Дневник одиноко-женатого мужчины. Повесть
Наталья Томасе
«Женитьба – спасение от чувства пустоты!». Ну, как же он был неправ! За красивой и дорогой оберткой не спрячешь свои комплексы и обиды. Но хватит ли сил и мужества у взрослого мужчины выйти из зоны комфорта и достатка, не приносящей радости бытия? Уйти от иллюзии бесконечного выбора? Возможно, случайно найденный дневник станет тем самым клубком, распутывая который, можно найти дорогу к себе, а не от себя. А возможно, надежда на счастье так и останется несбыточной мечтой.
Дневник одиноко-женатого мужчины
Повесть
Наталья Томасе
Одиночество – это состояние бытия, и это не просто скука – это неспособность общаться.
© Наталья Томасе, 2023
ISBN 978-5-0060-9290-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Аркадий Петрович Воронцов открыл глаза. В спальне стоял полумрак из-за плотных, не пропускающих свет, ночных штор. Когда-то, еще в молодости, он прочитал статью о сне, о том, что избыток света ухудшает качество того самого сна и провоцирует нарушения гормональной системы. Тогда, в возрасте двадцати лет, юного Аркашку не волновали все девять элементов гормональной системы в организме человека, он был зациклен лишь на андрогенах и эстрогенах[1 - Половые гормоны]. С годами менялось его представление о жизни, а привычка спать в кромешной темноте, как забота о половых гормонах, так и осталась.
Но, сегодня утром Аркадий Петрович испытывал неприятное ощущение от этой колющей глаза темени, да еще подвязавшейся к ней какой-то жуткой тишине. Он неприятно поежился в кровати.
«Как это возможно – слышать тишину?! Тишина – есть отсутствие всякого звука, и тотально гробовой тишины не существует, – промелькнуло у него в голове. – Может я умер?»
Он накрылся одеялом с головой, и его охватил давящий безысходностью ужас. Наверное, в жизни каждого иногда наступают такие мгновения, когда замолкает все…
Через несколько минут Аркадий Петрович откинул одеяло и, растягивая туловище, нехотя поднялся с кровати. Справив малую нужду и ополоснув лицо, он ленно потащил свое немного обрюзгшее, не дружащее с физкультурой тело на кухню, попутно заглянув в спальню жены. Оттуда шибануло неприятно затхлым воздухом, отчего его большие, немного навыкате, смотрящие вглубь себя, зеленоватые глаза открылись еще больше, а шея дернулась назад. Закрывая дверь, мужчина отметил про себя, что кровать пуста.
Он был дома один. И снова глухая тишина, словно глубокий омут, стала затягивать его. В густой глубине этой безмолвной мути стали «всплывать» житейские мысли:
«Не соврали работяги, говоря, что шестой класс окон практически не пропускает звук».
«Зараза, опять посуду не поставила в посудомойку», – мысленно ругал жену Аркадий Петрович, составляя грязную утварь в машину.
Подойдя к кофеварке и не обнаружив кофе бобы в «танке», мужчина вслух обложил супругу всеми знакомыми ему органами. Он открыл кухонный шкаф, где все было разложено на своих местах и подписано. В баночке с надписью «сахар» лежал сахар, а в баночке с надписью «мука» – мука. И никак не иначе. Аркадий любил порядок, у него все должно было быть ровно и квадратно. Криво лежащую ложку на столе он должен был обязательно пододвинуть, чтобы она лежала параллельно столу, а перекошенную картину подправить, чтобы она висела параллельно полу.
Не найдя пакет с кофе и на полке, он пошел в небольшую комнатку, служившую кладовкой. Он «одолжил» идею такого «зомби ящика» у жены своего друга, которая до противного была организована и у которой все было по расписанию. По молодости это казалось Аркадию ужасно скучным, но сейчас, с высоты своей полсотни с хвостиком, он находил эти качества очень правильными и полезными для жизни.
