Деревенская рапсодия
Галина Одинцова
Роман "Деревенская рапсодия" о судьбе русской женщины, взвалившей на свои плечи воспитание детей. Главная героиня Пелагея осталась одна с тремя внуками за которыми ведётся охота. Дочь и племянница внезапно исчезли. И никто не может сказать живы ли они. Чтобы спасти детей, Пелагее приходится пережить тяжёлые дни ради спасения детей. Но она не одна. Вся деревня сплотилась, чтобы уберечь сирот. Найдутся ли их родители? Будет ли известно, куда они исчезли? Сколько лет пройдёт, чтобы Пелагея, наконец-то, обрела покой.История с элементами детектива рассказывает о перипетиях и страхах , которые ей пришлось пережить, через какие испытания пройти, спасая детей от бандитов и самозванцев. Сможет ли она сохранить силу воли, детей и найдёт ли тех, кто исчез из её жизни по неизвестным причинам? Роман о предательстве, смерти, о дружбе, преданности и любви.
Галина Одинцова
Деревенская рапсодия
Она не видела, как открылась дверь, как вошли два амбала, не чувствовала как схватили её за руки и ноги, вынесли из загородного дома, закинули в багажник. И увезли в неизвестном направлении. Короткие вспышки сознания тут же исчезали от адской боли во всём теле.
Очнулась от холода. Темно. Вдалеке слышался смех. Залаяла собака. Ей отозвалась другая. И снова потеря сознания. Надолго? Она не знает.
Запах земли… Родной запах. Из детства. И она дышит им, дышит, дышит…
Глава 1.
Где ты, дочка моя непутёвая?
Маленькая Люська сидела под берёзой в глубоком алюминиевом тазу и смотрела, как бабушка косит траву. Вжик-вжик… Коса срезает высокий осот, шикарные листья подорожника, одуванчиков и ещё многие неизвестные бабушке названия красивых сорняков. Удобная коса режет густые заросли под смородиной, крыжовником, вишней. Пелагея успевает только косой взмахивать. И запах! Какой же запах от свежесрезанной травы. Вот только тучи мошек, спрятавшиеся в ней, мешают наслаждаться этим удивительным процессом. Не дают дышать полной грудью, лезут, окаянные, то в нос, то в рот. Но Пелагея как будто и не замечает их. Торопится. Вжик-вжик…
И далёкое детство перед глазами Пелагеи: дед, папа, дядьки, выстроившись друг за другом, косят высокую траву: вжих, вжих, вжих… Синхронно, словно музыканты большого оркестра, не сбиваясь с ритма, не нарушая сложной мелодии. А босоногая ребятня носится по колючему лугу, поджимая пальцы стопы, как будто это поможет уменьшить боль или щекотку.
Пелагея остановилась, поправила платок, вытерла рукавом скупую слезу, посмотрела на внучку – та сидела в тазу и о чём-то беседовала с картонной куклой на своём детском языке, продолжила работу. Надо успеть, пока солнце не вышло из-за леса. Жара.
И вновь воспоминания из детства нахлынули: вспомнила, как бежали в прозрачный сосняк. Сосны до неба, сквозь высокие кроны пробивается небо золотыми нитями до самой земли, если смотреть вверх, то они слепят глаза так, что жмуришься и смешно, смешно! Под ногами пружинистая подушка из теплого мха и иголок, и бежишь наперегонки к солнечной опушке.
А на опушке – земляники! Видимо-невидимо. И дети утопали в ароматных зарослях. Наслаждались сладкой ягодой до отвала. А к вечеру – уставшие, грязные валились с ног. Но бабушка Пелагеи наливает в таз ледяной колодезной воды и заставляет мыть ноги. О! как же не хочется! Вода обжигает измученные стопы. Ещё больше хочется есть и спать… Парное молоко с куском ароматного хлеба проглочено махом и, падая на цветастое одеяло, постеленное на полу в прохладном деревянном доме, засыпаешь, не успев коснуться подушки, набитой сухой ароматной травой…
Где ты, далёкое, далёкое детство! Пелагея горько вздохнула, собрала траву в мешок, закинула на спину, подхватила из тазика полусонную Люську и, переваливаясь, словно старая гусыня, с ноги на ногу, побрела из своего огромного огорода к сараям во дворе.
Разложили с проснувшейся внучкой траву кроликам. Люська тыкала пучком травы в клетку и смеялась заливисто, громко, пыталась просунуть ручонку между прутьев в клетку, дотронуться до мордочки кролика, но, не достигнув цели, одёргивала её, ещё больше заливаясь колокольчиком и, закидывая головку вверх, смотрела на бабулю Полю. Пелагея, машинально погладив внучку по головке, раздала остальную траву, заглянула в курятник, собрала яйца в корзину, оставленную по пути в огород, подхватила на руки внучку Люську и поплыла к дому, постанывая от боли в спине и ногах.
– Эх, Нинка, Нинка, где ж ты, дочка моя непутёвая? Неужели не хочешь увидеть девочку свою, кровиночку ненаглядную? Куда ж тебя унесло, деточка моя дорогая?
Пелагея ещё крепче прижала к себе внучку, поднялась по ступенькам и вошла в дом. А начиналось всё очень просто. У молодой влюблённой пары родилась девочка. И с этого дня пары не стало. Вполне себе привычная ситуация: рождается ребёнок, отец, даже не взглянув на плод своей страсти, сматывает удочки и удаляется в неизвестном направлении. Видите ли, он ждал сына, а родилась дочка! Оправдавшись таким образом перед встречными знакомыми, новоиспечённый папаша был таков. Не оставил ребёнку ни фамилии, ни отчества!
И вот она, новорожденная, в деревне у бабушки, Пелагеи Афанасьевны Курочкиной, куда молодая мамаша тут же сбагрила своё грудное дитя. Тётка Пелагея поохала, поахала, а куда ж деться? Человек. Девочка с малым весом, недоношенная, лежала перед ней на лавке, хаотично шевеля рученьками и ноженьками, вытягивая губки в трубочку, ища грудь непутёвой мамаши. А молодая мамаша, напившись колодезной ледяной воды, чмокнув мокрыми губами изумлённую мать, умчалась снова в город. Чтобы навсегда забыть это своё приключение, закончившееся дочкой. Как будто поставила точку. И исчезла.Исчезла непутёвая дочь Пелагеи Курочкиной, как будто и не было её никогда.
– Нинка, Нинка! Одумайся, ты же мать! – кричала ей вслед бедная женщина, но не докричалась. Машина сорвалась с места, да исчезла в мгновение ока.
Глава 2.
А Диане хотелось любить…
А вот Диане хотелось любить. Уже тридцать два, а любви всё нет. Любви волнительной, загадочной, неожиданной, поглотившей и, чтобы она, потеряв голову, помчалась за ним, помчалась за ним, помчалась… хоть на край света. Но… Край света не светил. Да и никто никуда не звал. Где же взять его, зовущего, если и парней совсем нет в поселке, а если кто ещё и остался холостым, так это разведённые, да пьющие. Да! И разведённые пьющие. Просто так жена не отпустит мужика. Ни за что. У другой уведёт, а своего не отдаст. В Москву Динка отправилась по совету матери, чтобы начать новую жизнь.
Та, уходя в мир иной, напутствовала дочку, чтобы она не оставалась в деревне и не губила свою молодость. Диана закрыла на замок дом, отдала ключ тётке Пелагее, чтобы присматривала за домом и укатила в Москву разгонять тоску.
Скопила приличную сумму денег, купила на китайском рынке курточку покороче, джинсы потуже, да футболок поярче и рванула к подруге, которая уже три года работала фасовщицей в супермаркете и снимала комнату с двумя девушками из своей же деревни. Подружка встретила Динку не очень приветливо, но одеяло на пол кинула, а подушку забрала с железной, пружинистой, кровати односельчанки, которая загуляла с грузчиком из магазина и не приходила ночевать. Вроде бы и свадьба уже намечалась. Мечта! Несбыточная мечта.
С утра Диана начала искать работу. Но везде ей отвечали одно и то же.
– На сегодняшний день вакансий нет. Приходите завтра.
Дина расстраивалась, плакала, но шла, с надеждой в душе, искать другую работу. В другой супермаркет, на рынок, да хоть куда! Не в поселок же возвращаться.
Диана в детстве была в Москве. С родителями. Поэтому её не пугала суета и неразбериха на улицах Москвы. Она шла в толпе прохожих, вспоминая незабываемые минуты из прошлого, когда мама и папа держали её за руки с двух сторон, а она, смеясь и визжа, поднимала ноги, чтобы лететь над землей. В эти минуты счастье переполняло её!
Книжный магазин был полон посетителей. Но в нем стояла царственная тишина. Диана бродила по магазину, листала книги со стихами любимых поэтов, читала их, шептала то, что знала наизусть. Отец был лириком и часто Диану увлекал поэзией на ночь. Она забыла о времени и о своей безработице. Вспоминала родителей, которые так много дали ей духовно. Но ничего материального, кроме дома в деревне.
На выходе из магазина наткнулась на объявление: «Только сегодня требуется мастер по уборке территории магазина. Остался один час. Через час магазин закрывается! И вакансия может исчезнуть!» Диана встрепенулась, подошла к кассиру и уточнила, что означает это объявление. А утром вышла на работу, понимая, что труд адский, зарплата мизерная, проживание висит на волоске.
– Поднимите ноги, пожалуйста. Нет, нет, сидите, читайте, читайте, извините, не уходите… Просто ноги поднимите…
– Поднимите ноги, пожалуйста. Да. Да, я тоже люблю поэзию. Встречаться? Нет-нет. У вас же жена… кольцо на пальце, нет, что вы, нет.
– Развод? Ну, хорошо… Я поеду с вами. Просто для того, чтобы успокоить вас… хорошо, хорошо. Я отпрошусь у директора…
У Дианы выросли крылья— неужели её мечта сбывается? И мамино обручальное колечко переедет с левой руки на правую? Не сглазить бы!
