Читать онлайн книгу «Потерянная» автора Гай Юлий Орловский

Потерянная
Марго Генер
Гай Юлий Орловский
Золотой Талисман #2
Люди не смогли ответить на вопрос, кто такая Каонэль. Солнечные эльфы пришли в замешательство, пытаясь понять, откуда взялась своенравная красавица с пепельной кожей, какая сила таится в желтых глазах. Два эльфа стучат а в сердце загадочной эльфийки, пытаясь помочь ей найти ответ. Но больше всех это хочет выяснить она сама. Чтобы вернуть память, эльфийка пускается в опасный путь на поиски Золотого Талисмана… Сможет ли она его разыскать и кто, солнечный или лесной эльф, найдет ключ к ее чувствам?

Марго Генер, Гай Юлий Орловский
Потерянная

Ощущение боли пришло неожиданно и оказалось таким сильным, что я дернулась. Кости ломит, кожу печет. Попробовала разлепить веки, но свет ослепил. Пришлось зажмуриться и ждать, пока перед глазами не перестанут плавать пятна. Когда разлепила веки, долго щурилась и моргала.
Надо мной бледное, почти белое небо с рядами облаков, за ними сияет желтое пятно.
Порезы мои саднит, попробовала шевельнуть ушами, но те не сдвинулись. Над головой некстати раздалось протяжное:
– Ка-аррр!
Я подняла голову. В небе нарезает круги огромный ворон. Белые глаза сверкают, как слюда, крылья переливаются синевой, птица наблюдает за мной с высоты.
Я вяло вяло наблюдала за ним. Когда горячий ветер принес облачко пыли, лоб зачесался. С превеликим трудом мне удалось поднять руку и поскрести его пальцами, затем я с выдохом уронила ладонь в песок и прохрипела:
– Летай. Пользуйся превосходством.
Ворон сделал еще несколько кругов и улетел.
Я опустила взгляд и скривилась от своего облика. Короткая юбочка едва прикрывает бедра, грудь стянута куском ткани. Ноги босые, серая кожа потрескалась от солнца.
Местный пейзаж добавляет отчаяния – вокруг песчаные дюны, ветер гонит тучи желтой пыли. От самых моих пяток тянется зигзагообразный след и теряется где-то в бархане.
Я шумно сглотнула, в груди шевельнулась тревога. Но когда пригляделась, заметила по краям ямки от трехпалых лап, и облегченно выдохнула – не змея. Ящерица.
Вокруг пусто, но на всякий случай я развернулась в сторону бархана и сделала самое суровое лицо, на какое способна в таком состоянии.
– Не видать вам сегодня свежего мяса! – крикнула я  хрипло, распластавшись на песке.
Горло обожгло, я закашлялась. Попытка подняться обернулась головокружением. Еле удержалась, чтобы не упасть. Пришлось снова лечь на спину и сделать несколько глубоких вдохов.
Продолжая бессильно лежать, я прислушалась к состоянию. В порезы попал песок, но я сжимаю губы и молчу, будто что-то внутри заставляет терпеть.
Несколько мгновений я неподвижно лежала на песке, перевернувшись на живот. Горячие крупинки впились в щеку, словно пытаются проникнуть под кожу, так что  пришлось заставить себя подняться. Тут же меня резко повело в сторону, я растопырила руки и какое-то время ждала, пока мир перестанет качаться.
Постепенно картинка сбалансировалась. Всего в нескольких шагах зеленеет роща, от деревьев тянет прохладой и свежестью. Во мне шевельнулась надежда. Тяжело переставляя ноги, я  добралась до травы и пробормотала:
– Подожди смерть… Не сегодня.
Длинные кончики моих ушей все еще безжизненно висят. Влаги в них не больше, чем в остальном теле, но слабеют первыми, потому, что кожа тонкая и мяса внутри почти нет.
– Пить. Нужно срочно попить, – пролепетала я и,  доковыляв до ближайшей тени, я села под дерево и раскинула ноги.
Но сделала это неуклюже и ветка соседнего куста противно царапнула плечо, выступила густая сукровица и тут же схватилась корочкой. Я безразлично посмотрела на рану.
Голова снова закружилась, пришлось вцепиться пальцами в траву, чтоб удержаться сидя. Из нее брызнул зеленоватый сок с сильным мятным запахом. Когда попал на ссадины на ладонях, их сильно запекло. Я измотано опустила взгляд, наблюдая, как пузырится сукровица.
Когда жжение прекратилось, я с изумлением обнаружила здоровую серую кожу без единой царапины.
– Ну и дела, – прошептала я и уставилась на ладонт. – Чудо-трава, природная магия.
Наверху хрустнуло. Я подняла голову, но успела заметить лишь черный силуэт и ветку, усыпанную крупными плодами, которая стремительно полетела вниз.
Надо было сгруппироваться, подвинуться, но я лишь подтянула колени, а ветка пронеслась  справа, задев уголок уха.
– Проклятая деревяшка. Нашла, куда падать… – произнесла я пересохшими губами.
Коряга замерла у правого бедра, а я с изумлением уставилась на нее, в тайне надеясь, что это не мираж. На секунду закралось подозрение – вдруг плоды несъедобные. Но пальцы сами потянулись к пище.
Сорвав плод, я наслаждением впилась в сочную мякоть и поглощала плоды, пока на ветке не остались одни черешки. В животе довольно булькнуло, уши потеплели и поднялись.
– Не умру, – прошептала я в пустыню все еще хриплым голосом. – Слышишь, ящерка? Не сегодня.
У меня хватило смелости сорвать пучок чудесной травы и натереться, пока раны не воспалились. Кожу запекло, когда все порезы вспенились, я откинулась на ствол и замерла в ожидании. Жжение проникло в самую глубь, словно крошечные жуки вгрызаются в тело.  Чтобы не потерять сознание, я попыталась думать об исцелении, о полезности травки, хоть и жгучей до дурноты, и молча терпела с каменным лицом.
Боль отступила неожиданно и полностью. Сукровица исчезла, раны затянулись, даже шрамов не осталось.
Как только телесная боль отступила, в черепе загудело. Я тряхнула головой, пытаясь освободиться, но шум лишь усилился. Миллионы голосов зашептали на разных языках, галдя и пытаясь перебить друг друга.
Я зажала уши ладонями и закричала:
– Оставьте меня в покое!
Рой моментально затих. Я замерла в ожидании новой волны, но, мысли будто поняли, кто тут хозяин, разбежались и тихонько выглядывают из-за углов.
Повисла тишина.
Из глубины сознания поднялась мысль, настолько огромная, что я съежилась. Она уставилась пустыми бездонными глазами и зашагала вперед. Даже слышно стук каблуков, а может это просто пульсирует в висках кровь.
Мысль царственно подошла и поклонилась.
– «Кто я», – представилась она.
Во рту пересохло, теперь уже от нервов.
– Кто я? – механически повторила я и опустила руки в траву.
Мысль зловеще захохотала и растворилась в пустом сознании.
По небу плывут реденькие облака, солнце беззаботно сияет. Ветерок играет с кронами деревьев и шелестит листвой. Мир такой, как прежде, и просуществует еще миллионы лет. Ничего не изменилось кроме одного – я не помню этого «прежде».
Я с силой потерла лоб, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь, но в голове пусто, разве что муха не летает по кругу.
– Может все сон? – спросила я себя. – Во сне всегда не помнишь, как уснул.
Ожидала, что величественная мысль снова поднимется из неведомых глубин, но та предательски молчит.
Снова потерев лоб, я проговорила быстро:
– Нет. Боль была вполне реальной, такое не спутать. Имя! У меня должно быть имя! Все плохо, все очень плохо!
В районе солнечного сплетения  ухнуло, будто оборвался подвесной мост, по телу прокатилась волна паники. Я подскочила, едва не стукнувшись о ветку, и в ужасе кинулась в глубину рощи.
Несколько раз чуть не осталась без глаз из-за кривых веток. Еловые колючки ободрали кожу, листья налипли на лоб и плечи. От чумного бега в затылке потеплело, даже нагрелись уши. На пути выскочил раскидистый куст с блестящими от сока шипами. Когда попыталась обогнуть его слева, споткнулась о пень и рухнула  в заросли.
Колючки оставили неглубокие, но длинные порезы. Я взвыла от досады, но падение в терновник немного отрезвило. Поднявшись, я встала рядом с кустом, чтобы осмотреть на наличие яда.
– Вырос, бестолочь! – процедила я, будто пень может понять.
Пень, естественно не ответил, стоит себе у куста, качает грибочками на тонких ножках. Зато куст цветет и благоухает, призывно раскрыв бутоны. Над ними гудят пчелы, от чего куст кажется неведомым зверем.
Поняв, что яда в нем нет, я осмотрела царапины. Они оказались не глубокими и заживут без магической травы. Но все же пришлось минуту стоять без движений и глубоко дышать, приводя мысли в порядок и заставляя сердце биться ровно.
– Хорошо, – попыталась рассуждать я, – мне не известно имя, откуда и куда направлялась. Но я жива, могу связно думать и изъясняться. Какая-то тварь дала мне по голове и бросила погибать в пустыне. Не с неба же я свалилась. Но потеря памяти не бывает вечной. Скоро вернется. Непременно должна вернуться.
Наивные выводы немного меня успокоили, но в груди заворочались смесь обиды и гнева. Я сдавленно зарычала и двинулась сквозь заросли в поисках разумной жизни.
Мысли потекли  пустые и безответные, похожие на разбавленный кисель. Безмолвная тревога притаилась в районе груди и время от времени напоминает о себе короткими спазмами.
Я понимала, произошло что-то нехорошее. Возможно, сама натворила что-то ужасное – съела чей-то обед или пришла на прием в одинаковом наряде с какой-нибудь королевой.  Но за это не убивают. Или убивают?
В ветках пискнула синица. Вспорхнув с ветки, она села мне на плечо и залилась звонкой трелью. Я с удивлением покосилась на бесстрашное создание. Птичка перестала петь и развернулась пестрым боком. Глаз-бусинка внимательно уставился  на меня.
Я поднесла палец к пушистому брюшку, осторожно прикоснулась. На ощупь перышки мягкие, как высококлассный шелк. Птичка встрепенулась, растопырила крылышки, но не улетела.
– Привет, козявка, – прошептала я в пернатую голову. – Не боишься?
Птичка повернулась, посмотрела другим глазом, будто поняла. Затем чирикнула и упорхнула к сородичам.
Я вздохнула, в голове проплыли странные мысли о небе, полетах и бескрайних просторах, даже подумала, что из меня бы получилась отличная птаха. Тогда бы точно не попала в эту нелепую передрягу. Просыпаешься, чистишь перья и отправляешься ловить жуков, чирикать хором и гадить с веток. Если не нравится – лети в другое место, где небо выше, трава зеленее и жуки жирнее.
Под ногами похрустывают ветки, приходится ступать осторожно, иначе напугаю местное зверье или еще кого-нибудь. В лесу обитают такие твари, которых лучше не встречать.
Вверху тихо шелестит листва, тень от нее настолько густая, что полностью накрывает нижний ярус. Из-под зеленых кочек время от времени выпрыгивают любопытные белки, смешно растопыривают лапы, шевеля рыжими носами.
Я покосилась на них и произнесла, стараясь заставить голову работать в нужном направлении.
– Итак, – проговорила я. – Помню названия зверей и растений, но не помню ничего о себе. Это странно. Я думала, если память отшибает, то полностью.
Густая поросль кончилась, вместо нее пошли аккуратные кустики с прозрачными зелеными шариками. Сразу видно, кто-то нарочно высадил, то ли для красоты, то ли  для удобства сбора ягод. Я на ходу сорвала горсть и отправила в рот. Круглые шарики с треском лопнули на зубах, расплескивая горький вяжущий сок.
Я скривилась, терпкий вкус высушил язык, пришлось выплюнуть.
Через несколько шагов выбралась на хорошо утоптанную тропу. Из дальних зарослей донеслось фырканье и сопение. Медленно подкравшись к обочине, я раздвинула ветки.
За кустом в середине полянки скачет енот вокруг огромного ореха, коготки царапают скорлупу, пытаясь расколоть. Орех катается по траве и разваливаться не торопится. На шорох енот обернулся, шерсть вздыбилась, глаза испуганно уставились на меня.
– Может, тебя надо изловить и съесть? – поинтересовалась я.
Енот словно понял, уши прижались, он сжал коготками орех и испугано присел на задних лапках. Когда представила, что придется гоняться за ним, подманивать, возиться, уши мои уныло повисли.
– Радуйся, звереныш, – сказала я. – Мне идти надо.
Я отпустила ветки и отошла, а из зарослей донесся топот убегающих лап.
Тропа вновь двинулась навстречу. Ноги по щиколотку утопают в пыли и противно чешутся, но под рыхлым слоем чувствуется утоптанная земля. Такое бывает после суховеев, видимо, надувает со стороны пустыни.
Деревья редеют, кто-то явно позаботился о том, чтобы по тропе можно было свободно передвигаться даже ночью. По обочинам воткнуты палки с намотанными на концы тряпками. От ткани идет резкий маслянистый запах.
У старых деревьев ветки толстые, их подперли деревяшками. А деревца помоложе сами торчат, как веники. Видно – умелые руки любовно обрезали ветки, чтоб те скорее достигли плодоносного возраста, окопали.
Уверенности у меня прибавилось. Жители, которые, бережно заботятся о кустах, непременно должны быть добродушными. И уж конечно, окажут посильную помощь потерявшейся путнице.
