До проклятия, – она взглянула на Фредерика. – Спасибо большое. За книги. И что приехал, – она улыбнулась.
Фредерик коротко кивнул.
В коридор вышли Вики и Камилла. Последняя, источая раздражение, с самым недовольным видом скрестила руки на груди и прислонилась плечом к стене.
– О, Фредерик, с приездом! – поздоровалась Вики и спросила: – Вы почему здесь стоите? Пойдёмте в гостиную. Белль, где твои босоножки?

Аннабелль поставила сиреневые орхидеи Фредерика в вазу на прикроватную тумбочку: они так хорошо смотрятся в её бело-лавандовой спальне!.. Подумала: вот было бы здорово остаться сегодня у Вики и не возвращаться в замок!
Белль села на постель и открыла «Острова Блаженных». Залюбовалась почерком Фредерика – рядами ровных некрупных букв; потом провела пальцами по надписи, ощущая подушечками нажим от шариковой ручки. И ещё раз перечитала запись: «Аннабелль в девятнадцатый день рождения от Фредерика. Уверен, однажды ты обязательно дополнишь эту книгу новыми сведениями. 5 ноября ‘25». Это было невероятно вдохновляюще! Белль улыбнулась.
– Да, я правда так считаю, Кам, – раздался голос Фредерика где-то из коридора. – Тебе идёт.
– И всё? – голос Камиллы звучал удивлённо и почти обиженно. – Раньше ты все мои стрижки в штыки принимал, а теперь…
– Это не совсем так, – возразил Фредерик. – Да, мне тяжело было привыкнуть, когда ты меняла причёску каждый месяц, но я понимал, что для тебя это важно.
– Но ты же говорил, что тебе не нравится!
– Я никогда так не говорил.
– Но думал!
– Мне было непривычно, – повторил Фредерик. – Поэтому, когда ты стала краситься исключительно в чёрный и перестала менять длину волос, признаюсь, мне стало проще.
– С чего ты решил, что я крашусь? – возмутилась Камилла, будто её уличили в чём-то постыдном. – Может, я брюнетка?
– Кам, я знаю тебя с детства, – возразил Фредерик, – у тебя русые волосы. А ещё я веду наши финансы, так что в курсе твоих трат.
Белль была уверена, что у Камиллы чёрные волосы; память и внимательность Фредерика её поразили.
– Ладно, хватит об этом, – пробурчала Камилла. – Куда ты поставил ликёр?
– Отнёс на кухню. Почему ты каждый раз бросала трубку?
Камилла замешкалась.
– У меня было плохое настроение, – ответила она раздражённо и будто с вызовом.
– Все пять дней?
– Я была занята!
– Могла бы перезвонить, когда у тебя было время и настроение.
– Не хотела тебя отвлекать. Ты сам говорил, – добавила Камилла, смягчившись, – что попасть на этот курс для тебя было очень важно.
– Поговорить с тобой для меня тоже очень важно, – произнёс Фредерик. – И так как завтра утром я уезжаю…
– Зачем ты вообще приехал? – вновь с раздражением перебила его Камилла. – Если бы я так сделала, ты бы сказал: «Это не рационально», – передразнила она его.
– Потому что у Аннабелль сегодня день рождения и потому что я хочу с тобой поговорить, – голос Фредерика прозвучал ровно и спокойно.
– Ты уж определись: ты приехал ради меня или ради этой фейри? – в голосе Камиллы было столько горечи и боли, что Белль стало жаль её, хоть та столь пренебрежительно отозвалась о ней.
Очень тяжело сохранять спокойствие, когда твои отношения трещат по швам, а в твоего парня влюблена фейри. Зато можно обвинить её во всех своих неудачах. Люди обычно так и делают.
Камилла ушла в гостиную, громко хлопнув дверью, а к дому подъехал роллс-ройс мэра. Оставив книгу на кровати, Белль пошла встречать гостя.
Мистер Купер приехал вместе с миссис Марч и мисс Уэлш. Белль в который раз отметила про себя, как похожи и одновременно непохожи женщины друг на друга! Обе седые в белизну, обе выглядят гораздо младше своих лет, обе держатся уверенно и с достоинством. Но если Эдвина Марч со своими яркими шалями, весёлой улыбкой и вечным желанием помочь, накормить, согреть напоминала солнце, то Эбигейл Уэлш в чёрно-серебристых одеждах навевала мысли о луне, которая, освещая, окрашивает всё в призрачно-таинственные тона.
И их подарки были такие же разные. Миссис Марч подарила Белль шаль, которую сама связала из тонкой шерсти. Шаль была большой, мягкой и уютной с красивым переходом цветов от фиолетового к сиреневому и затем белому. А мисс Уэлш подарила серебряную шпильку для волос в виде расправившего крылья дракона. Его длинный хвост изгибался мягкой волной, тело в крохотных чешуйках переливалось перламутром, а глаза же были сделаны из маленьких гелиодоров[59 - Гелиодор – драгоценный камень тепло-желтых оттенков, довольно прозрачный. С греческого гелиодор означает «дар солнца».]. Белль сразу с улыбкой вспомнила об Эйсузе.
Вики и Камилла разбирали на кухне коробки с доставкой еды, Фредерик и мистер Купер чуть передвинули стол и стали расставлять стулья, притихшие Марк и Алекс сидели на ковре у камина, рассматривая картинки в «Атласе исчезнувших животных и растений». Белль рассеянно подумала, что надо будет обязательно издать Атлас, посвящённый детям Лилит, ушедшим в Лэитель. Потом она усадила мисс Уэлш и миссис Марч у стола и собралась пойти на кухню спросить Вики, не нужна ли помощь. Но её окликнул мистер Купер:
– У меня тоже есть для тебя подарок, Белль, – сказал он. В его серых глазах сверкали задорные огоньки, когда он протянул ей большой конверт. – Я уверен, он тебя порадует.
Конверт был не запечатан, и Белль, снедаемая любопытством, вытащила из него плотный лист гербовой бумаги с золотым королевскими драконом. Она быстро пробежала текст документа и не поверила своим глазам: принц Элиот освобождал её от обязанности встречаться с ним! И при этом сохранял за Белль право на протекцию короны до установленного ранее срока. Внизу стояла подпись его высочества.
– Не может быть! – потрясённо воскликнула она. – Как вам это удалось?
– Я не знаю, почему он передумал, – ответил мистер Купер, сияя улыбкой. – Я делал очередной запрос в октябре, и мне почти сразу пришёл отказ. Когда ты уехала в замок и ваш ужин отменился, его высочество был просто в ярости. А буквально вчера его секретарь вдруг сам со мной связался и передал этот конверт.
Белль была тронута заботой мистера Купера.
– Спасибо вам большое! – произнесла она, обнимая его.

Закончив с последними приготовлениями, все сели за стол. Когда были произнесены первые тосты за именинницу, пригублено игристое вино и опробовано несколько блюд, миссис Марч спросила Белль:
– Детка, а почему твои родители не приехали?
Аннабелль заставила себя улыбнуться и, подумав: «Потому что их никто не звал», ответила:
– Они не могут надолго оставить ферму.
– Но… – с удивлением начала старушка, однако мистер Купер, который был частично в курсе отношений Белль с родителями, взглядом попросил миссис Марч не развивать тему. Та кивнула. За годы, что мистер Купер был мэром, она научилась понимать его без слов.
Белль прислушалась: к дому подъехала машина.
– Наверное, Кевин приехал, – сказала она, вставая из-за стола.
– А если нет? – с тревогой спросила Вики.
– Оставайся здесь, я пойду проверю, – велел Генри, взглянув на Белль, и вышел.
Вскоре Аннабелль услышала голос Кевина и, сказав, что всё в порядке, пошла встречать друга.
– Бэмби! – радостно закричал он с порога гостиной и сгрёб её в объятья, приподнимая от пола. – С днюшкой тебя, шалунишка!
– И когда это я успела нашалить, если тебя рядом не было? – засмеялась Белль.
– Действительно, – со смехом согласился Кевин. – А ну-ка дай на тебя посмотреть, – сказал он, разжимая объятья и оглядывая Белль с ног до головы. – Божественно! Выглядишь как настоящая фея из сказки. А, погоди: ты ж она и есть!
Друзья засмеялись, а потом Кевин, чуть посерьёзнев, резюмировал:
– Нет, правда, Бэмби, это абсолютно твоё платье. Roxanne's лучшие!
– Откуда ты зна… – начала было Аннабелль, но тут догадалась: – Ты их консультировал?
– Совсем чуть-чуть, – Кевин показал пальцами насколько мало. – И мне та-ак понравилось, что я решил попробовать себя в этом направлении когда-нибудь, – подмигнул он. – Буду спонсировать тебя нарядами.
– Звучит замечательно, – улыбнулась Белль.
– Держи, крошка, – и Кевин протянул ей лавандовую бумажную сумку.
Пока Вики накладывала Кевину еды, а Генри наливал вина, Белль заглянула в сумку. Там, завёрнутый в нежно-сиреневую тонкую бумагу лежал комплект нижнего белья: бюстгальтер и трусики – сплошное лавандовое кружево из вышитых цветов. А ещё пояс-бра.
– Кевин! – Белль сделала другу страшные глаза. А тот весело подмигнул ей и быстро стрельнул глазами в сторону Фредерика, который, к счастью, не смотрел в их сторону, а сосредоточенно следил за пузырьками игристого в своём бокале. Он выглядел рассеянным и немного уставшим, и сердце Белль вдруг защемило от такой нежности к нему, что она, скрывая своё смущение, вновь поскорее опустила взгляд в сумку. И увидела небольшую светло-сиреневую бархатную коробочку.
– Там ничего такого, – выразительно подчеркнув последнее слово, весело заверил её Кевин. – Можешь смело доставать.
Белль подняла бровь: мол, смотри мне, и вытащила коробочку. В ней были серёжки в форме цветков фиалки: серебро, покрытое эмалью.
– Какая прелесть! – восхитилась она. – Спасибо, Кевин!

Ужин продолжился. После тостов за именинницу все попросили Фредерика рассказать о его поездке в Париж и о том, как прошёл экзамен. Тот отвечал немногословно: в Париже он почти никуда не ходил, экзамен сдал и завтра вечером у него начнётся двухнедельный курс, поэтому утром он уедет на первом пароме. После чего Фредерик спросил у Кевина, как идут дела с подготовкой к выставке, переключив внимание присутствующих. Кевин рассказал и про работу в «Лондонской галерее искусств», и про подготовку к выставке Уильяма Тёрнера[60 - Британский живописец-пейзажист (23 апреля 1775 – 19 декабря 1851)], и щедро попотчевал слушателей свежими новостями и сплетнями из мира богемы.
– А ещё через год в нашей галерее пройдёт международная выставка академической скульптуры для художников младше двадцати лет, – добавил Кевин. – И если бы Камилла согласилась бы попозировать для меня…
– Нет, – резко оборвала его Камилла.
– Почему, деточка? – с удивлением спросила миссис Марч. – Кеви очень талантливый. Ты видела его работы?
– Да потому что… – раздражённо начала Камилла, скрестив руки на груди. – Что ты ко мне пристал? – повернулась она к Кевину. – Вон Белль попроси!
– Мои черты слишком скучны для него, – ответила Белль со смешком. – Ему подавай выразительный профиль, фактурное лицо, характер.
– Да вы оба издеваетесь! – вспыхнула Камилла и сделала большой глоток вина, по ошибке взяв бокал Вики. – Ой, прости, – сказала она, взглянув на Вики.
– Всё в порядке, – с улыбкой ответила та. – Налить тебе? Вызовите такси или у нас останетесь ночевать, – предложила она.
– Наливай, – согласилась Камилла.
И пока Генри наливал Камилле её любимое гранатовое вино, мистер Купер отошёл поговорить с шерифом – узнать, можно ли Белль остаться дома хотя бы до утра.
– Мне очень жаль, Белль, – сказал мэр, вновь занимая своё место, – но шериф настаивает на том, чтобы ты вернулась в замок.
– Да, – кивнула Белль, ковырнув вилкой салат, – мы договорились с… – Белль чуть не сказала «с лордом Спенсером», но вовремя остановилась, – с ним, что я вернусь сегодня.
– Но я не понимаю, зачем? – мистер Купер нахмурился. – Если вампиров нет на острове, значит, опасности нет. Какая необходимость возвращаться в замок?
– Вампиры? – переспросил Фредерик, отложив вилку.
– Да, – ответил мистер Купер, с недоумением взглянув на него. – Вампиры были в Торнфилде, но сейчас они уже покинули остров.
Фредерик посмотрел на мэра, потом перевёл взгляд на Белль, затем на Камиллу, Генри и Вики.
– Почему вы мне не сказали? – с упрёком спросил он, глядя на Генри и Вики.
– У тебя был экзамен, – виновато начала Вики, – и мы не хотели… сбивать тебя с настроя.
– К тому же ты всё равно не смог бы помочь Белль, – сказал Генри и тут же смутился, встретившись с возмущённым взглядом жены.
– Что? – Фредерик переменился в лице: кровь отлила от его лица, а глаза будто стали ещё зеленее. Он перевёл взгляд на Белль, словно всё это время она была в смертельной опасности, а он узнал об этом только что. Тревога, охватившая его, отозвалась и Белль. Она поспешила его успокоить, мягко улыбнувшись:
– Со мной всё в порядке. Варгисы вовремя спугнули вампиров. Но… – Белль не хотела скрывать от Фредерика, что произошло, и продолжила: – они успели выпить моей крови, и теперь я подвержена зову, – ответила она. – Поэтому меня увезли в замок.
Фредерик смотрел на неё во все глаза, будто боялся, что она вот-вот исчезнет. Потом он перевёл взгляд на Генри и Вики, затем на Камиллу. Он злился на них, что они ничего не сказали ему, и сердился на себя, ведь его не было в городе. Белль нечасто так ярко ощущала его эмоции, но так давно жаждала их, поэтому его злость и негодование, смешанные со страхом за неё, ударили ей в голову покрепче любого алкоголя. Однако приятное опьянение длилось недолго: Фредерик быстро взял себя в руки, и Белль окатило ледяной водой раздражения Камиллы, её злости, горькой обиды, от которой у Белль к горлу подобрался жгучий комок слёз. Аннабелль прикрыла глаза, сосредоточившись на собственных ощущениях: корсет, чуть сжимающий рёбра, тонкий атлас лифа и нежный газ рукавов, расшитый бабочками и цветами, прохладное облако шёлковых юбок. «Вот мои чувства и ощущения, – твёрдо сказала Белль себе. – Со мной всё в порядке».
– Теперь всё это уже позади, – раздался голос мисс Уэлш, и Белль открыла глаза. – В замке позаботятся об Аннабелль. Больше ей никто не сможет навредить.
Вики, Генри, мистер Купер, миссис Марч, Кевин и сама Белль уставились на миссис Уэлш с недоумением.
– Мисс Уэлш, – вежливо начала Вики, сдерживая раздражение, – неужели вы считаете, что Белль действительно будет лучше в замке?
– Да, я убеждена в этом, – ответила мисс Уэлш.
Вики нахмурилась и повернулась к Белль:
– И как долго тебе придётся оставаться в замке? – в голосе Вики сквозила тревога.
– Да, мне тоже интересно, – поддержал Кевин. – Мы же увидимся на Новый год?
– Я думаю, да, – ответила Белль. – Речь шла о паре недель.

Через некоторое время Генри выключил свет, а Вики внесла белоснежный именинный торт, украшенный бледно- и тёмно-сиреневыми фиалками из нежнейшего крема. Девятнадцать золотых тонких витых свечей горели на торте, освещая гостиную и лица гостей тёплым светом.
Пока все пели «С днём рождения, дорогая Аннабелль», в голове Белль проносились воспоминания о предыдущих днях рождения. На её одиннадцатый день рождения дедушка подарил ей белого плюшевого дракона и переиздание сборника «Предания Элфина», выпущенное тиражом в пять экземпляров. Оригинал первого издания 1859 года бережно хранился под стеклом в дедушкиной библиотеке в Линденшире. В последние годы Белль часто недоумевала, почему до сих пор никто не озадачился переиздать этот сборник коммерческим тиражом? Там были её любимые сказания про Эйсузу и Ринхольда, волосы Эринель, сотворение Лэителя, про святого Элреда и Грегора Ришту… Можно было бы добавить туда ещё истории про Адама Спенсера и Александра Дэвиса. Такой сборник пользовался бы спросом у туристов. Надо будет поговорить об издании с мистером Купером и мистером Джонсоном.
Слова Вики вывели Белль из задумчивости:
– Задувай свечи, Белль, – улыбнулась сестра.
Аннабелль зажмурилась, и мысленно попросила: «Пусть на Элфин вернётся магия. И пусть у моей семьи всё будет хорошо». С этими мыслями Белль задула свечи.
Вскоре после торта мистер Купер, мисс Уэлш и миссис Марч попрощались и уехали домой. Вики отправила детей играть в железную дорогу в их комнату, а затем зажгла в гостиной свечи и выключила свет. Все уселись на ковре и подушках перед камином с бокалами вина. Аннабелль сидела между Вики и Кевином и глядела на огонь, иногда чувствуя быстрый взгляд Фредерика, сидевшего левее Кевина рядом с Камиллой.
– Может, сыграем во что-нибудь? – спросил Генри, садясь рядом с женой и ставя перед всеми тарелку с фруктами.
– Только не в «Монополию», – ответила Камилла, взяв себе ломтик яблока. – Вы с Фредом опять всех обыграете.
– Можно в «Зельеварение[61 - «Зельеварение: практикум» – настольная игра, в которой игроки могут примерить на себе роль учеников школы магии, выполняющих практическую работу по получению эликсиров, выведению магических существ и зачарованию амулетов. Чем больше полезных рецептов вы выполните, тем больше очков получите в конце игры – и тем больше ваш шанс на победу. (Игра была создана Сергеем Мачиным в 2005 г.)]», – предложила Вики. – Будем составлять зелья, делать амулеты и делиться друг с другом. Белль, у тебя сегодня день рождения. Ты как?
– Мне кажется, это отличная идея, – улыбнулась Белль.
– Я тоже так считаю, – поддержал Генри. – Кто «за»?
Все согласились, и Генри принёс коробку с игрой. Он напомнил правила игры, раздал всем карты и разложил карты с рецептами в шкаф элементов. Потихоньку все игроки втянулись и увлеклись.
– Кому нужен «Исидус Мортум»? – спросила Вики.
– Мне! – отозвался Фредерик. – И у кого-нибудь есть «Эликсир полёта»?
– Мне тоже нужен «Эликсир полёта», – ответил Генри. – Тогда я смогу сделать «Талисман телепортации». Камилла, Фредерик, давайте сюда свои бокалы. Кевин. – И Генри налил им вина, затем обновил игристое жене, а Белль и себе – вино.
– Кевин, – сказала Камилла, – если тебе не жалко, скинь в шкаф цветок папоротника.
– Для тебя, Камилла, всё, что угодно, – улыбнувшись, с готовностью отозвался Кевин и, отсалютовав ей бокалом, сделал глоток. – О, и кстати, у меня есть «Эликсир полёта». Правда только один. И для него мне нужна мандрагора.
– Так, никто не берите мандрагору из шкафа! – велел Генри.
Белль наблюдала за игрой и не могла сдержать улыбки. Все были так увлечены общим делом, помогали друг другу собирать зелья, сложные эликсиры и талисманы, делились ингредиентами – это единение было так приятно ощущать!
– Белль, – обратился к ней Генри, – у тебя вроде бы был «Порошок истины»? – спросил он.
– Да, держи, – она протянула ему собранный рецепт.
– Отлично, у меня «Огненная саламандра», – довольно произнёс он. – Фредерик, подвинь мою фишку на восемь, а Белль – на четыре. Так, кому нужен был «Раствор оберег»? У меня появился рецепт.
Когда партия была сыграна (победил Генри, хотя для всех суть игры была не в выигрыше), все вернулись за стол.
– За Генри, – подняв бокал, сказал Кевин. – Он не только делает отличное вино, но и лучше всех варит зелья.
Все засмеялись и со звоном сдвинули бокалы. Белль смотрела на родные лица, слушала оживлённый разговор, и ей было очень уютно сидеть здесь, но к сердцу тихонько подбиралась тоска. Ведь скоро ей придётся уехать, и она снова будет одна. И даже сейчас, когда все расслабились, разомлели от выпитого, она не чувствовала опьянения, хоть выпила столько же, сколько и другие. Зато она ощущала эмоции всех присутствующих, точно смешавшиеся в единое расслабленно-весёлое целое, но эти ощущения лишь сильнее заставляли Белль чувствовать свою инаковость и своё одиночество.
– Мне больше не наливать, – со смехом сказал Кевин, отодвигая свой бокал. – Иначе я снова полезу к Белль целоваться.
– Кевин! – вспыхнула Аннабелль, мигом очнувшись от размышлений.
– Знаете, никакие наркотики не сравнятся с поцелуями фейри, – невозмутимо продолжил Кевин. – Хотя… вы ж не знаете, – он усмехнулся и взял шпажку с оливой.
Белль незаметно пнула его босоножкой под столом.
– Я знаю, – неожиданно произнесла Камилла.
Белль опустила глаза, надеясь, что никто не станет развивать эту тему. Вики хотела что-то сказать, но Кевин не дал ей.
– Нет, не знаешь, – ответил он Камилле.
«Друг называется!» – мысленно возмутилась Аннабелль и снова пнула его под столом.
– Она же не целовала тебя в губы, – многозначительно продолжил Кевин, не обратив внимание на сигнал подруги. Все присутствующие заметно напряглись. – И даже когда она кого-то и целовала в губы… – Кевин сделал выразительную паузу, – то она целовала, чтобы или утешить, – начал перечислять Кевин, рассуждая вслух, – или отучить от наркотиков. Это про меня, – пояснил он, приложив ладонь к груди. – Или чтоб от неё отстали, – он отпил вина. – Но мы до сих пор не знаем, что будет, если она поцелует, потому что любит, – улыбнувшись, он взглянул на Белль, и она взмолилась, только бы он не посмотрел после этого на Фредерика. – И, вероятно, уже не узнаем. Влюбишься там в этого варгиса и ничего нам не расскажешь. Как ты говоришь его зовут? Эллиас Холт?
– Кевин, – процедила Белль, начиная сердиться: когда он успел столько выпить?.. – Сейчас я тебя поцелую, чтобы ты не болтал всякую чепуху.
– Не-ет, – протянул Кевин, полупьяно улыбаясь. Язык у него немного заплетался, а движения чуть замедлились и стали вальяжнее. – Ты этого не сделаешь. Потому что, – он вытянул указательный палец, – я нравлюсь тебе таким. Во-вторых, – он отогнул второй палец, – я говорю правду. И в-третьих… – тут он всё-таки взглянул на Фредерика. К счастью, Камилла не видела этого, глядя на пламя свечи. А вот сам Фредерик, кажется, заметил. – Нет, про третью причину, пожалуй, не буду ничего говорить. За тебя, Бэмби, – и он поднял свой бокал, и все со звоном сдвинули свои бокалы.
А потом Белль глянула на часы: увы, отмеренное ей время среди семьи закончилось.
– Мне пора собираться, – сказала она. – Шериф скоро приедет.
Когда она ушла, Вики предложила выпить чаю, и все поддержали эту идею.

Вернувшись в свою комнату, Белль разложила на постели вещи: термобельё, тёплые брюки и свитер. Ей было жаль снимать платье, такое красивое и удобное, но лететь в нём на вертолёте, да и вообще брать его с собой в замок она не собиралась. Аннабелль аккуратно сняла платье и повесила его в шкаф. Провела пальцами по вышитым фиолетово-белым бабочкам с тонкими чёрными прожилками на крыльях, сиреневым фиалкам и, вздохнув, закрыла дверцу.

Тепло попрощавшись и обнявшись с Кевином, Вики и Генри, Белль думала, подойдёт ли к ней Камилла. Та подошла.
– Береги себя, Белль, – сказала она, обняв. Голос Камиллы звучал чуть хрипловато, в нём ощущались расслабленность после выпитого вина и лёгкая усталость.
В воротах появился силуэт шерифа Вольфгена. Он подошёл и забрал у Белль сумку.
– Пора, – сказал шериф, взглянув на замершую в нерешительности Белль.
Ей хотелось на прощание обнять Фредерика, но не хотелось расстраивать Камиллу. Пока Белль думала об этом, Фредерик сам подошёл к ней и обнял, укутывая своим спокойствием и уютным теплом.
Садясь в машину на заднее сидение, Белль улыбалась: она была рада, что обнялась с ним последним. Ей нравилось думать, что, обнимаясь с кем-то в последнюю очередь, вы оба, куда бы вы не шли, уносите эти объятия с собой.

В замок Аннабелль вернулась не в самом хорошем настроении. Ей не хотелось возвращаться, а второй за день полёт на вертолёте утомил её, даже голова разболелась. Поэтому Белль думала лишь о том, чтобы принять ванну и быстрее забраться в постель. Может, тогда головная боль пройдёт?..
Лантерн встретил Белль на входе в замок.
– Мисс Тэйлор, – сказал он, распахивая перед ней двери. – Хозяин просит вас присоединиться к нему за ужином.
– Я очень устала, Лантерн, – со вздохом ответила Белль, входя. – Мне хочется принять ванну и поскорее лечь в постель. Предай, пожалуйста, своему хозяину мои извинения.
– Хорошо, мисс.

Аннабелль наполнила ванну, добавила соли с лавандой, отчего вода окрасилась в нежно-сиреневый цвет, разделась и опустилась в горячую душистую воду. Ей сразу стало легче. Белль улыбнулась и, зажмурившись, сползла по стенке ванны, погружаясь под воду с головой.
Белль наслаждалась водой, будто бы растворяясь в ней и собираясь заново – обновлённой и сияющей силой. Аннабелль подумала о сиренах и вспомнила их волшебные голоса, разливающиеся под водой словно лунный свет по долинам и горам. Она скучала по ним. Нужно было сходить к ним перед отъездом в замок, угостить кровью, поговорить…
Вдруг за сомкнутыми веками потемнело: кажется, в ванной комнате выключили свет. Белль вынырнула в кромешную темноту, в которой она не могла различить совершенно ничего даже с её острым зрением фейри. И в этой густой и вязкой тьме она ощутила чужое присутствие. Но Белль не успела это обдумать, потому что прямо у неё над головой прогремел голос лорда Спенсера, полный ярости:
– Как ты смеешь отказывать мне!!
Аннабелль вся сжалась от неожиданности и его агрессивного тона, но быстро взяла себя в руки.
– Вы не можете заходить сюда без моего разрешения! – возмутилась она. – Немедленно выйдете!!
– Это мой замок, я могу ходить, где хочу!
– Отлично, теперь в вашем замке я нигде не буду чувствовать себя в безопасности! – Белль прилагала большие усилия, чтобы голос её не дрожал, а звучал решительно и уверенно. – Немедленно выйдете!
– Ты здесь в безопасности! – пророкотал герцог. – Несмотря на то, что нарушаешь наш договор!
– Я устала и хочу отдохнуть! – вспыхнула Белль. Упрёк в нарушении договора её рассердил: она считала ежедневные ужины с хозяином замка проявлением его гостеприимства, а не обязательным условием. – Вы не можете врываться ко мне в любой момент и чего-то требовать!
– ЧЕГО-ТО?!
Аннабелль ощутила, как ванна закачалась, накренилась, и вода стала выплёскиваться на пол. Белль стало дурно от одной мысли, что может сделать с ней существо, способное выдернуть ванну из пола.
– Немедленно… выйдете!.. – повторила она, дрожа от страха и негодования.
Лорд Спенсер словно не слышал её. Его искажённый от ярости голос раздавался почти у самого уха Белль:
– У ТЕБЯ ВСЕГО ЛИШЬ ОДНО ОБЯЗАТЕЛЬСТВО: ЕЖЕДНЕВНЫЕ УЖИНЫ СО МНОЙ!! – раздался металлический скрежет и снова плеск воды. Ванна накренилась, вода стремительно убывала. Белль сковало ужасом, она едва дышала, до боли вцепившись руками в бортики ванной, точно это могло её спасти.
– Уходите… – прошептала она, собрав всё своё мужество. – Пожалуйста… Ради святого Элреда, молю вас, уйдите… Я приду в столовую через пятнадцать минут…
Ванна с грохотом и шумом воды встала на место и, когда плеск чуть затих, лорд Спенсер произнёс своим привычным тоном, точно ничего не произошло:
– И к чему было вынуждать меня приходить сюда? Надень платье, которое лежит на твоей постели.

Когда тьма отступила, Белль, дрожа от холода и пережитого страха, увидела на ворсе ковра примятости от огромных лап: следы тянулись через всю комнату к выходу; а на акриловых бортиках ванны остались глубокие царапины. Кафель в ванной был залит водой, молочный коврик потемнел и набряк от влаги. Белль завернулась в полотенце и вышла из ванной на цыпочках. Обречённо посмотрела на лежащее на постели алое платье с корсетом и пышной юбкой, расшитой розами. В дверь постучали: это была Фезер. Она помогла Белль надеть платье и затянула шнуровку корсета, высушила и собрала волосы в причёску. «Вы прелестно выглядите, мисс», – шепнула Фезер, но Белль даже не взглянула на себя в зеркало: ей было всё равно как она выглядит, хотя открытые плечи и глубокое декольте нервировали.

В столовой было темнее обычного: никаких факелов, лишь канделябр в пять свечей на дамасской скатерти возле огромного трёхъярусного торта и прозрачного заварочного чайника, из которого тонкой струйкой шёл пар, распространяя аромат мяты и душицы.
– Я рад, что ты нашла время для меня, Аннабелль Грейс, – произнёс лорд Спенсер, пока Лантерн отодвигал для Белль стул и помогал сесть.
– Вы не оставили мне выбора, – сев, холодно ответила она.
Лантерн тенью скользнул за спиной Белль, налил чаю и отрезал кусочек торта.
– Благодарю, – чуть слышно шепнула она.
Взяв серебряную вилку, Белль отломила от торта. Аппетита не было совсем, но она заставила себя проглотить кусочек. Вкус она едва почувствовала. Зато чай пришёлся кстати. Отложив вилку, Белль сделала два глотка.
– Как ты провела время в Торнфилде? – как ни в чём не бывало начал светскую беседу герцог.
– Благодарю, неплохо, – ответила Белль и сделала ещё глоток.
– Как тебе торт?
– Очень вкусный, спасибо.
Повисла пауза.
– Если бы ты сразу пришла сюда, нам бы не пришлось ссориться, – вскоре нарушил тишину хозяин замка.
Белль отставила кружку и, призвав на помощь всё своё холоднокровие, произнесла:
– Ссориться? Вы так это называете? – она взяла серебряный нож и взглянула во тьму. – Вы не джентльмен, лорд Спенсер. И я лучше умру, чем пробуду здесь, с вами, хотя бы ещё пять минут.
Бросив нож на стол, Белль встала и пошла к выходу. Подойдя к дверям, она остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
– Вампиров нет на острове. Я уеду завтра.
Лишь за её спиной захлопнулись тяжёлые двери, она услышала нечеловечески яростный рык и как с грохотом и звоном что-то опрокинулось на пол.
И тогда на секунду Белль стало стыдно: она рассердила хозяина замка, он вышел из себя и устроил беспорядок, а убирать потом слугам. «Надеюсь, он им хорошо платит», – подумала Белль и зашагала прочь, страшась услышать позади себя шаги. Но через некоторое время, когда она ушла уже достаточно далеко, услышала совсем иное. Голос мистера Холта.

Глава 13. Тайна проклятия
– Что случилось?
Острый слух Белль распознал в далёком голосе начальника службы безопасности беспокойство.
– Ты сам слышал, – ответил лорд Спенсер.
– Я лишь слышал, что Аннабелль собирается уехать.
– Она не уедет, – с мрачной уверенностью произнёс хозяин замка.
«Ещё как уеду», – раздражённо подумала Белль.
– Кажется, она была настроена решительно, – возразил мистер Холт.
«Очень решительно», – мысленно подтвердила Белль.
– Она не уедет! – упрямо повторил лорд Спенсер. – Я не отпущу её!
Белль послышалось, или в его голосе прозвучало отчаяние?
– Почему она решила уехать, Адам?
– Это неважно. Она всё равно останется.
– Лантерн, ты знаешь? – спросил мистер Холт.
– Хозяин вошёл к мисс в ванную без разрешения, – с готовностью ответил тот.
Повисла короткая пауза и когда Аннабелль уже приготовилась услышать от мистера Холта наподобие: «И что в этом такого?», он строго спросил:
– Мисс Тэйлор была одета?
– Да какая разница! – вспылил лорд Спенсер. – Она меня разозлила! Я сказал ей прийти на ужин, а она не пришла!!
– Ты совсем одичал тут в одиночестве, – повысив голос, сказал мистер Холт. – Так нельзя! Теперь она не будет чувствовать себя здесь в безопасности!
– Я её и пальцем не тронул, – уже холодно произнёс лорд Спенсер.
– Вы всего лишь вырвали из пола ванну, в которой мисс находилась, – услужливо подсказал Лантерн.
– Что ты сделал?! – голос Эллиаса задрожал от гнева. – Ты должен извиниться перед Аннабелль! – решительно произнёс мистер Холт.
– Извиниться? Не думаю, – голос лорда Спенсера утратил угрожающие нотки и теперь звучал насмешливо и пренебрежительно.
– В таком случае, – голос мистера Холта прозвучал спокойно и твёрдо, – я поддержу Аннабелль в её желании уехать.
– Что за нелепость! – фыркнул хозяин замка.
– …Возьму Нила и Дэвида для её охраны, – невозмутимо продолжил мистер Холт.
– Если хочешь её смерти, – произнёс герцог ледяным тоном, – то давай. Вампиры тут же выследят её – не пройдёт и трёх дней.
«Вампиры же уехали с острова! – в недоумении подумала Белль. – Даже шериф это подтвердил».
– Думаю, мы сможем спрятать её. Или ты извинишься перед ней, или ей будет безопаснее подальше от тебя, – твёрдо повторил Эллиас Холт. – Иначе получается, что она сменила одного монстра на другого.
Раздался низкий протяжный рык и оглушительный грохот: по ощущениям рухнула стена. А затем в наступившей тишине послышался холодный и пугающе спокойный голос лорда Спенсера:
– А я думал, ты правда любишь Дреа.
– Она бы меня поняла, – ответил Эллиас Холт с грустью, но по-прежнему твёрдо.
«Вот о ком он говорил у озера! – подумала Белль. – Что же с ней случилось? Она умерла или под проклятием?..»
– Аннабелль Грейс – наш единственный шанс, – сухо произнёс лорд Спенсер. – И ты это знаешь.
– Знаю. Но если ты не возьмёшь себя в руки, Аннабелль уедет. Она наша сестра и последняя фейри. Я не стану ждать, когда ты навредишь ей.
Аннабелль ожидала очередной вспышки ярости от хозяина замка, но её не последовало и на несколько минут наступила тишина. Когда Белль уже снова пошла в сторону своей комнаты, она услышала голос лорда Спенсера. В нём не было больше ярости, злости или насмешливости, лишь печаль:
– Ты прав, Эл. Я не послушал тебя, когда ты предупреждал о ведьмах. Не послушал, когда ты просил меня не проводить Хёльде. Послушаю хоть теперь. Я извинюсь перед ней. Я, кажется, правда её напугал. Лучше сейчас или завтра?
– Сейчас, если она ещё не спит, – ответил мистер Холт. – Только не забудь постучаться. И жди за дверью, пока она не разрешит тебе войти. А если не разрешит…
Лорд Спенсер рассмеялся.
– Не переживай, друг. Я не настолько безнадёжен.

Белль быстро зашагала к своей комнате: получится глупо, если она придёт туда позже хозяина замка. Теперь идея с отъездом из замка ей казалась не такой удачной, как десять минут назад. Страх и злость после недавно пережитого отступили, и Белль подумала, как было бы здорово расколдовать возлюбленную Эллиаса Холта и помочь маме Сильви и Колдера, Аннабелль хотелось, чтобы все варгисы спустя столько лет наконец воссоединились со своими любимыми…
К тому же, раз уж и лорд Спенсер, и мистер Холт верят, что Белль способна снять проклятие, возможно, шанс и впрямь есть. Да и чего греха таить, Аннабелль хотелось войти в легенды и узнать, вернутся ли на Элфин все ушедшие в Лэитель после того, как альфа-варгис будет освобождён от чар.
Теперь осталось только узнать, в чём заключается это проклятие и как его снять. Интересно, сам герцог знает? И ответит ли, если спросить напрямую?

К счастью, в апартаментах Белль уже успели навести порядок и даже заменили ванну: вид беспорядка угнетал бы, напоминая о произошедшем. Усевшись на диванчик в гостиной, Аннабелль накинула на открытые плечи подаренную миссис Марч шаль и открыла «Морфологию волшебной сказки», чтобы занять себя в ожидании визита лорда Спенсера.
Однако не успела она прочитать и страницы, как в дверь постучали. Белль подняла голову от книги.
– Кто там? – спросила она.
– Я, – ответил лорд Спенсер. – Можно войти?
«Лишь бы он не догадался, что я подслушивала», – промелькнуло в голове, и, добавив голосу холода, Белль ответила:
– Если я скажу нет, вы меня всё равно не послушаете. Вы же хозяин тут, – добавила она с издёвкой.
– Я хочу извиниться, – произнёс лорд Спенсер. – Я не хотел тебя напугать.
Белль помолчала, раздумывая, стоит ли ей рискнуть или нет. Потом всё-таки решилась:
– Ответите на мой вопрос в качестве извинения?
– Я постараюсь.
Повисла пауза. Белль встала и спустя несколько секунд ответила:
– Входите.
Дверь медленно открылась, впуская в комнату густую тьму. Белль невольно плотнее закуталась в шаль.
– Я не обижу тебя, Аннабелль Грейс, – негромко произнёс лорд Спенсер низким глубоким голосом, пробежавшим по спине Белль лёгким ознобом. – Я сожалею, что напугал тебя, но клянусь Богом, я бы тебя не тронул. И не трону.
Мысли Белль путались от одного звука его голоса, пенным прибоем рассыпающегося по её телу. Но кое-что в его словах удивило её, и она спросила:
– Почему вы поклялись Богом… а не Лилит?
– Лилит давно отвернулась от меня, – глухо ответил герцог. – Она не простит мне того, что я сделал. У меня есть надежда лишь на милосердие Господне.
В его голосе звучала глубокая печаль. Это завораживало и окутывало меланхолией. Белль изо всех сил старалась не поддаваться магии его голоса.
– Вы убивали фейри… – тихо проговорила она. – Зачем? Разве вам мало было долины Ришты и окрестностей Торнфилда?
– Не только фейри, – тяжело уронил лорд Спенсер.
– Не только? – переспросила Белль.
– По моей вине погибли варгисы, единороги и… – Он осёкся, не договорив.
Белль не стала настаивать.
– А разве единороги не ушли… раньше? – спросила она.
– Ушли, – подтвердил герцог глухо. – Но… Боюсь, я не готов говорить об этом.
– Я понимаю… – ответила Белль, вновь поддаваясь чарам его голоса, такого бархатного, пронизанного печалью, и медленно опустилась на диван в глубокой задумчивости.
– Ты готова задать свой вопрос? – мягко напомнил его светлость.
Белль опомнилась и незаметно под шалью ущипнула себя за руку. Это просто наваждение! Почему его голос так действует на неё? Разве дети Лилит не защищены от чар друг друга?
– Да, – решительно ответила она. – Я хотела сказать… если вам нужна моя помощь, то… я могу помочь.
– Это не вопрос, Аннабелль Грейс, – ласково поправил её лорд Спенсер.
Белль почувствовала, как по спине у неё вновь пробежала волна мурашек от его тона (зачем он говорит с ней так?..), и снова ущипнула себя.
– Вы знаете, как снять проклятие? – немного придя в себя, спросила она.
Лорд Спенсер помолчал, обдумывая ответ.
– Примерно представляю, – наконец произнёс он.
– Вы можете мне рассказать?
– Лишь о пророчестве, – ответил лорд Спенсер. – Проклятие снимет последняя фейри.
Белль замерла.
– Это не всё, – продолжил герцог. – Её имя – Аннабелль.
Она удивлённо выдохнула.
– Это имя прозвучало в самом пророчестве?..
– Да.
– А о чём ещё там говорилось?
– Это всё.
Белль задумалась.
– Этого мало… – расстроенно проговорила она.
– Увы.
Они помолчали. Потом Белль решила рискнуть и задать давно волнующий её вопрос.
– Может быть… – начала она, подбирая слова, – разгадка проклятия кроется в словах самого проклятия? Что сказала Айрин Бёрд, когда… – смешавшись, Белль смолкла.
– Я бы с радостью рассказал тебе, – ответил лорд Спенсер. – Но не могу. Это тоже часть проклятия.
– Умно, – вырвалось у Белль.
Герцог усмехнулся:
– Да. В уме и изобретательности ей не откажешь.
Аннабелль помолчала. Десятки вопросов, мучавших её с детства, пришли ей на ум, и она начала с самого главного:
– Мне сложно понять, – осторожно произнесла она, – почему вы вообще с ней связались? Ведь все знают, что ведьмы служат Х’гивхате.
– Она пообещала помочь мне в одном деле, – приглушённо ответил герцог. – И сдержала обещание.
– Но не слишком ли дорого вам это обошлось? – вырвалось у Белль.
Лорд Спенсер усмехнулся, в усмешке прозвучала горечь.
– Всё могло быть иначе, если бы я притворился, что люблю её, – произнёс он глухо. – Отвергнутые женщины могут быть мстительны и жестоки.
– Особенно, если они ведьмы, – согласилась Аннабелль. – В Торнфилде говорят, – вновь заходя на опасную территорию, осторожно начала она, – что Верховная прокляла вас после… – Белль невольно сглотнула от волнения, – смерти вашего общего ребёнка.
Повисла тяжёлая тишина. Пауза продлилась достаточно долго, и Белль успела пожалеть, что напрасно коснулась болезненной темы. Когда лорд Спенсер заговорил, в его голосе прозвучали горечь и злость:
– Она принесла в жертву нашего новорождённого ребёнка.
Внутри Белль всё сжалось в ледяной ком, к горлу подобрались непрошеные слёзы.
– Не может быть… – проговорила она, чувствуя, как слёзы в горле ощетинились тысячей игл. – Какая мать пойдёт на такое!..
– Ведьмы не способны на материнские чувства, – ответил лорд Спенсер. – Чтобы наложить проклятие, ей было нужно больше магии.
– Мне жаль, что так вышло… – проговорила Белль.
– Мне тоже, – герцог помолчал. – Я привязался к Уолтеру за те несколько недель, что нам было отмерено провести вместе. Он был такой… – его голос прервался.
У Белль защемило сердце, и жгучая влага пролилась на щёки. Как всё могло сложиться, останься Уолтер в живых?..
Повисло длительное молчание. Белль невольно думала, чувствует ли её собеседник вину за смерть сына?.. И кем бы вырос сын альфы варгисов и Верховной ведьмы? Какой была бы его магия?..
Наконец лорд Спенсер нарушил тишину:
– Любовь причиняет слишком много боли, – он помолчал. – В обмен на иллюзию единения ты получаешь риск быть преданным в любой миг. Игра не стоит свеч.
Белль удивили его слова.
– Что же тогда наполняет вашу жизнь смыслом, если не любовь? – спросила она. – Неужели вы не любили никого из своей стаи?.. Ради чего тогда всё?
– Любовь слишком эфемерна, чтобы подчинять ей свою жизнь, – возразил герцог. – Сегодня тебя любят, а завтра нет – и ты остаёшься ни с чем.
– И вы предпочитаете не любить совсем?
– Я предпочитаю быть уверенным в привязанности тех, кто находится рядом со мной.
– Но разве не любовь даёт эту уверенность?.. – спросила Белль в недоумении.
– Ты влюблялась когда-нибудь? – спросил герцог, и его тон звучал до раздражения снисходительно. – Ты можешь обезопасить себя от разбитого сердца, потому что ты фейри. В этом твоё преимущество перед людьми.
– А ваше – в том, что вы альфа варгисов? – поняла его логику Белль. – Но я не хочу никого заставлять меня любить, – нахмурилась она. – Это… – она смолкла на миг, подбирая подходящее слово, – унизительно.
– В том, чтобы быть лучше других, нет ничего унизительного, – возразил герцог.
– Не думаю, что заставлять себя любить – это быть лучше других, – не согласилась Белль.
– Мы априори лучше людей, – ответил лорд Спенсер с улыбкой в голосе. – Лилит сотворила нас более совершенными, наделив магией. Тебе всего лишь нужно признать это и научиться управлять тем, что дано от рождения.
– Простите, ваша светлость, – возразила Аннабелль, нахмурившись, – неужели вы хотите сказать, что Лилит дала нам магию, чтобы мы сделали из людей рабов?
– Пожалуй, я увлёкся, позабыв, что ты ещё слишком юна, чтобы перестать делить всё на чёрное и белое, – с усмешкой заметил герцог.
– Ещё скажите, что вы забыли, что я особа женского пола, в голове которой не умещаются мысли сложнее выбора платья или организации званого ужина, – холодно произнесла Белль.
Лорд Спенсер засмеялся. Аннабелль посмотрела на густую тьму посреди гостиной, и ей пришло в голову, что это выглядит жутковато.
– Я не из тех, кто недооценивает женщин, – ответил герцог.
– Ещё бы, – кивнула Белль. – Спасибо Айрин Бёрд за это – хоть какая-то от неё польза.
Лорд Спенсер вновь рассмеялся – в этот раз куда искренней, и это польстило Белль.
– Что ж, – произнесла она, – если вы не будете врываться ко мне в ванную, когда захотите, то у нас есть шанс плодотворно посотрудничать и снять проклятие, – придав голосу деловитый тон, закончила Белль.
– Для этого тебе всего лишь нужно не пропускать ужины, Аннабелль Грейс, – ответил герцог. Его голос звучал расслабленно, почти легкомысленно, и это разозлило Белль.
– В таком случае прошу огласить весь список моих обязанностей, – встав с дивана, ледяным тоном сказала она. – Хочу узнать их сейчас, а не потом, когда случайно нарушу одну из них.
– Только ужины, – мягко ответил лорд Спенсер.

Когда герцог ушёл, Белль плотно закрыла дверь, подперев для верности стулом, а потом сняла алое платье, сдавливающее корсетом. Надев ночную рубашку, Белль выключила свет и забралась под одеяло, окружив себя им как коконом. Она снова и снова мысленно возвращалась к разговору с герцогом, размышляя над его словами о магии и о том, что дети Лилит совершеннее людей. Может быть, так оно и есть, но разве не чем больше сила, тем выше и ответственность?..

Глава 14. Снежинка
Ночь Аннабелль спала плохо: она то выныривала из тягучей беспокойной дрёмы, то снова проваливалась в сон как Алиса в кроличью нору. Наутро Белль чувствовала себя немного разбитой, однако, когда Лантерн принёс завтрак, оживилась и с аппетитом съела несколько блинчиков, политых клубнично-шоколадным сиропом, и выпила кружку капучино.
От кофе внутри разлилось мягкое тепло, а в голове прояснилось. Вчера Аннабелль слишком легко согласилась остаться в замке, увлёкшись идеей снять проклятие. Но сколько ей придётся здесь прожить? Конечно, она фейри и её ждёт долгая жизнь, но всё-таки не хотелось бы застрять в замке на неопределённое время. Может, она никогда не сможет снять проклятие – это ведь не значит, что она должна умереть в бесконечных попытках?
Белль допила кофе, решив вечером спросить у лорда Спенсера, сколько ей нужно будет пробыть в замке и можно ли будет иногда покидать его, чтобы встретиться с семьёй, покататься на лыжах или подзаработать. У Аннабелль были ученики, которые оставляли королевские чаевые, поэтому, даже меньше работая, она сможет накопить за зиму достаточно и спокойно уехать учиться через… Ну а это она вечером уточнит у хозяина замка.
– Мисс Тэйлор, – произнёс Лантерн, забирая у Белль поднос, – может быть, вы желаете прогуляться?
Идея Белль понравилась.
– Желаю, – улыбнувшись, ответила она.
– Тогда Фезер принесёт вам одежду для прогулки, – ответил Лантерн. – На улице идёт небольшой дождик.
– Спасибо, Лантерн.

Вскоре пришла Фезер. Она принесла чёрные сапоги до колена, брюки, жакет и длинный плащ с капюшоном. Всё это оказалось Аннабелль в самый раз.
– Почему вся одежда мне впору, точно сшили для меня? – поинтересовалась она и посмотрела на Фезер в зеркало, одевая фиолетовый жакет, расшитый тонкими стебельками лаванды.
– Потому что её сшили для вас, мисс, – улыбнулась горничная, поправляя воротник и помогая застегнуть маленькие пуговки.
– Что, за два дня? – не поверила Белль.
– Мы давно ждали вас, мисс, – улыбнулась Фезер.
– Давно? – нахмурилась Белль. – Полгода? Год?
– Не могу знать, мисс, простите, – ответила горничная, потупив взгляд.
– Но ты же могла заметить, когда начали шить одежду, – в задумчивости проговорила Белль. – Впрочем, неважно: я поговорю об этом с лордом Спенсером. Проводи меня, пожалуйста, до выхода из замка, Фезер, – попросила она.
– С удовольствием, мисс.

На улице моросило, и над горами стояла плотная завеса тумана. Небо, серое и низкое, угрюмо висело над самой головой, ветра не было, и только вдалеке на северо-западе рокотал гром. Фезер вывела Белль во внутренний двор замка.
Аннабелль накинула на голову широкий капюшон плаща и задумалась, решая, куда пойти. Оглядевшись, она увидела у засохшего дуба Спенсеров прекраснейшую снежно-белую лошадь с длинными гривой и хвостом. Белль залюбовалась грацией прелестной кобылы и восхищённо воскликнула:
– Ну что за красавица!
Кобыла была осёдлана и взнуздана. Она беспокойно переступала длинными ногами, точно соскучившись стоять на месте.
Повернувшись к Фезер, Белль с глазами, блестящими от восторга, спросила:
– Можно ли мне её погладить?
– Конечно, мисс, – улыбнулась та.
И Белль, подобрав полы длинного плаща, поспешила к лошади.
Это было гордое животное чудесной изабелловой масти в редкой жемчужно-белой окраске, со стройными сильными ногами, длинной изящной шеей и невероятной грацией в движениях.
Аннабелль замедлила шаг, подходя к кобыле. Потом не спеша подняла руку и осторожно коснулась ладонью тёплой морды.
– Умница ты моя, – проговорила Белль, улыбаясь и ласково поглаживая лошадь по мягкой шерсти. – Прости, что не принесла вкусностей, моя девочка. Я не знала, что встречу тебя.
– Её зовут Снежинка, – сказал подошедший Лантерн.
– Чудесное имя! – произнесла Белль, нежно почёсывая кобылу за ухом. – Лантерн, – обернулась она, – у вас случайно не найдётся в кармане морковки или кусочка сахара? – не особенно надеясь на утвердительный ответ, спросила она.
Тот полез в карман и, к удивлению, Белль вытащил из него завёрнутые в бумагу кубики рафинада:
– Держите, мисс.
– Благодарю! – обрадовалась она и протянула кобыле на открытой ладони кусочек сахара.
Та понюхала, фыркнула, и вскоре её тёплая морда, щекоча кожу горячим дыханием, коснулась ладони Белль и забрала угощение.
– Какая ты умница, Снежинка! – с нежностью проговорила Аннабелль, запуская пальцы в длинную белоснежную гриву кобылы.
Та ласково ткнулась Белль в плечо.
– Вы ей нравитесь, мисс Тэйлор, – заметил Лантерн и добавил: – Если хотите, – добавил он, – можете на ней прокатиться.
– Конечно, хочу!
Через считанные секунды Белль оказалась в седле и направила Снежинку шагом по внутреннему двору замка. Та слушалась и была покладиста, поэтому Белль решила, что можно попробовать и рысь.
Для галопа было недостаточно места, к тому же и Белль не хотелось затоптать лужайку вокруг дуба.
– Я проедусь вокруг замка, – сообщила она Лантерну, проезжая мимо него и сворачивая к высоким воротам замка.
– Хорошо! – ответил тот. – Только не отъезжайте от замка дальше, чем на милю, – крикнул слуга ей в спину.
– Да, я помню! – обернувшись, откликнулась Белль.
Снежинка перешла в галоп, с гулким цоканьем пролетая под тяжёлыми каменными сводами главных ворот Волчьего Клыка, и сердце Белль радостно стучало в такт движениям лошади.
Мелкие капли дождя острыми иголочками кололи лицо Белль, но она лишь жмурилась, чтобы они не попали в глаза. Капюшон давно слетел с головы, и каштановые кудри, потяжелевшие от влаги, били по плечам и спине. Аннабелль направила Снежинку прочь от замка, в поле, на простор. Весь унылый осенний пейзаж – побуревший луг, облетевший лес у границы Орлиных скал, низкое серое небо, тусклый свет – как будто наполнился жизнью, и Белль подумала, что её пребывание в замке может быть вполне приятным.
Вскоре дождь перестал, а небо над головой прояснилось, и Аннабелль поняла: пора возвращаться. И она повернула кобылу на север, чтобы проехать вокруг замка, но в стороне от него.
Сделав почти полный круг, Аннабелль остановила лошадь в километре от Волчьего Клыка, возвышающегося мрачным бастионом. Над тёмными высокими стенами повисли густо-серые низкие тучи, а вокруг стеной стоял дождь. Пророкотал гром, и над замком ударила яркая молния. Белль огляделась: здесь же, в стороне от замка, над головой простиралось высокое небо с голубыми просветами между облаков, слева раскинулась берёзовая роща вся в лучах утреннего солнца, а воздух пах влажной чуть нагретой травой.
Вдруг Белль ощутила нехороший холодок, пробежавший по спине. Лошадь застригла ушами, а через несколько секунд издалека послышался далёкий заунывный вой. Сначала это был лишь один голос, но вскоре к нему присоединилось ещё несколько. Аннабелль стало не по себе. Волки? Среди бела дня?
Вой раздавался, кажется, от Орлиных скал. Но затем Белль поняла, что не только: он слышался и из рощи Праотцов, раскинувшейся на юго-востоке от замка. Снежинка сильнее забеспокоилась, когда вой, казалось, немного приблизился, и Белль немедленно направила лошадь к замку.

Когда Белль в замковой конюшне чистила скребницей белоснежную шёрстку кобылы, она не могла перестать думать о волках. Конечно, на территории варгисов должны быть волки. Но вдруг это не просто волки? Вдруг это варгисы, запертые на полтора столетия в волчьей ипостаси? Что, если где-то там, среди них, и Дреа – возлюбленная Эллиаса Холта?.. И мама Сильви и Колдера?
– Смогу ли я помочь им, Снежинка? – спросила Белль у неспешно жующей овёс кобылы.
Та подняла морду и скосила зелёный глаз. Белль чмокнула кобылу в тёплый шерстяной лоб и принялась расчёсывать ей гриву.

Во время ужина, когда Аннабелль с восторгом рассказала о чудесной кобыле, такой умнице и красавице, и о своей приятной прогулке верхом, лорд Спенсер огорошил Белль новостью, что это его подарок ей.
– Нет, ваша светлость, я не могу! – горячо запротестовала Белль. – Я немного разбираюсь в лошадях, и знаю: Снежинка стоит космических денег. Я не приму такой дорогой подарок. Да и потом, зимой я уеду в Нью-Йорк, и с собой забрать её не смогу.
– Ты сильно меня обидишь, если откажешься, – возразил лорд Спенсер. – Это мой подарок тебе на день рождения. И попытка загладить вину за вчерашнее.
– Я уже не сержусь, – ответила Белль. – И вы не обязаны мне ничего дарить.
– Но я хочу, – произнёс лорд Спенсер, понизив голос, отчего по спине у Белль побежали мурашки.
На секунду ей захотелось согласиться со всем, что он только не скажет. Но в её памяти были свежи воспоминания о вчерашнем происшествии, а ещё ей вспомнилась Мышка, и сердце у Белль сжалось.
– Я ведь ненадолго здесь… – проговорила она. – Не хочу, чтобы Снежинка привязалась ко мне.
– Возможно, ты не захочешь уезжать, – произнёс лорд Спенсер с улыбкой в голосе.
– Я очень люблю лошадей, – ответила Белль, – но… – она осеклась, не зная, сказать ли, что собирается скоро переехать в Нью-Йорк.
– Но свободу ты ценишь выше, – негромко закончил за неё герцог. – Понимаю.
Кровь прилила к щекам Белль, когда она вспомнила, что лорд Спенсер – узник замка уже более полутора веков.
– Простите, – произнесла она. – Я уверена, и вы однажды сможете побывать везде, где захотите.
Лорд Спенсер не ответил, и Белль почувствовала неловкость за свой неуместный оптимизм.
Через некоторое время герцог вновь заговорил:
– Лантерн сказал, что ты отлично держишься в седле.
Белль выдохнула, радуясь, что он перевёл тему.
– Я выросла на ферме, и в седле с трёх лет, – ответила она, делая глоток вина. – А когда мне было пять, дедушка подарил мне Мышку. Она была ещё совсем жеребёнком… – Белль улыбнулась, вспоминая. – Тонконогая, серая в яблоках, мы с ней играли в догонялки.
Герцог помолчал, а чуть позже спросил:
– А где она сейчас?
– Она умерла, – вздохнув, ответила Белль и сделала ещё глоток. – Через полгода после того, как я переехала в Торнфилд. – Белль помолчала. Конечно, тогда ей было пятнадцать, и она не знала, что животные становятся зависимы от магии фейри. – Поэтому я не хочу, чтобы Снежинка привязывалась ко мне.
– Не беспокойся о ней, – мягко возразил лорд Спенсер. – У меня работают лучшие специалисты, и они позаботятся о её здоровье, если ты решишь уехать.
Подумав, Белль ответила:
– Хорошо.
Потом она медленно допила вино и, набравшись храбрости, сказала, глядя во тьму:
– Лорд Спенсер, я бы хотела обозначить сроки моего пребывания в замке.
Герцог не ответил. Повисла напряжённая тишина. Белль вновь стало неловко: лорд Спенсер ведь не может покинуть Волчий Клык, а она спрашивает о том, когда сможет уехать. Надо было смягчить формулировку… «Но в конце концов, он же альфа элфинских варгисов, – напомнила себе Белль. – Не может же он быть таким ранимым?»
– И я хотела бы понимать, – негромко и вежливо, но решительно продолжила она, – куда мне можно ходить в замке, а куда нет.
На последний вопрос лорд Спенсер решил ответить сразу:
– Если дверь открыта, значит, заходить туда можно. Что же касается сроков… – он помолчал, а Белль затаила дыхание, ожидая продолжения. – Я не стану задерживать тебя надолго, – произнёс он глухо. – Надеюсь, год в моём замке тебя не слишком затруднит?
Год – это было больше, чем Белль рассчитывала изначально, но куда меньше, чем втайне опасалась.
– Да, я согласна, – ответила Белль и отпила вина, налитого услужливым Лантерном, и спросила: – Можно ли мне будет иногда покидать замок? Я бы хотела иногда встречаться с семьёй. А ещё у меня много броней в этом сезоне, не хотелось бы их потерять.
– Нет, замок ты не должна покидать, – ответил лорд Спенсер.
– Но…
– Через год я оплачу тебе учёбу в Нью-Йорке и обеспечу комфортную жизнь в течение всех лет обучения, – остановил её герцог. – Услуга за услугу.
Белль задумалась.
– А если я не успею за год снять проклятие? – спросила она.
– Деловой подход, – в голосе лорда Спенсера прозвучала улыбка. – Я оплачу тебе Нью-Йорк вне зависимости от того, получится у тебя разрушить проклятие или нет.
– Хорошо, – Белль кивнула.
– Что-нибудь ещё, Аннабелль Грейс? – деликатно спросил герцог.
Белль помедлила. Может, спросить его о ведьмах, об этом Хёльде, о котором он упомянул вчера?.. Но, подумав, она решила не выдавать герцогу, что подслушивала, и позже расспросить мистера Холта.
Тут ей вспомнились осуждающие лица дам с собачками на гобеленах в её неуютно больших апартаментах, и она сказала:
– Я бы хотела сменить комнату.
– Я распоряжусь, чтобы Лантерн приготовил свободные комнаты, – ответил лорд Спенсер. – После завтрака ты сможешь выбрать любую из них.
– Благодарю, – ответила Белль, подумав, что можно было попросить об этом и раньше. – И я буду признательна, если вы предоставите мне доступ в вашу библиотеку. Мне хочется узнать больше об Элфине.
– Лантерн проводит тебя завтра, – сказал лорд Спенсер.

Глава 15. Эллиас Холт

После ужина Аннабелль спустилась на первый этаж. Постучав в дверь кабинета мистера Холта, она услышала приглашение войти.
– Добрый вечер, – произнесла Белль.
– Добрый вечер, мисс Тэйлор, – ответил мистер Холт и отодвинул для гостьи кресло.
Когда оба сели, Белль сказала:
– Я приняла решение остаться в замке на год.
Мистер Холт кивнул. Белль думала, он обрадуется или хотя бы удивится, но ощутила лишь его беспокойство: будто сбылось то, чего он опасался.
– Вы пошли на большую жертву, – проговорил мистер Холт. – Я прошу вас, – после небольшой паузы продолжил он и взглянул на Белль, – если что-то будет тревожить вас, скажите мне.
– Благодарю, – ответила Белль. – Мне нужна информация.
– Буду рад помочь, – кивнул мистер Холт.
– Расскажите мне про ведьм, – попросила Белль. – Я хочу понять, что происходило в замке и на острове перед проклятием. Его светлость не очень охотно говорит об этом… – добавила Белль задумчиво. – И ещё я хотела бы узнать про Хёльде.
– Адам считал, – начал мистер Холт, – что Лилит несправедливо поступила с нами: подарила волчью ипостась, но заставляет постоянно возвращаться в человеческую, чтобы не потерять себя. Когда приехали ведьмы, Адам тут же решил: это его шанс исправить несправедливость.
Белль кивнула. Она вспомнила его слова, что ведьма обещала помочь и сдержала обещание.
– И у него получилось? – уточнила она.
– Не знаю, – качнул головой мистер Холт. – Кажется, да. По крайней мере, он так думал, – он помолчал. – Ведьмы приехали в 1861 году. Они жили в Торнфилде, потом Адам предложил им переехать в Волчий Клык. Мы не знали тогда, что они ведьмы, но Адам, думаю, знал. Он изменился. Ведьмы его изменили, одурманили. Когда я это понял, попытался убедить его, что нужно выгнать ведьм, остановить убийства фейри… Но было уже поздно: Адам считал, что у него всё под контролем, хотя сам был под контролем ведьм. И тогда я решил, что больше ничем не могу ему помочь… – Голос мистера Холта дрогнул, и Белль ощутила, как остриё вины тонкой раскалённой иглой вонзилось в её сердце. – Я сдался, бросил его. В начале октября 1863-го, за месяц до Хёльде, мы с Дреа ушли из замка. Сбежали… – Тихий вздох сорвался с его губ. Он перевёл взгляд на Белль. – В то трудное для него время я показал себя плохим другом, мисс Тэйлор. – Его боль стала ещё сильнее, и у Белль выступили на глазах слёзы.
Она едва дышала: мистер Холт не должен был винить себя за поступки Адама, это просто несправедливо! Она уже сама знала, насколько упрямым бывает герцог Спенсер. Никто не смог бы его переубедить.
– Вы хотели знать, что такое Хёльде?.. – после короткой паузы с горечью произнёс мистер Холт. – Это древний ведьминский ритуал, в основе которого лежит жертвоприношение.
– Кого-то из детей Лилит? – спросила Белль. Лорд Спенсер сам ей признавался, что был причастен к смертям фейри, варгисов и единорогов.
– Да, ведь только у нас есть магия, – ответил мистер Холт. – Но в тот раз это было не простое жертвоприношение. Потому что все дети Лилит почувствовали это. Боль. Ужас. Пустоту. Тьму. И как магия, которой дышало всё на острове, ушла.
Белль едва выносила его чувства, держась из последних сил: ей важно было узнать, что тогда произошло.
– Хёльде провели в ночь Хэллоуина, ровно за год до проклятия, – продолжил мистер Холт, взяв себя в руки: Белль ощутила, как его боль, железным жалом впивавшаяся в её сердце, поутихла. – Для ведьм это очень важная ночь. Они называют её Самайном и устраивают жертвоприношения. – Мистер Холт помолчал. – С той ночи всё изменилось. Весь мир точно окутался траурной вуалью. Было невыносимо тоскливо, и мы с Дреа вернулись в Волчий Клык. Но это не помогло. Я смотрел на знакомые лица, знакомый пейзаж, замок, который знал с детства, но словно видел лишь их отражения в кривых зеркалах. Не радовал даже оборот. А раньше, перекидываясь в волка, я ощущал такую силу и радость, будто весь мир принадлежал мне. Мы с Дреа иногда говорили друг другу, что нужно уезжать с Элфина, но продолжали жить в замке: мы не верили, что где-то может быть лучше. Адам дни напролёт проводил с ведьмами: то запирался с ними в спальне, то в крипте. Думаю, он был по-своему счастлив в те месяцы. Я постоянно ощущал, что должно произойти что-то плохое, но у меня не было ни сил, ни желания попытаться это предотвратить. Порой мне просто хотелось умереть, чтобы всё закончилось. – Его боль вновь прожгла Белль сердце, заставила дыхание сбиться. – Несколько раз я снова пытался поговорить с Адамом, но он лишь смеялся над моими опасениями и не слушал. Весной 1864 года люди стали уезжать с Элфина. Как я завидовал им!.. Мы с Дреа наблюдали с Волчьего перевала за отплывавшими кораблями и представляли, как однажды тоже взойдём на борт. Но Элфин был нашим домом – мы не могли его бросить. А в августе 1864 Адам серьёзно поссорился с Верховной. Она была на поздних сроках беременности, может быть, дело было в этом. Адам к тому времени стал сильно сомневаться, что она беременна, чем приводил её в ярость. Я не знаю всех деталей конфликта, но ведьма в гневе разнесла одну из башен Восточного крыла. Потом они вроде бы помирились, но некоторое напряжение осталось.
Мистер Холт смолк, Белль жадно ждала продолжения. Вскоре он продолжил:
– Ребёнок родился десятого октября. Он был варгисом и очень похож на Адама. Адам был совершенно счастлив. Назвал сына Уолтер и часто приходил к нему в комнату. Они наняли кормилицу, так как у Верховной не было молока. – Мистер Холт помолчал в глубокой задумчивости. – Что произошло дальше, я до сих пор до конца не понимаю. Двадцать пятого октября тела трёх ведьм были найдены у самой воды в Багровой бухте. Горла были перегрызены, внутренности выпотрошены, точно их растерзали дикие животные. Волки, – добавил он тихо. – Тело самой младшей из ковена, Роуз, нашли на холме над бухтой. Оно совсем не пострадало от клыков. А спустя четыре дня Верховная вернулась в замок. Адам потерял дар речи, когда увидел её.
– Думаете, это он перебил ковен? – спросила Белль.
– Не знаю… – помолчав, медленно произнёс Эллиас Холт. – В тот день у него была встреча с одним из его деловых партнёров из Лондона. Но я смутно помню те дни. Постоянные провалы в памяти, несвязные обрывки воспоминаний или видений, я с трудом отличал реальность от сна. После Хёльде… что-то изменилось во мне. Сломалось. Иногда я думаю, что… что это я перебил ведьм, – с усилием выговорил он, и Белль снова почувствовала боль, смятение и целый вихрь сложных чувств, от которых у неё потемнело в глазах.
– Нет, я не верю в это!.. – убеждённо произнесла Белль, твёрдо веря в невиновности её собеседника, и жгучая слеза обожгла щёку. – Как бы вы не относились к ведьмам, вы не способны на убийство!..
– Спасибо, – коротко выдохнул Эллиас и отвернулся. – Но порой… – его голос звучал едва слышно, – я просыпаюсь от тяжёлого густого запаха железа… Скалы и вереск вокруг – всё залито красным… Я вижу у своих лап мёртвую Хелен со вскрытым животом, и чувствую, как с морды стекает кровь, вся шерсть в ней…
Казалось, мистер Холт забыл, что говорит вслух. Воспоминание навалилось на него, заставив оказаться там. Хелен… Так звали одну из ведьм. Значит, мистер Холт думает, что убил её… Помолчав, он словно очнулся, взял себя в руки и продолжил:
– Об остальном мне известно только по рассказам других. Верховная выкрала Уолтера, а потом на глазах у Адама, принесла младенца в жертву, чтобы наложить проклятие.
Мистер Холт говорил отстранённо, а Белль с ужасом думала о чувствах, которые испытал Адам, когда у него на глазах ведьма убила его сына. Как он справился с этим?..
– Кто-нибудь слышал слова проклятия? – спросила Белль.
– Нет, – покачал головой мистер Холт. – Только Адам знает, что Бёрд сказала.
– Но он не может рассказать, – проговорила Белль как бы сама себе.
Мистер Холт кивнул и, помолчав, произнёс:
– Я очень хочу, чтобы проклятие было разрушено, мисс Тэйлор. Но одно меня пугает… – он смолк. – Что теперь с нашими братьями и сёстрами? Ведь прошло полтора века… Это слишком много. Вдруг…
Его боль заполнила Аннабелль целиком: перед глазами у неё побелело, в голове раздался оглушительный звон, в висках застучала кровь и казалось, словно кровь в сосудах стала раскалённой лавой. Белль заставила себя перевести дыхание и едва слышно спросила:
– Вы боитесь, что они… утратили человечность?..
Ей представилось: чары спали, и волки обернулись в людей, но их сознание навсегда застыло в зверином разуме. Они утратили человеческую речь, разучились ходить на двух ногах и одеваться. Белль увидела копошащуюся у дуба живую движущуюся массу голых мужчин и женщин, что выли и бегали на четвереньках как звери, и в глазах у неё потемнело. Никто не заслуживал такой судьбы. Но стоит ли ждать милосердия от ведьмы, лишившейся своего ковена?..
– Нет-нет-нет… – прошептала Белль. – Этого не может быть! Это… – слёзы заструились по её лицу. – Адам ведь договорился с ведьмами!.. – в отчаянии вырвалось у неё. – Они должны были помочь!.. – ужас захлестнул её при мысли, чем на самом деле обошлась помощь ведьм. Хёльде был лишь подготовкой к проклятию!.. Айрин Бёрд спланировала всё заранее… Варгисы никогда не смогут вернуться в человеческий облик, они навеки застряли в зверином разуме…
Неожиданно Белль ощутила себя посреди дубовой рощи. Ветер тихонько шелестел юной листвой, а высоко в ветвях пела невидимая зарянка. Белль стало легче, и она смогла выровнять дыхание. Мистер Холт коснулся её руки:
– Простите мою несдержанность, мисс Тэйлор. – В его голосе звучало сожаление и раскаяние. – Я отвык от общения с фейри.
– Понимаю… – проговорила Белль, стараясь совладать с дрожащим голосом. – Скажите… Есть ли надежда вернуть варгисам человеческий облик?..
Мистер Холт помолчал. Потом посмотрел на Белль и убеждённо сказал:
– Есть. Я верю, что есть.
– Я сделаю всё, что в моих силах, – твёрдо произнесла Белль.
Они помолчали. У кого бы узнать наверняка, как снять проклятие… – пронеслось в голове Белль. И она спросила:
– А где сейчас Верховная?
Мистер Холт покачал головой:
– Этого, к сожалению, никто не знает. Она исчезла. Не знаю, жива ли: ведьмы долго живут. Может, её питает проклятие… А может, умерла, – он надолго смолк, Белль терпеливо ждала, не захочет ли он продолжить. – Я пытался найти Дреа, – вскоре нарушил он тишину, – даже поселился в Западных Нарграх – там она любила охотиться больше всего. Иногда я видел её и других варгисов, но из-за проклятия никто не узнавал меня, – он тяжело вздохнул, и Белль вновь ощутила ноющую боль в сердце, которая, впрочем, быстро отступила. – Потом я решил вернуться к людям и поселился сначала в Торнфилде, потом в Линденшире.
– Мне жаль, что вам пришлось вновь пережить те события, – помолчав, произнесла Белль. – Но я благодарна вам за помощь – теперь многое стало мне понятно. Кроме одного – почему Айрин Бёрд решила отомстить и Адаму тоже? Разве они не были заодно? Что между ними произошло?
– Мне кажется, – подумав, произнёс мистер Холт, – Верховная рассчитывала, что с рождением Уолтера её власть укрепится, но этого не произошло. – Мистер Холт помолчал, задумавшись. – Она стала изводить Адама ревностью. Чуть ли не каждый день устраивала ему сцены. Конечно, это ему не понравилось. У него всегда было много женщин, но всерьёз он никем не увлекался. А Верховная решила, что пора ей стать хозяйкой в замке. – Мистер Холт вновь смолк.
Белль ощутила усталость. Она узнала и пережила сегодня слишком много, чувства мистера Холта отпечатались на ней грубыми шрамами. Ей нужно принять ванну, расслабиться и хорошо выспаться. Завтра станет лучше.
Аннабелль ещё раз поблагодарила мистера Холта за рассказ и поднялась с кресла. Вернее, попыталась. Ноги были точно ватные, стены и потолок плыли по кругу, пол шатался. Мистер Холт оказался рядом, подал руку. Его тёплая ладонь будто зарядила силой, и Белль смогла встать с кресла. Мистер Холт довёл Белль до лестницы и неожиданно обнял. Аннабелль закрыла глаза, ощущая, как по её венам точно сок от корней к листьям, заструилась энергия. Белль и не знала, что варгисы так умеют. Наверное, мелькнуло у неё в голове, шериф Вольфген сделал так же после нападения вампиров, иначе как бы она смогла пойти танцевать как ни в чём не бывало?..
– Спасибо, Эллиас, – имя варгиса само сорвалось с языка: после такого интимного момента казалось странным называть его по фамилии.
– Мне жаль, что я не уберёг тебя от своей боли, Аннабелль, – проговорил он. – Спасибо тебе, что осталась в замке и помогаешь нам, – он мягко сжал её ладонь.
Белль улыбнулась и кивнула. Эллиас проводил её до дверей, и, пожелав друг другу доброй ночи, они расстались.

В гигантских апартаментах было неуютно и холодно. Белль завернулась в плед, села на диван и, прислонившись головой к бархатной спинке, погрузилась в безрадостные размышления. Она думала о проклятии ведьм, об их убийстве и о судьбе Адама Спенсера, а ещё – о разрушенной дружбе фейри и варгисов. Дедушка общался с шерифом Вольфгеном и другими варгисами. Но он им не доверял. Белль знала, что дедушка не мог простить варгисам ни убийства фейри при Айрин Бёрд, ни убийства фейри в 1951 году. Варгисы даже под проклятием умели защищать фейри, но не делали этого. Почему они не вмешались, когда люди отравили фейри? Все виновники просто взяли и уехали с острова и больше их никто и никогда не видел. Или не уехали?.. Может, варгисы всё-таки и вмешались?.. Просто спасти никого не успели.
Встав с дивана, Белль разделась в полумраке комнаты и, бросив одежду на пол, пошла в ванную. Наполнив ванну, она насыпала соли с шалфеем и лавандой. Тёплая остро пахнущая травами вода быстро согрела, даря расслабление. Белль попыталась отвлечься от грустных размышлений, но не могла перестать думать о том, какой трагедией для варгисов обернулось проклятие. И они живут с этой болью уже полтора столетия. Белль поклялась себе сделать всё возможное, чтобы разрушить злые чары.

Глава 16. «Книга творения»

По оконному карнизу шуршал мелкий дождик, из гостиной горячо и пряно пахло кофе.
– Мисс, – сказала Фезер, заплетая волосы Белль перед трюмо и улыбаясь, пока Лантерн накрывал столик к завтраку, – сэр Адам сказал, что вы сегодня выберете себе новую комнату.
Белль кивнула.
«А затем я пойду в библиотеку», – подумала она в предвкушении и улыбнулась. Может, в библиотеке она найдёт то, что поможет ей снять проклятие?..
После завтрака Белль позвонила сестре и сообщила, что проживёт в Волчьем Клыке несколько дольше, чем две недели. Озвучить срок в год Белль так и не решилась: Вики ужасно забеспокоилась, лишь услышав, что младшая сестра не вернётся к Рождеству. Аннабелль решила рассказать обо всём чуть позже. Может и не придётся жить в замке год, вдруг получится разрушить проклятие раньше?

После завтрака Аннабелль в сопровождении Лантерна отправилась выбирать себе комнату. Две Белль отвергла сразу: они были примерно такими же огромными и помпезными, как и та, куда её поселили, только одна из них была в серебристо-голубых тонах, а другая – в изумрудно-золотых. Третья комната с единственным окном, занавешенными бордовыми портьерами, была небольшая, чем понравилась Белль, но кроме огромной двуспальной кровати под бордовым балдахином там был лишь письменный стол, на котором лежало несколько книг.
– Если вам приглянулась эта комната, мисс, – сказал Лантерн, – то сюда принесут мебель, какую захотите.
– Я сначала посмотрю все комнаты, – ответила Белль.
Четвёртая комната понравилась ей сразу, но она всё-таки заглянула ещё в одну и лишь потом вернулась, чтобы всё рассмотреть.
В небольшой гостиной в бежевых тонах был камин, перед ним – два кресла и в углу – комод, на котором лежала стопка старых журналов по рукоделию и стояло несколько книг, Белль бегло просмотрела названия: «Приключения Оливера Твиста», «Сказки» Оскара Уайльда, сборник сонетов Шекспира и томик «Избранных страниц американской поэзии».
В гостиной помимо входной было ещё две двери: одна вела в небольшую ванную в нежно-розовых оттенках с белой ванной и золотистым смесителем, а другая – в спальню. Переступив порог спальни, Белль огляделась: высокий белый потолок, светло-голубые обои с рельефным узором, белые занавески в розовый цветочек на единственном окне, в которое глядел пасмурный день. Вся мебель была бело-голубая и бело-розовая, а пушистый ковёр – молочного оттенка. Это была уютная девичья комната, точно сошедшая с ретро-открытки.
– Я буду жить здесь, – сказала Белль Лантерну и улыбнулась: в комнате было так уютно, что стало как-то светлее на душе.
– Замечательный выбор, мисс, – одобрил тот.

