История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Антлантике
Джордж Фрэнсис Доу
Джордж Фрэнсис Доу, историк и собиратель древностей, автор многих книг о прошлом Америки, уверен, что в морской летописи не было более черных страниц, чем те, которые рассказывают о странствиях невольничьих кораблей. Все морские суда с трюмами, набитыми чернокожими рабами, захваченными во время племенных войн или похищенными в мирное время, направлялись от побережья Гвинейского залива в Вест-Индию, в американские колонии, ставшие Соединенными Штатами, где несчастных продавали или обменивали на самые разные товары. В книге собраны воспоминания судовых врачей, капитанов и пассажиров, а также письменные отчеты для парламентских комиссий по расследованию работорговли, дано описание ее коммерческой структуры.
Джордж Фрэнсис Доу
История работорговли. Странствия невольничьих кораблей в Атлантике
Читателю
Читай эту книгу и вообрази
Африканский континент и море в тропиках;
Широкое взморье, где шумят большие волны,
Где голосят морские птицы и парят стервятники;
Высокие пальмы, что гнутся и вздыхают,
Отбрасывают тени на лежбища рабов;
Леса в испарениях и тихие лагуны,
Черных людей, изнемогающих от зноя;
Брутальных капитанов и негритянских вождей,
Сумеречное треньканье ножных и ручных браслетов;
Мутные реки, где укрываются черные суда
Среди манговых деревьев – на якорной стоянке;
Бриг и шхуну, парусное судно,
Отходящее от берега с выбранным якорем,
Направляясь на полных парусах на Запад,
Часто бросая за борт грузы
На корм морским хищникам,
Которые курсируют на путях перевозки невольников;
Застывшие в море праздные корабли
Вдоль широтных линий;
Страны Запада, где «король – хлопок»,
А рыночный ажиотаж вызывается доставкой рабов.
Эрнест Г. Пентекост
Вступление
«Вслед за пиратами расскажи мне о работорговцах», – попросил парень. Капеллан, который заведовал морской часовней в отдаленном восточном порту, обнаружил, что молитв, проповедей и псалмов недостаточно, чтобы удерживать внимание морской паствы. Тогда он сделал больший упор на истории с моральным подтекстом. Читал их, когда день склонялся к сумеркам, времени, в которое черти из преисподней, говорят, наиболее активны. Вместо достижения желанного эффекта он с сожалением отметил, что его конгрегация уменьшилась до ничтожного количества слушателей. Остальные, как он не без основания опасался, поспешили в те самые притоны, от которых ему хотелось их отвадить. Бедный падре понял наконец, что теряет почву в борьбе со злом. Он последовал совету стародавнего мореплавателя, который, услышав, как пастор рассказывает подобного рода историю своим братьям-морякам, сказал: «Падре, почитайте им рассказы о пиратах, работорговцах и разбойниках, и вы увидите, как ваша часовня наполнится народом».
Несмотря на то что пиратов, работорговцев и разбойников мы считали в детстве «дерзкими, злобными, нехорошими людьми», время милостиво придало этим бессовестным парням романтический ореол, который они совсем не заслуживают. Тем не менее нам нравится читать об их авантюрах.
Нет свидетельств тому, что пираты и разбойники когда-либо считались достойными людьми. Тогда как работорговля вплоть до начала XIX века рассматривалась как вполне легальный бизнес. Она воспринималась как любой другой вид торговли. Вполне вероятно, что человек был по натуре работорговцем. В те далекие времена, когда ему приходилось впрягаться в транспортное средство, он, когда совершал переход, заставлял тащить его за себя какое-нибудь несчастное животное.
Через десять лет после открытия островов Вест-Индии испанцы стали посылать рабов-негров выполнять в своих новых владениях тяжелые работы, для которых коренные жители оказывались непригодными. Хотя работорговлей занимались все морские державы Европы, Англия, согласно некоторым источникам, за два с половиной столетия вывезла с африканского побережья вдвое больше негров, чем все другие страны, вместе взятые.
Жизнь стоила дешево в перенаселенной Африке, где процесс воспроизводства людей отличался быстротой и непрерывностью. Природа осуществляла свое «право сильного» без помех. Неизменный закон «ешь или съедят тебя» действовал там повсюду.
В отчете о миссии в Гвинею капитана Джона Лока от 1555 года негры характеризуются как «люди на стадии животного существования, не признающие Бога, закон, религию или общее благо, лучи солнца их так опаляют, что во многих местах проклинают его восход».
В 1568 году капитан Джон Хокинс помог трем королям-неграм захватить негритянский город. Хроникер Джон Хартоп повествует: «Мы увели оттуда для отправки в Вест-Индию пять сотен негров. Три вождя пригнали морем семь тысяч негров по мелководью к тому месту побережья, где их всех засосала тина, поскольку они не могли воспользоваться для своего спасения каноэ».
Книга капитана Уильяма Снелгрейва, опубликованная в 1734 году под названием «Новые данные о некоторых территориях Гвинеи и работорговле», содержит любопытную информацию о жизни и смерти негров. Капитан пишет: «В свои молодые годы я вел торговлю во многих пунктах этого торгового пути, особенно – в Старом Калабаре, где в 1704 году наблюдал печальный пример варварства. Заболевший местный царек по имени Джабру приказал по совету своих колдунов принести ребенка десяти лет в жертву его богу ради выздоровления. Я видел, как убитого ребенка подвесили на суку дерева, привязав рядом живого петуха в дополнение к ритуалу».
В 1727 году капитан Снелгрейв вместе с другими белыми спутниками посетил лагерь короля Дагомеи через несколько недель после того, как этот вождь завоевал территорию племени Вида. Вскоре после их прибытия к ним подошел гонец, приглашая пройти к вождю. «Мы пошли, – продолжает капитан, – и увидели по пути два больших помоста, заваленные мертвыми мужскими головами ужасного вида. От них исходил невыносимый смрад. Переводчик объяснил нам, что это головы четырех тысяч соплеменников Вида, которых дагомейцы принесли в жертву своему богу». Белые люди видели другие отвратительные сцены, включая жертвоприношения многих мужчин, женщин и детей. Переводчик пояснял, что «голова пленника – жертва вождю, кровь – для фетиша, а тело – людям».
И такие убийства продолжались все время. Кровавые бойни происходили в Бенине даже в 1897 году, когда англичане захватили эту территорию.
Число африканцев, вывезенных в обе Америки и в Вест-Индию за три с половиной столетия перевозки рабов, вероятно, сильно уступало числу людей, насильственно преданных смерти разными способами на влажном побережье, с его кровавыми бойнями, похотью и громом тамтамов. Этот писатель еще в молодости встретил в южноафриканском порту старика, прожившего много лет среди зулу. На вопрос, как те оценивали потери в людях во время битвы при Исандхлвана, он ответил: «Зулу ведут учет не соплеменников, но голов своего скота, который, подобно другим африканским племенам, считают более ценным, чем людей».
Капитан Снелгрейв, работорговец с большим опытом, находит несколько слов в оправдание торговли:
«Что касается причин обращения этих людей в рабов, то их можно подвести под следующие несколько параграфов.
1. С незапамятных времен среди негров существует обычай обращения в рабство всех пленников, захваченных на войне. До того как они получили возможность продавать белым людям пленников, им приходилось убивать последних в больших количествах. Так много людей негры не могли использовать на своих собственных плантациях из опасения, что те восстанут и будут угрожать безопасности своих владельцев.
2. Большинство преступлений у них наказывается штрафами. Когда преступник не располагает средствами заплатить штраф, он продается в рабство. Такова практика как жителей континентальной части Африки, так и побережья.
3. Должники, которые отказываются платить долги или неплатежеспособные, подлежат обращению в рабство. Однако друзья могут выкупить их, а если не смогут или не пожелают этого сделать, то тогда их продают совсем к выгоде кредиторов. Но в руки европейцев попадали немногие из таких – их использовали соплеменники для собственных нужд.
4. Мне говорили, что некоторые континентальные обитатели имеют обыкновение продавать в рабство своих детей, хотя к этому их никто не принуждает. Я склонен верить в это, но никогда не замечал, чтобы это практиковали жители прибрежных районов, если их не вынуждали поступать так крайняя нужда и голод, как это случилось позднее с племенем вида.
Сейчас таким образом становятся рабами многие негры, особенно попавшие в плен во время войны. Число последних столь значительно, что можно смело утверждать без всяких преувеличений, что представители всех европейских стран, заключившие торговые сделки на побережье Гвинейского залива, в некоторые годы вывозили оттуда по меньшей мере по семьдесят тысяч негров. Вначале это число, несомненно, может показаться невероятным. Тем не менее, если принять во внимание протяженность побережья, которая составляет 4000 миль от островов Зеленого Мыса до Анголы, а также распространенную среди аборигенов полигамию, способствующую обилию населения, то, надеюсь, не покажется удивительным, что отсюда ежегодно вывозится так много рабов.
