Три последних слова
Янина Хмель
Эта история не похожа на другие истории о любви. Он – человек. Она – призрак. Её видит только он. Почему так? Это они и пытаются выяснить. Он – в мире живых, она – по ту сторону жизни. Он не помнит три года своей жизни, она не помнит день своей смерти. Она язвительна, он не понимает сарказма. Он – такой спокойный и уравновешенный, она – ураган, который ворвался в его жизнь с того света…
Янина Хмель
Три последних слова
I
Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды.
Плохо то, что он иногда внезапно смертен…
«Мастер и Маргарита» Булгаков
ОНА
Я попала в какую-то временную петлю, которая не позволяла мне покинуть этот мир, но и остаться в нём я тоже не могла. А самое страшное – я больше не принадлежала себе. Не могла контролировать ни тело, ни разум.
Время теперь летело слишком быстро. Что быстрее секунды? Миллисекунда? А ещё быстрее? Микро? Нано? Атто? Это всё ничто по сравнению с течением времени здесь. Слишком быстро. Слишком.
Я думала… когда наступает самая последняя минута, загорается свет. Он зовёт за собой, на него нужно идти… Вот только никакого света не было. Никакой последней минуты не было. Как не было и того, который бы позвал.
Я не успела понять, что произошло. Время остановилось, как будто кто-то нажал на паузу, а потом полетело, как в ускоренной перемотке на старом видеомагнитофоне.
Я пересмотрела прожитые двадцать три года. А самые важные мгновения как будто кто-то выделял стоп-кадром. Это всё было так быстро. Я пересмотрела всю свою земную жизнь за ту единицу времени, которая стократ меньше секунды. Это было как вспышка. От рождения до смерти.
Мне было не страшно. Я просто принимала предлагаемые обстоятельства. Не спрашивала. Не пыталась понять «зачем». Я плыла по течению. Плыла, потому что идти не могла. У меня больше не было тела.
Кем я была теперь? Этот вопрос засел в подкорке, всплывая каждый раз как бегущая строка в телевизоре. Ответ прозвучал эхом в моём подсознании: «Ты маленькая часть большого Духа. Душа, которая ещё не стала частью нематериального начала. Ты ещё помнишь своё тело и выглядишь так, как выглядело оно. Для тех, кто видит тебя там».
Я посмотрела по сторонам в поисках говорившего, хоть и понимала, что голос звучал в моей голове.
– Кто это сказал? – тихо произнесла я, не надеясь на ответ.
«Я».
– Как будто я должна узнать по голосу!
«Сначала ты будешь меня только слышать. Потом увидишь. Позже…»
Я недовольно вздохнула, а потом будто попала в водоворот: меня закрутило, я закрыла глаза, борясь с приступом тошноты, а когда открыла, увидела комнату…
…где лежало моё тело. Над ним склонилась женщина. Я подплыла ближе и узнала в ней свою мать. Она скорбела и плакала, сжимая неподвижную ладонь моего тела. Я же не чувствовала ничего. Свеча, которая спокойно горела возле моего портрета на столе, с моим приближением стала искрить. Почему так? Всегда мучил этот вопрос.
«Энергия Души очень сильна вне тела. И ещё сильнее энергия Духа. Ты можешь потушить её, стоит только подумать об этом». – Сразу же пришёл тихий ответ.
Но я не стала об этом думать. Подплыла ещё ближе к своему телу и заглянула в лицо. Мне казалось, что сейчас я проснусь. Моё тело сейчас проснётся. Я смахну с ресниц этот сон…
– На кого ты меня оставила! – всхлипывала мать, поглаживая мою ладонь и вытирая свои щёки чёрным траурным платком, повязанным на её шее.
Свеча затрещала сильнее, что привлекло внимание тех, кого не было в этой комнате. Они стали заходить сюда и заполнять маленькое пространство своей скорбью ко мне и жалостью к матери.
В каждом из присутствующих я кого-то узнавала, кого знала при жизни: родственников, друзей, знакомых, соседей, коллег по работе. Их имена слетали с губ, когда я всматривалась в лица. Они все были как серые мрачные тени, излучающие боль через вытекающие слёзы, которые высохнут через девять дней. Или через сорок. Может быть, через год.
Как будто по щелчку я оказалась у потолка и смотрела на головы присутствующих. На своё неподвижное тело в гробу. На макушку матери. Голоса отдалялись, стихали, переходили в шёпот и вовсе замолкали.
Потом был крематорий. Моё тело не закрывали крышкой и не предавали съедению червям, не засыпали горстями земли и не ставили на мне крест. Здесь и сейчас мне это было безразлично. Но я помнила, что при жизни это было важно для меня. Я не хотела традиционных похорон. Да, в двадцать три о таком не думают, но я часто ловила себя на мысли, что хочу, чтобы меня кремировали.