Шагая вслед за Лантерном по узким коридорам Восточного крыла, Белль, привыкшая входить в библиотеку со стороны улицы, старательно запоминала дорогу: налево, потом снова налево, затем прямо, вверх по лестнице, направо и затем прямо. С замиранием сердца Белль остановилась перед высокими деревянными дверями, украшенными тонкой резьбой: виноградные лозы, оскаленные волчьи морды, раскрытые книги, полураспустившиеся бутоны роз на стеблях с шипами, облака, месяц и звёзды, а посередине в сплетении лоз и стеблей роз были вырезаны буквы: «БИБЛИОТЕКА».
Лантерн щёлкнул замком и распахнул перед Аннабелль тяжёлые двери. Она вошла внутрь, не веря своему счастью, что лорд Спенсер разрешил ей брать книги здесь.
За окном стучал дождь, пасмурное небо давало тусклый свет, ложащийся цветными отблесками витражей на пол и стеллажи книг: в библиотеке было очень красиво, но, к сожалению, довольно холодно, и Белль пожалела, что не взяла плед. Она проследовала вслед за Лантерном через длинные ряды книг к креслу у круглого стола с настольной лампой.
– Здесь вам должно быть уютно, – сказал Лантерн. – А вот здесь, – он указал на высокую стойку для книг с лампой-прищепкой, – удобно читать большие книги.
Белль взглянула на стеллаж, заполненный высокими толстыми фолиантами в тяжёлых кожаных обложках.
– Спасибо, Лантерн, – улыбнулась она. – И принеси мне, пожалуйста, плед: здесь немного зябко.
– С радостью, мисс, – ответил Лантерн и ушёл.
Белль надела прихваченные с собой белые нитяные перчатки, чтобы не повредить страницы старых книг, и прошла вдоль стеллажей, разглядывая длинные ряды книг. Она не знала, с чего начать и что нужно искать: глаза просто разбегались от обилия книг. Белль шла между стеллажей и читала названия книг на корешках, пытаясь понять, где стоят книги про Элфин. «Жизнь и смерть нимфы Семирамиды» – прочитала Аннабелль и сняла с полки небольшую книгу в красной кожаной обложке. Год издания: 1789, перевод с греческого: Т.О’Брайн.
Из школьного курса истории Белль знала историю о мидийской царевне Амитис, которую выдали замуж за ассирийского царя Навуходоносора II. Молодая царица скучала по горам своей родины, и царь, видя её тоску, велел построить высокие стены с колоннами и балконами, посадить повсюду деревья, кустарники и вьющиеся цветы, привезённые с родины Амитис. Вот только растения не приживались в сухом климате пустынь и гибли. Тогда царю посоветовали привести в умирающий сад нимфу. Ею оказалась дриада по имени Семирамида. Ей обещали золото и драгоценности в обмен на помощь, однако Семирамида отказалась: она долгие годы жила в рабстве у людей и согласилась поселиться в саду, попросив лишь об одном: чтоб ей не приходилось общаться с людьми. Царь и царица легко согласились на это условие. Вскоре сады Амитис расцвели и оплели весь дворец, наполнив его благоуханием. Дриада пробудила подземный источник и напоила сады водой, а царь велел построить фонтаны и каналы, по которым он с женой полюбил плавать на лодке. Слава о садах пронеслась по всей Ассирии и вскоре распространилась за её пределы. В гости к царю Навуходоносору и его жене потянулась вереница знатных гостей, желающих полюбоваться на этот оазис жизни среди безжалостной пустыни. То, что произошло дальше, до сих пор вызывает у историков споры, но Висячие сады сгинули в жгучих суровых песках и даже место, где по свидетельствам Иосифа Флавия они располагались, теперь не найти.
Белль поставила книгу на место и пошла дальше. На корешке небольшой старой книги было написано золотыми буквами: «Битва при Пуатье». Дедушка рассказывал Белль, что это была одна из битв, в которой массово использовали фейри и варгисов. По приказу Эдуарда Чёрного Принца в английскую армию завербовали двадцать два варгиса и девять фейри. Варгисы с их яростной силой бились до последнего, пока не падали на землю замертво, искалеченные, изрезанные, не имея ни единого шанса выжить, истощённые боем, продолжавшимся много часов подряд. А фейри сходили с ума от ужаса и боли умирающих и раненых, и заканчивали тем, что просто закалывали себя. Ни один из детей Лилит не выжил в том бою. Сердце Белль защемило от боли и сочувствия к своим погибшим ни за что сородичам, и, выдохнув, она так и не сняла книгу с полки, хоть, возможно, это был самый обычный исторический труд о разборках английской и французской армий.
Она подошла к огромному стеллажу, заполненному книгами на греческом, рядом была полка с книгами на латыни. Далее расположились книги на французском, итальянском, испанском, китайском, японском и русском. Некоторые были старыми, другие поновее. Белль увидела подарочное издание «Тени ветра» Сафона на испанском языке с синим срезом и роскошной суперобложкой. Книга была издана в 2015 году, на десятилетний юбилей книги. Значит, лорд Спенсер следит за новинками литературы и обновляет библиотеку? Или это делает кто-то другой? Белль сделала себе пометку спросить об этом у хозяина замка. Она увидела ещё примерно книг двадцать, изданных в нулевых и десятых годах. Среди них было подарочное издание серии книг Ли Бардуго, которыми Белль зачитывалась позапрошлым летом. Она даже смотрела интервью писательницы, которая рассказывала, что её очень вдохновила Российская империя девятнадцатого века в период гонения на детей Лилит и что ей стало интересно попробовать соединить магию фейри с магией ведьм. Так она создала гришей.
Задумчиво пролистав книгу и полюбовавшись чудесными иллюстрациями, Белль напомнила себе, зачем она здесь, и решила вернуться к стеллажу с гигантскими фолиантами в кожаных обложках. Сняв с полки первый попавшийся под руку том, Аннабелль понесла его на стойку для книг и открыла титульный лист. «Книга творения» – прочитала она. Год издания – 1855, один экземпляр. «Кажется, это то, что нужно», – подумала Белль, аккуратно переворачивая страницы, гладя обтянутыми перчаткой пальцами рельефный шрифт, любуясь заглавными буквами, украшенными цветами, птицами и зверями.
Когда Аннабелль просмотрела вступительный текст, ей ужасно захотелось прочесть его вслух. Казалось, будто эти древние слова засиделись в тишине и одиночестве, и пора им быть произнесёнными вслух, чтобы они вновь обрели силу и плоть. И Белль начала:
– «И промелькнув тысячелетия яко день един, и обратиху Лита вновь взор свой на Землю, и повеле земле поднятися из моря, и насадиху на земле той цветы сельныя и древа дубравные, и огради землю ту от взглядов людских до времени. И взя Лита цветы, произросшие на земле ея, и сотвори детей себе по роду и по подобию ея, и даде им нрав чистый и светлый. И зачерпа воды из моря, и вспенив пену солей, сотвори Лита дев морских, и даде им голоса сладкие яко мед и млеко. И взя глину, песок, силу и богатство дерев, и сотвори Лита волков, что могаху бо приимати человеческий облик. И зачерпаху огнь, пылающий в углях, и взя камень, на нем же стоя вся иже есть на Земли, сотвори Лита ящера крылатого, мудрого и велелепного, и бысть чешуя его яко солнце и мед, и нарече имя ему Эаргон, иже есть Великий. И взя Лита росу заревую, и зачерпа воздухов с небесе, и собра цвилетение[62 - Пение птиц] рассветное, сотвори Лита дев, иже будут оберегать леса, воды, горы и долы земли ея. И сотвори Лита существ, иже име тело человека и коня, и наполниху разумы их разумением и посели в сердца их любовь к познанию. И сотвори Лита белых яко снег и чистых яко облака коней, и даде им по единому рогу цвета луны и звезд, и сердце даде им любящее и открытое горестям других живущих на земле ея, и слезы, еже возмогут исцелити любой недуг. И взя Лита баальниц[63 - Здесь баальница – ночная бабочка, бражник.], чёрных и серых яко смерть, и вдохнух в них жизнь, сотвори Лита двух существ, ликом подобных юным девам с бледными волосами и глазами цвета дождя, но видящих начало и конец всего сущего, и повеле им бдети, како живут дети ея на земли ея, абых конец их не наста раньше нареченного. И сотвори Лита место, куда могаху входити лишь дети ея, поставив дверницами у входа видящих конец всего сущего».
Аннабелль остановилась и ещё раз перечитала последнее предложение. Речь там определённо шла о Лэителе. И банши. Значит, они впускают в Заповедник детей Лилит и выпускают оттуда. Сердце у неё забилось быстрее, словно эти строки из «Книги творения» на шаг приблизили её к встрече с дедушкой. Белль прижала руку к груди и улыбнулась.
Потом она снова произнесла имя «Лита». Оно скатывалось по языку словно карамелька с солнечным зайчиком внутри, и от этого имени в сердце разливались свет и тепло. А вот «Лилит» звучало холодно и высокомерно. Дедушка однажды упомянул, что в доэлфинскую эпоху дети Литы людей больше пугали, чем восхищали, поэтому в Месопотамии их называли лилиту – демонами, и всячески пытались держать под контролем, очень часто в цепях, а саму Литу, их создательницу, – называли Лилит. Когда люди заселили Элфин, они принесли это имя с собой.
Белль пролистала книгу. Она была разделена на восемь разделов, и каждый был посвящён одному из видов магических существ Элфина: фейри, варгисы, сирены, нимфы, единороги, кентавры, драконы и банши. Аннабелль открыла раздел, в котором рассказывалось про драконов. Золотой дракон Эаргон полюбил первородную фейри Зираэль, и она, полюбив его, стала драконицей – цвета небес в грозу. Спустя сто лет у них родился сын – Рианнор. Человеческая девушка, став его возлюбленной, была наречена Фианрой. По прошествии века у них родился сын Адрис, который вскоре встретил человеческую девушку, ставшую драконицей по имени Наира. Адрис и Наира стали родителями жемчужно-белой драконицы Эйсузы, которая вместе со своим возлюбленным Ринхольдом, бывшим некогда человеком, стали последними драконами Элфина.
Белль в задумчивости подняла глаза от книги. Интересно, как же всё-таки люди становятся драконами? Дедушка говорил, что это происходит медленно, так же постепенно, как и зарождается настоящая любовь. Драконы обладают древней магией, и их любовь способна изменить саму природу человека, если он того пожелает и ответит взаимностью на любовь дракона.
Белль вновь опустила глаза на страницу. На картинке был изображён стоящий спиной мужчина с драконьими крыльями. Подпись гласила: только дракон по рождению может обладать крыльями и способностью летать, сохраняя при этом человеческий облик. Белль продолжила чтение об Эйсузе и Ринхольде. Их сына Гора, родившегося спустя сто лет после их встречи, убили люди. В отчаянии Эйсуза и Ринхольд попытались вернуть сына к жизни и обратились к тёмной магии. «Лита милосердна, но не прощает ошибок, – говорилось в книге. – Она наказала детей своих разлукой друг с другом». Эйсуза оказалась запертой в недрах пробудившегося вулкана, в то время, когда Ринхольд охотился в Кернове[64 - Старое название Корнуолла]. Говорят, когда он вернулся, его разум помутился от горя. Далее автор пишет, что неизвестно, что с ним стало: возможно, он сбросился с утёса в воды Багровой бухты, а возможно, ушёл в Лэитель. С тех пор в небе Элфина никто не видел ни одного дракона. Хотя иногда дети Литы и люди встречали высокого золотоволосого мужчину, путешествующего по острову в одиночестве, и видевшие его утверждали, что его зрачки сужались в тонкую нить, а в медово-золотой радужке плясало пламя. Его встречали вплоть до начала девятнадцатого века. Некоторые считали, что это Ринхольд скитался по острову в поисках возлюбленной, другие, что это был Адрис, который надеялся найти свою дочь, а третьи были убеждены, что это был сам Эаргон.
«Значит, возможно, Ринхольд не погиб, – подумала Белль, гладя рукой страницу, на которой был изображён расправивший крылья золотой дракон на краю утёса. – И все драконы, кроме Эйсузы, в Лэителе. Значит ли это, что дедушка, возможно, в эту самую минуту общается с одним из них?» Белль улыбнулась. Но потом вспомнила: время в Лэителе течёт иначе, чем здесь, и вопросы, беспокоившие её уже пять месяцев, вновь всплыли в голове. Почему Таунара передала дедушкин платок спустя столько времени? Почему дедушка всё ещё в Заповеднике? Сегодня Белль узнала, что Лэитель открывают банши. Значит ли это, что Таунара связана с ними?
«Кстати, – подумала Аннабелль, – надо бы почитать о банши поподробнее». И она стала листать фолиант в поисках нужных сведений.
– Мисс Тэйлор, – послышался голос Лантерна. – Время ланча.
Аннабелль даже не подняла головы от книги. «Банши не умирают, лишь перерождаются. Когда тело старой банши умирает, её бабочки находят новорождённую девочку и поселяются в ней».
– Мне не хочется, Лантерн, – ответила Белль, бегло просматривая страницу. – Зайди за мной, пожалуйста, за полчаса до ужина с сэром Адамом.
Читая статью про банши, Белль отмечала для себя наиболее важные тезисы:
«Однажды сила банши, заключённая в сонме бражников, не выберет новый сосуд для себя, и тогда настанет конец времён».
«Смертное тело банши живёт около полутора веков, а магия её бессмертна».
«При прикосновении банши видят зарождение жизни и её конец».
«У каждой банши множество ликов».
«Банши на острове всегда две: наставница и ученица. Спустя двадцать лет после перерождения младшей банши, ученица и наставница становятся равны друг другу в силе».
«Познавая свою силу, банши вспоминают жизни всех своих прошлых воплощений и все пророчества, сказанные ими».
«Лишь две банши, познавшие свою силу, могут открыть Лэитель, чтобы выпустить оттуда, и достаточно одной, чтобы впустить».
– Вот оно! – обрадованно воскликнула Аннабелль и, вытащив телефон, сделала снимок страницы. – Получается, – стала рассуждать она вслух, – раз дедушка в Заповеднике, по меньшей мере одна банши была, и она впустила его. Но выпустить она его не может, так как нужна ещё одна банши. А вторая либо не достигла двадцати лет, либо не хочет, либо…
Третий вариант про конец времён Белль решила не озвучивать вслух.
«А если обе банши переродятся примерно в одно время? – подумала она. – Кто их тогда будет учить? Как они узнают, как открывать Лэитель?»
И вдруг в голову Белль закралась совсем уж чёрная мысль: «А если та банши специально отправила дедушку в Лэитель, чтобы я осталась последней фейри и сняла проклятие?.. – но тут же Белль одёрнула себя. – Нет, ведь была ещё Эмбер Найтингейл». Эмбер, конечно, постоянно пропадала, и потому многие начинали считать, что она мертва, в то время как другие верили, что она жива. Фредерик однажды в шутку назвал её «фейри Шрёдингера» за это.
Дедушка встречался с Эмбер довольно много раз. В том числе и за год до лавины. «Если понимать слова пророчества о последней фейри Аннабелль буквально, – размышляла Белль, – то на Земле должна быть только одна фейри и имя её должно быть Аннабелль. А это значит, если Эмбер жива, то мне не удастся снять проклятие как бы я ни старалась. А если… – Белль задумчиво провела ладонью, обтянутой перчаткой, по иллюстрации, которая изображала десятки и десятки слившихся в единую живую массу чёрно-серых бражников с белыми черепами на спинках. – Может, всё-таки нужно, чтоб Аннабелль была последней фейри только на острове? Тогда у меня может получиться. Или Эмбер всё-таки мертва, и тогда у меня тоже есть шанс. Но лучше б она была в Заповеднике», – Белль вздохнула и продолжила чтение.
«Банши не могут отправить в Лэитель против воли». Эта фраза выбила у Белль дыхание точно удар под дых. Значит, дедушка ушёл в Заповедник добровольно?.. Белль не хотела в это верить, дедушка бы её не бросил!.. Разве что… Белль выдохнула: лавина. Дедушка мог уйти в Лэитель, только в одном случае: если бы это было единственным способом избежать смерти. Но как банши бы открыла для него Лэитель? Она была рядом или банши умеют делать это на расстоянии?..
Белль вновь коснулась ладонью страницы, испещрённой сотней чёрно-серых бражников, и подумала, что ей нужно будет обязательно отыскать банши и узнать всё наверняка.
Чтобы отвлечься, Белль пролистала фолиант в поисках раздела об единорогах. Единорогов на острове за всю его историю было всего семь. Всех их сотворила Лита тысячу лет назад. Единороги не имели пола и не размножались. Двое из них были увезены с Элфина и впоследствии убиты ещё в шестнадцатом и семнадцатом веках (и где пресловутая защита сирен и варгисов?!), все остальные ушли в Лэитель в первой половине девятнадцатого века, до приезда ковена Волчьей Звезды.
«Значит, – вновь стала рассуждать Белль, – если по вине Адама, как он сам сказал, погибли единороги, значит, банши выпустили для него по меньшей мере двух единорогов, которые были убиты. Итого, при хорошем раскладе в Лэителе сейчас может быть три единорога. У меня всё больше и больше вопросов к банши», – хмуро добавила она про себя.
– Мисс Тэйлор, – вновь раздался голос Лантерна. – До ужина полчаса.
– Спасибо, Лантерн, – ответила Белль и, бережно закрыв «Книгу творения», поставила её на полку.
И только тут поняла, как сильно она замёрзла. Ступни одеревенели, руки были ледяные, всё тело покрылось мурашками от холода. Белль поскорее побежала к себе в комнату, чтоб успеть принять горячий душ перед ужином.

Пока Лантерн раскладывал еду и разливал вино, лорд Спенсер расспрашивал Белль, как прошёл её день, нравится ли ей новая комната и какое впечатление на неё произвела его библиотека.
Аннабелль ответила на вопросы, потом призналась, что от библиотеки она в полном восторге и, наконец, решила, что можно переходить к своим вопросам.
– Лорд Спенсер, – начала она, зачерпывая ложкой суп, – на полках я заметила книги современных авторов. Вы сами занимаетесь подборкой книг или у вас есть консультант?
– Книги я выбираю сам, – ответил герцог. – Когвил помогает мне их искать и заказывает.
– А что вы читали из современных книг? – спросила Белль.
– Ты мне так напомнила сейчас Джеймса, – произнёс лорд Спенсер, и его голос осветился улыбкой. – Это он стал приносить мне книги современных авторов и часто говорил о пользе чтения современной литературы. О том, что она помогает чувствовать пульс быстро меняющейся жизни, ведь литература – концентрат проявлений жизни.
Белль было приятно услышать о дедушке, и она улыбнулась.
– Что же касается твоего вопроса, – продолжил герцог, помолчав. – «Сто лет одиночества» Маркеса.
Аннабелль подумала, что за почти шестьдесят лет роман стал классикой мировой литературы, но промолчала. Она читала его в старших классах, вместе с Кевином. Ей тогда остро отозвались горести семейства Буэндиа, в котором каждый обрекал себя на одиночество.
– Это замечательный роман… – проговорила Белль. – В нём столько тоски и безнадёжности… – она помолчала и добавила будто про себя: – А ведь все Буэндиа могли бы быть счастливыми.
– Легко судить о других со стороны, – заметил лорд Спенсер.
– Конечно, – кивнула Белль. – Ведь для того мы и читаем, чтобы взглянуть на себя со стороны и учиться на чужих ошибках, верно? – она улыбнулась.
– Какой интересный подход к искусству, – усмехнулся герцог.
– Это только один из подходов, – ответила Белль. Помолчав, она вернулась к роману Маркеса: – Все Буэндиа, по сути, сами были виноваты в своём одиночестве. Один был одержим властью, другой прятался от людей, третий влюблялся не в того, четвёртый просто сошёл с ума…
– Маркес считает, что люди не властны над своей судьбой, – заметил герцог.
– Вы о пророчестве Мелькиадеса? – уточнила Белль. – «Первый в роду будет к дереву привязан, последнего в роду съедят муравьи[65 - Г.Г. Маркес «Сто лет одиночества»]», – процитировала она. – Думаете, каждое поколение Буэндиа было обречено страдать?
– Думаю, в этом был убеждён автор.
– А вы, ваша светлость? – спросила она.
– Я был уверен, что сам управляю своей жизнью, – глухо ответил лорд Спенсер. – Однако сто шестьдесят лет в заточении несколько пошатнули эту уверенность, – в его голосе прозвучала прикрытая насмешкой горечь.
– Мне кажется, у нас всё равно всегда есть выбор, – заметила Белль. – Даже когда случается что-то плохое. Например, вы не можете покинуть замок, но вы можете выбрать, как провести отмеренное вам время.
– И я рад провести его с тобой, – проговорил лорд Спенсер, и от глубоких ноток его бархатистого баритона у Белль по спине пробежали мурашки.
Белль были приятны его слова, а голос герцога сковал её тело сладким оцепенением. Она с трудом заставила себя сопротивляться и ущипнула нежную кожу на запястье.
– Благодарю, – улыбнулась Белль, немного придя в себя. – Я тоже рада быть здесь.
Помолчав, лорд Спенсер произнёс:
– Ты сказала, что все Буэндиа могли быть счастливыми. Что, по-твоему, им нужно было для этого сделать?
Белль задумалась. Ей польстило, что лорд Спенсер спрашивает её мнение.
– Знаю, – начала она, – что мои слова могут показаться вам наивными… – Белль улыбнулась во тьму. – Но мне кажется, беда Буэндиа в том, что они жили без любви. Да-да, – кивнула она, предполагая возражение, – некоторые из них влюблялись, но… то была не любовь, а страсть, одержимость. А настоящая любовь… – её лицо озарилось улыбкой, когда она вспомнила семью своей сестры, Кевина, мистера Купера и, конечно, Фредерика, – она другая. Ты радуешься, что тот, кого ты любишь, есть на этом свете, что у него всё в порядке. Ты счастлив, когда видишь его и разговариваешь с ним, и тебе хорошо просто быть рядом. И ты бы отдал жизнь за него, потому что его жизнь для тебя важнее собственной.
Лорд Спенсер долго молчал и наконец произнёс:
– Такую любовь легко вызвать чарами.
– Нет, ваша светлость, – Белль покачала головой и улыбнулась. – Ценность такой любви в том, что она добровольна. Она идёт от сердца, она зарождает и раскрывает в нас самые лучшие, самые светлые чувства. Заставить так любить невозможно.
– Напротив, – проговорил герцог после небольшой паузы, – любовь часто порождает противоположные чувства – злость, ревность, месть.
– Значит, это не любовь, – возразила Белль.
Лорд Спенсер не ответил. Аннабелль взглянула во тьму и немного смущённо улыбнулась:
– Понимаю, вы думаете, что я слишком юная, чтобы так категорично судить о таких сложных темах… – она смолкла.
– Я думаю лишь о том, – бархатный голос отозвался по коже Белль тонкой вибрацией – словно смычок коснулся струн виолончели, – какая ты красивая, когда говоришь о любви.
От его тона и его слов всё вокруг – тёмный зал и свечи на столе – стали будто красивее, таинственнее и хотелось сидеть здесь и слушать этот бесконечно завораживающий голос, разбегающийся по телу острым и нежным ознобом. Время будто замерло, стало текучим и искристым как мёд, сияние свечей колебалось и расплывалось… Аннабелль не хотелось, чтобы это заканчивалось, но она заставила себя вернуться к реальности, прижав лезвие серебряного ножа к подушечке пальца. Выступила ярко-алая капелька крови, запахло фиалками, и острая боль от пореза наконец отрезвила Белль. Она решила, что, пожалуй, лучше перевести тему.
– Сегодня я читала «Книгу творения», – сказала она. – И мне теперь интересно, где можно найти банши.
– Зачем? – в голосе лорда Спенсера слышались лёгкие нотки раздражения и недовольства.
– Чтобы открыть Лэитель, – ответила Белль. – Спросить, как туда попал дедушка. И посоветоваться, – добавила она. – Скажите, сколько на острове банши сейчас?
– Две. Как и всегда.
– Значит, конец времён пока откладывается, – облегчённо выдохнула Белль. – Так где их можно найти?
– Когда придёт время, они сами тебя найдут, – ответил лорд Спенсер.
– Звучит слишком неопределённо, – вздохнула Аннабелль.
– Придётся запастись терпением, Аннабелль Грейс, – в голосе герцога прозвучала улыбка.
– Хорошо, – смирилась она и перешла к следующему вопросу. – Ринхольд погиб или в Заповеднике?
– Мне об этом ничего неизвестно, – ответил лорд Спенсер.
– А Эйсуза?
– Насколько я знаю из книг и рассказов кентавров, она заточена в Драконьей горе. А вот погибла или нет – этого не знает никто.
– Сколько единорогов осталось в Лэителе?
– Трое.
«Значит, он убил двоих», – с тяжёлым сердцем подумала Аннабелль и, отпив вина, попросила:
– Расскажите мне, кто убил ведьм. Я не верю, что Эллиас на такое способен.
– Я тоже. Но боюсь, после Хёльде разум Эла пострадал… – лорд Спенсер смолк.
Белль нахмурилась.
– Но ведь это вы позволяли ведьмам жить в замке и проводить свои ритуалы, – возразила Белль. – Вы участвовали в этом Хёльде, а значит…
– Ты хочешь сказать, – голос хозяина замка исказился от гнева, – я желал, чтобы мой лучший друг помешался и перебил весь ковен?
Белль вздрогнула и выронила вилку на тарелку.
– Не повышайте на меня голос, пожалуйста, – взяв себя в руки, холодно произнесла она, хотя её сердце колотилось как птица о прутья клетки, и Белль с трудом сдерживала дрожь в руках. – И если он действительно помешался и перебил весь ковен, – продолжила она, взяв бокал, – то в этом есть и… ваша вина, – сама не веря, что решилась высказать эту мысль герцогу в лицо, Белль сделала хороший глоток вина.
Повисла напряжённая тишина.
– Думаешь, – лорд Спенсер нарушил тишину спустя минуту, – я не жалею об этом каждую минуту своей про?клятой жизни? – спросил он. В его голосе было столько боли, что сердце Белль невольно сжалось от сочувствия к нему.
Но она сумела взять себя в руки и не поддаться на его проникновенный раскаивавшийся тон.
– Вы хотя бы попросили у него прощения? – строго спросила Белль. – Вы обагрили его руки кровью, отняли у него возлюбленную и уверенность в собственном восприятии реальности.
– Тебе не кажется, что ты позволяешь себе лишнее? – холодно произнёс лорд Спенсер. – Я думаю, на этом ужин можно закончить.
– Я всего лишь хочу разобраться, что происходило в замке накануне проклятия, – произнесла Белль. – Но если вас это расстраивает, завтра за ужином поговорим о чём-нибудь несущественном. Например, о погоде. Хотя не представляю, как это поможет снять проклятие.
С этими словами Аннабелль поднялась из-за стола.
– Доброй ночи, лорд Спенсер, – улыбнулась она и пошла к выходу.
Лантерн распахнул перед ней двери. Шагая по коридору, Белль прислушивалась к каждому шороху, скрипу, стуку дождя по крыше, завыванию ветра. Когда она уже почти подошла к своей новой комнате, она услышала лишь далёкий хрустальный звон. Белль подумала, что напрасно она так напористо расспрашивала лорда Спенсера о ведьмах и Эллиасе – очевидно, эти воспоминания причиняют ему боль.

В гостиной горел очаг, и Белль захотелось сесть в кресло поближе к огню и долго-долго наблюдать за танцем пламени. Но она прошла мимо, в свою новую светлую уютную спаленку. Вещи были уже разложены и развешены в шкафу заботливыми руками Фезер, книги расставлены на полках.
– Я наполнила для вас ванну с пеной, мисс, – сказала горничная.
– Ох, ты чудо, Фезер!.. – проговорила Белль. – Это то, что надо…
Забравшись в ванную, Белль листала на телефоне фотографии страниц из «Книги творения», жалея, что не засняла больше. Интересно, где всё-таки банши? Может, они по-прежнему живут в квартале Пророчеств? Хочешь спрятать дерево – спрячь его в лесу. Белль вдруг вспомнила старую цыганку, что предсказала ей встречу с вампирами и вручила красную розу – символ Спенсеров. Может, это была банши?..

Глава 17. Гостья
Белль лежала в темноте своей новой комнаты на хрустких простынях, уткнувшись лицом в дедушкин шёлковый платок, и тонкий запах можжевельника и жимолости возвращал её в светлые дни детства. Вот дедушка кружит её на руках, целует в макушку, а вот она, сидя у него на коленях, развязывает и завязывает этот самый платок, слушая истории про Эринель, сирен, Льдинку и Леля, Грегора Ришту и сотворение Элфина. Тогда Белль была уверена: они с дедушкой будут всегда вместе и ничто их не разлучит. Но вот уже больше семи лет он в Заповеднике, а она здесь.
Неужели дедушка сорвал лавину по неосторожности, и банши открыла врата Лэителя, чтобы спасти ему жизнь? Могут ли банши делать это на расстоянии? А если та лавина сошла не просто так?.. Значит, кто-то хотел зла дедушке. Конечно, у фейри всегда было полно недоброжелателей, но в детстве Белль казалось, что все хорошо относятся к Джеймсу Тэйлору.
Что ж, сейчас самое важное – это снять проклятие. А потом Белль обязательно найдёт банши и попросит открыть Заповедник. С этими мыслями она медленно погрузилась в сон.

Белль очнулась внезапно и с быстро бьющимся сердцем села на постели: ей показалось, будто в комнате кто-то есть. Отчего-то было очень холодно, и Белль, вглядываясь в темноту, натянула одеяло повыше, до самого подбородка. Неужели окно распахнулось? Белль помнила его плотно закрытым, но всё-таки решила проверить. Встав босыми ступнями на густой ворс ковра, лежащего у кровати, она инстинктивно поджала пальцы ног: ковёр был ледяным, точно его подержали на морозе. На цыпочках Белль проскользнула к окну и отдёрнула занавеску: окно было закрыто. Откуда же этот необъяснимый холод?..
– Вы тоже здесь живёте? – послышался негромкий девичий, почти детский голос, заставивший Белль вздрогнуть от неожиданности.
Оглянувшись, она увидела в темноте комнаты незнакомку, одетую в голубое платье с пышной юбкой. Глаза фейри отлично различали в темноте, но сейчас Белль подумала, что её обманывает зрение, и, крепко зажмурившись, ущипнула себя за руку.
– Вы в порядке? – с беспокойством поинтересовался тот же голос. Он прозвучал немного ближе, чем в первый раз, и Белль, не открывая глаз, попятилась к окну.
Но вскоре Аннабелль всё-таки решилась приоткрыть глаза. Незнакомка светлым пятном по-прежнему маячила в темноте её спальни.
– Я, наверное, просто сплю… – проговорила Белль, успокаивая себя.
Она посмотрела на свои ноги, которые одеревенели от стояния на ледяном полу.
«Почему же тогда холод ощущается таким реальным?..» – подумала Белль, вновь зажмурившись.
– Значит, у нас с вами одинаковый сон, – с улыбкой (это Белль поняла по голосу) произнесла незнакомая девушка.
«А, может, и не сплю», – подумала Белль и, открыв глаза, спросила:
– Кто вы такая и как оказались в моей спальне?
– Вообще-то это моя спальня, – мягко возразила гостья. – Но я не против компании. У меня так давно не было подруг…
– А у меня из подруг только старшая сестра и сирены, – неожиданно для себя призналась Белль.
– Это так здорово! – проговорила незнакомка и добавила с грустью. – Со мной сёстры не дружили…
– Почему? – спросила Белль, придвигаясь к кровати: она почти не чувствовала ног, так они замёрзли. – Ты не против, если я сяду на кровать? – спросила она у гостьи. – Мне ужасно холодно стоять на полу.
– Конечно! – ответила та, и тоже подошла ближе к кровати, пока Белль усаживалась в одеяле поудобнее, надеясь согреться. – В замке и правда очень холодно. Раньше я постоянно мёрзла.
– А сейчас не мёрзнешь? – спросила Белль. Она завернулась в одеяло и накрыла себя им с головой, оставив лишь небольшую щёлку, чтобы было удобно разговаривать.
– Я сама удивлена, но нет, – в голосе незнакомки прозвучали нотки искреннего недоумения.
Белль получше разглядела гостью: у неё была ласковая улыбка, большие карие глаза и светлые волосы, падающие на плечи пышными волнами. На вид девушке было лет шестнадцать-семнадцать.
– Раз уж мы с тобой разговариваем, – помолчав, сказала Белль, – нам сто?ит представиться друг другу. Меня зовут Аннабелль Тэйлор.
– Ой, вы тоже Аннабелль! – воскликнула гостья, и в голосе её прозвучала искренняя радость. – Значит, мы тёзки. – Она подошла ближе к кровати и протянула Белль руку. – Меня зовут Аннабель Джейн Ламберт.
– Аннабель Ламберт? – потрясённо переспросила Белль, механически пожимая прохладную ладонь гостьи. – Но разве ты не уехала ещё летом 1951-го года к дядюшке в Лондон?
– Нет, – удивлённо ответила Аннабель Джейн, присаживаясь на край кровати. – Летом 1951-го я приехала сюда. А потом всех фейри убили, и мне некуда было возвращаться…
– То есть ты все эти годы жила здесь? – обрадовалась Белль. – Значит, я не последняя фейри на острове?
– Конечно, нет! Ведь есть ещё мистер Тэйлор и его дети. Он раньше к нам иногда приходил, но потом женился и стал редко заглядывать. Наверное, это ваш… отец? – добавила она с большим сомнением.
– Дедушка, – поправила Белль. – Ты знала моего дедушку? Ох…
– Дедушка? Я не знала, что у него такая взрослая внучка… Как такое может быть? Ведь он женился только в 1974-м… А сын у него родился спустя три года…
– Дядя Майкл… – проговорила Аннабелль. – Он пропал без вести ещё до моего рождения, в 99-м.
«И скорее всего его убили вампиры», – пронеслось у неё в голове.
– В каком? – недоумённо переспросила Аннабель Джейн.
– Ох, ты не знала… – сочувственно произнесла Белль. – Он вышел в море на яхте и не вернулся.
– А с кем он был?
– Один.
– Один?! – потрясённо переспросила Аннабель Джейн. – Как его отпустили?
Белль рассмеялась:
– Да его попробуй не отпусти! Он с семнадцати лет дедушку с бабушкой просто перед фактом ставил.
– С семнадцати?.. Я не понимаю… – потрясла головой Аннабель Джейн.
В этот момент что-то врезалось в стекло и обе фейри вздрогнули от неожиданности. Белль посмотрела в сторону окна, но за плотной занавеской ничего не было видно.
– Наверное, это сова, – успокаивающе произнесла она, оборачиваясь к тёзке, но той не оказалось на кровати. – Аннабель Джейн! – позвала Белль.
Новая знакомая не откликнулась. В комнате запахло глициниями и весной. Белль, закутанная в одеяло, выбралась из постели и обошла сначала всю комнату, а потом выглянула в коридор: Аннабель Ламберт бесследно исчезла.

Всю ночь Белль так и не смогла уснуть, лишь иногда проваливаясь в тяжёлое забытьё. Она всё думала, если Аннабель Джейн так долго живёт в замке, почему пришла только сейчас? Неужели она не заметила новую обитательницу (тем более фейри) и не захотела сразу с ней познакомиться? Или Аннабель Ламберт… призрак? Ведь она не знает, какой сейчас год и что произошло в последние тридцать-сорок лет… Или, живя столь уединённо в замке, Аннабель Джейн потеряла счёт времени? Но тогда почему лорд Спенсер не рассказал про Аннабель Джейн? Не мог же он просто так отдать комнату другой фейри?
Жаль, Белль не догадалась спросить у новой знакомой, как она относится к герцогу и какой, по её мнению, сейчас год.

Наутро при дневном свете встреча с Аннабель Джейн показалась Белль сном, но она всё же спросила у принёсшего ей завтрак Лантерна, известно ли ему о других фейри, живущих в замке. Тот ответил: мисс Тэйлор – единственная фейри в замке.
– Может быть, фейри жили здесь раньше? – спросила Белль.
– Раньше здесь бывал ваш дедушка, – ответил Лантерн. – О других фейри мне неизвестно. Но маловероятно, что они стали бы жить в замке: фейри были в обиде на сэра Адама.
Аннабелль кивнула. Конечно, зачем одной из фейри селиться в замке варгиса, который убивал и мучил других? Однако после убийства почти всех фейри в пятьдесят первом Аннабель Ламберт вполне могла искать прибежище и найти его в замке, а значит не исключено, что этой ночью Белль всё-таки видела её.
После завтрака Белль хотела сразу пойти в библиотеку, но потом решила немного прогуляться: после вчерашнего дня, проведённого в четырёх стенах, и странной ночи нужно обязательно глотнуть свежего воздуха. Может, перестанет мерещиться всякое.

Дождь над замком шёл не переставая, но стоило Белль отъехать в сторону, и он затихал, а на небе появлялось неяркое ноябрьское солнце.
Белль так увлеклась, тренируя кобылу преодолевать линию из жердей на рыси, а затем разучивая кросс, что пропустила ланч и опомнилась, лишь когда начали сгущаться сумерки.
Наконец согревшаяся, довольная и раскрасневшаяся от быстрой скачки Аннабелль вернулась в замок. «Надо будет выходить гулять почаще», – решила она.
Выпив чаю с печеньем, Белль оделась потеплее и поспешила в библиотеку. Вчера она потратила много времени, читая о драконах и единорогах, и хоть это было увлекательно, но довольно бесполезно: пожалуй, для того, чтобы понять, как снять проклятие, ей следует больше узнать о варгисах. И, вероятно, о банши. Они, кажется, были теми ещё интриганками. Сняв с полки тяжеленный том «Книги творения», Белль отнесла его на стойку для книг.
О варгисах Белль не узнала почти ничего нового, о многом ей рассказывал в детстве дедушка: ночи Новолуния они проводили в человеческом облике, а ночами Полнолуния охотились в волчьей ипостаси. Если пропустить ночь Полнолуния и не перекидываться в волка целый лунный цикл, то следующий оборот дастся немного труднее. Если же вообще долго не оборачиваться, можно и вовсе потерять волчью ипостась. Однако на практике никто это и не проверял, потому что варгисы любили оборачиваться и проводили волками большую часть свободного времени. Быть волком, говорилось в книге, – это свобода, сила, освобождение через слияние с волчьим сознанием, когда отпадает необходимость обдумывать каждое действие – ведь можно довериться инстинктам.
Белль словила себя на мысли, что завидует варгисам – ведь она никогда не испытает радости оборота. Но через секунду ей стало стыдно за свои чувства и очень жаль варгисов: каково им из-за проклятия лишиться этой радости и каждый миг ощущать, чего лишились?.. Быть может, те, кого злые чары застали в ипостаси волка, счастливее тех, кто застыл в человеческом облике…
Далее в книге говорилось: если долго пребывать в ипостаси волка, будет трудно вернуться в человеческую. И вот это уже было проверено неоднократно. По телу Белль пробежал ледяной озноб и назойливый, болезненный, сводящий с ума ужас: сто шестьдесят лет многие из варгисов оказались заперты в волчьей сущности… Вдруг они никогда не смогут…
Аннабелль решительно отогнала эти мысли и продолжила чтение.
У варгисов дети рождались чаще, чем у фейри, но значительно реже, чем у людей, и каждый ребёнок-волк воспринимался как благословение Лилит. Белль задумалась. Возможно, поэтому дети Лилит столь многое прощали Адаму: когда он стал альфой, рождаемость заметно выросла, причём не только у варгисов, но и у фейри. Интересно, почему у самого Адама был только один ребёнок? Или были другие дети, но о них ничего неизвестно?..
Вскоре пришёл Лантерн и сообщил, что до ужина осталось полчаса. Белль закрыла книгу и пошла к себе в комнату переодеваться.
Погревшись под горячим душем, она оделась потеплее в длинное белое платье из тонкой шерсти и торжественно направилась в столовую с намерением расспросить лорда Спенсера об Аннабель Ламберт.

Аннабелль заняла своё кресло и, поздоровавшись с лордом Спенсером, приступила к трапезе. В зале было тихо, и лишь редкое и едва слышное звяканье посуды, стук дождя да вой ветра нарушали тишину.
– Чудесный суп, – сказала Белль Лантерну, который забрал у неё пустую тарелку и поставил перед ней мельхиоровое блюдо с несколькими кусочками ростбифа, овощами и горошком в качестве гарнира. – Благодарю, – улыбнулась она и, взяв вилку, спросила у хозяина замка: – Как прошёл ваш день, ваша светлость?
– Неплохо, насколько это возможно в моём положении, – усмехнувшись, ответил герцог.
Белль вежливо улыбнулась.
– Ваша светлость, – осторожно начала она, – вы ведь бы сказали мне, если бы в замке… жила другая фейри?
Повисла тишина.
– Разумеется, Аннабелль Грейс, – с небольшой заминкой ответил лорд Спенсер.
Белль задумалась: неужели ей всё приснилось? Но это было так реалистично… Ледяной пол, прохладные прикосновения рук Аннабель Джейн, запах глициний. Или Аннабель Ламберт была призраком?..
– Я встретила фейри этой ночью, – проговорила Белль. – В своей новой комнате.
– Поверь, в замке нет фейри, кроме тебя, – заверил её лорд Спенсер. – Как и в мире. Ты – последняя.
– Но… – начала Аннабелль и осеклась.
– Это про?клятый замок, – мягко ответил герцог. – Он навевает странные сны.
Его голос звучал ласково, убаюкивающе, и именно это заставило Белль насторожиться. Она незаметно ущипнула себя за запястье, и сладкое дремотное оцепенение рассеялось, сменившись раздражением.
– Но это не было похоже на сон, – нахмурилась Белль. – Аннабель Ламберт была в моей комнате! Я видела её, разговаривала с ней! Я чувствовала запах глициний…
– Это невозможно, – отрезал лорд Спенсер, и в голосе его прозвучали стальные нотки. – Это был просто сон, Аннабелль Грейс, – смягчив тон, добавил он.
– Нет, не сон! – заупрямилась Белль. Ей не нравилось, что герцог разговаривает с ней как с капризным ребёнком. – Думаете, я не могу отличить сон от реальности?
– Думаешь, я не знал бы, если бы у меня в замке жила ещё одна фейри? – голос герцога искрился едва сдерживаемым негодованием.
Это был весомый аргумент, но Белль не была готова просто так сдаться, её чутьё фейри и личное упрямство твердили: тут что-то не так.
– Может… Может вы по какой-то причине решили скрыть от меня другую фейри! – нашлась она.
– И зачем мне это делать? – холодно поинтересовался герцог.
– Не знаю зачем, но это возможно, – ответила Белль, хмурясь.
– То есть ты обвиняешь меня во лжи? – голос лорда Спенсера, клокотавший гневом, заставил Аннабелль вздрогнуть. Но она быстро взяла себя в руки.
– А вы считаете, что это я вам лгу, – парировала она.
– Нет, я считаю, ты обманываешь саму себя, – сухо возразил герцог.
Нахмурившись, Аннабелль скрестила руки на груди.
– Я знаю, что я видела, – повторила она из чистого упрямства. В глубине души Белль понимала: Аннабель Ламберт могла присниться ей.
– Может быть, мне пригласить в замок врача? – поинтересовался лорд Спенсер.
Голос его звучал снисходительно и с такой отеческой заботой, что Белль вспыхнула:
– Я не сумасшедшая, – бросив салфетку на стол, Белль встала из-за стола. – Аннабель Ламберт была у меня в комнате, а вы что-то скрываете. Спасибо вам за чудесный вечер, ваша светлость, – ледяным тоном произнесла она и нарисовала на лице безупречную улыбку. – Вы такой приятный собеседник, – с сарказмом добавила она. – Доброй ночи, – и пошла к выходу.

Вечером, выключив свет и сев на постели, Белль решила позвать вчерашнюю гостью.
– Аннабель Джейн!
Но никто не ответил и не появился. Позвав ещё несколько раз и немного подождав, Белль легла спать. Неужели Аннабель Ламберт и впрямь ей приснилась? Если не злиться на герцога и смотреть на произошедшее трезво, то объяснить вчерашнюю встречу сном было логичнее всего, ведь ночная гостья просто исчезла, стоило Белль отвлечься. Тут она вспомнила девочку в крипте. Неужели тоже приснилась?.. Посреди бела дня?

На следующее утро после завтрака Белль всё-таки решила сначала прогуляться верхом, хоть ей очень хотелось сразу пойти в библиотеку. Но свежий воздух помогал ей согреться, поэтому она оделась и спустилась вниз.
Сделав галопом несколько кругов вокруг замка, Белль вернулась в замок и одевшись потеплее, пошла в библиотеку. И тут её ждал неприятный сюрприз: тяжёлые резные двери были закрыты. На замок. Белль отправилась искать Лантерна, досадуя, что тратит драгоценное время впустую. Спустя полчаса поисков она обнаружила слугу, несущего ковёр.
– Лантерн! – позвала Белль. – Вот ты где! Пожалуйста, открой мне библиотеку.
– Не положено, мисс, – ответил тот, остановившись.
– В каком это смысле? – не сразу поняла Белль.
– Распоряжение хозяина, – ответил Лантерн.
– Не может быть, – удивилась Белль. – Он же…
«Значит, так? Решил меня наказать? – рассердилась она. – Показать, кто в доме хозяин? Как это по-джентельменски».
– Хорошо, Лантерн. Я поняла, – ответила Белль и вернулась к себе.

Она попробовала читать: сначала «Морфологию волшебной сказки», затем «Острова Блаженных», потом взяла книжку наугад («Пираты» Вальтера Скотта), но никак не могла сосредоточиться на чтении.
«То есть он действительно закрыл мне доступ в библиотеку? Намеренно? Да что я такого сделала? Да это я должна обидеться: он считает меня сумасшедшей!» – злилась Белль, сидя у огня.
«Но библиотека мне нужна, чтобы с него снять проклятие!» – возмущалась она, расхаживая по гостиной взад и вперёд.
«Может, я его чем-то задела? – размышляла Белль, встав у окна и глядя сквозь испещрённое дорожками воды стекло вниз, во двор. – Или он хочет, чтобы я так думала?»
Белль уселась на кровать.
«В любом случае лучше извинюсь вечером, – решила она. – Какой смысл перевоспитывать двухсотлетнего варгиса, – она усмехнулась. – И вообще не стоило вчера с ним спорить. Что на меня нашло?..»

Вечером, когда она уже оделась к ужину, её ждал очередной сюрприз.
– Лорд Спенсер, – начала Фезер, сцепив руки и опустив глаза, – просил вам передать, что занят и не сможет встретиться с вами за ужином.
Аннабелль кивнула в полном недоумении. Он правда занят или дело в ней? Неужели она так сильно провинилась, раз лорд Спенсер отменил ужин? Белль подумала, может, стоит передать её извинения с Фезер, но потом решила, если герцог не желает её видеть, то и извинений от неё не дождётся.

Дни проходили за днями. Аннабель Ламберт не появлялась, двери библиотеки были закрыты, а лорд Спенсер по-прежнему не звал Белль на ужин. Она перестала ездить верхом, точно боясь, что герцог вот-вот отнимет у неё и Снежинку. Целыми днями Белль бродила по замку, изучая путанную сеть коридоров и заглядывая во все открытые двери. Несколько раз она даже забредала в замковую кухню – длинное сверкающее стерильностью светлое помещение, где царил шеф Буше? – невысокий коренастый мужчина неопределённого возраста с громким голосом, ужасающим французским акцентом и закрученными чёрными усами. Аннабелль думала: может, ей захочется что-нибудь приготовить, но, понаблюдав за работой шефа, ушла.
Иногда Белль созванивалась с Вики или Кевином, но не знала, о чём говорить, и рассеянно слушала их рассказы о жизни, которая стала далека от неё. Кроме того, вскоре в замке начались перебои с сетью, и разговор порой превращался в бесконечное переспрашивание друг друга слышно или нет. Эллиас Холт сказал, что такие проблемы со связью в замке случаются в холодное время года регулярно. Он пригласил ремонтников, и те несколько дней стучали на крыше Восточного крыла под проливным дождём. После починки сигнал стал лучше, но сеть всё равно была нестабильна.
Только эти перебои связи и успокаивали Белль, когда она с беспокойством думала, почему ей не звонит Фредерик. Он ведь должен был поговорить с Камиллой. Но Белль не знала, чем закончился разговор: ведь они могли и помириться, поэтому не решалась позвонить сама. Белль подолгу смотрела на фотографию Фредерика в контактах на своём телефоне, но никогда её палец не касался значка вызова. Иногда она набирала сообщение, что-то совсем простое, вроде: «Привет, как дела?» или «Как проходит курс?», но каждый раз неизменно стирала и убирала телефон. Ей мучительно хотелось поговорить с ним или хотя бы просто услышать его голос. Но она не решалась. Лишь один раз Белль позвонила ему вечером, но попала на автоответчик. И даже там не услышала его голоса: видимо слетели настройки голосовой почты. Тогда она перерыла семейное облачное фотохранилище Уайтов и нашла недавнее сентябрьское видео, на котором Фредерик, стоя в обвязке на страховке под детским скалодромом, объяснял Марку, как нужно передвигаться от зацепа к зацепу. Видео длилось всего двадцать две секунды, и Белль пересмотрела его бесчисленное количество раз.
Иногда она брала книгу и садилась у дверей библиотеки. Прислушивалась к звенящей тишине, будто надеясь расслышать шелест страниц; касалась деревянных створов, проводила пальцами по резьбе, повторяя причудливые узоры… Сердце Белль тоскливо сжималось: библиотека хранила столько знаний, но доступ к ним у неё был безжалостно отнят. Теперь она понимала, что чувствовали Адам и Ева, когда врата Рая закрылись у них за спиной. Если бы она знала, что в ближайшее время больше не сможет попасть в библиотеку, она бы не спала и не ела, изучая каждый стеллаж, ища книги о пророчествах банши и варгисах, сведения о ведьмах – что угодно, что могло бы её приблизить к пониманию, как снять проклятие. Или просто бы читала о драконах и единорогах, о нимфах и сиренах, о первородных фейри и сотворении Элфина.
Но Белль была лишена этой возможности и поэтому по кругу перечитывала «Острова Блаженных».
Святой Себастьян собрал в своей книге предания об островах Блаженных – о древнем шумерском Дильмуне, о греческом Элизиуме, о японском острове Вечной юности и о китайской обители бессмертных – горе Пэнлай. Но больше всего внимания святой Себастьян уделил островам Блаженных кельтской мифологии. Он описал пресветлый Авалон, и Тир на Ног – остров Вечной Молодости, и валлийский потусторонний мир Аннувн, и таинственный остров Хай-Брасил, окутанный туманом, который расступается лишь на один день каждые семь лет, и открытую в шестнадцатом веке ирландским монахом Землю Святого Брендана. Святой Себастьян считал, что все острова Блаженных непосредственно связаны с первыми детьми Лилит, которые могли там скрываться от преследований людей. Также к островам блаженных он отнёс и Элфин, на котором побывал дважды: в 1248 году и в 1261 году.
Далее в примечаниях Николь Рэнд говорилось, что святой Себастьян, изучая архивы Ватикана, сочувствовал детям Лилит и оправдывал многие их поступки, совершённые, по его мнению, для самозащиты, и в конце концов был отлучён от Церкви за ересь в 1248 году Бонифацием Савойским, архиепископом Кентерберийским. Святой Себастьян, как ревностный католик, тяжело переживал это и уехал на Элфин, где прожил почти год. Вернувшись, он обнаружил родной Уэльс в состоянии войны: Дафидд ап Лливелин поднял восстание против английского господства. Святой Себастьян стал ухаживать за ранеными, которые у него всегда шли на поправку раньше ожидаемого. После победы уэльсцев святой Себастьян прожил ещё двенадцать лет, помогая больным, давая приют странникам и собирая вокруг себя последователей, которые и после его смерти продолжили его дело. А в шестнадцатом веке во время Реформации при Генрихе VIII Себастьяна Уэльского официально причислили к лику святых Англиканской церкви.
Это было, конечно, интересно, однако Белль гораздо больше заинтересовал некий «муж, ликом ужасен, но душою чист и разумом мудр», которого святой Себастьян встретил во время своего второго визита на Элфин. Что именно было ужасного в его лике, святой Себастьян не уточнял, но написал: тот был близок к варгисам «душой и телом» и именно от него путешественник узнал многие секреты целительства. Белль перечитывала несколько раз этот фрагмент и в её голове настойчиво вертелась мысль, что это мог быть святой Элред или кто-то из подобных ему. Вот бы попасть в библиотеку! Наверняка там найдётся книга о событиях тех лет.
Интересно, что святой Себастьян причислял к островам Блаженных именно Элфин, а о Лэителе он нигде не упоминал. Возможно, не знал, а возможно, не хотел привлекать внимание.

Вечером двадцать шестого ноября в ожидании, когда придёт Лантерн накрывать к ужину, Белль стояла у окна своей гостиной и смотрела во двор, наблюдая за весёлой кутерьмой снежинок, постепенно укрывающих и лужайку, и дуб, и крышу замка. Она подумала, что было бы здорово пойти прогуляться, но в этот момент раздались шаги и затем стук в дверь.
– Заходи, Лантерн, – сказала Белль.
– Мисс, хозяин хочет вас видеть, – произнёс тот.
Белль обернулась, не сразу поверив услышанному: спустя двадцать дней – почему именно сегодня?
– Сейчас? – спросила она.
– Да, мисс. Ужин в столовой уже накрыт.

Белль задумалась, стоит ли ей надевать платье из тех, что подбирал для неё лорд Спенсер. За эти двадцать дней она привыкла одеваться в тёплые штаны со свитером, но, подумав, решила лишний раз не злить хозяина замка своим внешним видом и остановила выбор на белом шерстяном платье.
Шагая за Лантерном, Белль всё думала, как ей себя вести с лордом Спенсером? Извиниться? Высказать всё, что она думает о том, как «по-джентельменски» он поступил, внезапно прекратив общение и отняв доступ к библиотеке? Ничего не говорить и только отвечать на его прямые вопросы?
Так ничего и не придумав, Белль вошла в залу и остановилась у стола. В длинном и широком помещении было темнее обычного.
– Добрый вечер, лорд Спенсер, – произнесла она, усаживаясь на заботливо отодвинутое Лантерном кресло.
Темнота на другом конце стола безмолвствовала. Белль прислушалась: всё было тихо.
Лантерн налил ей супа, и она принялась за еду.
– Неужели я не заслуживаю простого приветствия? – спросила Белль, глядя во тьму и изображая на лице улыбку.
– Здравствуй, – раздался голос герцога. Он звучал сухо и отстранённо.
Белль вскинула подбородок.
– Если вы не хотите меня видеть, то зачем позвали? – спросила она.
Лорд Спенсер не ответил.
– Если вы будете игнорировать меня, ваша светлость, – чуть позже произнесла Белль, отодвинув тарелку с супом (аппетит у неё пропал), и взяла бокал вина, – то к успеху мы с вами не придём. Если вам не нужна моя помощь, то давайте расторгнем наш договор и я вернусь в Торнфилд, – она отпила вина.
– В Торнфилде ты в опасности, – проговорил герцог.
– Не думаю, что вам есть до этого дело, – холодно произнесла Белль и вновь сделала глоток вина. – Иначе вы бы не исчезли без объяснения причин. Двадцать дней прошло, лорд Спенсер.
– Я не исчез. – От рокота его голоса по коже Белль пробежал озноб. – Но так ли ты желала общения со мной? – сердце у неё заколотилось как испуганная птица. – Ты ведь даже не зашла сюда ни единого раза.
– Глупо приходить туда, где никого нет, – ответила Аннабелль, вскинув подбородок.
– А не глупо было сидеть перед закрытой дверью библиотеки? – спросил герцог. – И я был здесь. Каждый вечер, в назначенное время, – в голосе прозвучала горечь.
Кровь прилила к щекам Белль, её точно охватило огнём: он прав – ей даже в голову не пришло заглянуть сюда хотя бы разок. Но она тут же взяла себя в руки, засомневавшись, что он правда каждый вечер приходил сюда.
– Вы могли бы и сказать мне об этом, – произнесла она.
– Я хотел проверить тебя.
Белль помолчала.
– Я не стану говорить о том, что я об этом думаю, – сказала она. – Я не хочу с вами ссориться. Мне жаль, если я задела ваши чувства настолько сильно, что вы решили отомстить мне. Но я надеюсь…
– Ты не задела мои чувства, и это не была месть, – повысив голос, возразил лорд Спенсер. – Я хотел понять, что ты из себя представляешь, и понял это.
«Очень рада за вас», – мысленно ответила ему Аннабелль, но язвить вслух не стала: а то он точно не откроет для неё библиотеку, и придётся до конца года перечитывать те книги, что были в её комнате и которые она привезла с собой. Или того хуже – читать с телефона.
Аннабелль задумалась, что же сказать? Вновь расспрашивать об Аннабель Ламберт явно не стоит, и она предложила:
– Давайте забудем старые разногласия и сосредоточимся на том, чтобы снять проклятие. Ведь ради этого я здесь. Ответите на несколько моих вопросов?
– Ответы не помогут тебе снять проклятие, – в голосе лорда Спенсера звучали раздражение и усталость.
– Вы же не знаете, о чём я собираюсь спросить, – возразила Белль.
– Всё, что тебе было нужно знать, я уже рассказал.
– Хорошо, – сдержанно сказала она. – В таком случае не могли бы вы быть так любезны и ответить на вопросы, которые не полезны для нашей общей цели, но интересны лично мне?
– О чём ты хочешь узнать?
– Что такое Хёльде?
– Того, что рассказал тебе Эллиас, вполне достаточно.
– Откуда вы…
– От кого ещё ты могла узнать об этом, – холодно ответил герцог.
– Но он знает слишком мало!..
– К счастью для вас обоих.
Белль раздосадовано замолчала: да, выудить из герцога хоть что-нибудь будет непросто.
– Ладно, – выдохнула она, решив сменить тему. – Расскажите мне об Элфине до проклятия. О кентаврах и единорогах. О святом Элреде. Святой Себастьян в своей книге «Острова Блаженных» упоминал о некоем муже, что был «ликом ужасен, но душою чист и разумом мудр» и очень близок к варгисам. Это был сам святой Элред или кто-то из подобных ему?
– Тебе обязательно задавать вопросы? – голос лорда Спенсера звучал недовольно. – Ты хочешь непременно из всего извлекать выгоду?
Белль оставила пустой бокал.
– Если бы вы оказались за одним столом с Грегором Риштой, вы бы тоже стали говорить с ним о погоде и прочих пустяках? – спросила она, вскинув подбородок. – И да, я пошла на некоторую жертву, оставшись в замке. Так что я буду признательна вам, если вы отблагодарите меня несколькими ответами.
– Как беззастенчиво ты пытаешься использовать меня, – заметил лорд Спенсер.
– Непривычно, да? – спросила Белль. – Обычно вы этим занимаетесь, – она усмехнулась. – Так что насчёт нескольких ответов?
Герцог помолчал.
– Ты можешь почитать хроники Корфу за тринадцатый век, – наконец ответил он. – Лантерн тебе покажет, где их можно взять.
«Это значит, что он возвращает мне право ходить в библиотеку?» – подумала Белль.
– Благодарю, – ответила она.
Доступа в библиотеку ей было достаточно, а об Аннабель Ламберт можно и поискать в сети (и почему она не сделала этого раньше?), поэтому Белль не стала больше задавать вопросов. Остаток ужина прошёл в тишине.

Вернувшись в свою комнату, Белль вбила в поисковую строку имя Аннабель Ламберт. Нашла лишь скан газетной страницы «Торнфилд ньюз» за 5 ноября 1951 год, где было написано, что, вероятно, Аннабель Ламберт, уехавшая в Лондон в конце августа – последняя выжившая фейри. Что, кстати, было интересно. Ведь на острове, в Линденшире, тогда жил Джеймс Тэйлор, а где-то в Европе скрывалась Эмбер Найтингейл. Получается, общественность не знала об этом? Ладно, Эмбер – она часто исчезала, а потом появлялась. Но дедушка! Получается, считалось, что он тоже мёртв?.. Значит, Аннабель Джейн должна была снять проклятие ещё семьдесят лет назад! Но у неё не получилось, так как она не была последней фейри… И она прожила в замке до начала девяностых годов. Если, конечно, можно доверять той информации, которую Белль получила от неё самой.
«Возможно, – подумала Белль, сворачиваясь в постели клубочком, – нужно было спросить у лорда Спенсера не о том, живёт ли сейчас в замке фейри, а жила ли она здесь раньше? Ведь Волчий Клык проклят, кто знает, может он насылает видения о прошлом… Тем более о той, что пыталась разрушить злые чары до меня, – Белль задумалась. – Очевидно лорд Спенсер годами искал способы снять проклятие, но не все они срабатывали…» Ей стало жутко при мысли, что герцог мог сделать с Аннабель Джейн в каком-нибудь кровавом ритуале. Белль поёжилась, закутываясь в одеяло поплотнее. Ну а чего ждать от того, кто позволял ведьмам приносить в жертву своих братьев и сестёр и навлёк проклятие на весь остров?..

Глава 18. «Книга пророчеств»

Белль проснулась от душистого аромата травяного чая с отчётливыми нотками мяты, вербены, чабреца, липового цвета и шиповника. Она сладко потянулась в кровати, подумав, что давно хотела на завтрак чай. Надев ещё одни тёплые носки и завернувшись в шерстяной плед, Белль вышла в гостиную.
– Доброе утро, мисс, – поздоровался Лантерн. – Если вы хотите кофе…
– Нет, чай – это замечательно, – улыбнулась Белль.
Умывшись, она села за столик в кресло перед камином. Лантерн поставил перед ней тарелку с треугольными ломтиками зернового хлеба, на которых поверх кусочков камамбера лежали ещё тёплые пластины поджаренных груш, посыпанные орехами и политые тёмным мёдом. Пахло невозможно аппетитно.
– Как же вкусно… – с наслаждением произнесла Белль, сделав первый укус. – О, там ещё внизу творожный сыр!.. – и она откусила ещё кусочек.
Позавтракав, Белль хотела пойти в библиотеку, проверить, открыл ли её лорд Спенсер, как обещал? Но потом решила чуть подождать: пусть хозяин замка не думает, что это для неё самое главное в Волчьем Клыке. Белль почитала Вальтера Скотта у камина, после чего, немного замёрзнув (даже живой огонь не спасал от вездесущего холода), пошла навестить Снежинку.

Во дворе было белым-бело. Снег продолжал сыпать мелкими звёздочками, и сугробы всё росли. Уже осёдланная Снежинка ждала у дуба. Белль протянула кобыле несколько кусочков сахара и ласково погладила по морде.
Оказавшись в седле, Белль направила лошадь шагом, а когда они покинули замок, пустила галопом.
Аннабелль как всегда немного увлеклась и отъехала от Волчьего Клыка дальше положенного. Скорость и ощущение полёта пьянили. Крепко обхватив бёдрами бока Снежинки, Белль слегка приподнялась на стременах, раскинула руки в сторону и запрокинула голову. Низкое небо в тучах стремительно неслось назад, мелкиие снежинки кололи лицо, а в сердце расправила крылья птица счастья. Аннабелль поняла, насколько ей этого не хватало. Напрасно она двадцать дней лишала себя счастья быстрой скачки.
Волчий вой, раздавшийся совсем близко, из рощи Праотцов, к которой Белль быстро приближалась, вернул её в реальность. Она взялась за поводья и развернула кобылу. Объехав галопом замок несколько раз и окончательно согревшись, Белль решила вернутся: ей не терпелось продолжить исследование библиотеки.

Белль с замиранием сердца отворила тяжёлые двери библиотеки и пошла искать стеллажи с хрониками Элфина. Найти их не удалось, ведь лорд Спенсер не дал ей никаких указаний, а библиотека была очень большой. Решив вернуться к поиску хроник позже с Лантерном, Белль прошла к полке, где хранилась «Книга творения». Рядом стоял огромный фолиант. «Книга пророчеств» – гласили золотые чуть стёршиеся буквы на корешке. Белль не поверила своей удаче! Том «Книги пророчеств» оказался очень тяжёлым: Белль не без труда донесла его до стойки. Открыв титульный лист, она прочла: «Большая книга пророчеств банши Элфина». Год был указан 1859. Перевернув страницу, Аннабелль увидела несколько небольших неровных обрывков бумаги, аккуратно приклеенных к плотной бумаге книги. Чернила, которыми были сделаны записи, немного расплылись, и кроме того, Белль никак не могла понять, какой это язык. Под исписанными обрывками было подписано два года: 1119 и 1127. Белль восхищённо выдохнула, и ей ещё сильнее захотелось прочесть записи. Но скорее всего те пророчества исполнились много лет назад. Дедушка говорил, что обычно банши предсказывают будущее лет на сто-двести вперёд. Хотя есть пророчества, до исполнения которых может пройти и тысяча лет. Аннабелль бережно пролистала фолиант: около двухсот страниц были обклеенными подобными обрывками бумаги (реже – аккуратно вырезанными листами) и исписаны. Под каждым клочком с пророчеством был указан год.
Вдруг взгляд зацепился за слово «дракон», и Белль прочла пророчество целиком. Оно было написано красивой старинной вязью (но вполне разборчиво) на листе размером со стандартную страницу книги.
«И очнется ото сна Дракон-гора, и взмыет[66 - поднимется.] в небеса, Литой благословенные, возродившийся Дракон, и настанет пора благоденства для всех правосудных на земле сей». Внизу стояла подпись: «Эорин» и год: «1617».
Белль улыбнулась: значит, драконы и правда однажды всё-таки вернутся на Элфин…
А Эорин – наверное, имя банши, сделавшей пророчество. О важных событиях Элфина прорицание делает почти каждая банши, и наверняка за пятьсот лет, прошедших после исчезновения драконов, предсказаний об их возвращении было сделано немало.
Белль перечитала пророчество вслух. «Небеса, Литой благословенные… Как красиво!..» – подумала она.
Аннабелль пролистала ещё несколько страниц.
«В то лето бысть глад и сухота велия, и изше вся скот, и павить на дава плодов своих. И умре дщери Евовы и сынове Адамовы, и возратихся земля Литова детям Литовым[67 - В тот год будет голод и сильная засуха, и падёт вся скотина, и виноградная лоза не даст плодов. И умрут дочери Евы и сыновья Адама, и возвратится земля детей Лилит детям Лилит.]. Дэйн. 1628».
Белль ещё раз перечитала пророчество: в каком это смысле «умре дщери Евовы и сынове Адамовы»? Да и кому землю Литову возвращать, если почти никого не осталось? Белль – последняя фейри, в заливе святого Элреда – пять бесплотных сирен, из нимф – только Таунара, а выжившие драконы, единороги и кентавры ушли в Лэитель. Получается на острове остались лишь одни варгисы. Да и те под проклятием. Может, это пророчество о возвращении из Заповедника всех ушедших туда? Это было бы замечательно, если бы не гибель людей, живущих на Элфине.
Белль перехватила часть страниц огромной книги, чтобы было удобнее листать, и тут увидела фразу, которую только что прочитала: «…возратихся земля Литова детям Литовым». Но пророчество было другое и сделано на двести лет раньше. «И наводняху людие землю Литову, и насаждаху своя первозакония, и наста детям Литовым година тяжела. Тогда един от сынов Литовых подня братьев своих и сестер своих, и повеле людям изыдити. И изыде людие с земли Литовой, ивозратихся земля Литова детям Литовым от того дне. Рэйн, 1416».
Пророчеству более шестисот лет, и оно до сих пор не исполнилось. А ведь сейчас Элфин фактически принадлежит людям, и все живут по людским законам…
– Мисс, – раздался вкрадчивый голос Лантерна у Белль за спиной, вырвав из глубокой задумчивости.
Она обернулась, нахмурившись: как он не вовремя!
– Что такое, Лантерн?
– Время обеда, мисс, – осторожно напомнил тот.
Белль ощутила, что голодна. А ещё она почти не чувствовала пальцев ног и рук от холода, хотя надела термобельё и тёплые штаны со свитером.
– Да, спасибо. Скоро буду.
– Через пятнадцать минут обед в Розарии будет готов, – сообщил Лантерн.
Переодевшись в молочно-белый шерстяной брючный костюм и взяв с собой тёплый плед, Белль спустилась в Розарий.
Уже на входе Белль встретил аппетитный запах, от которого у неё потекли слюнки: жаренная на гриле форель с пряностями и травяной чай. Белль прошла дальше, к столу, и розы приветственно поворачивали к ней свои прелестные головки, и новые бутоны распускались один за другим.
В Розарии было светло и довольно тепло, однако Аннабелль, усаживаясь в кресло, отодвинутое Лантерном, всё равно закуталась в плед, потому что пальцы у неё так и не отогрелись.
Лантерн налил Белль ароматно пахнущего сливочного супа с нежно-розовыми кусочками лосося и насыпал щепотку свежесрезанного укропа. Когда Белль попробовала суп, она не удержалась от восхищённого комментария:
– Это невозможно вкусно!..
– Вы, наверное, очень голодны, мисс, – заметил с улыбкой Лантерн. – Свежий воздух возбуждает аппетит.
– Да, ты прав, Лантерн, – улыбнулась ему в ответ Белль. – Но это правда безумно вкусно.
– «Лохикейтто», – сказал официант. – Сливочно-лососевый суп, блюдо финской кухни, – пояснил он в ответ на недоумённый взгляд Белль, впервые слышавшей это название.
– Надо запомнить, – сказала она, подумав, что было бы здорово потом приготовить этот суп вместе с Фредериком.
Основным блюдом была жаренная на гриле форель с розмарином, к которой Лантерн неожиданно предложил бокал сухого шардоне десятилетней выдержки. Белль не привыкла пить вино в середине дня, и Лантерн, заметив её колебания, осторожно начал:
– Если не хотите…
Белль подумала:
– Нет, пожалуй, не откажусь, – ответила она. – Может, вино наконец согреет меня. Кроме того, шардоне изумительно сочетается с красной форелью.
Рыба была выше всяких похвал, а в сочетании с вином… Белль подумала, что впервые в замке ест настолько вкусно. И порции были именно такие, сколько она могла съесть. На десерт Лантерн поставил перед ней небольшой очень нежный на вкус почти невесомый ягодный чизкейк и целый чайник травяного чая – идеальное завершение обеда.
Аннабелль долго сидела в кресле, укутавшись в плед, грела руки о чашку с чаем, смотрела на розы и слушала, как невесомо опускаются на стеклянный купол хрупкие снежинки. Руки у неё, наконец, согрелись, и внутри тоже разлилось тепло.

После обеда Аннабелль вернулась в библиотеку и пять часов к ряду просматривала «Книгу пророчеств» в поисках какой-нибудь информации, которая помогла бы ей понять, как снять проклятие. Однако большинство пророчеств будто вовсе не имели смысла. Например: «Идеже ласица седе на Выю, легчина наста боящим бо ся[68 - Когда ласточка сядет на Шею, облегчение настанет для боящихся.]. Дэйн. 1577» или «И лезье ввержится море, и ликада объемлется огнем, и лискарь протянется от земли до неба[69 - И лезвие упадёт в море, и луг охватит огнём, и заступ протянется от земли до неба.]. Киран. 1712».
Исполнились ли эти пророчества или ещё только должны исполниться, что они обозначают и как их нужно понимать – Белль не имела ни малейшего представления и, немного поломав над странными фразами голову, решила спросить об этом у лорда Спенсера за ужином.
Помимо совершенно бессмысленных фраз Белль несколько раз попалось упоминание «сухоты», на которую облечёт себя земля Литова, но о гибели детей Адама и Евы в этих пророчествах, к счастью, ничего не говорилось. Может быть, будущее в предсказаниях банши тоже переменчиво? Аннабелль сделала себе пометку спросить и об этом у лорда Спенсера.
Ещё нередко упоминалась тьма, рождённая в самом сердце «земли Литовой»: из-за неё прольются реки крови, и она поглотит весь мир. Эти пророчества звучали особенно мрачно и пугающе: «И родихся тьма в сердце земли Литовой, и объя тьма всю вселенную. И пролихся реки крови неповинныя, егда воссех на престоле нечестивыя. И видя нечестие детей своих, заплакохом Лита горько. И опалихом огнем вся сущее на земле Ея, предаде морю[70 - И родилась тьма в сердце земли Литы, и окружила тьма всю Вселенную. И пролились реки крови неповинных, когда на престол сели нечестивые. И опалив огнём всё, что было на её земле, она (Лита) предала это морю.]. Эорин, 1710».
Это жуткое апокалипсическое пророчество точно ещё не исполнилось, что не могло не пугать. Полистав книгу, Белль нашла ещё одно, не менее жуткое предсказание: «И на устах ея – ихор, и на руцех ея – кровь неповинныя, и в сердце ея – тьма. И не буде та дщерью Литовой отколе, но ста рабицей Х’гивхаты. И от того дне начахуся бо кончина земли Литовой[71 - И на губах её кровь бессмертных, и на руках её кровь невиновных, и в сердце её тьма. И перестанет она быть дочерью Литы, но станет рабой Х’гивхаты. И от того дня начнётся гибель земли Литы.]. Дэйн, 1699». Сфотографировав тексты обоих пророчеств, Белль тоже решила расспросить о них хозяина замка.
В библиотеке становилось всё холоднее, и, совсем окоченев, Белль заложила вытянутой из причёски лентой место в книге, на котором остановилась. Она закрывала книгу, когда ещё одно странное пророчество зацепило её взгляд: «И разверзнутся небеса, и исторгнут огнь белый яко снег, и смирих огнь той сердце тьмой пораженное, и бысть сие знамением прощения апостата в жизни будущего века[72 - Небеса откроются и исторгнут белый как снег огонь, и усмирит тот огонь поражённое тьмой сердце, и будет это знаком прощения отступника от веры в будущей жизни.]. Дэйн, 1536». Исполнилось ли это пророчество? О каком отступнике от веры говорится в нём? И что за «огнь белый яко снег»?
С этими мыслями Белль бережно закрыла «Книгу пророчеств» и пошла принять ванну, чтобы согреться.

Вместо планируемых пятнадцати минут Белль пролежала в горячей ванне все сорок. Согревшись, она укрылась пледом и села поближе к растопленному камину с кружкой травяного чая, и, расфокусировав взгляд, стала наблюдать, как пляшут тёплые языки пламени. Ей было очень уютно и тепло, и совсем не хотелось покидать мягкое кресло у огня. Но вновь испытывать терпение лорда Спенсера ей не хотелось ещё больше. Кроме того, ей было интересно, что он скажет о её догадках насчёт пророчеств банши.
Белль послушно надела принесённое Фезер золотое муаровое платье, расшитое цветами и открытыми плечами, но попросила Лантерна отнести в столовую плед.
Шагая за Лантерном, Белль обдумывала вопросы, решая, какой из них задать первым, потом возвращалась к мысли о том, как бы вежливо попросить лорда Спенсера позволить ей самой выбирать, что надевать на ужин. Но едва она переступила порог столовой, её окутало аппетитным облаком еды. Сев за стол и поздоровавшись с хозяином замка, Белль решила: вопросы и просьбы подождут.
На ужин были блюда, которые Аннабелль раньше не пробовала: ей казалось, морепродукты не в её вкусе. Как же она ошибалась! Салат с крабом и грейпфрутом, осьминог с ндуйей и бататом, паста с ракушками вонголе, крудо карабинерос с гаспачо из ананасов – всё было невероятно вкусно, и Белль, увлечённая этими деликатесами, отвечала на вопросы лорда Спенсера односложно, что было не очень вежливо, но она ничего не могла с собой поделать.
– Я вижу, тебе понравился сегодняшний ужин, – произнёс герцог из тьмы. В его голосе отчётливо слышалась улыбка.
– Это правда, – ответила Белль, ощущая, что больше не способна проглотить ни кусочка. – Сегодня все блюда такие необычные и невозможно вкусные. Почему Буше скрывал свой талант все эти дни? – с лёгким недоумением произнесла она.
Лорд Спенсер глухо засмеялся.
– Разве вы не чувствуете разницу? – удивлённо спросила Белль. – Она разительна. Как будто…
– Я решил порадовать тебя и нанял повара из Парижа, – не дал ей договорить лорд Спенсер.
«…как будто повара подменили», – закончила про себя Белль одновременно с ним.
– У вас получилось, – ответила она и улыбнулась. – Новый повар готовит просто божественно. Даже лучше…
Ей было больно это признавать, но парижский шеф готовил лучше Фредерика.
– Лучше кого? – вкрадчиво уточнил хозяин замка.
– Неважно, – ответила Белль, вновь улыбнувшись. – Вы очень порадовали меня, ваша светлость. Благодарю вас.
И она перевела тему, чтобы герцог не задал уточняющих вопросов:
– Я сегодня листала «Книгу пророчеств». Это оказалось очень увлекательно. И мне до сих пор непонятно, почему мы называем Литу Лилит. – Белль сделала глоток чая.
– Мы живём в эпоху людей на Элфине, – задумчиво ответил лорд Спенсер. – Их гораздо больше, чем нас. Вот мы и привыкли. А Джеймс, твой дедушка, считал, что нельзя упоминать истинное имя нашей Создательницы всуе.
Белль задумалась.
– А вы случайно не знаете, где был мой дедушка во время убийства фейри в 1951 году? – спросила она и, поднеся кружку к губам, поняла, что её рука дрожит. Даже плотно поужинав и чувствуя расслабляющую сытость, Белль продолжала мёрзнуть: открытые плечи покрылись мурашками, пальцы заледенели. Невозможность как следует согреться начинала утомлять, и это было неестественно, особенно для фейри, привыкшей не испытывать неудобства от жары или холода. Но замок был проклят, видимо, дело было в этом.
Набросив на плечи перекинутый через спинку кресла плед, Белль обхватила кружку обеими ладонями. Она была обжигающе горячей.
– В Линденшире, – помолчав, ответил лорд Спенсер.
– Почему банши не предсказали убийство фейри и не отправили их в Заповедник? – спросила Белль. – Тогда бы и фейри остались живы, и проклятие было бы разрушено.
– Банши… – начал герцог и замолчал, задумавшись, – не могли спасти фейри. Или не захотели.
– А дедушка?..
– Возможно, ему больше повезло, – ответил лорд Спенсер после непродолжительной паузы и вновь смолк. – Или же так было предопределено. Киран считала, что всему своё время. А тогда время ещё не пришло. Так они мне это объясняли.
– Но не ценой жизней семнадцати фейри! – вырвалось у Белль.
– Банши не мыслят реальность такими категориями, – отстранённо ответил лорд Спенсер.
– Это ужасно… – выдохнула Белль. И, помолчав, продолжила: – Я видела несколько пророчеств, в которых говорится о засухе, а в одном – о голоде и смерти детей Адама и Евы, после чего Элфин снова будет принадлежать только детям Лилит. Неужели это и правда может исполниться? Или будущее в видениях банши тоже может измениться?
– Ты просто не дошла до ещё одного пророчества, – ответил лорд Спенсер. – В нём говорилось о выборе, который станет перед детьми Лилит: помочь людям или позволить им умереть.
– Речь идёт о засухе и голоде 1803! – догадалась Белль. – Значит, это пророчество сбылось…
– Элред верил, что дети Адама и Евы и дети Лилит смогут жить в мире, – медленно проговорил лорд Спенсер.
Белль поплотнее укуталась в плед, жадно ловя каждое его слово.
– Вы думаете, он ошибался?.. – тихо спросила она.
– Двадцать седьмое октября 1951-го меня в этом окончательно убедило.
– Но вы ведь тоже позволяли ведьмам убивать фейри, – осторожно напомнила Белль. – И варгисов, и единорогов.
– И сожалею об этом, – глухо ответил герцог.
Белль неловко было развивать эту тему, и она сказала:
– А ещё в пророчествах упоминается тьма, которая родится в самом сердце Элфина и всех погубит, – и процитировала на память пророчество.
Лорд Спенсер рассмеялся, даже не дослушав до конца прорицание Эорин. Аннабелль нахмурилась:
– С вашей стороны было бы очень любезно пояснить причину вашего смеха, лорд Спенсер, – холодно произнесла она.
– Банши – не самые позитивные существа на земле, если ты не знала, – отсмеявшись, ответил герцог. – Их хлебом не корми, дай предсказать конец света.
– Вы хотите сказать, что они делают предсказания по доброй воле? – холодно спросила Аннабелль, испытующе глядя во тьму поверх кружки.
Повисла длительная пауза, потом лорд Спенсер всё-таки ответил:
– Мне об этом ничего не известно.
Белль отпила чая, мысленно восторжествовав: «Ноль-один в мою пользу». И спросила:
– А ещё я нашла пророчество Дэйн, в котором говорилось о дочери Литы, которая станет «рабицей Х’гивхаты».
Повисла непродолжительная пауза.
– Говорят, Айрин Бёрд была когда-то дочерью Лилит, – наконец ответил лорд Спенсер.
Аннабелль поражённо застыла с чашкой, поднесённой к губам.
– Не может быть!.. – отставив чай, выдохнула она. – А кем именно она была? Варгисом? Фейри? Нимфой?
– Фейри, – ответил лорд Спенсер.
– Значит, она могла сгубить весь мир?.. Получается, есть и альтернативное пророчество, где ей это не удалось?
– Да.
– Интересно, а почему нельзя сразу предсказывать все варианты развития событий?.. – Белль вновь взяла кружку и задумчиво отпила уже немного остывшего чая.
– Будущее постоянно меняется, – ответил герцог. – Банши улавливают эти колебания.
– Хорошо, что пока исполняются только позитивные сценарии, – Белль улыбнулась в темноту и тут же ей стало стыдно за свой поспешный оптимизм. – Жаль, только вам не повезло… А как вам можно было избежать проклятия?.. – осторожно спросила она.
Лорд Спенсер не ответил. Белль допила свой остывший чай (Лантерн тут же налил ей ещё) и решила немного сменить тему:
– В одном из пророчеств говорилось о белом огне, который усмирит поражённое тьмой сердце. Это будет означать, что отступник прощён.
– Это тоже пророчество о драконах, – ответил герцог, помолчав. – Лилит наказала Эйсузу и Ринхольда разлукой за то, что они прибегли к тёмной магии. Эйсузу в первую очередь.
– Почему её?..
– Она дочь Лилит по рождению, – ответил лорд Спенсер и снова смолк.
– Неужели Лилит за столько столетий не простила её?.. – тихо спросила Белль.
– Лилит никогда не прощает просто так, – глухо ответил лорд Спенсер. – Она требует искупления.
Белль задумалась. Если Лилит наказала Эйсузу и Ринхольда за тёмную магию, может, и проклятие Айрин Бёрд – тоже её наказание?.. Ведь Адам прибёг к тёмной магии… Но Белль не решилась сказать об этом лорду Спенсеру и произнесла:
– Мне показалось, будто многие из пророчеств в «Книге» совершенно лишены смысла. Например, «Идеже ласица седе на Выю, легчина наста боящим бо ся», – процитировала Белль. – Как может ласточка, сев на шею, принести облегчение тем, кто боится?
– До землетрясения, в котором погибла Эйсуза, – ответил лорд Спенсер, – в районе, где теперь курорт «Эдельвейс», была скала, похожая на плечи, шею и голову. Её называли Глава. Она была из мягких пород, и в ней селились ласточки-береговушки. Во время землетрясения верхняя часть откололась и разбилась, и остатки скалы переименовали в Шею. Но Шея была из твёрдого камня, и ласточки не стали в ней жить. Наши суеверные братья и сёстры стали думать, что это дурной знак.
Белль слушала рассказ лорда Спенсера с восторгом. Её завораживало, как казавшаяся нелепой фраза обретала смысл, стоило узнать контекст событий.
– И чем всё закончилось? – выдохнула Белль, стоило герцогу смолкнуть.
– После того, как Дэйн изрекла это пророчество, один мудрый кентавр, Руанэг, велел облепить Шею глиной. И это помогло: вскоре береговушки вернулись.
– Это невероятно! – восторженно воскликнула Белль. – Но как вы узнали эту историю?
– Я прочёл много книг, чтобы расшифровать каждое пророчество из этой книги, – негромко ответил лорд Спенсер. – У меня было предостаточно времени.
Белль почувствовала его горечь и боль разочарования, но, помолчав, всё же спросила:
– Банши сами отдали вам эту книгу? Ведь это большая ценность.
– Ты удивишься, – в голосе герцога прозвучали холодные нотки, – но на Элфине все хотят, чтобы проклятие было снято.
Белль его аргумент не убедил.
– Неужели они не забрали у вас свою реликвию, после того, как вы прочитали? – ей не верилось: разве банши могли поступить так безрассудно?.. Ведь в «Книге пророчеств» заключена настоящая сила: кто владеет информацией, владеет миром.
– Банши – мои сёстры, и они знают, что их книга в надёжных руках, – немного раздражённо ответил герцог.
Белль поняла: больше она ничего не добьётся, и перевела тему:
– А вы верите в пророчество, что драконы однажды вернутся?
– Все пророчества рано или поздно сбываются, Аннабелль Грейс, – ответил лорд Спенсер. – Это неизбежно, как восход и закат солнца.
Белль улыбнулась.
– Я бы очень-очень хотела увидеть дракона… – мечтательно произнесла она, отставив пустую кружку.
– Ты проживёшь много лет и возможно, однажды увидишь… – ответил герцог.
Белль пронзило острой стрелой сочувствия к нему.
– Я верю, – тихо произнесла она, глядя во тьму, – что и вы увидите дракона.
Лорд Спенсер не ответил.