Против законности такой торговли часто выдвигаются возражения, которые я не стану опровергать. Замечу только, что, хотя торговля людьми может на первый взгляд показаться варварской, аморальной и противоестественной, тем не менее работорговцы могут привести в свое оправдание самый веский аргумент представителей всех видов торговли – выгоду. И это относится не только к купцам, но и к самим рабам, что подтверждают нижеследующие доводы.
Во-первых, очевидно, что множество людей, захваченных в плен во время войны, могли быть бесчеловечно уничтожены, если бы им не представилась возможность попасть в распоряжение европейцев. Таким образом, многие жизни весьма полезных людей, по крайней мере, были спасены.
Во-вторых, когда их привозят на плантации, им живется там гораздо лучше, чем в своих странах, поскольку плантаторы, заплатив за них высокую цену, заботятся о них.
В-третьих, обработка английских плантаций настолько улучшилась, что трудно поверить, как много выгод приобрела страна в связи с этим. Особенно это касается Сахарных островов, расположенных в зоне, близкой по жаркому климату к побережью Гвинеи: негры больше приспособлены к обработке земли на этих островах, чем белые люди.
Далее вопрос о преступниках среди негров. Таким способом их вывозят, чтобы никогда не возвращать. Мы здесь всегда мечтали о таком благе.
Словом, выгоды от такой торговли намного перевешивают как реальные, так и мнимые беды и неудобства. Но иногда преимущества, как показывает практика, представляют собой сочетание плюсов и минусов».
Однако согласно современной этике работорговля является злом и не может быть оправдана исходя только из экономической логики.
Филантропический раж аболиционистов, не многие из которых видели корабль с грузом рабов на борту, создал посредством преувеличений ложное впечатление об условиях содержания негров на такого рода торговых судах, обычно самых чистых и обустроенных. Общее представление об обращении с рабами на борту кораблей до отмены работорговли сильно отличается от того, что было на самом деле. В действительности о рабах заботились гораздо больше, чем о свободных белых эмигрантах и других несчастных пассажирах до 20-х годов XIX века. Причина заботливого обхождения с рабами проста. Как и в торговле со скотом: чем здоровее груз, тем выше прибыль. В случае же с несчастными белыми пассажирами, которым приходилось оплачивать свой проезд до высадки, наоборот, их скорая смерть приносила большую выгоду судовладельцам.
Вышеприведенные доводы подтверждают цитаты из работы доктора медицины Джорджа Пинкарда «Записки о Вест-Индии» (Лондон, 1906), написанной в 1795–1798 годах в форме писем к другу:
«Ты должен помнить, как давно и как сильно я желал попасть на торговые корабли, ходившие в Африку, чтобы лично познакомиться с манерой обращения с теми темнокожими, которых отрывает от родного дома железная рука коммерции для транспортировки в обитель рабства. И тебе будет приятно узнать, что очень скоро мне выпала возможность осуществить свое желание.
Североамериканский невольничий корабль, приписанный к Саванне в штате Джорджия, прибыл с гвинейского побережья как раз перед нашим входом в бухту (на Барбадосе) и стоял на якоре с грузом негров на борту очень близко от нас. Опасаясь, что он отправится в Америку, и не желая упустить первый представившийся случай удовлетворить распиравшее нас любопытство, капитан Клегхорн и я утром после того, как наш корабль бросил якорь, взяли лодку и отправились посетить судно из Гвинеи. Нам повезло – капитан и его помощник на судне встретили нас весьма любезно и доставили нам удовольствие, с готовностью отвечая на заинтересовавшие нас вопросы.
Груз включал 130 рабов, две трети которых составляли мужчины и одну треть – женщины. Представителей двух полов разделили перегородкой, или переборкой, сооруженной поперек корабля от борта к борту. Шкафут выделялся для мужчин, ют – для женщин. Большая часть рабов были молодого возраста – от десяти до восемнадцати лет. Мы с удовольствием отметили царившую здесь атмосферу бодрости и довольства. Лишь немногие были унылыми и подавленными. У рабов не было одежды, их опоясывали широкие ленты из голубой ткани с напуском спереди, служащим фиговым листом, какие носили наши прародители в благословенном саду Эдема.
Когда мы ходили среди них, они пялили на нас глаза с притворным любопытством. Некоторые из мальчишек, подобно светлокожим сверстникам, проявляли игривость и ужимки. Одна-две женщины, свободные от оков образования, бросали на нас ненароком выразительные взгляды или подавали многозначительные знаки. У многих имелись клеймения на коже, сделанные, очевидно, режущим инструментом. Как выяснилось, это были метки народностей, к которым они принадлежали. Сточенные или заостренные кверху зубы у некоторых придавали им отталкивающее, зверское выражение. Они выглядели сытыми и здоровыми, хотя кое у кого на коже выступала сыпь, названная «кра-кра».
Койкой для рабов служила палуба. Разбитые на две группы, они покоились по ночам на голых досках: женщины – на палубе кормовой каюты, мужчины – на главной. В дневное время им не разрешалось оставаться там, где они спали. Их содержали главным образом на открытой палубе, где их заставляли делать упражнения и побуждали танцевать и веселиться под музыку их любимых банджо. Мы видели, как в танце они едва передвигают ноги, но выбрасывают вперед руки и совершают телодвижения непристойного характера. А их пение представляет собой дикие и свирепые выкрики, начисто лишенные мягкой тональности и гармонии, к тому же они громко голосят с хриплой монотонностью.
Едят рабы в основном рис, сваренный в обычной воде, – садятся вокруг большого плоского блюда на корточки, как обезьяны, запускают туда свои длани, чтобы ухватить пальцами горсть. Мы видели, как некоторые из них очищали рис от красной шелухи: надо было растолочь зерно в деревянных ступах деревянными же пестиками, достаточно длинными, чтобы стоять в полный рост, долбя ступу, которая стоит у ног. Хотя в их работе незаметно усердие, очевидно, что сам процесс доставляет им радость. Они бьют пестиком в такт песне и кажутся счастливыми.
Весьма рад завершить свой рассказ, проинформировав тебя о том, что мы не обнаружили следов тех жестокостей и ужасов, которые, как утверждают, практикуются на кораблях, занимающихся перевозкой живого товара, и так пугающе приумножают разнообразные несчастья рабства. Цепи, удары бичом и жестокости, видимо, не входили в арсенал средств, используемых при доставке несчастных африканцев к их американским владельцам. Мы, конечно, чувствовали себя неуютно, размышляя о позорной практике отношений между цивилизованными существами и менее культурными особями, но мы не были шокированы лицезрением жестоких проявлений тирании и бесчеловечности. Здесь рабам обеспечивались комфорт и здоровые условия существования.
Их привычка купаться в холодной воде всячески поощрялась. Сами они, как и весь корабль, содержались в исключительной чистоте. Рабы получали обильную пищу, а в дневное время рассеивались по кораблю для того, чтобы по возможности предотвратить их тесные нездоровые скопления. Поощрялись смех и веселье, физические упражнения. Заботились о том, чтобы отвлечь рабов от грустных мыслей об изменении их положения и утрате дома; и могу сказать прямо, что среди них царила атмосфера удовлетворения в большей степени, чем можно было ожидать. В то время как многие из них танцевали, пели и играли друг с другом, остальные помогали в работах на корабле. Мы даже узнали, что некоторые из них оказались весьма полезными во время перехода и стали опытными моряками. Кажется, они относятся к капитану корабля скорее с симпатией и, хотя остаются исполнительными и послушными, не производят впечатления запуганных людей. По необходимости они собираются толпами, особенно в местах ночлега, однако на корабле принимаются меры, чтобы от этого не было вреда и рабы оставались здоровыми.
Мы спустились вниз посмотреть место ночлега, где жесткие доски образуют общее постельное ложе и каждый африканец должен был спать, подложив под голову руку. Мужчины лежали на досках так близко друг к другу, что между их голыми телами едва ли можно было поставить ногу. Рано утром людей всегда выводили на палубу, а спальное место тщательно мыли. И все же смрад, исходящий от столь большого числа спящих тел, сохранявшийся здесь даже при отсутствии постельного белья, личной одежды, багажа или мебели, оскорблял обоняние европейца и ясно указывал, что если бы здесь не уделяли достаточного внимания чистке и вентиляции, то началось бы распространение болезней. Хотя африканцы любят мыться и, кажется, не чужды личной гигиены, они равнодушны к поддержанию чистоты общего места, а также к известным правилам приличия. Ведь, несмотря на строжайшие запреты, они не всегда бросают привычку отправлять естественные надобности там, где спят.
На другой день после посещения американского невольничьего корабля мы увидели один из кораблей нашей собственной страны, курсировавший на линии Ливерпуль– Гвинея. Судно большего водоизмещения, приспособленное для торговли, имело на борту необходимый состав команды и достаточное количество орудий для защиты от неприятельских каперов, а также предназначалось для перевозки пятисот рабов. Мы ожидали, что негры будут размещены здесь лучше, чем на американском корабле, но значительной разницы не заметили. Хотя число рабов на борту английского судна превышало все допустимые нормы, условия размещения людей были почти одинаковыми. Корабль из Ливерпуля содержался в исключительной чистоте, как и американское судно, но межпалубное пространство последнего было просторнее и выше, поэтому рабы ночевали там в меньшей тесноте.
