Счастливые девяностые. Воспоминания обычного ребёнка о необычном времени
Юрий Окунев
Знаете, что было в девяностые? Обычная жизнь обычных людей. На фоне кризисов и достижений, свободы и криминала. У каждого своя история, и эта книга – возможность посмотреть на то время глазами обычного, вполне благополучного ребёнка. Подглядеть, как видел мир «сосед» и вспомнить или узнать: во что играли, какую боль и радость испытывали, что покупали и с кем общались, как выглядела в то время заграница и, конечно, какие вкусы нам тогда нравились?
Юрий Окунев
Счастливые девяностые. Воспоминания обычного ребёнка о необычном времени
Я жил на улице. Минут пять продержался. Дрался с другими пацанами. Раза три-четыре. Ездил к бабушке в гости и мечтал о компьютерных играх. В общем, обычный ребёнок с обычной, вполне комфортной жизнью. Для меня дикие рассказы про «снять куртку с побитого противника» или воодушевляющие байки про «наступившую небывалую свободу» в девяностые годы двадцатого века – звучат одинаково странно и безумно.
Я просто человек, у которого неплохая память на некоторые вещи, и чьё детство пришлось на это время.
Так что давайте посмотрим, как выглядели те самые золотые/чёрные годы в постсоветской Латвии с точки зрения обычного, вполне благополучного пацана двух-одиннадцати лет.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
В первую очередь для друзей и родственников, а заодно для некоторых особо чувствительных персон. То, что написано в книге – воспоминания ребёнка, который стал взрослым, благодарным к своему прошлому и обстоятельствам. Если вас что-то оскорбило, обидело или вызывало гнев – это ваши эмоции, а не мои. И да, моя память не обязана совпадать с вашей.
Давайте расширять кругозор и смотреть на мир шире. Это полезно в любых обстоятельствах.
С любовью и уважением,
Юрий.
С днём рождения, мама!
На самом деле эта история не про маму. Она про папу. Изначально я просто вспоминал интересные факты из детства для одного проекта, связанного с 90-ми, а в итоге… в общем, слушайте.
Начнём с того, с чего стоило начать: с чем у вас ассоциируется Ледовый холл, ледовая арена? Наверняка со Звёздным шоу на льду, соревнованиями по хоккею или конькам, в конце концов с представлениями, которые проходят без льда. Это всё ассоциации здоровых людей.
Для меня же это до сих пор не совсем так.
В рижском центральном Ледовом холле долгое время находился достаточно большой торговый центр. Точнее развал, где на куче мелких прилавков торговали всякой всячиной, в основном, разумеется, одеждой. Сюда мы с мамой будем ездить и намного позже, чтобы приодеть меня: спортивками (дешёвыми, как у всех тогда), рюкзаком к занятиям (кислотных жёлто-розовых цветов с динозаврами), чем-то из обуви.
Отличие этого конкретного раза от всех последующих было в том, что мы поехали не с мамой, а с папой. Мы ходили вдвоём по замкнутому коридору вокруг арены, вдоль торговых рядов, расположившихся на двух этажах. В центре круга, за тонкой стенкой, находилась сама арена. Возможно, там заливали лёд или шла подготовка к какому-то шоу. А скорее всего там просто стояла тишина и пылились никому не нужные стулья.
Для меня это место было просто круговым рынком с кучей разных не слишком интересных вещей. Разве что пара прилавков с игрушками, за которые с надеждой цеплялся детской глаз.
Что мы искали? Оказалось комплект из солонки (сольницы, как мы говорили в семье) и перечницы со специальной подставкой, делающей их единым набором. Они были из толстого, чуть закрученного стекла, а крышки с дырочками и подставка – из тёмно-красной или бордовой пластмассы. Набор хранился в отдельной картонной коробочке с фотографиями этого самого комплекта. Похожие наборы сегодня иногда продают на уличных ярмарках, которые собираются раз в месяц на парковках у торговых центров.
Тогда же папа выбирал маме подарок и взял меня с собой. Может, типа, на помощь, может, чтобы дать маме отдохнуть и побыть с младшим, совсем ещё маленьким братом. В любом случае, он позаботился о том, чтобы выбрать подарок немного заранее.
Спустя время, скорее всего пару дней, мы на кухне подготовились. Фиолетовые цветы, маленький букет у папы в руках. У меня – набор солонок.