Море штормило, но влюблённые не замечали этого. Как же он был нежен и ласков! Ужин в дорогом ресторане танцы: вальс, танго, снова вальс и снова танго… Два дня любви и блаженства. Диана летала. Она была слепа. Но её уши слышали сладкие речи, обещания и планы на будущее, они выстраивались в нескончаемый ряд. Никакой жизни не хватит им исполниться. Но она верила, растворяясь в этих речах и обещаниях.
Диана никогда не видела моря. Ей не хватало дыхания, чтобы выразить свой восторг словами. Она была счастлива и думала, что это счастье будет длиться бесконечно. И после долгой бессонной ночи любви Диана проснулась поздно. Потянулась, оглянулась. Яркий солнечный свет слепил. Пришлось встать.
– Дмитрий! Дима! Ты где?
Тишина. Диана ещё немного понежилась в постели.
– Надо пойти в ресторан, наверное, любимый заказывает завтрак.
Приняла душ, надела белоснежный халат. Засунула руки в карманы. Уютная красотища! Тапочки – райское наслаждение. Вышла на балкон. Внизу плещется море. Серебряные блики переливаются, манят, завораживают, глаз не отовать!
Потрясающий воздух! Красота…. Но надо спешить на завтрак! Любимый ждёт. Сунула в карман халатика ключ, а в нём открытка. Красивая, необычная, яркая. Прочла, ещё раз прочла, ещё…
Жених ранним утром сбежал, забрав у невесты всё. Всё, что можно было забрать. Деньги, золото. Оставил долг за проживание и ресторан. Пришлось звонить подругам, чтобы привезли деньги. Подружки повозмущались, но свою односельчанку в беде не бросили.
Через два месяца Диана уже была уверена, что ждёт ребёнка. Визит к доктору не принёс облечения, резус отрицательный, надо только рожать. Или остаться в будущем без ребёнка. Врач так убедительно рассказывала разные случаи из своей врачебной практики, что Диана уже готова была хоть сейчас бежать в роддом. Дома она наплакалась в подружку-подушку, приняла душ и легла спать. Утро вечера мудренее, решила она. А, засыпая, решила смириться со своим положением. Будь, что будет!
Она уже работала продавцом в книжном магазине, снимала комнату и думала о своём ребёнке. Но никак её не хотелось думать об отце своего ребёнка. Да и думать было, собственно, не о ком. Она даже лица его не запомнила.
Подружка звонила, спрашивала, почему в гости не приезжает, но Диана оправдывалась, что работает без выходных. А ехать на другой конец Москвы совсем нет времени. Обещала, что когда возьмёт отпуск, сразу же приедет повидаться.
Шло время. Администрация магазина косо посматривала на свою работницу, которая ещё и года не проработала, а уже начала подозрительно быстро полнеть.
– Диана, там директор интересовался, уж не беременна ли ты.
– А разве это запрещено?
– Да нет, но уж больно ты шустрая! Не успела устроиться на работу, а уже метишь на декретные. Вот шустрая!
Диана понимала, что в любой момент её могут уволить, но это никак не входило в её планы. Возвращаться в свою деревню в таком положении совсем не хотелось. Работала в две смены, соглашалась на все подработки, с покупателями была вежлива и с коллегами не ссорилась и не болтала по пустякам.
Время шло. Скрыть свою беременность уже было невозможно. Директор магазина тоже махнул рукой на добросовестную продавщицу, и в декабре Диана ушла в декрет.
Соседи по комнате, очнувшись от своих загулов и пьянства, поняли, что за стенкой скоро появится малыш, возмутились и настояли, чтобы хозяйка избавилась от такой квартирантки.
– Когда я вам сдавала комнату, Диана, мы не договаривались, что я сдаю комнату женщине с ребёнком. Поэтому прошу вас по- доброму, съезжайте! Через две недели чтобы вас здесь не было. Не обсуждается!
Диана попыталась найти другое жильё, но хозяева, видя, что женщина в положении, ей тут же отказывали. И Диане пришлось вернуться в родной дом в деревне.
Приехала рано утром на такси. Нашла ключ под крыльцом в тайничке, зашла в дом. Со стен на неё с удивлением смотрели родители. Она подошла, поправила портреты.
– Простите меня, мама и папа. Ну не смогла я устроить своего счастья в городе. Не способной оказалась, доверчивой. Вот и пожинаю плоды своей глупости.
Диана наплакалась вдоволь, собрала подарки, которые приобрела в Москуе и двинулась к своей тётке Пелагее, сестре матери. Как без неё? Не бросит же, всегда поможет в трудную минуту.
Пелагея стала болеть, несмотря на свои неполные пятьдесят лет. Дочка так и не появилась, где она, что с ней, никто не знал. Пелагея куда только не писала, но отовсюду приходил отрицательный ответ. Эти новости усугубляли здоровье женщины. Она смотрела на свою внучку, и сердце её обливалось кровью: с кем она останется, когда её не будет? Люсенька росла, радуя бабушку. Видимо, отец у девочки был красавцем, девочка совсем не была похожа на свою мать и взяла черты лица неизвестного Пелагее мужчины.
Пелагея гладила девочку по голове и плакала. Как быть? Что делать?
В дверь постучали. Пелагея замерла: неужели дочка? Поспешила открыть дверь. На пороге стояла Диана, дочка её покойной сестры!
– Динка! Откуда?
– Из Москвы, тёть Поля. Вот, приехала вчера.
– Ох, маленького ждёшь? Замуж вышла?
– Нет, тёть Поля. Нет у меня мужа. Случайная связь, как говорится. Люська! Выросла-то как! Сколько ей?
– Да третий год уже. А Нинка так и пропала! Ни слуху, ни духу!
– Тётя Поля! Ну не плачь! Приедет, мало ли что! Тётечка Полечка, ложитесь, полежите, я за Люськой присмотрю.
– Спасибо тебе, Диночка. Спасибо, дорогая!
Люська с интересом смотрела на незнакомую женщину и, вдруг, чётко и ясно произнесла:
– Мама… Мама?
Диана ждала малыша и не представляла, как же она будет к нему относиться. Ведь его отец – человек, который обманул её, обокрал и бросил без копейки денег. Диана с содроганием вспоминала дни, проведённые с ним. Какая же она была дура: съездила в Москву, нарвалась на мошенника, забеременела, и осталась при своих интересах! Глупее женщин она ещё не видела! Однако эти два дня, проведённые с проходимцем, были самыми счастливыми в её жизни. Она понимала, что такое уже никогда не повторится. Его ласки, поцелую, соблазнительные речи… разве можно такое забыть? Диана понимала, что дитя было зачато в любви. А её любви! И это делало рождение ребёнка желанным. Она вспоминала его романсы, которые Дмитрий пел ей под шум прибоя, его глаза, полные любви и желания. Господи, неужели можно так притворяться? Диана никак не могла понять этого.
В марте у Дианы родился мальчик. Она назвала малыша именем отца – Павел. И никак не могла привыкнуть к роли матери. Между ней и сыном стоял отец ребёнка. Диана, как не пыталась, не могла простить его. Она смотрела на малыша, а перед глазами стоял его отец! Красавец, музыкант, с дивным голосом, уносившим её в небеса. Улыбчивый, стильный, ласковый.
Диана смотрела на малыша и плакала. Ну какой он ей сын, если отец его так поступил с ней? И родила она его только потому, что врач запретил ей делать аборт! Как же полюбить этого мальчика? И зачем она ему ещё и имя своего отца дала ему? Нет, надо завтра же идти сельсовет и переписать его имя. Надо этому ребёнку дать самое ужасное имя! Он не достоин имени её отца! А малыш, насосавшись материнского молока, крепко спал и улыбался во сне…
Диана положила малыша в кроватку, укрыла одеяльцем, села в кресло и заплакала. Снова она думала о своём единственном мужчине. Он обманул её, но первые чувства любви и блаженства были сильнее обиды и ненависти.
«Я не знаю, где тебя найти. Я не знаю, как с тобой связаться. Я слышу твой голос. Я чувствую тебя… Я жду тебя…» Диана тосковала, думала о нём, хотя и ненавидела отца своего ребёнка.
«Все ночи без тебя. Я вновь прикасаюсь к твоему лицу. Я падаю в твои объятия. Я мечтаю о тебе…» Как жить? Как жить дальше? Кому она нужна со своим незаконнорожденным ребёнком? Вся деревня только и знает, сочинять о ней байки. Нагуляла! Бедная тётя Поля, ей вдвойне достаётся – дочка подкинула ребёнка, а теперь вот и она, племянница, учудила!
Диана выключила телевизор, налила в ведро колодезной воды и начала мыть пол. Она его тёрла шваброй с такой силой, что казалось, что с него сползёт вся краска. Пол красил ещё отец, незадолго до своего ухода в мир иной. А мама всё смеялась, что до конца века хватит этой покраски, такая хорошая густая краска, а цвет, словно желток яичный, глаз радует.
Промыв все доски в комнате, в кухне, на веранде, она вышла на крыльцо с ведром. Промыла тряпку, развесила на перилах крыльца и понесла ведро к забору, чтобы вылить воду. Её окликнула соседка Анка. И так она оглянулась резко, не ожидая оклика, что поскользнулась и упала, подвернув ногу.
– Динка, ты что там? Упала, что ли? Вот недотёпа!
Соседка забежала во двор, стала помогать Динке встать. Кое-как справившись с Динкой, Анка повела её к крыльцу, поддерживая под руку.
– Ой, больно, не могу ступить на ногу. Откуда тебя, Анка, черти принесли? Что надо тебе?
– Да просто, смотрю – по двору идёшь, вот и окликнула. Приходи вечером. Из города к брату дружки приедут. Петь будут под гитару, да пиво привезут, они всегда пиво хорошее привозят. Весело будет, приходи! Толик приглашает.
– Куда я дену пацана? Забыла, что ли, Анка, сын у меня.
– Тётке отнеси. Где один, там и два. Ничего с ней, с тёткой не случится.