Тропа стала шире, деревья ниже, трава превратилась в кудрявый спорыш.  Наконец, роща кончилась, и передо мной открылось пшеничное поле. Высокие колосья с приятным шорохом шумят на ветру и клонят золотистые головы. Я провела рукой по желтому ковру и облегченно выдохнула – землю возделывают, значит помощь близко.
Пришлось оставить спасительную тень и двинуться сквозь пшеницу. В прокаленном мареве пахнет соломой, в зарослях стрекочет то ли кузнечик, то ли еще кто-то. Воздух тяжелый и солнце палит, но душа ликует.
Через каждые три шага холмики кротовых нор, слишком больших для обычных кротов. Приходится перепрыгивать, пока под ногами шмыгают  разжиревшие мыши.
Впереди замаячили коренастые фигуры мужчин и женщин, я подошла ближе и присмотрелась.
Те, что впереди – орудуют косами. Лезвия срезают тонкие стебли, оставляя у земли невысокие черенки. Другие следуют за ними на почтительном расстоянии, укладывают пшеницу аккуратными рядам и вяжут в снопы.
– Точно, – прошептала я. – Как и думала. Фермеры. Добродушные фермеры.
Вскинув ладони в приветственном жесте, я направилась к ним.
Я глянула в глаза и прошептала одними губами:
– Не беспокойся, я быстро учусь. Надеюсь.
Он с тяжелым вздохом протер пальцами лоб, медленно развернулся и скрылся в проеме арки.

Глава
VII

Воздух приятный, прохладный. Вероятно, сказывается близость водопада. Хотя, город слишком большой, чтобы освежаться таким способом. А вот толстые стены могут удерживают температуру.
Уперев руку в бок, я глянула исподлобья на служанку. Уши вытянулись, кончики зашевелились, улавливая малейшее дуновение. Рэниаль все еще стоит со сцепленными пальцами и открыто разглядывает меня, часто хлопая пушистыми ресницами.
Арум недовольно переступил копытами, в рубиновых глазах молчаливый укор – заставляете ждать меня, такого белого и блестящего, как вам не совестно, я есть хочу.
Я погладила единорога по теплой морде и обратилась к Рэниаль:
– Ну что. Давай, веди меня в покои.
Служанка буквально подпрыгнула на месте, очнулась и всплеснула руками.
– Извините, миледи, – затараторила она, – я просто никогда не видела… Вы такая… оригинальная. Извините мою дерзость. О, я просто не могу сдержать потрясения. Вы серая! О, простите, миледи.
Я хихикнула про себя, белоухая прямо дрожит от собственной смелости. Слуг держат в ежовых рукавицах, вон, бедняжка, как заикается и трясется.
Махнув рукой, я сдула волосину с лица.
– Да не бойся, – проговорила я ободряюще. – Никто не узнает.
Плечи белокожей расслабились, она выдохнула, но взгляд остался встревоженным, мало ли что у меня на уме. В груди запоздало потеплело – меня причислили к господам, иначе не тряслась бы так. Теперь слугам нужно гадать, что творится в моей господской голове.
Рэниаль осторожно, боясь сделать лишнее движение, подошла к единорогу, погладила по блестящей морде. Тот довольно зафыркал, служанка осмелела и обхватила ладонями огромную голову.
– Сейчас тебя покормят, бедолага, – сказала она ласково. – Устал, наверное, понервничал? Хозяин снова таскал тебя через эти жуткие ворота?
Единорог потряс густой гривой, закивал, мол, да-да, обижает меня как хочет, а я, несчастный, терплю, служу верой и правдой.
Служанка обернулась и позвала:
– Ллей, Маллей! Сюда!
Из-за арки высунулись две маленькие рыжие головы, лица заспанные, из волос торчат куски соломы. При виде Арума щеки втянулись, глаза округлились. Близнецы с наигранной бодростью выскочили из-за стены, рубахи помятые, кое-где даже дыры, подбежали к единорогу и повели в дальний конец дворика.
Арум гордо вскинул голову и взмахнул роскошным хвостом. Затем со звонким цокотом направился за эльфятами, пока не скрылся в черноте прохода.
Рэниаль обернулась ко мне, снова присела в реверансе, заплетенная макушка сверкнула перед носом.
– Миледи, идемте, – почтительно проговорила она.
Мы вошли в темную арку и двинулись по прохладному коридору. От стен веет мощью и древностью, волосы на затылке невольно зашевелились – каждый камешек пропитан старой магией. Такую вряд ли помнят простые эльфы. По стенам расползся толстый плющ, цепляется за гладкий камень, стебли лезут куда-то, создают причудливые узоры.
Служанка осторожно шагает впереди, деликатно указывает путь в запутанных коридорах. Я таращусь на зелень посреди замка, осторожно огибая лозы, которые слишком далеко протянулись от стен. Некоторые ветки настолько тонкие, что напоминают волоски в гриве единорога. Зато листья на них почти с ладонь.
Рэниаль стучит кожаными… Потянула носом – да, кожаными каблуками. А я, вот, совершенно бесшумна – шагаю босыми ногами по гладким камням, ступни приятно обдает многолетней прохладой. Я улыбнулась себе, на секунду представив, что нахожусь не в эльфийском замке, а в тенистом лесу у водопада, где со всех сторон прохлада и свежесть.
Когда Рэниаль остановилась возле крохотной дверцы, я выпала из раздумий. Она наклонилась и постучала. Дверца открылась, оттуда высунулось чистое, как весенний ручей, лицо маленькой эльфийки с ясными голубыми глазами.
Служанка приказала быстрым шепотом:
– Немедленно проверить покои у северных анфилад. Для миледи. И одежду под стать милорду.
Маленькая эльфийка молча кивнула и скрылась в дверном проеме. Рэниаль с довольным лицом поправила подол юбки и робко улыбнулась.
– Миледи, мы не ждали, что милорд Лисгард приедет не один, – сказала она извиняясь. – Эти покои обычно готовы, но не стоит надеяться лишь на добросовестность горничных. Необходим контроль.
Я пожала плечами.
– Верю. Ты, главное успокойся, не нервничай. А то от переживаний волосы выпадут, и кожа посереет, как у меня.
Лицо служанки исказилось от смущения и страха, на щеках проступили красные пятна. Я запоздало поняла, что мало кто из господ разговаривает в таком тоне. Судя по манерам Лисгарда – белокожие те еще вельможи.
Она опустила взгляд и сочувственно пробормотала под нос:
– Миледи, если это правда, если с вами такое случилось – я очень сожалею. Мы найдем лучших лекарей, лучших магов вернем вам сияние.
Я не удержалась, прыснула от смеха, таинственное эхо раскатилось под сводами и разлетелось далеко по коридорам. От хохота меня согнуло по полам, и трясло чуть ли не до слез, пока, изумленная служанка наблюдала в немом оцепенении.
Когда приступ хохота прошел, я, наконец, выпрямилась, вытирая глаза, и проговорила сквозь смешки:
– Ты, главное, не бойся. Это не заразно.
Я попробовала чуть наклониться вперед, пытаясь взглядами намекнуть, что вот тут надо было смеяться, ну или хотя бы улыбнуться. Служанка тупо захлопала ресницами, глаза круглые, непонимающие.
– Забудь, – сказала я, махнув рукой.
Мы снова двинулись по коридорам, пока не пришли к массивной деревянной двери с изображением пылающей птицы. Рэниаль толкнула створку, двери открылась и мы вошли.
Мягкая роскошь на секунду остановила меня прямо на входе. Над широкой кроватью с россыпями изумрудов, колышутся сиреневые балдахины, стены обиты розовой тканью. Удивительно, как смогли соединить уют и благородство. Пол отполирован до такой степени, что можно кататься. В середине комнаты над полом висит прозрачный кристалл, размером с табуретку и сияет равномерным матовым светом. На окнах шевелятся многослойные шторы.
Я растерянно оглянулась на служанку и проговорила впечатленно:
– Говоришь, это гостевая?
Рэниаль непонимающе сдвинула брови и проговорила с виноватым видом:
– Да, миледи. Извините, миледи, мы бы поселили вас в южном крыле. Там солнца больше, и апартаменты шире. Но милорд сам приказал отвести вас сюда.
У меня даже рот раскрылся, едва не произнесла все, что пронеслось в голове. Шире? Зачем шире? Тут и так можно на единороге скакать, потолок в золотых лентах, а кровать-то…
Я замахала руками и сказала потрясенно:
– Рэниаль, все в порядке. Мне нравятся мои, гм, апартаменты. Вот и шторки колышутся, и камешек над полом висит. Что это, кстати?
Служанка с недоверием посмотрела на меня, уши виновато прижались, бедняжку сейчас разорвет от противоречивых эмоций.
– Это адуляр, камень для световой подпитки, – проговорила она осторожно.
Я сделала умное лицо. Понимаю, кожа у меня и не сияет, и до высокородности, как до Забытой горы на козе, но чую – я умная. Во всяком случае, была.
– Да-да, точно. Адуляр, – кивнула я и улыбнулась, вроде как шучу.
Служанка странно посмотрела. Я мысленно обругала себя за неосторожность. Белокожая быстро разнесет по всему Эолуму, что хозяин привел в дом чокнутую серую эльфийку, которая не знает, как обращаться с, подумать только, адуляром.
Я потянулась всем телом, почувствовала, как удлинился позвоночник, талия утончилась – можно ладонями обхватить, мышцы сзади приятно растянулись. Бросила быстрый взгляд на Рэниаль – та смотрит, не шевелясь, глупо хлопает ресницами. Наверное, высокородным не положено потягиваться в присутствии слуг.
Пришлось резко хрустнуть корпусом и вернуться в прежнее положение.
– Где можно искупаться? – спросила я невозмутимо. – А то похожа на облезлую кошку после драки.
Служанка всплеснула руками, каблучки простучали по полу и остановились у незаметной двери.
– Вот здесь, – шепнула она и указала на ручку. – Тут серая госпожа найдет все, что нужно.
Обращение «серая госпожа» мне понравилось, я приосанилась, даже подбородок вскинула. Служанка это заметила и почему-то присела в поклоне. Секунду я смотрела на нее, не зная, как реагировать. Затем пожала плечами, оставив ее наедине с придворным этикетом.
Я прошлась по комнате, провела рукой по прозрачному балдахину, кожа отозвалась приятным щекотанием. От ткани струится тончайший цитрусовый запах, будто кто-то специально ходил и отмерял – сколько капель нужно на каждый отрезок, чтобы создать правильный баланс.
Рэниаль осторожно покашляла за спиной.
– Миледи, вам еще что-нибудь нужно? – спросила она робко.
Я покосилась на нее через плечо, в который раз изумляясь покладистости. Где-то глубоко внутри даже появилась жалость к эльфийке, которой приходится плевать на собственные желания и бросаться выполнять любой приказ хозяина.
– Нет, – ответила я и взмахнула рукой. – Ты свободна, как ветер в поле.
Служанка присела в глубоком поклоне и попятилась к выходу. У самой двери, спохватившись, подняла голову – в глазах неуверенность и сомнение.
– Миледи?
– Да.
Она вцепилась пальцами в передник юбки и проговорила тихо:
– Миледи, позвольте узнать, как к вам обращаться?
– Гм, – промычала я.
Я глянула в окно, за прозрачными шторами колышутся ветки с фруктами, наверное, вкусные. Солнечные эльфы не стали бы выращивать в Эолуме всякую гадость. Хотя, Лисгард с удовольствием жевал мерзкие ягодки.
Несколько секунд пыталась вспомнить, не говорил ли высокородный что-нибудь об именах и прозвищах. Потом поняла, этот вопрос мы вообще выпустили из виду и теперь придется выпутываться самой, да так, чтобы не попасться на неточностях.
Я предложила:
– Называй меня «миледи».
Служанка охнула, прикрыла рот ладонью. Я скривилась, представляя, что она вообразила. Господин привез таинственную незнакомку необычной внешности, поселил в отдельные покои подальше от всех.
Рэниаль сцепила ладони за спиной и чуть подалась вперед.
– О! Серая госпожа предпочитает, оставаться неузнанной, – проговорила она быстрым шепотом. – Я сохраню вашу тайну! От меня никто ничего не узнает.
Она снова присела, заплетенная макушка уставилась в потолок. Белые уши прижались в знак почтения. Затем служанка поспешно развернулась и выскользнула за дверь. Замок тихо щелкнул.
Я ухмыльнулась – да уж конечно, не узнает. Наверняка уже бежишь в кухни, чтобы рассказать подругам, что хозяин приютил серую. А те, расскажут своим знакомым, и так по цепочке. В итоге окажется, что у Лисгарда есть тайный ребенок, которого прячут в дремучих лесах.
На меня накатило расслабление и блаженство эльфа, который наконец-то остался один. Снова потянувшись, я поглядела по сторонам, убеждаясь, что никто не дышит в затылок и не пытается прижечь каленым железом. Потом покосилась на столы и колонны, за которыми вполне может спрятаться лазутчик. Но в комнате пусто, как в моей голове.
У дальнего окна захлопали крылья, оглянулась – на подоконнике сидит черный ворон и внимательно смотрит белым слюдяным глазом.
Подошла, прозрачный ворох штор разлетелся в стороны, я осторожно протянула ладонь. Птица нерешительно потопталась на месте и запрыгнула на руку.
Меня качнуло, будто гирю взяла, я отклонилась назад подальше от клюва. Он непривычно огромный, кончик сверкает, словно заточенный.
Птица деловито повертела головой, белые глаза по очереди оценили меня с головы до ног. От взгляда птицы меня передернуло. Ворон будто в самую душу смотрит. Черные, как деготь перья переливаются синевой, клюв наполовину зарос то ли пухом, то ли шерстью. Когти такие, что с легкостью разорвут руку в клочья, но он будто знает о силе – держится аккуратно, даже не колется.