Глава 19. Антуан Гроссо

На следующее утро Белль, завернувшись в плед, в кресле у камина наслаждалась восхитительным завтраком от Антуана Гроссо – так звали парижского шеф-повара. Сегодня это были мягчайшие воздушные булочки-улитки с корицей и нежным кремом и чёрный чай с лимоном, оттенявшим сладость выпечки. Смакуя каждый кусочек, Белль думала, чем ей заняться сегодня? Наверное, штудирование «Книги пророчеств» – пустая трата времени, раз лорд Спенсер уже изучил её вдоль и поперёк. Но Аннабелль решила не оставлять изучение книг об Элфине: пусть это не поможет снять проклятие, но ведь она собирается исследовать местонахождения детей Лилит до эпохи Элфина, а для этого было бы неплохо узнать о своих братьях и сёстрах больше.
«Но сначала прогулка», – сказала себе Белль и пошла переодеваться в костюм для верховой езды.

На улице снова шёл снег, и сугробы становились всё выше. Белль забеспокоилась, что скоро она не сможет выехать за пределы замкового двора, который Лантерн усердно чистил несколько раз в день. И правда, стоило Белль выехать в поле, как Снежинка замедлила шаги, утопая в густом снегу. Поэтому прогулка получилась совсем короткой, и вскоре Белль вернулась в замок, где отыскала Лантерна, чтобы тот ей показал стеллаж с хрониками Элфина.
Читать тексты тринадцатого века оказалось делом непростым: Белль приходилось разбирать по буквам, а затем переводить чуть ли не каждое слово, а даже когда перевод был сделан, понять смысл предложения всё равно было нелегко. Сначала Аннабелль стояла с фолиантом хроник возле стойки для книг, но вскоре устала и перетащила тяжеленный том к столику и креслу. Она отыскала сведения о существах с человеческими телами и волчьими головами, которых называли псоглавцами. Белль поискала в сети и нашла большую статью о них. Греки называли их киноцефалами, о них писали многие античные, индийские, египетские и средневековые писатели.
Корфу в хрониках очень уважительно относился к псоглавцам, писал, что они мудры, смиренны духом, дружелюбны по отношению ко всем жителям острова и его гостям. Род псоглавцев был крайне немногочисленным, и никто не знал, откуда они появились. Корофу предполагал, что Лита создала их между первым и вторым (элфинским) поколением. Псоглавцы обладали очень сильной магией – могли исцелять умирающих, ходить по воде, в мгновение ока перемещаться из одной точки в другую, двигать взглядом предметы и даже останавливать время. Однако псоглавцы неохотно использовали свои способности и прибегали к ним лишь в случае крайней нужды. Корфу считал, что, возможно, некоторые псоглавцы умели путешествовать во времени. На эту мысль его натолкнуло общение с одним из псоглавцев, который рассуждал о времени не как о чём-то линейном, а считал, что все события происходят одновременно и нужно лишь научиться правильно перемещаться между ними.
«Неужели путешествия во времени возможны? – думала Белль, лёжа в горячей ванной, чтобы согреться перед обедом. – Это бы объяснило появление на острове святого Элреда в 1803 году. Никто не знал, откуда он пришёл и куда исчез в 1863…»

Согревшись, Белль вышла в гостиную, в которой Лантерн уже накрыл стол, придвинув его к креслу у камина. На первое был нежнейший крем-суп из спаржи – Белль наслаждалась каждой ложкой. На второе – паста с креветками. А на десерт – воздушное пирожное с ягодами.
Закончив обедать, Белль долго сидела у камина, глядя на танец огня и грея руки о чашку травяного чая. Она подумала, что нанять этого французского шефа было одним из лучших решений лорда Спенсера.

Потом Белль вернулась в библиотеку, где долго выбирала что почитать, бродя между стеллажами, касаясь кончиками пальцев в перчатке истёртых корешков. Здесь было столько знаний, столько людей трудились над написанием, составлением, печатью или переписыванием этих книг!.. И всё это было в её (пусть и временном) распоряжении!.. От одной этой мысли сердце Белль сладко замирало, а в животе начинали танцевать бабочки. Она старалась не думать, что лорд Спенсер, хорошо уяснивший её слабость к его библиотеке, может снова отнять у неё возможность приходить сюда.
Пробегая глазами названия на корешках, Белль увидела сборник «Преданий Элфина» – оригинальное издание 1859 года. Она полистала его – по содержанию сборник ничем не отличался от того, что подарил ей дедушка. Поставив «Предания» на место, Белль взяла старый читанный-перечитанный томик «Сказаний о первых детях Лилит». Заглянув в содержание, Аннабелль нашла там легенду о девочке в Красном плащике, которую полюбил мальчик-варгис, истории о наяде по прозвищу Льдинка, о Яблоневой деве, о нимфе Семирамиде, о Последнем единороге, о сирене, полюбившей принца, и другие истории, о которых она не слышала. Судя по орфографии, сборник был выпущен в первой половине девятнадцатого века. Белль открыла титульный лист, чтобы посмотреть точный год, и увидела на форзаце красивую надпись, сделанную аккуратным женским почерком. Чернила чуть расплылись, но запись была хорошо читаема: «Адаму от мамы. Всегда помни о прошлом, сынок. 3 августа 1845».
Белль улыбнулась, читая эти строки. Как давно это было! Адаму в тот день исполнилось семь лет, его старший брат ещё был жив, а мама с любовью подписывала ему книги.
Но, начав читать, Аннабелль засомневалась: а любила ли леди Мэри своего младшего сына хоть когда-нибудь? Белль знала от дедушки многие истории из этого сборника, но, как оказалось, он значительно их изменял, адаптируя под детское восприятие.
Насколько правильно было дарить семилетнему ребёнку книжку, в которой фигурировало изнасилование? Дедушка рассказывал, что злой человек сильно обидел девочку в Красном плащике, но об этом узнал мальчик-волк и отомстил за подругу. В дедушкиной адаптации мальчик и девочка обстреляли злодея гнилыми помидорами, заставили его упасть в грязь и опозорили перед всей деревней – неприятно, но в целом всерьёз никто не пострадал. В оригинальной сказке было изнасилование девочки в Красном плащике, к счастью, описанное неподробно, и кровавое убийство обидчика, расписанное довольно детально.
Легенду о наяде горного озера, которую приютили бездетные старик со старухой, Белль обожала в детстве. Дедушка всегда красиво живописал горные пейзажи, озеро с обжигающе ледяной водой и прекрасную наяду – деву с белоснежными волосами и голубыми как льдинки глазами. Как раз за них люди и прозвали её Льдинкой. Сначала они приняли наяду радушно, и она благополучно прожила в деревне несколько лет. Но потом в прелестную деву влюбился староста той деревни. Он был жесток и корыстолюбив, а сердце наяды было уже отдано Лелю – парню с кудрями как лён и умевшему так играть на свирели, что хотелось плакать и смеяться. Но староста, получив отказ, не смог с этим смириться и придумал план мести. В тот год на беду зима выдалась затяжной, и староста обвинил в этом Льдинку: мол, это из-за неё весна не приходит, и подговорил народ отдать наяду Карачуну – пусть тот заберёт жертву и отступит. Люди сначала воспротивились, но после согласились. И вот морозным вечером схватили Льдинку, отвели в лес, привязали к берёзе и облили водой. До самой ночи поливали её водой, которая замерзала слой за слоем на теле юной наяды, окутывая его ледяным коконом, а когда дело было сделано, все разошлись по домам. За ночь жертвенная дева должна была замёрзнуть насмерть и умилостивить Карачуна. Вот здесь и началось расхождение. Дедушка рассказывал, что на рассвете убитый горем Лель обманул караулившую его стражу и пришёл к берёзе забрать тело любимой. Лёд блестел, отражая розовые лучи солнца, а наяда, казалось, просто спала в ледяном саркофаге. Когда Лель бережно снял лёд, он увидел, что Льдинка и впрямь жива. Ведь она была наядой горного озера и смерть от холода ей не грозила. Тогда Лель и Льдинка тайно сбежали и поселились в другой деревне, где жили долго в любви и согласии.
Но в оригинальной сказке всё оказалось не так. Во-первых, Лелю, конечно, не дали сбежать. Его привели с конвоем к привязанной к берёзе и скованной льдом Льдинке. Во-вторых, когда он бросился к Льдинке, его убили у неё на глазах. А в-третьих, самой наяде заживо вспороли живот и развесили все внутренности на деревьях, чтобы Карачун наконец принял жертву, а её агонизирующее тело сожгли во славу Яриле.
Белль стало физически плохо, когда она представила, что это читает семилетний мальчик. Неужели леди Мэри не знала, о чём рассказывается в этих историях? Но разве можно давать детям непроверенные книги?
Оставалось лишь надеяться, что Адам прочёл эту книгу значительно позже. Но в это, увы, верилось с трудом, учитывая, как была зачитана книжка и с какой болью отвергнутой любви Адам говорил о своей матери.
Послышались шаги Лантерна:
– Мисс, ужин через полчаса, – сказал слуга, подойдя к Белль, которая сидела в кресле, поджав под себя ноги и закутавшись в плед.
Белль задумчиво закрыла книгу, поставила её обратно на полку, сложила плед и пошла в ванную греться перед ужином. Кажется, никогда до этого она не принимала душ так часто. У неё скоро выработается зависимость от горячей воды.

Выйдя из душа, Белль увидела Фезер с очередным платьем в руках. Оно было длинное, полупрозрачное, из струящегося точно кровавая река шёлка. Белль нахмурилась: это платье выходило за все рамки приличия, и решила, что в этот раз не пойдёт навстречу желаниям герцога.
– Я это не надену, – сказала Белль и, подойдя к шкафу, распахнула его.
– Но хозяин… – начала было служанка расстроенно.
– Он твой хозяин, а не мой, – перебила Белль, оглянувшись. – Надену вот это зелёное, – и сняла с «плечиков» светло-изумрудное платье из шёлка с несколькими светло-бежевыми подъюбниками.
– Почему вы не хотите надеть красное, мисс? – удивлённо приподняла брови Фезер. – Оно было бы вам к лицу.
– Во-первых, оно совершенно прозрачное, – ответила Белль, снимая с себя полотенце, – во-вторых, оно красное, в-третьих, я в нём замёрзну. Так что не спорь. Обещаю, лорд Спенсер не накажет тебя. Ты сделала всё, что могла. – Белль улыбнулась. – Помоги мне с застёжками, – попросила она, надев изумрудное платье, и повернувшись к Фезер спиной.

– Если мне не изменяет зрение, – произнёс лорд Спенсер, когда Белль вошла в полумрак столовой, – это не красное платье.
– Спешу вас обрадовать, Ваша светлость: с вашим зрением всё в порядке, – улыбнулась Аннабелль, проходя к столу. – Но мне хотелось бы кое-что прояснить, – она вновь послала во тьму лучезарную улыбку, – я не ваша собственность, чтобы вы диктовали мне, что надевать.
– Мне нравится твой бунтарский дух, Аннабелль Грейс. – От бархатистого баритона лорда Спенсера у Белль кожа покрылась мурашками, а сердце забилось чаще.
– Впечатляюще, – произнесла Белль, садясь за стол и с силой сжимая руку в кулак, отчего ногти болезненно впились в ладонь.
– Что именно, Аннабелль Грейс? – мягко и рокочуще спросил герцог.
– Ваш голос. От него мурашки по коже, – Белль решила: пора об этом поговорить. – Выходит, Айрин Бёрд была не такой уж коварной, раз не отняла у вас это оружие.
– Кое в чём мне удалось её переиграть, – ответил хозяин замка.
Аннабелль хотела спросить, как именно, но в этот момент вошёл Лантерн с подносом в руках.
– Сегодня в меню пятнадцать блюд, – торжественно объявил официант. – Поэтому не удивляйтесь, что порции такие маленькие.
– Пятнадцать блюд? – восхитилась Белль и уважительно заметила, взглянув во тьму: – Королевский размах, ваша светлость.
– Все фейри любят вкусно поесть, а мне хочется тебя порадовать, – ответил герцог.
Белль улыбнулась. Лантерн поставил перед ней пиалу с ароматно пахнущим супом.
– Суп андже с красными клёцками, – пояснил Лантерн.
Порция и вправду была очень маленькая – Белль справилась с ней слишком быстро, наслаждаясь каждой ложкой и позабыв обо всех своих вопросах. Ей понравилось смелое сочетание пряностей в супе, из-за которого вкус ощущался как сложный и неожиданный, но благозвучный и яркий аккорд.
А Лантерн между тем принёс следующее блюдо.
– Филе стерляди, запечённое в белом вине, – объявил он.
А затем был чилийский сибас в медовом соусе и салат с крабом и лимонными сферами, мясо утки с чёрной икрой, перепёлка с рябиной и сливой и томлёная в красном вине и брусничном соусе говядина. Необычные сочетания вкусов зачаровывали, заставляя Белль радоваться чувствительности своих вкусовых рецепторов – наконец-то они пригодились в полной мере. Между блюдами были небольшие перерывы, в которых Лантерн наливал Белль подходящее к следующему блюду вино.
Затем Лантерн принёс два вида пастийи[73 - пастийя – марокканская выпечка]: сначала с миндалём, креветками и шампиньонами и чуть позже с козьим сыром, муссом из баклажана, карамелизованной в бальзамическом уксусе айвой и ростками кресса. А к ним – по старинной марокканской традиции чайник с мятным чаем. После чего были виноградные улитки с соусом из петрушки и тыквенным пюре в тарталетках из хрустящего теста.
– Ох, до чего же вкусно!.. – простонала Белль, заканчивая очередное блюдо. – Даже на королевском званом ужине, кажется, было не так вкусно, хоть и блюд было гораздо больше. Где вы нашли этого шефа? Умоляю, не отпускайте его! У него божественный талант!
Она сделала глоток вина и спросила:
– А вам что больше всего понравилось? Хотя, признаюсь, сама я не могу выбрать.
– У меня нет вкусовых рецепторов, – ответил лорд Спенсер.
– Что?.. – Белль отложила вилку. – Вы ничего из этого не попробовали?
– Видеть, какое наслаждение приносит еда тебе, для меня уже удовольствие, Аннабелль Грейс, – ответил герцог.
– За что вы так жестоко с собой, лорд Спенсер? – спросила Белль с сочувствием.
– Я очень давно ничего не ел, поэтому почти не помню, каково это – ощущать вкусы и запахи…
– Я очень сочувствую вам, – произнесла Белль. – Когда мы снимем с вас проклятие, то обязательно попросим Антуана Гроссо приготовить и говядину в винно-брусничном соусе, и улиток, и сибаса – всё сегодняшнее меню, – с воодушевлением произнесла она. – Я уверена, вы тоже будете в восторге.
– Мне нравится твоя уверенность, – в голосе лорда Спенсера прозвучала улыбка.
Белль задумалась: значит, Айрин Бёрд отняла обоняние и вкус. А что насчёт других органов чувств?
– А зрение? – начала она, усмехнувшись про себя: «Цвета вы, судя по всему различаете». – Как вы видите?
– Это похоже на мозаику, – подумав, ответил лорд Спенсер. – Но я уже привык, так что можно считать, что зрение почти не изменилось.
– А голос? Вы сказали, что кое в чём переиграли ведьму. Но как?
– У меня нет голосового аппарата и даже рта, – ответил лорд Спенсер. – Я говорю с помощью магии, – ответил он на немой вопрос замершей в изумлении Белль. – Мне удалось перенаправить её в нужный момент. Но это всё, на что она способна.
– Понятно, – вскоре выдохнула Белль, пытаясь осмыслить эту информацию. – А как вы это сделали?
– Сам задаюсь этим вопросом, – усмехнулся герцог. – Если у тебя больше нет…
– А как вы слышите? – не дав ему закончить, спросила Белль.
– Слух не изменился.
– Значит, Рахманинов играл для вас, когда приезжал сюда? – спросила она, вспомнив о рояле.
– Музыка – единственное утешение, оставленное мне, – произнёс герцог.
– И аудиокниги, – добавила Аннабелль. – Подкасты. Кино. Театральные постановки.
Лорд Спенсер не ответил, и тогда Белль решила вернуться к Рахманинову:
– Я очень люблю фортепианную версию Рахманинова «Остров блаженных». Эта музыка помогает мне думать. Но словами не описать, как я люблю «Остров Блаженных» в исполнении венского струнного оркестра «Fratres in spiritu»!.. – призналась она. И, помолчав, продолжила: – Интересно, что Рахманинов занялся своей интерпретацией «Острова Блаженных», посетив Элфин, который к тому времени перестал быть островом Блаженных…
– И когда по-твоему это случилось? – спросил лорд Спенсер.
– Думаю, это был медленный процесс, – ответила Белль, играя вином в бокале. – Началось всё в конце восемнадцатого века, когда люди стали заселять остров. А закончилось всё в 1864 году. То есть к этому приложили руку мои предки и вы, – она улыбнулась и сделала глоток вина.
Герцог хмыкнул. Помолчав, Белль произнесла в задумчивости:
– «Остров Блаженных» Рахманинова – это тень тени былого Элфина… – она помолчала. – Но в исполнении «Fratres in spiritu» «Остров Блаженных» – это… – она вновь смолкла, чтобы справиться с вновь охватившим её щемящим чувством болезненной нежности к этому произведению, – это отражение безвозвратно утраченной после проклятия части Элфина. Когда в третьем такте скрипки будто делают вздох, полный грусти и сожаления, меня охватывает анемоя[74 - Ощущение, когда скучаешь по временам, в которых никогда не жил.] и не отпускает до самого конца. Я ощущаю напоённый магией воздух, вижу кентавров, наблюдающих за звёздами и беседующих о вселенной и древних пророчествах, и слышу голоса единорогов, ранним утром резвящихся у водопада Эринель, а в небе вижу танец драконов. И мне становится так больно, что никогда уже не будет так, как в рассказах дедушки, что тот мир навеки утрачен. Но ещё мне хорошо и светло на душе, ведь хотя бы в воображении, через музыку, я могу прикоснуться к тому прошлому.
– Всем нам свойственно идеализировать прошлое, – после небольшой паузы произнёс лорд Спенсер.
– Да… – согласилась Белль.
Оба помолчали.
– Не будем о грустном, Аннабелль Грейс, – вскоре нарушил тишину лорд Спенсер. – Особенно когда тебя ждёт пять видов десертов.
– Это тоже о грустном, ваша светлость, – возразила Белль. – Вы ведь их не попробуете.
– Расскажешь мне, как много я потерял, – ответил герцог.
Аннабелль помолчала.
– Я нашла книгу, – произнесла она, – которую ваша мама подарила вам на седьмой день рождения. Во сколько лет вы её прочитали? – она взглянула во тьму.
Лорд Спенсер вздохнул:
– В семь.
– Мне очень жаль, ваша светлость, – проговорила Белль. – И я не могу понять, отчего ваша мама так поступила с вами?.. Эта книга полна жестокости к нашим братьям и сёстрам… Вы не должны были узнать о таком в столь юном возрасте!..
– Зато я усвоил, что от людей в любой момент можно ждать подлости, – заметил герцог.
– Не слишком ли высока цена такого знания? – возразила Белль.
– Я родился и вырос в другое время, Аннабелль Грейс, – ответил лорд Спенсер. – И это всего лишь сборник старых легенд, – добавил он со снисходительной улыбкой в голосе.
Белль нахмурилась: ей не понравился его тон.
– Расскажите, что вы чувствовали, когда читали эти легенды? – спросила она. – Сомневаюсь, что вы думали: о, это просто выдумка, развлекательные истории! Нет, вас наверняка переполняла ненависть к людям и желание отомстить им за зло, причинённое нашим сородичам. Может быть поэтому вы …
– Как легко ты меня разгадала, – с усмешкой перебил её хозяин замка, и его голос прозвучал недобро. – Вот как, оказывается, я примитивно устроен: начитался в детстве не тех книжек и стал злодеем.
– Я не так сказала, – возразила Белль. – Но искусство формирует нас. Наш детский опыт формирует нас. Я думаю, ваша жизнь сложилась бы иначе, если б леди Мэри рассказывала вам на ночь добрые сказки.
– Кто знает, – холодно ответил герцог.
Повисла напряжённая тишина. Белль решила: пожалуй, ей стоит быть немного повежливее. И она сказала, придав голосу мягкости с лёгкой ноткой раскаяния:
– Я бываю слишком резка в суждениях. Мне кажется, будто я постоянно защищаюсь в разговоре с вами. И часто эта защита переходит в нападение. – Она помолчала. – Но на самом деле я благодарна вам за то, что вы дали мне защиту от вампиров, разрешили пользоваться вашей библиотекой, а иногда даже отвечаете на мои вопросы, – она улыбнулась во тьму. – Я ценю это, лорд Спенсер. И я очень благодарна вам, что вы пригласили в замок парижского шефа. Когда мы снимем проклятие, вы сами убедитесь, как вкусно он готовит.
– Мне нравится, как ты говоришь «когда», – усмехнулся лорд Спенсер.
– Если я правда последняя фейри, – ответила Белль, – то пророчество исполнится. Нам нужно просто немного подождать.
– Твой оптимизм вдохновляет меня, – ответил хозяин замка. И чуть позже спросил: – Что ж, ты готова познакомиться с твоим кумиром? – в его голосе прозвучала улыбка. – Сама скажешь месье Гроссо спасибо.
Белль благодарно улыбнулась во тьму.
Вскоре в коридоре послышался стук и лёгкий звон катящейся сервировочной тележки, затем двери распахнулись, и Белль ощутила целую симфонию запахов: свежесрезанных роз, вишни, клубничного мусса, сдобной выпечки, игристого вина розе и едва уловимый сложный аромат парфюма: она распознала в верхних нотах гальбанум и цитрон, оттеняемые пряными акцентами мускатного ореха и едва уловимыми нотками дорогого коньяка. «Как мне нравится его парфюм», – подумала Белль и, улыбаясь, обернулась, чтобы поздороваться. Улыбка спорхнула с её лица, воздух вдруг закончился, а её сердцебиение, наверное, можно было услышать в Торнфилде. В белоснежном кителе перед ней стоял Фредерик. Как он тут оказался?.. Почему? Герцог знает, что он – не Антуан Гроссо? Белль не могла поверить своим глазам, а Фредерик между тем подкатил тележку к столу. Его парфюм дразнил её обоняние свежестью листьев фиалок, чуть горьковатым запахом герани и бархатной пряностью мускатного шалфея. Мысли путались, всё казалось будто во сне, хотелось вскочить с кресла и уткнуться носом в белый китель и забыть обо всём на свете… Если это сон, то потом она всего лишь проснётся. А если нет…
– Bonsoir, Mlle Annabelle, – произнёс Фредерик с улыбкой. – J'esp?re que vous avez aimе d?ner[75 - Добрый вечер, мисс Аннабелль. Надеюсь, вам понравился ужин (фр.)].
Ох, его голос, так привычно говорящий по-французски, и его новый парфюм, который подходил ему гораздо лучше холодного сочетания цитруса, хвои и морского бриза, сбили её с толку, она не была готова к встрече, и Белль едва смогла заставить себя шепнуть:
– Merci, monsieur[76 - Благодарю, месье (фр.)].
Язык у неё не подвернулся назвать его ненастоящим именем.
– Ну же, Аннабелль Грейс, – раздался насмешливый голос лорда Спенсера. – Поблагодари нашего нового шефа как следует. Расскажи месье Гроссо в каком ты восторге от его кулинарного таланта. Кажется, для его описания ты использовала слово «божественный».
– Vous inquiеtez pas, Mlle Annabelle[77 - Не стоит беспокойства, мисс Аннабелль (фр.)], – мягко произнёс Фредерик, поставив перед ней хрустальный бокал для мартини, наполненный нежно-розовым мороженым и украшенный вишней.
Фредерик был как всегда спокоен и доброжелателен, и Белль ухватилась за знакомые ощущения, словно она тонула и ей протянули руку спасения. В конце концов, ничего же плохого не случилось! Даже наоборот: Фредерик здесь, в замке, и он стал готовить ещё лучше, чем раньше.
Он здесь, в замке… Это было слишком прекрасно, чтобы Аннабелль позволила себе поверить в это сразу.
– Кстати, месье Гроссо отлично владеет английским, – заметил лорд Спенсер. – А ещё он не шеф. Он лишь на днях окончил курсы Филиппа Гринуа. Правда, он действительно стал лучшим на курсе. А теперь получил такую высокую непредвзятую оценку последней фейри. Уверен, его ждёт блестящее будущее в ресторанном бизнесе. А ты как думаешь, Аннабелль Грейс? – спросил он.
– Я согласна, – кивнула Белль.
– Как быстро ты согласилась со мной, дорогая, – насмешливо заметил герцог. – Просто не верится!.. – в голосе прозвучала улыбка. – Не удивлюсь, если сейчас метель затихнет, выглянет солнце и того гляди наступит весна, – он усмехнулся.
Герцог упивался растерянностью и смущением Белль, и она назло ему взяла себя в руки и холодным тоном произнесла:
– Боюсь, солнечный свет может оказаться для вас вреден, ваша светлость. Наверняка, за сто шестьдесят лет, проведённых в темноте, меланин исчез из вашего тела. Весна сгубит вас, ваша светлость.
Фредерик быстро взглянул на неё, и в его взгляде Белль прочла беспокойство.
Герцог глухо рассмеялся.
– С возвращением, мисс Колючка, – произнёс он. – Хотя растерянной и смущённой ты мне нравишься больше.
Белль вскинула подбородок:
– Постараюсь больше не доставить вам такого удовольствия.
– Ступайте, месье Гроссо, – велел герцог. – Огненное шоу отменяется: наша маленькая фейри плохо себя вела.
Аннабелль хотела сказать в ответ что-нибудь едкое, но слова не нашлись, и она промолчала. Фредерик вышел, оставив после себя едва уловимое и кружащее голову трезвучие сложного аромата, в котором звучали сладковато-дымные нотки бобов тонка и пряно-землистые – листьев пачули. Ох, как же этот парфюм подходил ему! Он не скрывал, а подчёркивал всё то, что Белль нравилось в Фредерике. Она прислушалась: теперь за звоном тележки она отчётливо слышала каждый его шаг.
– Что за жалкое зрелище, – насмешливо произнёс герцог, едва дверь за Фредериком захлопнулась.
Белль вздрогнула.
– Что?.. – вырвалось у неё.
– Он всегда выбирал другую. А ты продолжаешь унижаться перед ним.
Белль незаметно прикусила губу, приводя себя в чувство. Неужели лорд Спенсер специально всё это подстроил, чтобы посмотреть на её реакцию?! И откуда он знает о её чувствах к Фредерику?!
Белль вскинула подбородок и холодно ответила:
– Я не унижаюсь.
– Не могу в это поверить, – продолжал тем временем разглагольствовать герцог, – последняя фейри и ничем не примечательный сын Адама! Который вдобавок любит другую.
– При всём уважении, милорд, – ледяным тоном произнесла Аннабелль, – это не ваше дело.
– Моё, Аннабелль Грейс, – возразил тот. – Ты дочь Лилит, и твои чувства не должны быть безответны.
Белль проигнорировала его замечание.
– Если он тебе так важен, то почему ты до сих пор не поцеловала его? – спросил герцог. – Ты способна влюбить в себя любого, но вместо этого…
– Я так не хочу, – перебила его Аннабелль, подняв глаза и глядя в самое сердце тьмы. – Нельзя заставлять кого-то любить себя. Это неправильно. Мы уже с вами это обсуждали, – напомнила она.
– Твои чары – часть тебя, моя дорогая, – возразил лорд Спенсер. – Такова природа фейри. Или, может быть, ты считаешь, что птице не пристало летать, а рыбе – плавать?
– Птица не заставляет летать кошку, – не согласилась Белль. – И мы не должны судить о себе по животным. У нас есть самосознание, душа и воля. И под словом «мы» я подразумеваю и детей Лилит, и детей Адама и Евы.
Адам Спенсер рассмеялся. Его смех разнёсся глухим эхом по тёмной полупустой зале. Белль нахмурилась: он снова не воспринимает её всерьёз. Белль так это разозлило, что захотелось чего-нибудь разбить. Но вместо этого она улыбнулась, взяла десертную ложку и с самым невинным видом зачерпнула ею мороженое.
– Очень вкусно, – констатировала она, попробовав. Потом взяла вишенку двумя пальцами и отправила её в рот, медленно облизнув пальцы – зная, как соблазнительно она выглядит. Она никогда не делала так в присутствии людей, особенно мужчин, которые и так слюнями исходили, глядя на неё, и всегда во время еды была чопорна как пожилая леди с безукоризненными манерами. Но сейчас Белль ужасно захотелось вывести его светлость из состояния равновесия. Хотя у неё не было уверенности, что это поможет: ведь герцог был варгисом, а против них чары фейри бессильны.
Но, кажется, её маленькая шалость всё-таки удалась.
– Что ты делаешь? – раздалось из тьмы. Голос лорда Спенсера звучал глухо и нервно. «Неужели подействовало?» – усмехнулась про себя Белль.
– О, нарушаю этикет, вероятно, – невинным тоном ответила она, вытерев пальцы о салфетку. – Лантерн, вина мне, пожалуйста, – велела она.
Тот тенью скользнул к креслу Белль и наполнил её бокал земляничным розе.
– Благодарю, – улыбнулась она. – За вас, ваша светлость, – сказала она, отсалютовав бокалом, и сделала несколько глотков. – А теперь прошу меня простить, – произнесла она, поставив недопитое розе на стол и встав с кресла. – Благодарю за ужин и…
– СЯДЬ, – низкий и глубокий голос хозяина замка бархатным и одновременно резким как удар крута раскатом пронёсся по зале.
То ли от неожиданности, то ли от повелительного тона Белль опустилась обратно в кресло.
– Вы так рассердились из-за нарушения этикета? – спросила она в растерянности.
Из тьмы послышался смех – бархатистый, расслабленный.
– Мне никогда не было дела до этих глупых правил, – с усмешкой возразил герцог. – И я не сержусь. – В его мягком низком голосе прозвучала улыбка. – Напротив, я рад. Ты ведь только что пыталась соблазнить меня. Неужели я этого дождался!
Белль ощутила, как к её щекам прилила кровь.
– Я вовсе не… – смутившись, начала было она.
Только сейчас Белль поняла: она рассчитывала, что он растеряется, как обычные мужчины, которые сразу теряли дар речи и глупо приоткрывали рты, стоило ей поправить волосы, коснуться запястья или шеи.
– На вас же не действуют чары фейри, – наконец взяв себя в руки, произнесла Белль и отпила из бокала, точно ища защиты в простых действиях.
– Не действуют, – голос лорда Спенсера улыбнулся. – Более того после проклятия я воспринимаю женскую красоту как классическое искусство. Мало кто чувствует вожделение, глядя на рафаэлевских «Мадонн».
Белль едва не поперхнулась вином – его слова звучали почти кощунственно.
– Конечно, – произнесла она чуть позже. – Это ведь Мадонна.
– Но в тебе что-то есть, – продолжил лорд Спенсер задумчиво, точно не услышав её слов. – Что-то, что будоражит моё воображение. Скрытый огонь. Ты строишь из себя монашку, а сама носишь под рясой красное бельё.
Аннабелль захотелось исчезнуть. Её лицо пылало, и сердце стучало так, будто вот-вот выпрыгнет из груди.
– Это не так! – заспорила она. – Вы меня не знаете!
– Ты сама ещё себя не знаешь, душа моя, – мягко возразил герцог.
Его голос разлился по коже Белль пенным прибоем, охватив дурманным оцепенением её тело. Немного позже герцог сказал:
– Можешь идти, Аннабелль Грейс. Лантерн принесёт десерты в твою гостиную.
Белль кивнула и поднялась с кресла, пытаясь скорее освободиться он тенёт зачаровывающего голоса. Она смогла лишь шепнуть:
– Доброй ночи, милорд.

Через несколько шагов Белль поняла, что у неё нет сил идти дальше. Она медленно осела на пол, стараясь угомонить колотящееся сердце, выровнять дыхание, прийти в себя. «С этим нужно что-то делать… – повторяла она себе. – Так нельзя… Что со мной?..»
Она вспомнила охватившее её волнение, злость, стыд, сладкое томление… «Это не я, мне не могло это понравиться! – убеждала она себя. – Это его магия. Он меня зачаровывает! – осенило её, и это осознание разозлило её. – Ну уж нет, я не поддамся».
Белль наконец ощутила, насколько ледяным был пол, и быстро поднялась на ноги. А потом она вспомнила: Фредерик здесь. Оправив изумрудный шёлк платья, Белль порадовалась, что вопреки прихоти лорда Спенсера всё-таки надела это платье, а не красное: хоть Фредерик и очень сдержанный, вид столь откровенного наряда на фейри мог пошатнуть волю любого.
Миновав лабиринт лестниц и коридоров, Белль вскоре распахнула двери в кухню. Прошла мимо длинных столов, над которыми висели кастрюли, ковшики, сковородки, а вдоль стен стояли холодильники и электрические плиты. Возле плиты Белль увидела Фредерика. Все тревожные, неприятные, злые мысли исчезли из её головы, эмоции улеглись, и она улыбнулась, любуясь его ловкими движениями и высокой стройной фигурой, на которой так хорошо смотрелся белый китель. Фредерик оглянулся. Он улыбнулся, отложил деревянную лопатку, которой что-то помешивал на плите, вытер руки об полотенце, перекинутое через плечо, и пошёл навстречу Белль. Она заговорила первой:
– Прости, что притворилась, будто не знаю тебя. Я думала, лорд Спенсер не знает, кто ты.
– Он сам меня нанял, – ответил Фредерик. И, помолчав, продолжил: – Мне тоже не понравилось притворяться, что я не знаю тебя.
Когда она увидела Фредерика там, в зале, у неё промелькнула мысль: может, он подделал документы и тайно проник в замок под чужим именем, чтобы увидеться с ней. Но она ошиблась. Вероятно, это и к лучшему.
– Получается, ты в замке уже два дня? – спросила она.
– Да.
– Ты готовишь гораздо лучше шефа Буше, – улыбнулась Белль. – Вики и Генри знают, что ты здесь? – спросила она.
– Да.
Аннабелль нахмурилась: и они всё это время молчали? Хотя вряд ли по своей воле! Впрочем, лорд Спенсер вполне мог убедить Уайтов, что хочет сделать ей сюрприз. Да и что сказать – сюрприз удался.
Фредерик нарушил тишину:
– Давай пойдём к плите, а то, боюсь, соус подгорит.
Белль кивнула и пошла за ним.
– Что ты готовишь? – спросила она, заглядывая в сковородку.
– Грибной соус по-маджарски к завтрашнему обеду.
– Это новый рецепт? Пахнет вкусно…
– Это пока не подгорело, – улыбнувшись, ответил Фредерик.
Они одновременно потянулись за лопаткой, и их руки соприкоснулись.
– Я могу помочь, – произнесла Белль, подняв на него глаза.
– Какие у тебя ледяные руки… – проговорил Фредерик обеспокоенно. – Я включу духовку, ты совсем замёрзла. Будешь чай?
Он щёлкнул включателем, выкрутил регулятор духовки на полную мощность, принёс стул, поставил его у плиты, а когда Белль села, принёс плед и накинул ей на плечи. Белль почувствовала, как к горлу подступили слёзы от этой заботы. Фредерик поставил на плиту чайник и размешал соус.
– Сколько ты здесь пробудешь? – спросила Аннабелль, кутаясь в плед и глядя, как Фредерик кидает в прозрачный заварочный чайник ярко-красные ссохшиеся ягоды калины и ржаво-коричневые плоды шиповника, как ловко режет корень имбиря, крошит в руке сухие листья мяты, фиолетовые головки чабреца, соцветия липы…
– Я на испытательном сроке, – ответил Фредерик. – Так что пока не знаю.
Аннабелль задумалась. Если лорд Спенсер не чувствует вкуса, то он не сможет оценить работу Фредерика – разве только по отзывам Белль. Значит ли это, что она будет решать, оставаться ли Фредерику в замке или нет? Впрочем, едва ли герцог пригласил в замок Фредерика только для того, чтобы он готовил.
И Аннабелль спросила:
– Почему ты согласился приехать в замок?
– Хотел убедиться, что с тобой всё в порядке, – улыбнулся Фредерик, взглянув на неё.
Белль кивнула. Она смотрела на него снизу вверх, и ей вдруг так захотелось, чтобы он обнял её, прижал к себе крепко-крепко и долго не отпускал. Чтобы она забыла тот дурацкий разговор с лордом Спенсером в столовой, чтобы гнетущая тревога о том, как снять проклятие, отступила, и Белль в самом деле ощутила, что в порядке.
По кухне распространился тонкий ягодно-травяной аромат – Фредерик залил кипятком чай. Аннабелль поднялась со стула и сняла с себя плед. Ей очень хотелось остаться, пить согревающий чай и говорить всю ночь до рассвета… Но она решила уйти – сама не зная почему. Белль замерла посреди кухни, и ей стало так больно, что она была готова расплакаться от обиды на саму себя. И на Фредерика: мог бы и обнять её при встрече.
– Я пойду, – произнесла она, постаравшись придать голосу решительности и заставить его не дрожать от подступивших слёз.
Фредерик, взглянув на неё, лишь кивнул. Он был спокоен: не расстроился, что она уходит, едва придя; ничуть не удивился и не попытался её остановить, – от этого Белль вновь кольнуло обидой.
– Я попрошу Лантерна принести тебе чай в комнату, – ответил Фредерик. – Доброй ночи, Аннабелль. Надеюсь, ты немного согрелась.
– Да, благодарю, – произнесла Белль. – Доброй ночи, Фредерик.

Когда Белль вернулась в свою комнату, она думала, что наконец расплачется, но вместо этого разозлилась. Один решил, будто имеет право диктовать ей, что надевать и кого любить, другой делает вид, что они чужие.
Когда Лантерн принёс ей чай и десерты, Белль уже вооружилась книжкой и намерением не думать ни о чём, кроме происходящего на страницах. Её выбор пал на почему-то до сих пор не прочитанный роман «Эмма» Джейн Остин, и вскоре фантазия автора и живой характер главной героини увлекли Белль. Она и не заметила, как закончился чай и был доеден последний десерт. До финала книжки оставалось ещё далеко, но часы показывали половину второго, и Белль решила, что пора спать. Завернувшись в одеяло, как в кокон, она легла в постель и вскоре провалилась в сон.

Глава 20. Как дома

Проснулась Белль на рассвете. Вернее, в то время, когда обычно виден рассвет, но над замком, как всегда, висели плотные тучи, а из них как мука сквозь сито густо сыпал мелкий снег. В комнате стояли тёмные сумерки, но Белль поняла, что больше не уснёт и, включив лампу возле кровати, вернулась к чтению. Прочитав несколько глав, она подумала: не сходить ли ей на кухню к Фредерику? В конце концов, что он такого сделал, из-за чего она обиделась на него? Не обнял? Ну так она могла бы обнять его сама. Белль сбросила одеяло, оделась потеплее и выскользнула в коридор.

В кухне тонко пахло пряностями, травяным чаем и парфюмом Фредерика. Вскоре Белль увидела его самого. В знакомой изумрудной рубашке с закатанными рукавами и синем фартуке Фредерик стоял у плиты, быстро взбалтывая что-то венчиком в кастрюльке.
– Доброе утро, – сказала Белль, подходя ближе.
– Доброе утро, – ответил тот. – Завтрак скоро будет готов, – Фредерик ловко вылил сырое яйцо из стеклянной розетки в образовавшуюся в воде воронку.
Такие простые движения, но Белль невольно залюбовалась.
– Ты рано проснулась сегодня, – заметил Фредерик.
– Вчера был сумасшедший вечер, – призналась она.
– Да, – согласился он, аккуратно вынимая яйцо-пашот из кастрюльки и, дав стечь воде, положил его рядом с первым на ароматно пахнущую чиабатту поверх порезанной ломтиками половинки авокадо и листиков мини-шпината. Рядом лежали аппетитные присыпанные пряностями кусочки солёного лосося, и Белль поняла, что проголодалась. – Готово, – улыбнулся он. – Попросить Лантерна отнести к тебе или…
Он не договорил, когда Белль уже выбрала:
– «Или», – она улыбнулась. – Позавтракаешь со мной?
– Я как раз хотел тебе предложить, – улыбнулся ей в ответ Фредерик. – Только не здесь, – добавил он, развязывая и снимая фартук. – Пойдём.
Он поставил на поднос завтрак Белль с яйцами-пашот, чайник, две чашки с блюдцами, десерт с инжиром и тарелку с овсянкой, присыпанной ягодами.
– Ты собираешься есть овсянку? – удивилась Белль.
– А что, она полезна для здоровья, – невозмутимо ответил Фредерик, придерживая перед Белль свободной рукой дверь кухни. – Я вообще-то не фейри и мне не девятнадцать, поэтому…
– Ой, старичок, – рассмеялась Белль. – Может, мне поднос понести, а то ещё развалишься по дороге?
– Овсянка пока хранит меня от этой незавидной участи, – серьёзно ответил он, уверенно ведя Белль сквозь лабиринт коридоров Восточного крыла. – Так что справлюсь. Но спроси меня лет через тридцать-сорок… – он усмехнулся. – Наверняка я уже не смогу так хорохориться. Пришли, – остановившись, сказал он.
Перед ними было высокое окно с широким подоконником, под которым располагалась мягкая скамья. Окно выходило на заснеженный двор с дубом. Фредерик поставил поднос на подоконник.
– Здесь не очень удобно, но зато вид красивый, – сказал он.
Белль забралась на скамью, встав на неё коленями. Высокий подоконник оказался у неё на уровне груди.
– А по-моему замечательно, – улыбнулась она.
Фредерик расположился рядом. Он поставил перед Белль её тарелку, овсянку передвинул к себе.
– Приятного аппетита, – сказал он, взяв ложку.
– Спасибо, – ответила она, улыбнувшись. – И тебе приятного аппетита.
Некоторое время они ели молча, задумчиво глядя на кружащиеся за окном снежинки. Белль наслаждалась вкусной едой, присутствием Фредерика и видом из окна. Она чувствовала себя уютно, как дома, и ей хотелось, чтобы это утро не заканчивалось.
Когда она доела свою чиабатту, а Фредерик – овсянку, они стали пить чай.
– Это инжир в карамели на сладкой бриоши с корицей, – сказал он, поставив перед Белль тарелку с десертом. – Тебе должно понравиться.
– Ещё бы! – согласилась Белль. – Это же готовил ты, – она улыбнулась. – Но только давай пополам.
Фредерик хотел возразить, но Белль остановила его:
– А то знаешь, мы и так похожи на двух детей, которых выгнали из-за стола и не пускают на улицу гулять.
Фредерик улыбнулся.
– А если сейчас одного из них лишат десерта, то будет вообще перебор, – закончила Белль.
– Ладно, – согласился Фредерик, разрезал бриошь по диагонали, и они съели каждый свою порцию.
– И правда очень вкусно, – сказала Белль. – Спасибо.
Они сели на скамейку, спиной к подоконнику и стали пить чай. Белль нравилось, что с Фредериком она могла вот так просто сидеть, ничего не говоря, и не чувствовать напряжения. Разве что ей ужасно хотелось придвинуться ближе, чтобы ощутить тепло его тела.
– Здесь очень старые камеры, – очень тихо сказал Фредерик, не поворачиваясь к ней. – Они постоянно барахлят, – он достал телефон, открыл какое-то приложение и что-то нажал. – Сегодня вообще сбой произошёл, – многозначительно добавил он и, убрав телефон в карман, повернулся к Аннабелль. – Я в замке на правах слуги, и мне нельзя к тебе прикасаться, – начал он, глядя на неё, а в её сердце распускался яблоневый сад: вот почему он вёл вчера себя так холодно, вот почему не обнял её! – Но пока камеры не работают, мне бы… очень хотелось тебя обнять, – произнёс Фредерик тише. – Если ты не против.
Белль поставила чашку с недопитым чаем на пол и вскочила на ноги.
– Конечно… – выдохнула она, всё ещё не веря, что это происходит.
Через миг она уже была в его объятьях. Они сжимали друг друга так крепко, будто боялись: сейчас налетит ураган и попытается разделить их. Их сердца бились как сумасшедшие, словно их убьют, если поймают. Но Белль, кажется, никогда не была так счастлива. Она зажмурилась, уткнувшись Фредерику в грудь. От него пахло сдобой и чабрецом, такими уютными домашними запахами, и одновременно его новый парфюм просто сводил её с ума. А когда ладонь Фредерика скользнула выше и коснулась её волос около шеи – сначала робко, потом увереннее, Белль в один миг поняла, что Камилла теперь в прошлом, что он не просто так сменил парфюм на этот, в сердце которого фиалка. Она поняла это за долю секунды, чтобы потом перестать думать, растворяясь в ощущениях и потеряв счёт времени.
Вдруг раздалось негромкое, но отчётливое пиликанье телефона. Фредерик медленно отстранился и, вытащив из кармана телефон, отключил будильник.
Белль удивлённо взглянула на него.
– Если сбой продлится больше семи с половиной минут, это вызовет вопросы, – ответил он, не глядя на неё. Его голос звучал негромко и немного хрипло.
– Семи?.. – переспросила Белль. Ей показалось, что прошло не больше минуты.
Фредерик кивнул.
– Тебе… надо идти, – сказал он. Его дыхание было прерывистым; его волнение просто сводило Белль с ума. – Я уберу здесь. Увидимся… позже.
– Хорошо, – шепнула Белль и повернулась уходить, как он остановил её. Взял за руку, привлёк к себе и вновь крепко обнял. Его губы почти невесомо коснулись её виска. А потом он отпустил её.
– Иди, – сказал он и быстро отвернулся к окну.

Аннабелль поняла, что бежит. Остановилась и дальше пошла спокойным шагом. Значит, вот как! Значит, Фредерик в замке на правах слуги, которому нельзя к ней прикасаться! Если бы он не привёл её в тот коридор с неисправной камерой и не обнял, она бы думала, что он теперь равнодушен к ней. Если бы они оба не были бы так взволнованы, то Белль спросила бы, что ещё нельзя делать Фредерику, пока он находится в замке. Она вспомнила, как они вчера на кухне случайно соприкоснулись руками, когда потянулись за лопаткой, и испугалась: не накажут ли его за это?.. Белль хотела вернуться, но потом решила сначала поговорить с Эллиасом – может он что-то знает?
Она нашла мистера Холта в его кабинете.
– Доброе утро, Белль, – поздоровался он, отодвигая для неё кресло. – Чаю?
– Нет, благодарю. Эллиас, ты ведь давно знаешь лорда Спенсера, – начала она. – Он говорил, что ты его друг. Может быть, ты знаешь, зачем на самом деле он пригласил в замок Фредерика?
– Лорд Спенсер не всегда посвящает меня в свои планы, – ответил Эллиас. – Но я хочу тебя предупредить, что мистер Уайт работает в замке, у него есть определённые обязанности и… ограничения.
– Ты о том, что ему нельзя ко мне прикасаться? – уточнила Белль.
– В том числе.
– Но почему?
– Лорд Спенсер вырос в другое время, – ответил Эллиас. – Тогда было так принято. Слуги должны строго следовать правилам, быть незаметными, услужливыми, не прикасаться к господам без перчаток.
Белль вспомнила, что ни разу не видела Лантерна без перчаток, Фезер не снимала их, даже когда укладывала волосы.
– И ещё, Белль, – нарушил тишину мистер Холт, – не забывай, что мистер Уайт всё-таки человек, а ты фейри. Будь осторожна и старайся держать себя в руках.
Аннабелль задумалась.
– Ты думаешь, герцог может наказать его, если… – она смолкла.
– Я бы не стал отрицать такую возможность.
Белль кивнула.
– А что ещё нельзя слугам? – спросила она.
– Начинать разговор первыми, высказывать своё мнение, покидать замок и подниматься на другие этажи без разрешения хозяина, опаздывать…
– Понятно, спасибо, – ответила Белль. – Благодарю за помощь, Эллиас. Я буду осторожной. Последнее, что я хочу, – это навредить Фредерику.

Вернувшись в свои комнаты, Белль переоделась в костюм для верховой езды и спустилась в конюшню. Сама запрягла Снежинку и вывела её во двор. На улице был небольшой морозец и было видно, как из ноздрей кобылы валит пар. Белль ласково погладила Снежинку по морде и забралась в седло. Проезжая по двору, Белль украдкой взглянула в сторону того окна, возле которого они с Фредериком сегодня завтракали, и улыбнулась.
Доехав по вычищенной дорожке почти до вертолётной площадки, Аннабелль повернула кобылу в поле. Сначала Снежинка шагала медленно, утопая в сугробах, но вскоре снега стало меньше, и Белль направила лошадь галопом. Скакать было хорошо, и Белль, наслаждаясь ощущением полёта, которое так отзывалось её внутреннему состоянию, немного увлеклась и далеко уехала от замка. Вдруг совсем близко раздался волчий вой, заставив Белль остановить Снежинку и вновь задуматься: а что будет, если уехать ещё дальше? Нападут ли волки? Или, быть может, это варгисы?.. Сердце болезненно сжалось, и Белль развернула кобылу.
Не спеша вернувшись в замок, Аннабелль отвела Снежинку в стойло, распрягла и почистила. Белль нравилось, как жемчужно-белая шерсть переливается под скребницей, и её успокаивали повторяющиеся действия: под них хорошо думалось. Пойти ли к Фредерику сейчас или лучше дождаться ужина и поговорить об этом с лордом Спенсером? Ей очень хотелось пойти готовить вместе с Фредериком, пока он в замке, но лишний раз вызывать возможное недовольство герцога не стоило. И она так долго ломала голову над этой дилеммой, что едва не опоздала на ланч, который Лантерн накрыл в гостиной.
После вкуснейшей еды Белль решила почитать в ожидании ужина. Завернулась в плед у камина и открыла «Эмму». Читать было интересно, но скоро Белль почувствовала, что замерзает. Ей очень захотелось пойти на кухню, но она решила, что лучше сначала поговорить за ужином с лордом Спенсером, и уж потом может быть… Поэтому Белль сделала себе ванну с пеной и пошла греться в воде, включив аудиоверсию «Эммы». В пять часов, когда Фезер принесла чай, Белль сидела у камина, суша волосы, и снова читала. Ей нравилась Эмма, живость её характера и смелость суждений, сочетаемые с безукоризненностью манер. Но больше всего Белль импонировало стремление Эммы к независимости и отсутствие желания выйти замуж. Для девятнадцатого века она вела себя крайне необычно, и Белль было любопытно, как далеко пойдёт Джейн Остин в отношении темы замужества в «Эмме». В «Гордости и предубеждении» Элизабет Беннет тоже не особенно торопилась замуж, пока не встретила мистера Дарси. Но в «Эмме» мистер Дарси пока не объявился: все мужчины в окружении Эммы были или женаты, или недостойны её. Не считая мистера Найтли. Белль обожала, как он подтрунивал над Эммой, поучал её и наставлял. Однако он был старым другом её семьи и вдвое старше её, поэтому их связывали скорее родственные отношения.
Допив чай, Белль отложила книгу и поднялась с кресла. На часах было двадцать две минуты шестого, и Белль собрав ещё чуть влажные волосы заколкой-драконом, вышла из комнаты и зашагала по путанной сети коридоров и лестниц. Перед дверями в кухню она остановилась перевести дыхание, поправила волосы и вошла внутрь.
– Добрый вечер, – сказала Белль.
– Добрый вечер, – отозвался Фредерик. – Я думал, ты уже не придёшь, – признался он.
– Чем-то помочь? – спросила она.
– Если хочешь, можешь почистить помидоры для жаркого, они в дуршлаге, – ответил Фредерик. – Фартук на стуле.
– Ты думал, что я не приду, но приготовил для меня фартук? – спросила Аннабелль, повязывая его запасной тёмно-зелёный фартук.
– Я оптимист, – улыбнулся Фредерик.
– А кто говорил, что оптимист – это плохо информированный пессимист? – напомнила Белль, засовывая обе руки в большие карманы фартука.
В правом кармане она нащупала… О, это определённо была конфета! Большая шоколадная конфета, завёрнутая в фольгированную бумагу. Если чуть подковырнуть обёртку, можно почувствовать её запах… Но так будет нечестно.
– Конфета! Я не ожидала, что ты настолько оптимист!..
– По плану я хотел положить тебе этих конфет завтра на завтрак, – ответил Фредерик. – Давай угадывай начинку, – обернулся он.
– Сливочный крем? Миндальная крошка? Фундук? Клубничная помадка?
– Совсем холодно, – покачал головой Фредерик.
– Марципан? Апельсин? Чернослив? – предприняла Белль ещё несколько попыток.
Фредерик улыбнулся, покачав головой.
– Давай я дам тебе подсказку. Это авторская конфета одного из учеников шефа Гринуа. Сам он итальянец, недавно открыл кондитерскую в Париже.
– Подсказка в том, что я не угадаю, – простонала Белль и взялась за чистку помидоров.
– Нет, шанс есть.
– Ты слишком высокого мнения о моей догадливости, – усмехнулась Белль. – Хотя если мне можно понюхать, то, может, и угадаю.
– Там три слоя обёртки, – предупредил Фредерик. – Откроешь – захочешь съесть и испортишь аппетит.
– Испортить аппетит одной конфетой? – рассмеялась Белль, но Фредерик был серьёзен, и она согласилась: – Хорошо, съем потом.
Она сполоснула руки и переложила конфету из фартука в карман сарафана.
Во время готовки они разговаривали о еде, ресторанах и курсах Филипа Гринуа. В этот раз Фредерик делился впечатлениями от поездки гораздо охотнее, чем на дне рождения Белль. Один из двух лучших друзей Фредерика, Джеймс Ли, был в то время в Германии со своей девушкой Мэри-Энн, и на несколько дней они заглянули в Париж. Втроём они сходили в Лувр, посетили мистерию о сотворении мира в соборе Парижской Богоматери, погуляли в парке Пале-Рояль и на Елисейских полях, а вот в оперу Гарнье и ещё много куда попасть не успели. Фредерик хотел вернуться в Париж ещё раз.
– Ты в этом сезоне вообще работать не будешь? – спросил Фредерик, переведя тему.
– Нет, – с сожалением ответила Белль. – На прошлой неделе разговаривала со старшим инструктором, предупредила, что меня не будет. Он расстроился, конечно. У меня было много оплаченных броней, боюсь, служба инструкторов потеряет часть доходов.
Она просыпала муку через сито, в воображении рисуя заснеженные склоны курорта «Эдельвейс».
– Даже на открытие не получится попасть, – продолжила она. – Может, потом попрошу у лорда Спенсера хоть на полденька покататься в качестве рождественского подарка, – она улыбнулась. – А почему ты спрашиваешь? – повернулась она к Фредерику.
– За несколько дней, как я уехал сюда, мы с Генри, Вики и детьми ходили погулять в сторону курорта, – ответил Фредерик. – Потом ещё снег небольшой пошёл и народу было там много.
– Все уже ждут сезон, – улыбнулась Белль.
– Да, – кивнул Фредерик. – И многие подходили, спрашивали, будешь ли ты работать. А ещё целая толпа собралась у билборда в холле, где ты объясняешь базовый поворот большого радиуса.
– Я говорила начальнику нашей службы, что надо на таких билбордах повороты в плуге[78 - Повороты в стойке «носы лыж вместе, пятки врозь», что обеспечивает лучший контроль скорости и траектории, чем движение на параллельных лыжах.] объяснять, – усмехнувшись, заметила Белль. – А то ведь поедут сразу на параллельных лыжах и не справятся со скоростью и траекторией.
– Ты в начале ролика очень убедительно предупреждала, что этот поворот осилит только уже умеющий ездить, тормозить и поворачивать в плуге и с приставлением внутренней ноги, – возразил Фредерик и улыбнулся.
– Думаешь, поможет это предупреждение? – спросила Белль задумчиво. – Люди в большинстве своём излишне самоуверенны и не слишком разумны.
– Это ты как фейри говоришь или как инструктор по горным лыжам? – усмехнувшись, спросил Фредерик.
Белль рассмеялась:
– Ой, конечно, как инструктор! – и смущённо добавила: – И правда как-то по-расистски прозвучало.
Они помолчали.
– В прошлом сезоне мне очень понравилось ходить трассу, – задумчиво произнесла Белль. – Думала в этом пойти на рейс-курс. Даже и не представляла, что проведу зиму в замке и… – она не договорила, вспомнив вчерашний разговор с герцогом. Теперь она знакома с Адамом Спенсером, героем многих дедушкиных историй. И он оказался… совсем не таким, каким она его представляла. Конечно, ей до сих пор не удалось его увидеть, но она обязательно увидит, это вопрос времени. Зато его голос… Белль вспомнила бархатные вибрации его голоса, и мурашки пробежали у неё по спине. Она смутилась, взглянула на Фредерика и, с трудом вспомнив, о чём они говорили, нарушила затянувшуюся паузу: – Может, ты сходишь за меня на какой-нибудь технический курс? – она улыбнулась. – Особенно если Джонас Кёлер будет лектором. Он лучший. Хотя в «Международной академии инструкторов» все настоящие профессионалы.
– Может, и схожу,– помолчав, ответил Фредерик.

Вдруг послышались шаги Лантерна, и вскоре слуга вошёл в кухню.
– Мисс Тэйлор, – негромко произнёс он. – Простите, что беспокою вас. Но уже без четверти семь.
– Ох, – Белль стряхнула руки от муки. – Нужно переодеться к ужину, – сказала она Фредерику.
Тот кивнул.

Удивительно, но сегодня не было указаний от лорда Спенсера относительно одежды, и выбор Белль пал на тёмно-алое бархатное платье с открытыми плечами и длинными рукавами. Потому что в складках пышных юбок были карманы. И Белль спрятала туда складной нож. Повесив лавандовый сарафан в шкаф, Белль вспомнила про конфету и вытащила её. Она была завёрнута в коричнево-золотистую обёртку с логотипом, изображавшим веточку с тремя апельсинами, от которых шли лучи как от солнца на детских картинках. Белль сняла первый слой, под которым был ещё один слой, как вдруг из обёртки выпал во много раз сложенный лист бумаги. Белль ловко подхватила его и развернула. Это была записка от Фредерика со схемой здания и стрелками. И в этот миг раздался стук в дверь. Аннабелль вспомнила, что опаздывает на ужин, и, быстро свернув записку, спрятала её в рукав.
– Да, иду! – крикнула она Лантерну и вышла из комнаты.

Поздоровавшись с лордом Спенсером, Белль села за стол. Пока Лантерн накладывал ей еду, она думала о записке, спрятанной в рукаве, гадая, что за схема там нарисована, и ждала, что скажет лорд Спенсер. Но, попробовав суп, Белль поняла, что очень голодна и принялась с аппетитом за еду. Всё было очень вкусно – впрочем, как и всегда. А ещё ей было приятно вспоминать, что она тоже приложила руку к сегодняшнему ужину.
– Ты сегодня неразговорчива, – заметил лорд Спенсер.
Белль улыбнулась и, отломив от ещё тёплой булочки кусочек, намазала его сливочным маслом и сделала глоток чая, который мягким теплом разлился у неё внутри.
– Я сегодня читала Джейн Остин, ездила верхом и готовила ужин, – ответила Белль с улыбкой. – А как прошёл ваш день? – спросила она.
– Тоже неплохо, – ответил лорд Спенсер. – Весьма любопытно. – Он усмехнулся. – Интересно, почему ты оказываешь такое внимание мистеру Уайту? – произнёс он в задумчивости. – Он обычный человек, и даже не сам приехал в замок, чтобы увидеть тебя.
– Я знаю, – улыбнулась Белль и потянулась за кусочком тыквенного пирога. – Но мне нравится проводить с ним время. Он мой старый друг и…
– То есть твоя привязанность к нему исключительно дружеская? – уточнил хозяин замка, и в голосе его прозвучала насмешливость.
Белль улыбнулась.
– Полагаю, вы сами прекрасно знаете ответ на этот вопрос, – ответила она. – Мы давно друг друга знаем, и мне с ним действительно хорошо. Говорить о чём угодно. Готовить. Шутить.
– Мы с тобой во многом похожи, – медленно произнёс лорд Спенсер, будто рассуждая вслух. – А значит тебе этого мало, – его голос пробежал весенним дождём по её коже, и Белль, наощупь открыв под столом нож, кольнула большой палец.
Лорд Спенсер был прав. Белль готова была довольствоваться дружбой с Фредериком лишь временно: в глубине души она была уверена, что однажды он обязательно ответит на её чувства. Но вслух Белль сказала совсем иное.
– Я убеждена, что искренняя дружба лучше фальшивой любви. На лжи нельзя построить ничего хорошего. А из искренней дружбы может вырасти настоящая любовь.
– Ты так говоришь, потому что юна и наивна и ничего не знаешь о мужчинах, – усмехнулся лорд Спенсер.
– Может быть, – ответила Белль с улыбкой. – Но, возможно, вы просто привыкли судить всех по себе.
– Мы все судим других по себе, – возразил герцог.
– Вы правы, – подумав, согласилась Белль.

Вернувшись к себе, она села в кресло у камина. Ужин прошёл так тихо и спокойно, что Белль чувствовала себя почти обманутой: лорд Спенсер всего лишь раз попытался зачаровать её. Потом Белль вспомнила о записке и вытащила её из рукава.
На листке была изображена схема коридоров и комнат замка с маршрутом, нарисованным красной пунктирной линией, от её комнаты до той скамьи у окна, где они с Фредериком сегодня завтракали. Сверху была надпись почерком Фредерика: «Выходи в 03:52, иди строго по красной линии, я перенастрою камеры. Телефон оставь в комнате», а внизу: «У меня есть важная информация об Эмбер Н.»
Разочарование сегодняшним ужином тут же испарилось: Белль ощутила себя внутри одного из любимых романов. Тайное свидание посреди ночи! И четыре утра действительно идеальное время для секретной встречи: те, кто не спал, уже уснули, а те, кто рано встаёт, ещё не проснулись. Но откуда у Фредерика информация об Эмбер Найтингейл? Это любопытно. Неужели она жива?.. Официально её считали погибшей, но Эмбер умела скрываться, потому что большую часть жизни охотилась за ведьмами и вампирами и научилась быть незаметной. Поэтому вполне возможно, что и в этот раз слухи о её смерти были ложными. Дедушка говорил, что Эмбер – самая старшая из всех фейри-полукровок, с кем он был знаком. Белль предполагала, что ей больше трёхсот лет. Если Эмбер жива, и Фредерик знает, где она, надо бы попросить её уйти ненадолго в Лэитель для чистоты эксперимента: Белль не хотелось бы провести время в замке впустую, зная, что проклятие нельзя снять, потому что кроме неё на Земле есть ещё фейри.
Переодевшись в ночную рубашку и надев свитер, Белль вспомнила о конфете и попросила Фезер принести чая.
Конфета оказалась очень необычной: Белль таких не пробовала. В трюфельном шоколаде – густая тающая на языке начинка – нежный шоколадный ганаш с утончёнными солоноватыми нотками сыра дорблю. Сочетание вкусов было неожиданным, изысканным и приятным.
Перед сном Белль ещё около часа читала, затем просто лежала в темноте не в силах уснуть, предвкушая ночное приключение и встречу с Фредериком, а потом провалилась в глубокий сон без сновидений.

Когда она проснулась, за окном крупными хлопьями шёл снег, было тихо-тихо, как бывает только в снежную ночь, и сердце Белль сладко замирало в предвкушении скорой встречи с Фредериком. Она оделась потеплее и, едва на телефоне высветилось «03:52», выскользнула в коридор.
Белль шагала на цыпочках, чтобы не нарушить тишину погружённого в сон и снег замка, чтобы никто не услышал её шагов. Вскоре Белль оказалась на месте. Она издалека увидела силуэт Фредерика. Он пошёл ей навстречу и через несколько секунд обнял её. Она уткнулась ему в плечо, вдыхая его парфюм, чувствуя его тепло и спокойствие, которые укутывали её мягким одеялом.
– Мне нравится твой новый парфюм, – шепнула Белль чуть слышно. – Он подходит тебе гораздо лучше, чем прошлый.
Фредерик ещё крепче прижал её к себе, и она слышала, как быстро бьётся его сердце. Они разжали объятья и сели на скамью. Фредерик накинул им на плечи плюшевый плед.
– Хочешь какао? – спросил он. – Я принёс термос.
– Конечно, хочу! – обрадовалась Белль.
Фредерик налил в большие кружки ароматно пахнущий шоколадом и мятным сиропом какао и насыпал Белль мягких маршмеллоу.
– Спасибо, – улыбнулась Белль, принимая из его рук горячий напиток.
– Я купил дом, – сказал Фредерик, помолчав.
– Где? – спросила Белль.
– На Тьюлип-стрит.
Белль сначала не поверила своим ушам: дом на Тьюлип-стрит… Лишь один дом на Тьюлип-стрит был выставлен на продажу.
– Ты купил особняк Мартинесов?.. – тихо спросила она, касаясь руки Фредерика и надеясь услышать «да».
– Да, мне он всегда нравился, – ответил он, улыбнувшись.
– Как здорово!.. – обрадовалась Белль. – Поздравляю.
– Спасибо, – Фредерик улыбнулся. – В детстве мы с Генри представляли, что это наш дом.
– Так чудесно, когда детские мечты сбываются… – произнесла Аннабелль. Она подумала, что Генри достался семейный дом Уайтов, а Фредерику – ничего. Свою квартиру он купил сам. А сейчас дом. Ей было страшно представить, сколько он стоил. – За них и денег не жалко, – добавила она, улыбнувшись.
– Согласен, – ответил Фредерик. – Я выгодно продал квартиру – в два раза дороже, чем купил её девять лет назад, добавил ещё из сбережений, так что даже не пришлось занимать. Я всегда хотел дом, но в квартире нравилось жить Камилле. А теперь… – он помолчал, – мы не вместе. Поэтому… – он снова замолчал. Белль чувствовала, что ему было нелегко об этом говорить.
– Когда вы расстались? – тихо спросила она.
– В твой день рождения, – ответил Фредерик. – Вечером.
– Почему ты не сказал мне?.. – спросила она.
Он ответил не сразу.
– По… многим причинам, – он снова смолк. – Я никогда не думал, что расстанусь с Камиллой. Я очень её любил, – тихо произнёс он. – Но потом наши отношения окончательно зашли в тупик, и пора было их прекратить…
Белль было нелегко слушать его, особенно чувствуя, как трудно даётся ему каждое слово, но поговорить об этом было важно и нужно, и она была благодарна, что он начал этот разговор.
– Я знал, что поступил правильно, – продолжил Фредерик, – но от этого мне было нелегче. Учёба помогла. И общение. – Он помолчал, глядя на тонкую струйку пара над медленно остывающим какао. – Камилла ненавидит меня, – с горечью продолжил он. – Но позже она поймёт: наше расставание к лучшему.
Он снова замолчал. И Белль сказала, взглянув на него:
– Вы были дороги друг другу и долго были вместе.
Они встретились взглядами, и Белль придвинулась к нему ближе, коснулась плечом его плеча.
– Спасибо, что рассказал мне, – сказала она. – Тебе нужно время, – произнесла она, – но после станет легче.
– Мне уже легче, – ответил Фредерик и неловко улыбнулся. – Спасибо, что выслушала. Я хотел сказать тебе раньше, – добавил он после небольшой паузы. – Но твой телефон был всегда недоступен.
– В замке со связью были неполадки, – ответила Белль. – Мистер Купер до меня тоже часто не мог дозвониться, – она помолчала. – Я тоже один раз тебе звонила. Вечером, когда была уверена, что ты не на курсе. Но твой телефон был вне зоны.
– Это странно, – произнёс Фредерик. – У меня проблем со связью не было.
Он задумался, а потом сказал:
– Ладно, давай пить какао, пока оно окончательно не остыло.
– Точно, – согласилась Белль. – И расскажи мне про Эмбер. Она жива? – спросила Белль и наконец сделала первый глоток.
Фредерик тоже отпил какао и ответил:
– Нет, её убили. Вампиры. Потом её тело подбросили под дверь дома, в котором она жила в Париже. Тело было обескровлено, всё в следах от укусов.
У Белль по спине пробежала ледяная волна озноба.
– Какой ужас… – проговорила она, крепче обхватив чашку с какао. – Эмбер ведь столько лет выслеживала и убивала вампиров и вот…
– Её перехитрили, – ответил Фредерик. – Пожертвовали одним вампиром и заманили в ловушку. Одного она убила, а два других убили её. Это были те самые вампиры, которые напали на тебя.
– Габриель и Гастон? – удивилась Белль. Хотя, подумав, поняла, что больше некому: других вампиров Эмбер давно убила. – А кто был третьим вампиром?
– Ричард мне не сказал, – ответил Фредерик. – Эмбер не знала про третьего вампира.
– Ричард? – переспросила Аннабелль.
– Да, Ричард Найтингейл, последний муж Эмбер, – ответил Фредерик. – Он приехал в Париж из Южной Африки, где сейчас живёт с дочерью. Она человек.
Белль кивнула.
– Ричард считает, что проклятие невозможно снять, – продолжил Фредерик, – и что ты в опасности.
– Почему невозможно? – переспросила Белль, проигнорировав вторую часть фразы. – Если Эмбер мертва… – она задумалась. – Остались другие фейри, которые не хотят уходить в Заповедник?
– Нет, ты последняя.
– Но тогда почему…
– Потому что они пробовали уже снять проклятие, – ответил Фредерик. – В 1951 году, когда в Торнфилде отравили всех фейри, кроме твоего дедушки, в замке жила фейри по имени Аннабель. Аннабель Ламберт. Ричард сказал, что существует пророчество: если проклятие и возможно снять, то его снимет последняя фейри по имени Аннабель.
– Я знаю, мне лорд Спенсер рассказал, – кивнула Белль. – Продолжай.
– Твой дедушка, Эмбер и её сын Эйдан были последними оставшимися в живых фейри. И они решили уйти на несколько лет в Заповедник, чтобы исполнилось пророчество.
– Значит, Аннабель Джейн была последней фейри… – проговорила Белль. – Я была уверена, что дедушка и Эмбер не уходили в Заповедник и поэтому проклятие не удалось снять, – в задумчивости размышляла она вслух. – Значит, всё куда труднее, чем я думала. – И, помолчав, спросила: – А что теперь с Эйданом?
– Он остался в Заповеднике.
– Понятно.
– Поэтому Ричард уверен, что проклятие невозможно снять, – сказал Фредерик. – И он считает, что тебе небезопасно в замке. Проклятие разрушает замок, и он держится только на магии фейри. В сороковых годах замок чуть не рухнул, пока не пришла Аннабель Ламберт. А что с ней сейчас – неизвестно. Скорее всего, она умерла в замке.
Белль кивнула. Это было похоже на правду. И вдруг её точно иглой пронзила неприятная мысль: может, в «Розе ветров» неслучайно всё лето ей ставили походы только в Волчий Клык? У неё почти не было других заказов! Кто-то договорился с мистером Хэмбли или всё-таки совпадение?
– Вероятно, из-за этого ты никак не можешь согреться, – продолжил Фредерик. – Ричард говорил, что так тёмная магия влияет на фейри. Тебе безопаснее будет уехать из замка. Ещё Ричард рассказал, что Эмбер и твой дедушка обсуждали, как вывезти тебя с острова и где спрятать. Это было незадолго до лавины. Но потом планы изменились, и Эмбер не поехала на Элфин.
Фредерик смолк, и Белль задумалась над его словами. Возможно, дедушка теперь в Лэителе, потому что хотел увезти её с острова, но кому-то это не понравилось. Вопрос: кому? Может, о планах дедушки и Эмбер узнал Адам?.. Ему ведь было важно, чтобы Белль осталась на острове и сняла проклятие, а не пропала неизвестно где и неизвестно насколько. Только откуда он мог узнать об этом? Возможно, банши рассказали ему: похоже, они ему доверяют, раз оставили «Книгу пророчеств».
– Ричард знает, – продолжил Фредерик, – как защитить тебя от вампиров, в Кейптауне у Эмбер была…
– Я не могу, – остановила его Белль с твёрдой решимостью в голосе. – Я должна попытаться снять проклятие, Фредерик. Я себе не прощу, если хотя бы не попытаюсь.
– Ты можешь погибнуть, – возразил Фредерик. Его голос дрогнул, и Белль ощутила, как сильно он боится за неё.
Она коснулась его руки и мягко ответила:
– Не думаю, что умру скоро. Похоже Аннабель Джейн прожила в замке много лет, а я пробуду всего год. На этот срок моей магической силы хватит с головой.
Но Фредерика её слова будто совсем не убедили.
– Дело не только в этом, – начал он. – Мы не знаем, как снять проклятие, а лорд Спенсер не самый… – он не договорил.
– Порядочный? Добрый? Честный? – усмехнулась Белль. – Мне об этом прекрасно известно. Он позволял ведьмам убивать фейри, варгисов, единорогов. Поверь, я точно не собираюсь ему доверять.
– Но ведь ты живёшь в его замке!.. – возразил Фредерик. Белль чувствовала: он считает, что она недооценивает опасность, и из-за этого волнуется за неё вдвойне. – Вдруг он захочет… – Фредерик смолк, точно боясь озвучить то, что его так беспокоит, – …убить тебя, чтобы снять проклятие?..
Аннабелль и сама думала о таком исходе, но сейчас ей было важно успокоить Фредерика, убедить, что в ближайший год ей ничего не грозит.
– Думаю, тогда бы он уже убил меня, – ответила она.
Фредерик кивнул, но Белль поняла, что вновь ей не удалось его убедить.
На лице Фредерика отразилась внутренняя борьба, словно он сомневался, рассказывать ли ей что-то или нет. Но вскоре решился и произнёс:
– Не хотел тебе об этом говорить, потому что у меня нет прямых доказательств. Но Вселенная редко допускает столь очевидные совпадения, и если это всё-таки не совпадение…
– О чём ты? – быстро спросила Белль.
– Я ещё был в Париже, – начал Фредерик, – когда мне пришло предложение занять место шеф-повара в Волчьем Клыке на две недели. Сначала я обрадовался, решил, что это отличный шанс увидеться с тобой. Но потом стал читать присланный договор. – Фредерик помолчал. – Пара страниц убористого текста заставили меня почувствовать себя бесправным средневековым крестьянином, – он усмехнулся. – Но всё это можно было перетерпеть, если бы я мог встретиться с тобой и поговорить. Вики утверждала, что у тебя всё в порядке и ты ни на что не жалуешься, но мне хотелось убедиться лично. Но в договоре про общение с тобой обнаружился отдельный параграф: я не имел права искать с тобой встречи, а если она случится, ничем не выдать того, что знаю тебя и вести себя соответственно статусу слуги.
Белль слушала его, и внутри неё поднималась злость. Нет, конечно, такие условия были в стиле самовлюблённого герцога, но не в двадцать же первом веке!
– А наказанием за неисполнение пунктов договора, – продолжил Фредерик, – штраф на довольно значительную сумму и пожизненное лишение возможности жить на Элфине.
– Что? – не выдержала Белль. – У него вообще есть юридическое право на такие наказания?
Она вдруг вспомнила таксиста, которого мистер Купер депортировал с Элфина за то, что тот похитил Белль.
– Я послал договор знакомому адвокату, – ответил Фредерик, – и да, оказалось, есть. Герцоги Ланкаширские – один из самых древних, знатных и богатых родов Британии, их привилегии стремятся к бесконечности. Именно тогда я и узнал, что имею дело с лордом Спенсером. Пожалуй, моей ошибкой было рассказать об этом Генри и Вики. Особенно Вики.
Белль кивнула. Вики с детства считала Адама Спенсера главным злодеем в истории Элфина. Каково ей было узнать, что её младшая сестра живёт с ним под одной крышей?.. Да ещё при таких обстоятельствах.
– Но ты всё-таки согласился? – спросила Белль, когда он смолк.
– Нет, сначала я отказался, – ответил Фредерик. – Тогда мне предложили вдвое больше. Сумма и так была хорошая, а по новому договору можно было бы открыть ресторан на Элфине и ещё бы осталось. Но меня интересовали не деньги, поэтому я снова отказался.
Он смолк. Белль нетерпеливо ждала продолжения. Раз Фредерик здесь, что же заставило его тогда подписать договор?..
– Я считал вопрос закрытым, вернулся в Торнфилд. А через два дня пропал Алекс.
– Что?.. – выдохнула Белль. – Ты думаешь, эти события связаны?..
– Не знаю, не уверен, – ответил Фредерик. – Позже Алекс сказал, что играл с Марком в прятки, а потом уснул в шкафу. Но за ту ночь мы обыскали дом шесть раз, буквально каждый угол, его не было ни в шкафу, ни под кроватью, где он обычно прятался, – нигде.
– И ты решил…
– Да, – кивнул Фредерик. – Думаю, Вики тоже считала, что дело в договоре, хоть ни разу не произнесла этого вслух. Я отправил подписанный документ, а через полчаса Алекс как ни в чём не бывало выбежал из гардеробной с криком, что победил Марка.
Внутри Белль всё сжалось, горло сдавило. Способен ли лорд Спенсер похитить ребёнка, чтобы добиться своего? Да, способен. Могло ли исчезновение Алекса совпасть с этой историей с договором? Всё-таки могло. Что было бы, если бы Фредерик не согласился? Нашёлся бы Алекс или нет?..
– Понимаешь, если лорд Спенсер действительно причастен к похищению Алекса, – продолжил Фредерик, – то… ему ничего не стоит навредить и тебе.
Белль кивнула. Ей нечего было возразить. Да, если лорд Спенсер в самом деле велел похитить Алекса, чтобы Фредерик попал в замок… Значит, Белль просто скажет, что более не намерена жить в замке, и уедет. Она ведь не заключала никаких официальных договоров, герцогу нечего будет предъявить ей, он не сможет заставить её остаться. Белль уедет, и… Она вздохнула. И варгисы лишатся последнего шанса встретиться с любимыми, вернуть себе обе ипостаси, почувствовать себя, наконец, цельными… А если исчезновение Алекса – всё-таки совпадение? Конечно, бесправные условия договора с Фредериком не делают чести лорду Спенсеру, но он компенсирует неудобства хорошей оплатой. Многих это устраивает. Белль снова задумалась. Она последняя фейри, и её имя Аннабелль. Кто поможет Сильви и Колдеру снова увидеть маму, а Эллиасу воссоединиться с Дреа? На кого надеяться шерифу Вольфгену и другим варгисам?.. И, приняв решение, она начала:
– Я… понимаю твои опасения. Возможно, ты прав по всем пунктам, и я бы с радостью уехала с тобой, но… – ей было сложно продолжить, но она взяла себя в руки. – Проклятие разрушило столько судеб… Многие варгисы оказались заперты в волчьей ипостаси на сто шестьдесят лет, понимаешь? – она взглянула на Фредерика. – Я хочу, чтобы варгисы вернулись к нормальной жизни, дети вновь встретились с родителями, и семьи воссоединились. Я последняя фейри по имени Аннабелль, их последний шанс. Я должна попытаться, – закончила она.
– Нет, ты не понимаешь! – горячо возразил Фредерик. – Проклятие невозможно снять! Ричард сказал…
– Он ошибся, – мягко остановила его Белль. – Банши увидели возможность снять проклятие, а их пророчества всегда сбываются. И подумай сам: никто не станет создавать проклятие, которое совсем невозможно разрушить, это не имеет смысла. Так что пусть маленький шанс, но он есть. И я попробую воспользоваться им.
Фредерик молчал, сжав губы в тонкую линию. Белль чувствовала: её решение причиняло ему боль, он не хотел соглашаться с ним. Белль вновь ласково обхватила его пальцы и взглянула в глаза.
– Фредерик, – произнесла она, – это всего на год. Даже чуть меньше. Со мной всё будет в порядке, вот увидишь, – она улыбнулась.
Он смотрел на неё не моргая, будто она вот-вот исчезнет, а потом наконец коротко кивнул.
– Только обещай мне, – Фредерик крепче сжал её руку, – если тебе будет угрожать малейшая опасность, ты скажешь об этом. Ты попросишь помощи и уйдёшь из замка, если хоть что-то пойдёт не так. Хорошо?
– Я обещаю, – ответила Белль.
Фредерик вновь кивнул.
Потом они молча допивали едва тёплое какао, смотрели на снег, кутались в плед, пока утро приближалось с каждой минутой. Наконец Фредерик сказал:
– Пора.
Они встали со скамьи, отставив кружки.
– Я приду к тебе завтра?.. – спросила Белль. – Тебе за это… – она сбилась на секунду, – ничего не будет?..
Фредерик крепко обнял её.
– Мне только нельзя касаться тебя, – ответил он. – За разговоры уже ничего не будет. Но только, сама понимаешь, обо всём говорить не стоит, – добавил он, ещё крепче прижал её к себе и помолчал. Зарылся носом в её волосы, щекоча горячим дыханием кожу. Белль чувствовала его волнение, желание защитить, уберечь, а ещё – нежность, окутывающую тёплым мягким коконом. – Ты вся ледяная. Ты никогда так не мёрзла, – добавил он с болью.
– Я в порядке, – стараясь не поддаваться охватившим его чувствам, бодро ответила она. – Скажи, – вдруг вспомнив кое-что важное, спросила она и отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо, – а когда умерла Эмбер?
– Полгода назад, между седьмым и четырнадцатым июня, – ответил Фредерик. – Скорее всего тринадцатого июня.
– Тринадцатого июня? – воскликнула Белль обрадованно. – Мои шансы снять проклятие заметно возросли!
– Почему? – удивился Фредерик.
– А что ещё произошло тринадцатого июня? – спросила она. – Подсказка: ты ещё тогда в горах был, а мы все чуть с ума не сошли, волнуясь за тебя.
– Лавина сошла, – всё ещё не понимая, к чему она клонит, ответил Фредерик.
– Некоторые считают, что она сошла из-за начавшейся сейсмической активности Драконьей горы, – пояснила Белль. – А я недавно читала пророчество, в котором говорилось, что пробуждение Драконьей горы сулит возрождение магии. А магия вернётся, если снять проклятие. Правда есть альтернативный вариант, где после пробуждения Драконьей горы нас ждёт конец света, – добавила она задумчиво. – Но я предпочитаю позитивную трактовку, – Белль улыбнулась.