Возможно, было бы полезно для транспортировки наших войск из Англии извлечь уроки из нынешнего способа вождения невольничьих кораблей из Африки на гвинейской линии. Рабы гораздо более скученны, чем солдаты, однако намного здоровее. Следует определить причину этого, и я подозреваю, что она коренится в разнице обращения с людьми и размещения их. Осмелюсь высказать такое мнение: гвинейский корабль доставляет – с меньшей опасностью эпидемии – груз рабов, втрое превосходящий по численности транспорт с солдатами».
В своей книге «Старый мир в новом» профессор Эдвард Ашворс Росс пишет: «Если бы Атлантика высохла сегодня, можно было бы проследить путь между Европой и Америкой по шлаку наших пароходов. В прежнее время этот путь обнаружил бы себя человеческими костями».
Условия заморского плавания становились причиной гибели слабых. Корабли были небольшими и переполненными людьми, каюты тесные, а морской переход требовал от шести до десяти недель. «В межпалубном пространстве, – свидетельствует один колонист, – человек едва может дышать, поскольку его охватывает по ночам страх, который вызывает гниение крови и болезнь, очень похожую на чуму».
Уильям Пен настаивал в своем циркуляре, чтобы те, кто выходит в море, находились на палубе как можно больше времени и «разбрызгивали уксус в каюте». Корабль, на борту которого он выходил в море, потерял треть своих пассажиров от оспы.
В 1639 году жена одного губернатора писала, что корабль, на котором она вышла в море, был «настолько набит людьми и товарами, столь насыщен инфекционными болезнями, что через некоторое время пассажиры уже наблюдали сбрасывание трупов за борт». Одно судно потеряло 130 из 150 душ. Шестая часть из 3000 немцев, посланных морем в 1710 году, погибла во время перехода, длившегося с января по июнь. Не лучше прошла транспортировка беженцев-гугенотов в 1689 году – корабль, отправившийся из Роттердама со 150 беженцами, после двадцати четырех недель пути высадил на берег менее 50 человек. В 1738 году «заразная лихорадка и дизентерия» оставили лишь 105 из 400 беженцев. В 1755 году бриг, пришедший в Нью-Йорк, потерял во время перехода 100 солдат шотландского полка. Подсчитано, что в период между 1750 и 1755 годами с кораблей, отбывших из Роттердама, были сброшены в море 2000 трупов. В 1756 году Муленберг так описывал ужасы морского перехода: «Во время плавания переживаешь на этих кораблях ужасные мучения, вонь, дым, рвоту, разные болезни, лихорадку, дизентерию, цингу, дурной запах изо рта и тому подобное. Все это идет от пересоленной пищи и мяса, а также от плохой грязной воды. Поэтому многие мрут жалким образом… Многие сотни людей неизбежно погибают в таких ужасных условиях и должны быть выброшены в море. Ночью и днем на борту корабля не прекращаются вздохи, плач и причитания».
Практика охраны здоровья на невольничьих кораблях оставалась эффективной до тех пор, пока страны, занимавшиеся работорговлей, объявили ее незаконной. Затем работорговлей занялись контрабандисты, скопища негодяев-пиратов, подонки из морских держав. Рабов стали перевозить на остроносых, быстроходных кораблях со сравнительно малыми палубами и трюмами, в которых несчастные негры претерпевали мучения, болезни и смерть. Эти суда эксплуатировались на полную мощность в любую погоду, особенно во время преследования, когда плотно задраивали люки трюмов. В таких условиях состояние живого груза было действительно ужасным. Тогда даже не думали о том, чтобы рабов привлекать к работам на корабле или научить их с оружием в руках защищать своих белых хозяев.
В старой книге о морских путешествиях содержится рассказ о вояже французского невольничьего корабля Le Rodeur с 200 тоннами груза, который отправился из порта Гавр к реке Калабар на африканском побережье. 14 марта 1819 года корабль стал на якорь на реке Бонни. Во время трехнедельной стоянки команда добыла 160 негров и 6 апреля отправилась в Гваделупу. Дальнейший рассказ, предназначенный для матери, вел двенадцатилетний парень по имени Ж.Б. Ромэнь, сын плантатора на Гваделупе, отправившийся в путешествие на Le Rodeur как пассажир под особым присмотром капитана. Этот документ особенно ценен своей простотой и тем, что проливает свет на состояние человеческой души в обстоятельствах, почти невозможных для наблюдений.
I
Прошла всего неделя с тех пор, как мы отправились в плавание, но не моя вина, что я не сел за свои записи раньше. Первые два дня болел морской болезнью, в другие пять так штормило, что не мог сидеть за столом не закрепившись. Даже сейчас нас качает, как бурого дельфина, однако я могу сидеть устойчиво и твердо держать перо. Поскольку собираюсь послать тебе то, что пишу, не переписывая в конце плавания, стараюсь изо всех сил. Надеюсь, однако, любимая мама, что ты учтешь, как огрубели мои пальцы в условиях, когда приходится весь день натягивать канаты. Капитан решил, по его словам, сделать из меня моряка. Капитан доволен мной и весьма благодушен. Он пьет много бренди. Прекрасный, чудный мужик, уверен, что полюблю его всей душой.
II
Сегодня я поинтересовался у капитана, когда мы доберемся до Гваделупы. Он сказал, что нам пришлось пройти большое расстояние, прежде чем мы взяли верный курс. Спросил, как мне нравится мой черный раб-подросток. Я сказал, что очень нравится, и добавил, что собираюсь иметь много рабов в Гваделупе. Он спросил, что я с ними буду делать.
– Буду кормить, – ответил я.
– Хорошо, – сказал капитан, – это сделает их крепче. Но ты ведь собираешься заставить их работать, не так ли? – прибавил он.
– Да, будьте уверены, – согласился я.
– Тогда скажу тебе, что тебе нужно как кормить их, так и пороть.
– Так и будет, – заверил я его, – это то, что я собираюсь делать, но нельзя допускать увечий.
– Конечно, калечить их не надо, – поддержал он меня, – иначе они не смогут работать, но если ты не заставишь их до мозга костей почувствовать то, что от них требуется, то можешь сразу выбросить их за борт.
III
С тех пор как мы прибыли сюда, в Бонни, поселение на одноименной реке на побережье Африки, я стал привыкать к завываниям этих негров. Сначала это тревожило меня, не мог спать. Капитан говорит, что, когда они успокоятся, их легче будет отправить в Гваделупу. Убежден в этом. Хочу, чтобы эти дикие существа успокоились и преодолели отчаяние. Сегодня один из черных, которого заталкивали в трюм, неожиданно ударил матроса и попытался перепрыгнуть через борт. Однако другой матрос схватил его за ногу, а тот, который получил удар, распалившись, искалечил негра абордажной саблей. Увидев это, капитан уложил мясника на палубу гандшпугом.
– Я научу тебя сдерживаться, – кричал он, ругаясь. – Это был лучший раб из партии.
Я подбежал к грот-руслени посмотреть. Они сбросили черного в море, когда поняли, что тот бесполезен. Он плыл даже после того, как скрылся под водой, ибо я видел кровавый след, тянувшийся к берегу. Постепенно след замер, расширяясь, обесцветился и пропал совсем.
IV
Теперь мы снова в море, и я уверен, милая мама, что меня это радует. Капитан в прекрасном расположении духа. Он ходит по палубе, потирая руки и напевая мотив. Говорит, что везет на борту 60 рабов – мужчин, женщин, детей. Все в отличном товарном виде. Я, однако, не видел их с тех пор, как мы отчалили от берега. Их стоны так ужасны, что я не решаюсь пойти и заглянуть в трюм. Вначале я не мог сомкнуть глаз. Их крики заставляли стынуть кровь, а однажды ночью, вскочив в ужасе, я побежал в капитанское отделение каюты. Лицо капитана освещал свет лампы. Оно было неподвижно, как мрамор. Капитан спал глубоким сном, и мне не хотелось его беспокоить.
V
Сегодня, когда мы завтракали, капитану сообщили о том, что умерли два раба, задохнувшись, как полагали, в тесноте трюма. Он немедленно приказал вывести всех негров наверх, группу за группой, на полубак, чтобы дать им подышать. Я поднялся на палубу, чтобы посмотреть на них. Они не показались мне особенно измученными, но эти черные, которых трудно отличить одного от другого по одежде, до невозможности похожи друг на друга.
Однако, едва достигнув борта, один из них, затем другой и третий попрыгали на фальшборт и бросились в море до того, как изумленные матросы успели поинтересоваться, что они намерены делать. Такую попытку предприняли и другие, но без успеха. Их положили плашмя на палубу, и команда стерегла их с гандшпугами и абордажными саблями наготове, пока не узнали мнение капитана о мятеже.