Осторожно погладила птицу по голове, понимая каким-то особым чутьем – с животными надо по-доброму, тогда и они ответят тем же.
– Красавец, – проговорила я ласково. – Какие у тебя гладкие пёрышки. И глазки просто алмазы. Откуда ты такой взялся?
Ворон переступил на лапах, поднял голову, клюв щелкнул у самого носа, я резко отклонилась.
– Ну ты чего? – сказала я с укором. – У тебя, вон, какая пика на носу – сразу меня победишь. А я хрупкая, меня беречь надо.
Ворон наклонил голову, блестящий глаз загадочно сверкнул, во взгляде читается – мы оба знаем, какая ты хрупкая, особенно если меч в руки дать.
Он вытянул шею и каркнул так, что меня едва с ног не снесло. Наверное, слышно на весь двор. Откуда-то снизу послышались возмущенные возгласы эльфиек, кто-то простучал каблучками по мостовой.
Я высунулась в окно вместе с пернатым и слегка подкинула руку.
– Давай, дружок, лети, – взмолилась я. – А то на твои крики сейчас пол Эолума сбежится, вопросы задавать начнут. Не могу же я сказать, что сам ко мне прилетел. Еще прибьют.
Птица щелкнула клювом, во взгляде немой укор – вроде я со всей душой, а ты за свою шкуру трясешься. Крикун присел, меня сотрясло от толчка, птица в несколько взмахов поднялась так высоко, что уже и не различить – ворон там или голубь.
Я уперлась ладонями в мраморный подоконник, взгляд застыл в небе, пока силуэт птицы не затерялся среди кудрявых облаков. В очередной раз позавидовала крылатой твари.
– Врагов нет, – проговорила я ему вслед. – Сам, кого хочешь, заклюешь. А для жизни – все небо.
Легкая занавеска колыхнулась от ветерка, ткань скользнула по локтю, я вздрогнула от нежного прикосновения. Кожа затрепетала, словно ее омыли водами самого чистого родника в мире.
В дверь уверенно постучали. Я поспешно обернулась и прошлепала босыми ногами до кровати.
– Войдите, – сказала я четко.
На пороге возник Лисгард, глаза горят, грудь высоко вздымается, будто бежал через весь Эолум, латы сверкают в свете адуляра.
Он чуть отдышался и проговорил:
– Миледи, идемте.
Я отступила к стене и уперлась спиной в прохладный мрамор. Снова возникло ощущение беспомощности, хотя белокожий, вроде, вызвался защищать.
Пальцы невольно начали шарить за спиной в поисках оружия, но там лишь холодный камень. Белокожий заметил мое замешательство, но остался невозмутим.
Я спросила недоверчиво:
– Это еще куда? Даже грязь отмыть не успела.
Белокожий картинно закатил глаза и протянул руку.
– Потом помоетесь, – сказал он быстро. – Нас ждет мой отец. Возможно, он сможет помочь.
– Не успел привезти, с отцом знакомит, – пробормотала я. – Безумные порядки.
Он деликатно, но уверенно взял меня за локоть и потащил по коридору, даже запротестовать не успела. Очень захотелось ударить его промеж глаз, чтоб не распускал руки, но одна сейчас в пальцах высокородного, а другой держу юбку, чтоб от широких шагов не задиралась.
Лисгард почувствовал напряжение, чуть ослабил хватку, но не отпустил.
Мы несколько раз петляли по заросшим плющами коридорам, пока не вышли в небольшой зал с десятком цветных дверей.
Я, наконец, высвободилась из цепких пальцев белокожего и прошипела:
– Ты объяснишь мне что-нибудь? Или так и будешь таскать туда-сюда?
Лицо Лисгарда вспыхнуло, запоздало дошло – слишком уж старается, учтивость граничит с хамством. Я мысленно одернула себя, даже стыдно стало, что обратила внимание на какую-то там учтивость. Но тут же забыла об этом, списав все на тлетворное влияние Эолума.
Белокожий сделал шаг назад, руки опустились по швам, смотрит как-то сквозь меня. Я несколько секунд пыталась понять, что не так, пока не заметила, как старательно отводит взгляд от моего полуголого наряда.
Я развела руками, мол, сам виноват, не дал одежду постирать, не говоря уже о помыться и причесаться.
Пальцы высокородного нервно задергались, уши оттопырились.
– Тенадруин очень важный эльф, – начал объяснять он усердно. – Главный казначей Эолума. Все монетные потоки идут под его личным контролем.
– Серьезно?
– Да, – подтвердил Лисгард. – За всю историю назначения, в городе запасы казны ни разу не истощались. Кроме того, он младший брат короля. Понимаете?
Я кивнула, он чуть расслабился.
– К тому же, Тенадруин мой отец, – добавил белокожий. – Наверняка он что-то знает о таких, как вы.
Лисгард посмотрел на меня, я поежилась под внимательным взглядом синих глаз.
– Не смотри так, – попросила я.
– Как? – не понял высокородный.
Я скривилась и сказала:
– Словно я говорящий единорог.
Лисгард оторопел, рот раскрылся, уши встали торчком. Он проговорил растерянно:
– Я же помочь хочу.
– И я благодарна, – ответила я. – Но от такого взгляда становится неловко и хочется сразу как-то прикрыться что ли.
– Эм, – протянул высокородный. – Примите мои извинения.
– Принимаю.
Повисла неловкая пауза, Лисгард всеми силами старался вообще на меня не смотреть, я оттягивала вниз края юбки и поправляла повязку на груди, чтобы она смотрелась если не хорошо, то хотя бы прилично.
Когда белокожий засопел в нетерпении, я сказала, взбивая пыльные волосы:
– Пойдем. Показывай меня великому казначею.
Лисгард нахмурил брови, но ничего не сказал по поводу моей иронии.
Из коридора потянуло запахом свежей зелени и ягод, я облизнулась и нервно задергала ушами. В животе тихо заурчало. Единственное, что удалось сегодня съесть – чудесные фрукты на окраине леса, но желудок давно пуст. А после ализаринового плена готова проглотить все, что угодно. Даже мерзкие ягодки.
Кинула на Лисгарда короткий взгляд и поняла, сейчас не время говорить о еде. Он и так не может разобраться, как себя вести. Тащит к отцу, но мне нужно к Забытой горе. Даже чародей не смог понять – кто я. Правда, белокожий об этом не знает.

Глава
VIII

Мы вошли в небольшое помещение с сиреневыми стенами и высоким потолком. Из углов разливается мягкий свет адуляров и комната кажется матовой. Я одобрительно закивала, тут хотя бы не слепит.
В средине огромный стол с длинными башенками серебристых монет. На полу сверкают пирамиды цветных камней, не понятно – как не рушатся от собственного веса. Под потолком шныряют блестящие лопатки, периодически со свистом пикируют вниз, ловко перекладывают камни на огромные весы. Затем со звоном перебрасывают драгоценности в другую горку и снова взмывают вверх.
За движением из широкого кресла наблюдает синеглазый эльф, очень похожий на Лисгарда. Но у этого между бровей пролегла глубокая морщина, под глазами проступили темные круги. Руки подергиваются в непонятных пассах, будто мыслями находится далеко отсюда и видит тайные миры. А лопатками управляет, как бы между прочим, механически бормочет и контролирует движение потоков.
Он даже не обернулся на нас.
Лисгард шагнул в перед, пролетающая мимо лопатка едва не угодила ему в лоб, белокожий ловко уклонился и проговорил почтительно:
– Отец, вот эта эльфийка. Не сомневаюсь, ты сможешь разобраться в ее происхождении и принадлежности.
Он склонил голову в коротком поклоне и отступил, пропуская меня вперед.
Тенадруин неспешно повернул голову и несколько раз моргнул, взгляд постепенно стал осознанным.
Когда синие, как сотни гаюинов глаза, посмотрели на меня, по спине прошел озноб. Невидимый лед сковал тело, будто северный ветер проник в голову, заморозил мысли и остудил кровь.
Его брови дрогнули и удивленно поползли наверх, синие глаза округлились. Казначей встал, длинные полы одежды зашелестели, как листва, он медленно приблизился ко мне. Я замерла, не решаясь дергаться в присутствии того, от кого веет такой уверенностью и силой.
Я попыталась расправить плечи, унять внезапную дрожь в пальцах, но получилось лишь поднять голову и исподлобья взглянуть на казначея.
Высокородный подошел так близко, что услышала его дыхание. Нос уловил почти незаметный терпкий запах. Он плавно поднял руку, пальцы коснулись моего уха, гипнотический взгляд впился в глаза.
По телу пронеслись крошечные молнии. Лицо белокожего словно непроницаемая маска, смотрит холодно и бесчувственно.
Рука казначея опустилась, солнечный чуть отстранился и несколько секунд разглядывал лицо. Затем взгляд скользнул ниже и задержался дольше, чем нужно.
С боку послышалось нервное покашливание Лисгарда. Казначей поднял голову, на волевом лице смятение и озадаченность. Он сделал шаг назад, но взгляд остался пристальным и пронизывающим. У меня едва ноги не подкосились от его близости.
– В жизни не видел ничего подобного, – проговорил Тенадруин глубоким, как сама бездна, голосом.
От звука я совсем оцепенела. В голове трепыхнулась пришибленная мысль – это самый жуткий и таинственный белокожий из всех, кого встречала. Захотелось отскочить назад и спрятаться за Лисгарда. Но в последний момент взяла себя в руки и осталась на месте.
Лисгард промычал что-то невнятно, потом спросил смущенно:
– Отец, ты ли это?
С потолка спустилась лопатка, сделала вокруг мня пару кругов. Край больно ткнулся в лоб, я шикнула на глупую колоду. Лопатка обижено повернулась черенком ко мне, взмыла вверх к подружкам-лопаткам. Под потолком вновь закружился дикий хоровод.
Я потерла ушибленный лоб, зло покосившись на лопатки. Казначей прошелестел по глянцевому полу и остановился возле горстки красных камешков.
– Видишь ли, – проговорил он задумчиво. – Твоя желтоглазая гостья удивительно явление природы. Мне такого не доводилось встречать. В ее глазах пламя источника, но она, определенно, не сияющий эльф.
– Это было и так понятно, отец.
Тенадруин дернул правым ухом, но дерзость сына проигнорировал.
Он продолжил:
– Кожа не достаточно темная, чтобы отправлять в Великий разлом. Для жителей снежного края она слишком высокая. Остаются странники. Но странники – выходцы Чумнолесья, лесные эльфы, которым пришлось покинуть дом и отправиться в скитания. Внешне они похожи, скорее на нас с тобой, чем на нее.
Отец белокожего сделал небольшую паузу, давая переварить сказанное. Затем, наконец, посмотрела на Лисгарда, тот скрестил руки на груди, взгляд серьезный, сосредоточенный. Буквально слышу, как со скрипом перекатываются мысли в благородной голове.
Казначей взял с верхушки пирамидки камешек, и подкинул в руке, его взгляд застыл на гладкой, как алебастр, стене.
В затылке потеплело, боковой линией ощутила неладное.. Тенадруин резко развернулся и швырнул в меня камень. Сбоку донесся возмущенный вздох Лисгарда. Сама не поняла, как увернулась, спина прогнулась, руки взмахнули, мимо уха что-то просвистело. Я выпрямилась и замерла с круглыми глазами.
Затылок снова стал холодным, тревога улеглась. Я вытянула руку и разжала пальцы – на ладони багрово поблескивает ограненный камень.
Слева раздался негодующий голос Лисгарда:
– Я пришел за помощью, а ты…
Тенадруин недовольно вскинул руку.
– Хм. Удивительная ловкость, – проговорил он и наклонил голову. – Как зовут тебя, дитя?
Теперь казначей похож на удава, готовый проглотить маленькую меня.
Я резко выдохнула, так резко, что отец белокожего приподнял бровь. Он испытующе посмотрел на меня, пришлось выгнуть спину и поднять подбородок, но когда заговорила, голос предательски дрогнул.
– Не знаю, – выдавила я. – Не помню. И вообще ничего не помню. Лисгард не сказал те… вам?
Уголки губ Тенадруина чуть дрогнули в попытке изобразить улыбку. По спине пробежался очередной табун мурашек, я отшагнула, потому, что казначей стал похож на ухмыляющегося тигра.
Он бросил суровый взгляд на сына. Тот недовольно хмурит брови, переминается с ноги на ногу, лопатки опасно шныряют мимо лица, он только брезгливо косится и шевелит ушами.
– Этот чрезвычайно важный факт Лисгард упустил, – заметил Тенадруин.
Лисгард еще больше нахмурился, лязгнул сапогом по мраморному полу, гневный взгляд впился в меня, как жало. Я растерянно улыбнулась и пожала плечами, мол, не виновата, он сам спросил.
От Тенадруина не ускользнула моя попытка оправдаться перед отпрыском. Он мягко улыбнулся, как если бы кот улыбался мыши, которую не собирается есть.
Широкая ладонь казначея вытянулась вперед, он поводил перед собой. В воздухе возникла толстая книга в кожаном переплете, страницы сами раскрылись и затрепетали, как крылья бабочек.
Казначей прищурился от мельтешения.
– Это не дело, – проговорил он наставительно. – Эльфу необходимо имя, как и любому живому существу.
Зрачки Тенадруина ритмично задрожали, взгляд затуманился, видно, как молниеносно проглатывает целые страницы. Прошло несколько секунд, прежде чем казначей оторвался от пожелтевших листов.
Он небрежным взмахом захлопнул книгу, фолиант моментально исчез, оставив лишь вихрь блестящей пыли. Высокородный поднял глаза.