И вот теперь открытый гроб медленно заехал в печь. Вспыхнул огонь. Загорелось моё тело. Но здесь я ничего не чувствовала.
Для меня весь этот ритуал длился меньше секунды. Но я услышала шёпот из толпы: «Это был самый тяжёлый час в моей жизни…»
Там прошёл час.
Когда огонь полностью потух, люди стали выходить из комнаты. Кто-то подходил к матери и говорил слова соболезнования. Кто-то просто касался её плеча. Я смотрела на её дрожащие бледные руки и по-прежнему не ощущала жалости или сострадания к ней.
Почему так?
«Ты больше не связана с ней». – Опять пришёл ответ.
– А с кем я связана?
«С тем, что осталось от тебя. Когда кто-то будет приходить к твоей могиле, ты будешь возвращаться к ней снова и снова».
– А теперь я могу уйти?
«Ещё не время…»
– Но здесь нет времени!
Тот, кто отвечал на мои вопросы, видимо, делал это по собственному желанию, совсем не ориентируясь на мои. Поэтому эта реплика была проигнорирована.
Я осмотрела скорбящих родственников и друзей, не понимая, что мне делать дальше.
Для меня время шло быстро. Но там, на земле, оно тянулось медленнее. И все эти дни после похорон я была рядом с мамой. Она много плакала. Я злилась. Меня тревожили её слёзы, а я ничего не могла с этим сделать: ни обнять, ни поддержать. Просто смотрела.
Маме отдали урну с моим пеплом, она отвезла её на кладбище и поставила возле урны с пеплом моей бабушки. Рядом поставила мой портрет, перевязанный чёрной лентой. На фотографии я скорее ухмылялась, чем улыбалась. Не знаю, почему мама выбрала именно её, ведь у меня были фотографии и получше. В последний год жизни я красилась в рыжий – цвет корицы, а на этом фото мои волосы были естественного оттенка – тёмно-каштановые пряди волнами вились и спадали на круглое личико. Такие же тёмные глаза выражали абсолютное безразличие.
Неужели она хочет запомнить меня именно такой?..
Мама оставила букет тёмно-бордовых роз возле портрета. В день, когда урна заняла своё место на кладбище, тоже были родственники и знакомые. Они подходили к могиле и оставляли букеты живых цветов. При жизни мне редко дарили цветы.
Но как бы долго люди не рыдали, поглядывая на мою фотографию и шепча «Такая молоденькая…», всё равно настал момент, когда возле портрета не осталось никого. Все ушли. Я же не двинулась с места.
Я не знала, сколько времени прошло со дня смерти моего тела. Единственным человеком, кто навещал мой пепел, была мать, которая никак не могла отпустить меня. Я приходила к ней. Она чувствовала, что я рядом, но не видела и не слышала. Она разговаривала с пустотой, как сумасшедшая. Убирала могилку, уносила засохшие цветы. Дома по-прежнему были занавешены зеркала. Мама по-прежнему плакала, глядя на мои фотографии, которых дома стало очень много.
Света, который бы позвал меня, по-прежнему не было. Я уплывала в нематериальность. Не было ни комнаты, ни стен, ни других, таких же как я. Я будто засыпала.
– Так ты Бог? – осмелилась на очередной вопрос я.
«Нет».
– А Он есть?
«Конечно. Как и ты. Как и я».
– А кто ты?
«Твой Ангел Хранитель».
Как выглядят Ангелы Хранители?
Но я не успела получить ответ на свой вопрос: меня опять призвал мой пепел.
Я думала, прошли лишь самые наименьшие единицы времени от последнего посещения, но опять звучал этот зов. И я плыла к нему, предполагая, что снова увижу мать…
Но это был незнакомый мне мужчина. Он подошёл к урне с моим пеплом, оставил возле неё две гвоздики, замер, рассматривая портрет.
– Кто ты? – прошептала я, в свою очередь рассматривая его: тёмные волосы до плеч были собраны в хвост на затылке, нос с хорошо заметной горбинкой, длинные ресницы – даже длиннее, чем у меня, цвет глаз не могла разобрать, потому что стояла сбоку от него и видела только профиль.
Но я точно знала, что не была знакома с ним при жизни. Кто он?.. Он не был серым и скорбящим, как другие, кто навещал меня.
Мужчина последний раз взглянул на мой портрет и, развернувшись, направился в сторону выхода.
Я обвела изучающим взглядом его спину, на белой рубашке было заметно, как он вспотел, задержалась на ягодицах, обтянутых чёрными брюками, хмыкнула и последовала за ним.
ОН
Когда начался этот кошмар? Когда я проснулся без памяти в лесу в одних брюках, босиком и без рубашки? Когда мне поставили диагноз «психогенная истерическая амнезия» последних трёх лет жизни? Или когда мне девять ночей подряд снился один и тот же сон?