Между тем сбежавшие негры продолжали мелькать среди волн, крича изо всей мочи. Их крик показался мне триумфальной песней, под впечатлением которой запели некоторые из их товарищей на палубе. Наш корабль быстро удалялся от диких беглецов, их голоса становились на ветру все тише. Скрылась черная голова одного, другого, затем виднелось одно море, в воздухе не слышалось ни звука.
Когда капитан, позавтракав, вышел на палубу и ему доложили о мятеже, он побледнел и заскрежетал зубами.
– Нам нужно преподать им урок, – сказал он, – или мы потеряем работу.
Затем капитан приказал связать рабов по группам и поместить их на полубаке. Выбрав шесть негров, которые пели вместе с беглецами и подозревались, таким образом, в руководстве заговором, он приказал троих из них расстрелять, а троих других повесить на глазах остальных рабов.
VI
Прошлой ночью я не мог уснуть, мое тело покрылось холодным потом. Шагая взад-вперед по каюте, я думал о шести неграх и поглядывал на дверь отделения каюты капитана. Слышал его храп, и это внушало мне страх. Наконец я начал молиться так громко, что разбудил его. Он спросил, что случилось.
– Молюсь, – ответил я.
– Отлично, парень, – сказал он и через мгновение захрапел, как прежде.
VII
Со времени мятежа негры заключены в тесном нижнем трюме. Это вызвало болезнь глаз, которая привела к слепоте. Матросы, которые швыряют еду из верхнего трюма, докладывают, что болезнь распространяется угрожающе быстро, и сегодня за обедом капитан и судовой врач совещались по этому вопросу. Врач заявил, что, насколько ему известно, случаи заболеваний уже столь многочисленны, что он не в состоянии помочь. Капитан же настаивал, что каждый излеченный раб сохраняет свою стоимость и лучше потерять часть невольников, чем всех. Болезнь, кажется, не является всегда фатальной для негра. Пациенты вначале слепнут, но к некоторым зрение постепенно возвращается с потерей возможности видеть одним глазом или ослаблением таковой для обоих глаз. В результате разговора больных рабов перевели в верхний трюм. Там их осматривал врач так же, как и белых людей.
VIII
Все рабы и часть команды слепнут. Слепнут капитан, врач и помощник капитана. Из двадцати двух человек нашей команды остались немногие, способные работать на корабле. Капитан, как может, поддерживает порядок, врач все еще пытается выполнять свой долг. Наше положение угрожающе.
IX
Теперь ослепли все члены команды, кроме одного. Остальные работают по его командам, как бессознательные машины. Капитан стоит рядом с толстым канатом, которым он иногда пользуется, когда его подводит к нерадивому члену команды тот, кто еще видит. Мои глаза тоже начинают поддаваться болезни. Я больше ничего не увижу, кроме смерти. Спросил у капитана, позволит ли он черным выбраться на палубу. Он сказал, что это бесполезно, что члены команды на палубе так же слепы, как негры, что, если их вывести наверх, они разбредутся кто куда. Если же они останутся там, где находятся, хотя бы часть из них, по всей вероятности, сохранит свою пригодность, если нам выпадет счастье добраться до Гваделупы.
Мы продолжаем испытывать ужасную боль, не имея другого рулевого, кроме судьбы. Потому что последний член команды, который оставался нашей надеждой, тысячекратно увеличил беду товарищей, разделив ее с ними.
Ты не можешь представить себе наше положение. Недостаточно вообразить себя в темноте в глубокую полночь без единой звездочки в небе, ободряющей тебя, без единого друга, способного помочь. Ибо даже тогда ты могла бы видеть. Могла бы видеть блики воды, белые барашки волн, могла бы отчасти видеть или угадывать контуры предметов вокруг себя. В конце концов, ты, по крайней мере, имеешь абсолютное убеждение, что через несколько часов солнце вновь поднимется над океаном, а над миром вспыхнет новая утренняя заря.
Наша ночь не похожа на морскую ночь, на темноту, смешивающуюся со светом в подобии неясного воспоминания о дне и чувства облегчения в связи с неизбежностью наступления утра. Мы ослепли, ослепли навсегда, дрейфуя по океану, как обломки кораблекрушения, двигаясь как облако по ветру. Капитан совсем ослеп, тем не менее надеется на возвращение зрения, между тем другие отчаиваются. У кладовой постоянно выставляется охрана с обнаженными саблями для предотвращения расхищения бочек со спиртом и гибели в безумии опьянения. Некоторые проклинают и ругаются с утра до ночи, другие гундосят похабные песни, третьи целуют распятие, дают обет блаженным святым. Несколько матросов лежат весь день в подвесных койках, очевидно предпочитая скорее голодать, чем выбираться за пищей. Что касается меня, то я хватаю все, что можно есть. Кулинария была забыта. Я испытывал счастье, когда удавалось добыть чашку воды, чтобы размягчить печенье, сухое и твердое как камень.
X
Мама, твой сын ослеп на десять дней, хотя сейчас зрение улучшилось настолько, что можно писать. Я мало что могу рассказать о событиях за этот период. Каждый из нас жил в своем собственном мире тьмы, населенном тенями и фантомами. Мы не видели ни корабля, ни неба, ни моря, ни лиц друг друга.
Затем начался шторм. За рулем судна никого не было, некому было зарифлять паруса. Мы неслись вперед, как старый корабль-призрак, который равнодушен к ветру и погоде. Наши мачты кренились и скрипели. Паруса срывались с креплений с треском, похожим на залп мушкетов. Яростно бушующее море в один момент целиком поглощало нас от форштевня до кормы. В следующий момент оно снова бросало нас вперед, словно в ненависти и отвращении. Даже в таких условиях кит вытолкнул обреченного Иону. Стонущий ветер наконец затих, мы почувствовали, как качаемся без продвижения на волнах угрюмой бездны. Наконец мы услышали над водой шум, не похожий на шум гладкой зыби после шторма. Наши сердца забились во внезапно нахлынувшей надежде. Она переживалась особенно остро. Мы затаили дыхание. Шум продолжился. Он походил на плескание тяжелого тела в спокойной воде. Общий крик сорвался с губ людей, находившихся на палубе. Он был подхвачен матросами в гамаках внизу и рабами в трюме.
На наш крик ответили! Мы снова закричали сквозь рыдания и слезы. На этот крик снова ответили. Несколько минут ничего не было слышно, кроме эмоциональной переклички.
Капитан первым обрел самообладание. Мы умолкли, когда услышали, как он разговаривает с приближающимся судном своим обычным вызывающим тоном:
– Эй, на корабле! Эгей! Что за корабль!
– «Сент-Леон» из Испании. Ради бога, помогите нам!
– Мы сами хотим спастись, – ответил наш капитан.
– Мы умираем от голода и жажды. Пришлите нам еду и несколько матросов для работ на корабле и сообщите ваши условия.
– Мы дадим вам еду, но сами нуждаемся в матросах. Перебирайтесь к нам на борт, мы дадим вам провизию в обмен на людей, – сказал капитан.
– Доллары! Доллары! Мы заплатим вам деньгами в тысячекратном размере, но не можем прислать людей. У нас негры на борту, они заразили нас офтальмией, и мы совершенно ослепли.
При упоминании этого ужасного совпадения среди нас на несколько мгновений воцарилось гробовое молчание. Его прервал припадок смеха, к которому я сам присоединился. Прежде чем закончилось наше безумное веселье, мы по звукам проклятий со стороны испанцев услышали, как «Сент-Леон» удаляется от нас.
Этот корабль, по всей вероятности, пошел ко дну, поскольку не достиг никакого порта.
XI
Тот моряк, который сохранял зрение дольше всех, раньше всех стал видеть. Только благодаря его усилиям, а также Провидению Божьему и милости блаженных святых мы находимся сейчас, 21 июня 1819 года, в нескольких лье от Гваделупы. Сам я почти выздоровел. Врач и еще одиннадцать членов экипажа неизлечимо ослепли. Капитан перестал видеть одним глазом, та же участь постигла четырех других матросов. Пятеро могут видеть двумя глазами, правда не в полную силу. Среди рабов тридцать девять полностью ослепли, остальные или видят одним глазом, или имеют другие дефекты зрения.
Этим утром капитан вызвал на палубу всю команду и негров. Показались берега Гваделупы. Полагаю, он публично хотел поблагодарить Господа за наше чудесное спасение.
– Вы уверены, – спросил помощник, – что груз застрахован?
– Уверен, – ответил капитан. – Каждый потерянный раб застрахован. Кроме того, не хотите ли вы, чтобы я превратил свой корабль в госпиталь для слепых негров? Они и так обошлись нам дорого. Выполняйте свою работу.
Помощник собрал с помощью других членов команды тридцать девять совершенно слепых негров. К ногам каждого привязали балласт. Затем бедолаг сбросили в море.