Окинув взглядом кладовую, его глаза остановились на старой коробке из-под обуви, стоявшей на самом верху. Мужчина подставил небольшую стремянку и, медленно переставляя ноги, дотянулся до коробки. Но она выскользнула у него из рук, и на пол полетела полдюжины старых полуобщих тетрадей. Аркадий Петрович чертыхнулся и начал спускать по лестнице свое полное, несколько рыхлое тело. Подняв одну из тетрадей с цифрой «1» на обложке, он открыл ее и прочитал:
Тетрадь 1. (1982—1984)
30 Мая,
Не знаю зачем я это делаю. Зачем решил вести дневник. Наверное, чтобы не забыть. Чтобы навсегда запомнить лицо мамы, когда он уходил, слезы обиды сестры. А может, чтобы не казаться слабаком перед друзьями, рассказывая, что я сейчас чувствую. Я точно знаю, что наша жизнь изменится и уже никогда не будет прежней просто потому, что сейчас наша семья – это мама, я и младшая сестренка. Отец ушел, нет, он бросил нас, предал! Он даже не пытался ничего объяснить. Я не знаю причины его ухода. Мне казалось, мы были счастливой семьей, где все друг друга любят и понимают. Отец с мамой даже никогда не ругались, во всяком случае я этого не видел. Хотел поговорить с мамой, но она кажется раздавленной: нет прежней улыбки на губах, глаза грустные, припухшие от слез. Нет. Этот разговор убьет ее. Перенесу его до лучших времен.
Хорошо, что завтра последний день в школе. Заберу документы, пойду в другую. Не хочу видеть жалостливые рожи учителей с их душещипательными разговорами типа: «Если надо поговорить, я к твоим услугам. Не стесняйся.»
Нечетко очерченные губы с полной нижней губой сложились в подобие улыбки, а к глазам подступила слеза.
Аркадий Петрович собрал тетради и, взяв пачку кофе, вернулся на кухню. Поставив замороженную пиццу в микроволновку и подготовив кофеварку к «волшебному таинству» производства чудесного ароматного напитка, хозяин уселся на мягкий стул. И пока итальянский микс из еды и Lavazza дразнил обоняние, мужчина, открыв тетрадь, «откинул» себя на десятилетия назад.
Тетрадь 1. (1982—1984).
01 Июня
Сегодня мама посадила нас на диван и честно рассказала, что у папы есть другая женщина и он ушел к ней. Но все равно любит нас и будет нас навещать, отводить нас в кино или в кафе-мороженое. Бред. Не верю. Во всяком случае, пока видеть его я не желаю.
Тетрадь 1. (1982—1984).
03 Июня
Ужасно паскудное состояние, имя которому «Большой Бодун». Вчера нажрались в честь окончания года и моего решения перейти в другую школу. Соврал, что иду туда, потому что там математический класс, а мне это важно для поступления. И с чего «уехал»?! С полбутылки винчика?! «Серый» еще, гнида, зачем-то сказал, может родаки из-за меня разводятся. А может, реально из-за меня?! Как «батон» злился, когда я шахматный турнир просрал. И почему он вдруг решил сделать из меня нового Карпова, когда мне положить с прибором на эти шахматы. Да и вообще, постоянно тыркал, что толку с меня, как с того козла. Ясен перец, я не оправдал его ожидания.
Тетрадь 1. (1982—1984).
30 июня
Ровно месяц, как отец ушел. Он так и не пришел ни разу к нам, даже не позвонил. Завтра Машкина днюха. Наверное, придет поздравить. У мамы бесконечные слезы, успокоительные, снотворные. В доме находиться невозможно. Отнесу документы в новую школу, сходим с Машкой похаваем морожко и уедим к бабушке до сентября.
Аркадий Петрович посмотрел на часы, беззвучно моргающие на дисплеи плиты – 10:30. Рука потянулась к телефону, и он нажал кнопку вызова.
– Адя, я перезвоню тебе потом, – без приветствия буркнул немного рассерженный женский голос. – Варю крем для торта, мешаю сахар, чтоб не подгорел.