Когда она вернулась к себе, было почти пять утра. Переодевшись в ночную рубашку и надев шерстяные носки, Белль забралась в постель и, несмотря на переполнявшие её эмоции и роившиеся в голове точно пчёлы новые сведения об Эмбер и Аннабель Джейн, на удивление быстро уснула.

Разбудил её ароматный запах свежего кофе и булочек с корицей. А ещё стук капель по карнизу. Белль сладко потянулась на постели и прислушалась: за окном шёл дождь. Она раздвинула занавески в цветочек и увидела, что сугробы во дворе посерели и скукожились, точно намокшие куски ваты, и повсюду была вода: она покрывала лужайку и вымощенные камнем дорожки. Но унылый вид не испортил её хорошего настроения.
Аннабелль вышла в гостиную, где на столе у камина уже ждала чашка кофе и несколько булочек с корицей. Кофе пах необычно – Белль угадала нотки знакомого лавандового сиропа, но к ним примешивался аромат кокоса, и при этом совсем не ощущался запах молока. «Вот он какой – кофе на альтернативном молоке», – подумала Белль, пригубив напиток, и улыбнулась, вспомнив работу в «Клевере и фиалке»: казалось, её жизнь официантки закончилась давным-давно, хотя с тех пор не прошло и месяца.

Глава 21. Непростое решение

Придя в библиотеку, Белль подошла к стойке для книг, размышляя, с чего начать поиски. Она не знала, что именно сказала Айрин Бёрд, проклиная Адама, но очевидно там должно быть сложновыполнимое условие. Ведь вся прелесть проклятия состоит в том, чтобы обречь на длительные страдания, при этом подарив мизерный шанс на спасение. Потому что без надежды на избавление не было бы смысла жить. Но банши, способные заглядывать в будущее, очевидно, увидели в прорехе мироздания способ снятия проклятия. Они указали на последнюю фейри по имени Аннабелль. Или Аннабель? Или Анабель? Белль задумалась: важно ли написание имени? Будет очень грустно и нелепо, если Аннабель Джейн не смогла снять проклятие, потому что в её имени не хватило буквы или одна была лишней. Хотя скорее всего написание имени не существенно, так как банши в момент видения произносят пророчество, а уж только потом записывают его.
Но она отвлеклась. Почему банши указали на фейри? Возможно, потому что Адам рассорился со всеми фейри и по его вине многие из них погибли. То есть банши видят спасение в возврате к былой дружбе между варгисами и фейри? Но почему тогда не любой из фейри может снять проклятие? Почему именно девушка? Тут напрашивается мысль о любовном союзе, что вполне объясняло поведение лорда Спенсера, который постоянно использовал на Белль магию своего голоса, словно хотел, чтобы она влюбилась в него. Но даже это не отвечает на вопрос: почему именно Аннабелль? Банши увидели некое частное будущее, где проклятие разрушила фейри по имени Аннабелль, или теоретически его могла снять и другая фейри, к примеру, Эмбер?
В «Книге творения» Белль открыла раздел «Кентавры», чтобы найти что-то об их методах трактовки пророчеств. Потратив около полутора часов, она нашла подтверждение словам лорда Спенсера, что порой банши делают несколько пророчеств, которые нужно собрать вместе как мозаику и тогда ответ на вопрос станет очевиден. Белль покосилась на огромную махину фолианта «Книги пророчеств», переполненную десятками и сотнями пророчеств, многие из которых нужно переводить. А ещё необходимо определить, подходит ли данное пророчество к решению нужной проблемы или нет? Тут работы на полгода. В лучшем случае. Конечно, можно попробовать попросить лорда Спенсера рассказать ей о пророчествах, связанных с возвращением магии. Но он, кажется, не особенно любит подобные вопросы да ещё и постоянно недоговаривает. Нет, лучше взять это исследование в свои руки. Белль уже закрыла «Книгу творения», чтобы убрать её на полку и взять «Книгу пророчеств», как вдруг ей пришла в голову идея подойти к проблеме с другой стороны. Может, раз проклятие должна снять фейри, нужно больше узнать о самой магии фейри?
Листая фолиант в поисках нужного раздела, Белль вспоминала, что знает о магии фейри. Поцелуи фейри способны подчинить себе волю человека, цветы распускаются от одного их присутствия, их кровь пахнет цветами, у них остро развиты органы чувств, они обладают почти невесомой поступью и легко учатся всему новому. Что из этого может быть полезно для снятия проклятия? Очевидно, способность заставлять цветы расцветать. Вероятно, эта магия жизни действительно способна поддерживать замок и не давать ему окончательно разрушиться. Но благодаря чему тогда держался замок последние лет тридцать после исчезновения Аннабель Ламберт? И до неё? Возможно, в замке жил кто-то из фейри? Но это были лишь догадки, а Белль нужно было что-то посущественней.
Листая раздел о фейри, Белль узнала, что каждый из фейри-полукровок в период начала активного проявления магии способен спонтанно «выращивать» цветы – как правило какого-то одного вида. Это связано с переживаниями сильных эмоций. Так, например, пятнадцатилетняя фейри Кристель, когда ей сообщили, что её брат погиб в битве при Барнете[79 - Битва при Барнете – сражение, состоявшееся 14 апреля 1471 года между войсками Ланкастеров и Йорков во время Войны Алой и Белой Розы.], стояла на распаханном поле, и оно в один миг заросло одуванчиками. Поле то было в три акра[80 - 3 акра = 12140,58 кв.м]. Белль с ужасом подумала, как долго потом пришлось выпалывать эти одуванчики, и продолжила чтение. Она нашла упоминание своего далёкого прадеда, сына первородной Амирель. У Ричарда магия стала проявляться рано – в тринадцать лет, и в эмоциональные моменты рядом с ним вырастало несколько стеблей золотой лилии. В книге было немало примеров, которые заметно успокоили Белль, убедив, что с ней всё в порядке. Почти. Ведь у всех фейри-полукровок период проявления магии происходил между тринадцатью и семнадцатью годами. К восемнадцати годам все уже контролировали свою магию, включая способность выращивать цветы – и не только одного вида, но и другие по желанию (хотя уже и не так легко, как по началу). Ей же было восемнадцать с половиной, когда она впервые «вырастила» красные розы на могиле Капкейка. Причём она вырастила их не из ничего, как другие фейри, а из лежащих там белых роз. «Нет, со мной всё-таки что-то не так», – с беспокойством подумала Белль, закрывая книгу.

Фредерика она нашла на кухне, он готовил жаркое с розмарином. Белль присоединилась, и они говорили на отвлечённые темы. Но потом речь зашла о походах, и Белль вновь задумалась, как так вышло, что всё лето она ходила только в Волчий Клык? Едва она поделилась этой мыслью с Фредериком, он с готовностью решил выяснить это наверняка. Фредерик позвонил коллеге, который летом недолго работал в «Розе ветров» и оказалось, что Белль и в самом деле намеренно ставили походы лишь в замок, так что у желающих сходить с ней в горы просто не было выбора. Разумеется, это вызывало у туристов негодование, и они писали десятки гневных комментариев, которые нужно было удалять по личному распоряжению мистера Хэмбли.
Белль вспомнились слова лорда Спенсера в их первую встречу: «Жизнь возвращалась в замок каждый раз, когда ты приходила сюда». Значит, Белль подпитывала Волчий Клык своей магией всё лето, когда приводила туристов?..
– Может, передумаешь?.. – тихо спросил Фредерик, и в его голосе прозвучала почти отчаянная надежда.
Белль отрицательно покачала головой. В этот момент в кухню вошёл Лантерн и торжественно сказал:
– Мисс, ланч будет накрыт в оранжерее.
«Да, чтобы его драгоценные розы напитались моей магией», – как-то устало подумала Белль и ответила:
– Я бы хотела поесть у себя в гостиной.
– Это распоряжение хозяина, мисс, – возразил сияющий Лантерн.
Аннабелль и Фредерик обменялись быстрыми понимающими взглядами.
– Хорошо, – ответила Белль.
Когда дверь за слугой захлопнулась, Белль сказала:
– Спасибо за помощь.
– Без проблем, – кивнул Фредерик.
– А ещё… – Белль задумалась, просить об этом или нет, – ты не мог бы поискать при случае фото Аннабель Ламберт? Я искала в интернете, но его нигде нет.
– Да, – подтвердил Фредерик, – почти два года назад кто-то удалил все её фото, которые были выложены одиннадцать лет назад. Но из сети сложно что-то удалить навсегда, – он улыбнулся и вновь достал телефон.
– Подожди! – остановила его Белль. – Скажи, она блондинка с волнистыми волосами до плеч и большими тёмными глазами?
– Значит, ты видела её фото? – спросил Фредерик и повернул к Белль экран телефона. С фото на неё глядела Аннабель Джейн в голубом платье. За ухо в светлые волосы была вставлена маленькая розовая роза.
– Это она, – сказала Белль. – Нет, я никогда не видела её фото. Но, кажется, я видела её саму…
Ведь не может же быть так, что она увидела во сне того, кого никогда до этого не видела в реальности?
– Где и когда ты видела её? – спросил Фредерик с беспокойством.
– Здесь, в своей новой комнате, дней двадцать назад, – ответила Белль. – Но, возможно, она мне приснилась… – добавила она с сомнением. – Ты же не думаешь, что я сумасшедшая или ещё хуже – обманываю тебя? – она с тревогой взглянула на Фредерика.
– Нет, конечно! – искренне заверил её Фредерик. – Может быть, в детстве ты видела её фото? Дедушка тебе показал, например. Я знаю, что у тебя хорошая память, – остановил её возражения он, – но если это было очень раннее детство…
Белль задумалась. Такое может быть теоретически. Только зачем дедушке показывать ей фото Аннабель Ламберт?
– Или Аннабель Ламберт по-прежнему живёт в замке, – продолжил Фредерик. – Сколько раз ты её видела?
– Один.
– Замок большой, – задумчиво произнёс он. – Но если она жива…
– …значит, я не последняя фейри и не смогу снять проклятие, – закончила Белль. – Но, возможно, – высказала Белль давно преследовавшее её предположение, – она призрак.
Фредерик скептически изогнул бровь.
– Вообще-то, – возразила Белль, – «Кентервильское приведение», к примеру, основано на реальных событиях.
По лицу Фредерика Белль поняла: он считает это сомнительным аргументом. Но потом он посерьёзнел и, подумав, сказал:
– То, что ты видела Аннабель Ламберт ночью у себя в комнате, должно иметь объяснение. Самым логичным мне видится сон. Вторым объяснением могут быть галлюцинации, вызванные, например, каким-нибудь токсичным веществом, – он задумался.
– Хм, – сказала Белль. – Это ведь произошло в первую ночь, когда я ночевала в той комнате.
– Вот именно. Третье объяснение – самое маловероятное, – продолжил Фредерик, – что ты сумасшедшая и у тебя, например, шизофрения.
– Спасибо, что ввернул слово «маловероятное» в это предположение, – усмехнулась Белль.
– Всегда пожалуйста, – серьёзно ответил Фредерик и продолжил: – Четвёртое – ты видела живую Аннабель Ламберт. А пятое – что ты видела её призрак.
– И… что ты думаешь? – с тревогой спросила Белль.
– Проще всего это было бы объяснить сном, – ответил Фредерик. – Но простое объяснение не всегда правильное. А ты уже опаздываешь на обед, – напомнил он.
Направляясь в оранжерею, Белль думала: а кто должен снять проклятие, если Аннабель Джейн жива? Или они обе могут? «Одна Аннабелль – хорошо, а две лучше», – промелькнуло у неё в голове, и она не удержалась от смешка.

После ланча, который к слову был таким вкусным, что Белль на время забыла о своём расследовании, она отправилась на прогулку по замку, намереваясь найти Аннабель Джейн. Она потратила почти два часа, проверяя каждую комнату, закоулок и заглядывая в каждую щель, прежде чем ей пришла идея пойти к Эллиасу и спросить у него, не видел ли он тут девушку. Если Аннабель Ламберт существует, то она должна хоть раз другой попасть на камеры.
Эллиас сказал, что ни разу не видел в замке такой девушки, да и девушек помимо самой Белль и Фезер тут не было. Заодно Белль на всякий случай спросила, не против ли лорд Спенсер её общения с Фредериком, и Эллиас ответил, что герцог не высказывал недовольства по этому поводу, и вроде бы как опасаться нечего. Поблагодарив Эллиаса, Белль с облегчением собралась было на кухню к Фредерику, но потом, осенённая новой идеей, пошла искать Фезер.
Найдя горничную, Белль сказала:
– Когда я осматривала мою нынешнюю комнату, перед тем как переселиться в неё, на комоде стояли книги и журналы. Куда ты их унесла?
– Это Лантерн унёс, мисс, – ответила Фезер. – В библиотеку, наверное.
Лантерн действительно унёс книги в библиотеку и расставил по своим местам. Белль ещё при осмотре комнаты успела запомнить, что это были за книги. Потрёпанная книжка «Приключений Оливера Твиста» Диккенса, «Сказки» Оскара Уайльда, сборник сонетов Шекспира и томик «Избранных страниц американской поэзии». Отпустив Лантерна, Белль устроилась с добытыми книгами в кресле, всей душой надеясь, что это личные книги Аннабель Джейн, что было вполне вероятно, ведь они стояли в комнате, которую явно обставили в пятидесятые-шестидесятые. На форзаце «Оливера Твиста» не было ничего написано, но между страницами встречались закладки, а некоторые фразы были аккуратно подчёркнуты карандашом. Вероятно, это была любимая книга, к которой возвращались неоднократно. То же самое – закладки и подчёркивания, но никаких надписей, указывающих на хозяина книги – Белль обнаружила и в «Сказках» Уайльда, и в сборнике сонетов Шекспира. Книги были изданы в 1938, 1947 и 1948 годах. А вот «Избранные страницы американской поэзии» были изданы в 1966 году и на форзаце, в верхнем левом углу, изящным девичьим почерком тёмно-фиолетовыми чернилами были выведены три заглавные буквы: «АДжЛ».
Аннабелль почти не верила своей удаче! Аннабель Джейн действительно жила в замке в 1966 году – теперь в этом не было сомнений! Белль открыла оглавление. В сборнике были стихи Анны Брэдстрит, Генри Лонгфелло, Эдгара Аллана По, Оливера Холмса, Уолта Уитмена, Эмили Дикинсон, Стивена Крейна и Эми Лоуэлл. Пролистав книгу, Белль обнаружила место, где вместо закладки лежала голубая лента и где книга открывалась сама собой из-за частого перечитывания. Это было стихотворение Эдгара По «Аннабель Ли». Белль улыбнулась и прочла вслух знакомые строки:
– «С тех пор пролетели года и года;
У моря, где край земли,
Вы, быть может, девушку знали тогда
По имени Аннабель Ли».

В воображении Белль возникла картина, как Аннабель Джейн, склонившись над книгой, перечитывала это давно выученное наизусть стихотворение. Белль будто увидела Аннабель Джейн на берегу залива святого Элреда, и как ветер трепал её светлые волосы и подол голубого платья, надувая его как парус…
Белль приблизила книгу к лицу: ей показалось будто она уловила аромат глициний и… моря! На страницах были небольшие неровности, будто от капель. Аннабель Джейн плакала над этим стихотворением! Белль стало до саднящей боли в груди жаль свою далёкую тёзку. «Вот бы вновь встретиться с ней…» – подумала она и прижала к лицу заплаканные страницы, вдыхая запах старых книг, слёз и нежных глициний.

Фредерик был на кухне. Он стоял у стола спиной, сосредоточенно украшая пирожные, и не заметил её прихода. Белль неслышно подошла ближе, вдыхая аромат его парфюма, любуясь ловкостью и отточенностью его движений. Ей так захотелось обнять его сзади, прижаться щекой к спине, ощутить кожей текстуру ткани белоснежного кителя… Ведь теперь не было между ними Камиллы. Зато был лорд Спенсер и проклятие. «Позже, – пообещала себе Аннабелль. – Сначала проклятие. Я здесь ради этого».
Тут Фредерик заметил её.
– Ты что-то нашла? – спросил он, взглянув на томик стихов американских поэтов, который Белль держала в руках.
– Книгу Аннабель Джейн.
Белль показала ему выведенные на форзаце инициалы.
– И обрати внимание на год издания, – добавила она, открыв титульный лист.
– Значит, в 1966 году она была в замке и точно жива, – сказал Фредерик.
– Да. И ещё, – Аннабелль открыла томик на странице со стихотворением По. – Ты чувствуешь? – она приблизила книгу к его лицу.
Он вытер руки и взял сборник.
– Пахнет каким-то цветочным парфюмом, – сказал он.
– Глициния, – ответила Белль. – Это её запах. Как у меня фиалка, а у дедушки – жимолость и можжевельник.
– Неужели он за столько лет не выветрился? – задумчиво произнёс Фредерик.
– Я нашла ещё три её книги, и они пахли просто книгами. Этот сборник особенный. Видишь неровности на страницах? Я думаю, это следы от слёз. И я увидела Аннабель Джейн в первую ночь, когда переселилась в новую комнату. Уверена, это была её комната. Она даже сказала: «Ты тоже живёшь здесь?»
– Ты с ней разговаривала?..
– Да, и довольно долго. Она знала про дедушку, про то, что он женился и что у него есть сын. Но она удивилась, когда я сказала, что я внучка Джеймса Тэйлора и что дядя Майкл отправился в прогулку на яхте один. Она считала его ребёнком. По моим прикидкам, она думает, что сейчас начало девяностых.
Фредерик слушал внимательно с выражением глубочайшей озадаченности на лице.
– Значит, вероятно, она… не может быть жива, – наконец медленно произнёс он. И, помолчав, признал: – Она действительно может быть призраком. Мы ведь не знаем, как действует проклятие на фейри…– он снова запнулся и как-то уж совсем тихо закончил: – …которые здесь умирают.
Белль точно лодочку подхватило волной охвативших его чувств, и то было не просто беспокойство, а настоящий почти иррациональный страх за неё, смешавшийся с желанием немедленно, прямо сейчас, увезти её подальше из замка, защитить, спрятать.
– Всё в порядке, – быстро сказала она, пока Фредерик снова не попросил её уехать с ним. – Аннабель Ламберт прожила в замке около сорока лет. В ближайшие годы мне ничего не грозит.
Фредерик кивнул и немедленно взял себя в руки.
– Да, ты права. Конечно…
Белль всё ещё чувствовала его тревогу и беспокойство – словно сквозь туман, и ей захотелось коснуться его, успокоить, но, конечно, не стала этого делать.
– Я обещаю, – сказала она, – что если не найду решение за год, то уеду из замка.
– Хорошо, – коротко кивнул Фредерик.
– Но я думаю, – продолжила Белль, улыбнувшись, – что справлюсь быстрее.
Сказав это, она подумала, не прозвучали ли её слова слишком самоуверенно, однако Фредерик ответил:
– Если кто-то и сможет снять проклятие, то это ты.
В его голосе прозвучала твёрдая убеждённость в её успех, вера в неё саму, что и у Белль слегка закружилась голова от таких приятных ощущений.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Для меня это важно.

На ужин Аннабелль пришла в молочно-белом шерстяном платье, накинув на плечи подаренную миссис Марч шаль. Настроение у неё было решительным. Она сожалела, что не может устроить лорду Спенсеру допрос с пристрастием и узнать, причастен ли он к исчезновению Алекса или нет?
Всё время, пока Белль не спеша наслаждалась чудесным супом с двойными клёцками, лорд Спенсер молчал, и Белль чувствовала на себе его взгляд.
– Ты сегодня снова была в библиотеке, – заметил герцог, когда Белль перешла к основному блюду.
– Да, я читала о магии фейри, – ответила она, пригубив сухое белое, идеально сочетающееся с лососевым стейком, жаренным на гриле. – Я многое не знаю о фейри. Вот и навёрстываю упущенное.
– Я полагал, что ты будешь дни на пролёт проводить на кухне в компании мистера Уайта, – произнёс лорд Спенсер. – Ты умеешь удивить.
– Я хотела, но думала, что вы можете быть против, – ответила она.
– Помилуй, дорогая! – рассмеялся герцог. – Я ведь пригласил его для того, чтобы скрасить твоё пребывание в замке. Я ведь знаю, как здесь одиноко, – помолчав, негромко добавил он.
Его глубокий бархатный баритон был пронизан глубокой печалью точно сложный минорный аккорд, от которого Белль ощутила на коже фриссон. Мысли в голове у неё путались, а в теле разливалось приятное расслабление.
– Мне хочется, чтобы ты была счастлива в замке, пусть и не со мной, – проговорил лорд Спенсер, наполняя залу меланхолией сумерек леса.
Белль не знала, что ответить. Мысли разлетелись как стайка вспугнутых птиц.
– Спасибо… – наконец нашлась она, уже забыв, о чём он сказал, очарованная прозвучавшим в его голосе колдовским отсветом сумеречного неба над пихтовым лесом.
Через некоторое время Аннабелль заставила себя больно сжать пальцами нежную кожу на запястье. Боль сбросила с неё оковы расслабляющей меланхолии и прогнала волну мягкого нежно-колючего озноба. Белль хотела сказать, что правда счастлива проводить время с Фредериком, но ведь лорд Спенсер сам сделал всё, чтобы ограничить их общение. Однако герцог заговорил первым:
– Я рад, что приезд мистера Уайта тебя порадовал. Общение с людьми должно быть приятным. Ты и так слишком много из-за него страдала. Теперь всё становится на свои места.
Аннабелль всё ещё чувствовала лёгкую истому и не сразу поняла, что он имеет в виду, но ощутила, что ей не нравится то, каким ласковым, вкрадчивым тоном он это говорит – это её насторожило.
– К чему вы клоните, лорд Спенсер? – негромко спросила она.
– В конце концов он человек, а ты фейри, – продолжил хозяин замка. – Он должен был влюбиться в тебя рано или поздно. Таков порядок вещей. Я рад, что ты начала наконец это принимать.
Белль вспыхнула:
– Вы хотите сказать, что он влюбился в меня из-за чар?
– В этом нет ничего зазорного, Аннабелль Грейс, – мягко и успокаивающе ответил лорд Спенсер. – Поверь мне, вы оба не заметите разницы. Люди по-другому не могут. Конечно, – поразмышляв, добавил хозяин замка, – он будет ещё некоторое время пытаться сопротивляться, но это продлится недолго.
– Сопротивляться? – вспыхнула Аннабелль. Только всё наладилось, Фредерик расстался с Камиллой и рассказал об этом, а Белль наконец начала чувствовать его волнение, его нежность – всё стало совсем не так, как раньше. Белль надеялась, верила: спустя столько лет Фредерик всё-таки полюбил её! И чары фейри тут совершенно не при чём!..
– А почему, ты думаешь, он до сих пор не поцеловал тебя? – мягко и сочувствующе спросил лорд Спенсер.
«Потому что ему нельзя ко мне прикасаться!» – хотела было ответить Белль, но тут же вспомнила, что, когда они остались вдвоём, без надзора камер, Фредерик всего лишь обнял её и даже не попытался поцеловать. Осознать это было болезненно.
– И почему? – с вызовом спросила она, вскинув голову. – Может, потому что вы ему угрожали и запретили ко мне прикасаться?
– Да, я нанял его на условиях, одинаковых для всех слуг, – признал хозяин замка. – Но теперь, когда я увидел, как он для тебя важен… он в твоём полном распоряжении. – Фраза прозвучала цинично, и Белль передёрнуло точно от скрежета ногтей по стеклу. – Если хочешь, – расслабленно продолжил лорд Спенсер, – можешь переспать с ним, я только буду рад, что ты хорошо проводишь время.
Кровь прилила к щекам Белль, она хотела ответить что-то хлёсткое, резкое, но едва не задохнулась от возмущения, слова разлетелись в разные стороны, заставив её, онемевшую, ошеломлённую, бессильно хватать воздух ртом.
– Я бы посоветовал тебе самой его поцеловать, – продолжил лорд Спенсер, явно наслаждаясь произведённым его словами эффектом. – Вам обоим станет легче. К чему оттягивать неизбежное? – его голос улыбнулся.
– Вы ошибаетесь! – наконец нашлась Белль. – Всё не может быть так! – она почти плакала от бессилия.
– Дорогая моя, – мягко ответил лорд Спенсер, – таков закон природы. У нас есть магия, у людей – нет. Мы доминирующая раса. Пора это принять.
– Нет! – горячо запротестовала Аннабелль. – Фейри всегда вступали в брак только с людьми. Хотите сказать, что все люди были под чарами?
– Просто никто не делал из этого трагедию, – ответил герцог.
Аннабелль оцепенела в кресле. Он говорит так, чтобы позлить её, вывести из себя. Не может быть, что никто из людей не любил фейри по-настоящему, что все чувства были вызваны магией. Значит, бабушка не любила дедушку на самом деле? Всего лишь была под воздействием чар? А Уильям Тэйлор? Неужели Амирель просто околдовала его? А та женщина, которую когда-то давно любил дедушка? Неужели она не любила его по-настоящему? Как фейри это принимали? Неужели они не чувствовали то, что чувствовала сейчас она: бессилие, разочарование, боль и обиду, что никогда им не испытать счастья истинной любви из-за своей магии?
– Я вам не верю, – твёрдо произнесла Белль, но голос её предательски дрогнул.
– Я знаю, это больно, – произнёс лорд Спенсер тихо и грустно. – Но ты молода и однажды сможешь свыкнуться с этой мыслью.
– Я не хочу с этим свыкаться! – возмутилась Белль.
– Что ж, – помолчав, произнёс лорд Спенсер, – в таком случае, мне жаль, что ты узнала об этом так рано. Ты ещё слишком юна.
– Причём тут возраст? – вспыхнула Белль.
– Однажды ты перестанешь видеть мир в розовых тонах и делить всё на противоположности. Мир устроен сложнее, Аннабелль Грейс, – заметил хозяин замка, – но это осознание приходит с годами.
«Ну почему, почему этот мир устроен так несправедливо?.. – думала Белль, борясь с подступающими слезами. – Почему дедушка не сказал мне об этом? Он так часто повторял, что Лилит каждому из своих детей дарит счастье взаимной любви!.. Неужели это счастье вызвано чарами?..»
Слёзы подступили к самому горлу, и Белль всхлипнула. Горючие потоки хлынули у неё из глаз, и она вскочила изо стола.
– Извините, – шепнула она, едва сдерживая всхлипы.
Выбежав из залы, Белль разрыдалась. Хотела отойти подальше, чтобы лорд Спенсер не слышал её плача, но силы покинули её, ноги перестали держать, и, прислонившись к стене, Белль сползла на пол. Она изо всех сил старалась сдерживать всхлипы, но они лишь усиливались. Зажав руками рот и скорчившись на ледяном каменном полу, Белль сотрясалась от рыданий.
Когда густая тьма почти беззвучно приблизилась, Белль не заметила этого. Она отняла руки от лица и подняла голову, лишь когда голос лорда Спенсера нарушил гулкую тишину коридора:
– Мне жаль, Аннабелль Грейс. Я не должен был говорить тебе это сейчас.
Белль медленно поднялась с пола и, вытерев тыльной стороной ладони мокрые щёки, ответила:
– Я в порядке. – Голос её прозвучал твёрдо.
Слёзы в миг закончились, а боль и обида уступили место нежеланию, чтоб лорд Спенсер видел её слабой и плачущей. Как она сможет помочь ему, если даже не может помочь себе?..
– Я предпочитаю знать правду, даже если она делает больно, – произнесла Белль.
– Я рад, что ты понимаешь это, – сказал герцог.
Послышались быстрые шаги, и вскоре к Белль подошёл Эллиас.
– Белль, что случилось? – потом он повернулся к лорду Спенсеру: – Адам, что ты опять сделал?!
– Успокойся, Эл, – усмехнулся хозяин замка. – Это называется взросление.
– Взросление?! – переспросил мистер Холт, и Белль ощутила, как внутри него взметнулась ярость.
– Я в порядке, Эллиас, – заверила его Белль, коснувшись ладонью его руки.
– У тебя руки как лёд, – забеспокоился Эллиас и, сняв с себя пиджак, накинул его ей на плечи. – Лантерн! – позвал он официанта, и когда тот вышел из столовой, сказал: – Принеси, пожалуйста, чая в мой кабинет. Пойдём, Белль, – он обнял её за плечи, повёл в сторону лестницы, и Белль ощутила, как его аура весенней дубовой рощи наполняет её силой.
– Доброго вечера, лорд Спенсер, – обернувшись, сказала Белль.
Она опасалась, что хозяин замка запретит ей уходить вместе с Эллиасом, но он лишь ответил:
– Доброй ночи.

В кабинете мистера Холта было тепло и уютно. Белль сидела за столом, откинувшись на спину кресла и подобрав под себя ноги, пила чай и с аппетитом ела пирожные с нежнейшим ванильным кремом, украшенным россыпью свежих ягод. Немного утолив разыгравшийся из-за стресса голод, Белль пересказала Эллиасу разговор с хозяином замка.
– Как ты думаешь, это правда, что все люди влюбляются в фейри только из-за чар? – спросила она. – Ведь это ужасно!.. – проговорила Белль, поставив чайную пару на стол. – Получается, у людей нет выбора! Они вынуждены любить. И раз Лилит подарила каждому из нас счастье взаимной любви, значит, если мы влюбляемся, то человек, в которого мы влюбились, обязан ответить нам взаимностью… – Белль задумалась и вновь потянулась за чашкой с чаем.
– Я никогда не думал об этом в таком ключе, – помолчав, признался Эллиас.
– Я тоже! – с горячностью поддержала Белль. – Я всегда думала, что это взаимный выбор, предназначение для обоих!
Она смолкла, отпив чая.
– Но как это может быть взаимным выбором, когда у одного есть магия, а у другого нет, – с болью произнесла она.
Белль вспомнила, как влюбилась в Фредерика. Ей было шестнадцать, они много времени проводили вместе, им всегда было легко и комфортно в компании друг друга. А потом он вдруг взял и уехал с Камиллой в Лондон почти на год. Сначала Белль просто не хватало встреч с ним и разговоров, но, когда лето промелькнуло, а он так и не возвращался, она затосковала по нему. Она так скучала, что незаметно влюбилась. Но когда он вернулся, его отношение к ней не изменилось, хотя они перестали часто видеться. Но при встрече он всегда был приветлив, спрашивал, как дела в школе и на работе, подсказывал по скальной технике, делился кроками маршрутов, говорил с ней по-французски, чтобы проверить грамматику и помочь с произношением. Белль чувствовала: ему по-прежнему нравится с ней общаться, но ещё она ощущала (и это разбивало ей сердце), что он относится к ней по-родственному. Он не был в неё влюблён, хоть она и была семнадцатилетней фейри, по которой сходили с ума почти все мужчины и парни Торнфилда. Фредерик любил Камиллу.
Белль задумалась. А ведь если бы Камилла не душила бы его ревностью и несправедливыми упрёками, то вполне возможно он бы до сих пор любил её.
«Он разлюбил Камиллу, и поэтому на него подействовала магия фейри», – эта мысль пронзила сердце Белль точно раскалённой иглой: так больно, что перехватило дыхание. Ведь только искренняя настоящая любовь хранит людей от чар… Неужели ей придётся смириться с этим? Как она сможет быть с ним, зная, что подавляет его волю и лишает выбора?.. Но Белль не готова забыть его… Не сейчас, когда между ними нет Камиллы, когда он свободен. Свободен ли?.. Белль снова захотелось расплакаться.

Вернувшись в свою комнату и приняв душ, Белль забралась под одеяло и, свернувшись калачиком, всё думала, думала и думала. Она фейри, а он человек, у неё есть магия, а у него – нет. Но почему же ей так хорошо с ним? Так спокойно, так надёжно и уютно… Ведь у него нет чар. Да и не похоже это на чары…
Ну почему он просто не может хотеть быть с ней, словно она самая обычная девушка?.. Разве только магия фейри определяет то, кем она является?..
Уткнувшись в подушку, Белль подумала: «Ну что за несправедливость!..» А потом как-то незаметно, чтобы успокоиться, позволила мечтам увлечь себя и оказалась в залитой утренним светом просторной кухне с видом на Эмпайр-стейт-билдинг. Она в зелёной рубашке Фредерика заваривает чай, и он сам рядом – ловко снимает со сковородки горячий панкейк, поливает клиновым сиропом и целует её в губы, привлекая к себе. А из колонок чувственный и хрипловатый голос Грега Гонзалеса поёт «Ничто не причинит тебе боль, малышка[81 - Первая строчка куплета одноимённой песни американской инди-рок-группы «Cigarettes After Sex», основанной Грегом Гонзалесом – Nothing's Gonna Hurt You Baby]», и они танцуют на залитой солнцем кухне на фоне небоскрёбов Манхеттена.

Травинка, трепеща в лёгком порыве тёплого ветра, щекотала щёку Белль. Пахло разнотравьем, разогретыми на солнце смородиновым листом и спелой малиной. Белль лежала на спине, подложив руки под голову, и смотрела на белоснежные кружева облаков, медленно проплывающих по лазоревой ткани небес. Послышались шаги, густые заросли синих колокольчиков раздвинулись, и показалась густая копна оранжевых кудрей.
– Я думала, что ты уже не придёшь, – сказала Белль, приподнявшись навстречу подруге.
Та откинула волосы с лица и, широко улыбнувшись, бросилась обнимать Белль, опрокинув её обратно в траву.
– Я тебя с трудом нашла в этих зарослях, – сказала она, щекоча своим дыханием Белль ухо. – Пойдём, – отстраняясь, улыбнулась она и потянула Белль вверх, помогая встать.
Держась за руки и смеясь, они бежали по цветущему лугу среди васильков и клевера, колокольчиков и душицы, ромашек и аквилегий, кипреев и ветрениц. Они были счастливы, как бывают счастливы тринадцатилетние девочки, у которых школа и уроки остались позади, а впереди – три месяца летней свободы и приключений.
Надев малинки на пальцы, Белль улеглась на траву в тени раскидистого дуба и, положив голову на колени подруге, плетущей венок из собранных на лугу цветов, принялась съедать ягодки одну за другой. Разговор у них совершенно естественно и незаметно, как это и бывает у девочек их возраста, зашёл о мальчиках.
Белль доела малинки и заметила, как руки подруги, вплетавшие в венок ромашку, замерли.
– Значит, ты теперь уедешь с ним? – спросила подруга, взглянув вниз и встретившись с Белль глазами.
– Нет! – горячо возразила Белль и, поднявшись, села рядом. – Я же обещала тебе помочь!
Девочки вновь обнялись.
– Я так тебя люблю, – прошептала рыжеволосая, целуя Белль в щёку. – Мне так жаль, что по-другому не получается…
– Я справлюсь, – твёрдо сказала Белль, отстраняясь и глядя в зелёные глаза, наполнившиеся слезами.
– Спасибо.
И они плели друг другу косички, пели старинные песни, сбиваясь из-за смеха и начиная заново, бегали в догонялки, пили воду из ручья, венчали головы друг друга коронами из цветов, лазали по деревьям, не боясь порвать своих лёгких белых платьев, и снова смеялись, валяясь в густой траве.

Белль открыла глаза. По подоконнику шуршали капли дождя, в комнате было совсем темно. Она потянулась к телефону: два ночи. Сходив в ванную попить воды, Белль вновь забралась под одеяло. Закутавшись поплотнее, она вспоминала свой сон и девочку – такую знакомую и родную, как будто они в самом деле знают друг друга очень давно. Но в реальности Белль даже не знала её имени. Самое интересное, что это была та же самая девочка, которая поранила руку об шиповник. Только тогда ей было пять, а сейчас тринадцать. Поразившись причудливости снов и понадеявшись, что они не вещие (потому что оба сна предрекали ей страдания), Белль вновь уснула.

Когда Аннабелль проснулась снова, до завтрака было ещё время. Умывшись, она надела лавандовое платье из тонкой шерсти, заплела волосы во французскую косу и направилась на кухню. Вчера она приняла решение и сейчас намеревалась исполнить его.
Когда она вошла в кухню, Фредерик доставал из холодильника форму с песочным тестом.
– Доброе утро, – сказали они друг другу одновременно и улыбнулись: Фредерик приветливо, а Белль – заметно погрустнев.
Фредерик вручил Белль серебряную вилку, чтобы она прокалывала тесто, а сам занялся начинкой. Белль наблюдала за его движениями, как он ловко сбивал венчиком в миске сметану, сахар, ванильный сахар, крахмал и яйца. Потом он забрал у Белль форму с тестом и поставил её в разогретую духовку.
– Как тебе удавалось каждый год находить в Молчаливом пироге монетку? – наконец нарушила тишину Белль.
Фредерик закрыл духовку и улыбнулся:
– Что ты знаешь о теории вероятности?
Аннабелль уставилась на него в недоумении, но вскоре поняла:
– Ты все эти годы жульничал! С помощью математики!
Фредерик задумался:
– В некотором роде да.
– Но почему именно монетка? – спросила Белль.
– Это был самый нейтральный вариант, – ответил он. – Все остальные расстроили бы Камиллу.
Белль удивилась ещё сильнее: и как после такого Камилла могла его упрекать, что у него на уме одни лишь цифры?
– Генри надеялся вытащить в этом году монетку, пока ты был в Париже, – произнесла Белль, вспоминая Хэллоуин. – Но не повезло.
Фредерик улыбнулся, встретившись с ней взглядом, взял миску с ягодами черники и присыпал их крахмалом.
Они помолчали.
– Почему ты уехал тогда в Лондон? – спросила Белль.
Фредерик стоял, прислонившись к столу и задумавшись.
– Мне предложили интересный и хорошо оплачиваемый проект, – ответил он. – Но только работать надо было из офиса.
– Ты ведь столько раз отказывался от таких проектов, – напомнила Белль.
– Да, – согласился Фредерик. – Но мне правда понравился тот проект. К тому же мне хотелось больше проводить времени с Камиллой: за тот год на Элфине мы сильно отдалились друг от друга. Сначала она не хотела ехать, но в Лондоне всё наладилось. – Он помолчал.
– Вам не надо было уезжать из Лондона… – невольно вырвалось у Белль.
– Наверное, – кивнул Фредерик. – Возможно, – добавил он чуть позже, – ты поймёшь, почему мы вернулись, когда переедешь в Нью-Йорк.
Белль вспомнила статью Марины Купер и произнесла:
– Элфинский синдром.
– Что? – не сразу понял Фредерик. – А, да. Что-то в этом есть.
Они помолчали. Прозвенел таймер, Фредерик открыл духовку и достал оттуда форму с тестом. Белль всё думала и никак не могла придумать, с чего же начать разговор, ради которого она пришла сюда. И чего уж греха таить, ей совершенно не хотелось об этом говорить. Но так будет справедливо и честно. Она должна дать Фредерику выбор. А этот выбор даст ему время, проведённое вдали от неё. Ведь она влюблена в него, давно и сильно. Вдруг именно её чувства заставили его что-то почувствовать к ней после того, как он разлюбил Камиллу?
Наблюдая за тем, как Фредерик смешивает крем и чернику в форме, Белль не могла отделаться от мысли, что её беспокоит, как поведёт себя лорд Спенсер: вчера он сказал, что она может хоть переспать с Фредериком, но кто знает, что придёт в голову скучающему герцогу завтра? Белль будет спокойнее, если Фредерик уедет. К тому же, тогда она сможет целиком сосредоточиться на поиске способа снять проклятие вместо того, чтобы думать, как поскорее прийти сюда, к Фредерику. Белль так хорошо быть просто рядом с ним… Мысль, что, возможно, она зачаровывает Фредерика, вновь болезненно кольнула её сердце и заставила вспомнить, зачем она пришла.
Но только с чего начать? Белль задумалась. Фредерик всегда говорил с ней без экивоков, прямо и честно. Поэтому она решила говорить так же.
– На самом деле… – начала она, наблюдая, как Фредерик ставит форму в духовку, – я пришла тебе сказать, что… – голос дрогнул, Фредерик захлопнул дверцу и взглянул на Белль, – что тебе нужно уехать.
На лице Фредерика отразилось беспокойство.
– Уже?.. – вырвалось у него.
Он не был удивлён в целом, лишь встревожен, что это случилось так рано.
– Я не хочу, чтоб ты уезжал… – горячо проговорила Белль, и голос у неё вновь дрогнул. – Но так будет честно. Я ведь фейри, и у меня есть магия… – к горлу подобрались слёзы и говорить стало больно. – И если через год ты не захочешь меня вспоминать, – она смахнула со щеки пролившуюся каплю слёз, – то я приму это.
Фредерик быстро взглянул на неё и, подойдя ближе, заключил в объятья. Уткнувшись ему в плечо, она не выдержала и расплакалась. Фредерик гладил её по волосам и спине, как утешают ребёнка, и говорил что-то успокаивающее, а Белль всё думала, как может она, такая сильная и могучая фейри, плакать в объятиях простого человека точно маленькая девочка и чувствовать себя в безопасности?
Наконец ей стало легче, и она перестала всхлипывать. Фредерик разомкнул объятья, усадил её на стул и дал свой носовой платок. Белль вытерла слёзы и вспомнила их первый разговор: с тех пор утекло столько воды, но она по-прежнему много плачет, а у него всегда есть с собой носовой платок.
– Я знал, – начал Фредерик, наливая ей в кружку чай, – что рано или поздно мне придётся уехать. И я бы хотел, чтобы ты уехала со мной…
Глаза Белль вновь подёрнулись пеленой слёз:
– Я не могу… – прошептала она.
– Я знаю, – мягко ответил Фредерик. – Я понимаю, почему ты хочешь снять проклятие, и я верю, что у тебя это получится.
Аннабелль благодарно улыбнулась.
– Но только будь осторожна, хорошо? – закончил он.
Белль с готовностью кивнула.
Послышались шаги, и через полминуты Лантерн вошёл в кухню. Он удивился, увидев Белль.
– Мисс, где желаете, чтобы я накрыл завтрак? – спросил он подчёркнуто официальным тоном.
Белль задумалась. Потом взглянула на Фредерика:
– Позавтракаешь со мной?
– Конечно, – кивнул он.
– В Розарии, – сказала Белль.
– Постели, пожалуйста, скатерть и принеси ещё одно кресло, – сказал Фредерик Лантерну. – Остальное я сделаю сам.
Тот церемонно поклонился и вышел.

В Розарии пахло цветущими розами, влажной землёй, зеленью, и к этим запахам примешивался запах чабрецового чая и аромат горячего черничного пирога. По стеклянному куполу шуршали мелкие капельки дождя, а в глубине оранжереи негромко журчал фонтан. Аннабелль и Фредерик сидели в креслах у круглого стола под сенью раскидистого куста белоснежных роз и как три года назад говорили обо всём на свете, периодически переходя на французский. Они вспоминали забавные случаи с альпсборов и байки Капкейка, сосульку на Джоэля и ски-турные маршруты, дедушку Пикмана и его историю про потерянный ледовый молоток, который якобы забрала себе Таунара; обсуждали прохождение камина Дарт-Сола на подходе к вершине пика Барлоу, аномалии Загадочницы, траверс Ружейников, базовый лагерь, который теперь перестал ощущаться таким безопасным после схода на него лавины в минувшем июне.
– Я вспоминал тебя весь тот поход, – неожиданно сказал Фредерик, и Белль, немного покраснев, улыбнулась. – Когда мы ставили лагерь, и когда вставали до рассвета – ты всегда говорила, что любишь этот предрассветный час… и когда навешивали перила… А когда подошли к Дарт-Солу, я подумал: а каким бы маршрутом пошла ты – ближе к середине или левее?
– В середине интереснее, – ответила Белль, улыбнувшись.
– И сложнее, – заметил Фредерик.
И они вспомнили встречу Фредерика с Таунарой: как она показала пещеру и передала для Белль дедушкин платок. А потом, конечно, вспомнили похороны альпинистов, погибших под лавиной тринадцатого июня, и снова Капкейка. Погрустнев, они сменили тему и стали обсуждать особенности лыжной техники. Белль объяснила Фредерику разгрузку вниз и показала несколько упражнений, чтобы позже, на склоне, он попробовал их сделать. Потом они снова обсуждали скалолазание и мечтали обязательно поехать на итальянские доломиты. С лица Белль не сходила улыбка: она давно не была так счастлива, и лишь голос лорда Спенсера в её голове назойливо напоминал: «Вы оба не заметите разницы», чем заметно подпорчивал ей радость. Но Белль отгоняла навязчивый голос: она подумает об этом потом.
Белль решила, что они с Фредериком будут поддерживать связь через Вики. Но не слишком часто. Белль было важно, чтобы Фредерик, пока она ищет способ снять проклятие, вёл полноценную жизнь, а не жил от сообщения от неё до сообщения и от звонка до звонка. Себе Белль желала того же. Она не знала, что может случится за этот год, но, если их чувства настоящие, они не исчезнут.

День пролетел незаметно в разговорах, прогулках во дворе замка и совместной готовке. Когда они заканчивали готовить ужин, обсуждая различия в работе с динамической и статической верёвками, пришёл Лантерн.
– Мистер Уайт, – сказал он. – Лорд Спенсер хочет вас видеть.
Фредерик и Аннабелль переглянулись, подумав об одном и том же.
– Хорошо, – ответил Фредерик Лантерну. – Я сейчас приду, – и повернулся к Аннабелль.
Лантерн не сдвинулся с места.
– Я сопровожу вас, – сказал он.
Тогда, улыбнувшись, Аннабелль попросила его:
– Подожди за дверью, пожалуйста, Лантерн.
– Как вам будет угодно, мисс, – и, отвесив вычурный поклон, Лантерн вышел.
– Я ещё ничего не говорила лорду Спенсеру о своём решении, – сказала Белль Фредерику, когда они остались одни.
Он помолчал.
– Вряд ли он отправит меня в Торнфилд сейчас, – подумав, сказал он. – Скорее всего уже завтра утром.
Белль кивнула. Потом Фредерик, вновь недолго помолчав, добавил:
– Но попрощаться на всякий случай будет не лишним.
Он протянул руку и вдруг коснулся пальцами щеки Белль. Касание было лёгким, почти невесомым, но от него у Белль пробежали по коже мурашки. Фредерик никогда не касался её так. И она подумала, что сейчас он её поцелует. От этой мысли у неё внутри расцвёл сад и солнце поднялось из-за холодной глади моря, окрасив всё в оттенки розового и золотого. Взгляд Фредерика скользнул от её глаз вниз и замер на губах, но лишь на краткий миг, после чего его рука скользнула по её волосам, заплетённым в косу, на спину, и он просто обнял Белль.
«Неужели он правда боится меня поцеловать?..» – с болью подумала она.
Потом Фредерик разомкнул объятья и сказал:
– Хочу отдать тебе кое-что.
И, вытащив из кармана телефон, вынул из-под чехла высохший стебелёк четырёхлистного клевера.
Аннабелль улыбнулась:
– Ты сохранил его?
И тоже достала свой телефон. Фредерик положил клевер под чехол и сказал, улыбнувшись:
– Он помог мне сдать экзамен, поможет и тебе снять проклятие.
– Вы раскрываетесь для меня с другой стороны, мистер Уайт, – ответила Белль, тоже улыбаясь. – Но тебе пора, – напомнила она. – Я буду ждать тебя здесь.
– Хорошо, – ответил Фредерик и, улыбнувшись на прощание, вышел.

Аннабелль не знала, чем себя занять в ожидании. Всё уже было готово: и крем-суп из спаржи, и зелёный салат, и паста с креветками и овощами, и стейки с розмарином и тимьяном прожарки медиум, и ягодный торт, который только осталось украсить кремом и ягодами.
В кухню вошла Фезер:
– Мисс, вам пора переодеться и сделать причёску к ужину.
Белль собиралась сказать, что хочет дождаться мистера Уайта, но в последний миг передумала: лорд Спенсер поставил ей единственное условие – встречаться с ним за ужином, и ей не стоит вновь нарушать этот договор сейчас.
– Да, конечно, – ответила Белль и пошла вслед за горничной.

Перед ужином Белль безропотно надела открытое чёрное платье, расшитое золотыми птицами и цветами, и позволила Фезер расплести косу, которой совсем недавно касалась ладонь Фредерика. За ужином Аннабелль ела с аппетитом, но почти не слушала лорда Спенсера и отвечала на его вопросы односложно. Ей не хотелось сердить его рассеянностью и невнимательностью, но она никак не могла сосредоточиться на происходящем здесь и сейчас. Она просто отсиживала положенное время ужина, чтобы скорее вернуться на кухню.
И, кажется, лорд Спенсер заметил это.
– Мистер Уайт покинул замок, – произнёс он. – Сказал, что вы попрощались.
Аннабелль предполагала, что Фредерик уже уехал, хотя и сомневалась, что он сам решил покинуть замок на ночь глядя. Но промолчала.
– Я удивлён, что ты решилась расстаться с ним так быстро, – продолжил хозяин замка.
«А мне кажется, что вы всё отлично рассчитали», – промелькнуло в голове у Белль, но вслух ответила:
– К чему оттягивать неизбежное?
– Он так тебя и не поцеловал? – спросил лорд Спенсер, изображая искреннее сочувствие.
– Нет, и правильно сделал, – вскинув голову, с вызовом ответила Белль.
– Почему? – со снисходительной улыбкой в голосе поинтересовался хозяин замка.
– Потому что ему всё равно бы пришлось уехать, – с деланной небрежностью ответила Белль. – Ни к чему затуманивать ему разум магией.
– Ты снова всё      усложняешь, – заметил лорд Спенсер.
– Я не хочу его заставлять, – её голос всё-таки дрогнул под конец фразы.
– Предпочитаешь страдать вдали от него? – спросил хозяин замка негромко и как будто с искренним интересом и сочувствием.
Белль ощутила, как внутри неё прорастает дерево спокойной уверенности в своих силах, уходя корнями глубоко под землю.
– Я не буду страдать, – твёрдо ответила Белль, глядя во тьму на другом конце стола. – Я буду думать, как снять с вас проклятие. И поверьте, сделаю это.
– Мне нравится твой настрой, Аннабелль Грейс, – с улыбкой в голосе проговорил лорд Спенсер. – Звучит очень решительно. – Он помолчал. – К тому же… – медленно произнёс он, – сама подумай. Если бы он тебя на самом деле любил, то ни за что не позволил бы остаться тебе в замке.
Белль вскинула подбородок:
– А может он просто умеет уважать мои решения, – ответила она с вызовом. – Вам не понять.
– Он человек – у него нет иного выхода, – усмехнулся лорд Спенсер.
– Даже если бы он мог меня заставить, – возразила Белль, – он не стал бы этого делать.
– Есть разные способы добиться своего, – возразил хозяин замка. – Но людям они недоступны.
– Если у нас есть магия, это не значит, что мы должны её использовать по любому поводу, – нахмурилась Белль.
– А зачем тогда Лилит дала её нам? – резонно возразил лорд Спенсер. – Мы созданы более совершенными, чем люди. Но люди почти истребили нас. Они использовали нас как пушечное мясо в своих разборках. Битва при Пуатье, Нейсби, Бленхейме… – за что погибли наши братья и сёстры? В борьбе людей за власть, которая им не под силу. Они слишком глупы и недальновидны, чтобы управлять, и слишком малодушны, чтобы нести ответственность друг за друга.
Белль задумалась: зерно истины в первой половине его речи определённо было.
– Допустим, – помолчав, произнесла она, – я согласна с тем, что люди не должны впутывать детей Лилит в свои конфликты и нам стоит научиться противиться этому. Но… и мы не должны указывать людям, как им жить. Нельзя их заставлять. Это неправильно.
– А что по-твоему правильно? Что ты последняя фейри? – жёстко спросил герцог. – Людей восемь миллиардов, Аннабелль Грейс, – смягчившись, продолжил он. – А ты одна. Думаешь, для тебя работают те же законы, что и для людей? Ты выше этих законов.
– И какие именно законы вы имеете в виду, лорд Спенсер? – холодно спросила Аннабелль. – Законы нравственности и морали, может быть? Мы все живём в одном обществе, и нужно соблюдать его правила. Если все начнут…
– Не начнут, – возразил хозяин замка. – Они так не могут. И это наделяет нас бо?льшей силой и властью.
– И бо?льшей ответственностью перед ними, – возразила Белль.
– Именно, Аннабелль Грейс, – подтвердил герцог. – Мы дольше живём, у нас больше опыта и есть магия. Люди стали бы счастливее, если бы дети Лилит взяли на себя ответственность за них.
Белль отставила кружку с чаем:
– Я не это имела в виду.
Лорд Спенсер глухо рассмеялся.
– Детям Лилит давно пора перестать защищаться и взять всё под свой контроль, – сказал он. – Только тогда мы будем в безопасности. Или ты не хочешь спокойного будущего своим детям? Подумай об этом, маленькая фейри.
Белль нахмурилась. Она не верила, что больше нет иного способа защитить себя кроме как подчинить волю людей себе. Так просто не должно быть! Лорд Спенсер не может быть прав. Всегда можно найти способ договориться. Просто использовать магию легче. Это она знала по себе.
Повисло молчание. Белль вспомнила об Аннабель Ламберт, которая прожила в замке сорок лет и скорее всего умерла здесь. И Белль сказала:
– Мы с вами дети одной матери, и при этом вы считаете нормальным лгать мне, – произнесла она.
Лорд Спенсер не посчитал нужным отреагировать на её слова, и Белль, вскинув подбородок, продолжила:
– Я знаю, что Аннабель Ламберт жила в замке. И я видела её – живую или мёртвую. Я знаю, что она должна была снять проклятие с вас в пятидесятых. Признайте уже это.
Тяжёлая тишина разлилась по столовой. Через некоторое время из тьмы раздалось ледяное:
– Полагаю, ты считаешь нормальным обвинять меня во лжи в моём собственном доме.
Озноб в тысячу морозных игл пробежал по коже Белль. Она до крови прикусила губу, и произнесла:
– Неужели так сложно признать, что ваш план с Аннабель Ламберт провалился? Все ошибаются, всем порой не везёт…
И снова – лишь молчание в ответ.
– Что ж, – произнесла Белль, поднимаясь из-за стола, – видимо, завтра меня вновь ожидает наказание. Сожалею, что снова рассердила вас, ваша светлость. Я всего лишь пытаюсь разобраться, что происходит в замке. Доброй ночи.

После ужина Аннабелль сидела на своей кровати, скрестив ноги по-турецки, и смотрела в пустоту. Разговор с лордом Спенсером свинцом лёг на сердце, придавил плечи тяжёлым камнем и оставил на языке вкус пепла. Белль знала: она поступила правильно, отпустив Фредерика, но теперь, когда он уехал, малодушно жалела, что так поторопилась. Сейчас бы спуститься на кухню и просто обнять его!..
– Он никогда не полюбит тебя, – женский насмешливый голос с небольшим американским акцентом раздался прямо над ухом Белль.
Она подняла голову и увидела девушку чуть постарше себя. Её черные волосы были пострижены под каре, уложены волнами и украшены лентой через лоб; ярко-синие глаза горели не очень дружелюбным огоньком, а красные пухлые губы были точно лепестки роз. Незнакомка была нечеловечески красива, и Белль сразу поняла, что перед ней фейри. Одета гостья была так, будто явилась прямиком с вечеринки у Гэтсби: в чёрное расшитое стразами платье с шёлковой бахромой по подолу и чёрные шёлковые перчатки выше локтя.
– У него нет сердца, – продолжила незнакомка, поднеся длинный мундштук с сигаретой к губам, пока Белль пыталась понять, что происходит и о ком вообще речь.
– Ты про лорда Спенсера? – уточнила Белль.
– Ну а про кого же ещё, – усмехнулась гостья и, не дожидаясь приглашения, уселась на кровать рядом с Белль. – Как тебя? – окидывая Аннабелль с ног до головы изучающим взглядом, продолжила гостья. – Аннабель Мэри? Аннабель Кэтрин?
– Аннабелль Грейс, – ответила Белль, немного отодвинувшись от бесцеремонной фейри.
– Зря ты не уехала с тем красавчиком-шефом, – заметила незнакомка, вновь придвигаясь и выпуская в лицо Белль клуб вишнёвого дыма. – С ним у тебя больше шансов. Адам – не твой уровень, без обид, – гостья легонько похлопала Белль по щеке.
– Может быть, вы тоже представитесь? – вновь отстраняясь, холодно спросила Аннабелль.
Брюнетка посмотрела на неё сверху вниз с нескрываемым презрением и исчезла, точно её никогда и не было, оставив после себя лишь аромат вишнёвых сигарет и сладковатый с изысканной тонкой горечью одурманивающий запах нарциссов. У Белль промелькнула мысль, что это могла быть Аннабель Хлоя, но тут же отвергала эту идею: откуда у неё американский акцент и эта одежда прямиком из ревущих двадцатых?
«Я слишком устала сегодня, чтоб думать, что это вообще такое было», – сказала себе Аннабелль, забралась под одеяло и… расплакалась. Она сама прогнала Фредерика и теперь неизвестно, когда вновь его увидит. В замке похоже водятся призраки, как снять проклятие – непонятно, а ей осталась только усталость, бессилие и вездесущий холод.
– Я хочу домой, – всхлипнула в подушку Белль. Ей вспомнилась большая гостиная в доме Уайтов, где на полу Марк и Алекс играют в паровозики, Вики у накрытого стола раскладывает еду, Генри наливает вино, а из кухни пахнет яблочным пирогом. «Фредерик…» – пронеслось в мыслях Белль и она, уже почти успокоившаяся, заплакала вновь. Теперь она больше не сможет с ним готовить… Не поговорит с ним, не обнимет… Даже не увидит. А это была её единственная радость в замке. «Надеюсь, хоть у него всё хорошо», – подумала Белль, всхлипнув, а потом незаметно уснула.

Глава 22. Багровая бухта

Пасмурное утро с шуршащим по подоконнику моросящим дождём застало Белль не в лучшем расположении духа. Было почти одиннадцать, из гостиной пахло кофе и ванильной выпечкой, но этот запах не радовал как раньше. Накинув на плечи шаль, Белль вышла из спальни в гостиную, где Фезер приветливо поздоровалась и подбросила дров в огонь. Белль села за столик у камина, сделала глоток кофе и, ковырнув вилкой пирожное, заставила себя съесть кусочек. Кофе неприятно горчил и даже кислил, а воздушное на вид пирожное на вкус было точно смоченная водой вата. «Это самовнушение, – сказала себе Белль. – Буше нормально готовит». Она дала пирожному и кофе ещё один шанс, но вскоре сдалась и попросила Лантерна принести ей фруктового чая. «Вот бы сходить к сиренам!» – с тоской подумала она. Но Белль сомневалась, что лорд Спенсер вот так просто отпустит её в Торнфилд поплавать в заливе святого Элреда.
После двух кружек апельсинового чая с мятой, вербеной, мёдом и корицей Аннабелль вернулась в спальню одеться. Она остановилась возле платяного шкафа и задумалась. Вся её одежда, привезённая из Торнфилда, была трёх цветов: зелёная, белая и лавандовая. Последнего цвета в её гардеробе было больше всего, поэтому этот цвет в Торнфилде считался её цветом, и никто в городе, даже туристы, не носил этот оттенок. Интересно, Фредерик знает, что все три её любимых цвета связаны с ним? Зелёный – цвета его глаз, белый – как его фамилия[82 - Уайт в переводе с английского «белый»], а лавандовый…

Когда Виктория Тэйлор собралась выходить замуж за Генри Уайта, ей едва исполнилось девятнадцать лет. Дату свадьбы назначили на восьмое июня, и всё семейство Тэйлоров было взбудоражено грядущим событием: нужно столько всего успеть сделать! Списки гостей, праздничное меню, свадебный трёхъярусный торт, украшение церкви, установка палаток, столов – всё следовало обсудить с Уайтами и организовать на высшем уровне. И это, не считая примерок платья, фаты, туфель… Вики сияла от счастья, находясь в эпицентре предсвадебных хлопот, и тринадцатилетняя Белль, чувствуя это, была пьяна её радостью. Она бегала по мелким поручениям, с готовностью придерживала подол платья или край фаты на примерках, собирала букеты и бутоньерки и сворачивала салфетки в форме кувшинок и лебедей, ходила на почту отправлять пригласительные и забирать корреспонденцию. Её помощь требовалась то здесь, то там, и неудивительно, что София Тэйлор, отправляясь в Плимут за платьями, решила оставить младшую дочь в помощь старшей. Да и сама Белль предпочла остаться с Вики.
И вот в день свадьбы Белль открыла коробку, ожидая увидеть голубой шёлк своего новенького платья, потому что именно голубой цвет Вики выбрала для подружек невесты. Но под тонкой упаковочной бумагой лежало платье совсем иного оттенка. Белль достала платье из коробки, будто надеясь, что оно изменит цвет. Но нет, это платье точно не было голубым!
В комнату вошла София Тэйлор в строгом голубом платье-футляре:
– Почему ты всё ещё не одета? – спросила она. – Нам уже скоро ехать в церковь.
– Мама, это не голубой цвет! – расстроенно сообщила Белль, начиная раздражаться.– А все будут в голубом, – с упрёком напомнила она.
– Швея перепутала ткань, а у нас уже не было времени, чтобы заказывать новое платье, – ответила мать. – Зато нам дали сорокапроцентную скидку в качестве неустойки, – София Тэйлор улыбнулась и одёрнула рукав-фонарик платья, которое Белль держала в руках. – Этот цвет называется лавандовый, – встретившись с насупленным взглядом дочери, сказала мать и, вздохнув, постаралась успокоить её: – Не волнуйся, никто не заметит. Все будут смотреть на твою сестру.
Белль вспыхнула от обиды, хотя понимала, что мама права: это ведь был праздник Вики.
– Переодевайся скорее, мы опаздываем, – вновь поторопила София Тэйлор и вышла.
Белль надела платье и скептично оглядела себя в зеркале: простой фасон А-силуэта, короткие воздушные рукава-фонарики, длина юбки до середины икр и красивое переливание ткани ей понравились, да и сам цвет был волшебным и смотрелся даже интереснее, чем голубой. Может, никто и не обратит внимание, что оттенок другой?

В церкви всё утопало в белоснежных цветах: пионы, розы, гардении, азалии, глицинии, орхидеи и лилии были собраны в изысканные композиции с веточками мирта и плюща, и в воздухе витал нежный цветочный аромат. Разноцветные оконные витражи бросали отсветы на стены, а с фрески на невесту, идущую навстречу к жениху под руку с отцом, смотрел святой Элред, и Белль видела благословляющую улыбку на его волчьем лице. Преподобный Ричардсон обвенчал Генри и Вики и объявил их мужем и женой. Собравшиеся в церкви радовались, поздравляли молодых и щедро устилали им дорогу лепестками цветов. Всеобщее ликование захлестнуло Белль, и она почти забыла о шепотках у неё за спиной: «Даже в день свадьбы сестры надо было ей отличиться» и «Может, она цвета не различает?» и «Что с неё взять – она же фейри, все они такие». На свадьбе было много приглашённых, и не все были близкими для Вики и Генри, поэтому Белль, краснея и сердясь, старалась уговорить себя не обращать на болтунов внимания, хоть ей и было обидно до слёз. «Это не моя вина! – хотелось крикнуть им в ответ. – Почему вы так меня ненавидите? Я не выбирала быть фейри и даже это платье не сама выбрала!»

Когда свадебный кортеж, объехав церковь на удачу, прибыл к заливу святого Элреда, где были поставлены палатки с накрытыми столами, нанятый небольшой оркестрик грянул старинные свадебные песни. И сначала всё было прекрасно: гости слушали музыку, любовались изысканной сервировкой праздничного стола на фоне летнего моря, поздравляли новобрачных и фотографировались с ними в арке из цветов, пили охлаждённое игристое вино, рассаживались по своим местам и, смеясь, весело болтали, вроде бы совсем позабыв о Белль и её платье не того цвета. Как вдруг она услышала голос своего отца:
– Нет, ну надо же так испортить праздник нашей Виктории! – пробурчал он раздражённо и расстроенно.
– Джон, я уже тебе объяснила, – послышался голос матери. – Швея что-то напутала…
– Швея напутала, или эта своими чарами её заставила? – мрачно спросил отец, и к горлу Белль подобрался тугой комок жгучих слёз, дышать стало больно, и в глазах защипало.
– Белль ещё ребёнок, – спокойно ответила мать. – Она не умеет так делать.
– Откуда ты знаешь? – хмуро спросил отец и заговорил быстрее: – Позавчера снова звонил тот юрист, он готов оформить опеку прямо сейчас. Так будет лучше всем.
Белль не слышала, что ответила мать, слёзы хлынули у неё из глаз, и она побежала прочь от праздничного стола. Отец хочет её отдать неизвестно кому! Избавиться от неё! Неужели он настолько её ненавидит? За что? Что она сделала?..
Белль бежала, не разбирая дороги, и чуть не врезалась в одну из гостий. Та была в голубом платье и, конечно, ей нужно было указать Белль на её несоответствие дресс-коду. Незнакомка ничего не сказала, но оглядела юную фейри таким осуждающим взглядом, от которого Белль стало ещё больнее. Вскоре она вбежала в небольшую палатку, где стояли ящики с алкоголем и запасной посудой и, оставшись одна, наконец дала волю слезам.
Она не успела выплакаться всласть, когда рядом послышались шаги и вскоре кто-то вошёл в палатку. Белль обернулась с раздражением: теперь ей нужно будет снова искать новое место, чтобы доплакать положенное и успокоиться. Белль знала вошедшего – это был родственник Генри, а точнее – его дядя, хотя больше походил на брата – и возрастом, и фигурой, и цветом волос. Он посмотрел на Белль, но ничего не сказал по поводу её мокрого от слёз лица, подошёл к столу с посудой и негромко сказал:
– Тебя Вики ищет. Я могу сказать, что ты скоро вернёшься, чтобы она не беспокоилась.
Белль хотела сказать «спасибо», но у неё задрожали губы, и она, боясь вновь расплакаться при едва знакомом человеке, просто кивнула.
– Хочешь воды? – спросил он. – Где-то тут должны быть бутылки.
И, не дожидаясь ответа, нашёл бутылку воды, налил в один из стоящих на столе бокалов и протянул Белль. Поколебавшись, она взяла бокал и сделала несколько глотков. Отчего-то после этого комок из горла исчез и плакать хотелось уже не так сильно. Допив воду, она поставила бокал на стол. Взглянула на собеседника. Фредерик – так его звали.
– Что тебя расстроило? – осторожно спросил он. – Я пойму, если ты не захочешь отвечать. Но иногда хорошо поделиться, от этого бывает легче, – он говорил об этом так, будто сам не проверял, но слышал от других, которым не было причины не доверять.
Белль отвернулась. Подумала, стоит ли рассказывать едва незнакомому, да и ещё такому взрослому человеку о своих печалях. Но было что-то доброжелательное и внушающее доверие в его облике, и она сказала:
– Все думают, я нарочно надела это платье, чтобы выделиться. Но так вышло случайно – швея в ателье перепутала ткань…
Она посмотрела на собеседника – тот слушал внимательно и сочувствующе.
– Я сама сначала расстроилась, что платье не голубое, – продолжила Белль. – Но потом мама сказала: никто не заметит, ведь сегодня свадьба Вики, и мне даже понравилось это платье. Но теперь… – слёзы снова защипали глаза и собрались в горле, – я ненавижу его! – она всхлипнула.
Фредерик протянул ей свой носовой платок и пока она вытирала лицо батистовой, пахнущей цитрусом, хвоей и океанским бризом тканью, налил ей ещё воды.
Белль взяла бокал из его рук и сделала глоток воды.
– А как называется этот цвет? – спросил Фредерик, кивнув на её платье.
Его спокойная доброжелательность и мягкое сочувствие вновь подействовали на Белль успокаивающе, и она, отпив ещё воды, уже почти не дрожащим голосом ответила:
– Лавандовый.
Фредерик задумался ненадолго, а потом встретился с Белль взглядом и серьёзно произнёс:
– Я считаю, что эти люди, которые тебя осуждают, не правы. Во-первых, это не их дело в принципе, кто во что одет. Во-вторых, ты сестра невесты, а значит имеешь полное право выделиться среди других гостей. В-третьих, нет ничего плохого в том, чтобы выделяться: к примеру, все великие учёные и… деятели искусства, – добавил он, – отличались от обычных людей. И в-четвёртых, тебе очень к лицу этот лавандовый цвет, – он улыбнулся.
И Белль улыбнулась ему в ответ. Через несколько лет, когда они стали больше общаться, Белль и сама начала прибегать к этому последовательному перечислению фактов и причин: это помогало ей сосредотачиваться и успокаивало.
Они вместе вернулись к столу. Белль пошла к Вики, а Фредерик – к Камилле. Камилла была в васильково-голубом брючном костюме с атласным топом на бретелях, а её чёрные с синими прядками волосы были подстрижены под каре. Фредерик обнял свою девушку за талию, а Вики крепко прижала к себе Белль, мягко пожурив за исчезновение, и свадьба пошла своим чередом.
Конечно, Белль не начала специально покупать только лавандовую одежду сразу после этого разговора. Но постепенно её гардероб плавно становился всё более лавандовым, и ко времени переезда в Торнфилд состоял из вещего этого цвета больше, чем наполовину. Ну а потом мистер Купер, заметив её пристрастие к лавандовому, велел сшить на её первый как символа города Рождественский бал платье именно в этом оттенке.

Белль оделась в амазонку, расшитую фиалками, взяла плащ, и вышла из комнаты, чтобы немного развеяться на свежем воздухе.
Езда верхом, общение со Снежинкой и влажный прохладный воздух в самом деле пошли Белль на пользу. Она поехала к озеру Дреа и долго сидела у воды, глядя на отражение серых туч и белого неба в водной глади.

Перед ужином Белль была готова, что лорд Спенсер может не пожелать её видеть, однако опасения не оправдались. Указаний насчёт платья тоже не было, и Белль в знак примирения надела розовое платье с декольте и открытыми руками.
За ужином Белль вела себя тихо и вежливо и не стала упоминать о встрече с ещё одной фейри. Аннабелль долго решалась и наконец всё-таки попросила герцога отпустить её к сиренам. Они всегда были на её стороне, они жалели и успокаивали её. Правда, в прошлый раз она обещала привезти им крови.
Лорд Спенсер согласился на удивление легко.
– Конечно, ты можешь с ними пообщаться, – ответил он. – Но тебе необязательно ехать для этого в Торнфилд. У нас ведь есть Багровая бухта.
Белль кивнула и, отпив чаю (аппетита у неё по-прежнему не было), решила ещё раз испытать удачу:
– Я обещала принести им крови.
– К обеду она у тебя будет, – ответил герцог, и в его голосе прозвучала улыбка.
Белль уже хотела сказать «спасибо», но в последний момент решила уточнить:
– Я имею в виду пакетики из банка крови.
Лорд Спенсер усмехнулся:
– Вот какого ты обо мне мнения, Аннабелль Грейс.
Белль не стала его разубеждать. Помолчав, герцог сказал:
– Это будут пакетики из банка крови. Тебе не о чём волноваться.
Он не понизил голос, чтоб вызвать у неё мурашки, не стал изображать искренность, чтобы заставить поверить ему – просто сказал. Белль оценила это.
– Спасибо, – ответила она. – Вы очень добры, ваша светлость.

Следующее утро Белль провела, курсируя между кроватью, ванной и креслом у камина с томиком «Эммы» в руке, и к обеду она дочитала роман.
Всё-таки Джейн Остин подарила своей героине безусловный хэппи-энд, весьма традиционный для эпохи, в которую было написано произведение. И Белль была рада за Эмму. А ещё Белль немного завидовала ей. И не только потому, что Эмме не приходилось думать, полюбили ли её из-за чар или нет, но ещё из-за того, что у Эммы был такой любящий отец. Да, капризный и своенравный, но очень преданный дочери.

После ланча, состоявшего для Белль из нескольких ложек супа, пришёл Лантерн и сказал, что всё готово к полёту. Белль взяла полотенце и плед, положила их в рюкзак, оделась потеплее и спустилась на первый этаж, где её встретил Эллиас. На вертолётной площадке их ждало двое варгисов – Дэвид и Нил. Дэвид вручил Белль сумку с контейнерами из банка крови и помог забраться в вертолёт.

Небо над отцветающими вересковыми пустошами и серыми скалами, изрезанными трещинами, было низким и тяжёлым. Снизу, от моря, доносился глухой рокот волн, разбивающихся о камни. Пахло солью и нежно-терпким запахом увядания.
– Тебя проводить? – спросил Эллиас, доведя Белль до узкой тропинки, ведущей со скалы вниз, к бухте.
– Нет, – ответила Белль. И, увидев тревогу в его глазах, добавила: – С сиренами я буду в безопасности.
Эллиас кивнул, и она, взяв у него свой рюкзак, пошла вниз.

Багровая бухта была совсем крохотной – в неё вместилось бы всего несколько парусников и небольших лодочек. Но вода здесь была спокойная, а скалы защищали от ветра. Именно скалам цвета спёкшейся крови Багровая бухта была обязана названием. Среди моряков много столетий ходила легенда, что сирены заманивали в бухту корабли во время шторма и убивали весь экипаж, вскрывая глотку каждому члену команды. И от этого вода в бухте становилась багровой. Но на самом деле скалы всегда были бордовыми, а над ними залегали пласты красной глины, и во время штормов и дождей вода смывала глину в море, окрашивая её в багряный цвет.
Раздевшись, Белль взяла пакетики с кровью и на цыпочках пробежала к воде. Та была обжигающе ледяной, и Белль едва заставила себя пойти дальше. Войдя в воду по шею, она аккуратно сняла колпачок с трубочки контейнера и, выпустив в воду немного крови, мысленно позвала сирен. Те отозвались на зов в тот же миг, хотя Белль даже не была уверена, что они услышат её.
– Сестрица, сестрица!.. – раздалось со всех сторон пение, и Белль окутало теплом.
Она позволила невидимым рукам увлечь её глубже в море. Выпустила из рук контейнеры, и из них тоненькими ручейками заструилась кровь. Уйдя под воду с головой, Белль дрейфовала в мягком облаке тепла и вскоре стала различать смутные силуэты своих прелестных морских сестёр. Она видела, как колышутся их волосы – белые точно пена, розовые словно кораллы и зелёные как водоросли. Огромные синие глаза сирен сияли сквозь толщу воды словно сапфиры, а светлая точно лунный свет кожа переливалась перламутром прозрачных чешуек.
– Спасибо тебе, сестрица… – пропели голоса. Одна из сестёр, подхватив опустошённые контейнеры, поплыла к берегу и вскоре вернулась уже без них.
Белль вынырнула:
– Давно надо было это сделать. Я так рада снова вас видеть. Как будто оказалась в детстве…
Сирены плотнее окружили её, касаясь её волос, гладя ладонями её лицо. Они склоняли набок головы и улыбались, и Белль видела их острые жемчужно-белые зубки с немного выпирающими клыками. Сирен было пять: две розововолосые, две с зелёными волосами и одна с белыми.
– Я удивилась, когда вы так быстро пришли на мой зов, – призналась Белль.
– Братья сказали нам утром, что ты будешь здесь, – ответила беловолосая сирена.
Белль порадовалась предусмотрительности варгисов.
– Мы верим, что ты сможешь снять проклятие, – нежно прожурчала сирена с тёмно-розовыми волосами, ласково коснувшись щеки Белль.
– А вы не знаете, как это сделать? – спросила она.
Сирены не знали.
– Может быть, вы знаете, что произошло за год до проклятия?..
По лицам сирен пробежала тень.
– Что-то ужасное, сестрица… Что-то непоправимое… – проговорили они, вторя друг другу. – Тогда Лилит отвернулась от всех нас.
– Эллиас сказал, что это было жертвоприношение, – сказала Белль.
– Многие так считают…
Все помолчали, качаясь в ласковых объятиях волн.
– Я… я не знаю, как снять проклятие, – с горечью в голосе призналась Белль. – А лорд Спенсер мне не очень помогает. – Она помолчала, раздумывая над следующим вопросом. – Вы не знаете, жили ли в замке фейри после проклятия?
Сирены переглянулись, безмолвно посовещавшись между собой.
– Мы видели одну фейри здесь, в бухте, много лет назад, – пропела беловолосая сирена.
– Это было после того, как в Торнфилде убили всех фейри? – уточнила Белль.
Её морские сёстры вновь переглянулись, и одна из зеленоволосых ответила:
– Да, это было после.
– У той фейри были светлые волосы и, возможно, голубое платье? – спросила Белль.
Сирены дружно закивали.
– А ещё у неё была в руках книга, – ответила другая зеленоволосая сирена.
– Это была Аннабель Ламберт… – произнесла Белль. – А вы разговаривали с ней?
– Она испугалась, когда я позвала её, – грустно проговорила беловолосая сирена.
– И убежала, – подхватили другие сирены.
Белль подумала, испугалась ли она сама, позови её кто-то из морских глубин, если бы дедушка не познакомил её с сиренами в детстве? Возможно, испугалась. И Белль стало жаль Аннабель Джейн. Вот бы снова её увидеть…
– Но, кажется… – вдруг едва слышно нарушила тишину до сих пор молчавшая вторая розововолосая сирена, – Джеймс говорил о какой-то Аннабель…
Сирены согласились с ней.
– Да, она должна была снять проклятие.
– Это было ещё до того, как мы увидели ту фейри здесь.
– Но ничего не получилось, – грустно проговорила беловолосая сирена. – Джеймс не любил об этом вспоминать.
– И он очень сердился на твою маму за то, что она назвала тебя Аннабелль, – вспомнила сирена с тёмно-розовыми волосами.
– Да, он злился, очень злился, – подхватила зеленоволосая, – но так и не сумел её переубедить.
– А однажды он сказал, что хочет увезти тебя с острова, – добавила беловолосая сирена. – Он очень переживал за тебя, говорил, что ты в опасности.
– А потом исчез… – печально закончила молчаливая сирена с розовыми волосами.
– Вы не рассказывали мне об этом раньше, – упрекнула сестёр Белль.
Сирены потупили глаза.
– Мы обещали Джеймсу не рассказывать об этом ни одной живой душе, – проговорила зеленоволосая сирена.
– И сейчас нарушили это обещание…
– Но ты должна снять проклятие…
– Вдруг это поможет…
– Джеймс простит нас…
Белль кивнула в задумчивости.
– Он простит, – убеждённо произнесла она, оглядев сестёр. – Я знаю, вы тоже по нему скучаете, – добавила она и улыбнулась.