Вероятно, самой старой и влиятельной в мире является Аболиционистская партия Великобритании. И именно там в течение нескольких веков процветала насильственная вербовка во флот, не упраздненная до запрета работорговли. Из-за этой несправедливой системы множество британских моряков, рожденных свободными, были обречены на жизнь во многих отношениях худшую, чем жизнь черного раба. На военном корабле условия были жестокими, дисциплина настолько суровая, что она ломала психику тех людей, кто не был закален испытаниями. Однако ни слова не вымолвили о жертвах рекрутчины стенавшие о бедных африканцах, оторванных от родных берегов, английские ораторы и поэты. Но если бы их черные подопечные, подобно завербованным матросам, стояли между ними и их противниками, они сделали бы все возможное, чтобы держать их там до тех пор, пока существовала бы угроза их самодовольному комфорту.
Эрнест Г. Пентекост
Глава 1
ПОБЕРЕЖЬЕ ГВИНЕЙСКОГО ЗАЛИВА
Этот берег невольников Западной Африки располагается между рекой Сенегал сразу к северу от островов Зеленого Мыса и местностью, где протекает река Конго, шесть градусов широты южнее экватора. Это прибрежная низменность с многочисленными песчаными пляжами, хотя большая ее часть граничит с районами дельт, покрытых ядовитыми болотами, через которые вьются бесчисленные протоки малых речушек, пронизывающих страну. Здесь имеется несколько гаваней, и торговое судно вынуждено искать якорную стоянку на отмелях у устья какой-нибудь реки или становиться на рейд на безопасной дистанции от берега, в то время как торговля осуществляется при помощи каноэ и лодок, которые носятся на больших волнах, накатывающих на песчаный берег. Местность густо заселена неграми, в течение почти четырех столетий она поставляла рабов, в которых нуждались острова Вест-Индии и обе Америки. Эта торговля была неотделима от жестокости, болезней и смерти. Остров Горе и Гамбия – Золотой Берег и Берег Слоновой Кости – Вида, Старый Калабар и Бонни – вот некоторые названия, которые имеют соответствующее значение в связи с отвратительной торговлей человеческой плотью.
Незадолго до открытия Гвинейского залива португальскими мореплавателями и по крайней мере за два десятилетия до того, как Колумб отправился из Палоса, в Лиссабоне был учрежден невольничий рынок, на котором продавались негры с побережья Гвинеи. От мавров португальцы узнали о проживании к югу от великой пустыни многочисленных чернокожих людей, принадлежавших к расе, проклятой Богом, и предопределенных быть рабами.
К 1502 году к причалу на Гаити пришвартовался первый корабль с грузом африканцев, предназначенных для работы в рудниках. С тех пор невольничий флот курсировал к побережью Гвинеи и оттуда почти до самой отмены рабства в Бразилии в 1888 году.
Сначала рабов выторговывали у негров прибрежных деревень за золото или воск, доставленные невольничьими судами. Затем один за другим такие корабли шли вдоль побережья на некотором расстоянии, подбирая нескольких негров в одном месте, немного слоновой кости или золота – в другом. На некоторых стоянках невозможно было найти ни рабов, ни слоновой кости, требовалось много времени, чтобы добыть приличный груз. Побережье становилось гибельным для европейцев, и торговля с коварными неграми представляла чрезвычайную опасность. Вскоре был принят план насаждения вдоль невольничьего берега с небольшими интервалами малых поселений европейцев. Их, защищенных фортами, порой значительного размера и мощи, называли невольничьими факториями, а в обязанности главы фактории или командира входили переговоры с неграми и стимулирование их к организации экспедиций с целью охоты за рабами. Приведенных из глубины страны рабов покупали в ходе бартерного обмена, а затем до прибытия невольничьих кораблей помещали под охрану в сараи или пакгаузы, известные как загоны для рабов.
Такого рода фактории были основаны англичанами, французами, голландцами и португальцами вдоль всего западного побережья, от островов Зеленого Мыса до Конго. Местность для них обычно выбирали близ устья какой-нибудь реки для того, чтобы облегчить поставку рабов. Иногда факторию строили в более прохладном и здоровом месте – на небольшом острове у побережья.
Стены крупных фортов огораживали значительное пространство земли, на котором строились казармы, пакгаузы для товаров и загоны для рабов. Хижины негров, обслуживавших факторию, выносились за стены форта, но под защиту его орудий. Главным британским фортом был Кейп-Кост-Касл на Золотом Берегу. Неподалеку располагался Сент-Георг-дель-Мина, сооруженный португальцами, но затем перешедший в распоряжение голландцев. Французы построили в устье Сенегала форт Людовик и еще один – на острове Горе, недалеко от островов Зеленого Мыса. Форт Джеймс располагался в Гамбии, имелись важные форты в Анамабо, Аккре и Виде. Большинство таких фортификационных сооружений, оснащенных 50–60 орудиями, были неприступны для негров и даже выдерживали постоянные осады европейцев.
Под командой губернатора или коменданта находились солдаты, нанятые для службы в компании, и некоторое число клерков, механиков и мелких посредников, ответственных за транспортные связи между городами страны. Эти люди поднимались в верховья рек на борту маленьких парусных судов или на вооруженных лодках и обменивали европейские товары на рабов, золотой песок и слоновую кость, доставленные неграми. Иногда они открывали своего рода магазины или торговые предприятия в городах, оставались там на несколько месяцев, к вящему удовольствию местных царьков или вождей. Многие из этих людей были объявлены дома вне закона или нуждались в средствах к существованию. Поэтому они стремились наняться в экспедицию к побережью Африки, где могли вести относительно праздную жизнь с небольшими неудобствами или вовсе без них. Там они имели возможность совершенно свободно удовлетворить любую человеческую страсть, будь то необузданное пьянство или сношения с негритянскими девушками. Они понимали, что пагубный климат мог постепенно довести их до гибели, поэтому для многих изгнанников, лишенных связей с родиной, это была «короткая, веселая жизнь».
Солдаты в фортах редко вели боевые действия и проводили время в курении табака, потреблении пальмового вина и играх. Фактически большую часть времени они оставались физически не приспособленными для военной службы, а в течение двух лет после прибытия на побережье становились непригодны к службе по причине болезни и морального разложения. Чужеземец, посещавший один из африканских фортов, отмечал во внешнем облике гарнизона нечто ужасное и нелепое, поскольку солдаты выглядели безобразными на вид, ослабленными и больными. Их мундиры превратились в грязные лохмотья. Чужеземцу казалось, что эти люди представляли собой банду пьяных дезертиров или оголодавших и избитых военнопленных[1 - Howison J. European Colonies. Vol. 2. Edinburg, 1821.].
Сэр Джон Хокинс был первым англичанином, который перевозил рабов с гвинейского побережья в Америку. Это происходило в 1562 году, и за его удачным вояжем, «принесшим искателям приключений большую прибыль», последовали другие подобные предприятия. В 1618 году король Англии Яков I предоставил одной акционерной компании грамоту на торговлю с Гвинеей, но частные предприниматели и контрабандисты не посчитались с правами компании и добились свободной торговли.
В 1662 году грамоту получила другая компания – во главе с братом короля, герцогом Йоркским, известная как Компания королевских предпринимателей Англии по ведению торговли с Африкой. Компания обязалась снабжать английские плантации тремя тысячами рабов ежегодно. Год или два она осуществляла успешную торговлю и привозила золотой песок в Англию в таком количестве, что король Карл II приказал чеканить новую золотую монету стоимостью 21 шиллинг, известную как гинея, на которой был изображен не только король, но и в качестве знака отличия – небольшой слон. Монеты отчеканили, как утверждают, для поощрения импорта золота из Африки. В 1664 году голландский адмирал Де Рейтер захватил гвинейские форты компании, включая Корментин-Касл, а также некоторые корабли, так что потери компании составили более 200 тысяч фунтов, в результате чего она была вынуждена сдать свою грамоту.
В 1672 году получила грамоту Королевская африканская компания и в течение более столетия вела более или менее успешную торговлю с побережьем Гвинеи. Она стимулировала английское производство нескольких видов шерстяных и хлопчатобумажных изделий и открыла для продукции Шеффилда значительный рынок. Предметами импорта были слоновые бивни, красящая древесина, воск и золотой песок. Последний поступал в Англию в таких количествах, что зараз чеканилось 40–50 тысяч гиней. Но доминирующим фактором торговых операций компании оставалась выгодная закупка негров в Гвинее, которых следовало доставлять в американские колонии и продавать там в рабство. На обратном пути основным грузом был неочищенный тростниковый сахар для снабжения растущего английского рынка.
В 1790 году на побережье было создано около сорока фортов и факторий. Четырнадцать принадлежали англичанам, пятнадцать – голландцам, три – французам, четыре – португальцам и четыре – датчанам. Подсчитано, что ежегодное число негров, продаваемых в рабство или похищаемых в то время, не могло быть меньше 100 тысяч. Между тем общее количество негров, вывезенных для обращения в рабство до 1800 года, свидетельствует о том, что жертв невольничьих кораблей было не менее 30 миллионов.