– Нога болит. Наступить больно. Не, Анка, не пойду. Гуляйте без меня. Нагулялась вон, слышь, уже кричит, зовёт, ненасытный!
– Ну, смотри, забегу ближе к вечеру. Собирайся, если что, всегда у нас весело! И ребята ничего! Толик с ними учится на заочке. Потом поедем по трассе кататься. Ух! Красота!
– Выпившие – по трассе? С ума посходили, что ли?
– Трасса ночью пустая. Это же не Москва твоя, где детей бесплатно делают!
Анка громко засмеялась таким ядовитым смехом, что стайка воробьёв вспорхнула с дерева и улетела прочь.
– Давай, иди уже, ребёнок плачет. Ржёшь, как конь! Противно слушать тебя!
Динка поднялась со ступенек, ойкнула и, хромая, ушла в дом. Анка потянулась, смачно зевнула, и понеслась дальше по деревне, неизвестно по каким делам.
Малыш, выпутавшись из пелёнок, замолк. Хаотично перебирая ножками и ручками, смотрел своими огромными глазами на Динку и улыбался.
– Господи! Вот зачем ты мне? А? Никакой жизни с тобой! А может и пойти к Анке на вечеринку. Сколько можно тут сидеть с тобой? Уже три месяца сижу безвылазно! Людей не вижу.
Пелагея развешивала во дворе бельё, пристёгивая белые простыни деревянными прищепками. Прищепки горой лежали в тазу, и Люська подавала их по одной своей бабушке.
– Помощница моя, девонька моя золотая, как она помогает. Одну, одну, сказала, не надо две. Вот так, молодец! А кто это к нам идёт? Павлик идёт к нам в гости. Что Динка, скучно дома одной, к тётке бежишь, или дело какое?
– Тётенька Полечка! Приюти Пашку на вечерок! Анка зовёт на вечеринку. Парни из города приехали к Тольке. Петь будут. Пиво пить.
– Какое тебе пиво! Грудью кормишь! С ума сошла. Павлик, иди ко мне. Красивенький какой, тяжёленький, хороший пацанчик получился. Радуйся, Динка, счастью такому! Сынок у тебя! Опора будет.
– Какая опора, тётя Поля! Любви хочу, мужика надёжного! Сколько времени потеряно. Для себя не жила.
Диана отвернулась, вытирая слёзы подолом платья.
– Балда ты, Динка. Вот и моя дочка всё за любовью где-то гоняется. Хоть бы о дочке вспомнила. Мать давно не нужна, но дочка же!
– Тёть Поля, как не придёшь к тебе, ты всё об одном и том же! Молодец, Нинка! Живёт где-то и в ус не дует! Не то, что я. Так посидишь с Пашкой? Или пойду кому другому его предложу. Может и насовсем заберут. Зачем он мне?
– Да в кого же вы уродки такие? Сестра, бедная, ушла вовремя, не слышит этого позора от дочери своей! А как кохали её, как возились с ней: всё лучшее – Динке! Книги – Динке, наряды – Динке! Дом ломится от книг, а ума нет!
Пелагея перешла на крик. Люська смотрела на неё, задрав голову, ещё секунда, и она заплачет.
– Ну и сиди тут со своей Люськой, жди свою Нинку непутёвую! Тётка, называется!
Диана ринулась к воротам, забыв, что у неё болит нога.
– Молока нацеди! Чем кормить буду дитя? Да дай сейчас ему насосаться, пусть спит. Некогда мне с двумя нянькаться. Огород вон неприбранный. Трава прёт! Помогать некому!
– Помогу, тётечка Полечка! Помогу. Отвлекусь немного. А может там и мужик найдётся нормальный? Городские бывают же нормальные?
– Не знаю, сейчас никаких не вижу нормальных. Гулять бы, да пить пиво! Распустилась молодёжь. Работать не хотят, по телевизору непотребщина сплошная, включать неохота!
Пелагея подхватила Люську, пустой таз и пошла в дом, ни разу не оглянувшись на Диану. Диана, снова хромая на подвёрнутую днём ногу, поплелась следом. Пашке что-то не понравилось и он начал плакать. Плакал каким-то особенным плачем: протяжным, тоскливым и жалобным. Словно кутёнок, потерявший свою мать.
Динка прижала его к своей груди:
– Ну, что скулишь, есть просишь? Пойдём в дом, покормлю…
Глава 3.
Нина в ловушке
Нина не могла понять, где она и что с ней. Было темно и душно. Болела голова, ныла поясница, лицо, ныли скулы, как будто падала лицом вниз. Что с ней?
«Мама, мамочка, где ты? Почему я не послушала тебя? Почему ты не остановила меня? Доченьки… мои доченьки! Простите меня… Простите!»
За стеной кто-то стонал. Протяжно и громко. Затем послышались мужские голоса и грохот. Стон прекратился, но за дверью послышались шаги. Щёлкнул замок, и яркий свет ослепил Нину. Двое мужчин занесли женщину, бросили на матрац в углу комнаты, не говоря ни слова, отряхнули руки, вышли, закрыли дверь на ключ. Нина подползла к женщине, взяла её руку, нащупала пульс. Женщина была жива, но без сознания.
Нина села рядом, опёрлась на холодную шершавую стену, прикрыла глаза и попыталась вспомнить, что же произошло вчера. Как она попала сюда? И кто эта девушка? В темноте лица не разглядеть. Её волосы и одежда были мокрыми, видимо приводили девчонку в чувства, поливая водой.
Нина была в ловушке, и не могла понять, какое сейчас время суток, сколько времени она провела в этой комнате. Хотелось пить. Она подползла к двери, стала стучать. Сил было мало, руки болели. Но её услышали. Щёлкнул дверной замок. Дверь приоткрылась, и яркий свет проник в щель.
– Что надо?
– Пить.
Дверь захлопнулась, через несколько минут дверь снова приоткрылась и чья-то рука закинула бутылку воды. Бутылка покатилась внутрь комнаты, и её не стало видно. Нина, шаря руками по полу, искала спасительную жидкость. А когда нашла, то долго мучилась, пока открыла её. Руки не слушались, зубы болели, было впечатление, что они вывалятся вместе с пробкой изо рта.
Нина напилась, подползла к незнакомке и влила ей в рот несколько капель воды. Но соседка по камере даже не шелохнулась. Нина схватила её за руку, но пульс нащупать уже не смогла. Её охватил страх!
– Помогите! Помогите! Эй, кто там!
– Что надо?
– Она умерла! Умерла!
Дверь захлопнулась. И Нина потеряла сознание. Она уже не видела, как открылась дверь, как вошли два амбала, схватили её за руки и за ноги, вынесли из загородного дома, закинули в багажник и увезли в неизвестном направлении. Короткие вспышки сознания тут же исчезали от адской боли во всём теле. Очнулась она от холода. И снова потеряла сознание.
Глава 4.
Пелагея ждёт Диану…
Пелагея всю ночь ждала Диану, но та так и не явилась. Павлик проголодался, капризничал, кормить его было нечем. Сцеженное молоко кончилось ещё ночью. Люсенька спала. А Павлик никак не засыпал. Пелагея достала из шкафа простынь, порвала её на куски, сделала пелёнки. Обмыла парня чистой водой, запеленала в чистое, дала напиться воды.
Стрелка часов неумолимо двигалась вперёд, а Дианы всё не было. Идти к Анке, так это на другом конце села, куда с детьми? Павлик успокоился, напившись воды, уснул. Но Пелагея понимала, что это ненадолго. Её не отпускала тревога. Она вышла на крыльцо. И не понимала, что делать дальше! Подошла к воротам. Улица была пуста. Её охватил страх!
Она вернулась в дом. Дети спали. Пелагея достала литровую банку из шкафа и, забыв, что у неё болят ноги, помчалась к бабке Вере. Она единственная на её улице держала корову.
Вера уже подоила свою Зорьку и цедила тёплое молоко из ведра в банку.
– Вера, выручай, только не тяни время, налей молока! Дитя накормить надо.
Вера налила молока, насыпала в чашку творога:
– Что это ты, Пелагея, как с цепи сорвалась. Запыхалась. Гнал кто?
– Да Люська спит, боюсь проснётся, испугается.
– Ну да, ну да! А малой, ведь тоже у тебя? Лидка с утра сплетничала, что у Анки компания большая была. И Динку твою видели там. Шумели уж больно! Песни орали.
– Да, Павлик тоже у меня, Динки нет ещё, переживаю.
– Придёт! Куда тут деться. Беги уже!
– Вера, спасибо тебе! Если что узнаешь, прибеги, расскажи, ради бога!
– Прибегу, до магазина сейчас пойду, бабы обязательно что-нибудь расскажут.
Пелагея уже и не слушала соседку, бежала к воротам. Дети ещё спали. Пелагея вскипятила молоко, развела его кипячёной водой, налила в бутылочку, сварила манную кашу, кастрюльку завернула в полотенце, села напротив детей и стала ждать. В голове крутились разные мысли. Чего только не думалось ей. Какие картины только не рисовались в её воображении. И ни одной позитивной.
Первым проснулся Павлик. Он смотрел в потолок и терпеливо ждал, причмокивая, свою маму. Пелагея взяла малыша на руки, прижала к себе.
– Где ж мамка твоя, малыш? Куда она подевалась, горемычная. Не попала бы в беду, лихих людей хватает, не обидели бы…
Глава 5.
Прынц пугает Ираклия
Ираклий любил ранним утром прогуляться со своей собакой Принцем по парку. И каждый день у них происходил один и тот же разговор. Конечно, говорил только старик, но шпиц, в котором души не чаял хозяин, прекрасно понимал, о чём шла речь. Он то и дело поднимал свою хитрую мордочку вверх, как бы выражая своё согласие с хозяином.
–Прынц, не скачите как жэрэбэц, ходите рядом! Угомоните свои таланты, кабель. Пугаете прохожих. Не портите мне своё воспитание!
