Система-в-себе
Григорий Неделько
«Система-в-себе» – это сборник фантастики, научной и ненаучной, в виде разнящихся по формату, объёму, содержанию и смыслу произведений. Каждый человек имеет право на уникальность, имеет право быть собой… но при этом – нельзя забывать, что все мы составляем общество. Когда пишешь рассказы, особенно фантастику, к тому же научную, не забывай: вокруг есть люди, кто сопровождает тебя в прогулках по мирам. Лишь совместными усилиями писателя и читателя возможно построить систему-в-себе; назвать же ей можно что угодно: от целой страны до отдельной личности…
Григорий Неделько
Система-в-себе
Энтропер
Порой не видишь вещи, потому что они слишком малы, а порой не замечаешь их, поскольку они слишком велики.
Стивен Кинг, «Лангольеры»
Уинк не понял, что произошло: просто в один момент он осторожно шёл внутри густой вязкой тьмы, затапливавшей неосвещаемый коридор космического корабля, а в другой – нечто быстрое, массивное и мощное обхватило его, сдавив, казалось, сразу всё тело. Воздух разом вышел из лёгких Уинка; он пытался сопротивляться, вырываться, драться за свою жизнь, но то, что пленило его, издевательски легко обнуляло результат всех стараний.
Начало жечь горло, в голове помутилось, туман наполз снаружи и изнутри, Уинк начал терять сознание. В процессе этого он предельно ясно – гораздо чётче, чем в любое другое, обычное время, – ощущал, что его руки и ноги выворачиваются, бесконечно покорные чужой враждебной воле. Стали трещать кости, потом – ломаться. Хотелось закричать, он даже выдавил из себя некое слабое подобие звука, что, впрочем, мгновенно и навсегда погибло во мраке длинного широкого холодного коридора.
Раздался удар – будто здоровенным молотком били по стене звездолёта… а затем и по полу, а после и по потолку. Уинка – или то, что от него оставалось: полуживое, полудышащее, полумыслящее – подняло в воздух. Высота коридора – три с лишним метра, однако поражённого беспомощностью человека, испытывающего колоссальные и (какая-то часть сознания твердила и твердила это!) нереальные, ни коим образом не вероятные в обыденной жизни перегрузки и боль, – что-то без всякого сомнения убеждало несчастного: он преодолел намного большее расстояние.
Правда то или нет, выяснить Уинку не удалось – точнее, даже если ответ и проник внутрь сознания и назвал себя, незримый могущественный пленитель сдавил покорное, наполовину мёртвое тело так, что превратил человеческую фигуру в бесформенный, полный мяса и крови мешок. Кровь потекла струйками и закапала на идеально ровный, поделённый на сегменты пол космического корабля.
Далее последовала… полная неподвижность. Через несколько секунд – глухой удар об пол. Массивная смертельная угроза почти беззвучно покинула этот отсек корабля, и сцена событий опустела. Ни звука, ни движения; лишь плотная тьма – всёпоглощающая и безразличная.
Ботинки Гросснера – высокие на толстой подошве, с механическими заклёпками и шнуровкой, – ступали по самоочищающемуся титану сектора H-7. Двухметровый брюнет с короткой стрижкой и мощными плечами водил из стороны в сторону самоподзаряжающимся от среды фонариком в надежде с его помощью развеять окружающий мрак и тайну, что пряталась в чёрном чреве. Слева от Гросснера вышагивал среднего роста блондин с зачёсанной наверх чёлкой, значительно сдобренной гелем; рука бортмеханика Маккинена держала фонарик чуть меньшего размера, который, хоть и светил не столь ярко, обладал функцией автоматического регулирования луча. По правую от Гросснера руку вышагивала доктор Вишницкая – совсем невысокая женщина с большими голубыми глазами (но предпочитавшая зелёные линзы), с объёмной высокой грудью, крутыми бёдрами и удивительно изящными руками; в распоряжении врача не было источника света, зато ей достались два миниатюрных, лёгких, с малой зарядкой энергера. У старпома и бортмеханика «обойма» энергеров в два раза превосходила такую вместительность, поэтому шансы, в целом, уравнивались.
Гросснер ступал по непонятно как и откуда здесь взявшемуся стеклу. При каждом новом похрустывании старпом непроизвольно морщился.
– Зря мы согласились, чтобы туда отправился Уинк, – вполголоса – давила тишиной и неизвестностью темнота коридора – проговорил Маккинен.
– Он капитан, – просто и тоже сохраняя определённую таинственность в голосе ответил Гросснер.
– Ну и что? Без него нам…
Гросснер не дослушал – резко повернул голову и недовольно бросил:
– Хватит. Может, с ним всё в порядке, а мы зря волнуемся.
– Тогда почему он не выходил на связь? – вступила в разговор Вишницкая.
Гросснер не стал заниматься измышлениями:
– Не мог.
– Но почему?
– Это мы и пытаемся выяснить. – Старпом замер на месте и внимательно посмотрел на Вишницкую. – Разве нет?
Двое спутников также были вынуждены остановиться.
– Да, – подтвердила врач. – Но неужели ты не чувствуешь…
– Верно, – поддержал Маккинен. – Тишь, и ни хрена не видать. И разбитое стекло… Откуда оно взялось-то? Хотя есть у меня предположение…
– А что тут предполагать? – Вишницкая направила луч фонарика вглубь коридора и на стену, потом щёлкнула кнопкой усиления. – Глядите.
Гросснер подошёл ближе; на ходу, не сдержавшись, пнул осторчетевшие осколки. Старпом поднял фонарик и посветил туда же, куда и Вишницкая.
– Отлично… – и выдохнул, и выплюнул он, после чего прибавил пару подходящих случаю выражений. – Лампы разбиты…
Действительно, шагов через двадцать пять – тридцать от них начинался участок коридора, где все – все без исключения лампы оказались уничтожены. Будто бы взорваны изнутри. Стильные, надёжные и яркие светильники в сверхпрочном прозрачном корпусе и не менее крепкие «вечные» лампочки теперь превратились в ворох осколков под ногами. Этакий снег из стекла XXIV века.
– Но там, сзади, осветительные приборы целы, – указала Вишницкая.
– Верно. – Маккинен кивнул. – Значит, что бы тут ни случилось, это случилось в дальней части H-7.
– Но почему мы ничего не слышали?
Гросснер усмехнулся.
– Дорогой доктор, а вы вообще имеете представления, что произошло?
– Увы, нет.
– В том-то и дело. Если причина обыденна, мы, скорее всего, отыщем её. Если же нет…
Все трое некоторое время помолчали.
– Хочешь сказать, – заговорила наконец Вишницкая, – суть кроется не в системных неполадках корабля и не в прописанных возможных сторонних факторах?
– Ничего я не хочу сказать, – чуть импульсивнее, чем следовало, отозвался Гросснер. – Хочу только понять, куда делся Уинк.
Тут раздался голос Маккинена: пока коллеги рассуждали, он прошёл дальше и повернул за угол. А там…
– Да идите же сюда!
Ни старпому, ни врачу не понравилось, каким голосом звал бортмеханик. Взволнованные, они ускорили шаг. Миновав прямой участок коридора, свернули направо и едва не натолкнулись на Маккинена.
– Ну… – начал было Гросснер.
И тут же замолк.
Страх проник под их кожу, заставив непроизвольно сжаться изнутри. Гросснер сглотнул; рука Маккинена, сжимавшая пистолет, задрожала; Вишницкую вырвало.
Весь видимый участок коридора, насколько хватал глаз, усеивали разбитые стёкла, кое-где лежавшие почти что кучами. Многие поблёскивали красным – цветом крови. А причину такого блеска размазало по полу и правой стене; кровавые пятна, уже засохшие, угодили и на потолок. И вокруг валялись ошмётки мяса, обломки скелета, куски мозговой массы…
Маккинен отвернулся, сдерживая рвотный позыв. Гросснер протянул Вишницкой платок и приобнял врача за плечи.
– Что ж, Уинка мы, кажется, нашли, – неестественно тихо произнёс он.
Полчаса спустя они сидели в комнате отдыха и отпаивались кто чем: Вишницкая – чаем с коньяком, Маккинен – водкой, Гросснер – тёмным пивом.
– Что с ним… сделалось? – дрожащим голосом нарушила застоявшуюся тишину Вишницкая.
– Или сделали, – внёс возможную поправку Маккинен.
– Да… Кто… или что… способно на такое? И главное… зачем?!
Гросснер пожал плечами и одним глотком допил пиво.
– Не знаю, – сказал он после, – но, боюсь, придётся это выяснить. Если, конечно, не хотим закончить так же.
– Но ведь… никаких следов! – воскликнул Маккинен. Постарался успокоиться и продолжил уже на нормальной громкости: – Камеры не засекли ничего подозрительного: ни действий, ни шумов. Словно бы…
– …Словно бы всё случилось само собой. Без помощи извне, – закончил за него Гросснер.
– Или виновник куда-то исчёз, – выдвинула версию Вишницкая.
Все обернулись к ней, ожидая продолжения. И оно последовало:
– Помните историю с «Зенитом – 9»?
Маккинен и Гросснер одновременно кивнули.
– Он пропал без вести, – сказал Гросснер.
– Внезапно, – добавил Маккинен. – И это притом, что находился в секторе, круглосуточно контролируемом следящей аппаратурой.
– Да, – подтвердил Гросснер, – в секторе Земной Конфедерации.