Попрощавшись с сиренами, Белль пообещала навестить их вновь. Вытираясь на берегу полотенцем и одеваясь, она подумала, что даже не пожаловалась им и не рассказала о Фредерике.
Сложив вещи и пустые контейнеры в рюкзак, Белль пошла вверх по узкой тропинке. Когда она оказалась на верху поросших вереском скал и было уже рукой подать до места, где её оставил Эллиас, Белль резко остановилась, едва не налетев на возникшую перед ней незнакомку в чёрном развевающемся платье.
– Ты не видела моего малыша? – спросила она. Это была юная девушка, на вид ровесница Белль.
– Малыша? – удивлённо переспросила Белль, невольно оглядевшись. – Здесь никого нет.
– Он должен быть в замке, – сказала девушка в чёрном, убирая с лица пряди распущенных золотистых волос. – Но я никак не могу туда попасть, – устало добавила она. Её пухлые губы искривились в капризной гримасе недовольства.
– В Волчьем Клыке? – уточнила Белль. – В замке есть девочка лет четырёх, – подумав, добавила она неуверенно. Если та девочка и существовала, то определённо была призраком.
– Нет, у меня мальчик, – гордо вскинув голову, возразила незнакомка. – Он совсем недавно родился. Но потом его у меня забрали… – она задумчиво наклонила голову, вспоминая.
– Кто забрал? – осторожно спросила Белль.
– Верховная, – произнесла девушка точно про себя. – У нас был уговор: когда родится ребёнок, она скажет, что это её и Адама.
Внезапная догадка осенила Белль:
– Так Уолтер – твой сын?!
– Да, Адам так его назвал, – ответила незнакомка, оживившись. – Так где он? Ты его видела?
Аннабелль заколебалась: надо бы сказать правду, но неизвестно на что способен призрак оторванной от сына матери.
– Так говори же! – приказала девушка, приблизившись.
– Уолтер мёртв, – тихо ответила Белль.
– Что?.. – не поверила незнакомка. – Адам бы не стал убивать своего сына…
– Это не Адам, – ответила Белль. – Это Верховная. Когда всех ведьм убили, она выжила и выкрала Уолтера. А потом… – Белль смолкла, точно надеясь, что ей не придётся говорить дальше. Но, к сожалению, юная мать настаивала. – Айрин Бёрд принесла в жертву младенца, чтобы наложить на Адама проклятие, – закончила Белль негромко и осторожно, опасаясь вспышки гнева и отчаяния.
Но её не последовало. Незнакомка казалась обескураженной и удивлённой.
– Но зачем?.. – проговорила она в недоумении. – У нас же после Хёльде было полно заряженных амулетов. У того блаженного было столько…
– Блаженного? – невежливо перебив собеседницу, переспросила Белль.
– Да, такой с волчьей головой, – небрежно отмахнулась она, – имя то ли на Л, то ли на Р.
Сердце Белль упало:
– Элред? – тихо спросила она. Ведьма кивнула. – Значит, вы его убили?..
– Мы просто забрали у него магию, – ответила та, небрежно пожав плечом. – Он всё равно ей не пользовался. А это глупо.
– Ох, Лита, вы убили святого Элреда… – выдохнула Аннабелль, ощущая, как всё вокруг точно потяжелело, наливаясь оттенками чёрного. Вот что случилось в Хэллоуин 1863 года!.. Вот после чего первозданная магия Элфина ушла!..
– Тоже мне трагедия, – фыркнула ведьма. Белль слышала её голос словно сквозь толщу воды. – Эй, ты в порядке? – раздалось щёлканье пальцев, и Белль заставила себя сфокусировать взгляд на собеседнице.
Ведьма в чёрном платье стояла так близко, что Белль могла рассмотреть крапинки в её карих глазах. Аннабелль тяжело вздохнула. Тело у неё было точно каменное, голова кружилась. Хорошо, хоть в обморок не упала. Видимо полтора дня без нормального питания, купание в открытом водоёме и месяц жизни в замке, который держался на её магии, дали о себе знать.
Вдруг в ярдах десяти Белль увидела Эллиаса, спешащего навстречу, и незаметно сделала ему жест не приближаться: кто знает, как ведьма отреагирует на варгиса? Тот кивнул и отступил.
– Если ты хочешь узнать от меня, – проговорила Белль, глядя на собеседницу, – почему твоя Верховная убила младенца, то я не знаю. Я даже не знала, что это был твой ребёнок. И Адам до сих пор не знает.
– Он и не должен был знать, – равнодушно пожала плечом ведьма.
– Я собираюсь ему сказать, – сказала Белль. – Я думаю, он имеет право знать.
– Как хочешь, – безразлично ответила та.
– Меня зовут Аннабелль, – вежливо представилась Белль и протянула руку.
Ведьма посмотрела на протянутую ладонь с нескрываемым презрением:
– Никогда не любила фейри, – брезгливо скривив пухлые губы, произнесла она.
– Почему? – поинтересовалась Белль.
– Вам с рождения достаётся магия, – ответила та. – А мы годами ищем способ обрести её.
– Могу тебя утешить, – усмехнулась Белль, – я совершенно не умею управлять своей магией и не знаю её границ.
– Ха, значит, никто не захотел тебя учить? – зло хмыкнула ведьма.
– Некому было учить, – сохраняя спокойствие, ответила Аннабелль, – фейри больше не осталось на Земле. Я – последняя.
– Очень жаль, что не я приложила к этому руку, – цинично заметила ведьма.
– Это случилось семьдесят лет назад, – ответила Белль, – а ты мертва уже лет сто шестьдесят.
Ведьма рассмеялась:
– Не рассчитывай, что я расстроюсь. Я знаю, что мертва. Адам утверждал, что умеет управлять варгисами, но они всё-таки загрызли нас.
«Значит, всё-таки это были варгисы…» – промелькнуло в голове Белль, и сердце её болезненно сдавило: значит, среди них был и Эллиас…
– Что, удивлена? – спросила ведьма с издёвкой. – Они нас ненавидели, только и ждали возможности расправиться с нами.
Аннабелль проигнорировала её насмешку, потому что вспомнила слова Эллиаса: тело младшей ведьмы, Роуз, нашли как раз здесь, на скале, над бухтой. И Белль спросила:
– Тебя зовут Роуз, да?
Ведьма усмехнулась:
– Разве это не очевидно?
– На твоём теле не было следов от клыков, – вновь вспомнив рассказ Эллиаса, сказала Белль. – Ты уверена, что тебя убили варгисы?
Меж бровей юной ведьмы пролегла морщинка.
– Странно… – произнесла Роуз точно про себя. Но потом скривила губы и небрежно сказала: – Я не помню, как умерла. Наверное, кто-то из них напал сзади.
– А Верховная была среди вас, когда варгисы напали? – задала Белль новый вопрос.
– Конечно, – ответила ведьма. – В ту ночь здесь у нас был шабаш.
Белль удивилась:
– Но как она тогда выжила?..
– Легко, – ответила ведьма. – Верховная была вампиром.
Белль потрясённо выдохнула. Адам считал, что когда-то Айрин Бёрд была фейри. Может ли фейри стать ведьмой, а потом вампиром?.. В этот момент подошли Дэвид и Нил.
– Мисс Тэйлор, вы в порядке?.. – встревоженно спросил Дэвид.
– Да, – обернувшись, ответила Белль. – Подождите немного, я… – Она вновь взглянула туда, где стояла Роуз, но та исчезла точно её и не было. «Спугнули», – с досадой подумала Белль.
Подошёл Эллиас.
– Поехали, – сказала Белль варгисам. – Поговорим позже. – Взглянув на Эллиаса, добавила она. Ей хотелось расспросить его про Роуз с глазу на глаз, Дэвиду и Нилу она не доверяла. К тому же они, похоже, считали, что она немного не в себе: по крайней мере это читалось на их лицах.
Эллиас кивнул.

Во время полёта все четверо молчали, Аннабелль смотрела из окошка вертолёта вниз, запоминая дорогу: в следующий раз было бы здорово поехать в Багровую бухту верхом. Когда они были уже у замка, Белль подумала: что ещё успела бы сказать Роуз, если бы её не спугнули Дэвид и Нил?..

Вернувшись в замок, Эллиас и Аннабелль сразу свернули в кабинет.
– Я могу позвать Лантерна, и он приготовит чай, – сказал мистер Холт. – Или, может быть, ты хочешь чего покрепче? – прозорливо предложил он.
– Я бы выпила вина, – ответила Аннабелль, ёжась от холода, хотя в кабинете было тепло.
– Прошу тебя, рассказывай, – протянув ей бокал красного полусухого, попросил Эллиас. – Со стороны выглядело, будто ты разговариваешь с пустотой, прости, – он виновато улыбнулся.
– Неудивительно, что варгисы смотрели на меня, как на сумасшедшую, – усмехнулась Белль и сделала глоток, прокатив вино по языку: м-м-м, какой ягодный букет. Ей нравились нотки смородины в винах. По телу прошлось тепло, и Белль подумала, что вино на пустой желудок – не лучшая идея, но ей по-прежнему не хотелось есть.
– Я слышал, ты упомянула Роуз, – произнёс Эллиас.
– Да, я видела её призрак, – ответила Белль и рассказала всё.
Эллиас удивился, когда узнал, что Айрин не была матерью Уолтера, и не сразу поверил в это.
– Но я помню, как она ходила в положении, – уверенно возразил он. – Хотя… – он надолго задумался, вспоминая. – Адам до последнего не верил в её беременность, – вскоре продолжил он, – и считал, что она использует иллюзию. Но потом появился ребёнок – он был варгисом и очень похож на Адама. Значит, матерью Уолтера была Роуз?
– Да, – кивнула Белль. – Она родила ребёнка, а Айрин объявила его своим сыном. Роуз согласилась на это добровольно, однако, кажется, в глубине души не была согласна с таким раскладом. Потому что, когда я её встретила, Роуз искала сына, и это было для неё самым важным.
Эллиас задумался.
– Ведьмам чуждо материнство, – вскоре произнёс он, – они совершенно равнодушны к детям, если их нельзя принести в жертву. А ещё ведьмы бесплодны. Поэтому все так поразились, когда Верховная забеременела, – добавил он задумчиво. – Она легко сыграла на самолюбии Адама. – Эллиас помолчал, и потом спросил, словно рассуждая вслух: – Я помню Роуз в последние месяцы перед гибелью ковена. Она приходила и садилась в стороне. Смотрела, как мы работаем. Ребёнок тянул её в стаю, – добавил он с горечью. – Вот почему Верховная делала всё, чтобы Роуз не пересекалась с Адамом. Он бы сразу почувствовал варгиса.
Белль кивнула.
– Айрин вообще не могла иметь детей. Она была вампиром. Именно так она и выжила.
Эллиас коротко кивнул и вновь глубоко задумался. А потом Белль рассказала о смерти святого Элреда.
– Я не хотел в это верить, – глухо проговорил Эллиас, но в глубине души всегда знал, что он не в Заповеднике…
Они помолчали.
– Интересно, – произнесла Белль чуть позже, – почему Роуз стала призраком?
Эллиас кивнул:
– Это действительно странно…
– Что-то в моей жизни стало слишком много призраков, – невесело усмехнулась Белль. – Позавчера ночью я встретила ещё один призрак фейри.
– Не Аннабель Ламберт? – уточнил Эллиас.
Белль покачала головой.
– Всего их три, – и она стала загибать пальцы, – Аннабель Ламберт, маленькая девочка в крипте, и вот позавчера – голубоглазая брюнетка с американским акцентом. Она будто сбежала с вечеринки Гэтсби.
– Я не знаю, кто жил в замке весь прошлый век, – произнёс Эллиас. – Если они действительно призраки, значит, умерли в замке. А если они фейри, то… – он замолчал, и пауза приобрела мрачный оттенок.
– Думаешь, их убили? – Белль задумалась. – Ричард Найтингейл, муж Эмбер, предположил, что Аннабель Ламберт умерла из-за магического истощения, – сказала она. – Магия фейри не позволяет разрушиться замку, но это ослабляет нас и в конечном счёте – убивает.
– Лучше тебе не оставаться надолго в замке, – помолчав, заметил Эллиас.
– За год не должно случиться ничего по-настоящему катастрофичного. И знаешь, что мне интересно? – Белль перевела тему, в размышлении сделав ещё один глоток. – Почему я не вижу Аннабель Льюис? Она ведь спрыгнула в ров и утонула в 1893 году.
«Она умерла, думая, что жених бросил её, беременную, совсем одну …» – пронеслось в памяти Белль, и сердце тоскливо сжалось.
– Надо спросить у Адама, – после короткого размышления ответил Эллиас.
Белль невесело усмехнулась:
– Может, с тобой он будет разговорчивее. На мои вопросы он не отвечает.
– Попробуем расспросить его вместе.

Глава 23. Призраки

В полутёмной столовой на столе горели свечи, давая слабые отсветы на графин с вином, бокалы, тарелки и блюда, наполненные едой. Как оказалось, лорд Спенсер ждал, что Белль и Эллиас придут вместе, потому что приборов и посуды было приготовлено на две персоны.
– Поужинаешь с нами, Эл? – радушно предложил хозяин замка другу.
Тот кивнул. Белль уселась в кресло, отодвинутое для неё Эллиасом, и сказала с улыбкой:
– Вы ни за что не поверите, кого я сегодня видела в Багровой бухте!
Взгляд её невольно упал на румяные поджаристые стейки и виноград, скользнул по хрустальной салатнице с креветками и авокадо и вазочке со свежей клубникой, и у неё потекли слюнки. Белль кивнула Лантерну, и тот немедленно наполнил ей тарелку.
Лорд Спенсер не посчитал нужным задать ей уточняющий вопрос, и Белль, отрезав кусочек сочного мяса, продолжила сама:
– Ведьму! Одну из ковена, – добавила она и, наколов кусочек вилкой, отправила его в рот.
Пока она жевала, в зале стояла тишина: Эллиас не вмешивался, а лорд Спенсер, вероятно, обдумывал её слова.
– Которую из них? – спросил он наконец.
– А вы как думаете? – Белль отрезала ещё кусочек. Аппетит у неё проснулся зверский – как после зимней спячки.
– Раз здесь присутствует Эл, то скорее всего это была Хелен? – предположил лорд Спенсер, и в его голосе прозвучала насмешка.
Аннабелль с лёгким недоумением посмотрела во тьму, но, конечно, ничего там не разглядела, потом на Эллиаса – он сидел, опустив глаза, охваченный глухой тоской. Белль вспомнила: Эллиас считает – это он убил Хелен. Возможно, так и было, ведь теперь Белль знает: ведьм действительно растерзали варгисы. Известно ли лорду Спенсеру, что Эллиас считает себя убийцей одной из ведьм? Если да, то жестоко напоминать другу о произошедшем так небрежно. Впрочем, чего ещё ждать от самовлюблённого герцога, которому плевать на всех вокруг?..
Но Белль предпочла не развивать тему, лучше осторожно спросить у Эллиаса позже. Может, он не обсуждал смерть Хелен с Адамом и не собирается?
– Я думала, вы скажите Айрин Бёрд, – ответила Белль. – Ведь она единственная осталась жива после той бойни.
– Так кого ты всё-таки видела? – лениво спросил лорд Спенсер. – Эл тоже её видел?
– Нет, – негромко подал голос Эллиас. – Я только слышал, как Белль с кем-то разговаривала.
– Это была мать вашего ребёнка – вот кто, – с театральной драматичностью в голосе ответила Белль, глядя во тьму.
– Значит, Верховную, – равнодушно произнёс герцог.
– Вы же сами всегда подозревали, что мать Уолтера – не она, – многозначительно напомнила Белль, вновь отрезая кусочек мяса.
– Роуз, – выдохнул лорд Спенсер, и Белль расслышала в его голосе целый кубок сложных и противоречивых эмоций, но распутать его было непросто.
– А вы быстро догадались, – уважительно заметила Белль. – Мне всё ещё непонятно, как могла быть беременна одна ведьма, а выглядела беременной – другая?
– Для Верховной провернуть такое – пара пустяков, – равнодушно ответил герцог.
– Тем более после убийства святого Элреда у них было полно магии… – в задумчивости согласилась Белль. Тут она подумала: нужно было спросить у Роуз, участвовал ли в этом Адам? Вряд ли участвовал, конечно, а вот знать об их планах мог, ведь именно он, как все думали, отправил святого Элреда в Лэитель. Может, узнав о планах ведьм, он хотел таким образом спасти святого?.. И она сказала: – А вы даже не помешали им.
– Не тебе меня судить, – холодно возразил лорд Спенсер.
Он был прав, и Белль решила сменить тему:
– Но как вы догадались, что Верховная не беременна?
– Я альфа, – ответил герцог. – Я чувствовал всех варгисов, даже ещё не рождённых. Я ощущал сына, но это ощущение рядом с Айрин не усиливалось, как должно было.
– Но тогда почему вы не догадались, что мать ребёнка – Роуз?
– Роуз избегала меня – так я думал. Но очевидно, ей запретила Верховная, чтобы их секрет не раскрылся. Ведьмы слушались её беспрекословно.
– Но зачем это было нужно Роуз? – спросила Белль, глядя во тьму. – Изображать, что она не беременна, когда она беременна… Потом вообще отдать своего ребёнка!
– Роуз как и все ведьмы хотела одного – могущества. Верховная могла дать ей это.
– А ваш общий ребёнок, – задумчиво произнесла Белль, рассуждая вслух, – нужен был Верховной, чтобы укрепить свою власть на острове и манипулировать вами.
– Ты быстро схватываешь, – чуть насмешливо произнёс лорд Спенсер.
Белль вспомнила рассказ Эллиаса о событиях последнего года перед проклятием и произнесла:
– Нет, я ещё слишком многого не понимаю, – она помолчала, формулируя мысль. – Допустим, вы хотели, чтобы варгисы не терялись в зверином разуме, и чтобы ведьмы помогли вам… Кстати, у вас получилось?.. – спросила она.
– Да, – твёрдо ответил лорд Спенсер. – Но… – он осёкся. – Прошло сто шестьдесят лет… – в его голосе прозвучали боль, страх и вина.
– И вы не знаете… – тихо произнесла Белль, его чувства против её воли отзывались в ней ледяным ознобом, дышать стало больно, – смогут ли варгисы…
– Не знаю, – тяжело уронил он.
Повисла тяжёлая пауза. Чувства лорда Спенсера схлынули, и Белль ощутила досаду: проклятия можно было легко избежать, если бы…
– Эллиас ведь просил вас порвать с ведьмами, – произнесла она с упрёком. – После того, как они выполнили вашу просьбу, вы ведь могли попросить их уехать с острова.
Произнеся это, Белль ту же поняла, как наивно и глупо прозвучали её слова. Попросить ведьм, ха!..
– Ведьмы не собирались покидать место, где всё пронизано магией, – ответил лорд Спенсер. – И было опрометчиво вступать с ними в прямой конфликт.
В голосе не было укора, он звучал отстранённо, но Аннабелль подумала: ведь именно это и сделали варгисы – открыто напали на ведьм в Багровой бухте. И у них всё бы получилось… не будь Верховная вампиром. Варгисы всё хорошо просчитали и ударили по ведьмам, когда те не ожидали. Но почему тогда Эллиас помнит всё так смутно и обрывчато? Ведьмы – зло, может, Эллиас, как и другие варгисы, пошёл на убийство, чтобы очистить Элфин от скверны Х’гивхаты, но потом его психика не выдержала и частично вытолкнула воспоминания о произошедшем как травмирующие?.. И теперь во снах память возвращается, мучая кошмарами о мёртвой Хелен…
Белль взглянула во тьму:
– А почему вы, ваша светлость, ничего не сделали?.. Ведьмы убивали наших братьев и сестёр, расточали магию Элфина, а вы палец о палец не ударили, чтобы это прекратить.
Лорд Спенсер не ответил – ничего нового. Ну, хотя бы не стал строить из себя оскорблённого в лучших чувствах – и на том спасибо. Аннабелль перевела взгляд на сидящего сцепив пальцы Эллиаса, и вспомнила его слова «Адам был по-своему счастлив в те дни». Очевидно лорд Спенсер и не пытался выгнать ведьм. Он был так одержим могуществом, что ему было плевать на смерти фейри и варгисов.
– Надеюсь, – нарушила тишину Аннабелль, – вы сожалеете о том, что сделали.
Лорд Спенсер усмехнулся, но в усмешке послышалась горечь:
– Какой толк от моих сожалений, если ничего уже не изменить…
– Вы недооцениваете силу раскаяния, – возразила Белль. – На душе потом легче, – она смолкла, и пауза вновь затянулась. Как же её злило поведение герцога! Каждое слово клещами нужно вытаскивать, да и то не факт, что правдивое.
– А вы вообще собирались хоть когда-нибудь избавиться от ведьм? – спросила Белль. – Или вас всё устраивало?
– Собирался, – ответил лорд Спенсер.
Аннабелль ждала продолжения, но его не последовало. Может, герцог не такой безнадёжный и действительно хотел избавиться от ведьм, но позже и не так кроваво? Белль задумалась. А может, он снова лжёт и на самом деле сто шестьдесят лет назад даже и не помышлял о том, чтобы прогнать ведьм? Если рождение Уолтера его успокоило и укрепило связь с Верховной…
Белль вздохнула и ненадолго вернулась к еде, готовясь задать новый вопрос. Теперь, когда она утолила голод, будет не обидно демонстративно покинуть столовую, если лорд Спенсер откажется отвечать.
– Лорд Спенсер, – начала она. – Понимаю, что тема, которую я собираюсь поднять, по какой-то причине неприятна для вас. Но я знаю: фейри Аннабель Джейн Ламберт жила в замке. И у меня есть доказательства: сирены видели её в Багровой бухте, я нашла её книгу, а ещё муж Эмбер Найтингейл сказал, что именно она должна была снять проклятие в пятидесятых после убийства фейри. И в конце концов, я видела её у себя в комнате до того, как Фредерик показал мне её фото.
Повисла тишина. Белль и Эллиас переглянулись.
– Что ж, – произнёс лорд Спенсер, – если тебе уже и так всё известно, зачем задаёшь вопросы мне?
Аннабелль нахмурилась, начиная сердиться:
– Ну потому что… я сомневалась в собственном восприятии реальности, и вы ничем даже не пытались меня разубедить в этом! Даже наоборот.
– Возможно, мы все тут сошли с ума, – негромко проговорил лорд Спенсер, и в голосе его прозвучала тоска сырой и холодной темницы без единого лучика света и надежды на избавление.
Аннабелль невольно охватило чувство сострадания к нему, но она взяла себя в руки и твёрдо сказала:
– Это не ответ.
– Какой же ответ тебе нужен, Аннабелль Грейс? – раздалось из тьмы.
– Правда, – ответила Белль. – Я хочу, чтобы вы признали, что Аннабель Джейн жила в замке.
Смех герцога разнёсся по столовой.
– Адам, – с укором произнёс Эллиас. – Ты ведёшь себя недостойно…
– Наша маленькая сестра нашла себе развлечение, – насмешливо возразил герцог. – Не мешай ей интересно проводить время.
– Почему ты просто не ответишь на вопросы? – с недоумением и нарастающим негодованием спросил Эллиас.
Белль нахмурилась. Не стала дожидаться ответа герцога, встала из-за стола и пошла выходу: очевидно, расспросы бессмысленны. Её попытки разобраться в происходящем в замке всего лишь забавляли лорда Спенсера. На полпути к дверям Белль задумалась: не спросить ли ей о фейри-американке? Может, для лорда Спенсера болезненно говорить лишь об Аннабель Лабмерт? Внезапная догадка осенила Белль: возможно, лорд Спенсер любил Аннабель Джейн, а она погибла в замке отчасти по его вине, и он не может себе этого простить?..
Она обернулась и начала:
– Лорд Спенсер, я хотела ещё спросить о фейри-американке, которая…
– Уходи, – резко перебил её хозяин замка. – И ты, Эл, тоже.

Эллиас проводил Белль до двери в её комнату.
– Ты была права, – произнёс он. – Насчёт Адама.
Белль кивнула. Подумав, осторожно спросила:
– Почему он упомянул именно Хелен? Он знает, что ты обвиняешь себя в её смерти?..
Эллиас покачал головой:
– Я ему об этом не говорил. А упомянул он её… – Эллиас вздохнул: слова давались ему нелегко, он приглушал свои чувства, заботясь о Белль, но отголоски его вины и боли всё равно проступали – будто сквозь туман, – …потому что она была влюблена в меня.
Белль похолодела: значит, Эллиас думает, что убил влюблённую в него ведьму? Выпотрошил, точно животное на охоте…
– Мне жаль, Эллиас, – тихо произнесла Белль и коснулась его руки. Потом обняла, кажется, впервые утешая его, а не наоборот находя утешение в его объятиях.

Вернувшись к себе, Белль долго стояла под душем, думая о произошедшем за день. Она чувствовала усталость, хотелось поскорее уснуть. В постели Белль рассеянно полистала «Джейн Эйр», которую собралась перечитать, и вскоре провалилась в глубокий сон.

Очнулась она от тяжести на своём теле, будто её чем-то придавило. Белль не могла пошевелить ни руками, ни ногами, не могла даже открыть глаз – всё было скованно, зажато, перед глазами – лишь тьма, воздух в лёгких стремительно кончался. Что произошло? От невозможности вдохнуть и пошевелить даже пальцем Белль почувствовала, как её заполняет паника. Ещё пара минут, и она задохнётся. Что случилось? И тут Белль поняла – она попала в лавину. Тогда она попыталась вспомнить, есть ли у неё с собой бипер[83 - Бипер – устройство, которое принимает и передаёт радиосигнал. Альпинисты, горнолыжники и сноубордисты используют бипер как лавинный датчик. Когда устройство включено, оно создаёт вокруг себя электромагнитное поле. По характеристикам этого поля спасатели могут найти человека, который попал под лавину.], давала ли она спасателям свой маршрут? Знают ли они, где её искать? Как она вообще здесь оказалась? И где – здесь?
Новая догадка осенила её. Она спит! Кошмар про лавину мучил её, когда ей было одиннадцать: тогда все решили, что дедушка погиб в лавине. Кошмар вернулся, когда Фредерик пропал в горах, а на базовый лагерь сошла лавина. Нужно просто проснуться!
И Белль проснулась.
Только дышать ей по-прежнему было нечем. К лицу было прижато что-то мягкое, но плотное, и оно мешало дышать. Руки у Белль были заведены вверх и придавлены, а на бёдрах кто-то сидел. Белль постаралась сбросить с себя чужое тело, но хватка была слишком крепкой. Белль попробовала закричать, но из её рта раздалось лишь едва слышное мычание.
Вдруг издалека раздался знакомый женский голос, и Белль открывая глаза и теряя сознание, увидела взлетающую над ней подушку в тонких руках с длинными белыми рукавами.
Впрочем, предаваться забытью было рано. Из тьмы Белль вырвали холодные пальцы, вцепившиеся ей в горло.
– Хлоя, пожалуйста! – вновь раздался знакомый женский голос, и Белль наконец узнала в нём голос Аннабель Джейн.
Белль открыла глаза (в комнате был полумрак) и, пытаясь отцепить от своего горла чужие руки, увидела, как Аннабелль Ламберт оттаскивает от неё ту, которую назвала Хлоей. «Аннабелль Хлоя?..» – промелькнула в голове догадка.
– Она хочет забрать Адама! – наконец разжав пальцы, сжимающие горло Белль, прокричала Хлоя. – А он мой!
– Она хочет его расколдовать, как и все мы! – горячо возразила Аннабель Джейн.
Белль отползла к изголовью и схватила первое, что ей попалось под руку – это был томик «Джейн Эйр», и угрожающе подняла над головой.
– Она заставляет его страдать! – закричала Аннабель Хлоя, вырываясь из рук Аннабель Джейн и тыча пальцем в Белль.
– Она не специально… – крепко сжимая в объятьях Аннабель Хлою и успокаивающе гладя по плечу, проговорила Аннабель Джейн.
– Я сама сниму проклятие! – прокричала Аннабель Хлоя, вырываясь. – Я его спасу, а не она!! – и она разразилась слезами. – Потому что я его люблю… И он меня любит!..
– Как у вас тут весело, – насмешливо заметил ещё один знакомый женский голос.
Белль повернула голову и увидела давешнюю фейри-американку. Она сидела на письменном столе, заложив ногу на ногу и держа в тонких пальцах, обтянутых чёрной шёлковой перчаткой, длинный мундштук с сигаретой, от которой тонкой струйкой шёл терпко пахнущий вишней дым. Перо в повязке на голове слегка колыхалось при движениях.
– Диана? – обернулась Аннабель Джейн.
Аннабель Хлое хватило мига, чтобы высвободиться из рук отвлёкшейся Джейн и броситься к Белль. Но в этот раз Белль не собиралась бездействовать. В последнее мгновение она откатилась в сторону, спрыгнула на пол и со всего маха ударила Аннабель Хлою по голове томиком «Джейн Эйр», после чего отбежала на безопасное расстояние.
– Недурно, Грейси, недурно, – выпустив облачко вишнёвого дыма, фамильярно похвалила Белль фейри-американка.
– Аннабель Диана? – спросила Белль. – Будем знакомы, – и вновь увернулась от атаки Аннабель Хлои, очнувшейся после удара и тут же бросившейся в бой.
Уклонившись ещё от нескольких выпадов, Белль подняла руки и сказала:
– Аннабель Хлоя, какой сейчас год?
Та заметно растерялась и замешкалась с ответом.
Аннабель Диана усмехнулась:
– Что, Грейси, боишься, что сходишь с ума?
Белль проигнорировала её и вновь повернулась к Аннабель Льюис:
– Аннабель Хлоя?
– Тысяча девятьсот девятый… – ответила та неуверенно.
Белль повернулась к американке:
– А по-твоему, какой сейчас год, Аннабель Диана?
Та вновь усмехнулась:
– Тысяча девятьсот двадцать седьмой, конечно.
Белль взглянула на Аннабель Ламберт:
– Аннабель Джейн?
– Тысяча девятьсот восемьдесят девятый, – ответила та.
Хлоя и Диана уставились на неё в недоумении.
– Какой-какой?.. – переспросила Аннабель Диана.
– Восемьдесят девятый, – почти шёпотом и ужасно смутившись, повторила Аннабель Джейн.
– Как вы думаете, – продолжила Белль, наблюдая на всеми тремя фейри, которые выглядели обескураженными и обеспокоенными, – как такое возможно?
– Сначала ты нам скажи, какой по-твоему сейчас год, – затушив сигарету прямо о столешницу и отложив мундштук, с вызовом велела Аннабель Диана.
– Две тысячи двадцать пятый, – торжествующе ответила Белль.
– Ты врёшь, – поджав губы, не поверила фейри-американка.
– Тогда получается, и Джейн, и Хлоя лгут, – резонно возразила Белль. – Это с твоей точки зрения. А с точки зрения Хлои лжём мы втроём, кроме неё. А с точки зрения Джейн…
– Да поняла я! – раздражённо перебила Диана и спрыгнула со стола. – Тогда в чём дело? Если у тебя есть ответ, то выкладывай! – потребовала она.
– У меня есть ответ… – Белль помедлила, наблюдая за реакцией собравшихся фейри. – Но я не уверена, что вы хотите его знать.
– Тогда зачем я спрашиваю у тебя? – разозлилась Диана.
– Хотим, – шепнула Джейн одновременно с ней.
Хлоя скрестила руки на груди и высокомерно ответила:
– Говори.
– Тысяча девятьсот девятый, двадцать седьмой и восемьдесят девятый, – Белль обвела взглядом всех трёх фейри по очереди, – это годы, в которые вы умерли. Поэтому…
Она хотела сказать: «Поэтому вы не помните, что было дальше», но на неё набросились Диана и Хлоя и пришлось отбиваться. Джейн стояла в стороне, потрясённая и потерянная. Когда Диана со всей силы приложила Белль стулом по лицу, Белль подумала, что две тысячи двадцать пятый вполне может стать годом её смерти и она присоединиться к весёлой загробной тусовке. Может, вовсе не магическое истощение прикончило Диану и Джейн, а, к примеру, настольная лампа? Белль едва успела увернуться от прямого удара светильником по голове, но он всё-таки задел ей висок и расцарапал ухо. Сразу вспомнились отчаянные драки в девчачьем туалете, не хватало только макания головой в унитаз.
– Девочки, прекратите, – раздался тихий, но отчётливый и спокойный, пусть и немного дрожащий голос Аннабель Джейн. Он заставил Диану и Хлою остановиться. – Неужели вы никогда не думали, что можете быть мертвы? – продолжила Джейн. – Я вспоминаю, сколько раз я бродила по замку и потом не могла понять, куда и зачем я шла. Или, когда видела вас, а потом вы исчезали и я забывала о вас, точно вы никогда не существовали. Разве у вас так не было? – спросила Джейн тихо.
Аннабель Хлоя и Аннабель Диана насуплено молчали.
– Кто из нас четверых может сказать, что делал вчера? – спросила Джейн.
Хлоя и Диана переглянулись, потом посмотрели на Джейн и затем перевели взгляды на Белль, которая как старательная ученица подняла руку, вызвав у Дианы и Хлои примерно такую же реакцию, какая и бывает у троечниц на выскочку-отличницу. Когда Джейн кивком попросила ответить, Белль сказала:
– Я вчера была в Багровой бухте и разговаривала с сиренами, – и добавила, взглянув на Джейн: – Они видели когда-то давно тебя в Багровой бухте.
– Они звали меня из волн, а я испугалась… – проговорила Джейн. – Надо было с ними поговорить…
– Да, они ведь наши сёстры, – кивнула Белль.
– Они убили моего возлюбленного! – подала голос Хлоя. – Я их ненавижу!!
– Они тут не причём, – возразила Белль и с трудом сдержалась, чтобы не закатить глаза. Пару минут назад Хлоя предъявляла права на Адама, а теперь внезапно вспомнила своего жениха-моряка, утонувшего в море давным-давно. Да ещё и с претензиями к сиренам.
– Это ты подговорила их убить его! – и Хлоя вновь бросилась на Белль.
– Да я ещё тогда не родилась!! – уворачиваясь, вспыхнула Белль. – Даже моя мама ещё не родилась!
Хлоя точно была сумасшедшей. В полумраке комнаты Белль видела безумие, горевшее в ярко-зелёных глазах. Светлые волнистые волосы выбились из причёски-гнезда и вились как змеи Медузы Горгоны вокруг её прекрасного и яростного лица. Хлоя била как попало и чем попало – свирепо, неистово, без малейшего проблеска жалости. Белль почувствовала, как из разбитого носа у неё хлынула горячая кровь, правую щёку саднило от удара вырванной из стула ножки, под правым глазом пульсировало, ухо горело пожаром, перед глазами всё кружилось, а в голове болезненно гудело, будто прямо в мозг ей поместили гигантский колокол, по которому били огромным молотом. Стоило одним ранам начать затягиваться, как Хлоя наносила новые.
Джейн и ставшая на её сторону Диана пытались оттащить Хлою, уговорить, но та вообще ничего не слышала и отмахивалась от девушек точно от мошкары.
«Я так не доживу до утра», – пронеслось в голове Белль, когда очередной удар ножки стола обрушился ей на голову и затем спину. И Белль бросилась к двери в гостиную. Но Хлоя схватила её за волосы и рывком вернула обратно, опрокинув на спину. Белль охватило отчаяние. А ещё – дикая усталость.
– Хочешь убить – убей, – лёжа на спине и глядя в потолок, сказала Белль.
Хлоя занесла ножку стула над головой Белль, метя в переносицу. Джейн и Диана бросились к Хлое, чтоб оттащить её, но Белль остановила их:
– Не трогайте её. Ведь это я виновата в том, что она оказалась здесь… И что погиб её возлюбленный… И её ребёнок. И… – Белль не успела договорить, потому что на этих словах Аннабель Хлоя огляделась, будто ища что-то, и исчезла, оставив после себя лишь ароматное облачко флердоранжа и тихо брякнувшуюся на ковёр ножку стула.
Белль закрыла глаза, всё ещё лёжа на ледяном полу. Она ощущала, как медленно затягиваются порезы и ссадины на лице, как уходит тяжёлый гул из головы, как перестают болеть ушибы по всему телу.
– Поднимайся, пожалуйста… – раздался над самым ухом Белль голос Джейн, и её мягкие прохладные руки помогли Белль встать с пола.
Аннабель Дианы тоже уже не было в комнате, и лишь сладковато-горький дурманный запах нарциссов говорил, что она была здесь.
Белль оглядела себя: ночная рубашка порвана по подолу и у шейного выреза, левый рукав держится на нескольких нитках. Вся ткань была в пятнах крови, а в районе груди сверху вниз неровным пунктиром виднелся кровавый подтёк из разбитого носа.
– Мне надо в ванну, – сказала Белль.
– И переодеться, – согласилась Джейн.

Пока Белль приходила в себя, отмокая и согреваясь в пенной ванне, Джейн сидела рядом на низенькой скамеечке, положив руки на бортик и оперев на сложенные ладони подбородок.
– Как ты думаешь, Аннабель Хлоя вернётся? – спросила Белль. Она всё думала, может, стоит сходить к Эллиасу? Хотя не будет же он караулить у неё в комнате остаток ночи? Хотя остаток ночи – ладно, но ведь Аннабель Хлоя – призрак, она может появиться в любую минуту где угодно.
– Не знаю… – задумчиво ответила Аннабель Джейн.
– Она всегда была такой агрессивной? Она нападала на тебя?
– Я сейчас пытаюсь вспомнить… – Джейн приподняла голову, задумавшись. – Она вспыльчивая… но нет, такого никогда не было.
Белль помолчала. После чего спросила:
– Как ты себя ощущаешь?
– Я? – Джейн взглянула на Белль, и в её вишнёво-карих глазах отразилось искреннее изумление. – Я ведь не чувствую ничего, потому что… – она запнулась, – умерла.
– Я поэтому и спрашиваю, – произнесла Белль тихо. – Я не должна была так вываливать это на вас. Мне жаль.
– Что ты! – возразила Аннабель Джейн с горячностью. – Ты всё сделала правильно!
Весь её облик с большими тёмными глазами и светлыми волосами до плеч, голубое воздушное платье, подчёркивающее светлую почти прозрачную кожу, и нежный мягкий голос были такими трогательными, почти по-детски невинными, что у Белль защемило сердце. А ведь Аннабель Джейн старше её на тридцать пять лет!
Белль решила перевести тему:
– Я нашла твои книги. В одной на форзаце были твои инициалы.
Джейн кивнула.
– Ты часто перечитывала ту книгу, – продолжила Белль. – Лентой было заложено стихотворение «Аннабель Ли». Ты помнишь его?..
Джейн вновь кивнула.
– Почитаешь мне его? – попросила Белль.
Аннабель Джейн улыбнулась и, помолчав, чтобы настроиться, начала:
– «С тех пор пролетели года и года;
У моря, где край земли…»

Сначала голос Джейн звучал робко и тихо, но с каждой строкой любимое стихотворение всё сильнее увлекало её, подхватывая волной вдохновения. Белль слушала голос Джейн, отдаваясь его очарованию и волшебству бессмертных строк По.
– «Да! Ангелы неба смотреть на нас
Без зависти не могли —
И вот (все это знали тогда
У моря, где край земли),
Ветер дунул из туч ночных,
Сгубил и убил Аннабель Ли».

Прочитав эти строки, Аннабель Ламберт тихонько всхлипнула и заплакала. Она плакала как ребёнок, сжавшись в комок и уткнувшись в ладони. Её плечи слегка подрагивали, и Белль, чувствуя, как по лицу текут струйки слёз, коснулась ладонью спины Джейн.
Джейн подняла голову (её лицо блестело от слёз) и сказала:
– Я вспомнила, как я умирала…
Белль прикусила губу, чтобы не всхлипнуть.
– Я лежала здесь, в комнате, – Джейн махнула рукой в сторону двери. – И мне было тяжело даже пошевелиться… И я читала это стихотворение снова и снова… А потом больше не могла держать книгу… А потом… не смогла дышать… – она всхлипнула.
Белль смахнула с ресниц слёзы.
– Ты умерла, потому что… – начала она… – замок забирал твою силу. Тебе нужно было всего лишь уехать отсюда. И ты осталась бы жива…
– Правда? – по лицу Джейн пробежала тень улыбки, но она тут же исчезла. – Я не могла оставить сэра Адама. У меня не получилось… ему помочь. Я не справилась. – Она вновь всхлипнула, так горько, отчаянно, и слёзы вновь потекли по её щекам.
– Не говори так! – тихо возразила Белль, схватив Джейн за руку.
– Пожалуйста, спаси его!.. – негромко, горячо и искренне взмолилась Джейн, ещё крепче стискивая ладонь Белль. – Ты… такая умная, ты сможешь.
– Я… – в мыслях Белль промелькнули сложности, с которыми она столкнулась, пока думала, как снять проклятие, и неуверенно продолжила: – …постараюсь.
– Пообещай мне! – попросила Аннабель Джейн, и в её огромных вишнёвых глазах, казавшихся от слёз ещё больше, горела страстная мольба.
– Обещаю, – ответила Белль, искренне поверив в этот момент, что у неё получится выполнить это обещание.
И Аннабель Ламберт исчезла, оставив после себя тонкий аромат цветущих глициний.

Выйдя из ванной, Белль несколько минут стояла в полотенце, размышляя, нужно ли ей идти к Эллиасу или нет? Потом она всё-таки переоделась в чистую ночную рубашку, найденную в шкафу, и решила лечь спать. Но ей было неприятно смотреть на скомканное одеяло, смятую простынь, сброшенные на пол подушки. Повсюду валялись части стула и щепки, занавеска в цветочек висела на последней петельке, несколько книг упало на пол. Комната имела разгромленный и несчастный вид, и Белль поняла, что не уснёт, пока не приведёт всё в порядок. Аннабелль вернула книги на полку, собрала остатки стула и сложила их под столом, свернула весь в мелких щепках ковёр и убрала под кровать, поправила занавеску. Потом нашла в шкафу свежее постельное бельё и перестелила кровать. Стало заметно уютнее, и Белль, наконец, забралась под одеяло.
«Только попробуйте меня убить, – мрачно подумала она, обхватывая руками подушку. – Тогда вас никто не спасёт и будете тут торчать до самого Страшного Суда».

Утром Белль позавтракала под причитания Фезер: горничная укоряла мисс, почему не позвала убрать в комнате и перестелить бельё. Белль заверила её, что в следующий раз обязательно позовёт, но сама надеялась, что следующего раза не будет. Фезер и Лантерн вынесли ковёр, остатки стула, порванную рубашку и скомканное постельное бельё, ни задав ни единого вопроса о произошедшем. То ли они так хорошо вышколены, то ли их ничуть не удивил погром, а может… они знают о призраках? Но когда Белль спросила, Лантерн и Фезер ответили: им ничего не известно. Конечно, они хорошие слуги и делают лишь то, что им велит их хозяин.
После завтрака Аннабелль пошла поговорить с Эллиасом. Спускаясь по широкой лестнице в холл, она увидела внизу молодую девушку в белом кружевном платье с длинными рукавами, в соломенной шляпке, под которую были аккуратно убраны светлые волосы; в руках у неё был светлый парасоль[84 - Зонтик от солнца]. Белль замерла.
– Виола, доченька! – позвала девушка, и Белль с трудом узнала в нежном голосе и во всём этом выдержанном аристократичном образе Аннабель Хлою. – Спускайся, дорогая! Тебе нужен свежий воздух.
– Мне надоел дождь, мама! Я не пойду! – раздался сверху детский капризный голос.
Аннабель Хлоя взглянула на солнцезащитный зонтик у себя в руках, на лице у неё появилось удивление, потом оно сменилось недовольством и даже злостью. Повысив голос, она крикнула:
– Анабель Виола! Спускайся немедленно!
– Да что тебе нужно?! Оставь меня в покое!
Белль обернулась и увидела ту маленькую девочку из крипты. На ней было бледно-розовое пышное платьице, чулочки в полосочку и чёрные туфельки.
– Опять ты! – всплеснула руками Виола, увидев Белль. – Что ты тут делаешь? – возмутилась она и скрестила руки на груди.
«Похоже, я не нравлюсь всей семейке», – подумала Белль. А ещё ей показалось, что девочка ведёт себя не в соответствии возрасту: на вид ей было года четыре, а по разговору стоило бы дать минимум лет десять.
– Я тут живу, – ответила Белль негромко. – Сколько тебе лет?
Девчонка, благо, что стояла несколькими ступеньками выше, смерила Белль презрительным взглядом сверху вниз и ответила:
– Семнадцать. А что?
Она точно врала. Не могло ей быть семнадцать! Ей и семь нельзя было дать.
– Ничего, – ответила Белль торопливо. – Ты Анабель Виола? Я Аннабелль Грейс, – и она протянула руку новой знакомой, но в этот миг раздался голос Аннабель Хлои:
– С кем ты там разговариваешь, Виола?
И, заметив Белль, Хлоя взлетела по ступенькам и оказалась рядом в считанные секунды.
– Ты!! – вскрикнула она и со всей яростью набросилась на Белль, но та увернулась и со всех ног бросилась по лестнице вниз к кабинету мистера Холта.
– Эллиас! – закричала Белль.
Вскоре он появился в дверях своего кабинета:
– Что случилось?..
Белль вбежала в кабинет и, закрыв дверь, плюхнулась в кресло и сказала:
– Призраки! Их в замке четверо! И все фейри!

И она последовательно рассказала Эллиасу события минувшей ночи и утра.
– Надо срочно их выгнать из замка, – решительно сказал Эллиас. – Они ведь чуть тебя не убили!..
Белль кивнула, хотя ей хотелось выгнать только Хлою и, возможно, Виолу.
– Что тебе известно о призраках? – спросила Белль чуть позже. – Из-за чего они появляются?
– Я никогда не сталкивался с ними, – покачал головой Эллиас.
– Значит, нужно пойти в библиотеку, – решила Белль.

Эллиас оставил в кабинете вместо себя одного из варгисов и пошёл в библиотеку с Белль. Там они провели три часа, перелистывая книги и ища информацию о призраках. В конце концов они узнали следующее: призраки – это неупокоенные души, которые погибли в присутствии тёмной магии. Такие души становятся заложниками предмета, места или (крайне редко!) живого существа. Иногда, чтобы разрушить эту связь, достаточно захоронить тело погибшего на освящённом кладбище и отслужить над ним заупокойную мессу, после чего душа освободится от сковывающих её тёмных чар. Но порой это помогало лишь отчасти. Также отмечалось, что призраки – явление крайне редкое и зачастую опасное. Чем сильнее чары, связывающие душу с предметом, местом или живым существом, тем более телесным становится призрак. Известны случаи, когда призраки убивали людей. Впрочем, официально ни наука, ни Церковь так и не признали существование призраков, так как призраки предпочитали изводить жертву, когда она оставалась в одиночестве, а когда она погибала, это всегда было можно объяснить несчастным случаем или самоубийством.
Белль подумала: не будь она фейри, сегодня ночью, вероятно, умерла бы от нанесённых ей увечий. И как бы тогда объяснили её синяки, ссадины, переломы, повреждение внутренних органов, обильную кровопотерю? Несчастным случаем? Самоубийством? А что насчёт разгромленной комнаты?
Хотя, может быть, другие призраки действовали поскромнее. А тут были призраки фейри, да ещё и в проклятом замке, напитанном сильнейшей тёмной магией. К слову, интересно, призраки фейри привязаны к замку или к самому Адаму? Хотя, учитывая, что лорд Спенсер не может покинуть Волчий Клык, это не имеет особого значения. В любом случае нужно разорвать эту связь: помочь душам фейри обрести покой, а самой – не умереть в постоянных стычках с ними.
– Значит, нам нужно найти тела, похоронить их на кладбище и отслужить по ним заупокойную мессу, – подытожила Белль.
– Попробуем расспросить Адама, где он захоронил фейри, – задумчиво сказал Эллиас. – И я поговорю с ребятами: может, они что знают, – он помолчал. – Дэвид уже жил здесь в девяностых… – добавил он.

Однако никто из варгисов и слуг не знал о живших в замке фейри и о захоронениях тоже. Оставалось только расспросить лорда Спенсера. И Белль полдня морально готовилась к разговору с ним. Тактичность и деликатность или жёсткость и ультимативность – какую лучше выбрать стратегию? Да и что выдвинуть в качестве ультиматума? Уезжать из замка она не собиралась – только не сейчас, когда разгадка всё ближе. А блефовать Белль не любила и не умела. Тем более с варгисом, на которого не действуют фейринские чары. И, решив воззвать к его чести джентльмена и попросить довериться для его собственного спасения и ради её безопасности, она вместе с Эллиасом отправилась на ужин.

Началось всё неплохо: Белль с аппетитом ела, пока Эллиас подробно рассказывал молча слушавшему герцогу о её ночных и утренних приключениях.
– Поэтому мы просим тебя указать места, где захоронены тела фейри, чтобы похоронить их и они оставили Белль в покое, – резюмировал Эллиас.
Лорд Спенсер ответил не сразу.
– Ты видел этих фейри, Эл? – наконец нарушил тишину он.
– Нет, но…
– Ты слышал их голоса?
– Нет, но я слышал, как Белль разговаривала с кем-то.
– Сам подумай, – начал лорд Спенсер, – почему ни ты, ни слуги, ни варгисы, ни я – никто не видел и не слышал этих призраков, кроме неё?
– На что это вы намекаете?! – возмутилась Белль.
– Я ей верю, – твёрдо ответил Эллиас. – Если она говорит, что они есть, значит, они есть.
Лорд Спенсер усмехнулся.
– Ты себе не изменяешь, Эл. Готов признать что угодно, лишь бы даму не обидеть. С Хелен было тоже самое, – заметил он. – Какие она только зелья и заклятья на нём не использовала! – сказал он Белль с добродушной насмешливостью в голосе. – А старина Эл неизменно извиняющимся голосом повторял ей: «Мисс Блум, мне очень жаль, но я не могу ответить на ваши чувства…» Такой джентльмен, – добавил он снисходительно-насмешливо.
– Я вообще-то не на вашей стороне, лорд Спенсер, – хмуро ответила Белль. Её злило, что он снова пытался выставить её сумасшедшей и она не понимала, как ей действовать дальше. – Эллиас щадил чувства девушки и поступал благородно.
– Благородно или глупо? – переспросил лорд Спенсер. – От одного приворотного зелья он чуть не умер, едва успели спасти.
– Мне жаль, Эллиас, – сочувствующе произнесла Белль, коснувшись рукой его руки, замершей с вилкой над тарелкой.
– Не смей его трогать! – неожиданно прикрикнул хозяин замка, заставив Белль отдёрнуть руку прежде, чем она успела это осознать.
– Почему?.. – в недоумении спросила она.
Лорд Спенсер не ответил, и Эллиас и Белль продолжили ужин в тишине. А после попрощались и ушли. Кроме пожелания доброй ночи хозяин замка больше ничего не сказал.

Белль ходила кругами по своей уютной гостиной под тихое потрескивание разгорающихся дров в камине. Белль кипела от раздражения: как можно быть таким упёртым инфантильным трусом! Что сложного в том, чтобы признать: да, в замке обитают призраки прошлых попыток снять проклятие. Конечно, он фактически их убил, заперев в замке, но можно ведь раскаяться, сделать выводы и спасти хотя бы одну пока ещё живую фейри! И ещё это: «Не трогай его!» Почему? Эллиас – его друг, а не его собственность. «Захочу и буду трогать, – сказала себе Белль. – И вообще, – она замерла в центре гостиной, принимая решение, – пойду и выскажу ему всё!»

Белль распахнула двери столовой, соображая, а где искать хозяина замка, если его не окажется здесь? Но лорд Спенсер был ещё тут.
– Пришла одна? – насмешливо спросил он. – Не страшно?
Белль даже не стала оправдываться, что приходила с Эллиасом вовсе не из-за страха, а в надежде, что в присутствии друга герцог будет меньше врать.
– Знаете что, – остановившись около уже опустевшего стола и скрестив руки на груди, решительно начала Белль. – Мне надоело. Я живу в вашем замке, который питается моей магией и медленно убивает. Меня чуть не убил призрак фейри, которая сама погибла здесь, когда пыталась снять проклятие. А вы, – она сделала паузу, – вы, вместо того, чтобы помочь мне разобраться в том, что происходит, стараетесь убедить меня и единственного адекватного в этом замке варгиса, что я сошла с ума! И я начинаю подозревать, что вы лгали мне с самого начала: проклятие невозможно снять.
Белль перевела дыхание и собралась с мыслями. К счастью, лорд Спенсер слушал её, не перебивая.
– И я думаю, раз Айрин Бёрд была такая злая, жестокая и коварная, как все считают, она сделала так, чтобы проклятие было невозможно снять. Что, если единственный способ снять проклятие – это ваша смерть? – холодно и жёстко произнесла Белль. – Но вы слишком трусливы и эгоистичны, чтобы пожертвовать собой ради остальных варгисов, попавших под проклятие по вашей вине. Вместо этого вы приглашаете в замок фейри с единственной целью – продлить ваше собственное жалкое существование.
Белль высказала всё, что накипело у неё в душе, и смолкла. Повисла гнетущая тишина, которую вскоре нарушил лорд Спенсер:
– Ах, Аннабелль Грейс, – произнёс он устало, и его голос был полон печали и боли, он окутывал Белль в сырой и холодный туман тоски. – Если бы ты знала, сколько раз я пытался прекратить свою никчёмную безрадостную жизнь! Я бы отдал всё на свете, чтобы умереть и освободить своих братьев и сестёр от проклятия!.. Но проклятие не позволяет мне умереть.
Белль замерла, ощущая его боль и сожаление. Но тут же она подумала, что возможно, это снова его манипуляции и ущипнула себя за внутреннюю сторону запястья. Физическая боль помогла вновь мыслить рационально.
– Так ли сильно вы хотели умереть? – спросила Белль. – Вы пробовали огнемёт? Гранатомёт? Бомбу? Как проклятие вас спасёт, если ваше тело разнесёт на маленькие частички, которые не собрать и уж точно не оживить?
Вновь повисла тишина, и Белль надеялась, что лорд Спенсер буквально онемел от обиды, возмущения или от любых других неприятных эмоций. Наконец, раздался его голос:
– И вновь ты сумела меня удивить, Аннабелль Грейс. Я не знал, что в тебе столько жестокости.
Белль смутилась и не нашлась с ответом. Хозяин замка усмехнулся и произнёс, помолчав:
– Если хочешь, я велю привезти гранатомёт или бомбу, и ты сама меня убьёшь, исполнив таким образом пророчество.
В его голосе звучала спокойная и меланхоличная покорность судьбе, что тронуло Белль, но не помешало ей рассмотреть его предложение как план, который вполне может сработать. Но, подумав, вслух она всё же сказала, придав голосу лёгкую насмешливость:
– Вот насколько вы не хотите рассказывать мне о призраках фейри? Даже готовы ради этого умереть?
Лорд Спенсер неожиданно искренне рассмеялся:
– Вот ты упрямая! – И, помолчав, ответил: – Хорошо, я расскажу тебе о них.
Белль взвизгнула от переизбытка счастья и захлопала в ладоши, а потом деловито уселась в кресло и, подперев ладонями лицо, сказала:
– Давайте.
– Прямо сейчас? – удивился лорд Спенсер.
– Конечно, сейчас! – воскликнула Белль. – Пока вы не передумали, а я не умерла от любопытства.

И он рассказал ей одну за другой все четыре истории фейри по имени Аннабель, живших в Волчьем Клыке в прошлом столетии.
Аннабель Хлоя Льюис забрела в замок в начале июня 1893 года. Ей было двадцать два года, и она была на восьмом месяце беременности. Её возлюбленный работал главным инженером на торговом бриге и пропадал в море долгие месяцы. Но в тот раз он не возвращался значительно дольше, чем обычно. Поэтому, Аннабель Хлоя поддалась отчаянию и решила расстаться с жизнью, утопившись возле замка, с которого, по её словам, начались все несчастья острова. Утопиться у мисс Льюис не вышло (хотя она предприняла несколько попыток с завидным упорством повторяя одни и те же действия) и каждый раз, слуги вытаскивали её из наполненного рва водой, помогали переодеться, кормили и поили. В то время лорд Спенсер избегал любого общения и предавался депрессивным мыслям в полном одиночестве, и крики Аннабель Хлои о том, как она его ненавидит и что он – корень всех бед острова, не добавляли ему оптимизма. Тогда ещё не существовало пророчества о фейри по имени Аннабель, поэтому присутствие в замке полной ненависти и желающей свести счёты с жизнью беременной фейри казалось лорду Спенсеру сплошным раздражающим фактором. Но однажды в замок явилась банши Киран и сказала, что у неё было видение: «Та, что станет избавлением, будет зваться Аннабель – прекрасная и благословенная дочь Литы». Имя тогда записали так, как было принято – с двумя «н» и одной «л», а «дочь Литы» истолковали как фейри из-за эпитета «прекрасная» (да и девушек-варгисов не было с таким именем, а новые не рождались). Это пророчество очень вдохновило лорда Спенсера и вселило в него надежду. Тогда он попросил своего давнего знакомого, Александра Дэвиса, создать для него приспособление, чтобы скрыть бы уродливый облик Чудовища. На это изобретение ушло несколько месяцев, но теперь герцог мог общаться с обитателями замка, не пугая их. К тому времени Аннабель Хлоя успела узнать о пророчестве, поверить в свою великую миссию, передумала убивать себя, родила дочь (которую, поддавшись вдохновению, назвала Анабель Виолой) и хорошенько обжилась в замке.
Вскоре Адам и Аннабель Хлоя встретились впервые. Они много разговаривали, и вскоре слепая ненависть фейри переросла в любовную одержимость и фанатичное желание снять проклятие. Все в замке верили, что злые чары будут разрушены, ведь с приходом Аннабель Хлои и рождением Анабель Виолы замок перестал разрушаться, а засохшие тридцать лет назад розы в Розарии леди Мэри вновь расцвели.
Тридцатого августа 1909 года, когда Аннабель Хлоя гуляла по стене замка, у неё, вероятно, закружилась голова, она поскользнулась, упала на каменную брусчатку двора и разбилась. Тело не регенерировало. Всё-таки Хлоя прожила в замке шестнадцать лет, это сильно истощило её.
Дочь пережила свою мать почти на год, и шестого апреля 1910 года не проснулась в своей постели. Видимо, из-за действующих на замок тёмных чар Анабель Виола так и не выросла и в свои семнадцать лет выглядела как маленькая девочка.
Двадцатиоднолетняя Аннабель Диана Эддингтон прибыла в Волчий Клык в начале июля 1923 года. Она родилась и выросла в США в семье работника мебельной фабрики и стенографистки и с детства мечтала о театральных подмостках. Её родители, бабушки и дедушки были людьми. Фейри был её прадед по материнской линии, который ушёл в Заповедник в семидесятых годах девятнадцатого века после того, как его дочь (и бабушка Аннабель Дианы) вышла замуж и уехала с новой семьёй в Америку. В восемнадцать лет Аннабель Диана сбежала из родной Миннесоты в Нью-Йорк покорять Бродвей, что ей, конечно, прекрасно удалось с её чарами фейри. Она блистала на сцене и на вечеринках, была вхожа в лучшие дома Нью-Йорка, о ней говорили все, пророча ей блестящее будущее в Голливуде на большом экране. Однако вместе с её популярностью росло и количество ненавистников. За год её пытались трижды отравить, один раз задушить в собственной квартире и дважды стреляли – к счастью, оба раза серебряными пулями, так как считали, что обычные не причинят вреда «этой твари». Какая ирония! Последней каплей стало нападение вампира, в результате которого Аннабель Диана лишилась своей единственной подруги, самого близкого для неё человека. После трагедии она бросила всё и уехала на Элфин, где её встретили варгисы и попросили посетить Волчий Клык. Узнав о возможности снять проклятие, Аннабель Диана обрела новую цель. Однако она очень тосковала по погибшей подруге и стала злоупотреблять алкоголем и кокаином, к которым пристрастилась, живя в США. И это в конечном счёте сгубило её. Она умерла восемнадцатого мая 1927 года от передозировки.
В 1934 году банши Киран и Эверин предсказали рождение девочки-фейри. Ламберты, узнав, что их дочери предначертано снять с острова проклятие, согласились назвать её Аннабель. В 1935 году пятнадцатого марта на свет появилась фейри Аннабель Джейн. Она прожила в Торнфилде шестнадцать лет. В августе 1951 года шестнадцатилетняя Аннабель Джейн переселилась в замок. Двадцать седьмого октября были убиты все фейри, живущие на Элфине, кроме Джеймса Тэйлора, именно в этот день уехавшего по делам в Линденшир.
В ноябре 1951 года появилось пророчество о последней фейри по имени Аннабель, которая снимет проклятие. В мире осталось всего четыре фейри – Аннабель Ламберт, Джеймс Тэйлор, Эмбер Найтингейл и её сын Эйдан. Джеймс Тэйлор был на грани сумасшествия после убийства всех фейри Торнфилда, и банши практически насильно отправили его в Лэитель, не позволив покончить с собой. Вскоре в Лэитель отправились Эмбер и Эйдан, чтобы пророчество о последней фейри исполнилось и проклятие пало. Спустя четыре года Джеймс и Эмбер вернулись на Элфин: к сожалению, за время их отсутствия проклятие не удалось снять. Аннабель Ламберт осталась жить в замке и умерла шестнадцатого декабря 1989 года от остановки сердца и отказа работы лёгких.

Белль слушала рассказ лорда Спенсера едва дыша, и перед её глазами представали точно кадры фильма промелькнувшие жизни фейри. Замок поглотил четыре жизни одну за другой: сначала несчастный случай, потом смерть во сне, затем передозировка и в завершение – остановка сердца. Смерти не выглядели сверхъестественными, как Белль себе представляла, но она была уверена, что, если бы не злые чары замка, у Аннабель Хлои не закружилась бы голова, Анабель Виола бы не умерла во сне, Аннабель Диана не стала бы зависима от кокаина, а Аннабель Джейн…
Белль задумалась: о ней лорд Спенсер говорил сдержаннее, чем об остальных: коротко и отстранённо. Кажется, ему причиняло боль говорить об Аннабель Ламберт. Может, он любил её, хотя и убеждал Белль, что никогда не влюблялся. В конце концов они провели вместе тридцать восемь лет – это приличный срок, чтобы сблизиться.
«А всё-таки Адам не так безнадёжен, как хочет казаться», – промелькнуло в голове Белль, и сердце у неё защемило от сострадания к узнику замка. Вскоре она нарушила тишину:
– Ваша светлость… я знаю, что эти воспоминания причиняют вам боль, и мне так жаль, что… – Все слова вдруг показались Белль банальными и глупыми, она разволновалась и смолкла. – Мне жаль, что вам пришлось пережить всё это вновь, – наконец продолжила Белль, взглянув во тьму на другом конце стола, и всё перед глазами у неё медленно и плавно подёрнулось пеленой. Белль поспешно стёрла не пролившиеся слёзы. – Словами не выразить, как я благодарна вам за то, что вы рассказали мне всё. Спасибо вам, лорд Спенсер! – закончила она, и каждое её слово шло от сердца. Она впервые испытывала к герцогу такой прилив благодарности: ни вкусная еда, ни разрешение сходить к сиренам, ни спасение от вампиров не тронули её так. Она жаждала рассказанные сегодня истории долго и сильно, а для него погружаться в прошлое было очень болезненно – и два этих чувства слились сейчас в Белль воедино.
Она вновь смахнула пальцами слёзы и пожалела, что на столе нет графина с водой. Спустя несколько минут лорд Спенсер нарушил затянувшуюся тишину.
– Я пытаюсь понять, – глухо и медленно, с большими паузами начал он, – почему ты видишь их… а я – нет? – в его голосе звучала боль, обида, злость. – Ведь они умерли из-за меня! Почему они не преследуют меня?..
Аннабелль прижала руку к груди: воздух вдруг закончился, будто Аннабель Хлоя вновь перекрыла ей дыхание подушкой. «Дыши! – приказала себе Белль. – Дыши!» Слёзы пролились из её глаз, она сделала вдох, потом выдох и лишь после этого смогла сказать:
– Я не знаю… Но, может, это и к лучшему…
– Может, – тихо отозвался хозяин замка.
И вновь несколько минут они просидели в тишине, которая холодом, тьмой, тугими путами взметнувшихся и улёгшихся чувств опутала Белль, отчего у неё просто не было сил пошевелиться.
– Другим фейри, – проговорил лорд Спенсер, – некуда было идти. Все, кого они любили, умерли. Замок был их единственным прибежищем. Но ты… – его голос, дрогнув, смолк. – У тебя есть родные и друзья: те, кто тебя любит и кого любишь ты. – Голос хозяина замка звучал глухо и будто бы отстранённо, но это не могло обмануть Белль. – Я знаю, – продолжил он чуть позже, будто с усилием заставляя себя говорить, – я понимаю, что нуждаюсь в тебе гораздо сильнее, чем ты во мне.
Аннабелль была потрясена его словами и смотрела во тьму, широко распахнув глаза и онемев от его признания.
– Поэтому, – продолжил лорд Спенсер, – я больше не буду навязывать тебе свои правила. Ты победила.
Горячая волна озноба пробежала по всему телу Белль: ей сложно было поверить в услышанное. Долгую минуту она приводила себя в чувство и собиралась с мыслями, и наконец смогла ответить:
– Мы с вами на одной стороне, милорд. Поговорим о победе, когда снимем проклятие.
– Спасибо, – коротко и отрывисто ответил хозяин замка.

Полночи Белль не могла уснуть. Голос лорда Спенсера всё ещё звучал в её голове: «Я нуждаюсь в тебе гораздо сильнее, чем ты во мне». Эти слова волновали, заставляя Белль то улыбаться самой счастливой улыбкой и раскидывать руки на постели в темноте комнаты, словно обнимая весь мир, то сжиматься в комок от непонятной тревоги, разрастающейся внутри. Она успокаивала себя перечислением фактов, почему он нуждается в ней: во-первых, благодаря её магии фейри не рушится замок, во-вторых, с ней у него есть шанс сбросить личину Чудовища, а в-третьих, он может получить прощение своей стаи… Но то, что лорд Спенсер сам признал важность Белль для него и то, как он это признал, потрясло Белль, ей просто не верилось, что это правда. Всё это время Белль казалась самой себе в его глазах глупой маленькой девчонкой, с которой можно не считаться. «Ты победила», – сказал он. Эти слова сводили с ума, разливаясь в животе тягучим сладостным теплом.
Было почти четыре утра, когда Белль наконец забылась тяжёлым сном.

Глава 24. Истинное обличие
Только после второй чашки кофе, выпитой ближе к одиннадцати утра, Белль немного пришла в себя и вспомнила, что забыла спросить у лорда Спенсера место захоронения фейри. А это было важно.
Время до ланча Белль провела в седле, катаясь в окрестностях замка, а после пошла в библиотеку. Вооружившись блокнотом и ручкой, Белль скрупулёзно взялась разбирать и переводить каждую фразу в «Книге пророчеств». Работы было много, разбор текста шёл трудно, однако Белль решила никуда не торопиться и не подгонять себя. Возможно, расшифровывание пророчеств – это путь в никуда, но ей нужно было занять голову и руки, и она не собиралась проводить время в замке без дела.
За ужином Белль спросила лорда Спенсера о том, где покоятся тела фейри. Ответ был простым и весьма логичным:
– В крипте.
Аннабелль задумалась. Когда крипта стала семейным склепом Спенсеров, её заново освятили, но это случилось почти сто восемьдесят лет назад. А спустя чуть больше десятилетия именно там ведьмы стали проводить свои ритуалы и там же было наложено проклятие. Удивительно, как все обитатели крипты не повставали из могил и не начали терроризировать замок. Но зато есть надежда, что, если перенести останки фейри на Торнфилдское кладбище и отслужить над ними мессу, души несчастных обретут покой и перестанут преследовать Белль. И она спросила:
– Милорд, позволите ли вы перевезти останки погибших фейри на Торнфилдское кладбище, чтобы их души обрели там успокоение? Мы с Эллиасом прочитали, что нужно захоронить тела на освящённой земле и отслужить над ними мессу, – добавила она. – Это должно помочь.
– Хорошо, – ответил лорд Спенсер. – Я попрошу Эллиаса связаться с преподобным Ричардсоном и организовать всё.
– Я бы хотела присутствовать на мессе, – произнесла Белль. – Пожалуйста, – добавила она, смягчив тон.
– Хорошо, – вновь согласился он.

На следующее утро на вертолёте прибыл преподобный Ричардсон, и Эллиас, которому лорд Спенсер объяснил, где лежат останки погибших фейри, провёл процессию в склеп. Белль с факелом в руке держалась поближе к Эллиасу, следом шёл священник, тоже с факелом, а шествие замыкали варгисы Дэвид и Нил, которые несли носилки.
Едва они спустились по ступеням, Эллиас свернул влево и остановился около украшенной барельефом стены. Наклонившись, он нажал на выступающий камень, и стена со скрипом отъехала в сторону. Белль подумала: если бы она решила искать место захоронения фейри сама, ни за что его не нашла.
Внутри тесной комнатушки стояло четыре белых каменных гроба – три больших и один маленький. Ни надписей, ни рисунков не было высечено на них. Эллиас кивнул Нилу и Дэвиду, и те сдвинули тяжёлую каменную плиту с первого гроба. Оттуда повеяло запахом смерти, земли и глициний. Белль заглянула внутрь: на каменном дне лежали истлевшие остатки голубого платья, а среди них – белоснежный точно отполированный череп и хрупкие кости скелета. Перед тем, как варгисы вскрыли крышку, Белль не знала, чего ждать: она никогда не присутствовала на эксгумации фейри, но вид этих белых костей потряс её. Неужели, это всё, что осталось от Джейн?.. И никаких цветов! На могилах фейри всегда цвели цветы, а здесь – лишь тонкие косточки среди холода и тьмы каменного склепа.
Тем временем Дэвид и Нил открыли другие саркофаги. В гробах Аннабель Хлои и Анабель Виолы был лишь белый прах, истлевший до состояния порошка, и тяжёлый густой аромат цветов – флёрдоранжа и туберозы соответственно. В могиле Аннабель Дианы кроме белого праха и резкого запаха нарциссов были обломки костей и расколовшийся на несколько частей череп.
Белль стояла над останками своих сестёр, вцепившись пальцами в каменный край гроба Джейн, чтобы не упасть: тяжёлый дух мёртвых цветов и смерти застилал лёгкие, голова кружилась, а тяжёлые гробы перед глазами качались точно стояли на палубе корабля. Но Белль должна была попытаться напоследок увидеться с фейри, чьи останки лежали в каменных саркофагах. Возможно, сёстры появятся, если она останется одна. И Белль сказала, обернувшись к варгисам и священнику:
– Не могли бы вы оставить меня минут на десять?
– А это неопасно? – с сомнением спросил Эллиас.
– Нет, всё в порядке, – твёрдо ответила Белль, хоть сама сомневалась в этом: неизвестно, чего можно ждать от Хлои.
Эллиас кивнул варгисам и преподобному Ричардсону, и все четверо отступили к выходу.
– И, пожалуйста, закройте дверь, – добавила Белль.
Когда стена со скрежетом скрыла от Белль мужчин, она негромко позвала:
– Аннабель Джейн! Аннабель Диана! Анабель Виола! Аннабель Хлоя!
В эту минуту она действительно верила: фейри откликнутся на зов. Так и случилось: вскоре все четверо появились в тесной комнатушке.
– Спасибо, что пришли, – начала Белль. – Я хотела с вами попрощаться.
– Что ты собираешься делать? – спросила Аннабель Диана, скрестив руки в длинных чёрных перчатках.
– Захоронить ваши останки на освящённой земле кладбища, – ответила Белль. – Так ваши души обретут покой.
Аннабель Хлоя угрожающе приблизилась к Белль.
– Я никуда отсюда не уйду! – заявила она и замахнулась на Белль лопатой (и где она только её взяла?)
– Не надо, Хлоя, – мягко попросила Джейн.
– Не дури, – сказала Диана, закуривая свою вишнёвую сигарету, вставленную в длинный мундштук. – Неужели тебе не надоело тут торчать?
– Мне никогда здесь не нравилось, – заявила малышка Виола, усевшись на край гроба матери.
Белль задумалась, сказала ли это девочка назло матери или правда так считала? Виола достала розовый леденец в форме сердечка и принялась облизывать его, болтая ногами в полосатых чулках.
Хлоя, конечно, никого не послушала. Она прижала Белль к стене, приставив заострённое полотно лопаты к горлу, чтобы железное полотно обжигало нежную кожу.
– Я раскусила тебя, – произнесла Хлоя, сверкая горящими безумием зелёными глазами. – Ты хочешь избавиться от нас и надеешься, что тогда Адам станет твоим. Но он любит меня!
– Он никого не любит, Хлоя, – устало сказала Диана, выпустив облачко вишнёвого дыма. Казалось, что она говорит это Хлое далеко не в первый раз. – Ему плевать на всех нас. На неё, – Диана указала кончиком мундштука на Белль, – не плевать. Потому что она живая. И только в этом она лучше нас. А умрёт – станет такой же ненужной, как и мы.
Хлоя вспыхнула и бросилась на Диану, занеся над головой лопату.
К Белль подошла Джейн.
– Спасибо, что делаешь это для нас, – тихо сказала она, обнимая Белль. И, помолчав, спросила: – Как ты думаешь – что нас ждёт там? – Джейн взглянула наверх. – Куда мы попадём?
Хлоя и Диана перестали драться и прислушались к разговору.
– Я думаю, ты попадёшь в рай, – ответила Белль и улыбнулась, полная уверенности.
– А я? – спрыгнув с бортика саркофага, спросила Виола с детским любопытством, смешанным с беспокойством.
– Ты тоже, – с улыбкой ответила ей Белль. – Мне кажется, все вы заслуживаете покоя, – она обвела сестёр взглядом.
Тишина наполнила тесную комнату.
– Мне только жаль, – тихо произнесла Джейн, – что мы с тобой больше не увидимся.
– Мне тоже жаль, – откликнулась Белль. – Но в другой жизни мы обязательно встретимся. Я верю в это.
Джейн кивнула и крепко обняла Белль.
Каменная стена со скрипом стала отодвигаться. И через миг Белль уже обнимала вместо подруги пустоту. Остальные фейри тоже исчезли.
– Прощайте, – шепнула Белль им вдогонку.

Аннабелль и Эллиас вернулись в замок с кладбища после наступления сумерек. Белль чувствовала усталость и опустошение. Она забралась в ванну и долго сидела в тёплой воде, пахнущей мятой и лавандой. Белль вспоминала прощание с сёстрами в склепе, заупокойную мессу над невысокими холмиками свежей земли. На кладбище ни одна из фейри не пришла на её зов. И так было правильно: теперь они в ином мире. Но на душе Белль было одиноко и пусто. Она коснулась ожога на шее – единственного доказательства, что фейри были вместе с ней в склепе, и в тот миг боль показалась Белль приятной, как мостик между ней и сёстрами, исчезнувшими навсегда.

За ужином, на котором Белль так и не смогла ничего съесть, она рассказала лорду Спенсеру о событиях прошедшего дня, а он молча слушал, не задавая вопросов, а когда она закончила свой рассказ, поблагодарил её.

Наступил декабрь. Каждое утро между завтраком и ланчем Белль проводила в седле: благодаря прогулкам вне замка она меньше мёрзла и в целом чувствовала себя лучше. А вторую половину дня до ужина Белль занималась в библиотеке, последовательно разбирая каждое пророчество. После ужина с лордом Спенсером, общение с которым превратилось в мирные беседы о литературе, музыке и театре, Белль около часа или двух читала в своей гостиной под шум дождя за окном и треск огня в камине, а потом шла спать. И почти каждую ночь ей снилась Аннабель Джейн. В этих снах Белль переставала чувствовать себя одинокой. В них всё было как наяву: наполненные ночным холодом коридоры замка, полумрак гостиной, уютный огонь в очаге, шелест страниц любимых книг, прохладные нежные руки Джейн, её улыбка и голос. Фейри вспоминали своё прошлое, но чаще говорили о будущем – о том, каким станет замок и весь остров после того, как проклятие будет снято. Всё чаще к их беседе присоединялись Диана с неизменной вишнёвой сигаретой в длинном мундштуке и Виола, чьи карманы были набиты конфетами и леденцами. А иногда приходила Хлоя. Она больше не бросалась на Белль и казалась погружённой в глубокую меланхолию. Хлоя садилась с пяльцами у огня и вышивала цветы – туберозы, флёрдоранжи, нарциссы, глицинии и фиалки. У неё всегда получались именно эти цветы и каждый раз, когда она смотрела на готовую работу, на её лице появлялось выражение недоумения.
Во сне Белль казалось, что всё происходит с ней на самом деле, но она неизменно просыпалась в своей постели в полном одиночестве и ничто не указывало на присутствие четырёх фейри. Белль понимала: она скучает по ним, и во сне она была счастлива, но каждое утро ощущала себя ещё более одинокой, чем вечером.
На ужинах за пространными беседами об искусстве Белль часто хотелось поговорить с лордом Спенсером об Элфине, о том, каким остров был до проклятия. Этот вопрос живо интересовал всех пятерых фейри, и они часто между собой рассуждали об этом: ведь никто из них не знал острова до проклятия. К счастью, о прошлом Эфлина Белль всегда могла расспросить Эллиаса и потом рассказать сёстрам.
В беседах с герцогом Белль куда чаще жаждала другого. После того знаменательного разговора, на котором лорд Спенсер так неожиданно признал её победу, ей отчаянно хотелось попросить его показаться на свету в своём истинном обличии. Все четыре фейри в её снах сказали, что никогда не видели Адама без окутывающей его темноты. Поэтому у Аннабелль родилась теория: возможно, её тёзки, которые после мессы теперь просто снились ей, не видели Адама, так как она сама не видела его, но если она увидит, может и в сне произойдут изменения, и кто-то из фейри (а может, и все четыре) признаются, что видели его? Но иногда в голову Белль закрадывалось беспокойство: похороны и месса всё-таки не помогли, и погибшие фейри не обрели покоя и поэтому приходят к ней в снах. Однако Аннабелль старалась не углубляться в эти мысли, ведь в таком случае лишь снятие проклятия поможет её подругам, а она не была до конца уверена, что это ей под силу. Лишь однажды Белль осторожно спросила у Аннабель Дианы, как звали её погибшую подругу. Белль не знала ответа на этот вопрос и думала таким образом проверить, является ли сон плодом её сознания или происходящее во сне от неё не зависит. Но Аннабель Эддингтон отказалась отвечать: то ли потому что в голове Белль не было этой информации, то ли потому что Аннабель Диане по-прежнему было больно вспоминать о смерти подруги.
Поэтому Белль так и не удалось разобраться в природе своих встреч с фейри и порой это мешало ей нащупывать границы реальности и сна, во что можно верить, а во что нет.

