Читать онлайн книгу «Клеймёные пеплом. Книга первая» автора Павел Почикаев

Клеймёные пеплом. Книга первая
Павел Сергеевич Почикаев
В Ничейном лесу на границе трёх владений появляется человек в капюшоне и начинает собирать армию самых отъявленных мерзавцев. Он принимает под своё командование убийц и насильников и готов очень щедро оплатить их услуги. Они не знают, что он скрывает под капюшоном, не знают, какая сила им движет, но блеск золота такой манящий, что ради его получения можно отважиться на самую безумную авантюру!

Павел Почикаев
Клеймёные пеплом. Книга первая

Успешная война всегда идёт дорогой обмана

Часть первая: Ничейный Лес
Пролог
Ничейный лес целиком оправдывал своё название. Находящийся на границе сразу трёх владений он практически всё время был разрываем на части, потому как всякий правитель со времён Зари Мира, обозревая его чащобные просторы, лелеял надежду присовокупить его территорию и за её счёт расширить свою собственную.
В стародавние времена гордые люди делили его бессчётное число раз, вполне вероятно, их глаза мозолило зелёное пятно, занимавшее приличную площадь на картах, но лес так и не стал чьей-либо принадлежностью. Ни королю, ни рыцарю не удалось закрепиться в нём, казалось, что воля самого леса, дремучая и запрятанная под переплетёнными кронами противостояла настойчивым человеческим желаниям.
Если когда-то у леса и было название – его забыли, а новое подходило ему лучше любого другого.
Шли года, вместе с ними сменялись правители, чей захватнический пыл от поколения к поколению изменял свою силу, но никогда не сходил на нет, но просторы леса продолжали хранить свою неприкосновенность. И лишь после Ухода люди окончательно утратили к нему свой первозданный интерес. Никто не мог предположить такого, но в один день Ушедшие явили испуганным людям свои спины и, оставляя в небе огненные следы, покинули эти места. Привычное течение жизни было нарушено, людей оставили в одиночестве… Со дня Ухода прошло без малого сорок лет, но в человеческих сердцах до сих пор обитал страх.Мир не казался им более надёжным, как будто из устойчивой конструкции вдруг взяли и выдернули несколько ключевых опор.
В наступившей панике всем стало не до леса, его просторы стали отходить на второй план, после стольких лет человеческих посягательств он наконец-то получил желанное спокойствие. В его заповедных пределах поселилось умиротворение.
С северной и восточной сторон лес охватывал Цебетас, некогда бывший последним оплотом Веры в покинутом мире. Целых двадцать лет после Ухода король Малаур поддерживал в своих людях любовь и почитание к Ушедшим, в цебетасском Храме курились благовония, Служители Веры исправно исполняли свои обязанности, пытаясь оградить людей от паники, удерживая тех на самом краю пропасти отчаяния, в которую постепенно скатывались другие, кому не посчастливилось пережить Уход. Вот только по истечению этих двадцати лет спокойного существования король внезапно переменил свою позицию на диаметрально противоположную и в один день объявил Веру вне закона и отрёкся от Ушедших, прокляв их священные имена. Тот день вошёл в историю, как день Отказа, короля Малаура за его грязные речи нарекли Сквернословом, а Цебетас стал приходить в упадок. Говорили, король повредился головой, говорили, на него обрушилось страшное горе, говорили много и всякого, но истина заключалась в том, что никто не ведал, что сподвигло его на подобный шаг.
Западную границу Ничейного леса подпирали земли воинственных фоллов, которых пренебрежительно именовали людьми полугор. Когда-то давно их предки спустились с мрачных перевалов Пирлоульских гор, но не смогли вернуться обратно, а потому взяли себе в пользование узкий участок земли, расположенный между горами и лесом. Выращенные в жестокости и холоде перевальные народы презирали жителей Низин, и именно к этой категории они и стали относить фоллов, вынужденных вечно сидеть в предгорьях, боящихся подняться на перевалы и не решающихся ещё больше спускаться в Низины. Их небольшие владения упирались в Ничейный лес, и память фоллов хранила предостережения об этом непокорном человеку месте.
А с юга и востока Ничейный лес переходил в холмистые равнины раскинувшегося владения Марбад. Некогда основанный двумя братьями и преуспевающий, после Ухода Марбад превратился в царство запустения, где поселилась внутренняя вражда. В самом его центре на расстоянии пяти километров были возвели две твердыни, повторяющие друг друга. Северная была отражением Южной, их так и называли – Зеркальные Твердыни. Ворота крепостей соединяла прямая Дорога Дружбы, и всё это архитектурное изящество было обнесено высокой стеной, которую было принято называть Братскими Объятиями, потому что именно на любви и заботе двух братьев когда-то и было построено счастье Марбада. Но о тех временах остались лишь обрывки приятных воспоминаний: стена давно разрушилась, Дорогу Дружбы разбили, а накопившиеся противоречия заставили потомков братьев-основателей разделиться на две конфликтующих части.
Какие бы прения не раздирали соседствующие с лесом владения, его они совершенно не касались.
А ещё в глубине Ничейного леса располагалась Затерянная Хижина, принадлежащая старому Децуару. Никто не мог вспомнить, как долго его жилище пряталось в чащобе Ничейного леса, и никому не было ведомо, почему лес позволял ему жить на своей территории. Может быть, Децуар никогда не посягал на владение лесом,может, Децуару удалось каким-то образом получить разрешение… В любом случае, у этой истории были достаточно глубокие корни, чтобы пытаться в них разобраться.
Гнездовье Отшельника представляло собой маленькое строение, втиснутое в свободное пространство меж густо расположенных шершавых стволов. Четыре стены с прорубленными окошечками держали на себе немного завалившуюся крышу, отчего складывалось впечатление, будто бы на хижину случайно наступил великан. Сбоку к хижине примыкала каменная труба, над которой часто курился едва заметный дымок. Плетёный забор, расположенный полукругом, ограничивал небольшой дворик, неровная дорожка соединяла узкую калитку с массивной дверью, слаженной из толстых досок. По обе стороны дорожки наблюдались признаки возделываемой почвы, правда, редкие грядки были сплошь покрыты сорняками и вид имели явно заброшенный. В нескольких местах из земли торчали пни, широкая поверхность которых располагала к сидению на них.
Внутреннее убранство нельзя было назвать изящным. Имевшаяся мебель однозначно указывала на самобытное происхождение. Несколько стульев, стол, остов кровати – всё было сколочено на совесть и исключительно из практических побуждений. Ни резьбы, ни украшений, ничего лишнего. Наибольший интерес в данной комнате представлял камин, глубокий лаз которого смотрелся неестественно в одинокой лесной хижине. Внимательный глаз сумел бы разглядеть вписанную в рисунок досок крышку люка, расположенную перед камином и ведущую в подпол. Возле каждого окошка стояла свечка. Пол был усыпан опилками, а на стенах в некоторых местах висели свитые из засыхающих трав коврики.
Децуарревностно оберегал таинство собственной жизни, разве не за этим он поселился в Ничейном лесу, как можно дальше от людей и их вездесущих проблем?
Тем неожиданнее для него произошло появление внезапного гостя. Впервые за всё его время пребывания в Ничейном лесу в дверь Затерянной Хижины постучали. Сам Децуар как раз занимался готовкой, он склонялся над бурлящим котелком и зачерпывал его содержимое длинной ложкой. Стук заставил его вздрогнуть, отчего часть мясного бульона выплеснулась на его лёгкий сандаль, обдав ногу горячим прикосновением. Децуар, не обращая внимания на боль, развернулся в сторону двери и заметил, как доски на ней сотрясаются от повторного стука. Так стучит не человек, ожидающий, когда ему откроют, так стучит тот, кто намерен войти внутрь и ставит хозяина в известность о своём намерении. Гость, кем бы он ни был, не собирался спрашивать разрешения.
В следующий момент дверь распахнулась, и ослеплённый солнечным светом Децуар сумел различить только высокий силуэт, заполнивший собой весь проход. Его глазам с невероятно чувствительными зрачками потребовалось несколько мгновений, чтобы подстроиться под новое освещение, но даже и это не внесло никакой ясности. С ног до головы незнакомец был закутан в тёмный плащ, а его голову скрывали складки толстого капюшона.
В соответствии с давней традицией к левому косяку входной двери крепилась небольшая ёмкость, заполненная солью. Так повелось с благополучных времён, предшествующих Уходу. Это являлось одним из ритуалов, которому испуганные люди до сих пор отдавали предпочтение, хоть жест сей и утратил былой смысл. Вошедший не обратил ни малейшего внимания на деревянную чашу, что не ускользнуло от пристального взгляда Децуара. Он с большим почтением относился к ритуалам, и посыпать губы солью было одним из них.
Уже одно это вызвало в Децуаре отвращение, которое отнюдь не желало уменьшаться. Трудно было составить мнение о только что появившемся человеке, но старому отшельнику с трудом верилось в то, что оно выйдет положительным. Раньше он умело разбирался в людях, и жизнь в лесу нисколько не повлияла на его талант. Солнечные лучи, проникающие сквозь раскрытую дверь, по-прежнему мешали как следует разглядеть фигуру вошедшего, из-за плаща и капюшона она казалась размытой, лишённой привычной формы, а сам силуэт смотрелся нескладно.
Окутанный плащом и таинственностью незнакомец внушал Децуару чувство тревоги, и тот не сразу понял, что происходит оно от невозможности разглядеть лицо незваного гостя. Сколько он видел обманщиков и убийц с красивыми чертами, сколько искалеченных жизнью уродов с хорошей душой, сколько их было, не ведали даже Ушедшие… И отшельник всегда знал, что за человек стоит перед ним и какие грехи и страхи скрывает за своим лицом. В данном случае ткань капюшона не оставляла ему никаких шансов. Тем более у Децуара начинало складываться впечатление, что прибывший в его уединённую хижину не станет снимать капюшона.
Странен был не только внешний вид бесцеремонного гостя, отпугивала не только мрачная атмосфера, исходящая от него, чужеродности ему добавляла бросающаяся в глаза несимметричность его сложения: над левым плечом плащ взбаривался и задирался кверху, прикрывая, скорее всего, какой-нибудь вырост на спине вошедшего. По контуру угадывался горб, но только Децуару раньше не приходилось встречать такого, чтобы горб располагался исключительно с одной стороны.
Отшельник разглядывал вошедшего, пока тот, безмолвствуя и припадая на левую ногу, добирался до стола, возле которого застыл Децуар, всё ещё сжимающий в руке деревянную ложку. Гость казался ему безликими, чистым и в тоже время покрытым грязью, не дающей ничего под ней разглядеть. И дело было не только в тёмном капюшоне, покрывающем голову хромого, да,Децуар не видел его лица, но он и вообще ничего не видел.
В походке высокого человека наблюдалась скованность, словно он стеснялся своей хромоты и изо всех сил старался не показывать её. Его движения были напряжёнными, отчего, однако из них не исчезла целеустремлённость. Если не сказать одержимость.
Человек наконец добрался до столешницы, на противоположной стороне которой застыл Децуар.Пришлец возвышался над отшельником, но даже глядя снизу вверх,Децуару всё равно не удалось ничего различить под капюшоном. Темнота, безликая и пустая, но она тем не менее внимательно смотрела на Децуара.
Человек некоторое время изучал Децуара невидимыми глазами с весьма ощутимым взглядом, а потом подал голос из-под многочисленных складок. Глухой и надтреснутый, в котором опытное ухо отшельника различило нотки усталости.
– Да будет позволено мне нарушить твоё спокойствие. – Хотя ни о каком позволении он спросить и не соизволил. Децуару сразу стало понятно, что пришлец лишь отдаёт дань приветственному слову, ни вкладывая в него ни капли смысла. Он лишь констатировал факт своего прибытия.
Справившись с приступом внезапного удивления, Децуар, к своему стыду, обнаружил, что до сих пор удерживает в правой руке мокрую от бульона ложку. Если незнакомец своею целью ставил застать его врасплох, то безликому капюшону это удалось. Децуар отложил ложку на стол, вытер свои ладони о порядком запачканный фартук. Он не имел живого общения на протяжении десятилетий, но память сразу подсказала ему нужные слова, пусть и дались они с превеликим трудом. Ему не хотелось вступать в беседу с неприятным типом, от которого так и разило опасностью, но разве тот оставил ему выбор?
– Ты нарушил его, явившись сюда. – Ему удалось подавить слабость в голосе, пусть его нутро и дрожало от мрачных предчувствий предстоящего разговора. – И стук в дверь не может служить твоим оправданием, но я не вижу оружия при тебе и очень надеюсь, что намерения твои не несут вражды.