Корабли, торгующие на побережье, обнаруживали, что успех зависел от условий местности. Став на якорь в устье реки Гамбии, напротив форта Яков, корабль высылал к берегу лодку для оповещения о своем прибытии алькальда, или городского главу, который немедленно прибывал на борт корабля, чтобы получить мзду за стоянку. Она включала десять галлонов ликера для вождя, два железных бруска для алькальда и, возможно, нескольких бутылок вина, пива или сидра в подарок. По истечении четырех– семи дней вождь присылал своих людей для сбора пошлин товарами, равными по стоимости 140 железным брускам. Далее на корабль направляли двух переводчиков, двух курьеров и шестерых или более дворецких. Один переводчик работал с брокером, продававшим рабов от имени владельца, и представителем фактории, торговцем или капитаном корабля. Второй – с офицером корабля, посыльным судна или баркаса либо фактории на берегу. Два курьера следили за торговлей на берегу – рабами, слоновой костью, золотом, провизией и т. п., а также за передачей писем от одного судна к другому, на факторию и т. д. Дворецкие использовались в качестве гребцов лодок, дровосеков, водоносов, но фактически их нанимали для заботы о здоровье команды корабля.
Оснащенный всем необходимым, корабль поднимался вверх по реке на сотню лиг до Янамару в королевстве Янси, куда поставлял ликер за стоянку на якоре. Затем курьеры высылались к главному племени, располагавшемуся на расстоянии 20–30 миль вокруг, чтобы выговорить условия продажи рабов. Тендер или баркас отправлялись дальше вверх по реке с товарами для торговли. Именно в этом порту корабли начинали и завершали свою торговлю.
В основном эти черные люди продавали рабов, которые являлись большей частью военнопленными, но нередко и детей, как своих собственных, так и похищенных у соседей. Некоторых рабов пригоняли издалека, потому обычно предлагавшихся в жалком и ослабленном состоянии.
Переводчик приводил на борт корабля или в факторию брокера, справлявшегося о цене, которую капитан готов заплатить за раба, о комиссии для него самого за сделку. Последняя не заключалась до тех пор, пока брокер не посетит все фактории или корабли в порту. Не встретив лучшего предложения, брокер приводил затем на борт корабля владельца рабов, который осматривал предложенные товары, выбирал устраивавшие его изделия, а затем посылал за рабами, которых должен был осмотреть корабельный врач. В случае одобрения предложения владелец рабов получал выбранные товары, менее одного бруска железа в качестве королевской пошлины. Затем рабов-мужчин заковывали в кандалы на главной палубе. С подростками этого не делали, как и с находившимися в юте женщинами и девочками. Брокер получат свою комиссию, и сделка завершалась[2 - Доклад палате лордов об отмене работорговли: В 2 т. Лондон, 1789.].
Северное побережье Гвинейского залива делилось на несколько определенных зон: Хлебное побережье, простирающееся от мыса Маунт до мыса Пальмас, где производились рис и маис (кукуруза); Берег Слоновой Кости – от мыса Пальмас до реки Лагос, где в прошлом процветала торговля слоновой костью; Золотой Берег, расположенный между Ассинее и рекой Вольтой и названный так за вывозимое отсюда большое количество золотого песка, которое намывалось в горах и реками на севере; Излучина залива Бенин – между мысами Святого Павла и Формозой, включавшая береговую дугу; Невольничий Берег, а также побережье Виды и Лагоса, где в прошлом часто укрывались работорговцы и пираты.
Кейп-Кост-Касл, главный английский форт в эпоху работорговли, сторожил часть Золотого Берега, а позади него располагалась страна фанти и ашанти, которая поставляла на американский рынок большое количество рабов. Форт построили близ моря, над ним не только возвышались три холма, но также недалеко позади, всего в 10 милях, находился голландский форт Святого Георга у Мины, а всего в миле – датский форт Фридериксбург. Единственной пристанью была небольшая песчаная площадка как раз под фортом, к которой чернокожие могли подгонять свои каноэ без риска разбиться. Агент по общим закупкам Королевской африканской компании[3 - Barbot J. Description of North and South Guinea I I Charchill. Collection of Voyages. London, 1746.], который провел в Кейп-Кост-Касле много времени, отмечал нездоровый характер местности, несмотря на скалистый берег и окружающее нагорье. Он писал:
«Их увлечение своими любимыми крепкими напитками столь велико, даже среди офицеров и представителей фактории, что при любом исходе в любых обстоятельствах должен был присутствовать кубок со спиртным. Что вызывает смерть многих из них… Я часто делал представления кое-кому из начальства, как жить более правильно, то есть воздерживаться от черных женщин, чья естественная необузданность вскоре разрушает их организмы, пить умеренно, особенно бренди, ром и пунш. А также избегать сна на открытом воздухе по ночам, как многие, разгоряченные развратом, делают в одной рубашке, полагая, что охладятся, но, наоборот, убивают себя. Ибо нет ничего более пагубного для организмов европейцев, чем лежать на открытом воздухе, как я достаточно убедился на собственном опыте. Я всегда, насколько это было возможно, пользовался домашней кроватью, днем и ночью надевал на голое тело на животе заячью шкурку в течение более двух лет подряд. Это поддерживало живот в надлежащем положении и весьма способствовало пищеварению. Хотя должен признать, что иногда, особенно в жаркие ночи, это доставляло много беспокойства и вызывало чрезмерную потливость. Воздух, хотя не так прохладен, более разрежен и пронизывающ, чем в Англии. Железо ржавеет гораздо быстрее.
Форт окружают высокие стены. В нем нет свежей воды, кроме той, которая накапливается в очень большой цистерне во время дождей. Ею снабжаются гарнизон и корабли. Чтобы уничтожить гвинейских червей, капитаны имеют обыкновение добавлять в бочку с водой, взятой из цистерны, две-три ложки негашеной извести».
Негры внутренних областей снабжали рынок фруктами, хлебом и пальмовым вином, маисом или пшеницей, производимыми в таком объеме, что большинство из них продавалось кораблям и чернокожим из других областей. Страна была очень богата также золотом и рабами, многие из которых происходили из дальних местностей внутри континента. Фанти и ашанти ценились наиболее высоко, они считались выносливее чернокожих, живших внутри континента.
Анамабо – важный рейд, располагается в нескольких лигах к востоку от Кейп-Кост-Касла. Раньше это было место, куда в значительном количестве сгонялись рабы и где осуществлялось интенсивное судоходство. Чернокожие были хитрыми и злонамеренными людьми. Они часто пользовались золотом, чтобы усыпить бдительность торговца при совершении сделок. Город располагался на песчаном пляже, усеянном галькой. У моря столь высокий прибой, что лодкам с кораблей было невозможно причалить к берегу. Вся торговля велась на каноэ туземцев.
Далее к востоку, в Аккре, – обрывистое побережье. Оно удобно для высадки, богато провизией и чистейшим золотом. Страна постоянно воевала с соседями и в связи с этим владела большим количеством пленников для продажи в рабство, так что корабль, иногда появлявшийся у побережья в удобное время, мог в течение двух недель принять на борт груз невольников, и по очень низкой цене.
Любопытные сведения о пользе, извлекаемой туземцами от торговли с европейскими производителями, сообщает Джон Барбот в своем описании Гвинеи:
«Широкое полотно служит туземцам для украшения себя и внутреннего интерьера их захоронений. Из ткани они делают также лоскуты на тряпки. Ленты и шнурки используются для выжимки пальмового масла. По ночам они заворачиваются в старые простыни с головы до ног. Медные тазы служат для мытья и бритья. Шотландские кастрюли употребляются вместо ванночек мясника, когда они закалывают свиней или овец. Из железных брусков кузнецы выковывают оружие, хозяйственные инструменты и посуду. Из грубой шерстяной и полугребенной камвольной ткани они делают пояса шириной в четыре пальца, предназначенные для опоясывания талии. На таких поясах подвешиваются меч, кинжал, нож, а также кошелек с деньгами или золотом, которое обычно запихивают между поясом и телом. Они дробят венецианское стекло на четыре-пять частей, которым впоследствии придают при помощи точильного камня разные формы, делают нитки бус и ожерелья, приносящие большую прибыль. Из четырехпяти элей английской или лейденской саржи они изготовляют своеобразную ткань, которой оборачивают плечи и живот. Из ситца, полугребенной камвольной, набивной и вязаной тканей делают лоскуты для набедренных повязок. Они выплавляют оловянную посуду, такую как блюда, тазы, миски для супа и т. п. В войнах они употребляют мушкеты, кремневые ружья и абордажные сабли. Во время праздников чаще всего пьют бренди. Ножи они используют так же, как и мы. Смазывают тело салом от головы до пят и даже используют его вместо мыла для бритья. Венецианский стеклярус, стеклянные бусы и contacarbe служат всем полам и возрастам для украшения голов, шей, рук и ног, а сарсапарелью лечат зараженных венерической болезнью».