Вечером одиннадцатого декабря лорд Спенсер и Аннабелль говорили о Шекспире. Оба они сошлись во мнении, что антистратфордианская теория[85 - В середине XIX века появились гипотезы, согласно которым Шекспир не был автором известных под его именем произведений. Эти теории получили название «антистратфордианские».], появившаяся в XIX веке, – это чушь, и её последователи совсем не учитывают исторический контекст эпохи XVI века и считают, что все свидетельства современников Шекспира – подделка.
– А ещё Шекспир был на Элфине, – добавила Белль, которая прочла об этом в хрониках в библиотеке. – И у нас вроде бы нет причин не доверять кентаврам.
– «Сон в летнюю ночь» вдохновлён той поездкой, – согласился лорд Спенсер. – Хотя в большей степени Шекспира интересовали дети Лилит доэлфинской эпохи.
– Да. И, честно говоря, мне всегда это казалось странным, – сделав глоток чая, задумчиво произнесла Белль.
Лорд Спенсер усмехнулся:
– Он был влюблён в фейри. А она дважды отвергла его. Ей посвящён сто тридцатый сонет, в котором он описывает достоинства своей возлюбленной, простой женщины, которая лучше любой богини.
Аннабелль знала, что одной из муз Шекспира была фейри, отвергшая его, но ей не пришло в голову, что сто тридцатый сонет был посвящён именно той фейри.
– Вот откуда это, – улыбнулась Белль, вспоминая строки сонета. – «Её глаза на солнце не похожи, нельзя уста кораллами назвать». И что на дамасские розы не похож оттенок её щёк… И акценты на том, как пахнет его возлюбленная, как говорит и как ходит. – Белль помолчала. – Я считала, этот сонет о том, что красота в глазах смотрящего с любовью, а в отношениях важна искренность. И о том, что поэты часто используют лесть, чтобы соблазнить женщину.
– Всё это есть в сонете, – ответил лорд Спенсер. – Но за насмешливым тоном и восхвалением простой женщины поэт прячет собственное разбитое сердце.
– Многие шедевры написаны из-за разбитого сердца, – заметила Белль. – Счастливые и довольные люди редко пишут стихи. А если и пишут, то едва ли у них получается что-то по-настоящему цепляющее…
Она задумалась, вспоминая своих любимых поэтов: Китс, Йейтс, Дикинсон, Рембо, Бретон, Рильке, Целан, Мандельштам… Кого из них можно было назвать по-настоящему счастливым? Да и что такое счастье, в конце концов? Оно у каждого своё. Разве не была счастлива Эмили Дикинсон, когда жила затворницей, носила белое, глотала книги одну за другой и сочиняла свои вызывающие россыпь мурашек стихи?
– Что для вас счастье? – вопрос сорвался с губ Белль неожиданно для неё самой.
– Это недоступная мне роскошь, – после короткой паузы ответил лорд Спенсер.
Белль понимающе кивнула.
– Но… – всё-таки решилась возразить она, – ведь проклятие однажды проклятие будет разрушено, и вам придётся снова стать счастливым, – она улыбнулась. – Что вам для этого нужно?
И вновь повисла тишина.
– Перестать чувствовать вину, – голос лорда Спенсера прозвучал глухо.
Белль кивнула.
– В таком случае, для начала снимем проклятие, – сказала она и улыбнулась с выражением полной уверенности в успехе.
– А что такое счастье для тебя? – спросил хозяин замка чуть позже.
Белль улыбнулась: вот он её шанс.
– Мне хотелось бы, – начала она, подбирая слова, – чтобы вы доверяли мне чуть больше. Это сделало бы меня немного счастливее, – она вновь улыбнулась.
– Я доверяю тебе, – голос лорда Спенсера пробежал по коже Белль рокотом грозы, заставшей высоко в горах.
– Тогда… – Белль больно щипнула кожу на руке и заставила себя сделать вдох, – почему вы не покажетесь мне?
– Потому что… – негромко начал лорд Спенсер, – я не хочу пугать тебя. Ты… – его голос дрогнул, – не захочешь больше встречаться со мной.
– Во-первых, вы этого не знаете наверняка, – ответила Белль решительно. – Во-вторых, меня не так просто напугать, как вы думаете. В-третьих, ваш про?клятый облик не определяет, кто вы такой, как и моя внешность фейри и магия очарования – не вся моя суть. И в-четвёртых, я обещала остаться здесь на год и помочь вам, а значит сделаю это.
– Что ж, – помолчав, произнёс лорд Спенсер. – Когда ты хочешь меня увидеть?
– Прямо сейчас, ваша светлость, пока вы не передумали, – улыбнулась Белль. Быстро поставила кружку с недопитым чаем на стол и встала с кресла.
Её вдруг охватило волнение. Нет, ей не было страшно. Просто сейчас она увидит истинное обличие хозяина замка и не будет больше интриги, как он выглядит. Тьма густым облаком двинулась навстречу Белль и остановилась в пяти футах[86 - Около полутора метров].
– Я готова, – сказала Белль, ощущая, как трепещет сердце в груди.
Белль ожидала, что темнота рассеется как туман, но тьма втянулась внутрь себя, как если бы на видео засняли, как выходит дым из печной трубы и прокрутили задом наперёд.
Чудовище было гигантским, больше шестнадцати футов[87 - Рост Чудовища – 16,08 футов (4,9 метров)] ростом. Покрытая буро-коричневой шерстью сгорбленная спина Зверя, из которой выступали две пары светло-бежевых бивней, уходила под самый потолок. Белль упорно рассматривала шкуру, потому что ей было жутко взглянуть на голову монстра. Она была гладкой и кожистой как у кальмара, только серого цвета. На голове расположились две пары длинных рогов, походивших на бивни, одни были направлены вверх, а другие вниз, и ещё одна пара коротких бивней, загнутых внутрь. Голова смотрела тремя парами глаз. Одни огромные, фасетчатые как у мухи, сияли оранжеватым инфернальным светом и располагались в нижней части головы, и две пары маленьких тёмных как у паука глаз, – на висках, между основаниями рогов. А ниже фасетчатых глаз и небольших ноздрей начинались длинные серые ноздреватые щупальца, которые едва заметно шевелились, демонстрируя присоски осьминога, от одного взгляда на которые у Белль по спине пробежали ледяные мурашки. У Чудовища были длинные и тонкие, но сильные конечности (передние длиннее задних), покрытые серебристой чешуёй, напоминавшей рыбью, и заканчивающиеся арахнодактилическими[88 - Аномально удлинённые и узкие] пальцами с длинными острыми когтями. Вся фигура Зверя была более массивной сверху, а книзу сужалась, заканчиваясь коротким чешуйчатым хвостом, частично прикрытым шкурой. Между лапами и сквозь медленно двигающиеся щупальца Белль разглядела пепельно-серое слизистое брюшко, напомнившее ей о Луисе из «Иного».
Белль ощутила всё нарастающее тревожное напряжение лорда Спенсера, переходившее в пока неясное чувство, и одёрнула себя: она уже несколько минут в полном молчании бесцеремонно рассматривала его, точно какой-то музейный экспонат. Пора было что-то сказать, чтобы нарушить становящуюся гнетущей тишину, но ничего подходящего Аннабелль не пришло в голову. Кроме одной мысли: а насколько спонтанным было проклятие? Весь облик Чудовища говорил о продуманности, в нём была логика, пусть и извращённая, но не лишённая изящества, точно образ Зверя ведьма собирала как паззл: шкура медведя, бивни слона или кабана, рога антилопы, голова кальмара, глаза мухи и паука, щупальца осьминога, чешуя рыбы… Сложно было придумать такое за пару минут, поддавшись приступу ярости.
– Кажется, – наконец произнесла Белль, и её голос эхом пронёсся по гулкому коридору, нарушая застоявшуюся тишину, – ведьма долго точила на вас зуб.
Лорд Спенсер усмехнулся, но усмешка получилась неловкой, смазанной, и Белль наконец поняла, что хозяин замка испытывает помимо напряжения. Это было смущение! Ему было очень неловко под взглядом Белль, и когда она поняла это, её сердце забилось быстрее: он в самом деле переступил через себя, выполняя её просьбу, и сейчас чувствовал себя незащищённым.
– Вы напрасно думаете, – проговорила Белль, – что выглядите так уж ужасно. – В этот момент она, взбудораженная его уязвимостью и смущением, которые никогда прежде от него не ощущала, верила в каждое своё слово. – В моём воображении всё было гораздо хуже. Ваш образ… – она смолкла на пару мгновений, подбирая слова, – результат творчества. Извращённого злого воображения, но… – она сбилась с мысли и не договорила.
– При случае я обязательно передам ведьме твою восторженную оценку, – ответил лорд Спенсер с нервным смешком.
Он пытался взять себя в руки, но получалось не особенно хорошо: ему и правда было в новинку показываться кому-то в своём монструозном обличие. Белль хотела спросить, неужели он считает, что Айрин Бёрд всё ещё жива, но потом вспомнила, что та была вампиром, и промолчала. Вместо этого Аннабелль сделала небольшой шажок навстречу Чудовищу и спросила, сама удивившись сорвавшемуся с губ вопросу:
– Можно я прикоснусь к вам?
– Зачем?.. – изумлённо и обеспокоенно спросил герцог, невольно сделав движение назад.
У Белль у самой не было ответа на этот вопрос, и ей стало неловко, что она, не подумав, произнесла свою просьбу вслух, поэтому она торопливо проговорила:
– Если вам неприятно…
– Мне всё равно, – холодно отрезал хозяин замка.
Поколебавшись, Белль решила воспользоваться этим своеобразным разрешением. Втайне она надеялась, что это прикосновение заставит лорда Спенсера ощутить себя ещё более уязвимым. Белль медленно подняла ладонь и осторожно поднесла её к серой слизистой поверхности живота, скрывающегося за чуть колыхающимися щупальцами. Если бы Белль сейчас увидел Кевин, он бы глазам своим не поверил: ведь она не могла даже смотреть на Луиса в «Ином» без отвращения, а сейчас собиралась потрогать весьма напоминавшую его тело слизистую кожу.
– Не боишься получить ожог? – спросил герцог, скрывая за насмешливостью всё нараставшее беспокойство.
– Заживёт, – ответила Белль, не отводя глаз от места, к которому тянула руку, и осторожно коснулась ладонью серой влажной от слизи кожи Чудовища, стараясь не задеть щупальца. – Нет, не обжигает, – констатировала она.
Слизь была противной на ощупь, вязкой и прохладной. Белль слегка раздвинула слипшиеся пальцы, и вдруг гигантское тело задрожало, утробно заурчав, а щупальца пришли в движение. Белль отдёрнула руку и поспешно отбежала назад.
– Простите! – шепнула она. – Это была дурацкая идея, я не хотела причинять вам…
Ей стало очень стыдно за свою глупую выходку, она замерла, опустив глаза, чувствуя, как по ладони стекает слизь.
– Вообще-то, – медленно и словно прислушиваясь к себе, произнёс Зверь, – это было… приятно.
Белль в изумлении подняла голову:
– А я подумала… – начала было она, широко распахнув глаза.
– Я удивлён не меньше тебя, – сказал лорд Спенсер.
Аннабелль сделала несколько шагов вперёд и оказалась рядом с ним.
– И сколько же лет к вам никто не прикасался? – тихо спросила она, глядя в большие мерцающие оранжевым светом фасеточные глаза Чудовища.
– Сто тридцать лет.
Это был большой срок. Большинству живых существ нужны прикосновения, а ещё лучше – объятия. Белль не знала, как устроена гормональная система Чудовища, и нуждается ли оно в выработке окситоцина[89 - Так называемый «гормон объятий»], но вновь подняла ладонь и осторожно приложила её примерно к тому же месту, что и раньше. Потом бережно провела вбок. Слизистый живот словно подёрнулся рябью, гигантское тело вновь мелко задрожало, вибрируя и урча, а щупальца зашевелились.
Аннабелль улыбнулась:
– Вы будто мурчите. Как кот.
Зверь глухо рассмеялся.
Аннабелль убрала руку, взяла со стола и вытерла руку. Затем осторожно коснулась бурой шкуры. Бережно провела рукой по серебристой чешуе передней правой лапы Зверя. Дотронуться до щупальцев она не решилась, они пугали и вызывали отвращение, которое она пока не смогла подавить. Однако облик Чудовища был не таким пугающим, как Белль себе представляла. И это не удивительно: ведь пугает неизвестность.
– Я правда считаю, – произнесла она, глядя на Зверя, – что вы отнюдь не такой страшный и отвратительный, как думаете.
Лорд Спенсер горько усмехнулся. Помолчав, Белль продолжила:
– Я понимаю, как вам тяжело. Каждый день находится в этом неудобном, некрасивом обличие. Ни спокойно полежать, ни почитать, ни поездить верхом… Но ведь это не навсегда, – она улыбнулась. – Нужно верить в это.
Вдалеке послышались шаги начальника службы безопасности. Тьма вмиг укрыла гигантскую фигуру Зверя.
– Ты можешь идти, Аннабелль Грейс, – сказал герцог. – Доброй ночи.
– Доброй ночи, милорд. Спасибо вам.
Белль развернулась и ушла, ощущая спиной взгляд трёх пар глаз, глядящих на неё из тьмы.

Оставшись наедине с собой в светлой уютной ванной, Белль пыталась понять, что чувствует. Она несколько раз тщательно вымыла руки с мылом, потом сняла с себя платье, вывернула наизнанку и положила в корзину для грязного белья, стянула термобельё и нижнее бельё, и убрав их тоже в корзину, залезла в ванну и включила душ на полную мощность. Мысли беспокойно роились в голове, но тёплая вода расслабляла и помогала их упорядочить.
Весь облик Чудовища, достигавшего самого потолка и заполнявшего всё пространство вокруг, пугал, но так, как пугают страшные сказки: тебе жутко, но хочется продолжения. Белль сама не знала, как решилась коснуться Зверя, рискуя задеть ноздреватые щупальца с присосками, одно воспоминание о которых заставляло её сжаться от отвращения. А эти жуткие инфернальные фасетчатые глаза? И мертвенно серая гладкая кожа… И неестественно длинные кожистые пальцы с длинными когтями… Нет, ведьма постаралась на славу: Чудовище было омерзительным. Но всё-таки… Под этой отталкивающей оболочкой скрывался настоящий Адам, и когда его тело не прятала тьма, Белль явственнее чувствовала, что Адам – живой, он уязвим, как и все живые существа. И ей нравилось ощущать, что под панцирем его уверенности в себе, силы, обаяния, насмешливости и гордости живёт одинокая душа, которая нуждается в тепле и заботе и боится быть отвергнутой.

Когда Белль, старательно отмывшись, вышла из ванной и села с книгой у камина, то решила, что позже обязательно попросит лорда Спенсера вновь показаться ей.

На следующий вечер Белль искренне поблагодарила герцога, что тот не отказал ей в просьбе и доверился ей.
– Для меня это очень много значит, ваша светлость, – закончила она.
Помолчав, лорд Спенсер ответил:
– Не кажется ли тебе, Аннабелль Грейс, – в его голосе прозвучала улыбка, – что использование титула стало теперь неуместным?
– Я думаю, вы правы, – согласилась Белль, – но нам обоим будет нелегко перестроиться. – Она помолчала. – Теперь я понимаю, – добавила она и улыбнулась во тьму, – почему вы называете меня «Аннабелль Грейс».
Хозяин замка не ответил, и Белль продолжила:
– Чтобы не запутаться. Я ведь у вас пятая Аннабелль, – она невинно улыбнулась.
– Могу назвать тебя просто Аннабелль, – после непродолжительной паузы ответил герцог. Голос его звучал отстранённо и даже холодно, но Белль услышала, что его обладатель заметно уязвлён.
– Нет, мне нравится, когда вы называете меня полным именем. Адам Бартоломью Морган, – торжественно выговорила она.
– Давно я не слышал своего полного имени, – задумчиво произнёс герцог. – Впрочем «Адам» будет достаточно.

Вскоре вместо дождя вновь пошёл снег – негустой, мелкий и полупрозрачный – он едва укрыл к утру лужайку с дубом во дворе замка. Но Белль было радостно вновь увидеть снег – он напомнил ей о Фредерике. Иногда ей казалось, будто Фредерик никогда не приезжал в замок, что она увидела его во сне.
В самом деле Белль с каждым днём становилось всё труднее проводить границу между сном и реальностью. Беседы с фейри были слишком яркими и связными для сна, а после того, как Белль увидела истинное обличие хозяина замка, Зверь несколько раз являлся ей среди ночи, возникая над её постелью, точно живая гора. И Белль, вжавшись в спинку кровати и подтянув одеяло до самого подбородка, глядела в жуткие фасетчатые глаза, горящие потусторонним оранжевым светом, заворожено следила, как медленно шевелятся серые ноздреватые щупальца в ведомом лишь им гипнотическом ритме. Всё было как наяву, и наутро Аннабелль неизменно задавалась вопросом: может быть, герцог всё-таки приходил к ней?..

Глава 25. Рождество

Шли дни, Белль с предвкушением ждала прихода своего любимого праздника – Рождества. Но перед ним её ждала ещё одна дата, и отнюдь не радостная, – годовщина гибели Аннабель Джейн. И хоть Белль по-прежнему не знала, снятся ли ей фейри или приходят в её сны неупокоенными душами, она решила: будет правильным сделать что-нибудь приятное для Джейн. Но что можно сделать приятного тому, кто уже умер? Белль решила, раз Джейн выросла в сороковые годы и была верующей, ей будет приятно помолиться вместе.
Семья Тэйлор не была глубоко религиозной, но они посещали воскресные службы и молились перед едой – потому что так было принято. Белль иногда задумывалась, были ли действительно верующими её родители, но она точно знала, что дедушка был. Когда он рассказывал о сотворении мира, людей и Лилит, в глазах его загорались искорки восторга, особого вдохновения и азарта, смешанного с благоговением. Для него это были не просто увлекательные истории – это было нечто большее: то, что не выпячиваешь наружу, а хранишь в сердце как драгоценность и делишься только с самыми близкими. Белль была для него таким близким, и она, даже будучи совсем маленькой девочкой, умела принимать сердцем дедушкину любовь к этому миру и его Создателям.

Идею вместе помолиться и попеть псалмы Джейн встретила с восторгом. Диана закатила глаза, Виола поинтересовалась, что такое псалмы, а Хлоя неожиданно расплакалась.
– Лилит не простит меня!.. – всхлипывала Хлоя. – Она меня никогда не простит…
– Нет, Лилит любит тебя…– обняв Хлою, шептала Джейн. – Ты хорошая…
– Не любит!.. – упорствовала Хлоя. – Я злая!
– Нет, ты добрая… – возражала ей Джейн. – Просто с тобой случилось много плохого…
Виола тоже расплакалась и прижалась к рыдающей матери.
Белль наблюдала за этой картиной и её мучил лишь один вопрос:
– Почему Лилит не простит тебя? – спросила она. Точно так же говорил Адам, и Белль стало интересно, совпадение ли это.
Зелёные глаза Хлои, обращённые к Белль, были полны слёз и сверкали ненавистью – в этот раз к самой себе:
– Я… хотела убить себя и свою дочь! – в голосе звучали горечь и злость. – И… – она сглотнула и вытерла глаза тыльной стороной запястья, – по моей вине погибли все вы, – холодно и жёстко закончила она.
– Почему?.. – спросила Джейн с глубочайшим недоумением.
Белль задумалась.
– Ты… – медленно начала она, – винишь себя в том, что проклятие до сих пор не снято? – и взглянула на Хлою.
– А кто ещё в этом виноват? – спросила Аннабель Хлоя будто бы с вызовом. – Если бы я разрушила проклятие, то вы, – она обвела взглядом Диану, Джейн и остановилась на своей дочери, – были бы живы.
Неожиданно подала голос Диана и взглянула на Белль:
– А ты была бы со своим возлюбленным, – в тоне Дианы не было привычной насмешливости. Она перевела взгляд на Хлою. – Но если так рассуждать, то я виновата точно так же, как и ты. Из-за меня погибла Джейн. Потому что я недостаточно старалась.
– Я тоже не справилась, – тихо произнесла Джейн, и её тёмно-вишнёвые глаза наполнились слезами, когда она посмотрела на Белль. – И если с тобой…
– Прошу вас, – остановила её Белль, – давайте не будем себя обвинять! Если у вас не получилось снять проклятие, это не значит, что дело в вас, – она сделала паузу, оглядев подруг. – Возможно, тогда ещё не пришло время. Это ужасно, что вы погибли, но каждая из вас что-то изменила в Адаме, а значит, каждая из вас потихоньку разрушала злые чары. Яростная вера в успех Хлои, непосредственность и весёлость Виолы, невозмутимость и независимость Дианы, доброта Джейн – вы все повлияли на Адама, вы не позволили ему умереть, а замку разрушиться. Благодаря вам всё ещё жива надежда, что на остров вернётся магия, а варгисы смогут воссоединиться со своими родными. Не знаю, смогу ли я снять проклятие, но если смогу, то знайте – без вас я бы этого ни за что не сделала.
Закончив, Белль оказалась в объятиях всех четырёх фейри. Они плакали, прижимая её к себе, благодарили и говорили, что у неё всё получится.

Проснулась Белль в утреннем полумраке своей спальни. Её лицо было мокрым от слёз.

Весь день она проходила сама не своя, то и дело возвращаясь мыслями к ночному разговору. Вечером Белль по обыкновению разбирала пророчества и, когда уже настало время идти переодеваться к ужину, на телефон неожиданно пришло сообщение. В последнее время Белль регулярно переписывалась с Вики, Кевином и мистером Купером, так как из-за перебоев связи звонки перестали проходить. Но в этот раз сообщение было не от них, а с незнакомого номера. Белль разблокировала телефон и увидела фотографию, которая, судя по освещению и расположению гор, была сделана на рассвете: лёд блестел в персиковых лучах зимнего солнца; по очертанию отрогов хребта Ружейников на заднем плане Белль поняла, что это сосулька на западной стороне Загадочницы. Белль узнала ледовый молоток, воткнутый в сияющий хрусталь замёрзшего водопада. Эти молотки с зелёно-чёрными рукоятками подарили Фредерику Аарон и Джеймс лет пять назад. Фото было подписано коротко: «143», и сначала это показалось Белль странным, как и то, что Фредерик использовал не свой номер.
Белль сама решила приостановить их общение, и до сегодняшнего дня Фредерик ограничивался приветами, переданными через Вики. Но это нежданное рассветное фото порадовало её. Так что же значат эти цифры? Белль знала, как Фредерик любит цифры, поэтому решила поискать значение комбинации «143» в сети. Связь отчаянно тормозила, и Белль убежала к себе, держа в руке телефон с медленно ползущей вперёд строкой загрузки.
Переодевшись, Аннабелль уже собиралась выйти из комнаты, когда браузер наконец выдал ответ на её запрос: «Я скучаю по тебе[90 - Аббревиатура с цифрами 143 соответствует количеству слов и букв в английской фразе I miss you.]» – вот что значили эти цифры.

В тот вечер Белль была не лучшим собеседником. Она была тиха и рассеянна, а с её лица не сходила тихая и совершенно счастливая улыбка.

Больше сообщений с того номера не приходило, а когда Белль попыталась на него позвонить, он оказался недоступным. Белль даже не знала, дошёл ли до Фредерика её ответ: «Я тоже».

***
Близилось Рождество. Когда Белль была маленькой, вечером накануне Сочельника дедушка, Вики и Белль украшали ёлку орехами и конфетами, а ещё старинными игрушками, многим из которых было больше сотни лет; развешивали гирлянды по дому, расставляли на полках свечи, снежные шары и, конечно, вешали у камина вышитые носки для подарков. Дом становился таким волшебным, что хотелось ходить на цыпочках и говорить шёпотом, чтобы не спугнуть это волшебство. В Сочельник вся семья ходила в церковь на службу, а потом собиралась в гостиной за большим столом у ёлки. Все ели ванильный пудинг и рождественское полено[91 - Традиционный рождественский торт в виде полена, распространённый во Франции с Средних веков. На Элфине его стали готовить в конце 19 века.], взрослые пили грог, а дети – чай с пряностями. Дедушка играл на скрипке старинные рождественские песни, а мама аккомпанировала ему на гитаре. Все пели, танцевали и радовались празднику. Даже отец подпевал себе под нос, пряча улыбку. За это единение Белль любила Сочельник даже больше утра Рождества, хотя утром они с Вики получали подарки. Двадцать седьмого декабря дедушка возил Вики и Белль в Торнфилд на Святочный бал, который проходил на льду и где все танцевали на коньках. С двадцать восьмого по тридцать первое декабря была Ярмарка мастеров, которую больше ста лет назад основал Александр Дэвис. На Ярмарку свозили разные изобретения и произведения искусства со всего мира. Раньше в выставке мог поучаствовать чуть ли не каждый желающий, но в последние лет пятьдесят попасть на Ярмарку стало крайне трудно, а теперь сложно даже просто приехать на Элфин во время Святок. После закрытия Ярмарки был Новый год, который отмечали просмотром какого-нибудь старого зимнего волшебного фильма в ожидании полуночи. Дедушка заводил старинные настенные часы, и ровно в полночь они били двенадцать раз. Все считали удары и потом обнимались под омелой, желая друг другу счастливого года. Завершал Святки праздник Крещения, после которого Вики и Белль вместе с дедушкой разбирали ёлку, снимали украшения с дома, и тот становился собой обычным. Но Белль знала, что внутри дом по-прежнему хранит мерцание гирлянд и кружение метели снежных шаров.
Без дедушки Рождество растеряло половину своего очарования, и Белль вновь ощутила его волшебство лишь когда переехала жить в Торнфилд к Вики. Сестре удалось ухватить всю суть радости предпраздничных хлопот, наполнить магией украшение дома, сделать увлекательными походы в магазины за продуктами к рождественскому столу по заснеженным улицам, вернуть душевность семейным посиделкам. Тогда-то к рождественским праздникам добавился ещё один – день рождения Фредерика. Но он был скорее праздником-мечтой, потому что Белль так и ни разу не удалось встретить его полноценно со всеми, ведь он совпадал со Святочным балом на льду, на котором она обязана была присутствовать как символ города. Скалодром, нелинейный хоррор квест-рум, кулинарная вечеринка, городской детектив-квест – вот как отмечали день рождения Фредерика последние четыре года, после того, как Фредерик и Камилла вернулись на Элфин. Интересно, что в этом году Аарон и Джеймс придумают для друга? Может, это будет, наконец, ледолазание или лыжный поход с ночёвкой в «Приюте альбатроса» как они давно хотели? Теперь ведь нет Камиллы, которой был не по душе такой формат празднования…

В преддверии Рождества Белль перечитала «Сверчок за очагом» Диккенса и «Дары волхвов» О’Генри. Она любила эти добрые истории о простых радостях, преодолении невзгод и душевной близости накануне Рождества. А потом Белль вновь засела за «Книгу пророчеств», и неожиданно ей повезло. Конечно, пророчество было странным и свободным к трактовке, но Белль увидела в нём отсылку к собственным способностям: «Егда расцвете шипок белый в сердце фаран и ста червленосветлым[92 - Когда расцветёт белая роза в сердце пустыне и станет красной, простит Лита своих детей.], прости Лита дети своя. Рэйн, 1402». Белль умела превращать белые розы в алые, но о каком сердце-пустыне шла речь?.. Сфотографировав пророчество, Белль пошла в Розарий.
Изменить цвет розы с белого на красный по собственному желанию оказалось довольно сложно, поэтому Белль едва не опоздала на ужин, потратив на тренировку этого умения больше часа. В конце концов, Белль поняла, что важно не выходить из себя из-за неудачи, концентрироваться на внутренних ощущениях в районе солнечного сплетения (возможно, именно так и стоило трактовать слова о сердце-пустыне) и соединять жизненную силу цветка со своей.
Ровно в семь вечера в белоснежном платье с белой розой в руках Белль вошла в столовую. Она немного волновалась – ей хотелось, чтобы демонстрация прошла идеально и произвела нужный эффект.
– Добрый вечер, Аннабелль Грейс, – прокатился по зале бархатистый баритон хозяина замка.
– Добрый вечер, Адам, – откликнулась Белль и шагнула ближе, к самому средоточию тьмы.
Белль всё ещё было непривычно называть хозяина замка по имени, но она заставила себя произнести его имя уверенно. Выдохнув, она негромко начала:
– «Егда расцвете шипок белый в сердце фаран, – Белль сделала паузу, переводя дыхание, – и ста червленосветлым», – продолжила она, собирая тепло в сердце, сплетая силу белой розы со своей собственной.
Белль не глядела на розу, но почувствовала, как та изменила цвет – из снежно-белой превратилась в карминно-красную, расцвела кровавым пятном на фоне белого платья. Аннабелль посмотрела на свою работу с удовлетворением и гордостью и, торжественно улыбнувшись, закончила:
– «Прости Лита дети своя».
Она смолкла и стало тихо-тихо. Пауза всё увеличивалась, а лорд Спенсер, от которого Белль ожидала реакции, молчал.
– Это я к тому… – негромко и смущённо проговорила Белль: ей стало неловко за своё непрошенное шоу, – есть надежда, что я сниму проклятие.
И вновь – молчание.
– Даже не спросишь долго ли я это репетировала? – спросила Белль с лёгкой обидой, умело спрятанной под насмешливым тоном. – Потому что репетировала я долго – целый час.
Адам по-прежнему безмолвствовал, и Белль, мысленно отругав себя за тягу к дешёвым эффектам, пошла к своему месту за столом и поставила розу в вазу, принесённую услужливым Лантерном.
– Я знаю, что ты можешь снять проклятие, – наконец нарушил молчание Адам. – Не нужно мне ничего доказывать, Аннабелль Грейс.
– Хорошо, – согласилась Белль и с аппетитом принялась за суп.

Ночью, увидевшись со своими подругами-фейри, Белль пожаловалась им:
– Я, значит, битый час училась менять цвет розы с белого на красный, показываю ему, а он говорит: «Не надо мне ничего доказывать».
– Сколько?.. – поражённо переспросила Джейн.
– Час, – ответила Белль. – Но в свою защиту скажу, что меня никто не учил.
– Ты научилась это делать за час? – переспросила Диана. – Я убила на это больше трёх лет и так ничего не вышло!
– А я – больше десяти лет! – откликнулась Хлоя, и в голосе её прозвучали опасные и пугающие нотки просыпающейся ярости. – Ты не могла научиться этому за час!!
Белль повернулась к Виоле, подумав, что, если ни у кого из фейри не получилось в своё время изменить цвет розы, значит, ей с этим умением будет легко разрушить чары. Виола лизнула леденец в форме розового сердечка и ответила:
– Нет, у меня не получилось. Только у Джейн вроде вышло. Да, Джейн?
– Спустя почти четыре года, – грустно ответила Аннабель Ламберт. – Но это не помогло снять проклятие…
Белль кивнула. И вновь надежда на гарантированный успех рассеялась как утренний туман. Потом она спросила:
– Значит, вы тоже знаете об этом пророчестве? Вы читали «Книгу пророчеств»? – предположила она.
Но оказалось, что все фейри, включая Виолу, узнали об этом пророчестве от Адама.
– А почему он мне не сказал? – удивилась Белль. – К тому же я уже полгода как умею изменять цвет роз с белого на красный. Правда, впервые это получалось у меня случайно… – она смолкла, вспоминая, как из могилы Капкейка проросли красные розы, хотя горожане бросали туда белые, предназначенные для Молочного бала. Если лавина, сгубившая Капкейка и других альпинистов в базовом лагере, действительно сошла из-за пробуждения вулкана Драконьей горы, то получается, есть уже четыре пророчества, которые указывают на то, что Белль может вернуть своим братьям и сёстрам прощение Создательницы. Пробуждение Драконьей горы – пока единственное преимущество Белль перед Аннабель Джейн.
– Я думаю… – тихо произнесла Джейн, – Адам боится потерять тебя. Поэтому он не сказал.
– Я не верю, что ты делаешь «белый шипок червленосветлым»! – заявила Хлоя, и тон её стал ещё агрессивнее.
– Я была уверена, что все фейри это умеют, – удивилась Белль.
Диана выпустила клубок вишнёвого дыма и пожала плечом, Джейн и Хлоя переглянулись и ответили «нет».
– Просто покажи нам, – вновь выпустив дым, сказала Диана, – как ты это делаешь.
– Без проблем, – согласилась Белль, а про себя подумала: «Только бы не облажаться».

В оранжерее Белль выбрала большой раскидистый куст роз, белоснежных как облака в июне, взяла в ладонь полураспустившийся бутон и закрыла глаза, нащупывая бьющуюся силу живого растения и концентрируя собственную в солнечном сплетении.
Белль хотела изменить цвет лишь одной розы, но её вдруг окатило горячей волной растительной энергии, и когда она открыла глаза, то увидела пылающий алым розовый куст стремительно уносящимся вверх под изумлённые возгласы четырёх фейри.
Ледяной пол ожёг Белль спину, открытые руки и босые ноги, заставив открыть глаза. Вверху, в полумраке оранжереи, качали головками красные розы; рядом послышались шаги и встревоженный голос Эллиаса:
– Белль, ты в порядке?..
Он бережно поднял Белль с пола, укутал в свой пиджак и подхватил на руки, потому что она не могла даже удержаться на ногах. Вновь теряя сознание, Белль увидела: в радиусе трёх метров все кусты расцвели красным.

Часы в кабинете мистера Холта показывали начало пятого утра, когда Белль, с аппетитом уплетая принесённый Лантерном горячий хорошо прожаренный сочный говяжий стейк, рассказывала о произошедшем в Розарии и о том, что её туда привело. Эллиас согласился с её предположением, что, вероятно, погребение на освящённой земле кладбища и заупокойная месса не помогли погибшим фейри по-настоящему обрести покой и покинуть Землю, а значит остаётся только снять проклятие. Белль спросила у Эллиаса о возможностях фейри менять цвет у роз или других растений, но тот ответил, что никогда не наблюдал такого ни до, ни после проклятия. Магия фейри давала силы цветам расти пышнее и пахнуть ароматнее, но для этого нужны были хотя бы корни или семена: фейри могли вырастить цветы из ничего только в период проявления и формирования у них магии.

Засыпая в утреннем полумраке своей спальни, Аннабелль думала: а как объяснить изменение цвета розы с точки зрения генетики и законов Менделя? Получается, магия фейри встраивается в генетический код растения, отвечающий за цвет, и меняет его? Надолго ли? Возможен ли регресс? При каких условиях он может наступить?
Белль подумала, не спросить ли об этом Эллиаса? Но тот был слишком далёк от биологии, на Адама надежд было ещё меньше. Эх, поговорить бы об этом с Фредериком!.. Он любит сложные задачки, вместе они обязательно бы разобрались в природе этого явления.

Белль проснулась около десяти и позавтракала, после чего Эллиас настоял на длительной совместной прогулке за пределами замка. Они поехали верхом к озеру Лионелля. По пути Белль попыталась позвонить Фредерику, но оба его номера были недоступны. Тогда она позвонила Вики. Связь была неважная, но сёстрам удалось поговорить. Вики сказала, что Фредерик уехал в Лондон почти неделю назад. Внутри Белль заворочалось беспокойство: в Лондоне была Камилла. Неужели он уехал к Камилле? А как же тогда все его слова здесь, в замке, и его сообщение?.. Конечно, Белль сама отпустила его: может, он решил воспользоваться этим и вернуть Камиллу? Но такая непоследовательность была не в духе Фредерика. Белль задумалась. Может, то фото и послание из цифр отправил вовсе не он? Но тогда кто? И зачем? Белль вспомнила, как обещала Фредерику принять любое его решение и заставила себя не думать о причинах его отъезда в Лондон, а наслаждаться красотой долины Ришты, чуть присыпанной снежком.
Когда Эллиас и Белль приехали к озеру, декабрьское солнце стремительно катилось к закату. Любуясь скалистыми берегами и соснами, отражающимися в прихваченной ледком синей воде, Белль рисовала в воображении пасущихся единорогов – белых, длинногривых с серебряно-золотыми рогами. Ей виделись кентавры, царственно прохаживающиеся у воды и беседующие о вселенной и положении небесных тел. Белль видела танец драконов над хребтом Ружейников, и как дриады росших к западу от озера берёз и осин водили весёлый хоровод, а наяда озера Лионелля сидела на камне, возвышающемся из воды и расчёсывала гребнем свои длинные золотые волосы. Белль знала: многие дети Лилит ушли в Лэитель задолго до проклятия, потому что банши предсказали наступление эры людей. Но несчастья острова пришли не из-за людей, а из-за сына Лилит, поддавшегося очарованию могущества служительниц Х’гивхаты. В памяти Белль всплыли строки из пророчества Эорин: «И родихся тьма в сердце земли Литовой, и объя тьма всю вселенную. И пролихся реки крови неповинныя, егда воссех на престоле нечестивыя». И в этот закатный час у сверкающего синевой и янтарём озера Белль стало темно, зябко и тоскливо, и она вновь пообещала себе найти способ разрушить проклятие.
Её окликнул Эллиас, позвав к импровизированному столу – накрытому салфеткой камню, на котором были разложены сэндвичи, шоколад и стояли кружки с чаем.

Вечером за ужином лорд Спенсер сказал:
– Эллиас рассказал мне, что случилось в Розарии.
Кровь прилила к щекам Белль, а уши у неё запылали огнём.
– Простите, – торопливо начала оправдываться она, – я думала, что я во сне, я не собиралась портить столько роз, я просто…
– Аннабелль Грейс, – понизив голос, остановил её Адам. – Я ни в чём тебя не упрекаю. Никакие розы не сто?ят твоего здоровья. Я всего лишь хотел справиться о твоём самочувствии после произошедшего ночью.
Белль замерла с вилкой в руке. Его голос бархатом тёплой августовской ночи окутал её, чуть покалывая холодным светом острых звёзд, и заставил дыхание сбиться от этого контраста. Белль отложила вилку и незаметно щипнула себя на внутреннюю сторону запястья.
– Хорошо, что вы не сердитесь, – сказала она, немного смущённо улыбнувшись. – Потому что я не уверена, что смогу вернуть всё, как было.
Белль взглянула на стоящую в вазе со вчерашнего вечера алую розу, а затем поверх неё – в самоё сердце тьмы.
– Это и не нужно, – произнёс Адам, вновь укутывая Белль своим голосом точно тёплым плащом в студёную ночь. – Красные розы всегда были символом моей семьи.
Белль смотрела во тьму, рисуя в воображении монструозный облик Адама, лишь бы не поддаваться властному, головокружительному очарованию его голоса, но Чудовище никак не складывалось перед мысленным взором и Белль вновь пришлось ущипнуть себя.
– Я четырежды верил в спасение и четырежды обманывался, – произнёс хозяин замка негромко. – И иногда мне хочется… чтобы я обманулся и в пятый раз, – добавил он совсем тихо, будто про себя.
Белль, вновь очарованная его голосом, охваченная шёлковыми путами терпко-сладкого оцепенения, не сразу осознала смысл сказанного им.
– Почему?.. – вновь ущипнув себя, спросила она. – Вы не хотите, чтобы проклятие было снято?..
Лорд Спенсер ответил не сразу:
– Нет, разумеется, я хочу этого, – в голосе его прозвучала усталость и грустная улыбка. – Конечно, хочу, – повторил он и смолк.
Белль не понимала, почему он сказал, что хочет обмануться, но не стала настаивать. Вместо этого она сказала, улыбнувшись:
– Вы можете не использовать на мне магию своего голоса?
Лорд Спенсер усмехнулся и ответил ей встречным вопросом:
– Ты можешь перестать быть такой красивой?
– Сейчас, – сказала Белль и взяла со стола белоснежную салфетку из тончайшего льна, развернула и надела себе на голову, укрыв лицо. – Так лучше? – спросила она из-под свисающей ткани.
Адам рассмеялся:
– Какое же ты всё-таки ещё дитя!
Белль стянула с головы салфетку и серьёзно ответила:
– Вообще-то мне девятнадцать, и я уже достаточно взрослая, – она расправила салфетку на коленях и, повернув голову набок, задумчиво добавила: – Хотя по сравнению с вами я новорождённый младенец, – она улыбнулась и потянулась за клубничной. – Так что же, – она сделала выразительную паузу и понизила голос, – вы больше не будете, – стараясь изобразить его тон, продолжила она, – говорить со мной так? А то я уже устала себя щипать.
Помолчав, Адам спросил:
– Тебе не нравится мой голос?
– Очень нравится, – призналась Белль. – Но… – она замялась, – я не люблю терять контроль над собой.
– В этом мы с тобой похожи, – заметил Адам.
Он смолк, и Аннабелль поняла: похоже, он не собирается ей ничего обещать, поэтому решила перевести тему и спросить о том, что её очень интересовало с прошедшей ночи.
– В пятидесятых годах было землетрясение?
– Да, небольшое, летом пятьдесят первого, – ответил лорд Спенсер. – Из-за активности Драконьей горы. Но совсем слабое. Люди его не заметили.
«Значит, Дракон-гора пробуждалась перед переездом в замок Аннабель Джейн, – подумала Белль расстроенно. – У меня снова ноль преимуществ».
– А что такое? – спросил Адам, не дождавшись комментария Белль по поводу её вопроса.
– Взвешиваю свои шансы снять проклятие на основе пророчеств, которые исполняются лишь в моём случае, – ответила Белль. – Но все они уже исполнились в случае Аннабель Джейн. Однако это не помогло ей снять проклятие. Четыре-четыре, – резюмировала она.
– Тебе не хватает всего одного, – мягко сказал лорд Спенсер.
Белль взглянула во тьму, ожидая продолжения.
– Веры в себя.
Она усмехнулась и заметила:
– Вера в себя должна на чём-то основываться. Пока я вижу, что Аннабель Джейн исполнила все известные мне пророчества. А ещё она лучше меня во многом… – задумчиво добавила Белль.
– Почему? – поинтересовался Адам. Казалось, ему и впрямь было интересно.
– Вы прожили с ней почти сорок лет и не поняли этого? – изобразила удивление Белль. И ответила на его вопрос: – Она по-настоящему добрая, и милая, и искренняя, любящая и терпеливая. Она пожертвовала жизнью ради вас. – Последние слова прозвучали жестоко, и Белль стало стыдно, что она произнесла их, не подумав.
Пока она пыталась понять, как сгладить ситуацию, Адам сказал:
– Я не буду разубеждать тебя в том, что ты можешь сравниться с Аннабель Джейн в доброте и сострадании, потому что так не считаю. Я не заслуживал её жертвы, и, если б мог, отдал бы свою жизнь вместо её.
«Легко так говорить, когда уже ничего не изменить», – пронеслось в мыслях Белль. И она тут же одёрнула себя: может, хватит уже все слова Адама воспринимать со скепсисом?
– Что ж, – нарушила Белль затянувшуюся тишину, – имеем, что имеем. Может быть вы были слишком… плохим, чтобы заслужить спасение от Аннабель Джейн, – усмехнувшись, добавила она. – Поэтому… придётся вам довольствоваться шансом на спасение от девочки похуже, чем она.
– Мне нравится ход твоей мысли, – произнёс Адам, и в его голосе прозвучала улыбка. – А ещё мне нравятся плохие девочки, – добавил он, многозначительно понизив тон.
Кровь прилила к щекам Белль, едва она вспомнила, с кем разговаривает. Но ей удалось быстро взять себя в руки.
– С ведьмами мне точно не сравниться, – нервно усмехнулась Белль и вдруг вспомнила одинокую фигуру Роуз Эйр в тёмном развевающемся на ветру платье и её вопрос: «Ты не видела моего малыша?» – Кстати, – проговорила она, потянувшись к бокалу. – Где вы похоронили Уолтера?
– Ты не перестаёшь меня удивлять, Аннабелль Грейс, – с лёгким разочарованием произнёс Адам.
– Я вспомнила про ведьм, потом про призрак Роуз Эйр и про то, что она искала своего сына, – коротко пояснила Белль ход своей мысли. – Вашего общего сына, – поправила она себя. – Я пытаюсь понять, почему она стала призраком. Возможно, дело в Уолтере? – предположила Белль. – Он тоже похоронен в склепе?
– Да, – подтвердил Адам, помолчав.
Белль задумалась: может быть, стоит перезахоронить его останки на кладбище?
– Какое тебе дело до Роуз? – после затянувшейся паузы спросил Адам с недоумением в голосе. – Она служила Х’гивхате, ненавидела фейри и убивала их.
– Я знаю, – ответила Белль. – Но мне жаль её. Она с таким искренним беспокойством искала своего ребёнка… – Белль вспомнила свой разговор с юной ведьмой. – А ещё, – добавила она, глядя во тьму, – Роуз ведь была матерью вашего ребёнка. Возможно, в этом истинный ключ снятия проклятия.
Адам не стал спорить.
– Пойдём, – сказал он.
Белль поднялась со своего места и последовала за непроницаемым сгустком тьмы. Почти у выхода из замка их догнал Лантерн с пальто Белль в руках.

Адам и Белль спустились в склеп. Могила Уолтера, совсем крохотная, с белым мраморным надгробным камнем, притаилась в стороне от могил родителей и брата Адама. «Уолтер Мэтью Спенсер. 10 – 31 октября 1864». Белль смотрела на тире между цифрами «десять» и «тридцать один», словно бы только сейчас осознав, как незаслуженно мало прожил этот мальчик. Надпись перед глазами подёрнулась пеленой, и Белль прижала ладонь к губам. Она не будет плакать, она здесь не за этим. Нужно решить, как поступить.
Выровняв дыхание, Белль спросила:
– А где захоронено тело Роуз?
– Там же, возле Багровой бухты, – ответил Адам.
– Возможно, дух её не упокоится, пока она не найдёт сына, – размышляя вслух, произнесла Аннабелль. – Но место вашего сына или на кладбище, или здесь. Он невинный младенец и заслуживает достойного упокоения. А Роуз – ведьма. Её нельзя перезахоронить на кладбище вместе с сыном, и здесь ей тоже не место. Конечно, она была вашей женщиной, но, если по замку начнёт бродить её призрак, я этому не обрадуюсь, – Белль нервно усмехнулась.
– Я не собираюсь её хоронить в склепе своей семьи, – успокоил её Адам с мягкой улыбкой в голосе.
– Хорошо, – кивнула Белль. – Но всё же что делать? Как помочь Роуз? И нужно ли помочь Уолтеру? – она задумалась. – Вы служили по нему мессу?
– Насколько мне известно… Эллиас приглашал священника, – помолчав, ответил Адам.
Белль поняла, что сам Адам не присутствовал на мессе. И неудивительно: ведь он только стал Чудовищем и наверняка был в отчаянии.
– Хорошо, – кивнула Белль. – Пусть преподобный Мэтью Ричардсон ещё раз отслужит мессу. Вы будете присутствовать, – решительно добавила она, глядя во тьму.
– Наконец-то ты открыла для себя удовольствие командовать, – чуть насмешливо заметил Адам.
– О, это так весело, – улыбнулась Белль. И, посерьёзнев, продолжила: – Месса может помочь Уолтеру, но едва ли поможет Роуз, – она задумалась.
Повисла пауза.
– Я поговорю с Эверин, – нарушил тишину Адам.
– Это было бы замечательно! – отозвалась Белль с восторгом.
– Кому, если не банши, знать о таких вещах, – в голосе хозяина замка прозвучала улыбка. – Я поговорю с ней после Рождества, – добавил он. – Надеюсь, ты готова немного подождать.
Белль, конечно, согласилась.

Следующий день Белль провела согласно своему установившемуся расписанию: после завтрака – прогулка верхом, после ланча – чтение «Книги пророчеств» в ожидании ужина. Аннабелль поняла, что действительно ждёт встречи с Адамом. Может быть, ей казалось, но, возможно, хозяин замка и впрямь изменился, стал мягче и внимательнее к ней, и Белль хотелось в это верить.
Когда они обменялись приветствиями, а Белль, утолив голод, перешла к десертам, Адам сказал:
– Скоро Рождество. Наверное, ты хочешь провести его в кругу семьи.
Белль замерла с кружкой чая в руке. К чему он ведёт? Неужели собирается отпустить её в Торнфилд?..
– Я спросил у Эллиаса, – продолжил Адам. – Утром двадцать четвёртого января обещают хорошую погоду. Он доставит тебя в Торнфилд на вертолёте и заберёт после полудня двадцать пятого.
Белль не верила своим ушам: Адам отпускает её к Уайтам? Больше, чем на сутки?
– Почему ты решил отпустить меня?.. – вырвалось у неё.
– В замке слишком тоскливо, – ответил тот. – Я не хочу, чтобы ты грустила в такой праздник.
Аннабелль подняла голову и всмотрелась в густую тьму, словно надеясь увидеть там ответ.
– Когда ты успел так измениться?.. – выдохнула она в недоумении, переходящем в восхищение.
Адам усмехнулся.
– Это очень великодушно и… – продолжила с восторгом Белль и смолкла. Ей нужно было подумать.
Конечно, она хотела поехать в Торнфилд. Связь в замке становилась всё хуже, а иногда и вовсе пропадала. Белль не удавалось созвониться с Вики по видео уже больше двух недель. От одной мысли, что скоро она сможет увидеть и сестру, и племянников, и Генри и, может быть, даже Фредерика, Белль стало теплее на душе. Провести свой любимый праздник в кругу семьи после почти двух месяцев разлуки – что может быть прекраснее?
Но… взаимоотношения с Адамом только-только стали налаживаться, он открылся ей, рассказав о фейри и показав своё истинное обличие, и Белль тоже стала больше ему доверять. То, что было достигнуто с таким трудом, может рассеяться как дым, если она уедет в Торнфилд. А потом ей снова не захочется возвращаться в холодный угрюмый замок…
А ещё Фредерик. На Рождество он наверняка вернётся из Лондона, и Белль понимала: нельзя им сейчас встречаться. Во-первых, она пообещала ему и себе дать время, чтобы разобраться: их чувства – это просто магия фейри или всё-таки нечто большее. А во-вторых, Белль боялась даже представить, что, встретив Фредерика, она не сможет позволить себе расслабиться, забыть о проклятии и ответственности перед варгисами, Адамом и Элфином, не думать о чарах фейри и о том, что она подавляет волю человека, которого она точно не хочет заставлять. Фредерик был для неё словно каникулы, которые она не заслужила, не сдав, пожалуй, самый главный экзамен в жизни.
– …И я очень благодарна тебе, – вновь заговорила Белль и улыбнулась. – Но я рискну вызвать твоё неодобрение и не воспользоваться твоей щедростью. – Она сделала паузу. – Я останусь на Рождество в замке.
Адам ответил после небольшой паузы:
– Я… не ожидал, что ты захочешь остаться… – в его голосе прозвучало изумление, смешанное с не очень тщательно скрытой радостью.
– Моя семья справится без меня, – Белль улыбнулась и, помолчав, спросила, взглянув во тьму: – Давно ли ты праздновал Рождество, Адам?
– Почти сорок лет назад, – негромко ответил он. – Аннабель Джейн любила наряжать ёлку, накрывать на стол, петь псалмы…
Сердце Белль затрепетало, когда она услышала, что Аннабель Джейн устраивала в замке праздник. Она словно почувствовала, что стала ближе к подруге.
– Если ты не против, – сказала Белль, – я бы хотела отпраздновать Рождество в замке с тобой, Эллиасом, варгисами и слугами.
– Я… – негромко произнёс Адам, – буду счастлив встретить Рождество с тобой, Аннабелль Грейс.

Утром накануне Сочельника Белль, Эллиас, Дэвид и Нил пошли на лыжах в лес, к подножию хребта Ружейников, чтобы выбрать пихту. Снег тихонько поскрипывал при каждом шаге, лёгкий морозец покусывал носы и щёки. Крохотные снежинки, кружась, летели с низкого белого неба, ложились на тяжёлые колючие лапы пихт и одежду шагающих друг за другом путников. Вскоре Белль издалека заметила великолепную красавицу-пихту – под десять футов[93 - Около трёх метров] высотой, стройную, ладную, глубокого тёмно-изумрудного цвета. Все четверо, залюбовавшись прекрасным деревом, решили его не рубить – жаль было губить такую красоту. Потом они увидели деревце поменьше – больше шести с половиной футов[94 - Около двух метров] в высоту, но рука вновь не поднялась срубить его. И варгисы и фейри вернулись в замок ни с чем. Белль было грустно, что на Рождество у них не будет наряженной пихты, но и радостно: ведь они сохранили дереву жизнь.
А к вечеру Дэвид и Нил притащили в обеденную залу пятифутовую[95 - Полтора метра] пихту, выкопанную с корнем, посадили её в огромную бочку и установили в центре помещения.
– Мы её потом обратно унесём, – деловито сказал Дэвид. – Ты же поможешь ей заново прижиться? – уточнил он.
– Конечно! – ответила Белль. Она была в восторге, что варгисы принесли живое дерево. – Давайте скорее её украшать! – сказала она.
Лантерн принёс целый ящик с игрушками: некоторые появились в конце пятидесятых девятнадцатого века, когда Адам ввёл традицию праздновать Рождество всем кланом, но большая часть – когда в замке жила Аннабель Джейн.
Вскоре вернулся Эллиас. По просьбе Белль он летал в Торнфилд за гирляндами, снежными шарами, сладостями и праздничной скатертью. Белль вместе с варгисами принялась наряжать замок. Было решено украсить столовую, лестницу, ведущую на первый этаж, гостиную и спальню Белль, а также комнаты варгисов. Начали с пихты: повесили сияющую белыми звёздочками гирлянду, затем ёлочные игрушки. Сначала все наряжали в тишине, обмениваясь лишь редкими репликами, но затем Дэвид нашёл стеклянного волка, которого привезла его мама из Лондона, когда он был ребёнком, и вскоре трое варгисов, как дети, принялись выискивать в коробке знакомые игрушки, делясь их историями. Белль слушала их, улыбаясь, и чувствовала себя такой счастливой, что её глаза наполнились слезами. Она взглянула во тьму, откуда за украшением следил Адам, и в этот миг она была уверена: он испытывает схожие чувства.
Потом все уселись за стол, и Белль стала плести венки из мирта, а Дэвид и Нил – из можжевельника, после чего Белль украсила можжевеловые веночки красными ленточками и нитями золотистых бусинок, а миртовые – серебристыми звёздочками. Венки варгисы повесили на двери жилых комнат.
Когда столовая была украшена, Белль пошла наряжать свою комнату, и вдруг увидела в коридоре Эллиаса, который открывал замок двери, стоявшей всегда запертой. Белль стало любопытно, и она подошла ближе. В руках у Эллиаса было несколько бумажных сумок из магазинов обуви и одежды.
– Я никогда не видела эту комнату открытой, – осторожно произнесла Белль: она не была уверена, что Эллиас захочет ей рассказать.
Но он вытащил ключ из замочной скважины, распахнул дверь и, пропуская Белль вперёд, ответил:
– Мы с Дреа жили здесь до проклятия.
Помещение было просторным, меблировка самая простая: широкая кровать, платяной шкаф, стол с секретером, на полках которого среди остальных книг Белль сразу приметила «Паломничество Чайлд-Гарольда» и «Потерянный рай».
Эллиас поставил пакеты на кровать. В них была одежда: пара белых рубашек простого кроя, бежевые и серые свободные брюки – явно женские, две пары тяжёлых ботинок на шнуровке большого размера – чёрные и коричневые, два добротных кожаных ремня в тон ботинкам и пара комплектов практичного женского нижнего белья. Эллиас открыл шкаф и, повесив и сложив туда одежду, сказал:
– У Дреа почти вся одежда истлела. Я решил обновить гардероб.
У Белль защемило сердце: вот она – настоящая вера в то, что у неё получится снять проклятие!
– Да, думаю… – проговорила она, стараясь скрыть дрожь в голосе, – новая одежда ей скоро понадобится.

Это было самое необычное Рождество в жизни Белль. Ведь она встречала его вдали от родных – вместе с варгисами, с теми, к кому она почти всю жизнь невольно относилась с предубеждением. А теперь Белль сидела с ними за одним столом, ощущая их мягкую силу, приглушённую мощь лесов, и это были приятные успокаивающие ощущения. Адам по обыкновению был на противоположном краю стола и по большей части молчал. Белль часто глядела в беспросветную тьму, окутывающую гигантское тело Зверя, и всё гадала, о чём думает сейчас Адам, что чувствует? Приятно ли ему наблюдать за праздничным застольем и оживлённой беседой или он ещё сильнее ощущает своё одиночество?..
Вскоре Лантерн принёс рождественский пудинг, присыпанный сахарной пудрой, украшенный кусочками апельсина, клюквой и веточками розмарина. Каждый получил добротный кусок, ароматно пахнущий бренди и изюмом, и Белль нашла в своей порции серебряную монетку, которая предрекала ей успех в грядущем году.
Потом они пели старинные рождественские песни. У Нила оказался великолепный тенор, и Белль получила настоящее удовольствие от дуэта с ним. Эллиас и Дэвид тоже неплохо пели – у них, как и у всех варгисов был отличный слух.
Вчетвером они спели «Гимн колокольчиков», «Гимн Ковентри» и так любимые Белль «Остролист и плющ» и «Тихую ночь».

После рождественского ужина Белль забралась под одеяло, и совершенно счастливая уснула под приглушённое мерцание бледно-золотых огоньков гирлянды, обвитой вокруг висящего над письменным столом пышного венка, сплетённого из веточек можжевельника. А во сне её ждала тёплая встреча с фейри, и праздник продолжился. Теперь Белль почти не сомневалась, что общение с тёзками – отнюдь не плод её воображения.

После завтрака Белль распаковала подарок от Вики, который привёз Эллиас. Это был кашемировый свитер оверсайз лавандового цвета с белыми облачками и снежинками. Белль немедленно надела его и почувствовала себя уютно словно дома. Во втором подарке было много разных коробочек сладостями – шоколадные конфеты с черносливом и миндалём, апельсиновое печенье; черничные, малиновые и смородиновые макаруны; белый шоколад с кусочками цветов; инжирный, земляничный, брусничный и морошковый мармелад; кокосовые конфеты с нежной помадкой и фундуком внутри и засахаренная клюква. Белль откусила от черничного макаруна и его вкус превзошёл все её ожидания – такой мягкий, нежный, необычный и тонкий. Белль повернула коробку с макарнунами и увидела на коричневом фоне золотую веточку с тремя апельсинами с исходящими от них лучами. Парижская кондитерская итальянского ученика шефа Гринуа. Эти сладости были вовсе не от Вики, как она сначала подумала.
И только Белль начала сердиться, что Фредерик даже не удосужился приложить записку, как нашла между коробками небольшой белый конвертик, перевязанный лавандовой лентой. В нём лежала маленькая открытка с ночным видом на курорт «Эдельвейс», а на обратной стороне было написано:
«С Рождеством!
Надеюсь, эти сладости порадуют тебя.
Ф.»

Белль улыбнулась: внутри у неё разлилось тепло, и она долго смотрела на ровные строки этого короткого послания, невольно представляя, как Фредерик писал их. Как она могла подумать, что он уезжал к Камилле?.. Потом Белль позвала Фезер, чтобы та принесла чая.
После чаепития Белль спустилась вниз, поздравила Эллиаса с наступившим Рождеством и спросила, кто передал ей коробку со сладостями. Тот сказал: Вики. Кивнув, Белль пошла в конюшню и оттуда поехала к Роще Праотцов, где сигнал мобильника ловил значительно лучше, чем в замке. Разговор с Вики получился не самым лёгким: связь периодически обрывалась и приходилось повторять почти каждую фразу по несколько раз. Возможно, из-за этого Белль показалось, что Вики чем-то озабочена и раздражена. На вопрос о Фредерике сестра ответила коротко: он вместе с Джеймсом ушёл скитурить в сторону Ружейников, и перевела тему. А ещё Белль начала подозревать (хоть сёстры ни разу не поднимали этот вопрос), что Вики расстроилась, когда Фредерик и Камилла расстались. Белль только сейчас задумалась: у Вики не было подруг, кроме Камиллы и самой Белль, а теперь Белль в замке, а Камилла уехала в Лондон и возможно, вообще прекратила общение с Уайтами.
Белль вернулась в замок расстроенной и задумчивой. В таком же настроении она съела свой ланч и пошла в библиотеку. Но потом решила: сегодня она позволит себе отдохнуть от «Книги пророчеств». Взяв с полки томик Агаты Кристи «Рождество Эркюля Пуаро», Белль устроилась с ним в кресле, поплотнее завернулась в плед и открыла книгу.
Вскоре она поймала себя на том, что пробегает по строчкам глазами и даже переворачивает страницы, но ничего не запоминает. Она заново начала читать первую главу, но смысл по-прежнему ускользал от неё. Лондон, Южная Африка, Стивен… Предприняв третью попытку, оказавшуюся такой же безуспешной, Белль захлопнула книгу.
Нахмурившись, Белль сидела в кресле. Как же нелепо грустить в Рождество, да ещё и в полном одиночестве! Может, Вики вовсе не была раздражена? То есть была, но она сердилась из-за плохой связи, а не на младшую сестру. В конце концов, Фредерик и Камилла – взрослые люди, сами могут решить, как им жить, и она, Белль, тут ни при чём. Как было бы всё просто, не будь она фейри…
Взгляд Белль упал на лежащий на столе потрёпанный томик «Детей Элфина». Интересно, кто положил его сюда? Год издания – 1839. Бережно развернув книгу на странице содержания, Белль прочла название первой истории: «Чудеса святой Кэтрин». Она никогда не слышала о такой святой.
Кэтрин Догвилль, до того, как стать святой, была самой обыкновенной фейри-полукровкой. Её родители, первородная фейри Лиара и перспективный молодой адвокат Эндрю Догвилль, приехали с Элфина в Эдинбург в 1536 году, когда их маленькой дочери не было и года. Кэтрин росла тихим, внимательным, сострадательным и добрым ребёнком. Она не могла пройти мимо ни одного брошенного зверька или нищего, просящего на паперти милостыню. Часто она делилась своей едой с бродячими котами и собаками, а мелкую монетку, которую отец давал ей каждое воскресенье на сладости, неизменно отдавала калекам, больным и нищим у собора святого Джайлса, куда она ходила с родителями каждое воскресенье. К семнадцатилетию дочери мистер Догвилль сколотил хорошее состояние, занимаясь адвокатской практикой, и, так как Кэтрин изъявила желание посвятить свою жизнь помощи нуждающимся, не стал настаивать на её замужестве. Мать тоже поддержала устремления дочери. Кэтрин вместе со своей старой няней и двумя слугами отправилась в путешествие по Шотландии. Вскоре Кэтрин случайно услышала разговор камердинера и горничной, как они скучают по дому, и отпустила их вместе с няней домой, а сама уехала в Лондон. Она всюду собирала несчастных и обездоленных, раздавая отцовские деньги, выданные ей на странствия. И как бы ни была велика сумма, однажды она закончилась. Тогда Кэтрин задумалась о том, чтобы зарабатывать себе на пропитание самой, не обращаясь к отцу. Она стала шить и вышивать на заказ, но этого едва хватало на еду и кров ей самой. Часто она отдавала последний кусок хлеба случайному встречному и не ела неделями.
Однажды Кэтрин пригласил в свой дом один богатый господин: его мать сильно занемогла и изъявила желание увидеть перед смертью фейри. Кэтрин немедленно пришла к ложу умирающей и стала ухаживать за пожилой леди. Та внезапно стала чувствовать себя лучше и, хоть она по-прежнему не могла встать с постели, у неё появилось желание жить. Так Кэтрин обрела дом. Она по-прежнему много шила на заказ, сидя у постели больной, и полученные деньги отдавала нищим. Однажды Кэтрин уколола палец иголкой, и на коже появилась капелька крови. Кэтрин хотела вытереть кровь салфеткой, но вдруг увидела сверкающий взгляд больной. Это удивило Кэтрин. «Дай мне», – попросила умирающая, не отрывая жадных глаз от алой капли. Кэтрин растерялась, но она не привыкла отказывать людям, и протянула палец с медленно затягивающейся ранкой. Больная прижалась к ранке губами, высасывая кровь с неистовостью умирающей от жажды. Когда Кэтрин попыталась отнять свою руку, женщина не позволила, вдруг вцепившись в палец зубами. Кэтрин вскрикнула и на её крик прибежал сын больной леди. Он остановил мать и увёл Кэтрин. А на следующее утро все с удивлением обнаружили: больная села на постели. Она извинилась за своё вчерашнее поведение и сказала, что чувствует себя гораздо лучше. Все в доме связали это с кровью фейри. Кэтрин тоже это поняла, и в тот же день подмешала свою кровь в воду больной. Так она делала около недели, пока больная не встала с постели и не пошла.
С того времени Кэтрин уверовала в свои способности и отправилась по стране, щедро делясь своей кровью с больными. Все встречали Кэтрин с восторгом и благодарностью. Пока однажды не съели заживо. Только косточки остались. Их-то и захоронили в соборе Сент-Джайлс и нарекли Кэтрин святой.
Автор книги иронизировал, но Белль чувствовала его негодование и злость, и ей были понятны его чувства: как это по-человечески – сначала убить, а потом причислить к лику святых. Впрочем, Церковь предала всех напавших на Кэтрин Догвилль анафеме, а светская власть – приговорила к тюремному сроку, но спустя сто лет Кэтрин нарекли коварной соблазнительницей и разжаловали из святых. А теперь о ней уже никто не помнит. Белль задумалась: как бы поступила она, если бы узнала, что её кровь может излечивать любые недуги? Дедушка говорил, что фейри могут исцелять только самых близких, кого любят больше жизни, но он никогда не уточнял, как это можно сделать. Видимо, с помощью крови. Наверное, он рассказал бы ей об этом позже, ведь она тогда была ребёнком. Белль вспомнила о битве при Пуатье во времена столетней войны и, сняв книгу с полки, устроилась в кресле.
Книга была посвящена двадцати двум погибшим в бою варгисам и девяти фейри-полукровкам, трудящимся в тылу. Оказывается, фейри действительно давали свою кровь раненым, чтобы те быстрее выздоравливали. Однако нужно было подпитывать выздоравливающего целительным ихором в течение трёх-восьми дней (в зависимости от тяжести ранения), а это истощало фейри. Кроме того, вскоре раненых становилось всё больше и больше, и всё чаще фейри не успевали справиться с их потоком. Люди умирали, так и не дождавшись помощи. Фейри с их высокой эмпатией и чувствительностью тонули в предсмертных ужасе и боли и вскоре, охваченные страданиями людей и желанием их спасти, они вскрывали себе вены, пытаясь напоить всех раненых и падали замертво, истощённые и обескровленные.
Белль сидела потрясённая, оцепеневшая. В её голове раздавались стоны агонизирующих людей, умоляющих о помощи, виделись бледные тени фейри, скользящие от одного раненого к другому, расточающие драгоценный ихор до последней капли.
Вдруг послышались тихие шаги Лантерна.
– Мисс, – произнёс он. – До ужина полчаса.
Белль благодарно кивнула, положила книгу на место и пошла к себе – согреться в ванной и переодеться.
Лорд Спенсер всё реже выбирал для неё платья, и Белль словила себя на мысли, что испытывает по этому поводу противоречивые чувства: с одной стороны, ей было приятно – ведь он начал уважать её желания, с другой – порой её охватывало беспокойство: вдруг ему теперь просто всё равно? Хотя природу второго чувства Белль не могла себе объяснить.
Аннабелль надела подаренный сестрой лавандовый свитер и мягкие белые брюки из тонкой шерсти. Собрала часть прядей на затылке лавандовым бантом, позволив волосам свободно падать на спину, и пошла в столовую.
Там мигала огоньками гирлянды пихта, кидая на тёмные стены уютные блики. Белль поздоровалась с хозяином замка, волнуясь, как он отреагирует на то, что она пришла не в платье, а в свитере и брюках. Но тот лишь поприветствовал её и поздравил с Рождеством.
Белль с аппетитом съела праздничный ужин, то и дело глядя на букет алых роз в вазе. Вчера стол был украшен традиционным миртом, плющом и можжевельником, а сегодня здесь был лишь роскошный букет алых роз. Белль вскоре поняла, что это те самые розы, ставшие красными из-за её магии. Аннабелль всё гадала – уникально ли её умение или другие фейри тоже умели изменять цвет растений? Наверное, первородные фейри умели. Им всё было по плечу. Возможно, они бы выжили в битве при Пуатье, не обезумели бы от страданий и не растратили бы всю силу до капли. Белль отставила кружку с чаем и потянулась рукой к розам. Она с силой нажала большим пальцем на чуть загнутый острый шип, расцарапывая кожу до крови. Потом отняла руку, наблюдая, как ранка на подушечке медленно затягивается. Несколько медленнее, чем раньше – так ей показалось.
– Думаешь о дефлорации? – раздался чуть насмешливый голос лорда Спенсера.
Щёки Белль запылали, точно к ним приложили железо. Ни о чём таком она не думала. И вообще… Она никогда раньше почему-то не задумывалась об этом относительно себя. Вскоре ей удалось овладеть собой, и она осознала, что дефлорация для фейри и впрямь может стать проблемой. Ведь все раны у неё заживают. Получается, это придётся снова и снова…
– Стесняешься спросить? – голос Адама улыбнулся. – Понимаю. Но на самом деле всё просто: нужно всего лишь выпить крови партнёра, после чего испытывать эту боль больше не придётся.
Белль была благодарна ему, что он не заставил её спрашивать и что утолил её любопытство, но она не смогла выдавить из себя ни слова: ей было очень неловко и некомфортно от этого разговора. Но вскоре она всё-таки нашла в себе силы уточнить:
– А другая рана или царапина после этого тоже… не заживут?
– Нет, всё остальное заживает как обычно у фейри, можешь быть спокойна, – в голосе Адама послышалась улыбка.
Он произнёс последнюю фразу с такой уверенностью, заставив Белль подумать: похоже, он лично проверил, как это работает, и к её щекам вновь прилила кровь.
Аннабелль взяла кружку с уже остывшим чаем и в несколько глотков допила его. Лантерн тенью скользнул к столу и налил ей свежего. Белль вдруг осознала, что стала воспринимать Лантерна как предмет обстановки: вот сейчас он был рядом во время не самого комфортного разговора, а она совершенно забыла о его присутствии.
– На самом деле, – произнесла Белль после небольшой паузы, – я думала о святой Кэтрин, которую съели люди, чтобы исцелиться. И про девятерых фейри, которые обескровили себя во время битвы при Пуатье, чтобы спасти умирающих людей. – Она помолчала. – Получается кровь всех фейри может исцелить любой недуг? – спросила Белль, глядя во тьму.
– Любой – лишь временно, – ответил лорд Спенсер. – Без крови фейри болезнь через некоторое время вернётся. Лучше всего кровь фейри исцеляет ранения, помогает сращиваться переломам, не даёт появиться инфекции.
– Значит, смерть от лейкемии кровью фейри можно лишь отсрочить, – задумчиво произнесла Белль. – Или много лет давать больному кровь, – добавила она.
– Да. И с каждым разом придётся увеличивать дозу, – подтвердил Адам. – Кровь детей Лилит – увы, не панацея.
– Кровь варгисов и сирен тоже может спасти человеку жизнь?
– Варгисов – точно. И сирен тоже, если верить легенде об Элинне.
– А она давала свою кровь человеку? – удивилась Белль. – Значит, так она спасла принца?
– Да.
– Жаль, дедушка не рассказал мне об этом… – взяв в руки чашку с чаем, задумчиво проговорила Белль.
– Фейри сочувствуют боли всех живых существ, – ответил Адам. – Джеймс боялся, что ты будешь растрачивать свою кровь, как святая Кэтрин, и погибнешь.
Белль кивнула. Помолчав, она сказала:
– К счастью, я совершенно не склонна к такому самопожертвованию, – и улыбнулась. – Доброта Кэтрин Догвилль соседствовала с крайним безрассудством.
– Очень верные слова, – произнёс Адам. – Я рад, что ты это понимаешь и не станешь понапрасну рисковать собой. – Он помолчал. – У меня есть для тебя рождественский подарок, Аннабелль Грейс, – в голосе Адама прозвучала улыбка, а сердце Белль приятно ёкнуло в предвкушении сюрприза. – Надеюсь, он тебе понравится.

Белль шагала вслед за Лантерном по коридорам замка, гадая, какой подарок её ждёт и ощущая, как следом двигается густая тьма, мягко ступающая чешуйчатыми лапами. Лантерн прошёл мимо тяжёлых резных дверей библиотеки в зал с роялем. Там царил тёплый полумрак, нарушаемый лишь тёплыми огоньками свечей. Белль с её острым зрением фейри разглядела контрабасы, виолончели, скрипки и сидящих с ними музыкантов в черных брюках и рубашках со стоящими воротниками и белыми колоратками. Зал медленно наполнился густым янтарным светом прожекторов, высвечивая музыкантов, которые как один медленно поднялись со своих мест, в молчанье глубокими поклонами приветствуя вошедших.
«Fratres in spiritu»… – пронеслось в голове у Белль, сердце затрепетало от восторга. Она заняла поставленное для неё единственное кресло посредине зала, и тогда музыканты плавно как один опустились на свои места. «Fratres in spiritu» заиграли без предисловья, не объявив ни названия произведения, ни даже композитора. Да это было и не нужно, ведь оба зрителя отлично знали эту поэму, которая шелестом ветра в дубовых кронах рощи Праотцов, россыпью брызг залива святого Элреда, пением соловья в Сумеречном лесу возвращала их на Элфин, наполненный магией. Низкий голос контрабаса вдруг шагнул вверх, к усыпанному сверкающими звёздами первозданному небу, его подхватили голоса виолончелей и скрипок, и «Остров Блаженных» Наннерль Моцарт разлился в душах замерших слушателей, наполнив пронзительной любовью Создательницы к своим детям. Белль остро ощутила в этот миг, что утратил Элфин после проклятия – и, возможно, утратил навсегда. Но она отдалась музыке, заворожённо наблюдая за мягкими точно взмахи крыльев птицы покачиваниями смычков в руках скрипачей и виолончелистов, за плавными движениями контрабасиста, водящего смычком по струне медленно и уверенно, как опытный кормчий ведёт корабль в незнакомых ему водах, и за вторившим первому в неспешном ритме флажолетами и пиццикато вторым контрабасистом. И Белль казалось, что музыка поднимает её над землёй…

Когда музыканты закончили играть, по лицу Аннабелль струились слёзы. Ей казалось, будто музыка сияющей энергией творения расцвела в сердце, и теперь по жилам текла магия первозданного Элфина.
Один из виолончелистов поднялся и произнёс:
– Для вас прозвучала симфоническая поэма «Остров Блаженных», написанная Наннерль Моцарт в 1767 году. Была адаптирована для струнного оркестра в 1958 году фейри Джеймсом Тэйлором и Эмбер Найтингейл и впервые исполнена в этой адаптации в Венской Опере коллективом «Fratres in spiritu» в 1976 году.
Услышав имя дедушки, Белль обмерла, сердце пропустило удар. Дедушка вместе с Эмбер создали её любимое звучание «Острова Блаженных»!.. Белль ощутила, будто она стала на шаг ближе к встрече с тем, кто всегда был ей ближе и роднее всех на свете. Она подумала, что никогда она не чувствовала всё вокруг столь ярко, как сейчас, точно жила в полумраке. Её лицо было мокрым от слёз, её сердце – переполнено благодарностью к музыкантам и Адаму, озарено надеждой вновь обнять дедушку и радостью единения с былым величием Элфина.
Белль поднялась с кресла и произнесла:
– Благодарю вас, – голос дрогнул, и она не смогла продолжить фразу от вновь подступивших слёз.

Затем «Fratres in spiritu» исполнили столь любимый Белль «Реквием», написанный в шестнадцатом веке фейри-полукровкой Уильямом Сноу. Ей вновь вспомнилось ясное июньское небо в день похорон альпинистов, цветные отблески витрин в церкви святого Элреда, нежный шёлк дедушкиного шейного платка, который ей в тот день отдал Фредерик, и нежный аромат белых роз, падающих по одной в свежие могилы погибших, чтобы позже прорасти кроваво-красным костром.
Белль снова задумалась о пророчестве. «Егда расцвете шипок белый в сердце фаран, и ста червленосветлым…» Изначально Белль предположила, что здесь речь идёт о развитии способностей фейри, которая снимет проклятие. Что «сердце фаран», следует интерпретировать как сердце, в котором подобно цветку в пустыне трудно прорасти магии. Но ведь Аннабель Джейн сумела изменить цвет розы с помощью своей магии, однако это не помогло разрушить тёмные чары, а значит, пророчество, вероятно, следует истолковывать иначе. Что, если под сердцем-пустыней подразумевается вовсе не сердце фейри? Белль захотелось обернуться и посмотреть туда, где возвышалась фигура Чудовища. Но Белль знала: она увидит лишь густую тьму. Если лорд Спенсер не лгал ей и правда никогда не испытывал любви, то, может быть, речь идёт о его сердце?..

Глава 26. Чужие тайны
Двадцать седьмого декабря Белль с самого утра была сама не своя. За завтраком она долго сидела в гостиной у камина, в глубокой задумчивости глядя на огонь и забыв про еду. Сегодня был день рождения Фредерика, и Белль очень хотелось позвонить ему: услышать его голос, поздравить, поговорить… Но с каждой минутой ей всё отчётливее казалось: это будет нечестно по отношению, в первую очередь, к самому Фредерику, ведь причина, по которой Белль отпустила его, никуда не делась, а во-вторых, нельзя так поступать с Адамом – это просто жестоко. Но Фредерик – часть её семьи и останется ею, а значит, поздравить надо.
Отбросив идею со звонком, Белль на ходу размышляла, что написать. Она шла среди сугробов к роще Праотцов, где сигнал телефона ловил гораздо лучше и иногда даже можно было выйти в интернет. Сыпал мелкий снег, Белль опустила капюшон плаща пониже и, достав из кармана мобильник, нашла в телефонной книге контакт Фредерика. Потом не удержалась и открыла его профиль в соцсетях, а там – новое фото с ледолазания: глядя в камеру, Фредерик улыбался в лучах рассветного солнца, а в руках у него был знакомый чёрно-зелёный ледовый молоток, занесённый над волной сияющего льда… Белль вдруг охватило волной невыразимой нежности, и нежданные слёзы заструились по её лицу, застывая на щеках хрупкими ледяными дорожками. И тогда Белль поняла: она не сможет написать то сухое поздравление, которое собиралась.
«С днём рождения, Фредерик! – напечатала Белль, вытерев слёзы. – Я надеюсь, у тебя всё хорошо, и Аарон и Джеймс снова придумали для тебя крутое поздравление :) Я от всего сердца желаю тебе большого настоящего счастья, где бы и с кем бы ты ни был. Ты заслуживаешь самого лучшего, что есть в нашей Вселенной.
Крепко обнимаю тебя».

Когда она, вернувшись в замок, стряхивала с одежды и обуви снег, телефон её коротко завибрировал. Это пришёл ответ от Фредерика – одно короткое слово: «Спасибо».

Когда Белль шла после ланча в библиотеку, то услышала далёкие голоса.
– Я не имею никакого отношения к тому, что он сделал, Эби. – Это был голос Адама. – Хочешь кого-то обвинить? Начни с себя. Ты могла бы рискнуть и спасти всех, но выбрала спасти лишь того, кто был дорог лично тебе.
– Я не могла спасти всех, – возразил незнакомый женский голос. – Я не видела лишь смерти Джеймса, поэтому велела ему уехать. Киран со мной согласилась.
Белль замерла, прислушиваясь к каждому слову. Джеймс? Это про дедушку? Киран? Банши? А Эби – сокращение от Эверин?.. В замке настоящая банши?
Аннабелль тихонько, на цыпочках, едва касаясь пола, побежала на звуки голосов.
– Я не осуждаю тебя, Эби, – смягчив тон, произнёс Адам. – И Киран тебя понимала. Но не обвиняй меня. Неужели ты думаешь, что после всех трагедий, произошедших по моей вине, я мог убить семнадцать фейри ради собственной выгоды?
– Многое мне ещё неясно, Адам, – ответила Эверин. – Но теперь я знаю точно: Джулиан Красовски приехал на Элфин по твоей просьбе, – возразила Эверин.
– Никто не мог предположить, что он обезумит, – ответил Адам, помолчав. – Но я пригласил тебя не за этим.
– Джеймс сам должен был рассказать обо всём Белль, – ответила Эверин. – Когда она вырастет.
– Она заслуживает знать, – настаивал Адам. – И она больше не ребёнок.
Повисла пауза.
– Я расскажу. – Голос Эверин прозвучал твёрдо.
– Она должна быть в это время в библиотеке, – сказал Адам.