Мог ли Децуар гарантировать, что при незнакомце нет никакого оружия? Ему хотелось верить, что под грязной тканью плаща не скрывается меч или подлый кинжал.
– Тебя, Отшельник, мои намерения не касаются, но если тебе станет спокойнее от моих слов, то я скажу, что тебе я не причиню вреда. Острие моего меча направлено не на твоё сердце. – В этой присказке Децуару послышался грустный смешок. – Я пришёл к тебе, чтобы попросить о посильной помощи, оказать которую в твоей власти.
Последняя фраза насторожила Децуара. Заметил ли хромой горбун замешательство, которое на единое мгновение промелькнуло на его осунувшемся лице? Чем он мог помочь проходимцу, ворвавшемуся в его хижину? За какой услугой охотился тот, что ради этого пробрался внутрь Ничейного леса и отыскал старого отшельника? Да и как ему удалось проникнуть в пределы Заповедной Зелени?Теперь ситуация рисовалась Децуару куда в более серьёзных красках, чем он предполагал изначально. Их встреча ни в коем разе не была случайной. Пришлец искал именно его, а раз так, то он вполне мог догадываться или делать вид, что догадывается о прошлом Децуара.
Будь у Децуара чуть больше времени он бы успел всё обдумать, теперь понятно, почему горбун явился столь внезапно – неожиданность играла ему на руку.
Но прежде, чем перейти к разговору о той самой посильной помощи, которая, как выяснилось, и была причиной их встречи, Децуар решил прояснить некоторые моменты, касающиеся его незваного гостя. И начать он собирался с лица.
– Я рад, что твой меч наточен на другого, но почему бы тебе не сбросить свой капюшон и не показать мне лица, под ним спрятанного? И назови имя, чтобы я мог обращаться к тебе как к человеку, а не к безликой тени!
Его требования были обоснованными и вполне понятными, однако обе просьбы так и остались невыполненными. Фигура в плаще лишь покачала головой, а из-под складок вновь послышался голос:
– Имена ничего не значат, тебе ли этого не знать, Децуар? – И вновь отшельник почувствовал себя уязвимым, откуда этот проходимец мог знать его имя? – А лица способны ввести в заблуждение. Потому я и ношу капюшон. Это мой способ защититься от мира и, быть может, защитить мир от себя. Это зависит от стороны, с которой мы смотрим. Я буду признателен, если твоё благоразумие возобладает над интересом, и ты откажешься от вопросов. Они опасны и несут непредсказуемые последствия. Ты можешь складывать обо мне какое угодно мнение, но воздержись от расспросов, это в равной степени облегчит жизнь нам обоим.
Во время монолога безымянного хромого Децуар невольно ощутил на себе подчиняющий и сковывающий дар убеждения, исходящий от высокой фигуры. Его переполняли вопросы и возмущало вторжение, но над обоими этими эмоциями превалировала осторожность. Человек под капюшоном не только казался опасным, он был безумцем из тех, кого не хочется иметь в противниках.
Пусть Децуар и пребывал в смятении, это, однако, не помешало ему заметить ещё одной примечательной странности, сопутствующей его гостю. Ранее он обратил внимание на скованность его походки, а сейчас понимал, что скованность была свойственна всей его натуре. С тех пор, как человек переступил порог его хижины, он ни разу не выпростал из-под своего одеяния руки, словно они были плотно примотаны к телу. Любой другой на его месте, подойдя к столу, опёрся бы на него ладонями или ударил бы по столешнице кулаком, настаивая на своей правоте. Но эти действия были чужды пришедшему. Он словно избегал лишних движений, как будто те причиняли ему неудобство…
Молчание затягивалось, и запоздало Децуар сообразил, что его собеседник ожидает от него согласия. Отшельнику следовало принять правила, навязываемые незнакомцем, отказавшемся называть своё имя.
– Я понял. – Сдержанно ответил он, в душе презирая себя за трусость, но разумно приходя к выводу, что лучше оставить при себе свои невысказанные недовольства. Ему хотелось как можно скорее завершить этот неприятный разговор, поэтому он решил вернуться к цели визита хромого горбуна. – Так какую помощь ты планируешь найти в моём затерянном жилище? Если ты голоден, я накормлю тебя, если заплутал, помогу отыскать дорогу…
Всё это звучало крайне фальшиво, Децуар и сам не верил, что горбун ввалился в его дом лишь для того, чтобы отыскать дорогу, вряд ли в этом нуждался тот, кто сумел добраться до его Затерянной Хижины. Подтверждением его мыслей стал надсадный, хрипловатый смех, всколыхнувший множественные складки капюшона. Столь привычное для человека действие в данном случае заставило Децуара поморщиться, уж очень неприятным выходил звук. В речи закутанного в плащ человека ему слышались пощёлкивания, которые во время смеха стали чуточку громче.
– Я бы не стал проделывать такой длинный путь только для того, чтобы попробовать твоего варева, которое, кстати, уже закипает за твоей спиной. Моя просьба будет куда более утончённой и… серьёзной. Я хочу, чтобы ты пустил слухи. И открыл лес для тех, кого они приведут сюда.
Хорошо, что Децуар успел вовремя отвернуться, чтобы снять с огня кипящий котелок, иначе человек в капюшоне увидел бы, насколько вытянулось его лицо в приступе сильнейшего удивления. Неужели этот грязный бродяга всё-таки что-то знал? По его словам выходило, что ему известно много больше, чем прочим людям. Не это ли знание помогло ему проникнуть в Ничейный лес?
Децуар слишком резко опустил на пол котелок, отчего жгучий бульон выплеснулся через край и растёкся по доскам, образовывавшим крышку потайного люка. Когда он обернулся, лицо имело всё тот же скучающий вид.
Безглазый капюшон смотрел на него, читал его лицо.
– Слухи летят быстрее ветра. – Продолжал незнакомец только им двоим понятный разговор. – И я знаю, что ты умеешь указывать им верные направления. Я прошу тебя пустить их, прошу передать информацию…
Отнекиваться не было смысла, поэтому Децуар сразу перешёл к торгу – древнейшей форме человеческой договорённости.
– И что я получу взамен? – Децуар упёрся в столешницу руками и чуть наклонился вперёд. Присутствие в его хижине странного чужака пугало и одновременно заставляло его испытывать давно забытую злость. – Ты требуешь от меня помощи, а что можешь предложить за неё?
– Спокойствие. – Последовал быстрый ответ. – Ты живёшь в Ничейном лесу и дорожишь только тишиной и сонным умиротворением. Происходящее за кругом деревьев не интересует тебя и никоим образом не сказывается на тебе. Я уйду и заберу с собою всех пришедших, как только закончу дела. И ты вновь сможешь закрыть тропинки Ничейного Леса. Никто тебя больше не потревожит. Думаю, это вполне может стать твоей частью сделки.
Было нечто неправильное в том, что Децуару предлагали то, что и так имел. Но даже краткое знакомство с фигурой в капюшоне отравляло умиротворённую атмосферу этого места, ему всеми силами хотелось избавиться от опасного незнакомца. Однако прежде следовало задать вполне очевидный вопрос:
– А что будет в обратном случае, если я откажу тебе? – Отшельник постарался придать своему голосу значимости. Всё же они находились в его доме, на послушной ему территории. Он являлся здесь хозяином, что бы этот горбун о себе не возомнил!
Ничего не изменилось в облике закутанной в плащ фигуры, лишь из тихого голоса ушли нотки малейшего притворства.
– Расстанешься со своей слишком затянувшейся жизнью прямо здесь. Или я распущу свои слухи о тебе. О старых преступлениях, о забытом имени, о невинной крови…О всём том, что ты тщательно забывал все эти годы. Не играй со мной, Отшельник. Миру не обязательно помнить о твоём существовании.
Этот проходимец не мог ничего знать! Но его слова били в самое уязвимое место Децуара, впервые за множество лет его нутро наполнилось чувством страха, правдивость обвинений обрушилась на него волной позабытых переживаний, от которых он бежал всё это время. Откуда пришёл этот человек и что собирался делать, зная такие древние секреты?
Сразу за испугом Децуар ощутил прилив гнева, древний, как Заря Мира, инстинкт убийства возбудил его дряхлые мышцы. Он и сам удивлялся тому, что его тело так охотно откликнулось на старый зов. Скорее всего, лицо Децуара слегка переменилось, потому что пришлец сразу же решил предостеречь его:
– Не советую тебе нападать на меня. Пользы от этого не будет, а ущерб достанется нам обоим.Я не ищу вражды, но ты сам задал вопрос о последствиях твоего отказа. – Рассудительный голос из-под складок удержал Децуара на самом краю отчаянной атаки. – Я обращаюсь к тебе с просьбой, а потом исчезну из твой жизни навсегда.
Отшельник замер в нерешительности. Угрозы пришлеца несли в себе обещание быть исполненными, а сам Децуар не был уверен в своей силе – она осталась в тех временах, о которых говорил человек в капюшоне. Ему нечего было предложить, он не знал, что противопоставить словам гостя и уж тем более ему не хотелось расставаться со своей жизнью.
Отшельнику абсолютно не нравилась навязанная сделка, Децуару оставалось только согласиться на её условия.Сдаваясь после кратковременного обдумывания, он поднял ладони кверху, отчаянным жестом подчёркивая одержанную пришлецом победу.
– Что нужно передать? – Проговорил он сдавленным голосом упавшей на грудь головы. – Какой слух ты хочешь пустить?
Они наконец-то дошли до самой значимой части разговора, поэтому горбун ещё сильнее приблизился к разделявшей их столешнице, Децуар мог бы дотянуться до капюшона и сорвать омерзительную ткань с его лица, но он не собирался совершать глупости. Достаточно было того, что его против воли втянули в неизвестную игру и превратили в подчинённую фигуру.
– Мне нужны люди лесов и пустых дорог. Наёмники. И чем больше, тем лучше. – Пощёлкивающие звуки чередовались с вполне внятными словами. – Только не всякий мусор, на который я успел насмотреться по дороге сюда! Настоящие войны, проверенные в битвах, жестокие, кровожадные убийцы. Чьё ремесло – кровь.
Поникшая голова Децуара поднялась. Его взгляд переполняло возмущение. Кровожадные убийцы как нельзя лучше подходили для окружения отчуждённого хромого горбуна, вот только что он собирался с ними делать?
– И зачем они тебе? – Прежде, чем Децуар успел себя одёрнуть, неосторожный вопрос сорвался с его губ, и ответная реакция не заставила себя ждать.
– Вопросы не по твоей части, Отшельник! – Рявкнула фигура, заставив его отшатнуться. Укрытое плащом тело стало ещё больше, всё время до этого оно сутулилось, теперь же, разгорячённое непослушанием вытянулось в свой истинный рост. – Тебе лучше не вдаваться в подробности. Сколько понадобится дней, чтобы их собрать?
Вот тут Децуару пришлось крепко задуматься. Слишком много факторов выступало в качестве неизвестных. Он не мог отвечать за то, что будет хоть какой-то результат.
– Месяц. – Подвёл он итог своим размышлениям. – Мне понадобится месяц. Пусть даже слухи и летят быстрее ветра, люди такой скоростью не обладают. Им потребуется куда больше времени, чтобы добраться до Леса…
– Долго… – Прошипел человек в капюшоне и издал довольно протяжный вздох. – Это много времени…
– Это минимум, который я могу гарантировать. – Гарантировать он ничего не мог, но разве стоило говорить об этом хромому?Децуару польстило, что ему удалось кольнуть бродягу, тот явно рассчитывал на более быстрый результат. И с чего бы ему сильно спешить? И всё же независимо от его планов и устремлений в этом моменте он всецело зависел от Децуара. – Мои слухи и вести могут достичь нужных ушей, но что мне говорить им? Нужна достаточно веская причина, чтобы сорвать их с насиженных мест. Сейчас тревожные времена, не всякий захочет продираться к Ничейному лесу. К тому же дурная слава о нём распространена повсеместно и за пределами Марбада и Цебетаса, люди знают, что им не стоит соваться в Заповедную Зелень.
Ему показалось? Или при упоминании последнего владения высокая фигура подалась чуть вперёд? Нескладное тело пришло в движение и под складками плотного плаща Децуар уловил яркий проблеск, впрочем, хромой тут же оправил полы своего одеяния, заставив Отшельника задуматься над тем, а не привиделось ли ему это сияние.
– Причина у меня более, чем веская. И о ней я расскажу пришедшим людям в положенное время. Скажи им, что такие дела рождают легенды, не меркнущие до тех пор, пока не будет произнесено Слово.