Но сейчас меня волновал другой вопрос: когда этот кошмар закончится?
Во сне я видел её портрет, перевязанный чёрной лентой, который стоял возле цветной урны. Ни имени, ни дат рождения и смерти не было видно. Я только видел вход на кладбище и тропы, ведущие к этому портрету.
Я не помнил её. Скорее всего, она была частью тех – ушедших в бездну – трёх лет моей жизни.
Я помнил, что моя мать умерла, когда мне было двадцать. Отец ушёл от нас ещё в далёком прошлом, когда я был ребёнком. Других родственников в этом городе у меня не было. Друзей тоже. Я был отшельником. Вопросы по вычеркнутым из памяти годам было некому задавать.
Врачи говорили, что амнезия вызвана каким-то эмоциональным потрясением, которое мой мозг отказывался помнить. И вспомнит ли – они не могли сказать.
Она настойчиво врывалась в мои сны вот уже девять ночей подряд. В городе было четыре кладбища, и я решил проверить их все. Отыскать нужное оказалось несложно. Я не ощутил страха, когда увидел ворота, точь-в-точь какие были во снах. На входе сидела женщина и продавала живые цветы. Я подумал, что неправильно приходить на могилу к кому-то без цветов. Это как дар за то, что их потревожили. Символически купил две красные гвоздики и двинулся теми тропинками, которые узнавал из снов.
Вскоре передо мной стояла та самая разноцветная урна. Я подошёл к ней, положил возле портрета цветы и ещё раз внимательно посмотрел на девушку, которая улыбалась мне с фотографии: тёмные глаза смотрели будто бы предвзято и безразлично, отчего улыбка скорее была похожа на ухмылку; под губой справа родинка; одна бровь вздёрнута; шапка каштановых волос обрамляла круглое личико и спускалась чуть ниже плеч. На первый взгляд девушка показалась мне милой, но чем дольше я разглядывал это лицо, тем яснее понимал, что вряд ли характер был у неё скромный и простой.
И всё же я её не вспомнил.
Кто ты?
Я развернулся, ощущая, как по спине покатились капельки холодного пота как будто от чужого взгляда. Не стал оборачиваться, быстро зашагал в сторону выхода, надеясь, что она больше не будет приходить в мои сны.
ОНА
Он пришёл в маленькую холостяцкую квартиру, которая больше напоминала большой гостиничный номер. Закрыл шторы на окне в единственной комнате, от которой вела дверь в ванную и где располагалась арка в крохотную кухню. Принял душ, переоделся и налил себе стакан ви?ски.
Я неподвижно наблюдала за ним, устроившись на барной стойке – оттуда была видна вся его квартира.
– Он меня тоже не видит? – спросила я вслух, зная, что Ангел Хранитель рядом. Чувствовала его присутствие.
«Пока не видит…»
– А может увидеть? – встрепенулась я.
«Сначала почувствовать».
– Как?
«Тебе стоит только захотеть этого».
– Как со свечой… – выдохнула я. – И так со всеми?
«Нет. Только с ним».
– Почему?
«Это ты должна понять сама».
Неспроста же он был не серый, как другие люди. И я не чувствовала его скорби. Казалось, он даже не помнил меня… Или вообще не знал.
Я подняла голову вверх и посмотрела на лампочку. Он в эту минуту подходил к выключателю.
– А могу ли я управлять этим светом?
«Можешь».
– Как в фильмах о привидениях? – усмехнулась я.
«Сто?ит только правильно подумать».
И я подумала.
Свет погас прежде, чем он коснулся выключателя. Он так и замер со стаканом в одной руке, а другая застыла поднесённой к выключателю.
– Перегорела? – вслух спросил он.
А я подумала о том, чтобы свет снова зажёгся. Квартира озарилась яркой вспышкой. Он удивлённо уставился на лампочку, пощёлкал выключателем туда-обратно. День-ночь.
Я усмехнулась.
– Странно… – Он повёл бровью и погасил свет, устроившись перед экраном телевизора.
В этой игре меня привлекло отсутствие его страха. Любой другой на его месте испугался бы. Я испугалась бы.
Я захотела увидеть этот страх в его глазах. Вновь подняла голову на лампочку. Щёлк – и маленькую квартиру снова наполнил яркий свет.
Он обернулся и обескураженно спросил в пустоту:
– Что за чёрт?!
– Может и чёрт, – закатила глаза я. – Я ещё сама не знаю, кто я.
Он оставил стакан на комоде возле телевизора и в два больших шага оказался возле выключателя.
Я продолжила свою игру. Однако забава с лампочкой мне наскучила – я переключилась на телевизор. Как только он погасил свет, я вырубила телевизор.