Белль, подобрав подол тяжёлого тёплого платья, кинулась обратно в сторону библиотеки. Оказалось, можно было так не спешить: Эверин пришла лишь спустя семь минут.
Услышав, как двери в библиотеку открываются, Белль вышла навстречу гостье. Это была статная девушка на вид лет восемнадцати-двадцати, со светлой кожей, прозрачно-серыми пронзительными глазами и серебристо-пепельными волосами, которые волнами падали ей на грудь и спину. Платье с длинными рукавами и воротником под горло было чёрным, расшитым кружевом из сотен бражников; оно обтягивало стройную фигуру, ниспадая тяжёлыми складками до самого пола.
– Здравствуй, Аннабелль, – произнесла Эверин.
– Добрый день, – ответила Белль.
Банши пошла вглубь библиотеки, жестом велев следовать за ней. Она остановилась у витражного окна, бросающего цветные отблески на два кресла, утопающих резными ножками в персидском ковре.
Сев напротив Белль, Эверин начала:
– Мне хочется, чтобы ты знала: я не собиралась ничего от тебя скрывать. Джеймс сам должен был тебе всё рассказать, когда ты подрастёшь. Он не дал мне никаких указаний и, хоть я знала – он вернётся нескоро, не представляла, когда и как рассказать тебе всё. Адам настоял, чтобы я сделала это сейчас.
Аннабелль слушала с большим вниманием, и что-то в движениях собеседницы, в ритме её голоса казалось смутно знакомым. Белль гадала, где же могла встречать сидящую перед ней девушку, но никак не могла вспомнить. Может быть, они встречались, когда Белль была совсем малышкой?.. Отгадка была где-то очень близко, и Белль ужасно хотелось самой отыскать её.
– Когда вы познакомились с дедушкой? – спросила Белль.
– В 1854 году, – ответила Эверин. – Я банши, как ты уже поняла из нашего с Адамом разговора.
Щёки у Белль вспыхнули.
– Моё имя – Эверин. Но люди и ты знаете меня под другим именем.
Вихрь серебристо-чёрных бражников окутал банши и соткал новое тело, новую одежду. Белль изумлённо выдохнула: перед ней предстала Эбигейл Уэлш.
– Крёстная?..
В чувствах и мыслях Аннабелль царил хаос. Её мир сделал кульбит с переворотом и встал с ног на голову. Но Белль дала себе время подумать, и вскоре произошедшее стало обретать смысл и в конце концов показалось вполне логичным. Она знала, что у дедушки и мисс Уэлш было совместное прошлое и они сохранили добрые отношения. Теперь Белль начала понимать, насколько давнее у них было прошлое.
Возможно, Эбигейл Уэлш и была той первой и самой большой любовью дедушки. Белль хотелось спросить об этом, но, посчитав вопрос неуместным, промолчала.
– Ты не сердишься на меня, Аннабелль? – взглянув на крестницу, негромко спросила банши знакомым голосом мисс Уэлш, когда пауза слишком затянулась.
Белль задумалась. И, подумав, честно призналась:
– Я не знаю. – Помолчав, она улыбнулась и добавила: – Но я рада узнать об этом. И кажется, – вновь прислушавшись к себе, произнесла Белль, – во мне нет злости на вас. Расскажите, как вы познакомились с дедушкой?
И Эбигейл Уэлш начала свою историю.
Ей было одиннадцать, когда она встретила Джеймса. Это случилось в день летнего солнцестояния в 1854 году, когда шестнадцатилетний Адам Спенсер впервые собрал всех детей Лилит на праздник в Багровой бухте. Там были все: варгисы, фейри, нимфы, единороги, сирены, банши… Даже старый кентавр Эрондд пришёл на празднество. Хотя настроен он был мрачно: «Иногда хочется поверить, что видишь рассвет, но, наблюдая положение светила над горизонтом, не стоит себя обманывать. Иначе, когда вместо света придёт тьма, ужас обуяет твои разум и чувства». Однако пессимизм не помешал ему вместе со всеми пить пряное вино, щурясь на пламя высокого костра, достигавшего, казалось самых небес, и подпевать старым народным песням.
Джеймсу было восемнадцать. Он танцевал всю ночь напролёт, приглашая девушек из варгисов и фейри, а ещё сирен (они тогда могли свободно выходить из воды на несколько часов) и нимф (те легко покидали места, которые оберегали). Но каково же было удивление маленькой Эбигейл, когда Джеймс сумел увлечь в круг танцующих её наставницу Киран! Эби казалось, что старшая банши вообще не способна веселиться, а тут она отплясывала рил вместе со всеми и улыбалась!
С того дня дети Лилит стали собираться вместе всё чаще: сначала по праздникам, а затем в честь первого оборота нового варгиса. Днём праздновали все, а на ночное торжество и первую охоту оставались только варгисы. Позже стали праздновать первое проявление цветочной магии фейри. Все собирались на свободной поляне вокруг виновника или виновницы торжества и скандировали: «Цветов! Цветов!» И фейри обязательно выращивал целую поляну цветов, с которыми пробудился его дар.
Такие праздничные собрания объединяли детей Лилит, у варгисов и фейри в союзе с людьми стало рождаться больше детей, и, казалось, Элфин постепенно вновь становится домом для тех, для кого Лилит его создала.
Адам сумел не только объединить своих братьев и сестёр, но и договориться с людьми, и они стали прислушиваться к его мнению. Он организовал из представителей семей первых поселенцев Торнфилда Совет (позже он стал называться Советом Основателей), и возглавил его.
Никогда на Элфине не было так хорошо, как в те годы! Чувство единения, взаимопонимания, любви и радости царило среди детей Лилит. Однако Эбигейл видела, какой задумчивой в последнее время стала Киран, всё чаще погружаясь в безрадостные видения и размышления, как качал седой головой старый кентавр Эрондд и говорил о страшном зле, что уже близко. Но Эбигейл много времени проводила с Джеймсом, а с ним все печали и тревоги казались нипочём. И даже странное видение, посетившее Эбигейл летом 1857 года, лишь ненадолго лишило покоя.
Это случилось двадцать восьмого августа, когда дети Лилит собрались праздновать первый оборот юной волчицы.
Солнце стояло в зените, взрослые варгисы расставляли столы и палатки неподалёку от Волчьего Клыка, дети плавали в замковом рве, ловя лягушек и ужей. Адам был то здесь, то там, раздавая распоряжения и участвуя в организации праздника, на который должны были прибыть варгисы из Китая. Ведь теперь варгисы со всего света мечтали присоединиться к элфинским, и Адам желал дать каждому из них дом.
В тот день четырнадцатилетняя Эбигейл каждый раз, когда видела высокую фигуру Адама, ощущала беспокойство своих бражников: они зудели под кожей, навязчиво шелестели в голове, влекли её к молодому альфе, и в конце концов Эбигейл не выдержала. Она подошла к Адаму и, ухватив его за запястье, будто рухнула в густую вязкую тьму. Эбигейл увидела черноволосую женщину с зелёными глазами и искажённым ненавистью лицом. Женщина взяла Адама за руку, переплела их пальцы и потянула за собой во тьму. Бражники шептали, и в шёпоте их был ужас и боль. С губ Эбигейл слова слетели сами, а собственный голос прозвучал глухо и незнакомо: «Тьма приближается. Не верь черноволосой женщине с зелёными глазами».
После чего Эбигейл смогла разжать ладонь, отпуская запястье Адама, и потеряла сознание. Так закончилось её первое видение. Позже она узнала: обычно банши не падают в обморок, когда произносят пророчество. Киран велела юной Эбигейл и Джеймсу, ставшему невольным свидетелем, ничего никому не рассказывать. Адам не воспринял всерьёз слова четырнадцатилетней банши и не особенно внял заверениям Киран о важности первого предсказания, которое вероятно исполнится в ближайшие годы. Альфа варгисов был молод и самоуверен и ему казалось, он сам кузнец своей судьбы, а значит пророчества не властны над ним и ему нечего боятся.
Однако в 1861 году на остров прибыл ковен. Правда, сначала никто не понял, что эти пять милых девушек – ведьмы. Они источали искреннее горе и попросили приюта на острове. Даже сирены пропустили их, а Адам сначала позволил им поселиться в Торнфилде, а в конце 1862 года предложил переехать в Волчий Клык. А затем стали пропадать первородные фейри. Многие думали, что они просто уходили в Лэитель, но туда нельзя было войти без банши. Однако среди детей Лилит по-прежнему царило безмятежное веселье, и никто не предполагал, что скоро привычный мир рухнет.
В апреле 1863 года на волне лихорадочной радости, какая бывает накануне катастрофы, Джеймс и Эверин, чья дружба переросла в любовь, обвенчались в торнфилдской деревянной церкви святого Николая (на её месте в 1927 году после пожара построили каменную церковь и освятили в честь святого Элреда).
Через месяц Киран и вошедшая в силу Эверин открыли Лэитель на выход впервые за двадцать лет. Однако никто не захотел возвращаться на Элфин, а октябре обнаружилось, что первородных фейри убивают ведьмы, охочие до магии детей Лилит, и помогают им в этом варгисы! Тогда в Заповедник ушли оставшиеся в живых единороги и все первородные фейри, а святой Элред исчез. Многие считали, он ушёл в Лэитель, но Киран и Эверин знали: это не так, и боялись, что его убили ведьмы в ночь Самайна, потрясшую ужасом и болью всех детей Лилит. Хотя надежда, что святой Элред всё-таки жив, оставалась: он обладал очень сильной магией, ходили слухи – даже умел путешествовать во времени, и никто не знал, откуда он пришёл.
Последний год перед проклятием был опутан липкой паутиной тоски и обречённости. Дети Лилит ждали неизбежной катастрофы с глухим равнодушием. Многие поговаривали об уходе в Лэитель или хотя бы отъезде с Элфина, но дальше разговоров дело не шло. Некогда цветущий оазис острова Блаженных превратился в мрачное оплетённое паутиной логово ненасытных паучих, жадно выпивающих магию из всего, до чего дотягивались.
Эверин и Джеймс жили тогда в Торнфилде. Джеймс был полон решимости уехать с Элфина, но не хотел оставлять жену одну, ведь она не могла покинуть остров, а у неё не хватило мужества настоять на его отъезде.
К августу 1864 года ведьмы почувствовали себя хозяйками на острове и перестали скрывать свои убийства. Всё больше фейри-полукровок и варгисов находило смерть в Волчьем Клыке. Однако в двадцатых числах октября весь ковен бесследно исчез. А в ночь Хэллоуина на Элфин пало проклятие. В первую очередь пострадали, конечно, Адам и варгисы. Но не только они. Банши стали чаще видеть во снах гибель Элфина, а на фейри-полукровок, родившихся после проклятия, обрушилась иррациональная ненависть людей с одной стороны и такое же слепое обожание с другой. Нимфы часто стали терять свою телесность и разум, растворяясь в потоках природной энергии, а сиренам стала нужна кровь для того, чтобы не стать пеной морской. Первозданный Элфин умер, и детям Лилит оставалось выживать на его мёртвом остове или уходить в Лэитель. Варгисы, оказавшиеся запертыми в одной из ипостасей, полностью лишились возможности уйти в Заповедник: он не пускал их, чувствуя скверну Х’гивхаты. От варгисов отвернулись фейри, которые не смогли простить убийство своих братьев и сестёр. С каждым десятилетием разрыв между варгисами и фейри возрастал, и, наверное, это было худшим последствием деяний Айрин Бёрд.
Шло время. Летом 1951 года тревожные и пугающие сны, преследовавшие Киран и Эверин с проклятия, участились и стали повторяться точь-в-точь: залитые кровью улицы Торнфилда, чёрные небеса без единой звезды, замершие точно на фотографии морские волны, безликий голос, говорящий о нечестии, что должно быть смыто кровью, и громкий пьяный смех невидимых людей. Обе банши понимали: должно произойти нечто ужасное, но не знали, как предотвратить беду. Банши жгли полынь, кормили бражников молоком, смешенным с собственной кровью, чтобы видения стали ярче.
В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое октября, первую ночь, которую Эверин и Деймс провели в своём новом доме, Эверин увидела сон: белоснежные скатерти, хрустальные бокалы и графины с вином, много изысканной еды, песни и пляски пьяных людей, а на траве, у ножек стола – тела фейри с бледными неподвижными точно маски лицами и кровью на приоткрытых губах. Эверин видела среди мёртвых фейри всё больше знакомых лиц, и боялась одного – увидеть среди них Джеймса. Она попыталась проснуться и вскоре ей это удалось: реальный Джеймс увидел, что её мучает кошмар и помог очнуться. Эверин рассказала ему о своём видении и попросила немедленно уехать в Линденшир, обещая предупредить остальных фейри – очевидно, трагедия должна произойти на завтрашней свадьбе у Блэков. Эверин отправилась к Ламбертам, но никого не застала. Также было и у Льюисов. Не успела Эверин с облегчением вздохнуть, как оказалось, Блэки перенесли свадьбу на день раньше, и все гости уже на месте. Джеймс тоже был приглашён, но о смене даты его не предупредили. Неужели решили оставить в живых или его спас внезапный переезд в новый дом?..
Эверин и Киран отправились в «Приют альбатроса», но там никого не было: свадьбу перенесли в усадьбу Блэков. Когда банши прибыли туда, все фейри были уже мертвы.
Джеймс едва не сошёл с ума, почувствовав смерть своих родичей. Эверин уговорила его уйти в Лэитель, пока он не успел навредить себе. А затем Киран рассказала о своём видении: проклятие будет снято последней фейри. Но Эверин ещё тогда заподозрила: видение посетило старшую банши значительно раньше, ведь Аннабель Ламберт втайне от всех переехала в Волчий Клык ещё летом. Пока варгисы разбирались с убийцами фейри, было решено отыскать Эмбер и попросить её и Эйдана уйти в Лэитель, позволив пророчеству о последней фейри исполниться. Киран и Эверин верили, что у Аннабель Ламберт есть шанс разрушить злые чары, пусть и небольшой. К сожалению, никто не знал условия Айрин Бёрд, при котором проклятие разрушится, и это затрудняло поиск решения.
Эмбер и Джеймс пробыли в Лэителе больше четырёх лет, но проклятие так и не удалось снять. В 1956 году они вернулись на Элфин и вместе уехали в Италию, где прожили два года, после чего Джеймс вернулся на остров, наконец придя в себя. Он вместе Эверин стал часто гостить в Волчьем Клыке в попытках разобраться, как снять проклятие. Джеймс и Эверин полюбили Аннабель Джейн и поддерживали её: она сильно переживала, что возложенные на неё надежды не оправдываются.
В 1967 году Джеймс и Эверин расстались, и Джеймс уехал в путешествие по Англии и Шотландии. В 1969 году в Эдинбурге он встретил Эмму Свон, свою будущую жену. Они поженились в 1976 году, а через год у них родился сын Майкл, фейри. В 1980 родилась дочь Софи, человек.
Историю своей семьи Аннабелль знала хорошо, исключая информации о первом браке дедушки. Белль заметила, как эмоционально говорила её крёстная о событиях девятнадцатого века и об убийстве фейри в 1951, и как сухо – о случившемся после. Белль хотелось узнать, почему дедушка и крёстная расстались, но решила: раз Эверин сама не рассказала, значит, возможно, это до сих пор причиняет ей боль.
Однако, помолчав, Эверин взглянула на крестницу и спросила сама:
– Тебе, наверное, интересно, почему мы с твоим дедушкой решили расстаться?
Белль кивнула:
– Однажды он сказал, что всегда любил лишь одну женщину, и я ещё тогда догадалась, что он говорил не о бабушке.
– Я тоже очень его любила. – Мисс Уэлш отвернулась. На лице её играли отблески витражного окна, сквозь которое глядел угасающий день. – Для банши это неправильно. Я стала слишком эмоциональной, человечной. Живой, – она грустно улыбнулась. – Так случается, когда влюбляешься в саму жизнь.
Она помолчала.
– Но я ни о чём не жалею, – она улыбнулась крестнице. – Я бы вновь прожила ту же жизнь, ничего не меняя. Я была счастлива с Джеймсом. Поэтому и настояла, чтобы он женился на человеческой женщине. Он знал: у нас не может быть детей, ведь я банши. Но только его собственные дети-фейри могли залечить его раны, нанесённые смертью всех его братьев и сестёр. Он был счастлив, когда родился Майкл, и едва не сошёл с ума, когда потерял его. Но потом родилась ты, – мисс Уэлш улыбнулась, взглянув на Белль. – Он любил тебя больше жизни. – Она помолчала. – А я любила его. Поэтому не позволила ему погибнуть под той лавиной.
– Значит, вы были там в тот день? – тихо спросила Белль.
– Нет, – покачала головой Эверин. – Иногда, очень редко, банши могут открыть портал на расстоянии, если хорошо знают того, кому открывают его. Я почувствовала смертельную опасность, угрожающую Джеймсу, и открыла Лэитель.
Белль и самой приходила в голову такая идея, однако в «Книге творения» об этом ничего не было написано. Потом Белль подумала: значит, банши могли отправить всех фейри в Лэитель прямо из усадьбы Блэков?..
– Вы когда-нибудь ещё делали так? – спросила она. – Открывали портал в Лэитель на расстоянии?
– Я пыталась несколько раз, – ответила банши. – Но получилось только однажды.
Белль кивнула. И, помолчав, взглянула на крёстную с надеждой:
– Когда дедушка вернётся?..
– Через восемь лет, – ответила Эверин. – Не раньше, чем Джиови исполнится двадцать, и она войдёт в силу.
Восемь лет!.. Слишком много… Белль казалось, встреча с дедушкой гораздо, гораздо ближе.
– Мне будет двадцать семь, – задумчиво проговорила Белль. – Дедушка пропустил всё моё отрочество, пропустит и юность…
– Думаю, он расстроится больше тебя, – с горечью проговорила Эверин. – Он скажет, что выжил бы в лавине, потому что удачливый. Ведь наблюдать за тем, как ты растёшь, и быть рядом, для него было самым важным. Но лавина была третьим случаем за последние два месяца, когда он едва не погиб. Я не хотела больше рисковать.
– Я думаю, вы поступили правильно, крёстная, – произнесла Белль. – Но мне жаль, что вы не сказали мне раньше, что он жив. Мне было бы гораздо легче.
– Я всегда говорила тебе, что он жив, – возразила Эверин.
– Я имею в виду, как банши, – пояснила Белль.
Эверин отвернулась к окну:
– Я тоже жалею об этом. – В её голосе прозвучала горечь.
Чуть позже Белль спросила:
– Это вы сказали маме назвать меня Аннабелль?
Эверин помолчала.
– Да, – кивнула она. – Ей понравилось это имя, и она согласилась. О пророчестве твоя мама не знала… – Эверин отвернулась и вздохнула. – А вот Джеймс рассердился, когда узнал. Два месяца меня избегал, уговаривал твою маму выбрать любое другое имя… – банши грустно улыбнулась. – Стал называть тебя Белль и никогда не упоминал твоё полное имя…
Белль задумалась: дедушка в самом деле никогда не называл её «Аннабелль». Но тогда её это не удивляло, ведь она была маленькой девочкой.
– Дедушка не хотел, чтобы я сняла проклятие с острова? – спросила Белль.
– Он боялся, что ты можешь пострадать.
Белль вспомнились слова Фредерика: дедушка и Эмбер собирались увезти её с острова. Может, именно поэтому?.. Знала ли об этом крёстная?
– А почему тогда он не увёз меня с Элфина? – спросила Белль.
– Он опасался вампиров, – ответила Эверин.
Поразмышляв, Белль поняла: похоже крёстной ничего не известно о плане дедушке и Эмбер. Почему дедушка не поделился планами со своей бывшей женой?.. Поколебавшись, Белль решила не ворошить прошлое, чтобы не причинить крёстной боль. Всё равно уже ничего не изменить.
– Расскажите мне о Джиови, – попросила она.
– О, ты её знаешь, – лицо крёстной посветлело. – Это моя ученица, Джо О’Лири. Я присматриваю за ней с той самой минуты, когда бабочки Киран выбрали её. Три месяца назад, в ночь Хэллоуина, она впервые познала силу всех своего рода. Это она остановила Гастона, Белль, – Эверин улыбнулась.
И крёстная рассказала, как в спортзале, где собрались после Хэллоуиновского бала старшеклассники, на одного из учеников напал Гастон, и случайно оказавшаяся там Джо впервые призвала силу банши и остановила вампира.
– На кого напал Гастон?.. – тихо спросила Белль.
– На Патрика, – ответила Эверин.
Конечно, Белль танцевала с ним, на нём был её запах. Старшеклассник – лёгкая добыча.
– Гастон в ту ночь никого не убил, – постаралась успокоить крестницу Эверин.
Белль стало легче, но ненамного. «Значит, всех пятерых людей убил Габриэль, – подумала она, и вина острым кинжалом пронзила её сердце. – Может быть, я танцевала с ними или прикасалась к ним?.. – промелькнуло в голове. – Если бы я знала, я бы не пошла на тот бал!..»
Потом Белль вновь вспомнилось, как было хорошо рядом с Габриэлем, как спокойно, и тугой узел злости вновь затянулся у неё в груди. Чтобы отогнать навязчивые образы, Белль спросила:
– Значит, банши могут остановить вампира? А почувствовать, что вампир рядом?
– Да, банши чувствуют вампиров, – ответила Эверин.
– Значит, если бы вы были на балу, то остановили бы вампиров, и никто бы не пострадал? – уточнила Белль.
Мисс Уэлш кивнула.
– Мне жаль, что меня не было рядом, Белль, – произнесла она и накрыла ладонью руку крестницы.
Аннабелль нахмурилась и отдёрнула свою руку.
– Вы могли бы спасти жизни пятерым людям, – сказала она. – Почему вы не предсказали заранее, что вампиры будут на балу?
Эверин взглянула на крестницу с сочувствием.
– Понимаю, – произнесла она, – тебе хочется верить, что с помощью дара банши можно избежать всех грядущих бед. Но это не так. К счастью, мне удалось спасти тебя.
– Меня спасли варгисы, – возразила Белль.
– А кто им сказал? – с улыбкой возразила Эверин.
– Крис увидел по камерам, как я вхожу в кабинет мэра, и сказал шерифу, – ответила Белль.
– Я сказала шерифу, что ты в опасности, гораздо раньше, – ответила Эверин.
– Что ж, спасибо, – ответила Белль. Она вспомнила цыганку в квартале Пророчеств, которая вручила ей розу со словами о созданиях тьмы. – А вы знали, что вампиры будут в Торнфилде на Хэллоуин? – спросила она.
– Да, и предупредила варгисов, – ответила Эверин.
Её тон стал куда сдержанней, и Белль поняла: очевидно, крёстную начинают раздражать вопросы. Но остановиться Белль была не готова: раздражение крёстной вызывало недовольство, смешенное с другим, пока неясным чувством.
– Но почему вы не предупредили меня? – спросила она. – Я бы не пошла на бал и, возможно, трагедии удалось бы избежать.
– Всё произошло так, как должно было, – холодно ответила Эверин. – Не тебе учить меня быть банши. Иногда нужно позволить трагедии случиться.
– Например, проклятию? – спросила Белль, вскинув подбородок. – Или убийству фейри в пятьдесят первом?
– Мы позволяем случиться злу, чтобы избежать ещё большего зла, – ответила Эверин. – Я не надеюсь, что ты поймёшь.
Белль промолчала. Она ведь не видела всю паутину вариантов возможного будущего, чтобы выбрать лучший из них. Если банши берут на себя ответственность за судьбу мира, что ж – в том их дар и проклятие. А Белль нужно выполнить свою миссию, и она вновь переменила тему разговора.
Эверин подтвердила догадку Белль: призраки фейри действительно смогут обрести покой лишь после разрушения тёмных чар, наложенных Верховной на замок. По поводу Уолтера банши уверенно заявила: его душа не на Земле и покоится в мире. Что же касается призрака Роуз Эйр…
– Души ведьм принадлежат Х’гивхате, – ответила Эверин. – А у той нет причин не забирать своё. – Она строго взглянула на крестницу и сказала: – Не ходи больше в Багровую бухту. Это может быть опасно.
– Но мне жаль её, – проговорила Белль. – Она ведь ищет своего ребёнка. А это ребёнок её и Адама. Именно его Айрин Бёрд принесла в жертву, чтобы наложить проклятие на остров. Возможно, ключ к снятию проклятия кроется в этом.
– Я подумаю, что можно сделать, – помолчав, ответила Эверин.

На ужин Аннабелль и Эбигейл Уэлш отправились вместе. Приближаясь к обеденной зале, Белль услышала девчачий голос, тараторивший:
– Так жалко, что мисс Тэйлор не было на Рождественском балу. Без неё вообще всё не так. Мне нравится на неё смотреть: она такая красивая, как будто из сказки. Я раньше хотела быть фейри, но быть банши тоже неплохо. Мы видим картинки и у нас есть бражники. Хотите я расскажу, какие у вас картинки?
– Не сегодня, дитя, – ответил лорд Спенсер мягко. – Почему ты не ешь?
– Хочу дождаться ми… Эверин, – быстро поправилась она, – и мисс Тэйлор.
– Они сейчас придут, – сказал хозяин замка.

Войдя в обеденную залу, Белль увидела тонкую фигурку девочки лет двенадцати с белым каре, в котором виднелись цветные пряди – розовые, фиолетовые и голубые. Девочка была одета в белый плюшевый свитер с единорогами, везущими сани с подарками, и тёплые штаны с сапожками.
– Мисс Тэйлор! – воскликнула она, бросаясь на встречу вошедшим.
Белль узнала Джо, ученицу миссис Уэлш.
– Пожалуйста, зови меня Аннабелль, – с улыбкой попросила Белль.
Джо приняла предложение с восторгом:
– Правда? – переспросила она, широко распахнув светло-серые глаза. – Спасибо!
– А тебя зовут Джо? – улыбнулась Белль. – И Джиови, – добавила она.
– Да! – радостно подтвердила та.

Ужин протекал в уютной обстановке под мерцание гирлянд, разговоры и мерный тихий стук столовых приборов. Дело было, пожалуй, в Джо, которая чувствовала себя весьма непринуждённо в обществе старшей банши, последней фейри и почти двухсотлетнего про?клятого варгиса. Она бомбардировала Белль вопросами: «А вы весь замок изучили?», «А когда вы приедете в Торнфилд?», «А с каким вкусом мороженое вам нравится?»; иногда перепадало и Адаму: «Как, сто шестьдесят лет без мороженого?!» Но потом Джо наконец решилась задать свой главный вопрос, произнесённый на одном дыхании, залпом:
– А можно посмотреть ваши картинки, Аннабелль, пожалуйста?
Белль поняла, что картинками маленькая банши называет видения, в которых наблюдает смерти. Белль не хотела знать, как умрёт, – это словно заглянуть на последнюю страничку книги, находясь в середине или даже в начале истории. Но Джо очевидно нравилось смотреть «картинки», так почему бы не доставить ей радость?
– Да, – улыбнулась Аннабелль. – Только не говори мне, что увидишь, хорошо?
Джо радостно кивнула.
– Джеймс тоже не хотел знать своего будущего, – с задумчивой улыбкой произнесла Эверин.
«Значит, она каждый раз видела его смерть, когда касалась? – промелькнула мысль в голове Белль. – Даже когда они… – кровь прилила к щекам Белль, и она изо всех сил постаралась не додумывать эту мысль. – Это всё Адам!» – немедленно нашла виноватого Белль и постаралась переключиться на другую тему.
– Ты хочешь прямо сейчас увидеть мои картинки? – с улыбкой спросила она у Джо.
– Да!.. если можно, – выдохнула в предвкушении та.
И Белль протянула ей руку.
Прикосновение тёплых, по-детски нежных ладоней Джо было приятным. Обхватив руку Белль, Джо вдруг застыла с немигающим взглядом, но лицо её вскоре озарилось счастливой улыбкой.
– Как это красиво… – прошептала она.
Белль стало любопытно, что за у неё там за смерть такая, красивая? Хотя умирать она в общем-то не собиралась, планируя лет через семьдесят, может, сто уйти в Лэитель.
Три темнокрылых бражника с белыми черепами на спинках спорхнули с рук Джо, когда она отпустила руку Белль и сказала с восторгом:
– Это совсем не похоже на смерть!
– То есть я не умру в ближайшее время? – спросила Белль с улыбкой.
– Кажется, нет, – ответила Джо, подумав. И спросила у Эверин: – Вы видели?
– Да, – ответила та. – И это видение не о смерти.
Белль сдалась и, мучимая любопытством, спросила:
– Хорошо, тогда скажите, что вы видели?
Джо просияла и затараторила так быстро, будто боялась, что её остановят:
– Там сначала везде камни, песок, всё мёртвое. А потом на землю капает что-то тёмное и появляется стебелёк, тянется вверх, распускает листочки. Это оказывается роза. Белая. Но потом она – раз! и становится красной! И вокруг вырастает очень много красных роз. И аромат такой, будто в саду стоишь!.. У вас самые волшебные картинки, Аннабелль! – закончила она.
– Спасибо, – в задумчивости проговорила Белль. Видение банши точь-в-точь иллюстрировало пророчество о «червленосветлом шипке».
Значит ли это, что ей удастся разрушить тёмные чары Айрин Бёрд?..
Тишина затянулась, и Белль спросила у Джо:
– А откуда эти бражники?
– Это мои, – не без гордости ответила Джо. – От ваших картинок. Это каждый раз так: сначала картинки, потом бражники.
Аннабелль повернулась к крёстной:
– А почему у вас нет бражников?
– Есть, – ответила та с улыбкой. – Просто они невидимые. Джо тоже так научится. – И повернулась к своей ученице: – Как ты думаешь, что значат картинки Аннабелль?
Светлые брови Джо сошлись у переносицы, и вид у юной банши стал крайне сосредоточенный.
– Она сможет вырастить розы там, где ничего не растёт?.. – предположила Джо. – Это в прямом смысле? – уточнила она у наставницы. – Или это, как вы называли… метафора?
– Думаю, тут оба значения, – задумчиво ответила Эверин.

После ужина, попрощавшись с миссис Уэлш и Джо, Белль, кутаясь в пальто, осталась стоять в холле, где за открытыми дверьми раскинулся заснеженный двор и юркими стайками кружили мелкие снежинки. Когда Лантерн закрыл двери и ушёл, Аннабелль обернулась к тьме, возвышающейся за спиной.
– Адам, – произнесла она, – я хочу увидеть тебя.
Несколько долгих минут хозяин замка не отвечал. Белль терпеливо ждала.
– Зачем? – наконец глухо вымолвил он.
– Затем, что твой облик чудовища не определяет, кто ты есть, – ответила Аннабелль. – Он говорит о той, что создала его. И мы вместе разрушим всё, что она сделала. Она не победит, – в голосе прозвучала твёрдая убеждённость. – Она уже проиграла.
Тихий, едва слышный вздох донёсся до острого слуха Белль, тьма медленно приблизилась и в один миг сжалась в точку, открыв взору огромную как гора фигуру Чудовища.
Аннабелль сделала несколько шагов, подойдя к Зверю вплотную. Она осторожно подняла руку и коснулась грубой бурой шерсти, погладила её. Провела рукой по передней левой лапе, мерцающей колючей чешуёй.
– Ты живой, Адам, – проговорила Белль. – И ты не один.
Она подняла ладонь выше и бережно коснулась слизистого живота Чудовища. Щупальца пришли в движение, Зверь утробно заурчал. Белль улыбнулась и, подняв голову, встретилась взглядом с огромными фасетчатыми глазами Адама.
– Ты больше не один, – повторила она.

Пусть проклятый облик Адама был по-прежнему неприятным и отталкивающим, Белль испытала ещё меньше отвращения, чем в прошлый раз. Возможно, потому, что она точно знала, чего ждать, а, может, из-за того, что ещё сильнее желала снять проклятие, и это желание усиливалось, когда она видела монструозное обличие Адама. Но главная причина была по-прежнему в том, что Белль нравилось чувствовать уязвимость обычно насмешливого и циничного хозяина замка. Казалось будто вместе с тьмой спадает и его защитная броня, и под ней оказывается глубоко травмированный мальчик, не знавший родительского тепла, слишком рано повзрослевший и наделавший ошибок, за которые теперь расплачивается не только он, но и весь остров. Этого мальчика Белль было жалко до слёз, хотелось утешить его, приласкать и показать: для него ничего ещё не закончено, она поможет ему, не оставит одного.
Приняв горячую ванну и высушив волосы, Белль забралась в постель. Читать ей не хотелось, и она выключила свет. Мысли назойливым роем вились в голове, повторяя фрагменты разговора с крёстной и с Адамом, тело наливалось свинцовой усталостью. Белль подумала: вот она изо всех сил пытается спасти Адама, но, если помощь понадобится ей самой – кто спасёт её?.. Горький вздох сорвался с её губ. Ей бы просто на секундочку обнять Фредерика и поверить, что всё будет хорошо. Белль уткнулась лицом в подушку и заплакала.

Она долго дрейфовала в тёмной бездне тяжёлого сна, то проваливаясь глубже, то словно бы всплывая к поверхности. И вдруг почувствовала мягкое касание тепла на щеке, а сквозь закрытые веки увидела свет. Где-то внизу негромко играл джазовый оркестр, то и дело останавливаясь, и музыканты обменивались репликами.
Белль почувствовала чей-то долгий взгляд и наконец открыла глаза. Аннабель Диана смотрела на неё с ласковой улыбкой, лёжа рядом на подушке. В комнате пахло горьким кофе, свежеиспечёнными сладкими вафлями и весенней горечью опьяняющих нарциссов.
– Доброе утро… – прошептала Диана, коснувшись пальцами щеки Белль.
– Доброе утро, – с лёгким недоумением отозвалась Белль, пытаясь понять, что происходит.
Комната была большой и светлой с огромным окном, за которым виднелись многоквартирные дома. В углу стоял деревянный платяной шкаф, за ним круглое зеркало с трюмо, дальше небольшая полка с книгами – Белль увидела среди них толстый томик поэзии Эмили Дикинсон.
– Я приготовила твой любимый кофе без ничего, – с улыбкой сказала Диана, поднимаясь с постели. На ней было синее шерстяное платье ниже колен с заниженной талией свободного прямого покроя и чёрные оксфорды на небольшом каблуке. – И вафли, – добавила она.
Любимым кофе Белль был раф: с молоком, сливками и сиропом – словом кофе почти без кофе. Диана точно её с кем-то путает. Да и вся эта обстановка… Белль наконец поняла, что всё ещё спит.
– Спасибо, – сказала Белль, садясь на постели и скидывая одеяло. На ней была длинная кружевная шёлковая сорочка цвета шампань.
– Скорее одевайся и завтракай – на работу опоздаешь, – улыбнулась Диана.
Белль рассеянно кивнула.
– А кто это играет? – спросила она, принимая из рук Дианы кружечку с черным кофе.
– Это же ребята из «Drunk cherry», репетируют в подвальчике, как и всегда, – с удивлением взглянув на Белль, ответила Диана. – Ты же их обожаешь!
Белль вновь кивнула и задумчиво сделала глоточек кофе. Он был в меру горячим и очень горьким: Белль невольно сморщилась и отставила кружку в сторону.
Удивление Дианы сменилось тревогой:
– Ты в порядке, Элли, милая?
«Значит, её звали Элли», – промелькнуло в голове Белль.
– У тебя голова не болит после вчерашнего? – спросила Диана и, склонившись над Белль, коснулась губами лба.
«Надо ей сказать, что я не Элли», – подумала Белль.
– Аннабель Диана… – начала она.
Зрачки Дианы вдруг расширились, почти полностью поглотив синюю радужку, лицо исказилось страданием, в комнате резко потемнело, и Диана подхватила на руки Белль, падающую навзничь на асфальт мерцающей ночными огнями улицы.
Белль увидела бежевый шёлк платья на своей груди, весь залитый густой тёмной кровью. Диана плакала, размазывая по лицу кровь и прижимая Белль – нет, Элли, к себе.
– Пожалуйста, Элли!.. – всхлипывала Диана. – Не умирай!.. Это я виновата!..
– Аннабель Диана, – вновь позвала Белль. Ей становилось всё тяжелее выносить боль Дианы, будто разрывающую изнутри на тысячи кусочков.
– Пожалуйста, живи… – прошептала Диана, прижимаясь губами к губам Белль-Элли. – Живи… – приказывала она снова и снова, точно поцелуй фейри мог спасти от смерти.
И снова тьма поглотила всё вокруг, а когда рассеялась, Белль увидела Диану напротив себя в кресле перед столиком у камина. Царил тёплый полумрак, огонь давал оранжеватые отблески на лицо Дианы, по которому беззвучно лились слёзы. Белль увидела на столе свёрнутую в трубочку пятидесятидолларовую купюру, лезвие и пыль от белого порошка.
– Мне так жаль… – проговорила Белль, коснувшись руки Дианы.
– Я не хотела тебя в это впутывать, – проговорила та, окидывая взглядом стол. – Хотела только увидеть её ещё разок… – она вытерла ладонью щёки.
– Ты делала уже так? – спросила Белль, кивнув на кокаиновую пыль на столе.
– Много раз, – тихо ответила Диана. В её голосе и взгляде была бесконечная чёрная тоска. – Ты скажешь, что я только предавалась скорби и искала забытья, а не искала способ снять проклятие. И будешь права. Но я… – она отвернулась.
– Я вовсе не осуждаю тебя, Диана! – горячо заверила тёзку Белль и мягко сжала её руку. – Ты такое пережила…
Ужас охватил Белль, стоило ей представить, как у неё на руках умирает дорогой человек, а она не может ничего сделать.
Обе фейри помолчали.
– Я приехала на Элфин ради Адама, – отстранённо начала Диана. – Когда Элена погибла, я сходила с ума. Это не речевой оборот, Грейс, – она взглянула на Белль. – Я правда сходила с ума. Я не могла ни спать, ни есть, я повсюду видела кровь… Элли погибла по моей вине, – Диана отвернулась от огня, пряча лицо в тень. – В ту ночь Элли возвращалась домой после вечеринки, на которой мы были вместе. Вампиры почувствовали мой запах на ней, напали и выпили почти всю кровь… Медики сказали: она потеряла больше двух литров … Я услышала её крик издалека, прибежала. Вокруг уже было полно полиции, они и отпугнули вампиров, но было поздно. – Диана перевела взгляд на Белль и посмотрела на неё в упор. – Она умирала у меня на руках, а я ничего не могла сделать!
«Вообще-то могла, – промелькнуло в мыслях Белль. – Ты могла бы дать Элли своей крови, и это спасло бы её». Но вслух, конечно, Белль ничего не сказала: это было бы слишком жестоко: ведь ничего уже не исправить, а знание, что спасение дорогого человека было у тебя в руках, но ты не воспользовался им, потому что не знал, разбило бы Диане сердце ещё раз. Кровь Аннабель Дианы больше не спасёт жизнь ни одному живому существу, так зачем ей знать о такой возможности?..
– Ты правда приехала на остров ради Адама? – спросила Белль, возвращая Диану к началу её рассказа.
– Да.
– Ты знала о пророчестве?
– Тогда ещё нет. Но мне ничего не помогало: ни алкоголь, ни наркотики, ни психотерапия. Ты слышала о Зигмунде Фрейде?
Белль кивнула.
– Возможно, мне не хватило терпения. Сьюзен говорила: это медленный процесс, – Диана смолкла на несколько секунд, задумавшись. – Я бросила Нью-Йорк, театр, друзей, Эйдана и приехала на Элфин. Узнала о пророчестве. Но я не смогла разрушить проклятие… Я лишь хотела снова увидеть Элли, – Диана вытерла с лица пролившиеся слёзы. – Не на фото и не её залитое кровью платье. А её саму, улыбающуюся, живую… У меня был с собой пакетик кокаина. Одна дорожка, пятьдесят граммов бренди залпом, и это вдруг помогло: я увидела Элли!.. Живой, немного сонной, в то последнее утро…
Белль слушала Диану, едва дыша, боясь, что любое движение или звук заставит замолчать рассказчицу.
– Адам мне ни в чём не отказывал, поэтому у меня было полно кокаина и крепкого алкоголя, – усмехнулась Аннабель Диана. – Я думаю, он не понимал, что помогает мне убивать себя. – И снова горькая усмешка. – Он хотел, чтобы я была счастлива и влюбилась в него, и я тоже хотела этого. Но моё сердце было разбито, а он… Он не способен на любовь. Был, – поправилась она. – С тобой он другой, Грейс, – Диана взглянула на Белль. И, помолчав, продолжила: – Я думала, ты как Эмбер – крутишь сразу двумя мужиками, и выбрала Адама как более выгодный вариант. Но теперь я понимаю: ты не такая, – она улыбнулась и взяла Белль за руку. – Прости, что была стервой.
Белль хотела возразить, но Диана остановила её, и тогда Белль спросила:
– Ты говоришь об Эмбер Найтингейл? Разве она так делала?..
– Всегда, Грейс. Она выбирала самого богатого и влиятельного. Ей нужны были деньги и связи.
– Но дедушка отзывался о ней, как о хорошем друге… – медленно проговорила Белль.
– Если твой дедушка – Джеймс Тэйлор, то так и было.
Белль кивнула.
– К нему она была привязана, – сказала Диана. – Ещё она любила своих детей. Ради Эйдана она убила бы не задумываясь. А всех остальных предавала, не моргнув глазом. Когда мы с Эйданом стали встречаться, я постоянно ждала от неё подвоха, – Диана помолчала. – Знаешь, как она расправлялась с надоевшими мужьями? Просто пропадала на годик, и муж, зависящий от магии фейри, умирал в течение этого срока.
– Ты думаешь, она специально пропадала? – не поверила Белль. – Она ведь была охотницей на вампиров…
– Не знаю, может кого-то из мужей она и любила, – пожала плечом Диана, – но с банкиром Баумом она поступила именно так.
Белль невольно пришло на память, что бабушка умерла через полгода после того, как дедушка исчез. Конечно, он сделал это не специально, не как Эмбер, но сердце Белль сжалось при мысли о том, как трагичны для людей отношения с фейри. Неужели она хочет для Фредерика такой судьбы?..
– А о чём вы говорите? – раздался голос Виолы.
Лизнув леденец, Виола села на подлокотник кресла Белль. Хлоя расположилась в кресле рядом и достала из сумочки пяльцы с вышиванием. Последней появилась Джейн с недовязанной салфеткой и крючком в руках. Диана закурила вишнёвую сигарету и сказала:
– Почитай нам, Грейс, – и протянула иллюстрированное издание «Кентервильского приведения» Оскара Уайльда.
Белль улыбнулась и открыла книгу.

Глава 27. Весна не приходит
Святки пролетели быстро, на календаре один год сменил другой. Третьего января после ужина Адам сказал Белль: у него есть подарок для неё.
Лантерн помог Белль надеть пальто и провёл вниз. Адам, окутанный тьмой, шёл следом. Во дворе сыпал мелкий густой снег, и раздавалась приглушённая музыка – «Зима» Вивальди. Впереди, напротив Розария, раскинулась огромная куполообразная палатка. Аннабелль пыталась понять, когда успели поставить это громоздкое сооружение? Ведь ещё в обед, когда она возвращалась с верховой прогулки, ничего не было. Когда Белль вошла внутрь, то увидела сияющий в сиренево-серебристых лучах прожекторов каток. С потолка лилась музыка и струились длинные хрустальные подвески в виде снежинок, а по центру сияла люстра – молодой месяц в окружении звёзд. Возглас восхищения сорвался с губ Белль:
– Как красиво!
Лантерн окликнул её. В руках у него были коньки.
– Позвольте я вам помогу, мисс, – сказал он и указал на кресло, стоящее около стены купола.
– Благодарю, Лантерн, – улыбнулась Белль, когда тот зашнуровал ей коньки.
Вскоре он вышел, а Белль сняла пальто и тёплое платье, оставшись в одном лавандово-фиолетовом термобелье. Ей было довольно холодно, но она знала, что движение согреет её.

Белль даже не думала, как соскучилась по этому волшебному ощущению полёта, когда острые лезвия коньков с хрустом разрезают поверхность льда и ноги несут вперёд. Белль сначала скользила по льду ёлочкой, затем сменила её тройкой, после чего поехала назад подсечкой и только потом сделала одинарный аксель. Тело за год не забыло выученных движений, и Белль выполнила тройной аксель, наслаждаясь тем, как послушны мышцы в этом сложном прыжке. И только приземлившись, она почувствовала взгляд. Густая тьма замерла у входа, заслоняя прозрачную темноту снежной зимней ночи.
Белль поехала навстречу тьме.
– Адам, спасибо тебе большое! – она немного запыхалась и раскраснелась от быстрой езды и прыжков. – Всё так красиво!.. Я и не думала, что так соскучилась по конькам…
– Я счастлив доставить тебе удовольствие, Аннабелль Грейс, – раздался бархатный баритон Адама из тьмы.
Мягкий озноб скользнул по разгорячённой спине Белль, заставив подумать, что, кажется, она никогда не привыкнет к этому свойству голоса хозяина замка.
Белль улыбнулась и поехала по кругу, меняя тройку и подсечку. Она вспоминала свою программу на прошлый Ледовый бал и чувствовала себя совершенно счастливой эти полтора часа на льду. И все полтора часа она ощущала внимательный взгляд из тьмы. Казалось, за несколько лет, которые Белль была символом Торнфилда, она должна была привыкнуть к любым взглядам, но Адам не был человеком и даже не просто варгисом.

***
С того вечера Белль часто проводила время на катке. Утром девятнадцатого января, когда она пришла покататься до завтрака, ей на телефон пришло сообщение с незнакомого номера: фотография с верхней станции канатной дороги «Эдельвейса». В кадре на склоне горы в лучах утреннего света, пробивающегося сквозь пену облаков, была группа из семи лыжников, сфотографированных со спины, и один из них был одет в красную форму лектора «Международной академии инструкторов». Она улыбнулась: Фредерик всё-таки пошёл на техкурс! Фотография была подписана коротко: «Тебе привет от Кёлера». Белль быстро напечатала в ответ: «Ему тоже привет» и представила, как острые канты послушных лыж разрезают мягкий вельвет отратраченного склона.
За ужином она сказала Адаму, что хотела бы покататься на лыжах и уже через два дня её желание было исполнено. Рано утром Эллиас повёз на вертолёте Белль и сопровождавшего её Дэвида к озеру Лионелля на вершину одного из отрогов хребта Ружейников. Горы в очередной раз щедро засыпало снегом, и они сияли в лучах зимнего солнца. До ланча Белль с Дэвидом раскатали несколько склонов. Паудер[96 - свежевыпавший снег, образующий гладкую и мягкую поверхность для катания] был просто великолепен!
В феврале Белль вместе с Дэвидом съездила покатать ещё четырежды, и за эти поездки она была особенно благодарна Адаму.

Белль по-прежнему скрупулёзно разбирала каждую фразу в «Книге Пророчеств» и не забывала про верховые прогулки. А как-то за ужином разговор неожиданно коснулся темы оружия, и Белль упомянула, что в старших классах мечтала попробовать пострелять из арбалета по мишеням, но ей так и не удалось это сделать.
– Пойдём, – сказал Адам и повёл её в зал с оружием. – Ты можешь брать отсюда, что захочешь. Я бы рекомендовал тебе вот этот с механическим натяжителем, конца девятнадцатого века. – Белль взглянула на висящий на стене арбалет, чей приклад и цевьё были украшены золотой инкрустацией, изображающей сцены охоты. – Его сделал Дэвис.
– Ты когда-нибудь охотился с оружием? – спросила Белль, касаясь пальцами золота на прикладе.
– Да, – ответил Адам. – Отец любил оружие, бо?льшая часть – из его коллекции, – повисла небольшая пауза. – В детстве я мечтал сходить с ним на охоту. Помню, как ранним утром я сбегал по ступенькам Спенсер-манор и провожал отца и Артура на охоту, и как они исчезали среди дубов Примроуз-парка… Увы, когда я достаточно подрос для охоты, сначала погиб Артур, а потом мы переехали сюда и стало не до того. Отец занимался замком, который нужно было достраивать, и иногда пытался расшевелить маму – ведь это она хотела переехать на Элфин. А потом у отца обострилась подагра, и мы с ним мы так ни разу не поохотились… Странно, мы переехали на волшебный остров, но он не помог. Будто над нами уже тогда тяготел злой рок. – Он ненадолго смолк. – А вот эти копья… – сказал он, и Белль посмотрела на висящие на стене длинные копья. – Нам с Элом нравилось охотиться на кабанов или оленей. Привозить свежую дичь к ужину.
Белль посмотрела во тьму точно могла встретиться взглядом с Адамом. Вновь наступила тишина, но Белль молчала, не желая разрушать хрупкое доверие, воцарившееся между ней и Адамом. А вскоре он продолжил:
– Я стараюсь не вспоминать о прошлом. Но рассказывать о прошлом тебе…– его голос потеплел, – приятно.
Белль улыбнулась:
– Что же ты так долго сопротивлялся? Мог бы начать получать это удовольствие гораздо раньше, – и, потянувшись, сняла арбалет со стены.
Провела рукой по ложу, огладила плечо. Раз арбалет изготовил Дэвис, можно не бояться обжечься о железо. Вскоре она разобралась, как работает спусковой механизм и натяжитель. Потом увидела колчан для болтов. Изготовленный из оленей кожи, он тоже был украшен сценами охоты, выполненными в технике тиснения.
Повесив колчан и арбалет на место, Белль вновь повернулась к густой тьме:
– Спасибо, что поделился со мной воспоминаниями, Адам. Это очень важно для меня.

На следующее утро вместо верховой прогулки Белль уговорила Эллиаса пойти с ней в поле, в сторону рощи Праотцов, где Лантерн установил несколько мишеней. Эллиас удивился внезапной тяге Белль к стрельбе, но, разумеется, объяснил технику безопасности и показал, как целиться, стрелять и перезаряжать арбалет. С того дня Белль стала часто выходить поупражняться с ним, и вскоре, стоило Снежинке перестать бояться оружия, научилась стрелять из седла, а впоследствии – скача во весь опор. Лантерн поставил много мишеней, некоторые из которых двигались: выпускать болты по ним было особенно увлекательно.

Так незаметно пролетела зима, и наступил март. Связь с Торнфилдом наконец удалось наладить, и теперь Белль ежедневно созванивалась с Вики, Кевином и мистером Купером. А ещё Белль стала читать новости и её поразило, что недовольство Пендрагонами продолжало расти. Все обсуждали грядущее шестнадцатилетие принца Ричарда и ждали его путешествия в Авалон. Оказывается, много людей всерьёз считало, что Ричард, как и его отец, может быть не Пендрагоном, и Авалон не пустит наследника или сгубит во время странствий. Аннабелль смотрела видео демонстраций перед Драгон-касл и ужасалась: повсюду толпы людей, транспаранты с надписями: «Долой узурпаторов!», «Мы присягали на верность Пендрагонам, а не самозванцам, носящим их имя!» Горели электрокары, раздавались крики и свист, выстрелы и взрывы. Белль казалось, будто на несколько месяцев она выпала из реальности и теперь оказалась в каком-то другом мире. Она слышала краем уха о зреющем недовольстве правящей династией, но никогда не воспринимала подобные разговоры всерьёз, так как была убеждена, что Ричард – истинный Пендрагон. Но сейчас в её голову стали закрадываться сомнения: вдруг это не так?..
Неделю после двенадцатого марта – дня шестнадцатилетия принца Ричарда – газеты молчали, ожидая новостей и накапливая желчь, а затем накинулись на королевскую семью с обвинениями в узурпации трона и требованиями вернуть трон истинным Пендрагонам. Король выступил перед народом с красивой и вдохновляющей речью, из которой, впрочем, было непонятно, побывал ли принц Ричард в Авалоне или нет. Народу же стало совершенно ясно: наследник в Авалоне не был, и подобное сокрытие правды со стороны королевской семьи лишь сильнее разозлило людей. Белль, читая новости, стала плохо есть и спать: её обожаемая страна со спокойными уравновешенными людьми и их любовью к вежливым разговорам за чашечкой чая стояла на пороге революции.
В конце концов, Белль усилием воли перестала читать новости и принялась за сборник «Дети Литы», откуда она узнала о святой Кэтрин. В историях, включённых в этот сборник, дела обстояли тоже не слишком радостно, но там по крайней мере, всё произошло давно и ничего нельзя было изменить. Впрочем, и сейчас Белль никак не могла повлиять на происходящее в стране – оттого-то она и перестала читать новости, малодушно надеясь, что до Элфина последствия недовольства Пендрагонами докатятся нескоро. Искренне сочувствуя королевской семье и веря, что король Александр и принц Ричард – истинные наследники короля Артура, Белль тем не менее понимала, что не видит картины целиком: возможно, в стране действительно существуют проблемы, и предполагаемое отсутствие в жилах принца Ричарда и его отца крови Пендрагонов – лишь повод начать протесты с возможным смещением короля Александра и сменой монархии, к примеру, на республику.
После чтения новостей Белль лучше всего помогали прийти в себя быстрая скачка и стрельба из арбалета. Выпуская в мишени болт за болтом, она освобождалась от злости на глупых людей, страха за будущее страны и возвращалась в замок, ощущая себя обновлённой.
В сборнике «Дети Литы» Аннабелль неожиданно нашла историю фейри по имени Клодия. Когда ей было пять лет, вампиры Луис и Лестер похитили её у родителей, с которыми она жила в Новом Орлеане. Это случилось в начале восемнадцатого века. Почти столетие вампиры питались кровью Клодии и её магией, отчего та совсем не росла и выглядела как бледный болезненный ребёнок. Но однажды вампиров выследила Эмбер Найтингейл. Она отбила Клодию и ранила Луиса, однако ему удалось выжить. Клодия, столько лет прожившая под воздействием вампиров, страшно злилась и тосковала по Луису и Лестеру, каждый день пыталась сбежать и умоляла Эмбер отпустить её. Однако спустя полгода вампирское воздействие стало ослабевать, Клодия восстановила силы и начала вновь расти, болезненная худоба и бледность ушли, и тогда Клодия поняла: Луис и Лестер просто питались ею. Прошло восемь лет, Эмбер успешно прятала Клодию от вампиров, не оставлявших надежду вернуть «свою фейри». Клодия стала изучать искусство боя и техники сопротивления вампирскому воздействию – она решила стать охотницей на вампиров, как Эмбер. Но к сожалению, ни её навыки, ни покровительство Эмбер не спасли – Луис и Лестер вместе с ещё тремя вампирами выследили Клодию и выпили досуха. Эмбер была в ярости, она отомстила каждому, и никто не получил лёгкой смерти. Для этого ей понадобилось девятнадцать лет.
Белль вспомнила рассказ Гастона про Клодию, Луи и Лестата и разозлилась.
«Ага, от тоски она умерла, – мрачно подумала Белль. – Наговорил этой чуши, а сам сидел и думал, как бы выпить меня!»
Ей вспомнилась полная беспомощность в руках вампиров, и она ужаснулась – как же беспомощна была пятилетняя Клодия!..

В один из снежных вечеров конца марта Адам во время ужина был не разговорчив и казался погружённым в глубокую меланхолию. Спросив Белль, как прошёл её день, он надолго замолчал. Раньше она чувствовала в такие моменты напряжение, но теперь тишина между ней и Адамом ощущалась спокойной, даже доверительной, хотя в этот вечер Белль немного беспокоилась: что же так его расстроило?..
Грея руки о кружку, Белль в задумчивости смотрела, как пляшут крохотные розовые лепестки чабреца в прозрачном чайнике, наполненном солнечным ароматным чаем. Неожиданно Адам нарушил тишину, и его голос прозвучал тихо и горько:
– Сегодня её день рождения…
Спустя миг Белль поняла, о ком он: о матери. Леди Мэри родилась двадцать пятого марта 1809 года.
– Обычно мне всегда вспоминался день её смерти, – продолжил в задумчивости Адам, – это тоже случилось весной, в мае…
«Одиннадцатого мая 1852-го», – промелькнуло в голове Белль.
– Раньше мы с Артуром любили её дни рождения, – проговорил Адам и помолчал. – А теперь я уже и не вспомню, как мы были счастливы. Вижу картинки – но ничего не чувствую. А стоит вспомнить то проклятое майское утро… – он осёкся. – Всё как наяву. Я пытался вычеркнуть тот день из памяти, и однажды мне это удалось. Но сейчас… Всё возвращается. Я будто снова переживаю её смерть.
Последняя фраза растворилась в гулкой тишине столовой, и Белль замерла в кресле, глядя в темноту на другом конце стола.
– Когда я перестал слышать её дыхание и сердцебиение, – голос Адама прозвучал так, будто был стеклянным и вот-вот разлетится на сотню тонких острых осколков, – я сначала не понял, что это значит. А когда понял, не захотел поверить.
Сердце Белль пронзило тысячей игл, а тело будто сковало льдом: значит Адам был там, когда умирала его мать!.. Всё видел и слышал… Ему было четырнадцать, а она у него на глазах добровольно ушла из жизни…
– Мне казалось, нужно что-то делать, – продолжил Адам. – Я больше не мог оставаться рядом с ней и ощущать, как она каменеет. Я пошёл в столовую и стал разбивать её любимый сервис – тарелку за тарелкой, чашка за чашкой. Она очень дорожила им. Мне казалось, она услышит, разозлится и выйдет из спальни. – Адам помолчал. – Но она не вышла. Вскоре пришёл отец. Он увидел, что я делаю, но даже не попытался меня остановить. Он уже знал. Думаю, он тоже хотел бить эти дурацкие чашки, но ему помешало его пресловутое чувство собственного достоинства, кодекс джентльмена, родовой девиз и ещё что. – Адам снова смолк. – Если бы я не был варгисом, я бы сошёл с ума. Я думал, что потерял мать пять лет назад, вместе с Артуром, но оказалось, нет. Оказалось, мне хватало приходить к ней в комнату и просто сидеть у её постели, пусть она со мной почти не говорила, а когда говорила, то обвиняла в смерти Артура. Я прощал её, снова и снова. Я надеялся. Но когда она убила себя… – Адам не договорил, голос его прервался – точно струна оборвалась.
По лицу Белль беззвучно катились слёзы, она, не моргая, глядела в непроглядную тьму, и видела четырнадцатилетнего мальчика, обнимающего остывающее тело матери.
Сколько они просидели в тишине – Белль не знала. Но потом Адам продолжил:
– Я оборачивался волком и неделями пропадал в лесу. Возвращался в человеческое тело только потому, что боялся совсем раствориться в зверином сознании и забыть её. А я хотел помнить. И больше никогда никому не позволить причинить мне такую боль.
Белль сидела в оцепенении.
«Вот почему он обратился к ведьмам… – пронеслось у неё в голове. – Волчья ипостась спасла его, но он не хотел потерять себя, забыть мать, сливаясь с сознанием волка».

В ту ночь Белль не спала. Исповедь Адама потрясла её, вывернула наизнанку, но она не жалела, что так случилось. Она хотела знать.

В начале апреля замок по-прежнему засыпа?ло снегом, но за его пределами весна уже входила в свои права. Белль дочитала «Книгу пророчеств» и, увы, не найдя в ней никаких полезных сведений, стала часто уезжать из замка сразу после завтрака и возвращалась, когда солнце начинало садиться за Красные горы. Покинув заснеженный Волчий Клык, она ехала в звенящую птичьими голосами зелёную рощу Праотцов, распрягала Снежинку и проводила время до заката, гуляя, читая или делая в альбоме зарисовки деревьев и птиц. А когда Эллиас был свободен, он сопровождал Белль к озеру Лионелля на целый день, и они возвращались только к ужину. После двух недель, проведённых вне замка, на солнце и свежем воздухе, Белль почти перестала мёрзнуть и на ужин теперь надевала куда более открытые платья, чтобы порадовать Адама. И это действительно радовало его.
Иногда она записывала на видео весенние песни птиц и закатное солнце, отражающееся в озёрных водах, и за ужином показывала их Адаму. Ей до саднящей боли в груди было жаль его, жаль, что он не видит ничего, кроме сумрачных стен замка и бесконечных дождей и снегопадов. Возможно, эти видео, полные весны и жизни, доставляли Адаму больше грусти, чем удовольствия, но он каждый раз благодарил Белль.
– Когда проклятие будет разрушено, – однажды осторожно начала Белль, – куда ты пойдёшь первым делом?
Адам задумался.
– В рощу Праотцов, – вскоре произнёс он. – А потом… в Восточные Наргры, к самому подножию Красных гор. Как там теперь?.. – задумчиво проговорил он и смолк.
Пауза затягивалась, но Белль не стала пытаться заполнить её очередной фразой, полной неуместного оптимизма. Через почти четверть часа Адам проговорил:
– Даже если у… нас, – после секундного замешательства продолжил он, – не получится разрушить проклятие, я буду благодарен тебе до конца жизни за каждый день, который ты провела в моём замке, за каждый ужин и за всё, что ты сделала.
Белль хотела ответить, но в горле застрял жгучий комок, и слёзы пролились из глаз.
– У нас получится… – вскоре едва слышно выдохнула она.

Перед одним из ужинов Аннабелль достала из шкафа роскошное красное платье, которое она должна была надеть в тот вечер, когда впервые увидела в замке Фредерика. С того дня прошло полгода, а казалось, минула целая вечность. В задумчивости Белль сняла тёплый сиреневый костюм из кашемира и осталась в одном белье. Фасон красного платья явно не предполагал бюстгальтер, и Белль сняла его. Карминный полупрозрачный шёлк струился по телу, сияя и переливаясь, подчёркивая очертания безупречно сложенной фигуры. В этом платье Белль ощущала себя обнажённой, и это ощущение ей нравилось. Она убрала волосы наверх, закрепив их шпильками, и открытые плечи и шея придали её образу ещё большей хрупкости и уязвимости.
Она вошла в столовую, ощущая, как невесомый шёлк обтекает тело закатным сиянием солнца. Потрескивали факелы и свечи в тяжёлых подсвечниках, давая отблески на хрусталь и серебро, завывал ветер за окнами. Шаги Белль в золотистых туфельках были едва слышны. Она всем телом, незащищённым бронёй одежды, ощущала взгляд трёх пар глаз Чудовища. Но темнота безмолвствовала, и тишина разрасталась тяжёлым грозовым напряжением.
– Невероятно, – наконец раздался голос Адама, пробежав по коже Белль молниевыми разрядами. – Это платье… превзошло все мои ожидания.
– Я рада, что тебе нравится, – Белль невинно улыбнулась, наслаждаясь его волнением и восхищением, и повернулась перед ним, чтобы он мог лучше рассмотреть её.
– Ты потрясающе выглядишь, – наконец произнёс Адам. В его голосе теперь звучала улыбка, будто он хотел убедить собеседницу, что всегда знал: однажды она обязательно придёт к нему в этом платье. – Представь, какое впечатление ты бы произвела на мистера Уайта, если бы надела это платье на тот ужин, – продолжил он с лёгкой насмешливостью в тоне. – Уверен, тогда мы бы с тобой убедились, что он всё-таки мужчина, а не андроид, каким хочет казаться, – закончил хозяин замка, многозначительно понизив голос.
Кровь прилила к щекам Белль, и она изо всех сил постаралась скрыть своё смущение.
– А ты видел когда-нибудь андроидов? – спросила она, усаживаясь в кресло, отодвинутое Лантерном. – Их ведь не отличить от обычных людей.
– Разница в том, – возразил Адам, – что тела андроидов подчинены программе, через которую они не могут переступить. А вот мужское тело…
Белль сильно пожалела, что повелась на очевидную провокацию, и склонилась над тарелкой супа, стараясь особенно не слушать, что там Адам говорит.
– Мне нравится, когда ты смущаешься, – после небольшой паузы с улыбкой произнёс он, пронизывая Белль взглядом: в этот миг она вновь отчётливо ощутила, что у него три пары глаз. – Ты становишься ещё красивее. Ещё ближе. Ещё желаннее. И мне так хочется… – в его голосе прозвучала такая тоска, что Белль показалось, будто она оказалась на крохотном утёсе посреди бушующего моря одна-одинёшенька. Адам осёкся и смолк на добрые полминуты. – Но ты так редко смущаешься, – продолжил он, и в голосе прозвучала досада. – Очень жаль.
Белль подумала: в этом они с Адамом похожи. Ей ведь тоже нравится, когда он предстаёт в облике Чудовища, и она ощущает его уязвимость, волнение и смущение. Это так будоражит кровь и кружит голову!..
Вскоре Адам вновь нарушил тишину:
– В этом платье ты похожа на свет восходящего солнца, – голос его звучал негромко, откликаясь в сердце Белль терпкой болью, – которое я не видел сто шестьдесят один год. Ты прекрасна как моя исполнившаяся мечта.
Белль замерла с бокалом вина в руке. Это было почти нечестно! Ей захотелось заплакать – так пронзительно отозвались его слова. Она едва сумела взять себя в руки и сказала:
– Когда мы снимем проклятие, ты сможешь убедиться: рассвет всё-таки красивее.
– Меня всегда вдохновляло это твоё уверенное «когда», – ответил Адам, и Белль услышала в его голосе улыбку и тихую печаль.
Она вспомнила, что уже четырежды его надежды разрушить чары оказывались тщетными, и тут опять она со своим легкомысленным «когда».
– Я понимаю твои чувства, – мягко произнесла Белль. – Прости, если мои слова бередят твои раны. Но мне не хочется, чтобы ты отчаивался. Я уверена, – улыбнулась она, – в этот раз всё получится.
– Я готов поверить во всё, что угодно, когда ты в этом красном платье, – ответил Адам, и его бархатный голос обнял обнажённые плечи Белль теплом ясной августовской ночи.
Она замерла в кресле, широко распахнув глаза, надеясь продлить это зыбкое ощущение предчувствия прекрасного будущего, в котором… Но это были не её мечты, не её чувства. Белль незаметно нащупала на столе серебряный нож и прижала лезвие к подушечке большого пальца. Однако боль не развеяла колдовской туман волнения и предвкушения, а добавила в эти приятные ощущения остроты. Аннабелль слизнула с пальца капельку крови и, поднявшись со своего места, решительно шагнула навстречу непроницаемой тьме.
Тьма ослепляла. Белль казалось, будто не существует ничего, кроме густой чернильной черноты. Белль сделала ещё один шаг, и тьма закружила её, увлекая куда-то в бездну. Огромная кожистая рука подхватила, не дав упасть, бережно обняла длинными пальцами вокруг талии. Тьма расступилась, и ладонь разжалась, отпуская Белль.
Она коснулась кожистой лапы, и та замерла. Белль провела рукой по длинным пальцам, подняла голову: Зверь навис над ней, прожигая оранжевым светом огромных глаз. Аннабелль чувствовала его волнение и смятение, и это опьяняло её. Так они и стояли, замерев, не отрывая друг от друга взглядов – прекрасная фейри в алом платье и огромное серо-коричневое Чудовище, шевелящее щупальцами.
– Я знаю, что ты делаешь, Аннабелль Грейс, – понизив голос, наконец нарушил напряжённую тишину Зверь. Он склонился к Белль совсем близко, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отпрянуть и не отвести взгляд.
– И что же? – с невинной улыбкой спросила она, глядя прямо в огромные оранжевые глаза.
Она старалась сохранять уверенный и невозмутимый вид, но едва сдерживала дрожь, охватившую тело; сердце трепетало; высокая грудь, едва прикрытая шёлком цвета умирающего солнца, часто вздымалась.
Тьма обрушилась на неё, поглотив всё вокруг. Белль ощутила, как влажные щупальца, медленно и плавно скользя по коже, оплетают шею, и ужас, сладкий, пьянящий, разливается по всему телу. Низкий голос Адама раздался над самым её ухом, рассыпаясь по обнажённой спине горячим ознобом:
– Ты уверена, – и щупальца ещё сильнее сдавили её горло, сорвав с губ вздох, – что эта игра тебе по силам, моя маленькая фейри?

Когда Белль открыла глаза, она больше не чувствовала на своей шее щупалец, а тьма отступила. Всё казалось каким-то сном, странным, волнующим, пугающим. Едва ощутив, что её тело снова принадлежит ей, Белль поняла, как замёрзла, а она – в тонком как паутина платье посреди про?клятого замка, питающегося её магией.
– Спокойной ночи, Адам, – шепнула Белль, сдерживая дрожь, и пошла к дверям, которые для неё распахнул Лантерн.
– Сладких снов, дорогая, – раздалось из темноты.

«Глупая, глупая, глупая! – злилась на себя Белль, зажмуриваясь и сползая по стенке ванны в обжигающе горячую воду. – И зачем надо было его дразнить? Может, он сейчас и выглядит как чудовище, может быть, и нервничает из-за своей отвратительной внешности, но это же Адам Спенсер! Нельзя быть такой легкомысленной!..»
Она легла в постель и долго лежала без сна в прозрачной ночной темноте своей спальни. И когда первая дремота смежила ей веки, Белль ощутила прикосновение влажных холодных щупалец к своей шее. Распахнув глаза, с замирающим сердцем села на постели – в комнате она была одна.

Наутро Белль оседлала Снежинку и уехала из замка ещё до завтрака – Лантерн даже не успел собрать ей с собой еды. Он нашёл Белль спустя час в Роще Праотцов и вручил корзинку с едой. Свежий воздух, наполненный запахами пробуждающейся природы, пробудил у Белль аппетит, и она с удовольствием позавтракала, а потом улеглась на пледе поудобнее и долго-долго читала.
В замок Белль вернулась на закате, приняла душ и остановилась перед платяным шкафом с самым решительным настроем.
«Ах, мне не по силам такие игры?.. – подумала она и сняла с вешалки белую рубашку с воротником под горло. – Это мы ещё посмотрим, кто из нас выйдет победителем», – на лице её появилась предвкушающая улыбка.

В столовой Белль появилась, воплощая собой саму невинность: в длинной светло-лавандовой юбке, в белоснежной рубашке с длинными рукавами и перламутровыми пуговицами под самое горло, в расшитом цветами и бабочками лавандовом корсете. Волосы Белль закрепила большим бантом, позволив кудрям свободно падать на спину.
Поздоровавшись с хозяином замка, Белль заняла своё кресло и сказала:
– Я подумала, пожалуй, ты прав, – она послала во тьму нежную улыбку, – такие игры мне не по силам. В знак своего поражения я надела этот простой наряд, подходящий мне куда больше. Надеюсь, ты не будешь сердиться, – она сделала глоток вина.
– Я рад видеть тебя в любом наряде, – раздалось из тьмы.
Сама не зная почему, Белль ждала от него иной реакции, и в чувствах, которые она испытала в тот миг, главенствовало, пожалуй, разочарование.
– Что ж, я очень рада, – постаравшись изобразить удовольствие, сказала она.
– Ты ж моя маленькая лицемерка, – язвительность в голосе Адама причудливым образом была смешана с нежностью. – Пора бы тебе уже научиться не лгать хотя бы самой себе.
Кровь прилила к лицу Белль, по телу пробежал электрический заряд. Она вскинула голову:
– А я и не лгу себе!
– Очень хорошо, – отозвался Адам из тьмы. – В таком случае, думаю, тебя не затруднит признать, что ты пришла сюда в этом целомудренном наряде вовсе не сдаваться. Но ты ожидала от меня другой реакции и теперь чувствуешь себя обманутой.
Он был совершенно прав, но Белль молчала, злясь на него из-за догадливости, и на себя – за предсказуемость.
– Ну и что! – вспыхнула она. – А у тебя не хватает смелости появиться передо мной при свете дня! – сказала она первое, что пришло в голову.
– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию за завтраком? – в голосе Адама прозвучала улыбка, ласковая, чуть насмешливая, отчего сердце у Белль зашлось. – Тебе стоило всего лишь попросить об этом.
– Тогда завтра жду тебя в Розарии, – вскинув голову, с вызовом сказала Белль.
– Может быть, для начала съешь ужин? – мягко спросил Адам. – Ты ведь даже к нему не притронулась. Лантерн, – окликнул он слугу.
И пока тот менял остывшие блюда на горячие, Белль пила вино, приводя мысли в порядок. Ох, не надо было ввязываться в это странное соревнование!.. И теперь ещё не поздно отступить.
Но ей не хотелось сдаваться.

На следующее утро Лантерн накрыл для Белль завтрак в Розарии. Она съела омлет со свежей зеленью и принялась за круассан со сливочной начинкой, а хозяина замка всё ещё не было. Поднеся чашку с чаем к губам, Белль наконец услышала позади себя движение и обернулась. Она давно научилась узнавать негромкие шаги Чудовища.
– Выходи, – произнесла Белль и сделала глоток чая.
При тусклом свете, льющемся сквозь укрытый снегом стеклянный купол, в окружении роз огромное Чудовище было похоже не на отвратительное создание тёмной магии, а на лесного духа, таинственного Зверя из старой сказки. Но, возможно, Белль просто уже привыкла к его образу.
Зверь остановился прямо напротив столика Белль.
– Надеюсь, ты успела позавтракать, – заметил Адам, садясь и опуская длинные передние лапы на пол.
– Если ты боялся испортить мне аппетит, – возразила Белль и потянулась за новым круассаном, – то совершенно напрасно, – она допила чай и подлила себе свежего. – Передай, пожалуйста, молочник.
На этот раз она добилась от Адама нужной реакции: он растерялся. Его лапы были слишком громадны и неуклюжи для крохотного молочника, но и отказывать Белль в просьбе, он, кажется, не собирался. А Белль тем временем решила подлить масла в огонь:
– Или твои щупальца больше ни на что не годятся, разве что душить девушек?
– Хочешь повторить? – спросил Адам, протянув к ней одно из щупалец.
– Я хочу, чтобы ты передал мне дурацкий молочник! – злясь, что он так быстро овладел собой, ответила Белль.
Щупальце легко обвило фарфоровое горлышко и протянуло молочник Белль. Но в последний момент дёрнулось, и сливки белоснежным водопадом пролились на сиреневое платье Белль. Тончайший шёлк немедленно промок и прилип к телу.
– Я бы сказал, что сожалею, – опуская пустой молочник на стол, произнёс Адам весьма довольным голосом, – но я обещал себе больше не лгать тебе.
– Если так боишься находиться рядом со мной при свете дня, – сказала Белль, встав с кресла и промокая сливки с ткани на груди большой полотняной салфеткой, – мог бы просто сказать, что не придёшь.
– И лишить себя удовольствия увидеть тебя в мокром платье? – голос Адама лучился весельем, и Белль отчётливо слышала, как он наслаждается происходящим. – Нет, с этого утра я желаю видеть тебя за завтраком каждый день. Если, конечно, ты не боишься последствий, – добавил он, понизив голос.
– Ещё чего! – вскинула голову Белль. И чуть позже добавила: – Но всё-таки я пойду и переодену платье. – Она вернула пропитанную сливками салфетку на стол. – Не хватало ещё подхватить воспаление лёгких и умереть. – Адам продолжал сохранять невозмутимое спокойствие, выводя её тем самым из себя. – И тогда на твоей совести будет смерть ещё одной фейри, – мстительно добавила она, взглянув в тускло горящие при дневном свете глаза Чудовища: ей очень захотелось уязвить его. – Хотя тебе же не привыкать, – закончила она не без злорадства.
– Ого, в ход пошла тяжёлая артиллерия, – уважительно заметил Адам. – Но какого бы ты ни была мнения обо мне, – продолжил он после небольшой паузы, – последнее, чего я хочу – это твоей смерти. Даже если бы это помогло снять проклятие, – произнёс он будто бы про себя. – Поэтому пойди и скорее смени платье на сухое, – добавил он с прозвучавшей в голосе улыбкой.
– А что, моя смерть может как-то помочь с проклятием? – заинтересовалась Белль.
– Мы всё равно не будем это проверять, – твёрдо ответил Адам, и в его тоне прозвучали металлические нотки. – Ты ведь не хочешь, чтобы я раскаивался в откровенности с тобой?
– О нет, – улыбнулась Белль. – И я не склонна к самопожертвованию. Я не святая Кэтрин, помнишь? К тому же…
Она осеклась. «Я обещала Фредерику быть осторожной и не рисковать», – вспомнилось ей. Сердце у неё защемило. Где он сейчас? Всё ли у него хорошо?..
– К тому же, – продолжила Белль, изобразив на лице улыбку, – эта ткань в сладких сливках противно прилипает к коже. Так что я пойду переодеваться.
– Хорошо, я буду ждать тебя здесь, – отозвался Адам.
Белль вернулась в свою комнату, приняла душ, надела лавандовый сарафан с белой рубашкой. После чего вернулась в Розарий, но настроение у неё переменилось, и она была тиха и рассеянна остаток утра.

Но с того дня совместные завтраки стали ежедневными, и Белль была рада этому сближению. Она чувствовала: Адам всё больше доверяет ей и всё реже прячется во тьме.
– Как ты видишь сквозь эту тьму? – спросила она однажды.
– Эта тьма невидима для глаз Чудовища, – ответил Адам. – Дэвис долго экспериментировал, чтобы получилось именно так.
– А эта тьма – что это такое? Какое-то вещество?
– Нет, оптическая иллюзия.
«Дэвис – гений», – пронеслось у Белль в голове.

***
Через несколько дней сразу после завтрака Белль уговорила Адама выйти во двор.
– Пойдём, тебе полезен свежий воздух, – сказала она, обхватив обеими руками его указательный палец и потянув за собой, хотя с таким же успехом могла бы попытаться сдвинуть гору.
Но Адам подчинился и пошёл следом.
Во дворе было белым-бело. Снег сыпал мелкой крошкой, оседая на лавандовом пальто Белль и коричневой шерсти Чудовища. Аннабелль направилась к выходу, и Зверь пошёл за ней на четырёх лапах, глубоко проваливаясь в сугробы. Белль всегда было интересно, что будет, если Адам попытается выйти за пределы замка. Она прошла через распахнутые ворота и остановилась на мосту. Интересно, где пролегает граница опутывающих Волчий Клык чар?
Зверь остановился и сел на снег.
– Я не смогу подойти к тебе, – произнёс он.
– А что будет, если бы попытаешься? – спросила Белль.
– Поверить мне на слово ты, конечно, не собираешься, – усмехнулся Адам и, не дожидаясь её ответа, пошёл навстречу.
Пройдя в арку ворот, Зверь как будто ударился о невидимую стену, вспыхнувшую на миг тысячей молниевых разрядов. Белль бросилась к нему, испугавшись, что ему больно.
– Ты как?.. – спросила она.
– Всего лишь не могу выйти из собственного замка, – усмехнулся Адам.
– Этот барьер… не ударил тебя?..
– Чувствительность тела Чудовища невысока, – ответил он. – Но я до сих пор помню, – добавил он, понизив голос, – прикосновения к нежной коже твоей шеи.
Белль отвела глаза, игнорируя его последнюю фразу, и быстро спросила:
– А если попробовать со стены, через верх?
– Ты думаешь, я не пробовал?
– Я всего лишь собиралась предложить тебе прогуляться по крышам, – возразила Белль. – Но если ты не хочешь…
Адам подсадил Белль на крышу библиотеки и ловко забрался следом.
– Какой отсюда вид!.. – выдохнула Белль, оглядываясь, и зашагала по укутанной толстым слоем снега черепице в сторону башен Восточного крыла. С высоты стен было хорошо видно зелёные луга и леса, простиравшиеся далеко вокруг замка, окружённого сугробами и укрытого тяжёлыми тучами.
Аннабелль остановилась перед раскинувшимся внизу дубом. Его чёрный остов был укутан белым, мёртвые ветви тянулись так высоко, что, казалось, протяни руку – коснёшься, и шапка снега полетит вниз. Белль пошла дальше, туда, где библиотека соединялась с жилой частью Восточного крыла, которая была на три этажа выше библиотеки.
– Куда ты? – спросил Адам.
Белль обернулась:
– Хочу забраться вон туда, – она показала наверх.
– Ты в платье, – напомнил ей Адам. – Я помогу.
Он подхватил её передними лапами и, встав на задние, легко поднял на крышу жилой части.
– Спасибо, – отозвалась она сверху. – Как тут красиво!..
От открывшегося вида замирал дух. Сверху всё казалось таким крохотным, муравьиным. Запрокинув голову, Белль взглянула на высокие шпили западной и восточной башен. Интересно, какой вид оттуда?.. Она вновь посмотрела вниз – заснеженный пятачок между замковыми стенами и дубом так и манил прыгнуть. Если приземлиться одновременно на руки и ноги и потом перекатиться, смягчая удар, можно обойтись даже без ушибов, учитывая силу тела фейри и глубину сугробов. Белль украдкой взглянула на замершую рядом с ней огромную фигуру Зверя. Белль подумала: что будет, если она случайно поскользнётся и упадёт с крыши? Адам прыгнет за ней или не станет ничего делать, надеясь, что с её смертью проклятие разрушится? Он ведь неспроста упомянул, что её смерть, возможно, покончит с проклятием. «Если он не прыгнет, – решила Белль, – я уеду из замка».
Она шагнула вперёд и как будто оступилась, позволив телу потерять равновесие. Раскинув руки, она полетела вниз – в сторону внутреннего двора, оставив Адаму шанс подхватить её.
Белль успела подумать, не пора ли ей подготовиться к приземлению, как раздался скрежет обрушивающейся черепицы, и огромная лапа Чудовища подхватила её. Через несколько мгновений Зверь опустил Белль на снег около дуба.
– О чём ты думала! – пророкотал Адам. – Тут больше трёхсот футов!
– У меня закружилась голова, – солгала Белль с вызовом.
– Так и знал, что добром эта прогулка по крышам не закончится, – мрачно и зло проговорил Адам.
– Тут падать всего ничего – в худшем случае я отделалась бы ушибами, – возразила Белль.
– Всего ничего? – вскипел Адам. – Это про?клятый замок! Ты могла потерять сознание и удариться головой! И умереть!
– Ты преувеличиваешь, – нахмурилась Белль и поджала губы. – Прости, что заставила тебя прыгать, – она скрестила руки на груди.
Но Адам её не слышал:
– Никогда, никогда больше так не делай!..
Белль хотела возразить, но тут почувствовала его ужас: он испугался за неё, по-настоящему испугался, что она погибнет. Белль вспомнила об Аннабель Хлое, упавшей с крыши и разбившейся насмерть, и ей стало стыдно. Она коснулась чешуйчатой лапы Зверя и тихо сказала:
– Прости, пожалуйста, – она взглянула в тускло-оранжевые фасетчатые глаза Чудовища. – Обещаю, я больше так не буду.
– Пойдём в замок, – успокоившись, произнёс Адам. – Тебе надо выпить горячего вина.