При упоминании о Слове Децуар вздрогнул. Так кто же всё-таки такой явился в его спокойную жизнь, могущий себе позволить рассуждать о Непроизнесённом Слове? Мрак под капюшоном оставался непроглядным.
Уставший и разом потерявший несколько лет Децуар провёл рукой по давно небритому подбородку с далеко выдающейся вперёд нижней челюстью.
– Нисколько в этом не сомневаюсь, но зачем им сюда идти, если вы даже не сказали, зачем вам нужно столько наёмников. Они – народ осторожный и за километры чуют опасности, которыми так и разит от вашего предложения. Если я распущу слух со столь невнятным и подозрительным содержанием, то это может быть воспринято, как провокация. Наёмники – люди прямые и привыкли знать, зачем приходят и что в итоге с этого смогут поиметь.
Фигура в капюшоне резко наклонилась, сократив расстояние до старческого лица Децуара. Тот попытался уловить хоть какой-нибудь запах, но искатель наёмников уже успел выпрямиться. При этом что-то подвешенное к его поясу издало тихий звук, ударившись о край стола.
– Скажи им, что будет золото! Много золота! Они устанут его пересчитывать!
– Они верят в металл, а не в обещания. – Децуару казалось, что их разговор постепенно заходит в тупик. Слишком большие ожидания были у горбуна, и во многом они шли вразрез с реалиями этого мира. – Услышав такое, люди пустых дорог просто посмеются. Любой может загадать золотые горы, находясь на удалении в несколько сотен километров…
В следующий миг всё произошло очень быстро. Лишь мелькнула рука, выпущенная из-под плаща, вид которой запечатлелся в памяти Децуара навсегда, потому как она была ярко-красной и с очень длинными пальцами. Необычная кисть чиркнула по столешнице и так же стремительно скрылась под плотной тканью, а на плоской поверхности стола остались четыре глубоких царапины.
– Не следует поучать меня, Отшельник! И кормить байками про быт наёмников, мне прекрасно известна эта порода! Твоя задача – распространение слухов, и лучше тебе сосредоточиться исключительно на этом. Открой для них лес и впусти в него. И когда они придут сюда, учти я говорю «когда», а не «если», когда они придут сюда, в твою Затерянную Хижину, чтобы расспросить про меня и мои планы, устрой им гостеприимный приём. Я не нуждался в еде и твоём напутствии, но они будут голодны после долгой дороги, а ты укажешь им путь ко мне. Ты назвал срок в месяц, и я соглашаюсь с этой цифрой. Я вернусь через тридцать дней и ещё три буду ждать их возле Толстого Дерева. Тебе известно это место в северной оконечности Ничейного леса? – Децуар согласно кивнул. – Славно. Говори с ними, а потом направляй туда. Через тридцать три дня я поделюсь с ними своими замыслами, расскажу, зачем они мне понадобились и продемонстрирую им плату. Слышишь, Отшельник? Пусть убийцы и мародёры по твоей наводке собираются возле Толстого Дерева и увидят всё своими глазами. Не давай мне повода разочароваться в тебе! Ты же хочешь избавиться от меня как можно скорее? Месяц – ты сам назвал это время, не сомневайся, я очень хорошо умею считать дни!
После этой пылкой речи человек в плаще развернулся и быстро направился к двери. Децуару показалось, что теперь высокая фигура сильнее прежнего припадает на левую ногу. Отшельник не сдвинулся с места, пока за незнакомцем, так и не пожелавшем назвать своё имя, не захлопнулась дверь.
Децуару предстояло подумать о многих вещах: об армии наёмников, о человеке без лица и имени, о его неизвестных планах, о ярком свете, что на мгновение вырвался из-под его одеяния, и более всего о мельком явившейся ему руке… Децуар ногтём провёл по свежим царапинам, появившемся на его столешнице. Они были на удивление глубокими, а рядом с крайними лежали завитки древесной стружки.
Пребывая в задумчивости, он машинально смахнул стружку со столешницы, и та упала на пол, где ей предстояло затеряться среди опилок. И тут его внимание привлекло кое-что ещё. На досках между столом и дверью виднелось что-то маленькое, чего раньше там определённо не наблюдалось. Присев на корточки Децуар подобрал небольшое пёрышко неприметного серого окраса. Оно могло принадлежать только человеку в капюшоне, наверное, оторвалось от его сапог или пояса, на котором он носил источник света, если тот не привиделся отшельнику.
Покрутив пёрышко в пальцах, Децуар без малейшего сожаления бросил его на горячие угли.

1: Перья и Кровь
Тридцать дней прошло, и с наступлением нового на пороге Гнездовья Отшельника появилась уже знакомая ему фигура в длинном плаще, о которой он так ничего и не выяснил. Децуар не знал, откуда пришёл этот человек, что имеет за планы, как его имя и какого он рода. Как будто нигде раньше о нём не упоминалось, и появился он только сейчас. Такое вряд ли было возможно, но, не видя лица, Децуар приходил к выводу, что перед ним человек весьма почтенного возраста, учитывая его хромоту и хрипящий голос.
Как и в прошлый раз фигура заслонила практически весь проём, выступающий над левым плечом горб задел верхнюю притолоку дверного косяка. И вновь пришлец даже не посмотрел в сторону ёмкости с солью. Человек в капюшоне демонстративно избегал выражать уважение Ушедшим, а может просто оставил их в прошлом? Сейчас с трудом можно было отыскать кого-либо, помнящего эпоху до Ухода, а появившиеся уже после него и представить себе не могли, каково это жить в мире, где человечество не одиноко и всегда могло рассчитывать на помощь.
Тридцать прошедших с их первой встречи дней наложили отпечаток на обоих: щетина на щеках Децуара приняла ещё более запущенный вид, белки его глаз пересекали красные капилляры, а вновь обозначенные морщины мелкой сеткой пролегли по его щекам; а его посетитель с прежним упорством пытался скрыть усилившуюся хромоту. На протяжении месяца каждый из них имел дело со своими собственными заботами, и те успели в достаточной мере потрепать обоих.
«Надеюсь, ты устал больше меня!» – ехидно думал Децуар, наблюдая за продвижением высокой фигуры.
Горбун, как и в прошлый раз, сразу направился к столу, из-под грязного плаща выглядывала алая рука, так поразившая отшельника при первом появлении, в которой пришлец держал кожаный мешок. Эта ноша ощутимо оттягивала руку, и её немалый вес навёл Децуара на мысль о содержимом мешка. Едва слышное позвякивание подтверждало его догадку.
– Ты хорошо поработал, Отшельник. Твои слухи ползут и множатся, и это ли не истинное искусство? – В тихом голосе не звучало похвальбы. – Я знал, что могу поручить тебе эту миссию, и должен признать, что результаты меня вполне устраивают. Первая птичка в скором времени достигнет твоего дома, откликнувшись на зов. Я решил встретить её лично, поприветствовать первенца, если можно так выразиться. – Децуар скривил усталое лицо, когда из-под капюшона стали доноситься противные смешки, перемешанные с глухим постукиванием. Этот звук не мог не нервировать. – И, если ты не против, я предпочту посидеть здесь.
И вновь он лишь излагал собственные соображения, не думая просить позволения хозяина хижины. В этот раз человек в капюшоне обошёлся даже без стука в дверь. Но Децуару оставалось безропотно внимать повелительному тону и приказным манерам чужака, он желал лишь того, чтобы проклятая нескладная фигура как можно быстрее покинула его жилище.
Горбун водрузил звякнувший мешок на широкую столешницу совсем недалеко от того места, где успел оставить свой след. Освободившейся красной рукой – единственной частью своего тела, не скрытой грязным одеянием – он подволок к столу стул и развернул его таким образом, чтобы спинка оказаласьс правого бока. Только после свершения такой нехитрой махинации он опустился на жёсткое седалище и, как показалось Децуару, испустил вздох облегчения.
Он производил впечатление усталое и измождённое, что же это был за человек, нуждающийся в наёмниках, а между тем выглядевший, как жилец на крайней стадии своего срока? Пришлец устроился на стуле, его плечи выступили вперёд, ещё отчётливее проступили очертания горба за левым плечом, которые Децуару показались какими-то неправильными.
Гость сидел совершенно неподвижно. Он замер. Можно было подумать, что стул занимает неопрятная куча тряпья, но на деле у неё имелось очень даже интересное наполнение. В Затерянной Хижине было не слишком светло, и потёртый плащ превосходно сливался с ползущими по полу тенями, а отсутствие движений придавали сидящему сходство со статуей. И всё же из-за стола исходил взгляд, невидимые глаза следили за Децуаром, и этой слежки внутри стен собственного дома ему становилось вдвойне отвратно. Наедине со странным незнакомцем он не чувствовал себя в безопасности, особенно вспоминая его угрозы, и скорее всего, это было взаимным ощущением, потому как от неподвижной фигуры исходило напряжение, сидящий не мог позволить себе расслабиться, пусть внешне и не проявлял никаких признаков активности. Децуару он напомнил сжатую пружину, дрожащую от накапливаемого напряжения.
Чтобы занять себя хоть чем-то, Децуар решил проверить мясное рагу, тушащееся на маленьком огне. Слухи всегда работают в обе стороны, сначала ты распускаешь их, а потом раскрываешь уши и внимательно слушаешь, что они принесут тебе обратно. И без слов хромого горбуна Децуару было известно о прибывших в лес наёмниках: отряд двигался с севера и путь свой они держали из Песков. Ночь они провели в лесу, а в скором времени должны были пожаловать в Затерянную Хижину. Децуар собирался накормить их не только потому, что так наставлял его незнакомец, но и потому, что уважал и признавал законы гостеприимства.
Мысль о гостях заставила его, стиснув зубы, всё же обратиться к сидящему на стуле человеку.
– Вы голодны? – Спросил он. – Вы что-нибудь хотите есть? Пить?
Из-за стола донёсся смешок. Звук был трудно различимым, но в нём ясно слышалась издёвка.
– Твоя забота не может не вызвать улыбки, но я не нуждаюсь в еде. К тому же свою часть задачи ты выполнил, а большего мне и не надо.
«Я не нуждаюсь в еде» – фраза засела в голове Децуара, означала ли она, что его закутанный гость уже успел поесть или не голоден? Или её следовало воспринимать буквально? Решив не утруждать себя бесполезными размышлениями, Децуар пожал плечами, и его взгляд совершенно случайно упал на глубокие царапины – свидетельство прошлого визита неизвестного гостя. Ему вспомнилась красная рука и молниеносное движение, он живо представил, что такой насыщенный оттенок приобретает кожа, если засунуть её в бурлящий кипяток. А ещё он пробовал порезать поверхность столешницы ножом, и у него ничего не вышло, твёрдое дерево не пускало металл внутрь себя. Сколько же секретов таится под складками этого плотного и длинного плаща?
Почему-то он не сомневался, что гость в этот момент улыбается, наблюдая за ним, конечно, если под капюшоном есть лицо, способное на такое.
Намного безопаснее было сосредоточиться на своих делах и предоставить незнакомца с его тайнами самому себе. Над котелком поднимался восхитительный запах, Децуар ловко откинул крышку, запустил в кипящее нутро ложку и зачерпнул себе несколько кусочков крупно нарезанной картошки. С правой стороны от камина располагалась длинная полка, где в выдолбленных из дерева баночках отшельник хранил высушенные лесные травы. Несколько щепоток преобразили аромат бульона, наполнили его более сытными нотками, и Децуар не сумел удержаться от того, чтобы отведать пару ломтиков мяса.
За его спиной происходило шевеление, скрип стула и шорох материи говорили о том, что гость сбросил оцепенение и приступил к каким-то действиям. Децуар специально старался как можно большее количество времени не поворачиваться – не хотелось ему наблюдать за нескладной фигурой, поэтому ориентироваться ему приходилось только на слух. Приятное позвякивание имело определённо металлический характер.
Неприязнь уступила место интересу, и обернувшийся Децуар стал свидетелем следующей картины: человек в плаще придвинулся к столу, распустил тесёмки кожаного мешка и принялся орудовать своей необычной рукой. Он запускал её внутрь мешка, доставал оттуда что-то и выкладывал на стол. Отшельник очень удивился, увидев, что хромой строит башенки из золотых монет. Даже на расстоянии было заметно, что это очень крупные монеты. Он подхватывал блестящий кругляш двумя тонкими пальцами и аккуратно клал его поверх другого, перед ним уже стояло три башенки, и сейчас он занимался строительством четвёртой.