Он задышал учащённо, раздражённо стукнул по выключателю и осмотрелся по сторонам.
– А он может меня слышать?
«Может».
– В данную минуту?
«Как ты захочешь».
Я молчала.
– Кто здесь? – он первый нарушил тишину, медленными шагами возвращаясь к телевизору.
Я дождалась, пока он возьмёт в руку стакан и сделает глоток, и только потом ответила:
– Девушка с портрета.
Он услышал меня. Стакан выскользнул из руки? и разбился у его ног, сделанный им глоток встал поперёк горла. Он откашлялся и ринулся в ванную.
II
И меня поразила не столько её красота, сколько
необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!
«Мастер и Маргарита» Булгаков
ОН
Я вернулся с кладбища и выполнил обычный ритуал: закрыл шторы, принял душ, переоделся, налил стакан ви?ски и включил телевизор. Никогда не смотрел его, просто включал фоном, чтобы в квартире было не так пусто и одиноко.
В мою привычную жизнь ворвались совсем непривычные странности. Сначала свет на кухне: то выключался, то включался. Я бы не придал этому значения, если бы сразу за светом не выключился телевизор. Что-то толкнуло меня спросить в пустоту: «Кто здесь?» И я получил ответ.
Я выронил стакан, а сделанный глоток комом застрял в горле. Я откашлялся и рванул в ванную. Ополоснул лицо холодной водой. Сердце бешено колотилось о рёбра.
– Я взрослый мужчина, трезвомыслящий человек, я не могу бояться того, что мне, скорее всего, послышалось. Разыгралась больная фантазия. Ведь амнезия одна из начальных стадий психического расстройства. Может быть, уже подступает вторая, и я слышу голоса? Этому должно быть логическое объяснение… – вслух перечислял я.
– Ты не болен, – снова услышал женский голос.
– Чёрт! – Я чуть не вырвал умывальник, вцепившись в него так, что пальцы стали одного цвета с ним. – Кто ты?!
– Девушка с портрета, – повторил голос.
– Где ты?! Покажись! – требовал я, прикрываясь истиной: пока не увижу – не поверю.
Я всё ещё стоял напротив умывальника в ванной комнате и смотрел на своё отражение в зеркале. За моей спиной появилась она. Я задержал дыхание и медленно обернулся. Выдохнул и уставился на неё.
– Как? – Протянуть руку и коснуться её я не рискнул. – Что за шутки?!
– Откуда ты меня знаешь? – тем же спокойным голосом спросила она, проигнорировав мои вопросы.
Это была девушка с портрета. Она, только сейчас волосы у неё были цвета корицы. А вот взгляд тот же – с презрением. И та же ухмылка на губах. Та же родинка справа под губой. Молодая. Красивая, так бы я подумал, встретившись с ней при других обстоятельствах. Девушка с портрета, на котором была чёрная лента.
– Я тебя не знаю! – прорычал ей в ответ. – Что за дикие шутки?!
– И многим незнакомым барышням ты носишь цветы на могилу? – язвительно продолжала допрос она.
– Я даже имени твоего не знаю! – продолжал стоять на своём я.
– Маргарита. Так меня звали при жизни.
– Так… ты умерла?
Всё же нужно было уточнить, чтобы убедиться в своём окончательном диагнозе: сошёл с ума, поехала крыша, спятил.
– Умерла, – подтвердила она. – А тебя как зовут?
– Михаил, – сглотнул я.
– Ответь мне, Миш-ш-ша, – прошипела она, – многим незнакомым девушкам ты носишь цветы на могилу?
У меня аж глаз задёргался.
– Мне снилась могила, – признался я, – не давала покоя. Я отыскал её. Цветы – это плата за то, что потревожил… тебя.
Она изучающе смотрела на меня:
– Интер-р-ресно…
– Это ты посылала мне сны?
– С чего бы мне посылать сны тому, кого я не знаю?!
– Когда играла с лампочкой и телевизором, тебя это не смущало!
Я почувствовал, как напряжённая атмосфера между нами пала. Как будто это было не общение призрака и человека, а обычное знакомство совсем обычных мужчины и женщины.
– Ты бы видел своё лицо! – рассмеялась в ответ Маргарита. Когда она смеялась, на её щеках появлялись ямочки.
– А как иначе на такое реагировать? Я держался до последнего.
– Ладно, храбрец, – она резко прервала смех. Я напрягся. – Пойду узнавать обстоятельства нашего с тобой знакомства… при жизни.
– А мне расскажешь потом?
Маргарита пожала плечами, а потом исчезла.
Я перевёл дух.
И что это, чёрт возьми, было?! Я несколько раз ущипнул себя за плечо, но не проснулся. Вынес вердикт – это реальность. Ещё раз ополоснул лицо ледяной водой и вернулся в комнату. С мутным сознанием убрал осколки и вытер пролившийся ви?ски, а после попытался уснуть.
