Город Утренней Зари
Марк Корнилов
«Город Утренней Зари» – антиутопия о программируемом обществе, обществе, которое слепо доверяет божественному провидению и разучилось критически мыслить. Способны ли двое, мужчина и женщина, наёмник, прошедший через «Ад», и дочь советника, живущая в «Раю», найти общий язык и силы, чтобы бороться с системой? Ведь Отец и Сын, дарующие свет и надежду тем, кто готов забыть свое прошлое и открыть им свое сердце, не допустят, чтобы двое сохранили свою любовь. Ведь любовь в городе, похожем на Вавилонскую башню, несет угрозу тому миру, который эти боги построили.
Марк Корнилов
Город Утренней Зари
Глава 1
Если бы спутники ASE (all-seeing eye) обладали скучающей человеческой глубиной, то, бороздя безмолвные просторы околоземной орбиты, рассказывали друг другу, что раньше за Землей было наблюдать куда интереснее. Моря и реки, зеленые леса и пустыни, глаза и перья циклонов и забавная белая шапочка на полюсе планеты. Иногда обитатели поверхности устраивали фейерверк из грибовидных вспышек, но в целом картина не менялась до того момента, как желтый карлик обиделся и медленно, но беспощадно выжег всю жизнь на планете, превратив её в песочного цвета посредственность.
Немного больше повезло рукотворным наблюдателям, которые, зависнув на геостационарной орбите, наблюдали за лучиком света в этой непроглядной ночи обратной стороны Земли. Город Утренней Зари на ночной поверхности планеты выглядел, как единственная, но очень яркая звезда на небосклоне. Но если приглядеться, то он напоминал глаз, который внимательно наблюдал за вселенной. Всё это благодаря кольцевой планировке города, в которой самое яркое и самое маленькое верхнее кольцо сияло ярче солнца. Зрелище завораживало и геостационарные спутники, зависшие над городом, расплачивались за это своей короткой жизнью, которая под воздействием активных солнечных потоков стала ещё короче, чем раньше.
Граница рассвета неумолимо приближалась к городу, в котором жизнь не замирала ни на секунду. Если бы спутник прищурился, то увидел, как во втором кольце, незатейливо прозванном Средним городом, в развлекательный центр премиум-класса неуверенно зашёл молодой человек, недоверчиво посмотревший на небо.
***
Враждебная среда у хищников может вызывать оборонительно-агрессивные реакции, но Джон Айрон всего лишь лицезрел свою недовольную физиономию в зеркале. Зеркало было настолько идеальным, что его аристократические черты стали ещё острее, что не позволяло скрыть внутреннее разочарование. Поправив прямые золотистые волосы средней длины, он попытался убрать подозрительный прищур стальных глаз, блеск которых не был характерен для людей его профессии. Он всё ещё сохранил ясный взгляд и здоровый цвет лица, потому что использовал катетер для боевых стимуляторов только по назначению, а не как другие наёмники, которые пускали по венам всякую дрянь неизвестного происхождения для снятия стресса. Несмотря на то, что Джон был мужчиной в полном смысле этого слова, у него хорошо была развита интуиция, что позволяло ему, минуя рассудочный алгоритм, находить верные решения. С другой стороны, это сильно мешало в общении с людьми, которые с трудом понимали, что он имеет в виду (кроме его верного друга и напарника Кристиана Мейна, конечно). Благодаря узам дружбы он научился чувствовать Джона, хотя во многом с ним был несогласен.
Джон немного развернулся левым боком и, поморщившись, взглянул на старый пулевой шрам на животе, напоминающий ему о временах, когда он не надевал бронежилет, желая быть похожим на своего отца, хотя внутренний голос кричал о глупости такого решения. Позже рациональный и интуитивный подходы к жизни доказали ошибочность подобного рода иллюзий.
Чем дольше Джон смотрел в зеркало, тем недовольнее становилось его отражение, а черты лица делались ещё острее… Он понял, что нужно срочно сменить позицию, пока он окончательно не провалился в эту «волчью яму». Здесь наверху всё, что может нарушить идиллию доброжелательности и, если изволите, любви, находилось под запретом и под пристальным вниманием соответствующих органов контроля. Джон надеялся, что за солидную сумму, которую он перевёл на счёт данного заведения, ему дадут время привыкнуть к здешней атмосфере. Несмотря на опасности Нижнего города, являющегося сумрачным предместьем города Утренней Зари, и на враждебность выжженных Солнцем пустошей, там он чувствовал себя в большей безопасности. Он бы уже давно перебрался в Средний город, так как заслуги перед администрацией и финансы это позволяли, но его внутренний голос не давал ему покоя ни на секунду, когда он посещал этот устроенный и залитый светом оазис безопасности и счастья.
– «Ты должен посетить «Дом Любви»… Ты должен посетить «Дом Любви»…», – пробурчал Джон. – Кристиан, когда я вернусь, твоя чёрная душонка будет молить о пощаде!
И этот свет, этот ужасный в своей настойчивости свет. Джон специально приехал самым ранним утром, когда охрана уже начала пускать в здание посетителей из Нижнего города. Но внутри «Дома Любви» было так много света, что это невероятно напрягало, потому что невозможно было спрятаться. Всё это заставляло Джона испытывать чувство какой-то забытой им уязвимости и незащищённости.
– Как они вообще в этом ходят? – Джон закрепил белоснежное полотенце на бедрах.
Он вышел в следующий зал, который не был таким большим, как приёмная, но всё так же был залит естественным сиянием искусственного света. Стоит отдать должное, что, несмотря на рост 1.83, в Среднем городе не нужно было следить за тем, чтобы не стукнуться о какой-нибудь косяк или потревожить «жителя паутинной засады». Но всё же большинство вещей его не устраивало; но он, легенда Нижнего города, не мог дать заднюю и опозориться перед своим другом. Эпитет «легенда» он очень не любил, потому что считал, что как минимум до тридцати лет нельзя бросаться такими словами, но как потомственный охотник за головами он уже в свои двадцать семь внушал уважение сотрудникам по цеху. Замечая его в баре, другие поговаривали: «Вот что значит пойти по стопам отца!»
– Мистер Айрон, я Сьюзен, ваш гид по этим замечательным залам любви. Пройдите в кабинки инфракрасной сауны, там вы расслабитесь и подготовитесь к основной процедуре, – любезно проводила Джона к кабинке девушка в коротком белом платье с нежно-голубыми вставками в районе талии.
По характерным, но еле уловимым морщинкам вокруг глаз, которые на мгновение проступали при улыбке, Джон сразу разглядел в ней опытную женщину, которой перед гостями необходимо было казаться молодой, цветущей девушкой. Он даже немного укорил себя за то, что его внутренний охотник за головами никак не может расслабиться и не воспринимать всё происходящее как угрозу, ежесекундно анализируя окружающее пространство.
– Не строй из себя недотрогу, ты же многое повидала, лет десять уже тут работаешь, – не сдержался Джон, прошептав ей на ухо.
Девушка не подала и вида, что показывало, что работала она тут не менее одиннадцати лет. Сьюзен пристально взглянула на Джона, а тот жестом дал понять, что не будет больше искать неприятностей. Наверняка она начинала ещё у мадам Питерсон в Нижнем городе, ибо такую выдержку можно приобрести только там.
В высокотехнологичной парной были столь же высокотехнологичные лавочки и пара кресел релаксации возле перегородки из матового стекла. Выбор в пользу кресла был очевиден. Оно в парной было настолько удобным, что можно было подумать, что его специально изготовили под антропометрию Джона, заранее сняв с него мерки. Он закрыл глаза, мягкое тепло заструилось по забитым боевыми стимуляторами мышцам. Последнее дело заставило его побегать по крышам, чего он очень не любил. Но за живую цель в этот раз давали в шесть раз больше, а так как она огрызалась, то пришлось погоняться за ней. Он позволил дремоте завладеть его телом и разумом, потому что знал, что любезный персонал в нужное время проводит его дальше по нашумевшему «пути любви».
Дверь в парную открылась тихо и уверенно, и рука Джона рефлекторно схватилась за несуществующую рукоятку револьвера. В парилку вошла красивая обнажённая девушка, с повязанным на поясе фирменным белым полотенцем. Ни грамма лишнего веса, но это было именно то, что в борделе мадам Питерсон называли «сочной стройностью». Она присела на лавочку напротив кресла Джона, развязав полотенце. Всё было бы шикарно, если бы вместе с ней не зашла девочка лет пяти. Джон хотел уже крикнуть «какого хрена», но пример отца приучил его не ругаться при женщинах и детях ни при каких обстоятельствах, к тому же мадам Питерсон закрепила уроки детства своими показательными «нравоучениями».
– Простите, мы с дочкой не хотели вас потревожить, – сказала девушка со снисходительной улыбкой, сразу же узнав по немного ошарашенному виду представителя Нижнего города. – Вам нужно расслабиться…
– Куда уж больше, – прохрипел Джон, который ещё не успел надеть привычную маску непроницаемости и холодности.
