Беспредельный тупняк
Николай Максимович Сорокин
О простом сказано велико, о великом сказано до простоты безмерно, о безмерном не сказать и в жизни, не ограничив его в рамки неисчерпаемых аллегорий, что отвечают запросам белогорячного сна современности: вот стоит пепельный ёжик в вагоне метро, а всё никак не уедет без взгляда в сломанный телефон, откуда льётся и льётся черножижий беспредельный тупняк, и если бы за информацию требовалось платить, то и в жизнь никто себя не кормил тем, о чём ещё и теперь нельзя говорить вслух. "Беспредельный тупняк" – так сегодня может мыслить художественный текст в солидарность с теми, кому тратить больше часа на дорогу, обречённо игнорируя в бессилии повседневность.
Николай Сорокин
Беспредельный тупняк
Голод
Я пялю в звёздный пол сине-белого вагона, что дорогой своей простилает мне путь в другой конец. Оценивающие взгляды заходящих упираются во тьму надвинутой на мои глаза вязанной шапки, а потому никаких гарантий и нет, что на меня смотрят.
Телефон мой лишний раз указал на отсутствие в нём какого-либо заряда, хотя знаю и я, и чёртик внутри него, что он не должен был разрядиться так скоро, как мог несколько дней назад: мороз покинул декабрьскую Москву на лишнюю тройку дней, превратив улицы в кромешный пиздец из толщ луж и сохранившегося под ними льда. Говорю я к тому, что телефон мой в лужи не падал, а погода утверждает положительный цельсий. Так, разряженный в ноль аппарат не позволяет мне уйти в жир информационного разочарования. Мне верится, что обыкновенно ни у кого таких ситуаций не происходит.
Тогда я обратился к глубинам своих карманов чтобы найти в них что-нибудь интересное, но из всего, что было для меня в новинку, в руку попала лишь выписка за безбилетный проезд, полученная полтора часа ранее.
В целом не так страшно несколько раз к ряду влететь на штраф, хотя, что меня удивляет, практически все контролёры, которых я встречал свято верят, что, исполнив свою работу, они как следствие обязуют выписанный штраф оплатить. В этом самом смысле мне приятно с ними поговорить, так как отношения с контролёрами у меня выстраиваются очень дружелюбно: они мне выписывают штраф, я его не плачу, а система, на которую те работают, за неуплату этого самого штрафа мне его прощают, пусть и через два года. Об этом я выкинул несколько фраз и в этот день.
Вспомнив этот случай, я обратил внимание, что взгляд мой на подсознательном автоматизме поднялся вверх к списку станций, которые мне ещё предстоит пересечь в этом поезде до конечной, и на моё счастье их оставалось три.
За два часа до начала час-пика я вышел из поезда на станции, где родился, вырос и живу до сих пор. Два полицейских прогуливаются по широкому холлу собянинского метро, а я, поднимаясь по лестнице, заметил, что рабочая смена у контролёров, меня остановивших, окончилась, более их там нет.
Прошёл мимо турникетов, на встречу жирная дверь по инерции открылась ко мне, и я проскакиваю так к ряду через две, выйдя в коридор на выход. На этом моменте я приподнял с век шапку, так как лишний раз мне приходилось поднимать голову по необходимости, а теперь я покидаю социальную тишину и хочу смотреть прямо, на тех, кто ещё не лишился себя самого для меня, обезличено сев в вагон.
И правда, вот я вижу и пешеходов, и автомобилистов, и собачников, и курящих продавцов, и даже из окон домов я вижу жильцов и гостей, и звёздное поле пола вагона заменилось на хитрые лужи со скользкими сюрпризами. Мой район не так страшен, как вся Москва.
Я двинулся пешком по нетипичному для похода домой направлению, всё также из-за столпов разваливающихся сугробов в глубинные провалы водных толщ, в которые упасть не столько страшно, сколько противно, ведь усердно работающие коммунальщики в часы снегопадов чистят отведённые им дороги в горы снега, которые, стоит тем начать таять, обнажают фекалии собачей жизни, за которыми не убрали хозяева. Будь они прокляты.