– А ещё «Стрела – 2», – вспомнила Вишницкая. – С ней произошло то же самое… Ну, то есть неясно, что именно произошло, но она пропала во время рядового рейса. Сто раз возила медикаменты с Земли на Плутон и возвращалась обратно. А на сто первый…
– …вылетела и сгинула. – Маккинен, естественно, тоже знал рассказываемую историю. – Но это в пределах Солнечной системы. А за ней? «Восход», «Метеор», «Звезда»…
– Система понятна, – прервал его Гросснер. – В общем понятна. Осталось найти связующие звенья.
– Если речь о системе, – внёс уточнение Маккинен. – А если это совпадения? Или какие-то из случаев – совпадения, а другие – части системы?
– Да и системы встречаются различные, – присоединилась Вишницкая. – Принцип построения может быть практически любым. Всё зависит только от фантазии и математических способностей отдельного индивидуума, если это он создаёт систему. Или – от причуд Вселенной.
– О которой нам известно крайне мало, – произнёс, будто сплюнул, Гросснер.
Они ещё недолго помолчали.
– Каковы же наши действия? – спросил Маккинен. – Гросс, теперь ты за старшего.
Гросснер покатал во рту невидимую жвачку.
– Во-первых, оставаться начеку, – ответил он. – Во-вторых, успешно завершить задание – это в любом случае самое важное. А помимо прочего… Ты, Вишницкая, отправишься исследовать место смерти Уинка, а также его останки. Сумеешь? Не побоишься?
Он помнил реакцию медицинского работника на поистине сверхъестественный ужас, представший их глазам.
– Всё будет нормально, – бодро и, по возможности, весело откликнулась Вишницкая. – Тогда сработал фактор неожиданности.
– Да уж, фактор… Признаюсь, сам от такого фактора чуть в штаны не наделал.
– Короче говоря, можешь на меня рассчитывать.
– Хорошо. Тогда ты, Маккинен, свяжешься с Землёй, опишешь им ситуацию и попросишь прислать нам информацию об этой части галактики. Особенно важно и интересно было бы ознакомиться с последними сводками.
– Принято.
– Ну а я… я поведу корабль дальше, а заодно проверю, как работают системы корабля, нет ли неполадок и не происходило ли других загадочных происшествий. Кто знает, может быть, увиденное нами – лишь маленькая снежная шапка наверху огромного айсберга, вроде того, что потопил «Титаник». Ах да, ещё переговорю с принимающей стороной: вдруг они что любопытное засекли.
– Давно бы уже сообщили, если б так, – заметил Маккинен.
– Ты прав. Но есть ли у нас выбор?
Маккинен вздохнул; Вишницкая промолчала.
– Тогда вперёд, – резюмировал Гросснер. – Чем быстрее разберёмся с этим, тем лучше. Не хочу закончить, как Уинк… и, думаю, никто из вас тоже.
Молчание выразило общее согласие. Затем, сгрузив в автомойку грязную посуду и убрав со стола, они разошлись каждый по своим делам.
Подступить к процессу анализа для Вишницкой было сложнее, чем казалось вначале, – вернее, чем она верила. Врач убеждала себя, что первичная реакция – прямое следствие неожиданной и шокирующей информацией, но на деле всё выглядело гораздо хуже. Какими бы пугающими и внезапными ни были сведения, если ты профессионал такого уровня, тебя не может, не должно остановить ничто. Значит? Значит, объяснение, на первый взгляд, необъяснимой трагедии прячется в местах гораздо более тёмных и труднее представимых, чем способна вообразить молодая доктор.
И всё-таки годы учёбы, практики и работы дали себя знать, помогли. Автоочистку здесь они отключили ещё до того, как уйти; не тронули лишь вентиляцию, ибо запах стоял преотвратный. Он-то сразу и привлёк внимание Вишницкой; запах едва-едва выветривался, несмотря на совершенную (так, во всяком случае, убеждали производители), последней модели систему вентиляции. Запах был инородный – в чём-чём, а в этом Вишницкая не сомневалась.
Нацепив лёгкую металлическую автомаску (регулировка дыхания, подача кислорода и пр.), Вишницкая присела, вытащила из-за пояса раздвижной, трансформирующийся держатель и взяла несколько проб. Мясо и кости по отдельности положила в твёрдые вакуумные контейнеры с самозавинчивающейся крышкой; кровь – в суперпрочный пакетик из модифицированного и апгрейдированного пластика.
Встала, вдохнула пару раз – то ли чудилось, то ли вонь, минуя защитные механизмы маски, всё равно проникала в ноздри. Да нет, нонсенс! Просто слишком много эмоций, к тому же отрицательных, за столь короткий промежуток времени. Вишницкая сняла с другого бока анализатор запахов, похожий на укороченный бластер с сенсором; коснулась квадратного сегмента, и трубовидный прозрачный резервуар, закреплённый на анализаторе сверху, заполнился образцом здешнего воздуха, когда короткое «дуло» втянуло его в себя по принципу пылесоса.
Почему-то мысль о древнем механизме, которым раньше избавляли поверхности от пыли, заставила Вишницкую усмехнуться. Сейчас новейшие робососы постоянно сканируют квартиру на предмет грязи, что следует убрать, и аккуратно, всячески стараясь не мешать владельцам апартаментов, разбираются с обнаруженным. А встречаются и полностью автоматизированные квартиры, где ванна знает, как и сколько тебя мыть, где кухня лично подбирает блюда к завтраку, обеду и ужину и готовит их, где свет сам прекрасно осведомлён, включаться ему или гаснуть, делаться тише либо же, наоборот, увеличивать яркость…
Мысль Вишницкой была абсолютно понятна: в ситуации, куда по воле жестокого слепого случая угодили она с двумя мужчинами-коллегами, прослеживалась явная нить неизведанного, чуждого. И поистине кошмарного. Объяснения пока не находилось, и это, разумеется, лишь добавляло обстоятельствам коварной и жуткой экзистенциальной неизбежности. Знать бы, что угрожает им, и стало бы вмиг легче; но, похоже, у судьбы имелись собственные планы, делиться которыми она – в данный момент, по крайней мере, – отнюдь не собиралась.
Что за странный мерзкий запах? Что или кто разорвало Уинка, в буквальном смысле, на части? Произошло это изнутри или снаружи, или одновременно с разных сторон? Почему синхронно сломалось (было уничтожено?) всё освещение в конце сектора H-7? И что обнаружил Уинк перед смертью?
Вишницкая помнила его крик. О боже! Поскорей бы забыть тот вопль, идущий будто бы из глубочайших бездн Ада! А самое страшное… самое страшное – длился вопль всего одно мгновение; потом – тихий-тихий, бесконечно жалостливый, беспомощный хрип – и тишина… через пару десятков секунд разрываемая звуком, который они с коллегами, не сговариваясь, именовали взрывом. Но, конечно же, слышали они не взрыв, а громкий водянистый хлопок, сопровождаемый отзвуками чего-то рвущегося и ломающегося. Стоило на секунду представить, что описанные «спецэффекты» сопровождают смерть раздираемого на куски неведомой волей живого существа – живого, мыслящего существа, человека разумного! – как мгновенно опять накатывала тошнота…
Гоня прочь навязчивые безжалостные мысли, Вишницкая закончила сбор образцов и, не глядя ткнув сенсор ручного запуска системы очистки, поспешила в сектор I-2, где располагалась лаборатория.
Откалибровав курс «Лученосца – 1» (так назывался их корабль), Гросснер «зарылся» в бесчисленные папки, информационные таблицы и панели управления звездолёта. Он копался в них уже битых три часа и не обнаруживал ничего. Кроме того, его волновало, почему не приходят с отчётами Маккинен и Вишницкая; он надеялся, что причина, с одной стороны, достаточно веская, а с другой, абсолютно безвредная.
И тут всё его внимание привлёк рапорт надзирателя – анализирующего автомата – в мусорном отсеке. Оповещение они пропустили несколько часов назад, просто потому, что в нём не содержалось ничего экстраординарного; обычный, очередной отчёт о работе рядовой части корабельной системной. Чертовски смущал, правда, несомненный факт: судя по отчёту, мусоросборник как минимум один раз открывался и закрывался, в то время как ни Уинк, ни Гросснер не отдавали соответствующего приказа.
Гросснер быстро вызвал на экран изображение мусорного отделения. Постучал по сенсорным клавишам, прибавил освещения в отсеке и яркости на мониторе, а затем, двигая рукой по сенсочувствительной панели, принялся осматривать мусорку метр за метром – и ещё внимательнее.
К концу этого процесса вопросов прибавилось. Гросснер, не отключая изображения мусоросборника, откинулся на пневмокресло и постарался понять, как, каким, мать его, образом что-то здоровенное могло само проникнуть внутрь корабля! Открыть люк, влезть, закрыть люк – и исчезнуть! Гросснер проверял показания приборов: хотя фоторегистратор, так же как звукосниматель, не засвидетельствовал ничего, системы движения, что называется, «в один голос» твердили: четырёх-пятиметровое нечто, внушительных же ширины и объёма, залезло в корабль, чтобы потом… пропасть. Просто испариться!
Гросснер матернулся; приопустил голову, закрыл глаза, протёр пальцами веки.
В этот миг дверь в рубку разъехалась на сегменты, впуская Вишницкую и Маккинена. Выдохнув, Гросснер открыл глаза, отнял пальцы от головы и постарался нацепить на лицо приличествующее рангу спокойное выражение – удалось с великим трудом! – вслед за чем повернулся к коллегам.
– Ну как?
Они молчали. Тогда Вишницкая легонько пихнула локоточком Маккинена в бок.
– Начинай ты.