Мы вдвоём гордо приходим в спальню поздравлять маму. В спальне белая кровать. Пол – светлый советский деревянный паркет квадратами. Справа розетка, которую спустя несколько лет я вырублю коротким замыканием, просто вставив штекер от лампочки. Буквально недавно в этой квартире закончился ремонт, и я помню первую ночь, когда мы ночевали здесь. Ковра с дорогами для игр в нашей детской ещё не было, папа показывал игрушечный самолёт, который поднимался на несколько сантиметров над полом на специальной подставке, кружился, мигал огоньками и издавал звуки. Американский бомбардировщик стелс.
Это я сейчас понимаю, что время прошло немного. Для ребёнка между двумя этими событиями – целая жизнь, омут памяти и событий.
И вот я стою с маленьким подарком для мамы, отец подталкивает меня вперёд, и я говорю: «С днём рождения, Мама!»
Меня поправляют: с 8 марта. Мне это ничего не говорит, я отдаю подарок. Дальше смутно, значит не важно. Было и было. Маленькая зарисовка из жизни маленького человека.
Фишка в другом. Во времени. Я очень чётко помню эти моменты: поход за солонками; вручение подарка. А мне тогда было четыре с половиной года. Точнее – четыре года, восемь месяцев и три дня. Я могу сказать время с пугающей для себя точностью. Никогда об этом не думал, пока не вспомнил эти перечницы для случайной байки в соцсети.
Мы переехали после рождения брата, в конце 1993 года. Помню, как в первый раз ходил по пустующей квартире, и на полу лежали картонные коробки, чтобы не пачкать паркет. Помню первую ночь и первый кошмар от покрывала на кровати, которое казалось скоплением копошащихся насекомых. Помню, как папа иногда водил меня в сад, через дорогу от дома, по хрустящему снегу.
А потом, уже после 8 марта, чётко помню, как мама встречает двух друзей на пороге, слушает их тихие слова и с грохотом падает в обморок в прихожей, прямо в декоративной арке. Как они её, бессознательную, заносят в квартиру, кладут на диван, и… молча уходят, оставляя одну с двумя малолетними детьми, тихо прикрыв дверь за собой. Словно отсекая ей всю прошлую жизнь.
8 марта 1994 года мы с папой подарили маме комплект для кухни, маленький, но симпатичный.
30 марта того же года случилась авиакатастрофа, в которой отец погиб.
Об этом я узнал через сорок дней, в мае. Но это уже совершенно другая история.
Место секретов
Умные психологи сейчас много говорят о том, что у каждого должен быть свой уголок, своё пространство. Неважно, как мало места в доме, для каждого члена семьи требуется найти неприкасаемую точку, будь то выдвижная полочка в тумбочке или целая комната под замком.
Нужно понимать, что мы все и так стремимся к созданию своего пространства, своего уголка, который защищаем всеми доступными нам силами. Хорошо, если это понимают старшие, хуже, если нет. В последнем случае остаётся только одно место, куда можно сбежать и где укрыться – у себя в голове, в выдуманных мирах.
Несмотря на достаточное игнорирование границ – не со зла, так уж воспитаны были родители, —у нас были свои секреты и местечки, где мои могли хранить свои тайны.
Самым первым местом, где я сознательно прятал свои, в том числе грязные, тайны, оказался шкаф. Обычный книжный шкаф, на вершину которого никто не мог забраться. Доступ к верхней крышке имел только я (если не приглашать взрослых со стулом), потому что у нас была двухъярусная кровать и я спал наверху.
Оттуда открывались широкие возможности запрятать ценные, на взгляд ребёнка, вещи подальше и от младшего брата, и от занудных родителей.
Что же за грязные тайны там хранились?
Чаще всего там пылились особенно ценные игрушки: машинки, фигурки. Сложив их за коробками от пазлов и настольных игр, в которые в детстве мы играть не умели, я наслаждался безопасностью.
Затем туда стали попадать результаты моих экспериментов. Например, однажды я разобрал обычную пальчиковую батарейку и узнал, что внутри у неё что-то, похожее на уголь. Она состояла из двух частей, которые вставлялись друг в друга. На воздухе они немного крошились чёрным. И ещё оттуда вытекал электролит, который затем быстро высох на оранжевой игрушечной пластиковой тарелочке.