Конечно, Принц соглашался с хозяином, но в ту же минуту забывал эти наставления. Его больше интересовали кустики, цветочки и разные предметы, брошенные посетителями парка. Он носился кругами, принюхивался, поднимал заднюю лапу и помечал весь свой замысловатый собачий путь. Ираклий привычно ворчал, размахивал поводком, но особо действий Принца не ограничивал.
И в этот день как всегда старик приобрёл в киоске парка утреннюю газету, прошёл от ворот до центра аллеи и сел на лавочку. Принц тут же заскочил туда же и прилёг рядом, опустив передние лапы вниз. Было такое впечатление, что он готов в любую секунду сорваться с места и мчаться вперёд.
Старик углубился в чтение новостей и не сразу заметил, что Принца нет рядом.
– Прынц, Прынц! Ко мне! Шо за фортеля вы мне выкинули! Прынц!
Но Принц не откликался и на призывы хозяина не реагировал. Его просто нигде не было видно.
– Мужчина, вы собаку не видели? Только шо была тут. А вы не видели? Прынц! Прынц!
Старик носился по аллее, не убегая далеко от скамейки, на своих полусогнутых старческих ногах, хватаясь за грудь в районе сердца.
Вдруг где-то из-за лавки, в глубине сквера, послышался знакомый лай.
– Прынц! Ко мне! Ко мне!
Но шпиц не появился на призыв хозяина.
Старик, путаясь в траве и еле перебирая ногами, поспешил на лай своего любимца. Принц выскочил навстречу хозяину и тут же ринулся назад, к кустам. Старик, не раздумывая, побежал за собакой. Если можно его размахивания руками и трусцой назвать бегом.
– Прынц! Фу! Фу, Прынц, ко мне!
То, что он увидел за кустом, лишило его дара речи и разума. Голая женщина лежала вниз лицом, а Принц лизал и лизал её лицо, ухо, которое облепили мухи. И вдруг старик услышал, что женщина стонет! Он схватил собаку за поводок и, что есть старческой мочи, поспешил к аллее парка.
Аллея была пуста. Он повернул к киоску с прессой.
– Там… Там… Держите меня за руки, иначе я упаду в обморок!
– Ираклий! Что с вами? Что так вас взволновало!
– Там в кустах, за лавкой, лежит женщина!
– Тю… так то часто тут женщины лежат. И мужчины тоже. Алкашня разная с вечера по кустам разбредётся…
– Не, не, Изольда Карловна! Это другая, не из тех, сразу видно! Эта битая, вся в синяках и кровь там! Зовите милицию, Изольда Карловна, я не добегу до поста!
– Сидите тут, Ираклий. Сторожите прессу. Особенно сигареты. Подростки воруют. Я побежала.
Сверкая пятками из-под длинной юбки, Изольда Карловна пустилась к посту милиции, который стоял на входе в парк. Буквально через пять минут она бежала назад, опережая грузного милиционера, и показывая пальцем на Ираклия. Старик Ираклий разволновался и встал со стула, на котором восседал в роли охранника прессы. Принц рвался с поводка, так громко лаял, что невозможно было разобрать ничьих слов.
– Заткните собаку, а то пристрелю!– скомандовал милиционер и Принц тут же замолк.
– Там, там…
– Что там? И тебя пристрелить, чтобы внятно говорить начал, старик?
Милиционер расстегнул кобуру, достал пистолет.
– Шо ты мне начинаешь, старшина. Не видишь, трясусь от страха!
– Говори быстро, я пост оставил!
– Вон за тем кустом голая женщина. Стонет…
Старшина, ни минуты не медля, держа наготове оружие, помчался в кусты. Тут же выскочил и приказал:
– Стоять здесь! Никуда не двигаться! Я за подмогой.
– Оставьте меня жить… Оно мне надо? Прынц, кто вас туда гнал? Пили бы уже кофэ с пышной булкой…
– Ираклий, вы теперь свидетель. Затаскают вас. Не завидую.– Ехидно заметила продавщица прессой и сигаретами.
– А вас, Изольда Карловна? Идите уже до своей прэссы. А то растащут ваши сигарэты. Нечем будет выручку делать.
– Ираклий, вы же видите, что никого всё утро сегодня. Выходной, все спят ещё.
– Хорошо, составлю вам компанию. Вы делаете меня смеяться, Изольда Карловна! Какой я свидетель? Тю-у-у… Прынц свидетель, его понесло в кусты, а не меня.
– Уважаемый Ираклий! Не несите чепухи в народ! Не забудьте свою газету, когда вас повезут в милицию на допрос…
– Не дождётесь, уважаемая Изольда Карловна, вы со мной в одной связке. Не отвяжетесь.
По аллее бежали милиционер, люди в гражданской одежде и медики с носилками. Такой оперативности Ираклий не ожидал. Принц тоже. Он рвал поводок, лаял так, что даже Ираклий не ожидал наличие такого диапазона голоса у своей собаки. Следователь записал данные свидетелей. Медики унесли девушку. Ираклий даже успел разглядеть её лицо. И руку, свисающую с носилок. И так ему стала жалко эту руку, что он чуть не заплакал! Шпиц притих, его трясло.
– Куда повезли эту девушку, старшина?
– В третью. В реанимацию. Жива, слава Богу! Спасибо, дед!
– Какой я тебе дед, лейтенант… мне и шестьдесят не скоро. А вот Прынц герой! Получит свою сосиску в награду!
Глава 6.
Участковый Петька при исполнении
Пелагея накормила детей молоком и манной кашей. Люська не отходила от малыша, пыталась его поцеловать, но бабушка не разрешала:
– Мал Павлик ещё целоваться, не лезь к нему, Люська. Просто сиди и любуйся!
– Это наше?
– Наше, наше, чьё ж ещё!
– Мы его никому не отдадим, да, баба?
– Да кому ж мы его отдадим… кому он нужен? Мамка и та сбежала. Кто там? Кого там принесло! Открыто!
Пелагея прошла в коридор, открыла дверь, но гостя в дом запускать не стала. Так и держала его на пороге, закрыв собой дверное пространство.
– Чего тебе, Петька? Нечистая носит тебя по домам, людей тревожишь только.
– Тётка Пелагея, не ругайся, я при исполнении. Дина Павловна возвращалась домой вчера?
– Не-е-ет…
У Пелагеи уже обмякли ноги при виде участкового. А после вопроса и того хуже стало! Она вцепилась за ручку двери так, что и не оторвать уже руку от неё, разве что вместе с ручкой.
– Успокойтесь, не надо мне тут бледнеть и глаза закатывать. Я вам не доктор, тётка Пелагея. Просто получил задание задать вам несколько вопросов. Значит, Дарья Павловна и сегодня не возвращалась?
– Да нет же! Где она?
– Ищем. А Анна Семёновна? Не забегала к вам?
– Нет, не забегала. А где она?
– Ищем. А Толик, брат её…
– Да не было никого! Петька, ты мне скажи, где они все? Дитя брошено, сиська нужна, мать нужна дитю! Дристать начал от коровьего молока ребёнок!
– Тётка Пелагея, не повышай голос. Я при исполнении. Ищем. До свидания.
– Почему ищите-то? Скажи, Петька!
– Я вам не Петька. Я сейчас товарищ милиционер.
– Какой ты милиционер, если ничего не знаешь! Где Динка?
Пелагея схватила милиционера за китель, да так крепко, что он никак не смог расцепить её пальцы.
– Отцепись, Пелагея, а то применю силу!
– Говори всё, что знаешь, Петька, иначе помру на месте.
– Вот привязалась! Ладно! Сообщаю: вчера компания из пяти человек покинула посёлок в час ночи на машине городского гостя. Анатолий время помнит плохо, он уже спал. Но слышал, что покидали дом и садились в машину.
– И Динка?
– И Дина Павловна, и Анна Семёновна, и гости приезжие.
– Вот дурында! О ребёнке не помнила, что ли. Ведь обещала же! Что за девки такие…
– Не рыдайте! Ищем.
В доме заплакали дети. Пелагея кое-как оторвалась от милиционера и побрела в дом. Люська стояла посреди комнаты и держала на руках голого Павлика. Его головка трепыхалась в разные стороны, а ножки почти доставали пола.
Пелагея схватила ребёнка, прижала к себе и зарыдала ещё громче. Дети затихли. Люська легла на кровать, поджала ножки, свернулась калачиком, приняв позу эмбриона, и тут же уснула. Павлик, насосавшись воды, уснул на руках у Пелагеи. А она ещё долго сидела, раскачиваясь из стороны в сторону, как маятник… Разговор с милиционером Петькой не давал ей покоя.
Глава 7.
Покойница без имени
– Наконец-то, очухалась! Ох, напугала всех, девка, думали так и не придёшь в себя!
– Где я?
– В больнице, где ж ещё!
– Как в больнице… в какой больнице?
– Лежи тихо, доктор сейчас придёт, спросишь его. Как звать то тебя?
– Звать? Как меня звать? Как?
– Тихо-тихо-тихо… как звать, так и звать. Найдём имя твоё, найдём! Потеряла где-то его, а мы найдём!
– А ребёнок? Где мой ребёнок?
– Тихо-тихо-тихо… Валерий Петрович, шумит наша покойница.
– Сильно шумит?
– Сильно, ищет кого-то!
– Это хорошо. Ну, как дела?
– … не знаю.
– Кто ж тебя так бил-то? А?
– Никто не бил. Я спала.
– Угу… спала – это хорошо. Здесь болит?
– Ой!
– Значит болит. Это плохо. Кто там, Мария?
– Тут хотят вопросы задать.
– Пусть зададут, пока не поздно, пусть заходят.
В палату вошли два милиционера. Доктор встал и тот, что выше, уселся на его место, стул заскрипел, но выдержал тяжёлый груз.
– Не упаду?
– Не упадёте, если ёрзать не будете.
– Везде одно и то же… что за мебель в медучреждениях! Приступим.
– Недолго! У вас три минуты!