Гросснер вопросительно приподнял бровь: он был внутренне готов к любым известиям… по крайней мере, ему так казалось.
Набрав в грудь воздуха, Маккинен начал:
– Ну, я переговорил с диспетчерами. Первые переключили меня на вторых, вторые – на третьих. С теми я долго общался, и, уж думал, впустую, когда догадался запросить данные о полётах грузовых звездолётов, чей маршрут проходил целиком через этот сектор… В общем, вот.
Маккинен протянул распечатку, что до того держал за спиной. Гросснеру хватило единственного взгляда, чтобы всё понять.
– Чтоб меня разорвало… – потрясённо вымолвил старпом.
– Не желай – сбудется, – нервно пошутил Маккинен и неестественно хохотнул.
– Три рейса за три месяца пропали без вести.
Подошла Вишницкая.
– Я проглядела сводки, пока мы шли сюда. Смотрите: все три рейса корабли отлетали десять лет назад. А после – ни одного похожего случая.
– Вернее, не отлетали, – автоматически поправил Гросснер; его лицо приобрело смесь сардонического и взволнованного выражения.
Пошевелив мозгами, но так и не придя к каким-либо конкретным выводам, он изложил Вишницкой с Маккиненом то, что узнал сам.
– Начинает вырисовываться картина… – тише, чем общался обычно, проговорил Маккинен.
– И эта картина мне совсем не нравится. – Гросснер покачал головой.
Настала очередь Вишницкой.
– Это ещё не всё.
– Звучит обнадёживающе, – отреагировал Гросснер.
– Ну, я рассказывала Маккинену по дороге…
– Очень кратко, – уточнил механик. – Боюсь, я не всё понял.
– Тогда тем более вам стоит пойти со мной.
И, не дожидаясь реакции мужчин, Вишницкая повернулась и направилась к выходу из рубки.
Маккинен развёл руками, как бы говоря: «Что делать? Идём».
Гросснер поднялся с кресла, и они двинулись вслед за красивой миниатюрной фигуркой бортового медика.
Не успела дверь лаборатории съехаться в целое за их спинами, как Вишницкая, указывая на матовые и прозрачные ёмкости, усеивавшие широченный металлический стол, принялась рассказывать:
– На столе вы видите образцы плоти, крови, костей… – Она секунду помедлила, борясь с ноющим ощущением, на миг ворвавшимся в сердце.
– Уинк, – понял Гросснер.
Маккинен зачем-то кивнул.
Вишницкая вроде бы никак не отреагировала – просто продолжила рассказ:
– Обследование образцов не дало результата… за исключением одной престранной детали. Я пыталась понять причину, оттого и задержалась в лаборатории…
– А потом пришёл я, – вставил Маккинен. – Она стала что-то мне втолковывать, однако я мало уловил. К тому же лучше, чтобы подобные вопросы обсуждались всей командой, мне думается.
– Всей оставшейся командой. – Гросснер хотел сдержаться и не сказать этого, но боль от потери Уинка, давнего друга и незаменимого коллеги, отличного капитана, червём ела сердце. На рулетке жизни выпало лишь держаться. – И что же ты выяснила? – вернулся к насущному Гросснер.
Приятный голосок Вишницкой сделался выше и ещё более взволнованным:
– Образцы чересчур низкой температуры. За время, прошедшее с исчезновения Уинка, они не могли так остыть. Их точно… точно подержали в морозильнике, чтобы прямо перед нашим появление разбросать по коридору.
– Ты же понимаешь, что это невозможно?
– Понимаю. Но в чём тогда причина?
– Хотел бы я знать…
– Это не всё, – произнесла Вишницкая. – В коридоре H-7 я кое-что нашла.
Она надела на одну руку защитную перчатку, взяла с лабораторного стола небольшую пробирку и, протянув к мужчинам, несильно повертела из стороны в сторону.
– Что-то оранжевое, – принялся рассуждать вслух Маккинен. – Похоже на часть кожного покрова, но я никогда не видел подобной кожи.
– Скорее, чешуйка, – присоединился к измышлениям Гросснер.
– Вы оба почти правы, – резюмировала Вишницкая. – Это удивительным образом напоминает покров какого-нибудь земного паразита, вроде ленточного червя, только сухой, без слизи.
У Маккинена и Гросснера глаза полезли на лоб.
– Значит, к нам через мусорный отсек забрался здоровенный незримый паразит, – до конца не веря в то, что говорит, принялся озвучивать Гросснер. – И этот гад неведомо каким образом убил Уинка, а теперь… Да, что теперь?
– Боюсь, он не совсем невидим. – Маккинен кивнул на пробирку с пробой «кожи».
– М-да. Но что теперь-то? Дрожать каждую секунду от страха, что на тебя могут напасть? Или искать неведомого кого неведомо как… чтобы, может, не суметь противостоять ему, а попросту сгинуть в когтях, лапах, зубах, каменных спиралях тела – или чем там он убивает?!
– Если это убийца Уинка обронил чешуйку, – размышляла Вишницкая, – а скорее всего, так и есть, то нужно быть внимательнее. Внимательность плюс правильное оружие – вот средство от любого врага. Ведь так нас учили в академии, верно?
– Верно, – тут же подтвердил Маккинен.
– Верно, – наполовину проговорил, наполовину прорычал Гросснер. – Только в академии нам не рассказывали, что в дальнем космосе живут гигантские плотоядные паразиты, которых едва ли возможно заметить.
Отзвук фразы не до конца затих в просторной лаборатории, когда Вишницкая и Маккинен, да и Гросснер вместе с ними в один голос изрекли истину, давно известную всем космическим исследователям и путешественникам:
– Это космос, дружок.
Они отужинали в тишине и скорее автоматически, чем обращая внимание на вкус воды и пищи, ведь умы занимали много более важные проблемы. Проблемы, от которых по-прежнему иногда шевелились волоски на затылках.
Приближалось время сна. Разобравшись с трапезой и привычно отдав грязную посуду в гибкие и умелые «руки» автомойки, они по привычке пожелали друг другу спокойной ночи – что прозвучало в лучшем случае как издевательство – и разбрелись по каютам.
Сработав от таймера, освещение погасло во всех частях корабля, кроме, собственно, трёх кают; свет в четвёртой, принадлежавшей трагически погибшему Уинку, пришлось выключать вручную. Да горел слабый свет в рубке, на капитанском мостике, в механическом отсеке… в общем, там, куда, по той или иной причине, могло внезапно понадобиться прийти.
Приняв вечерний душ и готовясь отойти ко сну, Вишницкая уже погасила голосовым сигналом потолочную лампу и настенные бра, когда уха коснулся какой-то звук. Он привлёк внимание больше своей необычностью, чем неуместностью. Безусловно, шуметь тут нечему: у каюты превосходная звукоизоляция, а внутрь не попасть незваным гостям вроде насекомых, животных или, тем более, людей – уже потому, что первых двух на борту не находилось, коллеги же наверняка не станут шуметь. Подобные шутки да в такое-то время определённо поймут неправильно, с соответствующими последствиями. Ну а понадобится обратиться с каким-нибудь делом, просто придут и постучат в дверь.
Воображение тотчас разыгралось, рисуя картины одна другой фантастичнее и страшнее. На ум моментально пришло воспоминание о неизмеримо кошмарной, жутчайшей кончине Уинка. Тошнота, казалось бы, поборенная, опять начала подниматься из низа живота к горлу.
Вишницкая встала ровно, сделала полдесятка глубоких, медленных вдохов-выдохов. Помогло не слишком, но она хотя бы поборола неконтролируемый страх. Неконтролируемый и, конечно же, беспричинный, ведь в каюте никого. Кто сюда проникнет? Да и зачем?
Ответ всплыл в сознании чуть ли не раньше, чем был задан вопрос: громадное невидимое существо – или что это? – заползшее в корабль через мусорный отсек. А если оно способно пробраться и сюда? Его не запечатлели камеры слежения: Вишницкая с Гросснером и Маккиненом очень внимательно просмотрели записи; и, надо думать, его ничуть не обеспокоили запирающие и защитные системы, сигнализация… Оно (а кто же ещё?!) жестоко расправилось с Уинком – и исчезло, будто его и не было. Где оно теперь? Чего ждёт? Или ищет?…
Внезапная атака страха перешла в новую фазу: заколотило тело, будто Вишницкая стояла голая посреди ледников. Врач порывисто села на кровать, обняла себя руками, стала растирать плечи, бока, ляжки и бёдра.
Металлический звук, раздавшийся сверху, заставил её вскинуть голову. Там?!..
Минуло около минуты, а может, больше – звук не повторялся. Да чёрт возьми! Чем бы ни была та штука, отчего Вишницкая чувствует себя так, словно знает, что совсем скоро умрёт? Неестественное состояние, и к тому же нелепое для опытного космонавта. Сколько раз она видела трупы: самые разные, с невероятными травмами, порождёнными вырвавшимися на волю безумными извращёнными фантазиями маньяков и садистов. Но нет, тут, тут что-то иное, качественно иное…
Судорожно сглотнув, она пересела правее, инстинктивно дальше от вентиляции, откуда донёсся непонятный звук. Если – не стоит забывать и об этом варианте – он действительно раздавался.