Гипнотический взгляд приковал ноги к полу, попыталась шевельнуться, но тело застыло, как мраморное изваяние. Мысли начали медленно погружаться в блаженную синеву, где никто не потревожит, не обидит. Со всех сторон потянулась долгожданная нега и безмятежность.
Тенадруин, не глядя, отмахнулся от лопатки, которая настырно пытается всыпать в ладонь горсть блестящих монет и потер пальцами подбородок.
– Я нашел несколько подходящих имен, – проговорил он задумчиво, – Миаль, Альшара, Галателис…
В голове синий туман, перед глазами все мерцает и плывет. Сейчас хоть бревном назови – соглашусь.
Тенадруин покачал головой.
– Нет, все не то…
Он устремил взгляд в окно, где мелькают цветные птички, и застыл. Показалось, время остановилось и превратилось в тягучую вязкую массу, из которой нет спасения. Уже смирилась с безвольным расслаблением, когда он вскинул палец и сказал:
– Вот, что. Властью, данной солнечным источником, нарекаю тебя Каонэль – чужестранка.
– Каонэль, чужестранка, – повторила я, как зачарованная.
Казначей довольно прищурился, сиреневые одежды с шелестом всколыхнулись и медленно опали. Высокородный развернулся, с достоинством пересек комнату. Возле стола он строго зыркнул на лопатку, которая имела неосторожность пролететь перед лицом, и медленно опустился в кресло.
Я тряхнула головой, оцепенение слетело, как шелковая вуаль. Пришлось посчитать до десяти, изгоняя из тела позорную дрожь, которая возникла от простого взгляда.
Сделал несколько шагов назад и уперлась в колонну. Мысли ползают полудохлыми муравьями, в голове, словно древесный пух, Тенадруин хитро щурится и поглядывает на сына.
Тот облокотился на выступ в стене, вертит в руке цветной камешек и с интересом наблюдает. Несколько секунд будто решал, стоит ли продолжать возится со мной, затем оторвался от стены и швырнул камень в сторону.
Серебристая лопатка моментально подхватила драгоценность и бережно опустила на рубиновую горку. Белокожий подошел к казначею, оперся рукой на мраморную столешницу и пробарабанил пальцами.
– Так что делать с миледи Каонэль? – спросил он неуверенно.
Тенадруин откинулся на спинку кресла, взгляд поднялся к стайке лопаток, он закинул ногу на ногу.
– Полагаю, все уже знают о ее прибытии, – ответил он равнодушно. – Если не представим королю, воспримет как неуважение. А нам неприятности не нужны.
Лисгард провел пальцем по гладкому мрамору, затем растер невидимую пыль между подушечками.
– Да? – бросил он невесело. – Он спросит, откуда взялась и зачем?
Казначей отмахнулся, поправляя сиреневые складки одежды.
– Он король. Пускай сам выясняет.
Тенадруин обернулся, взгляд холодный и цепкий, я невольно вздрогнула, но тут же пообещала себе больше не трусить перед этим таинственным белокожим. И не терять контроль.
Его губы искривились в обезоруживающей улыбке, ровный ряд зубов сверкнул в свете адуляров.
– Дитя, – сказал Тенадруин мягко, – тебе стоит привести себя в порядок. Не хорошо разгуливать по городу в одной набедренной повязке и… что это вообще такое?
Он кивнул на тряпку, которая стягивает мне грудь.
– Сегодня будет собрание в главном зале, – продолжил казначей. – Сам король изъявил желание присутствовать. Не упустите возможность лично представиться его величеству.
Я на секунду оторопела, послышался напряженный вздох Лисгарда. Казначей закрыл глаза и положил голову на спинку.
– Больше не задерживаю, – подсказал он.
Лисгард коротко поклонился и выволок меня из комнаты, дверь аккуратно закрылась сама.
Молча двинулись обратно по запутанным коридорам. Лисгард хмурится, почти слышно, как шевелятся мысли в высокородной голове. Любопытство засвербело во мне, хуже занозы, я немного выждала, пока отойдем на достаточное расстояние от покоев Тенадруина, затем предупредительно покашляла.
Белокожий не обратил внимания, идет, уши торчат, взгляд задумчивый.
Я приблизилась к Лисгарду и толкнула в локоть, сын казначея вздрогнул.
– Твой отец недолюбливает короля? – спросила я.
Шаги белокожего стали громче, он засопел и вытянул уши.
– Король сводный брат Тенадруина по отцу, – объяснил Лисгард с неохотой. – Матерью нынешнего правителя была эльфийка из знатного рода, как и положено по законам иерархии. У них родился наследник. Но королева чем-то не устраивала деда, поэтому он наведывался к шаманке на окраине Эолума.
Я ушам не поверила и сказала:
– Мне казалось, высокородные… Ну… во всем высокородные. Чем все закончилось?
Белокожий недовольно покосился на меня, но продолжил:
– Не трудно догадаться. Тенадруин родился ровно в полночь, в полнолуние. Королева узнала об этом и приказала убить шаманку и эльфенка. Но старый король не позволил. Он всенародно признал сына, гарантируя, таким образом, ему полную неприкосновенность. Королева не унималась. Не имея возможности дотянуться до Тенадруина, она решила выместить месть на шаманке.
– Ого.
Сын казначея кивнул.
– Видимо, она плохо понимала, кто такие шаманы, – проговорил он. – Мать Тенадруина покинула город до того, как явились наемники. С тех пор ее никто не видел. Шаманка не знатного рода и ее крови нет в аметистовом хранилище.
Я попыталась представить, что за хранилище. Воображение нарисовало пещеру, обязательно с факелами и огненными колодцами, дальше решила не представлять, чтобы не пугаться, а потом не злиться на себя же за слабость.
Я спросила:
– Твоего отца любили?
Лисгард покачал головой и произнес:
– Принцев воспитывали вместе, но королева была против.
– Почему?
– С каждым годом шаманские замашки проявлялись сильнее, – сообщил белокожий. – Это её пугало.
– Значит, ты тоже шаман? – не удержалась я.
Лисгард покачал головой.
– К сожалению, я не унаследовал этого дара.
– А как же полыхающие входные врата?
Он посмотрел на меня так, будто спросила, почему вода мокрая.
– Все солнечные эльфы в определенной мере обладают магией огня, – пояснил он. – Раз вы спросили, могу я закончить рассказ?
Я поджала губы и кивнула. Взгляд высокородного на секунду остановился на мне, словно проверяет, не вру ли. Затем он снова уставился вперед.
– Королева пыталась настроить деда против собственного сына, – продолжил Лисгард. – Тот отмахивался. Когда король больше не смог вести дела, он оставил трон. Правление по закону возглавил его старший сын. Лишь тогда она успокоилась и больше не лезла в дела города.
Я внимательно выслушала. В голове засела четкая мысль – в сиянии и блеске Эолума скрываются интриги и зависть. За ней пришло понимание, оставаться в городе, где постоянно ждешь ножа в спину, не намерена.
Мы подошли к покоям, Лисгард толкнул дверь и пропустил меня внутрь.
Я обернулась и спросила:
– А где королева и старый король сейчас?
Лисгард посмотрел вдаль коридора и вздохнул.
– Там, откуда не вернулся еще ни один эльф, – произнес он.
Дверь захлопнулась, послышались удаляющиеся шаги.
В памяти всплыли глаза казначея, при упоминании о короле они становятся похожи на два куска льда. Хотя взгляд и без этого заставляет втягивать голову в плечи.
В нем достаточно силы, чтобы устроить переворот, несмотря на иерархию и строгое подчинение.
Сделав глубокий вдох, я вытянулась всем телом. Позвонки приятно хрустнули. За всей этой кутерьмой у меня не было времени не то, что помыться, а даже причесаться. Волосы превратились в нечто такое, к чему прикасаться не хочется. Кожа чешется от пыли, нос свербит.
Я пересекла комнату и открыла дверь, о которой говорила Рэниаль. На секунду застыла с открытым ртом – в приглушенном свете показалось, что темные стены украшены драгоценностями.
Дождавшись, пока зрение станет ночным, я осторожно шагнула внутрь. Лишь тогда поняла, что это не драгоценности.
Крошечные капли отражаются на черной, как спинка жука, поверхности, адуляры замысловато преломляют их свет. У дальней стены в воздухе висят три мраморные ракушки и с тихим шелестом роняют воду. На полу выдолблен желоб, по нему поток стекает куда-то в стену.
Пол шершавый, но приятный, сделанный специально для комнаты омовения, чтобы случайно не поскользнуться и не расшибить высокородный затылок.
Выйдя, наконец, из восторженного оцепенения, я скинула лохмотья и шагнула под прозрачные струи. Благодатная прохлада растеклась по телу, грязь быстро оказалась в желобе вместе с усталостью.
Минуту стояла неподвижно, наслаждаясь покоем, который способна подарить лишь вода. Затем тщательно отскоблила себя жесткой губкой, которую обнаружила парящей рядом с нижней раковиной, вымыла тяжелые волосы.
Вышла из-под струй, чистая, как весеннее утро. В попытке найти что-то, чем можно обтереться, оглядела комнату, но нашла лишь гладкие стены с приглушенными адулярами.
Я досадно вздохнула, решив, что высокородные эльфы не идеальные, раз не предусмотрели такой простой вещи, и теперь придется вытираться занавесками.
Только хотела шагнуть к двери, как с потолка опустился маленький синий вихрь и стал нарезать круги вокруг меня. Кожа покрылась мелкими пупырышками, я захихикала.
– Эй, щекотно! – пропищала я и замахала руками.
Вихрь только быстрей завертелся, и пошел по короткой дуге, пока я полностью не высохла. Провела рукой по волосам – сухие, гладкие, словно шелком натирали.
– Вот это я понимаю, магия с прямой пользой, – проговорила я одобрительно. – Не то, что ваши огненные ворота.
Вихрь сделал еще один оборот, поднявшись к потолку, он растворился в воздухе.
Я вышла из ванной, прошлепала босыми ногами в покои. На кровати разложено прелестное платье простого покроя. Подошла ближе и поняла – для такой ткани не требуется изысков в выкройке. Даже если просто обмотаться куском полотна – все равно будешь выглядеть как королева.
Просунула руки и натянула на себя. Гладкий шелк приятно скользнул по коже и распрямился под собственным весом. От прикосновения ткани дух захватило, я завистливо вздохнула, белокожие эльфийки каждый день такое носят.
Обернувшись обнаружила зеркало. Витиеватая рама в полный рост прислонена к стене, в стекле отражается половина комнаты.
Я подбежала и ахнула – передо мной серая эльфийка с волосами цвета платины. Уши остро торчат из густой копны, глаза желтые, как солнце, разве что не святятся. А может и светятся в темноте, надо будет проверить. Ресницы длинные – края закручиваются вверх, губы – как темные ягоды, нос маленький и острый.
Нежно-голубое платье плотно облегает талию и ниспадает легкими волнами. Сидит отлично, будто с меня тайком сняли мерки и терпеливо подогнали размер. Разве что вырез слишком глубокий – открывает чуть ли не половину груди.
Я сунула ноги в серебристые туфли на небольшом каблуке. После того, как босиком истоптала половину рощи, в обуви стало неудобно и тесно, хотя кожа мягкая, как шелк.
Наряд великолепный, и ткань приятная, за такой любая бы согласилась железку обнять. Но все равно чувствую себя странно. Словно Арум, на которого нацепили седло и сунули в рот конфету.
В дверь постучали, раздался голос Лисгарда:
– Миледи Каонэль, вы готовы? Собрание уже началось.
Я поправила волосы, сделала невинное выражение лица – в платье положено глупо улыбаться и закатывать глаза. Затем открыла дверь.
Лисгард скользнул по мне взглядом, на секунду остановился на декольте, кадык нервно дернулся. Он успел снять доспехи, теперь на нем свободная белая рубаха и узкие брюки.
Я ухмыльнулась про себя, когда он нехотя отвел взгляд от выреза. Стараясь выглядеть под стать придворному этикету, аккуратно поддела локон, который невзначай упал на грудь и накрутила на палец.
– Что же ты раньше не сказал? – сказала я на распев. – Король решит, что неуважительно отношусь к его светлости… эм… милости. Величеству? Как правильно?
Лисгард вспыхнул и проговорил глухо:
– Миледи, надеюсь, вы будете более сообразительны в беседе с королем? К нему следует обращаться «ваше величество».
Я пожала плечами и сделала вид, что поправляю пояс.
– Вы просто свихнулись на почтении, – проговорила я равнодушно. – Но, как скажешь. Величество, так величество.
Мы пошли по витиеватым коридорам Эолума, каждая стена буквально излучает матовый свет и качает воздух, кое-где стоят плоские горшки с землей. Из них зелеными жгутами разрослись ползучие растения. Длинные лианы пустили щупальца к потолку, так и норовят полностью оплести свод.
Я на ходу прикоснулась пальцами к листьям и спросила:
– Кто-то следит за растениями в городе или они сами по себе?
Лисгард бросил едва заметный взгляд на горшки.
– Я, кажется, упоминал, что мы связаны с растениями?
– Нет, – пропела я и захлопала ресницами. – Ты говорил, что солнечные эльфы связаны с лесом.
Он поморщился.
– Неужели не очевидно? Если мы можем взаимодействовать с лесом, то с пучком травы как-нибудь управимся.
Я скривилась и фыркнула. Немного ускорившись, я отошла влево и подняла уши, чтобы высокородный видел, как мне плевать эолумские условности.
– Может местным жителям и понятно, – сказала я оправдываясь. – Куда уж мне, скромной серой эльфийке непонятного роду и племени до ваших непревзойденных умений.