– Везде одно и то же… что за порядки в этих больницах! Девушка, имя своё назовите.
– …
– Вопрос понятен? Как вас звать?
– Как?
– Что как? Кто бил тебя? Вся синяя…
– Я спала.
– Так. Всё, капитан, заканчивайте, она ничего не помнит. Пусть время пройдёт.
– Какое время! Там ещё два трупа! У них тоже не спросишь. Одна компания, или нет… непонятно. Все голые! Звоните, как что-то прояснится. Везде одно и то же, куда не придёшь!
– Хорошо! До свидания. Выход налево! Вам налево!
– Везде одно и то же, лейтенант, не тупи, сказали же – налево! Вот так!
Следователи, громко переговариваясь, ушли.
– Мария, смотри за ней. Если что, зови.
– Хорошо, Егор Петрович.
Доктор долго смотрел на молодую пациентку. Послушал пульс. Ещё раз посмотрел зрачки. Похлопал девушку по руке и вышел из палаты.
Мария сделала больной укол, поправила простынь, взяла девушку за руку:
– Спи, девонька, спи. Сон лечит. Вот что приснится тебе, то и расскажешь нам…
Глава 8.
Артистка без зрителей
Анка очнулась от адской боли. Эта нестерпимая боль рвала тело на части. Она не могла понять, куда попала и что с ней. Руки и ноги крепко привязаны к кровати. Анка повертела головой, но ничего не смогла разглядеть. Непроизвольное движение вызвало новый приступ невыносимой боли. И она закричала во всё своё лужёное горло. Словно иерихонская труба.
А голос-то у девицы таким и был сильным: она славилась в посёлке своим звонким голосом, оттого и была солисткой в небольшом ансамбле при Доме Культуры и Отдыха. На крики никто не отозвался. Никто не пришёл на помощь. Тусклый жёлтый свет скупо пробивался сквозь матовую штору, отделившую её неподвижное тело от всего мира. Анка рвалась туда всем своим существом, абсолютно не понимая, почему её привязали и бросили здесь одну. У неё началась истерика. Громкая, мерзкая, стягивающая в узел всё её неподвижное тело, начались судороги. Они выкручивали ноги, кисти рук, не хватало воздуха, чтобы набрать его в лёгкие и кричать ещё сильнее и громче… Безысходность. Жадная, не отпускающая, терзающая душу.
Спустя некоторое время, зевая и потягиваясь, со шприцем в одной руке и ватным тампоном в другой, явился взлохмаченный толстый коротышка в белом халате. Он молча откинул простыню с Анкиной ягодицы, мазнул по ней влажной ваткой, воткнул иглу в онемевшее тело, резко поднял руку со шприцем вверх, уверенно-артистично, снова мазнул влажной ваткой по бесчувственной коже Анкиного неподвижного тела и ушёл восвояси, равнодушно промямлив на ходу:
– Спи, давай, дура горластая! Ночь глыбокая на дворе, кричишь тут, как недорезанная! Спи, сказал…
Анка попыталась возмутиться, задергала ногами, пробуя освободиться из плена, но её вдруг закружило, завертело, понесло…
– Меня пыта… пыта… пы… – кричала она одними губами, проваливаясь в чёрную яму, и понеслась… понеслась её душа в бездну!
Глава 9.
Пелагея ищет Диану
– Тётя Пелагея, ты дома?
– Чего вопишь, тише ты, заходи, чего надо?
– Бабушка молока передала. А можно маленького посмотреть?
– А что его смотреть, дитя, да и всё.
– Я никогда маленьких не видела. Можно, а?
– Заходи, Юлька. Тихо только! Не шаркай тапками своими. Сымай обувки!
Соседская девчушка шустро скинула летние сандалии, отдала Пелагее банку с тёплым парным молоком и на цыпочках пробралась в комнату.
– Дети спят. Ты сиди тихо и смотри. Не трогай никого. Хорошо?
– Хорошо. А вы куда?
– А я сбегаю тут по делу. Недалеко. Только не трогай их руками, просто смотри. И не шуми.
– Хорошо, тётка Пелагея. Беги. Я буду сидеть тихо. Я не буду их трогать. Хорошенькие такие! Особенно пацанчик.
– Особенно пацанчика и не трогай, Юлька. Просто смотри и всё.
Пелагея, переваливаясь с ноги на ногу, понеслась в конец деревни к дому Анки. Никаких новостей ни от кого! Что ты будешь делать! Как в воду все канули!
– Куда несёшься, тётка Пелагея?
– К Буракиным. Бегу, дети одни дома, обернуться надо скорее.
– Садись, подвезу.
– Не, на мотоцикле не поеду! Носишься по деревне, как чёрт.
– Садись в люльку! Не опрокину, не боись!
Деваться некуда, и Пелагея, кряхтя, влезла в коляску мотоцикла. Ванька, сын соседей, рванул с места так, что с головы пассажирки слетел платок и был таков. Пелагея даже ахнуть не успела, а мотоцикл уже стоял у ворот Буракиных. Рядом с воротами, на лавке, сидел Толик и грыз семечки. И тут же скучала кошка, прижавшись к Толькиной ноге всем телом. При виде гостей, тут же соскочила с лавки и нырнула под забор. Толик даже головы не повернул в сторону прибывших односельчан.
– Толька, что морду воротишь? Анка дома?
– Нету Анки. И Динки вашей нету! Никого нету!
– Где они, отвечай, ирод! Ты собрал их в компашку свою. Куды дел всех?
– Уехали они. Кататься на машине и не вернулись. Третий день ни слуху, ни духу…
– А ты что с ними не поехал?
– Пьяный был. Спал уже!
– Зачем Динку увезли? Дитя там голодное какой день!
– Динка домой рвалась, помню! Но уговаривали они её. Это помню. Не спрашивай меня ни о чем, тётка Пелагея. Сам грущу. Пьяный был сильно…
– Грустит он! Там дитя без молока, а он грустит!
– Значит мать такая, что дитё бросила. Не приставай, голова болит. Похмелиться нечем… муки мучительные у меня. Горе!
– Горе у него! Что б вас…
Пелагея снова забралась в люльку и Ванька, развернувшись так, что люлька на повороте взлетела в воздух. Пелагея в обмороке не могла и звука извлечь из своего перепуганного организма.
По дороге Иван остановился, снял с дерева платок, вернул его пассажирке и снова с визгом тронул с места свой транспорт.
– Не переживай, тётка Пелагея. Что с Толика взять. Никто ничего не знает. Говорят, машину разбитую на трассе нашли. Всех найдут. Не переживай. Говори, что надо, привезу!
Пелагея тихо вошла в дом. Все дети спали. И Юлька, стоя на коленках у кровати, спала, уткнувшись в одеяло, которым был укрыт Павлик. Пелагея подняла няньку, уложила поперёк кровати, вылила молоко из банки в кастрюльку, поставила его кипятить. По её щекам текли огромные гроздья слёз…
Глава 10.
Митяй остолбенел…
Шумный весенний ветер беспардонно ворвался в открытое окно, взметнул вверх лёгкие тюлевые шторы, поднял тетрадные листочки со стола и разметал их по комнате.
– Мои рисунки! – закричала Анка, собирая с пола листочки с рисунками модных платьев. Она любила рисовать девушек в красивых платьях, придуманных ею, мечтая когда-нибудь сшить себе одно из них.
Окоченевшие пальцы не слушались, руки адски болели и висли, как плети. Она пыталась собрать рисунки с пола, но у неё никак не получалось, пальцы её не слушались.
– Холодно! Почему так холодно! Мама! Мама! Мне холодно…– кричала девочка. Мама крепко обняла её, прижала к себе так, что она стала задыхаться, затем затрясла дочь изо всех сил и стала бить по щекам.
– Мама! Мама! Не надо! Мама! Я больше не буду! Мама! Не бей меня… не бей меня, мама… – истошно кричала измученная Анка. Боль пронзала все её тело, собрав последние силы, она дралась с мамой и отбивалась от неё.
– Ну вот… очнулась, слава те… А дерется ещё… дурында. Чаво дралась-то, люди её спасают, а она – кулаки в ход… Придурошная какая-то… Ирка! Ирка! Иди на кровать сгрузим тело, а то уж больно широка девка! Да и бешеная! Ирка! Ну, идёшь ты или не…
Совсем тощая, словно палка, Ирка, схватила цепкими руками Анку за ноги:
– Раз… два… ну, давай Машка!
Машка ухнула, подсунула свои руки под мышки Анки. Та не успела ахнуть и её грузное тело, как мешок, свалилось на железную кровать с растянутой сеткой, словно в гамак.
– Да… доски надо было б подложить… Совсем девка на полу лежит. А ну, Машка, Митяя с поддоном зови, переложим заново.
– Митяй! Тащы паддон, грузная тута, подложку надыть… Ох, девица, разъелась же ты. Лежи, не трэпищи, и не вздумай орать, наслушались тебя, никому спать не дала. Пока Петяй не воткнул запретный укол. Не всем такая редкость выпадает, только самым безнадёжным.
Доктор разрешил. Ему звонили ночью. Доктор у нас золотой. Повезло тебе, деваха, ох повезло…
Минут через десять Митяй, пыхтя, протиснулся в дверь с деревянным поддоном.
– Бери за зад бабу, Митяй. Подмоги малость. Туды ешо ничего было, а обратно не потянем удвоем с Иркой. Ну! Ать, двать… Митька! Ну! Ну! Ложи ее! Ложи! На каталку ложи, Митяй! Чаво вцепился ей в зад, кидай на каталку! Да не ори ты, больная! Вишь, аж надрываемся утроём… Ирка, связывай руки ей, раз не разумеет!
Анка, не понимая, что с ней делают, кричала и отбивалась, теряя сознание от боли. Митяй вытер со лба обильный пот рукавом халата, скинул с кровати матрас, положил доски, вернул матрас на место, ловко подправил простыню.