Такого золота хозяин хижины не видел очень давно. Многие вещи Ушедшие забрали вместе с собой: секреты металлов, человеческие сны, блеск золота, лечебные свойства некоторых камней…Люди в большой степени утратили дар получать золотой металл, произведённое после Ухода золото имело способность быстро тускнеть, оно быстро теряло стоимость и превращалось в мусор. Децуару доводилось слышать, что где-то ещё сохранились умельцы, способные изготавливать настоящее золото, но было их мало, знания постепенно стирались из их голов. Как никогда прежде золото стало редчайшей валютой, не все короли могли позволить себе тратить его, а какой-то безымянный бродяга игрался с ним, как малый ребёнок. Да разве в такое поверил бы кто-нибудь?
Чистота металла, отблески солнечных лучей и заметное глазом совершенство подсказывали Децуару, что на его столешнице раскладывается именно такое золото – настоящее. Знал ли сидящий горбун секреты древних мастеров или он где-то раздобыл монеты доуходной эпохи? Если так, то содержимому мешка должно быть как минимум четыре десятилетия!
Голоса и движение за окном заставили Децуара вспомнить про прибывших наёмников. А его гость был целиком увлечён процессом и даже не повернулся, когда через некоторое время послышались шаги, открылась дверь, и в Затерянную Хижину вошёл новый человек.
***
Предводителем прибывшего с севера отряда наёмников являлся Эстор, имевший множество прозвищ, но предпочитающий именоваться Краснопёром, так как все другие в той или иной степени несли в себе напоминания о неприятных моментах его жизни, вспоминать о которых он не любил.
Под его командой находилось двадцать четыре головореза, большую часть которых он собрал в Песках или по дороге туда, когда дела его ещё не были столь плачевны. В былые времена банда Красных Перьев представляла собой могучую силу, сейчас же приходилось мириться с унизительным фактом того, что те времена навсегда остались в прошлом. Банда Эстора превратилась в обыкновенный сброд, но найти лучших людей у него не было ни малейшей возможности, уважающие себя наёмники, скорее всего бы попросту рассмеялись предложению Краснопёра вступить в его шайку.
Печальная судьба и тяжёлая жизнь наложили заметный отпечаток на его психику, лишь чрезмерная и беспричинная гордость не позволяла ему признать свою ничтожность и беспомощность, но довольно мягко обошлись с телом, которое совершенно не выглядело на свой возраст. Наверное, в этом следовало искать определённую иронию. Цепляющийся за прошлое, грезящий своими старыми подвигами, Эстор как будто не желал замечать, что даже в глазах собственных людей давно превратился в посмешище. Он не желал мириться с очевидным, он всё ещё не мог поверить, что время его свершений осталось далеко позади.
Он довольно неплохо выглядел в свои шестьдесят пять лет, вот только за столь солидный промежуток так и не научился делать выводов. Самоуверенность часто заменяла ему опыт и приводила к самым неприятным последствиям. Ему насчитывалось шестьдесят пять лет, а это значило, что день Ухода он застал двадцатипятилетним юношей, то есть он находился в достаточно осознанном возрасте, когда привычный мир внезапно перевернулся и настала пора привыкать к новому порядку вещей.
Изначально его мотивы и поступки можно было даже назвать благородными, он пытался поступать по справедливости, а ещё ему всегда нравилось руководить другими, и эти две черты определили его дальнейший путь – он стал кондотьером[1 - Кондотьер – руководитель военного отряда]. Смута наполняла владения, людям были страшны перспективы жизни после Ухода, и многие срывались. Набеги, мятежи, локальные войны между соседями – всё это началось тогда и продолжалось на протяжении сорока лет, и вряд ли собиралось заканчиваться.
Для продажных мечей наступили золотые времена, кондотьерский отряд не сидел без дела. Эстор участвовал во многих заварушках, его люди оставляли после себя убитых, а их карманы полнились теряющими ценность монетами. А через какое-то время ему надоела игра в справедливость, слишком мало её осталось в покинутом мире, чтобы сражаться за жалкие крохи, поэтому он резко переменил свою сторону, из защитника обратившись в мародёра.
Грабёж и разгул захлестнули его, но не всем по душе пришлась подобная переориентация. Преданные ему раньше люди, некогда признающие его за своего командира, устроили сговор, в результате которого наградили Эстора длинным шрамом во всю шею. Вот вам и одно из его прозвищ – Дырявое горло. Его бросили умирать, но смерть не стала прибирать его молодое тело, дав продолжить проблемную жизнь.
Он выжил, но с тех пор стал носить жёсткие воротники. Набравшись сил и обзаведясь жуткой историей своего ранения, Эстор вновь вышел на пустынную дорогу в поисках единомышленников. Спустя несколько летприхотливый случайсвёл его с Вальтиром Краснопёром, недавно лишившемся всех своих людей и занимавшемся поиском новых. Пусть это и претило его командирской натуреЭстор всё же согласился признать Вальтира своим предводителем, имея при этом самые корыстные намерения. Кстати сказать, тогда он вплёл в свои волосы обязательный атрибут нового отряда – красное перо – и до сих пор носил его.
Следовало отдать должное Вальтиру, тот являлся прекрасным руководителем, именно его трудами Красные Перья завоевали себе репутацию. И когда собранный по лесам и дорогам отряд стал представлять из себя грозную силу, когда они превратились в подобие маленькой армии, способной противостоять гвардейским подразделениям, Эстор, следуя давнему замыслу, убил Вальтира. Случилось это уже после того, как в Цебетасе король Малаур отказался от Ушедших. Шёл двадцать четвёртый год после Ухода.
Всё это время он находился в тени, лелея мечту об убийстве, Эстор считал себя по праву заслуживающим главенства в банде, но власть его длилась недолго, почему-то ему не приходило в голову, что он может повторить судьбу Вальтира. Среди наёмников он уже успел прослыть выскочкой, кое-кого начинала бесить его важность и заносчивая манера со всеми общаться в приказном порядке. По задумке отравленное вино должно было положить конец его существованию, но смерть вновь наградила его мучительными болями, но так и не прибрала к своим рукам. Вот и следующее прозвище – Дважды Преданный.
Но даже это не смогло унять мятежной души, Эстор как будто не воспринимал жизненных уроков, а его навязчивая мания к руководству подвигла его на поиски дальнейших приключений. Он стал именовать себя Краснопёром, пользуясь украденным именем, при помощи которого рассчитывал сколотить вокруг новый отряд. Он похвалялся собственными подвигами, выдумывая их или же предписывал себе деяния других. За годы скитаний он научился красивым словам, но окончательно растерял толику умений, которыми обладал когда-то. Эстор по-прежнему считал себя прирождённым полководцем и любил пускать колкие замечания в адрес тех, кто не сумел перерезать ему горло.
Люди всё чаще стали относиться к нему с презрением, изживший себя кондотьер не пользовался уважением, в некоторых кругах считалось дурной приметой повстречаться с Эстором Дважды Преданным. Его называли самым никудышным человеком пустых дорог, пустословом и слюнтяем. Одна только гордость не позволяла ему замечать очевидного и делать соответствующие выводы. Куда проще и приятнее было считать всех прочих завистниками, посягающими на его героическую славу, чем признаться самому себе в правоте их оскорбительных слов.
Эстор подался в северные земли, где ему раньше не приходилось бывать. Нет, он не сбегал, что бы там не трепали злые языки за его спиной.Эстор намеренно двигался в том направлении, где законная власть была слаба, где ещё можно было отыскать отчаянных бродяг, готовых вступить в его отряд Красных Перьев, где он мог руководить и чувствовать своё превосходство.
Последний год он провёл в окрестностях Песков – унылое место, расположенное на берегу Переменчивого моря в окружении горячих песков и острых скал. Некогда, если верить легендам, именно в этом месте Ушедшие впервые ступили на сушу, но те времена, как и благополучие приморского городка, остались в прошлом.
И всё же здесь ему посчастливилось обрести успех. Его прошлая слава не добралась так далеко на север, здесь никому не были известны его обидные прозвища, здесь он был новым человеком, которому на короткое время улыбнулась удача. Он собрал вокруг себя мерзких личностей, умеющих и, что самое главное, не боящихся пачкать руки, и окунулся в столь милые его сердцу грязные дела. Для птицы его полёта в Песках и их ближайших окраинах всегда находилась работа: должники и конкуренты водятся в большом количестве во всех городах, улицы и рыночные площади только ими и кишат, и всегда найдётся рука, готовая платить за запугивание первых и устранение вторых. К Краснопёру шли с определённой целью и в большинстве случаев оставались довольны результатом.
Утопия нарушилась в тот момент, когда в Песках появился грязнокожий работорговец, вылезший с туманного Атаппарана. Смуглолицый и бородатый, он прибыл вместе с целым караваном, в котором вместо лошадей были какие-то уродливые и невиданные Эстором животные, называемые дромадерами[2 - Дромадер – то есть верблюд]. Атаппаранский работорговец руководил чем-то вроде цирка уродов, причём эти уроды одновременно выполняли роль его свиты и охраны.
Эстор бы даже не обратил внимания на вновь прибывших – в Песках появление столь пёстрой шайки было делом обычным —, если бы не злополучные бои на песчаных аренах и ставка, которую по самонадеянности сделал Эстор.
Бои на песчаных аренах считались главной достопримечательностью Песков, именно здесь выращивали цумистов – безволосых великанов, чьё ремесло сочетало в себе элементы танца и убийства. Песчаные плясуны выходили на обжигающе горячие арены и длинными цумамипереламывали друг другу ноги под рёв толпы и звон монет.Эта традиция брала своё начало с Ухода, но в реалиях покинутого мира давно утратила изначальный смысл.
Эстор пересёкся с работорговцем во время одного такого поединка и атаппаранецна ужасно ломанном материковом диалектепредложил ему сделать ставку, на арену как раз выводили здоровенного цумиста, против которого выставляли сразу трёх вооружённых лоокийских наёмников, а Эстор представлял себе, на что натасканы лоокийцы, ведь сам принадлежал их роду.
Заведомый перевес одной из сторон противоречил правилам Песчаных Плясунов, но кто сейчас всерьёз считался с обычаями прошлого? Толпу пьянила мысль о многолюдном побоище, поэтому правилами решено было пренебречь. К удивлениюЭстора, работорговец решил поставить на одинокого цумиста, сказав, что ему хочется купить одного из них для своей коллекции. В Песках цумисты являлись разменным товаром, владеть ими могли себе позволить лишь самые богатые дельцы. Промолчав об этом, Эстор очень легко согласился на сделку, поставил на лоокийцев и всё проиграл.
Выстраиваемая с таким тщанием утопия в один момент рухнула, развалилась в пыль, а он остался ни с чем, потому что новость о его проигрыше ураганом облетела город, никто более не хотел иметь с ним общих дел. Большая часть его головорезов и убийц утекла к другим предводителям. Никогда ещё отчаяние не подступало к нему так близко, и в этот момент появились спасительные слухи.
Кто-то собирал наёмников и обещал очень крупное вознаграждение. Кому-то понадобились люди лесов и пустых дорог. Где-то требовались продажные мечи. В его ситуации было глупо отмахиваться от такого предложения. Конечно, слухи не изобиловали подробностями, в них не было практически ничего досказанного, но на то они и слухи, чтобы пробраться в ваши уши, завлечь, заинтриговать, заставить им поверить.
Слухи звали за собой в Ничейный лес, пусть даже на дорогу оставалось не так уж много времени, Эстор знал, в какую сторону ему следует вести своих людей, тех из них, кто ещё не покинул его.Если в голове Краснопёра и вставали какие-то предостережения, связанные с заповедными чащобами, то он предпочёл ихпроигнорировать.
Сразу за границей Песков располагалась Пустая Полоса – плоская, мрачная равнина, наводящая лишь тоску и уныние. На старых картах можно было прочитать другое название – Сны-С-Холмов, относящееся к эпохе, когда лики Ушедших ещё отражались на облаках. Истории рассказывали о том, что, выйдя из волн Переменчивого моря, Ушедшие двинулись вверх по течению Ции и облюбовали для себя этот край, но в день Ухода плодородная почва обратилась сухой землёй, и никто более не называл эту местность краем чудес.
Безжизненная Полоса упирается в северные владенияЦебетаса, а тот граничит с Ничейным лесом. Все эти четыре места: Пески, Полоса, Цебетас и Ничейный лес связывала тянущаяся к Переменчивому морю река Ция, они, как бусины, насаживались на водяную нить. Нужно было всего лишь следовать вверх по течению, практически повторяя первый путь Ушедших, и в таком случае не было возможности промахнуться мимо конечной цели.
Время поджимало, и Эстор не стал откладывать выход.