ОНА
Не так уж он и испугался, как я хотела бы. Слишком быстро открылась ему, надо было поиграть с ним в голоса?, а потом уже эффектно появиться. Но я не знала, сколько времени мне было отведено на эту игру.
Как мы познакомились? И чем связаны?
– Ты знаешь? – прошептала я, почувствовав присутствие моего Ангела Хранителя.
«Знаю…»
– Но не скажешь? – предположила я. Ведь иначе бы уже давно подсказал.
«Не скажу».
– Упрямец! Как и где мне найти эти ответы?
«Ищите вместе».
– Где искать?
Тишина.
– Ну спасибо!
И снова тишина.
Я закатила глаза.
Зов к урне давно не давал о себе знать. Как же быстро обо мне забыли… А чего я хотела? Нелюдимая – ни подруг, ни возлюбленного. Только мать, но и она больше не навещала мой пепел. Я сама пришла к урне, когда было темно. И тогда увидела других Душ… Впервые видела таких же, как я.
Между могил и вдоль кладбищенской ограды проплывали Души. На этой волне можно было различить шёпот каждой, если настроиться и прислушаться. Какая-то Душа была подобна человеческому облику, какая-то представляла собой серый полупрозрачную тень без лица – ни рта, ни глаз. Я смотрела на них всех, но заговорить не решалась.
– Вот мы и встретились тут.
Я обернулась на знакомый голос. Это была бабушка – та, чья урна стояла возле моей. Только она была не такой, какой я запомнила её в последние дни жизни. Молодая, какой я видела её на чёрно-белых фотографиях в альбоме. Такая же чёрно-белая и полупрозрачная, как и другие Души, а местами как будто выжженная. Глаза и рот были почти прозрачными. Но я всё равно узнала её.
– Бабушка! – Слетело с моих губ.
– Я тебя понимаю. Так много вопросов и так мало ответов.
Я кивнула, всё ещё рассматривая её.
– Страшно?
– Нет, – помотала головой я.
– А мне было страшно, – призналась она. – Я только спустя четыре тысячи здешних лет вспомнила день своей смерти.
Я вопросительно уставилась на неё.
– Один земной день равен стам здешним годам. Но здесь время течёт иначе, – шептала она.
– И я вспомню день своей смерти?
– Обязательно.
– Через четыре тысячи здешних лет?
– Это как та?м решат, – она многозначительно подняла почти прозрачные глаза вверх.
– Где там?
– Там… – повторила она.
– Все Души попадают туда? – также шёпотом спросила я.
– Все.
– И ты уже там?
– Ещё не там. Я выбрала сложный путь… – Она быстро перевела тему: – Духи сказали, что ты придёшь. Я очень хотела тебя увидеть.
– Ты там не одна?
– С такими же, кто выбрал такой путь, как и я.
– Что это за путь?
– Когда перед тобой встанет выбор, тебе расскажут.
– Одни вопросы… – я вздохнула. – Ты мне здесь больше не бабушка?
– Я такая же, как ты. Душа. Здесь никто никому никем не приходится. В конечном итоге… – она замолчала.
Над нами сгустились серые тучи.
– Будет дождь? – предположила я и подняла глаза.
– Это тёмные Духи. Они не хотят, чтобы я говорила. Ты должна найти ответы сама, – тихо добавила она.
– Ты уходишь?
– Теперь я один из Ангелов в подчинении Ангела Среды. Я буду здесь в названый день по земному календарю каждую неделю.
– Бабушка… – Я протянула к ней руку. Захотелось прикоснуться. Я очень скучала по ней при жизни.
– Мне пора. – Она как будто прочитала мои мысли. – Я тоже скучала.
И она исчезла. Как исчезает выпущенный дым от сигареты. Просто растворилась. Я осмотрелась. Другие Души бродили по кладбищу.
Я вернулась в пустоту и задала вопрос своему Ангелу Хранителю.
– Кто такой Ангел Среды?
«Рафаил».
– Расскажи мне про него.
«Рафаил – символ высшей гармонии. Он отвечает за воздушную стихию, Запад и западный ветер, науку и знания».
– А как Души попадают к нему в подчинение?
«Тебе ещё рано задавать подобные вопросы».
– Ладно, – не стала настаивать я. – А какая учесть настигает тех Душ, которые попадают к нему в подчинение?
«Как и всех, кто принимает решение стать Ангелом. Только отвечать за земные грехи они спускаются по средам».
– Ты же не ответишь мне, как Ангелы отвечают за земные грехи?
«Сама всё узнаешь, не торопись…»
ОН
Сегодня она не приходила ко мне в сон. Я открыл глаза и осознал, что её отсутствие в моих снах не так уж обрадовало меня, как я надеялся.