– Ну! Ще ррраз, взяли! Да не дрыгайся ты! Уроним жа на пол, не подымем жа! Ишь, разъелась, а мы тута надрывайся над ней! Швы разлезутся, снова шить начнуть, шас уколы будуть, полегчает малость, лежи и не дрыгайся! – орала раскрасневшаяся Машка. Ирка молчала. Её цепкие сильные руки крепко держали ноги. Митяй, нечаянно задев грудь больной, ещё больше раскраснелся, одёрнув руки, как ошпаренный от крепкой молодой груди девахи. Так и стоял, растопырив их в разные стороны.
– Чаго остолбенел, Митяй, девок не трогал? Давай, топай отседова.
Недовольно бубня про себя что-то, долговязый медбрат двинулся на выход. Следом, громыхая каталкой, шумно шаркая ногами в растоптанных тапках, двинулась Машка. Ирка накрыла Анку застиранной простынкой, поправила подушку.
– Не плачь, девка, не реви, молодая ещё, доктор у нас хороший, не таких на ноги ставил. Терпи. Бог терпел и нам велел… Ох ты, досталось же девахе, чудом спасли… – обратилась она к женщине, сидевшей всё это время молча на кровати напротив.
– Присмотри за ней, Клаша, буйная уж очень, наркоз действует ещё, что ли! Кабы не подскочила на ноги. Сейчас медсестру позову, укольчик поставит и всё будет хорошо, девонька, потерпи, горемыка…
– Где я?– сквозь слезы, чуть слышно спросила Анка, повернув голову к Клаше.
– Как где… в больничке… не помнишь ничего, что ли?
– Не… ничего не помню. Что со мной?..
– Да лучше и не знать тебе ничего! Молись, что жива осталась!
Глава 11.
Ираклий в больнице
Ираклий неуверенно топтался у входа в больницу, держа в руках шляпу. Мимо него носились люди в белых халатах, посетители с пакетами, да кто только не хлопал этой массивной дверью с внушительной деревянной ручкой. Дождавшись небольшой паузы в передвижениях людей, Ираклий потянул дверь на себя. Она с трудом поддалась и впустила неуверенного посетителя внутрь помещения.
Ираклий никогда не бывал в больнице. Его поразила белизна стен и пола. И люди в белых халатах дополняли это белое царство. Он увидел вывеску «Справка» над небольшим окошком в белой стене и поспешил туда. У окошка стояли две женщины и грузный мужчина. Стоять ему было тяжело, и он постоянно топтал пол ногами в белых тапочках. Ираклий пристроился за ним и стал ждать своей очереди.
Откуда ни возьмись, появился солидный мужчина в черном костюме, белой рубашке, и в красном галстуке. Галстук ярко-красного цвета подчёркивал его бледное лицо. Он отодвинул женщину от окошка, бесцеремонно просунул в него голову и начал что-то говорить. Не разобрать что, но очередь возмутилась!
– Женщины, что вы себе позволяете! Зачем пустили без очереди этого мужика!
– Все видели, что он меня оттолкнул? Что я должна драться?
– Деритесь! Мне трудно стоять, я все ноги истоптал, а вы пропускаете! Если он при галстуке, значит, может без очереди?
Солидный мужчина вынул голову из окна, повернулся к замолкшей очереди:
– Извините, друзья, что задержал. Спешу…
И все тут же обмякли, дело пошло быстрее, и Ираклий оказался у окошка.
– Уважаемая, я имею желание узнать, к вам намедни привезли девушку из кустов. Её мой Прынц нашёл. И теперь мы волнуемся за её здоровье.
– Фамилия!
– Моя?
– Больной!
– Я не больной, уважаемая, шо вы мне строите глазки, имею желание узнать…
– А мне до вашего желания что? Фамилию говорите!
– Мою? Зачем? Я имею интерес узнать о здоровье девушки…
– Говорите фамилию девушки, хватит тут философствовать! Откуда вы такие берётесь!
– Я имею вам сказать, что не на чай пришёл к вам в гости! Не делайте мне скандал, женщина!
– Говори чётко, кого надо.
– К вам привозили девушку?
– Фамилию девушки говорите!
– Не знаю…
– И я не знаю! Следующий…
Ираклий отошёл от окна в растерянности. Он не ожидал такого отношения, и у него не было слов для возмущения. Он их просто не знал! Но от своего намерения старик не отказался. Он повернул за угол и пошёл по длинному коридору с множеством дверей справа и слева. У каждой двери сидели люди, они тихо переговаривались, ожидая своей очереди.
Ираклий достиг просторного фойе и увидел на одной из дверей табличку «Заведующий». И ниже ещё одна табличка с именем и фамилией заведующего: Зорина Нателла Иосифовна.
Ничтоже сумняшеся, постучал в дверь и тут же открыл её.
– Добрый день, Нателла Иосифовна. Я имею желание узнать о девушке, которую отвезли из парка в вашу больничку.
– Здравствуйте. Проходите. Садитесь. Да, было такое, привозили девушку.
Миловидная женщина в белом халате с интересом смотрела на посетителя.
– А она вам кто?
– Осмелюсь вам доложить, что никто. Её в кустах нашёл мой Прынц. И мы теперь волнуемся о ней. Прынц переживает, я это чувствую, таки-да…
– А прынц – это кто?
– Прынц – мой собака. Он так её приводил в чувства! Вы бы видели! Я до сих пор плачу, как вспомню. Лизал её уши… представляете себе? Лицо лизал! Вы бы видели это!
– Девушка ваша жива. Не переживайте. Вот только не помнит она ничего! Надеемся, что со временем всё прояснится.
– Можно её видеть, хотя бы издалека, чтобы я имел счастье рассказать о ней Прынцу.
Нателла Иосифовна внимательно смотрела на Ираклия и улыбалась.
– Пойдёмте.
Ираклий семенил за красивой заведующей и не верил своим глазам, что она так внимательно к нему отнеслась! Не то, что эта лахудра в окошке!
Они поднялись на третий этаж и зашли в палату. На высокой кровати лежала та самая девушка, Ираклий сразу её узнал. И руку, которая свисала с носилок, и ухо, которое так тщательно вылизывал Прынц, приводя девушку в чувства.
– Милая девушка! – Ираклий взял её за руку. – Я рад, что вы живы. И Прынц мой будет рад. Мы так грустили о вас. Таки-да. Грустили и даже плакали…
– А вы кто?
– Ираклий. Старый Ираклий. Хотя мне нет еще и шестидесяти. Но все так меня зовут. Всем хочется считать меня мудрецом! И я рад.
Девушка улыбнулась Ираклию.
– Я буду вас навещать. Теперь я знаю сюда дорогу. Я принесу вам сочное яблоко, и вы поправитесь.
– Уважаемый Ираклий! Вы убедились, что девушка в порядке?
– Таки да…
– Пойдёмте. Пусть отдыхает.
– Да, уважаемая, спасибо вам! Я рад, я теперь убеждён, что она жива. Мы с Прынцем начнём спать спокойно.
Заведующая отделением смотрела вслед старику и в её глазах блеснули слёзы. Но она быстро взяла себя в руки и прошла в свой кабинет.
Глава 12.
Доктор успокаивает Анку
В палату вошла медсестра с лотком в руке.
– Вот и прибыли! А крикливая-то! Чего дралась-то? Доктор сейчас подойдет, всё расскажет, как тебя с того света доставал, еще бы немного и … Да ладно. Геннадий Иванович у нас и не таких спасал. Золотые руки. Повезло тебе, Анна, повезло… Ну, давай на бок, попку покажи-ка, укольчик поставлю, легче будет. Давай, давай, давай… шевелись, Анна, не ленись, дорогая! Сейчас капельницу соорудим, прокапаем, почистим организм твой, снова расцветёшь, как роза.
Медсестра ловко проделала все положенные действия, погладила Анку по голове, как маленькую, поправила на ней простынь и ушла. Боль постепенно угасала. Анка подняла простынь, заглянула под неё и ахнула: она была абсолютно голой, а из живота торчали трубочки, из них сочилась кровь в бутылочки, которые лежали рядом. Живот был залеплен пластырем, марлевые прокладки торчали из-под него, насквозь пропитанные кровью. В голове загудело, её затошнило, и Анка завопила с новой силой своим истошным голосом!
– Хватит орать! Ненормальная! – Соседка по палате Клавдия подошла к Анке и дёрнула её за руку. – Таких придурочных я ещё не видела! Постыдилась бы. Её спасают, а она орёт! Заткнись!
В палату вошёл доктор.
– Здравствуйте, Геннадий Иванович! – абсолютно другим тоном защебетала Клава.
– Здравствуй, Клавдия! Как самочувствие?
– Нормально! Ну и соседку вы мне подсунули! Уши болят от её крика уже!
– Ничего, Клавдия, потерпи! Вот это я понимаю – солистка у нас появилась, ишь какая! Я уж думал и не очухается никогда. Ан нет, песни поёт! Так, так, так… – улыбаясь произнёс высокий мужчина в белом халате, который ему очень шёл, – я ваш доктор, хирург, зовут меня Геннадий Иванович.
Хирург сел на кровать и протянул руку к простынке, укрывавшей Анку. Она вцепилась в простыню обеими руками и замотала головой.
– Анна, мне ж надо посмотреть, чего я там нашил, может быть, где и дырку оставил. Вывалятся кишки, не соберём потом, давай-ка я гляну…
Женщина покраснела, как рак, прикрыла глаза и убрала руки с простыни. Прохладные мягкие пальцы врача обследовали её живот.
– Что у меня? Почему я здесь, доктор?
– Авария на дороге, дорогая, это не шутки! Трое суток в реанимации ваша жизнь протекала, напугали вы нас, напугали… Вовремя вас доставили в больницу… вовремя… Не вставать! Ведите себя достойно, слушайтесь медсестёр, выполняйте все мои указания и скоро поправитесь! И хватит солировать! Оглушили вы всё отделение. Хорошо? Договорились?