«Надо заснуть, – сказала себе Вишницкая. – Лучшее средство от психоза – сон…»
Дрожь потихоньку отступала. Медик неторопливо завалилась набок, забралась под прохладное одеяло, натянула его до носа, закрыла глаза, готовясь отпустить страхи и забыться исцеляющими сном, – когда что-то стремительно, неуловимо рванулось сверху, больно ударило по лицу, а затем, исторгнув сильнейшую вспышку холода, заставило испытать сокрушительный приступ боли, что охватил всю стройную миниатюрную фигурку разом…
После чего наступила тишина. Ненадолго, впрочем, поскольку в хладной тиши завертелось, задвигалось незримое нечто, постоянно касающееся неподвижного тела молодой женщины…
Маккинен даже не сменил пижаму на рабочую одежду – подгоняемый сильнейшим предчувствием беды, он только быстро нацепил ботинки, автоматически зашнуровавшиеся на ногах, открыл магнитный ящик стола, схватил энергер и, дав двери команду открыться, выскочил в коридор.
Его каюта располагалась через одну от апартаментов Вишницкой. Между ними находилось «жилище» покойного Уинка. Гросснер же обитал напротив каюты умершего друга и коллеги; наверняка старпом тоже всё слышал.
Оказалось, что Маккинен прав: не успел он подбежать к двери в комнату Вишницкой, как сзади раздалось:
– И ты слышал?
Голос прозвучал негромко, однако Маккинен вздрогнул, от неожиданности и нервного напряжения. Справившись с собой, бортмеханик обернулся и коротко кивнул: лучше вести себя тихо.
Гросснер указал пальцем направо и переместился в эту сторону, держа энергер наготове. Маккинен кивком дал понять, что задача ясна: он постучит, и если Вишницкая не отзовётся, откроет дверь запасным e-ключом (а «запаски» имелись у каждого из команды), и они с Гросснером вбегут внутрь – сначала механик, потом старпом.
Маккинен встал напротив двери, дал себе пару секунд, чтобы собраться с волей и силами – всё же он догадывался, какого порядка сюрприз может ждать их там, – и трижды, с равными временными интервалами постучал костяшками по плоской металлической поверхности.
Ответом – лишь беззвучие.
Маккинен приблизился к двери вплотную, приложил к ней ухо. Постоял так секунд десять, потом, подзывая, махнул Гросснеру. Когда механик отошёл, Гросснер повторил его действия.
Да, там, вне всякого сомнения, что-то присутствовало… и двигалось. И оно не было Вишницкой, отнюдь нет: звук немедля напоминал о чём-то громоздком, мягком и медленно перетаскиваемом рукой какого-нибудь гиганта. Вроде жирной «гусеницы» поролона длиной в несколько метров. Вот только, увы, то не мог быть поролон, которого на борт не загружали.
Снова взмах рукой – сигнал к действию, – и Гросснер отступил. Сразу же к двери опять подступил Маккинен, с копией e-ключа в руке. Кисть бортмеханика подрагивала. Маккинен приложил маленькую квадратную карточку к металлу двери и провёл по участку с сенсорами. Бесшумно мигнула наверху небольшая красная лампочка, давая понять, что система сработала, и дверь с еле различимым шипением распалась на сегменты, которые въехали в стену справа и слева, в пол и потолок.
Когда мужчины с энергерами наголо вбежали внутрь, то сперва не поняли картины, представшей их глазам. Только когда Маккинен коснулся сенсора включения верхнего света – каюту запрограммировали реагировать лишь на голос владелицы Вишницкой, – они осознали, что разбудило их посреди ночи. Явившееся двум парам глаз шокировало, не давая поверить в происходящее до конца. И всё-таки верить приходилось.
Практически под потолком, закинув голову назад и безвольно свесив руки вниз, парила Вишницкая. Смертельного, трупного, синюшного оттенка тело словно бы сжалось, исхудало. Глаза Вишницкой открыты, веки подрагивали – значит, жива. Верх разорванной пижамы валялся на кровати, низ – на полу. На медике – лишь белые трусы и лифчик. Соски заметно набухли (от чего? От холода? Но как, почему?!..). Из-под трусиков, по ноге, вниз, стекала и капала желтоватая струйка. Стоял запах пота – вероятно, Вишницкая, прежде чем с ней произошло это, сильно взмокла. К этому амбре примешивались два других: мочи и… незнакомый, тошнотворный до жути.
– Смотри!.. – Дрожащей рукой, в которой зажат энергер, Маккинен указал на живот Вишницкой.
Внутри него что-то набухло, толстыми кольцами. Оно медленно двигалось и непрестанно продолжало расти.
– Эта штука… – Гросснер смочил пересохшее горло слюной, – подняла её… наверное…
– Что делаем? – нервно спросил Маккинен. – Стреляем?
– Ты что! Убьём её!
– А если она уже мертва?!
– Да нет же – посмотри на глаза, на веки!
– Оно может выйти наружу!..
Не успела отзвучать последняя фраза, как двигающиеся кольца в животе Вишницкой резко увеличились – и точёная фигурка взорвалась дождём внутренних органов, крови и костей.
Охваченные первобытным ужасом, механик и старпом отбежали назад. Их зрачки бегали, руки тряслись; в горле у обоих пересохло и першило; воздуха не хватало. Одежду обоих испачкали внутренности.
– Стреляем, – выдавил Маккинен. – Стреляем!
Он заставил себя поднять руку и, надавив на сенсо-курок, выпустил яркую сине-белую вспышку. Она врезалась в стену, не причинив химически усиленному титану вреда.
Гросснер тоже выстрелил, но лишь один раз, тогда как Маккинен продолжал всаживать в стену разряд за разрядом – выше, ниже, в стороны…
– Стой, – сказал Гросснер. А потом громче, почти крикнул: – Да стой же! Куда ты стреляешь!? Его здесь нет! Уже нет.
Маккинен прекратил бесполезную пальбу.
– Куда… куда оно могло деться? Да ещё так быстро?!
– Хрен его знает, – прорычал Гросснер.
Его взгляд упал на останки Вишницкой. Дыхание вновь начало перехватывать; тогда он отвёл взор.
– Мы должны поймать его! Достать! – кричал Маккинен. – Если оно уйдёт, следующими станем мы! Понимаешь?!
– Понимаю, – прохрипел Гросснер.
Тут Маккинен куда-то бросился из каюты. Гросснер вышел следом.
– Ты куда?
Маккинен не ответил. Он скрылся в своих апартаментах, из которых вскоре выбежал. Бортмеханик вытянул руку с раскрытой ладонью, на ней лежал теплодатчик.
Гросснер покачал головой.
– Датчики теплоты не засекли его, когда оно проникало на корабль.
– А мы будем отслеживать не его, – огорошил Маккинен.
Гросснер внимательно прислушался: уж не помутился ли от случившегося у коллеги рассудок?
Слава богу, выяснилось, что нет.
– Мы проследим изменение температуры на корабле, – пояснил Маккинен. – Помнишь, останки Уинка были чересчур холодными, будто он скончался день назад.
– А Вишницкая…
– Я потрогал её… оторванную руку. – Маккинен судорожно сглотнул. – То же самое.
– Тогда чего ждём!?
К Гросснеру понемногу возвращалась свойственная ему мрачноватая ирония.
С лица Маккинена тоже сошло выражение неизбывных растерянности и ужаса. Бортмеханик взглянул на теплодатчик, подвигал пальцем карту.
– Здесь! – воскликнул он. – Сектор G-8!
И они бросились туда.
То, за чем они гнались, перемещалось не быстро, однако без остановок. Под ботинками мелькала сверкающая дорога – Гросснер, воспользовавшись пультом управления, дал освещению на всём корабле сигнал включиться.
В секторе C-3 то, за чем они гнались, вдруг замедлилось, а после и вовсе остановилось.
– Там лифт, – напомнил Маккинен, не сбавляя хода.
– Знаю, – резко откликнулся Гросснер. – Но зачем ему лифт?
Преодолев сектор C-4, они перешли на быстрый шаг. Оба старались отдышаться, прежде чем окажутся с глазу на глаз… с чем?! Один сатана знает с чем. Это и пугало больше всего; была бы опасность хоть в сто раз сильнее их, но известной! Люди, ведавшие, с чем борются, побеждали самых лютых, самых умных и непредсказуемых врагов… Правда, те враги тоже были людьми. Здесь же…
Они отбросили пугающие, мешающие мысли, встали перед дверью в C-3.
– Опять двигается! – вдруг сказал Маккинен.
– Куда?
– Вниз.
– Скажи, на каком этаже остановится.
Прошло с полминуты. За это время Гросснер успел открыть своим набором ключей дверь, и они с Маккиненом вошли внутрь; механик не отрывал взгляда от экрана теплодатчика.
– Оно не останавливается… – комментировал Маккинен. – Всё, спустилось на самый низ.
– А дальше? – спросил Гросснер, вызывая лифт.
– Перемещается в сторону вентиляции… Залезло туда… И…
– И? – нетерпеливо поторопил Гросснер, когда они зашли в кабину и та, следуя приказу, включила антигравитаторы и понеслась на нижний этаж.
– И продолжает лезть вниз!
Гросснер посмотрел Маккинена и выматерился. Он тоже всё понял.
– Генератор, – сказал он. – Ему нужен генератор. Догадываешься зачем?
Маккинен молча отключил теплодатчик – в том уже не было необходимости.
– Чтобы выжрать всю энергию, – проронил он.
– Если генератор сдохнет, сдохнем и мы!
Лифт домчался до первого этажа; двери неслышно разлетелись в стороны. Маккинен и Гросснер выбежали из кабины и припустили к генераторной.
– Интересно, зачем ему столько энергии? – на бегу кинул Маккинен.
– А мне совсем неинтересно. Я хочу, чтобы оно сдохло и оставило нас в покое.
– А оно, похоже, – прибавил Маккинен, – даже не замечает нашего присутствия.