Мадам Питерсон никогда не позволяла находиться детям в борделе, так как они мешали клиентам расслабиться. Джон, тщетно пытаясь скрыть негодование, смотрел на них. Она была не работницей заведения, а просто мамой с ребенком. Всё это выглядело крайне странно, как в кошмарном сне. Тут он заметил, что матовое стекло парной вдруг стало прозрачным. На уличной площадке «Дома Любви» тоже были полуобнаженные люди с детьми, которые прохаживались или сидели на лавочках, радуясь безопасным лучам восходящего солнца, заботливо отсеянным двойным защитным барьером этого премиум-заведения. Это было излишним, так как общий защитный барьер в Среднем городе был отменного качества и не пропускал чрезмерную солнечную активность, в отличие от посредственного барьера в нижней части города Утренней Зари. Но здесь, чтобы посетители смогли расслабиться, была установлена усиленная защита. Кто-то бросил несколько искренних улыбчивых взглядов на Джона и его новых знакомых, после чего он, уже еле сдерживая поток отборной ругани, выбежал обратно во внутренние залы.
– Никогда бы не подумал, что открою для себя новый круг ада! Но придётся пройти через него! – мысленно подбадривал себя Джон, вызывая менеджера по интеркому.
Сьюзен возникла будто из-под земли, казалось, что она была прикреплена к Джону для его комфортного пребывания здесь.
– Почему вы меня не разбудили? Я слишком долго спал. Здесь уже полно лишних глаз… –пробурчал он.
– Система показывает, что вам ещё нужно время для расслабления. Ваш организм слишком напряжён, – ответила Сьюзен. – Вы не думали сменить работу?
Джон покачал головой и сразу же заметил, что несмотря на то, что процедура не была закончена, его тело выглядит отдохнувшим, а он себя чувствует каким-то лёгким и почти невесомым. Он улыбнулся новым ощущениям, а Сьюзен, заметив это, пригласила его пройти дальше по пути любви. Взяв Джона под руку, она сопроводила его в другие залы.
Пока они шли, Джон смотрел строго перед собой, но боковое зрение наёмника сканировало окружающее пространство, предоставляя информацию для анализа. С одной стороны, такая профессиональная деформация постоянно спасала ему жизнь, но, с другой стороны, мешала расслабиться в непринуждённой обстановке. В залах уже было достаточно много посетителей, выбиравших себе досуг. Они сильно отличались от людей из нижней части города, как будто олимпийские боги спустились на землю и решили пожить обычной жизнью. Высеченные из бронзы и мрамора тела поражали своим совершенством, хотя Джон внешне не уступал им, несмотря на то что множество шрамов на теле выдавали в нём обычного человека.
– Так кем вы работаете? – Сьюзен провела Джона в ещё один зал.
– Я всё указал в анкете, – ответил он.
– Вы должны расслабиться, – пропела она.
Он и сам это знал. Не пропадать же таким огромным деньгам, которые он заплатил за пребывание здесь, ведь пока они явно не окупались. Он даже стал думать, что на такие деньги мог просто жить у мадам Питерсон в кабинете, и от этого напрягся ещё больше. Естественно, его спутница это почувствовала. Остановившись, она развернула его к себе.
– Скажите, что вас беспокоит? Здесь вы, которые приходите снизу, должны научиться ничего не утаивать и открыться свету Сына и его благодати, – мягким бархатным голосом произнесла она.
– Первое, меня напрягает всё, – Джон стал загибать пальцы, не боясь оттолкнуть её, так как ему с ней детей не растить. – Второе, сами знаете, что там внизу нам есть что скрывать, и то, что мы скрываем, здесь вряд ли понравится.
– Вы не поняли. Сын принимает всех и его свет, если вы его впустите в себя, уничтожит всё то, о чём вы сейчас переживаете, – Сьюзен продолжала своё бархатное наставление.
– То есть уничтожит меня? – Джон спросил это как можно безучастнее.
– Покажет вам себя нового, – ответила она. – Когда-то на одной из общественных проповедей Сын лишь мельком взглянул мне в глаза. После этого я изменилась навсегда.
– И теперь работаешь в борде… в этом заведении, – Джону мимолетной встречи взглядами с Сыном было бы явно недостаточно.
– Служу, чтобы таким, как вы, помогать подготовиться, – ответила она.
– Служение? Хм, – Джону даже стало немного стыдно за сдерживаемый смех. – За такой анекдот я точно получу полугодовую скидку у мадам Питерсон.
Сьюзен повела упрямца дальше. Навстречу им попался очередной мужчина, который привлёк внимание Джона больше остальных, и не потому, что был полностью обнажённым. Ему было за семьдесят, но армейскую походку и выправку не силах изменить ни время, ни свет Сына и ни Его благодать. Шрам от шрапнели, красота которого захватывала левую сторону лица и дотягивалась до искромсанного уха, явно должен был подчеркнуть профессиональную принадлежность мужчины, показать, как он гордился делом, которым занимался всю жизнь. Он мог бы убрать его за пару сеансов в чудотворных клиниках пластической хирургии Среднего города, но посчитал кощунством прикосновение лазера к своему прошлому-настоящему-будущему. Скорее всего, он заработал его на войне тёмного века ещё до появления Сына, о чём говорил его возраст, но то же время он не казался дряхлым. Наёмники в тридцать пять – сорок лет начинали выглядеть на все сто в худшем смысле этого слова, но человек со шрамом явно был исключением из правил. Как ни странно, всё это привлекло внимание недоверчивого охотника за головами. С телом армейского дядьки, как и с телами остальных жителей Среднего и Верхнего города, было всё в полном порядке, но Джона уже давно интересовал их взгляд, которым они смотрят вокруг: от них исходило какое-то неуловимое сияние. Джону даже стало как-то не по себе. Он ничего не понимал в мужской красоте и вообще считал, что, так как мужчина – это воплощение функциональности, то такая категория как красота в его описании должна отсутствовать в принципе. Вот женщины – это совершенно другая история. При этом он ещё больше проникался уважением к слабому полу за то, что в этой мужской функциональности они находят какую-то привлекательность для себя и даже способны ЭТО полюбить.
– Знаете, я бы не хотел здесь встречать голых мужиков, даже если это «Дом похоти и разврата», – попытался скрыть свое замешательство Джон. – Ладно, красивые женщины (а других здесь Джон и не видел) пусть ходят, но это… это странно.
– Что странно? – спросила экспедитор.
– Странно, что всех такое устраивает, – с удивлением произнёс он.
– Кого вы пытаетесь обмануть? Он же вас заинтересовал, – спокойно заметила Сьюзен. – То, что вы увидели у него – это дар Сына всем, кто открывается Ему и отказывается от образа прошлого, позволяя преобразить себя и раскрыть то, к чему мы призваны.
– Ходить в чём мать родила? – почти проглатывая слова, спросил Джон. – Это вряд ли.
Менеджер игриво захихикала, глядя на Джона, как на подростка, который со стопроцентной уверенностью заявляет взрослым о том, чего он в жизни никогда не собирается делать. Атмосфера «Дома Любви» должна была помочь гостю расслабиться и забыться, хотя непредвиденная аналитическим алгоритмом реакция Джона на всё происходящее шла вразрез с планом пребывания гостя.
– Сын показал нам совершенство, которым мы всегда обладали, но забыли про это. И главное, Он хочет, чтобы мы этим наслаждались и благодарили Его за этот дар, – как по методичке произносила слова Сьюзен.
На методические пособия у Джона была аллергия, от которой он мгновенно начинал задыхаться, как от поллиноза тяжёлой степени.
– Но тот статный ветеран даже после вашего преображения оставил боевые шрамы, за которыми скрывается чуть ли не вся его прежняя жизнь, – неожиданно для себя без сарказма произнёс Джон.
– Мы же не забываем прошлое, оно просто перестаёт нас определять и волновать, – попыталась парировать девушка.
Джон еле сдерживался, чтобы его мимика не выдавала реакцию на очередную, с его точки зрения, высокопарную чушь. Он считал, что просто не нашлась ещё женщина, которая сказала бы ветерану убрать это со своего лица, а скорее всего, есть женщина, которую эти следы былого величия заводят больше остального. В любом случае, свет Сына здесь ни при чём, хотя, чем больше Джон здесь находился, тем больше он начинал сомневаться в своих изначальных предположениях.
– Тогда я перестану быть собой, – продолжил беседу Джон.
– Это так кажется с вашей стороны, но как только вы погрузитесь в свет Сына, то поймёте, насколько все ваши страхи были надуманными, – сказала она и кивнула в сторону надписи «Красота, Любовь, Жизнь!», на фоне которой Сын с распростёртыми руками встречал всех потерянных и обременённых.
– Как я оказался в церковно-приходской школе, хотя собирался в бордель? – улыбка Джона выглядела как оскал загнанного волка. – Хотя уж лучше так, чем наоборот.