Лисгард замялся и виновато покосился на меня.
– Каонэль, прошу извинить меня, – сказал он. – Иногда бываю резок. Но и вы, честно говоря, совсем не отличаетесь хорошими манерами. Порой мне кажется, что вы совершенно неуправляемы.
Я чуть не захохотала в голос, но сдержалась и сказала:
– Неуправляема? Я всего на всего веду себя естественно, а не пытаюсь выглядеть лучше, чем есть.
– Правда? – спросил высокородный, приподняв бровь, совсем, как отец.
– Хотя нет, вру, – призналась я. – Пытаюсь, даже очень, особенно, когда невинно хлопаю ресницами. Но это не считается. Это можно.
В воздухе витает легкий аромат непонятных цветов, нос улавливает, как прямо перемешиваются крошечные частицы пыльцы. В широкие окна врывается озорной ветерок, радостно проносится по изгибам коридора. Шторы между залами царственно колышутся – простая тряпка, а сколько достоинства.
Мы подошли к высокой арке, Лисгард остановился и осторожно развернул к себе.
– Миледи, запомните, что я сейчас скажу, – проговорил он и посмотрел в глаза. – Его Величество горячо любим и уважаем народом Эолума. Если вы позволите себе неосторожное слово или жест, это может быть расценено, как оскорбление королю. Я вас умоляю, ведите себя максимально прилично.
Лицо высокородного стало жалостливым, я уставилась на Лисгарда. Только теперь поняла, как он переживает.
– Буду стараться, – проговорила я честно.
Белокожий напряженно выдохнул – не поверил ни капли. Затем повернулся и толкнул резную дверь.

Глава
IX

В лицо пахнуло ароматами приторных парфюмов и цветочных сладостей. Я сморщила нос и шагнула в огромный зал. По глянцевому полу с гомоном носятся эльфы, хватают друг друга за локти, что-то горячо обсуждают.
Все белокожие одеты в светлое, зал сияет, как полуденное небо. Пришлось на пару секунд зажмуриться, когда открыла глаза, Лисгард стоял на почтительном расстоянии.
– Смотрю, у вас пунктик на счет света, – проговорила я.
Эльф бросил на меня подозрительный взгляд, я бесхитростно уставилась на него и изобразила улыбку.
Он потер тыльной стороной ладони подбородок.
– Видите ли, Каонэль, – начал высокородный. – Солнечные эльфы рождены светом. Наши души сотканы из его частиц. Эолум – средоточие источника жизни, где мы черпаем бесконечную энергию. Зал собрания одно из самых светлых мест города.
Я кивнула и подумала – если их души солнечных созданы из света, то из чего сделана моя?
На меня с разбегу налетела эльфийка, белоснежный лоб стукнулся в подбородок, я возмущенно шикнула. Эльфийка отскочила назад, тонкие каблуки стукнулись о пол. В голубых, как бирюза, глазах вспыхнуло изумление, уши покорно прижались.
– О, прошу простить меня, – проговорила она сбивчиво. – Я не видела. Весь день голова кругом от… Вы ведь та самая серая госпожа?
Лисгард возмущенно охнул, голубоглазая присела в коротком поклоне, кончики ушей покраснели. Хотела ответить что-нибудь едкое, но увидела, как потемнело лицо белокожего, и промолчала.
Бедняжка мялась и мычала, взгляд Лисгарда приковал ее к полу, еще немного и эльфийка расплачется. Я махнула рукой и проговорила намеренно беспечным тоном:
– Да-да. Серая. Очень серая. И глаза желтые. Потому, что сову съела.
Голубоглазая растерянно захлопала ресницами, на белых щеках проступило подобие румянца, если так можно назвать крошечные красные пятна. Она отступила на пару шагов и беззастенчиво стала разглядывать меня.
– А вот это уже неприятно, – пробормотала я тихо, но Лисгард, похоже, услышал.
Он прошептал:
– Рэниаль, бесстыжая. Знал же, что не сможет держать язык за зубами.
– Может я белая ворона? – спросила я таким же шепотом. – В смысле серая. Паршивый единорог в табуне, или как там говорят?
Лисгард громко покашлял, я повертела головой. Эльфы негодующе уставились на нарушительницу порядка, глаза круглые, губы превратились в узкие полоски.
Он подался вперед и проговорил с нажимом:
– Не знаю, из какого вы рода. Потрудитесь назваться, миледи.
Лицо эльфийки снова приобрело белый цвет, мне показалось, с легким оттенком смертельности, губы задрожали.
– Извините, Лисгард, сын Тенадруина, – проговорила она дрожащим голосом. – Моя бестактность непростительна. Я Уртэль, дочь Фариласа.
Брови белокожего сдвинулись, губы пренебрежительно скривились.
– Так и думал, – проговорил он и вскинул голову. – Только оружейники нахально ведут себя с высокородными эльфами.
Я подняла изумленный взгляд на Лисгарда. Лицо будто выточено из мрамора, смотрит грозно, с высока. Уртэль задрожала, как осиновый лист, снова присела в поклоне и попятилась, натыкаясь на шныряющих эльфов.
Я повернулась к эльфу, глаза белокожего сузились, скулы поигрывают. Резкие смены милости на гнев делают его похожим на отца.
– В жизни не видела ничего более унизительного, – прошептала я.
Лисгард аккуратно взял меня за локоть и медленно повел через зал, деликатно отгораживая от беготни. Я не сопротивлялась.
Эльфы стали оборачиваться чаще. Белокожие шепчутся и прикрывают рты ладонями. Как только замечают сына казначея – тут же отводят взгляд и делают вид, что вообще случайно тут оказались.
– Миледи, поймите, – сказал Лисгард наставительно, – соблюдение правил иерархии в Эолуме – необходимое условие для поддержания мира и равновесия. Как можно взаимодействовать друг с другом, если не понятно, кто какого ранга?
Я озадаченно глянула на эльфа, тот выглядит серьезным и уверенным. Говорить, что у меня несколько другие представления о жизни, не стала. Тем более, несколько часов назад вообще не было никаких представлений.
Мы остановились в середине зала, толпа эльфов расступилась, расползлась по залу. Один белоухий не успел во время отойти, когда сын казначея двинулся прямо на него, эльф с испуганным стоном поспешил скрыться в толпе.
Лисгард наклонился и прошептал почти в ухо:
– Все. Мы на месте. Помните, о чем говорил – почтительность и уважение.
Я ответила:
– Забудешь тут. Постоянно тыкают носом, когда выхожу за рамки.
– А выходите вы постоянно, – напомнил высокородный.
Белокожие поглядывают с неприкрытым любопытством. Но когда видят грозное лицо высокородного – замирают, делают вид, что совершенно случайно задержали взгляд, и, на самом деле, смотрели во-он на тот адуляр.
Глаза, наконец, привыкли к матовому свечению. Я повертела головой, пользуясь свободными мгновениями. Всюду чистота и роскошь, лестницы украшены рельефами, мраморными листочками. Колонны такие гладкие, что можно увидеть собственное отражение. Окна высокие, но в ширину едва я пролезу. Сквозь них в зал проникает свет, но не перебивает собственного свечения стен.
Под лепниной потолка мелькают блестящие полоски, из них получаются замысловатые фигуры, но тут же растворяются в воздухе.
Я толкнула Лисгарда в локоть.
– Это что?
Он вопрошающе посмотрел на меня, затем проследил взгляд.
– А… это. Болотные светляки, – протянул он. – Эстетическая прихоть короля. Он питает страсть ко всему светящемуся, впрочем, как и все мы. Кому-то приходится регулярно наведываться в южные топи и доставлять светляков. Занятие, должен признаться, не из приятных.
Я подтянула подол к ногам и приоткрыла носки туфель – блестят, хоть комнату освещай.
– Говоришь сознанием дела, – произнесла я не глядя.
Белокожий наклонился и сказал приглушенно:
– Каюсь.
– Чего так тихо? – прошептала я в ответ.
Он быстро глянул по сторонам и проговорил:
– Ловить светляков, не самое почетное занятие для моего сословия. В топи обычно отправляют в качестве наказания за мелкие провинности.
Я весело присвистнула:
– Ого! Так ты преступник?
Лисгард опасливо шикнул:
– Не так громко, пожалуйста.
Он подошел вплотную и заговорил еще тише:
– На самом деле, в этом зале многие побывали на Южны болотах. Просто упоминать об этом не прилично. Поверьте, ползать по мокрым кочкам, вязнуть в торфяных топях и прыгать через коряги – сомнительное удовольствие для высокородного эльфа.
– И за что тебя отправили ловить светляков?
– За честность.
Я вопросительно посмотрела на белокожего, он недовольно засопел.
– Ничего, что стоило бы внимания, – сказал он сдержано. – Но если миледи интересно, то я всего лишь сообщил одному лорду, что он осел. Только этот осел оказался приближен к совету, который пожаловался королю на неуважение.
– И тебя покарали?
– Его величество не мог применить ко мне серьезного наказания, – нехотя сказал белокожий. – Он старается не иметь проблем с казначеем. Ссылка на Южные болота устроила всех.
Я с трудом подавила приступ смеха, даже уши задрожали. Пришлось на несколько секунд отвлечься на эльфа в конце зала. Волосы такие же белые, как у остальных, но с легким желтоватым оттенком и напоминают свежую солому. Тело заковано в доспехи, словно не на королевском приеме, а в походном лагере. Ухо сломано и висит унылой культей. Он с серьезным видом что-то рассказывает белокожей, та округляет глаза и качает головой.
Лисгард проследил мой взгляд, лицо помрачнело. Когда взгляды высокородного и эльфа с поломанным ухом пересеклись, показалось, сейчас кинутся друг на друга. Но они лишь едва заметно наклонили головы, и в этом поклоне льда было больше, чем в самой холодной точке мира.
На языке завертелась колкость, но сдержалась и решила не менять тему.
– Серьезно? – наконец, спросила я. – Тебя отправили отбиваться от мух и копаться в грязи за ругань?
– Абсолютно.
– Ну и законы у вас. Король тот еще фрукт, если обращает внимание на мелочи. Это точно от безделья. В Эолуме слишком хорошо, и вы стали придумывать проблемы. Сам подумай, какая разница – какого цвета одежда, если носит ее трус и растяпа?
Лисгард в ужасе дернул меня за рукав и оттащил в сторону. Еле удержалась на ногах – балансировать на каблуках гораздо тяжелее, чем босиком.
Он горячо задышал и проговорил прямо в ухо:
– Миледи Каонэль, вы в своем уме? Стоять посреди тронного зала и называть короля трусом. За это не отделаться невинной ловлей жуков.
Я недовольно отодвинула голову, Лисгард оказался слишком близко, пришлось легонько, но настойчиво оттолкнуть его. Затем аккуратно поправила волосы и смахнула локон с декольте.
– Да успокойся ты, – сказала я невозмутимо. – Меня никто не слышал. У вас вообще что-то со слухом. Наверное, от самодовольства в ушах грибы растут. Проверь-проверь, может у тебя на кастрюльку супа наберётся.
А сама подумала – отсюда надо бежать, и побыстрее. У меня всего три дня в запасе.
Белокожий брезгливо скривился, но взял меня под руку и повел к колоне, где эльфов почему-то меньше всего.
– Миледи, – спросил он на ходу, – вы со всеми такая язва или только с теми, кто вам помогает?
Я хмыкнула и промолчала.
Народ в зале прибывает, от мелькания блестящих платьев зарябило в глазах. Дамочки с замысловатыми прическами мелко стучат каблучками, наигранно вскидывают руки и тихонько смеются в сложенные ладони. Высокородные галантно прохаживаются мимо, отвешивают поклоны и касаются губами пальцев эльфиек – приветствие такое. Между ними шныряют эльфы попроще, отличаются по туго затянутым волосам и серой одежде.
С потолка спустился светляк, стал кружиться вокруг меня. Я бездумно подставила ладонь, жучок покорно сел на пальцы и замер. Белокожий выпучил глаза.
– Что-то не видел, – сказал он удивленно, – как болотные светляки добровольно даются в руки.
Я пожала плечами, затем отставила руку в сторону, чтобы жук мог взять разгон.
– А Тенадруин появится? – спросила я настороженно.
Лисгард оторвал задумчивый взгляд от светляка и покачал головой.
– Нет, – ответил он. – Шаман с королем стараются лишний раз не встречаться. Они негласно разделили власть. Его величество обладает безусловной поддержкой подданных. Однако у отца есть сила. В общем, чтобы не создавать проблем, оба предпочитают сидеть по своим углам.
Жучок зашевелился, потер задними лапками и пополз к пальцам с удивительной, для такой козявки, скоростью. На краю ладони приподнял матовый панцирь, прозрачные лепестки крыльев расправились. Под ними сверкнуло желтоватое брюшко.
Жук поднял зад и оттолкнулся на крошечных лапах. К потолку взметнулась сияющая точка и затерялась в сотнях таких же огоньков.
Я проводила светляка завистливым взглядом. Делая вид, что разглядываю сияющую стайку под потолком, я задумалась о придворных интригах. Через минуту голова загудела.
– А казначей никогда не хотел занять трон? – спросила я.
Лисгард едва заметно улыбнулся, голос прозвучал глухо и многозначительно.
– Миледи, поверьте, ему не нужен трон.
– Пожалуй, ты прав, – согласилась я.
Белокожий подозрительно посмотрел на меня.
– Неужели?
– С такими глазами и без трона живется прекрасно, – проговорила я. – Как посмотрит, душа в пятки. Король должен класть арбалет под подушку, каждый раз, как спать ложится.