Однако самое грязное, что жило там наверху, именно жило, потому что такие вещи действительно живые – это йогурт. Утащив пластиковый стаканчик с кухни, я тестировал его вкус. Сначала прямо из стаканчика, подъедая игрушечной пластиковой ложкой; затем выложив на тарелочку из того же старого советского комплекта посуды (вот только чашек не помню – лишь тарелки).
Почему-то доесть йогурт я не смог. Возможно, шли родители, а может, я просто решил сделать запас на потом. Открытый стаканчик поставил на шкаф (вместе с недоеденными остатками на тарелочке), слез вниз и… забыл на неопределённый срок.
И вот однажды пришло время уборки. Вытаскивали всё с полок, снимали всё со шкафа. Меня, как владельца самой высокой обитаемой точки квартиры, попросили спускать сверху коробки, а заодно всё, что там завалялось.
В процессе обнаружился мой йогурт – живой и бодрый.
Только вот вместо приятного розового цвета, он стал чёрно-зелёным, мохнатым и выглядел немного обиженным, словно долго ждал хозяина, а тот так и не пришёл.
«Разумная жизнь»,– прокомментировала мама и отправила неожиданного питомца в мусорник.
С тех пор еда на шкаф больше не попадала.
А вот в мой школьный рюкзак… но об этом, может, быть в другой раз.
Всё ради фишек
У каждого поколения есть своё безумие, свой фетиш. У одних это спинеры, у других – хагги-вагги-пара-трупер.
У нас же были фишки. Такие круглые пластиковые (а чуть раньше – картонные) штуковины, которые можно было собирать, а можно было выигрывать.
Суть игры была проста: два игрока кладут одинаковое количество фишек в стопку, рубашки/картинки направлены в одну сторону (например, вниз); один игрок берёт и поднимает стопку, после чего лупит ею об землю. Все фишки, что перевернуться рубашкой вверх – забираешь.
Чем выше стопка, тем выше риски, выше азарт и выше шанс всё проиграть.
Фишки были от чупа-чупса, от Мортал Комбат, от Power Rangers и вообще от всего.
Чтобы понять степень нашего безумия, представьте картинку: обычная хрущёвка-девятиэтажка в спальном микрорайоне. Кучка детей в высокой траве копошится под самыми окнами первого этажа. Сверху дети постарше выкидывают в окно фишки, и мелочь старательно, как баксы в американском кино, ловит эти драные кусочки пластика и картона.
Пацаны выкидывали тёртые, иногда проколотые фишки, но мы, неспособные тогда их купить и проигрывающие в редких розыгрышах, ловили их с жадностью пираний, отталкивая друг друга и подбирая с земли.
Как водится, фишки были частью статуса, частью самосознания. Особенно для моего психотипа, когда игрушки для самоощущения могут значить больше, чем всё остальное.
Мама эту манию не поощряла и фишки покупала очень редко. Несколько штук по незнанию мы добыли через бабушку. Но этого катастрофически не хватало. Особенно, когда проигрываешь в школе! А ведь просто так не возвращают, несмотря даже на слёзы!
В итоге эта мания привела к тому, что я потерял потенциального друга. Плюс, впервые познакомился с совсем непедагогическим поведением учителей. Но по порядку.
Напомню, что у меня фишек было мало, а покупать новые мама не соглашалась. А мне очень хотелось, ведь у всех, особенно у «крутых», их было много, а у меня нет. Непорядок.
На фоне этого один мой одноклассник предложил купить у него баночку этих фишек. Были тогда специальные небольшие тубусы, в которые можно было положить несколько десятков фишек и удобно носить с собой. Именно такой серый тубус он предложил за 5 латов[1 - 1 лат (100 сантимов) – 1,42 евро по зафиксированному в 2014 году курсу, после перехода Латвии на евро. Разумеется, в курс мог меняться и во времена этой истории евро не существовал в принципе, только доллары. Но чтобы понимать порядок.]. По тем временам вполне солидные деньги. К примеру, булочка в школьном буфете стоила 0,10 лата (10 сантимов) и на 1 лат вполне можно было неделю перекусывать вкусняшками.
При этом цена была вполне разумная за полную банку – он предлагал мне это дружески, пусть и не забывая о коммерческой жилке.