Он очень надеялся, что такое граничащее с кощунством замечание сойдёт ему с рук. Ему действительно повезло, потому что Сьюзен отвлеклась на то, чтобы достать из кармана жакета бело-золотистый буклет с процитированными ею ранее словами, который она вложила в руку Джону. Буклет был потрясающе мягким на ощупь, хотя отлично держал форму. Джон тщетно мял его пальцами, пытаясь понять природу этой потрясающей шелковистости. Тактильность была для него так же важна, как и остальные органы чувств, благодаря чему он лучше чувствовал атмосферу охоты. Кристиан смеялся над ним, когда он мог потратить неделю на подбор нужного материала для накладок для рукояти револьвера. Это особенно возмущало Кристиана после того, как они уже поднялись в рейтинге и могли позволить себе лучшее оружие и снаряжение. «У нас и так самые крутые пушки, пули практически сами летят в цель!» – ворчал Кристиан. «Да, они-то крутые, только вот я нет!» – отвечал на это Джон. Всё это позволяло ему стрелять, полагаясь на интуицию, и уже лет восемь не промахиваться. Когда Сьюзен попыталась забрать буклет, он не сразу отдал его.
– Сейчас это будет вам только мешать, – напряжение в её голосе показывало, насколько тяжело ей было вырвать буклет, но при этом, стоит отдать ей должное, она широко улыбалась.
Он не верил её словам о том, что все всё забыли: про себя, про секс, про смерть и прочее. Он посмотрел на себя: обычный жилистый наёмник со шрамами – не было ни капли желания открыться «красоте, любви и всему остальному» и забыть про времяпровождение с представительницами прекрасного пола. Но он согласился с одним: что-то здесь его постепенно меняло: Сын ли это или атмосфера заведения – уже другой вопрос. Может быть, расслабиться и попытаться получить удовольствие, а то Кристиан замучает его своими незатейливыми подколами: «О, а Джон Айрон уже не тот. Не смог совладать с девушками сверху!». Его передернуло от мысли, что ему придется выслушивать это до конца своих дней.
Он зашёл в просторную комнату, где было более слабое освещение, что уже радовало. Второе – не было матового стекла и никакой возможности для посторонних глаз наблюдать за ним. Только после сорокасекундного изучения комнаты Джон наконец-то обратил внимание на обнажённую девушку лет двадцати двух – двадцати трех.
– Гвендолин, – представилась она и поправила длинные каштановые волосы.
Он кивнул в ответ. Ну, вроде здесь уже привычнее, без всяких там нравоучительных лозунгов. Он сразу лёг на кровать, а девушка сразу поняла, что он хочет сеанс массажа, который должен был помочь ему расслабиться. Она явно работала здесь уже давно, так как техника массажа у неё была просто безупречна: без лишних усилий она быстро разминала нужные точки. Джон сначала думал молча получать удовольствие, как он обычно это делал. Но атмосфера «Дома Любви» пока не очаровала его, и к тому же ему до сих пор было интересно, что здесь всё-таки происходит.
– Почему так давно работаешь здесь? – спросил Джон. – С нами бывает нелегко.
– Мне нравится, – ответила она.
– Давай попробуем честно, – Джон развернулся и лёг на спину.
– Здесь хорошо платят, а у меня есть мечта…но тебе не скажу, иначе не сбудется, – хихикнула Гвендолин.
– Давай вопрос на вопрос, – предложил он.
Девушка кивнула, так как решила, что игриво-позитивное настроение со стороны клиента это хорошо. И это было бы справедливо, если бы речь шла не о Джоне Айроне.
– Как ты давно занимаешься нейтрализацией? – она взглядом указала на катетер для боевых стимуляторов на левом предплечье.
– Охотой за головами? После смерти отца, – спокойно ответил Джон. – И это ответ сразу на три вопроса: «как давно?», «из-за чего?» и «зачем?»
– Ты действительно охотник, – немного завелась Гвендолин. – «Стреляй» теперь ты.
– Что ж, перейдём к основному действию, – Джон провёл внешней стороной ладони по щеке Гвендолин. – Я всё-таки прилично заплатил за это.
– Здесь не продается секс, только любовь и красота, – ответила она, мягко обхватив его кисть, но не убирая её от своего лица.
– Потому я и здесь, – Джон, не моргая. смотрел в её карие глаза. – Только любви здесь не больше, чем в борделе мадам Питерсон.
Он вновь лёг на живот.
– Ты просто не позволяешь ей охватить тебя, – девушка продолжала гладить плечи Джона.
– За такие деньги это не моя проблема, – Джон, как лев, довольно заурчал.
– Не всё измеряется деньгами, – попыталась уколоть его Гвендолин.
– А твоя мечта?
По её дыханию Джон понял, что она нисколько не обиделась. И не таких угрюмых, видимо, обслуживала, но и он не таких доводил. В какой-то момент ему стало нравиться здесь гораздо больше, потому что в заведении мадам Питерсон все его притязания на психологическое доминирование могли бы закончиться жалобой. Это привело бы к немедленной «моральной» кастрации, что, в свою очередь, вызвало бы несказанную радость у Кристиана, а такого исхода Джон не мог допустить ни при каких раскладах. Здесь и сейчас ему пока ещё позволяли вести себя как непоседливому ребёнку, который своими вопросами ставит взрослых в неудобное положение.
– Ты здесь близко общаешься с другими девочками? – спросил Джон.
– Хочешь, чтобы я посоветовала другую? – Гвендолин пальцами сыграла по точкам релаксации. – Они все идеальные и особенные, как и я.
– В идеальном нет особенности, – Джон снова повернулся, чтобы ещё раз оценить Гвендолин. – Особенность – это история наших недостатков.
– Ты так говоришь, потому что свет Сына не озарил и не изменил тебя, – ответила она.
Тут Джон понял, что так напрягало его в посетителях. Их взгляд был одинаковый, а соответственно, и они были каким-то одинаковыми. Потому его внимание и привлёк ветеран, ведь его взгляд ещё сохранил индивидуальность.
– Его свет не меняет, а заменяет тебя, – произнес Джон. – Но смотрю, тебя это ещё не коснулось.
Гвендолин немного отодвинулась от него, как будто его еретические рассуждения могли быть заразными.
– Прости. Я просто невежда из Нижнего города. Не более того, – он рассчитывал, что искренние извинения вернут Гвендолин хорошее расположение духа, но всё равно не удержался. – Ты очень милая, но помни, в борделе, как бы он ни назывался, погоня за мечтой легко превращается в жизнь.
Несмотря на извинения Джона, Гвендолин стало неуютно. Такой клиент, который не хотел открываться и расслабляться, не попадался ей с тех времен, о которых она предпочитала не вспоминать. Даже если он сам не оставит отрицательный отзыв, его неудовлетворённость могут заметить менеджеры, и ей понизят класс принимаемых клиентов. А уже там придётся работать по старинке, пока те не дорастут до высших проявлений любви, потому что главное в политике заведений такого толка – клиент должен возвращаться снова и снова, пока не изменится. Она не хотела вновь возвращаться на прежний уровень и посчитала, что лесть, как универсальное оружие против мужчин, должна всё исправить.
– Ты очень остроумный, – нащупывала слабые места Гвендолин. – Идеальнее фигуры у мужчин из Нижнего города я не встречала.
Джон оставил это без внимания, хотя последнее было правдой, и он знал это, так как не раз уже слышал подобное. Ни грамма лишнего веса, но при этом не худой. Плечи не слишком широкие, из-за чего общий силуэт не потерял некой неуловимой грации. Изящные, но сильные руки. Что ещё нужно, чтобы покорить женское сердце. И это всё было «натуральным», доставшимся ему от родителей. Отсутствие эмоционального участия ввело Гвендолин в замешательство. Ничего не помогало. Отточенные движения стали путаться, как и мысли в голове. Всё же она взяла себя в руки и решила просто насладиться общением в надежде, что и гостю эта непосредственность понравится, хоть это было и не по регламенту заведения.
– Шрамы? Усердный наёмник на службе нашего Бога, – она провела по одному из них пальцем.
– Умеешь читать мужские шрамы? – Джон сел на кровать перед ней.
– Видела многих ваших, – ответила она, поправив волосы и вспомнив уже что-то приятное из прошлого. – Ты много раз видел, как умирают? Когда тускнеют глаза?
Ей явно не хватало острых ощущений из прошлой жизни, как и многим, кто перебрался наверх из Нижнего города.
– Я не остаюсь с ними до конца, умирают уже без меня, – Джон не хотел говорить о работе, потому что не гордился тем, чем занимается.
– А если выстрелят в спину? – удивилась она.
– У них нет шанса, – улыбнулся Джон, видя, как в Гвендолин проснулось то, что местные старательно прячут.
– Как ты это определяешь? – искорки в её глазах загорелись ещё ярче.
– У меня было так же много клиентов, как и у тебя, – Джон и не собирался переубеждать её. – Как по мне, убийцы и шлюхи – лучшие эксперты в человеческой анатомии.