За спиной радостно вскрикнули:
– О, неужели это милорд Лисгард, сын достопочтенного Тенадруина!
Я резко обернулась. Сквозь толпу стремительно приближается белокожая в жутко тесном платье. Грудь из декольте чуть ли не выскакивает, золотистые волосы уложены кольцами и аккуратно ниспадают на оголенные плечи. Сразу видно – местная знаменитость.
Лицо такое же безупречное, как у остальных солнечных – пухлые губы растянуты в улыбке, маленький носик дерзко вздернут. Красивая, только глаза сверкают недобрым блеском, взгляд медленно прожигает меня.
Она простучала каблуками по мраморному полу. Оказавшись между мной и Лисгардом, повернулась спиной.
– О, милорд, я так давно не видела вас на собраниях? – противно затрещала пигалица. – Говорят, вы были в рейде? Наверное, очень опасно покидать пределы Светлого леса. О, милорд, вы такой смелый! Я бы так в жизни не смогла.
От её щебета в голове зазвенело, я выглянула из-за плеча, и вытаращила глаза – мол, сделай что-нибудь, мне не нравится смотреть на зад собеседника.
Лисгард растерянно раздул щеки и отшагнул к колонне.
– Эм… Миледи Генэль, – проговорил он запинаясь. – Как поживаете? Да-да, я был в рейде. Гм, позвольте представить вам мою гостью, миледи Каонэль.
Белоухая нехотя обернулась, оценивающий взгляд быстро скользнул по мне. Тонкие брови солнечной искривились в попытке изобразить мышление, губы надулись.
– О, очень необычно, – бросила она небрежно и откинула блестящий локон с плеча.
Не успела я возразить, как Генэль обернулась к Лисгарду и продолжила, будто меня нет:
– Милорд, вы всегда славились отменным вкусом. Вы здоровы? Наверняка есть очень веская причина, для такого выбора.
Плечи пигалицы распрямились, уши вытянулись назад. Она сделала несколько жеманных движений руками, то ли поправила невидимые складки на платье, то ли пыль стряхнула. Лисгард отвлекся на ее декольте, я негромко покашляла, но осталась незамеченной.
– Послушай, леди, – начала я.
Белоухая тряхнула копной и решительно отшагнула. Острый каблук впился мне в носок. Мир посиреневел, затылок обдало кипятком.
Миледи Генэль стоит, как ни в чем не бывало и что-то бурно рассказывает Лисгарду. Только каблук все сильнее продавливает носок. Услышала, нет, скорее, почувствовала треск – прорвалась ткань на туфлях, острие вошло в беззащитную кожу и медленно погружается между костями. Под ногой хлюпнуло, боль ритмично запульсировала.
В районе солнечного сплетения закрутился горячий комок, гнев растекся по телу. Руки напряглись, я наклонила голову и исподлобья уставилась на точеную спину.
Уши прижались, в глотке заклокотало как в шаманском котле, сквозь шум крови в висках услышала собственный рык.
Все произошло быстро. Я вцепилась пальцами в холеное плечо, резко развернула к себе. Белоухая не ожидала реакции, голубые глаза изумленно уставились на меня.
Я с размаху отвесила звонкую пощечину, и тут же пожалела, что не кулаком. Генэль крутануло от удара, она замерла спиной ко мне.
На секунду все замерло. Затем пигалица медленно повернулась. Ладонь прижата к щеке, глаза как у разбуженного барсука. Пухлые губы зло искривились, пальцы трясутся, глаза помокрели.
– Да как ты… Ошибка природы! – вскрикнула она.
В голове мелькнуло – не надо разговаривать с теми, кого хочу убить. Я прыгнула на белокожую и налету обрушила серию пощечин на высокородные щеки.
Генэль шлепнулась на пол. Пока я методично лупила не только по лицу, а уже куда попало, она громко верещала и отбивалась.
Резкий рывок откинул от растрепанной белокожей, меня поставили на ноги и развернули. Сквозь сиреневую пелену проступило дикое лицо Лисгарда. Он крепко держит за плечи и что-то говорит. Через секунду расслышала слова.
– Каонэль! Миледи Каонэль! Что вы делаете? Что?! – кричал высокородный.
Я услышала собственное дыхание, частое и шумное. Быстро посмотрела по сторонам – вокруг толпятся белокожие, смотрят оторопело, прикрывают ладонями рты.
С трудом привела дыхание в порядок.
– Вниз посмотри, – выдавила я, указывая на стопу.
Лисгард скользнул взглядом по ногам и выдохнул:
– Святые эльфы…
На месте туфли, красуется кровавая дыра с ровными круглыми краями. На белоснежном полу багровые разводы. Каблуки у пигалицы оказались не хуже метательных кинжалов.
Генэль застонала, растопырила ноги и попыталась встать. Дорогое платье свалялось, оборка оторвалась и одиноко валяется рядом.
– Поделом, тварь, – прошипела я. – Повезло, что солнечный меня оттащил.
Сын казначея, растерянно кинулся к ней, подхватил под белы руки и поставил. Та моментально прильнула к нему и обмякла. Высокородный аккуратно отстранил белокожую.
– А вы, миледи, – проговорил он неверяще. – Зачем вы это сделали?
Генэль картинно закатила глаза и сделала вид, что вот-вот потеряет сознание. Лицемерка, я не совершила ничего такого, из-за чего можно лишиться чувств.
Пальцы сжались, словно под ними тонкая бела шея. Боль в ноге из пульсирующей превратилась в постоянную, опираться стало трудно.
Я облокотилась на мраморную колонну и проговорила сквозь зубы:
– Если ты продолжишь сжимать эту дуру, мне придется самой хромать до покоев.
Лисгард разжал руки, передал страдающую Генэль в руки подоспевшей служанки. Через секунду он уже стоял рядом и подставлял локоть.
– Наконец-то, – пробубнила я.
Белокожий неверяще пялится на меня, уши торчком, дыхание частое.
Он проговорил растерянно:
– Это недоразумение…
– Еще бы, – фыркнула я так, чтобы только он слышал. – Чокнутая истеричка! В жизни не поверила бы, что в Эолуме может произойти такое.
– Я тоже…
– Вы же помешаны на чопорности. А тут в главном зале эльфийка протыкает мне ногу!
В зале повисла гробовая тишина, послышались мерные шаги. Я не решилась обернуться, просто стояла и смотрела на вытянувшееся лицо Лисгарда, прислушиваясь к звукам. Стук подошв пересек зал и остановился, послышалось тихое шуршание одежды. Солнечные застыли с восковыми лицами.
В образовавшейся пустоте раздался повелительный голос:
– Что здесь происходит?
Я, наконец, развернулась. На троне, в окружении закованных в адамантин стражников, сидит высокий эльф с гладко выбритыми висками. По центру головы тянется толстая белая копна. Из-под густых бровей внимательно блестят светло голубые, почти белые глаза.
На морщинистом лбу обруч с огромным белым камнем. Сияющая одежда плотно укутывает худощавое тело.
– Я спрашиваю, что происходит в моем тронном зале? – повторил светлоокий.
Рядом тяжело задышал Лисгард. Генэль пропищала мерзким голосом, продолжая опираться одной рукой на служанку, другой на колонну:
– Ваше величество, на меня напали!
Лицо короля осталось невозмутимым, но глаза недобро сверкнули.
– Значит, напали, – проговорил он неторопливо. – Кто же на тебя напал, миледи Генэль?
Белокожая молча ткнула в меня пальцем. Король окинул меня внимательным взглядом, почувствовала, как разглядывает каждый сантиметр тела.
Лисгард негромко покашлял и шагнул вперед.
– Ваше величество, – обратился он к королю, – позвольте представить мою гостью, миледи Каонэль.
Он обернулся ко мне с умоляющим взглядом.
– Каонэль, склоните голову, перед вами правитель Элоума, – сказал Лисгард и поклонился.
Взгляд короля скользнул по мне, и я поняла, он уже принял решение и теперь забавляется. Но белокожий выжидательно смотрит и хлопает ресницами. А вместе с ним остальная толпа высокородных.
Я, как умела, опустилась в глубоком поклоне. Получилось не очень – в туфле хлюпает и скользит. Но постаралась склонить голову, чтоб поверил, я честное слово, со всем уважением.
Король посмотрел на мои старания и покривился.
– Очень интересно, сын казначея, – проговорил он снисходительно. – Откуда, позволь узнать, прибыло это серокожее чудо?
Лисгард немного помялся, видимо не успел придумать, как объяснить правителю мое появление в городе.
– Мы занимаемся этим вопросом, – проговорил он неуверенно.
Король приподнял бровь.
– То есть, – сказал он сурово, – ты привел в город солнечных эльфов неизвестную особу, непонятного рода и племени, которая нападает на мирных жителей?
– Нет, ваше величество, точнее… Ваше величество, все совсем не так… – попытался оправдаться высокородный.
Король вскинул ладонь и резко оборвал.
– Хватит. Достаточно того, что я увидел. Моя главная задача – защита жителей Эолума. Чтобы там ни было, закон всегда на стороне города, – проговорил он и вперил в меня пронзительный взгляд. – Стража! Уведите ее вниз, заприте и не выпускайте, пока не вынесу дело на суд!
По залу прокатился вздох, эльфы замерли. Я угрюмо покосилась на белокожих, те отшатнулись, словно я, и правда, совершила нечто вопиющее.
Король оперся на подлокотник костлявой рукой и откинулся на спинку трона, бормоча что-то под нос. Непонятно откуда возник конвой, стражники бесцеремонно схватили меня за локти и потащили прочь из зала.
Я забрыкала ногами и со злостью ударила в адамантиновую грудь
– Лисгард! – крикнула я. – Ты обещал, что буду здесь в безопасности!
Эльф даже не заметил удара. Зато мне свело кисть – куда пальцам тягаться с непробиваемой броней из Черных рудников. Я закусила губу, затравленно уставившись на сына казначея.
Белокожий растерянно застыл посреди зала, глаза полыхают синим, руки дергаются то к кинжалу, то к лицу, взгляд мечется с короля на меня. Он нерешительно выступил вперед и отпихнул подбежавшего стражника.
– Ваше величество, – попытался он объяснить, – серая ведь не виновата. Миледи Генэль сама начала потасовку. Разве справедливо наказывать гостью за чужую неучтивость?
Король вцепился в подлокотник, губы перекосило. Он сделал глубокий вдох, но воздух будто застрял в груди. Светлоокий закашлялся, лицо посерело и вытянулось, как у уставшего единорога, взгляд затуманился.
Правитель как-то обмяк, показалось даже, стал меньше. Жилистая кисть приподнялась и дернулась, в воздухе раздался щелчок пальцев. У пола сверкнули искры, из-за трона с широкой улыбкой, выскочил маленький паж с подносом. На нем серебристый кубок.
Эльфенок странно хихикнул и вручил королю. Тот залпом осушил содержимое и поставил обратно. Король неспешно выпрямился, кожа вновь засияла, как новый адуляр.
Он махнул рукой, отправляя пажа на все четыре стороны. Слуга отвесил шутовской поклон до самого пола, кувыркнулся и растворился в воздухе, только серебристое облачко осталось.
– Милорд Лисгард, – проговорил он, поправляя пальцами брови. – С каких пор жители Эолума стали для вас чужими? Или вы прониклись личной симпатией к непонятной особе, и плюёт на законы иерархии?
Щеки Лисгарда покрылись красными пятнами, кончики ушей вытянулись, словно перед ним не заботливый король, а опасный зверь. Высокородный сжал челюсти, аж вены на лбу вздулись.
– Я верно служу городу и королю, – проговорил он сквозь зубы.
Внутри все упало, я обреченно вздохнула, понимая, что снова сама за себя.
Покосившись в сторону заметила Генэль. Пигалица стоит возле окна, служанка и подоспевшая высокородная поддерживают ее под локти. Вычурная прическа белокожей растрепалась, волосы висят безжизненными сосульками. Платье кое-где разорвалось, на щеке красуется красная пятерня. Но смотрит победно из-под полуприкрытых век.
А она хороша, подумала я. Выглядит оскорбленной невинностью, дует губы, брови домиком сводит. Если покачиваться начнет, белокожие кинутся подхватывать на руки, нести в покои и отпаивать ледяным молоком. Даже я лучше бы не сыграла.
Король удовлетворенно кивнул и окинул зал величественным взором.
– Тогда прошу, наконец, выполнить мой приказ, – проговорил он размеренно, – и заключить бунтарку под стражу. Я не собираюсь спокойно смотреть на драки в тронном зале.
Мне с трудом удалось высвободиться из цепких пальцев стражников. Тот, которого толкнула, подозрительно щурит глаз и косится на Лисгарда.
Я брезгливо хмыкнула и одарила сына казначея взглядом, от которого должен был расплавиться на месте. Кулаки сжимает, да только без толку, наглости перечить королю все равно не хватит.
Гвардеец протянул широкую ладонь и попытался снова вцепиться в руку.
Я глянула в упор и прошипела:
– Только попробуй, и я вырву тебе глаза.
Стражник изумленно отшатнулся, но больше не трогал, лишь кивнул в сторону выхода, мол, раз не прикасаюсь – шагай сама подобру-поздорову.
Сотни любопытных глаз сверлят меня взглядами, со всех сторон шепот, от мраморных колон даже смешки раздаются.
Я обвела взглядом присутствующих. Эльфы затаили дыхание, когда вскинула подбородок и грозно вытянула уши.
– Счастливо оставаться! – выкрикнула я, расправив плечи, и гордо захромала из зала в сопровождении конвоя.