Наверное, многие подумали, что я собрал волю в кулак и несколько недель экономил, чтобы потом купить вожделенные фишки. Ха-ха, что вы! Стратегическое мышление, изучение альтернативных вариантов и прочие взрослые подходы ученику третьего класса в голову не приходили. И ещё много лет спустя не приходили. Тогда ответ был прост: «я видел, где мама хранит деньги, я втихаря возьму».
Да, я планировал кражу, благо, что без взлома, потому что мама хранила небольшой запас денег в ящике в шкафу. Можно было бы попросить у мамы денег, конечно. Но однажды она уже сказала мне, что не будет покупать «фигню», и я послушался. принял это за факт и единственную реальность. Я в принципе не умел спорить, и это не раз меня сильно било по жизни.
В общем, вечером я пришёл в шкаф, выдвинул полочку и с удивлением обнаружил, что ничего не обнаружил. Денег не оказалось. Грустный я пришёл в школу, сказал, что денег не было на нужном месте. Но отдавать фишки, даже за мою грустную рожу, одноклассник отказался. Я решил пойти дальше.
Следующий вечер, мама на кухне, я выхожу в прихожую, и её сумка стоит чуть за углом. Она её не видит, а я достаю кошелёк и ищу нужную купюру. Как назло в кошельке не оказалось ни одной пятёрки, а только двадцатки. Но фишки нужны позарез, поэтому одна банкнота исчезает у меня в кармане, а на следующий день превращается в банку фишек. Я отдал всю двадцатку, без сдачи. Вроде думали поменять в буфете, но столько в кассе не было, да и сумма вызывала у буфетчицы вопросы. В итоге одноклассник проставил мне булку и напиток, а остальное забрал себе.
А я был счастлив.
Дальше не помню точно, но как-то о нашей сделке прознали учителя. И как-то у меня честного выяснили, что деньги я взял без спроса. Вот этот момент в моей памяти затуманен и точно вспомнить, откуда же они это всё узнали я сказать нем могу. Может быть чувство вины, может тупо «неинтересная часть, промотать», а может быть последовавший шок… Но дальше несколько ярких воспоминаний:
– кружок наших учителей, которые стоят и шушукаются, неодобрительно поглядывая на меня. Сплетничают, мол, вот украл у мамы деньги
– моя мама, с перекошенным лицом заводит меня домой и сообщает кому-то из домашних «у нас в семье вор»
– мама одноклассника, которая на следующий день возвращает мне десятку. Причём на ней скрепкой прикреплена какая-то бумажка – деньги явно были запланированы на что-то другое
– ссора с одноклассником – я, под давлением совести и взрослого унижения, требую вернуть остаток денег, а он требует тогда вернуть фишки.
В итоге фишки я не отдал и деньги, что понятно, не получил. Ещё долгие годы я спокойно играл с кругляшками, пока при очередной уборке или переезде мы их не выбросили.
С одноклассником мы буквально незадолго до этого начали хорошо общаться, ходить друг к другу в гости (у нас даже была похожая секция в гостиной: у них сначала, а потом у нас, после переезда). Возможно, именно поэтому он дружески предложил мне купить у него фишки.
После этой неудачной сделки мы общаться перестали. В первую очередь разошлись родители, а мы, может быть, и забыли бы о такой фигне, но продолжали держаться на расстоянии.
Самое страшное во всём случившимся – не кража. Такое поведение свойственно детям определённого психотипа, особенно в стрессе, когда этот момент не прорабатывают, не проговаривают. Самое страшное для меня, что достаточно долго оставалось в болезненной памяти – это реакция взрослых.
Да, я ошибся. Да, совершил косяк. Мама не услышала, я не смог донести – не научили. До сих пор мучаюсь этим, даже свою книгу или консультации бывает сложно предложить, не то что попросить о помощи и поддержке. Лучше, чем тогда, но всё равно труд над собой.
Но, пожалуй, самое странное, удивительное и испепеляющее – это тот самый кружок из учителей, которые стоят, шушукаются, с придыханием и оханьем рассказывают друг другу о том, как маленький ребёнок, их подопечный, оступился. Как я расстрою маму, какая хорошая семья, а тут такое! И я сижу в сторонке, не могу уйти, смотрю на них прямо и… всё вижу.