От этих слов Гвендолин еле заметно вздрогнула, но, вздохнув, улыбнулась, а потом звонко и одновременно тихо засмеялась, уткнувшись в его плечо. Несмотря на его простоту и грубость, с ним она вновь почувствовала себя настоящей.
Глава 2
Вывеску «Питерсон» обрамляла галерея из женских прелестей различного размера, которые ритмично меняли неоновые цвета. В этом сиянии не было никакого нейро-спектрального программирования. Репутация заведения – вот что ведёт мужчин и женщин в дом утех мадам Питерсон, в котором можно было воплотить любые фантазии, не запрещённые законом для жителей Нижнего города. Бордель находился в центре многомиллионного третьего внешнего кольца города Утренней Зари. И именно это кольцо меньше всего походило на мегаполис. Постоянный туман, возникающий из-за плохой фильтрации воздуха весьма посредственным световым барьером; перебои в работе генераторов защитного поля, блокирующих лучи взбесившегося в последние десятилетия Солнца – всё это делало Нижний город суровым местом, которое всё же продолжало обладать каким-то забытым шармом. Как говорили здесь: «Всё зависит от людей», намекая, что настоящими людьми остались только те, кто живёт внизу, хотя при этом каждый мечтал перебраться наверх. Несмотря на это, до сих пор они не спешили то ли из-за недоверия к Сыну, то ли из-за недоверия к себе. Хотя синее небо и светлый урбанистический пейзаж Среднего города даже через голубоватое защитное поле кричали о том, насколько наверху лучше.
Бордель располагался в одном из домов фешенебельного района, что означало, что в радиусе десяти кварталов не было заброшенных домов и перебоев с электроэнергией, хотя туман сохранял общий и круглосуточный для Нижнего города серый сумрак.
Ко входу подъехала машина, которая пыталась слиться с местным пейзажем, демонстрируя свои потёртости и отсутствие блестящих деталей. Из машины вышла стройная девушка небольшого роста, которая тоже хотела казаться местной: темно-коричневая куртка с чёрными полосками на рукавах, сине-серая толстовка с капюшоном, опущенным на глаза, голубые обтягивающие джинсы и темно-коричневые броуги. Но всё это было не просто новым, а несло в себе уникальные черты флёра авторской работы лучших мастеров Верхнего города, которые для создания уникального наряда для дочери советника Адама Доора приложили немало усилий. Вряд ли она повстречает здесь внизу настоящих адептов моды, которые такие вещи определяют по запаху. Но хотя бы за старание не выпендриваться можно было заслужить некоторое уважение и не быть поднятой на смех. Машина должна была ждать её у выхода на заднем дворе, через который покидали заведение, чтобы не было видно недовольных или слишком довольных лиц клиентов. В первом случае, это плохо для заведения, а во втором случае – плохо для клиента, мало ли кто из первой категории позавидует ему.
Завсегдатаи борделя, не замечая маленькой гостьи, заходили внутрь. Посмотрев по сторонам, она вошла уверенно, даже слишком, потому что это сильно диссонировало с её внешним видом. Перед ней открылась уже привычная, но продолжающая вызывать у неё восторг винтажная приёмная: большая, но невычурная люстра в центре, паркетный пол, покрашенные под текстуру зеленого сукна стены с деревянными молдингами, джентльмены (они же вышибалы) в строгих костюмах тёмных тонов, похожие больше на големов, чем на людей – уют, как он есть. За стойкой сидели две девушки; симпатичные, но не настолько, чтобы ублажать клиентов. Гостья подошла к ним, явно игнорируя саму мадам, что-то читающую в записной книжке и облокотившуюся на стену. Она сняла капюшон: густые чёрные волосы, собранные в небрежный пучок, чтобы больше походить на местных; большие глаза цвета серого льда, в глубине которых искрилось голубое сияние; идеальная молочного цвета кожа; изящные брови и маленький нос – все было на своем месте и смотрелось слишком идеально, а потому неестественно для этой части города.
– Вайлет. У меня забронирована встреча с госпожой Наоми для массажа, –прощебетала она, привычно проглатывая буку «о» в своём имени. Эту милую артикуляционную особенность она увековечила и в своих документах.
Она даже перестала дышать в тщетной надежде быть незамеченной мадам Питерсон. Этот неуверенный голос заставил сорокапятилетнюю мадам оторваться от подсчетов и, несмотря на свой относительно невысокий рост, нависнуть глыбой над изрядно испугавшейся клиенткой. Мадам была весьма колоритной: рыжие волосы, собранные в высокий хвост, зеленая водолазка, потёртая жилетка цвета крови и неизменная сигарета в зубах. Дилетанту могло показаться, что такая мадам (не на каблуках и не в вечернем платье, с торчащим отовсюду кружевным бельём) отпугнёт от заведения даже обколовшихся виагрой моряков дальнего плавания. Жизнь же показывала, что у неё самые ухоженные, внимательные и опытные девушки Нижнего города, и только пусть бы попробовали быть не таковыми. С другой стороны, и девушки чувствовали себя в безопасности, потому что этих принцесс охранял настоящий огнедышащий дракон.
– Снова ты. Хм, как по часам, – сигарета переместилась в другой уголок рта. – Наличными!
– У меня закончился лимит использования наличных. Сегодня только кредитный чип, – Вайлет захлопала своими длинными ресницами.
Мадам Питерсон небрежно указала на точку доступа.
Наоми уже давно объяснила Вайлет, что если та покажет свой безлимитный кэш (доступ к которому выдавал её происхождение), то могут возникнуть проблемы из-за некоторых недалёких местных, не понимающих, что их порвёт спецназ, который сто процентов зацепит и невиновных.
Вайлет так нравилось это место: его мягкий свет, неброские тона, которые обволакивали тебя своей теплотой. Конечно, это не сравнится со светом Верхнего города, но и здесь было что-то родное для сердца. От взгляда мадам Питерсон было не по себе, как будто она знала, что Вайлет здесь не для сексуальных утех. Мадам не любила мутных клиентов, которых чувствовала за версту и которые к тому же так много платят. После сигнала оплаты Вайлет пошла к решётке лифта, постоянно ощущая сверлящий её затылок взгляд мадам. Когда же лифт наконец-то поехал на третий этаж, она громко выдохнула.
В коридоре третьего этажа, на полпути к комнате Наоми №327, Вайлет увидела девушку, поправляющую чулки. Она остановилась, так как ей очень понравилась фактура и кружева на чёрно-голубом нижнем белье девушки, которое специально выставлялось напоказ из-под лёгкого халата. Индивидуальность каждой девушки в заведении являлась одной из визитных карточек этого места. Девочки очень старались, потому что если мадам Питерсон узнает, что кто-то «списывал», то та останется после уроков отбывать наказание.
– Прости, а где ты достала такое красивое бельё? – как заворожённая, Вайлет попыталась рукой дотронуться до белья, чтобы оценить понравившуюся ей находку.
– Бабушка связала! – ответила девушка, давая понять, куда именно может направляться и Вайлет, и её неуместное любопытство.
Охрана у дверей лифта сразу отреагировала на возмущённый тон, повернув голову в сторону Вайлет, которая тут же удалилась прочь. Дойдя до нужного номера, она постаралась уверенно постучать, но получилось не очень. Всё-таки местные двери были рассчитаны на мужские руки. Спортивная высокая блондинка лет двадцати пяти с розовым мелированием пригласила Вайлет внутрь. На Наоми было подчеркивающее её четвёртого размера грудь платье «сексуальная оболочка» без бретелек, под которым явно больше ничего не было. Видимо, сегодня она ожидала кого-то очень нетерпеливого, но сумма, внесённая Вайлет, изменила планы.
– Вайлет, зачем ты снова приехала сюда? – Наоми убрала несколько экзотических предметов для проверки мужественности у клиентов. – Могла бы подождать встречи в Среднем городе. И вообще, возможно, мне скоро увеличат лимит.
– Раз в месяц мне мало, – ответила Вайлет. – Я просто лопну от нетерпения, если я не поделюсь своими мыслями с тобой. Только ты понимаешь меня и мое желание добиться того звучания, которого мне нужно.
Они познакомились почти год назад на одном из музыкальных фестивалей, куда Наоми приехала с дочкой. Наоми что-то сыграла на синтезаторе. А Вайлет, ходившая по павильону, как только услышала необычные для верхних мест мелодии, пристала к ней как банный лист. Поначалу Наоми очень напрягло такое бесцеремонное вторжение в её личное пространство. Позже, после нескольких минут человеческого общения, в возможность которого для представителей Верхнего города Наоми не верила, оказалось, что между ними много общего, что стало началом некоего подобия дружбы, если такая вообще возможна между жителями разных частей города.
Вайлет стала ходить вперед-назад по комнате, вскидывая руки, разочарованная своими неудачными поисками.
– Понимаешь, гармония, музыка там наверху… – быстро заговорила Вайлет, –она не подходит, не вдохновляет. Я чувствую, что могу создать что-то действительно достойное Его. Когда ты переедешь туда, ты тоже это поймёшь.