– С добрым утром! – услышал знакомый голос.
Резко подскочил.
– Чёрт! Нельзя так пугать! – В сон не приходила, зато в реальности не заставила себя долго ждать. – Ты была здесь всю ночь?!
– То же мне, удовольствие, – Маргарита закатила тёмно-карие, почти чёрные, глаза. – Только пришла.
– Чтобы порадовать меня ответами? – понадеялся я, вылезая из-под одеяла.
– Это вряд ли. Ответы будем искать вместе, – заключила она, пожав плечами.
– Славно! – Я ушёл в ванную и крикнул уже оттуда, закрывая за собой дверь: – Я буду принимать душ. Голый! Просьба не подглядывать!
– Не очень-то и хотелось, – прилетел мне ответ.
Вернулся из ванной, прикрытый только полотенцем на бёдрах.
– Оценила твои формы, – ехидно улыбалась Маргарита, накручивая полупрозрачную прядь рыжеватых волос на палец.
– Я так понимаю, для тебя не существует закрытых дверей? – Я не сомневался, что она не упустит момент.
– Не-а, – подмигнула мне. – Сколько тебе лет?
Я встряхнул мокрой головой, надевая рубашку и брюки.
– Двадцать восемь.
– А выглядишь старше, – заметила она.
Ничего не ответив, я стал причёсываться.
– У тебя волосы длиннее, чем мои!
Я усмехнулся.
– И ухоженнее. Чем ты занимаешься?
– Волосами, – завязывая хвост, ответил ей.
– Правда? Не мужское это дело, – подмигнула мне Маргарита.
Моментами её хотелось прихлопнуть, как назойливую муху.
– И давно ты ими занимаешься? – не отставала она.
– Последний год. У меня амнезия. Чем я занимался три выпавших из памяти года – не помню.
– Я тоже не помню. Но только один день – день своей смерти.
– И никто не может тебе рассказать?
– А тебе?! – фыркнула она, недовольная моим вопросом.
– Никто. Я никого не помню из тех трёх лет. А до того времени никого не осталось в живых. Друзей не было.
– А женщина?
– Я её не помню.
– Соседи. Хоть кто-нибудь! – Маргарита разозлилась: замигали лампочки в квартире.
– Сильная у тебя энергетика, – заметил я.
Она замолчала и успокоилась – свет тоже выровнялся.
– Я искал. А меня не искал никто. Я был отшельником.
– Всё это очень странно, – задумалась она.
– Уж не страннее, чем твоё присутствие здесь. – Я собрался. – Мне нужно съездить в салон.
– Я с тобой, – заявила она.
Мы вместе вышли из квартиры.
– Это твоя квартира или съёмная? – спросила Маргарита, когда мы зашли в лифт.
– Съёмная. Свою я продал. Нужны были деньги на лечение после амнезии, – я отвечал ей, пока в лифте были только я и она.
– А что говорят врачи?
– Что я пережил какое-то сильное эмоциональное потрясение.
Лифт открылся тремя этажами ниже, и в него зашла пожилая женщина с собакой. Пёсик съёжился в углу лифта и стал скулить, уставившись туда, где стояла Маргарита.
– Смотри! Животные на самом деле видят и чувствуют таких, как я.
Я почти не дышал, пока лифт не открылся на парковке. А из людей её видел только я… Пожилая женщина подхватила дрожащего и скулящего пекинеса на руки и спокойно ушла к старенькому форду.
Я же смог прийти в себя только когда сел за руль своего автомобиля.
– Разве у человека, потерявшего память, не отбирают права?
Она заняла место рядом с водителем. Перед ней даже не пришлось открывать дверь.
– Я пересдавал. И у меня частичная потеря памяти. Как водить я помню. – Я положил руки на руль.
– Ты чего трясёшься? – Маргарита наконец обратила внимание на моё состояние.
– То есть, тебя вижу только я и животные?
– Выходит, что да, – пожала плечами она.
Я завёл машину, и мы тронулись с места. Несколько минут оба молчали.
– Я, конечно, уже мертва и мне это не навредит, а вот тебе авария память не вернёт, – отозвалась Маргарита.
Я ловко выворачивал руль и петлял между другими автомобилями.
– Расскажи мне, что там, – я проигнорировал её слова, не снижая скорость.
– Есть два нюанса. Я сама ещё толком ничего не поняла. Это первое. И что-то мне подсказывает, что я не должна говорить об этом с тобой. Это второе.
– Что-то?
Я следил за дорогой, не смотрел на неё, только слушал.
– Кто-то.
– И кто же?
– Ангел Хранитель.
После этих слов я перевёл на неё удивлённый взгляд:
– Они… существует?
– Естественно!
Пока мы подъезжали к салону, я не проронил ни слова. И она тоже молчала.