До сих ненавижу сплетни, двуликую мораль, вот это издевательство над слабым. Гнев накрывает, хочется оторвать кому-то голову. Я не идеален сам, могу зло пошутить, обидеть, но постараюсь извиниться. А когда это делают «превосходящие силы», да ещё и пользующиеся авторитетом у ребёнка – а у меня почти все учителя были в авторитете, даже в вузе, – то что-то внутри ломается. А потом эти люди об этом забывают и идут дальше, не зная, что следы остались надолго.
Единственное, что можно сказать в плюс – после этого стыда, я лишь дважды в жизни что-то брал без оплаты: один раз конфету в магазине, а в другой – наклейку в магазине сувениров. После этого перестал окончательно: конфету я хотя бы смог съесть, а наклейка немым укором лежала в блокноте, потому что я не мог её наклеить у всех на виду…
Но ладно, поныли, и хватит. Мода на фишки спустя время прошла, хоть мы и продолжали иногда собирать новые: от Чупа-Чупса, в чипсах, по любимым покемонам. Уже без загона и фанатизма, но кучка фишек (теперь не только круглой формы) лежала в шкафу в той самой серой коробочке, периодически напоминая о моей ошибке и об ошибках окружающих.
Интересное время было :)
Как рынок до улицы довёл
Однажды я жил на улице. Эта «жизнь» длилась минут пять, а причиной ей стал рынок. Точнее, покупка на рынке.
Но начнём с начала.
Девяностые – это время рынков. Время, когда всё или почти всё покупалось на них: открытых, крытых, случайных или намеренно построенных.
Были овощные, которые живы в той или иной форме до сих пор. Были вещевые, где покупали одежду, обувь, посуду и игрушки – они поумирали в большей части, превратившись в магазины или заняв небольшой уголок на крытых продуктовых.
Как и все, мы вначале закупались на рынках. Про подарок маме я рассказывал – там прилавки сделали в коридорах Ледового холла. Что-то мы покупали на Центральном рынке – у нас он в бывших ангарах для дирижаблей и вокруг него, – но редко.
Чаще всего мы бывали на рынке в Иманте (спальный район Риги). Помню покупку спортивных штанов: померить можно было стоя на картонке, лежащей прямо на земле или асфальте. В том числе зимой, когда картонка могла намокнуть от бокового ветра со снегом. Ряды штанов, свитеров и маек висели прямо на улице, даже если сам прилавок можно было назвать стационарным – с крышей и стенами.
Тут же выбирались куртки – дутики, джинсовые, тканевые.
Но понятно, что ребёнку поход за одеждой был в испытание, и интерес представляли полки с игрушками. Этим пользовались даже продавцы одежды, выставляя впереди какой-либо яркий предмет, а сзади вывесив стандартные рыночные штаны.
Ассортимент игрушек на рынках чаще походил на то, что сегодня можно видеть у уличных торговцев в местах скопления туристов: ползающие фигурки солдатиков, светящиеся палочки и пропеллеры, игрушечные автоматы самого паршивого качества старого Китая, воняющие резиной мячики и кубики из дешёвого пластика.
Чуть позже здесь можно было купить и фишки, про которые я уже говорил.
Однако, как вы уже поняли, уговорить маму на покупку того, что надо мне, было непросто. Да и понятно: тратить с трудом заработанные деньги на стрёмные игрушки, когда нужна одежда потеплее, неразумно. Как отец теперь очень хорошо понимаю своих родителей.
Раз в год у нас открывался шанс получить чуть больше. Это были поездки к бабушке в Даугавпилс.
У нас было две бабушки: одна в деревне, а другая в городе. Та, которая жила в городе – сильная, уверенная в себе женщина, начальник. И у неё была традиция ходить на местный рынок за всем, кроме булочек – их мы покупали в магазинчике за углом.
Уже тогда Д-пилский [2 - Д-пилс – привычное в Латвии сокращение Даугавпилса]рынок для меня выделялся: он был крытым, с ровными рядами прилавков. Бабушка водила нас в разные закоулки, где можно было найти действительно интересные товары: мягкие тёплые тапочки; бумажные резные салфетки, которые она клала под разную выпечку (бабушкина шарлотка – это что-то!); красивые джинсы; конструктор COBI, который тогда был просто дешёвым клоном дорогущего LEGO (кто ж знал, что он станет вполне мощным игроком); овощной, мясной отделы, где бабушка всегда тщательно выбирала качественное мясо (до сих пор вопрос качества продуктов в приоритете); ларьки со всякими консервами и пачками сока.