Так, вместо того чтобы пройти, как и положено между выходом из метро и чёрным выходом продуктового магазина, через сквер, и во двор по направлению к школе и далее через дорогу – я решил сделать крюк по очищенной пешеходной зоне вдоль тех домов, которые обыкновенно оставляю срезанными.
По моменту как я прошёл третий дом вдруг мною осозналось, что найденная «тройка» так до сих пор и лежит необналиченная в моём кармане, а ведь стоило мне на неё обратить внимание куда серьёзнее, чем на выписанный штраф.
Я обернулся, устремив своё желание вернуться к турникетам за теми пятидесяти рублями, которые могу получить, легко протянув карту тётке в нужное окошко по продажам проездных билетов, но понял, что мне не так уж слишком чтобы и нужны эти деньги. Хотя моя тревожность от безденежья взыграла во мне, и я захотел сладкого.
Один подъезд за одним, игнорируя даже предположение воспользоваться каким-либо транспортным средством, двадцать минут пути вдоль родных семнадцатиэтажек по правую, и помойных человейников по левую, на встречу встающей заоблачной Луне, мой шаг был ускорен. Были минутами минованы все продуктовые магазины, в которых можно приобрести крепкое на «тройкнутые» пятьдесят рублей; моя рука опустилась за ключами в задний карман протёртых в ляжках джинсовых штанов неизвестной мне марки, и уцепившись за рёбра ключей тяжёлая магнитная дверь в момент закрылась за мной.
Мгновение, и я уже стою на кухне, посыпая сахар на мандарин, о чём неоднократно пожалел, думая, что косточки в нём мне будут не помеха. Телефон мною был поставлен на зарядку, и при получении электрического контакта восторженно им было объявлено наличие в потаённых карманах его естества 86%. Пока включался телефон я доел мандарин, обвёл языком свои зубы и понял, что задняя часть одного из передних зубов лишилась своей пломбы, кою я озабоченно перемолол с косточками мандарина и хрустящими гранулами сахара. Я пожалел теперь и о том, что не купил пива.
В целом не так всё плохо, как отвратительно, и я могу это назвать именно отвращением, так как не вижу ничего в отвратительном плохого, – всё отвратительно как я не понимаю ничего: моя голова начала предательски чесаться, предвосхищая мысли о надвигающихся акне, которые покроят моё лицо.
Я обратился к зеркалу, и действительно, контрастно-красная кожа лица вызвала что-то похожее внутри себя на злейшего врага моей эстетики: под режущим эпидермис светом я увидел назревающие лица покойных оппозиционеров, бледностью и отвратительностью которые тешат власть имущих. Почему-то все несогласные имеют проблемы с кожей, так по крайней мере мне представилось, и я, успокоившись над неизбежностью, отвернулся. С успокоением вернулся и голод.
Часом позже свет перешёл на гирлянды, а значит и жилое пространство стало солидарно с огнями улиц, и заносимая приоткрытым окном прохлада успокоила моё расцарапанное лицо. В Москву снова вернулся холод, с ним же улицы силой задорной метели покрылись новыми обязательствами для дворников, а стоящий в окне усеянный деревьями горизонт приобрёл родные сердцу черты его биения.
Танец чёрных ножниц завершил свой ход в моих руках, я на весу порезал зелёный лук в сваренную гречневую лапшу, заправленную кабачковой икрой из консервированной банки, расковырянной широким кухонным ножом. В ограниченной балконом студии я приземлился на грохочущую сторону дивана, держа в руках полуторалитровую кастрюльку с ужином, и преобразил пространство музыкой с телевизора.
Беспредельный тупняк
Утром меня пришли фотографировать.
Я лежал на полу пустого балкона практически голым. Сущностно-холодная плитка жадно пожирала тепло моих конечностей, от чего я периодически возвращался в комнату за очередной рюмкой коньячной настойки на какао-бобах, запивая её ещё недобродившей брагой из ушедшей с рынка аутентичной колы. Опрокидывая рюмку, взгляд мой снова возвращался к застеклённому балкону, который по мере возможного закрывал всю процессию катарактными испаринами. Пара троек шагов, и я снова лежу объектом для домашнего задания, циклясь от холода на своём дыхании, не думая об объективе, заинтересованного в пластике.
В магазине продавцы мне жмут руку.