И, не сказав больше ни слова, женщина отключила телефон. В воздухе опять повисла неестественная тишина. Мужчина почувствовал какое-то унижение, словно его вежливо послали куда подальше. Одно радовало, при слове «торт» он ощутил у себя во рту изысканный, ароматный и невероятный вкус карамельной заливки. Он непроизвольно облизнулся. Его сестра Маша всегда была сладкоежкой, и когда она решила после окончания школы поступить учиться на кондитера, это было ожидаемым решением.
«А мне жена никогда не пекла торты», – вздохнув, подумал мужчина и причмокнул ртом с меланхолически опущенными вниз уголками.
Одной рукой он уплетал пиццу, а другой перелистывал пожелтевшие страницы своего «Дневника»…
Тетрадь 1. (1982—1984).
01 Июля
Отнес документы в новую школу. Познакомился с пацаном, тоже пришел переводиться. Отец его вышел в отставку, и они переехали в наш город. Парень этот весь какой-то яркий и броский: начиная от высокого роста, уверенности в себе и заканчивая ослепительно желтой майкой (я б такую точно не носил). Только он, улыбаясь до ушей, зашел в канцелярию, как заполнил собой все пространство. И все эти тетки: администраторша, училка какая-то и даже «дира[2 - Директор]» стали вокруг него «плясать», забыв про меня.
Он пригласил меня попить пивка за знакомство. Когда он открыл свой «лопатник»[3 - Кошелек], мои глаза чуть не вывалились, у моей матери меньше лежит. «Лексус» (вообще-то его имя Алексей, но он сказал, что все зовут его «Лекс» как новую марку автомобильного концерна Тойота), видя мое выражение лица, смеясь пояснил:
– Я когда выхожу из дома, мне батя дает «бабки» со словами: «Только матушке не говори». Потом мать дает со словами: «Только бати не говори». А еще старший брат: «Родокам не говори». А на каникулах у меня вообще «рог изобилия», потому что я каждый день «выхожу», чтоб дома не торчать. Да еще летом и тетка приезжает с «никому не говори». А куда мне «бабки»[4 - Деньги] тратить?! Я не пью, так, бокальчик пивка в кабаке, до клубов я не охочий. Одежду и всякую хрень родаки покупают. Так что, если тебе что-то надо: бабло или срочно поехать куда, только скажи.
Да, кому-то везет родиться и жить в нормальной семье. А я опять ночью плакал. Ненавижу его! Ненавижу и никогда не прощу!
Тетрадь 1. (1982—1984).
1 Августа.
Давно не открывал дневник, не было времени. Погода по-настоящему летняя. Целый день с Машкой на речке. Познакомился… В общем, ее зовут Татьяна. Не скажу, что она красавица. Но жизнерадостная такая и бойкая. По вечерам гуляем с ней подальше от людских глаз, не хочу, чтоб бабке сообщил кто-то. Начнутся всякие деревенские «терки» про городского. А вчера я ее поцеловал. Это было первый раз в моей жизни. Как-то спонтанно и неожиданно. Мы спорили о музыке, и Танька разошлась не на шутку, доказывая, что «Феличита – лучшая песня всех времен и народов». А у меня уже не было аргументов, и я решил просто закрыть ей рот… поцелуем. Это вышло случайно. Сначала это было лишь легкое соприкосновение губ, она опешила, а потом обняла меня за шею. Я положил свои вспотевшие от волнения руки ей на талию. И, закрыв глаз, припал к ее пухлым, мягким и немного влажным губам. Это было потрясно. Правда, немного кружилась голова, но, наверное, так и должно быть.
Лекс звонит почти каждый день (интересно, откуда у него телефон моей бабки??). А сегодня спросил можно ли ему приехать «на деревенские просторы»:
– Скучно летом в городе, все разъехались. С братаном и его корешами на море ездим, так они бухают там, а я, как идиот, только и бегаю им за пивасом. Бесит! Так может я к тебе? За финансы не беспокойся, я бабулю твою не объем, – весело заключил Алексей.
Странный он, Лекс этот. Ну пусть приезжает. Вот только, Танька…
Тетрадь 1. (1982—1984).