– Надеюсь, комиссия уже столько раз переносила рассмотрение нашего с дочкой заявления, – немного грустно ответила Наоми. – Продолжай, твой энтузиазм заразителен.
– Я принесла тебе наброски, – Вайлет поднесла чип к личному планшету Наоми и скопировала данные.
– Ты пробовала использовать вычислительные мощности культурного центра? У тебя же есть доступ? – спросила Наоми, доставая наушник, чтобы послушать новые мелодии юного музыкального гения.
– ИИ предлагает миллионы комбинаций, но это всё уже было, и все эти мелодии какие-то синтетические, – скорчила недовольную гримасу Вайлет, после чего на секунду села рядом с Наоми для того, чтобы через мгновение снова подскочить.
– Ну, знаешь… остальных наверху это вполне устраивает, а значит то, что ты сочинишь при помощи ИИ, будет всеми воспринято на ура, – заметила Наоми, но нахмуренные брови Вайлет говорили об обратном. – Там наверху ты остаёшься такой живой, в отличие от остальных, кого я знаю, и это до сих пор обнадёживает меня.
– Не замечала в других ничего подобного, – брови были всё ещё нахмурены.
– А это уже общее для вас всех, –звонко засмеялась Наоми. – Джон всегда мне говорит, что вы самовлюбленные идиоты.
– Джон? И кстати, в нашей самовлюблённости не вижу ничего плохого – когда есть во что влюбляться, – закончила разговор об устоях Верхнего города Вайлет.
– Кстати об этом. Ты не боишься, что твоя музыка вместо любви к Сыну вызовет любовь к тебе? – Наоми параллельно продолжала через наушник слушать музыкальные наброски, покачивая в такт головой.
– Не думаю. Настоящее творчество затмевает творца, – отвлечённо ответила Вайлет.
Она снова стала ходить по комнате, как будто ей было мало пространства этого мира. Казалось, ещё немного, и комната не выдержит неуёмной энергии этой миниатюрной и наивной девочки сверху.
– Не переживай ты так. Если хочешь написать что-то стоящее, нужно дать возможность этому созреть в твоём сердце, а потом ты благодаря упорному труду придашь форму звучанию, – Наоми даже не поняла, как поднесла спичку к облитому бензином хворосту.
– Я же говорю, что не могу столько ждать! Сколько времени мне потребуется? Год, два, а может десять лет? – упрямо воскликнула Вайлет. – Многие несчастны от того, что им не хватает решимости открыться Сыну, и чем скорее я им помогу в этом, тем будет лучше для всех.
– Может, это сможет сделать кто-то другой? – осторожно, почти по слогам, произнесла Наоми, понимая, к чему может привести такая реплика.
В ответ она услышала ритмичное насупленное дыхание Вайлет. Наоми ещё раз отметила про себя подростковую несдержанность своей юной знакомой.
– Я просто переживаю, что ты изводишь себя, – мягко продолжила разговор Наоми. – В этих своих поисках ты бы отправилась и к ядовитому морю, и к изгоям в пустоши…
Вайлет замерла, а после взорвалась фейерверком безумных и при этом неудержимых идей.
– Точно, к изгоям! – Вайлет трясла сжатыми кулачками, как будто говоря всему миру: «Ну, теперь держись!» – Каким образом можно попасть в пустоши?
– Ты серьёзно? Хотя кого я спрашиваю… Конечно, серьёзно, и нет смысла говорить тебе, что я просто пошутила! – с тем же успехом Наоми могла попытаться остановить снежную лавину.
– Патрули же ещё ездят? У тебя есть знакомые в участке? – тараторила Вайлет, глядя на растерянное лицо Наоми. – Помоги мне, иначе я ещё больше дров наломаю, ты же меня знаешь.
– Знаю, – ответила Наоми.
– Ты слышала что-нибудь о музыке изгоев, что живут за внешним кольцом, об их пении? – Вайлет присела перед Наоми, положив руки ей на колени.
– Когда я была подростком и они ещё приезжали к нам за оборудованием, я слышала, как они напевали что-то своё, ожидая груза, – Наоми закрыла глаза и стала воспроизводить мелодию, услышанную много лет назад.
Вайлет жадно ловила мотивы, полутона и реверберации, но, когда Наоми закончила, она покачала головой.
– Ты уже привнесла в их пение что-то здешнее, что-то своё, – разочарованно произнесла она.
– И что в этом плохого? – поинтересовалась Наоми, поправляя съехавшее немного платье.
– Ничего, но мне нужно услышать оригинальное звучание, чтобы пропустить его через себя, – Вайлет обреченно смотрела на Наоми. – Теперь мне точно надо за внешнее кольцо. Ты не помнишь, откуда родом были те изгои?
– Конечно же, нет, – усмехнулась Наоми. – Мы просто детьми бегали рядом, но… они же отвергли Сына, и общение с ними опасно. Опасно, Вайлет! Даже твоё происхождение не избавит тебя от проблем из-за этого.
– Победителей не судят, – поморщилась Вайлет, не привыкшая думать о последствиях своих решений.
– Вы и правда непуганые, – заметила Наоми, пытаясь усадить Вайлет рядом с собой, в надежде, что та остынет. – У меня плохое предчувствие и…
– Не пытайся меня остановить, – отрезала Вайлет. – У тебя есть кто-нибудь, кто может договориться с патрулем, который осматривает пустоши за городом? Думаю, у вас никто не откажется от оплаты наличными за некоторые услуги. Кстати, что это?
Вайлет показала на разноцветные забавные палки, красиво разложенные перед кроватью у противоположной стены.
– Не трогай, – остановила её Наоми. – Это для медицинских процедур.
– Здесь? – на секунду Вайлет забыла о проблемах с вдохновением. – Ты же учительница музыки, а не врач!
– Я одарённая личность, у меня много талантов! – наигранно заявила Наоми. – Пришлось освоить эти весьма своеобразные и спорные способы лечения.
– Это что-то запрещённое? – не унималась Вайлет.
– Скажем так, у вас наверху это может вызвать лишние проверки гендерной устойчивости, – пояснила Наоми.
– Но гомосексуализм же запрещён! – удивилась Вайлет.
– Во-первых, откуда ты знаешь такие словечки? А во-вторых, в этой комнате никогда не было больше одного мужчины, – ответила Наоми.
– С такими мыслями ты никогда не попадёшь наверх, – покачала головой Вайлет.
– Я работаю здесь достаточно давно, и далеко не у всех сверху образ мыслей поменялся, – заметила Наоми.
– Моя музыка вдохновит и их выбрать свет, – с уверенным видом произнесла Вайлет.
– Ты же моя девочка, – Наоми обняла её.
– Всего на четыре года младше тебя, – Вайлет обняла её в ответ.
– Здесь год за два… год за два, – Наоми взяла Вайлет за плечи, и как старшая сестра стала наставлять её. – Пообещай, что будешь осторожна. Не увлекайся поисками. Если ничего не найдёшь – возвращайся. Ребята рассказывают всякое. По большей части брешут, чтобы компенсировать недостаток и скорострельность причиндалов, но всё же. Мы в любом случае придумаем с тобой новое звучание.
Вайлет понимающе кивала, а Наоми прекрасно понимала, что девчонка с легкостью нарушит данное слово, чтобы добиться своего. Но, с другой стороны, разве она может остаться равнодушной к проблемам подруги?
– Вот адрес Майка из бара «Весельчак Бо», у него брат работает в юго-западном участке, – Наоми передала адрес. – Скажи, что от меня, может, даже и наличные не понадобятся.
– Ты себя не переоцениваешь ли? – съехидничала Вайлет.
– Увидишь настоящую женскую силу, – Наоми вновь поправила съехавшее платье на своей груди. – Сама бы уже научилась её использовать.
– Это средневековые предрассудки, – весело пригрозила пальцем Вайлет.
– Да-да, во свете Сына ты забудешь обо всём, – у Наоми неплохо получалось копировать диктора Первого канала. – Ваш час подошел к концу, будете продлевать?
– Нет, хватило и одного, но буду скучать… как обычно очень сильно, – Вайлет ещё раз обняла её.
Спустившись вниз под стоны и ахи восторженных клиентов из соседних номеров, Вайлет попыталась пройти мимо мадам, которая стремительно преградила ей путь.
– Стоять! Два шага назад! Девочка, сюда приходят только за одним, – голос мадам Питерсон звучал как рычание тигра, увидевшего добычу. – Ещё раз я у тебя на лице не найду следов соответствующего времяпровождения, сюда больше ты не попадёшь. Мне не нужны неприятности из-за клиентов из Верхнего города.
– Вы бывшая учительница! – озарения у Вайлет случались достаточно часто, но она так и не научилась их сдерживать.
– Учителя бывшими не бывают, – палец мадам уткнулся в грудь Вайлет. – Поэтому на следующий урок ты придёшь уже с выученным домашним заданием.
– Больше такого не повторится, – почувствовала себя снова в школе Вайлет.
– Вот и хорошо, – улыбнувшись, мадам проводила Вайлет к выходу.