– Тем хуже для него.
– Погоди.
Маккинен встал и, схватив за плечо Гросснера, остановил того тоже.
– Мы вооружены энергерами, а оно, судя по всему, энергией питается. Понимаешь?
Гросснер размахнулся и бросил пушку об пол; она отскочила с громким стуком.
– Ещё бы не понял! Но что же…
– …делать?
– Да.
Маккинен пожевал щёку.
– Мы должны хотя бы увидеть его. Возможно, на месте что-нибудь придумаем.
Гросснер невесело усмехнулся.
– Ты ведь сам в это не веришь.
Маккинен вынужден был согласиться.
– Не верю. А что остаётся?
Гросснер молчал. По прошествии секунд он качнул головой в сторону генераторной, одновременно дёрнув Маккинена за рукав.
– Пошли.
Чёрные массивные двойные двери генераторной встретили их взглядом, полным безразличия. Как будто пренебрежение ко всяким разумным формам жизни сквозило в этих прямоугольных металлических глазах… или лишь казалось. И запах, тошнотворнейший запах из каюты убитой Вишницкой присутствовал здесь более чем в полной мере.
– Готов? – Маккинен повернулся к Гросснеру.
– Открывай.
Как ни странно, но в сердцах было предельно спокойно, чуть ли не холодно. Маккинен взял e-ключи, вытянул руку – она совсем не дрожала. Карточка коснулась сенсо-поля, и крайне неторопливо, словно делали одолжение, двери-титаны стали расходиться в стороны, исчезая в столь же толстой и высокой стене по бокам.
Космонавты приготовились… к чему? К чему можно подготовиться в подобной ситуации? Вероятно, всего лишь к двум вещам: либо бежать без оглядки, либо бесстрашно бросаться в атаку.
То, что явилось их глазам, отринуло оба варианта, ясно сказав: всякие попытки – бессмысленны.
– Вот же срань… – выругался Маккинен, когда невыносимо дохнуло смрадом жуков, тараканов и гусениц.
Волна тошноты взметнулась вверх у обоих.
Рука Маккинена задрожала, потянулась вниз, обхватила рукоятку насколько бесполезного, настолько и опасного в этой ситуации энергера.
Гросснер просто стоял – стоял и молча взирал на кошмар, от которого их с механиком отделяли считанные метры.
Прямо перед мужчинами раздалась вширь и ввысь ржавого цвета махина генератора, с его множественными выступами и заострениями; с его ответвлениями из металла; с его проводами, толще и тоньше. А к генератору, обняв его нерушимой хваткой вытянутого членистого тела, присосался пятиметровый паразит омерзительно-оранжевого оттенка, полупрозрачный, просвечивающий приборами и мониторами, усеивавшими стену напротив входа. Сухое жирное тело медленно-медленно двигалось туда-сюда, при этом не сходя с места, и тем самым напоминало гигантского удава-людоеда из мифов и легенд античных землян. Бугры наверху невыразимо отвратительного существа выглядели искусственно сделанными. Беззубый рот с разверстой бездонной глоткой на безглазой безносой голове вцепился в «шапку» генератора. Непрекращающиеся сполохи электричества, мини-молнии бегали по «губам» космического урода, не доставляя ему никакого дискомфорта, – наоборот, он, видимо, получал удовольствие. И не только.
– Гросснер, он… растёт! И проявляется!
Гросснер и сам заметил.
Несомненно, чем больше энергии потреблял паразит, тем больше становилось и менее просвечивало его тело. С каждой новой выпитой порцией электричества он делался… реальнее.
Маккинен отошёл на шаг назад.
– Гросснер!
Но старпом просто стоял и пялился на обретающую плоть и кровь, действительность фигуру.
Маккинен, не до конца отдавая отчёта в собственных действиях, поднял энергер и выстрелил твари в морду. Да, это ничего не дало, разве только паразит стал проявляться ещё чуть быстрее…
Лампочки в генераторной лихорадочно замигали. Совсем скоро к ним присоединилось освещение в коридоре, где стояли мужчины, а потом – не надо быть гением, чтобы догадаться, – это процесс охватит весь корабль. Затем он начнёт лихорадочно трястись, точно бы в агонии смерти… Да он уже трясётся, и посекундно всё сильнее! Значит, несколько минут, и генератор умирает, монстр обретает всамделишную форму, корабль, все системы которого оказываются одновременно поражёнными, остановленными и уничтоженными, взрывается. Они же с Маккиненом… Нет, не будет больше их с Маккиненом. Но – потом? Что потом?…
Истерично, на весь звездолёт завопила сирена системы безопасности.
Гросснер боялся, он на самом деле умирал от ужаса, едва начиная представлять картину ближайших месяцев или, да что уж там, недель!
– Маккинен, – с величайшим напряжением исторг из себя старпом. – Дай энергер.
Маккинен ничего не спросил, не уточнил зачем: он догадался зачем, да и о причине тоже. Не спастись – не успеют убежать, и их либо сожрёт паразит, либо, когда не выдержит генератор, разорвёт на мельчайшие частички и разбросает по вселенной собственный космический корабль.
А жрущая тварь, что станется с ней? Успеет сбежать? Или?…
Был единственный способ выяснить. Говорят, из любой ситуации всегда есть хотя бы два выхода: правильный и неправильный. В их случае же, видимо, всё свелось к единственному пути.
Маккинен переключил телебраслет на руке и связался с диспетчерской.
– Земля, прими сообщение, – монотонно заговорил он.
И принялся излагать их историю. Свободной рукой механик протянул энергер Гросснеру.
Как только Маккинен закончил «речь» и прервал связь, не дав Земле даже ответить, червь уже почти сделался реальным. Почти.
Давно прицелившемуся и настроившему энергер на максимальную мощность Гросснеру оставалось лишь нажать на спуск.
Предельно плотный, разрушительный энергоразряд пробил генератор насквозь и родил ослепительнейшую, всесокрушающую, всё сжигающую вспышку. И грохот, коему для космонавтов не было подобного. Больше с ними не произошло ничего.
Груз не будет доставлен на Плутон…
…Космический грузовик «Орион – 12», что вёз плутонским колониям продовольствие, замер рядом с дрейфующими в безвоздушном безраздельном холоде обломками.
– Эй, кэп, посмотри! – позвал старший помощник Доджсон.
Капитан Сноу глянул на экран монитора.
– Похоже, это всё, что осталось от «Лученосца – 1», ну, того пропавшего лёта с грузом медиа-аппаратуры, – заметил старпом.
– Похоже на то, – согласился капитан. – Но мы не за этим летим. Передай диспетчерам о находке и давай жми дальше.
– Есть.
– А мне ещё надо надавать по заднице бортмеханику, чтобы лучше следил за системой энергорегулировки.
– А что с ней не так?
– Да барахлит, как не знаю что! Энергия уходит, словно сквозь пальцы. Немного, и придётся жертвовать какими-то из систем, чтобы долететь. А там уж дозаправимся.
Доджсон согласно кивнул.
Через мгновения он, однако, заметил неожиданно и странно похолодевшим голосом:
– Кэп. Приборы показывают, что мы попали в зону поглощения энергии.
Сноу опешил от такой новости.
– Точнее.
– Точнее, мы будто бы находимся внутри чёрной дыры.
– Нет здесь никакой дыры!
– Знаю. Только…
Старпом недоговорил: их с капитаном внимание целиком привлекло то, что отображалось на самом правом из обзорных экране. Доджсон отцентрировал картинку и настроил так, чтобы всё было видно.
– Объект на значительном отдалении, – принялся докладывать Доджсон, имея в виду галактическое тело, заинтересовавшее их. – Похоже на планету.
– Что ты несёшь! – вспылил Сноу. – Нет и никогда не было там планеты! Сколько помню, в этом квадранте находится звезда KFD-24V. Уже который год летаем – стыдно не знать таких вещей.
– Может быть, – аккуратно согласился Доджсон. – Только взгляните получше: это ничем не напоминает звезду. – Старпом максимально приблизил изображение. – Или если это и звезда, то давным-давно потухшая.
– Что? Ты в своём уме?
– Либо же это KFD-24V, – продолжал выдвигать версии Доджсон, – которая обледенела в считанные дни.
Сноу нахмурил брови, вперил в Доджсона удивлённый взгляд.
– Да что за…
Ответ пришёл сам собой.
Галактическое тело на экране задрожало, точно было полое, а изнутри, по всей площади, его било нечто живое и колоссальных размеров. Потом же планета, или погасшая звезда, взорвалась мириадами громаднейших осколков. Шар просто разлетелся на части.
Сноу и Доджсон следили за происходящим, не в силах оторвать взгляда.
В потоке тысяч, миллионов вновь созданных астероидов что-то двигалось. Что-то, вне сомнения, живое. А ко всему прочему настолько длинное, что сумело поместиться внутри сферы галактических размеров, свернувшись десятками и десятками и десятками невероятных по протяжённости колец. Волна поглощения электричества, уничтожения тепла, разрушения реальности – волна чистой энтропии исходила именно от этого существа.
И оно… Да!
Оно направлялось прямо к ним.
(Октябрь 2015 года)
В отражениях
Отныне уже ничто не будет таким, как прежде.
Ф. Дик; Б. Вербер
I
Космолёт рассекал иссиня-чёрные глубины космоса. Корабль носил имя «Второй», потому что ему посчастливилось быть именно вторым.