15 Августа.
Это же надо так выступать на публике! Это я про Лекса. Ну артист малых и больших театров. Приперся с огромным букетом для бабки, плюшевым медведем для Машки и целой сумкой всякой жратвы. Старая от него ссытся кипятком. Сеструха не отходит ни на шаг. С ним, конечно, весело. Он как-то умеет находить общий язык со всеми. Словно он их знает всю его жизнь. Вот только Танька..
Я рассказал Лексу про нее, он равнодушно сказал, что я могу не париться за вечера и продолжать встречаться с ней. Он не в обиде. Но, с его приездом, Таньку как подменили, она только и расспрашивает о Лехе. Когда мы все встречаемся на речном пляже, она смотрит на него какими-то коровьими глазами и даже слегка приоткрыв рот, когда он что-то рассказывает. А он ведет себя с ней совершенно так же, как и с пятилетней Машкой или моей пенсионеркой бабкой: непринужденно и вежливо.
Интересно, а у него было с кем-то? Да было, конечно. Все телки на пляже и в деревни пялятся на него, как на церковную икону. Конечно, было.
Тетрадь 1. (1982—1984).
20 Августа.
– Что решил с Танюхой? – вопрос Лекса поставил меня в тупик.
– В смысле?
– Ну ты возвращаешься в город. Переписываться будете? – в его голосе слышались ироничные нотки.
– Почему нет?! На осенних каникулах приеду.
Я не понимал, что именно хочет услышать от меня Леха.
Он пожал плечами:
– Новая школа, новы «телки», новые возможности. А потом, через год тебе в «универ».
– Не вижу связи.
Я, наверное, в глазах Лекса выглядел идиотом.
– Не будь дураком! Хочешь, докажу, что ты ей на хрен сдался? Она только и думает, как свалить из деревни.
От смотрел на меня вызывающе-самоуверенным взглядом. Я, смутившись, опустил глаза в пол.
Тетрадь 1. (1982—1984).
22 Августа.
Я думал, он просто попытается соблазнить Таньку, которая стопудово пала бы к его ногам, но Лекс оказался настоящим корешем. Он завел разговор с этой «шмарой» обо мне.
Говорил, что я от нее тащусь, как удав по пачке дуста, как ей повезло подцепить саму любезность, услужливость и щедрость.
А она, словно ничего это не слыша, повисла у него на шеи, стараясь поймать его губы.
– Слушай, Танюха! Ты что такая дура, что думаешь, я предам друга ради тебя?
Она удивленно спросила его, зачем он решил с ней встретиться.
– Чтобы показать «Птахе», что ты его не достойна.
Он сплюнул через зубы
«Птаха» … придумал же!
Аркадий Петрович дожевал пиццу, запив ее капучино, поставил тарелку и кружку в посудомоечную машину и запустил программу мойки.
Почти сорок лет друзья зовут его «Птаха». Кличка, с легкостью данная ему «Лексусом», закрепилась на многие года. Ему вспомнился разговор с Алексеем:
– Почему «Птаха»? – Аркашка удивленно смотрел в округлые, глубоко посаженные глаза друга.
– Потому что Воронцов, – взгляд Лекса был прямой и дерзкий, а потом его большой рот с очень четким очертанием губ широко улыбнулся, и парень добавил, – мягкий ты, Аркашка, вот до «Ворона» и не дотягиваешь. Так что, – Алексей приобнял друга за плечо и бодро закончил, – быть тебе «Птахой».
Он не обиделся тогда, да и вообще ему нравилось, когда над ними подшучивали и «вытирали ему сопли». Ведь это лучше, чем полное равнодушие. Но еще больше он обожал страдать до умопомрачения. «Какой же я бедный и несчастный, пожалейте меня все».
И тогда вокруг начиналась движуха за спасение «страдальца».
Тетрадь 1. (1982—1984).