Из Песков с ним вышло тридцать шесть человек, до границы Ничейного леса добралось лишь двадцать четыре, остальные решили, что новая авантюра того не стоит.
Переход сильно потрепал их, Эстор успел забыть, когда последний раз путешествовал на такие расстояния, всё-таки, пусть и с запозданием, возраст начинал брать своё. Больше всего трудностей возникло с пересечением Пустой Полосы: в воде у них недостатка не было, а вот запасов пищи оказалось чрезвычайно мало.Жители Песков припасли напоследок неприятную шутку, снабдив путешественников гнилыми фруктами и порченым мясом. Полоса не зря называлась Пустой, здесь не было возможности охотиться, а в реке практически не попадалась рыба. Днём наёмникам Эстора приходилось терпеть жару, ночью – вступать в противостояние с лютыми ветрами, как ножами, режущими кожу.
На то, что они добрались до границы Цебетаса, указывала высокая, окружённая стенами цитадель. Никто из них не знал её названия, а о разыгравшихся в ней событиях им приходилось только догадываться. Многоуровневое укрепление оказалось безлюдным и заброшенным, развороченные главные ворота зияли прорехами, сквозь которые проглядывали почерневшие от сажи внутренности крепости. Казалось, над этим местом до сих пор витает удушливый смрад пожарища.
По обе стороны реки виднелись дальние крыши других крепостей, разбросанных по округе, поэтому Красные Перья старались держаться как можно ближе к реке и не отходили от неё. Несколько раз они замечали всадников, но те странным образом не проявляли к ним ни капли внимания. Несмотря на то, что у них появилась еда, они не решались ещё разводить костры.
Двигаясь вдоль реки, они не могли не заметить Цебетасского Храма, расположенного в месте слияния Ции и впадающей в неё Змеевицы. Щекочущие облака шпили пронзали небо и были видимы за несколько десятков километров. Заприметив их на горизонте, Эстор повернул свой небольшой отряд к западу и по широкой дуге обошёл Храм. Как родившемуся в соседнем владении лоокийцу ему было прекрасно известно про это последнее место поклонения Ушедшим, равно как и то, что от главной Цитадели Цебетаса Храм отделяет лишь Змеевица, и он не хотел попадаться на глаза тамошним гвардейцам.
Обходной путь привёл их к шаткому мостку через речку притоку, а вскоре после его преодоления они уже вступили под тень величественных деревьев Ничейного леса. Едва ли хоть кто-то из них проникся торжественностью момента.
Больше трёх недель жалкие остатки банды Красных Перьев провели в дороге.
Ничейный лес приветствовал их приятной прохладой, мягким мхом – усладой для натруженных и стёртых сапогами ног и обилием дичи. Это была первая ночь с того момента, как Красные Перья покинули Пески, которую они провели с удобствами. На следующий день Эстор выдвинулся на поиски Затерянной Хижины, где надеялся получить более исчерпывающую информацию о тех слухах, что сподвигли его на серьёзный поход.
В качестве сопровождающих он выбрал Ахмера и Федриго, в глубине разочарованной души понимая, что только эта двоица не вызывает у него подозрений и только по отношению к ним у него сохранилось некое подобие доверия. Он предчувствовал, что среди остальной части отряда нарастает скрытое недовольство, которое лишь усилилось за время отчаянного и пока что ничем неоправданногоперехода. Эстор хотел хоть немного обезопасить себя, он надеялся, что принесённые из Хижины новости помогут ему удержать шаткую власть, а тем временем он даст время остальным немного поостыть. К тому же перспектива заработать обязательно смягчит их буйный нрав.
И сейчас, направляясь на свидание с Отшельником, Эстор вдруг отчётливо понял, насколько глупа была его жизнь. После всех испытаний, после всех тягот, после славы, сменившейся позором, он наблюдает себя в компании вонючего арбалетчика и мальчишки, чью голову он забил увлекательными байками, никак не связанными с реальным миром. Он был стар, голоден и бесталанен, если не это низшая точка его жизни, то что тогда?
Последнее время приступы депрессии случались с ним всё чаще, особенно резко они проявлялись во время бессонных ночей на Пустой Полосе, когда ветер пробирался ему под кожу и стучал закоченевшими костями. Однако в перевес этому стариковскому брюзжанию внутри него сидел другой голос, голос его гордости, самоуверенности или юношеской пылкости, который по-прежнему уверял, что подвиги не остались в прошлом, что следует искоренить жалость к себе и хватать возможность, которая сама просилась ему в руки. У него ещё есть голова на плечах, чтобы командовать, у него ещё остались руки, чтобы указывать, какие бы мысли на этот счёт ни имелись у других! Большинства из них и на свете не было, когда он уже прославился под именем Кондотьер из Лоокии.
Он обернулся, чтобы посмотреть на свою «свиту». Зрелище выходило не сильно впечатляющее, но иного варианта у него не было. Сопровождавшие его следовали на удалении в три шага, выдерживая, как хотелось думать Эстору, почтительную дистанцию. С правой стороны тропы двигался Ахмер, во рту его курилась трубка с вонючим табаком, с которой он ни за что бы не стал расставаться. Коричневыми зубами он скалился в сторону восходящего солнца. Он был младше Эстора лет на десять, но тело его утратило молодецкую форму, оплыло и внешне напоминало рыхлый студень. Его торс скрывался под жилеткой с несколькими завязками, а лоб был перехвачен задубевшей от времени и грязи банданой, не дающей сальным волосам закрывать глаза.
Его оружием был арбалет, а через плечо располагался специальный чехол для хранения запасных болтов. Несмотря на пренебрежение собственным телом, по отношению к арбалету он проявлял фанатичную заботу. Стреломёт в его руках был заслуженным способом расправы над врагами, Ахмер умело владел этим оружием, его пальцы всегда с великой нежностью нажимали на спусковой крючок. Ахмер-арбалетчик не казался Эстору амбициозным, чем и вызывал доверие.
Левый фланг занимал Федриго, едва успевший перешагнуть порог семнадцатилетия. Он присоединился к Красным Перьям в Песках, и с той поры Эстор не заплатил ему ни единой монетки. Достаточно было вскружить парню голову, соблазнить романтичностью наёмничьей жизни, и тот бесплатно продался с потрохами. Молодые мозги пудрить проще всего, чем Эстор и занимался с большим удовольствием. За пару недель до злополучной встречи с атаппаранским работорговцем Краснопёр осчастливил юношу, подарив ему короткий меч. Клинок был в разводах ржи, но Федриго не обратил на неё ни малейшего внимания, он нацепил на себя пояс с ножнами и не снимал его даже у отхожей ямы.
На самом деле юноше очень повезло, что он решил сбежать из прекрасного Удама-Ифит – чудесного города, расположенного на обоих берегах клокочущей Ифит и единственного во всех владениях состоящего из двух ярусов. Ворота Ифит признанно считались памятником человеческому гению, его смелости и архитектурной находчивости. Основатели города не просто возвели стены из камня и обуздали водяные струи мощными воротами, они пошли дальше и устремили башни на головокружительные высоты, а на уровне птичьего полёта соединили их широкими мостами, образующими арки над проплывающими под ними кораблями. Подвешенные мостовые, как бы зависшие в воздухе были символом главного города в долине Ахот-Ифит.
Федриго, влекомый приключениями в дальних краях, успел покинуть город подвесных мостовых, а через месяц после этого Удама-Ифит обратился в груду каменных обломков. Король-Сорняк пошёл войной на прекрасный город, презрев красоту и многолетний труд. Он снёс Речные Ворота, заполонил улицы полчищами грязных разбойников и обрушил второй ярус… Высотные башни и толстые стены пали под натиском его хитроумной атаки. Почерневший от огня, залитый кровью и осквернённый Удама-Ифит перешёл в разряд грустных сказок.
Федриго ожидала совершенно иная судьба, если бы он остался в стенах родного города. Скорее всего он бы уже не дышал.
Наблюдая за наивным юношей, видевшем в нём настоящего героя, Эстор всё больше уверялся в мыслях, что парню нравятся происходящие с его жизнью изменения. Его мечты воплощались во всей полноте правдоподобности. Он носил на поясе оружие, наблюдал за схватками на песчаных аренах, стоял ночью в караулах – всего этого он был лишён в цветущем Удама-Ифите.
Молодой беженец был самым неподготовленным к длительному путешествию из Песков, но на протяжении трёх недель Эстор не услышал от него ни единой жалобы. Он шагал наравне со всеми, мёрз по ночам, хотел пить не меньше прочих более выносливых и опытных наёмников, и всё же он терпел. Молодость склонна бесцельно расплёскивать энтузиазм, но в данном случае Эстор не видел в этом ничего плохого, и старался всячески поощрять парня.
Он не сомневался в том, что Федриго боготворит его, если на кого старые байки его молодости и имели влияние, то исключительно на впечатлительного юношу. И поэтому Эстор был склонен доверять ему.
По поводу остальных у него не было подобной уверенности и особое волнение вызывал Кальтиро, только недавно прибившийся к его банде, но Краснопёр надеялся, что ситуация переменится к лучшему, как только он вернётся с новостями. С хорошими новостями. Нюх на прибыльные дела он не потерял, а это выходило именно таким.
Втроём они пересекли границу участка Децуара, миновав узкую калитку в плетёном заборе. Краснопёр кивком головы указал Ахмеру с Федриго на пни, что означало: «Оставайтесь здесь. Внутрь пойду я один». Оплывшее лицо арбалетчика не изменилось, ему было не привыкать к таким приказам, а юноша как будто обиделся. Его брови изогнулись в недоумении, рот раскрылся в немом восклицании, но он тут же прихлопнул губы ладонью.
Сквозь дверь уже просачивался сводящий с ума запас готовящегося мяса, и Эстор поспешил отворить её. Первым, на что упал его взгляд, оказалась небольшая ёмкость, наполненная солью. Краснопёр сразу сообразил, каково её предназначение и чуть скривил губы – ритуалы всегда казались ему забавой слабоумных стариков, но раз в этом доме было принято отдавать дань Ушедшим, то и он сделает это.
Вошедший протянул руку и зачерпнул немного соли.
– Соль моим губам. – Прозвучал его срывающийся голос.
– Лики на облаках. – Торжественно ответил Децуар, ему было приятно видеть, отголоски прошедшей эпохи.
Тем временем Эстор уже вовсю крутил по сторонам головой, мотыляя своим болтающимся конским хвостом, в который были забраны каштановые волосы с серебряным отливом. Единственная прядь, не забранная в хвост, проходила тонкой косичкой за левым ухом и заканчивалась красным пером, болтающимся на уровне ключиц вошедшего. Глубоко запавшие глаза зорко стреляли по углам, а кривой нос с большим аппетитом обонял чарующие запахи готовой пищи.
Явившийся на зов Децуара наёмник не вписывался в строгую и сугубо практичную обстановку Затерянной Хижины, он напоминал шута, по ошибке забредшего в конюшню. На нём красовалась причудливая шапочка с лихо поднятыми краями, а в реденькой бородке попадались довольно большие бусины. На пальцах рук переливались многочисленные перстни. Среди наёмничьей братии за ним давно утвердился статус изгоя, и одной из причин тому служили чрезмерно яркие наряды, да и вообще манерой одевания он всегда походил на женщину. Некоторые утверждали, что он пользуется румянами, чтобы прикрыть болезненный оттенок кожи, появившийся у него после того раза, когда его пытались отравить.
Если не считать изорванных сапог и многодневной пыли, то Эстор в самом деле выглядел очень броско, совершенно не походя на наёмника. В голенища сапог были заправлены светло-зелёные штаны из какой-то мягкой ткани, внешне напоминающей кожицу персика. Штаны венчались тонким поясом, дважды охватывающем его тонкую талию, к нему крепились узкие ножны из кожи с медными вставками и узорами. Торс прикрывала лёгкая рубаха, совершенно непригодная для ревущих в ночи ветров Пустой Полосы. Куртка тоже имела зелёный оттенок, блестящие пуговицы и жёсткий стоячий воротник, как и всё здесь, украшенный вышивкой. Его шею покрывал изящно завязанный изумрудный шарф.
Уместней такой вид смотрелся бы в каком-нибудь борделе, а не в чаще Ничейного леса, но Эстор привык красиво жить, и даже убийства совершал с определённой грацией.
Его бегающие глаза сразу приметили ссутулившуюся фигуру, сидящую к нему спиной. Большой палец он засунул за двойной ремень в непосредственной близости от короткого меча.
– Путь из Песков оказался неблизким и в большей степени неприятным. Хотелось бы узнать причину, по которой я его проделал. – Надменный тон никогда ему не изменял, вот и сейчас Эстор не собирался от него отказываться. Он считал, что имеет на недовольство полное право.