***
Через несколько дней, шестнадцатого апреля, сразу после завтрака, проведённого в компании Адама, Белль впервые за неделю поехала верхом в Рощу Праотцов. Усевшись под одним из старых дубов, она открыла «Зверобоя» Фенимора Купера и так увлеклась, что не услышала шагов. Впрочем, они действительно были почти беззвучны. Белль услышала другое – звуки борьбы и сдавленный хриплый голос, принадлежавший неожиданно Гастону:
– А ты хорош.
Белль вскочила с места и вскоре в ярдах десяти[97 - Около 9 метров] увидела Лантерна, мёртвой хваткой держащего Гастона за горло. Гастон выглядел так, будто вышел попить кофе в любимой кофейне: красно-белые кеды, чёрные джинсы и красный бомбер. Видеть его здесь, в роще Праотцов, было до того странно, что Белль подумала, а не уснула ли она, сморённая весенним солнышком?
– Белль, я хочу поговорить! – прохрипел Гастон. Он пытался высвободиться из хватки Лантерна, но при этом не пытался его укусить, наступить ему на ногу и вообще причинить какой-либо вред. Белль прекрасно знала, какой силой обладал Гастон: для него какой-то человек, хоть и занимающийся борьбой, – всё равно что мешок с соломой.
– Отпусти его, Лантерн, – велела Белль.
– Мисс, он опасен, – возразил тот.
– Отпусти.
Освободившись, Гастон оправил бомбер, откинул пятернёй волосы назад и, лучезарно улыбнувшись, направился к Белль. Та пожалела, что не взяла с собой арбалет.
– Стой, – сказала Белль, когда вампир приблизился к ней на расстояние в пять шагов. – Если сделаешь хоть ещё одно движение в мою сторону, я велю Лантерну свернуть тебе шею. – Белль не была уверена, что Лантерн сможет это сделать, но надо было как-то пригрозить вампиру.
– Белль, я пришёл тебя предупредить… – начал Гастон, но она перебила его:
– Как ты можешь находиться на острове? Ведь сейчас не Хэллоуин.
– Я больше двух месяцев не пью человеческую кровь, – ответил Гастон. – Три дня назад я вернулся сюда, и ваша земля меня не оттолкнула.
Белль взглянула на него с сомнением. Вид у Гастона был вполне здоровый, разве что будто похудел немного.
– Je suis vraiment dеsolе[98 - я очень, очень сожалею (фр.)], что пил тогда твою кровь, Белль, – с горячностью продолжил Гастон. – Я… я не сдержался. Твоя кровь senti si divinement bon avant[99 - пахла так божественно (фр.)]…
– А разве не для этого вы с Габриэлем приехали на Элфин? – нахмурилась Белль.
– Для этого, но…
– Разве не вы убили и выпили Эмбер досуха? – перебила его Аннабелль.
– Да, мы, но…
– Какие ещё тут могут быть «но»?! – Белль начала закипать.
– Да, я хотел выпить крови фейри! – с вызовом признал Гастон с видом подсудимого, подписывающего себе смертный приговор. – Все вампиры этого хотят! Но когда я приехал сюда и узнал, что ты не просто Тэйлор, а племянница Майкла Тэйлора, я…
– Причём тут дядя Майкл? – не поняла Аннабелль, сделав два быстрых шага навстречу. – Ты знал его?
– Меня создали из его крови, – тихо ответил Гастон.
– Тебя что?.. – Белль показалось, что она ослышалась. Потом она сопоставила даты: дядя Майкл пропал в 1999 году, тогда же он помог сбежать Эмбер от вампиров, но самого его больше никогда не видели. И Гастон стал вампиром двадцать шесть лет назад. – Но почему ты передумал меня кусать, узнав, что я племянница Майкла Тэйлора? – спросила она и сделала ещё один шаг.
– Так он мне считай comme un p?re[100 - как отец (фр.)], – ответил Гастон. – En quelque sorte[101 - в некотором роде (фр.)], – добавил он поспешно, взглянув на Белль, скрестившую на груди руки.
Белль вспомнила его взгляд, то и дело скользивший к её губам, и спросила:
– Раз уж Майкл тебе как отец, чего же ты тогда хотел меня поцеловать?
– En fait[102 - На самом деле (фр.)] я хотел твоей крови, – ответил Гастон. – Я отвлекал себя мыслями о поцелуе… mais pas seulement[103 - и не только (фр.)], – немного извиняющимся тоном добавил он, глядя на Белль своими синими глазами и улыбаясь заискивающе, как нашкодивший щенок: в этот момент Аннабелль почти не верилось, что она разговаривает с вампиром. – Получалось неплохо, – закончил он со своей привычной самодовольной улыбкой.
– Тоже мне, братец, – фыркнула Белль. – Почему же ты ещё тогда не сказал, что вы приехали за моей кровью? – спросила она. – Или вы оба передумали, а потом оба не сдержались? – насмешливо добавила она.
– Я хотел сказать! Но я не мог!
– В каком смысле не мог? – не поняла Белль.
– Айрин Бёрд – ведьма, и она…
– Я знаю, что она ведьма, но причём тут… – недовольно перебила Гастона Белль и тут поняла: – Ты хочешь сказать, Габриэль Корби – это Айрин Бёрд?!
– Откуда ты знаешь? – теперь удивился Гастон.
– Догадалась, – ответила Белль. – Ещё скажи, мистер Голдинг – это тоже Айрин Бёрд.
– Нет, это её слуга.
– Вот какой у вас был план, – подумав, резюмировала Белль, – организовать тыквенную инсталляцию под Хэллоуин и пробраться в Торнфилд… – проговорила Белль. Она смолкла. Как глупо вышло. Она ведь знала: от огней тыквенных Джеков жди беды, а под Хэллоуин надо пить вербену, но всё равно…
– Oui[104 - Да (фр.)], – подтвердил Гастон.
– Ну по крайней мере сейчас не Хэллоуин и нет тыквенных огней, а значит, Айрин Бёрд не сможет приехать сюда, – облегчённо заметила Белль. – Она ведь наверняка не отказывает себе в крови людей.
– Сможет, – возразил Гастон. – Она подготовила новый ритуал, который поможет ей оставаться на острове несколько дней. Она уже делала такое. Когда ведьмы жили на Элфине, они постоянно его проводили. Поэтому я и пришёл te prеvenir[105 - предупредить тебя (фр.)].
Белль усмехнулась:
– Почему она не сделала этого раньше? И почему я должна верить тебе? Может, она уже где-то здесь, ждёт удобного случая?
– Этот ритуал требует подготовки, – ответил Гастон. – И нужно разрядить амулет. А у неё их осталось всего два.
– Амулет?.. – переспросила Белль. – С магией святого Элреда?..
– Вроде бы да, – ответил Гастон. – И я не лгу тебе, Белль! – добавил он.
– И когда она должна прийти? – помолчав, спросила Белль.
– Je ne sais pas, – ответил вампир. – Bient?t[106 - Я не знаю. Скоро (фр.)].
– Eh bien, merci[107 - Что ж, спасибо (фр.)], – задумчиво проговорила Белль. И с сожалением подумала: от прогулок теперь придётся отказаться. Потом взглянула на Гастона и поинтересовалась: – Ты правда не пьёшь человеческую кровь? Почему?
– Правда, – подтвердил Гастон. – Я хотел предупредить тебя, но амулет Айрин мне бы не дала, – вампир достал из внутреннего кармана бомбера фляжку. – Точнее, стала бы задавать вопросы, – поправился он и, открутив крышку, сделал небольшой глоток. Запахло кровью. Но не человеческой.
– Это кролик и… белка? – с удивлением спросила Белль.
– Да, – кивнул Гастон. – Je suis dеsolе[108 - Прости (фр.)], но ты так пахнешь… Сложно сдерживаться, и не дышать тоже сложно.
Белль отступила на несколько шагов.
– Не буду тебя смущать, – сказала она. – Мне лучше вернуться в замок… Адам говорил, что вампиры не могут зайти туда.
– Да, мы не можем, – подтвердил Гастон, сделав ещё один глоток, после чего убрал фляжку в карман. – Там вроде как разбрызгиваются ионы серебра. А если попытаться пройти внутрь, распрыскивается эссенция вербены. По крайней мере, так мне сказала Бёрд. Кто-то из вампиров так уже погиб.
Белль кивнула.
– Это не моё дело… – помешкав, начал Гастон, – но ты лучше не доверяй Адаму. Судя по рассказам Айрин, он ничем не лучше неё.
Белль снова кивнула. Она и так знала, что Адам творил ужасные вещи, однако доверять словам ревнивой ведьмы, Белль бы не стала. К тому же, каждый способен раскаяться в совершённых ошибках и измениться к лучшему.
– Что будешь делать дальше? – спросила Белль у Гастона.
– Пока не знаю, – легкомысленно пожал плечом Гастон. – Побуду на острове, пока не сорвусь, и он меня не вышвырнет, – он сказал об этом так весело, как будто речь шла о катании на каруселях.
– Постарайся уж не сорваться, – заметила Белль. – А сейчас Айрин Бёрд тебя не контролирует?
– Она не знает, что я здесь. Мы не виделись с января.
– Это она тебе сказала, что, если не пить кровь, остров пустит тебя? – спросила Белль.
– Нет. Какая-то девушка посоветовала.
– Какая?
– Я не видел её, mais il a entendu sa voix[109 - только слышал её голос (фр.)]. Это было в Лондоне, в начале февраля. Я тогда узнал, что Бёрд собирается весной приехать на остров и выпить тебя. Я хотел тебя предупредить, но твой номер телефона было нигде не узнать – это просто тайна какая-то. Та девушка сказала: нужно всего лишь перестать пить кровь людей.
– Интересно, – задумчиво проговорила Белль. Может быть, это тоже была Айрин Бёрд, таким образом проверяя Гастона и заманивая Белль в очередную ловушку? – А это не могла быть Айрин? – спросила она.
Гастон уверенно ответил:
– Нет. Она скорее ressemblait[110 - была похожа (фр.)] на фейри, если на то пошло.
«Если она фейри, то я не смогу снять проклятие…» – пронеслось в голове Белль.
– Какой у неё был запах? – спросила Белль.
– Никакой, – ответил Гастон. – Это был будто голос в голове и очень яркий свет, что даже слепило.
– Странно, – проговорила Аннабелль в глубокой задумчивости. – Фейри так не умеют. Вроде бы. Спасибо за предупреждение, Гастон.

Белль вела Снежинку под уздцы, приближаясь к снежному облаку, окутавшему замок, и думала над словами Гастона. Он, конечно, мастер повествования. Его ослепило ярким светом и в голове раздался женский голос, и вместо этого он говорит: «Какая-то девушка посоветовала». И неужели он правда два месяца не пил людскую кровь, чтобы приехать сюда и предупредить её?..
Белль стянула со Снежинки перекинутую через седло шубу и надела её, входя в метель. Ветер так и завывал, и чем ближе Белль подходила к замку, тем холоднее становилось. Была середина апреля, но вокруг Волчьего Замка царила настоящая вьюжная ледяная зима, и просто не верилось, что в паре километров отсюда светит солнышко, распускаются цветы и птицы поют весенние песни. Белль долго отказывалась носить шубу, считая жестоким убийство животных ради шкур, но только в шубе ей было тепло в такую вьюгу.
– Мисс, – сказал Лантерн, когда Белль вошла в ворота замка. – Я вынужден буду сообщить хозяину о вашей встрече.
– Разумеется, Лантерн! – отозвалась та. – Я вовсе не собираюсь утаивать от герцога такую важную информацию. Только давай сначала предупредим мистера Холта.
– Как вам будет угодно, мисс, – ответил Лантерн.
Когда они вошли в холл, Эллиас сам вышел им навстречу.
– Как хорошо, что ты вернулась, Белль, – сказал он. – Я как раз собирался тебе звонить.
– Что-то случилось? – насторожилась Белль.
– Король хочет тебя видеть.
Аннабелль вспомнила, как миссис Марч сказала ей на балу, что её ищет мэр, а это оказались вампиры, и спросила:
– Точно король?
– Да, был официальный запрос и мне лично позвонил пресс-секретарь Его Величества, – с лёгким недоумением ответил Эллиас. – Ты последняя фейри, почему тебя удивляет встреча с королём?
– Дело в другом, – ответила Белль и рассказала Эллиасу о встрече с Гастоном и его предупреждении насчёт Айрин Бёрд.

Эллиас согласился с Белль: возможно, эта встреча с королём – ловушка вампиров. Однако игнорировать встречу с Его Величеством было нельзя. Кроме того, Эллиас сообщил Белль, что новый пресс-секретарь, Джон Флетчер, – элфинский варгис, и не мог быть под внушением вампира.
– А почему он в Лондоне? – удивилась Белль. – Проклятие застало его не на Элфине, и он не захотел вернуться?
– Взрослые варгисы не могут вернуться, если уехали перед проклятием. Джон покинул Элфин за неделю до проклятия по поручению Адама, а когда вернулся – не смог сойти на берег.
– Ого, – вырвалось у Белль: Айрин Бёрд вновь сумела поразить продуманностью мести.
Эллиас помолчал, листая одну из папок на столе. Потом поставил на полку и сказал:
– Не знаю, известно ли тебе, но именно мистер Флетчер повлиял на принца Эллиота, чтобы тот отказался от ужинов с тобой.
– Нет, я не знала, – ответила Белль. – Ты его попросил?..
– Нет, Адам, – возразил Эллиас. – Хотел сделать тебе подарок ко дню рождения.
Белль кивнула. Почему же тогда Адам не сказал ей, что именно ему она обязана за освобождение от ужинов с ненавистным принцем? Может, и сказал бы, если бы не был слишком занят, вырывая ванну из пола. Белль усмехнулась.
– Что такое? – спросил Эллиас.
– Ничего, – ответила Белль и подумала: всё-таки Адам изменился за минувшие полгода, и, пожалуй, была в этом и её заслуга.
Эллиас вернулся к обсуждению завтрашней встречи. Она была назначена на десять утра в «Королевской пристани», сообщать о ней нельзя было никому, и Белль с сожалением поняла: ей не удаться воспользоваться визитом в Торнфилд, чтобы повидаться с сестрой.

За ужином Аннабелль поблагодарила Адама за помощь.
– Эллиас сказал? – спросил он.
– Да, – кивнула Белль. – Ты же не сердишься?.. Я была рада узнать, что это ты помог, – она улыбнулась.
– Я планировал, чтобы ты осталась в замке, – глухо ответил Адам, – и проблемы с королевской семьёй мне были ни к чему. Поэтому… как видишь, я сделал это из эгоистических соображений.
– Я всё равно тебе благодарна, – возразила Белль.
Потом она сообщила о предупреждении Гастона насчёт Айрин Бёрд и завтрашней аудиенции с королём.
– В замок она не пройдёт, – медленно произнёс Адам. – Дэвис сделал надёжную защиту от вампиров. Но тебе придётся отказаться от прогулок за стенами Волчьего Клыка.
– Да, разумеется, – кивнула Белль.
– Как некстати эта встреча с королём… – с досадой произнёс Адам, и Белль согласилась. Помолчав, он сказал: – Я попрошу шерифа приставить к тебе на завтра ещё двух варгисов.
– Хорошо.
– И тебе нужно снова пить вербену трижды в день, – продолжил Адам. – Лантерн! – окликнул он слугу, тот вышел и вскоре вернулся с чайником, источающим аромат мелиссы и вербены.
Белль сделала несколько глотков ароматного чая и произнесла, улыбнувшись:
– Я думаю, завтра всё будет хорошо.
– Надеюсь, – ответил Адам. – Не ходи больше в крипту, Аннабелль Грейс, – после долгой паузы сказал он.
– Не буду, – согласилась Белль. – Ведь там ведьмы проводили все свои ритуалы, а значит…
– Да.

С утра Белль оделась, найдя у себя в гардеробе подходящий случаю наряд: лавандовая плиссированная юбка с ремешком, белый кашемировый свитер, белые сапожки и пальто. Улыбнулась, вспомнив наставления миссис Марч: одежда на встречах с королевской семьёй должна быть из неярких дорогих тканей, сочетающихся друг с другом. Вдев в мочки серьги с грушевидными жемчужинами, Белль подумала: вот бы, когда она войдёт в «Королевскую пристани», рядом был мистер Купер – раньше он всегда сопровождал её на встречи с Пендрагонами.
На вертолётной площадке «Эдельвейса» Белль ждали старые знакомцы – варгисы Ольсен и Стюарт. Они сели впереди, а Эллиас – рядом с Белль на заднем сидении. Шериф Вольфген с двумя варисами ехали на другой машине позади. Когда Белль в окружении пятерых варгисов подошла к главному входу «Королевской пристани», она поймала себя на мысли, что действительно чувствует себя в безопасности.

В гостиной золотого люкса на третьем этаже с видом на залив святого Элреда был накрыт стол к завтраку. Мистер Флетчер, пресс-секретарь короля, попросил Эллиаса подождать в соседнем номере и, предложив Белль сесть, вышел. Вскоре в гостиную вошли король Александр и принц Ричард. Белль мысленно отругала себя за недавние сомнения, что они могут быть не Пендрагонами. Нет, они определённо были наследниками крови короля Артура. Не только внешнее сходство с родоначальником династии – светло-русые волосы, голубые глаза, благородные черты лица, но и внутренняя сила, мягкий ореол власти и уверенности доказывали, что оба – истинные Пендрагоны. А ещё магия Лилит. Очень приглушённая, точно спящая глубоким сном под землёй, но она чувствовалась.
Белль присела в глубоком придворном реверансе.
– Благодарю, что не отказали нам во встрече, мисс Аннабелль, – начал король, когда с формальностями приветствий было покончено и все трое сели.
– Я рада служить вашему величеству, – ответила Белль.
Король коротко кивнул.
– Думаю, – произнёс он, – вы слышали о демонстрациях возле нашей резиденции этой весной?
– Я читала об этом в новостях, – ответила Белль. – Мне очень жаль.
– Народ сомневается в нашем праве на трон, – проговорил король Александр. – К сожалению, мы не можем предъявить доказательства успешного паломничества наследника в Авалон. Потому что это паломничество не увенчалось успехом.
Белль почтительно молчала, шестнадцатилетний Ричард покраснел, и Белль ощутила его стыд и вину.
– Ричард – седьмой наследник престола, которого Авалон не принял, – продолжил Его Величество с горечью. – Мы пытались это скрыть, но открыто лгать своему народу мы не можем и не хотим. Поэтому нам нужна ваша помощь, мисс Аннабелль.
– Всё, что в моих силах, ваше величество, – почтительно ответила Белль.
– Вы – дочь Лилит, и Авалон вас примет, – произнёс король. – Мы просим вас сопроводить наследника престола в Авалон и помочь ему вернуться.
– Я с радостью сделаю всё от меня зависящее, – ответила Белль с готовностью. – Я лишь хочу предупредить вас, что никогда не бывала в Авалоне.
– Нам об этом известно, – ответил король. – Но мы в отчаянном положении. Паломничество в Авалон назначено в день летнего солнцестояния. Наши астрологи посчитали этот день наиболее благоприятным для нашей миссии. Также они пришли к единогласному выводу, что из всех детей Лилит именно вы можете нам помочь.
Белль коротко кивнула.
– Я постараюсь собрать об Авалоне необходимые сведения, – сказала она. – В назначенное время я буду готова.
– Мы благодарны вам, мисс Аннабелль, – произнёс король. – И гарантируем вам бессрочную протекцию вне зависимости от результата.
Белль постаралась сдержать своё удивление, но она не успела ничего сказать, потому что король продолжил:
– Вы – последняя фейри. Давно нужно было это сделать. Наш царственный дядя сделал это по своему усмотрению и лишь благодаря информации, полученной от нашего пресс-секретаря, нам удалось устранить причинённые вам неудобства от общения с бывшим принцем Элфинским.
«Бывшим?» – удивилась Белль. Эта новость её обрадовала.
– Ныне принцем Элфинским стал наш младший сын, Генри, второй претендент на трон.
С Генри Белль тоже была знакома – сейчас ему было десять лет.
– Благодарю вас за столь щедрый дар, Ваше Величество, – произнесла Белль.
– Спасибо вам, мисс Тэйлор, – произнёс принц Ричард, встал со своего кресла и, приклонив колено перед Белль, поцеловал ей руку.
Она растерялась на миг, но быстро овладела собой и, встав со своего кресла, подняла принца с колен.
– Ваше высочество… – начала она.
Шестнадцатилетний наследник престола вновь густо покраснел и совсем сконфузился. Конечно, на Пендрагонов не действовала магия детей Лилит, но Белль и без неё была очень красивой и способной сводить с ума мужчин безо всякого волшебства. Так они и замерли на несколько секунд: не знавшая, как лучше поступить фейри, и нависший над ней принц, от смущения нахохлившийся точно воробушек в студёный февральский день.
А потом решение нашлось как-то само собой – они обнялись. Просто, как три года назад.
– Белль… – шепнул принц.
– Ричи, – отозвалась она. – Всё получится. Ты веришь?
– Верю, – сжимая Белль в объятиях, откликнулся принц.

В газетах уже к вечеру в нескольких крупных изданиях появились статьи о встрече короля с последней фейри. К некоторым текстам прилагались снимки (сделанные, очевидно, со спутника), на которых в «Королевскую пристань» вместе с охраной входили король и принц, а на следующее утро – Белль в окружении варгисов. К концу недели заголовки жёлтых газет пестрели информацией о помолвке наследника престола и последней фейри, а также об их скорой свадьбе и даже беременности мисс Тэйлор. Удивительно, но в целом настроение статей было позитивным: люди любят свадьбы, особенно королевские, и все принялись предвкушать столь радостное событие. Впрочем, некоторые издания уверенно заявляли, что брак будет заключён после совершеннолетия принца Ричарда.
В «Вечернем Лондоне» автор статьи задавался риторическими вопросами: «В каком же отчаянном положении королевская семья, что прибегает к помощи фейри? Чем оберётся для страны помощь нелюдя?.. Пендрагоны поддались губительному обаянию фейри? Что дальше?..»
Белль расстроилась, перестала заглядывать в новостную ленту и несколько последующих дней провела в библиотеке, изучая всё, что находила об Авалоне, и вечером обсуждала полученные сведения с Адамом. Тот считал: земля обетованная первых детей Лилит пустит к себе Белль безо всяких проблем и вероятнее всего, принца тоже. Но Белль хотела быть уверенной в этом.
Ночью Белль спала беспокойно, волнуясь теперь не только из-за проклятия, но и из-за миссии в Авалон. А ещё сёстры-фейри перестали посещать её во сне, и это тоже расстраивало её.

А в одну ночь Белль наконец-то удалось уснуть достаточно крепко, но не успела она насладиться забытьём, как обнаружила себя в холле. Босые ноги замёрзли, тёплый свитер, который Белль надевала поверх ночной рубашки совсем не грел, и ей было очень холодно.
– Джейн? – позвала она. – Диана? Хлоя? Виола?
Никто из фейри не откликнулся. Из кабинета Эллиаса быстро вышел Дэвид и накинул на плечи Белль шерстяное одеяло.
– Ты как, Белль? – спросил он.
«Почему он вышел из кабинета Эллиаса? – подумала Белль. – Где сам Эллиас?..» Но потом решила: нет смысла искать логики во сне, и позволила Дэвиду завернуть себя в одеяло и подхватить на руки.
Тут послышались шаги нескольких варгисов, и вскоре со двора вошёл Эллиас, присыпанный снегом, со шкатулкой в руках, за ним – ещё более заснеженный Ольсен.
– Мы поймали её! – обрадованно сообщил Эллиас, подходя к Дэвиду, держащему на руках Белль.
– Хвала Лилит, – облегчённо отозвался Дэвид. – Где она?
– Во дворе, – Ольсен снял пальто и стряхнул с него снег. – Она связана и без сознания. С ней Стюарт и Лантерн. – Где Адам?
– Я здесь, – раздалось сверху из тьмы. – Аннабелль Грейс, что ты здесь делаешь? – в его голосе прозвучала тревога.
– Я не знаю, – честно ответила Белль.
Эллиас в это время вынес из кабинета кресло, и Дэвид усадил в него Белль.
– Айрин Бёрд пыталась выманить Белль из замка при помощи зова, – ответил Эллиас, присаживаясь на корточки и укутывая Белль ноги точно ребёнку. – Мы с парнями обыскали окрестности и нашли ведьму. – Эллиас взглянул на Белль снизу вверх и сказал: – Мы бы не дали тебе выйти из замка.
– Я знаю, – улыбнулась она. Теперь происходящее наконец обрело смысл и перестало казаться сном. – Я рада, что вам удалось поймать её, – и, помолчав, спросила: – Что вы будете с ней делась? – она взглянула сначала на Эллиаса, затем во тьму, в которой скрывался Адам.
– Предлагаю сжечь, пока не пришла в себя, – предложил Ольсен.
– Да, – кивнул Эллиас.
– Сначала расчленить и потом сжечь, – сказал Дэвид. И, взглянув на Белль, извиняющееся улыбнулся: – Прости, сестра.
– Она это заслужила, – отозвалась Белль.
– Я хочу поговорить с ней, – произнёс Адам.
– Не думаю, что это хорошая идея, – заметил Дэвид.
– Как будто одного проклятия нам мало, – пробурчал Ольсен.
– Вам лучше остаться здесь, – велел хозяин замка, и тьма заструилась вниз по лестнице.
Белль очень хотелось пойти с ним, но она промолчала, понимая, что это небезопасно и неуместно.
– Мы обыскали ведьму, – сказал Эллиас Адаму. – На ней был один амулет, чётки из круглых камней, шесть цепочек и девять колец из метеоритного железа с рунами и контейнер с кровью. Я унёс в кабинет.
– Хорошо.
Тьма покинула замок.
Белль поднялась с кресла и приникла к окну, выходящему во двор. Было темно, шёл густой мелкий снег. Непроницаемая тьма медленно приближалась к лежащему в сугробе телу. Белль отлично его видела, оно было всего в двадцати футах[111 - Около 6 метров] от неё. Тело было бездвижным и походило на труп, и Белль испугалась: вдруг это ловушка?.. Если таков и был план ведьмы-вампира – выманить Адама из замка и… Что, если со смертью альфы варгисов проклятие станет невозможно снять? Белль захотелось закричать, предупредить Адама. Тьма, окутывающая его, исчезла, обнажив гигантскую фигуру Чудовища. На его тёмную бурую шкуру ложились снежинки, они падали на рога и бивни, голову и щупальца. Длинные покрытые чешуёй конечности Чудовища с длинными кожистыми пальцами и острыми когтями глубоко проваливались в снег при каждом шаге. Белль не могла оторваться от окна – открывшаяся ей картина была пугающе-завораживающей точно в старой сказке. Зверь подошёл к бездвижному телу ведьмы вплотную, подхватил его передней лапой точно игрушку и слегка потряс, после чего бросил в снег, как тряпичную куклу. Если бы Аннабелль не знала, что Айрин – ведьма и вампир, такое поведение Адама показалось бы ей не просто бесцеремонным, но и жестоким.
– Айрин, – позвал Адам. – Хватит притворяться.
Ведьма наконец зашевелилась и медленно приподнялась в сугробе. Руки у неё были связаны сзади, и ей было неудобно сидеть в таком положении. Белль отчётливо видела чёрную копну растрепавшихся густых волос и блеск в зелёных глазах.
– Рада видеть тебя в добром здравии, милый, – с издёвкой проворковала Айрин, и Белль узнала изменённый голос Габриэля Корби. – Я соскучилась.
– Что же не приходила раньше? – с сарказмом поинтересовался Адам.
– Не люблю тебе отказывать. А я не могу сделать то, что тебе нужно, даже не проси.
– Я знаю. – В голосе Адама прозвучала снисходительная улыбка. – Ты самая бесталанная ведьма из всех, что я знал. Ты ничто без своих амулетов.
– И всё-таки я сотворила самое грандиозное проклятие за всю историю последней цивилизации, – не без гордости ответила Айрин.
– Ради этого ты растратила почти всю имеющуюся у тебя магию Элреда и убила нашего с Роуз сына. Не думай, что я простил тебе это.
При упоминании Роуз лицо Айрин вытянулось, но она вскоре овладела собой:
– И как ты догадался о Роуз?
– Она сказала, – ответил Адам.
– Но она мертва! – Ведьма яростно попыталась выпутаться, но варгисы связали её на славу. – Я сама её убила!
– Вот как, – проговорил Адам задумчиво. – Я так и думал.
– Ты блефуешь! Ты не видел Роуз!! Она давно сгнила!
– Я – не видел, – спокойно ответил Адам, в его голосе прозвучала улыбка. – Твоё проклятие скоро падёт. Но ты не доживёшь до этого дня.
Ведьма поднялась на ноги и неожиданно расхохоталась. Её хохот жутко и гулко разносился над заснеженным двором замка. Наконец, она успокоилась и сказала:
– Мне правда тебя жаль, Адам. Ты такой наивный, – она усмехнулась. – Ты никогда не будешь счастлив. Я слишком давно знаю тебя и сделала всё, чтобы ты страдал до конца своих дней.
– Моё счастье в моих руках, Айрин, – твёрдо ответил Адам.
Она снова усмехнулась.
– Даже не спросишь, была ли счастлива я? – спросила она.
– Мне это неинтересно, – небрежно бросил Адам.
– А я была счастлива, – сделав шаг к нему и вскинув голову, с придыханием произнесла ведьма; из-за связанных сзади рук её слегка покачивало. – Когда сладкая кровь твоей драгоценной последней фейри текла по моему языку. Когда её тело становилось мягким и податливым в моих руках. Когда фиалковый вкус и аромат её крови дурманил мне разум и чувства. Она была моей, Адам. И я была счастлива.
Несколько секунд длилось молчание.
– Жалкие радости вампира – напиться крови фейри, – насмешливо произнёс Адам. – Больше вы ни на что не способны. Будешь говорить последнее слово? – спросил он, склонившись над ведьмой-вампиршей.
– Что?.. – вырвалось у той.
– И правда, – согласился Адам и стремительно схватил тело Айрин передними лапами, точно оно было игрушечным. – Ты и так слишком много болтаешь. – И резким движением разорвал вампиршу пополам.
Бросив останки бывшей Верховной на снег, Зверь развернулся и пошёл к замку.
– Можете сжигать, – сказал он варгисам, наблюдавшим за всем действом.

Оцепенев, Белль стояла у окна, не зная, как относиться к увиденному. С одной стороны Айрин Бёрд, осквернившая священную землю Элфина нечестивой магией Х’гивхаты, проклявшая варгисов и весь остров, убившая ради своих целей невинного младенца, получила по заслугам. Но с другой… Ведь тёмная магия проникла на Элфин с разрешения сына Лилит и при его непосредственном участии. Вина Адама, если судить по справедливости, была больше, чем какой-то ведьмы, давно продавшейся Х’гивхате. Белль вспомнила, с каким холоднокровием и жестокостью несколько минут назад Адам отнял жизнь у своей бывшей любовницы, и ей стало жутко. Жутко и сладко – Белль было стыдно в этом признаться, но наблюдать за драмой, развернувшейся между Адамом и Айрин Бёрд, было крайне увлекательно.
– Я знал, что ты будешь смотреть, – раздался за спиной Белль голос хозяина замка. – Не сможешь отказать себе в таком удовольствии.
Белль обернулась и увидела Адама в его монструозном облике без скрывающей его тьмы.
– Почему она не защищалась?
Он подошёл ближе и стал глядеть на варгисов, сооружающих высокий костёр из гигантских брёвен.
– Она не могла. У неё не было магии.
– Ты знал об этом, когда шёл туда?.. – тихо спросила Белль.
Адам помедлил с ответом.
– Предполагал. Думаю, она стала вампиром в день летнего солнцестояния в 1863 году. После этого стало пропадать в два раза больше фейри. Нередко я заставал фейри у неё в спальне. Без крови фейри вампиры теряют вкус к жизни, не хотят ничего, кроме крови фейри. Чтобы создавать иллюзию обычной жизни, ей приходилось пить много крови – я мог бы догадаться об этом и раньше, – горько добавил он и помолчал. – А потом её скопленная за долгие годы магия начала иссякать, и она задумала убить Элреда. Последний год Айрин была помешена на амулетах. Думаю, спустя некоторое время после того, как она стала вампиром, она больше не могла колдовать без внешних источников магии.
Белль помолчала.
– Что ты почувствовал, когда убил её?.. – спросила она.
Повисла пауза.
– Облегчение, пожалуй, – подумав, ответил Адам. – Я наконец отомстил. И теперь могу быть уверен, что она никогда не причинит вред тебе, – тихо добавил он, и сердце Белль сжалось. – Бёрд заслуживала смерти. И убить её должен был я. Нельзя было взваливать это убийство на варгисов. – Он помолчал. – Ей всё-таки удалось разозлить меня. И она знала, что я разозлюсь. Думаю, она не рассчитывала уйти живой.
– Ты выглядел совершенно спокойным, – заметила Белль.
– Мне это сто?ило некоторых усилий, – ответил Адам. – Но я надеюсь, она умерла, зная, что проиграла, – с удовлетворением добавил он.
– Конечно, – согласилась Белль. – Ведь она умерла, а ты жив.
Белль помолчала, глядя, как за окном, во дворе, под метущим снегом, разгорается оранжевое пламя, охватывающее сложенные шалашом брёвна. В сердце Белль вдруг закралась отчаянная надежда, что со смертью ведьмы, наложенное ею проклятие падёт само собой. Огонь, взмывая всё выше к небу и охватывая оранжевыми языками брёвна, поглотил останки бывшей Верховной. Чуда, увы, не случилось. Это было бы слишком просто. Белль взглянула на Зверя:
– Я уверена, Адам, – она улыбнулась, стараясь подбодрить его, – ты будешь ещё счастлив.
Помолчав, Адам, ответил тихо, почти неслышно:
– Я верю тебе.

Глава 28. Прощания и встречи
В конце апреля долина Ришты была охвачена весенним цветеньем и пением птиц, но над Волчьим Клыком по-прежнему сыпал снег. Белль теперь редко покидала замок: Адам опасался, что за ней может вернуться Гастон. Сама Белль сомневалась, что Гастон причинит ей вред: или он сорвался, напившись человеческой крови, и остров вышвырнул его, или действительно изменился и по-прежнему придерживается своей диеты, и ей хотелось верить во второе. Однако Аннабелль не позволяла надежде затмить разум, помня об истинной сущности вампиров – их жажде крови фейри, ради которой они готовы пойти на любые ухищрения. Изредка, когда Белль выходила за пределы замка в сопровождении Эллиаса и Лантерна, она невольно оглядывала окрестности, точно надеясь увидеть фигуру Гастона в красном бомбере: было бы не лишним поблагодарить его за предупреждение.

Аннабелль и Адам по-прежнему встречались каждое утро в оранжерее за завтраком. Смерть ведьмы что-то изменила в Адаме, и он, будто бы окончательно приняв своё обличие Чудовища, перестал прятать его под покровом тьмы не только от Белль, но и от всех обитателей замка. Вскоре Адам возобновил традицию совместных обедов, чему Белль была очень рада: теперь она чувствовала себя точно в кругу семьи каждый день, а не только на Рождество. Правда, пока на обедах присутствовали только Эллиас, Дэвид, Нил, Адам и сама Белль, но иногда к ним присоединялись шериф Вольфген и Стюарт с Ольсеном. За обедом Адам теперь не прятал свой облик в густой тьме, хоть и по-прежнему сидел на противоположном конце стола, никогда ничего не ел и не пил, зато как гостеприимный хозяин умело направлял и поддерживал беседу.

Как-то после завтрака Белль вышла прогуляться во двор. Она шагала по расчищенным дорожкам, когда ей позвонил по видеосвязи Кевин.
– Бэмби! – возбуждённо начал он, сверкая глазами. – Ты ни за что не поверишь, что я сейчас делаю!
Белль увидела за его спиной мастерскую и предположила:
– Работаешь?
– Да! Но над чем?
Белль задумалась. Друга переполнял небывалый энтузиазм, и просто распирало от радости, поэтому она собиралась сказать единственное, что ей пришло в голову, но Кевин не дал ей озвучить предположение, переключив видео на переднюю камеру и подтвердив правильность догадки. На рабочем столе, среди гипсовой крошки, кусочков мрамора, разбросанных резцов, между банкой энергетика и стаканом со стеками и палочками от китайской лапши возвышалась чёрная громада эбенового дерева в форме женской головы. Абрису черепа с пышной причёской не хватало пока плавности линий и проработанности, но в чертах лица и особенно в выразительном носе уже угадывалась Камилла.
– Ну?.. – беспокойно ожидавший реакции Белль спросил Кевин.
– Это великолепно, Мушу, – улыбнулась она. – Я так рада за тебя! Это чудесно, прямо как ты мечтал! Расскажи мне всё, – потребовала она и, смахнув со скамейки снег, села.
История в целом была простая. Кевин ещё в феврале узнал о том, что Камилла переехала в Лондон, но только две недели назад решился позвонить ей. На удивление она сразу согласилась, и Кевин подумал, уж не решила ли она его разыграть? Однако Камилла пришла в назначенное время и показала себя безукоризненной натурщицей, хоть и была немного зажата. Спустя три сеанса за бутылочкой гранатового вина они признались друг другу, что оба ждали друг от друга подвоха, после чего вдосталь посмеялись над своими опасениями.
В тот вечер Камилла сказала, что решила сосредоточиться на карьере и именно сегодня у неё закончилась стажировка – её официально приняли в «Аспен Моррис солиситорс[112 - Одна из престижных юридических фирм в Лондоне]». Спустя ещё одну бутылку вина Камилла призналась: с личной жизнью у неё пока не клеится. Она сходила на пару свиданий, но все они оказались неудачными: очень тяжело начинать новые отношения, когда столько лет был с одним человеком.
Затем Кевин признался Белль: возможно, он сказал чуть лишнего, но уж очень ему хотелось подбодрить Камиллу. И вроде бы ему это удалось. Белль не стала уточнять, что именно он сказал, и вновь порадовалась за него: ведь его мечта сбылась, и он сможет выставить на конкурс именно ту работу, которой будет по праву гордиться!
В тот же день, после ужина, Белль созвонилась с Вики, и вскоре разговор коснулся Камиллы.
– Мне жаль, если ты не общаешься с Кам из-за меня, – неожиданно вырвалось у Белль.
– Мы с Кам прекрасно общаемся, – удивлённо возразила старшая сестра. – Откуда ты это взяла?
Белль растерялась и не знала, что ответить. И правда: какое нелепое предположение!
– Ладно, на самом деле она действительно почти два месяца не общалась с нами, – призналась Вики. – Даже не ответила на моё сообщение, когда я её поздравила на Рождество, и звонок сбросила, – добавила она с лёгкой обидой.
Белль вспомнила, как расстроенно и почти раздражённо разговаривала с ней Вики на Рождество, и поняла: тогда её догадка оказалась верной.
– Но на Новый год она сама позвонила мне, – продолжила Вики. – Извинилась. Сказала, что дорожит дружбой со мной. – Старшая сестра помолчала. – Что бы тогда ни случилось, – добавила Вики чуть позже, – ты ни в чём не виновата, – она улыбнулась.
Белль кивнула, и на душе у неё стало легче.

На следующий день, после ланча, Белль вместе с Эллиасом Дэвидом и Нилом поехали верхом в Багровую бухту, Эверин должна была прибыть туда чуть позже. Аннабелль вовсе не удивляло, что банши не горит желанием помогать ведьме, но её расстраивало, что крёстная не хочет помочь своей крестнице и внучке своего возлюбленного. Ведь Белль неоднократно подчёркивала, как для неё важно помочь Роуз, но Эверин каждый раз находила отговорки. После смерти Айрин Бёрд Белль не выдержала и пожаловалась Адаму. И это возымело успех. Но всё равно Эверин сумела отсрочить поездку почти на две недели. Белль напрямую спросила у крёстной, почему она так поступает, и та без экивоков ответила, что не желает помогать ведьме и делает это исключительно ради Белль.
– И ради Уолтера, – добавила Белль тихо.
Эверин не ответила, а в голове у Белль мелькнула мысль, что без вмешательства Адама крёстная продолжала бы и дальше игнорировать просьбу крестницы.

И вот на закате двадцать седьмого апреля, варгисы и Белль остановились посреди вересковой пустоши над отвесными скалами Багровой бухты – там, где полгода назад Белль видела Роуз. Эверин всё ещё не было, и Аннабелль начала беспокоиться, вдруг та не явится. Солнце наполовину исчезло за линией моря, распластав по воде янтарно-золотой плащ, когда посреди собравшихся в вихре чёрных бражников возникла Эверин. Белль вздохнула с облегчением. Но вскоре снова заволновалась, ведь Роуз по-прежнему не было. С замиранием сердца Белль оглядывала заросли вереска в поисках юной ведьмы и отчаянно переживала, что та не появится перед таким скоплением народа. Белль взглянула на Эверин: длинные серебристо-серые волосы банши развевались на ветру, стройная фигура, обтянутая чёрной тканью, напоминала стрелу, и во всём облике Эверин чувствовалась сила и уверенность.
– Роуз Эйр, раба Х’гивхаты, – возвысив голос, произнесла Эверин, – яви себя.
Тёмная фигурка юной ведьмы проступила из воздуха. На лице Роуз появилось выражение недоумения. Затем его исказила гримаса злости, и ведьма начала говорить, активно жестикулируя и бросаясь с кулаками на Эверин, но не раздалось ни звука. Банши выглядела невозмутимо, а значит, это по её воле Роуз онемела.
– Твой сын, Уолтер, – продолжила Эверин холодно, – мёртв. И его душа покоится в мире. Тебя больше ничего не держит в этом мире.
Губы Роуз шевельнулись, но вновь не раздалось ни звука. Она заговорила быстро, отчаянно, но совершенно неслышно.
Белль повернулась к Эверин. Та, кажется, считала, что всё идёт по плану.
– Крёстная, – произнесла Белль, – пусть она скажет.
– Она ведьма, – жёстко ответила та. – Для вас её слова могут быть опасными.
– Она, кажется, просит о чём-то, – произнесла Белль, взглянув на Роуз, напряжённо наблюдавшую за их разговором. Её карие глаза были полны слёз. – Может, она хочет увидеть Уолтера? – предположила Белль, и Роуз отчаянно закивала головой, сложив руки в умоляющем жесте. Белль повернулась к крёстной: – Вы можете это сделать?..
Та ответила с неохотой:
– Да.
Белль повернулась к ведьме:
– Банши позволит тебе увидеть сына, – сказала она. – Только ненадолго. Потом тебе нужно будет отпустить его.
Роуз вновь закивала.
Белль не знала, как всё будет происходить, и она ожидала лучей света, может быть, движения облаков, но младенец, закутанный в белую ткань, просто оказался в руках Роуз. Она прижала сына к себе, целуя в светловолосую макушку, вдыхая его младенческий запах. Малыш выпутал из ткани одну ручку и потянулся к матери. Та беззвучно заплакала, целуя крохотную ладошку. «Я тебя люблю», – беззвучно прошептали её губы.
– Я всегда буду любить тебя, Уолтер, – проговорила Роуз и удивилась, вновь услышав свой голос. – Спасибо, – сказала она, повернувшись к Белль. Ветер трепал её светлые волосы и подол чёрного платья. Роуз плотнее закутала сына, прижала к себе и вновь поцеловала.
– Покойся в мире, Роуз, – вдруг произнёс Эллиас, глядя на юную ведьму.
– Покойся в мире, – повторили за ним Дэвид и Нил.
– Да обретёт твоя душа покой, – проговорила Белль.
Роуз взглянула на Белль, затем на варгисов и потом вновь на Белль. Лицо Роуз сияло в лучах закатного света, её глаза наполнились янтарным светом, и она исчезла вместе с младенцем на руках.
Аннабелль взглянула на Эверин. Та стояла, поджав губы, но удивлённой не выглядела, скорее раздосадованной.
Эллиас повернулся к Эверин и сказал:
– Роуз недолго была ведьмой. Она заслужила покой.
– Её судьба решится в конце времён, – сухо ответила Эверин.

Море поглотило солнце, и вересковые пустоши охватило сумеречным светом весеннего вечера. Эллиас шёл рядом с Белль, в задумчивости глядя под ноги.
– Я помню, – проговорил он, – как Роуз в конце августа стала приходить к нам. Мы тогда Восточное крыло восстанавливали. Она садилась в сторонке и наблюдала за работой.
– А как она нам тогда воды принесла? – вспомнил Дэвид. – Я думал, отравить нас хочет. А ты не побоялся, Эл, – с уважением повернулся он к Эллиасу.
– Жара тогда жу-уткая стояла, – припомнил Нил. – Если б Эл не рискнул, я б первый выпил.
Варгисы смолкли.
– И как мы не догадались, что она беременна? – проговорил Эллиас. – Это же ребёнок тянул её в стаю. Все наши женщины, когда носят детей, хотят быть рядом со своими.
– Верховная постаралась, – обернувшись, бросила идущая впереди Эверин.

За ужином Аннабелль кратко рассказала Адаму обо всём. Тот слушал в задумчивом молчании, и только когда Белль закончила, произнёс:
– Ты поступила великодушно по отношению к Роуз, и я… – он запнулся на миг, – благодарен тебе за это, Аннабелль Грейс.
Белль кивнула. Он отрицал свою привязанность к Роуз и вообще к кому-либо, но она – мать его ребёнка, он не мог не чувствовать их связь, когда Роуз носила под сердцем Уолтера. Белль отставила чашку с чаем и негромко ответила:
– Она мать твоего сына. Мне было бы неспокойно, если бы я не постаралась хотя бы попытаться помочь ей. И она искренне тосковала по Уолтеру. В ней было столько нежности и любви, когда она обнимала его… – Белль помолчала, вспомнив золото волос Роуз и Уолтера и как они тянулись друг к другу. – Пусть её душа не достанется Х’гивхате, – искренне пожелала она.

На следующее утро Адам и Белль встретились за завтраком в оранжерее. Над столом склоняли головы ярко-алые розы, распространяя нежный аромат. На белоснежной скатерти, свисающей до самого пола, стоял заварочный чайник, фарфоровая кружка, расписанная фиалками, и блюдо с пирожными. Белль сделала глоточек чая, слушая журчание фонтана в глубине оранжереи и шелест снежинок, падающих на стеклянный купол.
Откусив кусочек пирожного с клубничным муссом, Белль зажмурилась от удовольствия. Сегодня ей было особенно хорошо сидеть здесь, среди алых роз, с Адамом: мысль, что ей удалось помочь Роуз, наполняла душу теплом, и казалось, теперь ей всё по плечу – даже снять проклятие.
Белль взглянула на гигантскую фигуру Чудовища, сидящего напротив и молча наблюдавшего за ней, и улыбнулась.
– У тебя сегодня хорошее настроение, Аннабелль Грейс, – заметил Адам, и его голос мягкой волной мурашек прошёлся по спине Белль.
– Это так, Адам Бартоломью Морган, – ответила она, чуть вскинув голову и состроив серьёзное выражение лица. – Я рада быть здесь и сейчас, – улыбнувшись, продолжила она и вновь съела кусочек пирожного.
– Счастлив это слышать, – произнёс хозяин замка, и в его голосе послышалась улыбка.
Они помолчали: Белль с наслаждением принялась за второе пирожное – с черничным муссом, а Адам глядел, как вьётся над кустом красных роз перламутрово-голубая большая бабочка. Эту идиллию разрушил негромкий, но требовательный звонок телефона Белль. Она достала смартфон из сумочки, лежащей в кресле у неё за спиной.
– Ты звонила? – спросила Вики, едва Белль приняла вызов. Белль действительно звонила сестре около часа назад, но та не ответила. – Что-то срочное? Я просто в больнице. Тут Джеймс и Фредерик… Что? – спросила она у кого-то мимо микрофона. – Я перезвоню, – сказала она Белль, и связь прервалась.
Аннабелль в растерянности уронила руку с телефоном на колени. Джеймс и Фредерик в больнице?.. Что произошло? Вики всё не перезванивала, а когда Белль звонила сама, линия каждый раз оказывалась занята. Номер Фредерика был недоступен, а номера Генри и Джеймса не отвечали. Белль начала беспокоиться. Надо запретить вести разговоры так, как только что сделала Вики!
Голос у Вики звучал довольно спокойно, она лишь говорила чуть быстрее, чем обычно, и немного чаще дышала, – кажется, быстро шла. Если бы с Джеймсом или Фредериком и впрямь случилось что-то серьёзное, Вики была бы взволнована сильнее, ведь так?
Белль почувствовала взгляд Адама. Ох, взгляд его шести глаз трудно было не почувствовать, как и забыть о его присутствии. Белль заставила себя улыбнуться и отодвинула блюдо с пирожными – есть перехотелось.
– Что-то случилось? – спросил Адам.
– Я не знаю, – честно ответила Аннабелль. – Вики сказала: Джеймс и Фредерик в больнице, а теперь у неё линия постоянно занята.
Адам помолчал.
– Я уверен, с ними всё в порядке, – сказал он чуть позже. – Не волнуйся.
Она кивнула, но с возросшим беспокойством подумала: «Но почему они в больнице?» и вновь набрала Вики, однако вновь безуспешно.
– Да, конечно, с ними всё хорошо, – успокаивая саму себя, проговорила Белль, но её телефон по-прежнему безмолвствовал, и тревога продолжала нарастать.
Встав с кресла, Аннабелль стала ходить по оранжерее, как будто это могло помочь. Взглянув на экран телефона, она обнаружила, что с момента звонка Вики прошло всего шесть минут. А ей казалось, будто прошло несколько часов. Белль взглянула на громадную фигуру Чудовища, внимательно следящего за её беспокойными передвижениями, и заставила себя сесть обратно. И тут раздался звонок. Белль схватила телефон: Джеймс Ли. Неужели он единственный, кто решил перезвонить?..
– Привет, Джеймс, – приняв вызов, сказала она торопливо.
– Привет, Белль, – раздался из трубки голос Фредерика.
Перед глазами колыхнулась туманная пелена, и Белль сморгнула её, позволив нежданным слезам пролиться. Сердце так и колотилось, но на душе разлилось тепло от этой короткой фразы, от одного звучания голоса Фредерика и того, что он впервые назвал её сокращённым именем, словно тем самым сократив и расстояние между ними.
– Привет, – наконец шепнула она. Хотела спросить, что случилось, но растеряла все слова.
Белль встала со своего кресла и пошла в сторону фонтанов – ей не хотелось разговаривать с Фредериком в присутствии Адама.
– Вики напрасно сказала тебе, что мы в больнице – ничего серьёзного не произошло, – сказал Фредерик, и от одного звучания его голоса, полного спокойствия и уверенности, у Белль отлегло от сердца. – У Джеймса лёгкое сотрясение и растяжение мышц кисти – неудачно упал, но не спрашивай, при каких обстоятельствах – он считает это самым позорным падением в своей жизни, – добавил Фредерик с улыбкой в голосе, и Белль тоже невольно улыбнулась. – Сейчас он спит. Я увидел твой пропущенный у него на телефоне и решил перезвонить, чтобы ты не беспокоилась. Вики до сих пор разговаривает с Мэри-Энн, успокаивает её, а мой телефон разрядился. У тебя всё хорошо? – спросил он.
– Да, – ответила Белль. «Теперь хорошо», – подумала она, глядя на струи фонтана, разбрызгивающие хрустальные капли. – Спасибо, что перезвонил, я правда беспокоилась. А у тебя как дела? Где ты сейчас живёшь?
– Здесь, в Торнфилде, – ответил Фредерик. – Занимаюсь домом. Несколько раз ездил в Лондон за материалами и кое-какой мебелью.
«Так вот зачем он ездил в Лондон незадолго до Рождества! – с облегчением подумала Белль. – А вовсе не ради Камиллы…»
Тут она вновь вспомнила об Адаме, которого оставила у столика, и поняла: нужно заканчивать разговор. Но как же ей не хотелось!..
– Я очень рада слышать твой голос, – совсем тихо проговорила Белль. – И что ты никуда не уехал… И спасибо тебе за сладости на Рождество, и фотографии, и… – «просто за то, что ты есть», – хотела закончить она, но не решилась из-за Адама, чьё присутствие она вдруг снова ощутила явственнее, словно он оказался рядом. – Мне пора, – торопливо закончила она.
– Возвращайся скорее домой, хорошо? – попросил Фредерик.
– Хорошо, – шепнула она.
Вернувшись к столу, она некоторое время просидела в молчании, сжимая телефон в руке, ощущая себя так, будто долго шла одна по тёмной улице и вдруг увидела знакомое окно с горящим в нём светом – там её ждут и любят. Но она не может пойти туда. Её путь – в темноте и одиночестве, пока она не сделает то, что должна.
Вопрос Адама застал её врасплох:
– Ты любишь его?
Белль растерялась, чувствуя, как кровь прилила к щекам. Конечно, Адам слышал её разговор – у него ведь такой острый слух. Может, он в первые секунды разговора понял по её лицу, с кем она говорит. Аннабелль растерялась, она совершенно не знала, что ответить. Нет, разумеется, у неё был ответ, но говорить с Адамом о своих чувствах к Фредерику было крайне странно, неловко и…
Вдруг яркий свет заполнил оранжерею и ослепил Белль. Ей показалось, будто не существует ничего, кроме этого всепоглощающего белого света, все звуки исчезли и даже пол как будто растворился под ногами.
Когда свет рассеялся, Белль увидела прямо перед собой, там, где несколько мгновений назад стояла сгорбленная громадина Чудовища, Адама Спенсера, в человеческом обличии. Сначала Белль решила: ей кажется, и крепко зажмурилась. Но открыв глаза, она убедилась: глаза её не обманывают. Адам выглядел точно так же, как на том портрете, который висел в зале Восточного крыла: русые волосы до плеч, голубые глаза, резковатые черты лица. Кажется, и сам Адам тоже до конца не верил, что ему вернулось его тело. Он смотрел на свои руки в недоумении. А ещё Белль заметила: на нём совсем не было одежды. Поспешно отведя взгляд, Белль поднялась с кресла и стала убирать на него посуду, чтобы снять со стола скатерть.
– Что ты делаешь, Аннабелль Грейс? – удивлённо спросил Адам.
Не поднимая головы, Белль чуть смущённо ответила:
– Ты немножко без одежды.
«Немножко? – мысленно передразнила она себя, ощущая, как пылают жаром её щёки. – Полностью!» И наконец освободив стол, протянула ему скатерть.
– Да, точно, – осознал тот, повязывая ткань на манер набедренной повязки. – Спасибо.
– Не за что, – ответила Белль, думая, что он о скатерти.
– Спасибо, что сняла проклятие, – улыбнулся Адам.
Всё произошло слишком быстро, и Аннабелль не успела понять, из-за чего проклятие пало, поэтому ощущала себя скорее свидетельницей, чем непосредственной участницей. Значит, у неё получилось?..
– Мне до сих пор не верится, если честно, – призналась она и улыбнулась в ответ. – Я очень рада за тебя, Адам.
– Мне тоже, – усмехнулся он.
Над стеклянным куполом оранжереи затихла метель и стало светло.
– Солнце, – подняв голову вверх и щурясь от яркого света, произнёс Адам.
Аннабелль стояла рядом с Адамом, остро ощущая его присутствие: жар тела, дурманящий голову запах грозы в пихтовом лесу и вид обнажённого торса с рельефом мышц, до которого так хотелось дотронуться. Адам был атлетически сложён и выше Белль на голову, его присутствие заполняло собой пространство вокруг, это очаровывало и пугало одновременно. Сердце Белль отбивало безумный ритм, и она знала: Адаму отлично слышен каждый удар. Что он думает о ней? Глупая невинная девчонка, которую смутил вид обнажённого мужчины?
«Сам он, на минуточку, стоит в скатерти», – успокоила она себя. Осторожно глянув в сторону Адама, она поняла, что скатерть, обёрнутая вокруг его бёдер, вовсе не мешает ему выглядеть мужественно, уверенно и… Кровь вновь прилила к щекам Белль, и она смущённо отвела взгляд.
– Адам… – раздался позади тихий возглас Аннабель Джейн.
Белль обернулась. Лицо подруги светилось искренним счастьем. Адам тоже повернулся.
– Здравствуй, – произнёс он.
– Я так рада, что ты… – произнесла Джейн, – снова ты.
Белль заметила, что во время разговора Джейн глядела Адаму в глаза. Самой ей было сложно отвести глаза от рельефного пресса, мышц рук и груди, так и притягивающих взгляд. Можно было даже похвалить Айрин Бёрд, что позаботилась о сохранности такой красоты.
– Грейс, – позвала Аннабель Джейн.
– Да?.. – откликнулась Белль.
– Спасибо тебе! – искренне произнесла Джейн.
В её голубых глазах стояли слёзы. Она была в этот момент невероятно красивой, нежной и трогательной, и у Белль тоже навернулись слёзы. Всхлипнув, она крепко обняла подругу, ныряя в облако весенних глициний.
– Спасибо тебе! – прошептала Белль. – Я всегда мечтала о такой подруге как ты…
– И я… – Губы Джейн коснулись мокрой от слёз щеки Белль.
– Грейси! – послышался голос Дианы.
Джейн и Белль разжали объятия. Диана подошла ближе.
– Ты лучше всех, Грейси, – сказала Диана и обняла Белль, источая аромат нарциссов и вишнёвых сигарет. – Спасибо, – шепнула она, разжимая объятья.
Аннабель Хлоя, ворвавшаяся вихрем аромата флёрдоранжа, чуть выбившихся из причёски русых кудрей и сверкавших яркой зеленью глаз, бросилась в объятья Адама.
– Я подвела тебя, Адам! – в исступлении шептала она, привстав на цыпочки и обвивая его шею. – Мне так стыдно…
Адам не сопротивлялся её порывам, но и не обнимал в ответ, а Белль невольно забеспокоилась, как бы из-за телодвижений Хлои с бёдер Адама не соскользнула скатерть и не случилось конфуза. Но всё обошлось.
Диана выразительно закатила глаза, беззвучно комментируя развернувшуюся сцену, а Белль почувствовала, как её ноги обхватили маленькие руки. Нежный запах туберозы выдал Аннабель Виолу раньше, чем Белль опустила глаза и увидела девочку.
– Я тебя люблю, Грейс, – сказала Виола.
Белль опустилась на колени и обняла её.
– Я тебя тоже, Виола. Я буду скучать.
Она взглянула наверх, на Джейн и Диану. Они тоже опустились на колени, и все четверо обнялись. Белль не хотелось с ними прощаться, ведь ей будет их не хватать. Но так будет правильно.
…Сёстры-фейри растаяли в её объятьях. Белль опустила руки, которые секунду назад обнимали подруг, и поднялась с колен. Сердце у неё тоскливо сжалось. Ведь теперь она точно знала: эта разлука – навсегда.
Аннабелль стояла в задумчивости, а когда повернулась в сторону Адама, неожиданно упёрлась ладонями в его обнажённый торс. Когда он успел подойти?.. Белль застыла в растерянности, смущённая, с неистово колотящимся сердцем и пылающими щеками. Одна рука Адама легла Белль на талию, привлекая ближе, а другой он приподнял ей подбородок, заставив взглянуть себе в лицо.
– Где же твоя храбрость, моя маленькая фейри? – спросил он с ласковой насмешливостью в голосе. – Когда я был в личине отвратительного Чудовища, ты была куда смелее.
Он был прав, Белль и самой пришла в голову эта мысль. Она собиралась отнять руки и отступить назад, но её тело перестало принадлежать ей, и она не смогла даже пошевелиться. Взгляд Адама скользнул по её лицу к губам, потом по линии шеи и часто вздымающейся груди. А затем он сказал с сожалением:
– Я вынужден покинуть тебя. – Он вдруг наклонился и глубоко вдохнул аромат её волос, запуская руку в её кудри. – Ты сводишь меня с ума… – прошептал он, и его горячее дыхание ожгло кожу её шеи. – Потом отстранился и окликнул слугу: – Лантерн, проводи мисс Тэйлор в её апартаменты.

Шагая за Лантерном по знакомым коридорам, Белль пыталась привести в порядок мысли и чувства, но они рассыпались, как бусины, соскользнувшие с нитки, и теперь их было не собрать. Всё произошло так стремительно… Больше ничего не будет как прежде…
Замок тоже было не узнать. Он наполнился варгисами, их голосами, смехом, топотом ног, а ещё хлопаньем дверей и звоном посуды. Повсюду царило оживление; радостью был напоён воздух. Возлюбленные наконец воссоединились, мать увидела сына впервые за сто шестьдесят лет, отец вернулся к жене и детям. Варгисы обнимались и плакали, смеялись и пересказывали друг другу новости. Белль ощутила, что её будто подхватывает волной всеобщего ликования, и внутри неё разливается счастье.
Вдруг Белль увидела со спины Эллиаса рядом с незнакомой черноволосой девушкой чуть выше его ростом и очень худощавой. Белль узнала бежевые брюки и белую рубашку, которую Эллиас купил для Дреа, и поняла, кто перед ней.
Эллиас и Дреа обернулись.
– Аннабелль! – воскликнул Эллиас обрадованно.
Оба варгиса подошли ближе. У Дреа были монголоидные черты лица: острые скулы, миндалевидные чуть раскосые глаза ярко-золотого цвета и смуглая кожа.
– Я Дреа, – улыбаясь, по-мужски протянула руку она. Голос у неё был довольно низкий, с приятной хрипотцой. – Эл только про тебя и говорил, я даже начала ревновать. Шучу, – рассмеялась она и заключила Белль в крепкие объятия, приподнимая над полом. – Совсем одичала. Спасибо тебе, Аннабелль.
– О, не стоит, – ответила Белль, улыбнувшись. – Эллиас много про тебя рассказывал, я рада наконец познакомиться с тобой, Дреа.
– Это взаимно, – сверкнув золотыми глазами, сказала та. – Я очень хочу узнать тебя поближе, Аннабелль.
Белль кивнула.
– Спасибо тебе, Аннабелль, – сказал, подойдя, Эллиас. – Ты совершила невозможное, – и он крепко обнял её.
– Если честно, – ответила Белль, – я сама не поняла, что произошло. Возможно, я вообще не при чём, – она улыбнулась. – Но главное – проклятия больше нет.
– Ох, не скромничай, – дружески пихнув Белль в бок, сказала Дреа. – Готовься сегодня весь вечер слушать наши горячие благодарности. И без возражений!
Белль стало спокойнее на душе от этих слов, и она улыбнулась.

Оказавшись в своей комнате, Белль всерьёз озадачилась вопросом: что же всё-таки разрушило проклятие? Неужели это она сняла чары Айрин Бёрд? Всё так запуталось… Конечно, можно спросить у Адама… Но для начала ей нужно научиться не терять дар речи рядом с ним. Она вела себя как подросток! Если каждый раз так смущаться в его присутствии, то ответов от него не добиться.
Сев на диванчик, Белль решительно взяла книгу, надеясь отвлечься чтением. Однако ей никак не удавалось сосредоточиться на тексте, мысли ускользали, внимание рассеивалось, и ей приходилось по нескольку раз перечитывать одно и то же предложение. Гудящий ликованием замок тоже не способствовал концентрации. Белль слышала радостные голоса, смех, поцелуи и счастливые слёзы – столько ярких позитивных эмоций, и ей стало обидно сидеть здесь, в одиночестве. Зачем Лантерн её сюда привёл?.. И вдруг она услышала шаги.
– Аннабелль, – раздался бархатный баритон Адама.
Сердце Белль сладко замерло, а по всему телу пробежала волна мурашек. Она медленно подняла голову. Лорд Спенсер в тёмно-синем костюме стоял на пороге, прислонившись плечом к косяку.
– Адам… – тихо откликнулась Белль и встала с дивана.
Он подошёл к ней вплотную. Взял её руку и прижался губами к ладони. Белль обдало жаром.
Адам поднял взгляд на Белль. Их глаза встретились.
– В этот день, – проговорил он негромко, – о котором я мечтал десятилетиями…
Сердце Белль билось, точно ему вдруг тесно стало в грудной клетке.
– …всё, чего я хочу, – не отпуская её руки, произнёс Адам своим бархатным низким голосом, и его взгляд скользнул ниже, к её губам, – это быть с тобой.
Одним движением он оттеснил Белль вглубь комнаты и, закрыв дверь, прижал к стене. Книга выпала из рук Белль, с глухим стуком ударившись о пол. Белль забыла, как дышать, превратившись в стук сердца, в сладостное жаркое томление в ожидании поцелуя.
Адам обхватил руками лицо Белль и жадно прижался губами к её губам. Его губы были горячими, нежными и требовательными, а его язык, стремительно проникающий в её рот, заставил забыть обо всём. Белль растворялась в таких новых, таких умопомрачительных чувствах, потеряв счёт времени, не понимая, где она и кто, лишь ощущая жаркое тело Адама: его руки, скользящие по её телу, его губы, его язык.
Вдруг раздался громкий стук в дверь. Затем снова и снова.
– Позже! – поднимая голову и оборачиваясь, раздражённо крикнул Адам.
– Вы просили сообщить, когда приедет шериф, – раздался за дверью голос Лантерна.
Адам со стоном выдохнул, уткнувшись Белль в шею. От его горячего дыхания по коже пробежал озноб, и Белль теснее прижалась к его телу.
– Мне надо идти, – проговорил Адам, обхватив лицо Аннабелль руками и глядя на неё так жадно, словно надеялся налюбоваться впрок.
Она была не в силах ответить, лишь глядела на него снизу вверх, ощущая, что совершенно теряется. Адам вновь порывисто прижался губами к её губам, а затем отпустил и быстро вышел из гостиной, не оглядываясь.
Белль прижала ладони к пылающим щекам, потом коснулась пальцами губ, на которых ещё горел поцелуй Адама. Она сделала шаг и едва не упала: ноги не держали, во всём теле была слабость. Дойдя до дивана, Белль обессиленно опустилась на него, пока в голове как в калейдоскопе проносились образы только что произошедшего.
До этого момента она, целовавшая столь многих, ничего не знала о поцелуях.

Вскоре пришла Фезер – помочь одеться и сделать причёску. Белль, погружённая в свои мысли, в рассеянности сидела в кресле перед трюмо, пока Фезер, расчёсывая и заплетая ей волосы, болтала без умолку, рассказывая о приготовлениях к праздничному ужину.
Фезер разложила на кровати великолепное одуванчиково-жёлтое платье с пышными многослойными юбками. Оно сияло словно солнце, а его ткань была тонкой, почти невесомой. «Почему именно жёлтое?» – подумала Белль, но не стала задавать этот вопрос вслух, а через некоторое время Фезер, не прекращающая говорить ни на минуту, восторженно сообщила:
– Лорд Спенсер будет в синем костюме, расшитом золотом. В этом жёлтом платье вы с ним будете чудесно сочетаться!
Белль оценила задумку и кивнула. Фезер помогла надеть корсет и принялась затягивать шнуровку на спине.
Оглядев себя в зеркале, Аннабелль решила, что жёлтый ей к лицу. Впрочем, разве могло быть иначе?.. Одуванчиковый шёлк, расшитый по подолу золотой нитью, каскадами струился до самого пола; благодаря корсету и пышным юбкам тонкая от природы талия Белль выглядела ещё тоньше; полуобнажённые руки в прозрачных золотых перчатках и открытые плечи добавили образу хрупкость, а волосы, часть которых была собрана на макушке в высокую причёску, мягкими локонами падали на плечи и спину, подчёркивая изящество шеи.
Фезер глядела на Белль с нескрываемым удовольствием, гордясь своей работой. Она вновь усадила Белль в кресло перед зеркалом и торжественно надела ей на голову диадему – переплетение тонких золотых листьев в простом и изящном узоре.
– И последний штрих, – произнесла она, улыбаясь в зеркало и доставая золотые серьги с бриллиантами каждый в два карата.
– Вы очень красивая, мисс, – с улыбкой сказала Фезер, глядя в зеркало на Белль. – Пойдёмте, все уже собрались.

Аннабелль было непривычно видеть столовую ярко освещённой: та казалась гораздо больше, чем раньше. Длинный дубовый стол был застелен дамасской скатертью, заставленной едой и питьём. Вокруг сновали Лантерн и Когвил (последнего Белль не видела почти полгода), принося новые блюда и размещая их где было свободно. Варгисы постепенно занимали свои места за столом, раньше казавшимся Белль бесконечно длинным и широким. Но когда все уселись, оказалось, что мест едва хватило. Аннабелль посадили по правую руку от Адама, возглавлявшего застолье.
Весёлое оживление, царившее в зале, вмиг затихло, едва Адам с бокалом вина поднялся со своего места.
– Возлюбленные мои братья и сёстры, – произнёс он, – мы пережили трудное время, полное безнадёжности и разлук. К сожалению, не всем нашим близким удалось дожить до этого дня. Помянем наших братьев и сестёр, которые не могут разделить нашу общую радость.
И лорд Спенсер – а за ним и все остальные – залпом осушил бокал.
Белль сделала несколько глотков – не смогла больше от волнения.
Варгисы поставили кубки на стол, а Лантерн и Когвил, двигаясь как тени, наполнили их один за другим, пока Адам продолжал.
– Более полутора веков я искал способ снять проклятие. Я был готов на всё, чтобы исправить зло, причинённое нашему роду и Элфину по моей вине. Я снова и снова искал возможности разрушить тёмные чары и каждый раз меня ждала неудача. В моём сердце давно поселилось отчаяние, и я разуверился в спасении, – продолжил он. – Но самый тёмный час – всегда перед рассветом. Аннабелль Грейс поселилась в Волчьем Клыке всего полгода назад, и сегодня благодаря ей я впервые за сто шестьдесят лет увидел солнце. – Адам улыбнулся Белль и поднял свой кубок. – За Аннабелль Грейс Тэйлор, нашу спасительницу! – провозгласил он.
Варгисы подняли свои бокалы и со звоном сдвинули их, а потом осушили до дна вслед за своим альфой. Раздалось многоголосое:
– За Аннабелль! За нашу избавительницу и сестру!
Белль окружило теплом, благодарностью и восторгом точно мягким одеялом, и у неё на душе стало ещё светлее и уютнее.
Ей пожимали руки, целовали пальцы, кто-то обнимал, и все радовались и благодарили. Белль казалось, будто она видит сон наяву: вместо мрака, пустоты и холода, всегда царивших в замке, она ощущала свет, радость и жизнь, и всё вокруг обрело смысл. Аннабелль вдруг встретилась взглядом с Адамом, который давно, не отрываясь, смотрел на неё, и её прожгло огнём до самого сердца. Он так смотрел, что ей захотелось, вот бы всё вокруг исчезло, а она оказалась в его объятьях. И пусть бы он делал с ней всё, что захочет. Она поспешно отвела глаза, чувствуя, как пылает всё тело и как бешено бьётся сердце.
Неожиданно заиграла музыка. Скрипки запели нежно и страстно в головокружительно быстром пьянительном ритме венского вальса, и их пение подхватил глубокий голос виолончели, который будто решил рассказать всем об охвативших Белль чувствах.
– Аннабелль, – послышался голос Адама.
Она подняла взгляд: лорд Спенсер протягивал ей руку, приглашая на танец. Она чувствовала, что ноги едва держат, а голова кружится. Белль чуть смущённо улыбнулась Адаму и, охваченная пугающим её саму желанием скорее оказаться в его объятьях, подала руку.
Когда Адам и Белль вышли на середину свободного пространства залы, все радостно зааплодировали, образовав вокруг пары большой круг.
Адам и Белль поклонились и шагнули навстречу друг другу. Вложив пальцы в руку Адама, Белль ощутила другую его ладонь, горячую, без перчатки, на своей обнажённой спине. Белль едва удерживала своё сознание в границах реальности и заставляла себя вспоминать торнфилдские балы. Неужели лорд Спенсер запамятовал о правилах этикета или посчитал, что в двадцать первом веке никто не обратит внимание на отсутствие перчаток?.. Но в этот момент под пение скрипок и виолончели, под головокружительно быстрое раз-два-три Адам повлёк её вперёд, в самое сердце танца. Белль ощутила, что он нарушает ещё одно правило, прижимая её слишком близко к себе (его бы точно оштрафовали, случись это на одном из торнфилдских балов – промелькнуло на краю сознания). Всего за несколько движений Белль почувствовала: Адам за столько лет отнюдь не разучился танцевать, напротив, у неё никогда не было партнёра лучше. В его руках она сама точно стала частью ритма головокружительно быстрого вальса и не могла ошибиться в совершенно незнакомом рисунке танца, как не может птица разучиться летать, а рыба – плавать. Всё тело Белль превратилось в сердцебиение, в прерывистое дыхание, в мягкое тянущее тепло внизу живота, в ощущение, будто мир, наполнившись первозданной магией, засиял, а реальность оттенков сепии наконец расцвела яркими красками.

А потом был пир. Стол ломился от еды и напитков, но Белль, опьянённая всеобщей радостью и близостью Адама, не могла заставить себя съесть ни кусочка. Варгисы говорили о прошлом, делились мечтами о будущем, шутили, пели старинные застольные песни, с удовольствием ели, запивая всё знаменитым почти двухсотлетним вином «Элфинский рубин». Старое вино, ягодное, сладкое и пряное, таяло на языке, разливаясь внутри жарким летом, обещанием чудес и счастья, и Белль казалось всё вокруг точно в сказке, восхитительным, настоящим, наполненным смыслом, который так долго ускользал от неё.
Адам был в центре событий, он уделял внимание всем, заполняя собой пространство вокруг. Он действительно был альфой; Белль чувствовала: варгисы уважают и любят его и искреннее ему преданы. Это единение ощущалось таким воодушевляющим, ярким и осязаемым, и перед глазами Белль проносились картины из будущего Элфина, Элфина без проклятия, с возобновлением былых традиций и праздников, с возвращением ушедших в Лэитель детей Лилит, и эти видения будоражили воображение Белль, заставляя её сердце биться быстрее.
Было уже за полночь, но веселье не стихало. Белль чувствовала тихую усталость, приятную расслабленность, внутри неё разливалось тепло. Переполненная чужими эмоциями, Белль растворялась в них. Лёгкое касание к её ноге вернуло в действительность, заставив вздрогнуть от пробежавшего по телу электрического разряда. Она взглянула на Адама, наблюдавшего за ней с хищным прищуром, в котором чувствовались страсть, нетерпение, неистовое желание обладать ею.
– Пойдём, – сказал он, мягко, но уверенно перехватив её руку.
Белль позволила увлечь себя прочь от стола, почти не ощущая пола под ногами, а вскоре он и вовсе пропал – Адам подхватил её на руки, прижимая к себе всё ближе, точно боялся, что она исчезнет из его объятий, и с исступлённостью умирающего от жажды целовал её в губы и шею.

Никто не смотрел в их сторону.

notes
Примечания

1
Отсылка на события повести «Дочь Евы, дочь Лилит»

2
Эпоха правления британского короля Уолтера Пендрагона (1807-1850)

3
День поминовения всех усопших верующих и День мёртвых, ежегодно отмечается римско-католиками и другими христианскими конфессиями 2 ноября.

4
бирмингемский диалект, на котором говорят многие жители английского города Бирмингема и некоторых его окрестностей.

5
Основатель династии Пендрагонов, король Британии Артур Пендрагон (1784-1807)

6
Лондонская газета, в которой печатались сплетни, скандалы, слухи.

7
ботинки без шнуровки, но с одной, двумя или тремя пряжками.

8
Драгон-касл – официальная лондонская резиденция британских монархов династии Пендрагон с 1789 года.

9
Нимфа гор. Ореады как и другие нимфы – тоже дети Лилит

10
общее название разных видов британской сладкой выпечки.

11
Молчаливый пирог – традиционное блюдо для хэллоуинских гаданий. На Элфин традиция готовить его пришла в конце 50-х годов 19 века. Этот пирог готовили молча, нельзя было проронить и слова. Перед тем как поместить его в печь, внутрь пирога прятали всякие мелочи: монетку, ключ, кольцо, пуговицу, напёрсток. Разрезали пирог тоже молча, и счастливчик находил в пироге какой-то предмет, который символизировал будущее: монетку – к богатству, кольцо – к замужеству, ключ – к новому дому или странствиям, пуговицу – к любви, а напёрсток – к холостой жизни.

12
Эпоха правления Александра I Пендрагона (1850-1879)

13
Корицу, пожалуйста (фр.)

14
Держите, шеф (фр.)

15
Сопляк (фр.)

16
Ладно, мальчишка (фр.)

17
А.С.Пушкин «Сказка о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне лебеди»

18
Пихтовый лес

19
Кошки (кошки альпинистские) – металлические приспособления для увеличения противоскольжения, обычно, при передвижении по снежно-ледовому рельефу.

20
Карабин имеет форму скобы с пружинной защёлкой. Может соединять две петли двух отдельных альпинистских верёвок и т.д. Является составным элементом страховки наряду с альпинистской верёвкой, страховочной системой.

21
Восьмёрка – приспособление для организации страховки и спуска в альпинизме, скалолазании и т.д.

22
Сосулька в ледолазании – замёрзший водопад, покрытая льдом скала.

23
Бафф – одёжный аксессуар, способен легко трансформироваться в разные предметы гардероба: в шапочку, бандану, обычную повязку, воротник и т. д. Он представляет собой длинную трубу из ткани.

24
Кстати (фр.)

25
Это мой лучший друг (фр.)

26
О, какое облегчение! (фр.)

27
Это имя было создано для тебя, Белль (фр.)

28
Благодарю (фр.)

29
К слову (фр.)

30
О, как жаль! (фр.)

31
Одна из самых могущественных и известных женщин в истории Египта (1562 до н.э. – 1495 г. до н.э.)

32
Цейлонский эбен – древесина вида Цейлонское эбеновое дерево, или Чёрное эбеновое дерево имеет самое лучшее качество: очень твёрдая (в два раза твёрже дуба), хорошо полируется (после полировки становится идеально ровной), практически без видимых пор, устойчива к повреждению термитами и к воздействию воды. (википедия)

33
Последняя девушка – традиционный персонаж фильмов ужасов, где эта героиня является главным персонажем, а часто и последним выжившим в фильме.

34
Солист британской рок-группы «Radiohead»

35
Жанр аниме и манги, основным элементом которых являются содержащиеся в них эротические или порнографические сцены с использованием анатомически неправдоподобных фаллообразных щупальцев.

36
Ты выглядишь очаровательно, как всегда (фр.)

37
И всё такое (фр.)

38
Судя по всему (фр.)

39
Ну ладно (фр.)

40
Нет (фр.)

41
Старая площадь (фр.) – одно из названий Французского квартала в Новом Орлеане.

42
Один из известных ресторанов Буброн-стрит, представляющий традиционную кухню Нового Орлеана.

43
Ну да (фр.)

44
Около двух метров.

45
Карематы – туристические коврики, обеспечивают наиболее комфортные условия путешественников на стоянках за счёт своих теплоизоляционных качеств.

46
Жумар – элемент снаряжения альпинистов, применяемый в верёвочной технике для подъёма по вертикальным перилам.

47
Кроки – чертёж участка местности, выполненный глазомерной съёмкой, с обозначенными важнейшими объектами

48
Скальники – обувь для скалолазания

49
Около двух метров

50
Стропило – почётная геральдическая фигура, образованная двумя полосами шириной 2/7 ширины щита, выходящими из нижних углов щита и соединяющимися у середины верхней кромки щита.
Опрокинутое стропило – перевёрнутое.

51
Червлёный – красный в геральдике

52
Братья по духу (лат.)

53
Шлямбур – альпинистское снаряжение, предназначенное для организации точек страховки на скалах.

54
Спортивная магнезия – белый порошок, предназначенный для подсушивания рук и, как следствие, увеличения надёжности хвата.

55
2 метра и около 10 метров

56
Что ты делаешь? (фр.)

57
Эффи?гия – скульптурное изображение умершего, выполненное из камня или дерева.

58
Поваренная книга (фр.)

59
Гелиодор – драгоценный камень тепло-желтых оттенков, довольно прозрачный. С греческого гелиодор означает «дар солнца».

60
Британский живописец-пейзажист (23 апреля 1775 – 19 декабря 1851)

61
«Зельеварение: практикум» – настольная игра, в которой игроки могут примерить на себе роль учеников школы магии, выполняющих практическую работу по получению эликсиров, выведению магических существ и зачарованию амулетов. Чем больше полезных рецептов вы выполните, тем больше очков получите в конце игры – и тем больше ваш шанс на победу. (Игра была создана Сергеем Мачиным в 2005 г.)

62
Пение птиц

63
Здесь баальница – ночная бабочка, бражник.

64
Старое название Корнуолла

65
Г.Г. Маркес «Сто лет одиночества»

66
поднимется.

67
В тот год будет голод и сильная засуха, и падёт вся скотина, и виноградная лоза не даст плодов. И умрут дочери Евы и сыновья Адама, и возвратится земля детей Лилит детям Лилит.

68
Когда ласточка сядет на Шею, облегчение настанет для боящихся.

69
И лезвие упадёт в море, и луг охватит огнём, и заступ протянется от земли до неба.

70
И родилась тьма в сердце земли Литы, и окружила тьма всю Вселенную. И пролились реки крови неповинных, когда на престол сели нечестивые. И опалив огнём всё, что было на её земле, она (Лита) предала это морю.

71
И на губах её кровь бессмертных, и на руках её кровь невиновных, и в сердце её тьма. И перестанет она быть дочерью Литы, но станет рабой Х’гивхаты. И от того дня начнётся гибель земли Литы.

72
Небеса откроются и исторгнут белый как снег огонь, и усмирит тот огонь поражённое тьмой сердце, и будет это знаком прощения отступника от веры в будущей жизни.

73
пастийя – марокканская выпечка

74
Ощущение, когда скучаешь по временам, в которых никогда не жил.

75
Добрый вечер, мисс Аннабелль. Надеюсь, вам понравился ужин (фр.)

76
Благодарю, месье (фр.)

77
Не стоит беспокойства, мисс Аннабелль (фр.)

78
Повороты в стойке «носы лыж вместе, пятки врозь», что обеспечивает лучший контроль скорости и траектории, чем движение на параллельных лыжах.

79
Битва при Барнете – сражение, состоявшееся 14 апреля 1471 года между войсками Ланкастеров и Йорков во время Войны Алой и Белой Розы.

80
3 акра = 12140,58 кв.м

81
Первая строчка куплета одноимённой песни американской инди-рок-группы «Cigarettes After Sex», основанной Грегом Гонзалесом – Nothing's Gonna Hurt You Baby

82
Уайт в переводе с английского «белый»

83
Бипер – устройство, которое принимает и передаёт радиосигнал. Альпинисты, горнолыжники и сноубордисты используют бипер как лавинный датчик. Когда устройство включено, оно создаёт вокруг себя электромагнитное поле. По характеристикам этого поля спасатели могут найти человека, который попал под лавину.

84
Зонтик от солнца

85
В середине XIX века появились гипотезы, согласно которым Шекспир не был автором известных под его именем произведений. Эти теории получили название «антистратфордианские».

86
Около полутора метров

87
Рост Чудовища – 16,08 футов (4,9 метров)

88
Аномально удлинённые и узкие

89
Так называемый «гормон объятий»

90
Аббревиатура с цифрами 143 соответствует количеству слов и букв в английской фразе I miss you.

91
Традиционный рождественский торт в виде полена, распространённый во Франции с Средних веков. На Элфине его стали готовить в конце 19 века.

92
Когда расцветёт белая роза в сердце пустыне и станет красной, простит Лита своих детей.

93
Около трёх метров

94
Около двух метров

95
Полтора метра

96
свежевыпавший снег, образующий гладкую и мягкую поверхность для катания

97
Около 9 метров

98
я очень, очень сожалею (фр.)

99
пахла так божественно (фр.)

100
как отец (фр.)

101
в некотором роде (фр.)

102
На самом деле (фр.)

103
и не только (фр.)

104
Да (фр.)

105
предупредить тебя (фр.)

106
Я не знаю. Скоро (фр.)

107
Что ж, спасибо (фр.)

108
Прости (фр.)

109
только слышал её голос (фр.)

110
была похожа (фр.)

111
Около 6 метров

112
Одна из престижных юридических фирм в Лондоне