31 Августа
Первый день в новой школе – это одновременно и интересно, и боязно. Словно я начинаю новую главу в моей жизни. Возможно, так оно и будет. А может, я и зря решил перейти?! В старой школе все меня знали, и я знал, что от кого ожидать. Приду завтра с Лексом, он весь такой сам из себя, и я – дефективный (на его-то фоне точно убогий). Ну, а с другой стороны, за его спиной, может меня особо никто и не заметит. Как два пальца об асфальт будут «на вшивость» проверять. Надо будет с Лексом перетереть перед школой.
Тетрадь 1. (1982—1984). 1 Сентября
В классе двадцать шесть человек, включая меня и Леху. Ну, он конечно красавец. Встретились с ним утром. Затушив сигарету, Лёха уверенно сказал мне:
– Пойдем в школу после всех этих колокольчиков и сопровождения первоклассников.
– Но классуха…
Он перебил, не дав мне договорить:
– Оговорено уже. Не ссы! Пойдем, кофейку попьем. Здесь в кафешке булочки вкусные (а они действительно оказались свежими, только из печки. Надо Машку туда отвезти, она любит печево всякое). – И, наверное, видя мою растерянность и смущение, он похлопал меня по плечу и весело добавил, – пошли, я не завтракал, составишь компанию. Я приглашаю.
После кафе мы ввалились в класс в сопровождении улыбающейся до ушей «завучихи». Нас представили классу. Лексус стоял перед народом в шикарном сером костюме, белоснежной рубахе и галстуке, держа в руке черный кожаный «дипломат». Он выглядел, словно министр, заехавший с проверкой в эту школу. Но при этом не создавалось впечатления, что он ставит себя выше других. Он стоял в непринужденной позе и улыбался приятной, открытой улыбкой. В то время как я, переминаясь с ноги на ногу, теребил пуговицу на пиджаке. Глядя на приятеля, мои плечи непроизвольно открылись, и мне даже показалось, что от этого движения я стал немного выше.
В кабинете было только два свободных места: на первой парте у окна и возле стены, рядом с девчонкой, чем-то похожей на маленькую обезьянку. Я не ожидал, что Лекс предложит мне выбрать место. Я смутился. Сядешь на первой парте, подумают я «ботаник» (а с моим видоном, так точно подумали бы), пойдешь к «мартышке»… В общем, я стоял, как опоссум ссулявый, не зная как поступить.
– «Птаха», если ты не против, – Леха «кинул» мне спасательный круг, – я на первую.
Я проходил мимо парт, разглядывая новых одноклассников:
Смазливый парень с какими-то «пьяными» глазами, развалившись, смотрел на меня с ехидной усмешкой. Дружелюбно улыбающийся здоровяк, похожий на крестьянина. Смазливая девчонка, словно рентгеновским лучом, измеряла меня своими прищуренными глазами. Ее соседка, не поднимая головы с начесом, лишь кинула взгляд на мои брюки в районе члена. «Мартышка», нехотя забрала свой портфель, освобождая стул для меня.
Тетрадь 1. (1982—1984).
7 Сентября
Класс дружный. Не делится на группки как в моей старой школе. Ну, только если на девчонок и пацанов. Лексус как-то сразу пришелся ко двору (впрочем, это было предсказуемо). Он дня два молча приглядывался к народу, словно изучая каждого, ни к кому не лез, не старался произвести впечатление. Но, у него всё как-то выходит само собой: кого-то угостил сигареткой, кому-то дал списать «матёму»[5 - Математика] (а в ней он оказался просто асс), с кем-то обсудил футбольный матч. Короче, через неделю никто бы даже не сказал, что он новенький. Как бы так научиться как он! Меня он не бросил, а даже наоборот, наши дружба стала крепче.
У «Мартышки» оказалось странное имя Дарина Черемша. Она веселая, со всеми в хороших, но очень уж деловых отношениях. Она меня сразу взяла к «себе под крыло», рассказывая про каждого учителя, про каждого одноклассника, с комментариями о социальном статусе и что от кого ожидать. Как я понял, она душа компании и частенько приглашает всех к себе на большую дачу.
Получил письмо от Таньки. «Шмара»! Еще и пишет!