К востоку от Золотого Берега располагается страна, известная как Невольничий Берег, потому что из-за бедности золотом здесь торгуют только рабами. Страна простирается от реки Вольты до Джекина. Ее ровная и низменная поверхность постепенно повышается с удалением от побережья. Высадка на берег не только затруднена, но даже опасна из-за ужасных бурунов, которые в течение всего года преодолеваются с большим риском. В сезон дождей с апреля по июль волнение на море столь сильное, что каждый, отважившийся на высадку, должен был помнить предостережение: «Ему следует иметь две жизни, чтобы решиться на это». Ведь каноэ, даже с хорошими гребцами, часто опрокидывались с утратой не только товаров, но и человеческих жизней, поскольку вода кишела хищными акулами, длина которых составляла порой тридцать футов. Они нападали на каждого человека, оказавшегося рядом с ними. Эти хищники обычно плавали стаями, и, когда мертвого раба выбрасывали за борт, одна акула откусывала ногу, другая – руку, остальные же расправлялись с телом на глубине. Все это занимало гораздо меньше времени, чем само описание столь ужасного пиршества. Невольничьи корабли всегда сопровождало множество акул, привыкших ежедневно сжирать выброшенные за борт трупы.
Как только к побережью из Дагомеи или внутренних областей пригоняли рабов, их помещали в большие загоны, сооруженные для этой цели, близ пляжа. Перед заключением торговой сделки корабельные врачи тщательно осматривали рабов. Мужчин и женщин раздевали догола. Тех, кого признавали здоровыми, отводили в сторону и на груди (впоследствии на плече) ставили им раскаленным железом клеймо компании или отдельного работорговца. Это делалось для того, чтобы предотвратить подмену туземцами отобранных рабов другими, менее здоровыми и сильными. Женщин старались прижигать не так глубоко, как мужчин. Затем клейменые рабы возвращались в загоны. Иногда требовалась еще одна или более недель ожидания спада прибоя до такой степени, когда рабов можно было бы переправлять на стоящие на рейде невольничьи корабли. Перед тем как посадить в каноэ рабов, их лишали любого лоскутка ткани, когда же они ступали в лодку, стоящий рядом туземный пастор посыпал их головы песком, чтобы отогнать от них злых духов и уберечь от падения в море во время преодоления бурунов.
Торговля на Невольничьем Берегу, особенно после подчинения верховным вождем Дагомеи прибрежных племен, требовала частых церемоний и подарков, не говоря уже о найме многочисленных посредников и слуг. Вначале следовало заплатить пошлины вождю, затем арендовать помещение фактории, а также каноэ и гребцов. Как правило, нанимался надзиратель за товарами, доставляемыми с пляжа, и рабами, садившимися в каноэ. Требовались два брокера или переводчика, два слуги-подростка, привратник и подросток для обслуживания палатки на пляже, курьер для передачи вождю известия о прибытии корабля и приветствий капитана, звонарь для объявления открытия торгов, надсмотрщик за рабами на берегу, шестеро рулевых, женщина-водонос и прачка.
Следовало сделать подношение и представителю верховного вождя, который выходил вместе со своими людьми, чтобы встретить капитана и провести его в форт. Обычно это были испанская шляпа, отрез шелка, бочка муки и еще одна – с говядиной или свининой. При отходе корабля начальнику береговых служб дарили отрез ткани и бочонок бренди. Оплачивалась также установка на пляже палатки, наем носильщиков и разные развлечения, так что ориентировочная стоимость погрузки на невольничий корабль на данном побережье в 1790 году достигала около 368 фунтов стерлингов. Примерно в то же время рабы стоили 5 унций золота, или 19 фунтов стерлингов, за голову.
Вся береговая линия тянется от реки Шерборо, сразу к югу от Сьерра-Леоне, до реки Бенин в Новом Калабаре (часть Африки, наиболее знакомая европейцам до 1800 года). И при ее протяженности по крайней мере в 1500 миль совсем нет судоходной реки, залива или бухты, в которую мог бы зайти корабль. Отсутствуют река или протока, по которым корабельная шлюпка поднялась бы от моря на более чем десяти миль. Очень мало проток, куда сможет войти лодка, а на Золотом Берегу их вообще нет, кроме тех, что у Чамы и Минеса. Доступ к побережью затруднен почти по всей береговой линии из-за мощного прибоя, обрушивающегося на пляж. Высадиться на берег можно только в легком каноэ, но даже это бывает невозможно несколько дней, а то и недель подряд, во многих местах не хватает глубины, яростно бьются волны и слишком широкая полоса бурунов. В такое время высадка редко бывает безопасной. На восточной оконечности бухты Бенин побережье негостеприимное. Временами большей частью его заливает море или проливные дожди в августе и сентябре[4 - Новая лоция к побережью Африки. Лондон, 1799.].
В эпоху работорговли весьма важной частью побережья считались города Старый и Новый Калабар, река Бонни. Так как города граничили с обширными областями внутри континента, они вели работорговлю в больших объемах. В Новом Калабаре было много москитов, поэтому корабли обычно становились на якорь у Фоко-Пуана. Живущие здесь чернокожие из-за частого общения с европейцами более цивилизованны, чем в других местах побережья, и порой на реке Бонни одновременно стояли полдюжины судов. В течение долгого времени занимавшиеся работорговлей англичане, французы и голландцы вывозили отсюда ежегодно от 12 до 15 тысяч рабов, доставленных по рекам из далеких африканских городов. Среди рабов были военнопленные, жертвы похищений в результате рейдов вооруженных банд, проданные в рабство за совершенные преступления, отправленные в неволю родственниками из-за нужды или ставшие невольниками за долги, что случалось нечасто.
Чернокожие работорговцы Калабара и Бонни спускались со своими рабами по рекам раз в две недели. Одновременно по реке Бонни двигались по двадцать – тридцать и более каноэ, в каждом из которых помещались двадцать– тридцать рабов. Руки некоторых мужчин стягивали травяной веревкой, а особенно сильных из них связывали также поверх колен. В таком состоянии невольников бросали на дно каноэ, часто залитые водой, где они лежали почти без движений. При высадке их гнали в загоны работорговцев, где кормили, натирали пальмовым маслом и готовили для продажи. Очевидец вспоминал:
«Река Бонни величественный поток, широкий и глубокий. Она шире Темзы при впадении в море. Течет по низменности среди высоких кокосовых деревьев, пальм, сосен, подорожников и банановых деревьев. На севере – королевство Бенин, на юге – Бонни, оба королевства независимы друг от друга. К северо-западу отсюда в отдалении виден Новый Калабар. Здесь производится (или добывается) много пальмового вина, потому что для этого достаточно вечером сделать надрез на верхушке дерева, повесить под ним тыкву-горлянку, и утром она будет наполнена. Жидкость беловатого цвета и по вкусу напоминает сидр.
Рабы питаются дважды в день. Еда утром состоит из вареного ямса, после полудня – из конских бобов, сдобренных соусом. Он готовится из кусков старой ирландской говядины и тухлой соленой рыбы, тушенных клочками и сильно приправленных кайенским перцем. Негры так любят это, что выбирают мелкие кусочки тушеной смеси и делятся ими. Но конские бобы они не любят.
Бренди, который мы привезли с собой для торговли, был очень хорошего качества, но черномазые считали, что он недостаточно крепок и «не кусается», как они выражаются. Поэтому мы из каждой бочки выкачивали треть бренди, затем сыпали в нее полведра кайенского перца, добавляли воды, и в течение нескольких дней напиток становился достаточно крепким для самого черного дьявола. Когда чернокожие приходили пробовать его, полагая, что это бренди из другой бочки, то говорили: «Вот, это кусается»[5 - Richardson W. A Mariner of England. London, 1908.].
В некоторых из нижеследующих глав будут представлены подробные описания торговли в Калабаре и Бонни, обеспечения рабов провизией и событий, происходивших во время вояжа в Вест-Индии.
Примерно в 35 лигах к востоку от реки Бонни располагается Старый Калабар, где раньше корабли спешили к большим деревьям на берегу реки и выторговывали провизию и рабов. Здесь очень нездоровый климат, и, поскольку торговля шла очень медленно, со временем этого места стали избегать.
Примерно в 10 лигах далее к востоку находится Рио-дель-Рей, который раньше поставлял много рабов и прекрасные, крупные бивни слонов. Но здесь не было пресной воды, за исключением той, что чернокожие собирают на крышах домов, когда идут дожди, а реку окутывает плотный туман. Старый английский лоцман писал об этой реке: «Здесь европеец должен заботиться о себе, потому что местные жители столь изощренно лукавы, что вас обманут раньше, чем вы осознаете это. Они столь варварски жестоки, что родители продают детей, мужья – жен, братья и сестры – друг друга. Среди животных крайне редки приличие и порядок. Это замечание относится к прошлому столетию, и мы не считаем, что аборигены изменились, по крайней мере с того времени»[6 - New Sailing Directions for the Coast of Africa. London, 1799.].
К югу от реки Рио-дель-Рей лежит страна камерунцев – высоких, сильных людей, которые ведут торговлю с европейцами. Река Габон представляет собой удобное место для торговли, а также очистки и переоснащения судов. Лоанго – крупное, богатое королевство, жители которого знакомы с работой по металлу и более цивилизованны, чем соседи к северу от них. Наконец, большой бассейн реки Конго, где прежде торговлю контролировали в основном португальцы.