Была во всей этой радости лишь одна малюсенькая проблема и касалась она не рынка, а коммуникации. Например, однажды бабушка сказала, что мы идём на рынок и после купим мультик! Ажиотаж и ожидание похода выросли как на дрожжах в очередной выпечке. Процесс выбора продуктов проходил так долго, что хотелось как можно быстрее вытолкать бабушку на свет и упросить купить мультик.
И вот, мы прошли по рядам, зашли в последний, купили большую пачку сока и… двинулись на выход!
Бабушка, что за?!
Когда я начал ныть, а когда мы купим мультик, мне показали пачку сока. Оказалось, бабушка имела в виду мультивитаминный сок. Вы представляете моё разочарование?
Завышенные ожидания – они и у взрослых разочаровывают.
Однако закончить историю про рынки хочу тем, как поход за покупками привёл к моей жизни на улице.
В тот раз мы уговорили бабушку купить нам ништяков. Себе я выторговал книгу про черепашек ниндзя. Помимо того, что история была про них, так ещё примешалось то, что сеттинг (антураж) был египетским, с мумиями и пирамидами («Черепашки ниндзя и Тайна Древнего Египта» издательства Минск).
Внутри было несколько цветных картинок, что меня и подкупило – тогда читать я совсем не любил. Только комиксы и короткие заметки в энциклопедиях.
В итоге, по дороге домой я вырвался вперёд, сильно обогнав бабушку и брата, зашёл во двор многоквартирных домов, где мы много гуляли с соседями, и встретил знакомых. Здесь я начал хвастаться купленной книгой перед соседскими детьми.
Момент триумфа прервала яростная бабушка, которая потеряла меня. Я ушёл слишком далеко, потерялся из виду и оказался совсем не там, где ожидалось. Меня утащили домой и выговорили.
А я в ответ что-то сказанул или попросил. Скорее всего, какую-то вкусняшку или очередную игрушку.
На что мне было высказано, что я думаю только себе, о своих игрушках, а как получил – «хвост подмышку и убежал». Я что-то ответил, на что получил «выметайся из моего дома».
Я же исполнительный и послушный. Мне сказали, я сделал.
Пока испуганная и злая бабуля отходила от всплеска эмоций на кухне, я обулся, открыл дверь и вышел.
Здесь я понял, что буду жить на улице, что меня выгнали. Раньше я уже представлял это, засыпая в кровати дома, глядя на закатное солнце, отражающиеся в окнах девятиэтажки напротив. Представлял, что обязательно найду мусорник, в котором стану жить, словно в комнате, как стану собирать еду и как-то чистить зубы. Почему-то чистка зубов мне казалась очень важным элементом жизни на улице и я переживал, как найти чистую щётку.
И вот, я на улице. Один. Я начинаю понимать ужас ситуации, сажусь прямо на крыльце. Рыдаю. Рядом с любопытством на меня смотрит рыжий котёнок. Я, как родственная уличная душа, протягиваю ему руку, чтобы погладить. Но взаимностью он не отвечает и в страхе прячется под крыльцом.
В какой-то момент я слышу, как меня зовут, выглядываю посмотреть – но в окне бабушкиной квартиры никого нет. Возвращаюсь на место рыдать, пытаться примириться с реальностью (на самом деле ни черта не понимая в этом, но что взять с ребёнка?).
Через минуту на порог вылетает бабушка в ужасе от того, что я действительно пропал. Забирает в охапку, ведёт домой. Причитает и одновременно ругает, что напугал.
После в доме стоит звенящая тишина. Обед и вечерний чай перед сном оканчивают день вполне мирно…
Самое обидное, что все страдания и пятиминутная жизнь на улице оказались напрасными: в книге оказалось гораздо больше текста, чем картинок. В итоге именно прочитать её я решил спустя несколько лет. Книжка оказалась удивительно хорошей, не пожалел потраченного времени, некоторые сюжетные ходы помню до сих пор.
Как раз оттуда я узнал про классическую загадку Сфинкса: кто утром ходит на четырёх, днём на двух, а вечером на трёх ногах?
Ответ знаете?
Кризис 1998 года
Говорят, в этот кризис рухнули многие и многое. Россия зацепила доминошками и нашу Латвию.