Тетрадь 1. (1982—1984).
14 Сентября
На выходных ездили к «Мартышке» на дачу. Нууу! Генеральские хоромы! Впрочем, «батон»[6 - Отец] ее действительно оказался адмиралом. Было интересно, как прибухивая, народ раскрывает своё нутро?
Игорь Гутылевский, (он же «Гута», тот самый с «пьяными глазами») «нажрался», и я подумал, что его глаза, наверное, вообще не трезвеют, постоянно находясь в кондиции. Он всё время подбивал пацанов вернуться в город, говоря, что самое время в «Зеленку».
«Колхозник» Джон (у него и имя оказалось рабоче-крестьянское Иван, только все его называли на английский манер) использовал свою недюжинную силу, оттаскивая пьяные «тела» на огромную кровать на втором этаже.
«Лексус» не пил вообще. Он сидел с Даринкой в углу и, закинув нога на ногу, о чем-то оживленно беседовал с ней.
Я с «Бананом» (фамилия у него Абанов, прикольно кто-то кликуху придумал) играл в карты и потягивал «Три топора»[7 - Портвейн «777»]. Бросая взгляд на кореша и свою соседку по парте, меня почему-то обуяла ревность. Она меня так опекала всю неделю, а сейчас даже взгляд не кинет. Тогда как в школке она, практически не замечая Лексуса, сейчас трещит с ним.
А потом произошло то, о чем я даже и не думал. Две девицы, явно на хорошем веселе, подвалили ко мне и «Банану», и пригласили нас на танец. Играл медляк, я обхватил «Ёлку» (Иоланту) за талию, она прильнула ко мне, положив голову на плечо. Её горячее дыхание согревало и без того взмокшую от возбуждения мою шею. Полутьма, алкоголь и «Скорпы»[8 - Группа «Scorpions»] сделали своё дело. Мы целовались в засос. Ёлка совала мне в рот свой язык, как будто хотела им пощекотать мои внутренности. Она потащила меня на верх. Но откуда-то возникший «Гута», извинившись перед Ёлкой, обнял меня за плечо и со словами «У меня к тебе есть срочный разговор», потащил меня на балкон.
Я передрефил[9 - Испугаться]: а если он «Ёлкин» «кадр». Тогда мне кабздец.
Но, «Гута» вдруг резко протрезвел и заговорил со мной нормальным голосом. Не знаю, как так можно?! Ну, если только он и не был пьяным вообще.
– Слушай, «Птаха», ты у нас новенький, не знаешь правил. Короче, у нас в своем курятнике не топчут. Чтоб проблем не было потом.
Я стоял, как последний лох. Не понимая, что имеет в виду мой одноклассник, я переспросил. «Гута» прыснул сквозь узкие губы:
– Никакого перепихона с одноклассницами. Понятно?
У меня было двоякое чувство. С одной стороны, было приятно, что «Гута» решил, что я «половой гигант», а с другой… А с другой, если бы он догадался, что у меня никогда и ни с кем…, решил бы, что я вообще не умею контролировать ситуацию.
Ну, зато теперь я знаю, что такое «Зеленка», и Гутылевский обещал меня взять с собой, когда пойдет туда снова.
Аркадий Петрович, взяв лист покупок и, внеся в него пачку кофе (по правилу «Зомби ящика»: взял – купи и положи обратно), покинул свою не столько уютную, сколько шикарную стараниями профессионала-декоратора, квартиру.
Проходя через осенний парк, Воронцов услышал высоко в небе перекликающиеся крики птиц. Выстроившись в ровный косяк, они пролетали над его головой, а он провожал их печальным взглядом, словно они летели туда, куда ему дороги нет.
Он с тоской в глазах шел по желто-красному ковру опавших с деревьев листьев.
– Папа, папа! – услышал он у себя за спиной звонкий детский голос.
Аркадий Петрович резко обернулся, и на его губах появилась улыбка. Печальная, грустная, но улыбка.