СССР – Союз Славянских Суперсоциалистических Республик – и США – Свободные Штаты Америк (Северной и Южной), – забыв о распрях и объединившись, возлагали на него многие надежды. 65 % средств вложили в проект славяне, а 35 % – амеры. Старт производился с «Байканура – 22», что на территории Союза, поэтому главенствующее слово принадлежало эсэсэсэровцам; и звёздых спасателей было принято решение называть космонавтами, а не астронавтами. Тем временем, и в научных, и в обывательских кругах всё прочнее и неизбывнее входило в обиход название «юнинавты» – от английского слово «Universe», «Вселенная», то есть «путешественники по Вселенной».
Что же касается проекта: три дня назад в Центр Управления Полётами поступил сигнал бедствия – его послал «Первый», миссия которого была засекречена. Неделю от судна не приходило вестей – и вот, наконец, они есть!.. В срочном порядке подготовили и отправили на поиски «Первого» спасательную экспедицию; её-то кораблю и дали имя «Второй».
А вот и предпосылки для экспедиции номер один.
Русско-американские «поисковики», отлитые из металла искусственные спутники, вращающиеся на орбитах планет Солнечной системы, все как один принялись передавать на наземные мониторы нечто непонятное. Светло-фиолетовую линию. На картах, по-разному и с разными целями отображавших Млечный Путь, она начиналась у самого верха и, всегда идеально прямая, всегда преточно вертикально проведённая, проходила ровно через центр галактики, чтобы закончиться в нижней точке картинки. Но то лишь частность: указанная линия светло-фиолетового оттенка продолжалась и на картах, вмещавших другие галактики и прочие регионы Вселенной, по-прежнему не сдвигаясь с места и сохраняя предельную прямоту. Пересекая их от начала и до конца, она упиралась в нижний край, что совершенно явно намекало: открой план соседней системы – и обязательно увидишь странную, неизвестно откуда взявшуюся вездесущую полоску. А ведь фиолетовый цвет любых яркости и насыщенности никогда не использовался космическими картографами для обозначения чего бы то ни было.
Вскоре выяснится, что необъяснимое поведение «поисковиков» и таинственная линия – далеко не последние части загадочной глобальной головоломки…
II
…«Второй» подлетал к наивысшей точке Линии в пределах Солнечной системы; штаб и, соответственно, экипаж звездолёта называл выбранное место просто – Началом.
– До цели осталось 5 минут 45 секунд, капитан, – сообщил, обернувшись, второй пилот.
Его звали Джек Лексус, и, конечно же, из-за фамилии пилоту то и дело приходилось выслушивать шуточки знакомых на автомобильную тематику. Но что попишешь, и за тридцать с лишним лет жизни Джек свыкся с выпавшей ему судьбой.
– Медленно сбавить скорость вполовину, – приказал Джеймс Арнольдс, капитан, высокий худощавый брюнет лет сорока с небольшим.
– Есть, сэр, – привычно-дежурно отозвался Лексус.
– И снижай каждые десять секунд ещё вдвое до достижения скорости, близкой к минимальной, – заученно-отстранённо проговорил Арнольдс. – Потом, чтобы не тратить зря топливо, плавно останови.
– Есть, сэр, – повторил помощник.
И он, и капитан превосходно знали, как управлять кораблём, но порядок есть порядок.
Лексус вновь развернулся к голосенсо(ГС) – штурвалу.
Экипаж целиком собрался в комнате управления, просторном помещении, включавшем в себя функции рубки, капитанского мостика и центра руководства внутренними системами корабля. Все были приятно возбуждены, все смотрели на экраны и иллюминаторы, предвкушая скорую остановку, надеясь быстрее раскрыть тайны мистической Линии.
И тогда…
Штурвал словно взбесился! 3D-рычаги сами собою дёргались, трёхмерные кнопки нажимались, бешено передвигались голореле, штурвальные экраны сходили с ума, неоно-лампочки, будто огни светомузыкального ню-диско, загорались и тухли, что, впрочем, никоим образом не сказывалось на космолёте. Внутри него царило заложенное идеей межзвёздных полётов спокойствие – ярко освещали коридоры миниатюры, то есть крошечные фонари, автоматически реагирующие на высказанные вслух потребности экипажа и его физическое, физиологическое и эмоциональное состояние, самодвери мирно покоились на положенных местах; да и летел «Второй» ровно, размеренно. Всё вроде бы в порядке – если позабыть про панику пульта, чего делать экипажу было категорически нельзя и смертельно опасно!..
– Сделай же что-нибудь! – возвышая голос над гулом перегруженного и всё более и более нагревающегося пульта управления, прокричал Арнольдс.
Мощнейший толчок потряс «Второй», и это оказался не метеорит, которых в космосе курсировало великое множество. Все члены экипажа, включая пытавшегося удержаться за раздвижной вирторуль второго пилота Лексуса, с шумом попадали на пол. А затем новый удар обрушился на «Второй», – взорвался один из двигателей космолёта.
– Погибнем ведь, чёрт! – провозгласил общую мысль борт-механик Семён Савельев.
– Дер-ржитесь, – прорычал сквозь панику и ужас капитан Арнольдс. – Нас к такому готовили… прорвёмся! Мы…
Только-только успевший подняться на ноги, экипаж вновь упал навзничь. Космолёт, словно пластмассовый шарик, «выстреливший» благодаря туго натянутой и резко отпущенной пружине, неудержимым порывом рванул вперёд. Развившаяся скорость превышала критическую. «Второго» должно было разорвать на части одновременно изнутри и снаружи… но, по неизвестной причине, неизбежность не настигала корабль. Экипаж, точно личинки мухи в сиропе, копошился на полу, тщетно пытаясь встать.
Монитор с трёхмерной картой Солнечной системы и показателями внутренних систем судна, единственный элемент штурвала, который продолжал работать нормально, демонстрировал, что «Второй» впритык приближается к Началу. У членов экипажа внезапно и необъяснимо возникло одинаковое чувство; его каждый выразил по-своему, собственными словами, и, тем не менее, смысл тоже совпадал до идентичности:
«Должно что-то случиться… Что-то ещё более загадочное и коварное!..»
– Капита-ан! – надрывая горло, заорал Савельев. – По расчётам моего инди-оборудования… Дьявол, уже не десять – пять секунд осталось! – тотчас, неожиданно перебил он сам себя. – Не хочу умира-ать!
Координаты на одном из панельных экранов прекратили безумный бег – непонятно когда, но – разом. Капитана, будто сливу в соковыжималке, давила к низу и выворачивала наизнанку гигантская сила; перед глазами замелькало. Он успел бросить взгляд на монитор К-джипиэса (космо-джипиэса) и увидел там нули… сплошные нули… ничего, кроме нулей…
Что же получается?… Космического отрезка, которым они двигались, не существовало на самом деле?! Абсурд!.. бред!..…Или?…
Удивляться не оставалось мочи.
– Не хочу умира-ать, а-а-а!..
Далее – оглушительный грохот, будто внутри, в сердце и сердцевине корабля, прогремел взрыв, что не признаёт рамок, подобий и измерений, взрыв, заставивший людей мгновенно оглохнуть…
– У-уми-ира-а-ать!..
…и потерять сознание.
Вспыхнуло ослепительное светло-фиолетовое сияние; оно, однако же, осталось для них незамеченным.
Затерявшийся в поразительном громадном сполохе, корабль вначале слился с ним, а потом пропал из виду.
III
Всё кончилось; никто не знал как, но кончилось. «Второй» дрейфовал в открытом космическом пространстве. Космолёт спал, штурвал – спал, экипаж – спал…
Первым очнулся повар Пётр Емельяненко.
– Что случи… О-о, чёрт! Голова раскалывается хуже переспевшего арбуза!.. – Превозмогая боль и пелену, застившую взор, он огляделся. – Что случилось?… Эй, ребята! Вы живы?!.. Капитан! Савельев! Лексус!..
Попеременно приседая на корточки и вставая, повар принялся тормошить одного лишённого чувств человека за другим. Наконец, благодаря умелым оплеухам Емельяненко очнулась Паршук, медсестра.
– В порядке? – любезно осведомился мужчина.
– Нет, – был ему честный ответ. – Как остальные? Что произошло?
– Не знаю, – озадаченно отозвался Емельяненко. – Корабль трясло-трясло, всё взрывалось-грохало… и потом вдруг перестало. И все в отрубе.
– Но живы?
– Капитан, Лексус, второй механик и оба охранника дышат, но приходить в себя отказываются. А тех я ещё найти не успел: похоже, нас, точно котят, разбросало по всему кораблю!..
Емельяненко, как истый джентльмен, помог даме подняться, и они вместе отправились осматривать звездолёт в поисках доктора Спиридонова, первого борт-механика Савельева, электрика, завскладом и прочих космонавтов.
Спиридонова они нашли безжизненно обвисшим на перилах замершей, подобно трупу, перемкнувшей, сломанной автолестницы; экипаж пользовался ей, чтобы быстро, удобно и безопасно перемещаться из КУ к жилому отсеку, камбузу, столовой, душу – и обратно. Спиридонов дышал, однако пробуждаться из забытья тоже «отказывался».
Тогда Паршук, вспомнив про аптечку, вернулась в КУ и с радостным облегчением обнаружила, что прикрученный к стене ящик цел (а случиться ведь, учитывая непредсказуемые обстоятельства, могло всякое). Она прикосновением открыла сенсо-дверцу, достала пузырёк с обыкновенным, но веками проверенным в боях нашатырём и вернулась к мужчинам.
Раскрытый пузырёк, сунутый под самый нос Спиридонову, к счастью, помог; хотя доктор не подскочил как укушенный, глаза он открыл тут же и, сильно проморгавшись, пришёл в ясное сознание.