Глава
X

Мы прошли по извилистым коридорам, через некоторое время ступеньки пошли вниз. Я хромаю, стопа горит ужасно. Несмотря на устойчивость к боли, в туфле хлюпает, и шагать скользко. Стражники держатся подальше, делают невозмутимый вид, но пальцы лежат на рукоятях.
Один из них подал сигнал, мы остановились у небольшой двери с маленьким прямоугольным отверстием. Из щели между полом тянет свежим сеном и сырой землей. Я облегченно выдохнула, чувствуя, как из темницы тянет прохладой.
– Напугали эльфа гаюином, – тихо проговорила я.
Воин быстро открыл дверь, я шагнула в небольшую комнату с приглушенным светом. За спиной грохнуло, заскрипел замок.
В углу навален стог пахучей соломы, у противоположной стены над полом сияет матовый адуляр. Пол, как и в моих покоях, мраморный, стены чистые, хотя окон нет.
Хромая, пересекла комнату. Ногу запекло сильней, словно у Генэль каблуки пчелиным ядом смазаны.
Возле стога я раскинула руки и рухнула в солому. Сухие устюки закололи в бока.
– Это вам не паучий шелк… – проговорила я с досадой.
Поерзала, непослушные стебли захрустели, если долго пролежу, получится настоящая колыбелька.
Я уставилась в посеревший от времени потолок и задумалась. Это становится традицией – кто-то постоянно берет меня в плен и заключает под стражу. Лисгард стоял и смотрел, как светлоокий указывает пальчиком, а меня, чуть ли не за шиворот, тащат в подвал.
Доверие к белокожему поубавилось, я решила, что пора выбираться из славного города Эолума.
Из-за стены донеслось капанье, я прислушалась. По звуку поняла – там какой-то канал, возможно, для отвода сточных вод, а может просто с улицы подтекает.
Приподнявшись на локте, я посмотрела на ногу. Туфля безвозвратно испорчена, в ноге дыра. Кровь свернулась и взялась бордово-коричневой коркой. Но до настоящего заживления далеко.
Я с головой зарылась в сено, свернувшись калачиком. Под звук падающих капель за стеной я погрузилась в беспокойный сон. Перед глазами поплыли незнакомые лица, стаи ворон, страшная широкая река черного цвета. Кто-то звал меня по имени, но слов не разобрала….
Очнулась, когда в дверь осторожно поскреблись. Я медленно села и отплевалась от прилипшей к губам соломы, вкус у нее не очень.
– Если опять вздумаете распускать руки, – сурово проговорила я, – лишитесь ушей.
Послышалось шуршание ткани, затем раздался робкий голосок:
– Серая госпожа, это Рэниаль. Меня с ключом прислал милорд Лисгард.
Я поморщилась и фыркнула сонно:
– А чего сам не пришел? Боится сапожки запачкать?
За дверью повисла пауза, в замке тихо царапнуло. Затем дверь бесшумно распахнулась, на пороге возникла перепуганная служанка. Уши прижаты, глаза круглые, в руках сверток из тряпок и небольшая цветная баночка.
Рэниаль нерешительно шагнула внутрь и прикрыла за собой дверь.
– Если его величество узнает, – проговорила она дрожащим голосом, – что милорд помогает вам, разразится такое. Такое…. Я даже представить не могу. Война между Тенадруином и королем погубит город.
Я хмыкнула.
– Может, вам полезна встряска?
Рэниаль сделала вид, что не заметила сарказма. Правильно, меня ранили, я нервная, мало ли что сказать могу. Она прошелестела юбкой, подошла ко мне и опустилась на колени.
– Хозяин приказал обработать рану и дать новую одежду, – пробормотала она.
Я поджала здоровую ногу под себя и оперлась на ладони. По плечу прокатились колючие волны, наверное, отлежала во сне.
– А что не так с одеждой? – спросила я. – Или два часа в одном платье – преступление?
Служанка не ответила. Вместо этого осторожно взяла мою окровавленную стопу, медленно, чтобы не сорвать подсохшую корочку, стянула испорченную туфлю. Затем открыла одной рукой баночку и нанесла зеленоватую мазь на рану. Знакомое жжение охватило стопу.
– Чудо-трава! – выпалила я.
Служанка покосилась на меня голубым глазом и проговорила, продолжая мазать:
– Это снадобье из уртикании, травы, что растет за Птичьей рощей. Ее собирают во время рейдов, а мы готовим мази и настойки. Увидите, как быстро затянется рана!
Она довольно посмотрела на меня. Я закивала, делая вид, что очень удивлена и заинтересована.
Стопу охватило пламенем, я сцепила зубы, и сидела с каменным лицом, наверное, минуты две. Потом жжение прекратилось. Рэниаль провела ладонью по корочке, та с треском отвалилась, под ней осталась здоровая серая кожа. Я пошевелила ногой – не болит.
Служанка удовлетворенно осмотрела стопу, потом протянула мне сверток, который лежал у нее на коленях, со словами:
– Серая госпожа, вам необходимо переодеться. Придворное платье не очень удобно для дороги.
– Дороги?
Рэниаль кивнула.
– Да, милорд Лисгард сказал, что после случившегося вы в опасности. Король слишком осторожен. Даже если вынесут на суд, едва ли дело кончится в вашу пользу. Он не захочет терпеть под боком бесконтрольного эльфа.
По спине пробежали мурашки, мелкие, но достаточны, чтобы испугаться. Когда служанка увидела, как изменилось мое лицо, почему-то вздрогнула. Я сперва нахмурилась, но потом постаралась сделать равнодушное выражение лица, хотя это не так просто, когда в голове две большие мысли – король и Талисман.
Поднявшись, я отряхнула солому с платья, и спросила невозмутимо:
– Так почему он сам не явился?
Рэниаль вытаращила глаза.
– Король?
– Лисгард.
Уши служанки порозовели, она опустила взгляд и отшагнула.
– Его величество приказал милорду проводить обессилевшую миледи Генэль в покои, – проговорила тихо Рэниаль.
– Ну конечно! – фыркнула я чересчур яростно. – Кто бы мог подумать. Она была так испугана, что не могла самостоятельно дойти до апартаментов. Куда уж мне, скромной серой эльфийке до высокородной пигалицы. Ты в курсе, она продырявила мне ногу?
Рэниаль кротко кивнула. Бедняжка стоит с вытянутыми руками, в ладонях зажат сверток. Глаза покорно опущены, ждет, не шевелится.
Я чуть смягчилась – служанка не виновата, что её хозяин болван. Она всего лишь выполняет приказы, и, надо заметить, хорошо выполняет.
Взяв сверток, я отвернулась к стене и размотала содержимое. В нем оказался странный запутанный наряд из тугой кожи и адамантиновых пластин, высокие сапоги на плоской подошве, щитки для защиты коленей и безрукавный плащ с капюшоном.
Несколько минут вертела наряд в руках, тупо разглядывала отверстия и швы, пытаясь понять, куда и что просовывать. Наконец сдалась и повернулась к Рэниаль.
– Слушай, можешь с этим помочь? – попросила я.
Служанка послушно кивнула и поднялась.
– Конечно, – проговорила она кротко. – Я знала, что серая госпожа будет в замешательстве. Но милорд сказал, вам должно быть удобно.
Я подозрительно прищурилась и уперла руку в бок. Другая удерживает ворох вещей, его приходится прижимать к груди.
– А что не так с нарядом? – спросила я.
Уши служанки еще сильнее покраснели, стали цвета спелой земляники. Она расправила швы и пролепетала смиренно:
– Давайте помогу вам переодеться.
Я с еще большим недоверием я оглядела клубок одежды перед собой, но пожала плечами. Швырнув его белокожей, я выскользнула из шелковистого наряда, бросила его на адуляр, свет в комнате стал еще приглушеннее.
Служанка ловко поймала, словно всю жизнь только и занималась, что хватала на лету господские вещи. Она сделала вид, что совершенно не смущается моей наготы, хотя кончики ушей по-прежнему пунцовые.
Я смотрела, как она деловито перекручивает блестящие пластины, укладывает по швам, окидывая критичным взглядом. Спустя несколько минут возни с пуговицами и завязками, Рэниаль удовлетворенно выдохнула. Затем осмотрела отверстия в одежде.
– Миледи, пожалуйста, вот сюда обе ноги, – подсказала она.
Я повиновалась.
– … та-ак, теперь руки.
Я покорно просунула голову в переплетенный пластинами кусок, служанка потянула вниз, затем чем-то щелкнула на поясе.
– Дикая конструкция, а не наряд, – проворчала я. – А если придется раздеться, как сама потом облачусь?
Рэниаль проигнорировала мое недовольство. Вместо ответа она быстро отбежала назад и оглядела меня.
– Ну вот, остались только сапоги и плащ, – проговорила служанка довольно.
Я не глядя сунула ноги в ботфорты, плотная ткань легла на плечи, замок застегнулся сам. Пошевелилась – вроде удобно, гораздо удобнее, чем в платье. Даже несмотря на то, что тут не декольте, а вообще непонятно – кожаный корсет с адамантиновыми пластинами. На ногах тугие брюки с низким поясом и блестящими клепками. Сапоги из легчайшего материала, в таких будет отлично бегать. Больше всего понравился плащ с капюшоном.
Рэниаль подтянула к подбородку какую-то тряпку и застыла с открытым ртом.
Я стала разглядывать себя со всех сторон. Только теперь выяснилось, что не так с нарядом – грудь слишком открывает, и брюки низковато.
– Не слишком, эм… откровенно? – спросила я, поворачиваясь к служанке.
Рэниаль секунду стояла, как замороженная, глаза круглые, челюсть вот-вот до пола отвалится. Потом резко очнулась и быстро-быстро закивала.
– Может немного. Но миледи, вы великолепны! В жизни не видела ничего прекраснее. Самые яркие красавицы Эолума удавились бы от зависти. А ваша кожа в этом свете, это просто невероятно!
Она была так искренна и бесхитростна, что я не удержалась и улыбнулась, что делаю крайне редко. Затем провела рукой по серебристым волосам и чуть не замурчала от удовольствия – мягкие, как шелк. Аккуратно завернув их кольцом, я накрылась капюшоном. Стало неожиданно уютно и спокойно, словно плащ способен спрятать и защитить.
Рэниаль с непривычной для белой эльфийки прыткостью подскочила к адуляру. Она сорвала платье с камня и скрутила в узел. Темница вновь наполнилась мягким светом, щитки на одежде заблестели, заиграли солнечными зайчикам на стенах.
Я сделала пару шагов и прислушалась к ощущениям в ногах – стопы уютно лежат в добросовестно выделанной коже. Хорошо сделали, на пару сотен лет точно хватит.
Служанка стремительно простучала каблучками до двери и заговорила, почему-то шепотом:
– Серой госпоже нужно немедленно уходить, сейчас придет ночной караул.
Она осторожно приоткрыла дверь, высунула нос в коридор и помахала.
– Скорее, миледи, пока никого нет, – сказала она.
Я в два прыжка оказалась рядом. Осторожно выглянув в проход, повертела головой, когда убедилась, что коридор пуст, выскользнула из темницы. Сзади раздался наставительный шепот.
– Миледи, вам прямо по коридору, на развилке – налево до маленькой черной двери в стене. Толкнете, там открыто. Дальше прямо, и не сворачивайте, иначе запутаетесь, в тайных ходах прислуг.
– У вас и такое есть? – впечатленно проговорила я.
– Конечно, – ответила служанка смущенно. – Коридор выведет прямо к городской стене, там будет ждать милорд Лисгард.
Я не удержалась и съязвила:
– Сам?
Рэниаль не заметила сарказма, она кивнула и произнесла:
– Да. Он выпустит из города.
В глубине коридора послышались лязгающие шаги караульных. Вытянула уши, ага, их двое, говорят о чем-то. Ах, ну конечно, о чем еще.
– …а потом, она выдрала клок волос у миледи Генэль, и стала избивать бедняжку у всех на глазах.
– Ты ерунду говоришь, не могла дочь архитектора ввязаться в драку.
– Клянусь сияющим источником, сам видел!
– Ладно тебе, Генэль – та еще штучка. Все знают, как увивается за высокородными лордами.
– Следи за словами, друг, у этих стен уши больше твоих.
– Это точно…
Я скомкано поблагодарила Рэниаль и бросилась вниз по коридору. Плащ раздулся, как крылья огромной птицы, даже хотела проверить – может, взлечу. Подошвы сделаны из какой-то упругой кожи и совершенно бесшумны.
На удивление быстро добралась до развилки. Я проморгалась, зрение перешло на ночное, детали стали четче, цвета ярче. Несколько секунд прислушивалась, затем сделала шаг в левое ответвление.
Из другого тоннеля сильным сквозняком потянуло чем-то вроде глины и лимонника. Я закрыла глаза, принюхалась, в голове пронеслись образы – белокожий эльф в многослойной одежде восседает в кресле, несколько служанок хлопочут вокруг. Кажется, готовят ко сну. Ага, теперь светлоокий встает, шагает куда-то в проем. Пришлось повернуть уши вперед и напрячь слух. Мельчайшие капли воды шелестят по полу – его величество совершает вечерний туалет.
В голове вспыхнула безумная мысль – гаюин.
Я, как заколдованная развернулась вправо, ноги понесли вверх по каменному коридору. То и дело принюхиваюсь, безотказный нос надежно ведет по кривым переходам и анфиладам. Пока бежала, убеждала себя, что мне этот камень куда нужней, чем спрятанному за эолумской стеной королю.
Через некоторое время в коридорах посветлело, появились окна с широкими подоконниками, на краях витиеватые узоры из гибкого металла. Лестница пошла вверх по кругу, приходится постоянно сбавлять скорость.