Только вот я этого не помню. У меня были другие дела.
На этой позитивной ноте тему и закроем.
А полечиться?
Наша детская поликлиника располагалась в здании обычной пятиэтажки (литовский проект). Три подъезда обычных, жилых, а последний отдан полностью под медицину.
Чтобы найти врача, нужно подняться на нужный этаж, зайти в «квартиру» и пройти до конца. Врачи сидят в дальних от входа комнатах, гостиная превращена в зал ожидания. Коридор-кухня обычно закрыты. На первом этаже лаборатория для анализов и гардероб, на втором – регистратура.
Наша семейная доктор сидела на четвёртом этаже, в кабинете справа. Спустя несколько лет она уехала в Россию ухаживать за больной мамой.
Другая доктор пробыла с нами до самой пенсии и ушла на неё относительно недавно, предварительно перебравшись из пятиэтажки в новый построенный городом корпус. В нём совмещается поликлиника и социальное жильё. Но это уже вторая половина 2010-х.
Как ни странно, в целом кабинет семейного за тридцать лет мало изменился: полка с пухлыми бумажными историями болезни, которые стоят по годам рождения и в них постоянно вклеивают листы с новой информацией о пациенте; заваленный бумагами стол врача и медсестрички; кушетка, холодящая спину, если тебя кладут для детального осмотра, чаще всего живота; весы в углу – сегодня они электронные, а раньше – металлические, с грузиками на металлической линейке; куцый цветок на окне или столе; два стула: на один сажают пациента, а на второй – родителя. Или сажают второго пациента, которого осматривает медсестра, пока врач занят первым.
Самое необычное лечение, которое мне назначали было связано то ли с сердцем, то ли с лёгкими. Брали небольшую, размером с кулак взрослого штуковину, похожую на электродвигатель. Привязывали ремешками на груди, подключали провода, сажали на один из стоящих вдоль стены стульчиков, местный «приборный» кабинет. Потом сидишь минут пятнадцать, скучаешь. Двигаться и играть нельзя, а толку от назначенного «лечения» не видно, разве что греет грудь слегка. Да и какой смысл в этом, если надето прямо на свитер?
Банками нас особо не лечили – один или два раза в запущенном случае. Их у кого-то одалживали, ставили, поджигая спичку, в итоге на спине оставались отпечатки. Кашель от них никуда не уходил.
Поэтому чуть чаще ставили горчичники. Здесь, как повезёт: иногда был «хороший» и штуковина просто грела грудь или спину; а иногда попадался «правильный», который жёг так, что хотелось выпрыгнуть со второго этажа кровати и убежать подальше.
Ещё одно «приятное» лечение – молоко с маслом, мёдом и содой. Для горлышка. Тогда от этого «смузи» выворачивало похлеще, чем от ротавируса, а сейчас вполне годный напиток. Если масло не добавлять.
В детстве болели часто, сидели дома много, впрочем, современные родители сейчас примерно в той же ситуации. После ковидной изоляции общий иммунитет только снизился, отвыкнув от взаимодействия с разными вирусами.
В наше детство стали популярны различные поливитамины (мультиватамины) – крупные круглые таблеточки с полным набором полезностей внутри. Некоторые фирмы продаются до сих пор. Тогда же давали аскорбинку в виде жёлтых шариков, почти конфетки. И растворимый Аспирин, который выглядел, как настоящий лимонад. Я даже просил его именно, как лимонад, не понимая, что это лекарство. Пластиковая баночка стояла у нас на кухне на самом верху, на открытой полке, и манила взгляд. Повезло, что залезть туда у меня не было никакой возможности.
А ещё в продаже был гематоген. Тогда это было скорее лекарство, пусть и вкусное. И стоило адекватных денег. А сейчас – железа в составе с гулькин нос, а цена, как у двух сникерсов.
А вообще, болеть не выгодно, как раньше, так и сейчас. Так что берегите себя и близких.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=68618701) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
1 лат (100 сантимов) – 1,42 евро по зафиксированному в 2014 году курсу, после перехода Латвии на евро. Разумеется, в курс мог меняться и во времена этой истории евро не существовал в принципе, только доллары. Но чтобы понимать порядок.
2
Д-пилс – привычное в Латвии сокращение Даугавпилса