Савельева они искали уже втроём, только того нигде не было. Тройка посовещалась и распределилась по кораблю следующим образом: Емельяненко – левый сектор (КУ и примыкающие подсобные пространства), Паршук – центральный сектор (жилой, пищевой и гигиенический отдел), и Спиридонов – правый сектор (комнаты системных узлов здесь, на верхнем, первом этаже, и генераторная и механическая – на втором, нижнем).
Борт-механика обнаружил Спиридонов; тело Савельева, чудовищно изувеченное, неким, нет, не чудом – чудовищным капризом судьбы очутилось за раскрытыми и заевшими в стенах автодверями прямиком среди поломанных чипо-шестерён, порванных микрокабелей и кибермеханизмов робоцентра «Второго».
Электрик Вернер, на которого наткнулась Паршук, лежал под сегментом автолестницы, связывавшим коридор и пищевой отсек. Натолкнувшись на тело, Паршук вскрикнула. И было отчего: Вернер представлял, в лучшем случае, жуткую пародию на живого человека – глаза навыкате, того и гляди оторвутся и вылетят прочь, шея искривлена под неописуемым углом, из-за уголка рта выглядывает запёкшаяся кровь. Не зная зачем, но, скорее, от ужаса, чем движимая разумным порывом, Паршук проверила пульс на руке и шее электрика; естественно, биение не прощупывалось.
Тут активировался переговорник, металлическая точка внутри её правого уха, незаметная и давно неощущаемая.
– Катя, Петя, приём, – заговорил Спиридонов; ни намёка на положительные эмоции в его голосе не ощущалось, и совсем скоро они поняли почему. – Мёртв наш Савельев. Он в механической… лежит… Точнее, лежит то, что от него осталось. Не знаю, что и как его сюда затолкало, но у меня мурашки от этого корабля… от этого задания и проклятущей Линии!..
– Спокойно, Валя, спокойно… – гася внутри собственную неуверенность, произнёс Емельяненко. – Катя, ты?
– Вернер под лестницей, рядом с пищблоком, – коротко откликнулась медсестра. – Весь переломанный. Погиб, конечно…
– Ну а я нашёл недостающих, – отчитался Емельяненко. – Кто где… Только некоторые в таки-их местах!.. – Он осёкся и приказал себе отставить пораженческие настроения, а потом попробовал выполнить приказ в точности и максимально быстро. Получилось. Почти. – Здесь тоже одни трупы, – добавил он, завершая до дрожи пугающую картину произошедшего.
– Надо похоронить, – твёрдо сказал Емельяненко.
– Непременно! – согласился Спиридонов.
– Сначала разбудим спящих, – внесла свою лепту Паршук. – Думаю, нашатырь должен помочь.
IV
Составной межгалактический гроб, братская могила, уплывал вглубь пестреющего белыми, жёлтыми, оранжевыми, красными булавочными головками звёзд космоса. Запасённых на борту на крайний случай гробниц не хватило; в каждом яйце из металла и стекла лежало по одному телу, однако в двух гробах мертвецы покоились парами. Чтобы выразить важность и незыблемость единства, пускай даже за чертой смерти, «яйца» соединили магнитотросами, после чего уронили в безбрежную вечную тьму, тьму и пустоту, задействовав в полу похоронной предназначавшийся для этого большого размера люк.
Выжившие из команды «Второго» с грустью, болью, гневом и иными, не имеющими словесного выражения чувствами глядели через иллюминаторы вслед неспешно удаляющемуся «цветку смерти».
– Жаль их, – горестно уронил Емельяненко. – До слёз жаль… И ведь как погибли: непонятно, но – страшно… Врагу не пожелаешь.
– Да, – только и смог выдавить из себя Джексон, второй механик. – Да…
– Пусть будет Великий Космос им лучшим приютом! – торжественно выговорил капитан Арнольдс фразу, которой провожали в последний путь погибших при исполнении долга космонавтов.
– Пусть будет Космос им лучшим приютом! – повторили все.
Установилось скорбное молчание. Его решился прервать капитан, как и положено в подобных случаях, хоть случаев сродни этому и не было никогда за целую историю космоплавания.
– Я считаю, – по возможности уверенно и спокойно говорил он, – необходимо обсудить дальнейшие действия. Звездолёт дрейфует в межпланетном пространстве с тремя рабочими двигателями из четырёх. Имеются определённые поломки в механическом отделе; отделы энергетический и соединительный пока, в том числе поверхностно, не проверялись. Но главное, памятуя недавние события, я и предсказывать не берусь, что нас ожидает в будущем, причём ближайшем. Поэтому следует выработать стратегию поведения, и немедленно. Есть предложения?
В кармане у второго пилота Лексуса что-то запищало. Он вынул из кармана фон, выдвинул звёздную мини-голокарту и, только лишь взглянув на неё, изумлённо округлил глаза, – и выпершил:
– Ребята, а мы, оказывается, едва не врезались во что-то огромное… И овальное.
– В Линию? – уточнил капитан.
– Нет, – ответил Лексус. – Оно короткое, да к тому же густо-фиолетовое.
Арнольдс обвёл вопросительным взглядом собравшихся, предсказуемо не получил ответов на только что родившуюся сотню вопросов и широким, решительным шагом оставил покойницкую, выйдя через автодверь в коридор. Чудом выжившие как по команде последовали за ним.
Войдя на капитанский мостик, Арнольдс моментально замер на месте; позади него столпились подчинённые. Из уст людей раздались вполне уместные в данной ситуации слова и фразы.
А перед ними на самом объёмном голо-иллюминаторе, загораживая его, на циклопическом окне из сверхпрочных инопланетных материалов, заменявшем кораблю то, что у далёкой и позабытой автомашины называлось лобовым стеклом, дрейфовала в беззвучном и безразмерном космосе словно выпрыгнувшая из ниоткуда махина. Угрожающе-массивная и… сделанная из металла?
– Что за хрень?! – воскликнул Арнольдс.
Никто бы не взялся отвечать, поскольку трагически поредевший экипаж занимал ровно тот же вопрос.
Между тем, в обязанности Арнольдса, как командира, входило установить истину.
– Джексон, – обратился он ко второму механику.
– Да, капитан?
– Ничего не понимаю. Что это за фигня? Её же полчаса-час назад не было!
– Не было, – не стал спорить Джексон. – И – не знаю… Но цветом, материалом, строением… вообще внешним видом оно напоминает мне переднюю часть станции.
– Если это так, – продолжила мысль коллеги Паршук, – в ней, на ней или рядом с ней должен находиться стыковочный механизм. Или впусковой.
– Станция?… – Арнольдс будто пробовал слово на вкус. – Что ж, если оно и правда станция, значит, внутрь неё, вероятнее всего, можно попасть. А в нашем случае это видится единственным решением. – Он помолчал с минуту, обдумывая сложившуюся ситуацию. Потом громко хлопнул в ладоши, тормоша, подбадривая тем и себя, и приунывших соратников, и недрогнувшим голосом приказал следующее: – Идём исследовать… м-м, будем называть её Станцией. Но кто-то один останется на корабле, чтобы, во-первых, поддерживать связь с нами и попытаться «дозвониться» до любого доступного космопорта, а во-вторых, чтобы полазать по судну, порыться в его начинке на предмет причин и объяснений происходящего. Конечно же, вряд ли что-нибудь удастся выяснить столь банальным способом, и всё-таки, всё-таки…
– Сэр, – подал голос Джексон, – корабль, увы, в нерабочем состоянии: топливо кончилось.
– Вот чёрт, – проронил Арнольдс, крайне недоволный – больше на себя, потому что не усмотрел проблему, не проработал. – А доп-баки? – без особой надежды осведомился он.
– Пусты, – вздохнул Джексон.
Однако Арнольдс уже и сам всё видел. Бессловесный, бездушный и безэмоциональный монитор, единственный из электронных собратьев не вышедший из строя, не скрывая, предъявлял на светящемся сенсоквадрате неутешительную информацию: вертикальную колонку гордых нулей в разделе «Топливо». Необъяснимым образом опустели основные и дополнительные баки и с жидкой «пищей» для космического скитальца-монстра, и с энерготопливом; заряд генератора, и тот неудержимо падал – всё вниз и вниз, ближе и ближе к отметке «0».
– Вылетаем на шлюпках сейчас же, – сказал Арнольдс; какие только чувства не слышались в прозвучавшей команде: и недоумение, и злость, и решительность, и грусть, и бескомпромиссность… – Корабельным смотрителем назначаю Джексона.
– Ага, – не по форме ответил Джексон, явно увлечённый построением догадок об их погрузившемся в пелену тумана, извилисто и прихотливо разветвляющемся будущем.
Арнольдс простил второму механику словесную вольность – не то время, чтобы, в ущерб боевому духу, который и без того мал, насаждать малозначащие… да что там, практически бессодержательные сейчас строевые условности. Важнее – сплотить и добраться до правды, и – выжить.
– Сеанс связи – через каждый час, – уведомил капитан. – О любых, в том числе самых незначительных неполадках, сообщать немедленно.
– Есть, сэр, – наконец-то, хоть и с заметным нежеланием, вспомнил о субординации Джексон.
Арнольдс призывно махнул рукой и двинулся во главе небольшой процессии к отсеку с исследовательскими и спасательными шлюпками.
V
Две космошлюпки, выпрыгнув из бокового стыково-впускного отверстия, отлетали от «Второго».
– Лексус, начать обследование Станции, – не оборачиваясь, проговорил Арнольдс.