– Да… – голос доктора успокаивал Анку. Она смотрела в его глаза и смущалась от того, что посторонний мужчина трогает её голое тело, что она впервые в жизни смотрит в глаза мужчине, такому красивому, спасшему ей жизнь, разговаривающему с ней тепло и спокойно.
Подошла медсестра, она внимательно слушала доктора, кивая головой, соглашаясь с ним.
– Евгения, пойдемте, я напишу назначения.
Через некоторое время медсестра принесла с десяток бутылочек, расставила их на тумбочке, поменяла Анке капельницу:
– Ну вот, лечись. Я буду заходить к тебе. Поспи немного, Анна, – ласково произнесла Евгения, поправляя застиранную простыню.
Анка прикрыла глаза, пытаясь вспомнить, как она здесь оказалась.
Анка, Анна Семеновна, жила с матерью – своенравной, скандальной женщиной. Замуж к своим тридцати пяти годам, так и не вышла. А за кого? Был жених – одноклассник, ухаживал, просил из армии ждать. Она ждала добросовестно и честно. По вечерам, у телевизора за чайком с пирогами, днём – на работе, где кроме женщин никого не было. Учиться в город не поехала, как её подруги, мать не отпустила:
– Ждёшь жениха из армии, сиди дома! – кричала она. Анка и сидела, от одиночества много ела. А к приходу жениха – растолстела так, что он, увидев её, рассмеялся в лицо:
– Ну ты, Анютка, даёшь! Куда фигуру-то зарыла? Не… не нужна ты мне такая…
Невеста плакала, ела, толстела ещё больше и потеряла веру во всех мужчин. Правда, вдовец один приходил к ней на почту, звал замуж, но уж староват больно был, хозяйку искал в дом. Анка отказалась, за что мать её постоянно гнобила! Все мозги проела – вот надо было… надо было…
Анка не вытерпела однажды, и впервые грубо ответила матери:
–Тебе надо, ты бы и шла за него, он старше тебя, иди и живи с ним!
Мать не поверила своим ушам. Открыла рот, тут же его закрыла, ушла в свою комнату и не выходила из неё весь вечер. Анка переживала сильно, готова была уже замуж побежать за того вдовца, лишь бы мама не нервничала. Но мама вышла из комнаты, пропахшая едкими сердечными каплями, обняла дочку и тихо сказала:
– Живи, Анютка, как знаешь, чего я тебе сделаю, жизнь и так я тебе попортила… прости, дочка.
Весь вечер они проплакали, наутро разбежались на работу, и дни потекли своим чередом.
Осенью вернулся из армии брат. Возмужавший, широкоплечий, защитник! А мама всё-таки вышла замуж за того вдовца и уехала с ним на север, зарабатывать детям на приданое. А Анка осталась с братом в одном доме. Жили дружно, работали, иногда встречали гостей из города. В гости стали приезжать однополчане брата. Хорошие ребята. Анка начала тоже участвовать в посиделках с друзьями брата.
Вот и в этот раз всё было как всегда. По просьбе друзей брата пригласила Анка подругу Динку. Пили пиво, песни орали на всю деревню, Толик достал из подпола самогон, добавили…
А потом… Потом поехали кататься по шоссейке. Всё было весело и привычно! Толик в этот раз не поехал. Его место в машине заняла Динка. Да и не смог он, перебрал маленько, спать улёгся. А то тоже втиснулся бы в салон «Волги», первый раз, что ли. Что случилось дальше, Анка уже не помнит. Где Динка? Где парни, друзья Толика? Она тоже не знает.
Глава 13.
Нина мечтала о принце
Сон был тягостным, долгим, глубоким… Таким глубоким, что Нинка даже во сне понимала, что выпутаться из него будет нелегко. Снилась деревня. Мать в огороде возится в грядках, а она, маленькая девочка сидит между этими высокими грядками и наблюдает, как мама ловко дёргает траву и складывает её в корзинку.
– Вот, Ниночка, надёргаем травки, накормим козочку, надоим молочка и сварим кашку. Ниночка вырастет большая, красивая, найдёт жениха и выйдет замуж за принца!
Ниночка слушала мамин голос и кивала головой в знак согласия. Она мало что понимала в том, о чём говорит мама, но раз мама рассказывает эту сказку, значит так надо. И эти слова о принце так влились в подсознание ребёнка, что став подростком она уже начала его ждать.
Она рисовала его образ карандашами в школьном альбоме для рисования, в тетрадях по математике, на последней странице, на обложке тетради по литературе. Он с ней был везде, этот неизвестный и непонятный принц.
Мама наряжала Нину в красивые импортные платья, трудно было достать их в те годы, но она умудрялась сделать это для любимой доченьки, в косы вплетала яркие ленты из капрона и атласа, а в четырнадцать лет купила ей туфельки на каблучке. Как же это было красиво!
– Пелагея Афанасьевна, балуешь дочку-то! Смотри, а то покажет она тебе, где раки зимуют! – соседи завистливые, посмеиваются над заботливой мамашей, сплетни вьют.
Но мама души не чаяла в дочке! Всё для неё.
Нинке снился этот тяжкий сон медленно, как долгая заунывная мелодия, терзающая душу. Он уводил её в явное прошлое, которое формировало характер – заносчивый и строптивый.
Одноклассники недолюбливали девочку, строили козни. В деревне это быстро делается – чуть что не так, сразу – чужая, сразу же смешки, подколки, обзывалки.
Девочка бежала к матери, жаловалась, и Пелагея неслась в школу, в кабинет директора, к своему однокласснику и бывшему ухажёру, требовала, чтобы остановил это безобразие.
Директор кивал головой, делал выговор и самой Пелагее Курочкиной, чтобы поменьше баловала дочь. На том и расходились бывшие одноклассники.
Нинка окончила школу, поступила в городе в финансовый техникум. Пелагея каждый выходной неслась в город с сумками, полными продуктов. С горем пополам окончила Нинка техникум, вернулась в деревню к матери на летние каникулы. Что дальше делать, куда определиться – обе думали–гадали.
Нинка мечтала о принце, Пелагея – о том, куда бы пристроить капризное дитя.
И вот наступил этот день – явился принц на белом коне! Только не конь это был, а мотоцикл. Примчался из города. Однокурсник, сын известных в городе людей. Уселась Нинка за заднее сидение мотоцикла в свадебном платье, и, развевая белую фату длинным шлейфом, умчалась из деревни, на зависть одноклассницам.
Пелагея следом – на чёрной «Волге». Родители жениха прислали за тёщей сына.
Нинка вспоминала прошлое, оно снилось ей явью, до последней дощечки на крашеном полу в доме, до последней завитушки на голубых ставнях добротного дома. Нинка гордилась своим домом с высоким крыльцом и флюгером, в виде кочетка на крыше дома.
Сейчас Нина всё это рассматривала в своём сне, трогала руками наряды в тесном шкафу, любовалась красивой посудой в высоком буфете. Мама всё это копила для своей дочки – единственной и любимой.
Но всё это было в прошлом. И никак не снилось настоящее.
Глава 14.
Пелагея предчувствует беду
Пелагея Афанасьевна уложила детей спать, позвала соседскую девочку Юльку и побежала к местной учительнице.
– Лариса Викторовна, только вам доверяю. Вы учили мою Нинку. Хорошо знаете нас. Ради Бога, выручайте, дорогая! Мне надо в город. Пропала Дина. Какой уж день ни слуху, ни духу. Анки тоже нет…
– Так Анка в больнице, Пелагея Афанасьевна.
– К-как в больнице… Кто сказал?
– Женщины в магазине говорили. Участковому из города звонили сегодня рано утром. Сегодня первый день как в себя пришла, прооперировали её.
– А Динку? Тоже?
– Про Дину ничего не известно. Но вы не волнуйтесь. Все найдутся. Надо ждать. Вы что-то хотели?
– Да, хочу в город поехать. В милицию. Автобус через час двадцать. Я туда и обратно. Посидите с малышами!
– Не волнуйтесь, посижу, конечно! Молоко есть у вас?
– Молоко принесут. Для Павлика надо кипятить хорошо и разводить…
– Я всё сделаю! Не волнуйтесь!
Пелагея ехала в город в предчувствии беды. Её не отпускала боль в сердце. Она уже и не знала о чём думать, почему такая тишина, почему все молчат! Ведь человек не иголка и должен где-то быть!
В милиции сержант долго записывал её данные из паспорта.
– Пелагея Афанасьевна, напишите заявление о пропаже человека и можете ехать домой.
– Здрасьте, дорогой хороший! Я и нашему участковому могла такое заявление отдать. Мне надо к начальнику. У меня грудной ребёнок без матери, а вы – заявление! Пусти к начальнику!
– Не положено! Пишите заявление!
– Сынок, ты для чего тут сидишь, а? Звони начальнику, или бушевать начну!
– Посажу в камеру, бушуй.
– У меня есть сведения о бандитах. Скажу только начальнику. Слышь? Звони!
Сержант поважничал ещё минут пять, издеваясь над несчастной посетительницей, потом куда-то долго звонил, с кем-то договаривался, чтобы её приняли.
– В седьмой кабинет иди. Возьми пропуск. Потом вернёшь его мне с подписью.
Пелагея бегом ринулась искать седьмой кабинет. За столом сидел капитан и что-то писал.
– Милок! Племянница пропала. А её грудничок сиську требует, мать свою ждёт!
–Женщина, садитесь, рассказывайте всё подробно.
И Пелагея начала подробно излагать информацию о том злополучном дне, когда прибежала Анка и выманила Динку на посиделки.
– Семёныч! Алё, слышь, тут такое дело… в морге двое неопознанных. Возьми женщину, проведи, пусть глянет. Тихо-тихо… не падать! Не факт, что там ваша. Но посмотреть надо! Держись, мать, не без этого. Работа такая!
Капитан подхватил Пелагею под руку и вывел из кабинета.
– Сержант, налей стакан воды женщине! Да быстрее, что воландаешься! Видишь, плохо ей. Пейте, женщина, не волнуйтесь, не факт, не факт, что пошли сразу правильным путём. Но надо все моменты учесть. Понимаете?