На улице шёл небольшой дождь, но заряженная на поиски нового звучания Вайлет не замечала унылой атмосферы Нижнего города. Она села на заднее сиденье машины, немного небрежно смахнув капли дождя с капюшона и куртки. Седовласый водитель неторопливо посмотрел в зеркало заднего вида, явно ожидая дальнейших распоряжений.
– В бар «Весельчак Бо», Алонсо, – звонко и всё ещё заряжено произнесла Вайлет.
– Да, мисс Доор, – ответил Алонсо Ромеро, и усмешка на его лице ясно показала, что он прекрасно понимал, что рано или поздно поиски вдохновения приведут юную госпожу из Верхнего города именно в этот известный бар.
Вайлет смотрела на мокрые от дождя улицы, которые, казалось, хотели погасить любой энтузиазм и интерес к жизни, но она после стольких посещений Нижнего города знала, что это было далеко не так. Седой затылок Алонсо внушал спокойствие. Она была рада, что её школьный учитель Майкл Риворд посоветовал именно его для сопровождения по Нижней части города Утренней Зари. Их связывало какое-то военное прошлое из тёмного века. Но ни её учитель, ни Алонсо ничего про это не рассказывали, несмотря на капризные просьбы, почти приказы наивной молодой искательницы приключений. Вайлет поражала забота Алонсо Ромеро, потому что наверху то и дело говорили о том, какие все внизу мелочные и меркантильные мошенники. В этом седовласом великане не было ни капли алчности или злости. Она понимала, что Алонсо рассчитывает, что она поможет его внучке перебраться наверх, так как он считал, что дни нижней части города уже сочтены. Вайлет знала, что в этом деле никакие связи не помогут – только диагностика искренности подателей прошения на переселение.
– Вы должны отказаться от себя прежнего и принять себя нового, себя настоящего, – наконец-то произнесла Вайлет.
– Юная леди, я и так настоящий… но этого недостаточно для Него, а у меня нет сил менять что-либо, – он остановился, чтобы пропустить небольшую группу подростков.
– Он всё изменит сам, если только вы захотите, – Вайлет откинулась на сиденье.
– Ну, тогда считайте меня трусом, уж очень я боюсь забыть себя прежнего: мою дочь, мою внучку… – Алонсо полной грудью вдохнул воздух улиц, проникавший через приоткрытое окно.
– Вы их не забудете, просто увидите по-новому, – поправила его Вайлет.
– Для меня это одно и то же, – ответил Алонсо. – А вы, юная леди, забыли себя прежнюю?
– Я уже родилась в Верхнем городе, хотя раньше он не был таким, как сейчас. Всё же первые мои воспоминания уже связаны с Сыном, – ответила она.
– Вам очень повезло, потому вы и не представляете, насколько некоторым из нас страшно, –замялся Ромеро.
– Посмотрите же наверх, от чего вы все отказываетесь! – воскликнула Вайлет.
– Я не хотел вас обидеть. Я просто говорю о том, что мы чувствуем, – извинился Алонсо.
Вайлет ещё раз убедилась в том, насколько же важно пробудить здесь смелость пойти навстречу Сыну. Алонсо, Наоми и даже, при определённых условиях, мадам Питерсон должны оказаться наверху. Вайлет даже немного пофантазировала, какими они станут после того, как начнёт сбываться божественный замысел относительно их будущего. Её размышления прервало появление неоновой вывески бара «Весельчак Бо» – самого известного сборища наёмников Нижнего города, чей смысл жизни оставался загадкой даже для самых проницательных умов города Утренней Зари.
Глава 3
Высокие своды зала верховного совета, или зала Вознесения, как обычно, были залиты светом. В отличие от Среднего города и тем более от Нижнего, в Верхнем городе свет никогда не ослабевал. Двадцать четыре советника сидели за большим круглым столом, в центре которого была площадка диаметром ровно восемь метров. Его ждали уже больше двух часов, но никто из них не показывал и тени беспокойства (если вообще слово «тень» можно было употреблять в Верхнем городе). Само ожидание Его должно быть радостным событием, не говоря уже о встрече. Советники спокойно смотрели перед собой. Ни один из них не крутил головой и не переводил взгляд, так как места за столом были расположены так, чтобы перед взором каждого одновременно были все члены совета – укрыться было невозможно, и даже подобная идея давно покинула это место. Молчание советников, объединённых общей верой, надеждой и любовью к Сыну, было не тягостным, полным скуки и ощущения пустоты. Можно было сказать, что среди настоящих друзей и молчание выразительнее слов, но стали ли они друзьями в этом многолетнем служении Сыну, оставалось загадкой для них самих, потому что никого из них этот вопрос особо не интересовал.
Наконец все разом подняли взгляд куда-то наверх. Он спустился в центр площадки. Высокий; длинные чёрные волосы, собранные в хвост, небольшая чёрная борода скрывала худое лицо с точёными скулами; широкая кость делала Его своего рода массивным, но грациозность чувствовалась в каждом движении; руки выдавали в Нём человека, который раньше много занимался простым трудом. Он благословил присутствующих, и советники склонили голову, и в этом не было ни капли подобострастия.
– Я откликнулся на вашу просьбу о немедленной встрече, – произнес Сын, не извинившись за своё опоздание. – Чем могу вам служить?
– Я, надеюсь, выражу общую заинтересованность, – начала советник Тереза Шаут. – Нам нужно решить проблему Нижнего города, самого его существования. Его жители живут для себя и не спешат посвятить свою жизнь Вам.
– А Я думаю о них постоянно, – ответил Сын. – Боль и тревога за них удручает Меня. Но Я не хочу заставлять их, они сами должны сделать этот выбор.
– Но пока они его не сделали, нам приходится содержать их, – поддержал Терезу советник Фрэнсис О`Нилл.
– Через трудности проверяется искренность, – Сын повернул голову в сторону советника О`Нилла. – Или вы ещё не готовы?
– Я не это имел в виду, – советник О`Нилл поднял руки в знак глубочайших извинений.
Все прекрасно помнили, что только двое станут наиболее приближёнными после Его вознесения, и любая оплошность может навсегда отбросить от этой радости блаженного пребывания возле Него. Всё осложнялось тем, что до конца не было понятно, чего именно от них хочет Сын и каковы критерии для избранников. Советники много раз обсуждали это между собой. Они даже пришли к выводу, что тот, кто первый поймёт, что от них требуется, уже унаследует место рядом с Ним.
– Малодушие, – успокоил его Сын. – Я разве хоть раз подвёл вас?
– Мы всё ещё слабы и потеряны, – вмешался советник Адам Доор. – Но мы с дочерью работаем над тем, чтобы создать гимны в Вашу честь, которые помогут нашим братьям снизу почувствовать Вашу благодать, и они обратятся к Вам. И тогда во всеобщем ликовании мы вступим в новую эпоху.
Сын улыбнулся ему, и глаза советника наполнились восторгом.
– Ваше рвение очень дорого мне, – закончил встречу Сын. – Пророк займётся проблемой Нижнего города и подготовит людей для встречи со Мной.
Он вознесся обратно наверх. Советники переглянулись. В очередной раз им оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Один за другим они вставали из-за стола и направлялись к выходу.
– Мне бы вашу веру, Адам, – Тереза Шаут поправила свой белый костюм советника. – После первых лет обращения поток новых желающих обрести свет иссякает. Из Нижнего города переселяются единицы. К тому же и некоторые жители Среднего города показывают слабость, возвращаясь к прежней жизни.
– Он всё устроит наилучшим образом, – успокоил её советник Адам Доор. – Когда Он прекратил все войны; когда в нашем многомиллионном городе Он сделал преступность практически воспоминанием; когда Он и Пророк Своим присутствием остановили разрушительное действие солнца – верили ли мы, что такое возможно?
– Чудо, нам всем нужно чудо, – советник Картер Рок не видел понимания в глазах Адама Доора. – И, видимо, ты со своей дочерью собираешься его совершить?
– Я просто хочу, чтобы все прославили Его и окончательно открыли свои сердца! – Адам Доор обратился ко всем.
– Да, мой друг, мы все думаем об этом, – произнёс советник Картер, чьи благородные залысины подчёркивали яркую и придающую статус седину.