Уже через минуту в помещении раздался радостный голос второго пилота:
– В боку Станции обнаружена дыра явно искусственного происхождения. Достаточно большая, чтобы пропустить шлюпку.
– Действуй.
Шедшая первой космошлюпка, которой управлял Лексус, плавно залетела через зияющий чернотой квадратный провал внутрь неприветливой Станции: на её поверхности, насколько могли видеть космонавты, не горели ни сигнальные, ни опознавательные огни. Помимо этого, ни Станция, ни кто-либо, находящийся внутри неё или около, не подавал ни единого сигнала – вообще никоим образом не оповещал о своём присутствии. Вторая шлюпка, под управлением Спиридонова, проникла в тело Станции. С интересом оглядывались пассажиры двух мини-кораблей, уменьшенных, технически почти полных подобий «Второго», – только не овальных, а круглых, – однако рассмотреть что бы то ни было в хладном тёмном нутре галактического зверя представлялось невозможным.
Вдруг наноком в ухе капитана Арнольдса щёлкнул, и донёсся неправдоподобно громкий, забиваемый помехами – статическими и нет – голос оставшегося на дрейфующем звездолёте Джексона:
– Сэ-э-эр! – проорал он.
И сразу же, без всякой паузы, прозвучал мощный взрыв, показавшийся капитану тем громче, что раздался чуть ли не внутри его головы, заставив переговорник скрежетать и пищать. Арнольдс болезненно сморщился, обхватил голову руками и сжал; чуть согнулся, влекомый омерзительным шумом.
А снаружи творилось кое-что пострашнее, чем мучительные звуковые вакханалии. В полной тиши безразличного пустого пространства, в этой издревле ненаполняемой ядовито-чёрной глубине галактик и галактик, стены передней части оставленного «Второго» бесшумно вогнулись, затем выгнулись и, принуждаемые обжигающей волной взбесившегося гигантского пламени, разлетелись, будто куски метеорита, уничтоженного из космической пушки. Примеру переднего корпуса корабля последовали и средний с задним; в забортные мороз и мрак ворвался огненный язык саламандры-великана, увеличенный в сотни раз хвост феникса – ворвался, как и раньше, беззвучно и лишь для того, чтобы слиться с окружающей ледяной тишиной. Корабль погиб безвозвратно, унеся и жизнь дежурившего там Джексона.
– Майк! Майк, ответь! Майк!.. – надрывался через интерком Арнольдс – а толку?…
Будто бы охваченные мертвенным оцепенением и сдавленные им со всех сторон, снаружи и изнутри, две шлюпки плыли через непроглядную тьму.
VI
Пока миниатюрные корабли летели неведомо куда в брюхе не подававшей признаков жизни Станции, люди на их борту хранили гробовое молчание. Но вот темнота расступилась, свет проник в помещение, куда медлительно вплывали шлюпки; с виду – обыкновенный порт в обычной космической станции. Все парковочные места пустовали.
Посадка, к облегчению космонавтов, прошла без сучка без задоринки: круглые маленькие судна заняли две соседние прямоугольные площадки, снабжённые автоматическим магнитным полем (тоже вроде бы элементы привычной жизни). Позади сошедшиеся воедино крупные треугольные сегменты закрыли дыру в горловине Станции. Что это, реакция летающего сооружения на их прибытие? Результат команды, отданной кем-то из центра управления внутри Станции? Следствие поломки либо что-то ещё? Или объяснение другое, вероятно, совсем неожиданное и чуждое?… Гадать можно было сколько угодно.
– А если мы на какой секретный объект попали? Ну, из особо секретных? – предположил Гарвард, охранник.
– Но фиолетовая Линия, – напомнил Лексус, – её же видели по всей Земле.
– И правда. – Озадаченный Гарвард умолк.
– Сама Линия, безусловно, секретным объектом не является, – высказал мнение Арнольдс, – поскольку она и не объект вовсе. Конечно, есть шанс, что она обозначает нечто, не предназначавшееся для чужих глаз, и возникла на мониторах случайно. Но тогда в чём причина? И почему Линия столь длинна – проходит через все известные нам галактики, если верить полученным данным?… Вот Станция, да, та, вполне возможно, сооружение, защищённое грифом «Top secret»… только опять же, в чём её назначение?
– Это мы и пытаемся выяснить, сэр, – подытожил Лексус.
Теперь уже предаваясь размышлениям внутри себя, Арнольдс поджал губы и кивнул.
За бортами шлюпок родилось и стало нарастать шипение, и чем громче оно делалось, тем больше походило на шум работающего фильтратора. На стандартных, обыденных – по крайней мере, с точки зрения космонавтов и астронавтов – звёздных станциях фильтратор выполнял функцию анализатора и компрессора воздушной системы. Подключаясь к кораблям и шлюпкам, он определял состав атмосферы, наиболее пригодный для их экипажей, и воссоздавал его в заранее отмеченных прибывшими секторах: точке прибытия, коридорах, столовых, душевых, каютах. Но подобными новшествами оснащались лишь к-сооружения, т. е. сооружения космические, последних разработок; на моделях постарше фильтратор только убирал из атмосферы токсины, вирусы и бактерии, с тем чтобы гости, дыхательные потребности которых соответствуют фиксированным требованиям, чувствовали себя как дома.
– Что-то мне подсказывает, что за бортом нормальная земная атмосфера, – задумчиво произнёс Емельяненко, глядя на прозрачную стену-перемычку, разделявшую места стоянок и вход во внутреннюю часть Станции.
– Мне тоже, – поддержал Арнольдс. – Но скафандры всё же придётся надеть: один чёрт знает, какие сюрпризы они приготовили. Не сам же собой потерпел крушение и взорвался «Второй»? И не по своей воле умер Джексон?… – боль прорезалась в голосе капитана.
– Кто они, сэр? – рискнул полюбопытствовать Лексус.
– Говорю же: чёрт знает! – резко ответил Арнольдс.
Облачённые в эластичную защитную одежду, что оснащена системой жизнеобеспечения, сенсорными регуляторами и голо-экранами – так называемые скафандры пятого поколения, – они вышли наружу; скользящие двери шлюпок за их спинами незаметно вернулись на место, вновь став единым целым с мини-кораблями.
Спиридонов коснулся герметичного кармана, давая команду раскрыться, вытащил анализатор и, проверив с его помощью здешнюю атмосферу, вынес вердикт:
– Воздух для дыхания пригоден. В точности наш, земной. – Он улыбнулся, хотя улыбка и вышла напряжённой.
– Знал ведь, знал… – тихо, сквозь зубы, проронил Арнольдс.
Космонавты отдали сенсорам костюмов приказание ослабить натяжение, расстегнуться и упасть; краткий процесс раздевания напоминал рождение бабочки из кокона или появление личинки из яйца, только многократно ускоренное. Коснувшись специальных и, по умолчанию, заблокированных сенсокнопок на скафандрах-5, они сжали их вакуумным способом в несколько раз, а после положили в компактные самооткрывающиеся сумочки на правом боку. Все исследователи Станции были облачены в обязательную для любого звёздного путешественника регмед-одежду: приятная наощупь, она, что наиболее важно, оберегала тела людей от ожогов, переохлаждения и прочих неприятностей, передавала информацию о состоянии человека скафандру-пять и обеспечивала носителям максимальные удобство и маневренность.
Во внутренности Станции вела единственная, высокая и широкая, дверь. Сперва они внимательно её разглядели, а, не усмотрев ничего подозрительного, решили подойти. Видимо, отреагировав на приближение исследователей – так, во всяком случае, «поступила» бы всяческая знакомая им автодверь, – матово-бесчувственный четырёхугольник распался надвое и спрятался в стене по бокам. Они пошли дальше, ожидая, исходя из опыта, увидеть первый этаж.
Опыт, что удивительно, не обманул случайных пришельцев: там действительно находился этаж № 1, на что указывала знакомая всем без исключения 3D-надпись на антиграв-указателях и магнитных табличках на стенах и потолке. Масштабное полукруглое пространство прямо-таки усеивали самодвижущиеся дорожки. Характерный, ставший типовым дизайн: металл-полотна выглядели слитными, а не кропотливо и точно сложенными из сегментов, что соответствовало истине, и слева, справа и сверху их огораживало, для безопасности «пассажиров», силовое поле. Вот только выполнены дорожки были в виде устаревших эскалаторов – сначала короткая горизонтальная секция, потом длинная наклонная и вверху, надо полагать, ещё одна краткая, параллельная полу.
– Какой дорогой, кэп? – в меру сил непринуждённо поинтересовался Льютон, второй охранник.
Порассуждав про себя несколько секунд, Арнольдс принял решение.
– Ну, пусть будет седьмая. Семь – счастливое число…
Подчинённые и сами стремились поверить в положительное знамение, в какое бы то ни было, лишь бы оно прервало череду непостигаемого ужаса и неясной, словно бы пустой напряжённости, гротескно-пугающе и нежданно обрушившихся на них, а потому охотно согласились с выбором капитана.
Внешне седьмой «эскалатор» смотрелся не просто подобием – копией своих соседей-братьев. Первый из группы людей едва ступил на ленту дорожки, и она пришла в движение – вот и здесь не менее знакомое, даже родное… Все вместе, окружаемые загадкой и тишиной, в нервном молчании, останавливаемые смятением и подгоняемые любопытством, фигуры в синей (для мужчин) и красной (для женщин) спецодежде скользили вверх, сопровождаемые еле различимыми шорохами и щелчками, что издавал «эскалатор».
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/grigoriy-nedelko-8671031/sistema-v-sebe/) на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.