На ресепшене меня остановила администратор.
– Миш! – Она вылезла из-за стойки и бежала ко мне в узкой юбке и на тонких шпильках.
– Интересно, она не запутается в своих ногах и даже не упадёт?..
Комментарий Маргариты вызвал у меня смех. Я, едва сдерживаясь, поприветствовал Наталью:
– Добрый день. Что-то случилось?
– Тебя давно не было. Ты в порядке? – Наталья коснулась моего локтя.
– Ты её волосами тоже занимаешься? – Маргарита опять вставила свои пять копеек. – Или ты с ней спишь?
– Нет! – вслух выпалил я.
– Не в порядке?! – удивилась Наталья.
– Это я не…
– Ага, скажи, что не ей. Кроме тебя и её тут никого! – Маргарита рассмеялась.
– Я в порядке, Наталья. У себя?
Она кивнула.
Мне нужно было подписать заявление на отпуск. Я направился в кабинет начальника. Маргарита последовала за мной.
– Глаза разуй! Она так и излучает феромоны, призывающие тебя к сексу.
– Ты можешь не ставить меня в неловкое положение? – сквозь зубы шёпотом ответил я.
Я остановился возле двери и огляделся: в коридоре никого, кроме меня и следующего по моим пятам призрака, не было.
– Я правду говорю. А если правда ставит тебя в неловкое положение, это твои проблемы.
– Мне нужно подписать заявление на отпуск. Можно, я зайду в кабинет один?
– Конечно-конечно! – Маргарита всплеснула руками. – Волосы начальника тоже нуждаются в твоей заботе? Или ты не о его волосах заботишься, а о своём положении?
Я схватился за ручку, стиснув зубы, чтобы ничего не ответить ей.
– А где ты был?
– Я же попросил! – закатив глаза, прошипел я.
– Ответь, и я замолчу, – улыбнулась Маргарита.
– Ночью страдал бессонницей, а днём отрубался и проваливался в сны.
– А девушка переживала…
– Ты и при жизни так часто прибегала к сарказму?
Она замолчала. Я вздохнул и вошёл в кабинет начальника.
III
Требовалось тут же, не сходя с места, изобрести
обыкновенные объяснения явлений необыкновенных.
«Мастер и Маргарита» Булгаков
ОНА
Я не стала докучать ему своим присутствием и исчезла.
– Почему я не помню день своей смерти? – обратилась я к Ангелу Хранителю.
«Обычно это происходит очень резко. Дух не сразу осознаёт, что покинул тело. И последнее воспоминание стирается».
– Бабушка сказала…
«Ты виделась с бабушкой?!»
– Я выходила к своим останкам, – поёжилась от этого слова, – ночью.
«Не делай больше так, пока не получишь больше ответов!»
– Почему?
«Тебя могут… обидеть. Более древние Духи».
– Ладно… Расскажи мне про здешние года, – перевела тему я.
«Один земной день – это сто твоих летаний. По земному – лет. Но они тянутся здесь не так долго. А очень быстро…»
– Как секунды, – добавила я.
«Быстрее! На земле нет этому определения».
– Сколько земного времени прошло со дня моей смерти?
«Чуть больше года…»
Я опешила. Не думала, что так много времени прошло на земле. Мне казалось, я умерла пару дней назад.
– Почему я не помню свои поминки? Ни девять дней, ни сорок…
«Это не столь важно здесь. Ты всё вспомнишь. Постепенно. В нужное время».
– Что ждёт меня дальше?
«Не торопись с этим вопросом!»
– Ладно. Когда я тебя увижу?
«Когда будешь готова».
– А ещё не готова?
В ответ тишина. В моей пустоте я снова одна. Наедине со своими вопросами.
Я вспомнила то время, когда готовилась к своему рождению. Меня, как пассажира, подселили к моей земной матери и прошептали: «Через двадцать восемь тысяч летаний у тебя будет новая жизнь!»
Теперь я вспомнила все те двадцать восемь тысяч летаний – девять земных месяцев. Мой Дух постоянно летал рядом с земной матерью, которая носила меня. Мой Дух и два Ангела Хранителя – её и мой. Один защищал её, второй – меня. Только я их не видела, ощущала и слышала.
Я вспомнила каждое слово, которое мама мне говорила. Вспомнила земные часы мучений и страданий, которые она пережила перед моим рождением. И как увидела свет и услышала голос, тоже вспомнила: «Добро пожаловать на землю, Душа!» Это был голос Создателя. Голос Духа, который объединяет в себя все Души и все другие сущности…
Я вернулась к Михаилу. Застала его возле стойки администратора. Улыбнулась, когда он обернулся и заметил меня. Отошёл от девушки, которая практически раздевала его глазами.
– Ты всё ещё здесь? – прошептал он, направляясь к выходу.