Пелагея, кивая головой, брела под руку с капитаном. Неведомый Семёныч так и не появился, пришлось капитану самому провожать Пелагею Афанасьевну в морг. А в глазах у Пелагеи была тьма! Что с девками творится? Куда они пропадают? И ей стало совсем плохо. Она ещё крепче вцепилась в рукав капитана, а капитан и не сопротивлялся. Жаль женщину.Трясётся, как бы сознания не лишилась тут!
Милиционер помог втиснуться Пелагее в милицейскую машину и они с сиреной двинулись к зданию городского морга.
В морге было сыро, холодно и полумрак. Медбрат выкатил из холодильника каталку и снял простынь…
Глава 15.
Ираклий варит куриный бульон
Ираклий встал рано, достал большую кастрюлю, поставил на огонь, и стал варить в ней курицу. Варил долго. Курица была деревенской, тощей, но наваристой. Пахло настоящим куриным бульоном. Он специально ездил за ней к своей давней подружке Флоре.
Флора была жадной, снега не выпросишь зимой, а тут расчувствовалась, одобрила действия Ираклия и попросила соседа курицу поймать и сделать с ней все остальные процедуры. Сосед за деньги Ираклия готов был на всё. Вернул курицу в идеальном состоянии, осмолил так, что чуть поджарил её.
– Флорочка, премного вам благодарен. Вы такая добрая душа, шо мне стыдно стоять перед вами.
– А вы не стойте, лучше спросите, как я поживаю.
– Флора, по вашему цветущему виду ничего плохого не скажешь. Все вопросы отпали разом.
– За што я вам делаю такие подарки, старый плут? Ведь курица денег стоит, а я стою и молчу. Хорошо, что соседа задобрил, а то б разговоры пошли, какой жадный у меня друг!
– Премного благодарен вам, цветущая Флора, за ваше молчание. Оно золото! И за вашу щедрость! Я расшаркался много раз перед вами.
– У тебя есть деньги, чтобы так себя вести, уважаемый Ираклий??
– Да, были, Флора! Я отдал их твоему соседу. Он уже поправил своё здоровье, слышишь, как запел?! Повезло тебе с соседом, уважаемая Флора!
– Ладно, шельмец. Иди, лечи свою находку. У меня тоже имеется сердце. И оно иногда болит.
На том и расстались.
И вот теперь у него в квартире пахнет настоящим куриным бульоном. Ираклий выгулял Принца. Принц понял, что хозяин уходит без него, обиделся и лёг хвостом к хозяину.
– Прынц, не трави мне душу. Она вся в ранах. Лучше проведи меня до двери, шо б я не споткнулся об этот половик! Видишь, у меня в бидончике бульон! Ты же знаешь, для кого он! Сам боюсь, вдруг откажется. А я такую дорогу пережил за этой курицей, Флору уговорил, как ты думаешь, Прынц?
Принц тут же завилял хвостом, прибежал и лизнул руку хозяина.
Ираклий двинулся в больницу, проведать девушку, о которой совсем ничего не знал!
– Нателла Иосифовна, можно до вас?
– О! Старый знакомый! Что вас снова привело в мой кабинет?
– Мы с Прынцем решили взять шефство над нашей девушкой. Вот я принёс настоящий бульон из настоящей курицы. Если вы хотите убедиться в этом, я сниму крышку у бидончика.
– Я верю вам, Ираклий. Пойдёмте, я вас провожу в палату.
Девушка лежала на кровати и смотрела в потолок. Никакой реакции на вошедших людей у неё не было.
– К вам гости!
– Вы кто?
– Я принёс вам бульон, чтобы вы поправили скорее своё драгоценное здоровье!
Ираклий открыл свой бидончик, налил бульон золотистого цвета в чашку, которая стояла на тумбочке, и поднёс её к губам больной.
Девушка сделала несколько глотков. Её лицо озарилось улыбкой:
– Мама? Это мама сварила?
– Мама! Я знал, шо твоя мама так умеет, я это чувствовал! Не хочу вас расстраивать, но это сварил я из Флориной курицы.
– Вкусно.
Девушка медленно пила бульон и о чём-то думала.
– А как зовут твою маму?
Нателла Иосифовна гладила руку девушки и внимательно смотрела на неё.
– Мама… мама… Поля.
– Это правда? Поля?
Девушка задумалась и больше не сказала ни слова.
– Ира, напоите женщину бульоном вечером. Хорошо?
Ираклий вылил остатки бульона в посуду, взял больную за руку.
Медсестра кивнула головой и унесла стакан с бульоном из палаты.
– Дочка, я о себе знаю всё, а вы думайте обо мне что хотите! Но я верю, что всё у вас будет хорошо. Мы с Прынцем так ждём этого!
Нателла Иосифовна проводила Ираклия на улицу. Пожала ему руку.
– Спасибо вам!
– Я не предупредил вас, уважаемая, что приду ещё. И не уговаривайте меня это сделать. Я уже согласен и сделаю это сам!
Заведующая рассмеялась, обняла старика и вернулась в больницу.
Был солнечный летний день. Ираклий шёл по дорожке, размахивая пустым бидоном, и думал о чём-то своём. Он был счастлив.
Глава 16.
Анка пытается вспомнить тот день
Доктор внимательно рассматривал Анкины швы, прикасался к животу прохладными пальцами, слегка надавливал, резко отпускал, смотрел на реакцию женщины своими бархатными, словно спелая слива, глазами. Анка не выносила ни этого взгляда, ни прикасаний к своему телу. Этот бесцеремонный доктор был первым мужчиной, который дотрагивался к её телу, к нагому телу. И Анка теряла сознание от этих новых ощущений, возникающих в животе. А что творилось в душе, одному богу известно!
– Больная, не надо так дрожать, расслабьтесь, я же не делаю вам больно. Мне надо внимательно осмотреть вас, понять, не образовалось ли внутри живота спаек, шов… неплохой шов. И этот заживает неплохо. Маша, перевязку начинайте!
Доктор резко встал и пересел на кровать соседки по палате. Та сразу же заговорила, весело рассказывала о своих ощущениях, вставляя между жалобами и смехом комплименты доктору. Доктор, не реагируя на болтовню пациентки, обследовал женщину, и вышел из палаты.
Анка закрыла глаза. Она обрадовалась, что Геннадий Иванович так быстро обследовал соседку по палате и не сказал ей ни одного комплимента.
Медсестра закончила перевязку, укрыла Анку простынёй, поставила капельницу и тоже вышла из палаты.
Клавдия тут же переключила своё внимание на Анку:
– Анька, ну что, вспомнила что-нибудь?
– Как в тумане! Помню, что навстречу приближались огни! Они ослепили нас. Ребята начали кричать. И тут, словно кинжал пронзил моё тело! Всё, больше ничего не помню!
– Клавдия Сергеевна! Муж к вам пришёл, – Митяй зашёл в палату с большим пакетом. – У него еще два пакета, он мне не доверил. Видать, дефицит принёс!
Митяй невесело хмыкнул. Его обидело недоверие посетителя, и он переживал, это было сразу видно по его выражению лица.
– Ну, наконец-то! – Клава достала из кармана губную помаду, привычно накрасила губы, чмокнула Митяя в щёчку, оставив ярко-красный отпечаток своих губ на его щеке и, поддерживая туго перетянутый полотенцем живот, умчалась в приемный покой.
Митяй, смущаясь, покосился на Анку и растёр пальцами след от помады по всей щеке. Анке стало смешно, а Митяй быстро вышел из палаты.
Анка, оставшись одна, пыталась вспомнить весь тот злополучный день. Приходил следователь, выспрашивал, всё по минутам пытался восстановить все события дня. Но Анка помнила подробности только до вспышки, дальше – тьма.
И вот снова она в том вечере. Ребята хорошо играют на гитаре, поют много песен о войне. Они прошли Афганистан, им есть о чём петь и что вспоминать. Динка тоже поёт песни. Ей хорошо, она отдыхает, но постоянно говорит о тётке, которая осталась с её ребёнком. Всё порывалась уйти, но компания её уговаривала посидеть ещё немного, затевали новую песню, и Динка с удовольствием подпевала.
Потом прибежал сосед Тимоха и стал возмущаться, что мешаем спать. Компания тут же поднялась и пошла к машине. Толян отвалился, он почему-то перебрал в этот вечер. Смеялись над ним, что ослаб парень. Динка снова пыталась убежать, но её уговорили прокатиться, а потом подвезти к дому. Это Анка помнила хорошо.
Где Динка? В какой палате лежит? Или уже дома, всё хорошо с ней? Что с ней? Что с остальными ребятами? Толик ещё ни разу не приехал проведать сестру. Никто ничего не говорит ей. Все молчат.
От мыслей Анку отвлекла Клавдия. Она принесла пакеты с передачей, достала оттуда коробку конфет и снова убежала. Анка снова закрыла глаза. Дверь палаты скрипнула. Женщина не обратила на этот противный звук внимания, думая, что Клава снова забыла что-то…
– Ну! Лежишь! Нежишься! Устроила мне мороку и отдыхаешь тут!
Анка открыла глаза. На пороге, словно изваяние, стояла тётка Пелагея…
Глава 17.
Надежда. Хорошее имя
– Алло, Ираклий? Извините, не знаю вашего отчества. Здравствуйте, дорогой! Это Нателла Иосифовна.
– Здравствуйте, многоуважаемая Натэлла Иосифовна. Всегда рад вашему голосу! Вы хотите сказать что-то за девочку? Не томите душу, выкладывайте, как себе!
– Не переживайте. С ней всё хорошо! Вы прекрасно заботились о ней, пора готовить к выписке. А вот куда? Она же нечего не помнит.
– Уважаемая Нателла Иосифовна! За что тут говорить! Вы знали, что будете звонить по адресу. Мой Прынц не возражает против ещё одного члена в семье.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/galina-odincova-29162101/derevenskaya-rapsodiya/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.