Советник Рок обвёл взглядом остальных: Адам меньше всех нуждался в долгожданной привилегии, но именно он её и получит – это не вызывало сомнений. Но самое страшное, что его дочь, если проявляет хотя бы треть ревности своего отца, может занять другое место. Он, Картер Рок, многим пожертвовал, чтобы оказаться в совете. Несмотря на то, что он один из последних, кто присоединился к Нему, он первый заметил, что благодать Сына больше его не радует, как прежде. Самое страшное, что сила этой благодати была такой же, но в этом и заключалась проблема: прежнего света стало не хватать, а точнее, он стал наскучивать советнику, и тоска, от которой он раньше бежал, как оказалось, никуда не делась. Но как признаться всем, что на самом деле ничего не поменялось? Что внутри всё осталось таким же? Что этот свет как будто ослепил и все перестали видеть ту зияющую пустоту, которая, подобно Левиафану, всё так же требовала насыщения. Только теперь это внутреннее чудовище захочет получить всё с процентами, набежавшими за годы пренебрежения этой бездной. Картер Рок снова стал ощущать страх остаться наедине с собой. Но как сообщить об этом? Этот вопрос вновь и вновь звучал в его голове, сводя с ума. Возможно, вознесение Сына всё решит. Но кого Он возьмёт с собой в первую очередь? Все хотели этого, но для советника Картера Рока это являлось вопросом выживания. Остальные надеялись, что после вознесения Сына благодать усилится. Вследствие этого они и беспокоились о том, что жители Нижнего города замедляют процесс восхождения Сына. Но Картер Рок не хотел рисковать; ему нужно во чтобы то ни стало занять место рядом с Ним, пока тоска и внутренний голод остальных советников не сподвигнут их к более решительным действиям. Он очень надеялся на то, что Адам разочарует Сына, и опыт ему подсказывал, что на вершине такого взаимного очарования, которое он сейчас увидел на встрече, подобное событие практически неминуемо, особенно если этому немного посодействовать. Ожидание и поиск случая должно было отвлечь советника от внутренних терзаний. От этих мыслей ему стало радостнее, лишь горечь о том, что он снова стал себя вести как раньше, до встречи с Сыном, окончательно убедила его в необходимости действовать.
Советник Рок пытался увидеть похожие эмоции на лицах остальных, но понимал, что для них осознание конца беззаботного счастья ещё не наступило. Советники попрощались друг с другом и отправились в свои резиденции. Адам Доор в последний раз взглянул наверх, и его огненно-красные волосы стали ещё более яркими. Он был уверен, что где-то там наверху Сын непрерывно думает о них.
***
Под самым небом, на самой вершине Верхнего города, в тронном зале, в золотых чертогах Сын стоял перед телекоммуникационным центром, который раскинул мониторы, подобно листьям. На мониторах то и дело появлялись лица граждан города Утренней Зари – последнего и истинного пристанища человечества. Даже без звука по движению губ, глаз, жестам Сын понимал, как они любят Его за то, что Он им открыл, что Он им дал. Их любовь была ещё недостаточной, но отказаться от неё они уже не могут. Он наслаждался этим созерцанием. Лёгкое дуновение ветра за Его спиной подсказало о появлении Отца. Он был настолько прекрасен, насколько вообще это могло быть. Сын повернулся к Нему. Сколько раз они уже встречались, но даже Сын не мог перестать любоваться Отцом. Тот всегда приходил внезапно, не предупреждая о Своем появлении: видимо, хотел, чтобы Сын ценил мгновения, которые проводит со Своим родителем. И Сын ценил: эти секунды он глотал так же жадно, как путник слизывает капли воды с каменного пола гробницы в пустыне. Отец, как обычно, медленно подошел к Нему, пристально рассматривая каждую часть тела Своего возлюбленного Сына. Любовался ли Он им? Сын никогда не получал прямого ответа на этот вопрос. О, если бы ответ был получен, тогда всё это всемирное почитание не имело бы уже смысла.
– Я так на Тебя похож, – Сын смотрел на Отца, как в зеркало.
Волна гнева прокатилась по залу. Отец схватил Сына за шею и приблизил к Себе.
– Мой Сын… Сын Мой, раз и навсегда Ты и Я едины: кто видел Тебя, видел и Меня, – какие-то внутренние спазмы на мгновение обезобразили прекрасное лицо Отца. – Я отдал Тебе всё, что имел Сам, и это было для Меня невыносимо тяжело.
– Почему? – несмотря ни на что, Сын не мог оторвать глаз от Отца.
– Потому что мне трудно выносить ещё одно совершенное существо рядом с Собой, – Отец отпустил Сына.
Сын тяжело дышал. Эта встреча с Отцом оказалась труднее обычного.
– У Тебя были дети до Меня? – спросил Он.
– Я думал, что да, но все они сошли с ума, не способные вместить мою силу, – Отец развернулся. – Ты смог, Ты особенный, Ты единственный Мой Сын.
Отец взял руку Сына и снова посмотрел в Его глаза, ища в них сходство с Собой.
– Советники забеспокоились – скоро им наскучит наш свет. Потом наскучит и остальным, – слова Отца застыли в воздухе.
– После моего восхождения Ты сможешь вновь насытить их! – с воодушевлением заметил Сын.
На мгновение воздух в зале задрожал, как над раскалённым летним солнцем асфальтом, но тут же всё вернулось на круги своя.
– Или это уже не будет иметь значения? – Сын ничего не замечал, кроме лица Отца.
– Никогда не имело значения, – Его бархатный голос смягчил резкость ответа. – Тебе пора!
Сыну не важны были слова, но только голос, который своей сладостью заполнял Его сердце.
Через полчаса Он уже парил над Нью-гранд авеню. Внизу, в гордом одиночестве, немного впереди шла высокая стройная женщина: короткие, выгоревшие на солнце пустыни волосы торчали в разные стороны; белая, подобная тибетскому снегу кожа, в отличие от волос, избежала влияния солнечных лучей, как будто те побаивались касаться её; белый брючный костюм с чёрной рубашкой; золотая цепь со знаком Сына – шестиконечное сияние, заключённое в окружность; стилизованная, а может, и настоящая, шкура молодой львицы на плечах и посох – обычный деревянный посох. Она была самой красивой женщиной этого маленького, сжатого до одного города погибающего мира. Но сейчас, когда внешнее совершенство стало обыденностью, по крайней мере, для жителей верхних частей города Утренней Зари, этот статус значил больше, чем когда-либо в истории человечества.
Пророк смотрела своими яркими, янтарными, полными невероятной силы глазами на людей, которые, в свою очередь, с незамутнённой и чистой радостью взирали на Сына. Она много сил употребила на то, чтобы это стало возможным. Когда-то и ей нравилось почитание людей, но чем стремительней становился этот поток восторга толпы, тем быстрее он надоедал и становился удушающе тошнотворным. Она находила утешение в чудотворениях. Да, чудеса получались грандиозными и ошеломляющими, их эйфория позволяла ей убежать от разрастающейся пустоты внутри себя. Сын мог бы помочь ей в этом, но Он всё меньше общался с ней, и даже она уже не совсем чувствовала Его желания, но сегодня в Его покоях Он выразился предельно ясно. Пророк взглянула на Сына: новое чудо, которое нужно совершить в Нижнем городе, требует медитативной подготовки – придётся собрать все свои силы. Этот вызов заставлял кровь быстрее бежать по венам. Она уже предвкушала процесс сдвига стихий, духовно-нравственный результат которого её не интересовал. Пророк не раз говорила Сыну, что в Нижнем городе веры нет, они почти как изгои, хотя и не столь агрессивны, но Ему, если это возможно, нужно почитание каждого. В любом случае, их наконец-то настигнет чудо – Рубикон, после которого у них не останется выбора. Пророк так сильно хотела, чтобы они отказались, и тогда у неё появится причина насладиться их страхом.
Сын смотрел вдаль, где уже все ожидали Его, только услышав о Его появлении в Среднем городе. Оно переполняло Его – самое глубинное человеческое чувство, перед которым меркнет всё остальное, но эта бездна требует постоянной пищи.
– Вся эта слава и вся эта любовь – Твоя, – обратился к Отцу Сын с выученным уроком.
Глава 4
Кристиан Мейн кидал мячик в стену, рассматривая плакаты девушек мадам Питерсон, которые заботливо были развешены по комнате, чтобы поднимать настроение перед выполнением заказа. Но Кристиан уже давно предпочитал женщин из Среднего города, благо финансы теперь это позволяли. С некоторых пор ему было недостаточно внешней, как ему сказали, «грубой красоты», и он незаметно для себя проникся этой идеей, хотя красота девушек у мадам Питерсон никогда не была вульгарной. В Среднем городе он мог просто получать, как говорили в древности, эстетическое удовольствие без примеси похоти. Как ни странно, но Кристиану это нравилось. Когда он возвращался назад, вниз – это было сродни похмелью. Поэтому он надеялся, что когда-нибудь за заслуги перед городом им с Джоном позволят перебраться наверх. Может быть, сегодняшний заказ перевесит чашу весов благосклонности комиссии или какого-нибудь заслуженного гражданина, и его мечта осуществится. А малость в виде признания Сына Богом Кристиана особо не волновала – не в первый раз кто-то хочет вселенского почитания, но в первый раз, вроде бы, заслуженно.
Ему уже давно надоело кидать мячик, но каждый раз белоснежный шар по идеальной траектории возвращался в его чёрную руку. Его друг и напарник, с которым они испепелили не одну сотню мерзавцев, задерживался, или как говорил сам Джон Айрон, «перепроверял снаряжение». Кристиан уже давно заметил за собой, что перестал бояться смерти во время выполнения заказа. Это было опасно, но он ничего не мог с собой поделать. Молоток не боится гвоздей, которые должен забить. Тук-тук. Мяч успокаивал, но кинуть его в Джона хотелось всё сильнее.