– А ты времени зря не теряешь, – я кивнула в сторону стойки.
– Мы просто разговаривали, – отмахнулся он и перевёл тему: – Куда уходила?
– Какие у нас планы? – вопросом на его вопрос ответила я.
– Думаю, в первую очередь нужно разузнать о твоей смерти. С кем я могу поговорить о тебе?
– С мамой, – пожала плечами я.
– Ну-у… тогда поехали к ней.
– А попрощаться с занозой в твоей заднице?
– Маргарита! Она администратор салона, а заноза в моей заднице – это ты. Мы с ней не спали. Не спим. И не будем спать. Точка.
– Бедная девочка… – наигранно вздохнула я. – Ей та?к хочется!
– Ты невыносима!
– Миш! – позвала его администратор.
Он обернулся у самого выхода, схватившись за ручку двери. Девушка вылезла из-за стойки и подошла к нему.
– Что? – фыркнул он.
– Чего ты злишься? – я поддевала его.
– А ты помолчи! – зарычал он.
Девушка испуганно вытаращилась на него.
– Можно я объясню ей?
Мне нравилось это замешательство на лице испуганной девушки.
Михаил махнул на неё рукой, мол, не сейчас, и вышел:
– Тебя слышу только я!
– Точно. Я и забыла, – я семенила рядом.
Мы сели в машину. Я запрыгнула на сидение рядом с водителем, не дожидаясь, пока передо мной откроют дверцу.
– Адрес? – Михаил всё ещё был зол на меня и не скрывал этого.
Я продиктовала.
– Ты была одиночкой? – Он завёл машину.
– И не жаловалась на это, – заметила я.
– А мужчина был? Сколько тебе было лет, когда ты… кхм… умерла? – теперь он занял позицию интервьюера.
– Двадцать три, – первый вопрос я намеренно оставила без ответа.
– Можно было и замуж выходить.
– Можно, но не нужно.
Он ничего не ответил. И правильно. Меня живую то переубедить в чём-то было очень сложно. Сейчас же, думаю, это вообще невозможно.
Мы подъехали к моему дому. Будто бы ещё вчера я выходила из него. Человеком.
– Скажешь, что мой давний друг. Узнал о том, что меня не стало, только сейчас. Приехал выразить свои соболезнования, – консультировала Михаила я.
Он позвонил в дверь, та почти сразу же открылась. Я замерла:
– Э-э-э… – протянула я, – э-это не моя мать.
– Здравствуйте! – не растерялся Михаил.
– Чем могу вам помочь? – Учтиво улыбнулась не знакомая мне женщина.
Михаил был из тех мужчин, которые, даже того не желая, умели привлечь женское внимание. Природа не наградила его ростом под два метра, я была выше его на несколько сантиметров даже без каблуков. Но этот недостаток он компенсировал доброжелательной улыбкой и неравнодушным взглядом. Казалось, что он всегда был готов прийти на помощь. Незнакомка улыбалась ему во все тридцать два зуба.
– Мою мать зовут Лариса, – предупредила я.
– Могу я поговорить с Ларисой? – повторил за мной Михаил.
– Она продала квартиру полгода назад, – ответила женщина, слегка расстроившись, что этот мужчина не по её душу.
Мы оба – и я, и Михаил – опешили.
– Да уж. Теперь мы не узнаем о моей смерти… – промямлила я.
– Простите… – растерянно улыбнулся он женщине.
Дверь закрылась прямо перед его носом.
– И что теперь? – вздохнул он.
– Не знаю. Я не придумала план «Б».
– Подруги? Мужчины, с которыми ты спала, в конце концов.
– Я спала одна! – хмуро ответила я. Теперь, переступив черту, разделяющую жизнь и смерть, я понимала, что быть одной – это не наказание. Что там говорят? Человеку нужен человек? Ложь. Человеку никто не нужен. Ему на всё отведённое земное время вполне хватит себя. Познать себя, своё я, свой Дух – это самое важное.
– Не мне тебя судить, – перебил мои мысли Михаил.
– Здесь не судят.
– И что представляет собой жизнь после смерти?
Я снова намеренно оставила его вопрос без ответа.
ОН
Не отвечать на вопросы или отвечать так, как ей удобно – это её стихия. Её не волнует, что меня ответ не удовлетворил. Она эгоистична не в меру.
За какие грехи мне послано это приведение? Мне не даёт покоя, что она из тех самых трёх лет жизни, которые выжжены из моей памяти. Я не помнил ни одну женщину возле себя из того времени. После смерти матери я уехал из родного города. В то время у меня была девушка, но она бросила меня, когда я принял решение уехать. И я уехал. Один. В чужой город. Без друзей. Без знакомых.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/book/yanina-hmel/tri-poslednih-slova-42834219/chitat-onlayn/) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.