Великобритания поставила работорговлю вне закона в 1807 году, Дания – в 1812-м, Голландия – в 1814-м, Франция – в 1818-м, Испания – в 1820 году, после получения от Великобритании субсидии объемом 400 тысяч фунтов стерлингов (однако запрет оказался фарсом, по крайней мере в том, как ее соблюдали испанцы). Португалия также получила субсидию от англичан в 1830 году, но фактически экспорт рабов из португальской Африки не прекращался до отмены Бразилией рабства в 1888 году. Продажа рабов из Западной Африки на Кубу и в Порто-Рико сдерживалась лишь благодаря бдительному дежурству британских и французских военных кораблей. Юг Соединенных Штатов был кровно заинтересован в работорговле, но запрет на торговлю живым товаром с африканским побережьем был введен в 1807 году.
Для усиления борьбы против работорговли Великобритания отправила свои военные корабли к побережью Западной Африки, а позднее, когда были заключены соглашения с другими государствами, морская блокада значительно уменьшила поток негров, вывозившихся за море.
В 1820 году Соединенные Штаты послали к африканскому побережью три военных корабля в помощь борьбе с работорговлей, однако сумма 100 тысяч фунтов стерлингов, выделенная конгрессом в 1819 году под соответствующий законопроект, была сокращена до 50 тысяч фунтов в 1823 году, а вскоре и до нескольких бесполезных тысяч.
В 1842 году Соединенные Штаты, по Ашбертонскому договору с Великобританией, взяли на себя обязательство содержать «достаточные и адекватные» морские силы для пресечения работорговли у африканского побережья. После этого там стала патрулировать небольшая американская военная эскадра.
Блокирующим флотам требовалось закрыть длинную береговую линию. Хорошо известные фактории работорговли уничтожались одна за другой, невольничий флот сокращался. Характер береговой линии Гвинейского залива позволил быстро освободить ее от работорговцев и препятствовать использованию для работорговли испанских поселений на побережье Камеруна или вне его. Куба и Бразилия, страны-работорговцы XIX столетия, утвердились на Рио-Понго, ничейной земле на северо-западе Сьерра-Леоне. Из Мандинго и стран Верхнего Нигера приходили работорговцы-фульбе. Соседние реки и острова Португальской Гвинеи также подпитывали аналогичную работорговлю, и прошло некоторое время, прежде чем совместной операцией британских и французских канонерских лодок были уничтожены загоны для рабов в Рио-Понго и Бобаме.
Затем кубинские корабли пробились к восточному берегу колонии Сьерра-Леоне, к лагуне Галлинас и реке Сулиме[7 - Johnston. The Negro in the New World. New Jork, 1910.], вдоль невостребованного Хлебного Берега, теперь Либерии. С 1822 по 1839 год из одной этой местности в среднем вывезли пять тысяч рабов на Кубу, в Порто-Рико, Южную Каролину, Джорджию и Бразилию. Житель Малаги Педро Бланко загорелся идеей создания здесь фактории работорговли, его главным помощником стал Теодор Кано, французский моряк[8 - Mayer. Captain Canot, or Twenty Years on African Slaver. New Jork, 1854.]. Бланко жил рядом с лагуной Галлинас, имея большой гарем. Его окружала роскошь, которую можно было купить за деньги в Европе или Америке. Его проекты быстро осуществлялись как на Кубе, в Лондоне или Париже, так и на побережье Западной Африки. Он использовал большое количество негров в качестве платных наблюдателей или шпионов, которые из сотен укрытий на пляже и на островах лагуны следили за появлением на горизонте британских военных кораблей, подавая сигналы для предотвращения захватов отходящих или приходящих невольничьих судов. В 1839 году Бланко, владея капиталом почти в миллион фунтов стерлингов, оставил работорговлю и почил наконец в благоденствии на Итальянской Ривьере.
Рабовладельческие фактории на побережье Сьерра-Леоне и Либерии были уничтожены около 1847 года, но контрабанда рабов с континентальных пунктов посредством налаженных связей, хотя и не в столь большом объеме, как прежде, продолжалась еще долго. Погрузка негров с континента скрытно осуществлялась на побережье в условленных местах: в назначенный день или вскоре после него у пляжа появлялось невольничье судно и подавало условленный сигнал, негров немедленно гнали к берегу и погружали на каноэ и корабельные шлюпки, и через четыре часа далекий парус на горизонте оставался единственным видимым напоминанием о новой торговой сделке.
Патрульные суда бдительно следили за побережьем, но торговцы рабами тоже были весьма активны, ибо прибыль была огромной. Так, в 1858 году житель Саванны в Джорджии предложил совершить поездку к побережью Африки за «грузом африканских подмастерьев на срок их естественных жизней». Он оценил стоимость предприятия в 300 тысяч долларов, а чистую прибыль в 480 тысяч без учета уже оплаченной стоимости судна. В течение же 1859 года, согласно ежегодному отчету морского министра Соединенных Штатов, одиннадцать работорговцев были перехвачены американскими военными кораблями.
Глава 2
СЭР ДЖОН ХОКИНС, РАБОТОРГОВЕЦ
Первым англичанином, занявшимся торговлей рабами между гвинейским побережьем и Америкой, был капитан Джон Хокинс, младший сын капитана Уильяма Хокинса из Плимута, который в 1530 году торговал на побережье Бразилии «на собственном высоком и красивом корабле». Хокинс-младший родился в 1532 году и последовал за отцом в море. Он совершил несколько поездок на Канарские острова, где основал торговое предприятие с испанским купцом Педро де Понте из Тенерифе. Тот предложил англичанину заняться торговлей рабами-неграми, которых следовало добыть на побережье Гвинейского залива и продать владельцам сахарных плантаций в Испанской Вест-Индии. Между морскими ходками Хокинс узнал от отца и других людей об условиях такой торговли, но главным источником информации для него стали купцы на Канарах. Он убедился, что негры пользовались большим спросом в Эспаньоле (Гаити) и их легко можно было достать на побережье Африки. И как только Педро де Понте согласился обеспечить лоцмана, знакомого с Испанской Америкой и состоянием ее торговли, Хокинс наконец решился на предприятие.
Летом 1562 года он вернулся в Лондон после своей последней поездки на Канары и сразу изложил свой проект тестю Бенджамину Гонсону, казначею адмиралтейства. Тот счел проект настолько хорошим, что заинтересовал им Томаса Лоджа, хозяина Русской компании и члена руководства Бакалейной компании, олдермена Лионеля Дакета, предприимчивого купца, который впоследствии стал лорд-мэром Лондона, а также сэра Уильяма Винтера и других, ставших «щедрыми вкладчиками и смелыми предпринимателями»[9 - Hakluyt. The principal Navigations, Voyages and Discoveries made by the English Nation. London, 1589.]. Эти люди были предпринимателями в прямом смысле этого слова, ибо ни одно английское судно еще не совершало коммерческих рейсов в Новый Свет, где царила Испания. Каждый благоразумный англичанин понимал опасность, исходившую от этой могущественной державы в случае осуществления такого вояжа.
За сорок пять лет до этой даты испанский король Карл V официально выдал лицензию на импорт чернокожих рабов в Вест-Индию. В 1551 году испанские власти предложили 17 тысяч лицензий на такой вывоз из Африки. Двумя годами позже была установлена монополия на торговлю африканскими рабами на семь лет, предусматривавшая импорт 23 тысяч негров. Именно эту монополию предложил разрушить капитан Хокинс, поэтому участниками его предприятия могли стать только отважные люди.
Осенью 1562 года были оснащены три «частных» корабля – «Соломон» водоизмещением 120 тонн, «Сваллоу» («Ласточка») – 100 тонн и «Йонас» – барк, имеющий всего 40 тонн водоизмещения. Экипажи судов состояли из менее ста человек «из-за опасений» болезней и других «неудобств, которым люди обычно подвергаются во время длительного плавания». С грузом английских товаров на борту маленький флот отбыл в октябре 1562 года и взял курс на остров Тенерифе, где капитан Хокинс «встретил теплый прием» сеньора де Понте и его друзей. Далее известно:
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/dzhordzh-frensis-dou/istoriya-rabotorgovli-stranstviya-nevolnichih-korable/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Howison J. European Colonies. Vol. 2. Edinburg, 1821.
2
Доклад палате лордов об отмене работорговли: В 2 т. Лондон, 1789.
3
Barbot J. Description of North and South Guinea I I Charchill. Collection of Voyages. London, 1746.
4
Новая лоция к побережью Африки. Лондон, 1799.
5
Richardson W. A Mariner of England. London, 1908.
6
New Sailing Directions for the Coast of Africa. London, 1799.
7
Johnston. The Negro in the New World. New Jork, 1910.
8
Mayer. Captain Canot, or Twenty Years on African Slaver. New Jork, 1854.
9
Hakluyt. The principal Navigations, Voyages and Discoveries made by the English Nation. London, 1589.