Его слова не произвели никакого эффекта. Сидящий за столом продолжал чем-то позвякивать, не удостоив его поворотом головы. Старичок с выступающей нижней челюстью и одетый в замызганный фартук оторвался от своего котла, он посмотрел на своего первого гостя, видимо, ожидая от него какой-либо реакции, повесил длинную ложку на вбитый в стену крюк и вышел навстречу Эстору. Децуар дружески подхватил Краснопёра под локоть и подвёл к единственному столу, за которым сидел незнакомец в капюшоне. Тот не прервал своего занятия, и теперь перед ним высились уже пять башенок из золота.
– Вот человек, который собирает наёмников. – Децуар отодвинул стул напротив горбуна и сделал приглашающий жест Эстору.Отшельник задумался над тем, в какой момент он внезапно превратился в слугу горбуна и позволил собираться в своей хижине всякому сброду. И практически сразу нашёл ответ, это произошло сразу после того, как краснорукий пришлец напомнил ему о старых грехах. Децуару оставалось только принять предложенную роль добродушного хозяина. – Я принесу приготовленное мясо. – Он сделал несколько шагов в сторону камина, но затем остановился, чтобы задать вопрос. – А твои люди что-нибудь будут?
Децуар кивнул в сторону входной двери, из-за которой доносились тихие голоса.
– Единственное, что они будут – это ждать меня. – Резко отрезал Эстор, разглядывая исключительно сидящую напротив фигуру и не поворачиваясь в сторону хозяина хижины. – А теперь я бы не отказался от мяса. Последнее время пищу нам замещал песок!
Этим высказыванием он ещё раз хотел подчеркнуть, каким трудным вышел путь его отряда до Ничейного леса. Децуар принялся хлопотать возле котла, вылавливая в нём мясо и плавающие овощи. Краснопёр развалился на стуле, одной рукой обхватив неудобную спинку, другой сорвал со своей головы шапочку и бросил её на стол возле одной из башенок. Его тело совершало движения, стараясь, как можно удобнее расположиться на жёстком стуле, а глаза смотрели только в одну точку, но складки капюшона были непроницаемыми, в них можно было долго вглядываться, но так и не разглядеть лицо.
– Так это ты позвал меня сюда? – Эстор сразу решил перейти в атаку. – Ты тот самый человек, которому позарез нужны наёмники, что мне пришлось практически тридцать дней двигаться без остановок?
– Позвал тебя сюда Децуар-Отшельник, хозяин этой замечательной хижины. – Донеслось из-под капюшона. Эстору пришлось вытянуть голову вперёд, чтобы различать тихий голос. Шарф немного съехал с его шеи, обнажив белую полоску давнего шрама. – Я лишь шепнул ему на ушко.
Появился упомянутый хозяин хижины с большим плоским блюдом в руках. Заячье мясо лежало в окружении целиком сваренного картофеля, чищенной моркови, зелени и в лужице собственного сока. Децуар осторожно поставил блюдо на стол, ему не хотелось задеть золотые башенки, тем более он и представить не мог, как на это отреагирует хромоногий горбун. Один раз он неловко наклонился, и сок тоненькой струйкой сбежал на столешницу, но ни один из сидящих не обратил на это внимания. Оба были увлечены золотом: один из него строил, другой – наблюдал и сопровождал каждое движение жадным взглядом.
Эстор был достаточно опытен и умел разбираться в блеске золота. И это имело высшее качество. Понимает ли вообще закутанный в рваный плащ старик, что наёмнику ничего не стоит перерезать ему горло и уйти отсюда с целым состоянием? Того, что находилось на столе, хватило бы на несколько обеспеченных и безбедных лет существования, а сколько золотого добра находилось внутри мешка… Совершенно небезопасно было выкладывать перед Эстором такую кучу монет. Особенно после того, как он проиграл атаппаранскому работорговцу.
– Хорошо, ты шепнул ему на ушко, значит у тебя есть какая-нибудь работа? Да? Работа, за которую ты готов платить вот этим золотом? – Он указал на башенки небрежным взмахом руки, словно бы не придавал им большой ценности. Как будто они его не интересовали. Как будто не ради них от топал тридцать дней.
– Вот этим золотом я готов рассчитаться с хозяином хижины за его радушие и помощь, мне оказанную. И за твоё мясо, между прочим, тоже. За свою работу я буду платить много больше этой мелочёвки. – И он продолжил выстраивать седьмую башенку, словно это были обычные камушки.
«Мелочёвка?!» – Эстору пришлось откусить половину картошки, чтобы скрыть недоумение. «Мелочёвка?!» – он ещё раз пробежался глазами по лежащему на столе золоту. Это целое состояние! Это сокровище! А бродяга в капюшоне разбрасывается им во все стороны! Он готов заплатить огромным количеством монет хозяину хижины за что? За приготовленную похлёбку? Эстор, повернув голову, нашёл лицо Децуара и увидел на нём неприкрытое удивление, видимо, Отшельник впервые слышал о щедром жесте, направленном в его сторону!
Что же тогда этот горбун хочет предложить наёмникам? Сколько он заплатит ему лично?
Дурманящие перспективы пьянили Краснопёра сильнее вина. Эстор чувствовал, что он ухватился за крупную рыбу, и был готов тянуть её до конца. Он хотел как можно скорее выведать всё у этого человека… но пришло время заглушить юношеские восклицания и вслушаться в осторожное стариковское брюзжание. В этой истории таились не подводные камни, а целые валуны и кромки их были очень остро наточены.
Эстор принялся прокручивать ход предстоящего разговора в голове, параллельно поглощая мясо прямо голыми руками, предварительно закатав рукава куртки.
– Так что это будет за работа? – Он враз проглотил внушительный кусок заячьей тушки, как никак, а во время утомительных переходов у него не было возможности питаться так сытно.
– О… её смело можно назвать работой всей моей жизни… – Голос под капюшоном оставался всё таким же безучастно скучным.
Эстор вроде бы и получил ответ на свой вопрос, но с таким же успехом мог ничего и не спрашивать – результат выходил один. Он заставил себе оторвать глаза от золотых стопок и перевёл их на капюшон. «Что ты там скрываешь? Отчего не хочешь показывать своё лицо?»
– Не сомневаюсь, что по её завершению, смогу сказать точно так же. – Эстор уже присвоил себе ещё не полученную груду золота высшей пробы. – Но всё же я привык иметь дело с конкретными задачами и знать, к чему готовиться.
Никогда прежде ему не доводилось сталкиваться с такой суммой, опасность в её свете как бы теряла значение, всё большую весомость приобретало золото, вытесняя мысли о рисках. Скажи ему этот сгорбленный человек в одиночку захватить сторожевую башню или напасть на лагерь Марбадского ополчения за лежащее на столе золото, он бы очень тщательно продумал, как это сделать. Это было чистым безумием, но на несколько мгновений Эстор позволил себе его предположить.
– А я не привык повторять свои слова по несколько раз. Тебе удалось добраться сюда в срок, но другие ещё находятся в пути, и когда в Ничейном лесу на поляне Толстого Дерева соберутся остальные, когда она вся заполнится наёмниками, тогда я выступлю перед всеми и расскажу, какую работу хочу предложить вашему народу. – Человек в капюшоне перестал забавляться с монетами, но не стал убирать руку со стола. Теперь внимание провала его капюшона было сосредоточено исключительно на разодетом Эсторе.
Краснопёр наконец смог очнуться от радужных грёз и внять трепету тревожных звоночков, бьющих у него в голове набат с того самого момента, как он сел напротив горбуна. Впервые за золотыми башенками он сумел разглядеть руку своего соседа, которую тот нарочно не стал прятать под плащ.
Кожа была неестественно красного цвета и очень туго натянутой на мышцы, очертания которых скрывали просторные рукава. Эстору подумалось, что в этой руке заключено впечатляющее количество силы, хотя она и не выглядела развитой, но больше всего его поразили пальцы… Длинные и ловкие, они выглядели колючими, в голову сразу приходил образ серпа или кирки. Они имели заострённый вид, последняя фаланга вытягивалась вперёд и сужалась, образуя клин.
От увиденного Эстору стало тошно, мясо на блюде потеряло для него всякий вкус, а местами выступающая из него кровь усилила приступы рвоты. Рука горбуна имела цвет свежего и сочного мяса. Уже без аппетита Краснопёр ухватил стебель петрушки и стал крутить его в пальцах.
Весы в его голове никак не могли прийти в равновесие: золото всё ощутимее тянуло вниз, но здравый смысл всячески этому противился. Это была самая настоящая западня, в которую его мастерски загнал этот шипящий и постукивающий голос под капюшоном, да и с какой целью он вообще раскладывал монеты на столе? Чтобы лишний раз пересчитать? Чтобы показать Эстору, за что тот должен согласиться на неизвестно куда ведущее безумие? Чтобы подразнить его?
Внезапно Краснопёр дошёл до мысли, что его сосед издевается над ним, наёмник в красивом зелёном костюме был слишком опьянён перспективами и даже не обращал внимания на нахальный тон и язвительные ответы. Да кем себя возомнил пришлый и убогий бродяга? Внутри Эстора начинала бродить ярость от того, что на протяжении всего разговора он позволял водить себя за нос и обращаться, как с мальчишкой! До какой степени золотые башенки, ему не предназначавшиеся, ударили по его мозгам, что они отказали?
Он прокрутил в голове те фразы, которыми они успели обменяться. Человек в капюшоне явно считал себя превосходящим Эстора, но по какому праву? Только потому, что владел мешком золота, но один этот факт не делал его королём мира! Уж Эстор-то знал, что все вопросы, касающиеся золота, всегда являются быстро переходящими.
Он тащился сюда с Песков! Брёл по грёбаной Пустой Полосе, чтобы в итоге нарваться на уродца, уклоняющегося от любых вопросов! А ведь он не просто так решил сегодняшним утром добраться до Затерянной Хижины! Дело было не только в еде, хотя и она играла в этом определённую роль, Краснопёр рассчитывал разузнать информацию уже сегодня, хотел раньше прочих получить представление о затевающейся авантюре, чтобы иметь преимущество над всеми другими, направляющимися в Ничейный лес. Шестьдесят пять лет он лелеял свою гордыню и считал, что заслужил некоторые привилегии в прогнившем от несправедливости мире.
Теперь, когда туман из его головы рассеялся, Эстор до самого кончика конского хвоста пропитался жгучей ненавистью. Осознание, что он исполнял лишь вторую роль в этом диковинном спектакле, наполнило его рот желчью.
– И всё же я не могу согласиться на полную безызвестность. – Он решительно выдавил эти слова. Стебель петрушки размазался по пальцам, кулаки крепко сцепились. – Меня ждут люди, ждут, что я принесу им вести о той работе, за которую обещают баснословную награду! Не думай, что я вслепую пойду за тобой, позволю тащить неведомо куда, соглашусь поверить и перестану соображать, как телёнок, которого тащат на убой!
Эстор был взбешён, даже проклятый грязнокожий работорговец возбудил его в меньшей степени. Он был готов вскочить, перевернуть стол и хорошенько встряхнуть дохляка в грязном плаще. Его кулаки подрагивали, на некотором расстоянии от них застыли золотые башенки, а за ними сидел человек без лица, хранящий могильное спокойствие. Его рука с нечеловеческими пальцами даже не шелохнулась.
– Тогда я тебя здесь не удерживаю. – В напряжённой тишине последовал тихий ответ. – Ты можешь доесть своё мясо. И выйти через дверь. Никаких обязательств между нами не существует.
Никогда ещё Эстор не получал таких звучных и унизительных пощёчин! Они были только вдвоём: он и этот безумец в дрянном капюшоне, решивший, что ему под силу вершить судьбы других людей. Распоряжаться за них, что им следует знать, а что – нет.
Тридцать дней! Тридцать дней в пути вдоль враждующих границ, по пустынной равнине с голодными животами и всё это ради того, чтобы столкнуться с уродом, возомнившим себя центром всего!?
– Что? Да кто ты такой, чтобы указывать мне? – Граница терпения, если она и существовала, оказалась полностью разрушенной. – Кем ты себя считаешь или и вправду думаешь, что успел прикарманить меня кучкой золота? – Он ткнул пальцем в ближайшую башню, и та разлетелась с мелодичным перезвоном. – Думал, я уже готов поджать хвостик и бежать по твоей указке?
Со скрипом отодвинулся стул, опираясь ладонями о столешницу, Эстор подскочил и сильно наклонился вперёд, но даже в нависшем состоянии он не превосходил ростом прямую фигуру с узким горбом. Его лицо находилось на одном уровне со складками капюшона.