Дверь открылась, и сначала в комнату залетели две сумки, а потом уже в чёрном тренче пожаловал и сам легендарный Джон Айрон.
– Белоснежка, как дела? – Кристиан кинул мяч в друга.
– У меня золотые волосы, болван, – Джон поймал мяч и, подбросив его пару раз, вернул обратно.
– Не боишься испачкаться? – заметил Кристиан белоснежную рубашку под бронежилетом своего друга.
– Нет, а ты запятнать свою совесть? – ответил Джон.
– Моя совесть в вашей шкатулке с долговыми расписками, хозяин, – засмеялся Кристиан.
– Отлично, твоё чувство юмора очень кстати, – Джон стал быстро распаковывать сумки. – Я взял то, что ты просил: лук, стрелы и прочее оружие твоих предков.
Кристиан оставил этот постоянный поток сарказма без внимания и, в один прыжок очутившись у сумки, достал долгожданный пистолет-пулемет «Хэллган-313». Втянув широкими ноздрями запах оружейной смазки, он обрадовался как ребёнок рождественской игрушке. И так же, как и ребёнок, заглянул посмотреть на подарочки других.
– Ого, вот это милаха! – Кристиан схватился за револьвер, который Джон выложил из сумки на стол, и стал наводить его на всё подряд.
– Да, русские не только с медведями обниматься могли, – Джон забрал обратно револьвер РШ-33. – Модель РШ…
– РАША? – переспросил Кристиан.
– РШ-33, – медленно повторил Джон. – Эта модель идеальна даже для меня – мои рецепторы в восторге от рукоятки и баланса.
– Русские? Хм. Что-то я слышал о них, – Кристиан напряг свою память, так что скрип мозгов был слышен и на улице. – Вроде же, Алекс с Клэш-стрит наполовину русский?
– Но самогон хлещет, как будто русский на все сто процентов, – Джон положил револьвер в наплечную кобуру. – Чистых русских больше нет, они исчезли.
– А какая разница? Сам знаешь, что нации больше не имеют значения, только, мать его, поступки, – прицепился Кристиан к словам друга.
– Ага, сам знаешь, что я имею в виду, – недовольно повторил Джон.
– Ой-ой-ой, подумаешь, не дали ему в Верхнем городе, – Кристиан нарочито подмигнул, что при его пластичной мимике выглядело ещё более задорно, а значит, к этой теме он собирался возвращаться много раз.
Джон выпрямился и ещё раз осмотрел снаряжение, а из-за его спины Кристиан тоже с умным видом, явно передразнивая друга, смотрел на оружие.
– Жаль, – заметил Кристиан. – Хотелось, чтобы они побольше свинтили таких замечательных красавцев для устранения всякой падали.
– Да, жаль. Как по мне, народ, который такое создавал, обязан был быть великим, – Джон на секунду задумался.
– А куда ты дел прошлый? «Вангард» не был таким большим. Или твой член стал ещё меньше? – белоснежная широченная улыбка Кристиана, казалось, разорвет его рот на части.
– Неплохо, неплохо, – прокомментировал шутку друга Джон, чтобы тот наконец-то успокоился. – Патронов взял немного. Нечего палить без разбора. Квалификацию лучших стрелков нужно поддерживать.
– Когда-нибудь ты об этом пожалеешь, – Кристиан передернул затвор, явно не разделяя искусственного усложнения заказа.
– Ну ничего, у тебя же всегда с собой боевойтопор, – Джон загрузил в держатели на жилете три боевых стимулятора.
– С твоими шуточками окажешься когда-нибудь на праздничном столе моей семьи, – Кристиан закрепил титановый тактический топор «Брейдокс» на поясе.
– Без проблем, если бы у тебя, кроме меня, была семья, – они переглянулись и легкой походкой отправились на задание.
Пока они спускались на лифте в гараж, Джон смотрел на гладко выбритый затылок Кристиана, стоящего несколько впереди, и ему показалось, что он видит собственное отражение.
– Что пялишься? – прервал его философские размышления Кристиан.
– Твоя лысина будет бликовать от фонарей. Ты бы так не натирал её перед рейдом, – сказал Джон, протискиваясь вперед.
– Шапочку мне подари, а то батрачу на тебя который год, даже спасибо не сказал, – неохотно пропустил его Кристиан.
– Обязательно. Тебе голубую или розовую?
– Сам выберу, а то от твоего вкуса даже встреча со смертью как бразильский карнавал, – подмигнул ему друг.
– Значит голубая, – подытожил Джон.
В гараже их ждал темно-синий Сharger 2030 GA, так как на заданиях они предпочитали ездить быстро и стильно. Слабо освещённые улицы Нижнего города мелькали за окном. Выехав на эстакаду, Charger быстро набрал крейсерскую скорость, но даже после этого заброшенные районы внизу не спешили сменяться ещё жилыми. Когда-то в третьем кольце города Утренней Зари проживало более ста миллионов человек, теперь же их осталось от силы двадцать пять – тридцать миллионов. В связи с этим, с каждым годом на освещение города выделяли всё меньше средств, в то время как наверху всё продолжало светиться, как круглогодичная рождественская ёлка. Хорошо хоть дороги ещё были в отличном состоянии, что позволяло друзьям не отвлекаться от своих мыслей, навеваемых приятным метрономом 3,5-литрового двигателя. Каждый из них уважал право другого на тишину. Джон прекрасно знал, что сейчас Кристиан думает о девушках из «Дома Любви», как и раньше он думал о других девушках. В этой любвеобильности Кристиана было что-то неподдельно детское, почти наивное, о чём бы Джон хотел бы сказать, что он это уже потерял, но самом деле никогда и не имел. Кристиан просто наслаждался самим присутствием девушек в своей жизни, не торопясь срывать их, если вообще вспоминал от восторга о такой возможности. При этом каждой новой звёздочке на небосводе любви он искренне радовался, как в первый раз. Для Джона всегда важно было состязание мужского и женского, как будто ему было мало противостояния в обычной жизни. Всё это питало самую белую зависть к Кристиану, которую только можно было вообразить в сером Нижнем городе.
Через двадцать восемь минут и сорок секунд Джон начал снижать скорость, что вывело друзей из медитативного состояния.
– Что они там натворили? – зевая, спросил Кристиан.
– Тебе ли не всё равно? – Джон резко завернул под эстакаду.
– Ну так, поддержать разговор, – Кристиан посмотрел на Джона. – Ты становишься невыносимо угрюмым, даже девчонки мадам Питерсон не справляются, а «про стерв сверху» я буду слушать ещё очень долго.
– Продавали изгоям системы глушения и запчасти, – Джон снизил скорость.
– Это ж было хрен знает когда, – хмыкнул Кристиан. – И, между нами, все этим промышляли. Да и изгои сгинули уже в пустошах… хотя может и осталось полторы калеки, принимающих солнечные радиоактивные ванны.
– Сам знаешь, такие «преступления» не имеют срока давности в свете необходимости жертв для ежеквартальной отчётности, – Джон припарковался у какого-то заброшенного дома.
Он вспомнил, что когда-то один из изгоев и безбожников, как их тогда ещё называли, убил человека из Нижнего города, который мешал ему вывезти необходимое за внешнее кольцо, после чего их, собственно, и стали в народе называть ублюдками. Были ли они все такие? Конечно, нет. Ну, если ты часть стаи, то по твоим поступкам будут судить о всей стае. Джон это хорошо знал, поэтому не мог понять, почему Нижний город до сих пор существует. Неужели Сын действительно такой милосердный, как о нём все говорят? Но глупость изгоев он тоже понять не мог. Просит он считать его богом, да пожалуйста. Мало ли у кого какие детские нерешённые комплексы, но ради этого переселяться в радиоактивные пустоши? Такие мысли отец приучил Джона держать при себе даже во время бордельной психотерапии.
– Слушай, всё-таки перед смертью, скажи честно, почему тебе не понравилось в «Доме Любви»? – неожиданно спросил Кристиан.
– Дилетанты, да и света много, – Джон передернул плечами из-за плохих воспоминаний.
– Ой, Ваше сиятельство боится света! – Кристиан нашёл себе развлечение на ближайшую неделю.
На этот раз Джон промолчал, потому что уже начал сосредотачиваться на задании, так как новый шрам он сегодня зарабатывать не хотел.
– Они где-то в переулках, метрах в четырёхстах на северо-запад, – Джон закрыл локатор.
– Твои громоздкие пушки издают много шума, – Кристиан хрустнул шеей.
– Ничего, ты, сын джунглей, покажешь мастер-класс на стелс-операции, – Джон тоже размялся.
– Конечно же! А что, опять разыгралась ваша подагра, сир? – ухмылка не сходила с лица Кристиана.
– Я просто предпочитаю предоставить дело профи, так как у меня же не было предков, которые охотились на крокодилов, – палец Джона автоматически прокрутил барабан револьвера.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/mark-kornilov/gorod-utrenney-zari-69522538/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.