На дорожке стоял молодой мужчина, широко раскинув руки. А девчушка лет пяти-шести бежала ему на встречу. Вот она ухватила его за шею, и сильные мужские руки, подхватив ребенка, закружили ее в воздухе.
Тетрадь 1. (1982—1984).
21 Сентября
Был с сестрой на детской площадке в городском парке, увидели отца с его новой семьей: молодой женой с большим животом и девчонкой лет двух-трех (наверное, дочка тетки). Машка крикнула папе, тот глянул и отвернулся, сестра хотела побежать к нему, но я не пустил, сказал, что она обозналась, мол наш папа выше и волосы у него темнее. Машка она мелкая, ничего не понимает. А я?! А я его ненавижу. Живет сейчас как будто у него и нет другой семьи, за которую он должен нести ответственность.
Клянусь, клянусь всеми святыми, когда у меня будут дети, чтобы не случилось, они никогда не узнают, что такое жить без отца.
Оставив мешки с продуктами в отделе доставки, Аркадий Петрович, проклиная жену за забранную машину, поплелся на остановку автобуса, попутно звоня дочери. Ее мобильный не отвечал. Он долго теребил в руках телефон и затем, словно решившись на что-то, сделал еще один звонок.
– Здравствуйте. Я бы хотел поговорить с Екатериной Аркадьевной. Это ее отец.
– Г-жа Воронцова сейчас занята, у нее брифинг. Я передам, что вы звонили, – четко чеканенные слова, словно железные монетки, выскакивали изо рта секретарши.
И все. Ничего личного. И опять тишина. Тягучая, даже какая-то предупредительно-угнетающая. Аркадий Петрович неприятно передернул плечами.
Сидя в автобусе, он поймал себя на мысли, что не хочет ехать к матери. Вернее, не хочет ехать в ту квартиру, где все тот же диван, все та же мебель, лампы, кухонная посуда, что и много лет назад. Сколько он предлагал матери все это сменить, но она, держась за какие-то воспоминания, постоянно отнекивалась. Мать так и осталась жить одна. Аркадий даже не помнит, чтобы у нее были какие-то другие мужчины. Возможно были, но ни он, ни Мария ничего не знали об этом.
Чтобы не думать о плохом, он достал из глубокого кармана пальто согнутую тетрадь.
Тетрадь 1. (1982—1984).
15 Октября
Не хочу находиться дома. И даже не из-за психозов матери, а из-за себя самого, чтоб не наговорить ничего лишнего. Уже несколько раз наорал на мать, послал Машку. Как-то с чужими людьми я держусь (вернее, если потеряю самоконтроль, то стопудово получу «нанделей». ) Да и на ком срываться?! Рубить сук, на котором хорошо сидишь?! Я же не полный маразматик. Да потом, в компании я забываю про этого урода и то, что он с нами сделал.
Завтра идем с «Гутой» в «Зеленку». Позвали Лекса, он отказался, сославшись на встречу. (Интересно с кем это? Скрытный он, никогда про себя ничего не рассказывает).
Надо начистить обувь до блеска и надеть что-то поприличнее, чтобы выглядеть безупречно и аккуратно. Посмотрю утром все ли пуговицы на месте и выглажена ли рубаха. А еще надо конфеты рассовать по карманам, девчонки жить не могут без сладкого.
Тетрадь 1. (1982—1984).
17 Октября
«Зеленка» – это общежитие швейной фабрики и ткацкой учаги[10 - Училище] при ней. Какой идиот решил выкрасить четырехэтажное здание прошлого века в зеленый цвет?! Грязно зеленые стены с облупившейся штукатуркой делали дом образца военного времени с обтянутой камуфляжной сеткой. Несмотря на многоэтажность, он выглядел жалкой лачугой, которую давно было пора отправить под снос.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/natalya-tomase-32008568/dnevnik-odinoko-zhenatogo-muzhchiny-povest-70050787/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Половые гормоны
2
Директор
3
Кошелек
4
Деньги
5
Математика
6
Отец
7
Портвейн «777»
8
Группа «Scorpions»
9
Испугаться
10
Училище