Оранжевые лучи вечернего солнца отражаются от мраморной поверхности и рассеиваются в воздухе, по башне плывет матовая дымка. Похоже на свет от адуляров, хотя тут ни одного не видно.
На бегу выглядываю в окна – далеко внизу шумит Эолум с множеством башен, арок и мостов. По улицам ползают крошечные горожане, доносится грохот кузниц, в воздухе ароматы кухонь и цветочных духов. Один раз так засмотрелась, что чуть не вывалилась.
Показалось, что бегу целую вечность. Король забрался в самую высокую башню города. Даже выше донжона. Тот стоит у левого крыла, красивый до слез, но выглядит как брат-карлик рядом с королевской башней.
Наконец, в конце хода вынырнула массивная дверь. Я перепрыгнула через последние ступеньки и подняла уши. За стеной плеск воды – король все еще совершает омовение высокородных телес.
Потянула носом, запах служанок все еще витает, но слабый, значит – ушли. Я осторожно нажала на дверь, створка бесшумно поползла в сторону. Просунувшись внутрь, я на цыпочках прокралась на середину комнаты.
Покои сделаны не просто дорого, а неприлично дорого. Достаточно взгляда на гигантскую золотую кровать, что бы понять – тут спит король. Тонкие, как паутина балдахины, расшиты мелкими кристаллами, от шагов перламутровый пол расходится кругами.
Я обалдело оглянулась. Стены переливаются бледно-голубым в свете адуляров, кристаллы размеренно качаются в шаге над полом. На потолке перемещаются мерцающие камешки. Пригляделась – оказалось болотные светляки. Жучки лениво ползают по матовой поверхности, брюшки ярко пульсируют, из шеренг и рядов создаются замысловатые узоры.
Я опустила взгляд и замерла.
На рубиновом прикроватном столике лежит адамантиновый венец, белоснежный камень в середине маняще сверкает. Я в один прыжок оказалась рядом, пальцы сами цапнули корону, я принялась ее вертеть.
– Корона не нужна, – прошептала я одними губами. – Зачем мне символ городской власти? А вот камешек…
Осмотрела гнездо, камень удерживается незатейливыми подогнутыми зубцами. Попробовала подковырнуть ногтем – чуть палец не вывернула.
Я зло простонала, пришлось повертеть головой в поисках подходящего для ковыряния предмета. На глаза попалось письменное перо с адамантиновым наконечником.
Подхватив его, я принялась совать между зубцами. Гаюину, похоже, механические повреждения не страшны – камень продолжает мягко светиться в гнезде. Спустя десяток попыток, наконец, удалось отколупать.
Чтобы завоевать себе хоть немного времени, я положила корону отверстием к стене. Сияющий комочек сунула в корсет, перо, как ни хотелось, пришлось вернуть на место. Я еще раз оглядела королевские покои, убеждаясь, что не наследила, и выскользнула в дверь.
Как ошпаренная, я понеслась вниз мимо широких окон и оплетенных плюющем камней. Стены замелькали по бокам, бегу через четыре ступеньки, страх и азарт подгоняют, вот уж точно – охота пуще неволи.
Башня кончилась, потянулся бесконечный витиеватый коридор с брусчатым полом. Коварные ответвления зияют дырами в стенах, но мышечная память надежно ведет по изгибам.
Сбоку раздался шум, запоздало поняла, что упустила из виду чье-то приближение. Из-за этих треклятых поворотов эхо исказило звуки.
Я выругалась про себя и притормозила пятками, послышался тихий скрежет, словно где-то остановилась несмазанная телега.
Через секунду передо мной возникла леди Генэль, в свежем наряде, таком же кричаще-вызывающем, как и тот, что я испортила.
На мгновение обе застыли. Она неподвижно пялится на меня круглыми голубыми глазами, пальцы сжимают небольшую, сверкающую сумочку. Затем белоухая медленно открыла рот, из него раздался самый противный крик, который я когда-либо слышала.
– Побег! Стража! Побег!
Момент всеобщего оцепенения кончился. Я с рычанием оттолкнула вопящую пигалицу и кинулась вниз по коридору.

Глава
XI

Истеричные вопли белоухой заставили ускориться. Сапоги бесшумно касаются отполированной брусчатки, ритмичное дыхание почти бесшумно, словно я создана для бега. Камень под корсетом улегся в какую-то складку на ткани и плотно закрепился, хоть что-то в мою пользу.
Наконец показалась развилка. Я набегу схватилась за стену, пролетела по воздуху в крутом повороте, плащ устрашающе распахнулся.
Ловко приземлившись на обе ноги, помчалась в левый коридор. Уши уловили тревожное оживление в начале тоннеля, послышался лязг адамантина. Через секунду разобрала голоса. Говорят не четко, но раздраженно и недовольно.
Я припустила так, что чуть не пробежала мимо указанной дверцы. Она оказалась едва заметной и совсем маленькой. Я решительно толкнула створку и протиснулась внутрь.
Тоннель оказался уже, чем ожидала. Потолок низкий, пришлось пробираться, согнувшись пополам, и цепляться капюшоном за влажную побелку. От стен пахнет отсыревшей известью и глиной, из-за них доносятся звуки капель, в балках скрипят личинки древоедов.
Спустя вечность, я выползла на поверхность из крошечного входа. Плечи испачкались в побелке, я быстро отряхнула и повертела головой. Справа прямо в брусчатке большая бронзовая решетка. Прутья блестят закатных лучах, снизу доносится шумный плеск. Я осторожно потянула воздух, боясь вдохнуть какую-нибудь гадость. В носу защекотало от запаха тины и ароматических масел. Слив для дождевой воды оказался напомажен не хуже прически высокородной эльфийки.
Меня передернуло, от мысли, что кто-то, словно раб, ползал по стокам и промазывал камни притирками. Бросив еще один взгляд на решетку, я осторожно высунула нос из-за угла.
Улица пустая. Прячась за кустами и вазами с меня ростом, короткими перебежками я направилась к городской стене.
Когда до нее осталось всего два шага, из тени кипариса выступила закованная в броню фигура Лисгарда. Он схватил меня и втащил в заросли.
Я задергалась, как пойманная в силки лиса, когда, наконец, высвободилась, проговорила:
– И тебе привет, предатель.
Он даже рот раскрыл.
– Я организовал побег! – изумился Лисгард. – Почему предатель?
Белокожий смотрит синими глазами, во взгляде недоумение и что-то, от чего по спине бегут мурашки и сердце начинает биться чаще.
– А кто клятвенно заверял, что в Эолуме меня ожидает райская жизнь? – недовольно спросила я и засунула выбившиеся волосы под капюшон. – Что никто и никогда не посадит в темницу? Самое отвратительное, ты кинулся помогать совсем не мне.
Пока я изливала гнев, Лисгард слушал, не отрывая взгляда, в глазах странные огоньки, челюсть сжата, белоснежные волосы колышутся от вечернего ветерка.
Когда словесный поток иссяк, я поправила корсет и сделала глубокий вдох. Он все еще молча смотрел на меня странными глазами, я осторожно выглянула из-за его плеча, надеясь во время заметить появление стражников.
На брусчатке все еще пусто, только густые плющи покачиваются, свисая с балконов. Свет вечернего солнца отражается на белоснежных стенах, от этого кажется – город охвачен огнем.
Я с подозрением глянула на белокожего. Тот все еще таращится, словно впервые увидел.
– Ты разве не рискуешь ушами, помогая мне? – спросила я с сомнением и отшагнула. – С чего вдруг такая забота?
Лисгард покосился в сторону перекрестка, откуда в любой момент могут выбежать закованные в доспехи стражники.
– Рискую, миледи, – ответил он, подергивая жвалками. – Но мой долг, как высокородного эльфа, быть на стороне справедливости и чести.
– А как же служение королю? – поинтересовалась я.
Высокородный вскинул подбородок.
– Король принял поспешное решение. Но мнения не изменит.
Я еще несколько секунд разглядывала белокожего, опасаясь обнаружить подвох. Но солнечный смотрит уверенно, белоснежные волосы колышутся на ветру, взгляд внимательный и серьезный.
– Убедил, – произнесла я, потирая мочку под капюшоном. – Нужно бежать отсюда.
– Точнее не скажешь.
– Но мне нужно к Забытой горе.
Белокожий нахмурил лоб, взгляд скользнул по декольте.
– Откуда вы знаете о ней? – спросил он настороженно.
Я провела ладонью по шершавому камню в стене и отмахнулась не глядя.
– Птичка шепнула.
– Что, интересно, за птичка нашептала серой эльфийке о чародейском месте? – сказал он, подозрительно прищурившись.
Я пожала плечами и улыбнулась, высокородный понял, что рассказывать, откуда у меня сведения, не стану. Его уши вытянулись, взгляд стал холодным. Думала, сейчас вызовет огненный шар и от меня останется лишь горстка пепла. Но белокожий промолчал, плотно сжав губы.
В начале улицы послышалось оживление, раздался топот, звон доспехов и зычные команды. Грохот адамантиновой брони эхом разлетелся повсюду, словно в Эолуме все разом принялись проверять его прочность.
Я быстро шевельнула ушами. Лязг металла все сильнее, стража множится, как грибы после дождя.
– Вы все безумные, – сказала я и нервно сцепила пальцы. – То не говори, это не носи, так не смотри.
– Это иера…
Я оборвала:
– Ох, ладно. Тут другая проблема.
– Какая? – устало спросил высокородный.
– Меня видела твоя белоухая подружка, – сообщила я, выглядывая из-за угла. – Панику подняла.
Лисгард раскрыл рот для возмущенной отповеди, странный взгляд все еще ползает по мне, кадык подрагивает. Но, в последний момент, видимо, понял, что не время для нравоучений. Он решительно приблизился к стене и толкнул пару камней.
Небольшая плита поползла в сторону, открылся маленький, но такой желанный проход на свободу. Я выпучила глаза, хотела высказать ему все, что думаю о солнечной магии, но слова застряли в горле.
Пришлось наклониться и протиснуться в отверстие. Когда дар речи вернулся, я едко поинтересовалась:
– Обязательно было тащить меня через огненные ворота?
Он виновато пожал плечами, поддерживая под локоть.
– Это была необходимость, – проговорил Лисгард. – Ворота, как понимаете, гарант вашей доброжелательности. Кроме того, как бы вы проехали тут на Аруме?
Я, наконец, вылезла наружу, плащ зацепился за ветку шиповника, я осторожно сняла. В нос ударила волна вечерних запахов, едва голова не закружилась.
Возле стены раскинулись темные заросли кустарников, на ветках, словно капли крови, алеют мелкие ягодки. Трава густая, почти до колен, в ней таинственно трещит сверчок.
Я обернулась. Рядом с проходом, между стеной и кустом в закатных лучах блестит паутинка. Паука не видно, но наверняка, сидит где-то рядом, возле сигнальной нити, чтобы моментально среагировать, когда в сеть попадется нерадивая мошка.
В проходе показалась белокурая голова с сосредоточенным лицом, Лисгард дернулся в сторону и чуть не порвал тонкую паучью работу.
Я шикнула:
– Осторожней, громила. Паука не придави.
Белокожий что-то пробурчал под нос, но все же уклонился от паутины. Затем перешагнул через каменный бортик и отошел в сторону, от греха подальше.
Он снова окинул меня странным взглядом, в глазах мелькнули едва заметные тени. Белокожий бережно вытащил из-за пояса блестящий кинжал с волнообразным лезвием и протянул мне.
– Это керис, – проговорил он с достоинством. – Возьмите, мало ли что может случиться в дороге.
Я осторожно взяла клинок, от лезвия исходит слабое матовое сияние, а может свет так падает. На металле различаются мелкие замысловатые узоры, рукоять из темного дерева изящно изогнута.
Несколько секунд любовалась клинком, потом сунула его в пустые ножны на бедре, которые обнаружила, пока в темнице разглядывала наряд.
Лисгард смотрит на меня с беспокойством и даже заботой, руки скрещены на груди, голова чуть наклонилась вперед, взгляд внимательный и сосредоточенный. Кончики белых ушей полыхают, как вечернее зарево, и нервно дергаются.
В груди потеплело, чувство благодарности накатило с неожиданной силой, я едва не кинулась на шею белокожему, чтобы поблагодарить, как полагается. Сдержало чувство достоинства и внутреннее чутье.
Он шумно глотнул и проговорил:
– Вы великолепно выглядите, миледи Каонэль.
Мне стало еще теплей, захотелось улыбаться и кокетливо хлопать ресницами, словно высокородная эльфийка. Если бы не капюшон, белокожий увидел бы, как задрожали и покраснели кончики серых ушей.
Лисгард выдержал манерную паузу, наверное, понимает, что не разбираюсь в этикете.
– Вам нужно до темноты пересечь поле, – проговорил он учтиво. – Король поймет, кто вам помог бежать, но долго гневаться не станет.
– Уверен? – с сомнением поинтересовалась я.
Лисгард кивнул.
– Он не захочет из-за этого ссориться с Тенадруином.
Я отвернулась и сделала вид, что разглядываю паутину, где в цепких лапках паука уже обреченно жужжит полосатая мушка. Паук быстро перебирает ножками, туго оплетая жертву белым коконом. Скоро он сядет ждать, пока внутренности мушки превратятся в вязкую кашицу, тогда вернется и выпьет без остатка.
Закат залил полнеба расплавленным золотом, окрасил облака яркими полосами, даря последние лучи уходящему дню. С запада надвигается лиловая темнота, за ней движется другая, ночная жизнь, полная таинственных звуков и загадочных существ.

Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/gay-uliy-orlovskiy/poteryannaya-67111965/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.