Из глубин материи донёсся лёгкий звук. Он мог означать и вздох. Мог означать и смех.
– Неважно, кем я себя считаю. Это дело касается только меня одного. А вот ты, Эстор, представляешь куда больший интерес. Ты рассуждаешь о неизвестности, считаешь себя главарём и думаешь о том, что сказать своим людям, но разве не твои люди однажды чуть не отрезали тебе голову, наградив кличкой Дырявое Горло? Не твои люди накачали тебя ядом, от которого кожа потеряла цвет, скажи, о Дважды Преданный? Если ты имеешь в виду этих людей, то мне тебя жалко. Тебе давно следовало назваться Эстором Одиночкой, ведь команды это не по твоей части.
Краска прилила к бледному лицу, шрам ещё отчётливее проступил на шее. Как сильно Эстор старался всё это забыть! Дважды ему приходилось возвращаться на самое начало. Он ненавидел свои прозвища, насколько бы правдивыми они ни являлись.
Наёмник что было сил ударил кулаками по столу, рассыпались ещё две башенки, а остальные он смахнул рукой. Золотые кругляши, утратившие в его глазах всякую ценность, полетели на пол и дробно застучали по опилкам. Сам Эстор резко прыгнул вперёд. Одна рука доставала из ножен узкий клинок, другая – тянулась к капюшону.
– Посмотрим, каким личиком наградила тебя пёсья мать!
Дважды его предавали, дважды его жизнь болталась на самой последней ниточке жизни, и дважды его тело побеждало смерть. Это вселило в него ошибочную мысль о собственной неуязвимости. Ему хотелось увидеть лицо этого паскудника, а потом воткнуть свой меч прямо ему в рот, заставить глотать наточенную сталь, наказывая за высокомерие и непозволительный тон.
Эстор не успел достать свой меч, он не успел даже как следует подумать, он не сомневался в собственных силах.
Но высокая фигура не стала ждать, пока её достигнет рука или меч. Закутанный в капюшон с невероятной проворностью поднялся со своего места, опрокинув стол. Блюдо с недоеденным мясом перевернулось, овощи полетели на пол, с тяжёлым грохотом рухнул мешок. Мясной сок, обильно сдобренный заячьей кровью, пролился на золото, к которому тут же стали прилипать опилки.
Горбун перехватил руку Эстора, тянущуюся к нему, крепко сжал и изо всей силы оттолкнул в сторону. Атака была столь стремительной, что наёмник целиком стал заваливаться назад, сопровождаемый хрустом своих костей. Этот тип только что сломал ему руку! Но ведь он просто сидел на стуле и не должен был никуда рыпаться… Такого не должно было быть! С ужасом Краснопёр осознал, что слишком давно не участвовал в драках.
Эстор ещё не полностью успел осознать раздирающую боль в изломанной кости, а его противник продолжил наступление. Единственной торчащей из-под плаща рукой он вцепился в лицо наёмника и стал давить, заставляя того выгибаться.
Эстор мало что понимал в происходящем, мозг только-только получил информацию о руке, и к этому моменту успели возникнуть новые очаги боли, охватившие его лицо. Он почувствовал острое проникновение в обе скулы, глаз, бровь, лоб… Всего пять. По количеству пальцев. Он вспомнил руку своего соседа: серп и кирка… А давление на голову нарастало, пальцы входили всё дальше, и единственным способом ослабить боль было прогибать спину. Ноги не слушались его, он мог только отклоняться назад, надеясь таким образом избавиться от колючих пальцев, терзающих его плоть. Он рухнул на колени.
Меч… у него был меч, и он собирался достать его рукой, другой рукой, той, которая ещё могла двигаться… да только где он сейчас найдёт эту руку. Боль пышными цветами распускалась повсеместно, невозможно было среди этого праздника закипающей крови и рвущихся мышц отыскать руку, способную ударить мечом.
Горбун продолжал давить, тело наёмника под его алой рукой выгибалось всё сильнее, теперь Эстор более всего напоминал лук – натягивай тетиву и можно стрелять. Человек в капюшоне давно не чувствовал такой силы, и даже забыл, какое это удовольствие – быть сильнее и пользоваться этим. Он был вправе так поступать, потому что вся его жизнь состояла из одной только боли, с самого рождения он знал только тёмные стороны, и можно ли было назвать жизнью то, что с ним случилось? У этого должно было иметься другое название! Поэтому в нём и полыхал костёр ненависти, поэтому он и собирал вокруг себя сброд вроде того, что корчился в его хватке.
Наёмник уже не оказывал сопротивления, рука с мечом застыла, едва высунув клинок. В одно мгновение безликий гость Децуара почувствовал противодействие, он знал, что сейчас ещё можно спасти Эстора, но такой вариант он даже не рассматривал. Скорее всего его губы (если они у него были) сложились в оскал, когда мгновением позже треснул позвоночник Краснопёра, и его многострадальная и жалкая жизнь наконец-то оборвалась.
Не предательским образом от яда или ножа, не славной кончиной на поле сражения, не лёгкой смертью землепашца… а в Затерянной Хижине, путь до которой занял у него тридцать трудных дней. Нужно признать, что у многих людей путь до смерти занимает меньше времени.
Перебитый позвоночник совершенно обездвижил ноги наёмника, теперь Эстор тряпичной куклой висел в руке хромого горбуна, но тот не остановился и на этом и продолжал выгибать податливое тело до той поры, пока конский хвост бывшего убийцы не коснулся его собственных пяток. Бродяга «сложил» человека в обратную сторону, и безжизненная масса лежала подле его закутанных ног.
Эстор закончил свой путь в луже мясного сока и сиянии золотых монет, его волосы, за которыми он ухаживал, пропитались заячьей кровью, а бледная щека в последнем крике раздавила варёную картофелину. Рот превратился в перекошенный провал, одного глаза не было, а из всех полученных порезов вытекала кровь. Наёмник как будто плакал кровавыми слезами.
Прилив силы стал покидать его, резкий прыжок и выпад отдались болью в слабой ноге. Ему дважды пришлось приваливаться к стенке, чтобы перевести дыхание. Вдохи и выдохи, доносящиеся из-под его капюшона, стали очень нерегулярными. Руку он принялся вытирать о край и без того грязного плаща.
Со стороны камина за пошатывающейся и нетвёрдо держащейся на ногах фигурой наблюдал остолбенелый Децуар. Он слышал звон сброшенных монет, успел заметить, как перевернулся стол, но дальнейшее представлялось в смазанных тонах. Движения его таинственного гостя были быстры, по большей части их скрывали одеяния, но одно отшельник успел разглядеть очень хорошо – под слоями ткани на уровне пояса горбуна в самом деле болталось что-то светящееся.
Поймав на себе взгляд хозяина хижины, бродяга заставил себя отвалиться от стены, не хватало ещё, чтобы Децуар заметил, как учащённо он дышит. Ему совершенно не нужны были слухи о том, что он утомляется за время кратчайшей схватки. Сейчас они бы точно не привели ни к чему хорошему.
Стараясь не наступать на промокшие опилки, высокая фигура приблизилась к одному из маленьких окошек и, встав чуть в стороне от него, выглянула на улицу. Этот напудренный наёмник говорил, что своих людей оставил за дверью. Ага, двое находились на расчищенном пространстве перед хижиной.
Горбуну необходимо было очень быстро соображать. Проще всего их тоже было убить, но такому решению противилось сразу несколько доводов: во-первых, ему нужны были люди, поэтому он и решил явиться сегодня в Затерянную Хижину, чтобы прибрать к рукам наёмников и моментально превратить их в своих охранников до того момента, пока не сможет обзавестись более действенным способом защиты; во-вторых, эта двоица уже успела переполошиться, а значит, внезапной атаки не получится; в-третьих, он сам еле держался на ногах и отчётливо понимал, что на ещё одну схватку у него просто не хватит сил. К тому же у одного из них бродяга успел заметить взведённый арбалет, вряд ли тот успеет зарядить второй болт, но один выстрел у бывших людей Краснопёра всё же имелся.
Они начали медленно приближаться к двери. У дома Децуара был только один выход, только им и мог воспользоваться хромоногий, что он и собирался предпринять. Ему необходимо было убедить тех людей присоединиться к себе, да их предводитель умер, но ничто не мешало Красным Перьям выбрать нового и взяться за ту работу, ради которой они пришли в Ничейный лес.
Но прежде человеку в капюшоне нужно было подготовиться ко встрече с ними.
Он наклонился над трупом, схватился длинными и острыми пальцами за косичку Эстора и резко дёрнул. Мёртвая голова взлетела вверх и с глухим стуком приземлилась на влажные от мясного сока доски. Волосы с вплетённым в них красным пером он спрятал во внутренний карман своего необъятного плаща. Следующим действием он подтащил кожаный мешок к двери, затем вновь вернулся к столу и подхватил с пола несколько монет.
Децуар обратил внимание, что во время перемещений до двери и обратно его таинственный гость всё время опирается рукой о стену.
В последний раз проходя мимо хозяина Затерянной Хижины, горбун остановился и бросил:
– Оставь себе и покажи сомневающимся. – Он кивнул в сторону разбросанного золота. – А о нём я постараюсь позаботиться.
Последние слова касались искорёженного тела. Только для начала ему нужно было заручиться поддержкой тех, кто ждал его на улице. Перед дверью он ещё раз остановился. Провал капюшона уставился на ёмкость с солью… Один выстрел, у них будет всего один выстрел, и ему очень хотелось, чтобы он не состоялся.
***
– И что это правда? – Федриго был сильно моложе своего компаньона, и захватывающие истории ещё имели над ним власть. По сути, вся его жизнь после побега из Удама-Ифит превратилась в одно большое приключение. – Так всё и было?
Ахмер сидел на широком пеньке и, не спеша, тянул свою трубку с коротким чубуком, накачивая внутренности вонючим дымом. Ахмер никогда не охотился, потому что ни одно животное не подпустило бы к себе существо, обладающее явным и противным запахом. Однако люди были не столь чувствительны, и Ахмеру нравилось убивать людей, особенно в смутные времена, начавшиеся после Ухода.
– Восславим убивающую сталь, конечно, всё было именно так! – Он выпустил клуб едкого дыма, который стал обволакивать стоящего рядом юношу, тот закашлялся, но и не думал прерывать рассказчика. – Они пришли к нему ночью. Уж не знаю, за что его решили наказать, но правда в том, что они приблизились к нему, а у одного был нож. Все рассказывают по-разному: кто-то утверждает, что их было трое, кто-то говорит, что семеро, некоторые уверяют, что участие принимала вся банда, хотя мне трудно такое вообразить, чем бы они все занимались? Допустим, двое держат ноги, ещё двое – руки, один режет… А остальные? – Он сделал длинную затяжку, Федриго показалось, что во время неё глаза арбалетчика наполняются туманом. – Они навалились на него и провели ножом по горлу. Иначе с чего ему носить куртку с жёстким воротником?
Федриго посмотрел на хижину с покосившейся крышей, куда вошёл человек из истории Ахмера, оставив их снаружи.
– Может, он тоже не брал их с собой в такие места? – Федриго указал в сторону Гнездовья Отшельника, из трубы которого струился гостеприимный дымок. – Ну… заставлял глотать слюни, как нас сейчас?
Ахмер прищурился одним глазом на юношу, но ничего не сказал. Был бы Федриго умнее, тосразу бы смекнул, что только что ляпнул очень неосторожную фразу. На его коленях лежал заряженный арбалет. В их времена всё труднее становилось сохранять железо в хорошем состоянии – спасибо Ушедшим —, но ходили разговоры о том, что некоторые виды масел способны продлевать жизнь металлу. Следуя этой молве, Ахмер практически каждый вечер натирал свои болты маслом.
– Но был и второй раз? – Недосказанные истории жгут душу сильнее раскалённых углей. – Ему удалось выжить после ножа, и он снова собрал людей?
– Да. Жизнь – хороший учитель, но не все воспринимают её уроки. – Ахмер считал себя в достаточной мере опытным человеком и мог позволить себе подобные высказывания. Ему было приятно считать, что на этом свете он прошёл все дорожки вдоль и поперёк, да и в любом случае этот восхищённый малец не смел возразить арбалетчику. – Ремесло впитывается в кровь. Без него становится трудно жить, оно единственное становится смыслом существования, особенно в наши времена. Новое место, новые люди. Новое покушение, вот только финал в точности такой же…
– Яд. – Со знанием дела ввернул Федриго. – На этот раз его пытались отравить, и я слышал он успел выхлебать немалую часть вина, прежде чем обнаружил подмену…
Ахмер собирался грубо осадить мальца за то, что тот перебил его, но их разговор прервал донёсшийся из хижины звук, приглушенный стенами и расстоянием, но всё равно различимый. Сначала грохот переворачиваемой мебели, а потом, после небольшой задержки, резко оборвавшийся, сдавленный вскрик.