Их обращённая в мой адрес улыбка не та принятая вежливость, которая присуща культурам культов продаж. Они знают, что знают обо мне слишком много, достаточного, чтобы позволить себе такое неформальное взаимодействие, когда даже не знают моего имени. На других точках обыкновенно у меня не спрашивают паспорт, но именно здесь, когда на работу приходит новый сотрудник, эта труппа продавцов заранее предупреждает, что со мной можно не соблюдать такую строгую законодательную обязанность.
Стоя в одном из бюджетнейших магазинов во всей России, на который, кажется, почти никогда не сваливается бремя выпадающей на мою юность экономической импотенции неругаемой Родины, вдоль деревянных коридоров конфетных стеллажей, в руку мою попадает ровно литр и целых тридцать пять миллилитров в придачу пшеничного нефильтрованного, оплаченного на кассе с карты проставившейся за работу персоны, игнорировавшей мою наготу ранее в фотоаппаратной призме. Когда мы зайдём в лес, персона наверняка воплотится в хорошего знакомого, с которым в чаще лесного пассажа во тьме хвои мы проберёмся до ещё одного магазина новостроенной замкадной окраины, а пока она лишь стоит рядом, на площади у кассы в несколько квадратных метров, занимая пространство магазина. Она вспомнила, что ей нужны неизвестные мне сигареты, продающиеся в табачке напротив выхода из алкомаркета, и потому сейчас заливает лужами пол вместе с десятком упёртых друг к другу в кишечной очереди простых постсоветских работяг.
Через дебри дутых курток мы пробираемся к выходу, и пластмассовая дверь с полпинка отлетает от моего умеренного толчка боком. С пол-оборота я встал в межмагазинном холле.
Вот она, суета тишины, прерываемая утверждающим буханьем входяще-выходящих дверных направлений. Белокаменные бетонные стены с потолка до пола претерпевают свои эстетические флуктации в разнообразии серого в прямой зависимости от того, сколь удалённы их точки от выхода на улицу, и редкая пошарпанная батарея, набитая новобитым стеклом, в собственном наслаждении не работает. Здесь и плавает нужный табачный ларёк с экзотическими сигаретами, разновкусовыми жижами, запрещёнными снюсами, наивными бонгами, придурковатыми трубками и излишними застекольными мелочами, в которой на обессиленной рабочей панике стоит за свои, учитывая проценты с продаж, тысяча четыреста восемьдесят восемь рублей за восьмичасовую смену завершённый студент, хозяин собственной жизни, капитан своей судьбы, ведущий вверенное ему на договорной основе торгово-табачное дело в иссушенном море частного бизнеса наперекор собственному нехотению, от которого к середине рабочего дня остаётся только коровье смирение.
Его чёрнофутболочная спина нагнулась при звуках заказа, и, к моему неиссякаемому удивлению, с того, как рука, облокотившаяся на стеклянный стеллаж, на котором ранее находились скучающие локти, не продавила вдребезги под массой тела его, и как тем самым не разнесла весь ларёк, пачка сигарет была оплачена и отдана в руки.
Вывеска над магазином успела обзавестись светом пока мы находились внутри, а погода впотьмах украсилась безветренным снегопадом, под которым мы стояли три минуты к ряду, оценивающе осматривая ёжиков из окурков, сначала из пустого внимания, а затем обсуждая их как феномен некоторой социальной коммуникации, представляющий культурную ценность. Эти вонючие мусорные пепельные ёжики вызвали во мне такую солидарность с народом, что на волне внутренне-сыгравшего в момент тех обсуждений патриотизма даже вдруг стало боязно за события, поджидающие россиянскую эпоху в грядущем году.
– Эти пепельные ёжики, – заметил я, – должны стать национальным символом русской идеи. Флаг, где на снежном поле чёрный окурочный ёжик, что будет представлять святой народ тех, кого он объединяет сам собой как эпицентр консолидирующий силы, единым окурочным фронтом помножит себя там, где в местах вне него окурки будут выкинуты в помойку или будут валяться автономно, и будет свергнут лишь когда исчезнет снег, или незыблемая рука Единого Уборщика, – тут я машинально поднял палец вверх, – подомнёт в свой небытийственно-чёрный пакет историю текущей России.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/nikolay-maksimovich-sorokin/bespredelnyy-tupnyak/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.