Ахмер сразу вскочил с насиженного места, арбалет в его руках нацелился на дверной проём. Он стал медленно переступать ногами, приближаясь к хижине, реагируя на малейшее движение. Не искушенный в военных делах Федриго покрепче ухватился за рукоять старого меча, пожалованного ему Эстором. Клинок он оголял лишь несколько раз, когда Красные Перья потехи ради принимались с ним фехтовать. У него не было никакого опыта использования оружия, отчего колени дрожали. Юноша на небольшом расстоянии следовал за Ахмером. Из хижины не доносилось ни звука, но он осознавал, что тишина эта притворная.
На определённом удалении от дома, обеспечивающем безопасную дистанцию и прицельный выстрел, Ахмер остановился, замер и Федриго, а массивная дверь перед ними распахнулась. Внутри царил полумрак, поэтому сначала наёмники разглядели только силуэт, очерченный длинным плащом. Это был не Эстор. Вышедший поднял вверх руку со сжатым кулаком, видимо, он хотел продемонстрировать свою безоружность, но почему тогда он поднял только одну руку? И что было зажато меж его пальцев? Да и сама рука вид имела непривычный…
– Мы слышали шум. – Крикнул Ахмер, он оценивал расстояние до двери и лежащий на спусковой крючке палец напряжённо ждал команды. – Что там внутри произошло? Кто ты такой? И где Эстор?
Они стояли на залитой солнечными лучами полянке в окружении плетёного забора, один с нацеленным арбалетом, другой – с заржавевшим мечом. Вышедший не проявлял никакой агрессии, но само его появление действовало им на нервы. Ахмер поморщился и дёрнул щекой, когда по ней скатилась капля пота, ему не следовало отвлекаться, фигура была у него на прицеле, и он не собирался выпускать её.
Появившийся из-за двери человек был с ног до головы закутан в плащ, только грязное одеяние и видели наёмники, но где-то под ним, вне всякого сомнения, находилась плоть, которую можно было резать и которая охотно принимала в себя железные болты.
Фигура удостоила ответом только последний вопрос.
– Дырявое Горло оказался не очень сговорчивым, к тому же манеры его оставляли желать лучшего.
Федриго вздрогнул, когда звуки глухого голоса достигли его ушей. Тихий шёпот, но он слышал его с расстояния в пятнадцать шагов. Ему представились камни, медленно трущиеся друг о друга, второй ассоциацией ему в голову пришли старые кости, перекусываемые острыми зубами.
– Что ты с ним сделал? – Ахмер лихорадочно перебирал в голове разнообразные варианты. Что делать? Если Эстора убили, то не лучше ли просто уйти отсюда? Смерть предводителя делает свободными его людей или как? Однако, с другой стороны, этот скряга не заплатил ему не монетки с тех пор, как проигрался в Песках, а ведь Ахмер стёр все ноги, добираясь до этой хижины!
– Сделал то, что не смогли другие! Наконец-то довёл до конца работу, начатую давно и не мной. – Человек в капюшоне вроде бы защищался, но Ахмер не чувствовал своего превосходства, пусть даже и целился в безоружного. И что же он сжимает в кулаке?
– Прикончил его? – Выкрикнул Федриго, для него происходящее закрутилось слишком быстро, он и представить не мог, что, отправляясь к хижине, столкнётся со смертью. Внезапно прогулка по утреннему лесу сменилась бряцаньем оружия. Металл холодил его ладони, но спине сбегали потоки пота. Он не был готов к сражению сегодня.
– А у вас не возникало такого желания? – Поинтересовался стоящий в капюшоне. – Вы не задумывались над тем, почему его прозвали Дважды Преданным? Ему всегда не везло с людьми. Может быть, я вас опередил…
«В каком-то смысле» – подумал Ахмер, впрочем, время было не подходящим для размышлений подобного толка. Чуть позже он обязательно обмозгует произошедшее, как только они разберутся с возникшей ситуацией.
«Эстора убили?» – В то же время размышлял Федриго. Он недоверчиво посмотрел на закутанного в плащ человека, которого сдул бы малейший ветерок! Куда ему тягаться с Эстором, к тому же тот был вооружён! За время пребывания с наёмниками Федриго успел проникнуться рассказами Краснопёра о его мастерстве владения мечом, он не придавал абсолютно никакого значения тому, что ни разу не видел своего обожаемого предводителя с оголённым клинком.
Пока мальчишка отвлекал высокого, Ахмер плавно приблизился ещё на два шага и замер, как только безликий капюшон уставился в его сторону. Теперь арбалетчик полностью контролировал ситуацию, в случае опасности он моментально насадит этого горбуна на вертел.
Ахмер сообразил, что власть над Красными Перьями сейчас никому не принадлежит, и этим можно было воспользоваться. Внезапно он понял, какие действия ему нужно предпринять, возможно, ему удастся использовать этого долговязого урода в своих целях. Он решил прощупать почву.
– Так ты убил его? А что, если мы клялись кровью на верность Эстору? И не сможем отпустить тебя безнаказанным?
Ахмер уверился в том, что является королём положения, чтобы там ни произошло, этот голубчик был у него на другом кончике болта и при всём желании не мог с него соскочить.
– Я уже сказал, что ваш предводитель оказался очень несговорчивым человеком, и поступил он… очень необдуманно. За что и получил то, от чего так долго убегал. Но я гляжу на вас и думаю, что, может быть, вы окажетесь более сговорчивыми, ведь не просто же так ваш отряд маршировал тридцать дней. Не за пустым карманом вы сюда явились?
Ахмер не знал лица этого человека, но зубы тот заговаривал знатно. Видит паршивец, что не получится у него ускользнуть, видит, что пути отрезаны, а железный наконечник не сходит с его груди. Вот и начинает кривляться, подлизываться, пудрить мозги, вертеть хвостом, чтобы смыться… Нет, так не выйдет, что же в таком случае Ахмер скажет остальным? Что какой-то грязный бродяга забил Эстора? Из-за Краснопёра никто бы переживать не стал, его дни в любом случае были сочтены, но вот деньги проплачены не были. Единственным фактором, продлевающим его жизнь, был долг, который он имел перед всеми, кто вместе с ним покинул Пески. Дырявое Горло за время перехода ничего им не заплатил, хотя наяву грезил целыми горами! И тут появляется какой-то урод, лишающий их заработка и отмщения. Люди пустых дорог не одобрили бы такого исхода.
– А ты будто сможешь их наполнить? – Улыбка пробежала по дряблому лицу арбалетчика. У этого бродяги даже палки не было, чтоб на неё опереться, о каком золоте вообще могла идти речь?
– Я могу сделать так, чтобы тебе никаких карманов не хватило для золота.
С этими словами человек в капюшоне резко выбросил вперёд правую руку. Слишком резко, возбуждённый Ахмер чуть было не выпалил в него болтом, но сумел удержать палец. Этот безумец хоть немного отдаёт себе отчёт в своих действиях? Не в его положении было совершать излишне резкие движения!
Солнечные лучи отразились от двух кругляшей, упавших в траву перед наёмниками. Всё ещё не спуская прицельного взгляда с фигуры и ожидая какого-нибудь хитрого фокуса, Ахмер велел Федриго:
– Малец! Иди посмотри, что там такое!
Долгий опыт научил его исследовать опасность чужими руками.
– Я? – Юноше совсем не хотелось выходить из-за спины Ахмера и тем более приближаться к тому человеку.
– Быстро! – Рявкнул Ахмер. Только один металл мог сиять в солнечных лучах так, как эти кругляши, валяющиеся в траве, но ему нужна была уверенность.
Крепко сжимая свой меч двумя руками, Федриго с боязнью стал приближаться к месту падения монет. Он шёл по дуге, чтобы ни в коем случае не оказаться на прямой, соединяющей арбалетный болт и фигуру на пороге. Шаг… ещё шаг… вот уже можно различить блеск, запрятанный в траве. Удерживая меч одной рукой, Федриго опустился на колено и прикоснулся к самому яркому и жёлтому золоту, когда-либо виденному в жизни.
– Ну? – Голос Ахмера звучал возбуждённо. – Что там?
– Золото. – Крикнул Федриго, не поворачивая головы. – Монеты и очень крупные! Две штуки!
Ахмер слегка пошевелил одеревенелыми пальцами, он слишком сильно сжимал арбалет, и никогда ему не приходилось так много работать головой. Мысли путались. Ему нужно было укрепить своё положение.
– А вдруг это всё! – Его голос сорвался. – Вдруг больше ничего не будет? А? Двумя монетами тебе не удастся заполнить мои карманы, а обещано нам было много больше!
– Пусть мальчишка зайдёт внутрь. – Спокойно продолжал доноситься шёпот из-под капюшона, в нём слышались неопределённые постукивания. – И посмотрит, сколько золота я оставил хозяину этой хижины. Ему хватит одного только взгляда, а потом я предложу плату вам и всем остальным из шайки Дырявого Горла. И мы проведём переговоры.
Федриго с ужасом обернулся, на его вытянутом лице особо чётко выступили красные прыщи. Он и на открытом месте чувствовал себя в опасности и не имел ни малейшего желания проникать внутрь этой хижины. Некоторое время назад он жаловался на то, что вынужден находиться на улице, но сейчас его это полностью устраивало. Там, за спиной этого странного человека, разбрасывающегося монетами, Федриго ждал полумрак, в котором, вполне вероятно, затаились сообщники… Именно так и погиб Эстор – на него навалилось сразу несколько человек, иначе быть просто не могло, стоящий в дверях доходяга ни за что бы не справился в одного.
И Ахмер собирался отправить его в пугающую неизвестность? Он умоляюще смотрел на арбалетчика, который взвешивал полученное предложение.
Хромой бродяга пытался увиливать, но при этом и золото у него оказалось. Конечно, мальчишка мог и перепутать, однако опытный Ахмер и сам видел солнечные переливы, сопровождающие полёт монет. А вдруг это всего лишь хитрый план, чтобы заманить одного из них внутрь? Если мальца порубят на куски в хижине, то его шансы выбраться отсюда упадут. Но бродяга прочно сидел у него на крючке. В своей меткости Ахмер не сомневался, тем более они слишком далеко зашли, чтобы разворачиваться и отступать.
Возьмут мальца – лишатся бродяги, так он в итоге решил.
– Да. – Губы у него высохли, несмотря на заливающий глаза едкий пот. – Пусть он зайдёт туда и осмотрится. Но если он хотя бы пискнет, если твои дружки поджидают его внутри, то твою грудную клетку я превращу в кашу.
– Пусть постарается не пищать. – Ответил стоящий у двери.
Федриго наблюдал за тем, как эти двое распоряжаются его жизнью. Обещание превратить грудную клетку в кашу в случае его смерти не сильно-то обнадёживало. Полными страха глазами он продолжал смотреть на Ахмера, но былое добродушие ушло с лица арбалетчика.
– Пшёл! – Шикнул Ахмер. – Иди в дом и хорошенько там осмотрись! Ну! Поднимай свою дрожащую задницу и маршируй в эту хижину! – Командирский тон проскальзывал в его речи.
«Хотел бы я на тебя посмотреть! – Федриго смерил Ахмера обжигающим взглядом. – Хотел бы я увидеть, как ты входишь в этот сумрак!» Время, когда он беззаботно слушал истории старшего товарища безвозвратно прошло, теперь этот самый товарищ желал использовать его в качестве щита.
Нехотя и с тяжёлыми ногами, Федриго сумел подняться, ему всё же придётся войти в дверь, но по крайней мере от нападающих его будет отделять лезвие меча. Правда сейчас оно показалось юноше слишком коротким и ненадёжным. Всего лишь ржавая полоска металла, которой он доверял свою жизнь.
– Ты – Гаркнул Ахмер одетой в плащ фигуре. – Отойди в сторону на несколько шагов! Не загораживай дверь!
Фигура покорно отодвинулась, освобождая чёрный зёв распахнутой двери. Федриго направил острие меча в сторону высокого человека. Проходя мимо него, он услышал шумное прерывистое дыхание, но не смог разобрать, кому оно принадлежит: горбуну или ему самому.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70440697) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes
Примечания

1
Кондотьер – руководитель военного отряда

2
Дромадер – то есть верблюд